В плену Ведьминой челюсти
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Рассказ написан для канала "Таёжные истории" и озвучен им. Все другие озвучки будут считаться нарушением авторского права. https://www.youtube.com @taezhnyeistorii О канале Добро пожаловать в уникальный мир "ТАЁЖНЫХ ИСТОРИЙ"! Он открывает перед вами портал в магический мир, где каждый рассказ - это путешествие за пределы обыденности. Здесь вы найдёте: 💚 Душевные истории деревенской жизни: Откройте для себя теплоту и уют маленьких деревень, где каждый домик и уголок хранит свои удивительные секреты. 💚 Фольклор и легенды: Погрузитесь в мир древних мифов и захватывающих народных историй, где каждый сюжет ведёт вас всё глубже в таинственный мир фольклора. 💚 Животные и их мир: Узнайте удивительные факты о животных тайги, их поведении, мудрости и инстинктах, которые порой превосходят человеческие. 💚 Археологические приключения: Следуйте за археологами и искателями сокровищ в их поисках загадок прошлого, открывающих нам удивительные истории о былом.
|
В плену Ведьминой челюсти
Вечер первого дня
Мы подъезжали к Устыыну уже вечером и видели его в сумерках - поваленные заборы, срубы, лишённые крыш, череду небольших домов со светившимися окнами вдоль главной улицы. А чего ещё ожидать от такой глухомани? Зато поодаль от села порадовала глаз неожиданная иллюминация маленькой турбазы. Её хозяин, Славкин батя, позволил нам оттянуться на ней в честь окончания первого курса. Сезон для туристов давно начался, но дела у Дмитрия Петровича шли ни шатко ни валко, и места для нас нашлись.
У ворот нас встретил управляющий Евсеич. По словам Славика, он был отцом погибшего друга Дмитрия Петровича, поэтому и заполучил хорошо оплачиваемое место и положение почти что хозяина в двухэтажном здании. Он ведал баней, следил за подачей воды, умел починить всё от электропроводки до мебели. Мог при надобности связаться с любыми структурами сразу двух соседних районов. Короче, Евсеич правил на турбазе. Да и в Устыыне тоже: вся обслуга была оттуда.
Мы не ожидали, что нас станут оформлять, как обычных туристов, но Евсеич настоял и, сдвинув брови козырьком над глазами, записал в амбарную книгу наши данные. Даже Славкины! Он услышал шепоток о бюрократическом беспределе и старческой придури, поэтому сказал как отрезал:
- Так положено!
И ещё добавил, выдавая ключи от номеров:
- Побудка и перекличка в семь, вечерняя поверка - в десять.
- Евсеич, дорогой, здесь что, воинская часть? - завёлся Славик.
В конце концов, он сын хозяина, наследник, и на кое-что имеет право.
- Здесь хуже, Славик, - вскидывая на него угрюмый взгляд, ответил Евсеич. - Здесь последний посёлок с электричеством в предгорье Саян. Дальше тайга, гольцы, горы. Интернета нет, сотовой связи нет, яхты нет, Чёрного моря тоже. Связь только через меня.
И он похлопал по рации.
Нас накормили до отвала вкуснейшим жарким, напоили морсом из какой-то ягоды. А ещё мы втихаря накатили водочки в честь приезда. Жизнь сразу показалась краше.
Толстуха-официантка Тая, оказавшаяся ещё и горничной, позвала нас:
- Вам в холл нужно. Без пяти десять, Иван Евсеич будут поверку проводить.
- Какая, к чертям, поверка? - проявил наследничью спесь Славик.
- Обязательно нужно, - заторопилась с объяснениями горничная. - Все ли на месте, все ли целы.
- Да куда мы денемся-то с этой подводной лодки? - продолжил возмущаться Славик.
Девчонки захихикали, предложили Славику расслабиться и получить удовольствие.
Горничная вдруг вжала голову в плечи, чуть ли не захныкала:
- Ой, пойдёмте, гости-господа, а то Иван Евсеич мне выговор сделают. Накажут.
- Чё за бред? - вдруг проявил агрессию тот, от кого мы её точно не ждали, - наш отличник Сёва. - Кланяйтесь в пуп вашему боссу, если хотите; выполняйте все его распоряжения. А у нас свои дела.
И он в открытую налил себе водки в стакан из-под морса.
Горничная глянула в сторону, ойкнула и прижала пальцы ко рту.
Мы посмотрели, куда она уставилась. В проёме двери стоял Евсеич, бледный и серьёзный. Он напоминал обычного обеспокоенного чем-то деда, а никак не босса.
- Что, водовка здесь запрещена? - нагло спросил Сёва, изображая заправского выпивоху. - Так мы все совершеннолетние.
- Запрета на спиртное здесь нет. Более того, сегодня придётся вам ещё выделить на ночь из запасов турбазы, - сказал Евсеич, будто и не увидел хамского поведения.
И он значительно глянул на горничную, которая прямо затряслась.
Мы притихли, потому что удивились.
- Пойдёмте в холл, ребята, - спокойно сказал Евсеич, и мы дружно за ним последовали.
Я точно знал: начни он орать, звонить Славкиному бате или качать права, мы бы хрен с места двинулись.
В холле, со шкурами, охотничьими трофеями и затейливыми украшениями на стенах, уже сидели человек шесть гостей турбазы. Поражала размером картина - сова-неясыть на ветке кедра над каменной пропастью.
Три тётки средних лет приветливо нам улыбнулись. Они явно из тех, кто ударяется в какую-то блажь, рядится в смехотворные одежды и предлагает купить что-то типа вытяжки из бивней недавно откопанного мамонта или корня бессмертия. Судя по тому, что они аккуратно ощипывали листики неизвестного растения, перед нами восседали народные целительницы. Престарелая пара тоже не показалась нормальной. Под ветровками они носили белые рубахи без воротников, а на их груди висело нечто похожее на мельничные камни в миниатюре. И эти "висюльки" здорово оттягивали им шеи. Иначе с чего бы пара то и дело перемещала их, двигала верёвки, которые оставляли красный след.
Шестая бабка вовсе выглядела пациенткой психбольницы. Из-под тёмного платка торчали очень коротко стриженные седые волосы, рот кривился, щёки дёргались.
Это разве турбаза?! Да это какой-то странноприимный дом типа таких, которые были в девятнадцатом веке. Мы рассчитывали на компанию любителей суровой дикой природы со всех уголков страны. Но если честно, просто мечтали о весёлых пикничках на полном безлюдье. Я глянул на Славика. Он пожал плечами, мол, я вас предупреждал: турбаза убыточная, батя уже лет пять не может избавиться от неё.
- Где Колчины? - сурово вопросил Евсеич обслугу, которая вытянулась поодаль.
Качок без форменной одежды, похоже охранник, покрутил головой. Повариха, такая же толстая, как и наша горничная, сказала:
- Поужинали со всеми, в шесть часов...
- Из корпуса никто не выходил, - добавил качок.
Евсеич повёл подбородком, и горничная сорвалась с места, чуть ли не бегом кинулась вверх по деревянной лестнице.
Пока она топала на втором этаже, разыскивая Колчиных, управляющий представил нас гостям, ласково переговорил с ними, присоветовал тёткам-целительницам сходить в ближний распадок, поинтересовался успехами семейной пары. Они уверили его, что чувствуют себя превосходно и наверняка "процесс запустился". Бабку, которая безучастно смотрела на свои руки, Евсеич ни о чём не спросил, только сказал:
- Рад за вас, Тамара Алексеевна.
Прибежала горничная, покачала головой. Евсеич нахмурился и сказал всем отправляться по своим номерам.
Наконец-то мы от него освободились! Баулы с выпивкой мы с Сёвой занесли в нашу комнату, рассовали одежду в шкафы. К нам постучалась Ленка. Ей стало скучно, потому что Маринка уединилась со Славиком в его комнате. Понятно, нужно же людям потрахаться, не боясь родительских звонков и не слушая их вопли: где ты, с кем, чем занят, чтобы к часу ночи был дома. Предки у парочки были не просто строгие, а по-настоящему повёрнутые на своих детях. Сюда-то отпустили, только потому что Славкин отец был хозяином турбазы и пообещал полный контроль за компанией со стороны управляющего.
Мы поржали над этой турбазой, её обитателями и внезапно осознали, что больше заняться нечем. Как это нечем? А бухло? Ленка быстренько соорудила закусон, но Сёва не успел ничего вытащить из запасов.
Открылась дверь, и без стука вошёл Евсеич с бутылкой воды, початой поллитровкой и стопками на подносике.
- А отведайте-ка нашей фирменной настоечки! Таёжные травы, минеральные добавки, ключевая вода из-под Ведьминой челюсти. Ну и спирт, само собой... - сказал он задушевно, будто ещё полчаса назад не разыгрывал из себя всеобщего босса.
О, Ведьмину челюсть мы видели, но не особо впечатлились. Всего лишь острые выступы скальных пород, которые располагались двумя полукругами на подъезде к Устыыну. Таких в этих местах, по словам Славика, здесь множество. Из-под некоторых "зубов" действительно били ключи. И вода считалась целебной. В дом Славика она доставлялась раз в год, и его мама угощала ею гостей, как редкостью. Я и сам пробовал - друг наливал втихаря от родительницы. Вода как вода. Но после, правда, весь день ощущался прилив энергии. А может, так просто казалось.
- Спасибо, - ответил Сёва и вкрадчиво добавил: - И вы с нами. А то как-то нехорошо пить гостям без хозяина.
- Да я уже со Славиком и его... кхм... подругой выпил, - отказался Евсеич и вышел.
Мы дружно прыснули, потому что представили, как рады были Славик и Маринка выпивать со стариканом вместо секса.
- Такой перец, как этот Евсеич, и опоить может. Подсыплет чего-нибудь в настойку, и ожидай после этого чёрт знает что, - предостерёг Сёва.
- Да бросьте вы, - отмахнулась Ленка, понюхала горлышко бутылки и сказала задумчиво: - А пахнет-то очень приятно, и без хвойного привкуса, который я не люблю. Вы как хотите, а я попробую.
И она налила немного в стакан с водой, покатала глоток во рту, и заявила:
- Ох ты! Прелесть! Ещё буду!
Другая её порция была наполовину с водой, а последующая - из почти чистой настойки.
- Эй, нам-то оставь! - потребовал Сёва.
Вскоре он потряс перевёрнутую поллитровку и сказал:
- Хорошо, но мало.
На нас напало безудержное веселье, даже музона не потребовалось. Мы хохотали по любому поводу, а в животе бултыхались крошечные шарики с веселящим газом. Ленка подошла к рогам, которые заменяли вешалку и сказала:
- Еврашка, хочешь выпить? Но у нас больше нет ничего.
И согнулась от приступа смеха.
Я, икая, спросил:
- Почему еврашка-то?
- В детстве мне читали северные сказки. Там так оленей называли.
Сёва, давясь смехом, возразил:
- Мне тоже читали эти сказки... Только еврашка - это... су-у-услик!
А потом нас срубила дремота. Захотелось спать как никогда в жизни. Ленка ушла, придерживаясь за стены. Мы завалились на кровать не раздеваясь, только едва успели скинуть обувь. Мне снились рогатые суслики, рогатые Ленки, рогатые тётки-целительницы...
Я проснулся от того, что Сёва спросил:
- Кто здесь?
В его голосе не было и крохи прежнего веселья, только страх.
Я тоже уселся, щелкнул включателем лампы, но свет не загорелся. Хотя и без него было видно, что комната пуста.
- Спи давай, Сёвка, тебе что-то приснилось, - сказал я.
Сёва указал на рога у двери, но тут же повалился на бок и засопел. А я уже не смог заснуть. Во дворе турбазы вдоль забора горели лампочки иллюминации, и сквозь тюль наполняли наш номер мешаниной разноцветных бликов и ночных теней. Красиво...
Я услышал явственный скрип. А потом и трение чего-то о стену. Видимо, в номере и вправду был посторонний...
- Кто здесь? - как только что Сёвка, спросил я.
Чёрт! Я перепугался, как семилетний пацан. Не смог даже вздохнуть, оцепенел, закаменел.
А мозг услужливо подсунул образ: на стене не просто рога, а оленья морда с косящим на меня глазом. Снова раздался скрип и шорох. Морда ещё сильнее повернулась ко мне.
В этот миг погасла иллюминация за окном. А глаз несуществующей морды вспыхнул багрецом.
И я вырубился.
День второй
Очнулся, когда в дверь затарабанили и горничная бодренько выпалила:
- Побудка! Все здесь?
- Да провалилась бы ты... - пробормотал Сёва и выкрикнул:
- Все!
- Завтрак до восьми!
И горничная застучала в следующую дверь.
- Слышь, Лёха, что здесь творится? Какие-то долбаные порядки, словно обслуга боится, что мы куда-нибудь денемся, - сказал Сёва, присматриваясь, не осталось ли водички после вчерашней вечеринки.
- Похоже, ты прав, - согласился я. - Сам посуди: вчера искали... как их... не запомнил.
- А вот я сейчас уже не жалею, что приехал сюда, - заявил Сёва.
Он не нашёл воды, заглянул в электрический чайник, переоделся в спортивный костюм и взял полотенце:
- Я в туалет и душ.
И тут я его спросил:
- А с кем ты ночью говорил?
- Я?! - вытаращил глаза друг. - Прикалываешься?
"Значит, не помнит, - решил я. - Может, и мне всё приснилось". Выходя из комнаты, подёргал рога. Они держались на стене крепко.
Возле душа собрались в очередь все наши, кроме Ленки. Похоже, это она сейчас плескалась за дверью, обитой затейливой лакированной рейкой.
Маринку шёпотом утешал Славка:
- Ну, может, это ерунда, не обращай внимания, да и всё!
Маринка хмурила брови над припухшими глазами:
- Нет, не ерунда! Сама видела!
- Что случилось? - влез в дела влюблённых Сёва.
- Отвали, - грубовато ответил Славка.
Видно, у парочки не всё сложилось ночью.
А Маринка заявила:
- Случилось то, что Славик уговаривает меня быть дурой и не верить своим глазам. А я не стану! Ещё и у этого Евсеича спрошу!
- Мара... да сон это, сон, понимаешь!
- Ни хрена себе сон! - обозлилась Маринка и с присущей ей прямотой вывалила на нас причину её раздора со Славиком: - Вчера после настойки Славик быстро притомился. А у меня сна ни в одном глазу. Провалялась чуть не полночи, считая барашков. Потом на улице послышались голоса. Я - к окну. Этот Евсеич куда-то собрался, а повариха за ним увязалась, то за руку его хватала, то умоляла о чём-то. А потом и вовсе на колени бухнулась. Он её оттолкнул так, что бедная тётка упала. Она поднялась и побежала за ним. И вдруг погасла иллюминация.
- Так-так... - ввернул своё слово Сёва. - Что-то здесь всё же происходит.
- Да ничего не происходит! - обозлился Славик. - Люди здесь не один год живут, у них свои отношения. Ссорятся, Евсеич всех прижимает.
- А ещё люди пропадают... - снова влез Славик. - Зуб даю, этой поварихи мы больше не увидим.
Похоже, все успели поесть до нас. Обслужила нас Тая, наша горничная-официантка. Маринка злобно спросила, где повариха. Тая шмыгнула носом и спросила:
- Люба что ли?
Маринка кивнула.
- Так она приготовила всё и отпросилась домой. Несчастье у неё: муж-алкаш в ручей упал, поломался. По пьяни.
- Угу, сочувствуем ей, - всё так же злобно сказала Маринка. - Наверное, мы больше её не увидим.
- Почему же? - спросила Тая. - Отправит своего в районную больницу, к обеду вернётся.
- А Колчины, стало быть, нашлись? - поинтересовался Сёва.
Тая, похоже, растерялась и отчего-то побледнела.
- Они и не терялись, - это ответил за неё вездесущий Евсеич. - Сейчас в холле отдыхают. А вы, молодые господа, не хотите ли прогуляться до Лютикового распадка? Я травниц туда поведу. Полюбуетесь на местные красоты.
Мы переглянулись. Я остро ощутил, как Евсеич подчинил нас своей воле. Хотелось совсем другого, главным образом, свободы, но мы неуверенно согласились. Этот управляющий точно сойдёт за злобного духа турбазы.
Проходя холл вслед за всеми, чтобы собраться в поход, я чуть не споткнулся. Со спинки дивана были видны головы сидевших Колчиных, а сами они отражались в большом зеркале у входа. Это была пара лет сорока, вроде обычная... но с лицами трупов, тронутых тлением. И не только - рука мужчины не лежала на колене, а была поднята над ним; у женщины отвисла нижняя челюсть. В полуоткрытых глазах - неживая тусклость. И вдруг Колчины разом моргнули.
"Короче, больше мне фирменной настойки не предлагайте, - решил я. - То оленьи бошки мерещатся, то моргающие трупы".
Во дворе нас весело поприветствовали травницы. Они чем-то с первых слов увлекли девчонок, а Евсеич покритиковал нашу обувь:
- Лучше бы резиновые сапоги надели. Жалко дорогие обутки о камни обдирать. Хотите, принесу со склада?
Мы отказались и следом за управляющим вышли за ворота. Устыын показался отвратительной заплаткой на величественных просторах тайги. Она поднималась по левую руку сплошным полотном, край которого лизал белейший пласт тумана. Над ним лес казался уже чёрным и переходил в смутно видневшиеся серые горы.
А справа всё оказалось наоборот: ярко-зелёная тайга, спускавшаяся вниз, тонула в мутно-серой дымке, чью пелену пронзали тёмные верхушки елей.
Мы замерли от такой красоты. Евсеич довольно улыбнулся и сказал:
- Чудесный край! - а потом добавил, как всегда, ворчливо: - Здесь спуска нет. Пройдём через село. А дальше - натоптанная тропа вниз. У ключей свернём к распадку.
Пока мы шагали по единственной улице Устыына, узнали от Евсеича о полуторастолетнем прошлом села, о жалкой участи стать упразднённым из-за бесперспективности и больших затрат на энергоснабжение горстки населения.
- Но пока держимся! - сказал в завершение управляющий. - Вот и спуск. Давай, Алёна Даниловна, действуй. Не верю я в эти штучки, но вот поди ж ты - они работают.
Сначала мы ничего не поняли. Но потом, когда одна из травниц вытащила из кармана пучок сухих растений, подожгла его и стала окуривать нас дымом, решили, что она отгоняет гнус. Зря, впрочем, старалась: мы знали, куда едем, и прихватили репелленты. Травница Алёна ещё что-то нашептала, перемежая слова посвистыванием.
- Можно идти, - улыбнулась она. - Ни одной змейки не увидим.
- Змейки?! - завопила Ленка.
Девчонку можно понять: кто-то из её дальней родни погиб от укуса щитомордника. Правда, много лет назад, на острове, где рыбачил. Ленка боялась змей до одури.
- Змеек, девонька, не страшись, - стала уверять её Алёна. - Они сами тебя боятся. Только будь осторожна, чтобы случайно не наступить на них.
- Зверь вокруг Устыына тоже пуганый, близко не подходит, - добавил Евсеич. - Главное, держитесь вместе. А я присмотрю за вами.
Спуск, или нахоженная тропа, был крутизной, примерно, как детская зимняя горка. Камни, выступающие из серого таёжного грунта, мешали просто сесть на задницу и съехать вниз. Если честно, то через пять минут я уже перестал обращать внимание на красоты. Не расшибиться бы...
Словно в ответ на мои мысли Евсеич сказал:
- Да не застревайте вы на одном месте. Любой из села с закрытыми глазами по тропе пройдёт. Если трезв, конечно.
Алёна вдруг ойкнула, но я даже не посмотрел на неё, потому что подошвы предательски заскользили.
- Софа, Катя, гляньте-ка! Похоже на ведьмину метку, - взволновалась Алёна.
- Какую ещё метку? - недовольно повысил голос Евсеич. - Нет здесь ведьм. Шаманы когда-то были. А ведьм не завезли, уж очень места труднодоступные.
Мы сгрудились вокруг Алёны. Она показывала на что-то из травинок, волосков и перышек, прилепленное к стволику юной ёлочки-красавицы. Нечто напоминало фигурку или куколку. Сёва потянулся снять её, но Софа хлопнула его по руке - нельзя, мол, трогать.
- Птичье гнездо сорвало ветром. Вот оно и застряло в хвое, - авторитетно заявил Евсеич.
- Ой, не скажите, Иван Евсеич, - возразила Алёна. - Ни одна птаха не сделает столько перетяжек, чтобы получились голова, ручки-ножки.
- Кто-то из местных ребят-балбесов пошутил, - заупрямился Евсеич.
Травницы значительно переглянулись, спорить не стали и продолжили спуск.
Вскоре мы почуяли острую свежесть воды, услышали журчание. Перед нами возникла площадка из скальных пород. Кое-где между ними ухитрились вырасти травы. А возле замшелых истоков трёх маленьких ключей возвышались резные листья с набравшими цвет метёлками. Тонкие струйки звонко стучали о воду в лужицах, которые изливались в робкие ручейки, стекающие вниз.
- Лабазник! - восхитились растениями травницы.
- Этого добра в распадке полно, - буркнул Евсеич. - Хоть косой коси.
- Этот особенный, розовый, - чуть ли не шёпотом сказала Софа. - И он поднялся там, где его не должно быть!
Травницы снова переглянулись. Я увидел, что их взгляды сильно обозлили Евсеича, но он не произнёс ни слова. Однако молчал не долго. Не хватило сил сдержаться, когда Катя попыталась поймать струйку в аптечную бутылочку.
- За водой нужно спускаться ниже, ещё метров на пятьсот. Можно найти и минеральный источник. Мы же в распадок хотели? - сказал он, поднимаясь с плоского камня. - Там вообще широкие и глубокие ручьи.
Катя потрясла бутылочку и посмотрела её на свет, с придыханием сказала:
- Розоватая!.. Кровь камня!
Евсеич не выдержал и прикрикнул на неё:
- Железо, марганец или медь в породе, а никакая не кровь! Ну так мы идём или здесь застрянем лужами любоваться? Нам туда!
И он указал на ели, позади которых высились шикарные кедры. Травницы взвизгнули и ломанулись вперёд по едва заметному ответвлению тропы, на которое указывали обломанные почерневшие ветки елей.
- Здесь люди десятилетиями шишку бьют. Только не будет нынче такого урожая, как всегда. Жрёт кедры какая-то дрянь, - обрадовал их вслед Евсеич.
Уже можно было идти не гуськом, а толпой. Подул ветер, который разогнал душноватый, густой запах хвои. Стало заметно холоднее, и Славик обнял Маринку.
Травницы точно сошли с ума. Они бросались на стволы кедров, стучали по ним кулаком, потом прикладывали ухо.
- Поют! Поют кедры!
- Кедры поют при ветре, который в десять раз сильнее, чем сейчас. Такие у них ветви. Сосны тоже поют, но больше похоже на шум, - поправил Евсеич.
- Ну вот, девоньки, трава-красава! - объявила Алёна, показывая на кустики, похожие на нашу грушанку. - Если личики умыть - ни один прыщик не вскочит. Отёки из-под глаз уйдут, кожа засияет. Про женское здоровье не говорю. Правда, собирать её не время. Но это больше корней касается.
- Зимолюбка это, - привычно влез в чужие речи Евсеич. - Так называют, потому что вечнозелёная. Так и зимует под снегом. В городе её достать и вправду трудно, а здесь...
- Хоть косой коси, - ввернул Сёва.
Он был очень задумчив и всё рыскал глазами то по нашей группе, то по лесу.
Девчонки бросились к траве-красаве, или зимолюбке, но Алёна сказала:
- Постойте-ка!
Маринка и Ленка послушно замерли.
Алёна вытащила из кармана ветровки пакетик, потрясла над землёй, пробормотала что-то и громко, важно сказала:
- Благослови на сбор!
Потом махнула девчонкам: мол, приступайте. Мне стало ясно, какая тема с первых слов знакомства сблизила травниц с нашими подругами!
Мы присели, ожидая, пока они затарятся травой-красоткой. Сёва спросил:
- Евсеич, дальше ведь пологий спуск?
Управляющий кивнул.
- А почему мы корячились на горке? Проще разве нельзя было?
Евсеич указал рукой в сторону и вверх.
Вот это неожиданность! Над зелёной стеной леса возвышалась каменная гряда. Возле неё ещё не растаяла дымка. Зрелище было суровым, но завораживающим
- Это плато, на котором стоит Устыын, - сказал он. - Подъехать можно за два часа только по той дороге, по которой вас привезли. За турбазой - альпийский луг, который тоже обрывается скалами. А сейчас мы скоро будем в распадке. Его называют Лютиковым, потому что в это время года он сплошь жёлтый от этих цветов, которых... - Евсеич посмотрел на Сёву и продолжил: - Хоть косой коси. Если пройти вдоль ручья, можно добраться до Дорогомиловки. Из неё народ поднимается к нам, орех добывает. Устыынцы в Дорогомиловку спускаются, в ней два магазина. Этот путь короче в два раза. И без всякой тряски по колдобинам.
Но добраться до долины распадка не удалось. Девчонки набили рюкзачки травой-красавой, а травницы с пустыми сумками из мешковины уже наобнимались с кедрами. Но вид у них был довольный. Похоже, они выполнили свою программу-максимум на этот день.
Обратная дорога показалась каторгой. На верх горки мы влезали уже на четвереньках, держась за камни, которые были выше. Даже неутомимые травницы покряхтывали. Евсеич то и дело отдувался, его лицо и шея приобрели багровый оттенок.
Мы отказались от обеда, только заказали ужин поплотнее. Увидели живую-здоровую горничную Любу и узнали новость: Колчины внезапно съехали. Нет, на турбазе творились чудные дела, и неплохо бы в них разобраться.
Снимая берцы и растирая огнём горевшие ноги, я сказал Сёвке:
- Странно, что эти Колчины уехали. Сегодня же четверг, так?
Сёвка кивнул.
- А транспорт с базы здесь по средам. Заезд потому что. Поселковый - по воскресеньям.
- И что? - спросил Сёва, но глаза его заблестели.
- На чём уехали Колчины?.. И ты это... как относишься ко всякой чертовщине?
- Я к ней не отношусь, - усмехнулся Сёва. - Я нормальный человек из плоти и крови. И не хочу раньше времени потерять ни то, ни другое. Поэтому выкладывай, что ты узнал такое тревожное и непонятное.
- Я с тобой согласен, что обслуга и Евсеич боятся исчезновения кого-то из гостей. Заметил, что управляющий ещё и инструктор? Так ему удобнее всех контролировать. Но Колчиных он, видно, упустил...
- Почему?! - радостно изумился Сёва.
- Да потому, что сегодня я видел их отражение в зеркале, когда они сидели ко всем спиной. Это были неживые люди. В стадии трупного окоченения. Но почему-то моргали.
Сёва издал то ли писк, то ли звук восхищения.
- Их быстро с базы вывезли. Для чего? Чтобы другие гости не разглядели, кто находится рядом с ними.
- И?!
- Би-би! Мы все здесь в опасности! И я не уверен, что Евсеич старается защитить гостей.
- Ништяк!
- Сёва, ты ж отличник, а не разгильдяй. Включи мозги. Славик говорил, что Евсеич - отец погибшего друга его бати. Может, он много лет ждал возможности отомстить. И наконец-то заполучил в качестве гостей его сына с друзьями.
- Ерунда! - отмахнулся друг.
- Может, и так. В любом случае нужно что-то делать. А это будет трудно. Рация только у Евсеича. Как добраться до другого населённого пункта, ты сегодня видел. Специально наблюдал, так ведь?
Сёвка кивнул.
- Короче, включай свои знаменитые мозги. И да... после настоечки Евсеича я видел, как рога оказались не на стене, а на оленьей голове, и чучело посмотрело на меня. Заметь: чучело, которого нет! Ну что, ржать надо мной будешь?
- Не буду ржать. У меня есть занятие поинтереснее. Буду спать.
И Сёвка плюхнулся на кровать, отвернулся к стене. Через миг засопел. Вот они какие, ранний подъём, физическая нагрузка и свежий горный воздух, - с ног валят посреди белого дня.
Проснулись мы часов в пять.
- Нужно ребятам рассказать, - с места в карьер начал Сёва, будто мы продолжали беседу без перерыва на сон.
- У меня есть занятие поинтереснее - пойду набью брюхо чем-нибудь вкусненьким, - съязвил я.
- Да ладно тебе, - примирительно произнёс Сёва.
Но девчонки и Славик куда-то словно провалились. Я и Сёва бросились вниз - а вдруг товарищи пропали? Конечно, мы не признались в своей панике друг другу - ещё чего! Но отчётливо понимали, что здесь может случиться всё, даже самое плохое.
Друзья оказались в холле. Тая выделила им теневой угол, и они раскладывали на газеты и бумагу траву-красаву.
- Подвялится, потом на ветру досушим, - заявила наша Мара с видом заправской травницы.
Люба, важно прошествовавшая мимо, заметила:
- Сразу нужно было разложить. От влаги листочки потемнеют.
И добавила для Таи:
- Ужин на плите. Меня Евсеич отпустил. Травницы усвистали на луг, а сам он пошёл в село договариваться насчёт баранины.
- Счастливо! - бросила ей вслед Тая и сказала:
- Пойдёмте, накормлю вас пораньше. Колька рано утром такого тайменя приволок! Пальчики оближете.
Я впервые попробовал тайменя. Он был восхитителен! Ленка с Маринкой, несмотря на все свои диеты, второй день ели так, что за ушами трещало.
- Куда пойдём? - спросил Славик и с надеждой уставился на свою Мару: может, никуда, а в номер?
Но девчонки предложили осмотреть луг. Сёвка кивнул. Я тоже одобрил ещё один поход, только удивился нашему поведению. Приехали побухать, но почему-то стали таскаться по окрестностям.
Миновав ягодные кустарники за турбазой, мы вышли на луг. Вид оказался потрясающим. Волнистые перепады холмов, покрытые высокими травами, напомнили море. А вот идти было сложно. У нас таки ноги в обуви, которая вязла в сырой земле, а не копыта овец, пасшихся в низинке.
Сёва сказал:
- Стоять, братва. Разговор есть.
И изложил все наши наблюдения в нескольких словах, чётко и точно, как умел только он. Славик пришёл в отчаяние. Он орал, что управляющего вот с таких лет знает, что покойная жена Евсеича с ним водилась до школы, что безопаснее нет места, потому что оно на хрен никому не нужно. И что мы спятили, скоро глянем в зеркало и увидим вместо своих рож оленьи морды.
Если честно, то он меня почти убедил. Да и Сёвка выслушал его внимательно. Мара прижалась к Славке и сказала примирительно:
- Поживём - увидим. А сейчас пойдёмте дальше, может, травниц встретим.
Сёвка предложил не переть лугом, а пробраться кустами, которые щетинились по краю. Тому краю, которым обрывалось плато. Там, наверное, посуше. Так оно и оказалось, только мы ободрались о колючки.
Наша компания угрюмо ломилась вперёд. Я ощущал, как назревала ссора. Даже Славка убрал Марину руку со своего плеча.
Вдруг Сёвка остановился и поднял вверх указательный палец. Мы замерли. В ветряных шепотках трав и листьев, в посвисте каких-то птах мы расслышали пение. Довольно невнятное. Наверное, потому что его относило движением воздуха, свободно гулявшим над плато.
Мы осторожно высунулись из кустов.
- Звёзды эстрады, - буркнул Сёва.
Травницы образовали странный хоровод, держась за руки. А четвёртой "участницей" стала палка с привязанной к ней фигуркой из травы, которую Алёна нашла утром. Тётки тихонько и заунывно пели, кружились, кланялись внутрь круга и наружу. Потом сошлись, подставили руки Алёне. Постояли так и поплелись к турбазе.
Славик выразительно покрутил пальцем у виска и удостоился гневных взглядов девчонок. Но все мы поняли: сейчас на лугу произошло какое-то таинство, обряд или как там называют подобные чудачества. От этого стало особенно неприятно. Может, потому что мы ощутили себя инородными не только травницам, но и всему этому месту.
И только потом Ленка прерывающимся шёпотом сказала:
- А там ещё кто-то есть...
И в самом деле, неподалёку стоял кто-то серый, кряжистый и толстый. Судя по тому, что его макушка всего на полметра возвышалась над зонтиками, метёлками и листвой трав, то незнакомец был невысок. Шли минуты, а он не двигался. И ещё мы физически ощущали его пристальный, тяжёлый взгляд. Факт, незнакомец наблюдал за нами. На его макушку опустилась птичка...
- Тьфу ты! - во весь голос сказал Сёва. - Это камень!
И мы побежали к нему, увязая по щиколотку.
Рядом с валуном, формой действительно напоминавшим человека, серела россыпь камней. Некоторые из них были плоскими, с отверстием посередине. Как у тех, что таскали на шеях старенькие супруги. Другие поражали сходством с шарами. Камни объединяло одно: их поверхность явно когда-то отшлифовали.
- Э! Да я знаю, отец мне рассказывал, что рядом с турбазой есть каменная баба! - радостно гаркнул Славик. - Это точно она.
- Какая ещё баба? - недовольно спросил Сёва, наверное, потому что его кто-то обошёл в сообразительности и знаниях.
- Да тут раньше то ли сто, то ли двести лет назад были кочевья народа карагасы. Вот они и поставили. Поклонялись, видать.
- Читал, знаю, - буркнул Сёва.
- И наши травницы пришли сюда поклониться, - сказала Лена. - Могли бы и нас пригласить.
- Не могли бы, - авторитетно заявил Сёва. - Они не истукану поклонялись, а собственный обряд совершали.
Славик стал обходить истукан и вдруг сказал:
- Здравствуйте, Тамара Алексеевна!
"Значит, здесь сегодня полно народу, даже похожая на пациентку психушки бабка притащилась. С чего бы такое столпотворение?" - подумал я.
Мы обошли валун.
Привалившись к нему спиной, сидела Тамара Алексеевна. Но она уже не выглядела такой, как при первой встрече. Её платок лежал на плечах, и коротко стриженные волосы потеряли седину, блестели медью, словно она только что из парикмахерской. Кожа приобрела нормальный цвет и уже не походила на брюхо дохлой рыбы. Исчезли резкие морщины, судорожные подёргивания мышц лица.