Серёга Молев глянул на зеркальную панель шкафа-купе. Равнодушно подумал: не зря ему дали погоняло - Моль. Белобрысый и невзрачный. Но это же только снаружи. Под чёрным френчем, под иссиня-бледной кожей и выступающими рёбрами ворочается, готовится вырваться... кто?.. пускай будет личинка... Жвала готовы терзать, рвать, проталкивать в пасть пищу - сочную плоть с будоражащим нервы запахом. Серёга оскалился. Зубы как зубы. А он предпочёл бы клыки. Но ничего, всё впереди.
Тренькнул звонок. Серёга полузакрыл глаза, вслушался в настойчивые переливы. Светка... Принесла нелёгкая. А ведь отговаривал! Почти искренне, подавляя охотничью дрожь. Что ж, сама виновата - прилипла к нему, как банный лист: пойдём да пойдём в старый парк. Так открыть ей или пусть отваливает, целее будет? Серёга усмехнулся. Но желудок содрогнулся от голодной рези, от едкой слюны защипало глотку. Сомнения отпали...
- Приве-е-т, - пропела Светка. - Заждался? Ну, Серый, зацени... А?.. Как я выгляжу?
Светка, любуясь чёрно-фиолетовыми разводами макияжа, крутнулась перед ним, бросила украдкой взгляд на зеркало. Видать, что-то мелькнуло перед глазами. Нахмурила брови, вгляделась, но через миг глупая и радостная улыбка растянула тонкогубый рот, так что стали заметны слоевища пудры - того и гляди, обсыплются.
На Серёгиных скулах вздулись желваки. Кого волнует Светкина внешность, кроме неё самой? Не знает, дурёха, что главное не вид, а ... вкус. Чуть отдающий аммиаком, как у красотули из агентства "Черри-мода". Или с огурцовой свежестью, как у больного церебральным параличом мальчишки из соседнего дома. За это Серёга и полюбил свои "открытия" - за неожиданность.
- Помереть не встать! - дурочка сделала комплимент сама себе и довольно повертела кудлатой, щедро налаченной головой.
Серёга бы расхохотался, если бы мог. А так - промычал одобрительно, сделал знак рукой в сторону двери, мол, идём. Выходя, Светка зацепилась рантом ботинка и чуть не упала. Обиженно оглянулась на Серёгу, стоящего в проёме: почему не поддержал, хамло? Уставилась на зеркальную панель. Рисованные брови поползли вверх. Но Серёга дожидаться не стал, быстро вытолкнул её и захлопнул за собой дверь. Светка поскакала по ступенькам впереди, а на улице всё же поинтересовалась:
- Ты как-то странно в зеркале отражаешься. Или мне почудилось?
- Почудилось, - буркнул Серёга.
- А давай проверим? - не отстала Светка, взяла его под руку и поволокла к витрине магазинчика, который уютно устроился в цокольном этаже дома. Особенного такого магазинчика...
Серёга как бы нехотя подчинился. С одной стороны, он был рад, а с другой - не очень. Ну что это такое: добыча сама прыгает в пасть к охотнику. Остаётся только сжать её зубами и почувствовать вкус.
В тонированной амальгаме мир темнел, цвета насыщались, резали глаза - и Светка ойкнула. А как ты думала, подруга? Переход - он такой, режет, полосует. И доказательство его существования - боль.
- Тушь, наверное, в глаза попала, - простонала Светка, тряся кистями рук и пытаясь проморгаться. - Платок... в кармане...
Серёга дёрнул её за локоть:
- Не ной. Пойдём.
- Бо-о-ольно... Серый, достань платок... Пусти, я сама... Ой, мамочки...
Серёга поморщился: все на переходе зовут мамочку. Даже дэцэпэшник, живший в приёмной семье. Даже вреднючая сорокалетняя училка. Светка сделала несколько шагов, волоча ноги, судорожным движением всё же вытянула платок. Повозюкала по глазам, размазывая кровь. Из носа закапало на кожанку, рот запузырился красной слюной.
- Кх... кха... Се...рый...кх...я не... - прохрипела жертва. Она не услышала шипения из пасти охотника и не увидела жвал, которые тянулись к её груди.
Через некоторое время Серёга разочарованно выпрямился. Тьфу, от такой кислятины язык облезет. Да и плоть оказалась не сочной, а ватной, точно прошлогоднее яблоко. Светка лежала навзничь, в рваной ране на левом боку розовели рёбра. На лице среди потёков смазанной косметики застыло глупое недоумение. Ну, он сам по первости тоже удивился...
Три года назад папахен совершил несколько неудачных финансовых операций. Так мамахен сказала. Но Серёга знал: родитель проворовался и слинял, бросив семью на растерзание следователям и обманутым совладельцам фирмы. Серёга с матерью лишились всего движимого и недвижимого и оказались в провинциальном городке, где очень кстати окочурилась двоюродная бабка. Мамахен пришлось устраиваться на работу, а Серёге - идти в новую школу. И понеслось... Кликуха прилипла в первый же день. От обстрела комками бумаги удалось спастись в стенном шкафу. Серёга опустил второй шпингалет и не вылез после звонка на урок. Затхловатая, пыльная темнота временно укрыла от идиотских рож "школьных товарищей", издевательств и жуткой безнадёги.
- А где новенький? - поинтересовалась математичка, она же класснуха, и визгливо позвала: - Молев!
Кто-то из ребят изо всей силы дёрнул дверцу шкафа, хлипкие защёлки не выдержали, и Серёга вывалился вместе с обломками стульев, веником и горой старых тетрадей.
Класс взорвался хохотом: "Лови моль!"
Целый месяц Серёгу "ловили". Синяки наслаивались один на другой, мать замучилась покупать новые рюкзаки, так как одноклассники не могли добиться, чтобы Моль полез за своими вещами в мусорный контейнер. Пришлось заниматься без учебников. Но однажды сам Серёга оказался внутри обросшего вонючей бахромой металлического ящика, на рыхлой горе прелых листьев и бытовых отходов соседнего дома. Внутренности сжались в ледяной ком, челюсти свело от омерзения и ярости. Раздался крик школьного дворника, но потонул в радостных воплях обидчиков. Дед пригрозил вызвать полицию и, судя по злобной матершине, сумел поддать кой-кому метлой. Со словами: "Давай-ка выбирайся, подсоблю" - он протянул было руку. Серёга словно не услышал. Контейнер оказался уродливым гробом, а хмурое от лохматых туч небо - чудовищной крышкой, которые навсегда отгородили Серёгу от прежней жизни. "Зашибли тебя охальники, что ли..." - запричитал дед. Но Моль вдруг подскочил и легко, точно на крыльях, взвился над мусоркой. Оказавшись на загаженном асфальте, он скинул куртку, снял джинсы и кроссовки. Шагнул прямо в ноябрьскую лужу. Дворник увидел приставшую к макушке кожуру, окликнул парнишку, засеменил за ним, но отстал. Умолкли и Серёгины одноклассники. Один из них попытался схохмить: "Он улетел, но обещал вернуться". В ответ загудели от бешеного порыва ветра провода, наотмашь стеганула снежная крупка.
Ледяной ком в подреберье не растаял и наутро. Серёга попытался растопить его горячим чаем, но всё тут же полилось обратно, еле до ванной добежать успел. А кожа даже не порозовела от обжигающего душа. В зеркале отразилась синюшная рожа с мёртвыми глазами. Вообще-то у Серёги была густо-серая с крапинками радужка, но жёлтушное кольцо вокруг зрачка почти вытеснило стальной цвет. Мамахен, как всегда, ничего не заметила. Она с вечера пригорюнилась над кипой банковских конвертов, да так и заснула на диване. Пускай... Неведение - лучшее спасение. Серёга нашёл свои вещи в не разобранных за три месяца тюках. Одежда оказалась тесной и короткой. Вырос, что ли, за осень? Впрочем, какая разница... В школу он больше не пойдёт. Пока не избавится от тех, кто третирует его. Как?.. Хороший вопрос. Для начала сойдёт длинный тонкий нож для разделки рыбы. Серёга обмотал лезвие салфеткой, отодрал подкладку джинсовки у правой манжеты, просунул в дыру нож. Эх, неудобно... Зато исчезло ощущение жуткого холода под ложечкой. И вообще он спокоен впервые за последнее время.
Серёга вышел из дома, поскользнулся на обледенелом асфальте, но устоял. Представил, как на гололёде разъезжаются ноги толстяка Иванчихина, главного из своры преследователей, как аккуратно подстриженная голова обидчика впечатывается в бетон цокольного этажа, как скребут пальцы заалевший лёд, на котором раскинулось тело. Стало весело, но рассмеяться Серёга не успел. Позади раздался женский голос:
- Молодой человек, не подскажете, в каком подъезде сотая квартира?
Серёга медленно повернулся, ещё не решив - ответить вежливо или послать тётку подальше.
- Ай! - вскрикнула женщина. - Что это у вас с лицом?
И неуклюже заторопилась прочь, не оглядываясь.
Серёга провёл рукой по лицу. Ладонь стала липкой. И вправду, в чём-то изгваздался. Надо взглянуть на себя в зеркальной витрине магазина. До этого момента он не успел поинтересоваться, чем там торгуют. Не узнал даже, работает ли заведение.
Серёга подошёл вплотную к стеклу. Оно взялось лёгкой дымкой, затем налилось опалесцирующей краснотой. Серёга не разглядел себя. Только улицу: шоссе, тротуар, многоэтажку. Но чёрт возьми, это была незнакомая улица! С вывороченным асфальтом, с пустыми провалами окон, чёрными остовами машин... Ветер швырялся мусором, разбрасывал сугробы пепла. Людей не было видно, только какой-то паренёк вышел из подъезда, поскользнулся и приложился головой о цоколь, изъеденный осклизлой коррозией. Тело сползло на землю, пальцы заскребли багряный лёд. Ух ты! Да это же Иванчихин! Надо же - только подумалось о его смерти, как вот тебе - воплотившееся желание! Однако изображение начало таять, а Иванчихин вроде шевельнулся и приподнял голову. Нет, нет! Пусть он сдохнет! Но чудное стекло уже ничего не отражало, в нём дрожали, плавились, перетекали, сливаясь в кольца, странные разводы. Серёга досадливо шлёпнул ладонями по витрине, и тут же скорчился от боли. Ледяной комок в животе снова дал знать о себе, но уже с новой силой. Нестерпимая резь словно вместила в себя предательство отца, отчуждённое равнодушие матери, побои, унижения. "Ожили" все ссадины и синяки, засаднила на лопатке рана от резиновой пульки. В ноздри полез тяжёлый, жирный смрад мусорного бачка... Значит, ничего не изменить, и возмездие - всего лишь глюк? Придётся жить со своими обидами?.. Нет! Уж лучше головой о стекло... Серёга с размаху ткнулся лбом в витрину, но вместо удара почувствовал, что увяз в густой субстанции. Теряя сознание, увидел: его кожа сползла бледными лентами, а багряная муть всосала лиловые, розовато-жёлтые прожилки, которые прежде были Серёгиными внутренностями.
Очнулся на тротуаре с ощущением приятной пустоты и лёгкости. Перед глазами колыхалось то ли пепельная взвесь, то ли облако мелких мушек. Джинсы и рукава куртки показались свободными, кроссовки - великоватыми. Усох, что ли? Рядом остановились люди.
- Наш новый сосед, - сказал женский голос. - Что-то случилось, смотри, он плачет. Из носу кровь...
- Здрав будь, соседушка, - с показной шутливостью обратился к Серёге мужчина. - Что за беда с тобой - упал? Или небольшие потери на линии фронта? Подрался?
- Ха-ха-ха, - злобно произнёс Серёга и оскалился.
Пожилая пара отпрянула и заторопилась к подъезду.
- Видать, малолетний наркоман... - донеслось до Серёги.
Серёга отхаркнул слизь, забившую глотку, и отправился по делам. Швырнул ненужный нож в кучу мёртвой листвы, припудренной сероватым снежком.
Заманить Иванчихина к зеркальной витрине оказалось несложно. Достаточно было подождать, пока стая расползётся по домам, оставив главаря в одиночестве, и шепнуть: "Слышь, а на стене моего дома такое граффити в твою честь! Не желаешь взглянуть?" Иванчихин сграбастал Серёгу за шкиряк и поволок с ругательствами: "Показывай". Оказавшись возле витрины, Серёга легко освободился и прильнул к стеклу. Иванчихин недоумённо уставился на радужно вспыхивающую поверхность и не заметил, как Серёга толкнул его вперёд. "Мама!.." - заорал толстяк, растворяясь в багровой мути.
Конечно, слово "раствориться" очень приблизительно называло то, что происходило с обидчиками Моли - одним за другим. Позже было выбрано другое - "переход". Его суть заключалась в том, что за витриной всё изменялось: придурки-одноклассники становились жертвами, а Серёга - охотником. И он мог рвать, пластать их тела, наслаждаясь не только неожиданным и разнообразным вкусом, но и беспомощностью добычи. Вернувшись, все, кроме охотника, теряли способность жить. Иванчихин внезапно грохнулся в обморок и раскроил череп о поребрик. Зазнайка Воронцов склеил ласты от язвы желудка. Были отравления, молниеносный менингит... А Моль, наоборот, нарастил мускулы, приобрёл авторитет. Все замолкали, когда он входил в класс, без очереди пропускали в раздевалку. Учителя никогда не требовали у него домашнее задание, не вызывали к доске. Так повелось после внезапной кончины двух преподавателей. Отправились посетить Молева на дому и на следующий день не вышли на работу. Перитонит от лопнувшего аппендикса и сердечный приступ у двадцатидвухлетней - вещи, конечно, разные.... Но похожие на некую закономерность. Житуха стала бы вполне сносной, если б не притяжение зеркальной витрины. Серёга подсел на переходы и вкус своих жертв. И ещё он знал: не приведёт кого-нибудь на заклание - будет сожран сам. Не раз замечал странных существ, похожих на гигантских змей, которые прятались в кровавом сумраке зазеркалья. Восхитительно опасных и смертельно красивых. Они, похоже, наблюдали за Серёгой и чего-то ждали. Вот только чего?... Через полгода обидчики "закончились". И Моль стал охотиться на любую дичь. Это было непросто: некоторые люди недоумённо косились на цокольную стену, когда Моль предлагал поглядеть на их отражение, ругались или советовали сходить к врачу. Серёга быстро уяснил - они не видят... Ну что ж, пускай живут.
Смазливая долговязая Светка появилась, когда Серёга учился в десятом. Она показалась какой-то неестественной: безолаберная лёгкость и добродушие не скрывали ищущий взгляд и настороженность. Серёга встревожился, а Светка сразу просекла, с кем нужно подружиться в первую очередь. Конечно же, с угрюмым блондином Молевым. Светка первая нарушила личное пространство Молева, усевшись рядом с ним за последний стол в кабинете физики. Никто не рискнул обернуться и посмотреть, как Моль отреагирует. Но затылки одноклассников стали напряжёнными, а физичка изошла на крик, чтобы привлечь внимание ребят. Серёга развеселился: вот же дурища эта Светка, пытается клеить его... Его, знавшего специфический аромат чуть приторной женской плоти. Тем не менее, личинка, которой уже было тесно во впалом Серёгином животе, царапала и кусала нутро.
Дурость победила. Серёга не прогнал новенькую, а через неделю даже стал разговаривать с нею. Девчонки, начавшие было испытывать Светку на прочность, быстро отстали. А она и не заметила отчуждения, словно прилипнув к Серёге. Только достала по самое "не могу" попытками вытащить его на прогулку, на дискотеку. А ещё - тупыми вопросами. Однажды, сфоткав Серёгу в парке, заверещала: "Ой, у тебя такие глаза изменчивые! Вот сейчас - как хмурое небо. А иногда желтоватые... точно брюхо дохлой рыбы. Не обижайся, пожалуйста, но почему так?" Серёга буркнул что-то про освещение. Или недавно на биологии, когда он с сытой расслабленностью попытался вспомнить всех, кто побывал на переходе, вдруг ляпнула: "А тебе их не жалко?" "Кого я должен жалеть?" - вызверился Серёга, но Светка умолкла, косясь на биологичку, которая уже присматривалась к ним.
И вот Светка валяется, как проколотый воздушный шар, у его ног. Сама напросилась... Пора назад, в сволочной мир, существование которого оправдывала одна причина - он поставлял пищу. Зато когда Моль наберётся сил, когда живущая в нём личинка скинет оболочку, багровый туман станет его постоянной обителью. Он займёт своё место среди хищных теней. Пора...
Моль глянул вниз и оцепенел: тело Светки исчезло. Как так?.. Прикинулась мёртвой? Сбежала? Использовала его... аппетит, чтобы проникнуть в святилище? Ярость обманутого и униженного скрутила Моль тугим жгутом. Мозг точно взорвался от мыслей: догнать! Отомстить! Залить нутро, расплавленное ненавистью, сукровичной мешаниной, в которую он превратит тело бывшей подруги... Моль почувствовал, как лопнула по швам одежда. Услышал свой крик, ободравший глотку. И ринулся в бурый туман. Через миг сбавил ход от необычных ощущений. Что это с ним?.. Тело тяжело ворочалось, передвигаясь на коротких мясистых ножках. Массивная голова тянула книзу. Перед глазами покачивалась тьма. Зато несколько студенистых отростков вокруг рта жадно ощупывали пространство.
Красноватый туман стал плотным, и вскоре Моль ощутил, что пробирается через нечто, напоминающее обычную землю. Комки, валуны преградили путь, сдавили, точно тисками. По шкуре пробежала дрожь, будто от электрических электрических разрядов. Вскоре острая боль чиркнула по спине. По ходу, в этом зазеркальном "грунте" полно корней и обычного мусора. А если... кто-то охотится на него? Одна из тех тварей, которые мелькали в сумеречных глубинах? Нужно бы затаиться... Моль остановился, с усилием подтягивая сегменты своего туловища. Изогнулся, попробовал дотянуться до спины когтеобразными наростами на ножках, которые начинались сразу под массивной нижней челюстью. Чешуйчатые, в странных наростах бока тяжело вздымались, с хлюпаньем разбрызгивая слизь. Он ранен? Тогда беда - учуют, разорвут. А если свернуться клубком, спрятать разорванную шкуру? Но Моль не успел. Перед глазами мелькнуло нечто вроде гигантской косы, и мощный удар почти развалил тело на две части. Ножки судорожно задёргались, увязая в разноцветной лавине внутренностей. Жвала беспомощно хватали сыпучую субстанцию. Затухавшее зрение донесло последний образ: чудовищные клыки готовы сомкнуться на его голове...
Заброшенный аттракцион впервые за пятнадцать лет был освещён. Фары и мигалки полицейских машин бликовали на чёрном пластиковом мешке. В машине "Скорой помощи" хныкала долговязая симпатюля:
- Серый... Серёга Молев позвал меня сюда покататься, пофоткаться... Велел забраться на карусель, сам в механизм полез... Больше ничего не помню...
Девчонка взяла протянутые салфетки и стала аккуратно вытирать рот, лоб, щёки, тоненькие пальчики. Полицейский удивился тому, что мокрая от крови юбчонка и косуха в ошмётках мозгового вещества свидетельницу абсолютно не смущают. А потом, когда она, перестав всхлипывать, слизнула с плеча бурый сгусток, еле успел выскочить в дверь. Второй полицейский неодобрительно посмотрел на напарника, скорчившегося в кустах, и предложил проехать сразу в отделение, минуя больницу. Девица охотно согласилась.
Полицейский автомобиль мчался через ночь. Девушка спокойно сидела, откинув голову, и рассматривала улицу в сполохах рекламы. Полицейский глянул на неё и вздрогнул: на смазливое личико наползли разноцветные тени, глазницы запали и полыхнули жёлтым хищным огнём. Рот удлинился и изогнулся, показались два длинных клыка. Мужчина почувствовал, как похолодел затылок и заходили рёбра в попытках вздохнуть. Девица поймала взгляд, и меж чёрных губ, плотоядно раскачиваясь, мелькнул раздвоенный язык. А через миг видение исчезло. Полицейский уставился в окно, пытаясь унять беспорядочно-тревожное сердцебиение. Трасса напоминала огнённого змея. Мир, одержимый людскими страстями, летел ему прямо в пасть.