У мегаполисов международного значения, наподобие Парижа, Москвы или Нового Орлеана уже давно не было "вокзалов" в традиционном понимании. Постоянно растущий грузопоток и ежедневный оборот в сотни тысяч пассажиров создавали громадные транзитные узлы, где сплетались воедино стальные змеи железнодорожных путей, серые ленты автодорог, исполинские ангары дирижабельных стоянок. А в последние полтора десятилетия - и взлетные полосы аэродромов.
Однако Бейрут был еще слишком архаичен и одновременно слишком юн для такого статуса, поэтому в его транспортной сети оставалось место и для более традиционных форм сообщения. Город обслуживали сразу три настоящих вокзала, причудливо сочетающих новое и старое.
Здесь можно было встретить новейший электровоз, курсирующий по элитным линиям "ExpressZug" - для состоятельных и достойных пассажиров, посадка на отдельных платформах, под охраной профессиональных пинкертонов. Можно было сесть на экономичный дизельный "стример" в обтекаемом кожухе-пуле. А если в карманах совсем пусто - оставались поезда, словно шагнувшие из предыдущего, девятнадцатого века. Из тех времен, когда экономику и паровозы двигал пар, а химия еще не научилась выжимать из угля 'carburant en pierre' , то есть газойль.
Впрочем, паровозами странствовали не только бедняки, но и просто люди, которые не желали привлекать к себе лишнего внимания. А еще железнодорожные картели Востока (как основные контрабандисты региона) очень не любили "муравьев" и потому разным латиносам вход на вокзалы был заказан. Таким образом, выбор - каким образом покинуть Бейрут - для Хольга был очевиден с самого начала.
Северный вокзал был безымянным и носил только порядковый номер. Строго говоря, он вообще не предназначался для пассажиров, только грузовой оборот. Однако отсюда можно было уехать с относительным (очень относительным, прямо скажем) комфортом, пользуясь официальными оговорками законодательства "о сверхнормативной нагрузке", в которую включались целые составы.
До поезда оставалось еще тридцать минут.
Хольг потер ладони, которые немилосердно потели - личная реакция на стресс и опасность. Машинально провел ладонью по куртке, ощупывая контуры конверта во внутреннем кармане. Франки, которые принимают по всему миру, даже в России. И эскудо, с ними сложнее, но валюта тоже достаточно устойчивая, сгодится резервом на черный день. Сделал жест, призывая спутников ко вниманию. Ганза обступила командира, а Родригес наоборот, чуть отодвинулась и как бы невзначай положила руку на скрытую рукоять любимого револьвера "Echeverria". Просто так, на всякий случай, если кому-нибудь взбредет в голову устраивать пересмотр договоренностей прямо здесь, неподалеку от входа на охраняемую территорию вокзала номер три.
Было уже за полночь, но воздух гудел от заполошного шума и светился десятками, сотнями газовых и электрических огней. Пронзительно шипели паровозные свистки, лязгал металл, десятки автомобилей, рыча двигателями, ежеминутно покидали ворота складов и транспортных терминалов. Все торопились насытить спящий город необходимыми товарами, чтобы тот смог пережить еще один день. Сотни, тысячи приезжих даже ночью ступали на землю, благословленную удачей и деньгами, чтобы испытать свою удачу и вытянуть счастливый билет новой жизни. Соперничать с этой людской рекой мог только обратный поток, который стремился из Бейрута, проклиная злую фортуну или унося ноги от больших неприятностей. Голоса на двунадесяти языках сплелись в такой шум, которого не слыхали со времен строительства вавилонской башни.
Самое лучшее место, чтобы неполный десяток бывших контрабандистов скрылся от чужого внимания.
- Значит так...
Хольг немного помолчал, прислушиваясь к внутреннему голосу. Чувство тревоги все еще не отпускало, сливаясь с лихорадочным ожиданием новых перемен. Коктейль из чувства опасности и бодрого предвкушения горячил кровь, заставлял чувствовать себя живым и бодрым. Забыть о больной ноге, плохо заживших пальцах и прогрессирующем отслоении сетчатки на левом глазу. Завтра не существует, есть только 'сейчас' и восхитительное чувство близкой опасности, с которой разошлись на кончиках пальцев. Но расслабляться нельзя. Самоуверенность - скорейший путь к могиле.
Хольг огляделся, повернул голову характерным движением карманников и вообще людей, которые малость не в ладах с общественной моралью - ссутулившись, шея вперед, как рептилия, взирающая на мир снизу вверх. Перехватил взгляд Родригес. Блондинка с револьвером в кармане коротко, почти незаметно улыбнулась, вспоминая, что у нее с командиром отдельное "купе", пусть размером чуть побольше комода в приличном доме. Фюрер был довольно справедлив, но не видел причин, почему бы не воспользоваться привилегированным положением в разумных пределах.
- Значит так, - повторил командир ганзы. - Еще раз, чтобы все было ясно.
Он говорил быстро, но четко, тщательно выговаривая слова по-французски, чтобы поняли даже негры. Все это уже обговаривалось ранее, однако Хольг предпочитал кристальную ясность и понятность в любое время.
- Здесь нам делать нечего, только лишь кабала у "муравьев". За океаном тоже. Остается Китай и вообще Азия. Там все время неспокойно, нет государств, картели делят и переделивают все подряд. Там всегда нужны люди с особыми навыками.
- И там нет расписных ублюдков, - продолжил фюрер. - Придется начинать сначала, но теперь мы при деньгах. И наверняка найдется кто-то, кто про нас слышал.
- А если нет? - китайский радист задал вопрос, мучивший его с самого начала всего предприятия.
- Расскажем. И покажем, - коротко ответил за командира Максвелл и быстро глянул на Хольга. Тот кивнул, подтверждая, что все понято верно.
- Идти сработанной ганзой лучше, - сказал Хольг. - Но если кто-то хочет отойти, его право. Расчет сделаем прямо сейчас, по долям и больше друг друга не знаем. И еще, важное...
Фюрер поднял левую руку, словно оратор на трибуне или проповедник перед толкованием особо важного текста.
- Если вопрос с дележкой встанет потом, я его не приму. И решу, что это попытка обобрать всю компанию. Кроме того, потом денег не будет, я их сгружу в хавалу до самого конца.
- Э-э-э... - протянул Хохол. - Брат, а у нас же вроде контры с ослиными менялами?
- По деньгам - нет, - усмехнулся Хольг. - Они нас больше не прикрывают, но по вкладам мы обычные клиенты. С Белцем оговорено. Кроме того, он мне дал рекомендацию для восточных менял. Там нет сальваторцев, нет и проблем с ними.
- Годно, - потер ладони пулеметчик, заметно повеселев. - Это лучше, чем в карманах наличность таскать. И про рекомендацию весть хорошая.
- Ну, так?.. - вопросил фюрер. - Кто со мной, кто стороной? Минута.
Он демонстративно поддернул лохматившийся нитками рукав поношенной куртки. Свет ближайшего фонаря забликовал на дешевом оксирановом стекле часов, которые Хольг надел на руку, обернув цепочкой запястье.
Минутная стрелка добросовестно обежала полный круг, а часовая отметила, что в запасе у ганзы чуть больше двадцати минут. Желающих получить расчет не оказалось, что было вполне предсказуемо.
- Тогда вперед, - резюмировал Хольг. Родригес чуть ослабила хватку на револьвере. Она опасалась эксцессов, возможных, когда командир объявит, что скоро наличных не будет до самого Китая. Но обошлось. Хотя спать в поезде все равно придется с пистолетом наготове и вбив под дверь клинышки - старый, но безотказный фокус. Впрочем, если дверь открывается наружу, придется подвязывать веревкой...
- Босс, - иногда Максвелл вспоминал, что он вообще-то британец и вворачивал в речь жаргонизмы. - Смотри, что за черти? Те двое.
- Точно, к нам идут, - с ноткой боязливости вставил Чжу Чжиминь. - Странные какие-то. Это что, сутана? Висит, как тряпка на кресте.
- Священники... - негромко удивилась Родригес. - Откуда здесь святые отцы на ночь глядя?
- Не иначе проповедовать будут и деньги клянчить, - сварливо решил Максвелл, в котором неожиданно проснулся правоверный англиканец. - Сейчас я их шугану, святош поганых.
* * *
- Месье, месье! - электротакси затормозило почти у самых ног Франца, скрипнув старыми заржавленными спицами. Колеса у машины, кажется, помнили еще триумф колониальных авто Форда.
- Домчу с ветерком! Куда угодно в пределах нашего славного города, а если денежки есть, то хоть до самого Парижа!
Водитель-мулат сверкнул улыбкой, в которой смешалась белизна имеющихся зубов, черные провалы отсутствующих плюс пара накладных фикс из фальшивого золота.
- Месье, сдается мне, вам сейчас крайне пригодился бы транспорт, - подмигнул светлый негр, переходя на громкий шепот. - Негоже святому отцу бродить по улицам в таком виде!
Франц оглянулся на потерянного и почти невменяемого Гильермо. Не по размеру большая сутана Андерсена снова распахнулась, открыв стороннему взгляду халат из "Chateau". Хорошо, что тот был спокойной, нейтрально-серой расцветки, так что при беглом взгляде мог сойти за что-то обрядовое. Но рассчитывать приходилось не только на беглые и невнимательные взгляды.
Франц одернул на подопечном сутану, запахнул, драпируя Боскэ, словно манекен.
- Сколько? - быстро спросил он у мулата.
- Три франка, месье, всего лишь три франка! - водитель снова одарил клиента неповторимой цветовой комбинацией щербатой улыбки.
Даже на взгляд кардинальского секретаря цена была безбожно завышена. Однако Франц, не торгуясь, кивнул. Ему был нужен даже не столько транспорт, сколько возможность посидеть и подумать в относительном покое. Андерсен - тот обладал талантом принимать скорые и верные решения в любой обстановке, но кабинетный секретарь такими умениями похвалиться не мог.
Воспоминание о Байонете заставило слезы навернуться на глаза. Франц с болезненной остротой почувствовал, как изменился мир за минувшие полчаса. За будущим понтификом охотятся на хорошем профессиональном уровне. Верный Штык скорее всего убит. Что делать дальше - решительно непонятно. А он ведь не воинствующий монах, но всего лишь доверенное лицо, сроду не имевшее дело с такими переплетами!
Превозмогая непрошеный поток чувств и жалости к самому себе, Франц затолкал Гильермо на пассажирское сиденье и залез следом. Изогнувшись анатомически невозможным образом и, казалось, согнув руку сразу в трех суставах, мулат захлопнул за ними хилую дверцу и яростно закрутил педали.
"Электротакси" на самом деле были скорее велосипедами-трициклами в легком корпусе. Водитель крутил педали и попутно подзаряжал аккумулятор, включаемый на скверных дорогах и подъемах. Отличный городской транспорт - дешево и ездит, а больше от него ничего не требовалось. Дальше на восток такие машинки назывались более традиционно и ближе к истине - "рикша", здесь же, вблизи цивилизации, использовалось более куртуазное наименование.
- Куда изволите?
Франц не сразу понял, что обращаются к нему, и водителю пришлось повторить вопрос. Секретарь неопределенно махнул рукой, негр закрутил педалями еще старательнее. Экипаж был стар, скрипел, обещая развалиться с минуты н минуту, изношен и наверняка не имел разрешения на эксплуатацию. О чем говорила и застиранная ливрея мулата, долженствующая изображать форменное обмундирование какой-нибудь серьезной транспортной конторы. Но главное - "такси" катилось вперед, и это все, что от него требовалось.
Франц оглянулся на Гильермо. Будущий (возможно) понтифик выглядел, как и положено выглядеть сугубо мирному человеку, которого за один вечер дважды пытались убить. То есть в высшей степени жалко. Боскэ кутался в сутану, как в одеяло, все время потирал запястья и часто, глубоко дышал. По лицу его струился пот, так что воротничок сутаны уже потемнел. В довершение всего от святого отца несло кислой рвотой. Но, по крайней мере, он был относительно спокоен и не впадал в неконтролируемый припадок сумасшедшей деятельности, что уже было хорошо.
Франц откинулся на сиденье, прикрытое для красоты старым пледом. Закрыл глаза и задумался, пытаясь изгнать из памяти звуки выстрелов, запах крови и главное - красные пятна, что расплывались на защитном жилете Байнета.
Итак... Что делать дальше?
Деньги у Франца были, примерно две сотни франков в кармане пиджака. Больше ничего, даже карандаша, чтобы ткнуть в глаз очередного убийцу. Самое скверное - не имелось даже тени понимания, что происходит. Кто решил смахнуть с доски фигуру понтифика? Почему именно сейчас, когда казалось, что все интересы основных партий при Святом Престоле более-менее сбалансированы? Как этому загадочному некто удалось организовать такую быструю и жесткую акцию с вооруженными людьми в отлично охраняемом картельном отеле? Сплошные вопросы без ответов. И самое неприятное - все версии начинались с констатации двух очевидных фактов.
Первый - кардинала Морхауза переиграли. Вернее - просто не стали играть по традиционным правилам, обойдя их. И пусть эта победа временная, сейчас игра ведется на условиях неизвестного противника. На условиях, к которым Морхауз не готов - это Франц отлично понимал, как особа приближенная. А факт второй описывался интересным англоязычным оборотом, который Франц подцепил у фра Винченцо.
"Trust no one"
Не верь никому.
Тот, кто решился убить Гильермо Леона Боскэ, поставил на карту слишком много и определенно не остановится ни перед чем. Уьийцы знают слишком много, возможно имеют глаза и уши в близком окружении Морхауза. Значит, предать может кто угодно. Любое письмо или сообщение может быть перехвачено, разговор прослушан. Любой контакт с патроном приведет к спасению или смерти с одинаковой вероятностью.
Что же делать?..
Франц потер виски гудящей головы. Мысли разбегались в стороны. как испуганные мыши. Секретарь никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он был сведущ в своей работе, мог вести сложные переговоры, подкупать, даже аккуратно шантажировать - и делал все указанное на службе у кардинала Александра Морхауза. Однако никогда не спасал беспомощного и бесполезного подопечного от рук неведомых убийц. Подобными вещами занимался Андерсен. Но Штыка больше нет, да упокоит Господь его душу.
Франц беззвучно забормотал молитву по усопшим.
"Всемогущий Боже, услышь наши молитвы, возносимые с верой в Воскресшего Твоего Сына, и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим и все мы удостоимся воскресения. Через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, который с Тобою живёт и царствует в единстве Святого Духа, Бог во веки веков. Аминь."
Привычные слова успокаивали, возвращали некоторое спокойствие.
"Боже, Отче Всемогущий, тайна креста - наша сила, а Воскресение Сына Твоего - основание нашей надежды; освободи усопшего раба Твоего от уз смерти и сопричти его к лику спасённых. Через Христа, Господа нашего. Аминь."
Как бы то ни было, Байнет нынче уже на том свете, свободен от мирских забот. А Франц с Гильермо здесь, живы и в опасности, словно ягнята во тьме, лишенные пастыря. И время не терпит.
Мулат крутил педали, аппарат катился по одной из улиц, ловко огибая автомобили и родственников по транспортному классу. Хотя водитель относился к явным негроидам, он с истинно арабской ловкостью и цветистостью ухитрялся одновременно ругательски ругать автомобилистов, корчить рожи коллегам, делать комплименты симпатичным особам и комментировать вообще все происходящее. Например, несколько полицейских машин, пронесшихся мимо с громким воем сирен.
- О! Что то разбушевались нынче фараончики, не так ли, почтенные господа? Носятся, как наскипидаренные! Я-то хорошо понимаю, не думайте, я знаю, как это бывает. Как то раз моя почтенная матушка решила подлечить больную кошачью задницу, а надо сказать, была она подслеповата... матушка, то есть, не кошка и не задница, и перепутала масло со скипидаром...
После короткого раздумья Франц соотнес наскипидаренных фараонов с недавними событиями и счел, что между этими двумя явлениями определенно есть связь. Вспомнилось напутствие Байнета.
"Мы не знаем, кого они успели купить. Один подсаленный чинуша, и вы оба не доживете до утра. Удавят в камере и все. Вывози его из города, там свяжись с Александром."
Да, это будет самым верным - секретарь схватился за мысль, как утопающий во грехе хватается за соломинку веры.
- Что? - не выдержал Франц. - Это и десятой части не стоит!
- Все верно, месье, все верно, - рассмеялся мулат, светя своей сюрреалистичной улыбкой в битое зеркальце заднего обзора. - Три франка за дорогу, а остальное - маленькая премия. Воспоминание о вашей щедрости согреет мою душу, вернет веру в благочестие, и я вряд ли вспомню о таких добрых и отзывчивых людях, если кто-нибудь спросит.
- А без премии ты соответственно будешь стенать на весь белый свет о неправде людской, аки кимвал звенящий? - сквозь зубы уточнил Франц.
- Истинно так, месье, истинно так, - закивал хитрый коричневый водитель. - Готовьте денежки, и помчимся, как ветер!
Он повернул рычаг, выключая аккумулятор. Трицикл задрожал, затрясся еще сильнее, но покатил гораздо быстрее.
* * *
- Не иначе проповедовать будут и деньги клянчить. Сейчас я их шугану, святош поганых.
- Прошу прощения, - на хорошем французском отозвался один из святош, тот, что выглядел почище и поприличнее, сверкая лысиной и очками с одной погнутой дужкой. - Не надо нас ... шугать. У меня... у нас ... есть для вас предложение. Дело.
Ганза с немым удивлением воззрилась на святых отцов. Святые отцы смотрели на ганзу. Обе стороны явно и откровенно испытывали друг к другу недоброе подозрение.
Контрабандисты видели перед собой двух странных "чертей", как весьма точно выразился англичанин. Один пониже ростом, в пиджаке мелкого конторщика, которому приходится носить перелицованные вещи и нет денег на пошив воротника. Зато очки хоть и подломаны, но в тонкой изящной оправе, какую не встретишь в трущобах и бедных кварталах. Хольг посмотрел на ботинки лысого. Те были запылены и забрызганы какой-то черной гадостью, схватившей кожу тонкой коробящейся пленкой. Но пошиты хорошо, не рваные и к тому же на тонких шнурках. Целых шнурках, что немаловажно.
Второй пришелец вообще выглядел сущим пугалом, к тому же малость заблеванным, хотя и оттертым (или плохо отмытым). Высокий, длинноволосый, лет пятидесяти или около того. Седой, с узкими чертами лица и глубоко запавшими глазами. Глаза те малость с придурью и зрачки расширены, как у накидавшегося хлорэтила аскари перед боев. Одет соответственно, в тряпье не по росту и размеру. Поверх сутана, но под ней...
- Это что, халат?.. - прошептал Кушнаф. - Точно, шелковый. Хорошо его забрало, одно на другое надевать.
В общем люди, которые при первом взгляде показались святыми отцами, после более тщательного обзора показались скорее скользкими типами непонятного рода занятий. Даже истинная католичка Родригес скривилась в недоумении.
Гильермо смотрел на странных людей перед собой, как через толстое стекло иллюминатора. В памяти Боскэ зиял здоровенный провал - вот буквально только что они с Францем вырвались из отеля, затем пробирались по каким-то задворкам приличных домов... Затем... Что же было затем? И кто эти странные клошары? Потому что на сколь-нибудь приличных людей они совершенно не походили. Отвратительные рожи, что белые, что цветные. Китаец, два негра, азиат непонятного происхождения...
Но больше всего отвращали не жуликоватые физиономии, на которых явно отображалась порочность, но общая печать неблагополучия. Гильермо казалось, что он смотрит на персонажей Босха, несчастливых людей с тяжко изувеченными душами. Землистые лица, одинаковые чуть ссутуленные позы, как будто они постоянно мерзли и старались сохранить тепло. Взгляды исподлобья, а вожак клошаров вообще разворачивал голову набок, словно плохо видел одним глазом. Скула у него едва заметно подергивалась в нервном тике.
- Дело? - переспросил дерганый, еще сильнее отворачивая лицо. Он был молод и даже мог бы показаться красивым, но впечатление портил тик и солидная щетина. Не романтическая небритость, а запущенная поросль, которой уже несколько дней не касалась бритва.
- Говори, какое дело, - недружелюбно сказал Хольг.
____________________________
- События обрели неожиданный поворот, - заметил слепец. - Слишком уж неожиданный, надо сказать.
- Если смотреть со стороны - да, безусловно, - согласился рассказчик. - Но для тех, кто был там, в ту ночь, все казалось вполне естественным и разумным. События раскручивались слишком быстро и ... жестко. А Франц никогда не держал в руках оружия, не сталкивался с открытым насилием. Он хотел безопасности и возможности спокойно все обдумать. И решал задачу, как умел. Глядя сквозь время и линзу соответствующего опыта его решения нельзя назвать наилучшими. Но единственный человек, который мог посоветовать что-нибудь дельное, к тому часу был уже мертв. Франц боялся смерти, боялся потерять подопечного. Кто осудит его за импульсивное решение нанять уголовных типов?
- Будущий понтифик, жизнь которого не стоила и гроша. Секретарь кардинала-вице-канцлера. И еще восемь... или семь? Сколько их было?
- Восемь.
- И восемь жалких наемников-контрабандистов. В одном месте, в одно время. Определенно, не обошлось без фатума, воли судьбы.
- Судьбы нет. Есть лишь Providentia - Промысел Божий, - поправил рассказчик.
- Как скажешь, - не стал спорить слепец. - Как скажешь...