Мелгрик Даргмур был жаден и скуп. Но отнюдь не от хорошей жизни. Он родился и вырос в Восточной Эратии, и его детство и отрочество пришлось на Темные войны. Воочию он увидел легионы, марширующие под черным с серебром знаменем Горгонадца. И это оставило неизгладимый след на его личности.
Нет, он не превратился в разбойника, дикого лесного брата, досаждавшего сначала силам Тьмы, а после колониальной власти Торгмара, пришедшей за разоренные земли Дератонского королевства и его соседей. Но годы нужды и голода заставляли беречь не то, что эратийский медняк, но и хлебную крошку. Именно их сейчас и собирал старый торговец, сосредоточенно елозя грязным пальцем по не менее грязной столешнице. Насобирав достаточно, Мелгрик поднял палец, внимательно его осмотрел и с задумчивым выражением лица облизнул. Только после этого он поднял глаза и уставился на двух незваных гостей, заявившихся к его столу. К его любимому столу в таверне «Глухой орк».
Один был южанином, судя по темной коже. К тому же огненным магом, хотя алая мантия представляла собой жалкое зрелище: рваная и грязная, а от благородного красного цвета осталось что-то бурое и невзрачное, как брюшко раздавленного таракана. Второй был гномом: по телосложению он напоминал квадрат — размах плеч едва уступал росту.
- Говорят, меня кто-то ищет... - гнусаво протянул Мелгрик.
- Именно, о высокочтимый! - воскликнул смуглокожий, радостно осклабившись.
Он прижал правую руку к груди и чуть склонился — знак уважения равным равного, но не подчинения. Торговец хмыкнул — южанин был знатоком хороших манер, несмотря на свои лохмотья.
- Позвольте представиться! - Южанин выпрямился. - Я Джалад ур-Малашан, также известный, как Джалад Валантский! Почему Валантский? Все очень просто: я просто родом из Валанта. Дипломированный огненный маг первой ступени. Конечно, это не второй и даже не третий, но я готов клясться Священным Огнем Юга, что вы не найдете еще одного первенца в радиусе ближайших тысячи миль!
Мелгрик шумно высморкался в кулак, вытер руку об штанину.
- И нахер мне это знать?
Джалад улыбнулся, огладил грязной пятерней, замотанной в какую-то тряпку, клочковатую бороду. Темные, почти черные глаза ничего не выражали. И они Мелгрику напоминали два тусклых камешка.
- Кроме того, что я дипломированный огненный маг? Ну, до нас доходили слухи, что вы собираетесь на ту сторону и...
- На ту сторону?! Доходили слухи?! - Мелгрик посмотрел направо, где стоял Дорос Даргран, начальник его охраны. Тот пожал плечами. Потом вновь уставился на джаффца. - Зачем мне на ту сторону? Там же война.
Он скривился в тухлой ухмылке.
- Война! - радостно согласился Джалад. - Которая, как известно, двигатель торговли. И вам это известно не хуже меня. Ведь зачем еще вы снаряжаете караван перед самой зимой, ибо каждому дератонцу известно, что скоро последний перевал закроется снегами и он станет совершейнешим образом непроходимым. Только если знаете, что сумеете за свои товары получить прибыль, достаточную, чтобы рискнуть пройти заснеженным перевалом. По территории ётунов.
Повисло тяжелое молчание. Мелгрик уставился на джаффца.
- Ты умен. - Торговец пожевал губами: он был слишком расчетлив, чтобы послать наглого колдуна подальше, тем более, что он был прав.
И, кроме того, если он наймет огненного мага, то ему не придется закупать земляное масло и кровь дракона. И, значит, можно будет выйти не через неделю, а уже завтра. И против ётунов, как известно, одно оружие годится: огонь.
- Пожалуй, ты мне подходишь, - задумчиво протянул торговец Таргмур. Охранники, застывшие по бокам, ощутимо расслабились. Поссум и Пулдун переглянулись и убрали руки с рукоятей коротких мечей.
Мелгрик причмокнул и ткнул пальцем в сторону гнома.
- Только коротыш мне зачем? Тебя беру, а его — нет.
Джалад Валантский усмехнулся. И тепла в ухмылке огненного мага было не больше, чем на зимних перевалах Королевского хребта.
- Вряд ли вы, уважаемый мастер торгового ремесла, сумеете отказаться от его услуг.
- Угу, - донеслось из-под капюшона.
Огромная секира с узором «бородатых» рун на рукояти и лезвии взметнулась в воздух и обрушилась на Мелгрика.
Он зажмурился. А потом открыл глаза, почувствовав, что его голова все еще крепится ко всем остальным частям тела. Взгляд торговца скосился на полулунное лезвие, застывшее возле его шеи, потом скользнул по рукояти к перчатке из толстой кожи, выше по рукаву. К лицу.
Капюшон соскользнул с головы, обнажив густую черную бороду, похожую на воронье гнездо, грубые черты, массивный нос, глубоко запавшие глаза, горевшие алым огнем Бездны, серую, будто из старого гранита, кожу.
Ужас парализовал. Мелгрик не увидел, но почувствовал, как отшатнулись Поссум и Пулдун. Идиоты-охранники даже не задумались выхватить мечи. Рациональная часть мозга, все еще не затронутая быстро расползающейся тенью страха, отметила, что стоило бы после такого скосить жалованье. А еще лучше выгнать взашей. Но то, что уже по уши плескалось в набегающей черной волной вопило на все лады одно-единственное слово.
- Цверг!!!
Кто-то засмеялся. Лающе, отрывисто, но искренне. Только потом Мелгрик понял, что это заливается джаффец. Уставившись на мага, торговец сглотнул горькую слизь, скопившуюся во рту.
Джалад смахнул пальцем набежавшую слезу.
- Всегда смешно, - сдавленно выдохнул он, - когда он так делает. Цверг! - маг театрально взмахнул руками. - Ой! Чудовище! Хотя каждый вроде бы знает, что последнего темного гнома уничтожили тридцать лет назад. Никаких больше цвергов!
- Но... но он...
Южанин нетерпеливо дернул плечом.
- Горм, расслабься. Ты произвел достаточное впечатление.
Гном презрительно фыркнул, ощерив острые треугольные зубы, но оружие убрал.
- Каждый раз срабатывает, - пряча улыбку, произнес Джалад. - Но Горм Твердый не цверг, а обыкновенный дварф, изгнанный из своих гор.
Голос его наполнился почти искренней грустью.
- Почему? - хриплый голос все еще плохо слушался Мелгрика.
Он потер шею, все еще зудящую в том месте, где к коже прикасался острый металл.
- Каменная проказа. Бич всех карликов, - пояснил маг. - Скорая смерть для любого гнома за редким исключением. Иногда дварфы выживают, но болезнь уродует их: серая кожа, красные глаза, треугольные зубы. Знаете ли, это как печать проклятья: никто из сородичей не желает иметь с ними дело. И вот уходят проклятые в белый свет, на подвиги, надеясь в посмертии избавиться от черного проклятья... Порой мне его жалко...
Гном так зыркнул на мага, что тот мигом осекся. Откашлялся.
- А порой и нет.
- Так он, - косясь на секиру, протянул торговец, - типа, прокоженный. Заразный?
- Э, нет, - с улыбкой мотнул головой Джалад Валантский, - людей гномья хворь не берет.
- Гм...
- И еще, к тому же, - быстро продолжил джаффец, - уважаемый мастер Горм Твердый — опытный секироносец, как вы, уважаемый мастер Мелгрик Даргмур, наверное, уже смогли убедиться. Думаю, в нашем походе услуги такого профессионала не могут не пригодится.
- В нашем? - с легким удивлением переспросил торговец.
На лице южанина отобразилась приязненная улыбка.
- А разве мы еще не договорились?
2.
- Снег! Ненавижу снег! - прорычал Шмиттельварденгроу, счищая налипший на сапоги снег о поваленную сосну.
Цверг с яростью посмотрел на голубевшие впереди заснеженные склоны Королевского хребта. Язык густого хвойного леса вонзался между двумя пиками, отмечая начало перевала. Над ним клубилось серое облако. Впереди снега было еще больше. Гном сплюнул в снег, устало выдохнул и уселся на бревно. Скинул со спины чехол с рунной секирой и поставил между ног. Сил не хватало даже на то, чтобы с чувством и толком выругаться. Как и любой гном, цверг мог завязывать гвозди узлом и мять, словно глину, подковы в кулаке, но продолжительные пешие походы были не его любимым занятием: корот кие ноги, массивное тело, глубоко проваливающееся в снег требовали усилий в разы больших, чем от человека. На это накладывался и возраст, и не слишком здоровый образ жизни цверга. В итоге дневной переход, дававшийся остальным относительно легко даже худосочному Джаладу, превращался в сущее мучение, после которого у Шмиттельварденгроу было одно желание: добраться до любого бревно, камня, пенька, то есть места, куд-а можно было водрузить свое седалище.
Цверг мельком оглянулся, проверяя, не наблюдает ли кто за ним. Южанин колдовал над сложенным хворостом и ловил искру, которую выбивал один из людей Мелгрика. Меж пальцем южанина уже плясали алые блестки. Остальные ставили войлочные навесы на длинных жердях, нарубленных в хвойнике, укрывали плотными попонами коренастых мохноногих тарквиниев и стягивали кругом сани с товаром. Пару человек вострили колья. Никто не обращал внимания на ворчливого гнома.
Тот выдохнул и положил руку на бревно. Дерево давным-давно умерло, как и сотни поколений букашек и прочих мелких тварей, обитавших в нем, — скопившийся прах сухо потрескивал под пальцами, словно статическое электричество. Шмиттельварденгроу прикрыл глаза и медленно втянул его в себя, неспеша, небольшими порциями. От энергии закололо пальцы, голову словно продули кузнечными горнами. Сразу отлегло — кровь быстрее побежала по жилам, перестали ныть кости и мир больше не казался таким ненавистным. Настроение почти улучшилось, да и снег не казался таким уж отвратным. Вот таким можно было и с людьми пообщаться.
Темнело рано. Вечер наваливался густой, ни единого просвета, тьмой, но Шмиттельварденгроу она была не страшна: даже в темноте подземелий он вполне явственно видел силуэты живых существ, но а теперь так вообще — словно в полдень прогулялся. Ни одной детали не упускал взгляд. Как коснулись его подозрительные взгляды охранников, как Мелгрик чуть отодвинулся, уступая место: он боялся страшного цверга.
Джалад улыбнулся, когда подошел гном. Искры в его руках превратились в яркий и жаркий огонь, довольно пожиравший хворост — рядом были свалены еще несколько вязанок, которых должно было хватить на ночь. На большой закопченной треноге висел на огнем котелок с «гномьей каше» - густой вязкой массой, булькавшей с тошнотворным звуком. В кипящей серой массе плавали островки редкого волокнистого мяса.
А маг развлекал остальных, вызывая в пламени маленькие фигурки странных существ, сражавшихся в потешных боях друг с другом. Люди смеялись, когда огненное создание отделывало особенно потешный кульбит. Кто-то начал рассказывать смешную историю.
Они радовались: караван двигался споро, несмотря на свежевыпавший снег, было еще не слишком холодно, и с Королевского хребта не успели еще спуститься холодные зимние ветры. Но только от этого у Шмиттельварденгроу на душе стало совсем худо. Он был чужим на этом празднике жизни. Даже Джалад стал своим, но только не цверг. Тяжелые черные мысли ворочались в голове. Он сплюнул в отвращении, развернулся и пошел в черноту. Поссум, сидевший рядом, развернулся.
- Ты куда, гноме?
На миг Шмиттельварденгроу остановился — до зуда в горле захотелось послать человека. Но, сдержавшись, он кинул через плечо:
- Пойду отолью.
- Ты там осторожнее, - ухмыльнулся охранник, - поговаривают, что в этом году ётуны спустились с гор рановато. С первыми снегами.
- Ётуны, говоришь? - мрачно осклабился цверг. Он дотронулся кончиками пальцев доя полулунного лезвия рунной секиры. - У меня есть чем их отвадить. А твои молодцы все вернулись?
Поссум недоуменно проследил за гномьим взглядом. Люди плотным кольцом окружили кострище, и прорех в единой стене тел он не видел, но чего-то не хватало. Вернее, кого-то.
Он толкнул локтем сидящего рядом Пулдуна.
- Эй, твои все здесь?
Напарник слизал с ложки остатки каши, обернулся к Поссуму.
- Че?
- А, грю, твои все?
Пулдун почесал острым концом ложки под шапкой.
- Кажись, все. - Он окинул взглядом караванщиков. Наткнулся на ответный Мелгрика — тот, видать, что-то почувствовал. - Гм. Вроде как Димаха и Мозгрира нету. Может, отлить отошли?
Он не договорил. Толкнул в плечо одного из своих бойцов — невысокого мальца в кургузом полушубке.
- Где Димах и Мозгрир?
Тот пожал плечами. Открыл рот...
И ничего сказать не успел. Хриплый от боли и ужаса крик взрезал тишину заснеженного хвойника. Разговоры за костром мигом стихли, погасли Джаладовы креатуры в огне. Все разом обратились в слух.
Здоровенный камень вылетел из темноты. Продолговатый, черный на свету, крутнулся в воздухе пару раз и по пологой дуге упал в костер, разбросав угли. Закачался котел, расплескивая кипящую кашу. Едко запахло паленым. Шмиттельварденгроу с наслаждением втянул запах раздувшимися ноздрями, неспешно скинул со спины и расчехлил секиру — лезвие влажно заблестело в алом отсвете костра. Цверг развернулся, перехватив оружие поудобнее. Резко выдохнул, улыбнувшись.
- Началось! - Он чуял острый, пряный аромат жареной человечины.
В огне, пострескивая и шипя, скручивались и чернели белесые, словно паутина, волосы на отрубленной голове, глубоко зарывшейся в раскаленные угли.
3.
Нет, Шмиттельварденгроу ошибся: голову не отрубили. Ее оторвали, скрутили, словно слабому цыпленку, выдрав заодно и часть позвоночника, и бахрому рваных жил.
Судя по светлым волосам, насколько помнил цверг, незавидная смерть досталась Димаху — долговязому, нескладному дератонцу, настолько бледному, что он казался ожившим трупом. Дхаров альбинос, тронутый Светом, как говаривали в народе. И вроде как дальний родственник Мелгрика. А вот о судьбе Мозгрира, уроженца стирского побережья, можно было только догадываться. Ни сейчас, ни потом его больше никто не видел.
В темноте вырисовалось четыре массивных фигуры, отделились от черной массы леса и двинулись к огню. Алые росчерки легли на блестящий белый мех, отразились в полированной черноте глаз под тяжелыми морщинистыми веками, скользнули по острым прозрачным, словно озерный лед, зубам.
Ётуны двигались легко, словно скользили, не проваливаясь под снег. Огромные ступни взбивали поземку, но с легкостью несли по ненадежному насту массивные тела. Космы меха покачивались в такт шагам, свисая с приподнятых когтистых лап. За первой четверкой возникли еще силуэты.
- В круг! - взревел Поссум. Пулдун повторил его клич.
Шмиттельварденгроу сплюнул на снег, но отступил: тварей было слишком много — никакое воинское искусство тут не поможет. Сомнут.
Когтистая лапища внезапного мороза коснулась лица, оставив иней на бороде и усах — пробрало так, что заслезились глаза. Проморгавшись, цверг оскалился, покачивая внушительным оружием.
Етуны весьма отдаленно напоминали огров, но, пожалуй, Фозза такое сравнение просто оскорбило бы. Людоед-то был живым существом из плоти и крови, а эти...
Творения Тьмы — изначальной, стихийной, не прирученной Горгонадцем — и Хлада, не признающей ничего живого силы дальнего севера и вечных снегов. Древние твари, что застряли на Королевском хребте после отступления последнего ледникового периода, были одержимы лишь одной целью.: убивать, сражаясь с нутряным теплом живых тварей.
Рунная секира с треском врубилась в грудину ближайшего етуна. Чудовище совсем по-человечьи всхлипнула, а после тонко и визгливо завыла, облапила торчащее из тела лезвие.
Металл покрылся узором ледяной изморози, онемели, потеряв чувствительность пальцы. Шмиттельварденгроу хватки не ослабил, сжал зубы и выдавил сквозь них слова.
Чернота проскользнула тенями в бороздах «бородатых» рун и впилась в льдистую плоть. Вгрызлась глубже. Голубая, полупрозрачная кровь, сочащаяся из раны, потемнела, зашипела. Паутина черных жил прошила грубо вылепленную физиономию. Глаза вздулись, словно два чернильных шарика, и лопнули — черная зловонная жижа потекла на быстро тающий бледный мех густых бакенбардов, окаймлявших морду твари.
Цверг выдернул секиру и сломанный етун повалился в снег. Еще мгновение — и чудовище почти ничем от него не отличалось, превратившись в рыхлую белую кучу ледяных кристаллов.
Джалад голыми руками зачерпнул огня, словно набрал в горсти воды. Или, что вернее, мягкую глину, которую он мигом начал катать между ладонями, вылепливая плюющийся искрами шарик.
Подбросив на ладони, южанин размахнулся и швырнул его прямо в раскрытую в скрипучем крике пасть. С сухим хлопком шарик лопнул, и пламя, вырвавшись из глазниц и ноздрей, в один миг сожгло то, что у етуна было вместо мозгов. Все еще продолжая двигаться, обезглавленное тело рассыпалось снегом.
По бокам от мага стояли Поссум и Пулдун с рогатинами и факелами в руках. Остальные люди споро встали рядом с ними, образовав оборонительный круг — видать, это была не первая их стычка с тварями Хлада. Караванщики были спокойны и сосредоточены, хоть встреча с ледяными великанами произошло слишком рано: они даже не успели взобраться на перевал.
- Дык, - ответил Поссум, - паладины совсем обленились. Горы не чистят от тварей. Да и тролли затихарились.
- Тролли? - Джалад внимательно посмотрел на него.
- Ага, только каменнолицые могут убить етуна.
- Но...
- Эх, ничего ты не знаешь! - махнул рукой Пулдун. - Это ведь снеговые бабы с когтями и зубами, а сами етуны — бесплодные духи, живущие во льду. Это каждый мальчонка знает у нас, в Дератоне.
Шмиттельварденгроу не слышал разговор, продолжая орудовать секирой на переднем фронте, дорубая очередного великана. Южанин посмотрел на него и отвернулся к людям.
- И так вы каждый раз?
- Не, в это время мы обычно сидим по домам, а с етунами разбираются тролли. Если льдистые и спускаются с гор, то в самые суровые зимы. Да и то десятка не наберется за раз. Не ссы, магик, с тобой ни один етунец нам не страшен! - хохотнул Поссум и ударил факелом по морде близко подобравшегося чудовища.
Горящая головня оставила уродливую рану, разворотившую полфизиономии. Тварь глухо заворчала, пытаясь лапами собрать распадающееся лицо. Получилось неважно, а дератонец закончил дело. Вогнав широкий наконечник рогатины в место между скошенным подбородком и ключицей — у твари почти не было шеи, а голова, казалось, росла прямо из плеч.
Мелгрик забился в самый центр круга, взобрался на сани с товаром, как на революционную трибуну и раздавал указания, активно размахивая руками. Само собой, его уже никто не слушал: люди и без того знали. Что делать. Только вот одно смущало Джалада: никогда раньше, насколько он слышал, так близко к зиме, когда северные перевалы Королевского хребта превращались в полноправные вотчины етунов, караваны не уходили в горы. Наверняка мало кто знал, что их может ожидать. Уж слишком он понадеялись на огненного мага-недоучку. Ан нет, первая ступень, вспомнил он. Хотя куда там — джаффец горько усмехнулся — до первенца ему было учиться и учиться.
Отрубив голову очередной твари, Шмиттельварденгроу придвинулся к стене людских тел, ощетинившихся копьями и рогатинами, но в строй не стал. В тесном круге было не размахнуться топором — гному требовался простор. Да и к тому же, была велика вероятность, что кто-нибудь заметит маленькие фокусы странного гнома.
Он вновь впитал немного праха, подсек обратным ударом ноги етуна и пригвоздил того к земле тяжелым лезвием. Вытаскивал секиру цверг уже из кучи снега.
А етуны все шли и шли, вылезали из хвойника, развдигая руками еловые лапы и устремляясь к людям, как мотыльки на огонь. Только ни в одном мотыльке не было ни росту в полтора людского, ни длинных когтистых рук, ни прозрачных, словно стеклянных, и невероятно острых зубов, ни темной ненависти ко всему с горячей кровью в жилах.
Вот уже двоих им удалось выдернуть из строя, дернув за древки копий. Крики бедняг быстро затихли в темноте. Но от этого круг лишь теснее сомкнулся. Огонь горел жарко, поддерживаемый двумя молодцами, и давал надежду на выживание.
- Мы выстоим! - гаркнул в пространство сквозь обледеневшие усы Поссум.
Нестройным хором отозвались ему караванщики: они видели и чуяли, что до победы осталось совсем чуть-чуть. И развоплощенные етуны отправятся в свои горы, наращивать новые тела изо льда и снега.
И твари уходили. Останавливались на полпути, словно получив неслышный приказ, разворачивались и уходили в ночь.
Кто-то рассмеялся, и сложно было сказать, чего больше слышалось в голосе: радости от победы или истерического облегчения. Люди начали корчить рожи, показывать неприличные жесты, словно они чего-то значили для созданий Хлада и Тьмы. На поляну словно опустился гудящий рой огромных пчел: каждому хотелось что-нибудь сказать, похвалить соседа и пригласить на чарку после сложной и тяжелой ночи. Облегчение людей чувствовалось кожей.
Правда, Шмиттельварденгроу смеяться не хотелось, но не от того, что он презирал своих нанимателей. Своим черным нутром он чуял, что все произошло слишком легко. Да, сражаться было сложно, и от лап етунов погибли люди, но ничего сверхъестественного. Ледяные чудища умирали от честной стали также хорошо, как от огня и праха. Однако, цверг помнил, что магические творения не слишком бояться обычного оружия да и так легко не сдаются. Они не чувствовали усталости, страха или разочарования. Они были, как хорошо отлаженные механизмы, следующие к своей цели без сомнений и колебаний, до самого конца.
И, как всегда бывает, к своему собственному неудовольствию Шмиттельварденгроу понял, что был прав.
4.
Смех и радостный гомон победителей смолк в один миг, когда над лесом разлился многоголосый вой, отразился эхом от недалеких гор, нарастил силу, придавив к земле. Визгливые, скрипучие голоса, звучали словно скрежет торосов Звездного моря и грохот падающих в воду отломков от вековечных ледников Незнаемых земель севера.
Вой нарастал, обогащался модуляциями и нечеловеческими интонациями — над землей плыла странная, чуждая песня без слов.
Шмиттельварденгроу вдохнул полной грудью, безошибочно улавливая в воздухе острый аромат темной магии. В носу защипало. Песня полнилась прекрасными, дикими, первобытными перекатами силы. Изначальная истинная черная магия без цвергской мудрости, без хитроумной вязи заклинаний темнил Горгонада. И эта песня несла с собою смерть.
Сначала пришел ветер; стена урагана обрушилась на столпившихся людей, на войлочные навесы, бедных испуганных и ослепших лошадей. Безжалостный, выдирающий влагу из глаз порыв. Цвергу пришлось встать на колени, вогнав шип на конце рукояти глубоко в снег, чтобы удержаться. Он зажмурился поначалу, но заставил себя открыть глаза навстречу яростному, режущему, словно нож ветру. Там, за волглой завесой слез, за буруном белых песчинок, острых, словно гвозди двигались черные силуэты.
Он не продержался и десяти ударов сердца, снова закрыл глаза, сжался. А после пришла снежная лавина. Воздух пополам с твердой ледяной крупой.
Ветер сбивал дыхание, снег залеплял глаза Гном чувствовал, как леденеет, обвисает под весом сосулек борода, как оседает изморозь на усы и скулы. Как смерзаются веки. Он опять заставил себя разлепить их. Чтобы сберечь глаза, он отвернулся и взглянул назад.
Строй развалился, а люди напоминали играющих в пятнашки слепцов. Кто-то кого-то окликивал, но слова, словно птицы, улетали вместе с ветром. Пламя костра, как испуганный зверек, прижалось к земле, спрятавшись в потускневших углях.
- Огонь! Смотрите за огнем! - выкрикнул Джалад слепо шарящим в бушующей темноте помощникам.
Его слова, сорвал, скомкал ветер и унес прочь. Наверное, мага как-то поняли без слов. Вновь в костер полетели щепки, но пламя, придавленное ветром, лишь разбрасывало искры, но подниматься не желало. Желто-алые языки огня вылетали из угольев, но быстро таяли, разорванные в клочья.
Сквозь пургу он заметил какое-то движение, что-то массивное двигалось на него. Джаффец зачерпнул двумя горстямиеще горячих, тлеющих алым углей, скомкал их в два огненных сгустка и швырнул в бушующую ночь.
Фаерболы, неаккуратные, неровные, не пролетели и десятка футов, разбрасав искры, как налетел очередной порыв ветра, и два желто-красных сгустка расплылись святящимися, но быстро тускнеющими полосами.
Что-то упало за шиворот, камешек или льдинка. Шмиттельварденгроу изогнулся, запустил под плащ руку и извлек помеху. Зашипело, пахнуло едкой вонью горящего волоса: в ладони гном держал тлеющий огонек, а он даже ничего не почувствовал. Руки онемели до полной потери чувствительности. Надолго ли его еще хватит? Цверг сдержанно помянул дхара и двинулся назад. Скольких еще етунов он смог завалить бы? Две-три штуки. А сколько еще таилось в темноте, за завесой пурги? Нет, проблему стоило решать радикально. Гном развернулся и зашагал назад, торя себе путь сквозь толстые пласты нанесенного снега.
Он заметил Поссума, отмахивающегося мечом от наступающих теней. Сколько среди них было настоящих етунов, не мог никто сказать. С великой осторожностью Шмиттельварденгроу обошел его по широкой дуге, и только потом заметил, что рядом с дератонцем не было его верного помощника — Пулдуна. И только потом цверг попытался оглядеть остальных.
Караванщиков здорово поубавилось, а он ничего не увидел и не услышал. На миг пробрало ознобом: дхар, а ведь он мог точно также пропасть. И ни следа, ни звука.
Он вернулся к Поссуму.
- Огонь, мать твою дхар дери за задницу! - выкрикнул он в лицо наемнику. В одной руке гном держал секиру, а во второй — воротник куртки дератонца. Да так, что почти тыкался своим выдающимся носом ему в лицо. - Костер спасайте! Без костра все сгинут!
- А, гноме? - дернулся было прочь Поссум, но потом одумался. - Ага, что ты сказал? Уходить?! Да куда, клянусь Светом, уходить?!
Шмиттельварденгроу оттолкнул человека. Миг, и тот растворился в темноте. Гном метнулся к южанину, дернул того за плечо. Джалад ковырялся в костре, разминая пальцами щепки и колотые дровы, которые подбрасывали в огонь его помощники. Пламя плясало, то поднималось, то опускалось, но никак не могло разгореться в полную силу. Воздушный пресс метели продолжал давить без перерыва.
- Что? - Маг резко обернулся, с его пальцев соскочила миниатюрная саламандра.
Та стрелой метнулась в лицо, но остановилось в половине дюйма от цверга, повинуясь движениям пальцев южанина.
- Костерок-то... Того — кончается, - ухмыльнулся Шмиттельварденгроу, не спуская глаза с саламандры. Огненная ящерка отвечала ему взаимностью. - А ты молодец!
- А, ерунда! - Джалад махнул рукой. - Нормальные маги могут из костра создать саламандр размером с собаку. А это лишь пощекочет етуна...
Вдруг ящерка напряглась, развернулась и красной молнией метнулась прочь. Прямо в физиономию выросшего, словно из-под земли, етуна. Явно обиженная словами Джалада саламандра насквозь пробила голову чудовища и вернулась назад в руку своего создателя.
- Но куда?! - удивился маг. Он кивком указал на сани с товаром. - Сомневаюсь, что караван сумеет пробиться с приемлемыми потерями.
- С приемлемыми?.. - скривился цверг. Он презрительно хмыкнул и сплюнул в снег. - Нихрена не понял из твоего дерьма. Мы уйдем только вдвоем и бросим этих неудачников. Думаю, ледяным уродам хватит людишек на пару часов. А пока они будут весело хрумкать человечинкой, мы сумеем уйти.
- Ну, - видимо, Джалад тоже об этом задумался, правда, он был все еще недостаточно темным, чтобы совершить все без зазрения совести, - существует два препятствия. Во-первых, как нам вроде как известно, мы пройдем через земли троллей, а они, как дважды известно, не любят цвергов, огров и темных магов...
- Темных магов?
- Я имею в виду себя, - кротко пояснил южанин.
- Ага, - с задумчивым видом покачал головой гном. - А что там с «во-вторых»?
- А, во-вторых, это будет как-то не совсем правильно: мы взяли на себя обязанность защищать этих людей и...
- Это тебе второй урок темной магии: мы ничего и никому не обещаем! А теперь собирай пожитки и валим отсюда.
- Но ты, - Джалад застыл. Снежная крупа впилась в его щеку, сорвала капюшон с головы, и давным-давно немытые черные волосы разметались липкими лентами, - ты же когда-то клялся в верности Темному Лорду!
Шмиттельварденгроу оскалился, глухое горловое рычание не мог заглушить даже ветер.
- Я поменял правила с тех пор. Никому больше Шмиттельварденгроу, аттауран Симгара не поклянется в верности. Мне хватило и предыдущего раза. А теперь валим!
- Ах ты, сволочь! - Из хаоса пурги вывалился Поссум. - Темный Лорд, значит! Я тебе с самого начала не доверял...
Он не успел договорить. У него за спиной выросла огромная белесая фигура, большие руки обхватили его поперек груди, подняли в воздух. Дератонец закричал, но через пару ударов сердца глотка его замерзла. Етун сделал резкое скручивающееся движение: с тошнотворным хрустом Поссум развалился на части, твердые, будто вырезанные их дерева куски плоти.
Джалад воздел руки, и высосал последнюю энергию из костра. Угли почернели и застыли, а между ладоней человека сгустилась ослепительно яркая плазма.
- Священный огонь! Услышь меня! - выкрикнул он, и — странное дело — слова звучали четко и ясно, словно Джалад произнес их за трибуной главной аудитории своего Валантского университета. По крайней мере, так показалось Шмиттельвардегроу.
Огненный шар вспыхнул.
Нет, это была не совсем верная характеристика. Он буквально выстрелил светом и жаром. В один миг вокруг стало светло, как днем, а от жара зашипела борода цверга. Рукоять секиры нагрелась так, что он больше не мог ее держать. Ожесточенно встряхнув обожженными пальцами, он выронил ее и прикрыл глаза. Последнее, что он увидел было то, как от света вспыхнули языками пламени одежды Джалада.
С глухим рокотом етуны отступили, спрятавшись за пределы светового круга, а внутри его снег сначала расстаял, а после и вовсе испарился. Высохла и пошла трещинами земля. Вспыхнул, словно дварфски огненный порошок мох на земле.
И все. Магия не продилась и пяти секунд, но цверг почувствовал, что загар его был как после того, когда Доннермагнустру сунул его головой в печ, когда они боролись за Головоруба. Короче, приятного мало. Шмиттельварденгроу открыл глаза. Пурга, трусливо отступившая, опять набирала обороты.
Гном не стал ждать. Он схватил в охапку Джалада, благо тот не мог оказать никакого сопротивления, и накрыл их обоих куполом тьмы. Энергию он впитал из тела, вернее из осколков замороженной тушки Поссума — хоть какая польза от этого идиота.
Звуки погасли, оставшись лишь легким гулом где-то там снаружи. Померкло и зрение — за колышущейся стеной тьмы он видел лишь дрожащие силуэты. Вот — сани с товаром в виде темного холма с проблесками ряби, вот — караванщики, чьи тела светились переплетениями налитых горячей кровью жил, вот черные провалы, будто двери в саму Бездну — наступающие етуны. Это была их территория, а люди — их добыча.
Но только не цверг.
Шмиттельварденгроу холодно усмехнулся. Жалкие несчастные дератонцы, жители страны, раздавленной, словно таракан, железной пятой Горгонадца. Они были слабы, а, значит, недостойны.
Но хотелось верить, что он сам был достоин. Достоин вернуться и взять то, что по праву его.
Энергии, взятой из смерти Поссума, хватит где-то на полчаса, а, значит, через полчаса они должны быть далеко отсюда. А там наступит день, и они спасутся от етунов. Они могли уничтожить десятки, сотни ледяных чудовищ, но те были чересчур настырны.
Нет, на территорию троллей он не пойдет. Это будет глупая смерть — известных магоборцев его фокусами не проймешь.
Он поудобнее перехватил тельце Джалада и потащил его прочь. Как он надеялся, и прочь от Королевского хребта. Они пойдут другим путем, там, где нет снежных тварей.
Они? Он посмотрел на безвольно тянущегося южанина и заставил себя поверить, что спас его не потому, что привязался к забавному магику, а ради его возможностей и силы. И, когда наступит момент, цверг бросит его, как, например, Фозза. Ради собственной шкуры. Это было третье правило темной магии: никаких привязанностей. Жаль только, что Джалад узнает его таким образом.
Шмиттельварденгроу остановился только тогда, когда купол рассыпался черными лоскутами, но они сумели-таки выйти из снежной бури. Вокруг было тихо и покойно. Гном привалил Джалада к дереву, зачерпнул горсть снега и с наслаждением стал им елозить по лицу мага до тех пор, пока на бледных скулах не проступил румянец.
Джаффец застонал, но глаза открыл.
- Идти можешь?
Он тряхнул головой.
- Попробую. - И заворочался в снегу, пытаясь подняться.
В отдалении хрустнула ветвь. Шмиттельварденгроу резко развернулся, взбив облако снега, взмахнул, подняв секиру. И все ради того, чтобы почувствовать, как что-то холодное и острое уперлось ему в шею, подрезав бороду.
- Так-так-так!
Голос походил на перестук катящихся камней. Цверг скосил глаза, чтобы сначала увидеть небольшой метательный топорик о длинным шипом на обухе, который, собственно, и упирался ему в кадык, потом крепкую руку с кожей бугристой, как необработанная порода — предплечье стягивал широкий кожаный шнурок. А после было плечо, закрытое щитком из твердой прошитой кожи и только напоследок лысая, взрезанная шрамами, как перепаханное поле, голова. Морщинистая, наслоившаяся кожа на уродливой физиономии стала еще гаже, когда тролль улыбнулся.
- Меня зовут Грол, - пророкотал он. - А тебя, козявка? Ах постой, дай угадаю. Думаю, твое имя цверг. Мертвый цверг.
- Я знал, что тебе понравится. - Он с усмешкой надавил на топорик. Цверг почувствовал, как острое, будто жало василиска, острие впивается в кожу.
- Стой, Грол. - Кто-то не менее громоздкий возник рядом. Старый, потрепанный жизнью тролль в отметках военного вождя: светлые горизонтальные полосы по груди и ожерелье из зубов и костяшек. - Не тебе пока раздаривать смерть. Цверги давно не появлялись в наших чертогах. Пусть о судьбе его покумекает Грумак. - Он повернулся к кому-то другому. Мотнул головой: - вяжите их.
Вновь глянул на Грол и Шмиттельварденгроу.
- А нас еще ждут етуны.
5.
Старый и невероятно худой тролль уставился на человека, который лежал на шкурах горных баранах, неподвижного, словно мертвеца.
Нет, человек не был мертв, хоть на плечах и руках у него были незаживающие раны от следов умертвий, грудь не вздымалась дыханием, а пульс не прощупывался. Однако, Грумак, шаман троллей пика Ург'Нарв, чуял в нем слабую, но не гаснущую искру жизни. И что-то темное, что поддерживало ее.
В человеке шла борьба зла со злом. И, странное дело, этим они спасали его. В этом вся суть. Громак улыбнулся: он находил забавным подобное противостояние, как змею, кусающую себя за хвост.
Тролля и человека разделял жаркий огонь, раскаленный воздух плыл над очагом, и отчего казалось, что по телу проклятого пробегала рябь теней. А, может быть, и не казалось.
Человек был стар по меркам своего рода, но, как и все из его народа, сохранил гладкую кожу. И его шрамы на выступающих ребрах больше походили на ровные линии, выдавленные в коже. Поневоле Громак перевел взгляд на собственные руки, лежащие на коленях. Кожа, похожая на древесную кору, и шрамы – не линии, а толстые червяки, застывшие на ладонях. С возрастом кожа троллей теряла эластичность, и каждая царапина в итоге превращалась в уродливые хрящеватые наросты. И это же делало троллью шкуру такой прочной, что не всякий меч или топор возьмет ее.
Он вновь посмотрел на человека. Теперь его взгляд цепко осматривал укусы умертвий и серую кожу вокруг них. Некроз остановился, но вряд ли человек проснется таким же, каким и был. Если вообще проснется.
Шелохнулись шкуры, закрывавшие вход в пещеру. Шаман медленно перевел взгляд на вошедшего. Молодой воин по имени Горгул, один из тех, кто обнаружил человека и тролля, отдавшего за него жизнь. За него и еще одного — хитрого полуэльфа.
- Мудрый Громак! - Горгул коротко поклонился. Его взгляд скользнул по телу человека, по лицу пробежала гримаса отвращения. - Мы спасли караван людей от етунов...
- Караван? В начале времени снегов?! Они дураки, раз задумали пройти перевал. Он уже непроходим — зима пришла рано.
- В мире людей война. Они решили нажиться на этом. Одна солонина в товаре. И тканей немного.
- Значит, жадные дураки. Кто выжил?
- Только хозяин. Торговец по имени Мелгрик.
Громак задумался:
- Я его помню — он давно уже ходит перевалом. Правда, жадный, как старый гном. - Он ухмыльнулся: - Ты знаешь, что делать: Мелгрика сопроводить на равнины. Половина товара — в племя. Солонина и нам не помешает.
Горгул кивнул, но уходить пока еще не собирался.
- Что-то еще?
- Это... мы нашли огненного мага. Смуглого, как кора перама.
- Значит, южанин. Видимо, Мелгрик нанял его для защиты...
- И цверга, - быстро закончил Горгул. - Торговец говорит, что это он навел етунов на караван.
- Интересно, - прищурился Громак, поглядывая на воина. - А что думаешь ты?
- Ничего, - мотнул головой тролль. - На то есть вожди, чтобы думать.
- Хорошо, а что думает наш славный Морхун.
На миг Горгул запнулся. Но потом также уверенно продолжил:
- Морхун думает, что торговец прав.
- Ага, - глазки шамана озорно блеснули в темноте.
- Значицца, Морхун уже и думать научился. Разве его никто не учил, что это может быть вредно: та жижа, что у него вместо мозгов, может закипеть.
Горгул смущенно потупился: каждый в племени знал, что Морхун и Громак друг друга недолюбливали. И правильно: они олицетворяли собой дву стороны одной власти.
- Лады, - Громак, отсмеявшись, махнул рукой, - я подойду, когда освобожусь. Пока чужеземцев не трогать.
Горгуд кивнул и исчез, а Громак опять вернулся к созерцанию бездыханного тела.
Когда оно дернулось, затрепетали веки, шаман с кряхтеньем поднялся. Хрустнули старые кости: они все еще помнили былую силу и, если чего, Громак кое в чем мог дать и молодым фору, но в лихой молодости и могучей зрелости он мог гораздо больше. Лишь тень осталась от него. Кожа на костях.
Он тяжко вздохнул, присел рядом с человеком и принялся перевязывать незаживающие раны полосками ткани, смоченной в целебном настое. Они должны были унять боль.
Временно.
6.
Хорасу снилась могила. Его собственная. И это почему-то была не орденская усыпальница с резными фризами и рядами молчаливых каменных рыцарей. И даже гроба в ней не было. Пусть и самого завалящего, соснового, наскоро сбитую военными товарищами.
Нет, это была простая яма, в которую швырнули Хораса, обмотав грязным саваном. Как какого-то крестьянина из разоренной чумой деревни. А сверху насыпали сырой земли.
Она пахла старой кровью. И немилосердно давила на грудь, сжимала руки и ноги так, что нельзя и пошевелиться. Какое там — даже дышать он не мог. Он хотел крикнуть, но в раскрытый рот лишь лезли клубки склизких червей. Страшный отчаянный вопль бился в черепе, за глазными яблоками, словно птица в клетке. Несчастная певчая канарейка, мать ее!
Хорас резко открыл глаза. Над ним был бугристый темный потолок, покрытый узором пляшущих теней, связки трав, от которых пахло едким и раздражающим. Высушенные тельца мелких животных, раскачивающихся под потолком воняли особенно отвратно, хотя и в целом запах там, где он находился, вряд ли относился к освежающим.
Кроме того, были еще и глаза. Темно-коричневые проницательные глаза на древнем лице страшного чудовища.
У него было изуродованная страшными шрамами кожа, окостеневшие валики надбровных дуг, длинный кривой нос и тонкие растрескавшиеся хрупким шлаком губы.
- Дхар! - выдохнул Хорас.
Он попытался отодвинуться, привстав на локтях. Его взгляд зашарил по пещере в поисках чего-нибудь, что сошло за оружие. Огонь в очаге из круглых закопченных камней, пару низких лежанок, укрытых шкурами, деревянный шкаф, уставленный какими-то склянками, баночками и ступами, заваленный пучками трав и птичьих конечностей невысокий столик. Совсем рядом от паладина в деревянную колодку был воткнут нож грубой ковки с веревочной рукоятью. Он потянулся к нему.
И с ужасом понял, что сон все еще не закончился: Хорас нем мог пошевелиться, как и раньше. Он не чувствовал ничего. Кроме давящей тяжести в груди.
Тварь не спешила разрывать орденского командора. Она улыбнулась. Покачала головой. У нее был неровный бугристый череп и маленькие уши с длинными мочками, пробитыми костяными серьгами.
- Нет, я не дхар! Я — Громак, шаман племени пика Ург'Нарв, а ты в Горх-а-Нарге. А на второй твой вопрос — невысказанный — отвечу тоже — нет. Твой сон закончился, и да — ты не ощущаешь своего тела. В твоем положении, считай, это нормально.
У Громака был ровный, совсем не троллий голос, да и акцент заключался лишь в редких твердых согласных, гремящих каменным перестуком.
- У меня сломана шея? - Хорас решил не тянуть, а сразу узнать всю правду, какой бы горькой она не была. Если же он был прав, то мог попросить у тролля удар милосердия, оборвав никому не нужную жизнь жалкого обрубка. Пусть другие сражаются за Свет. Да, дхар дери, за все, что угодно. Он сам уже отвоевался.
- Эх, - старый шаман почесал грязным ногтем мясистый кончик выдающегося шнобеля, свисавшего морщинистым огурцем с грустно физиономии, - если бы все было так просто, то я не сидел бы здесь с тобой и не возился, как с Морхуном, когда того поднял на рога безумный козлотур. Уж поверь мне, в этом случае я мог озаботиться о милостивой смерти. На острых скалах пика Ург'Нарва умирают почти без мучений. Но, как видишь, ты до сих пор жив, а я разговариваю с тобой.
- Уж спасибочки! - скептически хмыкнул Хорас.
Ему почему-то смерть от падения на скалы больше не казалась такой уж соблазнительной. Все-таки, шея цела, и, значит, не все потеряно — все остальное зарастет и окрепнет.
- Ну, так чего же, многоуважаемый тролль, я все еще с тобой разговариваю. Какой интерес у тебя ко мне? Надеюсь, чисто платонический...
Тролль крякнул, оценив шутку, но промолчал.
Он словно раздумывал, а стоит ли вообще говорить дальше с глупым человечишкой. Может быть, еще не поздно обратиться за решением к скалам Ург'Нарва. Неужели что-то было страшней самой смерти?!
- Лады, человече, ты знаешь, что на тебе лежит смертное проклятье?
Хорас прислушивался к собственным ощущением. Закололо в пальцах на руках, словно в них вонзили сотни маленьких иголок. В пальцах!
Вздох облегчения сорвался с его губ: к нему возвращалось его родное тело со всеми его болячками и предательствами. От радости он даже не сразу уразумел слова Громака.
- А? Проклятье? Ну, догадывался, - с усмешкой сказал Хорас и пошевелил предплечьем — заныли долго бездействующие мышцы. - Ты мне глаза не открыл. Вот уже три десятка лет я с ним борюсь — пока что без особого результата, но и оно так и не сумело меня победить. Это у меня после Темных войн осталось. Не успел-таки однажды заткнуть глотку одному цвергу...
И в этот же момент вернулось до боли знакомое: тяжелый ледяной шар в груди, от которого никак не избавишься. И если не выпьет свое огненное зелье, то вскоре лед запустит свои холодные нити во все члены, заставляя дрожать от холода в самую страшную жару. Но, судя по всему, в горах Горх-а-Нарга редко бывает теплее, чем в позднюю осень Срединной Эратии. И это в самую теплую пору.
Хорас с сомнением посмотрел в огонь: может, следует попросить шамана разжечь пламя ппобольше и пожарче, чтобы аж волосы в бороде начали скручиваться. Авось, и отпустит!