Нисса очнулась от холода. Поворочалась под груботканой накидкой в надежде снова заснуть. Не удалось. Спина затекла, а бока болели от мелких камешков, которых было полно меж выступавшими корнями дерева. Исполинская лиственница, приютившая на ночь, печально сорила рыжей хвоей. Нисса попыталась сдуть с ресниц не нужные дереву иголки. Да хватить уже спать — впереди долгий путь. Нисса утёрлась краем накидки, привстала и встретила взгляд давра — тусклый и неподвижный. Твари, похоже, не требовался ни отдых, ни сон. Зато жрать только подавай. А мешок под рукой наполовину пуст. Но без давра ей не справиться. Сакт тяжёл и недвижен, как одной дотащить его до Лиланда? Охая и растирая поясницу, Нисса села, сняла накидку, стряхнула с неё лиственничный опадень. Спросила:
– Как Сакт?
Давр, не открывая сморщенных тёмных губ, прохрипел:
– Дышит.
Нисса не поняла, стало ли ей легче от того, что брат ещё жив. Она сказала: «Нужно идти», и с натугой поднялась. Давр посмотрел на мешок, но Нисса покачала головой — нет. Еды мало, нужно растянуть на неделю. А если кончится снедь, не набросится ли на неё или брата прожорливая тварь? Кто их знает, этих давров… Нисса достала из мешка кожаную флягу, плеснула на край головного платка мутноватой, затхлой воды, которую набрала в луже на дне высохшего русла реки, протёрла лицо, руки. Осмотрела ссадины, сорванные до мяса ногти. Кольцо придётся снять – очень уж исхудали пальцы, так недолго и потерять. А без него не примет ни один род, прогонят, как поганую нежить. Нисса покосилась на давра. Не сводит с неё глаз, образина. Даже растолстел – вон пузо-то какое… А ей приходится отрывать каждый кусок от своего рта. Голова кружится, в глазах темнеет.
Нисса закинула на плечо мешок, коротко сказала давру:
– Идём.
Тварь нагнулась над Сактом, который лежал на волокуше из веток, принюхалась к горячечному рту, подняла веко запавшего глаза.
– Ему нужно пить.
Нисса вдруг взорвалась долго копившимся отчаянием. Закричала, глотая слова:
– Не может он пить! Ни есть… ни пить… Не может!..
Давр протянул руку к мешку и потребовал:
– Воды.
Нисса отступила на шаг, сузила глаза и зловеще тихо промолвила:
– Воды не получишь ни капли.
Давр бесстрастно возразил:
– Ему нужна вода.
Как он хочет напоить Сакта, который не шевелится, точно истукан?
Давр меж тем подобрал ветку, обломил её и сунул меж зубов Сакта. С силой, так, что хрустнуло, раздвинул челюсти раненого. Придерживая их одной рукой, другую снова протянул к мешку:
– Воды…
На Ниссу что-то нашло, вроде как рассудок помутился. Иначе она бы ни за что не достала фляжку, не открыла её и не передала нежити. Давр, вместо того, чтобы влить воду в рот Сакта, вдруг поднёс фляжку к своей пасти и глотнул столько, что раздулась кожа на его горле. Нисса застонала, а потом присела на корточки, зашлась в бессильном плаче. Разве можно доверять нежити?.. Скоро ли найдётся ещё одна лужа? А тварь, напившись, способна на всё…
Давр прижал пальцем язык раненого и внезапно приник к его рту в чудовищном, противоестественном поцелуе. Его землистые, в чёрных пятнах щёки сдулись. Нисса сквозь слёзы завороженно смотрела, как тварь поит брата. Давр отстранился, зажал рот Сакта, слизывая тёмным сухим языком капли со своих губ. Через некоторое время серое лицо брата посветлело, на сухой коже лба выступили мельчайшие капли пота. Даже дыхание стало слышно. Давр поднялся, взял ручки волокуши. Можно было трогаться в путь.
Нисса шагала вслед за давром, легко тащившим волокушу по чёрным будыльям сухого папоротника, ржави мёртвой травы и думала: а пустилась бы она в дорогу с раненым, если бы не было закона, который закреплял землю и хозяйство только за мужчинами? Без брата она неимущая и бесправная, одним словом, никто. И жизнь пройдёт, в лучшем случае, в наймичках, в худшем – в рабынях. Добраться бы с живым Сактом до Лиланда, найти до его кончины мужчину, который бы согласился взять её в жёны – с владением, покрытым Белым Тленом. Выморочными полями, домишками, к которым неизвестно когда можно вернуться. Допустим, так и случится. Что дальше? Обратный путь или ожидание в нищете? Возможная смерть или сущее прозябание в чужом роду?
Нисса не сразу заметила, что давр еле плёлся – того и гляди, она наступит на ободранные ветки волокуши. Надо бы новую сделать…
– Быстрее! – сказала Нисса, ничуть не сомневаясь, что давру по силам даже бежать.
Но тварь остановилась, повернулась. И без того неподвижное, не как у людей, лицо окаменело. Нисса в душе всполошилась: давры всё могут почуять на большом расстоянии. Что или кто догоняет их? Тлен, кто-то из спасшихся, или мародёров, или зверь? Бояться нужно только Тлена. Против давра никому не устоять. Пока он на её стороне, конечно…
– Замри, – так тихо, что Нисса еле поняла, произнёс давр.
Какое-то время был слышен лишь обычный шум осеннего леса: шорохи и потрескивание сухой травы, поскрипывание ветвей под порывами ветра. Нисса переступила затёкшими ногами в сапогах. Давр прохрипел:
– Лучше ляг рядом.
И показал на Сакта.
Неужели Тлен?.. Тогда какая разница…
Нисса всё же подчинилась. Нескоро она услышала топот бегущего зверя. Давр словно превратился в один из стволов лиственниц. И только мелькнули лохмотья – он бросился на добычу. Звуки борьбы, тяжёлые удары о землю, и всё стихло. Нисса приподняла голову.
Давр вгрызался в шею убитого оленя.
О боги!.. Ей хорошо известно, что сотворит с давром выпитая кровь…
Нисса, опасаясь подойти, как можно громче и строже крикнула:
– Брось оленя!
Нежить словно не услышала. Давр жадно хлюпал и даже постанывал, его пальцы, вцепившиеся в шкуру, дрожали.
Нисса торопливо достала кресало и кремень, схватила ветку, намотала на неё пучок сухой травы. Ну, тварь, только посмей тронуть… Или лучше бежать, оставив Сакта и всякую надежду на будущее? Нисса стала осторожно отступать в сторону от давра. Бросила последний взгляд на брата. Кто это?!
Низко пригнув лысый череп к земле, припадая на жилистые лапы, к Сакту подбиралась громадная собака. Или кто-то похожий на пса – с клочками шерсти на шкуре, которая обтянула рёбра, люто горевшми глазами в гнойных кругах, дырами вместо носа. Так вот кто гнал оленя… Нисса подпалила траву, с криком бросилась на нежить. Собака не отступила, ощерила громадные коричневые клыки, обнажив чёрный язык и сотрясаясь от беззвучного рыка. И тут Нисса ощутила безрассудную ярость, забыла разом про всё и с воплем бросилась на тварь, ткнула огнём в оскаленную морду. Пёс мигом вспыхнул. Так, наверное, горела нежить из детских сказок. Значит, твари эти одной природы, только одни похожи на людей, другие – на животных. Нисса вскрикнула – горевшая ветка обожгла руку. Отбросила её в сторону. Сухая трава зашлась сизым дымом, над которым через миг полыхнула оранжевая щётка пала. Вскоре между ней и самозабвенно пировавшим давром встала стена огня. Она стремительно разрасталась вширь, а ветер нёс трескучие языки пламени прямо на Ниссу.
Вдруг что-то перелетало через огонь и тяжело рухнуло рядом с ней. Туша оленя. Давр перебросил ей еду? Безмозглый… От лесного пожара в эту пору нет спасения… Нисса уже не видела Сакта из-за дыма. Попробовать укрыться на горе? Лес там редеет и переходит в скалы… Закрыв платком нос и рот, Нисса бросилась бежать. Сразу же сказалось недоедание: ноги не захотели слушаться, мешок повис камнем. Но впереди не видно дыма, значит, можно успеть, можно спастись… Её гнал страх за свою жизнь, которая вдруг показалась очень важной даже такая – впроголодь, с ходившей по пятам смертью. Сквозь мельтешение мушек перед глазами, ядовито-жёлтый дым и летевшую по ветру гарь перед нею пронеслась тень. Нисса чуть не споткнулась о давра. Пальцы на его ногах тлели, плоть начинала гореть, разбрызгивая искры. Понесло таким смрадом, что Нисса зашлась в кашле. Сейчас давр превратится в костёр. И как его угораздило прыгать через пал? Шёл бы себе прочь от огня, назад, в Белый Тлен, он тварям нипочём… Нисса сняла с пояса топорик и рубанула сначала по одной ноге нежити, потом по другой. Ступни давра взорвались двумя вспышками, оставив белый, как снег, пепел. Тварь отползла от них, рухнула на спину. Давр сдох? И зачем она отсекла ему ноги? Неужели для того, чтобы нежить не сгорела? Какое ей дело до порождения Тлена? Вообще-то нужно бежать, если протянуть время, самой можно стать живым факелом. Давр прохрипел, не открывая глаз:
– Уходи…
И вдруг пополз туда, откуда бежала Нисса. «Безмозглый…» – прошептала она и изо всех сил понеслась в гору.
Стало темно, как в сумерки. Нисса подумала, что в глазах свет померк от усилий и голода. Но оказалось, что это дождевая туча придавила брюхом верхушки деревьев. Порыв ветра со свистом и зловещим шумом согнул их, и хлынул дождь. Нисса вмиг промокла, но жадно подставила рот под холодные тяжёлые струи. Спасена.
Обернулась и глянула вниз. Недалеко же она забралась. Если б не дождь… Над укрощённым палом змеились светлые дымки. На их фоне чёрнели стволы лиственниц. Надо бы спуститься – горой путь втрое длинней, всплакнуть над Сактом, прочитать отходную. Может, боги помогут за благочестие – она проводит как полагается последнего мужчину своего рода.
Путь под гору был лёгок, хотя ноги разъезжались, скользили на палой хвое, пропитанной водой. Вскоре она набрела на то место, где выпрыгнул из огня давр. Пепел от его ступней почему-то не размыло, он спрессовался в белые плиточки с неровными краями. Нисса пнула одну носком сапога. Вот же странность: травинки под ними не тронул пал. И в другой раз голову затуманило, так захотелось взять да положить то, что осталось от плоти давра, в мешок. Может, пригодится пепел твари… хотя бы против самой твари. Огня-то, как выяснилось, она не боится. Нисса подумала, а что бы заставило её саму броситься в пламя, на верную смерть, и не нашла причины.
Ливень стих, обернулся моросью. Промокшая накидка давила на плечи не хуже мешка. Передёрнувшись от пронзительного холода, Нисса собралась было идти дальше, но заметила ковылявшую фигуру. О боги, да это же давр! Он хромал – видимо, один из ударов топорика пришёлся чуть выше, и тащил волокуши. Вот же… нет, тут даже слов не найдёшь. Нисса припустила ему навстречу.
Тварь с огромным усилием шагала на обрубках. Лохмотья на давре были черны, волосы частью обгорели. Трупного цвета кожа местами взбугрилась угольными пузырями, а кое-где покрылась язвами с белесоватым дном. Серая слоистая плоть на культях задралась, обнажив коричневую кость. Наверное, силу давра поддержал ливень… да кровь оленя.
– Он умер, – сказала нежить, опустив ручки волокуши.
– Лучше бы оленя притащил, – в сердцах бросила Нисса.
Она глянула на брата, покрытого копотью и седым пеплом, достала из мешка крохотные фигурки богов, поставила возле головы отмучившегося Сакта. Начала читать древние молитвы, которые затвердила в детстве, не понимая ни одного слова. И лишь сейчас до её сердца дошла какая-то многозначительная печаль, скрытая во вроде бы бессмысленных фразах.
2
Две луны назад, в пору уборки урожая, когда Нисса и Сакт вместе с работниками-наймитами хлестались на полях, успевая лишь перекусить да прикорнуть прямо на жниве, ночью стало светло, как днём. Разноцветные сполохи превратили небо в чудовищный ярмарочный шатёр. А потом земля подпрыгнула. И ещё раз. Зашлась в дрожи. Откуда-то издалека, видно, со стороны моря, понёсся нараставший гул и разразился дикой, необузданной грозой без молнии и ливня. Затем взбесилось и море, встало стеной и ринулось на высокие скалистые берега. Буруны из грязи и воды вздыбили на хребтах деревья, части домов, трупы людей и животных, вывернули даже вековые каменюки, которые с седых времён охраняли земли родов.
Боги сберегли хутор Сакта, приютившийся на возвышенности. Но ущерб был не мал: разметало снопы по полям, обрушило балки и крыши изб, даже каменный дом хозяина пошёл трещинами. Три дня лил солёный дождь и погубил урожай, который не успели убрать. Земля превратилась в потрескавшуюся корку. Работники стали роптать, собираться семьями в Лиланд. Сакт и Нисса изошли на крик, пришлось хвататься за плётки, грозить судом Вершителей и заключением за неисполненные договоры и долги. Нужно было восстанавливать дома, подбирать по колоску, по брюковке остатки урожая, собирать разбежавшуюся скотину, резать раненую, солить мясо. Но люди сами притихли, когда из поломанных чудовищным ураганом лесов выбралось зверьё. Брело, падало и дохло – волки рядом с оленями. Когда выглянуло солнце – необычное тёмное, в синеватых кругах – наступила небывалая жара. Листва тут же свернулась и опала, мир стал похож на остов мертвеца. Посолоневшая вода почти ушла из колодцев, высохли ручьи и озерцо. Зато прибыло ворья из уцелевших жителей других хуторов. Люди потеряли разум и бросались на всё живое: что на скотину или птицу, что на человека. Работники тут же признали хозяйское верховенство Сакта и дали отпор – нещадно жестокий, несмотря на возраст и пол убийц-грабителй. С мёртвых сняли родовые кольца, чтобы потом предъявить их Вершителям. Более того, если боги позволят, многим нынешним наймитам могли перепасть землевладения казнённых. Нисса стояла в дозорах рядом с мужчинами, орудовала своим топориком не хуже Сакта.
Мародёры отступили в леса.
А потом пришёл Белый Тлен.
Когда немощная синеватая заря занималась на небе, Нисса переругивалась с изнурёнными наймичками. Нужно было отправляться на поля – ковырять сохлую землю, отыскивать уцелевшие овощи для их же хворой от недоедания детворы. Нисса не могла видеть, когда первыми за общий стол садились мужчины, добытчики и защитники, а ребятишки выглядывали кто откуда. Ждали оставшихся крох скудной еды. Или стояли кучкой во дворе во время того, как в хозяйском доме пекли хлеб. Людей становилось всё меньше, а полоса вскопанной у леса земли, где был общий могильник, всё шире. По погибшим уже никто особо не горевал, совершали обряд, относили к лесу.
Нисса заметила, что не хватает одной работницы. Её муж погиб в первой схватке с мародёрами.
– Где Шеда? – спросила она.
– Ушла потемну, – ответила самая старшая женщина. – С девчонкой на руках.
Нисса выругалась. Не потому, что лишилась ещё одних рабочих рук. Она поняла, что рано или поздно уйти придётся всем. А в Лиланде они пополнят толпу безземельных и нищих. И тогда болтушка из дроблёного жареного зерна с капустными листьями покажется праздничным яством. Если он ещё есть, этот Лиланд.
Она сначала погнала наймичек на гороховое поле, к самому лесу. Может, в чёрных будыльях можно найти засохшие стручки. У могильника все заметили два тела – одно в синем платье, другое – прикрытое полосатым платком. Женщины постояли, посмотрели и… молча нагнулись к земле. Нисса вспомнила, как три лета назад Сакт нанимал молодую, здоровую – кровь с молоком – пару, которая решила подкопить на своё хозяйство. «Счастливцы», – подумала она тогда, глядя на розовощёкого младенца. «Пойду за обрядовыми камнями», – сказала она, сглотнув ком в горле, и зашагала к хутору. Когда уже поднялась на взгорок, с поля донеслись крики. Она оглянулась: женщины бежали с поля, а за каждой из леса тянулось что-то громадное, похожее на исполинскую белую змею. Но это «нечто» не имело плоти – «тела» распадались, подобно клочьям тумана, оседали на землю, поднимались в небо, накрывали сверху спасавшихся бегством. Нисса рванула с пояса топорик… И помчалась к домам, вопя: «На помощь!» Только упав грудью на ограду, тяжко переводя дух, поняла, что не кричит изо всех сил, а хрипло шепчет.
Её заметил один из работников, вскоре прибежал Сакт с другими мужчинами, которые занимались молотьбой и ремонтом домов. Когда они, вооружившись, взобрались на пригорок, то не увидели даже тел. Только белые пятна на земле. А вместо леса возвышались голые стволы, покрытые белёсым налётом. Меж ними что-то перетекало, клубилось. Ветер донёс тяжёлый, сладковатый запах тления.
Тут же решили бросить всё и бежать. Похватали одежду, припасы, налили в походные фляги воду, согнали в жалкое стадо трёх последних коров и несколько овец. Оседлали коней и пустились было в путь. Но боги не позволили сразу тронуться. Потому что появился первый давр.
Никто в суете не заметил, как он забрался во двор. Одна из овец вдруг слабо заблеяла, забилась на земле. Завизжали дети. Похожее на человека существо, одетое в лохмотья, свернуло животному голову и стало алчно рвать зубами его шею. Мужчины словно взбесились, накинулись на «мародёра» с кулаками. Тварь будто бы и не почувствовала ударов. Один из работников саданул мотыгой по желтовато-синей, в клочках волос, голове. Хрупнула кость, из-под кожи высунулся её коричневый край, потекла серая комковатая кашица. А нежить, хлюпая, всё пила кровь. Подскочил Сакт, рубанул мечом по спине твари, с усилием выдернул меч. Чудовище поднялось вместе с овцой, не отрываясь от её шеи, и взмахнуло ручищей. Сакт отлетел прямо на угол хлева, сполз по краю сруба и упал на землю. Из носа, рта и ушей потекла кровь. Нисса бросилась к нему и не увидела, что происходило дальше. Услышала только рёв твари: «Пи-и-ить!», крики боли да звуки ударов. Она ощупала голову, шею брата, подсунула руку под спину и поняла: он больше не откроет глаз и не поднимется с земли. Но грудь ещё часто и тихо дышала. Нисса даже не заметила, что схватка закончилась. Над ней раздался испуганный шёпот уцелевшего или просто осторожного работника:
– Нисса… Нужно убегать.
Нисса повернула голову: на дворе, залитом кровью, распростёрлись пять тел. Тварь нараскоряку ковыляла к ограде, где стояли ребятишки и жавшиеся к ним овцы. Дети бросились в рассыпную, один малец попался прямо под руку нежити. Тварь отстранила ребёнка, схватила овцу за ногу и, проломив лиственничные доски, поплелась по дороге к полям. На её спине чернела громадная рана, болталась на сухожилиях разрубленная рука.
– Кто это? – тоже шёпотом спросила Нисса.
– Наверное, давр… – ответил работник. – Ну, помнишь, из детских сказок – живой и в то же время мёртвый…
– И которого нельзя убить иначе, кроме как сжечь, – добавила Нисса.
Уходить нужно было немедленно. Уже потом Нисса не раз досадовала на себя за непродуманные спешные сборы. Одного коня запрягли в телегу, положили на неё Сакта, другой конь потащил лёгонькую повозку с ребятишками. Нисса подумала, что детворы было гораздо больше, покричала, побродила по хутору, но никто не откликнулся. Работник взошёл на пригорок осмотреться и примчался в ужасе: по полям от леса тянулись ещё несколько давров. Он хотел увести скот, но Нисса не позволила: животные задержат тварей. Хоть на какое-то время…
Они выбрали основную дорогу на Лиланд – почти не езженную, заросшую кустарником. Нисса ни разу не позволила себе оглянуться на покинутый хутор. Не обращала внимания на крики и плач испуганных, голодных детей. Не отвечала работнику, не позволяла сделать привал. Она тогда была так недальновидна, размышляла о прежнем мире, в котором у неё было своё место и права. И о том, как отстоять эти права. А мира-то уже не было. Именно поэтому она не подумала кое о чём. И никогда не сможет себя простить за это.
К вечеру добрались до каменного истукана на полянке, которая полукругом вдавалась в лес. Измотанные дети давно заснули. Нисса и работник распрягли коней, чтобы попаслись, затем отправилась за сушняком для костра. Они сторожко прислушивались к звукам с поляны. Дети проснулись и уже не плакали, а наоборот, стали играть, ссориться и, похоже, устроили беготню. «Не повредили бы Сакту, – подумала Нисса. – Да не трогали ли бы камень, ведь неизвестно, устойчив ли он после урагана». Она не боялась появления давров. Ну, загрызут коней, детей не тронут. А вот мародёры… Безумцы, одержимые убийством. Но они вроде ушли. Глупая, глупая Нисса…
Работник первым вышел на поляну и удивлённо крикнул:
– Эй! Хватит в прятки играть, тащите большую флягу с водой. Или есть не хотите? Ярут, сынок, ты где?
А потом пригрозил:
– А ну выбирайтесь, цыплята щипаные! Без крошки останетесь! Кто последним придёт – выпорю!
Нисса почуяла неладное, бросила сушняк, помчалась, обдирая лицо о ветки.
Работник уже стоял на дороге и пристально всматривался в лес на противоположной стороне. Нисса подбежала к нему:
– Что случилось? – спросила она и похолодела.
Понизу деревья искрились белыми пылинками, среди стволов замерли маленькие снежные изваяния, которые через миг осели на траву, словно покрытую инеем. Душный, тошнотворно сладкий запах наступал стеной от лесной чащи, окутанной плотной паутиной.
– Белый Тлен… – прошептала Нисса.
– Ярут, – заплакал было работник, но потом попятился и крикнул: – Спасайся!
И побежал к поляне. Нисса догнала его, врезала кулаком по широкой спине, а затем ладонью по трясшейся щеке. Она с удовольствием избила бы саму себя. Как можно было оставить детей, не осмотрев всё вокруг?
– Запрягай коня в телегу! – приказала она.
Работник подчинился. Нисса взяла коня под узды и зашагала к дороге.
– Стой! – закричал работник. – Там же Тлен!
– По лесу с телегой никак не проехать, – ответила Нисса, помолчала и мягко проговорила: – Ты свободен, Аскут… Прощай.
Она постаралась не смотреть на близкую смерть, села на телегу, взяла вожжи, хлестнула коня.
Вскоре смрадный душок исчез. Видно, Тлен прошёл стороной. Похоже, что его наносил ветер. Нисса понадеялась, что работнику повезло и он избежал смерти.
Утром, едва блёклое небо окрасилось синевой солнечных лучей, Нисса решила отдохнуть. Сакт, к её удивлению, был жив. Увы, брат не смог выпить ни капли воды. Она стекла по его обмётанным коркой губам. У раненого поднялся жар. Нисса намочила платок, приложила к его лбу. Не успела напиться сама, как ткань высохла. Едва Нисса насыпала в торбу овса, размышляя, где же взять воды для коня, со стороны леса послышался шум. Рука сама нашла топорик. Но из-за деревьев выехал на коне работник. Нисса никогда не верила в мягкосердечие, поэтому спросила человека, который проработал на неё несколько лет, как встречного незнакомца:
– С добром ли ты? Если у тебя злой умысел – выходи на бой.
– С добром, Нисса, с добром, – смущённо забормотал Аскут, пряча глаза. – Жив ли твой брат?
– Хвала богам, пока жив. Что тебе нужно? – сухо спросила Нисса.
– В Лиланде… Когда я помогу тебе добраться до Лиланда… Нисса, даже если Сакт выживет, он ведь не сможет быть хозяином на своей земле?
– Не сможет, – уже загораясь гневом, ответила Нисса. – Какое тебе дело?
– Я могу жениться на тебе! – выпалил Аскут. – Тогда мы…
– Тогда ты сразу из наймита превратишься в хозяина? – перешла на крик Нисса.
– Да, я стану хозяином, – спокойно и зло сказал Аскут.
По его взгляду, брошенному на безжизненную руку Сакта, Нисса поняла замысел бывшего работника. Убьёт её и брата, предъявит родовое кольцо Вершителям – и вот он уже владелец их земель. Свидетелей нет. А из всего рода – только она и Сакт. Аскут пристально посмотрел на Ниссу. Её мысли тоже ясны ему. И как только все раньше не разглядели мародёра в честном наймите?
– Послушай, Аскут, – начала переговоры Нисса, – погоди со своими намерениями до Лиланда. Хочешь – езжай со мной, хочешь – в одиночку. Сначала нужно убедиться, что Лиланд на месте. Что он не покрыт Тленом, что Вершители по-прежнему правят, что законы действуют. Что мир стоит на месте, понимаешь?
– Понимаю, – сказал Аскут и положил руку на меч.
– Очень хорошо, – тихо промолвила Нисса, вставая с телеги. Ярость туманила голову, и всё вокруг представлялось ей не призрачно-синеватым от лучей солнца, а алым. Как кровь, которая сейчас прольётся.
Аскут поднял коня на дыбы, его меч взвился над головой.
Нисса приготовилась дорого продать свою жизнь.
И тут со стороны леса метнулась тень.
На круп коня прыгнул давр.
Через миг Аскут со свёртнутой шеей полетел с коня вместе с давром, бездыханно растянулся на дороге. Тварь легко поднялась, шагнула за конём, который, вскидывая голову в отчаянном ржании, помчался вперёд.
Нисса хотела прикрыть своим телом брата, но ей стало страшно, как никогда. Она замерла, лихорадочно размышляя. Убьёт её чудище или нет? Первое растерзало овцу, угробило наймитов, но не тронуло дитя… Может, давры не похожи друг на друга?
Нежить хрипло сказала: «Пи-и-ить».
В мгновенном озарении Нисса швырнула ему фляжку.
И тварь будто знала, что это за вещь. Сколупнула крышку, припала к горлышку. Отбросила пустую фляжку, прохрипела: «Ещё».
Боги, видно, отвернулись от Ниссы, и она вдруг проявила хозяйский характер, заявила: «Больше нет».
Давр пошёл прямо на неё, встал рядом, в упор глядя ей в глаза. Потом двинулся к коню. Нисса увидела, как задрожало животное. Тварь впилась ему в шею, когтистыми пальцами разрывая шкуру. Конь забился, взбрыкнул, едва не опрокинув телегу. Но тварь мощным ударом сломала ему хребет.
Можно было удрать в лес, но скроешься ли от нежити? И Сакт…
Нисса подняла взгляд: давр снова стоял перед ней. Из неподвижных губ раздалось:
– Куда?
Сначала Нисса опешила, а потом поняла: чудовище хочет помочь. Она не смогла сказать ни слова, только махнула рукой вдоль дороги. Давр оборвал вожжи, как нитки, схватил оглобли и потащил телегу.
Так они и шли в спасительный Лиланд. Нисса поняла, что чем-то привязала к себе давра, который слушался её, как ребёнок свою мать. Но избавиться от ненависти не смогла.
3
Нисса сняла кольцо с почившего брата, положила его в кошель на поясе, сунула в мешок фигурки богов. Поднялась с колен и сказала: «Идём». Давр не сразу откликнулся, а потом возразил:
– Нужно закопать.
– Не всё ли равно, кто пожрёт тело: черви или дикие звери. Сакт уже не здесь, он с богами.
Давр упрямо сидел возле трупа. Нисса зашагала прочь. Оглянулась и зло прокричала:
– Ну и оставайся! А я иду в Лиланд. Ты мне больше не нужен! Тварям не место среди людей!
Давр принялся когтистыми пальцами разрывать дёрн. Нисса не смогла этого вынести, подбежала к нежити и стала колотить по чему ни попадя, вскрикивая: