Эдуард Толстов уже третий раз (если считать с нынешнего утра) проклял и работу и нанимателя: опять что-то сломалось и глупая баба с виноватой рожей снова вошла в его "кибинет". Проклятия (про себя, конечно) Эдуард посылал все же напрасно, да он и сам прекрасно это понимал. Ну, во-первых, мичман Барсуков сразу предупредил, что "первые пять лет будет трудно, а потом - тоже трудно, но ты привыкнешь". А во-вторых, бабы все же потихоньку чему-то учились и уже неделю к нему обращались не по нескольку за раз, а по одной и даже оставалось время попить чаю.
К тому же было интересно узнать, прав хозяин завода или нет в том, что-де "молодые девицы раньше всех научатся, а затем и старых научат". Старых, да...
Если не считать самого Эдуарда, то самой старой работнице этого крошечного заводика было лет двадцать, а под "молодыми" хозяин понимал, вероятно, совсем еще девчонок: ведь младшей, вероятно, и двенадцати не было. Впрочем, как раз она-то вязальную машину освоила действительно самой первой и "главному механику" иногда казалось, что она же и подругам иногда сама помогает устранить мелкие неисправности. Хотя какие тут неисправности-то: или слишком толстая нитка заклинит в крючке и погнет его, или из-за перетянутого тормоза ряд-другой перепутается. Нет, конечно приходилось и ремни слетевшие со шкивов на место ставить, и даже вон давеча мотор свернутый на место возвращать... бабы-то отъелись, силушку им девать некуда...
Вернувшись обратно в свою комнатенку, Эдуард успокоился: не баба все же криворукая опять все сломала, а он сам, видать, слабовато тормоз шпульки настроил. Отставному флотскому кондуктору было не очень понятно почему хозяин фабрики совсем новые Штоллевские машины сразу переделывал, ставя вместо привычного и знакомого каждому механику шкива электрические моторы - к которым еще и провода нужно было приделывать хитро, но вроде в и цеху было тише из-за отсутствия вечно громыхающей трансмиссии под потолком, и - по словам тех же баб - полотно вязалось куда как ровнее. Правда, тогда непонятно было почему чулочные машины так и оставались с ручками, за которые бабы их и крутили...
Отставной мичман Барсуков, который сманил Толстова на эту работу, похоже не врал: и денег платят как обещано, и квартира предоставлена приличная. Опять же жена не нарадуется тому, как хорошо тут за детьми следят: к врачу, почитай, в год раз шесть идти заставляют даже если все здоровы, а уж если заболел кто... Но ведь Барсуков говорил, что если здесь какое улучшение в работе или машинах кто придумывает, то денег в премию дают немало и жалование подымают. Знать бы чего такого придумать!
Хотя... вот спицы те же самые, крючки которые. Как прядильную машину не регулируй, а нитка все равно нет-нет, да и колтыхом выходит - а ежели баба того не углядит, то спице сразу смерть. Оно-то понятно, защелка на спице сама крошечная, а уж ось у нее - соплей перешибить можно. Да она и просто от времени стачивается. А вот ежели придумать машинку, которая к спице защелку обратно новой осью прицепит...
Опять же, баб-то всего с полста - ну, ежели девок, что полдня в школу ходить должны, за полбабы считать. А сделать до осени велено чулок бумажных аж сто тыщь пар, и шерстяных столько же! И этих... "водолазок"? Слов нет, кофта получилась знатная: и теплая, и легкая. Но куда ему их сто тыщь-то? Тем более что размером они на детишек разве что сгодятся. А спицу пока меняешь, машина-то ничего не делает. Да и баба тоже...
Спица не то чтобы денег много стоила, но двадцать пять копеек - это ежели одна спица немного будет. А ежели тут в день каждая баба по спице сломает...
Так, а ломает она когда на нитке, что с прядильной машины, колтых получается. И ежели баба тот колтых не углядит... А углядеть его ой как непросто, на машине-то нитка эта так и летит! Но вот ежели взять нитку эту и поначалу пропустить ее через дырочку малую, в которую колтых не пролезет... нитка, конечно, порвется - но спица-то потом не сломается! Дырочку, понятно, нужно в железе сделать - но это в мастерской лучше заказать. А вот чтобы нитку со шпули на шпулю перематывать - можно и самому сотворить. Шкивы-то от переделанных машин тут же, на заводе пока и валяются. И если их на брус какой поставить, а ручку вот сюда приклепать...
Эдуард с воодушевлением стал прикидывать конструкцию на листе оберточной бумаги, но тут ему пришлось проклясть все на свете и в четвертый раз. Хотя ежели до обеда больше поломок не случится, то день точно будет лучше вчерашнего. А как ручку приклепать - можно и в другой раз подумать. Минут через десять.
Малоснежная и холодная зима - лучшее время борьбы с летней засухой, так что бороться я начал уже в конце ноября, когда мороз опустился на Нижнее Поволжье. Небольшой морозец, но я уже знал, что теплее не будет. Ну а раз не будет...
Когда что-то делается много раз подряд, то при необходимости повторить сделанное особо мозги напрягать необходимости нет, все выполняется под руководством мозга уже спинного. Но много раз это "что-то" делал-то один я, а вот всем прочим пришлось изрядно поднапрячься. Настолько сильно, что я как-то даже не обратил внимания на появление в доме еще одной молодой женщины...
Если что-то не получается, то громкие вопли со стороны начальства могут чаще всего лишь замедлить процесс получения желаемого. Поэтому ругаться нужно негромко, лучше - вообще молча. В самом деле, если рабочему двадцать раз сообщить, что у него руки из задницы растут, то он и сам может в это поверить. А если тому же рабочему показать, что буквально "человек со стороны" эту работу выполняет легко и непринужденно, то в душе работяги рождается внутренний протест, и он, убеждая себя в том, что "не рукожопый же я на самом деле", прилагает все силы к тому, чтобы процесс освоить.
Ретроспективно прикинув "масштабы разрушений", я решил, что собственными ручками изготовил минимум четыре "газовских" шестицилиндровика практически целиком. Очень неплохой результат, ну а полторы дюжины моторов, отправленных на переплавку, я считать лучше не буду. У Васи Никанорова, который так же "ругал наглядным примером" рабочих моторного, счет был примерно таким же - четыре на двенадцать, разве что в металлолом у него ушло как раз "четыре". Однако это Вася, а большая часть рабочих моторного завода по результатам все еще догоняла меня - но с учетом их самых первых попыток. К декабрю в лом уходил лишь каждый второй мотор, и парк готовой техники вырастал уже на десяток машин в сутки.
Странных машин: до выката их "в поле" даже заводские инженеры не могли понять, что же я такое выдумал - и это несмотря на то, что каждая готовая машина тут же, на заводской площадке и испытания проходила. И проходила успешно, не раскрывая "тайны рождения" своим собственным создателям. Хотя догадаться, зачем такая машина вообще нужна, если она испытывается пусть даже при плюс пяти по Цельсию - дело практически невозможное. Снег-то в снежной пушке наружным морозом замораживается...
Но когда сразу сто двадцать снежных пушек приступили к работе, все вопросы отпали. Почти все, один вопрос остался: где взять людей для управления этими агрегатами. Вообще-то управление самой пушкой было несложным, и этому уже пару сотен человек обучить удалось, но нажимать кнопку стартера и четырнадцатилетний мальчишка способен. Да и девчонка тоже, поэтому как раз кнопки в основном девочки и нажимали. Но чтобы пушка не просто ревела мотором и вентилятором, но еще и снег выдавала, к ней нужно подвести воду. С помощью длинных шлангов, причем достаточно толстых, чтобы подавать двадцать пять литров воды в секунду...
Просто тяжести таскать - таких "умельцев" найти очень просто: сами набегут, как только впереди денежка замаячит. Но нужно было не просто "таскать", а шланги соединять, разъединять, следить, чтобы они ровно лежали... Каждая пушка с одной позиции могла сыпать снег на две с небольшим тысячи метров, и эти метры она засыпала метровой толщины "одеялом" примерно за два часа. После этого нужно было одну секцию шланга отстегнуть, пушку перетащить на семьдесят пять метров, подключить к ней оставшийся кусок шланга и продолжить работу. И пока пушка трудится, отстегнутый шланг подцепить к следующей плети. Как я ни считал, у меня выходило, что за пятнадцать минут уложиться можно с запасом, причем с бригадой из шести человек. Однако крестьянское мастерство не пропьешь: дюжина мужиков с работой едва справлялись за час - и это было уже хорошо...
Хорошо еще, что Степан мне напомнил одну из "заповедей Ильича", невольно правда напомнил. Конечно, этот-то Ильич небось еще не родился - но сказал он хорошо. Как там, "ударный труд, инициативу и творчество молодых"?
Третьего декабря, в субботу Степан, корча самую таинственную мину, после обеда позвал меня в свою комнату. У меня возникло подозрение, что он разрывается от желания показать мне что-то вроде работающего магнитофона, но я в корне ошибся. Никакого магнитофона в комнате у него не было, но вид комнаты все же изменился: письменный стол Степка зачем-то вытащил на самую середину, и на ней стоял... Этот предмет я ему точно рисовал, и поэтому узнал: студийный микрофон, напоминающий никелированное яйцо, только приплюснутое и с прорезями. Он что, трансляцию решил и в доме устроить?
- Саша, скажи что-нибудь хорошее...
- Кому, тебе? С радостью: микрофон у тебя получился совсем как настоящий!
- Спасибо, только ты не мне скажи. Сейчас все в каждой деревне сидят в клубах и ждут твоего поздравления. Мы их с утра обзвонили... а трансляцию мы еще на прошлой неделе проверили! Даже на всякий случай все подключили по двум парам проводов, по два динамика с усилителями поставили. Так что услышат тебя все - но теперь ты просто должен всех деревенских поздравить.
- С чем же?
- С наступлением зимы, крестьянам-то зимой самый отдых. Я сам хотел, но Евгений Савельевич сказал, что не дорос еще, и все хотят лишь тебя услышать...
Евгений Савельевич Шитиков был действующим директором "электролампового номер два" и, как я понял, очень активно участвовал в "радиофикации" поместья. Удачно получилось, кстати, нужно будет его особо отметить... Вот только речей-то я на радио никогда не произносил. Ладно, тут их вообще еще никто не произносил, разве что Степка на своем заводе... Зато я их слышал! Давно, правда, но в целом концепцию вроде уловил. Так что, помолясь, приступим:
- Дорогие соотечественники, друзья! Тысяча девятисотый год уходит, и меньше месяца остается уже до нового века. Год был непростым, работать всем вам пришлось много - но и результат порадовал всех нас небывалым урожаем. В отличие от прошлых лет все мы теперь уверены, что голодать никому из нас не придется, а ваша великолепная работа уже в сентябре, на посеве озимых, дала нам надежду на отличный урожай и в году уже будущем. Мы можем гордиться сделанным, все мы: и крестьяне, кто упорно трудился в поле, и рабочие на заводах, которые изготовили для вас замечательные машины. Но наступила зима...
Я откашлялся, оглянулся вокруг, показал Степке, что было бы неплохо и горло промочить...
- Земля сковывается морозами, а со снегом, который мог бы укрыть засеянные вами поля, как вы все и сами видите, неважно. И, к сожалению, если мы сами не укроем поля снегом, урожая в следующем году скорее всего просто не будет. Да, инженеры в городках денно и нощно работали, чтобы придумать эти машины. Да, рабочие на заводах сделали практически невозможное: они изготовили снежные пушки, и героически каждый день делают все новые и новые. Они - настоящие герои. Но пушки эти снежные, как и трактора, не работают сами по себе, они лишь помогают людям сделать нужную работу. Руководство, чтобы обеспечить непрерывную работу машин, наняло людей со стороны, но мужики эти всерьез работать не желают - ведь это не их поля нужно укрыть снегом. И поэтому я честно и открыто должен признать: только вы можете помочь вырастить посеянное вами в сентябре. Только вы своим трудом можете помочь полям укрыться снегом...
Я отпил из принесенного Степаном стакана. Сволочь! Он бы еще водки принес! Впрочем, сладкий кагор горло "промочил"...
- Я знаю, что все вы должны каждый день учиться в школах. Но мы особо попросим учителей, чтобы они организовали для вас, для тех, кто вступит в битву за урожай, занятия в две смены - чтобы с утра половина учащихся помогала работе снежных машин, посещая занятия после обеда, а другая половина, отучившись с утра, могла бы обеспечить их работу и после обеда. Я, со своей стороны, могу обещать, что всем работающим в поле будут предоставлены места для отдыха, где промокшие смогут обсушиться, все будут полностью обеспечены питанием и сменной одеждой. Это я могу сделать - но я не могу один таскать шланги для многих сотен снежных машин. Я не могу, а вы, объединив свои усилия, можете.
Нет, кагор действительно хорошо способствует произношению речей. Я отхлебнул еще, с сожалением оглядел опустевшую емкость и подвел итог своему выступлению:
- Сейчас лишь от вас зависит, будет в наступающем году урожай или нет. И я надеюсь на вас. И я знаю, что вы тоже герои, просто не было у вас случая всем показать это. А сейчас всем вам такой случай выпал, и я знаю, что вы сможете довести начатую инженерами и рабочими работу до успешного конца, и все мы будем гордиться вами. Спасибо за внимание.
Интересно, откуда Степка эту бутылку притащил? Надо будет заказать еще... пару ящиков. Да, кстати... после торжественной части хорошо бы и концерт устроить... а почему бы и нет?
- А теперь я попрошу вас не расходиться еще несколько минут, и вы услышите кое-что еще. Надеюсь, что вам понравится.
Выключив микрофон, я повернулся к Степану:
- Усилитель у тебя по какой схеме собран?
- Так в каждой деревне одинаковый стоит, обычный, двухкаскадный, как ты рисовал...
- Я имею в виду здесь, студийный. Линейный вход на нем есть?
- Есть конечно. Вот он - Степан показал пальцем под стол, где, собственно, усилитель и был спрятан. Так, телеграфный разъем, точно такой же, как и на телефонной станции и вообще пока "стандарт". Точнее, два разъема, и в один как раз микрофон и воткнут. А второй...
- Степа, это - точно линейный вход? Ты его сопротивление измерял?
- Саша, я уже не маленький, чего ты все проверяешь меня? Я вообще твой усилитель взял, только корпус для него сделал... да, проверял. Примерно девятьсот килоом, а что? Я же микрофон верно подключил...
- А ничего. Жди, я сейчас.
Честно говоря, я и сам не очень понимал, для чего потратил несколько дней, делая переходник "папа-папа" со стерео-TRS разъема три с половиной миллиметра на четвертьдюймовый "моно" - который сейчас и именовался "телеграфным". То есть мысль-то была... простая мысль: раз уж других разъемов сейчас нет, то пусть будет под руками телеграфный. Ну а раз он уже под руками, то почему бы не доставить радость людям?
- Саш, мне уже бежать пора, я Евгению Савельевичу обещал...
- Ладно беги, раз мой усилитель, то я и сам справлюсь.
Жалко только, что выход у усилителя лишь один, и сейчас через него сигнал идет... интересно, куда? Телефоны-то в каждую деревню идут от центрального городского коммутатора, а там пока вроде ничего нужного для такой трансляции нет? Впрочем, неважно...
Дойти до нашей спальни - два шага. Взять из тумбочки "святую реликвию" - пара секунд... ну пятнадцать-двадцать. Сколько времени "вся страна в едином порыве" обещанного ждала? Не больше минуты...
Я нажал кнопочку. Все же жалко, что мне самому не слышно, что там, в далеких деревнях происходит. Впрочем, я и в уме "прослушать" могу... очень, как выясняется, неплохо? Мне даже показалось, что я все и на самом деле слышу. А когда "слышимое" закончилось, я снова нажал на кнопочку и радостно засмеялся. Честное слово, неплохо получилось!
Вообще-то все это заняло не больше десяти минут, так что наверное еще и семья из столовой разойтись не успела. Дарья вроде обещала "на третье" какие-то новые пироги испечь?
Я не ошибся: все - кроме Степки, конечно - все еще сидели за столом, на посреди стола стояло большое блюдо с пирогами. Вот только оно стояло, а все сидели - и никто пирогов не ел.
- Дарья, я не могу поверить глазам: у тебя что, пироги не удались?
Камилла медленно повернула ко мне голову:
- Попробуй, мы еще не пробовали никто. Ты очень хорошо сказал, мне понравилось. Ты же не просто всех похвалил, ты всех героями назвал! Знаешь, я раньше как-то не задумывалась, а ведь и правда с тобой все работают именно героически. Очень верное слово... но значит ты и меня героиней считаешь? И Машку, Ваську, Степана... всех?
- Конечно, а ты у меня вообще самая любимая героиня. Эти - я махнул рукой в сторону старших девочек - просто любимые, точнее просто очень любимые, а ты - да, ты самая любимая. И я горжусь, что у меня вся семья - герои... постой, вы что, все под дверью стояли и слушали?
- Зачем под дверью - как-то смутившись, ответила мне незнакомая молодая женщина, - мы вон из коробочки вас слушали - и она указала на о-очень знакомый предмет в углу столовой. Предмет, которого еще вчера тут не было.
Я засмеялся:
- Ах Степан, ах жулик! Я-то честно думал, что он трансляцию в деревни провел, а он по дому разводку сделал!
- И по дому тоже - безразличным голосом и устремив взгляд в потолок сообщила "дочь наша". - В деревни провели, и в городках везде, на заводах в цехах, в квартирах инженерных, на вокзалах, на всех остановках... Мне только интересно, как Евгений Савельевич целый оркестр в студию впихнул? Я в студии была на той неделе, там и места-то почти нет...
Вот и делай людям праздник... хорошо еще, что Степан убежал, а то бы как ему объяснить, как в "ладанке" помещается полковой оркестр, исполняющий марш НОАК?
Плеер, который мне нашел Димка, перенес "попадание" не очень хорошо - он все еще работал, тем более что как перезарядить батарейку-таблетку я знал, но проиграть мог только два трека: вероятно, оглавление флешки попортилось. Один трек - "инструменталка" этого самого марша НОАК - я его специально нарыл, посмотрев как на параде китаянки в красных мундирах маршируют. А второй - полуторачасовая сборка советских маршей - очень помогает не заснуть за рулем. Вот первый-то я и воткнул... теперь понятно, почему я его "слышал" - окно-то приоткрыто было. Ладно, пусть будет пока оркестр в студии... кстати, это где? Хотя неважно... магнитофон теперь придется делать самыми ударными темпами. Хотя, кажется, и это уже будет не главным приоритетом...
- Дарья, ты все что в городе случается знаешь. Доктор Ястребцев никуда уезжать сегодня не собирался? Мне бы с ним поговорить...
- Так вы ему протелефонируйте да узнайте.
- Спасибо, как-то не сообразил... кстати, мне никто не представил нашу гостью.
- Нет дорогой, ты точно сегодня никуда не пойдешь, тебе отдохнуть надо. Зоя Александровна, моя давняя подруга, она у нас уже месяц гостит... с сыном. Зоя, это мой муж, Александр, человек замечательный, только иногда рассеянный - Камилла улыбнулась. - Ну да ничего, это скоро пройдет...
Ну да, рассеянный. Только сейчас я сообразил, что уже месяц мне не приходится развлекать Катеньку по утрам: Камилла ее уносила пока я умывался. Оказалось - к Зое и уносила: у нее сын был на пару месяцев старше нашей дочки, и - что для нас оказалось очень важным - молока у нее хватало на двоих. А у Камиллы молоко потихоньку уже пропадать стало.
Но к нам Зоя приехала вовсе не для "бездвоздмезддной помощи старой подруге". История для России обычная: ее отец, купец второй гильдии, разорился - и с горя напился так, что откачать его уже не смогли. Оставшееся имущество вдовца распродали для покрытия долгов, а супруг Зоин, работавший у тестя приказчиком, внезапно и бесследно исчез.
Хорошо, что ее подобрал Григорий Игнатьевич, да еще и дочери о случившемся написал: девочки вроде как сильно дружили в гимназии. Ну а Камилла старую подругу и пригласила "пока пожить у нас", причем, как она мне сказала, имея в виду предоставить ей квартирку свободную в городке. С тем, чтобы было с кем поговорить, за детьми вместе ухаживать...
Зоя же, узнав о проблемах с молоком, сама и предложила "помочь с прокормом" - и в результате поселилась в одной из гостевых комнат. Ну не бегать же Камилле с Катькой по улице, когда дитё поесть возжелает!
Ну а я ее "не заметил" просто потому, что завтракала Зоя не вместе со всеми, а потом - в это время она как раз с младенцами и сидела. А после завтрака меня уже дома не было. Впрочем, жена права: меня в последнее время чего-то редко можно дома застать. Взять что ли отпуск?
Эта мысль меня преследовала до самого вечера. Точнее, до того самого момента, пока Камилла, уже укладываясь, не поинтересовалась:
- Ты мне не напомнишь название того лекарства?
- Какого? Что у тебя болит?
- Ничего не болит. Но ты рассказывал про лекарство какое-то, которое я смогу по названию сделать. Ты еще завод под него уже почти построил.
- А тебе зачем? - не удержался я.
- А затем, что Зоя теперь и с Катенькой сидеть сможет. Она все равно уже с ней сидит много времени, Катеньке она понравилась... А я теперь смогу снова что-то полезное сделать. Как ты сказал - воспользуюсь случаем продемонстрировать трудовой героизм?
- Ты у меня и так героиня, причем любимая. Однако, несмотря на это, ты просто гений. А Зоя сможет с Катенькой посидеть для три-четыре?
- Конечно... а тебе зачем?
- Я, может быть, тебе завидую. А чтобы не завидовать, тоже приглашу таинственную гостью. Мы вместе пригласим, и для этого завтра же поедем в Ярославль. Нет, послезавтра, завтра мне обязательно нужно встретиться с Ястребцевым.
- Гостью? А зачем тебе в Ярославле я? - нехорошим голосом поинтересовалась Камилла.
- Потому что именно ты сможешь сделать одну несчастную женщину счастливой. Я тебе по дороге расскажу как.
Александр Александрович очень недолго проработал главврачом Царицынской больницы. А теперь он стал главврачом больницы во втором городке и, похоже, ни секунды об этом не жалел - хотя работы у него было, к моему сожалению, немало. Рабочие - они же как дети, так и норовят куда-нибудь пальчики сунуть. А пальчиков у каждого много... поначалу много, но серьезных травм все же было меньше чем я боялся. Так что оставалось у доктора время и на всякие исследования, а я - помня о "прошлом" - не оставлял его без тем для оных. По мне, так доктор Ястребцев уже на пару Нобелевских премий наисследовал. На одну-то точно - за переливание крови, а теперь у меня появилась идея хотя и не "нобелевского" уровня, однако способная сделать жизнь многих людей счастливее. И одного такого человека я точно знал.
Стоит назвать крестьян "друзьями" публично... Нет, стоит им доступно и наглядно объяснить, что у них есть единственный шанс не сдохнуть с голоду - и они сотворят чудеса. Проявив упомянутые Леонидом Ильичом инициативу и творчество, воплощенные в ударный труд.
Снежная пушка может покрыть метровым слоем снега два гектара в сутки. Сто пушек - двести гектаров. Пятьдесят тысяч гектаров они обснежат всего-то за двести пятьдесят суток...
Юные крестьяне дошли до этих цифр очень быстро, и решили, что для начала хватит и двадцати сантиметров снега. Уже лучше, а с учетом резко возросших поставок техники (завод начал ежедневно уже по пятнадцать, а то и по двадцать пушек клепать на поднявшейся волне "трудового героизма") все поля побелели еще до Рождества. А до Крещенья слой снега вырос если не совсем до метра, то уж явно больше аршина получился. Выключили же пушки только в марте, когда и метровый рубеж был успешно преодолен, в чем успело поучаствовать почти тысяча снегогенераторов.
Не обошлось и без потерь: все же моторное производство было выстроено очень быстро, опыта у народа не набралось - и четверть моторов успело сломаться. Но большинство из сломанных и починиться тоже успело, что было уже приятно. Но главное - в полях появилась вода. Много воды.
Метр снега - это в переводе на воду чуть меньше полуметра. Да, когда снег растает, много воды стечет - но гораздо больше все же успеет в землю впитаться. Не те "три сантиметра", которые обеспечивают нынешние "урожаи", а минимум раз в десять больше. И если пшеница успеет выпить хотя бы треть...
Она-то успеет, а вот я в борьбе за потенциальный урожай чуть не пропустил урвать один очень важный кусочек очень вкусного пирога. Понятно же, что если бакинская нефть выдавливает британских конкурентов из Европы, то промыслы не могут не сгореть. И не могут не сгореть именно зимой, когда буквально миллионы тонн этой нефти в земляных амбарах ожидает открытия речного пути по Волге в центральные области России. Ведь помнил же об этом - но в Баку приехал уже после того, как пожар успели потушить. Очередной пожар - но как раз он оказался настолько крупным, что довольно многие нефтепромышленники расхотели дальше заниматься этим довольно рискованным бизнесом, так что все же у меня получилось выкупить чуть ли не треть тамошних скважин. Сгоревших, понятное дело, но с моим-то опытом... то есть теоретически я знал, как скважины восстановить. Не сейчас, а когда мои заводы смогут изготовить нужные машины - но зато потом... Главное - треть нефтяных полей Баку стала моей собственностью, и как эту собственность превратить в деньги, я уже знал. Но пока можно было и более неотложными делами заняться.
Весной Волга разлилась как обычно она разливалась в тысяча девятьсот первом - то есть почти никак. Поля зазеленели тоже как обычно в этом году - то есть редкими хилыми островками. То есть везде так зазеленели кроме как у меня. Так что крестьяне в "поместье", освобожденные от необходимости сеять - все поля были засеяны озимыми, очень дружно зеленеющими - приступили к валянью дурака с лопатами и тачками в мозолистых руках, копая возле каждой деревни накопительные пруды. Вообще-то в каждой деревне пруд с самого начала был, но небольшой, пожарный - а сейчас рылись пруды уже побольше. После таяния снега никто в поместье уже в моих словах не сомневался: сомневающимся было достаточно взглянуть на поля в ближайшем Царицынском уезде и сравнить с теми, что получились здесь. Хотя колхозникам и глядеть не надо было, они с детства на свои поля весной наглядеться успели...
Не простаивали и рабочие заводов, и строители - работы хватало всем. Когда есть деньги, то работа всегда находится - а Чёрт Бариссон уже "отмонополил", в соответствии с намеченными планами, Сент-Луис и - уже безо всякого плана, а просто "для души" - Балтимор и Новый Орлеан. Конечно, пока еще большую часть выручки он вкладывал в подгребание под себя прочих территорий "вероятного противника", но мне хватало и присылаемых денег за честно отгруженные товары. Оказывается, импортному народу нужно столько всякого барахла!
Понятно, что можно было неплохо зарабатывать только на продаже разноцветных сапфиров. Но "драгоценности"-то нужны не всем, и не всегда, а вот пуговицы - товар постоянного спроса. И при всей его дешевизне денежек может принести куда как больше сапфиров, даже если продавать эти пуговицы совсем уже по "демпинговой" цене...
Пуговичный бизнес начался еще при подготовке к строительству городков, фактически при запасании одежки детишкам. Но тогда пуговицы делались в основном из раковин-перловиц и - в сильно меньших количествах - точились из яшмы. Яшма - камень доступный и прочный, да и режется достаточно легко - то есть при наличии станков и качественного инструмента легко. Однако то производство было и дорогим, и продукции получалось мало. А пуговиц требовалось много - поэтому с появлением разных пластиков моя "пуговичная промышленность" резко переориентировалась на новое сырье.
Обычные прозрачные пуговицы из полистирола шли по двадцать центов за дюжину - "бельевые" в сантиметр диаметром и маленькие, шестимиллиметровые. По той же цене шли аналогичные пуговицы из карболита - то есть миллионы тут добывались с трудом. Но уже пуговицы фигурные или из разноцветной пластмассы хорошо раскупались по пять центов за пару, а пуговицы для пиджаков или пальто стоили от трех до пяти центов за штуку. По этой же цене уходили пуговицы "перламутровые" - хотя на самом деле перламутром там и не пахло: простая смесь полистирола и "того самого" метилметакрилата давала потрясающий перламутровый эффект при снижении стоимости даже по сравнению с чистым полистиролом. Ну а стеклянные, которые делала Машка на своем заводе, в зависимости от сорта и цвета стекла пользовались спросом и при ценах от десяти центов до доллара. Конечно, по доллару шли из "звезчатого" стекла и продавалось их все же немного... но богатеи не только в Америке водились и Машка с пуговиц в сумме выручала чуть больше миллиона рублей в год. И чуть больше миллиона долларов тоже.
Правда, из Америки мне шли все же большей частью не деньги. Думаю, что "в этой жизни" у Генри Роджерса могут появиться мелкие проблемы в прибирании стального бизнеса Карнеги: уж больно тот процветал! По крайней в той части, что занималась трубопрокатной деятельностью: трубы я закупал пароходами. Стальные, оцинкованные - и столько, сколько Карнеги мог продать, потому что вообще-то трубы, оцинкованные изнутри и снаружи, пока еще не являлись "товаром массового спроса" из-за цены и делалось их немного. Но мне вроде бы достаточно...
Гаврилов приготовился к "переезду завода мелких турбин", вот только не в Ставрополь, где строительство сильно подзадержалось, а в Симбирск. В этом тихом городишке прошлым летом получилось купить два участка, один в восемь десятин - на нем сейчас был выстроен собственно завод, и один почти в двадцать - там поднимался (имея в виду именно процесс) уже рабочий городок. Тем не менее четыре коробки цехов уже были подведены под крышу, а жилых домов вообще почти десяток был закончен. Вообще-то я имел в виду завод там запустить "иного профиля" - но пока "профиль" запускать было рановато, а турбины очень нужны.
Все были при деле, и каждый занимался этим делом спокойно и неторопливо (но без перерывов). И только мне приходилось судорожно суетиться: приближалось восемнадцатое июня...