Лукина Ксения Александровна : другие произведения.

Несытые глаза

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Небольшая зарисовка о жизни людей без опредеденного места жительства


НЕСЫТЫЕ ГЛАЗА

  
   Их было трое: толстый, смахивающий на бомжа, мужик с красно-синим, в крупных оспинах, лицом, и жидкой, цвета перца с солью, бородкой, тощая, как вяленая вобла, баба, конвульсивным жестом прижимающая к иссохшей груди рваный полиэтиленовый пакет, в котором, судя по виднеющимся сквозь дыры сплющенным алюминиевым бокам, находилось энное количество металлической тары, и маленькая, дворовой породы, собачка, с черной, облезлой шерстью. Стояла поздняя осень, и в стылой темноте наступающего вечера медленно, в сомнамбулическом танце кружились первые предзимние снежинки, оседая в складках грязной одежды бомжей. Рядом на замызганной скамье, покрытой местами облупившейся темно-зеленой краской, стояла початая упаковка салата и наполовину пустая бутылка с оторванной этикеткой, к которой оба бродяги поочередно прикладывались.
   Бомжи молчали, - то ли от того, что оба всецело были поглощены любимым делом, то ли от того, что не о чем было говорить. Но вот, наконец, бутылка опустела. Исчез и салат.
   Только теперь парочка, наконец, обратила внимание на вьющуюся у ног собаку.
   - Ишь, смотрит... - Проворчала Вобла, с трудом ворочая неповоротливым языком, и демонстративно разводя руками. - Нету больше ничего. Не-ту! Да если б и было...
   - Ты хрен бы получила. - Закончил за нее Бородач, вяло усмехнувшись. И, обращаясь в никуда, добавил: - Несытые глаза.
   - Че-че? - Переспросила Вобла. На ее пустом, рыбьем лице возникло странное выражение, отдаленно напоминающее удивление. - Какие еще глаза?
   - Несытые. - Смачно харкнув, бомж сплюнул себе под ноги. - Так еще мать моя говорила. Жрут, жрут, а им все мало. Так и норовят кусок урвать.
   - Прям как дети. - Равнодушно кивнув, заметила собутыльница. И, икнув, будто нехотя, проговорила: - Вот мой-то сын, - и тот был такой же. Дашь ему конфету или там чего еще, а он все просит и просит.
   С этими словами она привычным жестом протянула руку к бутылке, чтобы лишний раз убедиться, что та пуста.
   - Во-во, - кивнул бич, - и я о том же. Постой, Ленка, - у тебя че, и сын есть?
   Бомжиха, которой, судя по ее виду, было никак не меньше пятидесяти, равнодушно кивнула.
   - Есть.
   - А че ж ты мне о нем ничего не говорила?
   - А зачем? - Прошамкала та. И, промолчав, добавила: - Да какой он мне сын... теперь-то...
   - Выгнал? - зачем-то переспросил Бородач.
   - Выгнал. Вот как старик-то мой умер, - тогда и выгнал. Мол, на кой черт мне пьющая мать... - Надтреснутым голосом ответила Вобла. - Он у меня большой человек, банкир! В пиджаках, при галстуке.. И машина у него была... Две машины! А он мне: ты, мать, сама виновата! Да где ж моя вина-то? Ну, била я его, - это верно. Ну а кто ж детей своих не бьет-то?.. Зато он у меня всегда умненьким был... В школе одни пятерки... А он мне: бросишь пить - тогда пущу!
   - Так ты бы бросила. - Равнодушно заметил бомж.
   - А я бросала! Не, вот честно тебе говорю: бросала! Да только толку-то... - И Вобла, тихо всхлипнув, закрыла испитое лицо грязными руками.
   Заметив это, Бородач дрожащей с перепоя рукой похлопал ее по плечу.
   - Да ладно, Ленка... Будет тебе...
   Но та продолжала всхлипывать. Было заметно, что плакать ей неохота, - как неохота было выходить из растянувшегося во всю длину жизни запоя. Да и собутыльнику было на нее глубоко плевать. Но Вобле нравилось чувствовать на себе чужую жалость, а Бородач успокаивал ее только потому, что так было проще.
   Но вот, наконец, пьяные рыдания стихли. Однако Вобла все еще ощущала в себе потребность высказаться. Похоже, в лице Бородача она неожиданно для себя обнаружила подходящую жилетку для того, чтобы выразить свое негодование происходящим вокруг. Прервать ее словесный поток было невозможно.
   - Вот ты скажи, - скажи, где здесь справедливость-то? - Заикающимся голосом простонала бомжиха, уткнувшись носом в замызганный, насквозь пропахший помойкой и от того особенно вонючий бушлат Бородача. - Ты их растишь, растишь, а они тебе - фигу к морде! И ведь все, все у них... И деньги, и жрачка... А ты, мать, - ходи, побирайся! Бутылки пивные, банки вот эти... А много с них поимеешь, с банок-то? Я вот и на литруху и то насобирать не могу...
   - Да уж, не говори. Время сейчас такое. Нелегкое. А главное что? Главное - люди другими стали. Не то, что раньше. Помню, как в переходе стоял, - так обязательно или стольник, или десятку кинут. А щас - одна перхоть, и то ведь, прежде чем дать, по полчаса в карманах копаются. Ищут, что помельче. - Сипло пробормотал Бородач. И, погрозив невесть кому кулаком, со злобой добавил: - У, жлобы! Чтоб вам всем...!
   - Совести у них нет. Со-вес-ти! - Кивнув, подтвердила Вобла. И, дыхнув на озябшие руки, добавила: - Э-эх... Сейчас бы еще по одной. А, старик?
   - Верно говоришь. Да где взято-то, а?
   В стылом воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь жалобным поскуливанием дворняги.
   - Что, Жулька? Тоже, небось, замерзла? - Ласково проворчал Бородач, и. словно в подтверждение своих слов, потрепал собачку по загривку. - А ведь когда-то и у меня была квартира... Жена...
   - А дети? - Насторожившись, вставила Вобла.
   - Не-а... Детей не было...
   - Жена не хотела?
   - Да нет... Это я... Жена-то моя только о детишках и говорила. Давай да давай. А какие мне дети? Я ж тогда деловой был... Не до этого... Все денег мечтал раздобыть, чтоб жить по-человечьи. Чтоб все, как у людей. Ну, и попался по неосторожности. Дружбан один подставил. Подлюка! А ведь все ради нее, ради жены... В меха хотел одевать... Колечки чтоб там, брюлики... Зато когда срок дали, - она быстро все прибрала к рукам. И машину, и квартиру... А сама блажила, что любит!
   - А любила? - с сомнением в голосе переспросила Вобла.
   - Любила, - криво усмехнулся Бородач. - Но не долго. Как узнала, что я нескоро еще выйду, - так быстренько подсуетилась, хахаля себе нашла. Подала на развод, а мне написала, чтоб я и думать забыл о ней. Но я не забыл. Как срок отмотал, - так сразу к ней. А там - бычара ее на пороге стоит, лбом потолок подпирает. "Иди, - говорит, - мужик отсюдова, пока еще ходить можешь. А не уйдешь сам - так вынесут. Ногами вперед". Сказал - и ржет, что твой мерин.
   - И ты ушел.
   - Ушел. - Пожал плечами Бородач. - А что мне еще оставалось?.. Это раньше он бы от таких слов у меня через голову с восьмого этажа летел, а теперь... Туберкулез - это тебе не шутки.
   С этими словами бомж закашлялся, прикрывая обветренный рот покрытой струпьями ладонью.
   - Э-эх, Ленка! Ну вот скажи ты мне, - чем мы хуже других? В чем провинились?
   - Не знаю, - ответила та. И, зябко поежившись, сиплым голосом пробурчала, - Жрать охота. А?
   И, обернувшись к проходившему мимо парню с перекинутой через плечо синей спортивной сумкой, нарочито жалобно простонала:
   - Сынок? А, сынок? Дай пятерик, а? Ну да-ай! Горло совсем пересохло.
   Парень остановился, и, пошарив в карманах кожаной куртки, протянул Вобле потертую монету. Та по-сорочьи скрюченными пальцами схватила кругляк, и, пряча его за пазуху, все еще продолжала смотреть на парня своими покрасневшими от холода глазами.
   Жалкими, просящими.
   НЕСЫТЫМИ.
  
   Ксения Лукина.
   Москва, 16 ноября 2005 г.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"