Аннотация: Странные сны о древних временах. Цель, покорившая себе всю жизнь. Тайна прошлого, преследующая по пятам.
Осколки
Сколько себя помню, мне всегда снились странные сны. Не то, чтобы они особо беспокоили, но определенную долю интереса вызывали. Кем я только в них не был. Помню, как ехал в колеснице, ведомой двумя поджарыми лошадьми. К позолоченным деревянным колесам были прикручены длинные лезвия, что легко, как масло, резали ноги казавшимся такими неуклюжими пехотинцам в одних набедренных повязках и странных клобуках. Я клялся в верности Ра и грозил своим врагам Анубисовыми вратами, а в руках же сжимал кривой бронзовый меч...
Помню, как с жаром выступал в римском сенате, завернутый в белоснежную тогу с алой окантовкой по краю. А почтенные патриции с жадностью внимали моим откровениям, в которых я обличал злодеяния цезаря...
Помню маленькую выносливую лошадку и бубен в руках. И безбрежное, неожиданно синее море перед собой, а рядом хмурого человека с раскосыми глазами и саблей на боку. А за нами волновалось море людское...
Помню ровный шаг бравых гренадеров и тесную келью на вершине скалистого острова в холодном океане. И печального, сломленного человека с тоской всматривающегося в водную гладь, будто в ожидании чего-то. Правую руку он по привычке заложил за отворот серого артиллерийского мундира без знаков различия...
Помню военный парад. Длинные алые знамена, укрывшие за собой серые стены городских зданий, помню строгие шеренги солдат в серых кителях. Вижу огромного каменного орла, распростершего свои крылья над площадью и многотысячной толпой оголтелых фанатиков, регулярно вскидывающих правую руку в приветствии нервному человечку за трибуной с маленькими усиками и длинной челкой, тщательно зачесанной на левый бок. Громом разноситься многоголосый рев: "Хайль!"...
Все это приходит ко мне ночью. Просто бессвязные эпизоды, сменяющие друг друга в калейдоскопе моих снов. Будто осколки моих прошлых жизней, пытающихся пробиться в жизнь реальную. Да, некоторое время я даже увлекался теорией реинкарнации, ходил к странным людям, то ли шарлатанам, то ли реальным специалистам, которые все пытались заставить меня говорить на давно умерших языков. Стоит ли говорить, что у них ничего не получилось?
Сегодня мне опять снилась какая-то ерунда: люди в меховых накидках с грубыми мечами, что штурмовали скалистый берег и приземистый замок. И узкие корабли с полосатыми парусами и уродливыми харями вместо бушприта. Проснувшись, я лишь рассеянно потер глаза и равнодушно спустил ноги с кровати, нащупал тапочки и зашлепал в ванную. Сон успел подернуться дымкой забывчивости, а к полудню он успеет полностью выветриться из памяти.
Прошлепал на кухню, включил телевизор и электрочайник, и, ожидая, когда он закипит, в очередной, бесконечный по счету раз проверил пистолет. Его я хранил за батареей, тщательно завернутый в промасленную бумагу, маленький слуга смерти, Великий Уравнитель, как когда-то назвали его дальнего родственника. Небольшой и компактный, с черным композитным корпусом, делавшим его незаметным для металлоискателей, и пластиковыми щечками на рукояти. А к нему еще два магазина по девять патронов каждый. Немного, но и мне много и не надо. Ведь я знаю, достаточно одного-двух выстрелов, чтобы завершить задуманное. Опять прикрыл глаза, прислушиваясь к шуму закипающей воды и мерному говору телевизора.
- ...Сперва наперво, нам полагается найти и обезвредить врагов внутренних, дабы, когда мы будем разбираться с врагами внешними, иметь крепкий, я бы сказал, просто железобетонный тыл! - Аплодисменты. - Мы разобрались с организованной преступностью, заставили бандитов работать на благо своего народа, а не безнаказанно воровать, также стоит поступить и с так называемой оппозицией. Все эти Фронты КАК БЫ народного сопротивления, Демократические Союзы, подпитываемые грязными деньгами западных плутократов, должны быть прижаты к ногтю и обезврежены! А террористы из Народной Славы должны быть просто уничтожены! Без суда и следствия, сразу на месте! Поймаем в сортире -- замочим в сортире! - Бурные аплодисменты. - И тогда мы отхватим Западу когтистую лапу ползучей оккупации, что они протянули к нашей земле! - Овации, выкрики "Слава Федерации!", что постепенно сменились на прогнозируемо-неожиданное "Даешь Империю от моря до моря!"
Я улыбнулся: неплохая речь, зажигательная. Простому народу понравиться. Правильно расставленные акценты, едва заметное презрение, будто пресловутая Народная Слава всего лишь мелкая мошка, так и норовящая залететь в глаз. Неприятно, но не серьезно.
Несерьезно. Несерьезно! Сегодня наш уважаемый господин президент узнает, что такое несерьезно. Я покажу, как несерьезная Народная Слава доставляет серьезные, а порой и смертельные неприятности.
Пистолет прекрасно уместился в специальной выемке, умудрившейся примоститься средь микросхем ноутбука. Мой рабочий инструмент, великолепная машинка, которую я таскаю все время с собой. Вряд ли она вызовет подозрения. Захлопнул крышку, залил заводские пломбы - не придерешься. Как будто, так и было.
Я накинул костюм, свой самый лучший, дорогой, что целый автомобиль, вроде тех, что выпускал отечественный автопром. Сложил ноутбук в сумку, набросил ребристую шлейку на плечо. Осмотрелся в зеркале - все отлично, типичный чиновник, каких в стране масса. Только помоложе и покрасивше.
У подъезда меня уже ждали. Черный представительский джип с обтекаемыми каплеобразными формами и глухо урчащим водородным движком. У раскрытой двери застыли два мордоворота в плохо сидящих черных костюмах и с гарнитурами беспроводной связи, торчащими из ушей.
- Здравствуйте, господин Малышев. Прошу.
- Нет, спасибо! - я едва мотнул головой. От газет, особенно отечественных, как известно, портиться пищеварение.
Джип легко вывернул со двора, мягко качнулся, переезжая лежачего полицейского, и вырвался на оперативный простор городского шоссе. Тут же сзади и спереди пристроилось по одной неприметной машинке отечественного производства, только мало кто знал, что по своему вооружению эти машины могли дать фору легкой БМП.
Я позволил себе немного расслабиться и даже подремать. И опять сны. Сивая лошадь подо мной пала, сраженная вражеской пулей. Я, отчаянно цепляясь за поводья, перелетаю через длинную удивленную морду. Мгновение, казавшимся мне невероятно долгим, я смотрел на большие остекленевшие глаза, оглядываю поле боя: густой пороховой дым, стелиться над перепаханной землей, а в его белесой утробе бегут гренадеры в невероятно чистых мундирах с мушкетами наперевес. Все еще впереди, в атаку поведут без меня...
Черт, сны приходят все чаще и чаще и начинают по-настоящему тревожить меня. Слишком уж навязчивы. Но все это потом, если, конечно, я останусь жив, а мертвых, как известно, кошмары уже не беспокоят.
Пока я дремал, джип быстро пронесся по все еще пустынным дорогам столицы и привез меня к президентскому дворцу. Огромная, обрамленная колоннадой бетонная махина, над которым лениво повис тяжелый, размером с добрую простыню флаг. Под ним герб: страшная двухголовая птица, растопырившая жадные когти. А еще ниже портрет нашего славного президента: волевое лицо с массивной челюстью, грубоватыми, но обаятельными чертами, если только не брать во внимание тяжелый, неприятный взгляд, который будто бы смотрит насквозь, видя не человека, а перспективу, возможность использования.
Солнце слепит глаза, вставая за фигурным фронтоном дворца. Заставляет жмуриться, не смотреть наглым прямым взглядом на огромный портрет. Хитрый, самодовольный черт - все предусмотрел.
- Р-рнясь!!! - Гулкий командирский голос разноситься над преддворцовой площадью, мраморной трибуной и могучей стелой - памятником последней революции. Бескровной, как утверждали придворные историки, самой жестокой за все времена - клялись очевидцы. Достаточно вспомнить, сколько "врагов народа" сгинуло в ГЛУПости - Главном Лагерном Управлении по Перевоспитанию.
Караул, могучие парни в пятнистых комбезах и багровых, как свернувшаяся кровь беретах, замирает живым коридором. За их спинами хищно поводят короткими стволами броневики. Все это остается позади, когда я захожу вовнутрь дворца. Фойе, облицованное белым с красными и багровыми крапинками. У кадок с пальмами, у классических статуй стоят, сидят или прохаживаются совсем другие стражники: опасные ребята в плохо сидящих строгих костюмах. Я прохожу сквозь стойки металлоискателя.
Приходиться отдать ноутбук на проверку. Люди в штатском тщательно осматривают его, пытаются сковырнуть пломбы, чуть ли не на зуб пробуют. Один из них пронзительно смотрит на меня.
- Вы должны оставить компьютер.
- Не могу. - Я уверенно качаю головой. - Там важные материалы. На чем я буду основываться во время доклада. На голые слова?
- Подождите. - Охранник прижимает пальцы к белой блямбе наушника. - Он пришел. Да, с ноутбуком. Что? Слушаюсь. - Снова обращается ко мне: - Можете проходить.
На меня снова накатило. Это похоже на приступ: в глазах темнеет, ноги подкашиваются и приходят видения. Я пью таблетки: сначала помогало, сейчас, судя по всему, не очень...
Я в белой тоге с кровавым подбоем. Среди орущей, визжащей от возмущения толпы, таких же, как и я, чудаков, завернутых в эти подобия простыней. Кажется, они называются сенаторами. Посреди круглого зала что-то горячо выкрикивает невысокий человек с мощным горбоносым профилем и в лавровым венке, нахлобученном на плешивую голову. Слова горячи и опасны, но взгляд строг и сосредоточен. Он знает, что делает, просчитывает на несколько шагов вперед. Он хорош, истинный правитель. Я поднимаюсь со своего места, поддерживаю рукой завернутый в складки тоги кинжал...
Кажется, я чуть не упал. Слышу участливое:
- С вами все в порядке? Может, позвать врача?
- Нет, все нормально. - Я отрицательно машу рукой. Зачем-то добавляю: - Извините.
Лифтов во дворце нет. Они для стариков, а их наш замечательный президент недолюбливает, отдает предпочтение молодым. Дерзким, горячим и не слишком умным юнцам, так называемым "синим бригадам", а попросту гопникам, убийцам и насильникам. Главное, что это свои, ручные гопники, убийцы и насильники. Взбираюсь по широченной, застланной красной ковровой дорожкой лестнице. Сколько тут ступенек? Никогда не считал, но и никогда не поднимался так высоко. Я больше обретался на средних этажах, вместе с другими молодыми и дерзкими, менеджерами нового государства. Но сегодня... Сегодня совершенно другой день. Время моего возвышения, мой звездный час. Минута моего триумфа. Во всех смыслах этого слова.
Когда я добрался до последнего этажа, то практически выдохся. Успел несколько раз переложить лямку сумки с ноутбуком с плеча на плечо.
Отсюда сквозь огромное панорамное окно открывался отличный взгляд на город. Бесконечная череда зданий, старых и новых, уходящих за горизонт, паутина автодорог, затянувшая город в своей бесконечной петле. Снующие фигурки людей. Мелкие, будто капли черной краски, брызнувшие на холст с кисти нерадивого художника. Если мне сегодня повезет, если план сработает - надеюсь, жизнь их измениться.
Наверху опять были охранники. И тоже в штатском, но, видимо, из другой службы. Перестраховщик - никому не доверяет. Его можно понять: многие желают смерти президента и готовы платить немалые деньги, и только взаимный контроль может гарантировать от предательства в окружении.
Но они так и не успели обыскать меня. Мощнейший взрыв сотряс здание до основания, чуть не сбросил меня с ног. Я оглянулся: за окном густо чадил дым, застилая собой панораму просыпающегося города. Там внизу происходил настоящий бой. Горел автомобиль - именно он стал причиной могучего взрыва. Вокруг валялись тела мертвых гвардейцев, раскиданные, будто поломанные куклы. А откуда не возьмись выскочили несколько неприметных микроавтобусов, несшие себе неожиданно большое, чем могло показаться раньше, количество вооруженных людей.
Сволочи! Как не вовремя, однако. Я мысленно чертыхнулся, глядя наружу. Почему я ничего не знаю? Почему именно сегодня? Весь план летит насмарку? Или не весь?
- Спускайтесь вниз - там безопасней. - Охранник в серо-стальном костюме уже настоятельно выпроваживает меня на лестницу. И как в старом анекдоте: "и тут она открылась".
- А я думаю остаться!
Ребром ладони бью по беззащитной шее. Сильно, что от удара ноет ладонь, но я чувствую, как сминается кадык и сухожилия.
Охранник выпучил налитые кровью глаза, нелепо замахал руками, словно пытаясь спастись от неминуемого падения с лестницы - все еще не понимает, что уже мертв. Но пока он мне нужен.
Принимаю весь вес массивного, перекачанного тела на себя. Запускаю руку под пиджак. Под ним чувствую обшитые кевларом пластины бронежилета, а вот и теплая от человеческого тела ребристая рукоять пистолета. Воспользуемся этим, пока у меня нет выбора.
Еще двое охранника действуют на уровне вбитых годами тренировки и муштры инстинктов: выхватывают свое оружие и бегут к ближайшим укрытиям. Но слишком поздно.
В свое время я был лучшим на курсах подготовки бойцов Народной Славы, а там было почище, чем в спецназе. Я расстреливаю их, словно в тире. Время идет очень медленно, словно течет густая патока. А пули ложатся ровно. Две пули, и два трупа с черными отверстиями во лбу. И меня снова накрыло...
Я сидел в дымной и душной юрте, сложив ноги по-турецки и монотонно бил в бубен, время от времени встряхивая над удушливым костром костяными погремушками и взывал к некоему Хормусте. Кто это такой, я-реальный не имел понятия, но я-из-видений знал прекрасно. Он же ему поклонялся. Напротив меня, полускрытый дымным пологом, сидел на корточках невысокий коренастый человек. В простой одежде, но с богато разукрашенной саблей, от него тянуло такой могучей волей, что я волей неволей побаивался его. Кроме того, на выходе из юрты стояло два могучих телохранителя из личного тумена моего гостя, готовые в любой момент к роли воинов, или, если потребуется, и к роли палачей. Я знал, как казнят монголы: пятками к затылку, пока не треснет становой хребет. Моим гостем был сам Бату-хан, славный внук великого Чингисхана, Потрясателя Вселенной. И он пришел ко мне за советом, ведь там за пределами юрты, за границе лагеря монгольского войска плескалось лазурное Последнее море...
Удивительно, но ко мне никто не бежал, никто не пытался убить, что ведь в моем состоянии привело к плачевным для меня результатам. Конечно, я слышал топот в дальнем конце коридора, но они безбожно опаздывали. Срывая ногти, я раскрыл корпус ноутбука и извлек своей пистолет, засунул за пояс. Вот теперь я готов.
Первого же охранника я снял аккуратным выстрелом в голову, но второй успел проскользнуть. Пуля толкнула его в грудь, отбросила назад - достаточно времени, чтобы добить. А с площади также доносились заглушенные бронестеклом сухие щелчки выстрелов. Значит, снизу мне ждать некогда. А от охранников на этаже спасет лишь скорость. Наступила пора серьезных действий.
Я никогда не был на верхнем этаже, но его план знал досконально, до последней каморки со скарбом уборщика. Откуда у Народной Славы появились секретнейшие планы, я не могу даже представить. Но сейчас мне было не до того: мозг действовал быстро и четко, ловко отсеивая ненужную и вредную информацию, оставляя лишь голые, годные для обработки факты.
Нет, я не пойду к приемной. Вдоль широкого и тихого коридора, до неприметной двери без надписей. По дороге пришлось снять еще двух или тех охранников - магазин трофейного пистолета стремительно пустел. Лишь бы успеть: главная перестрелка все еще впереди.
Не коридор, а просто настоящий лабиринт с бесконечными ответвлениями и тупиками, заканчивающимися голыми стенами, а порой каменными амфорами на массивных постаментах. Специально так сделано, лишь бы запутать гипотетического врага, например, меня. Другое дело, что я-то все знаю. В том числе и то, что та самая неприметная с виду дверь, ведущая к узкой винтовой лестнице, зажатой в бетонной трубе, открывается, если сдвинуть тяжеленную, килограмм под сорок, каменную вазу ровно на два сантиметра. Бедный президент: совершенно не ведает о том, что твориться у него под носом.
Внизу лестницы меня встретили плотным автоматным огнем, выбившем небольшие фонтанчики пыли и осколков из стены. Я залег за угол. Дождался, когда смолкнет один из автоматов, выглянул. И опять время потекло мучительно медленно. Охранник с донельзя удивленной рожей только-только пытается поднять опущенный автоматный ствол, а третья пуля ложиться ровно в лоб последнего стражника. Тихо.
Что-то толкает меня в грудь, закручивает в воздухе и отбрасывает на стену. Я сползаю вдоль нее, зажимая рану, толчками выбрасывающую кровь. Черт, как же больно! Но я все еще не выпускаю пистолет, пытаюсь прицелиться сквозь багровый туман, застилающий взор, разглядеть смутную фигуру, выходящую из стены.
- Ты все-таки пришел. - На лице президента ни капли злости или ненависти, лишь внимательное любопытство. - Я ждал, думал, уже не пробьешься, но ты дошел и нашел меня. Молодец, значит, ты тот, кто ты есть.
В руках он сжимает револьвер. Любимый, тот, который с никелированным стволом и барабаном, со щечками на рукояти из слоновой кости. Почему же так больно!
Хотя боль помогает мне держаться, не соскользнуть в беспамятство, в бесконечную чехарду видений о несуществующих жизнях. Чувствовать теплую влагу крови, пропитывающую пробитый на груди пиджак. И смотреть, сжав зубы, на приближающегося ко мне врага.
Также, как смотрел на мое приближение Цезарь, даже не ведавший о моем предательстве, также, как ждал в кровати умирающий Александр от моего яда своего конца, как медленно умирал на Святой Елене от мышьяка, подмешиваемого мною в еду, маленький корсиканец, покоривший целую Европу, как загнивал от прогрессирующего безумия некий Адольф Гитлер в своем бункере под Берлином.
Опять видения. Видимо, мое состояние не укрылось от внимания господина президента. Он подошел ближе, не опуская свой монструозный револьвер, присел на корточки.
- Уже видения? Осколки дают о себе знать.
Даже вблизи президент не утратил своего величия и мрачной власти над умами. Тот же тяжелый взгляд, что, будто бы, всегда следит за каждым гражданином, тот же массивный подбородок, словно из литой стали. Только это высеченное из камня величие несколько смягчали морщины, залегшие в углах рта и на лбу, да и глаза не казались такими устрашающими. Старость, как-никак, брала свое.
- Проклятый тиран! - выдавил я вместе с кровью, проступившей на губах. Глупо и заезженно, но ничего иного в голову не приходило.
- Излюбленные слова Народной Славы. - Президент улыбнулся и мигом вместо сурового диктатора появился добрый и мудрый отец народа. - Но мы совсем не такие, как функционеры Славы. Зачем же нам использовать их глупые слова?
- Но это правда! - Опять видения. Быстрые, будто выстрел, и яркие, как вспышка фосфорной гранаты.
Правда?! - В бездонных глазах президента вспыхнул гнев, но тут же исчез, уступив место обыкновенной усталости. - Хочешь знать, мой убийца, в чем правда? В том, что я человек, который изменит будущее! Хочешь быть со мной?
- Никогда! - До чего же пафосно! Вся ситуация была для меня жутко неуместной, странной и неправдоподобной. Не то, совсем не то мне рассказывали на курсах.
- Подожди давать поспешные ответы! - Он наконец-то убрал револьвер, спрятал в наплечной кобуре. - Вот видишь - я не хочу тебя убивать. Давай поговорим, пока у тебя есть время. Через пару часов ты истечешь кровью, и в ряд ли сможешь что-либо выбирать
- Давай. - Что мне еще оставалось делать? У меня уже практически не осталось держать пистолет, и рука опустилась на землю, безвольно выронив оружие.
- Что ты знаешь о своих видениях?
Неожиданный вопрос. Ладно, сыграем в эту игру.
- Ничего, больная психика, видимо, зло шутит надо мной. - Я невесело улыбаюсь. - Откуда вы... Хотя почему я спрашиваю? Следили же за мной, так?
- Так! - неожиданно легко соглашается президент. - А как же иначе? Ты же уникален, подобных тебе очень мало.
- В чем же я уникален?
- Все твои сны, видения и галлюцинации - это осколки, фрагменты твоих личин, затерянные в памяти, дефекты перезаписи.
Я молчу. Пусть, пусть говорит.
- Ты Корректировщик.
Очевидный бред, но мне пока возразить нечего. Остается лишь гадать, чего же он хочет.
- Человек, призванный нивелировать влияние людской воли на исторический процесс, придание ему стабильное развитие. Так они говорит.
- Кто они? - Я стараюсь придать своему голосу побольше издевательских ноток, но из-за слабости мало что получается.
- Чтобы ответить на этот вопрос, стоит сначала раскрыть тайну твоего происхождения. Ты не из этого времени. И все твои теперешние воспоминания: детство, юношество, университет, служба в армии и прочее - стоят не больше, чем твои сны. Потому что они однозначны. Они искусственны, ненастоящие. Конечно, если начать выискивать документы, свидетельства твоей жизни - все это найдется. Легенда твоя проработана до мелочей, лишь бы ты исполнил задание.
- В чем оно заключается?
- Убить меня! Да, не округляй глаза. Но не Народная Слава - кучка клоунов, прикрывающихся революционными идеалами, нет. Тебя послали из будущего, дабы сохранить его в неизменности. Прямо, как в старом фильме про робота, что тебе нравился в детстве. Нужны доказательства? Вспомни твои сны? Странные, будто эпизоды из исторического кино. Тебя каждый раз посылали в прошлое с заново записанной личностью, свергнуть или уничтожить очередного великого тирана. Почему именно ты? Да все потому, что ты не просто человек! Ты, в некотором смысле, гений, способный в любом деле достигнуть совершенства. Тебя захотели сделать управленцем, и ты им стал, великолепным, недостижимым ни для кого иного. Именно за твои таланты я тебя и возвысил. Я знал, что со временем они пошлют за мной, оставалось дело за малым: найти тебя, такого великолепного притворщика. Единственные признаки Корректировщика, посланного на задание: это талант, на грани с гениальностью в любом деле и странные сны. Каждый психоаналитик и каждый психолог, работающий с правительством, проверялся моими людьми. Пока я не нашел тебя.
Он молчит, начинает мерить шагами бетонную коробку, где мы оказались. Я же не могу пошевелить даже пальцем: медленно, капля за каплей вместе с кровью меня покидала жизнь.
- Сначала думал тебя уничтожить, но рука не смогла подняться на столь великолепную особь, как ты. Совершенную, могущую в любом деле достигнуть совершенство - главное захотеть. Человек с опустошенной, разрушенной памятью - идеальный исполнитель.
- Расскажите обо мне. Откуда я?
- Без понятия, где тебя нашли оперативники. Попробуй лучше вспомнить сам, отыщи настоящие воспоминания, вернее, их фрагменты. Попробуй собрать мозаику - недостающие части я попытаюсь восполнить. Вспомни. Пробуди затерянное в памяти...
- Как мне это сделать?
- Ну. - Президент замялся. - Попробуй расслабиться, что ли.
Я горько усмехнулся: куда уж расслабленнее.
Но все-таки попробую. Закрыл глаза, отдался на волю видениям, захлестнувшим меня с головой...
Душный бункер. Дрожащий человечек, утирает вспотевший лоб, каждую секунду поправляет сальные волосы на облысевшем черепе. Нижняя губа дрожит, роняет капли слюны на стол и пятнает разноцветные карты. А вокруг толпятся испуганные люди в черных и серых мундирах. И так же, как великий фюрер, нещадно потеют...
Великий корсиканец, кутающийся в тонкий серый сюртук, стоит на вершине черного утеса, продуваемого всеми ветрами, и с тоской смотрит в седую даль океана, туда, где жадные хищники медленно раздирают его некогда великую империю, собранную по кирпичику, кровью и потом. Он тоже ждет, мифического спасения, людей на странном судне, что может плавать под водой. Я же ждать уже не могу...
Вождь великой армии, медленно умирающий на ложе из мехов и шкур. Полководец, приведший диких монголов к последнему морю, и покоривший бесчисленные племена. Рядом его верные генералы. Вот, Субудай-багатур сверкает в темноте единственным глазом. И я рядом, склонился над постелью умирающего, пою отваром, который постепенно его убивает. Ни боли, ни мук - всего лишь орган за органом, клетка за клеткой его убивал...
Истекающий кровью Цезарь на моих руках. Горячая тягучая струйка, окрасившая мою руку, кинжал в красный цвет, натекающая на холодном мраморном полу в большую блестящую лужу.
- И ты, Брут...
Сгоревший в молниеносной лихорадке Александр, прозванный Великим, разгромивший Артаксеркса, распространивший границы своей державы на практически всю Ойкумену. Оставалось дело за малым... Да только эту самую малость не дал я совершить, его самый верный соратник и друг...
Изрубленное тело фараона, вознамерившегося изменить мир, в полутемном зале. И я с бронзовым мечом. Я исполнил волю жрецов, пославших меня, оборвал жизнь, того, кто придумал невиданную ересь: поклонение одному богу, вместо пантеона древних хранителей Черной Земли...
Да кем я только не был, погружаясь в бездну времени. Бездонную, черную, как душа насильника, и неизведанную. Тысячелетие за тысячелетием, пока мое падение, наконец, не прекратилось. И я вижу...
Пыльный, потрескавшийся пластик, тусклые плафоны люминесцентных светильников, хмурые люди в серой униформе, а за большим пластеновым стеклом мир: огромные, взметнувшиеся к небу початки "живых" небоскребов. Обрамленные гирляндами огней. Псевдоорганические создание, заселившие опустошенную землю, вонзающими своими тупыми вершинами в багровое небо с черными прожилками ядовитых испарений. А где-то там, в одном из "початков" есть и моя каморка, небольшая, но мне и не нужны хоромы. Кресло, способное принимать форму тела сидящего, сверхсовременный инфокомплекс, способный утолить любые мои желания, синтезатор пищи, готовящий лучше любого живого повара, общение, какое только пожелаю, благодаря бесконечной Виртуальности. Но всего этого мне мало: неутоленный голод неизвестного терзает меня, делает любое развлечение пресным, поэтому я пришел сюда, в Конгломерат, организацию, пронзившую нитями влияния тысячелетия человеческой истории. И ей, как никогда раньше, нужны такие люди, как я. Имитаторы...
Нет, что-то еще. Глубже, ниже - еще немного...
- Ты как, друг? - Лицо президента полно участи и живейшей заинтересованности. - Вспомнил?
Я кивнул. Конечно, вспомнил. Все.
- Ты со мной?
- Помоги. Встать.
Я едва доковылял до выхода из подземного коридора, туда, где нас дожидалось еще несколько телохранителей. Подозрительными взглядами они проводили меня до самой машины - мощного черного джипа, зализанного, гладкого, хитро прижмурившегося длинными фарами. Любимая модель президента. Бронированный корпус и стекла, на двигателе дополнительная защита, а перед радиаторной решеткой тяжелый кенгурятник, могущий сыграть и роль бульдозерного ковша.
Внутри был врач и один охранник, вооруженный короткорылым УЗИ. Я в изнеможении облокотился на кожаное сидение. Расслабился. Безоружный - пистолет остался там, под землей, и беспомощный. Врач по беззвучному указанию президента принялся за мою рану. Отодвинул руку в сторону...
Из-под разорванного пиджака выглядывала серая кевларовая пластина, чуть примятая массивной пулей. Сам же свинцовый подарок скользнул по бронежилету и попал в руку, пробив мягкие ткани.
Врач медленно раскрывает рот.
- Что... э-э-э... как?..
Здоровая рука бьет коротко и быстро, с силой сминает челюсть бедняги. Прости, но это необходимая жертва. Врач отлетает на охранника. То мешкает, пытаясь выбраться из-под бесчувственного тела. Этого времени мне достаточно, чтобы ударить охранника по запястью, выбить автомат. Ребром ладони по шее, и здоровяк лежит без чувств.
Теперь я вооружен. Обращаю свое внимание на президента. Он так и не успевает извлечь револьвер. Слишком большой, сволочь, слишком большой...
- Не двигайся! Медленно подними руки!
- Мы же договорились! - Он круглит глаза, растерянно жует губами.
- Правда? Я так не думаю. Я же все вспомнил. Действительно все. Хорошо же вы задумали. Белая стерильная комната, чаны с питательной жидкостью, где зреют подобные мне. У меня никогда не было своей жизни, собственных воспоминаний, если только не вспоминать родовые боли. Я даже родился взрослым. Сколько мне лет, господин президент, лет десять, не больше?
- Боже! - Он с трудом дышит. Верно от волнения и неожиданности. - Как же долго ты без чистки! Не совершай глупостей - тебе станет только хуже!
- Не уверен! Сейчас я как раз чувствую себя лучше некогда. Я же ваше детище, господин президент? Искусственное создание, выращенное в пробирке. Почему же я так дорог, если вы можете создать сотни подобных мне?
- Не все так просто. Во-первых, в этом времени туговато с подобными технологиями. Во-вторых, ты действительно уникален: твой генофонд - это последствие редчайшей ошибки, сбоя в программе формирования ДНК, которое, как мы не старались, не смогли воспроизвести.
- А что ты не поделил с Конгломератом?
- А это так уж важно?
- Нет. - Я стреляю. Короткая очередь, четыре пули ложатся практически в одну точку.
- Дурак! - Кровь идет ртом, брызжет на белоснежную рубашку, дорогой галстук и пижонский костюм. - Ты так не задал главного вопроса...
Президент, коротко всхрапнув, умирает. Быстро и практически без мучений. Я не садист, чтобы мучить его, хотя вряд ли теперь кто-нибудь узнает, сколько из-за него убили людей. Он хотел изменить будущее? А что он предложить вместо "початков" псевдоживых домов? Концлагеря ГЛУПости и продукты по талоном. Все они одним миром мазаны: что Конгломерат, что и наш господин президент. Все в одной песочнице росли.
А что за вопрос? Черт, даже после смерти он продолжает терзать меня! Я проверяю магазин УЗИ: практически полный, передергиваю затвор и неожиданно понимаю, что мир вокруг плывет. Озарение накрывает меня с головой. Главный вопрос, конечно ж, но уже поздно. В последние моменты в данном времени воображение само дополняет слова умирающего президента, бывшего ученого Конгломерата и черт знает, кого еще:
- Ты так не задал главного вопроса! А знаешь, в чем он заключается? А где же машина времени, что привела тебя сюда?
И ответ:
- Ты сам машина времени! Ты сам! Дважды, трижды дурак!..
- Проверка носителя...
- Стоп! Что за ерунда?
- Проверка завершена. Дефрагментация записи, нарушение структуры...
- Подождите, я не хочу!
- Обнаружены фантомные следы. Рекомендация: полное стирание...
- Нет! Нет!! Нет!!!
- Начато стирание. Внимание! Информация не может быть восстановлена...
- Нет... - Тише, глуше, неувереннее.
- Стирание завершено. Носитель подготовлен для перезаписи...
- Кто я?
- Начата запись! Внимание! Передача личности...
Я просыпаюсь, и я помню. Помню, как ехал в колеснице, ведомой двумя поджарыми лошадьми. К позолоченным деревянным колесам были прикручены длинные лезвия, что легко, как масло, резали ноги казавшимся такими неуклюжими пехотинцам в одних набедренных повязках и странных клобуках. Я клялся в верности Ра и грозил своим врагам Анубисовыми вратами, а в руках же сжимал кривой бронзовый меч...