Луконина Олеся Булатовна : другие произведения.

Война - дело молодых

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Русская учительница Алиса приезжает с Дальнего Востока в разрушенный войной Грозный, чтобы работать в интернате для детей-инвалидов. Пытаясь помочь заброшенным всеми детям, она сталкивается с политиками, солдатами, боевиками, стараясь достучаться до души каждого. Выжить ей помогает способность к врачеванию, унаследованная от прабабки-знахарки. Ей начинает покровительствовать влиятельный чиновник из чеченской администрации, но Алиса не хочет быть марионеткой в его руках.
  ВОЙНА - ДЕЛО МОЛОДЫХ
  
  Посвящаю
  Нине Овсюковой, без которой не было бы ни этих строк, ни меня, какая я есть,
  маме и сестре, без которых не было бы меня, как таковой,
  "Пилот"-тусовке, осветившей пять прекрасных лет моей жизни,
  и всем, кто способен дотянуться до звёзд, не считая, что это сон.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  "Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне,
  Нарисуй мне портреты погибших на этом пути,
  Покажи мне того, кто выжил один из полка,
  Но кто-то должен стать дверью,
  А кто-то замком,
  А кто-то ключом от замка".
  (Виктор ЦОЙ)
  
  * * *
  - Ещё раз и по-русски, пожалуйста! Значит, твои бедные гуманитарщики и знать не знают, что ты собираешься остаться в Грозном?!
  - Они потом всё равно узнают... Зачем мне сейчас что-то объяснять, доказывать? Надоело. Ты представляешь, чего я дома натерпелась?
  - А ты чего ждала? Что все обрадуются - наконец-то мы от неё избавились?.. Нет, Лиска, можно было бы, конечно, найти более простой способ самоубийства...
  - Ага. И более приятный, хочешь ты сказать?.. Может, ты мне еще про зинданы расскажешь?
  - Про зинданы пусть вон ОРТ рассказывает... войненетцы твои часто возят гуманитарку в Чечню?
  - Часто.
  - Ну вот, и сколько их пропало в зинданах?.. То-то же.
  - Это ты меня или себя утешаешь?.. Да ладно, Лен, что со мной может случиться? Как любит говорить моя сестрица, грешно обижать обиженных Богом...
  - Ей виднее, она тебя давно и хорошо знает!.. Ладно, ты хоть пиши почаще, а?
  - Почаще - ручкой-то по бумажке?! Кошма-ар...
  - Что, привыкла к благам цивилизации? Ничего, там быстро отвыкнешь! Хотя... если верить ОРТ, в Грозном уже Интернет появился...
  - Ага. В каждом зиндане.
  - Лисик!
  - Ладно, Лен, прости, дура я, и шутки у меня дурацкие... Не волнуйся ты, кому я там нужна, старая вешалка? Я же еду туда с детьми работать. С деть-ми! Юбку подлиннее, платочек пониже, глазки долу... и вообще я образцово-показательная вдова...
  - Угу, можно образцово показывать... В душещипательном сериале. Только ты не забудь, что любой сериал непременно кончается свадьбой героини, а не её похоронами!
  - Вот и славненько, я постараюсь не отступать от традиции... Ну что, присядем на дорожку?
  - Уже?
  - Уже...
  
  * * *
  06.10.01
  Вот, пишу сразу после приезда, как обещала. Не знаю, правда, с чего начать... и стоит ли вообще. Не имею я, наверно, права тебя грузить, когда вы там и так с ума сходите... но мне просто больше некому это рассказать. Маме я позвонила сегодня утром и болтала таким бодрым голосом, что аж самой стало тошно.
  Так вот, здесь всё не так плохо, всё гораздо хуже. Гораздо.
  Самое главное. Мне, наверно, придется и тебя трясти с просьбой о матпомощи. Своих я уже напрягла. Здесь нужно ВСЁ, что в голову приходит - постельное бельё (пусть старое), тетрадки, карандаши, какие-нибудь супы в пакетиках... помогите, люди добрые, чем можете, короче, сами мы не местные... Здесь НИЧЕГО нет, и самое главное, что это никого не волнует.
  Приехали мы сюда, как ты помнишь, во вторник. Пока войненетцы распределяли свою гуманитарку, я пошла в РОНО с документами. Мурыжили меня там до вечера - с обычными старыми песнями о главном:
  "Зачем вам эти подвиги?"
  "Ведь у себя в городе вы были прекрасным специалистом! Сделали карьеру!"
  "У вас кто-то из близких здесь погиб?"
  "Если это романтика, то вы не в том возрасте!"
  "Вы просто не представляете, с чем вам придется здесь столкнуться!"
  "Вы просто не представляете..."
  "Вы просто не..."
  "Вы просто..."
  И только когда я процитировала им Иешуа из Булгакова: "Злых людей нет на свете...", они, видимо, сообразили, что таких, как я, уже не вылечить, и...
  И в конце концов направили меня на работу в детдом. Точнее, в интернат для глухих и слабослышащих детей.
  Сразу скажу - по документам детей двенадцать, из них семеро глухих и слабослышащих; в наличии - семнадцать, из них детей четырнадцать.
  Теперь расшифровываю. Пока этот интернат возили туда-сюда, с войны на войну, в Ингушетию и обратно, к нему прибились "посторонние" сироты и потеряшки. С семерыми маленькими глухонемыми ребятами занимается Люция Карловна, она тут за всех - и повариха, и воспитательница, тоже глухонемая, старушка уже. Она всю жизнь здесь работает, вместе с директором, Майрбеком Хизировичем, а он даже старше её, и очень больной.
  Ещё семеро ребят - просто малышня до десяти. Майрбек Хизирович отдал в РОНО их данные для поиска родных, но что-то пока без толку. И ещё есть трое старших - которые давно уже не дети. То есть по возрасту им 13-15. Они тут всех и содержат, в сущности. Как? Воруют. Артур, Гелани и Сашка. Все - грозненцы из бывшего Грозного. Сашка - русский, но для него я тоже не существую. Что мне очень понятно. Просто до боли.
  Короче, умереть здесь легче лёгкого, но что-то не хочется помирать как "русская джуляб". Это первое, что я от них услышала, от старших-то. Слово "джуляб" переводится... ну, сама вспомни замечательное русское слово, в котором тоже есть буквы Б, Л и Я.
  Очень тяжело.
  Ладно, всё. Поплакалась, и будет. Не отправлю я это письмо, наверное. Лучше бодрым голосом позвоню. Очень бодрым. Если наскребу денег.
  
  * * *
  Омоновец когда-то служил в Таёжке, - десять километров от её родного города, воистину мир тесен, - и она наконец поняла, что иначе её погнали бы отсюда сразу, несмотря на туго свернутый комок купюр разного достоинства: всё, что к тому времени вообще у нее оставалось.
  Когда час назад Артур, единственный из старших, кому ещё подходило слово "мальчик": тонкий, хрупкий, глазищи в пол-лица, - буквально поволок её сюда, она выпотрошила кошелек подчистую, и теперь, безотрывно глядя дюжему капитану в глаза, пыталась сообразить, сколько же там было денег.
  Заканчивались её четвёртые сутки в Грозном.
  - Что ты тут забыла вообще, землячка? Да езжай ты домой, бля..!
  Это было не оскорблением, а просто вербальной связкой.
  Она торопливо закивала:
  - Спасибо, прямо сейчас поеду, честное слово, только детей отпустите, пожалуйста...
  - Да какие это, нах.., дети?! Дети, бля..! Ты что, не понимаешь, куда тебя принесло? Тупая, бля..!
  Она опять послушно кивнула.
  - Детей отпустите...
  - Да эти дети тебя ночью от...бут и глотку перережут!
  Эти дети смотрели на нее из-за решётки, из полутьмы "предвариловки". Там было много других... уже не детей, взрослых, и все они молча смотрели... слушали.
  - Вот деньги.
  - Я тебе добра хочу, дура, бля..!
  - Спасибо, конечно, конечно, я понимаю, спасибо...
  Капитан, махнув рукой, раздавил окурок в грязной консервной банке, - она следила за каждым его движением, как завороженная, - и начал сосредоточенно пересчитывать смятые купюры.
  - Восемьсот. За двоих - надо бы по пятихатке...
  Она сглотнула.
  Капитан тяжело помолчав, опять махнул рукой:
  - Х.. с тобой... дура ты, учительница, лечиться тебе надо, ей-Богу...
  Она вновь кивнула машинально, как китайский болванчик, который в её детстве, - много веков назад, - стоял на бабушкином комоде, улыбался и кивал, кивал и улыбался...
  - Чего стоишь, забирай своих щенков! Которые твои?
  Звякнул ключ, и она кинулась, влипая в решетку, схватила своих, - Гелани, Сашку, - и наткнулась на взгляд ещё одного мальчишки.
  Чуть постарше её ребят, и на голову выше, стриженный под ноль, худой как щепка, - всё это она увидела, уже держа его за костлявый локоть.
  - Эй-эй-эй, ты чего, землячка, совсем ..бнулась? - Капитан ухватил парня за другой локоть, толкая его обратно за решётку. - Сдурела? Что, скажешь, тоже твой?
  - Мой, - ответила она твердо.
  - А за него чем платить будешь? - Капитан ухмыльнулся, сощурясь, оглядел её, - она не отстранилась, твёрдо посмотрев ему в глаза, сняла с шеи золотую цепочку с крестиком:
  - Храни вас Господь...
  ...Остановились они, все пятеро, только в квартале от блокпоста, где-то на бывшей спортплощадке возле бывшей школы, под разбитым баскетбольным щитом, и только тогда незнакомый парень выдернул локоть у неё из ладони, метнув исподлобья тёмный взгляд.
  И выругался так грязно и замысловато, что она даже и не поняла сперва этих слов.
  - Ты зачем? - растерявшись, спросила она обиженно. - Зачем ругаешься? Ты бы при своей маме тоже так ругался?
  И осеклась, когда он шагнул к ней, ощерясь совершенно по-волчьи:
  - Заткнись, ты! Она погибла, когда вы здесь бомбили!
  - Тогда она тем более тебя слышит... всегда, - будто игла вошла в грудь под левой ключицей.
  Он ещё несколько долгих секунд смотрел на неё, тяжело дыша, потом обернулся к мальчишкам, спросил что-то, кивнув в её сторону и общеупотребительным жестом повертев пятернёй у стриженого виска.
  Она вытерла щёки ладонью.
  - Да она ж только во вторник сюда приехала, Бек, - Сашка пожал плечами, и снова заклокотала чужая речь.
  Она тупо ждала, и, наконец, парень, названный Беком, нехотя кинул по-русски, - уже явно для неё:
  - Ладно, я с вами.
  ...И опять она сразу ничего не поняла, когда Люция Карловна на пороге дома метнулась к ней, отчаянно жестикулируя, - ещё один чужой язык, - а маленькие так же отчаянно враз заревели, и Сашка, сглотнув, тихо сказал:
  - Директор... Майрбек Хизирович... умер в больнице... утром.
  Голова стала совершенно пустой и лёгкой, она пошатнулась, опираясь на косяк.
  - Люция говорит, - перевёл Сашка сдавленно, - что вы теперь тут будете главная, если... если согласитесь.
  Детский плач оборвался, теперь все они молча смотрели на неё.
  Бек, по-хозяйски шагнув вперёд, что-то тихо сказал Сашке, а тот - Люции Карловне, и она, кивнув, повела детей в дом.
  Глаза Бека, темные, с длиннющими ресницами, оказались прямо перед её глазами:
  - Что, останешься здесь? С ними?
  Она облизнула губы, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо:
  - Конечно.
  - Ты не можешь одна тут жить, - бросил он резко. - Ты женщина. И не старуха.
  - Ну, знаешь, - пробормотала она, - я бы с удовольствием стала мужчиной... или старухой...
  Бек наконец отвёл глаза, несколько мгновений глядел себе под ноги, потом опять повернулся к Сашке и что-то спросил, - она разобрала только слово "Коран".
  - В кабинете у Майрбека Хизировича, на полке... - Она спохватилась: - А... а зачем? Я не...
  Бек длинно вздохнул, поглядел в небо.
  - Давай руку. Только не дёргайся.
  Ничего не понимая, она послушно протянула ему руку. Бек перевёл взгляд на вернувшегося Сашку, на Артура и Гелани. Достал и раскрыл нож.
  Пять окровавленных ладоней слились над Кораном.
  
  * * *
  18.10.01
  Если ты сейчас читаешь это письмо, значит, я наконец добралась до почты.
  Ну что, можешь поздравить меня, моя дорогая... как ни странно, но я всё ещё жива и даже обзавелась родственниками... а ещё точнее, толпой кровных братцев - аж четыре штуки. Не было ни гроша, да вдруг алтын.
  Честно? Я просто счастлива.
  А всё оттого, что я выменяла на блокпосту свой крестильный крестик на Бекхана, - мне повезло, что он оказался золотым. Крестик, я имею в виду... Бек, впрочем, тоже. Как и все они.
  Побратались мы впятером кровью, как в индейских фильмах. Идея Бека. Не знаю, откуда он её взял. Он вообще полон идей, самых разнообразных, и рулит нашим кораблём. До тех пор, пока не приходится демонстрировать ему, кто в действительности вожак стаи.
  Потому что на самом деле Акела-то здесь я, и рулю тоже я. Когда не прикидываюсь беспомощной женщиной...
  Вот уж не знаю, куда только нас вынесет с такими рулевыми...
  Однако, "поздняк метаться", как говорит Бек.
  С остальными пацанами в чём-то проще, в чём-то сложнее. Сашка младше других и слушается меня беспрекословно. Артур и Гелани - вещи в себе. Я почти ничего про них не знаю. У Гелани есть родственники где-то в селе, но ехать туда он не хочет. У него нет руки - правой, по локоть... где он потерял руку, он не рассказывает. Артур же вообще ничего о себе не рассказывает. В отличие от Бека, который добивает меня страшилками из своей жизни.
  Причём самому ему эти истории страшилками отнюдь не кажутся - они только доказывают его лихость и крутизну неописуемую... Например, история о том, как федералы его сбросили с вертолёта, а ему хоть бы хны... Уточнение: вертолёт летел над самой землёй, он этого не знал, но он же, ясен пень, нохча (чеченец) и потому не испугался ну вот ни на столько! Только ногу сломал.
  Слушая это, я молчу о том, что он иногда заикается и часто кричит во сне.
  Как и другие.
  А двое малышей убегают при виде огня. Любого, даже в печке.
  А еще двое из тех, кого я считала глухонемыми, просто не говорят. Не могут. Или не хотят. Хотя всё слышат.
  Всё чаще и чаще я думаю, на сколько меня вообще хватит здесь...
  И благословляю свою фотографическую память на хорошие книжки, которые пересказываю денно и нощно... До хрипоты.
  Или стихи читаю. Лермонтова, Маяковского, Блока... "Скифы" особливо хорошо идут во время укладки дров в поленницу.
  Да, дорогая. Дрова, поленница, печка... "Откуда дровишки? Из лесу, вестимо..." Вместо леса здесь деревья, которые ещё сохранились вокруг бывшего детсада, где нас разместили, и доски от забора... хотя забор надо бы и поберечь. Гости захаживают иногда... а гости бывают всякие. Самые безобидные - солдаты-срочники. Пока что у нас есть хлеб и каша. Кормим, если просят...
  
  * * *
  Раньше она никогда бы не поверила, что можно так радоваться трём обыкновенным, сильно обшарпанным и помятым эмалированным вёдрам, валявшимся среди разного хлама в сараюшке за домом. Удивительно было ещё и то, что никто раньше не добрался до этого сокровища.
  Нетерпеливо сдувая с лица липкие нити паутины, она наконец выкарабкалась из сарая и с торжеством потрясла брякнувшими вёдрами перед носом у пацанов.
  - Вот! За водой хоть сейчас можно идти! Только сполосните их сперва хорошенько... Чего вы?.. - Она осеклась.
  Бек надменно сощурился:
  - Чтоб ты знала - нохчи воду не носят!
  - Что-что? - переспросила она, не веря ушам. Горло вдруг перехватило от обиды. - Шутишь?
  Она беспомощно оглядела всех.
  Гелани и Сашка отвели глаза, Артур открыл было рот, но промолчал.
  - Это бабье дело - воду носить, - отрубил Бек. - Поняла?
  Она с размаху швырнула им под ноги задребезжавшие вёдра и пошла в дом.
  Рано утром, пока малыши ещё спали, она молча спустилась в кухню, - мимо Артура и Гелани, не проронивших ни слова, мимо Бека, прислонившегося к косяку, - обречённо считая про себя, сколько же раз придется тащиться к колонке и обратно. Завтрак. Посуда. Обед. Посуда. Стирка...
  Полнёхонькие вёдра в ряд стояли у плиты. И в жестяном корыте воды было до краёв. И в помятом баке для стирки...
  Она изо всех сил удерживая улыбку, выдохнула, посмотрела на подпиравшего косяк Бека - тот немедля отвернулся и направился во двор.
  
  * * *
  - Бек, послушай, а вот... Ты меня научишь?.. Говорить на вашем... на...
  - Нохчийн мотт (чеченский язык)? Ха! Тебе всё равно не суметь. Ну фиг ли, спрашивай.
  - Ох... Как дела, например, или вот...
  - ГIуллакш муха ду.
  - Ка-ак? Да мне в жизни не выговорить... Гуллаш... Ё-моё... Ну погоди же, не смейся! Как мне сказать: "Я не чеченка, я русская"?
  - Со нохчи яц, гIазкхи юй... Но ты должна говорить - со нохчи юй (я чеченка). Поняла? И без нас никуда не вздумай ходить! Поняла? Сама-то не смейся, ничего смешного...
  - Я не смеюсь... Бек, вот ещё что... я знать хочу... а зачем ты вообще с нами остался? Мог же сразу тогда уйти, и всё?
  - Не мог.
  - Почему?
  - Потому что ты меня купила.
  - Что-о?
  - Погоди... Ну, выкупила меня. За крест за свой. Как бы я тебя оставил, тебя бы убили просто тут, ты ж ненормальная...
  - Ну, спасибо, дорогой братец!
  - Надо говорить: баркал, сан ваш (спасибо, брат)... Эй! Ты чего дерёшься?
  - Как старшая сестра, сан ваш! Возьми других братцев, дров наколите, кончаются...
  
  * * *
  02.11.01
  Можешь меня поздравить, завтра я по методу дедушки Мичурина ("нечего ждать милостей от природы, взять их у неё - вот наша задача") начну брать осадой чиновников от образования, ибо мне удалось наконец выписать счета на продукты, и теперь нужен кто-то, желающий их оплатить. Если желающих не окажется, то хоть на площади с шапкой вставай.
  Что ж, и встану.
  Сместилась точка сборки.
  Кстати, попроси Иваныча, пусть пришлёт мне Кастанеду. Я ему попозже напишу, пускай не обижается, ага?
  А кассеты, которые он собирался выслать, уже не нужны. Мы выменяли мой плейер на сгущёнку.
  А ты, когда будешь отвечать мне, вложи в конверт маленький крестик, хорошо? Самый-самый простой.
  
  * * *
  Она разжала левую руку - на ладони краснели следы ногтей. Счёт-фактура, зажатая в правой руке, повлажнела и изрядно помялась.
  Прошедшие две недели она практически с утра до ночи провела в "казённых домах". Заканчивалась третья неделя. Сперва она терпеливо выстаивала, - а если везло, высиживала, - очереди в отделе образования. А с понедельника начались все прочие отделы.
  Схема была стандартной. Секретарши в турецком ширпотребе и охранники в камуфляже. Улыбка, от которой у неё уже сводило губы. Запись на приём. Длинная очередь. Сытая надменная рожа за необъятным, как аэродром, столом. Выученная назубок просьба. Отказ.
  Она не хотела и думать о том, что будет дальше делать и чем кормить ребят, если откажут везде.
  А табличка-то на двери практически в бронзе и мраморе... "Беслан Алиевич Тимурханов, министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций"...
  - Проходите, пожалуйста, - эта секретарша, в отличие от прочих, была улыбчива и даже мила. Странно...
  Она потянула на себя массивную дверь. И ей почему-то вдруг остро захотелось посмотреться в зеркало. С какого, спрашивается, перепуга: губы обмётаны простудой, косметики - ноль, но есть и плюс - волосы, срочно нуждающиеся в какой-нибудь "Велле-вы-великолепны", скрывает платок. Чёрный, само собой.
  - Здравствуйте, проходите, присаживайтесь.
  Про этого человека она слышала много, и всякое. И даже иногда видела его по телевизору - когда-то, в прежней жизни. Карьера его была... специфической. БТР, кожаное кресло, тюремные нары, снова БТР, и снова кожаное кресло... сейчас вот даже министерское.
  - ...исполняющая обязанности директора интерната для глухих и слабослышащих детей...
  - ...восемнадцать детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет... манка, сухое молоко, мясные консервы... счёт-фактура на общую сумму девять тысяч рублей девяносто пять копеек...
  - Простите, а почему ко мне? Почему вы не обращаетесь в отдел образования?
  - А потому что в отделе образования меня уже послали, - она из последних сил любезно улыбнулась.
  - Куда?
  - В отдел здравоохранения.
  А вот его улыбка уже начинала её раздражать.
  - Оттуда меня просто послали.
  - На каком основании?
  - На том основании, что более половины детей в интернате, строго говоря, не являются глухими или слабослышащими... Это просто сироты, которые потеряли семью и живут под крышей интерната... у нас на складе есть только запас муки и овсянки, рассчитанный на...
  - К сожалению, всё это не в моей компетенции...
  Он снова поднялся, - красивый, чёрт, светлая рубашка с короткими рукавами, галстук в тон, едва уловимый запах дорогого одеколона...
  - Так вы не хотите мне помочь?
  - Лично я или министерство печати?
  - Да кто угодно! Это же ваши дети!
  - Вы в этом так уверены?
  У неё вдруг потемнело в глазах - то ли от ненависти, то ли от голода.
  - Конечно, ваши собственные дети в Москве, сыты и здоровы, правда? А ведь это и вы, в том числе, осиротили моих детей! Вы уже десять лет делаете здесь карьеру - любой ценой, деньги - любой ценой...
  - Достаточно.
  Она наконец осеклась, взглянув ему в глаза.
  Отвернувшись от неё, он свирепо порылся в карманах висевшего на стуле светлого пиджака, вытащил увесистый даже на вид кожаный бумажник и вывернул его над столом. Посыпались записки, визитки, деньги...
  - Денег вы хотите? Пожалуйста! Это всё, что я могу вам дать. Нет, вот ещё!
  Зазвенела мелочь.
  Оглушённая, она шагнула к столу...
  ...схватила купюры, мельком отметив, что среди них есть и доллары, сгребла мелочь до последней монетки, накрепко зажала в кулаке.
  Дойдя до двери, она обернулась и поклонилась в пояс.
  
  * * *
  ...А люди здесь всё равно называли руины вокруг: Театр кукол. Или: парк Кирова. Или: "Океан". Или: детская библиотека...
  Она присела прямо на груду кирпичей, вытянула гудящие ноги - кроссовки начинали потихоньку рваться, ещё бы, такие концы пешком делать. Редкие автобусы ходили еле-еле, да и садиться в них было опасно: слишком часто останавливали их вооружённые люди. Хотя документы на себя и на мальчишек всегда были при ней, аккуратно упакованные в полиэтилен...
  Сашка и Артур, которые на этот раз провожали её до районо и обратно, молча уселись рядом.
  Она огляделась вокруг, вздохнула и невольно пробормотала с тоской:
  - Планета Шелезяка... Людей нет... Растительности нет... Полезных ископаемых нет...
  Артур широко распахнул глаза. Сашка разинул рот и, наконец, неуверенно хохотнул:
  - А я помню, откуда это!
  - Это мультик такой. "Тайна третьей планеты", - пояснила она, почему-то виновато, пытаясь припомнить, могли ли пацаны вообще его видеть.
  - Точно. Мультик, - глухо сказал вдруг Артур.
  - Да нет! Это книжка! - Сашка чуть ли не прыгал от возбуждения. - Про Алису! "Путешествие Алисы"! Я у бабушки в библиотеке её читал! Я тогда ещё маленький был...
  - Я тоже в библиотеке работала... - осторожно сказала она, покосившись на хмурого Артура.
  - Моя бабушка сорок лет была заведующей! - гордо отрезал Сашка. - Её весь район знал! У нас был подъезд первый, квартира первая, все знали, где она живёт! Когда бомбить начали, она почти все книжки домой перетаскала, в подвал, и люди ходили к нам, книжки брали! А потом... - Он запнулся.
  - А мама, отец? - не выдержала она.
  - Папа преподавал... в институте... - неохотно проговорил Сашка. - Его однажды... между первой и второй... увели. За выкуп. Так он и пропал. Мама поехала его искать... и тоже пропала. А книги сгорели, когда вторая война началась. Вместе с домом. А бабушка... просто умерла... А потом Майрбек Хизирович меня взял в интернат, он бабушку тоже давно знал! - пытаясь улыбнуться, торопливо закончил он. - Это весной было. Тогда и Артур, и Гелыч сюда пришли, он их тоже взял...
  - А... - она повернулась к Артуру, наткнулась на острый предупреждающий взгляд исподлобья и проглотила вопрос.
  - Пошли, что ли? - проронил тот.
  Вздохнув, она поднялась.
  ...Гелани с Беком, конечно же, в интернате не было.
  
  * * *
  - Вежарий (братья), идите-ка сюда, поговорить надо. Давайте, давайте... Бек, ты не оглох, случайно?
  - Да ну чё ты пристала, спать охота...
  - Конечно, уморились на рынке карманы проверять?
  - Чего ещё?!
  - Не ори. Если вас убьют, мы с малышами с кем останемся?
  - Прям, убьют... Не убили же пока... И потом, мы же по очереди ходим...
  - Ага, утешил... Сегодня ваша очередь была, да? Пока Сашка с Артуром меня пасли!
  - А чего ещё делать-то?!
  - А вот завтра увидишь, чего...
  
  * * *
  - ...Враги сожгли родную хату,
  Сгубили всю его семью,
  Куда ж теперь идти солдату,
  Кому нести печаль свою?
  Пошёл солдат в глубоком горе
  На перекрёсток двух дорог,
  Нашёл солдат в широком поле
  Травой заросший бугорок...
  Она чувствовала, как кровь отливает от лица, когда глядела в глаза стоящих вокруг неё людей, - которые сидели возле этого казённого дома днём и ночью, - но петь не перестала.
  Не могла.
  Потому что пела уже не только для своих детей, - под табличкой "Просим помочь детскому интернату", - но и для этих людей, которые сутками ждали здесь: помощи, спасения, любых известий.
  - ...Стоит солдат, и словно комья
  Застряли в горле у него.
  Сказал солдат - встречай, Прасковья,
  Героя-мужа своего...
  Неслышно подошедший милиционер из местных крепко взял её за локоть.
  - Пускай поёт! - крикнули из толпы.
  - Нигде не написано, что здесь запрещено петь, - тихо сказала она, высвобождаясь.
  Помедлив, тот отошёл.
  - ...Никто солдату не ответил,
  Никто его не повстречал,
  И только тёплый летний ветер
  Траву могильную качал...
  Хлопнула дверца подъехавшей машины. Телевизионщики.
  Встряхнув головой, она пошла по кругу с бейсболкой Бека в руках.
  - Талгатовна, домой пойдём, а? - безнадёжно сказал Бек, наверное, в сотый раз.
  Она покачала головой. Бейсболка была полна.
  - ...Ой, туманы мои, растуманы,
  Ой, родные леса и луга,
  Уходили в поход партизаны,
  Уходили в поход на врага...
  Краем глаза она увидела, как у корреспондента с бейджиком на груди - НТВ - упала челюсть, - почти со щелчком, почти до колен, как в американском мультике про Тома и Джерри.
  - ...На прощанье сказали герои:
  "Ожидайте хороших вестей",
  И на старой Смоленской дороге
  Повстречали незваных гостей.
  Повстречали, огнем угощали,
  Навсегда уложили в лесу...
  Она проглотила непрошеный комок в горле и допела тише:
  - ...За великие наши печали,
  За горючую нашу слезу...
  Толпа густела, кепка снова наполнялась, количество военных и телевизионщиков росло. Она вдруг с ужасом сообразила, что репортаж этот могут увидеть и мама с сестрой, и Ленка... да кто угодно!
  Знакомое лицо в толпе, среди людей в камуфляже: ах да, точно, министр по делам печати.
  Как всегда, улыбается. Видимо, вспомнил, как лихо она его давеча обобрала.
  Она перевела дыхание. Солнце медленно подымалось, начиная пригревать.
  - ...Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
  И степи с высот огляди,
  Навеки умолкли весёлые хлопцы,
  В живых я остался один...
  На третьем куплете ей в локоть вцепилась запыхавшаяся начальница отдела образования: элегантный сиреневый пиджак "под Шанель" застегнут не на те пуговицы, в глазах - священный ужас.
  - Вы с ума сошли, Алиса Талгатовна! Пройдите ко мне в кабинет!
  Бедняжка нервно косилась на телекамеры, старательно отворачиваясь.
  Министр круглой печати откровенно веселился.
  
  * * *
  И когда она чуть ли не с ликующей пляской влетела в кухню, размахивая подписанными счетами, то её встретили такие же радостные дикарские вопли малышей и сытный запах мяса, от которого её внутренности сразу завыли и завязались в узел. Неизменная каша и залежавшаяся тушёнка за эти месяцы не могли насытить тело, как следует, и сейчас у неё помутилось в голове просто от этого запаха.
  Малыши обступили её, подняв перемазанные мордахи, а Бек королевским жестом показал на стол, где возвышался закопчённый котёл с варёным мясом:
  - Садись, ешь.
  Она помотала головой, прогоняя морок:
  - Где вы это взяли?!
  - Валлахи... - застонал Бек, подняв мученический взор к потолку. - Ну чего зря цепляешься? Мне из деревни барана привёз... дядька двоюродный... Вот, все скажут...
  Люция Карловна радостно кивала, стоя у плиты, но больше всего поверить хотел желудок.
  - Точно? - жалобно спросила она, обводя взглядом остальных пацанов. Ноги сами несли её к столу.
  - Ешь, - сердито буркнул за всех Гелани, и они вышли, как по команде.
  
  * * *
  14.11.01.
  Что-то я повадилась тебе писать чуть ли не ежедневно... Делать, наверное, нечего стало.
  Но, правда, сейчас стало чуть полегче. Нам оплатили счета, мы вот-вот получим на базе продукты, на месяц их точно хватит, а дальше этого я не заглядываю. "Никогда не заботься о завтрашнем дне, он сам о себе позаботится..." - так в Библии? Как можно что-то загадывать здесь, когда ежедневно базар гудит разговорами о пропавших людях, о найденных трупах, о...
  Стоп. Разболталась, понимаешь.
  Знаешь, по чему я больше всего скучаю? Даже не по цивилизованной чистой жизни (отвыкла уже от горячей ванны с пеной). По газете. По своей газете. Хочу писать... нет, криком орать обо всём, что тут творится...
  
  * * *
  Тут она сообразила, что понимает то, что они говорят, и обалдела.
  А потом она сообразила, о чём они говорят, и похолодела.
  - Уггара коьртаниг, цуьнга хIумма а ма дийцалаш! (Вы, главное, только ей не проболтайтесь!)
  - Ткъа цуна гахь, вай кхузахь доцийла? (А вдруг она увидит, что нас нет?)
  - Иза цкъа-цкъа а хьоьжуш яц! (Да она никогда не смотрит!)
  - Сейчас посмотрит! - мрачно сказала она, выходя из-за угла с охапкой высохшего белья в руках. - Куда это вы собрались? А главное, зачем?
  Она переводила взгляд с одного на другого. Сашка присел на корточки у стены, Артур и Гелани смотрели в землю, Бекхан вызывающе осклабился.
  - Давайте, колитесь! Я же все равно узнаю. Бек!
  Бек со вздохом закатил глаза.
  - Это наше дело.
  - КIентий (парни), вы же за меня отвечаете, не забыли? А я - за вас.
  - Поклянись, что с нами не пойдёшь!
  Она сунула бельё в руки Артуру и бессильно опустилась на кирпичи рядом с Сашкой, глядя на Бека снизу вверх:
  - Так, и во что мы влипли?
  - Баран был позавчера, помнишь? - пробурчал Бек. - Которого мы съели?
  - Тебе же его какой-то родственник из села привёз... О Боже... вот дура, надо же, поверила... - она застонала, уронив голову на руки. - Ясно. Мы его съели, теперь нас за это убьют.
  - Меня убьют, - поправил Бек спокойно. - Я взял деньги.
  - Правильно, деньги взяты, надо отрабатывать. Что? Мина? Фугас?
  Мальчишки переглянулись в очередной раз.
  - Фугас, - нехотя бросил Бек.
  - Когда?
  - Сегодня ночью. Но тебя там не будет! - ощетинился он.
  - Точно! - вступил Гелани. - Не вздумай, мы сами.
  - Тогда вам меня придётся связать! - рявкнула она. - Я всё равно пойду за вами, нарвусь на растяжку, на патруль...
  - Вежарий, я же с ума сойду, вас дожидаясь... - жалобно сказала она, обводя их полными слёз глазами. - Вы что, не понимаете?
  Бек яростно и беззвучно пробормотал что-то.
  
  * * *
  Первый раз в этом городе она надела джинсы, запрятала волосы под шапку Бека. Бесформенный свитер до колен нашёлся у Люции Карловны, смотревшей на неё печально и тревожно. Она крепко обняла старушку.
  Никогда ещё ей не приходилось выходить из интерната по ночам.
  ...Уже привычные днём, ночью развалины казались просто страшноватой декорацией к компьютерной "стрелялке". Поднявшийся ветерок дребезжал среди ржавых арматурин там, где когда-то были дома. Пятна граффити на смутно белеющей впереди длинной стене, прыгая, сливались в непонятные буквы. Пацаны скользили в темноте, как призраки. Она плелась сзади, изо всех сил заставляя одеревеневшие ноги двигаться быстрее.
  Ей не хотелось и думать о том, что несёт Бек за пазухой. Но когда он остановился за очередным углом и нетерпеливым шепотом спросил "ну, куда?", то её вдруг озарило - так, что она нервно прыснула.
  - Ты чего? - даже испугался Бек.
  ...На рассвете, когда фугас, аккуратно опущенный в помойный бак возле Центрального РОВД, наконец рванул, а в разбитые окна РОВД полетел весь скопившийся там мусор, - они бросились бежать со всех ног. И только когда взбудораженный квартал остался позади, рухнули в сухой бурьян, как подкошенные, задыхаясь от хохота.
  - Во получилось! Къамел дац!.. - наконец выпалил Бек. - Базару нет! В следующий раз надо будет ещё что-нибудь... Талгатовна, ты чего?
  - В следующий раз?!
  Она сама не поняла, как, взметнувшись, вцепилась ему в воротник затрещавшей рубахи и вздёрнула на ноги легко, как куклу.
  - Это был последний раз! Понял?! Последний! Только посмей! Можешь убираться тогда! Прямо сейчас! Ну?
  Он встряхнула его так, что голова у него мотнулась.
  - Решай!
  Повисла тишина.
  Бек исподлобья глянул ей в лицо, потом отвёл глаза:
  - Пусти... рубашку-то порвёшь, самой ведь зашивать...
  
  * * *
  Когда ещё сильнее похолодало, и пластилиновая грязь, днем жирно чавкающая под ногами, стала по вечерам схватываться морозцем, больше всего она боялась, что дети начнут болеть. Лекарств у них было по минимуму, самых простейших, тех, что она привезла с собой - типа аспирина и фталазола, да ещё у Люции Карловны оказался запас трав, которые та собирала и сушила на чердаке всё лето. Она с тревогой прислушивалась, не кашляют ли малыши, но те лишь привычно размазывали сырость под хлюпающими носами. Она и сама то и дело шмыгала потёкшим носом, да машинально расчёсывала ладони, на которых трескалась кожа - авитаминоз. Дальше этого дело не заходило.
  И вдруг, буквально за какие-то сутки, слёг Артур.
  Самым страшным был даже не лающий кашель, от которого его буквально выворачивало наизнанку, - самым страшным был жар, накалявший старенький, обмотанный замусоленным лейкопластырем, градусник.
  Они с пацанами устроили Артура в отдельной маленькой комнатушке внизу, завалив его одеялами и притащив побольше питья, заваренного перепуганной Люцией Карловной.
  я забыл вмешаться и спросить, зачем
  У неё тоже дрожали руки от страха и беспомощности.
  - А где врача найти, Бек?
  - Какого врача? - зло бросил тот. - Ты ещё скажи - "скорую" вызвать!
  - Но ведь есть же где-то врачи, - упрямо повторила она. - Хотя бы в госпитале. У военных. Я сейчас побегу туда и попрошу...
  - Не смейте! - прохрипел сзади Артур.
  Они оглянулись - тот полусидел, покачиваясь. На заострившемся лице полыхали глаза.
  - Хорошо, хорошо, - поспешно сказала она, сглотнув. - Ты ложись. Мы что-нибудь сейчас придумаем...
  Бек кивнул ей на дверь и вполголоса сказал что-то Гелани. Тот остался, а Бек подтолкнул её в спину, уже за порогом тихо процедив:
  - Ты при нём про военных никогда не говори, поняла?
  Она растерянно кивнула:
  - Так что ж делать-то?
  - Антибиотики надо.
  - А где их достать? Где здесь аптека?
  - Смеёшься, что ли? У солдат на базаре бывает... меняют на еду, на водку... На ханку. И наши... оттуда... - он запнулся. - В общем...
  - В общем, ясно... - она с упавшим сердцем прислушалась к доносившемуся даже сюда кашлю Артура. - Сейчас я посмотрю, что ещё продать можно...
  Оказалось, что продать можно почти всё оставшееся содержимое её чемодана.
  Пока мальчишки бегали на базар, она осторожно присела у постели Артура, взяла его тонкие шершавые пальцы в свои, вздрогнув от жара. Разлепив ресницы, он едва пошевелил ссохшимися губами, и она тотчас поднесла ему питьё в эмалированной кружке.
  - Тебе тут не надо быть... Пусть Люция придёт... - прошептал он почти неслышно. - Пацаны... где?
  - За лекарством пошли... А Люция Карловна - с маленькими. Ты не бойся, ты скоро поправишься... Спи, спи...
  Его губы, обмётанные коркой лихорадки, вдруг странно скривились:
  - Я не боюсь... я поправиться... боюсь...
  - Что? - ошеломлённо переспросила она.
  Но Артур уже снова провалился в забытье.
  Она повыше подтянула одеяло у него на груди и вдруг тихонько запела давным-давно слышанное, невесть откуда всплывшее в памяти:
  - Остался дом за дымкою степно-ою, не скоро я к нему вернусь обратно... Ты только будь, пожалуйста, со мно-ою, товарищ правда, товарищ правда...
  Допев до конца, она увидела, что Артур смотрит на неё своими огромными глазами.
  - Ещё...
  Она глубоко вздохнула, припоминая:
  - Забота у нас простая, забота наша такая, жила бы страна родная, и нету других забот...
  Допев последний куплет, она наконец оглянулась. Пацаны молча застыли возле двери.
  - Принесли?
  Бек протянул ей свёрток с брякнувшими внутри ампулами и поллитровку:
  - Вот... всякая убойная фигня! И снотворное. А это вместо спирта... Всё продали. А ты потом ещё эту песню споёшь?
  
  * * *
  Она уже почти подошла к интернату, готовясь свернуть в знакомый проулок, когда сзади зарычало. Три БТРа вспарывали улицу рёвом моторов.
  Плетень, точнее, полуразрушенный забор, вдруг как-то сразу оказался у самых её лопаток.
  Второй БТР прошёл совсем рядом с ней. Молодые лица сидящих на броне солдат под зелеными касками были непривычно оживлены. И только приглядевшись повнимательнее, она заметила рядом с парнями в камуфляже трёх молоденьких девчонок, тоже вовсю таращивших на неё глаза. Одна из них что-то весело ей крикнула, тряхнув чёрными длинными волосами, остальные засмеялись, но из-за шума моторов она не поняла, почему.
  - КахIпа! - процедил кто-то из-за её плеча, и она испуганно обернулась.
  Гелани.
  Губы его были сжаты в брезгливую гримасу.
  - Что... что ты сказал? - переспросила она.
  - Не ходи никуда без нас, - проронил он в ответ. И, помолчав, добавил: - Пожалуйста.
  - Откуда эти девушки? - всё-таки спросила она. - Они что... местные?
  Из ворот интерната вылетел запыхавшийся Бек:
  - Ты опять одна свалила, блин?! Сколько раз говорить! Какие ещё девушки?
  - На БТР-ах... с солдатами сидели... - пробормотала она. - Ладно, пошли скорей отсюда...
  - КахIпай! - сплюнул Бек свирепо. - Суки! Убивать таких!
  Она облизнула вмиг пересохшие губы и тихо проговорила единственное, что сразу пришло в голову:
  - И кто из вас без греха... пусть первый бросит камень...
  - Какой камень! - оскалился Бек, сверкнув глазами. - Резать этих сук! Ничего, найдётся и на них...
  - Резать? - Она схватила его за рукав. - Что, и смог бы?
  - Ещё бы! - Бек вырвался и, не оглядываясь, метнулся вниз по улице.
  Она потёрла лоб, опять без сил прислонившись к забору.
  Гелани вдруг легко коснулся её руки:
  - Пойдём. Не слушай его. Девчонку - он бы не смог.
  - Лани! - Она прикусила губу.
  Тот вопросительно поднял глаза.
  - Ты... воевал? Ты... - она запнулась. Гелани молчал. - Ты же ведь не чеченец?
  - ГIалгIа, - тот неожиданно улыбнулся. - Ингуш. Пойдём.
  
  * * *
  Те пришли перед рассветом, когда она как раз поднялась, чтобы растопить в кухне плиту. Просто возникли, как серые тени, в зыбком сером свете, подталкивая перед собой заспанных Сашку с Артуром, чей черёд был караулить этой ночью. Бек и Гелани спустились сверху почти сразу же, и Бек заговорил свирепым шёпотом, что-то объясняя. Она молча стояла, сжав в руке щепки для растопки, так крепко, что занозы впились в пальцы.
  Её передёрнуло.
  - Суна ца лаьа, - Бек тряхнул головой.
  Старший из вошедших выложил на шаткий колченогий стол, застеленный изрезанной клеёнкой, несколько купюр. Доллары.
  - Суна ца лаьа, - твердо повторил Бек. - Я этого больше не сделаю.
  Она шагнула к плите, распахнула закопчённую дверцу, аккуратно сложила щепки шалашиком, будто не замечая направленных на себя острых взглядов, так же аккуратно взяла с клеёнки доллары, положила сверху, чиркнула спичкой.
  Крепкие пальцы схватили её за запястье.
  - Бешеная! - Старший повернул её к себе, заглядывая в лицо.
  - Сан йиша! - Бек отвёл его руку.
  Она глубоко вздохнула и заговорила:
  - У нас здесь дети. Мы за них отвечаем. Пожалуйста, не делайте нашу жизнь тяжелее, чем она есть. Ради Аллаха...
  - Дай нам хлеба, - помолчав, резко сказал старший.
  Она достала буханку из шкафа над плитой, подала.
  - Деньги - тебе за хлеб, - бросил он.
  - Спасибо. Баркалла, - пробормотала она.
  Уже стоя на пороге, старший вновь повернулся к мальчишкам:
  - Пойдёте с нами?
  Она немо смотрела, как переглядываются пацаны. Покосившись на неё, Бек наконец покачал головой.
  - Я пойду, - выдохнул вдруг Артур.
  - Нет! - Она вздрогнула, как от удара, и опёрлась о стол.
  - Я должен... я не могу больше, - просто сказал он.
  Бек молча кивнул, Гелани отвернулся, прикусив губу. Сашка, вдруг придушенно всхлипнув, выскочил вон.
  Она догнала Артура на пороге, обняла, чувствуя ладонями его острые лопатки под грубой тканью куртки.
  - Пожалуйста... - попросила она срывающимся шепотом. - Ну пожалуйста!
  Тот, покачав головой, осторожно разжал её руки.
  Три тени растаяли в сумраке.
  Она тяжело села на грязный порог. Бек подошёл, опустился рядом и, уже не справляясь с собой, она уткнулась мокрым лицом ему в плечо.
  - Бек, ну почему?!
  - Так надо, - сипло отозвался Бек. - Он... год назад был в фильтре... и там... в общем, там его...
  Помертвев, она замотала головой:
  - Не надо, не говори!
  Она медленно поднялась, кусая губы:
  - Ребята, но ведь надо же что-то делать!
  - Идти с этими? - зло бросил Гелани.
  - Есть и другая война, - сказала она твердо, обводя их взглядом. - Не только с автоматом.
  
  * * *
  30.11.01
  Сейчас ты будешь смеяться или плакать - всё возвратилось на круги своя, то бишь я опять делаю газету. Чувствую себя просто как дома. Пишу стихи и прозу (суровую), Сашка - репортажи, Бек писать не умеет в принципе (он организатор и поставщик идей), Гелани рисует. Когда у него была правая рука, он хотел учиться в художественной школе. Но у него сейчас и левой хорошо получается.
  А Артур... Артур ушёл.
  Боевой листок наш носит кодовое название "Марша гIойла". Что означает "Иди свободным". Приветствие здесь такое.
  Пока это рукопись. Спеши, торопись, покупай рукопись! Нет, продавать мы это не будем. Мы будем это максимально раздавать... Если удастся отксерить, конечно. Сейчас мы ищем камикадзе, который согласится на это, благо тут сейчас ксероксов стало предостаточно. Не меньше, чем камикадзе. Мирная жизнь в республике просто бьёт ключом...
  А мои мужики бьют копытами от энтузиазма, наивные чукотские мальчики... Строго говоря, мне нужно было их атомную энергию просто направить в мирное русло. И направила.
  Но ты знаешь, в самом деле получается неплохо. Местами даже смешно. Здесь надо смеяться, чтоб не плакать. И... ладно. Авось когда-нибудь я тебе покажу, что у нас получается...
  И пацанов тебе своих покажу.
  Оставшихся.
  Если я сама на этом свете останусь.
  
  * * *
  Она перекусила нитку и облегчённо распрямилась. Ей отродясь не нравилось возиться с иголкой, но заниматься этим здесь приходилось часто - то штопая детские вещи, то удлиняя или перешивая собственные. Постоянная суета и недоедание быстренько подогнали её фигуру под "блокадные" стандарты какой-нибудь Кейт Мосс.
  Она украдкой покосилась туда, где под кругом света от второй керосинки усердно рисовал Гелани - он терпеть не мог, когда кто-то видел его незаконченную работу.
  Хлопнула дверь - на пороге возник Бек, невнятно буркнул: "Пожрать бы чего" и подцепил с тарелки, прикрытой полотенцем, кусок чёрствой, испечённой утром, лепёшки.
  - Я с тобой, погоди, - встал Гелани.
  - Слушайте, кIентий, я вот всё хочу спросить - а чего бы нам собаку не завести? - спохватилась она. - Всё вам меньше во дворе по ночам торчать...
  Парни переглянулись, но смолчали.
  - Почему-то тут мало кто собак держит. Даже странно... Потому что они нечистые по шариату?
  - Потому что они здесь ели людей, - тихо сказал Гелани. - Иди спать. Поздно уже.
  - Ага! Кто вчера под деревом заснул? - с натужной весёлостью ухмыльнулся Бек.
  - ХIун бах ахь? (Чего ещё?) - возмутилась она почти искренне. - Чего несёшь-то? Я не спала!
  - Ага! Храпела на весь двор!
  - Я не храплю, когда сплю!..
  - А-а... Она храпит, когда не спит! - Бек подтолкнул Гелани локтем.
  - Очень смешно. Обхохочешься... - скорбно сказала она.
  Теперь они на самом деле захохотали.
  ...Минут пятнадцать она добросовестно лежала с закрытыми глазами, потом сдалась. Ощупью нашарила в углу обувь, накинула куртку.
  - Можно, я с вами постою? Не могу заснуть... - пожаловалась она, выходя на холодное крыльцо, где тлел алый огонек папиросы. И удивилась, когда Гелани вдруг спрятал папиросу за спину - она никогда ни слова не говорила, заставая их курящими. - Что, капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски?..
  Дым, стоявший над крыльцом, пах знакомой тошнотворной сладостью, и, вспомнив обшарпанные подъезды родного городка, она задохнулась.
  - Вы чего это, а? С ума сошли?!
  - Ладно, ладно, всё уже, принесло же тебя... - проворчал Бек, спрыгивая с перил.
  - Дай сюда! - Дёрнув оторопевшего Гелани за локоть, она выхватила у него папиросу, сунула в рот замусоленный кончик, и, глубоко затянувшись, отчаянно закашлялась.
  Всё поплыло.
  Ещё одна затяжка.
  Темнота...
  - ...Ох! - она снова закашлялась, теперь уже от хлынувшей в лицо ледяной воды. - Прекрати, Бек!
  - К-какое п-прекрати, ты ж дышать п-перестала... - у Бека стучали зубы, но кружку он опустил.
  - Да! - Она поднялась, цепляясь за перила. - Да! Застану ещё - куплю мешок этой дряни, обкурюсь и сдохну! Дала мукълахь! (Бог даст).
  Бек крепко потёр ладонями затылок:
  - С тобой быстрей сдохнешь...
  - Вежарий, Аллахом клянусь - так и сделаю, - тихо сказала она.
  - Гелани, уведи её! - Бек от души пнул жалобно хрустнувшие перила.
  - ...Лани, ну почему? - еле слышно спросила она, снова устраиваясь напротив Гелани в жёлтом круге света от керосинки, которую раньше видела разве что в кино.
  Он молчал долго.
  - Чтобы забыть, - прозвучал наконец ответ.
  - Лани... - Слова подыскивались мучительно. - Рука - это ничего...
  - Ты ещё скажи, что это не голова, отрастёт, - усмехнулся он жёстко, отбрасывая карандаш.
  - Нет, но с этим можно нормально жить, - твёрдо сказала она.
  - Да что ты? - Он вскочил, и она тоже встала, обмирая. - А с чем вообще нельзя жить?!
  Она молчала.
  - Я у Абу Халида в отряде был. Ты тогда спрашивала, помнишь?
  - П-помню...
  - Я их ненавижу всех! Никакие они не м-моджахеды! - он словно выплюнул это слово. - У нас пятнадцать человек в отряде было, трое арабов Абу Халида, русских двое, и ещё с Украины - уна-унсовцы... Воины Аллаха! - Он сглотнул. - У меня как раз отца убили, и я с ними ушёл. А потом увидел, как они грабят, убивают... даже своих... Под знаменем Пророка!
  Она крепко сжала его руку, но он вырвался.
  - Один раз Абу Халид девчонку притащил, русскую. Она так кричала... А они все её... И знаешь что? Я - тоже. Они надо мной смеялись, и тогда я её... тоже.
  Она могла только оцепенело смотреть на него.
  - А потом Абу Халид пристрелил её, и никто её даже не закопал, так и оставили валяться голую. А через час нас миномётами накрыло, вот тогда мне руку и оторвало. И знаешь? Я рад был. Я б хотел, чтоб меня убило. Молчишь?!
  Она изо всех сил стиснула его плечо, притянула к себе, глотая слёзы, чувствуя, как бухает его сердце.
  - Я бы, знаешь, что сделала с теми, кто эту войну развязал? - выговорила она наконец. - Я бы выкопала где-нибудь здесь, на Минутке, такую глубокую яму...
  - Живьём бы закопала, что ли? - Бек, как всегда, возник бесшумно. - Ну ты даёшь, Талгатовна...
  Она помотала головой.
  - Посадила бы их всех туда... а сверху построила бы уборную.
  Парни ошеломлённо уставились на неё, потом - друг на друга. И сползли под стол.
  - А через недельку-другую я бы их отпустила. Наверно...
  - Напиши про это! - простонал наконец Бек. - Слышишь? Напиши!
  
  * * *
  - "О, вероломный король, ты платил мне неблагодарностью за верную службу! Я оставляю тебе длинные уши, дабы они изо дня в день напоминали тебе о маленьком Муке!"
  Дети захихикали.
  Сказки Гауфа были среди тех старых книжек и учебников, которые она собрала, обходя с пацанами подъезды окрестных домов и стучась во все подряд квартиры. Ещё не вся бумага, к счастью, была пущена в Грозном на растопку, и ей удалось раздобыть многие из книг своего детства. Даже "Трёх мушкетёров" с оторванным началом. Начало ей пришлось пересказывать в лицах, а потом ещё и сопровождать свои громкие читки песнопениями из знаменитого трёхсерийного фильма с Боярским. После чего она долго боялась, что теперь придётся всегда объясняться на пальцах - голос сел капитально.
  На лестнице послышался топот, и в дверях спальни встал запыхавшийся Сашка, кивнул ей: быстро вниз!
  Она изобразила улыбку для встревоженно поднявшейся Люции Карловны, знаками попросила её уложить малышей, успокаивающе погладила по плечу.
  Сашка уже нёсся по лестнице, прыгая через две ступеньки. Она подхватила юбку и тоже пустилась бегом, пытаясь не поскользнуться в быстро сгущавшемся сумраке.
  А внизу она зажмурилась от света направленного ей в глаза фонаря. И только, проморгавшись наконец, увидела, что в лицо ей направлен не только фонарь.
  Автомат.
  Камуфляжная куртка стоявшего у порога человека была залита кровью, но и фонарь, и автомат он держал крепко. Только говорил уже с трудом:
  - Бинты неси, ты! А вы - стоять! - он повёл дулом в сторону шевельнувшихся было Гелани и Бека.
  Она медленно двинулась вдоль стены в кухню. Время будто остановилось.
  - Быстрее! - хрипло гаркнул человек с автоматом и вдруг пошатнулся, опёрся о стену. Луч фонаря задёргался, ослепляя. Она зажмурилась.
  - Готов! - часто дыша, торжествующе выдохнул Бек, уже с автоматом в руках. - Вырубился. Обыщи его, Сашка!
  - Надо его выбрасывать поживее, - зло отозвался Гелани и добавил ещё что-то, - она не разобрала.
  - Подождите, ребят, - она присела на корточки рядом с распростёртым телом, подняла на них растерянный взгляд, - как это - выбрасывать? Раненого?
  - Да он бы нас всех тут кончил! Ты что, не понимаешь?! - запальчиво выдохнул Гелани. - Пожалела, что ли?! Он бы тебя так пожалел!
  - Так нельзя. Я... - Она запнулась.
  - Бинты принесите. Или простыню. - Она быстро стягивала с раненого камуфляж, почти разрывая его. - И посветите!
  - Его будут искать, Талгатовна. - Бек присел рядом с нею. - Нас же всех заметут из-за него!
  - Принеси воды, Бек. Деладоьхь (ради Аллаха), пожалуйста...
  Ключица перебита, но артерия не задета, - хотя крови столько, что непонятно, как он вообще дошёл сюда... бурой, липнущей к пальцам крови, от запаха которой горько становилось во рту. Она сглотнула.
  Непонятно было даже, сколько ему лет - двадцать? сорок? - лицо заросло щетиной, волосы спутаны, кожа под пальцами обжигала.
  - У него ещё СВД-шка... (снайперская винтовка Драгунова) и зарубки на прикладе, видишь? - Гелани сунул винтовку прямо ей в лицо, так, что она отшатнулась.
  Раненый очнулся внезапно: ресницы вздрогнули и поднялись, глаза вспыхнули, он рванулся, скрипнув зубами, бессильно уронил голову:
  - Отдайте автомат, я уйду!
  - Ага, щаз! - Бек осклабился. - Пришёл в гости - будь как дома!
  - Я вас не трону!
  - Ещё б ты нас тронул! - вступил Гелани, нехорошо улыбаясь. - Куда тебе сейчас!
  - Рентген нужен, - сказала она неожиданно для себя. - Так и руку можно потерять.
  - А зачем ему рука? - прищурился Гелани.
  - Ему и голова-то не нужна, - отозвался Бек, покачивая автоматом.
  - Сдохнет - закопаем в саду, - Гелани пожал плечами.
  - Зачем же ждать! - фыркнул Бек.
  - Вежарий... - беспомощно пробормотала она.
  Раненый ещё раз попытался приподняться, прикусив губу, и вдруг хрипло засмеялся:
  - Волчата выросли. - Он перевел взгляд на неё: - А ты - нет, не волчица...
  Тыльной стороной измазанной его кровью руки она убрала со лба взмокшие волосы и поднялась.
  - Лисица я! Северная. Песец называется...
  В этом бывшем детском саду, как и в любом другом, в раздевалке каждой группы, где на дверях ещё оставались облупившиеся картинки с котятами и утятами, была комнатка без окон, где уборщицы когда-то держали свои швабры и ведра. Пятачок два на два - только чтоб войти, но если загородить дверь снаружи чем-нибудь, хоть шкафом...
  Безо всяких церемоний перевалив раненого на грязный матрас, мальчишки втащили его в этот закуток. Тот молчал, прикрыв глаза и играя желваками.
  - Ну, ты довольна? - бросил Бек, переводя дыхание.
  - Аптечку принеси. Обезболивающее, снотворное...
  - Щаз! - вызверился Бек. - Я для него их на рынке выменивал?
  - Ты на мои тряпки их выменивал!
  Она быстро нашла в аптечке три ампулы, - третья с антибиотиком, - этого коктейля должно было хватить часов на двенадцать, а там - что Бог даст.
  - Связать его, Талгатовна? - беспощадно усмехнулся Бек.
  - И зажарить! - откликнулся Герани немедленно.
  - Ребят, не надоело? - Силы у неё подходили к концу. А впереди была вся ночь.
  - Займитесь делом, а? Проверьте там всё внизу...
  Она села на край замызганного матраса, прикусила губу, встретившись с яростным взглядом раненого, и заговорила почти шёпотом:
  - У царя Соломона был перстень... а на нём было написано: "И это пройдёт". Всё пройдёт. Всё обойдётся. Успокойся. Спи. Ты же устал. Ты же так устал... Отдохни. - Бешеное биение пульса замедлялось под её пальцами. - Всё пройдет. Всё заживёт. Не бойся ничего. Не думай ни о чём. Спи. Смерти нет... есть только смена миров...
  Он медленно закрыл глаза, и она взяла с салфетки шприц.
  - Как тебя зовут? - она встала, подняла фонарь.
  - Ахмад. - Он вдруг раскрыл глаза, в последнем усилии приподнялся на локте: - Дай мне автомат... они найдут меня... заберут...
  - Не найдут и не заберут, - сказала она твердо.
  - Это точно, - выдохнул Бек у неё за спиной. - Потому что они заберут нас.
  
  * * *
  07.12.01
  Значит, в первый раз ты меня по НТВ пропустила, а во второй раз таки углядела? И как оно? В смысле - как я? Не очень страшная в своём чёрном вдовьем платочке?.. (Очень! - сказали все радостным хором).
  Прости, Лен, за такое зрелище... Слава Аллаху, мама с Татьяной его пропустили. Добрые люди им, конечно, доложили, не без этого, но они сами хоть не видели. Мать вчера в панике отбила телеграмму в РОНО, и я прямо оттуда звонила ей и успокаивала. Наробразовцы при виде меня, честно, уже в панике забиваются под стол. А я-то чё, я ничё, другие вон чё, и то ничё, а я-то чё?...
  Короче, после этого репортажа Бека с Гелани, практически целых, сразу же отпустили, а я, конечно, предстала на всю Расею-матушку полной идиоткой... потому что действительно ни в какие инстанции не обращалась перед тем, как с пацанами трассу перекрыть. В этих инстанциях можно полгода провести без толку, а так... господа-офицеры-голубые-князья ещё и выглядели благородными героями на моём тупом фоне.
  В общем, Лен, всё имеет свой конец, вечна только надежда, больше постараюсь вас такими зрелищами не баловать.
  Признаюсь, как на духу: спрятали мы раненого, из незаконных вооруженных... и его-таки не нашли, а когда мы наконец вернулись после всех этих телешоу - тот уже тю-тю. "Я от бабушки ушел, я от дедушки ушёл..." Люцию Карловну только перепугал до полусмерти. А его АКМ остался у нас, на долгую память. И винтовка тоже. Пригодятся в хозяйстве, гвозди забивать, например...
  "Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей".
  Вот именно.
  Ну, а вы, кто остался здесь, молитесь за нас.
  
  * * *
  Хозяин Интернет-кафе снова украдкой обшарил её глазами. Она снова сделала вид, что не заметила этого.
  Сильно погрузневший аварец лет тридцати, он сильно рисковал, открыв Интернет-зал почти в центре города и поставив там три компьютера, ксерокс и лазерный принтер. Зато теперь ему в карман непрерывно текли деньги, которыми он, безусловно, щедро делился со своей "крышей".
  Глубоко вздохнув, она наконец решилась заговорить:
  - Простите, можно вас на минутку?
  Губы его под усами тронула ухмылка, он кивком указал ей на дверь позади кассы. Мальчишки решительно вошли следом, и он чуть поморщился:
  - Говори.
  - Простите, ваше имя-отчество?
  - Рустам. - Он перевел взгляд на мальчишек. - Они тебе кто?
  - Это наша сестра, - спокойно отозвался Бекхан.
  Хозяин хмыкнул, покрутил головой, но от комментариев удержался, и поведение его неуловимо изменилось.
  - Говорите, - повторил он нетерпеливо.
  - Вот, - она выложила перед ним на стол четыре рукописных листа с рисунками.
  Рустам поднял брови, но взял первый лист, поднёс к глазам, начал читать. Через несколько минут поглядел на неё, на мальчишек, аккуратно положил на стол прочитанный лист, взял следующий.
  Перечитав всё дважды, хозяин окинул их непонятным взглядом.
  - Вы что, это всё сами написали?
  Бек довольно кивнул.
  - Вы что, психи? Жить надоело?
  Она пожала плечами.
  - Вы возьмётесь это размножить?
  Тот коротко хохотнул, нервно охлопывая себя по карманам:
  - Издеваетесь? Почему я?
  - Потому что тот, кто даёт людям Интернет, всегда внутренне свободен, - мгновенно отозвалась она.
  Рустам покачал головой, присев на край стола.
  - Вы думаете, что я такой же псих, как вы?
  Она промолчала.
  - Я для того это всё вот, - он кивнул на дверь, - сюда вёз, пупок рвал? Чтобы меня в ментовке из-за вас сгноили?
  - Боитесь? - спросила она тихо.
  - Ты же и сама там сгниёшь, бешеная!
  Он наконец вытащил из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну, щёлкнул зажигалкой.
  Она подняла глаза:
  - Истинно вам говорю: война - сестра печали, горька вода в колодцах её. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня - завтра падёт под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война - сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту?..
  - Ты что, не понимаешь, чем я рискую? - тихо спросил Рустам. - Учтите, если меня возьмут за... - он мельком глянул на мальчишек, - за горло, я вас тут же заложу.
  - Зачем же жертвовать... самым дорогим? Если так случится - что ж, мы будем довольны уже тем, что успеем сделать. Делла реза хуьлда хьуна (пусть Аллах будет тобой доволен).
  Она подавила улыбку, глядя, как заморгал хозяин.
  - Как вы собираетесь это... распространять?
  - Как неуловимые мстители, - хмыкнула она. - Кино помните? На базарах раздавать. На стенах расклеивать.
  - Ну что ж... - Рустам неожиданно усмехнулся: - По крайней мере, это будет... весело.
  - Так ты согласен? - спросил Бек нетерпеливо.
  - Кто бы мне ещё сказал, зачем я это делаю... - пробормотал Рустам, помотав головой. - Тоже спятил, наверно... Сколько вам надо копий?
  Она оглянулась на Бека.
  - Сотню для начала, - азартно подсказал тот.
  - Сто на четыре, - прищурился хозяин, - множьте на два рубля...
  Они переглянулись.
  - Хотя восемьсот рублей... - он погасил сигарету, - за мои... моё горло - это слишком мало...
  - Это точно, ему цены нет! - возликовала она. - Бесплатно распечатаете?
  Рустам обречённо махнул рукой и встал.
  - Йеззз! - подпрыгнул Сашка. - На следующей неделе принесём шесть страниц!
  - На следующей неделе?! - Голос Рустама упал.
  - Это еженедельник, вообще-то, - пряча улыбку, сообщила она. - Ну что, по рукам?
  Глубоко вздохнув, хозяин протянул мальчишкам руку.
  - Баркалла, - не колеблясь, она чмокнула его в колючую смуглую щёку.
  Оторопев, тот только криво усмехнулся.
  - Дала гIазот къобал Дойла (да примет Аллах твой газават), - процедил Бек.
  
  * * *
  И не думала она ни разу, что ей опять придётся открывать эту монументальную дверь.
  "Беслан Алиевич Тимурханов, министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций"...
  Их конвоиры попытались задержать мальчишек в приёмной, Бек огрызнулся, и в кабинет они всё-таки влетели все вчетвером.
  Ни кабинет, ни его хозяин, - большие и элегантные, - со времени её последнего визита не изменились.
  - Де дик дойл, день добрый, Беслан Алиевич, если он действительно добрый, в чём я лично сомневаюсь!
  Бек сзади закашлялся, но оборачиваться она не собиралась.
  Тимурханов поднял бровь:
  - Чай, кофе?
  - Потанцуем? - подхватила она, сузив глаза.
  - Думаю, сегодня до этого не дойдёт. - Он был прямо-таки олимпийски спокоен, в отличие от дорогих братцев, придушенно охнувших.
  Оглядываться ей по-прежнему не хотелось.
  - "Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие"?
  - Чтобы задать вопрос, не знаю уж, приятный или пренеприятный, - парировал он всё так же невозмутимо. - Присаживайтесь.
  Она опустила глаза на полированную поверхность шикарного стола, куда легли грязные, кое-где порванные, в пятнах от клейстера листы.
  - Вы знаете, что это? - мягко спросил Тимурханов.
  Она придвинула поближе один из листов, машинально пробегая глазами собственные строчки.
  - А нам можно посмотреть? - Бек решил проявить инициативу.
  - Да пожалуйста!
  Зашуршала бумага.
  Хозяин кабинета терпеливо ждал, но глаз она упорно не поднимала.
  - Наизусть учите? - голос человека напротив стал ещё мягче.
  Не дождавшись ответа, он продолжал:
  - Чтоб вы себя без толку не утруждали фантастическими рассказами... почитайте-ка ещё вот это.
  Два сколотых вместе листка.
  Протокол.
  "Я, Рустам Асламов..."
  Бек, уже не спрашивая разрешения, вынул у неё из пальцев листки, глянул, тихо присвистнул.
  - Вот именно, - весело подытожил министр. - Сдавайтесь, Алиса Талгатовна!
  - Русские не сдаются, - мрачно пробурчала она. - И после первой не закусывают.
  Тимурханов захохотал, откидываясь в кресле.
  - Мне нравится то, что вы делаете, - голос его посерьёзнел. - Только вы должны понимать, что долго так продолжаться не может, верно? До этого вашего интернетчика первым добрался я... а ведь мог бы и кто-нибудь другой. Это дело времени. Вы рискуете собой и ребятами.
  - И что вы предлагаете? - как ни странно, голос у неё не дрожал. Дрожали коленки, но их не было видно из-под стола.
  - То, что вы у меня однажды просили, помните?
  - Девять тысяч рублей девяносто пять копеек?
  Он снова расхохотался и снова посерьёзнел:
  - Защиту. Прикрытие. Финансирование. Любое оборудование.
  - Компьютер? - выпалили Бек и Гелани одновременно.
  - И не один, - подмигнул им тот.
  На диване начался возбуждённый галдеж полушёпотом.
  - Зачем вам это? - она вскинула глаза. - Выборы? Или другие игры?
  - А в бескорыстную помощь вы не верите? - он прищурился.
  - Вашу-то?.. Не смешно.
  Мальчишки притихли.
  Она опять опустила взгляд на свои сцепленные на столе руки, - ногти были обгрызены по вернувшейся детской привычке, - и сжала пальцы в кулак.
  - Я не требую от вас ответа сейчас, - произнёс Тимурханов тихо. - Подумайте... Строго говоря, у вас ведь нет выбора.
  - Тогда зачем думать? - пожала она плечами. - Скажу сразу. Нет.
  Она поднялась. Он тоже.
  - Почему?
  Она вздохнула. Чуть помедлила.
  - Потому что я вам не верю.
  Угол его губ чуть дёрнулся:
  - По крайней мере, честно. Ну что ж...
  Он размашисто подписал пропуск.
  Ребята уже стояли у выхода. Она вызывающе встретила мрачный взгляд Бека, аккуратно сложила пропуск пополам.
  У самой двери она оглянулась. Тимурханов стоял у окна, повернувшись к ним спиной.
  Она подняла руку, чтобы толкнуть дверь... а вместо этого постучала в неё.
  Он глянул через плечо.
  - Что?
  Она набрала в грудь побольше воздуха:
  - Давайте поговорим снова - как будто бы мы только что вошли...
  Гелани позади неё глухо застонал и ударился лбом об косяк.
  Министр опустился в кресло у стола и потёр ладонями лицо.
  - А почему, собственно?
  - Потому что вы обиделись, - сказала она чуть слышно, поднимая взгляд.
  - Она это называет воспитанием по Макаренко, - хмыкнул Бек. - Методом взрыва...
  - Несчастные дети, - пожалел Тимурханов, облокачиваясь на стол. В его глазах снова прыгали чёртики.
  - Беслан Алиевич, я только сразу хочу предупредить, - она опять глубоко вздохнула, - что я не флейта.
  Он поднял брови.
  - Меня можно сломать, но играть на мне нельзя... Это Шекспир. "Гамлет".
  - "Гамлет", значит? - он обернулся к пацанам. - Что-что?
  - Попал ты, Бес, вот что, - ухмыльнулся Бек.
  
  * * *
  Естественно, министр самолично захотел осмотреть фронт будущих работ. Как же иначе, ведь под предлогом восстановления здесь можно было срубить любые бабки. Он и сам так делал неоднократно.
  Кортеж к интернату подъехал внушительный: вороные джипы, пятнистая охрана, все дела.
  Тимурханов вышел, весело поздоровался, вопросил:
  - Ну что, Интернет проводим?
  - Проводим, - вздохнула она, оглядываясь на возликовавших мальчишек. - Но сначала проводим проводку.
  - То есть?
  - Электричества-то нет, - пожала она плечами.
  Он пристально оглядел заиндевелый двор, натянутые между голых костлявых деревьев верёвки, на которых стыло бельё, - с детьми это случалось почти каждую ночь, даже со старшими, и не обсуждалось никогда, но костяшки пальцев у неё долго были стёрты почти в кровь от вечных стирок. Пока её, наконец, не осенило, что топтаться босыми ногами в корыте, полном белья, тёплой воды и мыльных стружек - это не просто стирка, это к тому же настоящий аттракцион...
  Вот с прищепками был напряг. Как и с любыми другими мелочами. А рекламные ТВ-ролики она теперь не могла вспоминать без слегка истерического смеха.
  - Водопровод?
  - Колонка, - спокойно ответила она. - Вон там, на углу. Повезло, что недалеко.
  Малыши, укутанные в благотворительные одёжки не по росту, толпились у ворот, позади Люции Карловны, тараща круглые от возбуждения глаза. Та, обернувшись к ним, что-то поясняла жестами.
  - Они все глухонемые? - спросил он бесцветным голосом.
  - Семеро. Люция Карловна здесь единственная осталась из воспитателей, когда интернат вернули из Ингушетии. А директор, Майрбек Хизирович, умер. Через три дня после моего приезда. Сердце.
  - Пройдёмте внутрь.
  Тимурханов вошёл в дверь, не дожидаясь её, оглядел закопчённый потолок, буржуйку в углу.
  - Отопления нет?
  Она не ответила.
  На длинном, грубо сколоченном столе уже были расставлены жестяные миски - недавний дар воинской части. Дымился котёл с пшённой кашей - мешок пшена ей дали там же.
  - Угощайтесь, будьте как дома, - она прямо поглядела ему в глаза.
  Охрана неловко переминалась в дверях.
  - Почему вы мне ничего из этого не рассказали, когда приходили на приём? - резко осведомился он.
  - Я не рассказала?! Это вы не слушали!
  - Наш интернат не один здесь! И везде то же самое! Что, вас это хоть однажды взволновало? Ваша семья - в Москве, и вам...
  Тимурханов поднял руку, и она запнулась.
  - Сейчас вы переедете ко мне.
  - Куда? - нахмурилась она.
  - Ко мне домой, - нетерпеливо оборвал он. - Собирайся!
  - Да за кого вы меня принимаете?! - вспыхнула она.
  Он молча посмотрел себе под ноги, потом - на неё.
  - Объясните, пожалуйста, почему всякий раз, когда мы встречаемся, вы меня оскорбляете?.. Собирайте детей, - сказал он почти по слогам, повернувшись к возникшим в дверях мальчишкам. - Пока здесь будет идти ремонт, вы все поживёте у меня.
  - Да вы с ума спятили! - выдохнула она. - Ох! - И, закрыв лицо руками, присела на лавку. - Простите, пожалуйста, я не... но вы, правда... это же сумасшествие... нас тут почти двадцать человек...
  - У меня много спален, - заверил он. В голосе опять слышалась улыбка. - Надеюсь, вас не шокирует слово "спальня"?
  
  * * *
  Дети угомонились только глубокой ночью, просто отключились, и всё, когда она, наконец, выдернула из розетки штепсель от телевизора.
  - Талгатовна, бросай суетиться, иди, мойся, ешь, - скомандовал Бек, вытаскивая её в коридор. - Всё пучком!
  - Завтра нужно вернуться обратно, - пробормотала она. - Неудобно.
  - Неудобно знаешь что?..
  - Знаю! - поспешно кивнула она.
  - Иди тогда.
  Хозяйский кабинет оккупировали Гелани с Сашкой. Влипнув в монитор компьютера, они даже не оглянулись, когда она на мгновенье задержалась в дверях.
  ...В свежевымытой голове больше не было ни одной мысли, только блаженство рая.
  - Талгатовна! - нетерпеливо окликнул Бек из кухни.
  На накрытом столе дымился чайник.
  - Присаживайтесь, - любезно пригласил хозяин.
  - Н-нет, спасибо, - быстро отказалась она. - Я лучше потом...
  Вздохнув, Тимурханов поднялся и вышел, не оглядываясь.
  - Слушай, ты чего из себя строишь? - зашипел Бек. - Паранджу надень!
  - Чего несёшь?! Обалдел? - огрызнулась она в ответ.
  - Садись! - Бек ногой пододвинул ей стул.
  Голод взял верх над неловкостью, и она опомнилась только, когда поняла, что ест уже пятый бутерброд с оливками, сыром и каким-то паштетом. Бек, впрочем, от неё не отставал.
  Она поставила тарелки в раковину и, повернувшись, снова встретилась взглядом с остановившимся в дверях хозяином.
  - Устала? - вдруг тихо спросил тот.
  Она замерла. Горячий твёрдый ком застрял в горле, лампа над столом расплылась, и, прикусив губу, она опустилась на стул.
  - Если хочешь, можешь уезжать, - продолжал он. - Ты и так уже сделала здесь столько... Не бойся, я их не оставлю, придумаю что-нибудь. Уезжай домой.
  Она утёрла щёки салфеткой, подняла голову, пытаясь улыбнуться:
  - Ну вот ещё, Беслан Алиевич! Когда тут пошла такая пьянка, режь последний огурец? Да ни в жисть!
  И краем глаза заметила, как облегчённо выдохнул Бек.
  
  * * *
  26.12.01.
  Знаю, знаю - ты ждёшь рассказа про Тимурханова. Хороший вопрос - как я к нему отношусь? Сложно я к нему отношусь. Проще сказать, как ОН ко мне относится: я для него постоянный геморрой, миль пардон, и Забава Путятична в одном флаконе. А! Ещё я высококлассный специалист!!! Чуть не забыла, однако.
  Сейчас я скажу, как на духу, что меня смущает.
  Во-первых. Меня смущает то, что ЛЮДИ СКАЖУТ. А сказать они могут... много чего. Посему я держусь от него на большом расстоянии. Очень большом. Он для меня - безусловное табу. Здесь говорят - харам.
  Благо мы уже скоро, даст Бог, вернёмся в свой отремонтированный ударными темпами детсад. И он выделил нам для редакции офис в центре. Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты...
  Во-вторых. Нет, этого писать не буду, это личное... Ладно, ладно, знаю, что ты видишь меня насквозь и глубже. Да, боюсь на него повестись. Убейте меня теперь за это, убейте!
  В-третьих. Больше всего меня смущает то, что он кормит, поит, обувает, одевает, выручает всю нашу ораву, а я за это делаю только то, что доставляет мне удовольствие, то, что я и так бы делала, в смысле без него... Слушай, встань с пола, пошлая женщина, и уйди, противная, а?
  Целую. Напиши всё, что по этому поводу думаешь, утоли моя печали, сан йиша...
  Да, кстати, про дедушку Мороза! С Новым годом!
  
  * * *
  Перебравшись вместе с пацанами в почти отремонтированный интернат, - чтобы поменьше мозолить глаза Тимурханову, - она не могла теперь заснуть в той комнате, которую привыкла считать своей, и даже не из-за назойливого запаха свежей краски.
  И когда Бек окликнул из-за двери:
  - Талгатовна! - она и поднялась легко, - благо, как всегда, легла одетой, - и вышла быстро, завязав только головной платок.
  Из-под лестницы доносился невнятный шум.
  - Проверка?
  Бек махнул рукой:
  - Да этот... говорил же я, ещё придёт...
  - Кто?
  Он не успел ответить, - внизу снова зазвучали приглушённые, возбуждённые и злые голоса.
  В круге света от фонаря стояли друг против друга Гелани с автоматом в руке, Сашка и трое в камуфляже. Один из них был знаком ей ну просто до боли.
  Горячая волна мгновенно бросилась в голову, гася страх.
  Она кашлянула, - все смолкли.
  - Что-то вы, Ахмад Батькович, зачастили к нам... Вам что, по ночам заняться больше нечем, голубь вы наш сизокрылый? Пардон, сокол ясный?
  Тот смерил её таким же вызывающим прищуренным взглядом.
  - Али попрощаться забыли давеча? Ушли-то по-английски... пока мы за вас отдувались. Ребята ведь могли и не вернуться, ничего?
  - Они давно мужчины, - бросил Ахмад. - И хватит им под твоей юбкой прятаться.
  - Так и ты под ней спрятался тогда, нет? - сказала она, нежно улыбаясь.
  Бек, - руки в карманах, - встал перед нею, тощая спина напряжена, как тетива лука.
  - Прошу прощения. Бехк ма биллахь (прости, ради Бога), - пробормотала она, опуская глаза. - Только оставь ты нас в покое, пожалуйста, а?
  Ахмад сухо усмехнулся.
  - Тут говорят, Бес вас пригрел? Спишь с ним?
  - Ем! - выпалила она свирепо.
  - А тебе-то что? - перебил вдруг Бек, неожиданно спокойно. - Ты ей кто? Заплати калым - тогда спрашивай!
  - Сколько? - нарушил тишину Ахмад.
  - Яду мне, яду... - пробормотала она, закрывая глаза. - О боги, за что вы наказываете меня? Изгнать конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды...
  Кто-то прыснул, - кажется, Сашка, день и ночь не отрывавшийся от присланных ей из дома книжек.
  - Жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию... - продолжала она монотонно, не открывая глаз. - Конец цитаты. Михаил Булгаков. "Мастер и Маргарита".
  - Это... что это с ней? - спросил Ахмад почти шёпотом.
  - А ты не знал? - злорадно осведомился Бек. - Такая вот она у нас... всегда.
  - Ножку волочит, головой трясёт, и бок кривоватый, - подхватила она с восторгом, - да на личике черти горох молотили... так ведь личико можно платком закрыть... Алексей Толстой, если что. "Пётр Первый".
  Мальчишки уже откровенно хохотали, подталкивая друг друга плечами.
  Ахмад заморгал.
  - А ты спроси-ка его, Бек, сколько ему лет? - Она подбоченилась, уже в упор демонстративно разглядывая Ахмада.
  - Двадцать пять, - буркнул тот.
  - Ско-олько?.. А теперь скажи ему, Бек, что я ему в матери гожусь!
  - А читать он умеет?.. Хотя бы по слогам?
  ... - А баранов у него сколько? Помимо тех двух, что здесь?..
  Один из "баранов" вдруг фыркнул, сквозь смех сбивчиво говоря что-то Ахмаду. Тот блеснул на него глазами.
  - А вам, молодой человек, - переключилась она мгновенно, - полезно было бы узнать, что неприлично говорить на иностранном языке в компании людей, из которых по определению не все могут знать этот язык!
  - Я рада, что вам со мной весело, - невозмутимо закончила она на том же языке. - ИншаАллах... но я спать хочу. Надоело мне вас развлекать. Аста ла виста, бэби!
  Ахмад шагнул было вперёд, но, натолкнувшись на взгляды мальчишек, остановился, тряхнул головой, бросил угрюмо:
  - Научите её хоть помалкивать!
  - Бесполезняк, - развел руками Бек. - Пробовали! Единственно, кляпом заткнуть!
  Дверь хлопнула.
  Она сползла на ступеньку, уткнула в колени горящую голову. В висках бухало.
  - Пей, - Бек сунул ей в руки помятую жестяную кружку.
  Вода пахла хлоркой.
  - Простите, кIентий, - пробормотала она почти беззвучно.
  - Пей давай, - он присел рядом. - Утром вернёшься к Бесу. Мы тут сами. И сиди, молчи, блин. Сказал, вернёшься!
  - Однозначно, - подтвердил ломким баском Гелани.
  Она прижалась лбом к холодному боку кружки:
  - Страшно мне, мужики...
  - Да плюнь ты на этого козла, Талгатовна! - решительно сказал Сашка. - Его пришьют не сегодня-завтра!
  - Хочешь, я сам пришью? - ухмылка Бека была страшноватой. - Ладно, не дёргайся, пошутил я, пошутил. Иди ложись.
  
  * * *
  16.03.02
  Сперва о работе (которая, как известно, есть незнакомый русский слово).
  По традиции, каждый газетный номер выпускаем, как последний. Но дела уже перешли из режима экстрима в режим рутины... Ну и слава Богу, ещё бы немного экстрима, и я бы сломалась, как та печенюшка... Теперь, оглядываясь на свои первые месяцы здесь, удивляюсь, как я их вообще пережила. Видимо, помогло состояние постоянного шока, что, как известно, по-нашему!
  Наш интернат укомплектовали наконец персоналом с образованием (угадай с трех раз, кто помог?). Ничего тётки, хотя я ревную малость, столько с этими детьми пережито... Теперь я туда прихожу только ночевать. Пацаны мои вообще обосновались в редакции капитально, для них главное - что там крутые компы и Сеть.
  Про пацанов.
  У Сашки нашлись родные в Забайкалье, пишут, зовут к себе, он колеблется. А Гелани Бес предлагает учебу по специальности, то есть художку. В Москве или в Питере. Тот тоже колеблется, хотя мы с Беком хором на них обоих орём. Чтоб ехали и не выёживались.
  Ох, не знаю, даже думать не хочу, как мы будем без них...
  А Бек - это, ясен пень, ещё одна моя карма (или я - его?)
  Хороший, однако, вопрос...
  
  * * *
  - ...Мам? Ага, нормально слышно, привет. Как вы?.. Да что у меня? У меня хорошо... Да я никуда не выхожу, работы много. Да не беспокойтесь вы, что со мной случится-то?
  - ...Да ну, мам, не трать деньги, вы ж недавно посылку прислали... Ну, пришли пару книжек, если есть свежие бабские какие-нибудь... да, и тетрадки с прописями для начальной школы. Отпуск? Ну, не знаю... Да не смотрите вы этот телевизор, врут они там всегда! Тут всё спокойно уже давно... Я в субботу ещё перезвоню. Ага. Привет всем, целую. Не волнуйся!
  Она положила тяжелую трубку старомодного телефона на рычаг и бессильно привалилась к стене кабинки.
  Весенний полдень ослепил её.
  - Алиска!
  Заморгав, она растерянно огляделась.
  Напротив главпочтамта стоял коммерческий ларёк в железной оплётке, рядом - пропылённый "газик", из которого кто-то нетерпеливо махал ей рукой.
  Господи, Галка...
  Мир оказался ещё теснее, чем ей казалось, и бывшую одноклассницу она встретила месяц назад в местном РОВД, где та работала, по собственному её выражению, "секретуткой": разведясь с третьим мужем, захотела шальных денег. И шальных приключений. Здесь хватало и того, и другого.
  - Поехали со мной, щас мне должны кучу шмоток и косметики принести! Там одна наша только что из Турции вернулась! - возбуждённо тараторила Галка, успевая кокетливо поглядывать из-под платиновой чёлки и на хозяина ларька, и на водителя "газика".
  - Да у меня денег нет с собой...
  - Ой, да потом мне отдашь, у своего возьмёшь!
  И тут ей так отчаянно захотелось кусочка мирной, человеческой, бабьей жизни, что аж сердце зашлось.
  - Ладно, давай!
  Клетчатая сумка - мечта мародёра - оказалась бездонной, и, запершись в туалете, они с Галкой упоённо её потрошили.
  - Нет, колготки бери вот эти, в сеточку! - трещала Галка. - Хоть вспомнишь, что у тебя ноги есть! А то ходишь, блин, как шахидка...
  - Да куда я их надену-то?!
  - А, ты уже забыла, куда колготки надевают?!
  Вторая по счету банка "Балтики-двоечки-вишни", стоявшая на подоконнике, подходила к концу, крыша блаженно уезжала.
  - А вот и юбка к этим колготкам!
  - Галка, да она же задницу не прикрывает!
  - А чего её прикрывать?!
  Они присели от смеха.
  - Та-а-ак... - Галка деловито раскрыла косметичку. - Закрой глаза, щас будем совершать намаз...
  - Галка, меня же мои мужики убьют!
  - Не успеют! - заявила Галка, сосредоточенно разбирая тени. - Помрут вперёд... Да не угорай ты, мешаешь... Во-о-от... А теперь пошли.
  - Куда?!
  - Привет тебе в шляпу! Как куда? На показ мод! Ты что, так и собираешься в сортире сидеть?
  - Галка, я боюсь!
  - На, хлебни ещё! Боится она! Возьми вот "Диролку", зажуй. Мы женщины, блин, или кто?
  Компьютер у Галки в приёмной ломился от свежих попсовых песнюшек. Последние остатки разума испарились из её головы, и она даже забывала украдкой одёргивать юбку. Галка, гордая гордостью творца, унеслась куда-то с оставшимся шмутьём.
  Через полчаса она спохватилась, что надо хотя бы наконец предупредить Бека, схватила телефонную трубку - занято. Всё живое сидит в Сети.
  Она лениво поискала в программах мэйловский чат.
  Она в третий раз с удовольствием включила Таркана, даже не повернув голову на скрип распахнувшейся двери.
  - Девушка, можно?
  И в дверь вошла война.
  
  * * *
  Она поняла, что человек в наручниках, с трудом переставляющий ноги в окружении троих местных милиционеров, - Ахмад, только когда он поднял забинтованную кое-как голову, и на залитом кровоподтёками лице блеснул оставшийся целым левый глаз.
  - Допросить надо... этого вот. Не бойтесь, - снисходительно и нагло оглядел её старлей, приняв, видимо, за Галку - "русскую джуляб".
  Они не потрудились ни поплотнее прикрыть дверь в кабинет, ни говорить потише. Им даже и в голову не пришло, что она может понимать речь, в которой только маты были русскими.
  - Ты думаешь, что мы твою сестру и мать не найдём?.. Их адресок у нас давно есть. Труда, три. Ты, может, хочешь их увидеть? Сейчас!..
  Одурманенная голова заработала холодно и чётко. Пальцы уверенно набрали адрес в окошечке чата.
  - Думаешь, не расколешься?.. Да за тебя и ещё не брались!..
  - У тебя есть десять минут!..
  - За твоими уже поехали, сейчас привезут!..
  - Сейчас увидим, сколько ты продержишься!..
  - Ну что, говорить будешь, или нет?
  Она не ответила.
  Старлей выглянул в приёмную.
  - Девушка, вы не могли бы где-нибудь погулять полчасика... нет, часик?
  И обаятельно улыбнулся.
  Поднявшись, она машинально одернула юбку, - безуспешно, - и, отстранив оторопевшего старлея, вошла в кабинет. Глядя только в лицо Ахмаду, произнесла тихо, но четко:
  - Врут они всё. Нету там твоей семьи. Кхераме хъумма дац (не бойся за них). Ничего страшного.
  Галкино бледное лицо мелькнуло в дверях и исчезло, в кабинете вдруг стало тесно от людей в камуфляже. Её толкнули в угол, и, забившись за стол, она опустила взгляд на свои коленки.
  однако, действительно ещё вполне
  ...
  нет, и незачем так орать, я и в первый раз прекрасно слышал
  ...
  как сделала, так и сделала, учись, студент
  ...
  ох, ну надо же, напугали ежа голым задом
  ...
  хочется блевать, но не время, время начищать сапоги
  ...
  на берёзе сидит заяц, лыком подпоясанный
  ...
  а кому какое дело - может, он медведя ждёт
  Число людей в камуфляже удвоилось, она на секунду подняла голову, увидела Тимурханова, увидела вытаращенные глаза Бека и снова опустила взгляд.
  Голова просто разрывалась.
  - Где твои вещи? - бесстрастно спросил Тимурханов в наступившей вдруг тишине.
  - Здесь. - Она уже изучила каждую трещинку и кляксу на поверхности стола.
  - Переоденься и спускайся ко мне в машину. - Он поднял руку, обрывая возмущённые возгласы.
  Выбравшись из-за стола, она выпрямилась. Опять наступила тишина, и в этой тишине она слышала только цокот своих каблуков. Дойдя до двери, всё-таки не удержалась и оглянулась.
  Ахмад почти беззвучно пошевелил разбитыми губами, и она разобрала:
  - Смерти нет.
  Она проглотила ком в горле:
  - ...Есть только смена миров.
  Оттолкнув ошарашенную Галку, она кинулась прочь по коридору, переодевшись, прошла мимо охраны, села в машину, забилась в угол сиденья. Головы уже просто не было.
  Минуты тянулись как резиновые. Наконец хлопнула дверца. Она приоткрыла глаза, увидела рядом Бека.
  - Бес добился, чтобы этого в больницу отправили... Талгатовна, ну ты даёшь!
  - Ты чего тут выделывалась?!
  - Ох, Бек, хоть ты не ори, пожалуйста, - пробормотала она. - Я ничего, я хотела... я только хотела...
  - Не реви, а?
  - Да-а-а... а я ведь только хотела шмотки померить новые... я ма-аме позвони-ила...
  Хлопнула передняя дверца.
  Туда она побоялась даже взглянуть.
  - Продолжай, - сказал Тимурханов спокойно.
  - В-встретила Галку, одноклассницу... она здесь секретарша, она мне сказала, что ей новые вещи из Турции привезли... и косметику... я поехала с ней сюда, переоделась, зашла в Интернет... ...М-музыку послушала, - шмыгнула она носом, - ну, они его привели, а меня за Галку приняли, наверное... а так нельзя поступать, как они, вы же понимаете, что это подло, я понимаю, что я не имела права распоряжаться...
  - Уже лучше.
  - Простите меня, пожалуйста, - выпалила она и перевела дыхание, не подымая глаз.
  - В детском саду обычно после этих слов говорят ещё четыре слова, - в голосе его зазвучала усмешка. - Подсказать?
  Она вздохнула и наконец посмотрела на него.
  - Я больше не буду? Так ведь буду...
  Бек захохотал совершенно неприлично, сползая с сиденья.
  - Зачем ты всё это затеяла вообще? Кто он?
  Она поглядела на Бека.
  - Это Ахмад Вачагаев, он к ней давно и неровно дышит, - радостно доложил тот. - Бес, а может, нам её замуж за него выдать, а?
  - А это идея! Как я раньше не догадался?!
  - Пощады, государь... - пробормотала она, опять закрывая глаза.
  
  * * *
  25.03.02.
  Лен, я вот всё не знаю, как спросить-то тебя...
  Только ты не пугайся. Ну начинаааается, - сказали все хором.
  Я вот тут подумала... (опять незнакомый русский слово). Скажи мне, как крупный спец по всякой там экстрасенсорике (в которую я, как известно, не верю): могут ли у человека ВНЕЗАПНО открыться ТАКИЕ способности?
  На нервной почве, наследственность дурная, от удара по голове (нужное подчеркнуть).
  Можешь смеяться или плакать, но сей человек - я. "Я-я, яволь, майн фюрер!"
  Грубый материалист во мне грубо говорит, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.
  Сейчас я по порядку всё-таки попытаюсь...
  Когда Бек за мной пришёл, и сказал, что у Ахмада в той милицейской больничке, куда его Бес отправил, почки отбитые совсем отказали, когда мы туда прорвались, а он меня гнал, когда я схватила его за руку, и...
  И не знаю, что.
  Не могу этого ни описать, ни объяснить.
  Я не знаю, откуда это пришло. Не знаю, почему этого никогда не было раньше. Знаю только, что не могла я допустить его смерти. Не мог-ла!
  "Я тогда тебя забуду, ягодиночка моя, когда вырастет на твоём камушке холодном зелёная трава..."
  В чем сила, брат? А сила - она в ньютонах.
  А той же ночью он ушёл из больницы. Исчез. Испарился.
  Хотя, может, это помогло ритуальное жертвоприношение камеры, с которой в палату ввалились ОРТ-шники. Чтобы отснять, блин, пленного боевика, пока тот ещё живой. Я её грохнула об косяк... как ни странно, силы хватило. Было весело, особливо, когда их оператор потребовал за камеру полторы тысячи баксов. Наврал, конечно, но Бес всё равно заплатил.
  Святой. Просто святой.
  Он меня, короче, спрашивает таким голосом, что у меня аж в животе всё замёрзло: "Вы меня за кого вообще принимаете, Алиса Талгатовна?" А я брякаю в ответ: "Deus ex machine" (Бог из машины (лат.))...
  Ладно, хватит об этом.
  "Есть многое на свете, друг Горацио..."
  На этом мысль останавливается.
  Да пребудет с нами сила!
  
  * * *
  - Ишь ты, глянь, Фролов, крестик у неё, православная, что ли, бля..?
  - А вы?.. Руки уберите!
  - Видал, осмелела! Да ты сейчас у меня...
  - Эй, Кадет, хватит, хватит, забьёшь на хрен! Остынь! А то потом хлопот не оберёшься... Слышь! Это же подстилка этого... как его...
  - Ну, тогда и сунь её в камеру к чехам, Фролов! Скажу - не было у меня свободного помещения для неё, вот так-то. Слышишь, сука, пусть потом твой ё..рь со своих и спрашивает, когда они тебя в лоскутья порвут!
  - Брось, Кадет, не дело это...
  - Давно ты такой нежный стал, а, Фролов? Ладно, х... с ней, пускай пока здесь сидит, только когда за нею явятся, возьмёшь вдвое против обычного, понял?
  
  * * *
  12.05.02
  Почему я не пишу? Да пишу я, пишу, сама видишь... Ну ладно, ты права, случилось кое-что, но всё обошлось.
  "Я орёль. Почему такой маленький? Болель".
  Пришлось в кои веки посидеть за решёткой. От сумы, да от тюрьмы, как известно, не зарекаются. Чем я лучше других, спрашивается?..
  Нет, не хочу даже вспоминать.
  В общем, просидела всего сутки, как ни странно, осталась цела, чему до сих пор удивляюсь. Хотя товарищ, который там заправляет... по кличке Кадет - это местная легенда...
  Нет, не буду, не могу.
  В голове всё это время вертелся замечательный шиллеровский стиш из трагедии про Марию Стюарт, помнишь: "Со мною могут низко поступить, унизить же меня никто не может!"
  Очень возвышенно и романтично... ещё часок, и со мной наверняка начали бы низко поступать... но...
  Но мальчишки, как всегда, вовремя потёрли лампу... Господи, чем я только Бесу не обязана уже... по гроб жизни не рассчитаюсь. Ума не приложу, зачем я ему?
  Гудермес - город чудес, вышел на улицу и исчез.
  Прости, прости, прости, никак не отойду чего-то.
  Целую.
  Не волнуйся.
  Я всё ещё орёль, хоть и очень маленький...
  
  * * *
  - Вы её зачем сюда притащили?! Вы что?!
  Ахмад снова бешено встряхнул Бека за плечо.
  А она немо стояла, не видя даже Артура, ради которого они пришли ночью в эти развалины на окраине, видя только кровавый тюк на полу сарая у своих ног. Этот тюк уже не был Кадетом, который издевался над нею в тюрьме, он уже почти не был человеком. Но он был ещё жив.
  - Пошли ему смерть, Господи... - Она не заметила, как прошептала это вслух.
  - Так легко не отделается, - бросил один из стоящих вокруг бородачей в камуфляже. Видеокамера в его больших руках выглядела игрушечной, и держал он её неловко, в отличие от автомата.
  Только теперь она поняла, для чего сарай залит светом от двух дуговых фонарей, и земля перевернулась под ногами.
  - Да убирайтесь вы! - почти застонал Ахмад, толкая её к выходу. Куртка его распахнулась, и она увидела у него за поясом ребристую рукоять пистолета.
  ...В руке пистолет оказался совсем не таким тяжёлым, как в тот единственный раз, когда Бек заставил-таки её учиться стрелять на бывшем стадионе по консервным банкам, и из десяти раз она промахнулась восемь, потом долго болело запястье, и она бессильно злилась на пацанов...
  Нет, совсем нетяжёлым.
  В тишине сухо щёлкнул предохранитель.
  - Да ты не выстрелишь! - уверенно сказал наконец Ахмад и протянул руку. - Не сможешь. Дай сюда. И уходите!
  - В тебя - не смогу, - она не отрывала завороженных глаз от пистолета, поворачивая его, пока он не глянул ей в лицо мёртвым зрачком дула. - А вот так - смогу.
  - Ты что?! - прохрипел Ахмад. - Зачем?!
  - Я с этим жить не буду, - сказала она просто.
  - Дура, в меня стреляй! - выдавил человек на полу. - В меня!
  Она перевела на него взгляд, и в тот же миг Ахмад выхватил у неё пистолет и наотмашь хлестнул по щеке ладонью, придушенно выматерившись.
  Схватив за плечо, Артур поволок её к двери, она мотала головой, упираясь.
  - Да он с тобой то же бы сделал, если б мы тогда не успели! - срывающимся голосом крикнул Бек.
  - Это не по-человечески! - её трясло, и слова еле выговаривались. - Этого не должно быть... ни с кем! Ни с кем! Ни с кем!
  Сквозь плывущий перед глазами туман она вдруг увидела, как Ахмад, шагнув к лежащему, поднял пистолет. Выстрел ударил раз, другой.
  Она зажмурилась, вцепившись в Артура, и тот наконец вытолкнул её наружу.
  Судорожно хватая сырой воздух раскрытым ртом, она кое-как доплелась до чернеющих кустов, упала коленями в мокрую траву. Жёлчь подступила к горлу, и её жестоко вывернуло наизнанку.
  Зубы цокали об непонятно как оказавшуюся в руках ребристую фляжку. Она открыла глаза, и Артур молча помог ей подняться.
  - В-вот и свиделись... - пробормотала она.
  На его обветренном остроскулом лице только глаза остались прежними - печальными.
  - Ты прости. Бехк ма биллахь, - сказал он тихо. - Я не знал.
  - Бехкъ бахъъума дац (ничего, не стоит). Ты не знал, - отозвалась она эхом. Горло болело, слова еле выговаривались. - Ты... ты как?
  Он пожал плечами:
  - Ты же сама видишь...
  - Пойдёшь с нами?
  - Шутишь? - Артур усмехнулся. - На мне крови столько...
  Она снова закрыла глаза:
  - Иисус сказал разбойнику: ныне же будешь со мною в раю...
  Теперь он засмеялся, почти весело:
  - Ты и правда Бешеная, не зря тебя так называют... В вашем раю?
  - А рай - он, наверное, общий... И ад тоже... Дала мукълахь... - Не выдержав, она всхлипнула. - Артур...
  - Уходите! - хрипло приказал он. - Давайте, скорее! Бек!
  - Дала аьтто бойла, сан ваш (счастливой дороги, брат), - вымолвил тот.
  Спотыкаясь, она ещё долго оглядывалась в темноту.
  
  * * *
  - У меня заходится дыханье при одной лишь мысли о тебе... - с чувством допела она коронную песню своей подружки, набивая последний абзац "Колонки редактора".
  Сдёрнув косынку, взъерошила волосы обеими руками и снова с остервенением покрыла голову. Порой эти древнерусские обычаи просто выводили из себя, но соседний кабинет, как обычно, был полон пацанов, - сейчас почему-то странно притихших, - и обычаи приходилось строго блюсти.
  Перечитав только что написанный абзац, она с глубоким вздохом нажала на горячо любимую клавишу "Удалить" и снова запела:
  - Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой...
  За полуоткрытой дверью грохнул смех.
  Сообразив наконец, что там потешаются не над чем-нибудь, а над её репертуаром, она свирепо вывела на максимальную громкость "Army Of Lovers". Любовные армейцы послушно заорали на идиш что-то крайне ритмичное.
  Зато нужный абзац мгновенно всплыл в голове.
  - Талгатовна! - Бек мрачно просунулся в дверь. - ОМОН!
  Она быстро сохранила статью на дискету и, выключив компьютер, - от греха: в прошлый раз при таком же обыске грохнулся винт со всеми данными, - схватила со стола заранее приготовленную папку с документами.
  Пацаны стояли молча, глядя в пол.
  - Простите, ваше имя-отчество, господин лейтенант?
  Оторвавшись от бумаг, которые он, нахмурившись, изучал, командир омоновцев растерянно поднял взгляд:
  - Владимир... Иванович.
  - Вы мультики любите, господин лейтенант?
  - Ка...какие мультики?
  - Помните, был такой - "Фильм, фильм, фильм" назывался?
  Командир смотрел во все глаза. Как, впрочем, и остальные.
  - Так вот, - продолжала она, не дождавшись ответа, - там сценарист на машинке печатает, печатает, вдохновенный такой... когда муза его посещает... такая, знаете, вся из себя, с арфой... так вот, вы мою музу только что спугнули нафиг!
  Тот растерянно захлопал длиннющими, как у Бека, ресницами.
  - А стихи вы любите? - безжалостно продолжала она, не спуская глаз с его краснеющего молодого лица. - Помните, был такой поэт, Михаил Светлов? В сорок третьем году он стихотворение одно написал хорошее... Называется "Итальянец".
  Она тряхнула головой:
  - "Молодой уроженец Неаполя!
  Что оставил в России ты на поле?
  Почему ты не мог быть счастливым
  Над родным знаменитым заливом?
  Я, убивший тебя под Моздоком,
  Так мечтал о вулкане далеком!
  Как я грезил на волжском приволье
  Хоть разок прокатиться в гондоле!
  Но ведь я не пришел с пистолетом
  Отнимать итальянское лето!
  Но ведь пули мои не свистели
  Над священной землей Рафаэля!.."
  Голос всё-таки дрогнул, но глаз она не отвела.
  - А Рафаэль - это кто? - нарушил тишину Бек.
  - Художник... эпохи Возрождения, - вдруг хрипловато отозвался лейтенант, и, аккуратно положив документы на стол, молча козырнул.
  
  * * *
  - Алиса Талгатовна? Сейчас Малхаз за вами заедет, поговорим.
  - Ой, а можно попозже, Беслан Алиевич? Газету сдам, тогда...
  - Некогда? А писать про меня всякую... ерунду есть время? Хватит без толку болтать, жду.
  - Садись.
  - Спасибо, я лучше постою.
  - Хочешь, чтобы я встал, что ли? Садись!
  - Ты что, думала, я не прочту? Ты вообще что-нибудь думала, когда всё это писала и печатала?
  - Вы... обиделись?
  - Нет, обрадовался!
  - Беслан Алиевич... помните, когда мы с вами в первый раз встретились... нет, во второй...
  - Полагаю, всё-таки в третий? И что? "Гамлет", что ли? "Но играть на мне нельзя"? А на мне, значит, можно? Чего молчишь? Я издаю эту газету, Алиса Талгатовна!
  - "Я тебе дал краски, я тебе дал кисточку, а ты на меня карикатуры рисуешь..."
  - Что?!
  - Ну, это... Незнайка и Тюбик. Коротышки из Цветочного города...
  - ...Нет, вот всегда знал, что в своей постели не умру... но чтоб от смеха лопнуть...
  - Беслан Алиевич...
  - Всё, иди отсюда. Сдавай свою... мою... газету.
  
  * * *
  Истерический смех неудержимо рвался наружу, но она кусала губы, понимая, что смех тут же перейдет в такие же неудержимые слёзы, и тогда не будет сил защищаться. Она безостановочно кружилась по закрытому сплошь коврами полу, держась подальше от богато убранной кровати, меж глинобитных стен, колотя по этим стенам ладонью.
  Она сама села к Ахмаду в машину, нацарапав только наспех записку мальчишкам: "Артур опять нашёлся, он ранен, еду к нему, вернусь утром", потом отключилась, потом очнулась уже в этой комнатке с глинобитными стенами, прочно запертой снаружи.
  А в маленьком окне уже полыхал закат. Стояли горы - кажется, даже какие-то чужие.
  На её крики и стук в дверь никто не отзывался, хотя со двора изредка доносились женские голоса, звяканье дужки ведра, плеск воды, мычание коровы.
  Щёлкнул замок. Вошел Ахмад, запер за собой дверь, молча встал напротив, глядя на неё пристально.
  Волк.
  А она - тупая овца на заклание.
  Да какое там заклание? Просто - на шашлык.
  И тут её охватила такая злость на себя и на этого неумолимого, одержимого зверя, что она перестала подбирать слова - лишь бы они лились, потому что только это ещё могло его удержать. Пока ему не надоест, конечно.
  - Дукха вехийла, долгой жизни, прекрасный принц! А где поднос?
  - Какой ещё поднос? - спросил он после паузы.
  - Ну как же? С фруктами, вином, тем-сем! Забыл? "Кавказская пленница", товарищ Саахов... "Ничего не сделал, а? Только вошёл!"...
  Ахмад усмехнулся:
  - Хочешь есть?
  - Нет, я на диете!
  Она тряхнула головой, ёрничать уже не было сил:
  - Как ты мог? Ну как ты мог? Ну зачем?
  - Суна хьо дукха еза.
  Она наконец захохотала.
  - Утром придёт мулла, - добавил Ахмад спокойно.
  - Вот спасибо, милостивец! Утешил! Знаешь анекдот? - Слёзы всё-таки брызгали из глаз, она смахивала их яростно. - Петрович, а я твою Машку того... Ну раз того, тогда женись. Да нет, я её трактором переехал...
  Она прижала ладони к лицу, потом резко отбросила их.
  - Тебе, значит, всё равно, что я гIазкхи (русская), неверная? Что я уже слишком старая, чтобы тебе родить? Что я... ведьма, наконец?
  - Суна хьо дукха еза, - повторил он с силой.
  - Нужна, значит? Ну давай тогда, не стесняйся, справишься быстро, ну а дальше-то что? Ты что, не понимаешь, что я тебя возненавижу?
  - А может, ты меня полюбишь?
  - Логично, - помолчав, она встряхнула головой. - А если нет? Я же сама изведусь и тебя изведу!
  - А ты... могла бы меня полюбить?
  Не шутит.
  Она сползла вниз по стене, чувствуя лопатками каждую выбоинку, сказала почти шёпотом:
  - Ца хаа суна. Не знаю. Ты... - Она запнулась.
  - Ну, говори. - Он тоже присел на корточки у противоположной стены, глядя ей прямо в глаза.
  - Я хочу... подумать. Можно мне подумать?
  - И долго?
  Понял.
  Она прикусила губу.
  - Может быть... год?
  - Так меня же убьют за год, Бешеная, - Ахмад усмехнулся, не сводя с неё напряжённого взгляда.
  Она опустила голову, прячась от этих глаз.
  - Не убьют. Правда. Дала мукълахь.
  - Ещё что?
  - Если я попрошу... ты сделаешь?
  - Ты говори, говори... - В его голосе всё ещё звучала усмешка.
  Она прямо взглянула ему в лицо:
  - Я хочу - человека. Не зверя.
  - Я хочу, чтобы ты совершил хадж (паломничество в Мекку).
  - Че-го? - Ахмад наконец растерялся. - ...Что, прямо сейчас?
  - Можно завтра, - она закрыла глаза, снова пытаясь уйти от его взгляда. - Когда ты вернёшься... тогда я соглашусь. Чтобы всё было... по-человечески.
  - Поклянись! - потребовал он хрипло.
  - Честное слово. - Сердце глухо бухало.
  Она затаила дыхание.
  - Посмотри на меня, - попросил он вдруг очень тихо.
  Она отчаянно замотала головой и поняла, что он опять усмехается.
  - Гур ду вай. До встречи.
  Дверь хлопнула, и тогда, наконец, она осела прямо на пол.
  
  * * *
  - И что, он так просто взял и ушёл? - Бек переглянулся с Гелани.
  - Да, так вот сразу и пошёл! Лесом! - огрызнулась она. - Вы мне что, не верите?
  - Талгатовна, да ты врёшь, как дышишь!
  - Ну спасибо, сан ваш!
  - Ну, сочиняешь... - Бек присел перед ней, испытующе заглядывая в лицо.
  - Лиска, правду скажи, - вмешался Гелани. - Не бойся.
  Она взяла со стола чашку, повертела её в руках и шваркнула в стену. Постояла над грудой осколков, присела, начала их собирать.
  - Оборзели вы совсем, вежарий... Ой! - Она сунула в рот порезанный палец. - Чтоб вам...
  - Сама виновата, - буркнул Бек угрюмо. - Нет, Лиска, честно? Ничего не было? Он тебя не тронул? Или ты его выгораживаешь?
  - Ничего не было! Святой истинный крест! - заорала она, вскакивая. - Разрази меня Господь! Чтоб меня приподняло и грохнуло! Нох Пайхамарор! Пророком Ноем клянусь!
  Бек поймал её за руку, и она затихла, шмыгая носом.
  - Так когда он сказал, вернётся за ответом? - спросил Бек наконец.
  - Через год, - отозвалась она шёпотом.
  И почувствовала, что они опять переглянулись над её головой, - здоровые стали, черти, однако...
  Снаружи прогудела машина. Она посмотрела в окно - массивные ворота открывались.
  - Ох, хорошо, что он вчера не приехал! - пробормотал Бек.
  - ИншаАллах! - откликнулась она, поспешно хватая веник.
  - Следы заметаем? - весело спросил Тимурханов с порога. - Салам! Что плохого?
  - Добрый вы человек, Беслан Алиевич, - с чувством сказала она. - Буьйса дика, здравствуйте, всё просто замечательно!
  - Что-то слабо верится... - Тот, не спеша, оглядел всех троих.
  - Чуткий вы наш... - Она снова начала закипать, и Бек почти незаметно ткнул её локтем. Почти.
  Беслан поднял брови:
  - А ведь проверю...
  - Да всё прекрасно! - она еле сдерживалась, чтобы не заскрипеть зубами. - Святой истинный крест! Чтоб мне пусто было!
  Мальчишки опять переглянулись и одновременно продекламировали:
  - Нох Пайхамарор!
  И грохнули.
  Тимурханов внимательно посмотрел на неё.
  - Это у них переходный возраст, передача "Играй, гормон!" называется! - Она от души шлёпнула обоих веником по тощим задам. - Идите отсюда! Не видите, подметаю!
  - А мы думали, ты полетать решила... - еле выговорил Бек, тихо корчась.
  Не выдержав, она бросила веник и тоже расхохоталась.
  
  * * *
  12.08.02
  Поскольку имя "Ахмад" периодически всплывает в моих письмах, ты теперь меня и треплешь, как Тузик - грелку? Совесть имей!
  Не заставляй меня вспоминать (как он заставляет), что я - отнюдь не существо без пола и возраста, коим обязана здесь являться или хотя бы казаться. Ах, пардон, уточняю: существо без пола, но в возрасте - крайне преклонном, практически Мафусаиловом.
  Да-да, ты сейчас с упорством, достойным лучшего применения, начнёшь допытываться: а что, собственно, скрывается под этой маской черепахи Тортиллы?
  Отнюдь не Мальвина, моя дорогая!
  Ай, ладно, тебе не могу морочить голову - я ему дала слово, и слово это сдержу. Если через год он будет жив и обо мне ещё вспомнит. А он вспомнит, знаю. Не знаю только, почему.
  Нет, опять кривлю душой, - знаю. Потому что со мной уже было так. Кто-то с небес ткнул в нас пальцем: ты и ты - выйти из строя! И теперь уже ничего не попишешь, ничего не изменишь... придётся выходить...
  Что, испугалась? Ха-ха... Ты бы знала, как я боюсь.
  
  * * *
  Она по привычке посчитала про себя до десяти.
  И обратно.
  Бесполезно. И считать бесполезно, и спорить.
  И почему они вчера не покинули героическую столицу нашей Родины, куда их, иначе не скажешь, Бес завёз? Потому что Бек, видите ли, еще не был на Горбушке!
  Ну, а сегодня, когда они направились было на пресловутую Горбушку, уже на выходе из гостиницы их поймала охрана Тимурханова - этих ребят она не знала, а то бы удалось улизнуть... а потом подоспел САМ, которому позвонили из "Мемориала" с оглушительной новостью...
  Видите ли, её внесли в списки на встречу правозащитников с президентом Эр-Фэ! Еще месяц назад внесли!
  Только почему-то никто не удосужился предупредить её об этом раньше... чтобы можно было вовремя смыться...
  Она снова взглянула на часы. До исторического события - четыре часа.
  - Это бессмысленно, - процедила она в очередной раз. - Я не хочу! Не хо-чу!
  - Талгатовна, - терпеливо отозвался Бек, - не гони волну. Это же Кремль! Тебя же по телевизору покажут!
  Тимурханов не то что не отозвался - даже не соизволил оглянуться.
  - Меня уже показывали по телевизору! Два раза! - Не надрываться было свыше её сил.
  - Конечно, конечно... В программе "Криминальная Россия". - Тимурханов всё-таки обернулся. С обычной своей улыбочкой.
  - Талгатовна, ладно, завязывай дуться! Лопнешь... Приехали уже. - Бек без всяких церемоний потащил её за локоть наружу.
  Она еле удержалась, чтобы не хлопнуть с размаху дверцей дорогущей машины. Из другой такой же элегантной машины - "сааб"? "порше"? "феррари"? "хрен-знает"? - вышел человек, подъехавший к гостинице вместе с Тимурхановым... кажется, Руслан, фамилию она не разобрала, было не до этого... но и машину, и костюм - "Хьюго Босс"? "Ив Сен-Лоран"? "Фиг-Поймёшь"?.. - он явно не из гуманитарки достал.
  Он тоже улыбался, как и Тимурханов. И Бек. И охранник.
  Она подняла глаза - вывеска Дома моды нагло сияла над головой, ярче мутного столичного солнца, название начиналось, насколько она могла разобрать французское слово, как-то на "Жак".
  Малхаз с водительского сиденья улыбался хотя бы сочувственно.
  - Талгатовна, осталось три часа пятьдесят минут! Шевели копытцами! Щас мы тебя прилично оденем... - Бек прямо-таки ловил кайф от происходящего.
  Она уцепилась за дверцу Малхаза, как утопающий за соломинку.
  - Не пойду! Слышите?!
  Наконец-то они хотя бы перестали ухмыляться и возмутились. Закусив губу, она молча просунула руку в приоткрытую дверцу, надавила на сигнал, машина взвыла, обрывая их возмущение. Зато её возмущение трансформировалось в ледяное бешенство.
  - Прилично оденем?! А примерка? Заткнись, Бек! Вы... вы меня сюда вытащили... а у меня, между прочим, колготки драные! Потому что юбка длинная! Я сказала - заткнись! И футболка под свитером! А лифчика у меня вообще нет! Потому что я его не ношу! И... и здесь нужен ещё макияж! И маникюр! И причёска! Вы хоть понимаете, как всякие... фифы на меня тут будут смотреть?!
  Глаза у всех без исключения её спутников стали одинаковыми - круглыми.
  Как ни странно, первым из всех опомнился Руслан.
  - Здесь всё есть, - тихо сказал он. - Всё, вами перечисленное. - И протянул ей руку, приглашая подняться по ступеням.
  Двери на фотоэлементах раздвинулись сами.
  Мимо ухоженных и выхоленных дам... мимо сверкающих стеклянных витрин с дюжинами красиво упакованных баночек и бутылочек... мимо отголосков чьей-то болтовни и взрывов весёлого смеха...
  Она быстро опустила руки, по привычке скрещённые на груди, чувствуя себя не то зверьком в зоопарке, не то клоуном в цирке:
  - Минуточку внимания, дамы... и господа!
  До невозможности стильный и субтильный стилист, - а по-человечески, парикмахер, - весь в цепочках и косичках, скорее всего, был геем, но к категории дам всё равно не относился.
  - Я только что из Грозного... и хочу сразу предупредить, что весь свой запас терпения я уже израсходовала на...
  - ...джентльменов, которые дожидаются в холле. Джентльмены возжелали, чтобы я достойно выглядела на... телеэкранах. Я этого не желаю, но... с ними трудно спорить. Итак...
  Речь явно удавалась. Правда, глаза у вышколенного персонала Дома моды "Жак-как-там-его" тоже несколько округлились.
  - Мне хочется... пардон, не хочется, но придётся.... выглядеть строго, но элегантно. Нет, только не брюки. Платье или костюм. Длина? До колена, не выше. Цвет... любой неяркий, на ваш выбор. Мишуры вообще не надо, я не ёлка... Бельё. Размер... единица. Колготки... двойка, тёмные и без лайкры. Да, и стрижка. И макияж, и маникюр. И через два с половиной часа мне надо быть внизу. Да, и сумочку в тон. И туфли тоже... Сумма? Чем больше - тем лучше!
  Осталось только пережить эти два с половиной часа.
  Ладно, и не такое переживали...
  Очутившись в просторной кабинке со стенками, отделанными черной кожей и серебром, она наконец облегчённо закрыла глаза. Её влажных волос нежно касалась щётка, кожу на лице, намазанную чем-то зелёным, слегка пощипывало, а кто и что делал с её руками, ей и видеть не хотелось.
  - Простите... - Вот чего до смерти хотелось парикмахеру, так это поговорить. - Вам необходимо сменить шампунь, ваши волосы несколько... м-м-м-м.... пересушены. Каким шампунем вы пользуетесь?
  - Последние восемь месяцев - каким придётся, - ответила она кротко. - А до этого три месяца - хозяйственным мылом.
  Парикмахер поперхнулся и смолк. Она снова прикрыла глаза.
  Она тихо прыснула, разглядывая себя в огромном, до потолка, зеркале. К платью бутылочно-зелёного цвета без рукавов прилагался короткий терракотовый пиджачок и длинная серебряная цепочка с жемчужинами... и оно было... Оно БЫЛО. И она в нём именно что БЫЛА.
  А на голове полыхал костёр из почти красных и совсем золотых прядей.
  И глаза полыхали.
  Она порывисто обернулась к парикмахеру и поцеловала его в круглую щёку.
  Холёные фифы-модистки почему-то захлопали в ладоши, и она вдруг увидела, что они - совсем ещё девчонки.
  - Вы.... Вы правда из Грозного? - неловко спросил парикмахер, вертя в руках фен. Только сейчас она разглядела у него на лацкане бейджик - "Жан". Женя, наверное...
  - Правда...
  Она медленно спускалась по лестнице, не чуя ног, позади охранник нёс пакет с её старыми вещами.
  А джентльмены на полукруглом красном диване в холле даже не соизволили встать, хотя каждый из них, - и Бек тоже! - проводил её оценивающим взглядом. И, только остановившись у стеклянной двери, она вдруг сообразила, что они её просто-напросто не узнали...
  Первым почему-то поднялся Руслан.
  - Надеюсь, я вас разорила, Беслан Алиевич! - надменно бросила она через плечо, прошествовав в предупредительно распахнутую охранником дверь.
  
  И опять, в который уже раз за сегодняшний безумный день она смотрела на себя в зеркало.
  Амина притихла за спиной, выплеснув восторги.
  До исторической встречи оставалось... пятьдесят три минуты.
  Она еще раз проглядела документы, которые собиралась положить в стильную до отвращения сумочку.
  "В январе похищено людей - 64, из них освобождены или выкуплены - 20, из них найдены убитыми (почти всегда со следами пыток) - 12, исчезли бесследно - 32. В марте... похищено - 20... исчезли - 10... в июне... найдены убитыми - 33... исчезли 27..."
  Нетерпеливо залился трелью гостиничный телефон.
  - Лиска, ждут ведь... - нерешительно сказала Амина за спиной.
  - Есть у тебя смывка для макияжа? И юбка тёмная?
  Теперь надрывался и мобильник.
  Она затянула чёрный платок потуже. По крайней мере, теперь можно стало хотя бы узнать себя в зеркале...
  И ожидавшие её внизу поднялись разом.
  Молча.
  
  * * *
  Возвращаясь, она постаралась пошире растянуть улыбку под их настороженными взглядами.
  - А чего это ты одна оттуда вышла? Где все? - осторожно осведомился Бек, открывая перед ней дверцу машины.
  Она покачала головой:
  - Подожди. Давайте постоим, воздухом подышим... Не каждый же день в Кремле...
  Они быстро переглянулись.
  - Да всё в порядке, - поспешно сказала она. - Я просто... ну... раньше ушла.
  - Та-ак... - протянул Тимурханов.
  - Всё в порядке, Беслан Алиевич, честно! Мне... нехорошо стало, почти сразу... и я...
  Она потёрла лоб. Ладони опять вспотели, как там, за огромным, как аэродром, столом, под прицелом любезных улыбок и телекамер.
  - Вышла я, в общем, оттуда. В сортире просидела. - Она глубоко вздохнула. - Ждала, пока замочат.
  - Смешно... - оценил Беслан, не сводя с неё внимательных глаз.
  - Фарс это всё, понимаете? - сказала она дрогнувшим голосом. - Не обессудьте. И простите.
  - За что? - Тимурханов вытащил сигареты. Явно не в первый раз.
  - За платье, - пробормотала она чуть слышно.
  - Бес, а ведь обижает... - неожиданно улыбнулся Руслан.
  - Да не то слово! - Тимурханов развёл руками. - И заметь - постоянно, сколько её знаю!
  Она заморгала.
  Бек фыркнул.
  - А давайте найдём этому замечательному платью замечательное применение! - весело продолжал Руслан. - Сейчас вы его снова наденете, и мы все поедем развеяться... м-м... в ночной клуб, к примеру! Есть очень приличные.
  - Там у них ночные клабы, до утра, едрёна вошь... Группа "Любэ"! - быстро уточнила она, наступая Беку на ногу. - Нет, баркал, я лучше в гостиницу.
  - А ресторан? Китайский, например? - не отставал Руслан.
  Она прикусила губу, удерживая цитату и смех.
  - В ресторане у меня полчаса уйдёт на то, чтоб понять, что лежит в тарелке, и ещё полчаса - чтоб понять, чем это нужно есть... Нет, спасибо, я...
  - Лучше в гостиницу?.. - закончил Руслан со вздохом. - Простите, а как же вы обычно отдыхаете?
  - Пузом на ковре с книжкой в руках, - хмыкнул Бек, явно разочарованный в лучших чувствах. - Бертрис Смолл какая-нибудь. "Тайны гаре..." Талгатовна, блин, ну больно же!
  - Тайны чего-чего? - Беслан даже сигарету отбросил.
  - Ничего! - буркнула она свирепо. - Исчезнувших цивилизаций! Атлантида там, инки, то, сё...
  Бек поперхнулся и закашлялся.
  - Понятно. Ну, книжные магазины сейчас, к сожалению, уже закрылись... - Руслан тоже покусывал губы. - А в казино вы были когда-нибудь?
  - Н-нет...
  - А хотелось бы?
  Она нерешительно оглянулась на Тимурханова.
  У Бека загорелись глаза.
  - Я вообще-то везучая... - пробормотала она. - И азартная. Я вообще, наверное, играть люблю... Я однажды даже выиграла! Много! Давно, правда...
  - Серьёзно? - заинтересовался Руслан.
  - Ну да. В "Спринт". Двадцать пять рублей... Вы что?..
  Казалось, все кремлёвские пернатые взвились в небо от их хохота.
  Вспыхнув, она мельком заметила, как, наклонившись к Тимурханову, Руслан что-то быстро и тихо спросил. Так же быстро взглянув на неё, Тимурханов покачал головой.
  - Садись! - оборвав смех, Бек шагнул к ней и почти затолкал в машину.
  - Чего ты? - Она растерялась.
  Лицо у него вдруг стало таким же, как при их первой встрече - будто выхваченный нож.
  - Сан ваш... - она протянула руку, не решаясь коснуться его руки. - Что ты? Не хочешь - не поедем...
  - Лиска... Это будет его казино, - сузив глаза, он кивком указал на Руслана, всё еще тихо беседующего с Тимурхановым. - Ты, правда... выиграй, сколько сможешь. Ты же можешь!
  Она ошарашенно поглядела на него:
  - Что он сказал? Про меня? Что?
  - Неважно.
  - Бек!
  - Спросил Беса, его ли ты баба, - процедил тот, снова полоснув Руслана взглядом. - Яьсса хIума (пустое место).
  
  * * *
  - Красное-чёрное? Всё на красное!
  Она снова скрестила руки на груди, потёрла ладонями локти, безотрывно глядя на рулетку, больше не замечая обращённых к себе любопытных лиц.
  Чёт - нечёт? Всё на чёт!
  Гора фишек перед нею стремительно росла.
  Зеро - двойной зеро? Всё на двойной зеро!
  Шагнув прочь, она подошла к столу охраны. Молча скинула с шеи серебро, с ног - туфли, терракотовый пиджачок - с плеч... кто-то сзади тихо присвистнул. Вернулась к рулетке.
  Красное - чёрное? Всё на чёрное!
  Краем глаза она подметила, как Руслан что-то быстро сказал охранникам, искоса глянув на её босые ступни, помимо воли блаженно зарывшиеся в лохматый ворс ковра. А потом всё ушло. Снова осталось только колесо.
  Чёт - нечёт? Всё на нечёт!
  Колесо опять завертелось в кольце лампочек, чёрный и красный цвет слились.
  Мир покачнулся и накренился.
  - Бек!
  Горячая ладонь сжала её похолодевшие пальцы:
  - Лиска, что?
  - Всё. Пошли отсюда. Развеялись, на фиг...
  Бек кивнул на поблескивающую груду фишек.
  Она затрясла головой:
  - Нет-нет!
  Голова опять закружилась, она уцепилась за Бека. Руслан попытался подхватить её под другой локоть, она отпрянула.
  - Валлахи, да что с тобой? - Тимурханов силой повернул её к себе. - Вот, выпей. Ну же!
  Ледяная сладость в высоком бокале маскировала убойную крепость. Но, как ни странно, стремительный бег колеса в мозгу замедлился... замедлился... прервался...
  Красное - чёрное?..
  Пачки денег на красном подносе вместо горы фишек.
  Она отодвинула поднос.
  - Я этих денег не возьму. Простите, Руслан.
  - Я их тоже не возьму, - отрезал тот.
  - Тогда в Дом ребёнка отдайте. В Антивоенный комитет отнесите. В "Новую газету", - она поспешно схватила пиджак, обулась, чуть поморщившись - отекли всё-таки ноги. - Буьса дика хила (доброй ночи)...
  - Да какой доброй ночи? - пробормотал Бек. - Доброе утро уже!
  Действительно, небо на востоке светлело, каблуки скользили по влажным мраморным ступеням. Отстранив Бека, Тимурханов крепко взял её под руку.
  - Инда взопрели озимые, - вдруг продекламировала она. Коктейль, однако, был ого-го. - Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку...
  - Что-что? - Тимурханов нахмурился.
  - Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился... ой, мама дорогая... пардон, это Ильф и Петров, "Золотой телёнок"... ну не смейтесь, сами же дали мне это пойло и ещё смеётесь...
  
  * * *
  - Талгатовна, эй! Не спи, замёрзнешь! Вид ярко окрашенных уток, десять букв! Вторая "а", последняя "а".
  - Ярко окрашенных? Мандаринка, что ли?
  - Точно! А вот... отрасль языкознания, изучающая географические названия... Третья "п", длинное, как не знаю что...
  - Проверь: топонимика...
  - Ага! А вот... денежная единица Камеруна... раз, два... семь букв!
  - Да отвали же ты, Бек! Голова болит... Я тебе что, "Поле чудес", что ли?
  - Точно, шла б ты к Якубовичу, Талгатовна, миллионершей станешь! А голова болит - так пить меньше надо было вчера... Да, а Камерун - это где?
  - В Африке Камерун! Последний раз говорю - дай посидеть спокойно! Я из-за тебя полчаса одну и ту же страницу читаю!
  - Ох, ну надо же, одну страницу она полчаса читает! "Виконт раскрыл объятия, и графиня прильнула к его какой-то там груди"? А, вспомнил: "К его могучей груди"! Он что, качок, что ли, был, виконт этот? Как Шварц?
  - Бек, да ты офигел! Как тебе не стыдно мои книжки хватать?!
  - А тебе не стыдно такую фигню читать? Алелай, ненасытные губы и пушистые усы!.. Или пушистые губы и ненасытные усы? Блин, забыл...
  - Ну всё, держись, сам напросился...
  - ... Валлахи, что тут у вас?
  - Простите, Беслан Алиевич! Мы нечаянно...
  - Ну-ну... Я иной раз думаю - надо бы у тебя паспорт отобрать, как у несовершеннолетней... Что, домой-то когда поедем?
  - А что... уже можно?
  - Хоть завтра. Вообще Руслан мне звонил, про тебя спрашивал...
  - Ой, а сегодня можно уехать, а?
  - Не понравился, что ли? Ладно, ладно, не дуйтесь, шучу... Только учтите, в Грозный сразу не повезу.
  
  * * *
  16.09.02
  Ну вот, мы и вернулись, наконец, домой. Представляешь, мне уже даже не странно говорить: "домой"...
  До Грозного, правда, мы ещё не доехали, задержались у родных Беса. Не знаю уж, какого они мнения о том, что он меня повсюду за собой таскает... пускай не одну, конечно, а с пацанами. Что касается меня, то я сейчас отношусь к нему просто как... м-м-м... ну, как к дядюшке, например. Мой дядя самых честных... хм... грабил... ой! Правил, конечно же, правил... Редактор он был, наверное, дядя этот...
  Ладно. Теперь серьёзно. Христом-Богом молю - перестань ты меня в каждом письме пытать, как Торквемада! Я не хочу об этом говорить. Нет, не так. Я боюсь, я страшно боюсь даже думать про свои, как ты их называешь, "паранормальные способности"! Пара... ага. Гнедых. Запряжённых зарёю.
  Я и с пацанами ничего не обсуждаю, хотя они единственные, кто здесь об этом знает. Они меня и прикрывают, само собой. Большой секрет для маленькой такой компании...
  Я не знаю, откуда ЭТО взялось, и кем на самом деле дано. Это существует как бы отдельно от меня. То есть вот она, старая добрая я, верчусь, как всегда, делаю всё, что всегда... и вдруг приходит кто-то и просит меня... и тогда я иду за ним... и...
  И.
  Прости, не могу я про это рассказывать. Встретимся, тогда...
  В конце концов, смогу же я когда-нибудь к тебе выбраться...
  А пока что попытаюсь хотя бы отправить это письмо.
  
  * * *
  Проклятущий Интернет всё время рвался - под издевательский щебет модема.
  Шел третий час ночи, пора уже было бросать бессмысленное занятие, а ведь так хотелось поработать... Но выделенной линии, к сожалению, в сельском доме Тимурханова не было.
  Чья-то рука сзади безжалостно сгребла в горсть её волосы, не позволяя повернуть голову.
  Тихий голос бесстрастно сказал прямо ей в ухо:
  - Будешь орать - убью всех, кто прибежит.
  - Я н-не буду, - с трудом выговорила она.
  - Выключай тут всё. Свет погаси. Пошли.
  - Куда?
  Она охнула от резкой боли, пронзившей голову.
  Никто не проснулся и не вышел.
  На ней был только вельветовый халат и враз промокшие тапочки, и, несколько раз поскользнувшись на волглой осенней траве, она ободрала коленки и ладонь. Человек за её спиной всякий раз останавливался и терпеливо ждал, пока она поднимется. Она так и не смогла толком разглядеть его - только высокий темный силуэт без лица.
  Село осталось далеко позади.
  - Вы думаете, что за меня дадут выкуп? - спросила она, собравшись с духом. Но ответа не получила и продолжила: - Навряд ли. А если вы хотите меня на кого-нибудь обменять...
  - Заткнись.
  Мороз пробрал её спину между лопаток от этого спокойного голоса, а не от утренней сырости.
  Начало светать.
  Он наконец остановился.
  - Скажите наконец, что вы хотите? - сказала она устало. - Всё-таки выкуп? Почему вы считаете, что за меня будут платить? Я здесь никто...
  В глазах вспыхнули все звезды сразу, правая скула онемела, как от местного наркоза. Она машинально потрогала щёку.
  - Я сказал - заткнись. - Голос был по-прежнему бесстрастным. - Будешь говорить, когда спрошу.
  - Тогда спрашивайте!
  Ещё один удар, и она уперлась спиной в скрюченную иву. Во рту появился металлический привкус.
  - Никто тебя не учит, видно, - в голосе появилась тень сожаления.
  Он вскинул руку, - она попробовала попятиться, - и стащил с головы лыжную шапочку, заменявшую ему маску.
  Это лицо она только что видела на одном из "тех", "сепаратистских", сайтов.
  Она окончательно перестала что-либо соображать. В голове закрутилась идиотская фраза из сентиментальных романов: "Пусть всё это окажется сном".
  Она беспомощно оглядела мокрые ивовые кусты вокруг, камни под ногами, и вдруг ясно поняла, что на этой неласковой чужой земле, здесь и сейчас, ей и придётся умереть.
  - Ты действительно лечишь?
  Она непонимающе поглядела на него.
  - Мне сказали, что ты... лечишь, - повторил он, чуть замявшись, теперь с тенью... раздражения? неловкости?
  - Ты что, оглохла? - он повысил голос, и она передёрнулась.
  Нахлынула слепящая ярость, и вдруг стало жарко.
  - Нет! Я не оглохла! И лечить вас не буду! Застрелите меня, и закончим с этим!
  - Что, не боишься умереть? - Голос его опять стал бесстрастным. - Но умирать-то можно по-разному.
  - Знаю! Я уже год здесь! И я не боюсь, понимаете? Я... - Она осеклась.
  Что-то вокруг неё, внутри неё ждало. Ждало, затаившись. Потайная пружина дрогнула, начиная раскручиваться.
  В небе глухо рокотнуло, и заколотилось сердце.
  - Простите. - Она подняла голову, прямо глядя ему в глаза. - Я забыла, что я должна. Я сделаю то, что должна...
  - ...а вы делайте то, что вы должны.
  Мир вокруг ждал... ждал её.
  - Разожгите костер, - сказала она тихо.
  Он ещё постоял, потом кивнул, сдвинув автомат на спину. Она отвернулась, сняла обувь. Босые ступни сперва загорелись от холода и влаги, потом враз онемели, почти не чувствуя ни мелких острых камешков, ни сучьев.
  Что-то надвигалось.
  Маленький костёр задымил, разгораясь.
  Голова стала лёгкой, как воздушный шарик, сердце колотилось всё быстрее, что-то подступало всё ближе и ближе.
  - Дальше? - хрипло спросил он.
  - Когда скажу... дадите мне руку.
  Дымок тянулся к небу, в котором что-то снова зарокотало - ближе, ближе...
  Что-то надвинулось вплотную.
  Её черёд.
  Он вздрогнул, когда она вошла в кострище босыми ногами и ладонями вверх протянула ему обе руки. Помедлив, стиснул её пальцы.
  Она запрокинула к небу лицо, - упали первые капли дождя, - и еле слышно заговорила.
  И стала дождём, землёй, ручьём, небом, этим человеком, застывшим напротив.
  Она разжала сведённые пальцы, и земля ринулась ей в лицо.
  
  * * *
  Очнулась она от лютого холода. Вокруг никого не было. Гроза, отгрохотав, сменилась мелкой моросью. Одежда, волосы - хоть выжми.
  Она попыталась встать, опершись на поваленный ствол, - мир закачался и поплыл, - и стало ясно, что до менингита просто не удастся дожить.
  Человек, который только что был ею, вдруг снова возник рядом, и она даже не удивилась. Не удивилась и протянутому радиотелефону.
  - Звони Бесу, пусть тебя забирает, - сказал он нетерпеливо. - Ну!
  Скрюченные пальцы слушались плохо.
  - Говори номер! - Он забрал трубку из её руки. - Быстрее!
  Закрыв глаза, она медленно назвала цифры.
  - Получше смотри за своими женщинами, Бес. Возле ручья. В лесу...
  - ...По левому берегу. С километр. Всё.
  Серые глаза человека, которым она только что была, ещё раз встретились с её глазами.
  Потом он повернулся и растворился в лесу.
  Рядом раздались знакомые взволнованные голоса, но она больше не поднимала головы, даже когда её трясли за плечи.
  Дёрнулась только, когда прозвучало слово "больница".
  - Только не в больницу! - прохрипела она. - Ничего не случилось. Всё в порядке. Я... я просто заблудилась. Поедем домой. Пожалуйста...
  
  * * *
  А в зеркальце она увидела то, что ожидала увидеть - хороший добрый кровоподтёк пониже правого глаза.
  Она попробовала встать, - щиколотки подворачивались, рубашка Аминки была на пару размеров больше, и подол её путался в ногах.
  - Талгатовна, ты как там? Ты встала, что ли? - Шёпот Бека, просочившийся из-за двери, был зловеще-инфернальным.
  - Ты чего шипишь? - Собственный голос её совершенно не слушался.
  - Бес тебя второй день ждёт.
  - Как - второй день?! Он что, ещё здесь?!
  Подковыляв к окну, она осторожно высунулась из-за занавески.
  Рассвет.
  Джип.
  Все удовольствия в одном флаконе.
  Возле двери опять раздались шаги.
  - Талгатовна! Он сказал - или ты сейчас же спускаешься на кухню, или отправляешься в больницу!
  - Чую, я так и так там окажусь, - пробормотала она сквозь зубы, яростно заштриховывая тональным кремом синяк. Потом так же яростно размазала вокруг глаз старые орифлеймовские тени, подкрасила ресницы. Губы изнутри вспухли и болели.
  Морщась, она кое-как переоделась.
  Внутри всё дрожало.
  Что-то не то.
  Раньше она никогда не отключалась так надолго.
  Бек сидел на корточках возле двери, привалившись к стене.
  - Ты ему что-нибудь говорил?
  - Нет. Талгатовна, кто это был?
  - Никто.
  - Чего это ты размалевалась?
  - Ничего.
  Громовержец ждал в кухне, отложив газету "КоммерсантЪ".
  Она прилежно пересчитывала чаинки в своей чашке: сначала слева направо, потом справа налево. Двенадцать.
  Гелани и Бек молча прислонились к дверям.
  - Я тебя внимательно слушаю, - произнес Тимурханов наконец.
  - А я что-то ничего не помню, - сказала она, беззаботно покачивая ногой. - Провал какой-то в памяти. Переутомилась, наверно...
  - Ты, может быть, лунатик? Ходишь по ночам? - вкрадчиво подсказал Тимурханов.
  - Может быть... Да. Я что-то такое припоминаю...
  - Телефон, например?
  - Какой телефон?
  - Там, под кустом, где мы тебя нашли, лежал радиотелефон?
  - Н-нет. Не лежал, - тупо пробормотала она.
  - Значит, мимо проходил какой-то добрый человек с телефоном, увидел, что ты без сознания, и бросился мне звонить?
  - Н-наверное...
  Бек сзади тяжело вздохнул.
  - В четыре утра?
  - У меня не было часов.
  - Может быть, хватит, а? - Голос его был неумолимо-усталым. - Если у тебя провалы в памяти, мы сейчас поедем в город, в больницу, ты там сдашь все анализы, пройдёшь компьютерную томографию...
  - Нет, спасибо, не надо!
  - Тогда я слушаю.
  Она поставила на стол запрыгавшую в руках чашку и пристально уставилась на свои колени, обтянутые чужим цветастым халатом.
  - А... у меня там было свидание!
  - С кем?
  - А почему я должна перед вами отчитываться? Вы мне не отец и не брат.
  Половицы сзади протяжно скрипнули, - парням было уже невмоготу.
  - Я просто помогаю тебе вспомнить. - Он холодно рассматривал её, наклонив голову. - Значит, ты сбежала из моего дома на свидание в четыре утра...
  - В полтретьего... - она осеклась.
  - Вот, что-то уже начинает проясняться, правда? В полтретьего, в одном халате, босиком...
  - В тапочках!
  - Когда мы тебя нашли, ты была босиком, - бесстрастно продолжал он, - ноги в золе, рядом костёр. Странное свидание, не находишь?
  - А я... а мы это... мы с ним... мы привыкли, чтобы...
  - Знаешь, я никогда не бил женщин... - Он резко поднялся. - Но готов начать!
  Сердце у неё ухнуло вниз, округлившимися глазами она уставилась на него, невольно поднеся руку к щеке.
  Нахмурившись, он наклонился к ней:
  - Ну-ка, руку убери... Та-ак. Всё, с меня довольно. Кто это был?
  Пытаясь отстраниться, она сердито и беспомощно размазала ладонями слёзы и тушь.
  - Это не то, что вы думаете... я...
  - Пожалуйста, скажи, кто тебя ударил, - устало попросил он.
  Слезы хлынули уже ручьём.
  - Я не могу! - отчаянно выкрикнула она. - Я не могу вам это всё рассказывать!
  - Я расскажу, Лиска. А ты, если не так, поправишь, - решительно сказал Гелани. - Он, правда, должен знать. Ладно?
  Она встала, подошла к раковине и, тяжело опёршись на неё, поплескала в лицо водой:
  - Ладно.
  - Её прабабушка, в общем, была ведьмой, - бухнул Гелани. - И она тоже.
  - Сестра моей прабабушки, - уточнила она, шмыгая носом, - и не ведьмой, а знахаркой. И я не тоже. Я нечаянно... я не знала... это всё случайно вышло.
  - Весной мы были на одном блокпосту, - снова вступил Гелани, - ну, в общем, они взяли там мальчишку одного, а у его матери денег не было, так этот козёл, который там командовал, издевался над нею... и тогда Лиска его прокляла.
  - То есть как? - тихо спросил Тимурханов, опускаясь на стул.
  - Я не знаю, как. - Она потёрла лоб. - Меня просто... как понесло. И я его не проклинала, я ему просто пригрозила, что прокляну.
  - И что у него больше никогда не встанет, - невозмутимо вставил Бек. - И он обос...
  - Испугался, - перебила она.
  - ... отпустил пацана, - продолжал Гелани, - и мы уехали. А там ещё народ был, и на другой день пришёл один... который это всё слышал. Около нашего дома долго стоял, не входил, мы потом вышли вечером, узнать, что ему надо. Он спросил... её.
  - Спросил, смогу ли я сделать, чтобы было... не такое проклятье, а... ну, наоборот, - закрыв глаза, сказала она. - Его пытали. Когда-то. И я сказала, что смогу.
  - Ты это что... серьёзно?.. - Беслан поднялся.
  - Я не знала, что получится... оно получилось само.
  - Мы пошли в лес, - уже не слушая никого, продолжал Гелани, - и она его попросила развести костёр. Началась гроза, она взяла его за руки и встала в этот костер... прямо босиком... а потом вырубилась. Но ненадолго, на несколько минут, не так, как вчера. Мы её домой отвели. Она потом спала долго.
  - Я очень сильно устаю после этого, сил нет совсем, - просто пояснила она.
  - А... тот?
  - Ушёл.
  - А потом пришёл другой, - она тревожно поглядела на Беслана: такого лица у него она ещё никогда не видела. - А потом ещё один. И ещё.
  - И?..
  - Вчера... был восемнадцатый.
  - Ты вылечила восемнадцать человек?..
  - Кто был этот, вчерашний... который тебя ударил? - требовательно спросил Бек.
  Она покачала головой.
  - Он же не знал...
  - Чего он не знал? - Беслан чиркнул спичкой, раскуривая сигарету.
  - Не знал, что он станет... мной. - Она облизнула губы и поморщилась, подбирая слова. - Я не могу этого объяснить... Понимаете, меня как будто кто-то ведёт... а я веду того, кто ко мне приходит... и становлюсь им, а он становится мной... а вчера у него было просто что-то ещё. Что-то очень серьёзное. Он об этом, наверное, сам не догадывался. Он сначала просто хотел меня потом убить.
  Бек поперхнулся.
  - Ну я-то догадывалась, что он меня не убьёт, а он - нет, - успокаивающе пояснила она, пожав плечами.
  Тимурханов молча смотрел на дымящуюся в руке сигарету.
  
  * * *
  - Да, жалею. Тебя, - сипло сказала она. - Тебя, Салман.
  Гелани крепко стискивал её пальцы, а в другую её руку мёртвой хваткой вцепилась девчонка лет шестнадцати, которая уже была в подвале, когда их с Гелани впихнули туда накануне вечером. Её когда-то светлые волосы свалялись в грязный колтун, наготу прикрывало какое-то тряпьё.
  И подвал, и дом принадлежали её крестнику, как она всегда называла про себя тех, кто были ею.
  Тех, для кого она стояла в костре.
  Его "жалеешь?" было об этом костре.
  Его люди и остановили белую "семёрку", в которой Малхаз решил провезти их с Гелани засветло.
  - Били тебя? - спросил Салман, хмуро оглядывая её.
  - Нет, - ответила она без запинки, чувствуя, как затаил дыхание стоявший за их спинами худой, с перебитым носом, парень лет двадцати, командовавший там, возле разбитой "семёрки", - его называли Ибрагимом. Он был среди них самым старшим, остальные по виду - ровесники вцепившейся в неё девчонки.
  Били только Гелани, заслонявшего её собой.
  - Водителя застрелили! - выпалил тот.
  - Да живой он! - искренне обиделся Ибрагим. - Только раненый... И он первый выстрелил!
  Она боялась даже представить, как раненый Малхаз пережил эту ночь на обочине.
  через выстрелы и взрывы, через пустоту
  в две минуты изловчиться, проскочить версту
  - Уводи их отсюда! - скомандовал Салман, отворачиваясь.
  - Куда? - оторопел Ибрагим.
  - Откуда привёл! - отрубил тот.
  - Я ж как лучше хотел... - совсем расстроился Ибрагим. - Нужна ведь новая баба... Я же не знал, что ты её знаешь...
  Всю ночь она пыталась разговорить девчонку, та молчала и только, судорожно вцепившись ей в рукав, с тех пор не разжимала тонких грязных пальцев. Гелани тоже молча сидел в углу, уронив голову в колени, - стоило ему пошевелиться, и девчонка шарахалась, волоча её за собой.
  Салман скрипнул зубами:
  - Сказал - уводи их!
  - Они же нас заложат! - почти взмолился Ибрагим.
  Тот, криво усмехнувшись, покачал головой.
  Гелани метнул на неё короткий взгляд - она почувствовала, как чуть спадает стискивавшее его страшное напряжение, и в очередной раз возблагодарила Бога за то, что вчера рядом с нею в машине оказался он, а не Бек. Тот уж точно сорвался бы...
  - А эта куда ещё? - Ибрагим поймал девчонку за руку, та вырвалась с неожиданной силой, затряслась всем телом.
  - Отпусти её, Салман, - попросила она тихо, подымая на него глаза.
  - Я за неё деньги платил, - всё так же болезненно усмехнулся Салман.
  - Это сейчас она десятки не стоит, - брякнул Ибрагим и осёкся.
  - Тогда оставьте меня вместо неё, - просто сказала она и услышала, как Гелани резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
  Теперь она крепко сжала его пальцы.
  - Бешеная! - гаркнул Салман.
  - А что, я чем-то хуже?!
  Закусив губу, она обводила их взглядом, и глаза у всех опускались.
  Она сильнее прижала девчонку к себе.
  - У неё ещё брат здесь, - вдруг выдавил Ибрагим.
  Мальчишке было шесть или семь, носился он, видно, вместе с местными ребятишками, был так же чумаз и бос, и уже откликался на Ислама. На сестру он глянул мельком и презрительно скривился.
  - Как тебя мама звала? - она присела перед ним на корточки.
  - Миша... - пробормотал мальчишка.
  - А сестрёнку?
  - Катя...
  - Салман, ведь мать их ищет... - она выпрямилась. - Пожалуйста, деладоьхь, Бога ради...
  - Ты мне ещё хадисы (предания в Исламе) почитай! - процедил тот.
  - Аллах не простит, Салман...
  - Когда шахидом стану - простит, - оскалился он.
  - А если не станешь?
  - Стану, - сказал он уверенно. - Уже скоро.
  Салман шёл впереди, - Гелани нёс мальчишку, а она поддерживала Катю, бормоча что-то ласковое, - та так и не разжала вцепившихся ей в локоть пальцев. Шествие замыкал мрачный Ибрагим.
  - Их же ищут уже, Салман! - отчаянно окликнул он, когда они миновали очередной овраг.
  Салман запрокинул голову, и все они посмотрели в темнеющее небо.
  - Мы дальше сами... - она еле переводила дыхание. - Уходите.
  - Боишься? За нас? - Салман опять странно усмехнулся. - Ты кто - дура или святая?
  Она промолчала.
  - Ты сказала - Аллах не простит... А ты меня простишь? Ты, Бешеная?
  Она вскинула глаза:
  - Шахидом станешь - прощу.
  
  * * *
  - Лани... ты пиши оттуда... из Ленинграда... Хоть иногда. Пожалуйста... Сашка вон уже давно не пишет. И не напишет, наверно, больше...
  - Он просто хочет всё забыть, Лиска. Только и всего.
  - А ты - не захочешь?
  - Я - нет. Кхераме хъумма дац... Не бойся. Бек!
  - Со ладугIуш ву, сан ваш (слушаю тебя, брат).
  - Ларъелахь иза. Делан дуьхьа... (Береги её. Ради Бога).
  
  * * *
  Показать новорожденный гениальный опус было решительно некому - после трёх часов за клавиатурой это просто добивало. Бек дрых как слон - из очередного уровня "Ред Аллерта" ей пришлось вытаскивать его в четыре руки с хихикающей Аминкой, которая тоже давно улеглась. Внизу Умар с Алиханом упоенно резались в нарды... да и читать они, мягко говоря, не любили. Ну, а она терпеть не могла нарды.
  Она в очередной раз прошлась туда-сюда по кабинету, раздражённо теребя отросшую после московских экспериментов чёлку.
  В общем, бодрствующих фанатов газеты "Марша гIойла" в радиусе километра не наблюдалось, и ей оставалось только улечься спать. И то, третий час ночи...
  Она отправила статью на печать, одновременно с горя врубив "Рамштайн" на всю катушку - благо, толстые каменные стены дома и новомодная пластиковая дверь кабинета вполне позволяли. Песня "Adios" как раз дошла до своего умопомрачительного соло, когда из коридора упала полоса света - открылась дверь. Она поспешно скрутила регулятор громкости до минимума и включила настольную лампу.
  - Ну конечно, кого тут ещё найдешь в темноте, да еще и под такие звуки... Ты без ушей скоро останешься, женщина!
  Тимурханов, несмотря на позднюю ночь, был весел и бодр, в свежей рубашке хаки и джинсах - значит, дома давно.
  - Господи, - пробормотала она ошалело, - да когда ж вы успели приехать?
  - А попроще меня именовать нельзя?
  - Мама дорогая... ой!
  - Ты заработалась вконец, - хмыкнул он, отсмеявшись. - Что, дня на это нет?
  - Да пацаны играют круглосуточно! - наябедничала она с чувством исполненного долга. - Ходилки, стрелялки и прочая шня... гадость.
  - Так сотри!
  Она покачала головой:
  - Не надо, пускай, им полезно. Это же разрядка такая...
  - Ну-ну, - Тимурханов как-то непонятно на неё взглянул. - Правда, что ты вместе с ними фугасы ставила?
  - Кто вам сказал?! - выпалила она. - Чёрт... я имею в виду... это неправда!.. Да ёлки, Беслан Алиевич, я и в глаза фугасов не видела! Никогда!
  - Да не старайся, поверил я, поверил, - с ехидной ухмылкой отозвался Тимурханов. - Атаманша... - протянув руку, он вдруг дёрнул её за чёлку. - Показывай лучше, что наработала.
  - А, ну да! - она чуть не подпрыгнула от радости, сообразив, что нашла, наконец, самую что ни на есть нужную пару глаз для оценки своего творения. - Вот!
  Он взял из принтера свежеотпечатанные листы, но к столу так и не присел. Она, не удержавшись, пристроилась за его плечом, торопливо скользя глазами по строкам.
  Тимурханов перевернул очередной лист, взглянув на неё искоса:
  - Наизусть учишь?
  - На бумаге всё по-другому выглядит, - пояснила она, с трудом удерживая улыбку: накатило "дежа вю". - Ну... и как?
  Он еще раз вернулся к началу, заглянул в конец, потом молча положил листы на угол стола.
  - Ну во-от... Не нравится? - огорчилась она.
  - Почему не нравится? Нравится... - глухо отозвался он. И, крепко взяв её за плечо, нашёл губами её полураскрытые губы.
  ...Пару лет назад, в самый разгар летней засухи и таёжных пожаров, на хабаровской трассе, по которой она тогда возвращалась домой, водитель микрика выбросил в открытое окно тлеющий окурок. "Ты что делаешь, ...твою мать?!" - только и вскрикнули в автобусе. Но было уже поздно.
  Огонь. Стена огня...
  - Нет! - задыхаясь, она вырвалась и отчаянно огляделась. Дрожь и истома сплелись, удары сердца отдавались в каждом нерве.
  - Почему? - едва касаясь, он провёл пальцами по её шее.
  - Я не хочу!
  - Врёшь ведь, - он напряжённо усмехнулся. - Как обычно...
  - Нет! - она уцепилась за край стола, из последних сил отпрянув от его рук и губ.
  - Почему?
  Она прикусила распухшие губы так, что во рту стало солоно.
  - Что, решили облагодетельствовать? Танки грязи не боятся, правда, Беслан Алиевич?.. Ну так хотите новость? Я не танк! И я себя не на помойке нашла!
  - Что? - Он, похоже, не верил ушам.
  - Не хочу я быть на помойке, - повторила она раздельно. - Ясно?
  - Более чем, - процедил он, стиснув её локоть так, что она чуть не вскрикнула. И вдруг, разжав пальцы, смахнул со стола всё, что подвернулось. От грохота она оцепенела.
  Захлопнулась дверь.
  Она немо поглядела на мигающий монитор и сжала кулаки, борясь с искушением отправить на ковёр и его.
  Полоса света снова прорезала темноту.
  - Талгатовна, блин! Ты чего тут всё крушишь? - Бек обалдело протёр глаза. - Спятила? Чего ты?
  - Иди спи! Или в уборную!.. Куда шёл, в общем, туда и иди! - прохрипела она. - Не твоё дело! Я... уберу сейчас.
  - А Бесу чего скажешь?!
  - Что у меня критические дни!.. И-ди, - повторила она, подымая взгляд.
  Дверь моментально закрылась.
  Она присела на ковёр, начала подбирать бумаги. Руки тряслись.
  
  
  * * *
  - Талгатовна, ты это что... серьёзно? - Бек облизнул губы.
  У неё тоже враз пересохло во рту.
  Призывно мигнув, принтер выдал очередной лист плёнки, Бек подхватил его и машинально просмотрел.
  - Сперва арестуют тираж, - повторила она устало. - Потом компы. Потом - меня.
  - Нас, - безмятежно уточнил Бек.
  С лёгким шуршанием появился следующий лист. Оставалось ещё четыре.
  - Главное - спасти тираж. - Она взяла плёнку у него из рук. - Всё остальное - мелочи. Я так думаю... его надо просто раздать, где придётся. На базарах. На улице. Как мы когда-то раздавали, помнишь?
  - Жалко, Гелани с Сашкой нет... - хмыкнул Бек.
  - Да это счастье просто, что их нет!.. - Она подошла к окну редакции, невидяще вглядываясь в мокрую темноту за стеклом. Конец ноября, темнело рано. - Типография ещё и сверху допечатает... для себя. Надо будет сидеть там и ждать, пока они закончат.
  - И сразу везти, - подытожил Бек. - Какая смена там сегодня?
  - Николая Иваныча.
  Бек вздохнул.
  - Ага. Тогда нормально, он не заложит... Талгатовна, знаешь чего?
  - Только не говори, что мы не должны это печатать... - пробормотала она.
  Интервью с "мирным планом урегулирования конфликта" пришло по электронке. Оно ещё даже не появилось на "тех" сайтах, но в подлинность его она поверила сразу. Был и обратный адрес.
  И был ответ на её потрясённый вопрос: "Почему нам?" - "Чтобы все узнали".
  И ещё: "Потому что не побоишься".
  - Нет, я вот что... Может, предупредить всё-таки Беса?
  - Запретит ведь, - сказала она тихо. - Тогда уж вообще никак.
  Бек покрутил головой:
  - Убьёт, точно убьёт.
  - Ну не сразу же...
  - А когда? - Бек присел у стены.
  - Ну, сперва газету закроют...
  Бек вскочил.
  - А ты думал? Пропаганда терроризма - это тебе не баран чихнул...
  - Да какого терроризма, блин?!
  - Как это какого? Международного... Наш терроризм - самый международный в мире! - Она зябко обхватила себя за плечи. - Статья двести восемьдесят косматая... В общем, жизнь коротка, читай УК...
  ...- а потом можно будет открыть другую газету. Назвать её... ну, допустим, "Марша догIийла"...
  - А... мы?
  - А мы... если Бес захочет нас отбить, наверное, выйдем. Когда-нибудь...
  Бек опять присел у стены, с силой потёр обеими ладонями стриженый затылок.
  - Может и не захотеть... - Она пожала плечами. - Я бы на его месте точно не захотела... Ладно. Звони Малхазу. Плёнка вся. Едем...
  - Талгатовна-а... - Бек прикрыл глаза, откинувшись назад.
  - Зато это будет наш звёздный час, - сказала она дрогнувшим голосом. - Если никто нас не заложит... и ты успеешь раздать тираж.
  Он успел.
  А дальше всё было по её сценарию "звёздного часа".
  Причём наихудшему.
  
  * * *
  Почти неделю из дня в ночь она повторяла и повторяла одно и то же... одно и то же... устно и письменно.
  Она не понимала, верят ей или нет. Но это уже было неважно.
  ...Бека привели в тот же кабинет и, жадно оглядев его, она облегчённо выдохнула - цел... и, отвечая на его такой же безмолвный вопрос, покачала головой - всё в порядке.
  Охранник вышел... и вошёл Тимурханов.
  Под его тяжёлым взглядом она невольно сжалась, а Бек вызывающе ухмыльнулся во весь рот.
  - Что, погубили газету? - тихо спросил Беслан.
  - Это наша газета! - брякнул Бек.
  И тут же отлетел в угол от удара - затылком об стену.
  Изо всех сил она зажала рот ладонями.
  Бек потряс головой, медленно выпрямился:
  - Другую сделаем, Бес! Легко...
  - Легко?!
  Она отчаянно зажмурилась. Тишина навалилась как камень.
  - Ладно, - устало бросил наконец Тимурханов. - Пошли отсюда.
  - ...Вы хоть понимаете, что должны были меня предупредить? - Беслан обернулся к ним с переднего сиденья машины.
  Она отвернулась.
  - Так ты б запретил! - выпалил Бек. - А что... нет?
  - Талгатовна, да мы с тобой круто лоханулись! - весело сообщил Бек, шмыгнув носом. - Талгатовна! Эй!.. Ты чего молчишь-то?
  - Неужели молчит? - Тимурханов усмехнулся. - Ну-ну. Наконец-то... Кровь утри. Когда другую газету подготовите, деятели?
  - Да хоть завтра! - выдохнул Бек, шаркнув рукавом по носу. - Хоть щаз!
  - Ну-ну... А редактором мне кого поставить?
  Она упорно не отводила взгляда от тонированного стекла, за которым мелькали хрущёвки с чёрными провалами вместо окон... бельё на уцелевших балконах... аляповатая вывеска нового магазинчика... знакомая мазня лозунгов на щербатых стенах...
  - Кого-о? - фыркнул Бек. - Да вторую такую бешеную фиг найдёшь... Талгатовна - наша торговая марка! Это ничего, что она теперь глухонемая, я переведу...
  Захохотал даже Малхаз.
  Она молчала, не отрываясь от окна.
  
  * * *
  22.12.02.
  Скоро снова Новый год, ёлка к нам сюда придёт...
  Хоть вспомню наконец о том, что такое праздник.
  Грешно мне жаловаться, конечно... просто устала я неимоверно, главным образом оттого, что не вижу света в конце этого беспросветного тоннеля, ну хоть ты убей...
  Бес тоже его не видит. И это хуже всего.
  Укатали горку крутые сивки...
  Чувствую просто.
  Помнишь, как у БГ: "Вроде бы и строишь - а всё разлетается; вроде говоришь, да всё не про то. Ежели не выпьешь, то не получается, а выпьешь - воешь волком, ни за что, ни про что..."
  Хотя разговариваем мы с ним по-прежнему постольку-поскольку. Он меня не простил, или я его?.. Не знаю. Но видимся часто - потому как теперь он требует, чтобы я приносила ему все материалы на вычитку перед каждой публикацией.
  Вот так-то вот.
  И приношу.
  Такое приношу...
  Потому что мне уже море по колено, пятнадцатый этаж по пояс.
  И знаешь что?
  Ведь печатаем.
  Ладно. О чём это я? Ах да, о празднике.
  Здесь уже ставят ёлку на площади перед Домом правительства, под круглосуточной охраной. АКМ и ёлочная гирлянда. Вот он, праздник, который всегда с тобой!
  Не буду, не буду...
  Просто предчувствие у меня какое-то... страшное.
  И письмо это я, наверно, не отправлю.
  
  * * *
  Потолок был белым, а в носу торчала тонкая трубка, закреплённая лейкопластырем.
  И не только в носу.
  Ангелов в белых халатах поблизости не наблюдалось, зато громоздились две капельницы. Из одной что-то желтое медленно сочилось ей в вену у сгиба правого локтя.
  Горло царапало, как наждаком, от знакомого запаха дезинфекции подкатывала тошнота, проклятые трубки мешали ужасно.
  Последнее, что удавалось вспомнить - приёмная в Доме правительства, прозрачная папка-уголок на коленях, и, как всегда в этих шикарных казённых коридорах и холлах, сосёт под ложечкой...
  Пить хотелось неимоверно, но пересохшее горло не могло выдавить даже писка.
  Левой рукой она с отвращением выдернула трубку из носа и попыталась получше закутаться в одеяло - слава Аллаху, удалось.
  Она оперлась локтем о тощую подушку и осторожно приподнялась.
  Тоже получилось.
  Дверь скрипнула, и в щели появился Бек, вернее - его глаза, совершенно круглые.
  - Бек! - просипела она. - Иди сюда! Ох нет, иди отсюда! Нет, дай попить! Чёрт, позови хоть кого-нибудь!
  Голос наконец прорезался.
  Бек по-прежнему стоял, как оглушённый.
  - Да что с тобой?!
  Он повернулся и исчез.
  Стиснув зубы, она повыдёргивала из себя оставшиеся трубки и иголки, но, прежде чем начала сооружать из простыни тогу, в палату наконец влетели ангелы в белом.
  - ...Вы что, тут все, с ума сошли?! Какая Москва? Какая кома? Какая неделя?! Я прекрасно себя чувствую! Мне ничего не нужно! У меня ничего не болит! Вы издеваетесь?!..
  С боем вытребовав халат и стакан воды, она готова была уже прыгать в промороженное окно при виде шприца, когда в дверях палаты снова возник запыхавшийся Бек, а за ним - Тимурханов.
  - Беслан Алиевич!!
  Вздох облегчения был всеобщим, и тот как-то нехотя улыбнулся.
  - Хоть вы мне скажите, что тут... - взмолилась она, машинально приглаживая всклокоченные волосы, - о Боже! - и потуже запахивая халат.
  - А ты что, ничего не помнишь? - выдохнул Бек.
  Она опустилась на койку - внезапно подкосились ноги.
  - Нет...
  - Я тебе расскажу, - негромко проговорил Беслан. - Я присяду?
  Он пододвинул стул к её койке, Бек устроился на корточках у стены. Как-то незаметно они остались в палате втроём.
  И от нависшего молчания, и от их долгих взглядов она испугалась уже по-настоящему.
  - Беслан Алиевич...
  - Теракт же был! КамАЗ с тротилом въехал в Дом правительства! - выпалил Бек.
  ...Непонятный шум снаружи. Выстрелы. Взрыв.
  Она зажмурилась.
  ...Пыль, заслонившая свет.
  Крики, стоны, плач, слившиеся в один невыносимый гул.
  Кровь, неимоверно яркая.
  Кровь везде - на зелёной ковровой дорожке, на импортных бежевых панелях, на стильных плафонах под потолком.
  Бес!
  Она задрожала.
  - Вспомнила? - всё так же тихо спросил Беслан.
  Она ошеломлённо смотрела в его осунувшееся лицо.
  - Ранило... вас...
  - Царапнуло только, а ты...
  ...А она подползла к нему по чужой крови, по острым осколкам стеновых панелей, и...
  ...глубоко-глубоко внутри, не в мозгу, не в сердце, - сгорели предохранители, вылетели пробки, и свет погас, и хлынула из ноздрей кровь...
  Она закрыла лицо руками.
  Его тёплые ладони крепко обхватили её запястья, - так же крепко, как её пальцы - его руку там, в разрушенном, залитом кровью коридоре, - и отвели от лица.
  - Не могу поверить, что это ты сделала... - наконец выговорил он отрывисто.
  Она только раскачивалась из стороны в сторону, не отрывая от него взгляда.
  - Не могу поверить, - повторил он. - Я здесь прошёл полное обследование... пока ты без сознания лежала... Всю эту неделю. И никто тут не может поверить... что я опять здоров.
  - Так вы... были больны?
  Тимурханов устало усмехнулся:
  - Не то слово.
  - А почему... почему вы ничего мне раньше не сказали? Вы же знали, что я...
  Он промолчал.
  Опять закрывая глаза, она прошептала:
  - Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме... их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли...
  - Что-что?!
  - И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек... что Бермудский многогранник - незакрытый пуп земли...
  Она с облегчением услышала его смех, и, наконец, полились слёзы.
  Выплакавшись, она осталась в кольце его рук.
  - Чего ты сейчас хочешь? - спросил Беслан над её головой.
  - А вы что, теперь будете моя персональная золотая рыбка? - пробормотала она.
  Он опять затрясся от смеха.
  - Къамел дац, - восхитился Бек из угла.
  - Я ничего не хочу... только уехать домой...
  Снова легла тишина.
  - Я устала, так устала, Господи Боже... Домой хочу... к маме... я так давно... - Горло опять перехватило.
  Беслан глубоко вздохнул:
  - Ну конечно, поедешь.
  - Талгатовна, а я? - потрясённо вымолвил Бек.
  - Да что, я тебе дела не найду? - проворчал Тимурханов.
  - У него есть дело, - шмыгнув носом, она обернулась к Беку. - За мной кто там смотреть будет?
  
  * * *
  18.01.03
  Я, Ленчик, уже одной ногой дома. И вот оттуда, недельки через две после приезда, рвану к тебе. Ты уж не обижайся, ладно? Всё во мне просто воет: домой, домой... хочется забиться в свою нору и зализывать раны.
  Ну, и потом - Бек. Что-то не решаюсь я его к тебе сразу тащить. Как мы у тебя разместимся-то?..
  Ах, ну да, он же, конечно, шикарным жестом достанет из-за пазухи кучу денег (ясно, чьих) и отснимет двухкомнатную в центре Академгородка. Нет, трёхкомнатную. Нет, пятикомнатную!
  В общем, борзеть с такой лихостью, как он, я не могу, не по моей это части, так что увидимся чуток попозже, ага? Сперва мне нужно будет посмотреть, как мои на Бека отреагируют. А он - на них. Что-то переживаю я слегка по этому поводу, хотя, наверное, зря... ибо он тут уже успел с моей сестрицей за моей же спиной созвониться и чего-то там обсуждать по поводу своей будущей учёбы.
  Его, видите ли, привлекают компьютерные курсы! Если учесть, что до второй войны он успел закончить шесть классов, и те в основном в коридорах...
  Ай, ладно. Всё в руце Божией. Как всегда.
  В любом случае ты же помнишь: весело подняли брёвнышко и весело его понесли... Ключевое слово? ВЕСЕЛО!
  
  * * *
  - Здесь дорого, - она решительно потянула Бека за локоть, прочь от резного крыльца московского кафе, всё ещё по-новогоднему украшенного.
  - Талгатовна, как ты достала... - простонал тот, закатывая глаза. - Твои, что ли, деньги тратим?
  - Вот именно! - процедила она. - Хватит и того, что мы у Беса живём, билеты на самолёт домой тоже он купил...
  - Да если б ты только захотела, он бы тебе в Париж билеты купил! - зашипел Бек. - Или... или на Таити!
  - Тебе так на Таити не терпится? - фыркнула она.
  - Почему нет? Там, говорят, все голые ходят!
  - Ясно, тебе не терпится голым походить?
  - Талгатовна, блин!..
  - Я есть хочу! - быстренько сменил Бек скользкую тему. - Моему растущему организму постоянно требуются калории, между прочим!
  - Альхьамдулиллахь (слава Аллаху), - спорить ей расхотелось, шататься по Москве надоело, ноги гудели. - Ладно, пойдём туда.
  - И чего упиралась, спрашивается? - воззвал Бек к облакам.
  Они уже собирались расплачиваться, когда Беку захотелось ещё и мороженого. Пока он придирчиво изучал меню, она уткнулась в разложенный на столике "Большой город" - из московских газет эта привлекала больше всех, какой-то свежестью, что ли.
  - Тхо лайш дац, я цкъа а хира а дац, - прозвенел рядом с их столиком вздрагивающий от напряжения девичий голос.
  Газета, шурша, выпала у неё из пальцев.
  - А вы - вы рабы! Испугались?! Вы должны меня бояться! Вы знаете, что я сейчас сделаю? Знаете, что у меня здесь?!
  Девчонка, самая обычная девчонка: короткая модная куртка с капюшоном, голова непокрыта, каштановые волосы рассыпаны по плечам, вот только глаза...
  И побелевшие костяшки пальцев, сведённых на ремне самой обычной джинсовой сумки, висящей через плечо.
  Люди в кафе ещё не поняли, что происходит, тихо играла музыка, от кассы спешила официантка...
  - Сан йиша, мороженого хочешь? - выпалил Бек, подымаясь из-за столика. - Садись! Ты опоздала! Мать не пускала?
  Девушка глядела на него остановившимися глазами.
  - Хьо нохчи юй (ты чеченка)? - Бек встал рядом с нею, загораживая от всех.
  Та сделала несколько неверных шагов к столику, присела на отодвинутый Беком стул. Прошептала бескровными губами:
  - Вас послали за мной следить?
  - А то нам больше делать нечего! - фыркнул Бек. - У нас завтра самолёт! Москва-Хабаровск - представляешь такую фишку? А ведь могли бы лететь на Таити! Если б Талгатовна фигнёй не страдала!
  - Фигнёй?! - Схватив креманку с мороженым Бека, она засунула в рот полную ложку. У мороженого был вкус и запах мокрого песка. - Это тебя чего-то на Таити зациклило! Таитянок ему голых подавай! Жениться тебе пора, вот что!
  - Да какое жениться, я ещё школу не закончил! А ты закончила школу, сан йиша?
  - Что?.. - девчонка сглотнула и заморгала.
  - Школу, говорю, закончила? Сколько тебе лет? Может, я на тебе женюсь?
  - Я, я... - губы у неё задрожали. - Мне нельзя замуж... я... нечистая... я...
  Они переглянулись.
  - Тоже фигня! - решительно сказал Бек. - Как тебя зовут?
  - Мадина...
  Потянувшись через стол, она слегка коснулась руки Мадины, не той, в которой всё ещё был намертво зажат ремень сумки:
  - Сан йиша, ваха, вал санна хала ду...
  И облегчённо вздохнула, увидев, как слёзы наконец хлынули по её бледным щекам.
  Бек осторожно высвободил сумку из пальцев девчонки, поставил у ножки стола, хмуро бросил:
  - Я покурю.
  Она кивнула, пересаживаясь ближе к Мадине:
  - Попроси, чтоб воды минеральной сюда принесли.
  Бек и сумка исчезли.
  - Я семью опозорила, я... - всхлипывая, бормотала Мадина. - Меня никто замуж не возьмёт... никогда... я в фильтре была...
  - А отец твой где?
  - Он погиб, и мама, и брат, давно, ещё в первую... мы с сестрой у дяди двоюродного жили...
  - Мне надо было там умереть... тётка мне сказала... теперь и сестру из-за того, что я... такая, никто замуж не возьмёт... и тогда они пришли за мной... отвезли меня в лагерь...
  - Всё меняется, когда приходят они, мать их! - зло бросил Бек, возвращаясь. Сумки с ним уже не было.
  - Они... они сказали, что если я сегодня не взорвусь, завтра все мои ориентировки в милиции будут, и меня всё равно поймают и посадят...
  - Врут, коз-злы! - произнёс Бек со смаком. - Не бойся, сан йиша, сейчас мы тебя отведём в такое место, где тебя никто не найдёт, ни эти, ни менты... Талгатовна, ты Бесу скажи, пускай он её вместо нас на Таити отправит!
  Мадина подняла на него огромные ошеломлённые глаза.
  - Если уж нам не суждено!.. А то, может, ты с нами полетишь, самолётом Москва-Хабаровск? Я, конечно, школу не закончил, но жених ого-го, настоящий къонах!
  - Это ты-то рыцарь?! Трепло ты настоящее! - покачала она головой, видя, как медленно появляется улыбка на губах Мадины. - Ты куда сумку дел? Что там было?
  - Куча г...гадости всякой, короче. Я её по частям в разные помойки распихал. Легко!.. Сан йиша, на улице солнце, а у тебя всё дождик идёт!.. Эй! Ты чего, обалдела?!
  Мадина наклонилась и порывисто коснулась губами его руки.
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  "Кто пойдёт по следу одинокому?
  Сильные да смелые головы сложили в поле, в бою.
  Мало кто остался в светлой памяти,
  В трезвом уме, да с твёрдой рукой в строю.
  Солнце моё, взгляни на меня!
  Моя ладонь превратилась в кулак.
  И если есть порох - дай огня!
  Вот так"
  (Виктор Цой)
  
  * * *
  26.01.03
  Пишу, практически сидя на чемоданах. Вру. На сумке. Вещи - в основном только те, что на нас с Беком.
  Ночью приснился Грозный. Подскочила, никак не могла сообразить, где нахожусь... Чёрт, всё ещё в Москве.
  Уже не в Грозном.
  Ещё не дома.
  Выползла на кухню - там Бек. Посмотрели друг на друга, как две больные собаки... налили себе чаю... и разошлись.
  Боюсь, не обвинит ли он меня потом, что потащила его черт-те куда. Боюсь, что его неласково встретят мои. Боюсь, что не найду работы...
  Боюсь всего.
  Вьетнамский синдром, однако... Надо же, настиг. А я-то гадала, долго ли продержусь такой просветлённой-просветлённой...
  Всё время хочется спать. И плакать. Что я и делаю... поочерёдно.
  Мужики мои от этого просто в ужасе. Они настолько привыкли к тому, что у кого, у кого, а у меня всегда рот до ушей, хоть завязочки пришей, что впали в шок. В субботу Бек вытащил меня на кинцо про Лару Крофт: редкостный отстой, супер-гёрл 90-60-90 мочит всех направо и налево... ну, а в середине этого весёленького действа я вдруг начала рыдать: "Может, хватит людей убивать уже?" Представляешь? Нет, не представляешь... Ну и хорошо.
  А на другой день я рыдала уже от смеха. Бес отправил Малхаза по книжным магазинам, и тот накупил мне буквально мешок всяческих "Невинных грешниц" и "Испепеляющих желаний" - в качестве терапии. Несчастных продавщиц наверняка вынесли - ты бы видела Малхаза: типичный свирепого вида боевик, какими их по ТВ кажут, плюс борец-профи... и с такими книжками в своих ручищах!
  Короче, получи, фашист, гранату в удивлённое лицо.
  Надеюсь, что всё пройдёт. Скоро. Или когда-нибудь.
  Не поверишь, даже писать не могу. Попозже, как устроимся дома, опишу всё подробно. ОК?
  
  * * *
  Когда Бек в очередной раз вернулся от стюардесс, она уже кипела:
  - Ну что ты мотаешься, как... цветок в проруби?! Сейчас эта самая Маша заглянет в список пассажиров, найдёт твою фамилию и решит, что ты собрался самолёт угонять!
  - Не Маша, а Светик. И Фаина, - невозмутимо уточнил Бек. - А я им уже и так сказал, что я из Грозного... И вообще, куда тут угонять-то? На Колыму?.. До Таити мы всяко не долетим, горючки не хватит.
  Только через несколько секунд она догадалась, что слышит скрежет собственных зубов.
  - Талгатовна, расслабься! - Бек небрежно похлопал её по руке и снова поднялся. - Они мне обещали показать...
  - Представляю себе, что!.. Сядь. Ты меня слышишь?
  Он бухнулся в кресло и демонстративно уставился в вентилятор у себя над головой:
  - Ну чего ты наезжаешь? Мне, может, интересно! Я никогда на самолёте не летал! Только на вертолёте...
  - Бек... - Она взяла его за руку. - Ну что ты?
  - И всё-то она видит, и всё-то ей надо... - пробурчал он, отвернувшись.
  - Ты что, переживаешь, как к тебе мои отнесутся?
  - Вот ещё! - Бек строптиво мотнул головой. - Твои - они такие же, как ты! Будто сама не знаешь!
  - А что тогда?
  - Вот пристала... - Он потёр затылок. - Просто... я не знаю, как мне там у вас жить. Когда нет войны... Молчишь?
  - Учиться тебе надо, сан ваш... - вымолвила она наконец.
  Он усмехнулся:
  - Всего-то?
  - Думаешь, легко будет?
  - Да какое легко... - Бек глубоко вздохнул и наконец посмотрел ей в глаза. - А тебе-то знаешь, как будет?
  - Знаю. Шадериг дика хира ду (всё будет хорошо)!
  Он наконец засмеялся:
  - Говори по-русски, а то...
  - Ну, до Таити мы ведь всяко не долетим?
  Поёрзав ещё немного в кресле, Бек как-то сразу отключился, а она невидяще посмотрела в иллюминатор.
  
  * * *
  21.02.03.
  Лозунг сезона: "Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро"...
  Сперва о том, что меня больше всего волновало - как нас встретят мать с Татьяной. И тут меня ждал сюрприз в некотором роде, хотя я бы могла его предвидеть - Бек, сие чучело и висельник, стал для моей мамочки прямо-таки светом в окошке!
  Слава Аллаху, она знает едва ли третью часть от его художеств...
  С моей сестрицей он, конечно, цапается - нашла коса на камень, оба холерики, но она действительно устроила его на компьютерные курсы в свой универ. И он там даже учится (иногда, в свободное от художеств время). Хотя по-хорошему ему бы закончить среднюю школу, с его-то шестью классами и двумя коридорами.. да уж ладно, не до жиру.
  Материальных проблем у нас с ним нет... угадай, благодаря кому? но я, конечно, дико комплексую по этому поводу, требую этими деньгами не пользоваться, оставить на чёрный день (тут Бек ехидно поинтересовался: на чей чёрный день - наш или Беса?)
  Ну, а психологических проблем у моего дорогого братца действительно выше крыши, потому что он никак не может адаптироваться к мирной жизни, к тому же еще и полной соблазнов, которых он раньше не знал: море спиртного, море девочек, разборки-сборки и прочий буйный подростковый расколбас...
  
  * * *
  - Алиса, я хочу наконец с тобой серьёзно поговорить.
  - О Господи, мама...
  - Ну что "О Господи"? Что "О Господи"? Ты когда будешь уделять больше внимания не своей газетке, а ребёнку?
  - Мама, он мужчина, а не ребёнок. Ему скоро шестнадцать, и он видел такое, что тебе и не снилось, слава Богу!
  - Вот именно! У него тяжёлые психологические травмы, отсюда все его выкрутасы. А ты, вместо того, чтобы помочь ему адаптироваться к нормальной жизни, с утра до вечера пропадаешь в своей редакции...
  - Да он вместе со мной там пропадает!
  - Вот-вот. Вместе с твоими панками, хиппи и другими разгильдяями. Чему хорошему они его научат, спрашивается?
  - Это не они его, а он их учит... хорошему...
  - Что ты там бурчишь?
  - Ничего, мама.
  - У тебя даже нет времени сходить и поинтересоваться его учёбой! И зачем, спрашивается, вы с Татьяной запихали его на эти несчастные компьютерные курсы, когда у мальчика нет никакого базового систематического образования?
  - Мамочка, его базовое образование закончилось после шестого класса, и слава Богу, что он сейчас заинтересовался хоть чем-то! Он просто не будет сидеть в одном классе с двенадцатилетними и зубрить про тычинки и пестики!
  - При чём тут пестики? Я тебе про общегуманитарную основу говорю... В общем, так - с завтрашнего дня я сама с ними буду заниматься русским и литературой, если у тебя на это времени не хватает... Ну, и что ты смеёшься?
  - Астагфируллах... Прости ему, Господи, все его прегрешения, вольные и невольные...
  
  * * *
  - Вот когда мы с Талгатовной фугасы ставили... - услышала она, на ходу разматывая шарф в тамбуре перед приоткрытой дверью редакции, и застыла, не веря своим ушам. Еле удержалась, чтобы не распахнуть дверь пинком.
  Ну, ясен пень, Бек солирует верхом на стуле. Хорошо хоть, народу всего ничего, и все свои - пятеро "редкалек", трое комсомольцев-добровольцев... ясен второй пень, внемлют с круглыми глазами и ртами, особенно девицы.
  Под её взглядом Медузы Горгоны всё живое окаменело.
  - Продолжай, продолжай, - холодно сказала она, сбрасывая куртку прямо на стол. - Чего замолчал?.. Ты это к чему вообще несёшь?.. На Иванова хочешь фугасы ставить?
  Господин Иванов, член Совета федерации, и прочая, и прочая, и прочая, назавтра собирался почтить орденоносный дальневосточный город и промышленный центр своим сиятельным присутствием.
  - Не-а, мы другое... но фугас хорошо бы! - хохотнул один из комсомольцев и поперхнулся под её взглядом.
  - Хорошо бы, значит? - медленно выговорила она. - А ты, Серёженька, когда-нибудь человеческие кишки с деревьев собирал? Или только яблочки?..
  Розовощёкое Серёгино лицо слегка заострилось, он сглотнул и ничего не сказал.
  - А ты, дик кIант (хороший мальчик), - поглядела она на стриженый затылок Бека: тот уставился в пол, - ты-то собирал ведь... Что, мало показалось?
  - Бешеная, да чего ты?! - почти взмолился тот, вскидывая глаза. - Спятила? Мы же это... мы не это...
  - По Грозному соскучился? - спросила она совсем тихо.
  И отпрянула, когда он вскочил и, отшвырнув в сторону стул, вылетел на улицу, в чём был.
  Она аккуратно подняла стул и села:
  - Слушаю дальше.
  - Ну, мы... - замялся Серёга, оглядываясь в поисках поддержки, - мы решили... краску взять, и на всех заборах, на трубах, на стенах... ему по дороге написать.
  - Слово из трёх букв, которое чаще всего пишут на заборах? - пробормотала она. - Вот пионер Петя ответил правильно: "Мир"... А вы, Семён Семёныч, что ответили?
  - Алис... - не выдержала Юлька, самая талантливая, большеглазая и ранимая из её "редкалек", - позови его, он же простудится...
  - Позови, - невозмутимо пожала она плечами.
  Юлька процокала каблуками к двери, а через несколько минут, пока все старательно делали вид, что изучают старые номера газеты, - обратно, смаргивая слёзы. Глянула с упрёком.
  Ни слова не говоря, она поднялась и выглянула в тамбур. Никого.
  Ясно. На морозе генерала Карбышева изображает.
  Бек курил, сплёвывая в снег, и даже не повернул головы на скрип двери.
  - Так это, выходит, ты Бесу проболтался про фугас? - осведомилась она спокойно.
  - А моей маме ты, случаем, этого не сообщил?
  - Чё я, совсем дурак? - сипло отозвался Бек.
  - А, не совсем? Это радует... - она глубоко вздохнула. - Сан ваша...
  Он глянул искоса.
  - Я тоже скучаю... - сказала она тихо и прикусила губу. - Бек...
  - Ты чё раздетая шастаешь? - буркнул тот, заталкивая её в тамбур. - Новый номер на носу, а ты заболеть хочешь? Они тебе сказали?..
  - Про заборы-то? Ну.
  - А про вышку сказали? - крикнул Бек притихшим ребятам, залетая в кабинет и волоча её за собой.
  - Вышка - это высшая мера? - поинтересовалась она кротко.
  Все облегчённо заржали.
  - Парашютная вышка, в парке, - объяснил Бек снисходительно, снова оседлав стул. - Мы туда флаг повесим!
  - Когда наши светло-зелёные стяги всему мирозданию видны?.. - автоматически процитировала она группу "Чёрный Лукич".
  Бек только ухмыльнулся.
  - Там же высоко!.. А если поймают?.. А если...
  - Талгатовна, без пены! - продекламировал Бек со вкусом. - Сто метров, подумаешь!
  - У моего брата есть монтажный пояс, - подал голос Серёга.
  - Всё будёт пучком! - закончил Бек торжественно и бренькнул пару аккордов на Серёгиной гитаре.
  - Ну поглядим... - Она потёрла лоб. - Во сколько выходим?
  И хмыкнула, увидев, как они переглядываются.
  - Может, мы сами, а? Номер опять же на носу... - пробормотал Бек.
  - Угу, жди! Са-ами... Фугасы, и то вместе ставили...
  
  * * *
  - Ненормальная ты, честное слово, и всегда была, блин. Мало того, что ты в Чечню эту долбаную непонятно зачем потащилась, так потом ещё привезла с собой этого...
  - Он мой брат.
  - Слушай, я сто лет вашу семейку знаю, но чтоб до такой степени...
  - Мишель, я тебя помочь прошу, а не зудеть!
  - Да я о тебе же забочусь, чокнутая! Он вам всем ночью глотки перережет, доиграетесь. Ну и чего ты смеёшься, скажи, пожалуйста?
  - Ничего, просто в Грозном тамошние менты мне то же самое говорили. С добавлением ещё одной позиции, правда... Миш, ты можешь сделать так, чтобы его прямо сейчас выпустили, или мне надо выше тебя идти?
  - Выше, ниже... Дура ты, Алиска... Ты бы его на цепи держала, что ли? В следующий раз он точно зарежет кого-нибудь...
  - Мишка!
  - Ой, да не ори ты, как потерпевшая. Сейчас бумажки подпишу, и валите к чертям...
  
  * * *
  13.03.03
  Билет к тебе я уже взяла, сейчас проблема - чтобы Бек был паинькой в моё отсутствие. Что под ба-а-альшим вопросом, сама понимаешь.
  Чтоб ты знала, молодёжь нашего города делится на три категории: спортсмены, братва и нефоры. Вру, есть еще ботаники, но те из дому не выходят. Посему их не видно, не слышно. И вот, вписывается сюда моё дитё весело, потому как после всего, через что он прошёл, для него любые разборки - детский лепет на лужайке...
  Но по ментовкам я уже пошлялась, ох, пошля-я-ялась... Благо я там многих знаю... Бывшего мужа моей сестрицы, например. Он теперь капитан в нашем ГОМе. Полезное знакомство, однако...
  Но квасить Бек сам бросил, и даже, знаешь, не по каким-то идейным соображениям.
  Просто когда человек напивается, он попадает ладно бы в истории, он попадает в истории, унизительные совершенно. Это для здешних наших деток ужраться, облеваться, проснуться в трезвяке - геройство, для Бека это смерти подобно. Так что пара подобных историй... и хотя бы этот груз с моих хрупких плеч упал...
  В общем, Надежда умирает последней, как сказала Вера, выпуская пулю в висок Любви... Авось всё и уладится. Бывало и хуже, в конце-то концов.
  Короче, пока я буду у тебя, Бек поживет у моих. Накручиваю ему хвост, чтобы вёл себя прилично, но ручаться, сама понимаешь, ни за что не могу...
  
  * * *
  В её квартире, - филиале редакции, - было непривычно тихо, и это не могло не радовать. Юлька старательно отшлифовывала новую статью на "маленьком" компе, Бек засел за "большим", время от времени свирепо бурча себе под нос про хреновые мастдайные подделки.
  Она почти на цыпочках прошла на кухню и в очередной раз включила чайник. Заглянула в хлебницу - как ни странно, булочки ещё оставались...
  Телефонный звонок грянул, разрушая благословенную тишину.
  - Алис! - Серёгин голос был странно растерянным. - Мы из редакции выйти не можем...
  - Опять ключи потеряли?
  - Нет... - Серёга передохнул. - Эти... гопники... у двери стоят и грозятся всех уделать, кто выходить будет. Мы заперлись...
  - А в милицию не...
  Больше она не успела ничего сказать, - трубка уже была у Бека в руке. Послушав несколько секунд, он бросил Серёге:
  - Я щаз!
  И ей, хватая куртку с вешалки:
  - Сам разберусь. Сиди!
  - Бек!
  - Си-ди, - повторил он, глянув исподлобья. Отстегнул от пояса мобильник, сунул на полку и через мгновение уже гремел вниз по лестнице.
  - Алис! - Юлька схватила её за рукав - глаза как блюдца. - Зачем ты его отпустила? С ума сошла, что ли?! Давай туда милицию вызовем!
  - Мужчина сказал - сам разберётся, значит - разберётся...
  Молнию на сапогах, как назло, заело, и она выдернула из-под вешалки старые кроссовки.
  - Мужчина тебе сидеть велел! - съязвила чуть опомнившаяся Юлька дрожащим голосом.
  - Ну, насиделась уже...
  На улице уже стемнело. Они неслись дворами, не разбирая дороги, и в кроссовках скоро захлюпало. А в боку закололо.
  - Алис! - Юлька тоже тяжело дышала. - А зачем он сотик-то оставил?
  - Чтобы не звонила... не мешала... или...
  - ...чтобы в милиции не реквизировали, - закончила Юлька мрачно. - Проблем яц (проблем нет)...
  - Вот тоже набралась, ё-моё! - простонала она. - Проблем яц! Проблем будет... и яц, и вац, и дац...
  Им оставалось пересечь ещё один двор, когда они сперва услышали, а потом увидели бредущую навстречу, возбуждённо гомонящую толпу.
  - Пилать, так я и сналь! - весело проорал Бек с эстонским акцентом. - Не сидится им! Бегут, блин!
  Она остановилась, задыхаясь:
  - Все живы? Всё в порядке? Давайте, выкладывайте!
  - Да всё окейно, - пожал плечами Бек.
  - Серёга, ты дежурил... я слушаю тебя, - сделала она ударение на последнем слове.
  Серёга покосился на Бека.
  - Ну-у, Хан пришёл...
  - Поговорил... - быстро перебил его Бек.
  - Мы тоже вышли... А эти... - Серёга проглотил эпитет, - ну... ушли. Тогда мы дверь заперли и отвалили... Всё дика ду! Алис, ты чего?
  - Идите, а? - сказала она, еле шевеля губами. - По домам. Пожалуйста...
  В ближайшем дворе Бек усадил её на лавочку под детским грибком:
  - Голову пониже держи... Сейчас пройдёт. Ну, и куда ты летела?
  - А если б ножом пырнули? - тихо спросила она, кое-как отдышавшись.
  - Меня-то?!
  - Руку дай!
  Он не успел отдёрнуть руку, когда она повернула его пальцы к льющемуся из окон свету - костяшки были разбиты в кровь.
  - Поговорил, значит?
  - Начал только, - усмехнулся Бек. - Пацаны выскочили, ну мы их и...
  - Научили нохчийн мотт (чеченскому языку)?
  Бек фыркнул:
  - Начали только...
  - Так, теперь послушай меня... Хан... о Господи... - она покачала головой. - Ты, конечно, волк-альфа, но волчица-альфа всё равно - я. Усёк?
  - Усёк, - откликнулся Бек кротко. - А что такое - волк-альфа?
  - В Сети поищешь. Начни с Конрада Лоренца...
  
  * * *
  Она пулей вылетела на заплёванное крыльцо ДК, свирепо вглядываясь в разбредавшуюся толпу довольных зрителей:
  - Какая су...волочь кокнула зеркало в уборной?!
  Зрители в разномастном прикиде дружно и радостно загоготали.
  - Всё, последний рок-фест в моей жизни, клянусь! - зловеще пообещала она и, опомнившись, быстро огляделась. - Тимыч, а где Бек?
  Тимоха, известный всем под ласковой кличкой "Панкиллер", удивлённо прогудел:
  - Хан-то? Дык он на сцене только что был... ты что, не видела?
  - Где-е? Что он там делал?!
  - Пел... Забо-ойно! - Тимоха пожал необъятными плечами под чёрной майкой с какими-то лохматыми рожами поперёк груди.
  Окружающие отозвались одобрительным свистом.
  Примерно к середине феста у неё начала лопаться голова от грохота, и она позорно удрала в фойе. Там-то её и настигла негодующая Татьяна Ильинична, директриса ДК, и потащила сперва в мужской туалет (минус одно зеркало), а потом в буфет (минус два стула).
  Так что было как-то... не до сцены.
  Напрочь забыв о зеркале, павшем смертью храбрых, она ринулась в пустеющий зал.
  На сцене юные дарования из группы "Мэник субсидал", а попросту "Маньяки", уже изрядно поддатые, вяло ковырялись с ударной установкой.
  - Бек! - заорала она и закашлялась.
  Главный "маньяк", ухмыльнувшись, махнул рукой куда-то за кулисы.
  - Только постучи сперва!
  Остальные "маньяки", конечно же, заржали.
  На ведущей наверх шаткой лесенке она едва не переломала себе ноги, спотыкаясь от злости.
  - Бешеная, да от тебя дым идёт! Столбом! - Осклабившись, Бек сдернул её с последней ступеньки. - Случилось что? Ху хилла?
  - Нет! Ни-че-го! - рявкнула она кавалерист-девицей из "Гусарской баллады".
  Девица, - явно не кавалерист, - вынырнув из-под пыльного, когда-то бархатного занавеса, робко пролепетала: "Здрысь" и скользнула вниз.
  Она закрыла глаза.
  Бек почесал в затылке:
  - Талгатовна, ты это... знаешь, как-то выражаться не очень стала в последнее время, за языком-то следи, ты же не какая-ни...
  - Бек, ты что на сцене делал? - осведомилась она сдавленным шепотом.
  - Аппаратуру собирал! - с готовностью доложил тот. - Слуш, а вот такая йоI (девушка), к тебе в фойе подходила, волосы розовые, глаза такие сиреневые... это кто?
  - Это Иванова, - тяжко вздохнула она. - Успокойся, тут тебе ничего не светит!
  - А спорим?!
  - Сан ваш, я, кажется, тебя о чем-то спросила?!
  - Ну, пел, - буркнул он. - Песню. Твою.
  - Это её песня?! - прогудел снизу Панкиллер.
  - Так. Ещё раз, и по-русски, пожалуйста. - Она присела на затоптанную ступеньку. - Чтоб я уже ничего больше не пропустила... Зеркало. Унитаз. Два стула. Две битые морды. Песня... моя?
  - Ну, унитаз там, зеркало, стулья, морды - не я... хотя могу... - хмыкнул Бек. - А песня... это я из твоего стиха сделал... Из того, помнишь, в "Марше", самого первого...
  Бек отложил гитару, залихватски подмигнув примолкшей под лестницей толпе.
  - Ох... ренеть! - подытожил Панкиллер басом.
  - Бек... - прошептала она.
  Поглядев на неё пристальней, он присел на корточки:
  - Бешеная, ну чего ты... Я ж тебя... это... прославлю всемирно, къамел дац!
  
  * * *
  19.05.03
  И только я расслабилась чуток, как Бек сотоварищи заладили рок-группу. Нет, не так: панк-рэп-рок-группу, это вам не баран начихал! Под не понять каким названием - "Марш-да".
  Но это не самое смешное. Самое смешное, что у него, мать, таки талант. И, что даже более смешно, тексты для него пишу я! Ты жива еще, моя старушка?
  Не знаю, что это со мной стряслось на старости лет, но я от этого та-акой кайф ловлю! Если нашу группу запустить на просторы Руси великой, то, может, и нас как-нибудь назовёт всяк сущий в ней язык...
  Бек усердно намекает, чтобы я намекнула Бесу насчёт нашей раскрутки. Ему уже мерещится запись альбома в Англии и стадионы поклонниц. Ага, щаз!
  Поклонниц он и тут имеет просто вагонами. И каких!!! "Малолетние шалавы на тусовку собрались..." Ой, кошмар... Надо бы обсудить с ним его интимную жизнь, но язык не поворачивается. С вай гIиллакхом у нас, однако, траблы... (Вольный перевод - с вайнахской этикой - проблемы)
  Надеюсь только на то, что у него голова всё-таки есть... ИншаАллах.
  
  * * *
  В кабинете горел свет, значит, Бек был дома. В семь-то вечера!
  - Вай-вай, алелай! Глазам не верю, неужели в самом деле ты пришёл, Боже мой! - даже не разуваясь, она заглянула в кабинет. - Моя потеря, ты нашлась, входи скорее в дом родной, милый мой...
  Не отрываясь от компьютера, Бек раздражённо дёрнул плечом:
  - Не смешно!
  - Не иначе, что-то в тайге сдохло! - продолжала она веселиться, разгружая сумку. - Что-то такое большое-большое... О, знаю! Тираннозавр Рекс!
  Он снова дёрнул плечом:
  - Отстань, Талгатовна, мешаешь...
  Она присмотрелась к экрану - мама дорогая!
  - Да ты занимаешься никак, солнце моё?! Что это с тобой сегодня?
  Бек мученически закатил глаза.
  - Нет, то она меня пилит с утра до ночи: учись, учись... а теперь недовольна!
  - Да я в шоке просто! В культурном! - Она чмокнула его в колючую макушку. - Или в физкультурном... А насчет "пилит-пилит"... так меня мамка с Татьяной пропилили уже вообще насквозь! И такая я, и сякая, и не смотрю за ребёнком, занимаюсь только своей газетой, а у ребёнка тяжёлые психологические травмы...
  - Ню-ню, - отозвался Бек с точной интонацией её сестры.
  - А я им - скоро буду наносить этому ребёнку тяжёлые физические травмы, если он не возьмётся за ум...
  - Взялся, взялся, - пробурчал Бек. - Только отстань, а? Пожалуйста.
  - Волшебное слово? Ладно, ладно, не рычи... ужинать будешь?
  - Суна ца лаьа. Не хочу, - пробормотал он, снова утыкаясь в экран.
  ...Но через неделю ей стало не до шуток.
  Бек исправно ходил в универ на курсы (о чем её информировала донельзя удивлённая и тоже слегка испуганная сестра), а по вечерам торчал дома, не отрываясь от компьютера и отключив мобильник. На звонки в дверь велел отвечать, что его нет. К гитаре не притрагивался. Почти не спал, почти не ел, зато кофе поглощал литрами. На её расспросы вначале огрызался, а после отмалчивался.
  Наконец она похолодела от догадки и чуть ли не пинком распахнула дверь в кабинет:
  - Кто от тебя залетел?!
  Бек, мрачно погруженный в кружку "Нескафе", поперхнулся так, что облился:
  - Офонарела?!
  - Это я-то офонарела? - Она подбоченилась. - Как же! Значит, так: торчишь дома, нигде не шляешься, - она загибала пальцы, - к телефону не подходишь, девок своих велишь гнать... Какая из них залетела? Динка? Ленка? Сашка? Или эта, с кольцом в пупке, как её, Джес-сика, ети её, прости Господи? И что теперь делать прикажешь?.. Ну, говори, кто?
  - Я, - потухшим голосом сказал Бек. - Я залетел, понятно? Только не говори, что я дурак, сам знаю...
  Она с размаху села на пол.
  - И не говори, что я должен куда-то в больницу идти... всё равно не пойду, сдохну, а не пойду! И не говори, что я козёл и говно, тоже сам знаю... И... и не трогай меня, подцепишь еще чего-нибудь!
  - Зараза к заразе не пристаёт... - отозвалась она дрожащим голосом, сдёргивая его с кресла на ковёр. - Ну чего ты, чего, сан ваша? Ведь ты же мой...
  - Нет уж, сама мой... - пробормотал Бек фразу из анекдота, на секунду освобождённо уткнувшись горячим лбом ей в плечо.
  - Да и помою, делов-то... - она шмыгнула носом, - ладно, я сейчас что-нибудь придумаю... Слава Богу, с тобой не с первым такую ситуёвину разгребаю.
  - Иди ты! - он поднял округлившиеся глаза.
  Она махнула рукой:
  - Радость моя, когда семь лет возишься с молодежной газетой... короче, есть тут такой анонимный центр... только когда я всё выясню, будь любезен не выёживаться, а делать то, что скажут!
  - Ладно... - нехотя пробубнил Бек.
  - И кровь сдашь! Рот закрой! Ты Мадинке что обещал? Жениться!
  - Ай, да забыла она небось давно...
  - Тебя забудешь, сан малх (солнце моё)!
  Бек уже самодовольно ухмылялся:
  - Поесть лучше купи чего-нибудь вкусненького... кукурузу там в баночках, окорочков копчёных побольше...
  - Нет, ну ты обнагле-ел... - она схватила его за ухо.
  - Так у меня же это... тяжёлые психологические травмы...
  - Точно! И я даже знаю, какие - врожденное прогрессирующее слабоумие... - Она со стоном поднялась, опершись на его плечо. - А меня скоро с тобой вообще паралик разобьёт, ИншаАллах!
  - Бабушка не старая, она пожилая... Ой! Только не тапком!
  ...Когда, наевшись за неделю, Бек рухнул в постель, - видимо, тоже на неделю, - она побрела в кухню с телефоном, благо записная книжка пухла от номеров.
  Нужный номер нашла почти сразу, но, помедлив, набрала другой, глянув сперва на часы:
  - Беслан Алиевич, здрасте, вы сильно заняты?.. Да так... да нет, он уже спит... нет, что вы, конечно, занимается... ну да, немножко... вы с ним поговорите как-нибудь, ладно? да ну, чего мне тяжело-то? Да чессло... ну вот, вы опять... ладно, не буду... как там у нас? ага... нет, ещё не надумала... я не знаю, правда... да всё есть, он избаловался уже вконец от этого... поговорите с ним, ладно? Iодика йойла (до свиданья)...
  
  * * *
  Когда из её стенного шкафа с грохотом вывалился кое-как упрятанный туда Беком пылесос, она окончательно убедилась, что съёмки телепрограммы превратились в очередной цирк с зоопарком.
  Оператор, глубоко вздохнув, отключил камеру и мученическим взором посмотрел вокруг. Бек, корчась от смеха, поволок пылесос в коридор.
  - Наташ, я же тебе предлагала не у меня, а в редакции снимать! - она тоже еле удерживалась, чтобы не расхохотаться. - Спокойнее было бы...
  Местная телезвезда округлила глаза:
  - Спокойнее?! Алис, ты издеваешься или как?
  Иванова с Юлькой прыснули в углу.
  - Почему тут столько посторонних?! - взорвался несчастный оператор. - Наталья, я не понимаю, мы работаем наконец?!
  - Работаем, работаем! - поспешно заверила она дуэтом с Натальей. - Бек, забирай девчонок и пойдите, погуляйте!
  - Ну во-о-от... - надулись все трое.
  - ДIавала кхузар (иди отсюда)! - шёпотом рявкнула она Беку. - Ну!
  Оператор с облегчением прикрыл дверь в кабинет и снова включил камеру.
  Наталья поправила ей микрофон за воротом нового, вчера купленного ею специально для съёмки свитера:
  - Поехали дальше... Алиса, вот вы почти два года провели в Чечне...
  Три пары глаз мгновенно обозначились за скрипнувшей дверью.
  - Стоп! - Она подскочила. - Наташ, ты в уме вообще?
  - А что? - заморгала та. - Ты что, не хочешь говорить на эту тему? Тебе неприятно?..
  - Да я тащусь просто! - раздельно проговорила она, глядя в застывшее накрашенное личико Натальи. - Но всё, что я могу сказать на эту тему, твоё начальство в эфир не пропустит. Какой смысл сотрясать воздух?
  - Ну... - быстро опомнилась та и махнула рукой оператору, - тогда скажите хотя бы - вы собираетесь туда возвращаться?
  Она отвела глаза от двери и посмотрела прямо в камеру:
  - Конечно.
  - И... когда?
  - Скоро.
  Дверь распахнулась настежь, и вся троица ввалилась в кабинет.
  Оператор, аккуратно пристроив на треноге камеру, бессильно рухнул на жалобно пискнувшую табуретку.
  - Извините, Михаил Константинович... - пробормотала она. - Давайте пока чаю попьём, а? Наталья, больше ни слова на эту тему! Девчонки, чайник поставьте! Бек... - Она запнулась. Горло сжалось.
  - Абрек Зелимхан говорил... - тихо проговорил тот, оказываясь рядом, - ...хьо ца лорур волу тIемах вада эхь дац...
  - ...Прорвёмся, Бешеная...
  
  * * *
  Человек в дорогом костюме, сидевший напротив неё, даже не скрывая отвращения, пригубил кофе с изумительным названием "Лакота", - последний раз что-то подобное он наверняка пил лет тридцать назад в школьной столовой, - и отставил чашку, взглянув в окно. Она посмотрела туда же: рядом с чёрным "мерседесом" переминались шофёр и охранник, подозрительно косясь на толпу подростков, гомонящих поодаль.
  - Если я проиграю из-за вас выборы, Алиса Талгатовна, - вкрадчиво проговорил человек напротив, - вам это запомнится, я обещаю.
  У неё зазвонил сотовый, и она глубоко вздохнула, глянув на номер. Человек напротив поднял бровь: могла бы, мол, и отключить...
  - Бешеная! - возбуждённо выпалил Бек. - А хошь, мы ему чё-нить на "мерсе" накарябаем, а? Легко! Пацаны меня прикроют!
  - Схьаволахь (иди сюда)!- процедила она, отключаясь.
  Хлопнула дверь, и Бек влетел, полыхая более наглой, чем всегда, ухмылкой. Человек напротив снова лениво поднял бровь:
  - А без детей мы не можем пообщаться?
  - А где здесь дети? - не менее лениво поинтересовался Бек, плюхаясь на стул.
  Она прикусила губу.
  - Мы будем, наконец, серьёзно разговаривать, Алиса Талгатовна? - Человек напротив чуть повысил голос. - Я спросил: вы собираетесь публиковать моё опровержение на свою... клеветническую статейку?
  - А мы очень серьёзно разговариваем, Эдуард Александрович, - искренне заверила она. - И мы не собираемся публиковать ваше опровержение на нашу клеветническую статейку.
  Бек фыркнул.
  Человек напротив чуть понизил голос:
  - А вы понимаете, Алиса Талгатовна, чем вы рискуете?
  Бек, откинувшись на скрипнувшем стуле, вдруг захохотал:
  - Рискует?!
  Она затаила дыхание.
  - Да ничем она не рискует! Это ты рискуешь, понял?
  - Что-о?
  Человек напротив выпрямился во весь свой немалый рост. Бек остался сидеть, всё так же покачиваясь на стуле, и от его вызывающего прищура у неё вдруг похолодел затылок.
  Она отошла и прислонилась лбом к оконному стеклу, невидяще глядя на "мерс" и тоскующую охрану.
  - Талгатовна, ты чего? - осторожно спросил Бек из-за её спины.
  - Сколько раз я тебя просила... - выдохнула она, - сколько раз...
  - Ну?
  - На стуле не качаться! Блин, третий стул за месяц гробят!
  - Да я... я тебе десять стульев щаз принесу! - заорал Бек сквозь смех. - Двадцать стульев!..
  - ...Ты только не бойся!
  - Кого? Этого?!
  Они поглядели друг на друга и захохотали теперь уже вместе.
  Человек напротив молча повернулся к входной двери.
  Дверь хлопнула, заурчал мотор "мерса".
  
  * * *
  - Лани! - завопила она.
  - Оглушила... - прыснул тот в трубку. - Ну, я...
  - Давно ты в Грозном? Зачем ты вернулся? А как же учёба? Тебя что, Бес привёз?
  Гелани в нескольких тысячах километров от неё снова рассмеялся.
  Подлетевший Бек нажал на кнопку громкой связи и выхватил у неё трубку:
  - Буйса дика, сан ваш! Мух ву хьо? (Привет, брат, как дела?).
  - Всё дика ду! (Всё хорошо).
  - Не лезь, когда старшие разговаривают! - Она отобрала трубку. - Лани, ну же!
  - Так вы слова сказать не даёте... - весело откликнулся Гелани. - Как вы там вообще? Не поубивали ещё друг друга?
  - Почти! - гаркнули они с Беком одновременно и тоже захохотали.
  - Бес меня нашёл, попросил вернуться... Я в прошлую среду приехал, - объяснил Гелани уже серьёзно. - Перевёлся к нам в универ, здесь тоже есть дизайн, с архитектурой, правда. Тут, знаете... - Он замолчал.
  Они тоже молчали.
  - Тут... жарко, - наконец сказал тот. - Хорошо, что ты там, Лиска...
  - Ладно, - бодро продолжил Гелани. - Бес меня, короче, в Интернет бросил, сайт делаю. Возни полно, но прикольно, в общем...
  - Какой сайт?
  - Увидите, - загадочно отозвался тот. - Живу в редакции пока. Тут ничего команда подобралась... хотя по безбашенности им до тебя, Лиска, конечно...
  - Ты оттуда звонишь?
  - Ну. Слушай, вот ещё чего... Ты помнишь... помнишь Ахмада?..
  - Что? - Губы враз онемели.
  - Дурак я, ещё б ты не помнила... Просто я его вчера в госпитале видел, когда приходил там к одному... В общем...
  - Лани! Ну же!
  - Он вроде как арестован, не знаю, Лиска... Хотя что его арестовывать... Покалечило его, в общем, тяжело. Миной, наверно. Руку правую - по локоть, как мне, ступню, позвоночник... Он со мной говорить не стал. Он вообще ни с кем не говорит.
  Сжимая трубку в руках, она села на пол.
  - Лани...
  - Пойти к нему, рассказать про тебя?
  - К Бесу иди, - тяжело выговорила она. - Прямо сейчас. Найди его. Скажи... я приеду.
  - Лиска! - выдохнул Бек.
  - Скажи... я всё буду делать, что он от меня хотел, всё, что ему нужно, только пускай он его выручит! И закажите нам с Беком билеты из Москвы. До Москвы мы сами... на ближайший заводской самолёт возьмём. Наверное, в конце недели... Мне еще уволиться надо. У Бека учёба... была. В общем, на понедельник точно бери. Ты... позвони мне, когда с Бесом поговоришь. Я тут буду ждать... Ладно?
  - Он тебе сам перезвонит, - помолчав, откликнулся Гелани.
  
  * * *
  Тимурханов перезвонил через сорок минут. Она так и сидела на полу возле телефона, опустив голову на руки. Бек молча сидел рядом.
  От звонка оба подскочили.
  - Ну что? - сказал Тимурханов спокойно. - Теперь я тебя хочу послушать.
  - Беслан Алиевич...
  - Ты говори, говори.
  Она закрыла глаза.
  - Беслан Алиевич, вы его только выручите, а я приеду. Я буду работать, сколько скажете, где скажете... всё делать, что вам надо. Мне всё равно, где и как. Я справлюсь, вы же знаете. Вы только выручите его... я вам отработаю...
  - Всё сказала?
  Она кивнула, будто он мог её видеть, и услышала его глубокий вздох.
  - Тогда меня послушай. Отработает она... Валлахи, Лисичка, когда ж ты поймёшь, что ты мне ничего не должна? Что тебе достаточно сказать... просто сказать? - Он снова вздохнул. - Тебе будет уже не до работы, когда ты приедешь. Ты что... выйдёшь за него?
  Она снова молча кивнула.
  - Как всегда, родные всё узнают последними... - в голосе его наконец прорвалась улыбка. - Бек!
  Бек схватил трубку:
  - Ассалам алейкум!
  - Ваалейкум ассалам... Что, ревёт?
  - В три ручья, - хмыкнул Бек.
  - Это надолго. Ну пусть... Теперь ты подробно рассказывай - кто, что...
  Утерев лицо, она наконец отобрала трубку у Бека.
  - Беслан Алиевич...
  - Начни мне только извиняться! - пригрозил он. - Достала уже!
  - Я... хочу вас попросить...
  - Да неужели?!
  - Давайте вы сейчас поговорите с моей мамой и сами всё ей объясните!
  Наступило молчание.
  Бек подмигнул ей, вскинув большой палец.
  - Да-а... - протянул наконец Тимурханов. - Что, сама не можешь?
  - Не-а...
  - А я, значит, могу?!
  - Ага...
  - Может, я тебе лучше что-нибудь другое?.. - спросил он безнадёжно.
  - Контрольный пакет "Грознефти"! - подсказал Бек и затрясся от смеха.
  - Ох, доберусь я скоро до твоего братца! - пообещал Тимурханов и опять тяжело вздохнул. - Если выживу с вами, дала мукълахь... Телефон говори!
  
  
  * * *
  26.09.03
  Вот и прозвенел звонок, закончилась переменка... начинается мой следующий урок. Начинается моя следующая жизнь, сан йиша. Уже и не сочту, какая по счёту.
  Зато в этот раз мой отъезд воспринимается родными, как должное. Потому что есть же Бек, который за мной присматривает, есть я, вернувшаяся этой зимой вполне живенькой... и наконец, есть Тимурханов, обаявший мою маму на счёт "раз". Чему я как-то даже не очень и удивилась...
  Мне ребят только жалко. Журналюг, читателей. Только вросла я в них опять... Ох, и тяжело же... И мне, и Беку.
  Ну, а теперь о том, "куда ж нам плыть?", как говорил поэт. Так вот, я совершенно не знаю, куда плыву. Более того, я уверена, что Ахмад и видеть-то меня не захочет в том состоянии, в каком он сейчас находится. Не говоря уже о большем.
  "Ну и куды ж ты тогда котишься, яблочко?!" - спросили все хором. А по золотому блюдечку, вестимо...
  
  * * *
  - Мы в аэропорт с вами поедем? - в очередной раз спросила срывающимся голосом Юлька, и она снова терпеливо покачала головой:
  - В аэропорту мои будут.
  - А мы - не твои? - вскинулся Тимоха.
  Она изо всех сил стиснула его огромную татуированную ручищу:
  - Тимыч, там я вас уже не переживу. Долгие проводы - лишние слёзы... Их и так хватает.
  - Зачем было опять газету заваривать, раз уезжать собиралась? - всхлипнула Юлька.
  - Как зачем? - бодро осведомилась она, пытаясь проморгаться. - Чтобы вам оставить!
  Бек притулился в углу с гитарой на удивление тихо, едва перебирая струны.
  - Так, чего я ещё не объяснила?.. - она прокашлялась. - Ладно, по Сети спишемся. Компы заберёте, я маму предупредила уже... Юлька, здесь скоро море будет! Иванова, и ты туда же, блин!
  - Алиска, там же всё время стреляют... - беспомощно прошептала Иванова.
  - Я тоже по телевизору видела... бой был... - подхватила Юлька, сморщившись, - я теперь все новости оттуда смотрю, по всем каналам...
  - С ума сошли? - подскочила она. - Делать нечего, что ли?!
  Бек со вздохом поднялся, отставив к стене бренькнувшую гитару:
  - Вежарий и йижарий (братья и сёстры)! Мы... мы вернёмся, честно. Мы ещё сто раз сюда приедем! Честное слово! А вы - к нам, ИншаАллах!
  - Уж лучше вы к нам? - пробормотала она бессмертную фразочку из "Бриллиантовой руки". - Бек... не могу я больше... спел бы, а?
  
  * * *
  Гелани налетел на них с Беком, едва они вышли из полётной зоны аэропорта "Домодедово", и все трое вцепились друг в друга, как утопающие, хохоча, перебивая друг друга и ничего толком не слыша.
  - Салам! - Тимурханов, оказывается, тоже был здесь, и они враз притихли. Правой рукой он потрепал макушку Бека, а левой точно таким же жестом взъерошил её волосы. - И долго мы тут стоять будем?
  Малхаз возле машины сгрёб их в свои борцовские объятья.
  - Стоп, а это ещё что? - Гелани схватил Бека за плечо.
  Тот гордо выпятил грудь под чёрной майкой, на которой красовалась чудесная картинка - голова индейца плавно переходит в волчью морду и обратно.
  - Нет, вот это! - Гелани указал на гитару в чехле за его плечом.
  - Харам это (запретное), - хмыкнула она. - Бек же у нас теперь звезда пленительного счастья, хедлайнер рок-группы "Марш-да"!
  - Панк-рок-рэп-группы! - уточнил Бек гордо.
  - Панк... рэп... рок? - Тимурханов покачал головой.
  - Чего, и песни сам пишешь? - изумился Гелани.
  - Музыку только. Песни нам Талгатовна пишет! Матерные.
  - Бе-ек! - застонала она, прикрыв глаза.
  - Местами матерные, - пожал тот плечами.
  Тимурханов прислонился к дверце машины и тоже прикрыл глаза.
  - Спою, в общем, сами услышите!.. - подытожил Бек невозмутимо. - Куда сейчас?
  Тимурханов поднял бровь:
  - Домой, куда же ещё. Давайте быстренько в машину! Дела у меня. А у вас поезд... - он взглянул на часы, - в семнадцать пятнадцать. Панк-рэп-рок-группа, альхамдулиллах...
  Глаза его в зеркале встретились с её глазами, и он достал из внутреннего кармана сложенные вчетверо листы:
  - Держи. Там, в больнице, дали... Не знаю, скажет тебе это о чём-нибудь или нет.
  Она схватила бумаги, мгновенно проглядела их. Выдохнув, снова начала читать.
  - Ну, что?
  - Не так плохо, дала мукълахь... - отозвалась она вздрогнувшим голосом.
  - А как?
  - Ну... Руку и ступню ему, конечно, не вернуть... но функции спинного мозга постепенно восстанавливаются... дело в другом... - она запнулась.
  - Захочет ли он таким вот на тебе жениться... - пробормотал Гелани.
  - На ней-то, да не захочет? - хмыкнул Тимурханов.
  - Не умеет - научим, не захочет - заставим! - немедля откликнулся Бек. - Ой! Талгатовна, блин!.. Вот, Бес, чуть что - бьёт смертным боем!
  - Мало, мало бьёт... - весело посетовал Тимурханов, опять взглянув на часы. - Ладно, всё равно я никуда уже не успеваю... Едем вместе. Хочу матерные песни послушать.
  - Беслан Алиевич!
  В зеркало он увидел, как она украдкой показывает Беку кулак, и расхохотался.
  Всё возвращалось на свои места.
  
  * * *
  - Ну и куда ты торопилась? С Бесом бы через пару дней и поехали... - Бек тоскливо глянул на медленно продвигавшуюся к блокпосту череду машин и людей. И с ещё большей тоской глянул на сам блокпост. - Коз-злы...
  - Бумаги в порядке, деньги есть... - философски отозвался Малхаз. - Ты, парень, зря-то не психуй.
  - Отвык ты просто, - пробормотал Гелани. - Я тоже, когда вернулся... О! Эти ещё...
  Эти ещё, - гвардейцы всенародно избранного Президента Республики, - лихо пропылили мимо, провожаемые любящими и кроткими взглядами очереди.
  - Я шакалов не боюсь, они на Кавказе не ядовитые... - прокомментировала она вполголоса и спохватилась: - Ильф и Петров, если что!
  Пацаны прыснули.
  - Сколько же ты в голове держишь, женщина! - жалостливо посетовал Малхаз. - У меня бы давно уже мозги лопнули...
  - Мозги?! - развеселился Бек. - У неё?! - И увернувшись, чуть не вывалился в приоткрытую дверцу.
  - Вышли бы лучше, размялись, чем без толку языками чесать... - проворчал Малхаз.
  Краем глаза она увидела, как к пацанам подошел водитель стоящего сзади красного "москвича", взял у них сигарету и нервно защёлкал зажигалкой. Бек помог ему зажечь сигарету и что-то спросил. Тот, помотав головой, молча закурил.
  Она переглянулась с Малхазом.
  Докурив, Бек тронул водителя за плечо и опять что-то спросил. Тот, глядя в землю, нехотя заговорил. Странно усмехнувшись, поглядел на вытянувшиеся лица парней и отошёл к своей машине - сзади уже нетерпеливо гудели, очередь, хоть по-черепашьи, но двигалась.
  Малхаз тоже посигналил.
  - Ху хилла? - выпалила она, когда Бек наконец захлопнул за собой дверцу. - Что случилось?
  - У него гранатомёт в машине, - выдавил Бек.
  - Что?..
  - Под машиной прикручен, - уточнил Гелани.
  - К нему пришли и... попросили - перевезти. - Бек глубоко вздохнул. - Если б отказался, точно бы убили. А тут... может, ещё и пронесёт...
  - У него детей четверо... А! - Гелани махнул рукой и отвернулся.
  Она сцепила руки на коленях.
  Знакомая до боли скороговорка "паспорта-пассажиры-открыть-багажник" едва коснулась её слуха, и, даже не глядя, она видела позади бледное пятно лица в "москвичонке". А возле блокпоста на классической деревенской завалинке парень в камуфляже перебирал струны раздолбанной гитары, тщетно пытаясь выжать из неё, кажется, летовского "Дурачка"...
  - Талгатовна! - прошипел Бек.
  Одной рукой она сдёрнула платок, другой - распахнула дверцу.
  - Талгатовна, блин!
  - Эй, земляк! - весело окликнула она настороженно поднявшегося мальчишку с гитарой. - Не можешь... петь, не мучай песню! Дай-ка...
  Бек нехотя взял свою гитару, косясь на обступавших машину солдат.
  Она незаметно пошевелила лопатками - блузка прилипла к спине, а в горле саднило. Красный "москвич" благополучно миновал блокпост.
  - А если б гитару отобрали? - прохрипел Бек, когда блокпост наконец скрылся из виду.
  Она промолчала.
  Малхаз повернул руль, аккуратно объезжая свежую воронку, - наверное, от фугаса, - кивком головы указал вперёд.
  Красный "Москвичонок" стоял у обочины. Подбежав, водитель открыл дверцу:
  - Сан йиша... вежарий...
  - Езжай, а? - Малхаз сморщился, как от боли.
  - У моего сына свадьба завтра, приходите! - не отступал тот.
  - Пойти, спеть, что ли? - ухмыльнулся Бек. - А, Бешеная?
  
  * * *
  Она замерла на месте, будто приросла к порогу этой крохотной угловой палаты, в которой была всего одна койка - его.
  - Я так и думал, что теперь тебя надо ждать, - насмешливо сказал Ахмад с этой высокой и узкой койки. - Если они узнали, значит, и ты узнаешь. Ума не хватило не приезжать?
  - Ум? Это у меня-то?! - Она вздёрнула подбородок.
  - Что, так не научилась язык придерживать?
  - Это я-то?!
  - Зачем ты приехала? - Он устало прикрыл запавшие глаза.
  - Суна хьо дукха веза (ты мне нужен. Я тебя хочу). - Голос попробовал упасть, но она его удержала, ещё выше вскинув голову.
  - Что?!
  - Суна хьо дукха веза, - повторила она упрямо.
  Он сузил глаза и вдруг, выпростав из-под застиранной простыни культю в бинтах, на миг отвернул уцелевшей рукой грязно-зелёное одеяло:
  - Такого хочешь?
  - А, так тебя пожале-еть?.. - протянула она, хотя сердце остановилось.
  Он молча глядел на неё, потом вдруг потряс головой и засмеялся, поморщившись:
  - Бешеная, ма дош дац и (ё-моё)! Не все ещё камеры разбила?
  - А они что, тут есть? Ты теперь герой шоу "За стеклом"?
  Он опять потряс головой:
  - Слушай...
  - Я исправлюсь, бехк ма биллахь... - Она поглядела на него сквозь мокрые ресницы. - Праведные женщины покорны и хранят то, что положено хранить...
  - Почему одна пришла, праведная?
  - Да что ты! Четверо свидетелей дожидаются в коридоре, всё, как нужно... чтобы удостоверить факт прелюбоде...
  - Сюда иди!
  Горячие жёсткие пальцы стиснули ей запястье:
  - Не боишься?
  - Нет, - отозвалась она шёпотом.
  Он вдруг усмехнулся:
  - А я боюсь.
  Его осунувшееся посеревшее лицо было совсем близко - глаза в глаза.
  - Волки не боятся... - с трудом выговорила она.
  - Ага. Волки не боятся, волки не плачут. Знаю. Как же... Зови своих.
  
  * * *
  10.10.03
  Итак, заканчивается ли этот сериал свадьбой главной героини? Свадьба была, но сериал не закончился. Просто "Санта-Барбара" какая-то, режиссера - на мыло...
  Хотя, строго говоря, и свадьбы-то, какой её здесь понимают - с застольем, родными - близкими и дальними, лезгинкой и стрельбой из гранатомёта "Муха" (почти шучу) - не было.
  Не было пока и ЗАГСа, потому что мы ещё в больнице.
  Спокойно, мать, подбери глаза с пола и поставь на место. Брак был освящён муллой. Это всё.
  А семья его меня не примет... наверное. Как я когда-то ему говорила: взял за себя гIазкхи, неверную, старше себя на целую вечность, по здешним меркам. Ведьму, которая его приворожила. Всё верно. Как видишь, я даже не отпираюсь.
  Я ему нужна, вот что только и важно.
  И, Боже, как же он нужен мне...
  
  * * *
  - Ты иди, зачем тебе тут? - сказал наконец Ахмад, закрывая глаза. - Иди.
  - Ты мой муж, куда мне идти? - ответила она спокойно, спрятав в коленях дрожащие руки. - Асма бин Хариджа аль-Фазари сказал своей дочери, когда та вышла замуж: "Ты покинула гнездо, где выросла, и оказалась на ложе, которого ты не знаешь, с супругом, к которому ты не привыкла, так стань же для него землёй, а он станет для тебя небом, стань для него ложем, а он станет для тебя опорой, стань для него рабыней, а он станет для тебя невольником".
  Ахмад поднял брови и усмехнулся устало:
  - Где ты это вычитала?.. Нет у меня здесь для тебя ложа, Бешеная. Я не знаю, когда... поправлюсь. Тебе что, доктор ничего не говорил?
  - А доктора могут хоть заговориться, - выдохнула она. - Говорить могут, петь могут... плясать... что угодно. Понятно?
  - Н-нет...
  - Ты мне веришь? - она опустилась прямо на пол около койки, в сгущающейся темноте всматриваясь в его напряжённое лицо.
  Он молча кивнул.
  - Не думай ни о чём. Не бойся ничего. Верь мне. - Губы пересохли и еле шевелились, к сердцу подступала пылающая, ликующая волна.
  От порыва ветра задребезжало стекло в окне, и она тихо засмеялась.
  - Что ты? - он схватил её за руку.
  - Я же тебя предупреждала... ещё тогда... а теперь поздно! - Она снова рассмеялась. - Сейчас... погоди... Только не зови никого! Обещаешь?
  - Я не понимаю!
  - Ты поймёшь. Обещай!
  Он кивнул.
  Ещё один порыв ветра ударил в стекло, и сердце её рванулось тоже.
  Всё пришло.
  Последнее, что она услышала, сжимая его пальцы, - удар грома, от которого, как от взрыва, содрогнулось ветхое здание больницы.
  ...Дождь лился прямо в лицо.
  Нет, не дождь. Вода из стакана.
  - Ты обещал! - она с трудом приподнялась, цепляясь за него.
  Он стиснул её так, что кости захрустели.
  - Ты... понял, что...
  - Молчи, не говори! - прохрипел он. - Больше никогда! Ни ради меня, ни ради... никогда! Даже думать не смей! Слышишь?!
  - Да...
  Она вжалась в него изо всех сил, и его ладонь наконец коснулась её груди - ожогом.
  Койка была благословенно узкой.
  Пол - благословенно широким.
  
  * * *
  ты нужна мне - ну что ещё?
  ты нужна мне - это всё, что мне отпущено знать
  утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать
  - ...А говорила, что не боишься...
  - А сам что говорил?..
  - Когда говорил - тогда боялся...
  и разве я поверю в то, что это может кончиться
  вместе с сердцем?
  ты нужна мне
  - ...Знаешь... я последний раз целовался в десятом... да, в десятом классе... перед первой войной. Мы с ней вместе учились, с Айшат. Сгинула где-то... А отец мне другую сговаривал, Зару. Она с семьёй под бомбёжку попала, когда из Грозного во вторую войну уходили. И... всё. Женщины... ну, были, конечно. Покупал или... ну... брал, когда хотелось. Целовать - не целовал, нет. Незачем было... Что ты так смотришь?
  ты нужна мне - дождь пересохшей земле
  ты нужна мне - утро накануне чудес
  это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес
  как это полагается с нами - без имени и без оправданья
  - Ахмад... подожди... тебе не больно так?
  - Нет.
  - Правда?
  - Неважно.
  - А что важно?
  - Ты.
  но, если бы не ты, ночь была бы пустой чернотой
  если бы не ты, этот прах превратился бы в прах
  - Ты говорила, что у царя Соломона был перстень... и там было написано: "Это пройдёт"... Я не хочу, чтобы это проходило...
  - Ты помнишь, что я тогда говорила?
  - Да. Я всё помню. Всё, что ты говоришь.
  - С ума сошёл?!
  - Да...
  тот, кто закроет мне глаза, прочтет в них всё то же:
  ты нужна мне
  - Мне надо было тогда с тобой остаться... когда ты меня увозил... Тогда бы, может, с тобой ничего и не случилось...
  - Хорошо, что случилось.
  - Да ты что?!
  - Так нужно было, значит. За всё, что делал... за то, что убивал... и за тех... женщин тоже... Значит, заслужил. "Кто совершил преступление, смеясь, зашел в огонь, плача"...
  - Нет! Нет! Нет!
  - Ну перестань... перестань... ты же знаешь, что я прав... ну всё, всё... всё. Посмотри на меня, сан са (моя душа)...
  окружила меня стеной
  протоптала во мне тропу через поле
  а над полем горит звезда -
  звезда без причины
  
  * * *
  - Ну что ж, давай поговорим... - Тимурханов откинулся на скрипнувшем больничном стуле. - Лисичка, ты - иди.
  Она молча встала.
  - Сядь, - невозмутимо сказал Ахмад.
  Она так же молча села.
  Пацаны ошалело и безмолвно переглянулись.
  - Ну, и где вы жить будете? - спросил Тимурханов спокойно.
  Ахмад повёл плечом:
  - У меня дом есть.
  - От него кухня только и осталась. Твои в село уехали.
  - Я помню.
  - В этом доме невозможно жить!
  Ахмад глянул исподлобья:
  - Другие хуже живут... Я от тебя ничего не возьму, Бес!
  - А я тебе ничего и не даю! Ей - даю. Она в таком доме жить не будет! - Тимурханов поднялся. - Лисичка, я сказал - выйди отсюда!
  - Я сказал - сиди, - раздельно повторил Ахмад.
  - Парень, мы должны вам хотя бы дом построить, ты что, не понимаешь? - Тимурханов подошёл к окну. - Ты решил, что я тебя содержать буду, что ли? На работу - возьму, когда окрепнешь. Ты что делать умеешь?
  - Убивать, - отозвался Ахмад, не задумываясь. - Умирать.
  - Ну, это мы все умеем, - отмахнулся Беслан. - Ещё? Она вон ко мне в газету вернётся...
  - С чего ты взял? Её дело теперь - муж и дети, - прищурился Ахмад. И, глядя, как вытягиваются у всех лица, впервые улыбнулся: - Я пошутил.
  - Смешно... - пробормотал Тимурханов. - Однако, у вас больше общего, чем я думал.
  - А тебе о ней думать незачем, - лениво откликнулся Ахмад. - Они вон - ей братья, а ты кто? Она около тебя достаточно крутилась, хватит.
  Сгустившуюся тишину можно было ножом резать.
  - Я ей жизнью обязан, - сказал Беслан тихо. - Она мне больше, чем сестра. Она не крутилась около меня, а работала. И не на меня - на людей. На тебя, барана!
  - Баран, точно, - легко согласился Ахмад. - Только сперва-то у тебя причины не было её честь блюсти.
  Она прикусила пальцы, встретившись взглядом с пацанами.
  - Верно! - сказал вдруг Тимурханов. - Попробовал однажды... не соблюсти. По морде получил. Осечка вышла! Единственный раз... за двадцать пять лет.
  Она медленно поднялась.
  - И кажется, сейчас получу ещё! - беззаботно рассмеялся тот.
  Она бухнулась обратно на койку, сжала ладонями пылающее лицо:
  - Вы... вы... Трепло вы, Беслан Алиевич! Не лучше Бека!
  - А чё сразу я?! - воззвал Бек привычно. - Как чё, так сразу я!
  - Ох, да помолчи ты, Бога ради! - Она уткнулась лбом в холодную никелированную спинку кровати. - Как вы можете, Беслан Алиевич? Не стыдно?
  - Стыдно, - сказал тот неожиданно серьёзно. - Ну что, начнём разговор сначала?
  Ахмад чуть коснулся её плеча.
  - Воды принеси.
  Он улыбался.
  - Как вы мне все... - процедила она, вскакивая, - ... д-дороги! Просто до боли!
  - Мы знаем, - подал голос Гелани, тоже улыбаясь от уха до уха.
  Она поискала глазами что-нибудь тяжёлое - безуспешно, и, подняв взгляд к потолку, вдохновенно продекламировала:
  - Пещера, где она жила! Была не что иное! Как огромная глубокая яма! На стене висела икона! С горевшей пред ней лампадой! На полу лежала ветхая одежда труженицы! И она сама, с заступом в руках! Босиком, в одной рубашке! И с распущенными волосами! Распевала звонким голосом духовные песни! Это была наша Маша! Доведённая до этого состояния! Своими родственниками!.. Конец цитаты!
  - ...Воды побольше принеси, - сказал наконец Тимурханов прерывающимся голосом.
  Заглушая их хохот, она с наслаждением хлопнула дверью, - так что штукатурка посыпалась, - и прислонилась к стене под недоумёнными взглядами медсестёр.
  так причисли нас к ангелам, или среди зверей
  но только не молчи - я не могу без огня
  и, где бы я ни шёл, я всё стучусь у дверей
  так Господи мой Боже, помилуй меня
  
  * * *
  - Сейчас кIентий сюда поднимутся, - Ахмад отключил телефон, поворачиваясь к ней.
  Она поспешно метнулась к мутному зеркалу на стене, чтобы убедиться, всё ли в порядке.
  Ахмад хмыкнул, и, не удержавшись, она схватила с койки подушку. Тот увернулся, не переставая смеяться.
  - Валлахи! - пробурчал Бек, просовываясь в дверь. - Мы пятый день со стройки не вылезаем! А эти тут...
  - Короче! - Бек откашлялся, покосившись на Гелани. - Бес велел... э-э... просил, чтобы Лиска дом поглядела. Мы её туда отвезём быстренько...
  - И сразу обратно, - закончил Гелани.
  - А то, может, оставить её там?- ехидно осведомился Бек. - Хоть отдохнёшь... Блин! Талгатовна, в этой сумке банки, между прочим! Аминка наготовила вам всего, а ты их сейчас кокнешь!
  - Хам... - печально сказала она, взгромоздив сумку на стол. - Цивилизация тебя испортила абсолютно...
  - "Цивилизация построила июль, на чёрных пальцах - жёлтая смола"... трам-пам-пам! - Бек театральным жестом сунул ей под нос ладони. - Во, гляди, угробил руки на фиг!.. Белхи (общественная помощь), ё-моё...
  - Так что? Едем? - перебил его Гелани.
  - Обратно побыстрее только, - негромко сказал Ахмад.
  Бек закатил глаза, но смолчал.
  
  * * *
  - Что, карму отрабатываете, Беслан Алиевич?
  - Не догадалась. Грехи замаливаю... Алелай, только носом не хлюпать!
  - Завтра к вечеру тут уже новоселье гулять можно будет, Талгатовна!
  - Послезавтра... Так, теперь мебель и всё остальное. Это сама будешь выбирать. Посмотришь прямо сейчас, по центру поездите, Малхаз отвезёт. Молчи. Сам привезу тогда, сам поставлю. Ну что? Едешь? Вот твой счёт в Сбербанке. Банкомат работает, деньги есть, будешь снимать, когда понадобится.
  - Бес! Я не могу!
  - Бес! Он её убьёт...
  - Ну конечно...
  - Не убьёт, так побьёт. Мало не покажется...
  - А откуда он узнает?.. В общем, хватит ерунду выдумывать, слушать не желаю! Ему ещё лечиться и лечиться, денег уйдёт... Всё. Езжай с Малхазом. Бек, а ты почему ещё здесь? Я сказал - линолеум мотать!
  
  * * *
  11.11.03
  И вот теперь у нас есть дом.
  Стыдно мне должно быть: и муж есть, и дом... когда большинство женщин здесь - в чёрном, а большинство домов - руины.
  Но и мой мир подвешен на такой хрупкой ниточке, что ёлочный шарик по сравнению с ним - воплощение надёжности.
  Мой муж - бывший участник незаконных вооружённых формирований. А для таких преступлений здесь нет срока давности.
  Каждый день вокруг нас исчезают люди, становясь из бывших участников НВФ бывшими людьми.
  А я? Что такое я? ГIазкхи. Русская ведьма. И это тоже приговор. Только выносит его другая сторона.
  "Дан приказ: ему - на запад, ей - в другую сторону..."
  Так, что ещё? Свежие новости про Тимурханова! Наш мистер Твистер, бывший министр, уже не владелец заводов, газет, пароходов... хотя по-прежнему миллионер. Сняли его, короче. За подрывную деятельность против всенародно избранного президента Чечни... Но ты не волнуйся, он найдет себе - и нам - какое-нибудь другое развлечение. Наверное...
  
  * * *
  - Знаешь, Лиска, а ты изменилась, - тихо сказал Гелани, не сводя глаз с монитора.
  - В смысле?
  Она удивлённо оторвалась от газетных подшивок - до которых впервые добралась сегодня утром. На завтра Бес, загадочно улыбаясь, подготовил ей встречу с тем, кому после неё передали газету "Марша догIийла" - Тамерланом Оздоевым.
  Гелани пожал плечами:
  - Никогда не думал, что мужику удастся тебя поломать.
  Она прикусила губу.
  - Лани, ты на меня посмотри, пожалуйста, если уж со мной разговариваешь.
  Он повернулся на стуле, глянул искоса.
  - Я, знаешь ли, не сейф, чтобы меня ломать, не сухарь, не пряник! - Она встряхнула головой. - Откуда выводы глубокомысленные?
  - Я же вижу, не слепой, - упрямо проворчал Гелани. - Ты никогда такая не была! Ты даже не возражаешь! Ни ему, ни вообще никому! Даже нам! Только и слышно: "да", "хорошо", "конечно"...
  - А тебя бы больше устроило: "нет", "никогда" и "пшёлнах"?
  Гелани поперхнулся.
  Она облокотилась на стол рядом с ним.
  - Лани... ты пойми - ему нет нужды меня ломать. Знаешь, почему?.. Потому что он - это я.
  Входная дверь грохнула так, что они вздрогнули.
  - Чего ломишься, как ОМОН? - буркнул Гелани.
  Бек, тяжело дыша, облизнул губы:
  - Ну, Талгатовна, ты попухла! Твой карточку нашёл!
  - Какую ещё карточку? - заморгал Гелани.
  - Сбербанковскую, блин! Которую ей Бес дал! Ты, блин, молодец, сообразила, куда положить! В книжку!
  Она помотала головой.
  - Погоди, не ори ты... и что?
  - Что-что... - Бек плюхнулся на стул. - Ничего! Я, конечно, давай тебя отмазывать...
  - Ну?
  Бек с тяжёлым вздохом почесал затылок.
  - Да как сказать... короче, рука у него даже потяжелее, чем у Беса, будет... Так что сегодня домой лучше не возвращайся! Переночуешь у Аминатки.
  - Охуху ты, что ли? - Гелани покрутил пальцем у виска.
  - А чего делать?!
  - Снять штаны и бегать... - пробормотала она любимую бабулину присказку, хватая со стула сумку. - Пошла я.
  - Лиска, я серьёзно! - Бек вскочил.
  - Я тоже.
  - Мы с тобой тогда!
  Она вздохнула:
  - Ну уж нет, вежарий! Это не ваше дело.
  - Может, Бесу позвонить?
  - И уж тем более не его!
  - Ты с ним только не спорь, - жалобно сказал Бек. - А то неделю стоя есть будешь...
  - Не вздумайте заявиться! - оглянулась она в дверях. - Мешать будете только!
  - Кому мешать? - захлопал ресницами Бек.
  - Мне! Мириться мешать! - Она подняла глаза. - Дошло?
  
  * * *
  Она решительно поднялась на крыльцо, толкнула дверь, пошла на стук молотка.
  Ахмад доводил до ума что-то в кухне. Прислонилась к косяку. Он отложил молоток, выпрямился.
  - Ну, говори, - сказала она спокойно.
  Он усмехнулся:
  - Я?
  - А мне оправдываться не в чем, - пожала она плечами. - Денег я не снимала.
  Голос всё-таки дрогнул.
  - А зачем взяла?
  - Бес велел.
  - А чего молчала?
  - А я вообще очень молчаливая. От природы. Просто Герасим и Муму, вместе взятые... Ну что? Драться-то будем или как?
  - А тебе не терпится? - Голос у него тоже вздрагивал.
  - Ну! Я, может, специально тренируюсь! Беру уроки у Малхаза...
  Он наконец расхохотался:
  - А я уж боялся, что ты язык научилась наконец придерживать, Бешеная!
  - Что-о?!
  Он обхватил её запястья ладонью, не переставая смеяться.
  Она попробовала вырваться, но через минуту сдалась, прислонилась к нему, закрыв глаза.
  - Ты что, решила, что я тебя побью? - Он вздохнул: - Мне это всё равно, что самому об стенку биться. Эх, зря сказал...
  
  * * *
  У журналиста, которого Тимурханов почти год назад "бросил на газету" вместо неё, было громкое имя - Тамерлан. Тимыч, в общем. Она прикусила губу, вдруг некстати вспомнив Тимоху-Панкиллера.
  Оздоев вызывающе косился на неё, а заодно и на Беса, который, как всегда, безмятежно улыбался, наслаждаясь ситуацией.
  - Ну, что скажешь-то? - наконец нарушил Тимурханов молчание.
  - А что я могу сказать? - Крутанувшись в шикарном кожаном кресле, она перезагрузила компьютер. - С газетой "Марша догIийла" всё в порядке. Как всегда...
  - В смысле? - насторожился Оздоев.
  - В смысле, как обычно, хотим и рыбку съесть, и на лошадке покататься, правда, Беслан Алиевич? Только вот после рыбки на лошадке кататься как-то несподручно - плавнички мешают, ага?
  Бес и Оздоев поднялись сразу, через мгновение - Ахмад и Бек.
  Она продолжала туда-сюда покручивать кресло, наивно глядя на всех снизу вверх:
  - Правильно, такой тактики и надо придерживаться, в конце концов, кто-то же станет третьей силой... Василь Иваныч, ты за кого - за большевиков али за коммунистов? А я за Интернационал...
  - А я тебе что говорил? - насмешливо покосился Оздоев на бывшего министра.
  Тимурханов, пропустив его слова мимо ушей, потёр затылок, совсем как Бек, и глянул на Ахмада:
  - Честно скажи, ты с ней справляешься?
  Ахмад только усмехнулся.
  - Вопрос поставлен неверно, - она подперла ладонью подбородок. - Ключевое слово - как?
  - Я просто не видела и не вижу выхода, Беслан Алиевич, - продолжала она тихо. - И я уже не верю ничему и никому. А вы?
  Мужчины молчали.
  - И не могу я опять в этой мутной воде ловить рыбку... - она осеклась.
  - Лошадку! - вполголоса подсказал Бек и тут же заработал подзатыльник от Ахмада.
  Все как-то нехотя засмеялись.
  - Слушай, - оживился вдруг Беслан, повернувшись к Ахмаду. - А может, её на телевидение бросить?
  - Кем? - простонала она. - Ариной Шараповой?
  - Асет Вацуевой! - ляпнул Бек, выворачиваясь у Ахмада из-под локтя. - А я тоже хочу, между прочим!
  - Бога ради, Беслан Алиевич! - взмолилась она. - Те же яйца, только в профиль!
  - Вот! Вот! Ей, значит, всё можно городить... бедным детям дурной пример подавать... - Бек скорбно возвёл глаза к потолку. - А тут и слова не скажи...
  - Та-ак, бедные дети, вы и вправду сейчас будете очень бедные! - зловеще предрёк Тимурханов. - А женщины - тем более!
  Она опять прикусила губу.
  Тимурханов прошёлся по кабинету.
  - В общем, вы оба пока думайте. - Он повернулся к Ахмаду. - Люди нужны. Поговорим ещё, когда из Москвы вернёмся.
  - Из Москвы? - нарушил молчание Ахмад.
  - Я тебя в институт протезирования устроил. Завтра едем. - Он поднял руку. - Считай это свадебным подарком.
  - А потом на Таити! - радостно подпрыгнул Бек. - Хала дацахь (если не трудно)...
  - Тебя я, кстати, туда же устроил, - ласково отозвался Беслан. - Язык поменять...
  Бек открыл было рот и тут же закрыл.
  
  * * *
  В институт протезирования пускали всего на полчаса в день, и, выходя на крыльцо, она снова тоскливо вспомнила грозненскую больничку и узкую койку для послеоперационных. Подняла голову, посмотрела на окно палаты и улыбнулась - Ахмад, как всегда, уже сидел на подоконнике.
  Подъехавший Малхаз нетерпеливо просигналил.
  - Талгатовна! - Бек высунулся из машины. - Хочешь успеть на эту свою ярмарку, давай в темпе!
  В Москве для неё была только одна радость - новые книжки. А на ежегодной книжной ярмарке - книжки с авторскими автографами авторов.
  ...- М-м? - она нехотя поставила книгу обратно на стеллаж и обернулась к дёргавшему её за локоть Беку.
  - Вон сидит твой любимый писатель! - выпалил тот, указывая глазами куда-то влево.
  - Достоевский? - удивилась она, близоруко вглядываясь в кучку людей в камуфляже.
  - Бешеная, кончай придуряться, а? - вздохнул Бек. - Пушков. Помнишь, ты ещё рвала и метала?
  "Пояс шахидки", "Кровник", "Смертник", "Русский спецназ" и прочие изумительные произведения этого творца, наводнявшие российские прилавки, достойны были, на её взгляд, только одного - статьи УК "За разжигание межнациональной розни".
  Она опустила взгляд. А через секунду, потянув с головы лёгкую косынку, взлохматила пальцами волосы.
  - Ты чего? - Бек вытаращил глаза.
  - У меня есть мысль, и я её думаю... - пробормотала она, решительно стряхивая ладонь Бека со своего локтя и ввинчиваясь в толпу.
  Писатель был старше её лет на десять, лысоват челом и одутловат ликом, но молодецки расправил плечи под пятнистым комбезом, когда она, отстояв маленькую очередь, скромно присела перед его столом и открыла в ожидании автографа титульный лист его последнего шедевра, только что купленного.
  "Солдаты удачи".
  - Кому подписываю? - Он нацелился ручкой на страницу, глянув выжидающе и оценивающе.
  Оценивать было что.
  - Алисе, - пролепетала она, вскидывая ресницы разрекламированного тройного объёма. И глазки в их тени - ничего себе, а уж ножки...
  - А можно написать "С любовью"? - спросила она тихонько, снова на секунду взметнув робкий взгляд.
  - Нужно! - горячо заверил писатель. - Кстати, меня зовут Лев Николаевич...
  - Очень приятно! - воскликнула она. - Я все-все ваши книги покупаю, Лев Николаевич!
  - А почему, собственно? - Лев Николаевич приосанился ещё больше - вот-вот затрещит камуфляж. - Для такого... гм... нежного создания... такое суровое чтение...
  - Я обожаю читать про настоящих мужчин! - Она лихо закинула ногу на ногу, как Шарон Стоун в "Основном инстинкте", спиной ощущая сверлящий взгляд Бека.
  - Только... читать? - писатель несколько понизил голос, и она осознала наконец, что чувствует на охоте хищник.
  - Ну почему же... не только... - она медленно провела языком по приоткрытым губам.
  Шарон Стоун услужливо уступала место Сильвии Кристель.
  Мысль об Ахмаде равномерно вспыхивала в мозгу красным стоп-сигналом.
  Очередной камуфлированный поклонник таланта Льва Николаевича нетерпеливо кашлянул позади неё.
  - Может быть, мы продолжим нашу беседу в более приятной... и приватной обстановке? - Лев Николаевич решил ковать железо, не отходя от кассы.
  Помедлив несколько секунд, она кивнула и раскрыла вишнёвую раскладушку новёхонького "Самсунга":
  - Я дам вам свой номер. Можно?
  - Нужно! - писатель начал повторяться. Впрочем, его творения нетривиальностью тоже не блистали.
  Зная, что он смотрит вслед, она удалялась неторопливо, покачивая всем, что покачивалось.
  И поспешно свернула за угол, увлекая за собой догнавшего её Бека.
  - Спятила?! - только и выговорил тот. - Чего ты хочешь?!
  - Чтобы он получил своё! Эти его... книжонки, они ничуть не лучше, чем какой-нибудь... Кадет!
  - А... как?
  
  * * *
  Когда номер писателя погас в окошке телефона, она бросила мобильник в сумочку и в последний раз поглядела в зеркало. Платье, в котором она когда-то гастролировала в казино, всё ещё сидело, как влитое. Хотя чуть-чуть тесноватым стало в боковых швах.
  - Бешеная... - пробормотал Бек. - Может, всё-таки завяжем с этим делом, а? Пока не поздно.
  - Сдрейфил? - нежно спросила она.
  - Кто?! Я?! - задохнулся тот. - Окей, проблем яц!
  - Лиска... - вступил Гелани. - Если Ахмад с Бесом узнают...
  - Не узнают, - твёрдо сказала она и переглотнула. - Всё получится. Этот... червяк, он только у себя в книжках крутой. КIилло (трус)!
  - Тебе бы, блин, военные операции планировать! - буркнул Бек. - Ладно. Главное - заранее настроиться... По Кастанеде. Значит, так. Сперва нас будет мочить Бес. Потом - твой... Нет, сначала - твой, потом - Бес...
  - Я позвоню, когда мы поедем к нему из ресторана, - поспешно бросила она, открывая дверь.
  - А точно поедете? - крикнул Бек ей вслед.
  Обернувшись, она ехидно улыбнулась.
  Ресторан был неплох, но распробовать еду толком не удавалось. Лев Николаевич так красочно развёртывал перед нею сюжеты своих будущих бессмертных творений, что её начало мутить. Сам писатель отсутствием аппетита не страдал, а коньяк подстёгивал его красноречие.
  Во второй раз отлучившись в туалет, она позвонила Беку:
  - Большая Грузинская, девять. Где-то через полчаса поедем. У меня уже сил нет его слушать...
  - Дика ду, - только и сказал Бек, и связь разъединилась.
  Недоумённо пожав плечами, она нажала на кнопку "отбой".
  У Льва Николаевича на стоянке остался "пежо" последней модели, о чём он не преминул несколько раз ей сообщить, но из ресторана к его дому пришлось ехать на такси - писателя изрядно развезло. К счастью, Большая Грузинская была недалеко, но за двадцать минут дороги она двадцать раз пожалела, что на ней нет бронежилета.
  - Алисонька, ну что ты, солнышко, - обиженно бормотал он, утыкаясь ей в шею мокрыми губами.
  - Я не люблю торопиться... Лёва... - ласково отозвалась она, в очередной раз выскальзывая из его объятий. - Я не привыкла так... с мужчинами... но в вас есть что-то... что-то такое...
  Лёва самодовольно улыбнулся и ненадолго утих.
  Такси затормозило, и, пока писатель расплачивался, она выпорхнула на блестевший инеем в свете фонарей асфальт, зябко поёжившись в короткой шубке и не менее короткой юбке. Осталось только миновать охрану в подъезде элитного дома.
  Лев Николаевич галантно распахнул перед нею массивную дверь подъезда, начал что-то говорить, но вдруг осёкся, как-то странно всхрапнув. Обернувшись, она почувствовала, что ноги подкашиваются - за спиной писателя стоял Ахмад. Бек и Гелани маячили поодаль.
  - Гости - к вам, Лев Николаевич? - осведомился охранник, высунувшись из стеклянной будки, и она машинально ему улыбнулась.
  - Д-да... это со мной... - промямлил, сглотнув, Лев Николаевич, и какой-то деревянной походкой прошествовал к лифту. Ахмад шёл за ним почти вплотную, практически не хромая.
  Она обречённо переглянулась с пацанами и пошла следом, слыша позади их шаги.
  В зеркальном со всех сторон лифте Ахмад наконец немного отстранился от писателя, - пистолет мелькнул только на мгновение.
  - Вы... вы... - Лев Николаевич ненадолго обрёл дар речи. - Чего вы хотите?
  - Устроить читательскую конференцию, - сказала она негромко, поражаясь тому, как спокойно звучит её голос.
  - Ты... ты, су... - Писатель поперхнулся.
  Лифт встал.
  Лев Николаевич, нервно озираясь, с трудом попал ключом в замочную скважину навороченного замка, дверь лязгнула, открываясь. Уже не церемонясь, Ахмад втолкнул его внутрь квартиры. Бек, пошарив ладонью по панелям шикарного холла, зажёг свет.
  Ей хотелось отвернуться - не было сил смотреть, как, беспомощно моргая, корчится этот человек.
  - Возьмите денег... у меня много... всё равно вас поймают! Вы... вы, сволочи, чехи...
  - Чехи - в Чехии, - ровно сказала она.
  - Ты! А ты! Ты же - русская... ты позоришь...
  - Это вы русских позорите, - кулаки сжались сами. - Мой прадед с первой мировой четыре "Георгия" привёз, вот он - воевал! А вы...
  Подхватив за углы пакет, который был в руках у Бека, она вытряхнула его содержимое на паркет. Книги хлынули, переливаясь глянцем обложек.
  - Что вы хотите?! - Лев Николаевич с ужасом воззрился на свои произведения.
  - Ты их сейчас сожрёшь, - презрительно бросил Бек.
  - Я... что?! Нет!
  Ахмад достал пистолет, и писатель выставил перед собой ладонь:
  - Я... я...
  - Иди, - тихо сказал ей Ахмад.
  Она молча перешагнула через разноцветную кучу и открыла дверь.
  
  * * *
  - Ну, хватит, хватит чай солить. Дай сюда чашку. Побереги слёзы - скоро пригодятся.
  - Беслан А-алиевич...
  - Когда надо, ты сразу вспоминаешь, что ты женщина, правда?
  - П-почему? Я всегда помню...
  - Конечно, конечно...
  - Он... он меня теперь выгонит, да?
  - Ну, я бы не выгнал... Но даже у меня руки так и чешутся... И давно, учти. Ох, давно-о...
  - Как тебе вообще это в голову взбрело? Ладно, знаю - как обычно... Молчи, а то опять реветь начнёшь! Чёрт... час скоро, как Малхаз тебя привёз... Если их взяли, пора уже ехать...
  - Беслан Алиевич...
  - Сказал, молчи!
  
  * * *
  По стеклам пробежал отблеск фар.
  Не помня, как очутилась в прихожей, она замерла, обхватив себя руками.
  Ахмад, чуть прихрамывая, вошёл первым, за ним - мальчишки.
  - Ну? - только и спросил Тимурханов.
  - Кхардамхо (позорник), - процедил Ахмад.
  - Его на первой же книжке вывернуло, - брезгливо сморщился Бек. - Ну, тогда мы остальную макулатуру подпалили и ушли. Даже по морде не надавали...
  - Искать не будет?
  - Вряд ли, - Гелани пожал плечами. - Да и найдёт - что с того?
  Тимурханов устало покачал головой и глянул на Ахмада:
  - Как протез?
  - Я про него забыл, - ровным голосом отозвался тот и кивком головы указал ей на лестницу, ведущую на второй этаж.
  - А вы - живо ко мне в кабинет! - спокойно сказал Тимурханов, поворачиваясь к парням. - Хочу наконец узнать, почему вы всегда следом за нею лезете.
  Бек шмыгнул носом и безнадёжно поглядел на Гелани.
  Лестница казалась бесконечной, но всё-таки закончилась.
  Не зажигая света, Ахмад пропустил её вперёд и плотно прикрыл за собой дверь спальни.
  - ...Да-а... сам говорил, что никогда-а... - всхлипнув, пробубнила она наконец сквозь подушку.
  - Так разве я тебя бил? - Его ладонь бережно легла на её горевшие огнём ягодицы. - Слегка ударяйте непослушных, дабы вразумить...
  - Да-а... слегка-а...
  - Ну, вразумить-то всё равно не вразумил, - вздохнул Ахмад.
  Она невольно фыркнула:
  - Конечно, предыдущее же условие не соблюдено: отлучайте их от ложа...
  - Вот этого я точно никогда не смогу... - он опять вздохнул. - Знаешь, ты бы лучше ту книжку купила, помнишь, про которую тогда говорила... ну... "Боги, за что вы наказываете меня..."
  - "Мастер и Маргарита"?.. - заморгав, она приподнялась на локте.
  Он кивнул.
  Не сводя с него глаз, она нашарила на полу сумочку, а в ней - мобильник.
  - Бек?
  - Ты живая? - хмуро осведомился тот.
  - Почти, - хихикнула она невольно. - А вы?
  - Тоже почти... Ну, чего тебе?
  - Завтра с утра надо будет книгу одну поискать...
  - Че-го?! Книгу?! Какую ещё книгу?! Опять?! Не всех ещё накормила, что ли?! Книгу!!!
  Хмыкнув, Ахмад забрал у неё телефон и отключил его.
  - Так ты, значит, в прадеда такая...
  - Он был первым в Курске полным Георгиевским кавалером! - гордо выпалила она. - Вот только...
  - Что?
  - Да вот... он всю войну без единой царапинки прошёл... - она запнулась, - а когда домой возвращался... на первом в Курске трофейном велосипеде... его задавил первый в Курске автомобиль...
  Ахмад долгим взглядом поглядел на неё и наконец со стоном откинулся на подушки.
  - Болит? - вскинулась она тревожно. - Что?
  - Валлахи... Что... На велосипеде чтоб не смела ездить, вот что!
  - Ладно, - послушно кивнула она. - На велосипеде - не буду. Честное слово... Только на самокате...
  - Чего?!
  - Или на самолёте... Или... Мара йоллахь со (обними меня)...
  
  * * *
  - Всё-таки домой надумали возвращаться? Смотрите... Не рано ли? Может, здесь останетесь? Работу найду.
  - Её там полно. И потом... зря вы все, что ли, нам дом строили, Беслан Алиевич?
  - Лисичка, едете на войну... Я не могу ручаться, что...
  - Вам и не надо ни за что ручаться. Вы и так...
  - Поговори у меня, женщина!
  - Вы... обиделись? Я...
  - Ох, отстань. На себя не обижаются...
  
  * * *
  12.03.03
  Начало марта, а здесь уже так тепло - никак я не перестану этому удивляться... Благодатнейший всё-таки климат... только теперь в этой земле больше мин и осколков, чем семян и ростков...
  Но земля всё равно родит. Она, как мать, всех прощает...
  Что-то я расфилософствовалась... Ладно.
  Короче, дела наши такие - Ахмад работает у Беса в одной из его фирм. С протезами он уже так свыкся, что они совсем незаметны.
  Я всё-таки сдалась и вышла в "Маршу" корректором. Подсела на типографскую краску, видимо... Впрочем, Бес продолжает угрожать мне звёздной телекарьерой на частном ТВ-канале, - через третьи руки опять же принадлежащем ему, - что для такой старой нерпы, как я, по меньшей мере, смешно.
  Гелани с Беком, естественно, перебрались жить к нам, - не в редакции же, в самом деле, им обитать, - короче, как обычно, обслуживаю толпу мужиков. И ты ещё вспомни при этом, что нохчи воду не носят...
  В общем, верчусь, как белка в колесе.
  И ещё есть у меня одно подозрение... Ладно, потом... Поинтригую тебя пока. Боюсь сглазить. Потерпи уж, сан йишка...
  
  * * *
  Она ещё не успела толком проснуться, когда жёсткая ладонь Ахмада легла ей на губы.
  - Кто-то во дворе, - прошептал он. - Будь здесь, не выходи!
  Как он выскользнул за дверь, она не услышала. Поспешно натянула одежду. Села на кровать, обхватив себя руками.
  Сердце глухо билось.
  Когда она услышала за дверью ещё и голос Бека, не выдержала - выскочила.
  - Узнаёшь гостя? - глянул через плечо Ахмад.
  Ибрагим застыл у входа, держа правую руку под курткой, обводя всех затравленным взглядом. Гелани вошёл со двора, и тот развернулся к нему всем телом:
  - Говорю, один я!
  - Говори лучше, зачем пришёл. И выметайся, - бросил Бек.
  Ибрагим покосился на неё:
  - Салман... - Он переглотнул. - Салман стал шахидом.
  Дала гIазот къобал Дойла
  да примет Аллах его газават
  Она прислонилась к стене, прикрыла глаза.
  руки на затворе, голова в тоске
  а душа уже взлетела вроде
  для чего мы пишем кровью на песке
  наши письма не нужны природе
  - Он сказал... что ты обещала его простить.
  Она молча кивнула.
  - Он еще говорил... - Ибрагим запнулся, - он сказал, что ты вылечила его...
  пока не вспомнит рука
  дрожит кастет у виска
  зовёт косая доска
  я у дверного глазка
  под каблуком потолка
  Она поглядела на Ахмада.
  - И что? - спросил тот спокойно.
  Ибрагим по-прежнему смотрел только на неё горящим отчаянным взглядом.
  - Ты... а ты... ты можешь так же вылечить... меня?
  - Нет! - не раздумывая, бросил Ахмад. - Уходи.
  Ибрагим не отрывал от неё запавших глаз.
  - Ты... можешь?
  - Уходи, - повторил Ахмад сквозь зубы.
  - Ради Аллаха... - хрипло выдохнул Ибрагим.
  - Ради Аллаха! - отозвалась она эхом.
  - Нет! Больше никогда! - гаркнул Ахмад, схватив Ибрагима за плечо. - Уходи!
  Тот вырвался, полоснув Ахмада взглядом:
  - Пристрели меня тогда!
  - Другого кого поищи, - холодно проронил Гелани, тесня Ибрагима к выходу. - Давай-давай!
  Тот в последний раз отчаянно обернулся на неё с порога и исчез. Бек и Гелани исчезли следом.
  - Я тебе ещё тогда сказал - думать не смей даже! - с силой проговорил Ахмад. - Иди ложись.
  Она молча лежала, стараясь дышать ровно, до самого рассвета. Ахмад так же ровно дышал рядом, но она знала - не спал.
  Утром, накинув куртку, она только и успела, что спуститься с крыльца.
  Холодное дуло упёрлось ей в шею, а ладонь, сдавившая плечо, обожгла даже сквозь рукав.
  - Ну! - Ибрагим встряхнул её так, что она ударилась затылком об стену. - Лечи! - И оскалился, поворачиваясь к выскочившим на крыльцо Ахмаду и Беку: - А вы - стоять! Я её убью! Ясно?
  - Парень, у тебя же температура, - сказала она тихо. - Ты что, здесь, во дворе, ночевал? С ума сошёл?
  -Тебе-то что?! - Ибрагим еще раз встряхнул её, и Ахмад дёрнулся вперёд.
  - Собар де (подожди)! - выдохнула она и повернулась к Ибрагиму: - Ты что же думаешь, я смогу это сделать вот так?.. под пистолетом?
  Тот заморгал. Металл по-прежнему леденил ей кожу.
  - Так ты ничего не добьёшься. - Она сглотнула. - Совсем. Даже если меня застрелишь.
  Он молча смотрел ей в лицо, на грязной шее бешено пульсировала жилка.
  Медленно подняв руку, она коснулась ладонью его всклокоченных волос, и он вздрогнул. Пистолет опустился, Ибрагима шатнуло, и он скорчился, захлёбываясь то ли кашлем, то ли рыданиями.
  Она присела рядом и обхватила его за плечи. Ахмад, мгновенно оказавшись возле них, выдернул у него из рук пистолет, сунул подлетевшему Гелани. Сгрёб её и Ибрагима в охапку, толкнул к крыльцу:
  - Домой!
  У Ибрагима лязгали зубы, он хватал воздух запёкшимся ртом, но глаз с неё не спускал.
  - Ты что, в яме был? - тихо спросил Гелани.
  Тот молча кивнул.
  Ахмад с размаху захлопнул за собой дверь:
  - Ну что ты уставился на неё, парень? Я тебе сказал - она не может!
  - Я могу. - Она подошла вплотную, положила руку ему на плечо. - Вот отказывать - не могу. Пропадёт.
  - Кто? - Ахмад сжал её пальцы. - Он?
  - Он тоже. И это всё... пропадёт. А мне это ещё дочери передавать...
  Она улыбнулась, глядя на их ошалелые лица.
  
  * * *
  04.05.04
  Ну что ж, дорогая моя, на переднем у нас передышка... спят в окопах друзья, тишина на крутом берегу...
  В том смысле, что Бес, похоже, надолго решил взять тайм-аут от политики. А я... я всё-таки взялась вести на его канале миленькую образовательную программу для детей, что здесь совсем не лишнее: "Льва показываю я, посмотрите, нате - он теперь не царь зверья, просто председатель..." Актуально, ага?
  А вообще пора, пора мне уже хорошенько вспомнить детские стишки - скоро пригодятся... Вижу, как ты настораживаешь ушки - всё верно, моя дорогая. Даже моя мама пока не знает о том, что я скоро стану мамой. Ну, не так, чтобы уж очень скоро - по моим подсчётам, осенью.
  Честно? Боюсь.
  Но домой не поеду всё равно. Будь, что будет, Аллах велик...
  
  * * *
  - Беслан Алиевич... - Она слышала свой голос будто со стороны. - Я немножко опаздываю... но сейчас приеду. Вы, пожалуйста, кого можете... а лучше всех... пошлите на улицу меня встречать, минут через пять. Наверное...
  - Бешеная, что!..
  Она мгновенно отключила мобильник и, беззаботно подойдя к уазику, стоящему возле райотдела, улыбнулась высунувшемуся покурить водителю.
  На встречу с делегацией ПАСЕ, которую привез Тимурханов, придётся ехать с ветерком.
  Водитель из-за приоткрытой дверцы оценивающе оглядел её причёску, и наряд, и боевую раскраску, и кокетливую сумочку, и супернавороченный мобильник в руке.
  - Могу я вас попросить? - она снова солнечно улыбнулась парню в камуфляже. - У меня в телефоне фотокамера. Сфотографируйте меня, пожалуйста!
  Тот завороженно уставился на телефон и невольно протянул руку. Крепко обхватив его запястье, она изо всех сил дёрнула парня к себе, и тот кубарем скатился на землю.
  Через мгновение она уже была на месте водителя.
  Она раскрыла сумку, повернувшись к оцепеневшему рядом милиционеру из местных, - в сумке была всего лишь косметичка, но тот, совсем молоденький пацан, не сводя с неё глаз, судорожно переглотнул:
  - Сан йиша...
  - Ваш эра дац ас хьоьх (ты мне не брат)!
  Парень сполз с сиденья, и, не дожидаясь, когда он захлопнет за собой дверцу, она вывернула ключ зажигания.
  Нога втопила педаль газа до упора, и тут же взвыл магнитофон, видимо, настроенный на сие нехитрое действие.
  - Если нам скажут - ваш поезд ушёл, мы скажем просто, что подождём другой! А чтоб на перроне скучать не пришлось, мы накроем стол и выпьем за любовь! Ха-ра-шо! Всё будет ха-ра-шо!
  Машина прыгнула вперёд.
  Сзади грохнули первые выстрелы. Очухались, молодцы.
  - Всё будет ха-ра-шо, я это зна-аю! Ха-ра-шо! Всё будет ха-ра-шо! Ой, чувствую я, девки, загуля-яю, ой, загуля-яю! Труба!
  Из маленького зарешеченного окошка за её спиной заорали, перекрикивая Сердючку:
  - Бешеная! В раю, ИншаАллах, гурией ко мне пойдёшь?!
  - На пол ляг, баран! - заорала она в ответ. - Мой тебе покажет гурий! Все семьдесят две штуки!
  Ваха, двадцатипятилетний сосед, исчез неделю назад - увели, как всегда, ночью. Родные, как всегда, обили все пороги. И вот только что, получив допуск к делегации ПАСЕ, она встретилась с ним взглядом, когда его, избитого почти до неузнаваемости, заталкивали в уазик. В его взгляде было прощание.
  - Если наутро болит твоя голова, мы скажем прямо - ты не умеешь пить! Но как некрасиво лечиться одному - лучше с коллективом выпить по чуть-чуть! И будет ха-ра-шо!
  - Ты там один?! - проорала она опять.
  Ваха снова просунулся в окошко, вцепившись в решётку - блестели зубы на черном от синяков лице:
  - Трое нас тут, сан дог (сердце моё)! Всем - Джаннат (Рай), шахиды, ИншаАллах!
  - Мне - Джаннат, а вы - покататься вышли! Рады на чужом горбу в рай въехать! Шахиды! ИншаАллах! - Сердючку перекричать было сложно, но можно.
  Так же, как и их ржание.
  Пули щёлкали по машине, но она будто смотрела кино в зрительном зале с системой "Долби диджитал".
  Ваху отбросило от окошка, но через минуту он появился вновь.
  - Куда катим?!
  - К Бесу! Или к гуриям!
  Встречные машины шарахались к обочине.
  Впереди был пост.
  - Ха-ра-шо! Всё будет ха-ра-шо! Но чувствую, я, девки, загуля-яю, ой, загуля-яю! До субботы точно!
  Она нажала на сигнал, и уазик завыл дуэтом с Сердючкой. Выстрелов не было слышно.
  Только посыпалось лобовое стекло.
  Потом боковое.
  Она не пригибалась, только зажмурилась на миг.
  - Чувствую, я, девки, загуля-яю, ой, загуля-яю! Давай!
  Бес, честь ему и слава, вывел наружу из здания всех лордов и леди, а также бледи... в виде корреспондентов обоих полов.
  Тормозим аккуратно.
  Теперь мотор заглушить...
  Всё.
  Тишина.
  Приехали.
  Тимурханов первым распахнул дверцу, от которой осталось одно название. И оцепенел, побелев.
  - Я в порядке, Беслан Алиевич... - Она краем глаза глянула в боковое зеркало, как ни странно, целое: по лицу струйками бежала кровь, крошечные осколки стекла поблёскивали в ранках. - Без паранджи теперь никуда и не выйдешь... - Голос был совершенно чужим, всё вокруг завертелось. - Я вот... Ваху нашла... вы только моему не говорите... а то Ваха меня тут в гурии приглашал... я... я больше не буду... честно...
  Тишина.
  Темнота.
  
  * * *
  Порезы, залитые йодом, нестерпимо жгло, и она зажмурилась, упорно повторяя:
  - Ничего бы не было! Я же знала!
  Тимурханов и Гелани так же упорно молчали, и её начало трясти.
  - Ну скажите же что-нибудь!
  - Муж пусть с тобой говорит... - наконец отозвался Тимурханов. - Хотя я б на его месте не разговаривал - на цепь тебя, и к кровати!
  - Ты что, просто позвонить и предупредить не могла?! - срывающимся голосом спросил Гелани.
  - Не могла! Они бы их увезли уже, и тогда всё! - Горло у неё сжалось.
  В коридоре прозвучали торопливые шаги, которые она узнала бы где угодно.
  Ахмад рванул на себя дверь и застыл.
  От его взгляда она вскочила. И метнулась к нему, прячась в его объятиях.
  - Ничего бы со мной не случилось! Честное слово! Я знала! А он... Ваха... он же у тёти Томы один остался... последний! У неё же всех убили, всех! Так как же я могла-а... И я теперь такая стра-ашная... Ты на меня теперь никогда даже не посмо-отришь...
  - Валлахи... - пробормотал Тимурханов.
  Ахмад прижал ладонью её голову к своему плечу, и она затихла.
  Снова хлопнула дверь.
  - Бешеная, ты как это?!.. Уазик во дворе!.. - Бек задыхался. - Я как его увидел, так чуть не обос... ч-чёрт!
  - Один ты, что ли?! - мрачно проворчал Тимурханов. - Я от её штучек уже весь седой в сорок лет!
  - Она там ревёт у тебя или смеётся? - подозрительно поинтересовался Бек.
  - Где Ваха? - тихо спросил Ахмад, поглаживая её обмотанную платком голову.
  - Домой сейчас вместе поедете, - ответил Тимурханов, помолчав. - А тех двоих я к себе возьму... после больницы. Одного я раньше знал. Ох, и шум поднялся...
  - А те чего говорят? - выпалил Бек.
  - А что они могут сказать? - пожал плечами Беслан. - К НВФ все трое не принадлежат, их уже собирались освобождать, а побились они так у неё в машине. Ногти вырванные, наверно, тоже... - он запнулся. - Ладно. Всё обошлось, альхамдулиллах... Домой? Или ты пресс-конференцию желаешь собрать, звезда?..
  Она в ужасе замотала головой.
  - На пресс-конференции к звёздам надо приходить подготовленными! - радостно проорал Бек с точной интонацией Киркорова.
  - Ну, как хочешь! - хмыкнул Тимурханов. - Хотя ты и так обойдёшь все обложки...
  - Ого! "Таймс"? "Вашингтон Пост"? - возликовал Бек. - Или что там ещё у буржуёв?
  - "Бурда морда"... - пробормотала она, закрыв глаза, когда Ахмад приподнял ей подбородок. - А волосы остричь пришлось, там стекла набилось...
  - Вау! - Бек вскинул большой палец. - Ты теперь будешь как Тринити? Класс!
  - Помолчи хоть немного, а? - устало вздохнул Тимурханов.
  - Между прочим, - перебил Гелани, - журналюги торчат внизу, а Ваха им там тако-ое гонит...
  - Гос-споди... - простонала она.
  - Ага, чего-то про гурий молотит! - подтвердил Бек.
  - Это он, наверно, головой ударился! - торопливо сказала она. - В машине!
  
  * * *
  успокой меня глазами, успокой меня душой
  и босыми встань ногами на сердечную мозоль
  ой, доставь мне наслажденье, исцарапай спину мне
  мне явись как исцеленье, светом будь в моем окне
  светом будь в моем окне
  Ахмад бережно перебирал пальцами её волосы.
  - Плохо, да? - спросила она подавленно.
  - Хорошо... - отозвался он немедля.
  - Нет, я про волосы! Я... - Она обиженно осеклась - он вздрагивал от сдерживаемого смеха. - Всё, больше ни слова не ска... м-м... да дай же ска...
  обними меня глазами, обними меня душой
  как пред строгими богами, я перед тобой одной
  обними меня покрепче да прижми к своей груди
  мне так будет много легче позабыть и перейти
  позабыть и перейти
  - Ну дай же сказать! Ты меня простил?
  Он перевернулся на спину, снова взъерошив ей волосы:
  - Иногда жалею, что курить бросил... Мне тебя прощать не за что. Ты всегда делаешь то, что надо делать, сан безам (моя любовь).
  Она затаила дыхание:
  - Что?
  - И я не боюсь тебя потерять, - продолжал он, не слыша. - Потому что за тобой пойду. Я не хочу только потерять... - он накрыл ладонью её чуть округлившийся живот.
  поцелуй меня глазами, поцелуй меня душой
  оборвать все нити сразу легче, нежли по одной
  стебель жизни очень тонок, не губи его, шаля
  где-то там не спит ребенок, так похожий на меня
  так похожий на меня
  - Прости, прости, прости... - она уткнулась лбом в его плечо. - Хьай десар (пожалуйста)...
  - Ты делаешь то, что должна делать, - повторил он глухо. - Не плачь. Спи, моя... гурия.
  Она резко вскинула голову, и он опять тихо рассмеялся.
  успокой меня глазами, успокой меня душой
  и босыми встань ногами на сердечную мозоль
  для меня ты ангел божий, без тебя такая муть
  мне скажи - ты мой хороший, и ещё чего-нибудь
  и ещё чего-нибудь
  
  * * *
  И всё же такой свадьбы, которая гремела сейчас во дворе у Вахи, ей бы для себя не хотелось. Хотя бы потому, что самого Вахи, согласно обычаю, на свадьбе не было.
  Солнце припекало, а на кухне у тёти Томы вообще дышать было нечем. Двоюродные и троюродные сестры, племянницы и снохи тараторили все разом.
  Она наконец присела, с наслаждением вытянув гудящие ноги, и тётя Тома сунула ей в руки стакан с ледяным морсом.
  Выстрел со двора ударил плетью.
  После полумрака кухни в глазах замелькали радужные круги, и она не сразу разглядела шестерых в камуфляже. И не сразу узнала того, кто стоял впереди всех. Да и того, на кого он указывал.
  - Сдайся сам, тогда здесь крови не будет, - хрипло сказал человек в камуфляже, который когда-то, - так давно, - был ею. И знал про неё всё. Саид.
  Тот, на кого он указывал, так же хрипло рассмеялся. Автомат, враз появившийся в его руке, привычно смотрел Саиду в живот. И про этого она знала всё, потому что тоже была им. Муса.
  Она шагнула вперёд, мимо мёртво молчащих мужчин, мимо женщин, судорожно прижимавших к себе детей, минуту назад вперегонки носившихся по большому двору.
  - У меня нет белого платка, чтобы вам бросить, - выговорила она тихо, глядя в глаза Мусе и видя - узнал. - Вот полотенце - могу.
  - Свадьба же тут, - повернулась она к Саиду. - Свадьба!
  - Отойди, Бешеная! - выдохнул тот. - Прошу, отойди!
  - Ты же мой брат! - выкрикнула она сквозь хлынувшие слёзы. - И ты! - Она протянула ладонь к автомату Мусы.
  Ахмад уже стоял у неё за спиной, крепко обхватив за плечи.
  - А это мой муж! И это свадьба моего соседа! И... и не смейте её портить!
  ...- За ним всё равно придут, - обернулся Саид уже от ворот. - Так что убирайся, пока не поздно... бра-ат... - Его губы растянулись в невесёлой усмешке. - Пока мы всех вас, шайтанов, не перебьём, война не кончится!
  - Война кончится, когда ты с ним за такой вот стол сядешь! - крикнула она.
  - С ним? - осклабился Муса. - Он же мунафик (вероотступник), у русаков на посылках!
  - А я тогда кто? - Она безуспешно пыталась вырваться из стальной хватки Ахмада. - Я кто?!
  Ошалело поглядев на неё, Муса вдруг безнадёжно махнул рукой.
  Совершенно так же, как Саид у ворот.
  Грянул хохот.
  За воротами загудел мотор.
  Ахмад осторожно разжал ладони, которыми она прикрыла лицо.
  - Ты как, Бешеная? - испуганно спросил взявшийся невесть откуда Ваха.
  - Ты что тут делаешь? - спохватилась она. - Тебе же нельзя... уходи давай! ой, нет, подожди! Я же тебе подарок... вот...
  Ваха покрутил в руках диск, потыкал кнопки на панели новенького, свежеподаренного музыкального центра.
  И согнулся пополам от хохота.
  - ...Если нам скажут - ваш поезд ушёл, мы скажем просто, что подождём другой! А чтоб на перроне скучать не пришлось, мы накроем стол и выпьем за любовь! Ха-ра-шо! Всё будет ха-ра-шо! Всё будет ха-ра-шо, я это знаю...
  
  * * *
  10.07.04
  Почему я так редко пишу? Хороший вопрос, сан малх, солнце моё...
  "Пуля метит в ментик, попадает в клёны..." - помнишь эту Риткину песню?
  С каждым днём тут я всё больше и больше от вас отдаляюсь... - вот в чём ужас-то... Я не только тебе всё реже и реже пишу и звоню - своим тоже.
  Помню, когда Сашка, наш с Гелани, с Артуром и Беком брат, уезжал отсюда домой, он так не хотел этого, плакал. Это мы его уговорили. Клялся писать. Написал три письма - я их храню. Дальше - всё. Он перелистнул эту страницу своей жизни. И нас.
  Я не могу вас перелистнуть, но пишу и звоню вам - как будто в другой мир.
  Я не могу описывать вам все то, что здесь происходит, что я думаю и чувствую - это будет невыносимо для вас.
  И уехать отсюда, - на чём настаивает Бес, - я тоже не могу.
  
  * * *
  Она еле-еле отыскала настойчиво верещавший мобильник - в кармане кухонного фартука. Мужской голос в трубке был ей знаком, но она поняла, кто это, лишь когда он нетерпеливо сказал:
  - Оздоев! Бешеная, не перебивай, не могу говорить, меня вот-вот возьмут. Надо получить газету. Свежий номер...
  - ...в типографии, в Хасавюрте...
  - ...там данные от "Мемориала", сводки, интервью... нас пасут... плотно. Очень плотно. Больше мне просить некого - это ж всё-таки твоя газета... хоть и с плавничками, - в трубке прозвучал хрипловатый смешок.
  - Тимыч! - взмолилась она, не зная, что сказать.
  - Давай, Бешеная!
  Отбой.
  И Бес опять уехал.
  И до Хасавюрта ещё надо добраться.
  Она набрала номер Бека, и, ещё до того, как пошли гудки - отбой.
  Другой номер.
  - Ты домой когда?
  Что-то такое, наверное, Ахмад услышал в её голосе:
  - Еду.
  Ахмад в последний раз проверил бумажник - документы, деньги. Глянул на неё исподлобья - она стояла, прислонившись к кухонной двери, вертела в руках фартук, кусая губы.
  - Не возьму! - отрезал он. - С ума сошла?
  Она привычно коснулась ладонью живота, сказала тихо:
  - Мне надо ехать. Я чувствую. Ты говорил... ты же говорил тогда... я всегда делаю то, что надо делать.
  Глубоко вздохнув, Ахмад тоже привалился к двери, закрыв глаза:
  - Запомнила всё-таки...
  На улице просигналила машина. Малхаз.
  - Сан диканиг (мой хороший)... - пробормотала она отчаянно. - Я же твой талисман...
  Он потряс головой:
  - А твой талисман где, Бешеная?!
  - Ты. Ты, ты... - Она положила руки ему на плечи.
  - Тётя Тома, за домом пригляди, ага? - крикнула она через забор развешивающей бельё соседке. - Мы к вечеру вернёмся! Или утром...
  - Валлахи... - простонал Малхаз еле слышно, поднимая глаза к небу.
  - Всё получится! - сказала она бодро, захлопывая за собой дверцу. - Будут останавливать - едем в роддом.
  - В дурдом! - процедил Малхаз сквозь зубы. - Далась тебе эта газ-зета! - Последнее слово прозвучало ругательством. - А ты, парень... - Не закончив фразы, он покрутил головой и нажал на газ.
  Переглянувшись, они промолчали. Ощупью она нашла ладонь Ахмада, крепко сжала, прикрыла глаза.
  
  * * *
  В Хасавюрте оказалось гораздо меньше типографий, чем она предполагала. Всего две.
  Пожилой ингуш сверкнул зубами из-под седеющих усов, загрузив в машину десять пачек газет, завернутых в яркие предвыборные плакаты с бодрыми лицами кандидатов:
  - А за риск? Редактора-то взяли, я знаю...
  Ахмад молча сунул ему тысячную купюру.
  В машине она торопливо подраспустила бечевку на одной из пачек, достала газету, пачкая пальцы свежей типографской краской.
  Ахмад быстро обернулся с переднего сиденья:
  - Убери.
  Малхаз негромко ругнулся.
  Дорога была перекрыта тремя вставшими поперёк неё машинами.
  Видя, как люди в камуфляже выволакивают пассажиров из шедшей впереди них голубой "нивы", она ещё успела удивиться, что не видит здесь обычного при такой картине БТРа. И перестала дышать, когда ударила короткая автоматная очередь.
  Жесткая рука Ахмада почти швырнула её вниз, под сиденье, и она уткнулась лицом в знакомо пахнущие краской пачки.
  Передняя дверь распахнулась.
  - Выходите! Корки показывай! Менты есть?
  Ахмад сам вытащил её за локоть, заслоняя собой. Малхаз протянул документы троим в камуфляже, с зелёными повязками на головах.
  - Мунафики? - прищурился старший из них, поводя стволом "калаша". Мельком глянул на развёрнутые паспорта: - Баба - русская? Чья?
  Закрыв её всем телом, Ахмад молчал. Вцепившись ему в запястье, она глядела, не отрываясь, из-за его спины в тёмные глаза боевика, показавшиеся смутно знакомыми. Тот медленно опустил руку с документами:
  - Лиска?
  Она шагнула вперёд, всё ещё не узнавая, не веря. Пробормотала пришедшее вдруг на ум из полузабытой книжки, прочитанной давным-давно:
  - Тельико Луннгревинк Леторт. Сокращённо Пенсток. Друзья называют меня Дуду...
  Глаза в густой тени ресниц распахнулись, заветренные губы дрогнули в усмешке:
  - Не меняешься. Муж твой?
  Она кивнула. Горло сжималось.
  - В машине что?
  - Газеты.
  - Не меняешься...
  - Ты кто? - резко спросил Ахмад.
  Она протянула правую руку ладонью вверх.
  Белёсая нитка старого шрама ещё виднелась - Бек глубоко резанул тогда, кровь долго не унималась, пятная алым пыльную серую землю.
  Боевик сунул документы обратно Малхазу, перехватил автомат другой рукой и тоже раскрыл правую ладонь:
  - Салам, сан йиша... Что, не позовёшь теперь с собой?
  - Артур... - прошептала она, облизнув губы.
  - Хамзат! - крикнули ему сзади, и тот медленно-медленно стал поворачиваться. Снова хлестнули выстрелы, взвизгнули тормоза...
  Она пыталась вырваться, когда Ахмад с Малхазом заталкивали её под машину, потом уткнулась лбом в сухую каменистую землю и зажала уши. Но выстрелы грохотали, разрывая мозг.
  Наступившая вдруг тишина ударила сильнее выстрелов.
  Кровь так быстро буреет в пыли...
  А глаза его всё ещё оставались живыми. Родными.
  Артур разжал окровавленные пальцы, стиснувшие рану под грудью:
  - Бешеная, не надо... Я не хочу... Увозите её. Уезжайте...
  Она забилась в железных руках Малхаза, видя, как гаснут эти глаза.
  - Я могу... я же могу... - захлёбываясь, бормотала она. - Пожалуйста... Он не умрёт... Пустите меня...
  - Наш брат уже в Раю, ИншаАллах, - сипло проговорил человек в камуфляже, опускаясь на колени и проводя ладонью по лицу Артура. - Смерть - это дверь, и все люди входят в неё, сказал Пророк, алайхи-соляти вассалам...
  - Мой брат! - яростно крикнула она. - Он мой! Как я его оставлю?
  - Уезжайте, - повторил тот слова Артура, подхватывая его автомат. - Мы заберём его. Если прорвёмся. Дала гIазот къобал Дойла...
  - Газета... - прохрипела она, когда позади остался последний блокпост на въезде в город, - Малхаз совал в окно деньги, не считая, и машину даже не досматривали, - и подняла растрепанную голову с пыльного сиденья. - В редакцию везти нельзя. Позвони Беку... Я... я ему расскажу про... про...
  Она зажмурилась.
  
  * * *
  - Не спишь?
  - ...Нет.
  - Уезжай к своим.
  - Нет.
  - К моим.
  - Нет. Я без тебя никуда не поеду, разве ты не понимаешь?
  - Я бы потом приехал.
  - Нет. Мы не можем расставаться. Что-то случится... я знаю...
  - Не говори так! Ну послушай... сан дог, ты не можешь знать...
  - Я знаю.
  - Ты просто не в себе... после этого...
  - Тогда я всё время не в себе. Молчи... пожалуйста.
  - Почему ты не плачешь, сан безам? Лучше б ты плакала...
  - Зачем? Всё равно смерти нет... Только смена миров...
  
  * * *
  20.08.04
  Всё-таки они все вместе меня уговорили, Лен. Он отправляет меня к своим родным, в село. Это не так далеко, - да тут, строго говоря, всё рядом, не Сибирь, чай... - и он клялся, что приедет, как только сможет. Бес поручил ему какие-то свои дела, я уж и не знаю, какие. Бес - единственное наше прикрытие, не знаю, как долго его имя будет срабатывать здесь.
  Ладно.
  Есть и хорошая новость, как ни странно.
  Помнишь девчушку, которую мы с Беком нашли в Москве, Мадину? Бек всё шутил, что когда-нибудь он на ней женится. Представь, она вернулась в Грозный, Бек её увидел, и... пропал козак для всего козацкого рыцарства...
  Так-то вот. Жизнь продолжается... и столько чудес в ней совершается... и каждый из нас за счастье сражается...
  
  * * *
  Сидя на краю дивана, Бек вертел в руках мобильник и лишь изредка подымал взгляд на Мадину. И зря - когда из глубоких её глаз исчезли загнанность и безысходность, она расцвела и засияла.
  И тараторила, не закрывая рта, рассказывая про училище культуры в Краснодаре, которое она только что закончила, получив диплом библиотекаря, и про грядущую работу в школе, и про то, что она уже договорилась с дядей, чтобы младшая сестренка переехала к ней жить...
  Бек совсем понурился на диване.
  - Лиска, - наконец проговорил он, - тут Бес собирается приехать, между прочим...
  Она поймала себя на том, что улыбается - наверное, в первый раз за последние дни.
  - Чего ты смеёшься? - Бек обиженно нахохлился.
  Она переглянулась с Мадиной, и обе прыснули.
  - Да ну вас! - буркнул Бек, махнув рукой, и поднялся. Глянул мельком в окно. - Валлахи, Лиска!
  - Что? - она тоже вскочила.
  - Вот и он...
  Под окнами нетерпеливо засигналили два "джипа".
  -... Так что, - спросил наконец Тимурханов, тоже внимательно послушав про училище в Краснодаре и школу, - что вам на свадьбу-то дарить?
  Мадина и Бек вытаращили глазищи. Потом, ахнув, Мадина схватилась за пунцовые щёки и вылетела в другую комнату - как вихрь прошумел.
  Тимурханов захохотал и налил себе ещё чаю.
  - Беслан Алиевич! - сказала она укоризненно, сама с трудом удерживаясь от смеха.
  - А что? - глянул тот невинно. - Я ничего не забыл, всё помню. Или ты, дик кIант, забыл?
  Бек прикусил губу.
  - Да я-то помню... - выдавил он наконец. - Она, небось, не захочет...
  - Она? Не захочет? - Беслан поднял брови. - Алиса Талгатовна, разберитесь-ка! А мы пока продолжим разговор насчёт подарка...
  - На Таити их отправьте! - выпустила она парфянскую стрелу, выходя, и услышала, как зашипел бедный Бек, и снова рассмеялся Тимурханов.
  О свадьбе решили поговорить попозже. Прячущие глаза Мадина и Бек лишь изредка косились друг на друга, Беслан наслаждался, подшучивая над обоими, а ей хотелось только одного - чтобы все побыстрее ушли. Прорвавшийся смех привёл за собой подступавшие к горлу рыдания, и она боялась, что не выдержит - сорвётся при всех.
  Внимательно посмотрев на неё, Тимурханов поднялся:
  - Твой муж где?
  - Сказал, в три придёт, - едва шевеля губами, проговорила она.
  Тот глянул на часы:
  - Тогда мы поедем, с твоего разрешения. Куда вас подвезти, ребята?..
  Она прислонилась к стене, слыша шум моторов, и, зажмурившись, как тогда, в машине, ударилась затылком об стену, чтобы одна боль хоть немного заглушила другую. В ушах зазвенело, и сквозь этот звон она еле услышала голос Бека:
  - Лиска!
  Он схватил её за плечи и притянул к себе.
  - Ты... зачем... - выговорила она.
  - Ш-ш... ты плачь, плачь... - мягко сказал Бек, и она в голос завыла в его крепких объятиях, не сдерживаясь больше.
  Очнувшись немного, она потерлась лицом о рубашку Бека, и без того мокрую насквозь.
  - Я тебе... испортила... рубаху... - Собственный шёпот был ей еле слышен. - Ты прости, сорвалась...
  - Плевать, - сдавленно пробормотал Бек. - Я тебе брат или где?
  - В Караганде... - Она стояла, по-прежнему зажмурившись. - Сан ваш, что же делать-то? Когда же кончится всё это? Как нам жить? Я боюсь, я так боюсь, Бек!
  - Почему ты не хочешь уехать отсюда, Лиска?.
  - Без него я не поеду.
  - Уезжайте вместе!
  - Куда? - Она горько хмыкнула. - На Таити, что ли? Ты-то не едешь... Он не поедет. Не поеду и я. Наш ребёнок должен здесь родиться... Ты чего?
  Бек вздрогнул. Чувствуя, как поворачивается внутри плод, она улыбнулась.
  - Не бойся, не сию минуту...
  - Фигасе... - Бек захлопал ресницами. - Во напугали...
  - Ваш сан... - она отстранилась, заглянула ему в лицо, - знаешь, я так давно не слышала, чтоб ты пел...
  - А я не пою больше... - сказал Бек спокойно, как отрезал: - Харам.
  
  * * *
  Она распрямила на пальцах вязанье, - бело-зеленые крохотные носочки, - довольно повертела туда-сюда и снова затянула потихоньку всё ту же песню - в несчётный раз. Ложилась на душу потому что. dd>  Видно, мужчины, тихо, но бурно спорящие за столом, всё-таки прислушивались, потому что Бек обернулся:
  - Бешеная, ты к чему это вообще?
  Она пожала плечами:
  - Могу сменить репертуар. Враги сожгли родную хату...
  Теперь они все обернулись.
  Ахмад поднялся, подошёл, спросил тихонько:
  - Ху хилла?
  - Да ничего не случилось... - она уставилась в вязанье. - Так просто...
  - Ехать не хочешь?
  - Ехать не хочу. Вас слышать - тоже. - Она тяжело поднялась, потёрла поясницу.
  В сроках произошла явная ошибка. Ходить становилось всё труднее день ото дня.
  - Опаньки! - ляпнул Бек и смолк под взглядом Тимурханова.
  - В мой огород камешек, Алиса Талгатовна? - поинтересовался тот, сузив глаза.
  - В ваш, в ваш, Беслан Алиевич... - отозвалась она почти нежно.
  - И какие, собственно, у вас ко мне претензии?
  Она снова поглядела в вязанье, покусала губу. Тряхнула головой:
  - Вы ищете только собственной выгоды. Как обычно.
  - Это преступление? - Тимурханов тоже поднялся, рассматривая её в упор.
  - Ну что вы... - Она неожиданно успокоилась. - Я вас ни в чём не упрекаю.
  - Баркалла! - немедленно откликнулся тот. - Оставь её! - это уже относилось к Ахмаду. - Хочу послушать. Я теперь редко её слышу.
  - Нарезать сермяжную правду-матку, Беслан Алиевич? Тонкими ломтиками, астагфируллах... Что ж... Вы хотите, чтобы за вами шли люди. И они пойдут, потому что устали от войны, потому что не видят выхода... потому что потому. И зря.
  - Продолжайте, Алиса Талгатовна, я весь внимание! - Беслан всё-таки достал сигарету, но курить не стал, смял в пальцах.
  - Мультик такой был, "Пёс в сапогах" назывался...
  Оздоев откровенно расхохотался, откинувшись на стуле. Бек тихо замычал.
  - ...Так там говорилось: "Остались только худшие? Тогда возьмите лучших из худших!" Вы только не обижайтесь, Беслан Алиевич...
  - Да что ты, я прямо-таки польщён! - Тимурханов отшвырнул безвременно погибшую сигарету. - Ну, "лучших" - понятно. А почему, собственно, "худших"?
  - Я уже сказала. Потому что вы, как все, ищете выгоды для себя. А вашему... - она запнулась, - нашему народу сейчас нужен Данко. Который способен пожертвовать собой ради этого народа.
  - Вам вообще сколько лет, Алиса Талгатовна? - вкрадчиво осведомился Тимурханов, склонив голову набок.
  - Я уже впала в старческий маразм! - отозвалась она немедля.
  Оздоев снова захохотал, хлопая себя по коленям. Бек фыркнул.
  Она испуганно покосилась на Ахмада - глаза у того блестели.
  Тимурханов свирепо огляделся и махнул рукой:
  - Это единственное, что тебя спасает!
  - Я знаю, - поспешно согласилась она.
  - Данко! - Он покрутил головой. - Валлахи, я-то пока не в маразме!
  - Я знаю...
  - За мной люди, которые со мной уже много лет, и я за них отвечаю!
  - Я знаю...
  - Сядь, а? - попросил Тимурханов, снова опускаясь на стул.
  - И спой что-нибудь другое, - подсказал Ахмад, улыбаясь.
  тхо цкъа а цхьаннена къарделла совцур дац
  Iожалла, я маршо - шиннех цхьаъ йоккхур ю
  йижараша тхан чевнаш эшаршца ерзайо
  хьомсарчу бIаьргаша хьуьнаршна гIиттадо
  ("Никогда никому не покоримся, свобода или смерть, наши сестры нам раны песнями латают, глаза любимых в бой подвигают..." (Народная песня)).
  * * *
  10.09.04
  Не поверишь, но я вот-вот стану, наконец, "честной женщиной" - завтра мы идём в ЗАГС. Знаю, что не смешно. Извини. В принципе, это мне и не нужно, но может пригодиться, когда (и если) я на какое-то время останусь без него. Но с его семьёй.
  "Кавказскую пленницу" помнишь? "Отсюда у меня два пути: или я веду ее в ЗАГС, или она ведет меня к прокурору... Не надо? Что не надо, сам не хочу..."
  Ладно, расколюсь - мои-то ведь так ничего и не знают про мою беременность. Потом, когда всё закончится, тогда и сообщу. А сейчас... они же примчатся сюда, не приведи Аллах... или сойдут с ума, требуя, чтобы я возвращалась.
  
  * * *
  Пункт междугородних переговоров на почтамте она давно уже знала, как свои пять пальцев - от допотопных телефонов на обшарпанных стойках до скрипучей двери на пружине, подло норовящей поддать под зад каждому посетителю. Пацаны, терпеливо ждавшие её на крыльце, поднялись, а она привычно прищурилась на солнце - конец октября, теплынь такая, а дома-то ведь уже снег шёл, мама только что сказала...
  Дверь позади неё хлопнула, и кто-то приглушенно ругнулся.
  - Девушка, можно вас на минутку?
  Конечно же, два офицера в камуфляже, которые всё пялились на неё ещё там, в переговорном зале. Сердце нехорошо ёкнуло, особенно когда она глянула на закаменевших враз Гелани и Бека.
  - Ты же ведь наша, русская? - морщась, проговорил тот из офицеров, что постарше, сдвигая на затылок крапчатый берет и вытирая вспотевший лоб. Загорелое простое лицо его было странно обиженным и участливым одновременно. - Что ты делаешь здесь? Тебе, может, помочь надо?
  Она покачала головой, поправляя прядку, выбившуюся из-под косынки:
  - Спасибо, у меня всё хорошо.
  - Так ты сама, что ли, сюда?.. С ума сошла?
  - Только вот лекцию мне не надо читать. Пожалуйста... - она вцепилась Беку в локоть, с тоской оглядывая пятачок перед почтамтом. - Я прекрасно знаю всё, что вы мне скажете. До свидания!
  - Да слышал я, слышал, чего ты матери втирала! А они... эти... они тут никого не жалеют, а уж баб! Даже своих! - Он сморщился ещё больше. - Сделал тебе пузо, затащит в горы, так и будешь всю жизнь ему за овцами ходить, а он ещё и прибьёт тебя, дуру, выгонит, и другую возьмёт! А детей себе оставит! Это ж зверюги, ты что, ещё не поняла?
  Бек скрипнул зубами.
  - Бросит?! Другую возьмёт? - вдруг выдохнула она, чувствуя, как сосёт под ложечкой. - Как же! Ждите!
  Офицер вытаращил глаза:
  - Че-го?
  - Пусть попробует только, понятно?! - Она сдёрнула с головы косынку. - Забыли вы, мужики, что такое русская баба, понятно?!
  Тот выставил перед собой ладонь:
  - Да чего ты, чего?.. Вот ненормальная.... бешеная...
  Бек вдруг дёрнул её за руку и заорал:
  - Аффтар жжот! Первый нах!
  Она опустилась прямо на грязный цемент ступеньки, уткнув лицо в колени, и пацаны, свалившись рядом, зашлись от хохота.
  Офицеры, оглядываясь, заспешили к стоящему внизу "газику".
  - Вот что крест животворящий делает... - пробормотала она, и Бек застонал:
  - Да уймись же ты, Бешеная!
  Гелани вдруг поднял встрёпанную голову:
  - Лиска, а он ведь прав...
  - Кто?.. Что? - не поняла она, и вдруг задохнулась: - Не смей!
  Тот молча отвернулся, скривившись.
  - Зря ты это, сан ваша, - буркнул Бек.
  Она с трудом распрямилась, тронула Гелани за плечо:
  - Глупый ты ещё, братик. Пошли...
  - Мы всё равно с тобой туда, в село в это, поедем, - сказал тот, подымая упрямый взгляд. - И не спорь.
  - Нет, не поедете, - отозвалась она спокойно. - Там будет только моя жизнь, вежарий. Только моя...
  
  * * *
  22.09.04
  Представляю, как ты удивишься, получив бумажное письмо. Забыла небось, как они и выглядят, да?
  Вот, я тоже только здесь, в селе, вспомнила, что почтовый ящик - бывает ещё и синенький, и может даже висеть на стене...
  Да, дорогая, я уже неделю, как приехала сюда, живу с матерью и сестрой Ахмада.
  Матери его под пятьдесят, но выглядит она гораздо старше. Он долго разговаривал с ней перед отъездом - и я даже знаю, о чём...
  Я называю её Нана (мама), но мы с ней всё равно сторонимся друг друга. Зато с его младшей сестрёнкой мы сдружились практически мгновенно. Она такая же Трындычиха, как я, - ты ж знаешь, если Трындычиха затрындычит, то Трындычиху никто не перетрындычит... Её зовут Зара, и она в свои двадцать с небольшим уже два года как вдова. Я её прозвала Зайкой, мы теперь везде ходим вместе.
  Хотя ходить мне стало ох, и тяжело. Сама себе я напоминаю то ли "Титаник", то ли броненосец "Потёмкин" - по величине и неповоротливости...
  
  * * *
  - Бабье лето, бабье лето, желтой листвы костерок, дай мне в бою ненамокшего кремня, пла-авный ружейный курок... - пробормотала она, восхищённо оглядываясь - с уступа, на котором они стояли, маленькое село, где осенняя листва полыхала пожаром, было, как на ладони.
  Зара фыркнула:
  - Ну ты, как всегда... Это что, песня или стих?.. А давай дальше!
  - Наместник низложен, лихие гвардейцы, надев парики и чулки, под видом служанок пытаются скрыться, что ж, можно теперь отдохнуть... Зайка, ну чего ты?
  Она, конечно, знала, над чем так безудержно, зло и звонко расхохоталась вдруг Зара.
  - Ты помнишь, товарищ, окопы копали, лекарственный запах, горелую копоть, как лезли на стены, как рвы крепостные телами друзей до краев заполняли...
  Оборвав смех, Зара невидяще глядела вниз, туда, где среди камней билась на каменистом дне крохотная речушка.
  - Из темных темниц, что за стенками были, устроим для всех подземельные парки, чтоб дети в присутствии взрослых глазели на крепкость камней и на качество сварки... Бабье лето, бабье лето, желтой листвы костерок, дай мне в бою ненамокшего кремня, плавный ружейный курок...
  - Я хорошо стреляю! А ты? - Сверкнув глазами, Зара обернулась к ней так стремительно, что тугая коса, выбившись из-под чёрного платка, упала ей на плечо.
  ...Два фонаря заливают тьму мёртвым белым светом.
  Ребристая пистолетная рукоять.
  "Дура, в меня стреляй!"...
  - ...Чего ты, сан йиша? - Нахмурившись, Зара шагнула к ней.
  - Я убиваю не выстрелом - тот, кто убивает выстрелом, забыл лицо своего отца, - выдохнула она. - Я убиваю сердцем... Ох, Зайка...
  - Не ходи туда! - запоздало крикнула та ей вслед. - Подожди меня!
  Но она не слушала, быстро спускаясь по тропинке вниз, к речке, - почему-то так важно было опустить руки в эту ледяную, конечно, воду.
  Позади снова вскрикнула Зара - на этот раз испуганно.
  Она повернула голову, но ничего не успела заметить - что-то накрыло ей голову, чья-то жёсткая рука сдавила шею - до алых кругов перед глазами, до беспощадной темноты.
  
  * * *
  - Мешок не снимай, спятил, что ли?! Проклянёт! Она ж ведьма!
  - Да она не очухалась ещё...
  Ругательство.
  - Почём ты знаешь?
  Голоса были ломкие, совсем мальчишеские.
  - Эта... сестра его... не узнала нас?
  - Не успела...
  - Ты её не прибил, случаем?
  - Что я, совсем?..
  - Да Вачагаев и так нас прикончит...
  - Пусть заплатит сначала... а потом пусть нас поищет... с деньгами-то...
  Смех, враз оборвавшийся.
  Трясло немилосердно.
  Она невольно вскрикнула, чувствуя, что сползает... сползает... сползает куда-то вниз.
  Ругательство.
  И опять темнота.
  
  * * *
  Шаг, и второй, и третий, и четвёртый, и пятый...
  От стены до стены щелястой сараюшки было как раз пять шагов, и овцы уже перестали всякий раз пятиться, когда она подходила к ним слишком близко. Только блеяли изредка, боязливо таращась, кроткие глаза блестели в полутьме. Тепло здесь было лишь благодаря овцам, благодаря их влажному дыханью. Даже от вида их косматой грязной шерсти, кажется, уже становилось теплее.
  Так страшно ей ещё никогда не было.
  Поддерживая обеими руками живот, она останавливалась всякий раз, когда тело скручивала схватка, и снова делала шаг. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый.
  Она пошевелила занемевшими опять пальцами. Подойдя поближе к овцам, попробовала было опуститься на кучу соломы и застыла, опершись на стену, настигнутая новой судорогой.
  Рожать придётся здесь, среди овец.
  Как Деве Марии.
  Кое-как отдышавшись, она протянула руку к ближайшей овце - та шарахнулась и замемекала испуганно.
  - Дурочка, да не бойся же... - пробормотала она охрипшим голосом и облизала спёкшиеся губы, в который раз подходя к каменному корыту с водой, из которого кое-как выудила соломинки, клочья шерсти и подозрительные катышки - ничего вкуснее ей пить никогда не доводилось.
  Дверь заскрипела - и, не веря глазам, она разглядела невысокого коренастого парня лет семнадцати в камуфляжной куртке нараспашку и узнала его. Корявый, неровный шрам стягивал его правую щёку. Это он пару часов, - вечность, - назад разрезал колючую веревку на её онемевших, стянутых за спиной руках и последним исчез за дверью сараюшки, когда она торопливо сорвала с головы вонючий мешок.
  Он молча оглядел её и, деловито присев у стены, пощёлкал зажигалкой над сложенным там в кучу хворостом.
  - Ты зачем вернулся? - вызывающе спросила она дрогнувшим голосом. - ДIавала кхузар! Вали отсюда!
  - Это моя кошара, - наконец угрюмо откликнулся тот. - И это я придумал тебя украсть.
  Задохнувшись, она выпалила весь свой ненормативный словарный запас с несказанным наслаждением.
  Он ничего не ответил, только вскинул упрямый угольный взгляд, и тут её снова скрутило.
  - Да убирайся же ты к... к чёрту! - взмолилась она, отдышавшись.
  - Я снаружи буду, - пробурчал тот, вставая. - Ты это... - он запнулся, - если что, это мои овцы...
  - Я их что, красть собираюсь?!
  - Они у меня сто раз котились, и ничего... ты ничем не хуже... ну чего ты вытаращилась? Чего ржёшь?
  Она только замахала руками и еле выдавила:
  - Ов... овцы не ржу-ут... ржут ко-они... ох... ох, да иди же ты...
  Снова скрипнула дверь сараюшки.
  - Погоди... - выдохнула она. - Тебя как зовут?
  Помедлив, тот нехотя отозвался, глянув на неё через плечо:
  - Иса.
  А потом боль навалилась так, что стало не вздохнуть. Она грызла губы и пальцы, чтобы не кричать, помня о пацане за дверью. Он сам окликнул её:
  - Эй! Идут... сюда...
  И первой в дверь, задыхаясь, влетела Зара.
  
  * * *
  25.10.04
  Вот и всё, сан хьомениг (моя дорогая). Я родила детей. Двоих. Мальчика и девочку. И я хочу, чтобы их назвали Иса и Зара. И я всё время хватаю то его, то её, а они спят, они просто спят. Бедные наши дети, им досталась сумасшедшая мамашка...
  Но это ты и без меня знаешь.
  А я теперь знаю, что такое быть матерью.
  Это такая боль и такое счастье...
  Фельдшерица в больничке накачала меня какими-то лекарствами, но они абсолютно не действуют... хотя, наверно, это из-за них я несу всякую чушь...
  Завтра приедет Ахмад и останется наконец со мной. С нами.
  Завтра приедет Бек, и я отдам ему это письмо, чтобы он его отправил.
  И теперь мне долго, очень долго будет не до писем...
  
  * * *
  - Хнычет... Проснулся...
  - Я сам подойду...
  - Неси его сюда... Есть захотел...
  - Как ты их отличаешь... по голосу-то?
  - Что ты, да они же совсем разные! Ты чего улыбаешься?
  - Я с Исой поговорил... В лесу он, значит, тебя нашёл, да?
  - Угу. Почти что. Сан диканиг, он меня спас...
  - Если б не это, я б ему голову оторвал! Зарка рвёт и мечет...
  - Это она умеет... Ахмад...
  - Ну что ты?
  - Ты не уедешь больше никуда? Ты нас не оставишь? Я боюсь...
  - Конечно, нет... Ишт ма алахь (не говори так, пожалуйста). Вы для меня - всё. Ты спи, спи, сан са... я его сам унесу... надо будет, встану... чего ты?
  - Песчаный карьер? Я! Стройка? Я! Мясокомбинат? Я!.. Да тихо ты... ну что ты хохочешь... разбудишь ведь опять...
  
  * * *
  В кроватке закряхтели и недовольно завозились. Она повернула голову - постель рядом с нею была пуста.
  Сердце вдруг нехорошо ёкнуло.
  Осторожно поднявшись, она подошла к кроватке, сунула руку под одеяло, - так и есть. Готово. Оба сразу.
  - Сперва мы хорошо кушаем... а потом... опять хорошо кушаем... - нежно бормотала она себе под нос, быстро меняя пелёнки, перекладывая малышей и прислушиваясь, прислушиваясь до звона в ушах. - Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю... тихо смотрит месяц ясный в колыбель твою... Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил... и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил... Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой... Ох, Самара-городок, беспокойная я... беспокойная я, успокой ты меня.... Тс-с...
  Она постояла над кроваткой, слыша только сонное причмокивание. Не обуваясь, накинула поверх ночнушки тёплый халат, сверху - шаль, связанную матерью Ахмада, и вышла бесшумно - только чуть скрипнули половицы.
  В доме Ахмада не было. Значит, в летней кухне.
  Она сунула босые ноги в чьи-то растоптанные резиновые ботики, стоявшие на крыльце. Воздух обжёг лицо почти зимним холодом.
  Что-то твёрдое ткнулось сзади ей в ногу, и она подскочила. Здоровенный лохматый пёс, неспроста прозванный Чоборзом (медведь), мерно размахивал пушистым хвостом, улыбаясь ей во всю свою клыкастую пасть.
  От сердца чуть отлегло - в кухне с Ахмадом был кто-то, известный собаке.
  Поёживаясь, она поспешила туда, по пятам сопровождаемая псом. И застыла на заиндевевшем приступке, вслушиваясь в приглушённые голоса.
  Отпихнув Чоборза в сторону, она решительно распахнула дверь.
  Защёлкали предохранители, и в первый миг она не видела ничего, кроме направленных в лицо автоматов. Потом незнакомый ей человек в зимней куртке и натянутой на самые брови чёрной лыжной шапочке резко повернулся к Ахмаду:
  - Убери её!
  - Щаз, ага! Бегу и тапочки теряю! - процедила она сквозь зубы, скидывая шаль - до того вдруг стало жарко.
  - Уходи, - глухо сказал Ахмад.
  Она яростно затрясла головой.
  Второй незнакомец, совсем ещё мальчишка, глумливо ухмыльнулся, тоже оборачиваясь к Ахмаду:
  - Получается, что она над тобой верховодит?
  - Не твоё дело, - хрипло ответил тот, прищурившись. - Заткнись, пока зубы целы. А ты, Лиска, иди отсюда.
  Она опять отчаянно мотнула головой:
  - Если я уйду... тогда ты... с ними...
  - Нет, - тяжело сказал Ахмад. - Я своё отвоевал. Это все знают.
  - Мужчина не тот, кто умеет воевать, а тот, кто знает, где его враг, - тихо и непонятно отозвался старший из непрошеных гостей. - Ты что, не знаешь, где твои враги? Они никуда не делись. И их не становится меньше. А сколько нас, тех, кто умеет воевать? К нам приходят вот такие, - он кивком указал на подростка, - дети. А такие бойцы, как ты, сидят в это время за бабьей юбкой!
  - Я мужчина! - обиженно вспыхнул мальчишка. - Зачем ты так говоришь, Руслан!
  Старший походя отвесил ему небрежную оплеуху:
  - Придержи язык, дурень!
  Тот, отлетев к стене, прикусил дрожащие губы и наконец притих, только глаза блеснули.
  - И воюйте против них так, как они воюют против вас, но не преступайте. Аллах не любит преступающих, - спокойно проговорил Ахмад. - Так сказано в Коране. А как воюешь ты, Руслан?
  Тот криво усмехнулся и понизил голос:
  - Ты, конечно, можешь знать священный Коран наизусть. Ты был в священной Мекке. Ты, наверно, считаешь, что ты святой? Но ты - не Кунта-хаджи. Ты забыл обязанности мусульманина, Ахмад. Мы воюем не ради войны. Жизнь в Джихаде для нас лучше, чем в русском рабстве, под мунафиками. Ты женился на русской ведьме и думаешь, что это спасёт от мунафиков тебя и твою семью?
  Теперь настал его черёд отлететь к стене. Мальчишка, мгновенно подобравшись, выхватил из-за пазухи нож.
  Она перестала дышать. Ахмад, сделав шаг, встал перед нею, но человек у стены, обтерев ладонью разбитый рот, тихо рассмеялся:
  - Ты боец. И ты поймёшь, что я прав. И всё равно придёшь к нам. Только, дай Аллах, чтобы это было не слишком поздно...
  - Альхьамдулиллахь, - ровно отозвался Ахмад. - А теперь уходите.
  - Подумай над тем, что я сказал. Хорошенько подумай... Идём, Магомед...
  Скрипнула дверь, тихо и злобно зарычал Чоборз, а потом всё стихло.
  Повернувшись, она кинулась Ахмаду в объятья, не в силах выговорить ни слова, чувствуя лишь, как цокают зубы. Подняв с пола упавшую шаль, он молча закутал её плечи.
  
  * * *
  - Я думала, что не переживу, когда мой Селим погиб, а у меня так никто и не родился... Иди к тётке, сан зезаг, мой цветочек...
  - Почему ты не вышла ещё раз замуж, Зай? Ты же такая красавица...
  - Мне двадцать четыре, Лиска. Я два года как вдова. За кого мне идти? За старика? За пацана? Или второй женой? Нет. Я вот... за твоими лучше буду смотреть... Ой, гляди, гляди, она мне улыбается!
  - Да рано ей ещё улыбаться. Только-только месяц исполнился...
  - Нет, я видела, честно-честно!.. Лиска... а кто ночью приходил?
  - Никто.
  - Мне-то хоть не ври! Я маме ничего не скажу... За Ахмадом?
  - Он с ними не пошёл.
  - Лиска...
  - Что?
  - Они от него не отстанут. Ни те, ни эти. Они его в покое не оставят, вот увидишь...
  - Господи, да на что он им?! Зайка!
  - Он всё равно должен будет пойти... с кем-нибудь... здесь нет третьей стороны, нет покоя, разве ты не знаешь?! Те... хотят, чтобы он опять воевал, а эти... они постараются его запачкать, обязательно. Придумай что-нибудь, Лиска, ты же можешь...
  - Ничего я не могу! Мне страшно, Зай!
  - Не реви, маленьких напугаешь... Вам надо уезжать!
  - Он не хочет. Он...
  - Захочет... Бес вам уже не поможет, если ты на него надеешься. Его тоже обложили. Ты же видишь, что творится? Поезжайте к твоим... Когда здесь всё успокоится, тогда и вернётесь.
  - Когда, Зайка? Когда? Когда?!
  - Ну вот, напугала всё-таки! Вот балда... Дай сюда, покачаю... Сама-то не плачь, а то мать заметит. Знаешь, а она к тебе привязалась...
  - Ну прям...
  - Я же вижу. Она просто виду не показывает... она у нас всегда такая... суровая... Ох, и тяжело нам будет, когда вы уедете...
  - Ох, Зайка, да перестань же ты нас раньше времени провожать!
  - Не буду, не буду... ну хватит, сан йиша, а то я сама зареву... Спела бы лучше. На вот, возьми маленького. Тихо, тихо, красавчик мамин...
  - Ходят ко-они над реко-ою, ищут ко-они водопо-ою, а к речке не идут... больно берег крут... вот и прыгнул конь була-аный с этой кру-учи, да с окаянной... а синяя река... больно глубока...
  
  * * *
  Она тоскливо потрясла головой. Нет, не сон, не сон, нет...
  Вокруг летал пух от вспоротых подушек. В кухне жалобно звенела расшвыриваемая посуда.
  Чоборз во дворе заходился в хриплом лае. Раздался вскрик, ругательство, треснул выстрел, и лай перешёл в резкий, сразу оборвавшийся, взвизг.
  - Унеси детей, слышишь? - перекрикивая детский плач, гаркнул Ахмад. И рухнул на пол от удара прикладом.
  В глазах у неё потемнело, и, сунув заходящихся криком младенцев в руки окаменевшей Зары, она кинулась наперерез вновь поднявшемуся прикладу.
  - За что?! Он же ничего не сделал!
  Приклад замер.
  - А то ты не понимаешь, за что, сука! Он у тебя прямо ангел, как я посмотрю! Кто к вам позавчера приходил? Шайтанов здесь прячете?
  - Лиска! - Ахмад, скрипнув зубами, сплюнул кровь. - Лучше уйди!
  Она сама вдруг удивилась мёртвому спокойствию своего голоса:
  - Ты, борз санна кIант (парень-волк), говори только то, что знаешь. У нас в доме даже оружия нет! Да, он воевал... давно... ну так все воевали...
  - А вот скоро он всё нам и расскажет - когда воевал, кого скрывает, и где оружие! У нас все всё рассказывают... Поехали!
  Мать Ахмада, покачнувшись, медленно сползла по стене на пол. Зара осталась неподвижно стоять, обжигая глазами людей в камуфляже, только подбородок у неё задрожал.
  Те рывком подняли Ахмада и поволокли к дверям.
  - Эй, командир! - вдруг крикнула она старшему. - Слушай, командир! Если ты Бога не боишься - тогда меня бойся, понял? Гур ду вай (до встречи)!
  Тот рывком остановился и обернулся, часто заморгав.
  - Дала лардойла вай оцу боьхачу мунепикъийн декъах хуьлучух Барт хоттучу Дийнахь (упаси нас, Аллах, от участи этих грязных мунафиков в День Суда)! - как заклинание, выпалила одним духом Зара, прижимая к груди затихших младенцев.
  Снаружи заурчали моторы автомашин, и парень, так ничего и не сказав, выскочил за дверь.
  Она опустилась на пол возле матери Ахмада, прижала пальцы к её шее. Пульс слабо, но бился.
  - Со мной всё в порядке, не бойся... Валлахи, свои же ведь, свои... - выговорила та чуть слышно, раскрыв глаза.
  - Какие они свои? - ненавидяще процедила Зара. - Разбойники!
  Держась за сердце, женщина с трудом приподнялась:
  - Я побегу... в сельсовет... Зара, зови соседей... А ты, йоI (дочка), детей возьми и иди к себе, приляг. Не дай Аллах, молоко у тебя пропадёт...
  - Н-не дождутся! - выдохнула она, выпрямляясь, и услышала короткий дрожащий смешок Зары. - Я сейчас позвоню, Бек что-нибудь придумает...
  - А Чоборз-то живой! - ликующе выкрикнула Зара со двора. - Пуля вскользь прошла, оглушила его только! Ух ты ж, хороший пёсик, покусал их...
  Она обвела оцепенелым взглядом разгромленный дом и, почти свалившись на табурет, обхватила руками разрывавшуюся от боли голову.
  - Сан безам, любовь моя, солнце моё... Господи, помилуй, прости и помоги, Господи, спаси и сохрани...
  
  * * *
  - Бек, только не смей говорить, что ты мне говорил... Сделай что-нибудь, прямо сейчас!
  - Прямо сейчас, Лиска, я только Беса найти могу, но он, наверное, не скоро приедет... Что в ментовке говорят?
  - Это же не милиция...
  - Коз-злы! Чего они от него хотят?
  - А то ты не знаешь? Чтоб на них работал... Бек!
  - Я выезжаю. Ты уж держись там, Лиска. Дожидайся нас. Племяшек береги... Говорил же я тебе, сан йиша... Эх, чёрт, чтоб им... Ну всё, всё, не буду...
  
  * * *
  Меховой ярко-голубой рюкзачок-кенгуру - московский подарок Беса - был так неуместен здесь, что все оглядывались. Зато Иса, с удобствами там разместившись, проспал всю дорогу в подскакивающем на ухабах рейсовом автобусе. Второй рюкзачок, ярко-розовый, из которого едва виднелась круглая мордашка её столь же сладко посапывающей тёзки, Зара приторочила к себе.
  Единственная из всей семьи, та знала, куда она собралась, и, конечно же, увязалась следом.
  О том, что скажут ей Бек и Тимурханов, она старалась пока не думать.
  Ещё успеется.
  Если успеется.
  Встречные провожали их глазами. Остановившись рядом с громадным морщинистым пнём, - вековое дерево, скорей всего, казнили, чтобы оно не приютило потенциального снайпера, - она взглянула на богато украшенные резьбой ворота напротив. Краснокирпичный дом, возвышавшийся за этими воротами, скорее напоминал крепость. Или тюрьму.
  Колючая проволока поверх каменного забора, молодые накачанные парни в камуфляже там и сям...
  - Смелая, вооружённая до зубов королевская охрана, - пробормотала она себе под нос, - смело бросилась наутёк... Это мультик такой. Про Б-бременских музыкантов... - пояснила она, еле сдерживая дрожь.
  Зара, ошеломлённо глянув на неё, фыркнула:
  - Ну, ты вообще, Лиска...
  - Я... п-просто мультики люблю... - Она решительно шагнула на дорогу. - Сейчас начнётся следующий сеанс... П-по вашим заявкам... Называется - Бобик в гостях у Барбоса...
  Зара зажала себе рот ладонью. Огромные глаза её были полны смеха и ужаса.
  - Де дика хуълда шун (добрый день)! - обратилась она к старшему из шагнувших им навстречу охранников. - Мне нужно поговорить с вашим... хозяином.
  - Диканц яхийл (день добрый), - после паузы отозвался тот стандартным ответом, переглянувшись с остальными. - Хьо нохчи юй (ты чеченка)?
  - Со нохчи яц, гIазкхи ю... (я не чеченка, я русская) - машинально пробормотала она скороговорку, которой вечность назад учил её Бек.
  Нет, не так.
  но ты должна сказать - со нохчи юй, поняла?
  Прищурившись, старший пристально оглядел их с Зарой с головы до ног, задержавшись взглядом на ярких рюкзачках.
  Она спокойно посмотрела ему в глаза:
  - Там не взрывчатка... Там мои дети. А у вас - мой муж. И мне нужен ваш хозяин.
  Бесстрастно оглядев их ещё раз, парень достал телефон.
  
  * * *
  - А он у тебя, как это... крепкий орешек, да? Но мы бы его всё равно разломали... не хотелось пока просто... успеем ещё...
  - Ну что ж, попробуй рискнуть... здоровьем...
  - А ты меня, никак, пугаешь, женщина? Больно храбрая, да?
  - Да что ты, куда уж мне, тебя, да напугать... Хасан аль-Басри сказал: "Займись лечением своего сердца, ибо Аллаху нужно от рабов лишь то, чтобы сердца их были праведными"...
  - Как это Бес тебя сюда отпустил? Или... он что, не знает, что ты у меня?
  - А никто не знает.
  - Да ты что, дура совсем, мне такое говорить?!
  - А мне без него всё равно, что со мной будет...
  - А дети?
  - Ты ведь с детьми никогда не воевал, нет?
  - У меня своих четверо... А ты ничего... где твой тебя только нашёл?
  - Это я его нашла...
  - Мы про вас обоих много чего знаем.
  - Скотланд-Ярд заботится о семействе Баскервилей...
  - Че-го? Что ты там бормочешь?
  - Отпусти его. Делан дуьхьа, ради Бога...
  - А на коленях попросишь?.. Стой! Ты чего?!
  - Ты сказал...
  - Бешеная!.. Ладно, забирай его, я позвоню сейчас, распоряжусь... В конце концов, ты мне, может, и пригодишься... когда-нибудь... если люди правду про тебя говорят... Ну, что ты смотришь? "Чтобы сердца их были праведными", ишь ты... надо же... вы-ыучила... ДIаяла кхузара (уходи отсюда). Быстрей, пока не передумал!
  
  * * *
  Снова перейдя дорогу, они с Зарой так и остались стоять возле огромного пня. Она опёрлась на него, боясь упасть - ноги всё ещё тряслись.
  Иса недовольно хныкнул в своём кульке, и она тревожно склонилась над ним.
  - Лиска... - чуть слышно выдохнула Зара.
  Перед воротами стоял Ахмад.
  Дорогу они перелетели.
  - Тихо, тихо... - проговорил Ахмад, почти не разжимая губ. - Пойдёмте отсюда...
  Хромал он опять так же сильно, как когда-то.
  Она опять задрожала, обеими руками сжав его локоть.
  - Сан безам... что? Что?!
  Он глянул искоса, чуть улыбнулся:
  - Нормально всё. Не бойся... Это ты меня... выпросила? Как?
  - Да вот... - пробормотала она. - Есть у нас методы против Кости Сапрыкина...
  Ахмад помотал головой:
  - Вы как сюда?.. Автобусом? Так что, выходит, Бес не знает?
  - Уже, наверно, знает... - упавшим голосом отозвалась она, глядя на разворачивавшийся в конце улицы, слишком хорошо знакомый, джип.
  Бек распахнул дверцу и выпрыгнул из него, едва машина подъехала поближе.
  - Да ты что, совсем, да?! - заорал он во весь голос. - Да ты, да ты... Ага! На вот! - он сунул её в руки заходившийся трелями мобильник.
  - Ну? - только и спросил усталый голос в трубке.
  - Это я, всё в порядке, Беслан Алиевич, его отпустили, не волнуйтесь, - поспешно сказала она, проглотив острый комок в горле.
  - И как... все целы?
  - Нормально с нами всё, я же говорю, не беспокойтесь...
  - А я не про вас спрашиваю... - почти ласково откликнулся Тимурханов. - Я про... этих спрашиваю. Целы?
  - Не смешно, Беслан Алиевич, - пробурчала она.
  - А-а, не смешно? А мне смешно было, когда я узнал, куда тебя понесло?! Дай своему трубку!
  Она передала телефон Ахмаду и молча уставилась на проплывавшие над верхушкой вяза облака, лишь бы не видеть свирепого лица Бека.
  - Сейчас к Бесу поедем, - Ахмад вернул Беку мобильник, похлопав его по плечу: - Ты что, разве ещё не привык к ней, парень?
  Бек только пошевелил губами, с размаху плюхаясь на переднее сиденье рядом с Малхазом. Тот, косясь в зеркало на подходивших всё ближе охранников в камуфляже, нажал на газ.
  А она, не видя уже никого и ничего, сгребла детей в охапку и, прислонившись к Ахмаду, крепко зажмурилась.
  
  * * *
  - Зай, ты тут посидишь? - Она, наконец, поднялась с широкого дивана, на котором уложила малышей: те всё никак не хотели успокоиться, даже насытившись. - Или Аминка пусть пока присмотрит? Ждут же ведь...
  Зара тряхнула головой, покрепче завязывая свой чёрный платок:
  - С тобой пойду.
  Амина посмотрела им вслед с нескрываемой жалостью и шмыгнула носом.
  Перед массивной дверью в кабинет Тимурханова она чуть помедлила. Дёрнула Зару за рукав:
  - Может, лучше сбежим? Пошью костюм с отливом - и в Ялту...
  Распахнулась дверь, на которую они навалились, корчась от смеха, и Бек едва успел подхватить их обеими руками:
  - Валлахи, они ещё и гогочут!
  - Мы рыдаем... - пробормотала она, кусая губы.
  - Алиса Талгатовна, - холодно проговорил Тимурханов, - вы сами, наконец, в себя придёте или вам помочь?
  - Простите... я просто никак поверить не могу, что всё обошлось... я...
  - Как они вообще их только туда впустили! - хмыкнул Бек, видимо, продолжая начатый разговор. - Запросто ведь могли решить, что шахидки. Не первый же случай...
  - Вот шахидки из меня никогда не выйдет... - Она потёрла глаза ладонями. - Дядюшка Покус, а можно, я кину в него грязью? Что ты, Бамбино, ведь у него могут оказаться дети, которые тоже любят цирк...
  - Лично ты просто обожаешь цирк! - рявкнул Беслан. - И я этим твоим цирком уже сыт по горло! Когда ты будешь думать головой, прежде чем что-то делать?!
  - Не кричите на неё! - вспыхнула Зара, шагнув вперёд. - Вы бы что, штурмом этот подвал брали? Или сами пошли бы туда за него просить? Вы бы начали обычную тягомотину... А его бы там забили!
  - Зара, - негромко сказал Ахмад, - йист ма хила (помолчи)!
  Полыхнув глазищами, та замолчала.
  - Всё верно говоришь, йоI. И штурмом бы брать не стал, и просить бы не пошёл, - с неожиданной лёгкой улыбкой согласился Тимурханов. - Но прикрыть - прикрыл бы.
  - Кстати, а кто всё-таки вас накануне... навещал?
  Ахмад спокойно встретил острый взгляд Тимурханова:
  - А как ты думаешь, Бес?
  - Они нас в покое не оставят... ни те, ни эти... - почти беззвучно повторила она недавние слова Зары. - Тот сказал... даже мальчишки берутся за оружие... а ты не святой... А этот... он сказал... что я ему могу понадобиться... Когда-нибудь...
  Бек длинно присвистнул, быстро глянув на Ахмада. Тот закрыл глаза, прижав ладонь к правому боку, лицо его на секунду исказилось.
  - Что? - вскочила она.
  Тот махнул рукой:
  - Ничего. Врач уже был тут... пока ты с детьми возилась... Со волчохь дерриге а дика ду (со мной всё хорошо).
  Тимурханов глубоко вздохнул и, поднявшись, прошёлся по кабинету:
  - Вам надо срочно уезжать. Надеюсь, теперь это, наконец, всем ясно?
  За её спиной тихонько охнула Зара.
  - Я могу вас устроить где угодно - в Пятигорске... в Москве... Чего молчите? - Беслан встал перед ними.
  - Мне всё равно, - наконец ответил Ахмад, глядя в пол.
  - Я бы тогда лучше к маме... - прошептала она и откашлялась.
  - Точно, - уныло согласился Бек, усаживаясь прямо на палас и по обычной своей привычке ероша ладонями волосы на затылке.
  Она судорожно зашарила по карманам, ища носовой платок.
  - Далеко очень, - серьёзно сказал Тимурханов. - Ну, как решите...
  
  * * *
  - Откуда у вас номер моего телефона?
  - Мне дали его... по своим каналам... Так вы согласны на интервью? Расскажите о том, что произошло с вашим мужем... о себе. Такая судьба, как ваша...
  - В моей судьбе нет ничего выдающегося. С моим мужем ничего не произошло. Я не хочу с вами встречаться.
  - Почему вы не хотите говорить об этом? Вы боитесь? Не доверяете мне? Вы могли бы послужить примером...
  - Ага. Призывом гордым к свободе, к свету... Отстаньте от меня, а? Я не люблю ваших... писаний. На месте вашего редактора я бы вас давно выгнала.
  - Вот это уже интересно... Почему же, позвольте узнать?
  - Вы видите только то, что хотите видеть, а не то, что есть на самом деле, во-первых. Ваши статьи подставляют людей, во-вторых. Ох, да попросту - после вас ни во что уже не верится. Даже в то, что было на самом деле.
  - Как знаете. Мне просто хотелось вас предупредить...
  - О чём?
  - Я расскажу, если вы согласитесь на интервью.
  - Нет.
  - Что ж, как хотите, дело ваше...
  
  * * *
  28.11.04
  Я как будто несусь на машине с отказавшими тормозами, родная моя. И сделать уже ничего нельзя, остаётся только ждать, чем всё закончится. Можно только зажмуриться или, наоборот, широко раскрыть глаза.
  Я созвонилась со своими. И Бек созвонился. И Бес. Не знаю, чего все они так суетятся. Жильё у нас там есть. Работы мой муж не боится...
  Бек, конечно же, с нами. Мы взяли билеты сперва до Москвы. Едем через две недели. В общем, всё дика ду...
  Но почему же всё время так заходится сердце?
  Почему мне так страшно и больно, Господи Боже ты мой?..
  
  * * *
  Зара исчезла за три дня до их отъезда. Просто поехала в соседнее село купить какой-то подарок малышам и не вернулась. Соседка, что была с нею, плакала и клялась, что только на минутку забежала в ларёк у дороги, а Зара оставалась ждать её возле автобусной остановки.
  Неделя прошла в тщетных поисках.
  Тимурханов поставил на ноги всех, кого мог.
  А ещё через неделю по телевизору торжественно объявили о новой, сорвавшейся на сей раз, атаке международного терроризма - о шахидке с пластитом на поясе, которая пыталась взорвать районный ОВД. По счастью, бдительные милиционеры предотвратили теракт.
  Изрешетив её пулями.
  И лицо Зары на миг заглянуло с экрана в каждый российский дом.
  Только лицо её и осталось нетронутым.
  
  * * *
  Посреди отупляющей круговерти казённых приёмных, людей в милицейской форме и в камуфляже, посреди этой карусели, нестерпимо воняющей формалином и кровью, враз осунувшийся Бек вдруг дал ей мобильник, и голос, который она почти не узнала, забился в трубке:
  - Это не я! Бешеная, это не мои! Аллахом клянусь!
  - Кто? Кто?!
  Отбой.
  Наконец то, что осталось от Зары, всё-таки позволили похоронить. Пока мужчины были на кладбище, она сидела возле постели матери, прижимая к груди детей, - тяжесть их стала привычной, и руки уже не чувствовали её.
  Нана вдруг открыла глубоко запавшие глаза и чуть слышно выговорила:
  - ЙоI, теперь он уйдёт...
  
  * * *
  Он не разговаривал с нею, избегал даже встречаться глазами, и место его рядом с ней в постели пустовало уже которую ночь, с начала их хождения по мукам, но сейчас она точно знала, почему.
  Дом спал.
  Она оделась тщательно и тепло, одела детей. И, подхватив их на руки, по тропинке в летнюю кухню уже не бежала - брела медленно, едва переставляя онемевшие ноги, как больная старуха.
  Стоящие там мужчины - двое в масках, двое - те, что были здесь в прошлый раз, - опустили перед нею глаза.
  Но она глядела только на Ахмада. Рядом с которым лежал на затоптанном полу вещмешок.
  - Что, так и ушёл бы? - наконец вымолвила она, не узнавая собственного голоса.
  Тот покачал головой.
  - Попрощался бы всё же? - она захлебнулась горьким смешком.
  - Сан са... - Он протянул к ней руку, но не коснулся. - У меня нет выбора.
  - Твоя мама... она не переживёт!
  - У меня нет выбора, - повторил он, наконец глядя ей в глаза, прямо и тяжело.
  Она перевела взгляд на мужчин у двери:
  - А вы, вы все! Вы же рады, что так случилось?.. Правда? Боьха хIуманаш (гады)! Ненавижу!
  Один из них шагнул вперёд, знакомым жестом срывая чёрную шапочку с прорезями для глаз и рта, прикрывавшую его лицо:
  - Ты же знаешь - я никогда не пожелаю вам зла...
  Она зажмурилась.
  ...Маленький костёр. Дымок, тянущийся в серое предрассветное небо. Холод росы и жар углей, опаляющий босые ступни. Рокот в небе - ближе, ближе, ближе...
  "Я забыла, что я должна..."
  "Я сделаю то, что должна..."
  "Когда скажу... дадите мне руку..."
  - Так ты добра ему желаешь?! - Она вскинула голову, вся дрожа, как в ознобе. - Убивать, пока не убьют? Этого ты от него хочешь? Кого он должен будет убивать?
  Тот тихо проговорил, не сводя с неё усталого взгляда:
  - "Воистину, Аллах купил у верующих их души и имущество, в обмен на Рай. Они сражаются на пути Аллаха, убивая и погибая... Кто выполняет свои обещания лучше Аллаха? Возрадуйтесь же сделке, которую вы заключили. Это и есть великое преуспеяние"...
  Она стиснула зубы до хруста.
  - Сан са... - Рука Ахмада легла ей на плечо знакомой тёплой тяжестью. - Я останусь человеком. Клянусь тебе.
  - Ты станешь смертью. - Она закрыла глаза, уткнулась лбом в круглые головки сопящих у груди детей. - Уходи. Уходи! - Соль на губах - кровь или слёзы?
  - Iодика йойла, сан зезаг, сан безам... - Его объятье было таким, что она задохнулась. - Со юхавог Iур ву хьо йолче (я к тебе вернусь)...
  - Вернёшься?! - Она вырвалась. - Только попробуй... попробуй не вернуться! Я и тебе, и всем гуриям в раю тогда глаза повыдираю!
  Он тихо засмеялся, ещё раз на миг до боли прижав её к себе.
  Дверь скрипнула.
  Она почти упала возле стола, раскачиваясь из стороны в сторону, изо всех сил стискивая обеими руками заревевших малышей.
  
  * * *
  - Я заказал билет твоей матери, Лиска. В понедельник она будет в Москве. Малхаз её встретит и привезёт сюда.
  - Не уеду, не надейтесь.
  - Лиска...
  - Зря старались.
  - Ч-чёрт! Лиска, тебе лучше...
  - Я сама знаю, что мне лучше.
  - У тебя дети!
  - Да что вы говорите? Неужто? А я и не знала...
  - Бес... Бехк ма биллахь... прости... но я теперь всё буду решать сама. Не сердись.
  - Это ты прости. Не уберёг.
  - Нет... Ты не виноват. Хьан бехк бац... Никто не виноват.
  - Что я могу сделать для тебя?
  - Ничего. Ничего нельзя уже сделать... Ох, Бес...
  - Поплачь, сан диканиг...
  - Я не могу...
  - Поплачь...
  
  * * *
  05.02.05
  Ты за меня волнуешься. Не надо... Ты не видела меня слишком давно. Ты, наверное, сейчас и не узнала бы меня. Почти шучу.
  Моя жизнь просто началась снова, в очередной раз. Теперь здесь живёт другая я, прошу любить и жаловать. Или ненавидеть и жаловаться. Мне уже всё равно.
  В сущности, не происходит ничего особенного. Мы с пацанами опять делаем газету. Это уже стало каким-то общим местом, верно? Формально ею рулят Бес и Оздоев, фактически они сразу же махнули на нас рукой. И правильно - целее будут...
  Маленькие растут. Зайка научилась ползать раньше братца, представь себе? Шустра девка, ох, и шустра... Я как-нибудь пришлю тебе их фотки, которые Бек недавно нащёлкал.
  А Бек всё-таки женился на Мадинке... вот ещё парочка - гусь да гагарочка... Купили они полуразрушенный дом неподалёку от нас, отстроились. Возится Мадинка пока с моими, но, чую, скоро я стану тёткой...
  Моя мама, которая приехала было нас забирать, устроилась здесь на работу в школу. Русский язык и литература, само собой. Её встретили чуть ли не лезгинкой и фанфарами - таких специалистов здесь нет и не предвидится. Не только вся школа, но и весь республиканский наробраз уже выстроены ею в колонну по четыре.
  А по ночам ко мне приходят люди.
  Лечу.
  На-небо-за-звездой-высоко-тихий-полёт-так-легко...
  Не хочу и думать о том, откуда они узнают обо мне.
  В конце концов, ты же знаешь, что случается как раз то, чего больше всего боишься, и меня-таки настигнут когда-нибудь лавры какой-нибудь Ванги. Или Кашпировского. И я буду заряжать воду и крем для лица. И глядеть в хрустальный шар. И бить в бубен. И пророчески завывать.
  "Без устали безумная девица кричала: "Вижу Трою разрушенной..." Или, что ещё лучше: "Чума на оба ваших дома!"
  Опять почти шучу.
  Пока у меня всё просто. Я просто живу. Но, что бы я ни делала, где бы ни была, о чём бы ни думала, я всегда жду.
  Жду, и жду, и жду.
  "До срока... А сроку было сорок сороков..."
  Но я дождусь.
  
  * * *
  Она плотно прикрыла за собой соседскую калитку, бережно прижав к груди банку с козьим молоком. Тётя Тома, да и другие соседки часто зазывали её к себе, чтобы накидать полные руки какой-нибудь снеди, а если она вдруг пыталась отнекиваться, страшно обижались.
  Пересечь проулок и нырнуть в собственную калитку она не успела. Впереди и позади неё выросли незнакомцы. Чужая рука впечатала её в забор, и она застыла, немо глядя, как, будто в замедленной съёмке, грохается наземь банка, расплёскивается молоко, белыми длинными струями впитываясь в сухую пыль...
  - Ты, помощница шайтана! - сквозь зубы процедил тот, кто стоял к ней ближе всех. - Тот, кто пришёл к колдуну или предсказателю и поверил в то, что тот сказал, стал неверным тому, с чем пришёл посланник Аллаха...
  - Я не предсказываю и не колдую. Я просто лечу. - Она прямо посмотрела в запавшие глаза человека, стоящего перед ней. - Откуда ты знаешь, чьей волей?
  - Волей шайтана! - сорванным голосом крикнул другой.
  Она облизнула враз пересохшие губы и с тоской глянула на молочную лужу, где в осколках плясало солнце:
  - Если вы пришли меня убивать... тогда побыстрей... а то кто-нибудь придёт...
  Третий, до сих пор молчавший, шагнул вперёд, выпростав руку из-под полы чёрной короткой куртки.
  Пистолет.
  Вот и всё.
  - Чего уставилась, отвернись!
  Она покачала головой, глядя в его сухое безжалостное лицо с лихорадочно блестящими глазами, со свежим бугристым шрамом над левой бровью.
  - Бог пусть вас простит, и я прощаю, - вдруг вырвалось у неё полузабытое, давнишнее.
  Щелчок.
  Осечка.
  Он торопливо дослал патрон в патронник.
  Щелчок.
  Осечка.
  Щелчок.
  Осечка.
  - Собар де! - вдруг сипло выговорил тот, кто толкнул её к забору.
  Рука с пистолетом опустилась.
  Не сводя с неё глаз, все трое медленно отступили, а потом враз исчезли, словно растворившись в проулке.
  - ЙоI! - Она очнулась, услышав только, как всплеснула руками тётя Тома. - Уронила банку? Хотела же проводить! Иди, иди сюда, ещё налью! Ты что молчишь? Обидел кто?
  - Спасибо, тёть Том, - она откашлялась. - Никто не обидел. Спасибо.
  
  * * *
  Когда они с Беком выходили уже на залитый солнцем пятачок двора...
  Когда она облегчённо выдохнула, потому что давили даже сами стены ИВС, - изолятора временного содержания, - пропитанные запахом хлорки, испражнений, баланды, смертного пота, боли, ненависти...
  ...человек, слетевший откуда-то - с крыши ли, с забора ли, под грохот автоматной очереди рухнул прямо ей под ноги.
  И она не успела даже вдохнуть после выдоха, опускаясь рядом с ним на обжигающе горячий асфальт, только слыша отчаянный, навзрыд, крик Бека:
  - Бешеная, не-ет!
  Едва слышно долетали откуда-то издалека и этот крик, и поднявшийся гам, и выстрелы, и тенями стали заметавшиеся люди в форме и без формы. Был только этот чужой человек, заросший и грязный, в кровавом тряпье, мучительно выгнувшийся дугой на асфальте, чьи жёсткие руки она намертво стиснула в своих.
  Загрохотали уже не выстрелы - гром.
  А потом - всё ушло.
  А потом - в темноте - голос Бека. Скрежеща зубами, он сыпал такой отборной бранью, что в глазах у неё враз просветлело.
  - Как тебе не стыдно! - пробормотала она, едва шевеля губами.
  Косынка, намокнув, липла ко лбу и волосам, сырая кофточка липла к груди.
  Потёртая спинка автомобильного сиденья, бледное лицо Бека.
  - Ты бы при своей маме тоже так ругался? - пробормотала она, как когда-то.
  Глаза его ещё больше расширились, на миг став совсем детскими, и, зажмурившись, он отвернулся.
  - Прикончишь ведь пацана когда-нибудь, Бешеная... - прогудел облегчённо бас Малхаза.
  Откуда он здесь?
  - ДIалелла кхузара! - прохрипел Бек Малхазу, не оборачиваясь. - Гони!
  Она ощупью нашла его руку:
  - Сан ваша...
  - Вот скажу Бесу, он тебя точно на цепь посадит, раз уж твоего нет! - Бек шмыгнул носом, всё ещё отворачиваясь. - Твой только спасибо за это потом скажет! А Бес тебя в Москву отправит! Я тебя больше никуда с собой не возьму! У тебя дети, ты вообще спятила! Кидаешься ко всем! Вот не очухаешься когда-нибудь, будешь тогда знать! Я... я твоей маме всё расскажу! Я...
  - Не надо маме! - Она рывком села, перед глазами завертелись алые и золотые круги. - Ой...
  - Ляг! - заорал Бек. - Дура!
  - Дура, дура, я знаю, я знаю... - Она торопливо гладила его руку.
  - Ты ж без сознания у них там была! Я Малхаза вызвонил!
  - Где у них?
  - Где-где! Эти нас оттуда забрали... от ментов...
  - Кто?
  - Кто-кто... Султановы кIентий, кто... И того забрали, что ты вытащила... Так что допрыгался он. А может, они его ещё и отпустят... Или к себе возьмут...
  - Он... он как?
  - Живой... - Бек с силой потёр лицо ладонью. - Переломался весь, и пуля в позвоночнике... была.
  - Была?
  Бек сморщился и махнул рукой:
  - А ты будто не понимаешь, да? И эти - запомнили они всё, Бешеная... Султану расскажут... так что жди. Искать будет.
  - Пускай ищет, - она стащила косынку, запустила пальцы в спутавшуюся сырую копну волос. - Тоже мне новость. А то он раньше не знал...
  - Да чего там кто раньше знал?! - рявкнул вдруг Малхаз так, что она подскочила. - Ты ж покойника воскресила! Валлахи, ты что, сама не понимаешь, что ты можешь?!
  - Бери детей, Лиска, давай уедем, - безнадёжно сказал Бек. - Ну что смотришь? А-а...
  
  * * *
  "Для того, чтобы для народов России чеченцы перестали быть "источником опасности", необходимо сформировать новый объективный образ чеченского народа. Без ненужной лести, но и без клеветы. Уверен, если россияне лучше узнают, о чём действительно думают и мечтают чеченцы, они резко изменят своё мнение, сложившееся за последние годы. Мы категорически против использования в СМИ таких терминов, как "чеченские террористы" или "исламский терроризм". К террористам чеченский народ имеет не больше отношения, чем другие народы мира. Ислам не проповедует убивать людей и не нужно увязывать его с международным терроризмом. Ислам - самая миролюбивая религия в мире. Чеченский народ хочет мирно жить и работать. Наша земля будет рада принять представителя любой национальности".
  (Рамзан КАДЫРОВ)
  
  * * *
  Актовый зал свежеотремонтированной Султаном школы, где шла его пресс-конференция, конечно же, охранялся его собственными кIентий, и охранники эти, - накачанные, в камуфляже и лихо заломленных беретах, - с прищуром оглядывали импортных корреспонденточек. Сам Герой России, премьер республики и прочая, и прочая мало чем отличался от своих молодцов - разве что превосходил их крутизной, силой, наглостью прищура.
  Она молча просидела всю прессуху, надёжно прикрытая широким плечом Оздоева, задавшего Герою России всего два в меру едких вопросца, - под настроение. Зато импортные и отечественные журналистки и журналистики старались вовсю, ослепляя Героя России фотовспышками.
  Фотографировали они, впрочем, всё, что видели: и наряженных отнюдь не в гуманитарку детишек с букетами цветов, и залитые солнцем классы, и коридоры, украшенные лозунгами: "Слава лучшему сыну нашего народа!", "Мы гордимся тобой, Герой России, достойный продолжатель дела своего отца!"...
  - Российские власти готовы предложить амнистию оставшимся в Чечне боевикам. Это демонстрация силы или признание слабости? Насколько реально это осуществить?
  Султан лениво подался к микрофону, и она ещё ниже опустила голову.
  Он растягивал слова, беззастенчиво глядя в услужливо разложенные на столе листки бумаги.
  - Я в своем обращении к народу... также гарантировал боевикам, сдавшим оружие, амнистию... конституционные права... и свободу.
  Она передёрнула плечами - по спине прополз холодок, как будто между лопаток упёрся мёртвым зрачком автоматный ствол.
  - Мы предоставили участникам НВФ... еще один шанс сложить оружие и вернуться к мирной жизни... к своим семьям, родным и близким...
  Оздоев быстро, предостерегающе глянул на неё.
  - ...Конечно, это для них будет нелегкий шаг... но они о своем решении не пожалеют... как не пожалели те, кто уже явился с повинной...
  Она вскочила, пригнувшись, и заспешила к выходу, спотыкаясь о чужие ноги, бормоча извинения, отворачиваясь, кутая лицо в платок.
  Позади свирепым шёпотом извинялся и чертыхался Оздоев.
  Она прибавила шагу и едва успела вылететь за дверь, когда трое накачанных в камуфляже почти что уважительно подтолкнули её к другой двери - соседней. Одновременно, - совсем уже без церемоний, - преградив дорогу Оздоеву.
  В пустом гулком классе, пропахшем свежей краской и извёсткой, не было ещё ни парт, ни стульев, лишь новёхонькая зелёная доска, и над нею, - среди портретов президента России, Героя России, отца Героя России, - один невесть как затесавшийся сюда портрет, показавшийся родным: очки в тонкой оправе и умный взгляд...
  Чернышевский Эн Гэ.
  Что делать?
  Тяжёлые хозяйские шаги прогромыхали по скрипучим половицам бывшего школьного коридора, заглушая гомон голосов - корреспонденты, видимо, уже отбывали прочь. Оздоев, ох, Тимыч... Она отпрянула от стены и вскинула голову. Дверь распахнулась.
  - Ну чего ты бегаешь? Я с тобой просто поговорить хочу. А ты от моих парней бегаешь. Трубку бросаешь!
  - Не о чем нам говорить. И незачем.
  - Что, муж твой не нужен тебе разве? Нашла, что ли, уже, с кем отдохнуть?
  Она тупо поглядела на свою руку, взметнувшуюся и враз перехваченную его железными пальцами так, что она почувствовала, как отчаянно колотится в запястье пульс.
  - Не смей - сломаю, - сощурился Султан лениво.
  - Ломай! - прошипела она сквозь зубы. - Ну!
  - Не про то говорим, - пробормотал он вдруг, ослабив хватку, и она спрятала онемевшую руку за спину.
  - Не о чем говорить, - хрипло повторила она. - Я не буду работать на тебя.
  - Я...
  - И таскаться за тобой повсюду, от пули спасать, тоже не буду!
  - Почему от пули? - просто сказал он. - От бомбы тоже, от фугаса, от гранаты, от...
  - Оставь меня! - вскрикнула она, зажмурившись. - Отпусти!
  - Человек не ведает о том, что записано у Аллаха, и что лежит ему у него под печатью, - сказал он нараспев и тихо засмеялся. - Я... да, кровь на мне, а Бес что - лучше? Я тут хозяин, а Бесу ничего уже не светит!
  - На тебе слишком много крови, - она вновь прижалась к стене, пытаясь укрыться от его тёмного, исподлобья, взгляда. - Грешно молиться за царя Ирода, Богородица не велит...
  - Чего ты там болтаешь?!
  Султан вдруг тяжело мотнул головой:
  - Ладно... Вот... Я хотел... Я знаю, что ты... - Сжав губы, он распахнул ворот своего камуфляжа, вытаскивая фигурный амулет на чёрном шнурке, сплошь покрытый арабской вязью. Снял с шеи шнурок, протянул ей.
  Дрожащими ледяными пальцами она кое-как достала латунную подвеску, пригревшуюся на груди, потянула через голову тоненькую цепочку, завороженно глядя, как враз проступает облегчение на его лице - будто вода сквозь камни.
  Положила подвеску на его широкую ладонь, схватила амулет, зажала в кулаке, чувствуя, как выступы больно впиваются в кожу.
  - Ты знаешь, что я?.. на что я... ты этого хочешь?
  - Да... - выдохнул он, тоже крепко сжав кулак.
  Стояла, закрыв глаза, пока дверь не хлопнула ещё раз, а потом - ещё, и свирепый голос Оздоева не проорал:
  - Давай быстрей отсюда!
  Она поглядела на него сквозь мокрые ресницы, и он больше ничего не сказал, пока запылённая "Лада" не вылетела на федеральную трассу.
  Оздоев наконец оторвал руку от руля и, вытряхнув из "бардачка" машины сигаретную пачку, взглянул искоса.
  - Чего он от тебя хотел?
  Она покачала головой, подыскивая слова.
  - Ты отказалась?
  Оздоев, как всегда, брал быка за рога сразу, едва того заметив.
  - Нет, согласилась...
  - Чего-чего?! - Оздоев сбросил скорость, подгоняя автомобиль к обочине.
  - А ты чего подумал?
  - Бешеная... Бить бы тебя, да некому! Смерти моей хочешь? Да говори ж ты!
  От нервного смеха она почти сползла с сиденья:
  - А чего это ты так испугался, а?
  Оздоев глубоко вздохнул.
  - Алиса Талгатовна...
  - Тамерлан Магомедович, вы хотите получить от меня эксклюзивное интервью?.. Ладно, прости, прости, Тимыч, бехк ма биллахь... Сейчас... - Потянув за чёрный шнурок, обвившийся вокруг шеи, она вытащила амулет наружу.
  - Хирз, - пробормотал Оздоев, хмурясь.
  - Это его.
  - Его?!
  - Ага, а я ему свой отдала.
  - Зачем?!
  Она набрала в грудь побольше воздуху:
  - Я их за... заговариваю. Он знал. Не знаю, как узнал. Наверно, сказал кто-то... с кем я... менялась, не знаю. Их много было, они просто приходили и просили...
  - Просто приходили... - нахмурившись, повторил Оздоев. - Просто приходили, просто просили, и ты просто менялась тем... той штукой, которая висела у тебя на шее?!
  - Ага. А потом с другим, кто просил... И... вот.
  - Какого ж чёрта! - вдруг прорычал Оздоев, ударив ладонью по рулю так, что вскрикнул сигнал. - Ты мне никогда не рассказывала!
  - Я думала, ты смеяться будешь... Тимыч, ты чего?
  Оздоев поспешно выпростал из-под свитера тесёмку с висящим на ней полумесяцем, угрюмо бросил:
  - Давай сюда.
  - Т-ты же не знаешь, на что я заговариваю... - только и выдохнула она, вытаращившись на него.
  - Явно не на вечную жизнь, - криво ухмыльнулся Оздоев.
  - Угадал. - Она переглотнула. - На лёгкую смерть.
  Оздоев несколько мгновений молча смотрел на неё, потом так же молча протянул руку.
  
  * * *
  06.09.06
  Была такая старая советская книжка - "Свет далёкой звезды", Чаковского, кажется... Вот видишь, ещё что-то помню...
  Это я к чему - вы для меня сейчас как те звёзды, далёкие-далёкие. Спасибо, хоть Интернет есть.
  Ты спрашиваешь, почему я не могу приехать даже на недельку. Могу. Но не должна. Понимаешь, я чувствую, что всё время должна быть здесь. Если я хоть на день отлучусь с этой земли, что-то страшное случится.
  Это суеверие, я знаю...
  Прости.
  
  * * *
  Двое подошли к ней сзади совершенно неслышно, так что она чуть не выронила сумку, услышав тихое:
  - Сан йиш...
  - Не бойся, - сказал другой голос. - Не оборачивайся. Вперёд иди, садись в машину.
  - Зачем?
  Она всё-таки обернулась - молодые парни, чуть старше Бека, тёмные безулыбчивые лица, настороженные усталые глаза.
  - Чего вы хотите?
  - Не бойся, - вздохнув, повторил тот, что повыше. - Иди, вон в ту машину садись.
  Возле хлебного ларька стоял старенький, сизый от пыли, когда-то синий "жигулёнок".
  Она не двигалась с места, и тогда тот же парень сказал:
  - Один... человек нас прислал, чтобы мы тебя отвезли к нему. Он сказал, что ты поймёшь... Пожалуйста, сан йиш...
  - Какой человек?
  Сердце прыгнуло, заколотилось в ключицах.
  Она шагнула раз, другой, третий, удивляясь тому, что ноги ещё двигаются, подошла к ларьку и уставилась в витрину.
  Сзади хлопнула дверца "Жигулей".
  Ещё шаг - заднее сиденье. Те двое - впереди. Не обернулись даже. Она повозилась с раздолбанной дверцей, пытаясь её прикрыть, парни терпеливо ждали, и лишь когда дверца захлопнулась, водитель нажал на газ.
  Сгущающиеся сумерки. Дорожные колдобины. Высокие ворота. Едва заметная щель в заборе. Заросший огород. Тропинка между грядок. Маленький дом. Серая дощатая пристройка.
  Щелястая дверь затворилась за нею, тихо скрипнув.
  И она, даже не глазами, душой угадав, метнулась к Ахмаду и вжалась в него, чтобы раствориться, слиться, не выпускать.
  
  * * *
  - Ты не ранен?!
  - Нет, нет... Дети как, сан безам?
  - Бегают, болтают вовсю, мама твоя за ними смотрит, и моя... Я не могу без тебя больше, не могу, не могу, я так устала, я...
  - Тихо, тихо, ну не плачь, деладоьхь, маленькая...
  - Когда же это кончится наконец?! Когда ты вернёшься?
  - Как я тебе скажу...
  - Ненавижу их всех!
  - Тихо, тихо... Уезжай отсюда, сан са. Далеко, домой...
  - Мой дом здесь. Ты здесь. Я тут нужна! Господи, за что, за что...
  - Значит, есть за что. Ш-ш... не плачь, не надо... не бойся ничего, не думай ни о чём, помнишь, как ты мне говорила... тогда, давно, давно...
  
  * * *
  Внутренняя дверь в пристройку распахнулась, когда во дворе сухо треснул первый выстрел.
  Один из парней, привезших её сюда, так и застыл на пороге, пока Ахмад, мгновенно развернувшись, не втолкнул его внутрь дома, волоча её за собой.
  И разверзся ад.
  Она забилась в угол рядом с пожилой женщиной, наверно, хозяйкой этого дома, которая передёргивалась при каждом выстреле, вцепляясь ей в плечо. Глаза старухи были зажмурены, из-под век по морщинистым серым щекам пролегли мокрые дорожки, губы неслышно шевелились.
  Те, кто были в доме, стреляли в ответ.
  Оконные стёкла были выбиты сразу, и по маленькому дому гулял ветер, остро воняющий пороховой гарью.
  И смертью.
  Этот дом станет их общей могилой. Крыша над головами - крышкой гроба, которая обрушится, когда в дело пустят БТР. А до этого по комнатам пройдётся другой ветер. Из огнемётов.
  Она встретила отчаянный взгляд обернувшегося Ахмада.
  Говорить было бесполезно. Кричать - бессмысленно.
  В ушах стоял звон, и она не могла даже понять, прекратилась ли стрельба.
  Но Ахмад всё-таки кричал что-то, яростно показывая на них со старухой, и она поняла, что, когда младший из парней содрал всё ещё белую скатерть с недавно накрытого стола, на котором теперь стыли черепки, и, наскоро намотав её на какую-то палку, рывком вывесил в окно.
  И тогда уже точно наступила тишина.
  И в этой полной звона и гула тишине она нашарила в кармане куртки совершенно забытый мобильник и негнущимися пальцами начала нажимать на кнопки.
  ...последние вызовы...
  ...непринятые вызовы...
  - Отзови своих! Отзови своих, слышишь! Пусть уйдут... И пусть мои уйдут... Отпусти... - прохрипела она в трубку, не отводя глаз от почерневшего лица Ахмада. - И... будет так, как ты захочешь. Пожалуйста...
  Ответа она не услышала, но знала - он был.
  Отбой.
  Старуха, всхлипнув, кое-как поднялась, медленно побрела вдоль стены, держась за неё рукой.
  Глаза Ахмада оказались совсем рядом - присев на корточки, он только глядел, будто вбирая её в себя:
  - Что ты сделала? Как...
  Протянув руку, она коснулась пальцами его спёкшихся губ - жёстких, как пересохшая земля.
  - Молчи. Иди. - Свой голос она совсем не узнала. - Идите. Вас никто не тронет. И меня... Береги себя. Я... - Она закрыла глаза.
  - Жди меня, сан безам.
  Она разлепила веки, когда по брошенному дому загрохотали другие шаги, много других шагов, зазвучали отрывистые голоса.
  И распрямилась медленно-медленно, держась рукой за обшарпанную стену, как давеча старуха. Поглядела в чужие глаза, такие же тёмные и бесстрастные, что и направленные на неё автоматные дула.
  Не оборачиваясь, пошла к выходу, зная, что они расступятся, и они расступились.
  
  * * *
  Она изо всех сил старалась держаться прямо, как будто это и было самым главным, самым важным сейчас. Изо всех сил, несмотря на мелькающие перед глазами чёрные мушки и звон в ушах, который так ни на секунду и не прекращался.
  - Ты чего? Самая крутая тут, что ли? Садись!
  Бесцеремонная рука хозяина дома пихнула её на стул, придержав за плечо, она попыталась отпрянуть и чуть не упала.
  - Чего дёргаешься? - ухмыльнулся он.
  Окружавшая их вооружённая орава взорвалась хохотом, который тут же стих, едва она подняла глаза. Машинально провела грязной ладонью по щеке, по непокрытым взлохмаченным волосам, запорошённым известковой пылью.
  - Я тебя не обижу, мои люди на меня не обижаются, - продолжал Султан, гордо оглядываясь, и вокруг одобрительно зашумели. - У меня всё есть - и у них, значит, всё есть. Я и твоего возьму к себе, Бес его защитить не смог, а я смогу. Я своё слово держу. У меня есть такие, как он. Пусть тоже ко мне приходит, и у него всё будет, и у тебя. Ты что, ты... смеёшься, что ли? Надо мной?!
  Опять наступила мёртвая тишина.
  пуля-дура, учи меня жить
  атеист, научи меня верить
  - Над собой, - прохрипела она. - И правда, вот дура-то... Никогда ни у кого ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя... сами придут... и сами всё дадут...
  - Что? - он сдвинул брови.
  - Ничего! - Ярость подкатывала к горлу, как рвота. - Так ты это всё подстроил? Твои ведь просто следили за мной, да? Правду скажи, я ж тебе всё равно уже пообещала... и я тоже своё слово держу...
  - Че-го?!
  Голос его вдруг осёкся, на скулах заходили желваки, и она поспешно встала, держась за угол массивного стола.
  - Ты думаешь, что я... ты... да ты!
  Стул, такой же массивный, развалился от удара об пол.
  Крепко зажмурившись, она вцепилась в стол, слыша только тяжёлое дыхание человека напротив, а потом, через целую вечность, - его хриплый смешок:
  - Чего, испугалась?
  И вокруг снова захохотали.
  Она молчала.
  Так и не дождавшись ответа, Султан снисходительно добавил:
  - Правильно боишься! Меня надо бояться. Но ты не бойся. Слышишь? - Он снова тяжело усмехнулся. - Ты сильная, но я сильнее. Хочешь - забирай своё слово и уходи. Всё равно потом вернёшься.
  Она упрямо помотала головой, не подымая глаз, чтобы не видеть его усмешки, чтобы не прорывались слёзы.
  - Я позвоню твоим, приедут, - бросил он уже с порога, и остальные затопали следом, загомонили.
  Наступила тишина, и слёзы наконец прорвались.
  Дверь снова распахнулась, и Султан вдруг оказался перед нею - уже один:
  - Ты же нужна мне, Бешеная! Ты же знаешь, чего я хочу! Помоги мне... прикрой! У меня сила... дай же мне ещё свою силу, а я - тебе! Слышишь?!
  - Твоя сила - война... война... перезагрузка... - пробормотала она, задыхаясь. Сердце глухо бухало. - Снова война... Опять война! - Она закрыла лицо ладонями.
  - А победы не бывает без войны! Что, не веришь? - запустив пятерню ей в волосы, она заставил её вскинуть голову, встретиться взглядом с его горящими яростью и отчаянием глазами. - Не веришь мне?!
  - Не могу... - прошептала она одними губами, и повисло молчание.
  - Ты поверишь, - сказал он вдруг убеждённо, отталкивая её. - Иди... Нет! Стой.
  Он снова оказался совсем рядом, и она снова отпрянула.
  - Да чего ты! - гаркнул он. - Я же мусульманин!
  Она отвернулась, удерживая не то всхлип, не то смешок, и Султан, скрипнув зубами, медленно проговорил:
  - Я... могу найти тех, кто убил его сестру!
  - Что?..
  Звон в ушах всё нарастал, и, чтоб не упасть, она уцепилась за его рукав, уже не заботясь ни о чём.
  Зайка...
  Зайка.
  - Тех, кто его сестру подставил, кто это подстроил... Найти тебе их? - Он прищурился. - Или сразу головы? Хочешь?!
  Она подняла глаза, поглядела, не видя. Прохрипела, зажимая ладонью саднящее горло:
  - Хочу!
  
  * * *
  - Маме не сказали? Дети как? Бек! Ну не молчи!
  - Ты согласилась?
  - Бек!
  - Бесу позвони, поговори хоть.
  - Бек...
  - Ты всё равно согласишься, он тебя дожмёт, не дурак, знает, что за тобой - сила. И он это хочет - силу твою. А то, что он хочет, он обычно получает... Ну, чего трясёшься?
  - Он... он так и сказал... ещё сказал...
  - Ну?
  - Что найдёт убийц Зары. Или... их головы.
  
  * * *
  Этот звонок, который она ждала бессонными ночами, вдруг грянул.
  - Ты мне дважды обещала.
  Он не спрашивал, он утверждал.
  Она переглотнула, сжав мобильник, как рукоять пистолета, отняла его от уха. Но всё равно слышала:
  - Ты же держишь слово, Бешеная. Сейчас за тобой приедут.
  Рассвет.
  Подходя к машине, она чувствовала, как всё замерло за высокими соседскими заборами. Даже собаки не лаяли.
  - Мам, ты к детям иди. Ничего, ничего... Я вернусь. Я скоро...
  Парни в разгрузках и камуфляже не сказали ей ни слова, пока машины пылили по дороге. Только водитель искоса глянул, когда она, машинально пошарив возле себя на сиденье, нащупала приклад автомата.
  Совсем рассвело.
  Она знала и дорогу, и этот дом, и человека, который её ждал, и знала, чего он ждёт.
  Не знала только, что посреди той комнаты, куда её приведут, будет стоять Ахмад.
  Кровь зашумела в ушах, и она на мгновение зажмурилась, перед тем, как броситься - не к нему даже, к двери, куда входил Султан.
  Чтоб ногтями содрать с его лица довольную усмешку.
  - В шахматы играешь?! Фигуры переставляешь?! К-каспаров!
  - Что тебе ещё надо? Все получают, что хотели! - отрезал Султан, невольно отшатываясь. - Он получил убийц сестры и сделал то, что должен! Ты получишь его. Я получу - тебя.
  Твёрдая тёплая рука легла ей на плечо, и она, задохнувшись, поглядела в потемневшее, заострившееся лицо Ахмада.
  - Он дал мне доказательства, - тихо проговорил Ахмад. - А его кIентий меня взяли, когда... всё кончилось.
  - Кончилось? - пробормотала она застывшими губами, не сводя с него глаз.
  - Всё! - с нажимом сказал Султан.
  Она перевела на него взгляд:
  - Правда?
  - Ты что, совсем спятила?! Хочешь, чтобы он... опять в горы?! Хочешь, чтоб у твоих детей отца не было?
  - А смерти нет, - сказала она вдруг легко и спокойно. - Тебя ведь это больше всего гложет, да? Смерти всё равно нет, ты не бойся. Главное - чтобы душа была свободна. Мой муж - он сам выберет, что должно... и я выберу сама. Никто над нами не властен.
  Ахмад ещё крепче сжал её плечо, притягивая к себе, заслоняя собой.
  Султан поднял голову, тяжело усмехаясь.
  - Значит, не боитесь, что не выйдете отсюда... раз над вами никто не властен?
  Она закусила губу.
  - Но перерезать волосок может лишь тот, кто подвесил... - По голосу Ахмада она поняла - улыбается.
  Запрокинула голову, встретившись с ним взглядом, и засмеялась.
  - Уходите, - отрывисто сказал вдруг Султан. - Что смотрите? Уходите. - Каждое слово он выговаривал будто с трудом. - Ты выбрал. Она выбрала. Уходите. Пропустят.
  В дверях она обернулась, помедлила, глядя Султану в глаза. Вымолвила только:
  - Позовёшь.
  
  12.08.2004 - 04.07.2009
  Новосибирск - Комсомольск-на-Амуре
  
  ОТ АВТОРА:
  Выражаю свою любовь всем, кто хохотал и плакал над этими страницами, особенно моим первым жертвам: Нине Овсюковой, Анне Сидоровой, Константину Луконину.
  Баркалла моим терпеливым переводчикам с чеченского на русский и обратно: Руслану, Аминке, Селиму, Арсену.
  И спасибо Грому, Борзому, Акеле, Хамзату, Хурриту, Нохчо, Тумише, Саиду. Ваших уроков я никогда не забуду.
  Спасибо Катерине и Танюше за подсказки и всяческое участие в судьбах героев.
  В книге были использованы стихи и песни Александра Башлачёва, Александра Розенбаума, Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, Вячеслава Бутусова, Егора Летова, Янки, а также групп: "Аквариум", "Агата Кристи", "Гражданская оборона", "ДДТ", "Кино", "Крематорий", "Ленинград", "Любэ", "Наутилус Помпилиус", "Пикник", "Сектор Газа", "Сплин", "Чайф", "Чёрный Лукич", "Чиж и К".
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"