Аннотация: Единственный здесь текстег про гетеросексуальную почти-любовь.
В том мире, где с собою ладил я,
Но не во всем и не всегда,
Где вечно Новая Голландия
Граничит с площадью Труда.
(К. Арбенин)
Сентябрь
Гуляли. По городу, по той его части, куда годами без иногородних не заглядываешь. Скучноватый монолог об архитектурных достопримечательностях, исторических событиях и какие-то попутно вспоминающиеся легенды... Периодически хотелось рассказать, что вот в том доме, в квартире на втором этаже, мы на грязном паркетном полу в коммуналке у моей cокурсницы клеили золотые фонари для давнишнего безумного фестиваля... А на крыше вот этого особняка в стиле модерн мы пили ужасное кислое вино и читали "Имя розы". В соседнем доме было уютное кафе, и там мы с кем-то, сама не помню с кем, курили "Таволгу" и все ждали, когда к нам подойдут - аромат у этих совершенно невинных сигарет был еще тот...
Но обо всем этом я молчала. У меня вообще была хорошая привычка молчать о себе, ничего не рассказывать, пока не спросят.
А Игнат не спрашивал. Он с интересом слушал про архитекторов и их видения, про бредовые приказы императриц и про революционных матросов.
Потом шли молча под начинающимся дождем. Позже пили эспрессо в моей любимой кофейне и смотрели на цветные зонтики прохожих. Стемнело. Мы вышли на улицу и купили по банке коктейля. Шлялись по дворам, стараясь поймать "неоткрыточный" Петербург. И за все это время - едва ли коснулись руки друг друга. Надо было все начинать заново. И никто не мог решиться.
Город казался роднее человека, шедшего рядом. Человек был чужим в этом строгом осенним городе. Волнистые волосы без банданы, гладко выбритая посветлевшая кожа. Аккуратная белая рубашка, светлый плащ, дорогие кожаные ботинки... Столичный мальчик. Моложе, гламурнее и печальнее, чем летом.
От лета в нем остались только две серебряные сережки в левом ухе. Они были первым, что я о нем запомнила, впервые мельком увидев. Их блеск видела последним, когда он стоял на вокзале в Крыму, на фоне платана, а мой поезд уже набирал скорость, что бы примчаться в Питер. Больше ничего не видела - слезы. И совершенно искрение... Интересно, зачем?
Зашли в бар. Сели рядом, взяли недорогое десертное вино. Сплели пальцы, пошли танцевать, целовались. Рубеж был перейден как-то сам собой. Значит все продолжалось... Значит, не просто курортный роман, значит он впишется и гранитные набережные Невы, и в тихие улочки Китай-Города. Один-два уикенда в месяц. Ожидание праздника и неприятная необходимость лгать постоянному партнеру.
Впрочем, зачем об этом думать сразу?
Октябрь
Плацкарт, верхняя полка. На ней нельзя читать, да и свет слишком тусклый. Слушаю плеер и зачарованно смотрю на мобильник. Почему Игнат не отвечает на СМС? Не может же он спать полвторого ночи?
А если не приедет встречать? Конечно, есть друзья. Не зря же я третий год живу в сети. Но я никого из них не предупредила...
А за окном общеизвестная зеленая решетка. Как же я ее ненавижу. И насколько же я ее еще возненавижу.
Белье пахнет хлоркой. Больницей.
Внизу допивает свое пиво толстый эколог. Он всем уже рассказал о своей миссии в Петербурге. Возвращается в Москву к молодой жене, маме и барбосу.
А я еду в неизвестность.
Сообщение. "Да, буду. Люблю, целую". Улыбаюсь, но спать не хочется. Интересно, где и с кем он в это время? И как будет объяснять своей девушке занятость на выходных?
Никак. Такое не объяснить.
Бологое. Где-то здесь бордюр переходит в поребрик и булка оборачивается батоном. Карточка превращается в проездной, резинка в ластик и парадная в подъезд. Вот она, извечная тема разговоров питерцев и москвичей, когда им говорить не о чем.
Утро. Одеваюсь, крашусь. Пью чай с лимоном из стакана с подстаканником. Читаю.
На вокзале меня встретил Игнат, мы благополучно приехали к него, позавтракали. Он рассказал, как сплавил родителей на дачу. Рассказал об учебе, об университетских друзьях, о работе в редакции политической газеты неясного направления. Смотрю на него, и не понимаю, откуда во мне столько нежности.
Кто бы мог поверить, что я бываю такой ласковой. Такой веселой и милой. Такой доверчивой и наивной.
И правда ведь, дистанция в семьсот километров заменяет ту эмоциональную дистанцию, которую я держу обычно. С питерскими партнерами.
Партнеры. Строго паритетные отношения. Никому ничего ни от кого не надо. Пустые объятия, хоть и комфортные с виду.
А здесь.... Космос, как сказала бы моя не в меру романтичная сокурсница. А для меня скорее бездна.
Темные глаза с длинными ресницами, губа с едва заметным шрамом. Правильные черты лица.
Он не может быть одиноким... Впрочем, что это я. Какие у меня на Игната права? Я для него тоже, что и он для меня - томик с лирическими стихами, который читаешь изредка и понемногу. Поэтому растягиваешь надолго и продолжительное время искренне любишь этого поэта.
Октябрь, конец месяца
Я необыкновенно внимательна к Игнату. Я бегаю вокруг него, пытаясь угадывать желания.
"Чаю заварить или кофе по-турецки? Не дует ли с балкона?" Он показывает мне какие-то сайты. Я делаю вид, что хоть что-нибудь понимаю в готической музыке. Я делаю вид, что меня интересуют мотоциклы. Я старательно изображаю, что читала Рю Муроками.
Любовь - это забота. Но я эгоистка до мозга костей. Я не могу и не хочу растворяться в другом человеке.
Любовь? Или желание обладать, желание вирусом раствориться во всех клетках его тела?
Город. Набережные. Петербургу идет вечернее освещение. Днем он тоже существует, но он при этом - не совсем он.
В ограды вплетены шлейфы моих влюбленностей. Моего кратковременного счастья. Эти нити пропущены под мостами, обмотаны вокруг скамеек, надежно прикреплены ко львам, коням и грифонам. Я не могу их не видеть.
А ведь сколько у меня было романов? Десять-двенадцать. Ну хорошо (смотря что считать) - двадцать. Но не больше.
Каково же тогда местным старухам? Хотя, у них, возможно, и было-то по двум - трем любовям. Вряд ли они целовались на одной лестнице гранитного спуска с одним, а на другой, через год, с другим. Главное - не целоваться с разными людьми на одном и том же месте.
Нельзя лишать себя хоть какого-то подобия новизны.
Новизна. Тройная пересадочная станция - Маяковская - Восстания -Комсомольская. Площадь Трех Вокзалов - площадь Восстания - Трех Вокзалов - Восстания - Трех Вокзалов - Восстания.
Меж Москвой и Ленинградом...
Конец декабря
От пронзительной лирики уже тошнит. Наука соционика и лженаука астрология в один голос говорят о полной нашей несовместимости.
Зато здравый смысл утверждает, что возлюбленный, вынесенный за скобки привычного существования - это очень удобно.
Можно заниматься тем, чем хочется. Организовывать сейшены и концерты, флиртовать сколько угодно, появляться всегда в одиночку. И не чувствовать себя одинокой.
Встретиться на Новый год не смогли. Потом у обоих сессия. Потом - неясные каникулы.