- Сэм, ты же знаешь как я счастлив, что ты смог выбраться сюда из Европы. И что я всегда буду рад принять в доме любого твоего гостя. Но почему я сам должен его принимать, не понимаю: ведь это же твой гость!
- Когда-то ты приехал ко мне лишь потому, что посчитал меня неплохим писателем...
- Лучшим, Сэм, лучшим!
- Ладно... только вот он как писатель - лучше меня. Сильно лучше. Скажу тебе честно: рядом с ним я чувствую себя мальчишкой, прогуливающим уроки в школе.
- Не прибедняйся, я читал его книжки. Забавно, не более, ну а книжки для детей мне уже вряд ли получится правильно оценить. Может быть они и хороши - но для детей, а ты пишешь для людей уже взрослых. Не только, конечно, но должен тебе сказать, что "Гекльберри Финн" - это книга куда как больше предназначена именно для людей уже познавших жизнь...
- Он сказал то же самое - потому что думает так же как ты. И именно поэтому мне кажется, что вам стоит познакомиться - ты же любишь встречаться с необычными людьми. Он передразнивал старуху так, как будто он прожил рядом с ней несколько лет - а ведь она умерла задолго до его рождения! Мне даже показалось, что ее призрак стоит у меня за спиной и подсказывает ему...
- Ты же не веришь в призраков.
- Раньше я так и думал. Впрочем, и сейчас не верю. Но думает он так же как ты. Вдобавок ты читал далеко не все его книжки...
- Невелика потеря. И опять же, как я думают почти все мои служащие. Им приказано так думать и они иначе думать не могут. Они вообще думать часто не умеют без приказа, и кому как не тебе это знать. Так что хочу надеяться, что ты не обидишься, если я все же не встречусь с этим твоим гостем.
- Ты тоже сам знаешь, что не обижусь. Но буду жалеть о том, что ты... что ты будешь жалеть о том, что не встретился с ним, а я поленился тебя уговорить.
- Так не ленись!
- Хорошо. Должен тебе сказать, что он - первый из тех, кого я когда-либо видел - кто не стесняется использовать слово "чёрт" в присутствии Бариссона.
- Иностранец?
- Нет, более того, он именно Бариссона этим словом и называет, в лицо называет. А Чёрт Бариссон при этом радостно смеется!
- Ты знаешь, я попросил проверить... он - единственный из писателей, кому Бариссон не оплатил проезд и проживание. Может быть он единственный, кто от Чёрта просто не зависит?
- Генри, в книгоиздании теперь от Чёрта зависят все. Сейчас читатели в Америке читают то, что хвалит Чёрт и не желают читать то, что он не хвалит. А уж если он обругает... говорят, парочка издательств обанкротились лишь потому, что Чёрту не понравились издаваемые в них книги. Причем в издательских кругах искали что-то личное - нет, просто именно книги не понравились! А этот юноша - он и писатель, и издатель сразу.
- Сколько, говоришь, ему лет?
- Примерно двадцать пять...
- Я думал больше...
- Скажи честно: тебя кто-нибудь за последние двадцать лет называл в лицо "Адской гончей"?
- Честно? Было один раз. Во сне, но этого клерка я все равно уволил, неприятно было его встречать в конторе. Пожалуй, ты прав: мне действительно будет интересно с ним познакомиться. Значит, ты пригласил его в субботу на ланч, ну и на обед тоже - это хорошо, будет время поговорить. Мне уже интересно, сколько же на его книжках зарабатывает Чёрт...
Когда есть много денег, то строить разные здания можно довольно быстро. Если есть очень много денег, то быстро можно выстроить и довольно большое здание. У Черта денег было очень-очень много, и на месте двух снесенных улиц возле Кони-Айленда он выстроил очень-очень большое здание. То есть на самом-то деле на месте одной улицы, вторая как раз под "парк развлечений" пошла - но здание было выстроено на самом деле огромное. Мало что оно заняло целиком не самую маленькую улицу, так и заняло ее сразу по обеим ее, то есть улицы, сторонам, и две его "половинки" соединялись несколькими переходами на уровне седьмого этажа. В принципе, не криминал - просто еще половинки соединялись переходами на уровне четырнадцатого и на уровне двадцать первого - самого верхнего - этажа. Да еще по концам "половинок" поднимались трехэтажные "башенки"...
Вообще-то в здании располагалась гостиница для посетителей парка развлечений, но номера в отеле были крошечными (зато - очень недорогими), и никаких "излишеств" вроде ресторанов, залов для различных мероприятий или хотя бы для отдыха в отеле "Кони-Айленд" просто не предусматривалось. Номер за доллар с носа в сутки выделялся чтобы переночевать, а деньги тратить постояльцы должны были в самом парке, так что "Съезд писателей" Борис Титыч организовал в более подходящей гостинице. Гораздо более уютной и для мероприятия более подходящей. Да и обслуга тут была уровнем повыше, так что я даже выспался нормально.
А утро началось с сюрприза. То есть я знал, что Чёрт Бариссон - самый крупный книготорговец страны. Даже, пожалуй, вообще единственный крупный книготорговец, и потому замашки у него... крупнокниготорговские. То есть "знаменитый мистер Волков" на выставке должен был слиться с толпой лучших американских писателей. И в этом я совершенно не ошибся, писателей в зале оказалось сильно за сотню.
Но вот рассадили писателей в зале несколько странно (как позже сообщил Бариссон, "по заслугам"). И самые-самые - с точки зрения книготорговца, конечно - были посажены за один стол с самим "главным распорядителем ярмарки", то есть с самим Чёртом. Слева от него, а справа разместились самые-самые издатели. Тоже вроде понятно... вот только почему-то "самых-самых" писателей оказалось всего двое.
И пока народ рассаживался, Чёрт, улыбаясь во все тридцать два зуба, повернулся к нам:
- Позвольте представить, мистер Клеменс: Александр Волков.
- Очень приятно... и неожиданно: я думал, что вы гораздо... старше.
- Взаимно, и теперь я до конца жизни могу гордиться, что сидел за одним столом с самым замечательным писателем Америки. И тем более мне приятно, поскольку именно вы всегда были для меня образцом настоящего писателя и даже, в некотором роде, учителем.
- Ну что вы... - засмущался мой собеседник.
- Скажу откровенно: Гек Финн - единственная книга, которую, по моему мнению, просто обязан прочитать каждый подросток, а уж каждый взрослый и подавно. А все, что написали другие - это всего лишь иногда приятное, но все же баловство.
- Я рад, что вам она так понравилась. Но и ваши книги тоже хороши, я с большим удовольствием прочел "Сердца трех", да и сага о Питере Бладе тоже не оставила меня равнодушным...
Продолжить обмен комплиментами сразу не удалось: писателей было за столом мало, а издателей много, и потому стол был поставлен круглый. Так что я даже не очень удивился, когда с другой стороны от меня сел Генри Альтемус. Сел, поворочался, огляделся. Прочитал стоящую передо мной табличку:
- Мистер Волков? Раз знакомству. Меня зовут...
- Я тоже очень рад, мистер Альтемус.
- Ого, меня уже узнает молодежь? Отрадно! Но вы же вроде себе издателя даже не искали? Или разузнали обо мне как о конкуренте?
- Конкуренте? - удивился Марк Твен.
- О, мистер Твен! Очень рад вас видеть в добром здравии, хотя вы и не хотите издаваться у меня. Зато я надеюсь услышать вашу речь по поводу этого собрания... да, мистер Волков - он действительно мой конкурент. И должен сказать, если бы не журнал мистера Бариссона, "Американский книжный дом" меня бы сожрал.
- А при чем тут...
- Это издательство мистера Волкова.
- "Американский книжный дом"...
- Принадлежит этому шустрому юноше. Он решил сам издавать свои книги... не только свои, конечно, но имя издательству создали именно его сочинения. Впрочем...
На этом Генри закончил: Чёрт Бариссон действительно хорошо подготовил открытие (Степан ему успел похвалиться "достижениями" еще когда Борис Титыч приезжал в Царицын), и теперь, включив микрофон, он "заговорил" сразу из пары десятков динамиков, расставленных по залу. Отметил важность проведения ярмарок ("где издатели могут напрямую поговорить с книготорговцами"), отметил важность книгоиздания вообще, его культурную и просветительскую роль - в общем, похвалил себя со всех сторон.
Ну а после завтрака, который в общей сложности занял почти час, мы продолжили разговор с Сэмом Клеменсом. И мне чертовски трудно было называть его именно "мистером Клеменсом", а не "Сэмом"...
А Марка Твена интересовал один вопрос:
- Мистер Волков, я хотел бы кое-что уточнить... "Американский книжный дом" предложил мне предоставить ему права на перевод некоторых моих книг на русский язык, но мне кажется, ваши работники немного напутали с тиражами...
- Нет, мистер Клеменс, все они указали верно. Я на самом деле собираюсь издать эти книги миллионными тиражами. Не сразу, в течение лет наверное десяти - но они изданы будут по миллиону штук каждая. А так как я просто не знаю, как скоро это произойдет, то поэтому и гонорар хочу выплатить сразу.
- Очень необычный подход. Но я, наверное, все же соглашусь. Вы когда возвращаетесь в Европу? Формально права на мои книги принадлежат жене, так что потребуется именно ее подпись. Впрочем, вы можете считать контракт уже заключенным. А кто будет переводчиком?
- Я и переведу. В конце-то концов русский язык для меня родной, и не испортить вашу книгу я, надеюсь, сумею.
- Это верно, уж если вы на английском столь хорошо пишете... И, мистер Бариссон, должен вам выразить особую благодарность за знакомство с этим замечательным писателем и издателем. Но это будет лишь частью моей благодарности, отдельно я хочу вас лично поблагодарить за то, что вы дали новый импульс американской литературе. И, если возможно, я бы хотел уточнить некоторые детали к моему выступлению...
- Мистер Клеменс, здесь немного шумно, давайте пройдем в комнату? - Борис Титыч тоже застеснялся. Не похвалы известнейшего писателя, а того, что она давалась в моем присутствии: ведь он "всего лишь исполнял мои указания".
- А вы, мистер Волков? Я вас тоже хочу кое о чем расспросить.
Когда мы зашли в ближайший номер (оргкомитет ярмарки попросту снял в отеле несколько этажей целиком и парочку ближайших номеров оставил пустыми для переговоров), Борис Титыч неуверенно попытался сгладить восторги Марка Твена:
- Мистер Клеменс, литературу делают писатели, а я - всего лишь продаю то, что они пишут.
- Но без вас, без вашего "Книжного обозрения" многие из тех, кто сейчас стал весьма популярен у публики, остались бы в неизвестности. И именно эти новые имена... ведь их творчество буквально открывает новые горизонты! Новые стили, новые даже жанры - я собираюсь упомянуть некоторых из них. И надеюсь, что вы пригласили этих людей. Не могли бы вы меня с ними познакомить?
- Ну если я их знаю, то конечно, буду рад оказать вам помощь. С кем бы конкретно вы хотели познакомиться?
- С мистером Волковым я уже познакомился, чему очень рад. А еще мне бы было приятно встретиться с мистером Гудвином, мистером Арчибальдом Гудвином. Мне кажется, что его таланты затмят вскоре этого британца Дойля...
Борис Титыч с трудом не рассмеялся:
- Да, он здесь. Но мне кажется, он не хотел бы раскрывать свой псевдоним.
- Пообещайте, что я сохраню его в тайне, у меня вопросы сугубо литературного плана.
- Ну тогда это будет очень просто, - он протянул руку в мою сторону - знакомьтесь, мистер Клеменс, рад вам представить мистера Арчи Гудвина. Просто мистер Волков счел, что слишком много книг одного автора быстро пресытят публику...
- Арчи Гудвин - это вы? - удивился Марк Твен.
- Ну да... просто для публики сказочник и автор детективов слабо совмещаются в одном лице.
- Удивлен... и восхищен. Очень приятно познакомиться, мистер Гудвин - хмыкнул автор "Гекльберри Финна". - Тогда - он снова повернулся к Борису Титычу - я с удовольствием встретился бы с автором ковбойских забавных историй, мне почему-то кажется, что он из Аризоны. Мистер Теренс Хилл, автор книг о Счастливчике Люке.
Борис Титыч уже засмеялся в открытую:
- Вы не поверите, мистер Клеменс, но и это сделать более чем просто. Знакомьтесь: Теренс Хилл! - и он просто ткнул пальцем в мою сторону.
Сэм недоверчиво поглядел на меня:
- А как насчет Клинта Иствуда?
- Рад познакомиться с вами, мистер Твен - засмеялся уже я.
- Понял, ваше издательство печатает только ваши книги - резюмировал Сэм, - тогда про этих спрашивать не буду... А вот у Альтемуса издается молодой англичанин, Френсис. Дик Френсис, он пишет детективы о жокеях...
- Я думаю, что всех денег все равно не заработать, так что пусть и другие издатели получат свою долю...
Сэм помолчал, очень скептически оглядел меня, а затем с форсированным сарказмом в голосе поинтересовался:
- Брета Гарта я знаю лично, более того, мы даже писали вместе пьесу. А как насчет миссис Бичер-Стоу? Почему-то мне кажется, что и к "Хижине дяди Тома" вы наверняка руку приложили.
Эта старуха когда-то была соседкой Сэма Клеменса, и первое время они даже дружили. В "позапрошлой жизни" Сэм много про нее рассказывал - по его словам она представляла образец "бабы Леры XIX века" и быстро разругалась со всеми знакомыми. Но все же известная писательница - и Камилле было интересно про нее послушать. А рассказывать Сэм умел - и даже в лицах, великолепно передразнивая визгливый старушечий говор и как-то по особому коверкая словечки. Сэм говорил, что это деревенский коннектикутский сленг... Потом Камилла говорила, что и у меня похоже получалось. Есть шанс узнать насколько похоже - и я, старательно изображая визгливую старуху, ответил:
- Если бы вы жили со мной по соседству, то я бы уж вас запомнила, молодой человек! Уж запомнила бы, будьте уверены! - и, уже нормальным голосом, продолжил: - У вас сегодня неудачный день - вы снова не угадали. Я тогда еще не родился, да и вообще не использую женские псевдонимы... хотя... огромное спасибо! Это же просто гениальная идея! Чёрт, можете в ближайшем номере давать анонс: захватывающий роман мисс... мисс... мисс Оливии Сандерс! А называться он будет... ладно, "Profession: the witch". Через две недели поступит в продажу. Думаю, страниц на шестьсот...
- А можно взглянуть на рукопись? - поинтересовался американский классик - не прочитать, а именно взглянуть: мне просто интересно было бы поглядеть как вам удается женский стиль письма. Старушечий голос у вас получается неплохо...
- Можно и прочитать, мистер Клеменс, я буду даже горд тем, что вы прочитаете мою книгу первым. Но ее сначала нужно ведь написать... Мистер Бариссон, у меня на сегодня и завтра не намечается каких-нибудь выступлений? Нет? Так что, уважаемый Марк Твен, рукопись я вам отдам послезавтра. Где вы в Нью-Йорке остановились?
- Вы хотите сказать, что напишете роман на шестьсот страниц за два дня? - расхохотался он.
- Нет... то есть фактически да. Я уже придумал название, а ведь это половина дела, не так ли?
- Хотел бы я это увидеть!
- Мистер Бариссон, когда ожидается выступление Марка Твена?
- В четверг, если я не путаю.
- Ну тогда позвольте с вами попрощаться, мистер Бариссон. Мистер Клеменс, вы не проводите меня до моего номера? Там вас ждет захватывающее зрелище...
Борис Титыч расхохотался нам вслед:
- Мистер Клеменс, вы должны это увидеть! Только, как и с псевдонимами...
По пути в мой номер я постучал в дверь комнаты, где обитали секретарши:
- Марша, к станку. Кстати, а почему... - Марша сидела на диване в гостиной и читала какую-то книжку, явно утянутую с ярмарки.
- У меня голос сел. А там почерк очень разборчивый, Лиза им читает - у нее испанский весьма неплох уже. Мы почти закончили, девушки обещают все сделать до обеда.
- Ну и отлично, после обеда у них появится новая работа. Начнем: героиню будут звать, по буквам, Folha Rolic. Присаживайтесь, мистер Клеменс. Курить можно здесь: эти хапуги столько дерут за номер, что, мне кажется, денег у них хватит после нас поменять обои... и вообще заново номер отделать, а курительная комната неудобна для работы. Марша, позволь представить тебе: писатель Марк Твен, он курит по сорок сигар в день и мы не будем пытаться его исправлять. По центру страницы: Курсовая работа, новая строка по центру послушницы восьмого круга Фольхи Ролик. Абзац, научный руководитель...
Я рассказывал сказку, Марша покрывала страницу за страницей в своем блокноте (кстати, тоже ведь изобретение Сэма Клеменса!) разнообразными закорючками, Сэм с интересом смотрел на нас. Открылась дверь, я кивнул посмотревшей на меня Дине - и через минуту рядом со мной появился бокал с красивой красной жидкостью. Слышал, что некоторые "для голоса" коньяк глотают понемногу, но мне для этой цели лучше всего казался кагор - тот, которым меня в свое время Степан напоил, и пару ящиков этого "лекарства для горла" я привез с собой.
Белорский цикл Ольги Громыки я конечно наизусть не помнил. Но кое-что, мне кажется, в свое время уловил - и главным был своеобразный ехидно-равнодушный язык изложения. Ну и сюжет, конечно, помнил - в общих чертах. А нанизывать слова на фабулу...
В прошлой жизни на каждую "вспомненную" книгу у меня уходили недели довольно напряженного труда. И больше всего времени отнимали именно попытки построить правильную фразу. Не с точки зрения языка, а с позиции "словам тесно, а мыслям просторно". Но каждая новая книжка писалась все легче - и опыт нарабатывался, и понимание того грустного факта, что для нынешнего времени просто грамотно написанный текст - уже хорошо. Когда народ безграмотен, как говорил... ну да, он... в общем если народ такой, то можно и не выпендриваться...
В жизни уже этой вот уже четыре года я диктовал разные книжки каждый день, и редко когда удавалось потратить на такое занятие меньше часа. И в результате я даже мог диктовать одно, и одновременно обдумывать что-то совершенно другое: или что произойдет через две-три главы дальше, или где побыстрее и подешевле станки заказать. К тому же теперь я книги главным образом на английском и испанском диктовал, а думал-то по-русски... Периодически меня при этом конечно переклинивало, но Марша - в отличие от Дины - не просто колебания воздуха переносила в чернильные штрихи, но еще и успевала воспринимать услышанное, так что в случае подобных сбоев она меня останавливала и возвращала на исходный маршрут.
Но сейчас я сюжет успел более-менее вспомнить по пути в номер - и просто диктовал, не отвлекаясь на посторонние мысли. Диктовал, пока Марша меня не остановила:
- Стоп, Александр Владимирович. Час прошел, перерыв пятнадцать минут. Чаю, кофе?
- Спасибо, не надо.
- Тогда кто следующий: Люсия или Вик?
- Вик. Сколько написали?
- Я полагаю, что около сорока пяти - пятидесяти страниц. Вы сегодня не очень быстро диктовали: много необычных имен и названий. Что-то еще?
- Нет, спасибо, можешь идти.
- Мистер Волков, вы что, все свои книги так пишете? И, простите, что вы принимаете? - он показал на бокал.
- Да, книги пишу именно так. А это - всего лишь русское церковное вино, для смягчения горла. Иначе просто голос садиться начинает... попробуйте, если вам нравятся сладкие вина, то и это понравится.
- Нет, спасибо, сладкие не люблю... Вы очень интересный человек, и я хотел бы познакомиться с вами поближе. Могу я вас пригласить на обед или даже на целый день в гости? Я в Нью-Йорке остановился у друга...
- Ну, если друг возражать не будет...
- Он не будет. Суббота вас устроит?
Суббота так суббота - все же кое-что все равно с Борисом Титычем обговорить надо, а он - человек занятой. А незанятой - тот в Вифлеем уже послан: Чёрт Бариссон отправил кого-то из приехавших с ним помощников "подготовить почву для переговоров". Так что все равно раньше следующей недели делать нечего. А тут - знакомый адрес, знакомая гостиная. И знакомые лица: лицо Самого Ехидного Американского Писателя и саркастично улыбающаяся физиономия Человека, Управляющего Самыми Большими Деньгами на этой планете. И я сразу почувствовал себя комфортно - сразу после того, как Сэм нас представил и Генри поинтересовался, как меня ему лучше называть:
- Мне Сэм кое-что рассказал о вас... но вы не волнуйтесь, просто мы друзья и делимся друг с другом... в том числе и обязательствами, так что в нашем случае если знают двое, то это знает лишь один. Я просто думаю, как вас называть теперь: ведь Арчи Гудвин написал уже больше книг чем Александр Волков, но у Теренса Хилла книжки, по словам Сэма, весьма забавны и их покупают больше, а Оливия Сандерс... - он указал на подаренную Сэму новенькую, еще только напечатанную на машинке, книгу - мне кажется, в этой гостиной она будет несколько неуместна.
Если бы я не знал Генри раньше, то мог бы подумать, что он шутит, но все говорилось всерьез. Любого человека он сразу проверял на "ум и сообразительность" - и я бы, честно говоря, на его месте давно потерял бы веру в человечество. Но я пока был на своем...
- Зовите меня просто Алекс - хотя бы потому, что если я вам в сыновья и гожусь, то разве что в младшие. Да и мне приятно будет: я расскажу жене что меня по имени называли самый великий писатель и самый талантливый бизнесмен планеты, и она... нет, поклоняться мне не начнет конечно, но иногда будет поменьше пилить...
- Вы умеете рассчитывать на перспективу! - рассмеялся Генри. - И льстить. Договорились, но тогда и вы зовите меня просто Генри. А я буду хвастаться перед Сэмом, что писатель, который за три года продал больше книг, чем он за всю жизнь, считает меня лучшим другом.
- Тогда и меня называйте просто Сэмом, глупо быть единственным мистером в компании. Но насчет проданных книг ты, Генри, ошибся, уже ошибся, - он усмехнулся - тут на ярмарке один издатель собрался издавать мои книги миллионными тиражами, и я уже заключил контракт.
- И сколько ты с этого контракта получишь? - с подозрением в голосе поинтересовался Генри. - Как бы тебе мечта о миллионе копий сознание не затмила...
- Я пока его еще не читал... но и не подписал - Сэм изрядно смутился, ведь лишь усилиями Генри он выкарабкался буквально из нищеты.
- Россия, конечно, страна небогатая, книги приходится продавать дешево - иначе не купят, но я думаю, что десять центов с копии - сумма достойная.
- Так, теперь понятно, почему Сэм так восхищен вами. А вы всерьез собираетесь заплатить ему сто тысяч?
- Четыреста, я же приобрел права на четыре книги. Но не собираюсь, потому что уже заплатил. Я предупредил Сэма, что печатать буду несколько лет, но плачу сразу. Чтобы не выглядеть человеком, старающимся отвертеться от взятых на себя обязательств.
Генри окинул меня оценивающим взглядом:
- Интересный у вас подход к бизнесу... интересный, но достойный. А что столь достойного бизнесмена привело к нам в Америку? Мне кажется, что выкинуть четыреста тысяч вы могли бы и не тратя столько времени на дорогу. Я слышал, что ваше издательство уже печатает почти двадцать процентов книг в стране, вы что, собираетесь заняться скупкой конкурентов?
- Ну, если вы пообещаете, что сами не полезете в книжный бизнес...
- Мне хватает того, что я дружу с писателем - это отвращает от самой мысли иметь какие-либо дела с издательствами. Так что слушаю.
- "Бетлехем Стил" сейчас переделывает рельсовый завод в балочный, и я хочу купить у них ненужное оборудование. Пока я рельсы как раз у вас покупаю, но пошлины в России делают это разорительным занятием...
- Так "Трамвайная компания Волкова" тоже ваша?
- И она тоже, но завод мне нужен в Сибири. Точнее, на Дальнем Востоке - мне кажется, что англичане слишком уж уютно устраиваются в Китае, и нагадить им было бы не только выгодно, но и просто приятно. А рельсовый завод - лучший для этого способ.
Откровенно говоря, я надеялся, что Генри может поспособствовать переговорам с вифлеемцами - хотя бы в роли "призрака конкурента". Но все оказалось совсем не так, как я предполагал:
- Боюсь вас разочаровать, но вы изрядно опоздали. Все, что им стало ненужно, уже давно отправлено на переплавку.
- Но ведь завод-то был почти новый, проработал всего три года...
- Но им-то зачем себе конкурентов плодить? Оборудование сейчас металлурги сами себе делают, а если оно будет продано - кто поручится, что вскоре оно не заработает у конкурента?
- Жаль, очень жаль... бельгийцы будут его делать года полтора.
- Полтора года на рельсовый стан? Алекс, мне тоже не нужны конкуренты... а кому вы собираетесь в Сибири рельсы продавать? Китайцам? Русским промышленникам?
- Я их вообще продавать не собираюсь. Мне нужны несколько железных дорог, мне нужны рельсы для трамваев - и завод, подобный столь неудачно усопшему в Вифлееме, лет десять, а то и больше, будет работать исключительно на мои внутренние нужды. Ну а то, что удовлетворение этих нужд приведет к сильному неудовлетворению нужд уже британских - это всего лишь небольшой и совершенно побочный бонус. У нас в России есть поговорка, в стихах, а на английском она звучала бы как "Today I have a real mirth: I did for someone dirty filth". Я знаю, что поэт я неважный, точнее сказать вообще никакой, но мне кажется, что если "someone" заменить на "England", то получится и более складно, и, главное, более верно.
- Вы недооцениваете себя: стихи вышли неплохие - засмеялся Генри. - Но как рельсы могут нагадить островитянам?
- Сейчас они держат все угольные базы в Азии, поэтому обладают почти монополией на торговлю с Китаем, минимизируя продажи угля иностранцам. Американцы через Тихий океан ходят мало просто потому что угля на обратную дорогу им купить почти негде. А я дам Китаю рельсовый путь в Европу, и тогда там уже смогут торговать французы, голландцы всякие с бельгийцами, вообще кто угодно. Англичанам гонять флот в Китай станет менее выгодно, угля им потребуется меньше - и на любой базе отбункероваться сможет любое судно... вдобавок я выстрою и железную дорогу от копей к нескольким портам и обеспечу углем кого угодно дешевле, чем это смогут сделать островитяне.
- А вы прикарманите невыплаченную британцам плату за фрахт... Знаете, если вы готовы подписать обязательство о том, что рельсы продавать не будете, десять лет не будете, то я вам продам нужное оборудование. Новое, специально для вас сделанное. И не позднее, чем через полгода. Как вам такое предложение? О деньгах я не спрашиваю, ведь если вы Сэму отдали четыреста тысяч, то наверняка не продав последние штаны?
- Давайте обязательство, я подпишу. Но вы не просто продадите оборудование, а выстроите завод целиком. А за это я, кроме выплаты вам денег, естественно, обязуюсь сманить из Вифлеема минимум пятьсот металлургов. Это чтобы они в следующий раз думали, что в печи на переплавку отправляют...
Генри довольно рассмеялся:
- Вы умеете наказывать ваших обидчиков. Так что предпочту сохранять дружеские отношения и проект контракта мы сможем обсудить.... скажем, через неделю вас устроит? Лучше, конечно, в пятницу или даже в четверг.
- Как мало нужно для счастья! Всего лишь написать триста книг, понравиться Марку Твену - и счастье само прибегает к вашему порогу. Договорились, в четверг или пятницу в любое удобное время я буду готов.
- А вы действительно написали уже триста книг? - на лице Сэма было написано нескрываемое удивление.
- Нет, что вы, это я для красоты фразы только сказал. А на самом деле я написал, если считать вот эту - я махнул рукой в сторону "Ведьмы" - двести восемьдесят семь... нет, двести восемьдесят шесть: ту, что я по пути в Америку написал, пришлось сжечь в топке парохода.
- Зачем сжечь? - удивился Генри.
- Качка, морская болезнь... за эту книгу стало бы стыдно даже Чарли Бронсону. Не заставлять же краснеть столь уважаемого публикой писателя?
- Все же мне кажется, что вы меня разыгрываете, мистер Волков - с грустью прокомментировал мой ответ Сэм. - Я уже почти согласен поверить, что "Хижину дяди Тома" написали не вы: пожилая склочная аболиционистка из вас неважная получилась бы. Но признайтесь, ведь под псевдонимом "Марк Твен" вы же пишите?