Если посмотреть сквозь человеческую руку на свет, то между пальцами просвечивает красное. Кровь. В моих руках крови нет, они серовато-белесые изнутри и снаружи. Вязкая субстанция, переливающаяся внутри моего тела, должна иметь какое-то другое наименование.
Кровь я могу налить в стакан и смотреть сквозь нее на лампочку, пока не свернется. Расточительство, конечно. Но я часто предавался этому занятию, когда просыпался в густых сумерках и пил свой алый заменитель утреннего кофе.
Очередным прекрасным вечером я заглотил вязкое содержимое стакана (кровь из холодильника - это по определению ужас), пнул раздолбанное компьютерное кресло в сторону компа и, стараясь не нервничать и особо не надеяться, открыл почту.
Было!
Верхней строчкой жирными черными буквами - имя Котокрыс. Письмо отправлено всего восемь минут назад. Тоже только что проснулся, наверное... Хм, я уже думаю о нем как о вампире. Нельзя, нельзя....
Я хотел бы получать письма Котокрыса настоящими, в конверте, на бумаге. С марками, штемпелями, шуршащими помятыми листочками. С запахом.
Но я радовался и электронным письмам. Я их ждал, читал, перечитывал. А потом приходил в отчаянье - ведь что бы получить его следующее письмо, мне надо было обязательно ответить на это.
Ответы я сочинял сутками. Я не знал, что ему писать. Как ему подыграть. Как не сломать наш прекрасный виртуальный роман скукой, повторами, угловатостью. И, напротив, не проговориться. Котокрыс не знал, что я вампир. Ему было неоткуда это знать. Мы просто играли в эпистолярную любовь двух вампов со всеми их штампованными атрибутами. Белые блестящие клыки, черные винтажные кружева, мертвенная бледность кожи, бездонная глубина глаз, вековая скорбь и неизбывная эротика.
Письмо, которое я получил в тот вечер, по стилю мало отличалось от всех остальных. Но его содержание... Оно все сломало.
Удовольствие от нее - осязаемое, проплаченное, и не то что бы ненастоящее. Оно на уровне удовлетворения первичных потребностей более чем настоящее - получил контейнер из холодильника в Аптеке, попил немного, оставшееся сунул в свой холодильник. Сыт, жрать не хочется, а на рассвете перед сном можно будет еще хлебнуть. И никакого риска. Инфекций бояться уже поздно. На месте преступления никто не поймает, потому что совершаешь его совсем не ты, а тот, кто эту кровь из больницы ворует (если ворует; если из больницы). А ты платишь свои кровные (за каламбур извиняться не буду!) денешшки, и имеешь свои 450 г.
Только холодно, пусто и противно. Кровь должна быть теплой, у нее должно быть имя. Оторвавшись от ранки надо поцеловать место укуса. А пластиковый медицинский контейнер из Аптеки для поцелуев совсем не предназначен"...
Черт! 'Медицинский контейнер из Аптеки' - звучит так просто и обыденно. Естественно, привычно.
А в Аптеке я впервые побывал всего несколько дней назад. Днем она обычная аптека - аспирин, димедрольчик, нитроглицерин, презервативы. В десять вечера все это закрывается, и работает только маленький зал, туда вход через двор. Железная дверь такая, коричневая, а за ней цветочки и два больших белых холодильника. В них хранят кровь. Рыжая тетка по имени Мария продаст вам 'лекарство' словно настойку боярышника алкашам или 'колючки' наркоманам. С тем же брезгливо-сочувственным выражением на лице и вежливой снисходительной улыбкой.
Можно купить гемоглобин или плазму, можно цельную кровь любой группы. Но на вкус оно все одинаковое - отдает анальгином и хлоркой. Вернее, не на вкус, а на запах. Я не знаю, какой вкус у крови. У меня не работают вкусовые рецепторы. Но я помню, что в детстве я видеть не мог, как кто-то отсасывал красные капли из пореза. У меня рот сразу же наполнялся такой противной слюной, будто бы я жевал ржавую железяку.
Из Аптеки я вышел радостный, как никогда еще в своей нежизни. Не так-то просто было в это заведение попасть. Когда в Новгороде после нападения вампира я стал таким же и мыкался неприкаянным (то животное, которое высосало мою кровь, было неспособно мне что-либо объяснить и только тихо скулило; в нем немного оставалась человеческого), я пытался выйти на местное сообщество. В конце второй или третьей ночи своей нежизни, минут за двадцать до рассвета, я пришел в себя на берегу Волхова у Быков, а в кармане моем лежала записка с адресом питерской Аптеки. Я и при жизни собирался переезжать в Питер, а уж тут у меня выбора точно не оставалось. Судя по многочисленным следам клыков на моем теле, новгородские вампиры имели на меня совершенно определенные виды.
Откуда же об этой Аптеке знал Котокрыс? Умышленно ли он употребил этот шифр? Кто он? Выследил меня?.. Питерский, новгородский?
Или вообще все правда, он такой же одинокий вампир, как и я? В это верить нельзя, нельзя, но Аптека с большой буквы - всегда и везде Аптека с большой буквы. Она в Санкт-Петербурге всего одна. В ней нелегально продают кровь в ночное время. 34 у.е. - и 450 г живительной красной влаги у вас в руках. Если вы считаете, что милосердие и чистая совесть стоят этих 34 у.е.
Я ничего не ответил Котокрысу. Часами я мечтал, что бы он забыл обо мне. Но среди этих часов затерялись секунды, когда я надеялся, грезил и ждал, что вот сейчас та неясная тень во дворе Аптеки улыбнется мне, обретет четкие контуры вампира невыразимой красоты, и скажет чуть смущенным голосом: 'Я тебя искал'.
2.
Котокрыс никогда не отправлял мне следующее письмо, не дождавшись ответа. И никогда еще не писал так лаконично:
'Вчера в Элизиуме тебя не было. Почему?'
Черт побери! Нет, я даже испугался не сразу.
Слово 'элизиум' из тех, звучание которых запоминается, но лексическое значение выучить невозможно. Я не знал, что такое элизиум. Тем более - с большой буквы - Элизиум.
И уж тем более я не понимал, как я там мог вчера быть. Зачем я должен был там быть? Кому должен? Почему?
Проще всего было бы не задавать эти вопросы в пустоту, а спросить у Котокрыса.
Но вот тут-то я и испугался. Это ж получалось, что он меня вычислил, он физически меня вычислил, он знал, что я где-то должен быть, и просто немного ошибся. Или он ошибся во всем и вычислил все неверно? Эта мысль успокаивала, но не слишком. Все равно подразумевалось, что он меня вычислял. Что он хотел меня девиртуализировать, установить физически. Этого делать моему привычному Котокрысу в любом случае не полагалось.
Я написал ему в ответ: 'Ты ошибся, наверное'.
И тут же получил по носу: 'Нет, ни фига. Тебя там действительно не было, я у Марии спрашивал'.
Черт!
В Аптеку за кровью идти было немыслимо. Мария может меня выдать. Мария - кто она? Зачем тетка-человек работает в Аптеке для вампиров? Идти туда нельзя!
Котокрыс, светлой тенью отделяющийся от стены мне на встречу, не был больше счастливым видением. Зачем я вообще ввязался в эту глупую переписку с ним? Маленький глупый сентиментальный вампиреныш. За ушком почесали, он и доверился.
После Новгорода поумнеть было бы незазорно. Слышишь, Арсений? Давим ком в горле и думаем, думаем. Знают они мою квартиру? Следили за мной от Аптеки? Хорошо, что я никогда напрямую домой не шел. А-а-а...
Голова кружилась, и перед глазами прыгали черные круги с багровой каймой. Третьи сутки голода - это не то, что вампир на восьмом месяце нежизни способен выдержать без ущерба для психики. Надо было охотиться.
Перед решительным выходом на улицу я проверил почту.
'Встретимся за час до полуночи на Пушкинской. Приходи в спортивной обуви. Или в резиновых сапогах. Котокрыс'.
И я сразу же успокоился. Липкая паника прошла.
Любовное свидание двух вампиров? Ага, угу?
Идти, конечно же, небезопасно. Скажем даже иначе - стремно.
Но не идти? Вот сейчас, когда Котокрыс позвал меня, не придти? Зачем?
Вдруг меня сегодня ждет начало новой настоящей вампирской жизни? Ведь Пушкинская в 11 вечера - не лучшее место для тусовки банды упырей, в конце-то концов.
Подавив отвращение, я выпил немного крови из расплывшегося распухшего бомжа, валявшегося в темном закутке недалеко от метро. Тот даже не проснулся. Ничего страшного с ним не случится - только бодун на утро будет пожестче, ну да ничего, ему не привыкать. Мне себя было жалко... Если еще раз пойду на таких охотиться - то только в надушенной ватно-марлевой повязке. Казалось, за десять минут контакта с телом его противным - человеческим - запахом навеки пропитались мое пальто, волосы, кожа перчаток. Романтическим такой ужин назвать было трудно. Мне вдруг очень-очень не захотелось идти на свидание.
Ступив на платформу я знал уже, кто такой этот Котокрыс. Но очень надеялся ошибиться. Моя интуиция навязчиво и честно говорила мне, что я не ожидал увидеть здесь высокого светловолосого вампира. Поэтому я сумел скрыть свое разочарование, подойдя к невысокой девушкой с наушниками в ушах и темными очками на носу. На ней была дешевая куртка и коричневые вельветовые штаны. Вид, как у умненькой студентки, неформалки-ботанички с амбициями в плане социальной реализации. Не хватает только Джойса в руках. Но, наверное, его отсутствие компенсируется БГ в плеере.
Наверное, все так и есть. Что я знаю о Котокрысе?
А девушка уже сфокусировала на мне взгляд. Сделала пару шагов навстречу:
- Настоящий! - она радостно рассмеялась. - Живой неживой. Я надеялась, конечно, но морально была готова к интеллектуальной беседой с коллегой-фанаткой. Так всегда и бывает.
Я помолчал и протянул руку в кожаной перчатке:
- Арсений.
А то она не знает. Впрочем, могла бы свое настоящее имя назвать. Катя, Света, Лера, Ира, Ксюша, Даша.
Но она еще раз смерила меня взглядом с головы до ног и еще раз широко улыбнулась:
- А ведь я действительно не ожидала... Настраивалась поболтать о вашей Аптеке, сакрифэйсах и прочей такой херне. Ну пойдем наверх. Кем бы ты ни был, а сначала эспрессо и четыре сигареты.
- Почему четыре?
- А у меня нет больше. Четыре осталось.
- А почему ты сразу определила, что я... ну... это... настоящий?
- А до самого не доходит?
Я помотал головой. Не доходило.
- Плохо тогда тебе жить, наверное.
Я согласился с тем, что мне плохо жить. Все мои страхи казались мне до обидного нелепыми. Неким парадоксальным образом было даже их жалко.
Котокрыс пила кофе и тараторила, а я все больше молчал.
- Так почему ты сразу опознала во мне... вампира? - я почему-то замялся перед последним словом.
- А, да-да. Ты ж не понял. Я сакрификум.
- Жертва? В смысле? Кто-то пил твою кровь?
- Пил. Но быть сакрификумом - это наследственное. Ты вот тоже был сакрификум. Ты ведь и при жизни был совой, ага?
- Ну да.
- И легко обгорал?
- Да.
- Ну вот. Меланина в коже не хватало. А если меня поставить как вампира, то я буду таким же вампиром, как и ты. Разумным. Если обычного человека поставят - он станет упырем. Вурдалаком. А в некоторых семьях есть какие-то гены, которые делают нас вампирами.
- Меня укусил вурдалак...
- Неважно. Вампиризм - это какой-то вирус. Разум здорового человека его не выдерживает. Что бы стать вампиром, надо с самого рождения иметь патологию.
Оказалось, что за всякими метаниями я так и не удосужился побродить по городу. С Котокрысом я впервые его обследовал не как окружающую меня враждебную среду, а как рукотворное произведение. Было непривычно.
Нагулявшись, мы сели в последний пустой трамвай, идущий на северные окраины. В городе, полном хулиганов и всякой нежити, я не мог не проводить девушку до дома.
- Вон у этого метро, у Комендантского, - говорила Котокрыс, показывая на оазис сине-зеленого мерцающего неона, проплывающий по правому борту, -охотится такой забавный вампиреныш. Он всем жетончики предлагает. И кусает только тех, кто эти жетончики берет. От халявы людей отучать вздумал, что ли...
- Бессмысленное занятие.
- Я тоже так считаю.
Помолчали.
- Насколько я понимаю, у всех питерских вампиров есть своя территория? И встречаются они в этом... Слово такие красивое, ты мне его писала?
- Нет, в Элизиуме почти никаких вампиров не бывает. Тут с вампирами в общем-то так - найди свою нишу, и тебя тогда не убьют. Или просто не давай себя убить. Тогда тоже не убьют, но ты лучше просто нишу себе найди. Либо не забитый никем уголок, либо способ питаться какой-нибудь такой особый придумай. Вот хозяйка Элизиума, например, собирает послушников. Сакрификумов. Людей, которых потом можно будет обратить. А что бы тебя обратили, надо несколько лет давать кровь.
- И много... Послушников?
- Нет, же очень редкая аномалия крови. Истинных послушников мало. Человек шесть. Мария из Аптеки - тоже сакрификум, например. Но всегда хватает самых обычных людей, которые хотят стать вампирами.
- На самом деле они могут стать лишь упырями?
- Ага. Нет, не становятся, - добавила Котокрыс, поймав мой взгляд. - Они в большинстве своем успевают разочароваться в идее и уйти. Потом с ними происходят несчастные случаи, как правило.
- Мерзкий мир...
- Ну как сказать. В чем-то он даже более цивилизованный, чем мир обычных гопников и уголовников. Кстати, мы сейчас едем по Лиговке. Здесь где-то было Городское Общежитие Пролетариата. Alma mater всех гопников.
- Почему мы едем по Лиговке?
- Потому что на Волково.
- Мы же ехали на север. И как мы оказались снова в центре?
- Круг через Серафимовское, - непонятно сказала Котокрыс.
- Так где ты живешь?
- Так я тебе и сказала!
- Куда же мы едем?
- Мы катаемся. До пяти утра. Потом ты пойдешь баиньки в свой гробик, а я поеду на метро домой.
- А трамвай...
Я прислушался. Трамвай, нормальный городской трамвай, не должен дребезжать в такой гамме. И он должен по-другому дрожать. Я посмотрел в окно и вдруг понял, в чем дело. Трамваи, обычные трамваи, не ездят на такой скорости.
- А чего он?.. - как-то бестолково спросил я.
- Трамваи сейчас почти не ходят, вот он и ездит на полной скорости, как бронетанк. Без остановок к тому же.
И как я мог не заметить, что трамвай и без кондуктора, и без остановок, и кабина водителя наглухо заколочена металлическими листами.
- Остановки предварительно заказывают по телефону. А водитель - вурдалак. Он при жизни вагоновожатым был, а после обращения у него в мозгу две функции всего осталось - кровь пить и трамвай водить. Зато все рельсы в городе знает.
- Он же опасен...
- Не более, чем ты. К тому же он там в цепях сидит.
- Вот блин.
- А управляют им по рации, такая семейная пара - вампир и вампирша, Меньшиковы. Когда ему направления четкого не задают, он просто между кладбищами гоняет.
- А на кладбищах вампиры живут? Я как-то не подумал в склеп заселиться. Квартирку неплохую себе снял...
- На кладбищах, Сеня, живут бомжи и наркоманы. Они если вампира днем найдут, то...
- Убьют или в милицию сдадут?
- Зачем? Им же деньги на водку или на дозу нужны. Маргиналы - народ практичный. Продадут.
- Кому?
- Есть на вас покупатели, - улыбнулась Котокрыс.
3.
Котокрыс сидела на спинке скамейки и ела гранат. Обсасывала темные частицы и сплевывала белесые косточки. На ее губах и пальцах был сок - похожий на кровь.
- Кто тебя привел к вампирам?
- Сеня... Я не собираюсь тебе докладываться... - в ее голосе звучала отрешенность. Она была закрыта, думала о чем-то о своем.
Я слегка обиделся. Про новгородских вампиров я ей уже рассказал. Что меня не приняли в общество и выбросили, как слепого и паршивого котенка. Едва ли не утопили. А она не хочет ответить на откровенность откровенностью. Что за человек!
Котокрыс этого не замечала.
- Котокрыс?
- Что?
- Ты хочешь стать вампиром?
- Нет.
- Пока нет или совсем нет?
- Нет, и все. Но мне нравится ходить по краю. По грани вашего мира и человеческого. И ждать, затянут ли меня в ваш мир раньше, чем я узнаю все его секреты и пойму, что там очень тоскливо. Что там вечная сплошная тоска.
- Я тебя не понимаю. У тебя же на лбу не написано, что ты сакрификум. Живи, гуляй под солнцем. Забудь про вампиров, если не хочешь их видеть.
В моей фразе явственно прозвучало капризное 'если не хочешь меня видеть'. Я сам это услышал и смутился.
Котокрыс разорвала кожуру граната и вгрызлась в очередную россыпь темно-алых крупиц.
- Я никогда не укушу тебя против твоей воли, конечно же. Но вампир из тебя бы получился лучше, чем из меня.
Она посмотрела на меня так, будто бы выразила согласие. Потом, отплевавшись от косточек, сказала:
- Вкусовые качества крови сильно проигрывают по сравнению с гранатами. И с другими продуктами человеческого питания. А стоит кровь настолько дороже... Это у тебя профессия хорошая, веб-дизайнер, как работал, так и работаешь. А мы, простые смертные геодезисты? О, демонический образ - два вампира темной ночью с рейкой и нивелиром. Сама бы испугалась...
Я пожал плечами. Это была наша третья или четвертая встреча. Я уже знал, что Котокрыс не из любителей вампирской романтики. И тем непонятнее мне было, что она вообще в нас нашла, в нашем мире. Ладно, в их мире, в том мире, куда кровопийцы меня не брали. А ее - брали. Зачем она ходит в Элизиум? Откуда знает всю изнанку города?
И совсем не ту цифровую изнанку, которую ей положено знать как геодезисту.
- Слушай, Сеня. Я не хочу быть вампиром. Но я сама не знаю, почему. Возможно, быть вампом - это очень хорошо и прикольно, просто пока я этого не понимаю. Очень может быть, что я для этого и создана, как и другие в моем роду. Давай сыграем.
И она задумась. Запустила пустой кожурой в урну. Промахнулась.
- Сейчас-сейчас, я придумаю правила. Мы возьмем два бокала, в одном из них будет клофелин. Перепутаем бокалы. Один из нас выпьет снотворное и уснет. Второй сделает с первым все, что захочет.
Соглашение представлялось мне всесторонне невыгодным.
- А что ты захочешь сделать со мной?
- Ну, Сеня... Убить тебя... Или выпить твоей крови. Или... Впрочем ладно, ничего неприличного. Тебе же девушки не нравятся.
- Но я же тоже смогу тебя убить, если выиграю.
- Но ты этого не хочешь.
- Не хочу.
- И изнасиловать меня ты не хочешь. Так что ты можешь меня либо поставить, либо нет. Для меня это игра имеет всего два варианта. И я честно не знаю, при каком я выигрываю.
- Зато я чую, что проигрываю при любом из них, - сказал я мрачно. Если я Котокрыса поставлю, то она меня возненавидит. И даже не вспомнит, что сама приняла такое решение, а меня просто подставила. - Играй в такие игры с кем-нибудь другим.
Сказал - и тут же испугался. Сейчас встанет, уйдет, а я останусь один в этом сквере.
- Ты прав. И я найду, с кем сыграть.
Она не ушла. Мы еще долго болтали. Мне даже почти не было стыдно за свою трусость.
4.
Я сидел в кофейне и ждал Котокрыса. Я ненавидел сидеть в кофейнях и ждать Котокрысов, но неизменно приходил чуть раньше назначенного времени. А она никогда не приходила ни раньше, ни позже. Ровно, минута в минуту, Котокрыс влетала в зал, улыбалась мне своей чуть смазанной косой улыбкой (она часто так улыбалась - будто бы ее время шло быстрее, чем мое), бросала шляпу, и неслась к стойке. Получала свой ристретто без сахара и через полминуты чинно возвращалась к нашему столику с маленькой белой чашечкой, доставала сигареты, приглаживала волосы пятерней и закуривала.
Но этого все не происходило и не происходило. Ни через пять минут, ни через пятнадцать, ни через двадцать, ни через пятьдесят. Я ничего себе не брал, и сидел за пустым столиком с пустой стеклянной пепельницей, глядя на ночную желто-коричневую улицу. По бетонным плиткам ходили люди, через стекло я не мог почуять их крови, и они казались неживыми. Толпа, заканчивающая свой рабочий день в 18.00, распределялась по квартирам и барам. Потом толпу сменили компании, бредущие куда-то с пивом в металлических банках. Когда дело дошло до медленно гуляющих парочек и трезвых среди пешеходов осталось пугающе мало, а Котокрыса все еще не было, мне стало очень не по себе.
Был соблазн искать причину ее отсутствия в себе, во мне самом. Найти, обидеться и оскорбиться. Решить, что ей скучно со мной, например. Что я ей надоел. Что у нее наконец-то появилась личная жизнь, и ей стало не до глупых никчемных вампиров.
Но я знал, что не пришла она не из-за меня. Что-то ее остановило. И я должен очень быстро что-нибудь предпринять, что бы найти ее. Почему я? Когда я не могу ничего сделать?.. А вот так выпало.
Никаких координат Котокрыса у меня не было. Телефоном я после гибели перестал пользоваться, поэтому и ее телефонов не спрашивал. Зайти в какой-нибудь Интернет-клуб и написать Котокрысу мэйл? Очевидно бесполезно.
Аптека! Я опрометью бросился туда на двух маршрутках и увидел, что дверь - железная дверь, крашенная коричневой краской - закрыта. Я долго стучал, но Мария не открыла. Рядом со мной пританцовывал на морозе старичек-филателист. Его сын-вурдалак бился и скрежетал зубами о железо в багажнике помятой копейки.
- Сейчас папа купит тебе кровушки, - приговаривал старичок время от времени. Вурдалак на несколько минут затихал. Что бы покупать кровь, старик распродавал свою коллекцию марок. Интересно, что же это была за коллекция...
Хоть Котокрыс и рассказала мне эту байку про них, но вряд ли они сами знали что-нибудь о Котокрысе. Но не могу же я на самом деле не знать, где в этом богонеугодном городе гейт в вампирский мир. Я живу здесь уже несколько месяцев. И я в конце-то концов настоящий вампир. Хотя понятия не имею, где находится Элизиум. И не знаю места обитания ни одного другого разумного вампира. Котокрыс, раскрывая передо мной подноготную Петербурга, всегда избегала точных ориентировок. Хотя однажды...
Комендантский! Я с ужасом посмотрел на часы. Через двадцать минут метро закроется, и охотящемуся там вампиренышу будет некому предлагать свои жетончики. Как за двадцать минут попасть на такую окраину?
Застопил машину, умолял везти быстрее, неслись на скорости за сотню, и все равно опоздали. Метро было закрыто. Выходы безлюдны. Рядом с редкими двадцатичетырехчасовыми ларьками не наблюдалось ни одного вампира. Я специально заглянул в лица чуть ли не всем тамошним алкашам.
Я обежал все спуски в метро. Прошла волна пассажиров из последнего поезда, и метро закрыли совсем. Я присел на гранитные перила одной из лестниц, ведущих вниз.
Оказалось, что с неба давно уже падают крупные мокрые хлопья, а я их не замечаю. Слез у вампиров не бывает, но мокрый снег вис на ресницах и стекал по глазам, огни реклам закрытых магазинов преломлялись в холодных каплях и расплывались. Казалось, мне самому казалось, что я плакал.
- Не переживайте, - участливо произнес голос сбоку от меня. - Все выйдет как надо, если вы очень-очень этого захотите и если вам станет для этого ничего не жалко.
Я повернул голову. Рядом со мной стоял юноша в коротком зеленом пальто. Его светлые волосы не совсем прикрывали забавно оттопыренные уши, а на лице были добрые голубые глаза, покрытый веснушками аккуратный нос и красивые свежие губы, отливающие розовым перламутром. Было трудно не поверить ему, что у меня все получится, если я буду готов для этого на все-все-все.
- А пока хотите жетончик? - и он протянул мне медную фишку.
5.
- Я не знаю, на стороне ли Меньшиковых Герасим из Дворцового моста. Но Лидия Петровна из Николаевского уж точно на их стороне. Можно по Троицкому, там наших нет. Большеохтинский проедем, только если очень повезет... Литейный - не знаю, Сычиху лет пятнадцать тому назад приговорили. Теперь там кто-то молодой, непонятный. Может, тоже уже продался.
Вампиреныш от Комендантского рекомендовался Данечкой. Он заверил меня, что знает, где этот дурацкий Элизиум, и со словами 'Эгей, едем спасать Котокрыса!' отцепил от столба красный 'Салют'. Я так и не понял, знакомы ли они с Котокрысом.
Данечка ехал очень быстро - люди на таких велосипедах ездят, как правило, медленнее. Даже без взрослого мужчины на багажнике. Но Элизиум был далеко, на том берегу, на Суворовском.
- Кому продался и вообще о чем вы?
Данечка повернулся ко мне; его лицо выглядело совсем молодым.
- Кто, ты думаешь, мосты в городе по ночам разводит? Наш брат, упырь. А деньги кто себе берет? Кто может, тот и берет. Меньшиковы вот могут.
Велосипед ехал по опасной траектории, заканчивающейся углом ближайшего дома.
- Данечка, на дорогу смотри.
Он, не глядя, выровнял велосипед.
- Аптека, говоришь, закрыта? Это нехорошо. Я-то в нее не хожу, не приучен, но молодняк типа тебя ее жалует. Хлебное место получается. Выходит, и его Меньшиковы под себя подгрести хотят.
- Это те, которые с трамваем? Почему именно они?
- А кому еще это петроградское болото на фиг сдалось? Здесь закон такой - сам кормись и брату не мешайся. После Блокады у нас консула нет, никак не приходит. Вот и живем, как умеем.
- Почему после Блокады? Его убили?
- Нет, что ты.
Данечка посерьезнел и замолчал.
- Она такая была, такая... Так посмотришь - мрачная тетка, фем фатал и все. Но в Блокаду она сгорела вся, выгорела. Как только смеркалось, выходила к Спасу-на-Крови, там такой мозаичный крест был, из которого люди кусочки смальты таскали. Брали себе на обереги. Она сидела под ногами Спасителя и давала по глотку своей крови всем молящимся. Получалось почти причащение, едва не богохульство, но люди от одной капли ее крови оживали. Гранатовая кровь - это целебный эликсир. Выпившие его люди и до сих пор живы. А она однажды пропала... Потом ее выловили - где в Неве воду брали. Без капли крови и без консульского кольца. Там, у сфинксов. - Данечка указал подбородком по направлению вперед. - Даже гранатовая кровь кончается. Она же не охотилась. И нам запретила...
- А ты давно вампир?
- Как в двадцать третьем пришел в Петроград работать, так и поставили меня. - Данечка надолго замолчал, повернулся к дороге, закрутил педали еще быстрее. Мы ехали по Большому проспекту Петроградской стороны. Он решил через Тучков и Дворцовый? Или?
Я не успел додумать эту мысль, прошедшуюся очень неприятным покалыванием по спине, как Данечка опять повернулся. Видимо, он решил таки рассказать мне о себе. И, видимо, это решение далось ему не слишком просто.
- Я работал в Чайной.
Я почему-то сразу понял, что Чайная, как и Аптека, пишутся в вампирском мире с большой буквы, а произносятся - с придыханием. Любим мы, вампиры, символы и знаки.
Не успел я придумать, что бы такое спросить, что б помочь ему начать длинный рассказ о своей биографии (я слишком волновался за Котокрыса, что бы ясно мыслить; то, что Данечка отнесся к моей тревоге так серьезно, только усугубило ее).
Я промолчал. Данечка заговорил сам.
- Этот нынешний Элизиум типа той рабоче-крестьянской Чайной. Там, конечно, картинки висят и все такое эстетское, но суть та же.
Перед Дворцовым мы поехали медленнее.
- У Герасима в одной из опор логово. Сейчас вылезет.
Мы остановились, прислонившись к решетке моста. Данечка подобрал с асфальта бычек, закурил (зажигалка у него была солидная, дорогая) и зашагал вперед развязной походочкой, ведя велосипед за руль.
Навстречу ему показался вампир в синей спецовке.
- Ага, Данька со своей рабочей окраины вылез. На Зимний прется!
Вампир Герасим улыбался во все тридцать два зуба плюс два клыка. Клыки у него были коричневатыми, грязными.
- А не все же мне сидеть... - начал Данечка, поддерживая бравурный тон. Герасим на него прикрикнул:
- Ты - помолчи. С тебя толку - как с козла молока. Глаза б мои тебя не видели. А вот юноша... Клиент Аптеки, на лбу написано.
Тональность улыбки Герасима изменилась. Теперь она была деловой профессиональной улыбкой. Никакой разухабистости. Как у служащего в Макдоналдсе.
- Денежек-то на кровь хватает? Работаешь?
Я кивнул.
- Да, работаю. Лучше выцеживать деньги из прижимистого города, чем сивушную дрянь из жил бездомных.
- Я не займу у тебя много времени. Всего лишь предложение. Формула тут такая. Сдаешь 0,5 л своей крови, и получаешь 0,5 л человеческой. Если каждый день. Можно через день - литр сдаешь, литр получаешь. Совершенно бесплатно.
- О, дед старый! Сеня, поехали.
Данечка уже сидел в седле.
- До встречи, Данила. А ты, Сеня, как не будет денег на Аптеку - приходи сюда. Скажу, к кому пойти, передать привет от старого Герасима, кровь сдать. Аптека - она же может того-этого...
- Сеня, - предостерегающе прошипел Данечка.
- Едем, едем.
- Аптека - она же может того-этого... - прокричал нам вдогонку Герасим. - У Марии такое кольцо видели...
- Что он мне предлагал? - спросил я, когда мы поворачивали на Невский.
- Кровь сдавать. На дурь. Люди ее пьют и кайф ловят. Подсаживаются. Как на героин. Знаешь, сколько стоит 0,5 твоей крови? - задал Даня риторический вопрос. - А на литр моей можно вообще корову купить. В начале века - декаданс и все такое - вампирская кровь была в моде. Продавалась в граненых пузыречках и употреблялась вместе с абсентом. Потом как-то повывелись торговцы. Филателист, слышал про такого? Сразу после войны начал продавать кровь своего сынка-вурдалака. А при ней - ни-ни, никто не торговал, она этого не одобряла. Консул наша. А сейчас все бизнес делают. Вот и мелкая пешка Герасим в какой-то пирамиде. Но это еще что. Вот у Меньшиковых, говорят, целая ферма вурдалаков. Они их специально отлавливают, или скупают, или к себе приманиваю - по всякому. Дают хлебнуть человеческой из специальной поилки, и через какое-то время подключают катетер к вене, забирают дурной эликсир. Я сам не видел этой фермы, но говорят. Говорят...
6.
Через четверть часа мы подъехали к подъезду бывшего доходного дома на Суворовском. Прицепляя велосипед к решетке окна первого этажа, Данечка переключился на историю Элизиума.
- Аполлинария Федоровна была генеральшей. Этот дом ее муж строил, что бы комнатки меблированные сдавать. Потом окочурился. А Аполлинария Федоровна стала вампиршей и брала с жильцов кровь вместо денег. Никто не жаловался. Пауль, - вдруг в пояс поклонился Даня.
Только сейчас я заметил, что дверь единственной парадной была приоткрыта, и оттуда на нас смотрел вампир в полосатом деловом костюме.
- Даниэль, - ответил тот, кивнув, и посмотрел на меня. Видимо, он ждал, что меня представят ему.
Но Данечка уже сделал движение. Подлетел к вампиру и как-то странно повел рукой по его горлу. По костюму сразу, без хрипов и без бульканья, потекла бледно-сиреневая вампирская кровь. Пауль начал оседать, но Данечка ухватил его за ворот пиджака, поймал ртом струю крови и кивком головы подозвал меня. Пока я пил, Данила расстегнул свое зеленое пальто и утерся краем и без того заляпанного шарфа, связанного из белой шерсти.
- Немчина позорная... - с чувством сказал он. - Это прихвостень Меньшиковых. Но Меньшиковым запрещено выпускать его за пределы своей вотчины.
- Вотчины?
- Ну да. Васильевский остров - с 1702-го года их.
Мы затащили труп (точнее - обескровленное тело вампира) внутрь и закрыли дверь. Данечка улыбнулся мне и пошел вверх по лестнице, напевая 'И семнадцати годков отроду на кирпичный завод подалась...'
Около топки лестничной печки он остановился.
- Жди здесь. Оружия не дам, у меня у самого всего-то - заточенная монетка, - он показал небольшой кругляшок, испачканный кровью Пауля.
- Классно ты ею...
- Ага.
Данечка расхохотался и, смеясь, побежал наверх.
Я остался у печки, уже полвека не видевшей ни дров, ни огня.
Снизу донеслось кряхтенье Пауля. Через какое-то время он поднялся и ступил на лестницу, придерживая пальцами края раны на шее. Его костюм был безнадежно испорчен.
- Даниэл зря меня порезал, - сказал он. Я не виноват, что он на Невском пяточке на мине подорвался и три года потом регенерировал, собирая себя по братским могилам на Пискаревском.
Я не стал возражать.
- А здесь я потому, что Чрезвычайный Совет постановил. Аполлинария Федоровна своего праправнука-сакрификума ставить собралась. Он уже почти состариться успел, пока ждал донора с гранатовой кровью.
- Зачем при становлении донор?
- Я неточно выразился, - Пауль отвел руку от своей шеи. О ране теперь напоминали только пятна на пиджаке и рубашке. - Что бы сделать своего внучка консулом, Аполлинарии с ее простой плебейской кровью нужно было сначала найти сакрификума с гранатовой, потом поставить его, потом выпить кровь из внука и открыть для него артерию свежепоставленного консула.
- И что донор?..
- Умирает, - Пауль кивнул.
- Аполлинарии помешали?
- Слишком поздно. Если бы она не была такой дурой, то ее внук уже был бы консулом. И все, она бы выиграла, - по лестнице спускалась немолодая женщина в сером костюме. Лицо у нее было такое же - жемчужно-серое. Кожа вампиров старится со временем. Не покрывается морщинами, а вот так, выцветает. Не очень эстетично, но зато серьезно. - Ты - кто?
Вопрос был адресован мне, хотя смотрела она куда-то над моей головой.
- Почему не отвечаешь?
- Потому что думаю, что мы с вами на брудершафт не пили.
- Выпить с тобой на брудершафт? Приведешь кого-нибудь, из кого мне настолько захочется выпить, что я соглашусь пить с тобой на брудершафт, и все может быть.
Голос был таким же выцветшим, как и лицо. В нем могло бы быть кокетство, но его не было.
- Трупы - на свет, - это уже Паулю. - В Аптеку кого-нибудь нашего подыщи.