Кузьмич зашел в купе, устроил сумку под нижней полкой, выложил на стол паспорт с распечатанным электронным билетом, уютно разместил живот между коленями и откидным столиком, подпер голову кулаком и уставился в окно.
- Добрый, - отозвался Кузьмич. Он оглянулся на спутника: высокий светловолосый мужчина лет сорока, худощавый и подтянутый. Усталое лицо незнакомца покрывала сеточка ранних морщин, скапливающаяся в уголках губ, век и на переносице. Один глаз моргал чаще другого. Одет вошедший был хорошо... насколько именно, Кузьмич определить не мог - был некий порог в стоимости одежды и качестве пошива, выше которого простой смертный уже не понимал разницы между "дорого" и "очень дорого".
- До Санкт-Петербурга едете? - спросил незнакомец, усаживаясь напротив.
- До Питера, - ответил Кузьмич. Впрочем, тут же поправился: - То есть не совсем, точнее, совсем не до Питера. В Удвинске выхожу.
- В Удвинске, - приподнял бровь незнакомец, - удивительно, и я туда же. Тогда давайте знакомиться, раз так совпало. Иван.
А вот имя ему категорически не идет, подумал Кузьмич, как и мне, впрочем. Вслух сказал:
- Вольдемар Кузьмич.
В этот момент в купе протиснулся проводник - проверил билеты и выяснил, что пассажиры желают на ужин. Записав все заказы в блокнотик, пожелал приятного пути, пообещал разбудить в нужное время и удалился.
Оказавшись наедине, спутники некоторое время помолчали. Затем Иван спросил:
- Живете в Удвинске или по делам?
- Да так... Друг старый объявился. Списались в "Одноклассниках", меня там сын давно зарегистрировал. Володька - сослуживец мой - пару недель назад сообщение прислал. Созвонились, решили встретиться на малой родине, он там до сих пор живет, в Журавлевке. Это недалеко от Удвинска.
- Интернет возродил дружбу и заменил нам память, - прокомментривал Иван. Вздохнув, продолжил: - Что, впрочем, к лучшему. У меня, например, память ни к черту. Если встречу старого знакомого, которого несколько лет не видел - могу не узнать. Хорошо, что есть Инстаграм и Фэйсбук - всегда напомнят, кто как выглядит и когда у кого день рождения...
Кузьмич кивнул, затем чуть помялся и, не выдержав, с гордостью заявил:
- А у меня вот память фотографическая. Запоминаю все детали. В школе стихи не приходилось учить - просто смотрел на страницу пару минут, а затем представлял ее в уме, и без запинки рассказывал.
- Неужели? - поразился Иван, - я думал, такое только в кино про спецагентов. Вы не спецагент случайно?
Кузьмич хохотнул, покачав головой.
Иван помолчал, с сомнением глядя на спутника, затем неожиданно сказал:
- Проводник. Опишите.
Кузьмич закрыл глаза, немного пожевал губами, затем стал перечислять:
- Среднего роста, сто семьдесят-сто семьдесят три. Вес чуть больше нормы. Глаза карие, волосы темные, несколько седых волосков у левого виска. Под правым глазом родинка, примерно в сантиметре. Под веками жировики, шесть, нет, семь достаточно крупных. Нет одного зуба - кажется, шестерки сверху слева. Подбородок...
- Достаточно, - прервал его Иван, - я вам верю. Семь жировиков, говорите... Потрясающе. Кстати, пойду возьму кофе... Вам принести чего-нибудь?
Кузьмич покачал головой и хитро прищурился.
- Идите-идите, - сказал он.
Иван вышел. Через несколько минут вернулся с чашкой кофе. Сел напротив Кузьмича, посмотрел на него широко раскрытыми глазами и теперь уже с искренним благоговением в голосе повторил:
- Потрясающе! Черт возьми, Вольдемар Кузьмич, это же магия какая-то! Если бы меня спросили, как выглядит проводник, я бы пожал плечами и сказал: мужик в костюме... Я в восторге, правда!
Кузьмич почувствовал, как стремительно теплеет его отношение к соседу. Давно уже никто так искренне не восхищался главным предметом его гордости.
- Спасибо, - улыбнулся Кузьмич, - хотя суперагентом я так и не стал. После армии всю жизнь в колхозе проработал, до председателя дорос. Сейчас вот на пенсии...
- Жрец плодородия, значит, - усмехнулся Иван, - отличное призвание. Гораздо лучше спецслужб, по-моему...
При словах "жрец плодородия" Кузьмич почувствовал будто бы небольшой разряд молнии, прошедший сквозь тело от затылка до пяток. Картинка из прошлого внезапно проявилась в его цепкой памяти, вызвав прилив тоски и ужаса. Похоже, это было написано на его лице, так что Иван даже с некоторым беспокойством спросил:
- Что с вами? Все в порядке?
- Да так, - пробормотал Кузьмич, - вспомнилось тут одно...
Иван терпеливо и в то же время вопросительно смотрел на него. Тогда Кузьмич сказал:
- Было одно происшествие у нас в Журавлевке, на первое августа, пятнадцать... нет, шестнадцать лет назад. Девушка молоденькая погибла страшной смертью. Прямо во время праздника плодородия. Луганас или Садолуг...
- Лугнасад, - подсказал Иван, - кельтский праздник плодородия и урожая.
- Точно, - кивнул Кузьмич, - Лугнасад. Вроде бы бог Луг устроил его в честь своей умершей матери, Таилти или Талтиу... В общем, наезжала к нам в деревню группа молодежи. Детьми еще сдружились, пока у бабушек-дедушек гостили. Повзрослев, тоже в деревне летом частенько собирались. Заводилой у них был парень один, Димитрий, кажется... Впрочем, неважно, сами себе они с детства прозвища дали, и вокруг их все так же называли. Главный был Гриз. Девушка его - Иволга, хотя частенько сокращали до Ивы. Еще трое было: Змей, его подруга Манка и Чупс. Гриз самый чудной из них, - здоровенный, волосатый, не работал нигде, вроде даже не учился, эзотерикой и мистикой увлекался. Деньги у него, впрочем, водились - говорят, дурью приторговывал... Тем летом забили они себе головы кельтской культурой. Решили устроить праздник плодородия. Собрались тогда многие посмотреть на это дело, тем более что Гриз всех выпивкой обеспечивал, по своему особенному рецепту приготовленной. После всех церемоний должны были Игры начаться, вроде олимпийских, только на кельтский мотив. Вот, значит, легла Талтиу помирать на скамейку. Над ней - колесо, под два метра диаметром. Острые колья сколочены друг с другом на ободе, между ними - снопы пшеницы. По сценарию, Талтиу умирает, верховный друид - Чупс - поджигает колесо, крутит его, приемный сын богини - Луг, он же Гриз - горько плачет, зачем Талтиу чудесным образом воскресает, и начинается пьянка-гулянка. Только вот не вышло по сценарию...
Кузьмич помолчал минутку, затем продолжил:
- Отвалилось то колесо. Упало прямо на Иволгу. Та умерла быстро, хотя и не сказать, чтобы без мучений... Разворотило ей колесо все, на что наткнулось - от шеи до живота. Что тогда творилось - вспоминать страшно... Крики, истерики, у многих - кошмары по ночам, дети там тоже были, еле в себя пришли...
Кузьмич покачал головой. Иван молча смотрел на него и с плохо скрываемой жадностью ловил каждое слово спутника. Тик на правом глазу стал сильнее.
- Потом стали искать виноватых. Приехал молодой следователь из Удвинска, пытался выяснить - несчастный случай или чего похуже. Идея с колесом над богиней самой Иволге принадлежала. А вот крепил колесо Гриз, да только взять с него было нечего - с самой гибели подруги пил не переставая, а то и что другое потреблял... В общем, списали на несчастный случай. С тех пор никого из них в деревне нашей не видели. Что с ними дальше стало - не знаю. Сам я вскоре после того случая в Москву перебрался, с внуками нянчиться. Вот, впервые еду обратно, с Володькой повидаться...
- Кошмар, - проговорил Иван, откинувшись на стенку, - сочувствую вам. Увидеть такое, да еще с вашей памятью... А вы тоже согласны, что это несчастный случай был?
Кузьмич пожал плечами:
- Так и не скажешь... Была одна странность - гвозди, которыми крышка к каретке крепилась, коротковаты были, хотя Гриз в пьяном бреду уверял, что закрепил все саморезами на века. Конечно, их и заменить могли при случае - да только чтобы это выяснить, нужно, чтобы все детали колеса был целы. Если бы отверстия были больше, значит, подменил кто-то гвоздики. А верхушка у столба вместе с кареткой сгорела вся - не сразу догадались потушить...
- А мотивы? - спросил Иван.
-Не было ни у кого никаких мотивов, - отмахнулся Кузьмич, - Да и вели себя вполне естественно. Чувствовалось, что у каждого горе, понимаете? Народ между собой решил, что Гриз просто по пьяни или по укурке гвозди ненадежные выбрал, но в лицо его обвинять никто не стал - жалко было парня, настрадался...
В купе зашел проводник с подносом в руках. Расставил тарелки, чашки, приборы. Спутники в молчании поужинали. Настроение у Сергея Казимировича испортилось, кусок не лез в рот. Иван, напротив, поужинал с аппетитом, взглянул на часы и сказал:
- Спать осталось часов пять, давайте укладываться, Вольдемар Кузьмич. Извините, что случайно заставил вас вспоминать такое... Надеюсь, встреча со старым другом поможет вам выкинуть эту историю из головы.
Кузьмич только грустно улыбнулся.
Утром проводник разбудил мужчин за полчаса до остановки. Спутники умылись, оделись, съели по йогурту, выпили кофе и направились к выходу. Когда поезд остановился, попрощались с заспанным проводником и сошли на перрон. Удвинск встретил их серым небом, чуть покрасневшим с восточной стороны, пустым вокзалом и карканьем тощих взъерошенных ворон.
- Ну что, Вольдемар Кузьмич, рад был познакомиться. Вы как до Журавлевки будете добираться? - спросил Иван.
- Володька сказал позвонить, как приедем, будет ждать на машине. Всего вам хорошего! - сказал Кузьмич и потряс руку Ивана. Тот отошел на несколько метров, встал около урны и закурил. Кузьмич достал телефон и набрал нужный контакт. Приложил трубку к уху. Послышались гудки. В это же время зазвонил телефон Ивана. Тот, пристально глядя в глаза Кузьмичу, медленно достал телефон, нажал кнопку принятия вызова и сказал:
- Шалом, Кузьмич. Давненько не виделись.
Кузьмич явственно ощутил, как его привычное мироздание дало трещину и начало осыпаться. Одним ухом он слышал голос Ивана, другим, прижатым к телефону, - картавый голос его старого сослуживца Владимира Исаевича Кагана. Эти голоса были настолько непохожи, что их комбинация создавала впечатление полной иллюзорности происходящего. Несколько мгновений спутники стояли друг напротив друга не двигаясь, потом оцепенение прошло. Кузьмич спрятал телефон в карман и грозно крикнул:
- Это что еще за шуточки? Какой я вам Кузьмич? И где Володька? И почему, черт возьми...
- Успокойтесь, - сказал Иван своим - не Володькиным - голосом. Негромким голосом человека, привыкшего отдавать распоряжения и к тому, что их выполняют. Правый глаз его снова заморгал чаще левого. Кузьмич, конечно, был далеко не робкого десятка и командовать собой никому не позволял, но отчего-то ему расхотелось кричать и скандалить, а предложение успокоиться показалось ему сейчас единственно разумным.
- Объясните, пожалуйста, что происходит, - сказал Кузьмич спокойным, но по возможности строгим голосом.
- Вот так гораздо лучше. Во-первых, насчет Кузьмича. Вы уж извините, но вся деревня величала вас именно таким способом.
- Откуда вы...
- Посмотрите на меня внимательнее, Кузьмич. Скиньте шестнадцать лет, уберите морщины и круги под глазами. Добавьте килограмм пятнадцать мышц, длинные волосы и бороду. Ну же, у вас ведь фотографическая память, давайте!
Кузьмича будто обухом по голове огрели.
- Гриз! - завопил он, - етить тя в ухо, так ты ж Гриз!
От этого крика две вороны, мирно копавшиеся в траве неподалеку, взлетели и переместились повыше, на соседнее дерево.
- Вот именно, Кузьмич. Вы ведь позволите себя так называть, раз уж мы перешли на прозвища?
- Но как... Почему?
- Потерпите минутку, и я все вам объясню. Итак, вы были правы, описывая мое эмоциональное состояние после Лугнасада. Все считали меня виноватым, пусть и без злого умысла, и я тоже себя в этом убедил. Я ушел в запой почти на два года. Плохо помню, чем тогда занимался, но когда наконец чудом выбрался из той трясины, обнаружил себя без друзей, без денег и без связей. Все, что мне осталось после пережитого - черная дыра внутри и тик на правом глазу. Начал все сначала. Работал как вол, на износ. Перестал пить, завязал с травкой. Утром шел на работу, ночью валился спать - и так семь дней в неделю. Несколько лет прошло, я изменился, но внутрь себя - в прошлое - заглядывать не решался... Наконец женился на... впрочем, неважно. Счастливый брак, двое детей. Прошло еще несколько лет. Я окончательно уверился в том, что я, пожалуй, хороший человек. Не отморозок, понимаете? И вот тогда - только тогда - я стал вспоминать. Я раз за разом прокручивал в памяти вечер накануне праздника. Что я делал, что делали другие. Я ходил к психологам, к экстрасенсам, к гипнотизерам. Моя память гораздо хуже вашей, к тому же, как вы правильно заметили, все мы накануне праздника несколько дней не просыхали. Но мало-помалу я убедился: я не допускал той ошибки. Колесо было прикручено на совесть. А это значит, что в смерти Иволги действительно есть виновный. По-настоящему виновный, понимаете? И мы с вами должны его найти.
- Гриз, ты спятил, - как можно спокойнее ответил Кузьмич, - я тебе очень сочувствую, но ты бредишь. И вообще, я приехал встретиться с Володей... Что, кстати, за трюк с телефоном? Где мой друг?
- У Владимира Николаевича никогда не было аккаунта в "Одноклассниках". Говорил с вами я, а голос изменен программой. Извините, Кузьмич, это первый пришедший мне в голову способ вытащить вас сюда. Как видите - успешный. Кстати, Владимир Исаевич живет в Санкт-Петербурге, и на днях Пенсионный фонд неожиданно выделил ему путевку в один очень уютный пансионат на Карельском перешейке... Если вы проверите внутренний карман вашего пиджака, то найдете такие же путевки для вас и вашей жены. Надеюсь, это сможет компенсировать моральный ущерб, причиненный моей безобидной уловкой. А теперь, пожалуйста, вернемся к делу.
Кузьмич машинально пощупал левый борт пиджака - действительно, под тканью ощущался плотный бумажный конверт.
- Спасибо, конечно, - пробурчал он, - только я все равно не понимаю, что мы здесь делаем. Следствие закончено, срок давности прошел. Даже если ты вдруг что-то здесь обнаружишь - а я не верю в это ни на йоту - толку от этого будет ноль. Ноль, понятно?
- Меня не волнует правовая сторона вопроса, - возразил Гриз, - я просто хочу во всем разобраться. А следствие, получается, вы не закончили, Кузьмич, потому что это не несчастный случай и даже не убийство по неосторожности - а самое настоящее преднамеренное убийство.
- Следствие не я вел, - пробормотал Кузьмич. Гриз покачал головой:
- Вы, вы. Тот лейтенантик по большей части груши околачаивал и клеил баб. А разбирались во всем именно вы, как бывший председатель. И должок этот - за вами. Я не прошу от вас многого, всего несколько часов времени - и больше вы меня не увидите.
Кузьмич упрямо поджал губы и посмотрел в глаза Гризу. Тот стоял напротив - высокий, невозмутимый, уверенный в себе - и тоже смотрел в глаза спутнику. Так продолжалось несколько секунд. Первым дрогнул старик:
- Черт с тобой. Не люблю бросать дела недоделанными, ты прав, плохо это. Что теперь? Пойдем опрашивать свидетелей?
Гриз покачал головой:
- Не совсем. Мне от вас нужно то, чем вы владеете в совершенстве. Я хочу воссоздать картину происшедшего, и ваша знаменитая память - единственное, что может мне помочь.
- Шестнадцать лет прошло, - в который раз заметил Кузьмич, - даже я...
- А я вам помогу. Пойдемте.
Гриз легким движением поднял сумку Кузьмича и направился к выходу из вокзала. Старик пожал плечами и поплелся следом.
Такси ждало их на парковке. Спутники сели в машину и понеслись по пустынным улицам Удвинска. Город медленно просыпался - выходили на маршрут автобусы, шаркали метлами дворники, на окнах тут и там раздвигались занавески. Такси промчалось по центральной улице, пронзив город насквозь, и вылетело на загородную трассу. Примерно через полчаса машина свернула на проселочную дорогу с указателем "Журавлевка 1.5 км" и, немного не доехав до деревни, остановилась. Гриз расплатился и помог Кузьмичу выйти. Машина уехала обратно, а спутники зашагали по лесной тропинке. Некоторое время шли навстречу косым лучам восходящего солнца, пробивавшимся сквозь густые хвойные заросли, потом пару раз свернули и как-то неожиданно вышли на большую ровную поляну.
- Растудыть твою налево, - прошептал Кузьмич, разглядев то, что творилось на поляне.
Центр композиции определялся безошибочно - это был огромный столб, ближе к верхней части которого было прикреплено столь же монструозное колесо. Оно было сделано из переплетенных деревянных кольев и снопов пшеницы, прикрепленных к деревянному ободу. Присмотревшись, Кузьмич разглядел в центре колеса блеск металла - похоже, на этот раз Гриз не доверился самодельной каретке. Под колесом стояла деревянная кушетка, смонтированная из нескольких коротких бревен и пары досок. Ложе было украшено колосьями пшеницы и сосновыми ветками. На нем сидела Иволга.
Первым желанием Кузьмича было развернуться и бежать не оглядываясь до самой Москвы. Потом он зажмурился, помотал головой и взглянул на девушку еще раз: конечно, не она. Но сходство поразительное! Небольшого роста, хрупкого телосложения, с заплетенными в тяжелую косу светло-русыми волосами, в легком белом платье и светлых сандалиях, издалека она как две капли воды напоминала несчастную подругу Гриза. Оторвав взгляд от девушки, Кузьмич оглядел остальных.
- Как видите, Кузьмич, я изрядно постарался, чтобы помочь вам вспомнить тот день во всех деталях, - проговорил Гриз. Кузьмич кивнул: да, его спутник поработал на славу. Помимо столба с колесом и девушки на деревянном ложе, на поляне присутствовали все основные участники представления: долговязый юноша в черном балахоне с капюшоном и незажженым факелом в руке - Чупс, - спортивного вида парень с бритой головой и серьгой в одном ухе - Змей, - и его подруга Манка - высокая красивая девушка с рыжими волосами и брызгами веснушек на лице.
- Актеры, - догадался Кузьмич.
- Театральное училище, - уточнил Гриз. Знакомьтесь, Иволга, Змей, Чупс, Манка. Настоящие их имена вам ни к чему, думаю. Ребята, это Кузьмич - ваш главный и, в общем-то, единственный зритель.
Актеры по очереди поздоровались.
- Что ж весь театр не нанял для массовки... - пробормотал Кузьмич. Гриз невозмутимо ответил:
- Если честно, поначалу так и планировал. Но потом... Не знаю, Кузьмич, в чем тут дело, но мне кажется, нам нужны только основные персонажи. Чем больше я думаю о том дне, чем больше вспоминаю - тем больше мне кажется, что я пропустил что-то важное. Что-то, касающиеся только нашей команды. Сам не знаю, что именно, но некоторые варианты в голове уже сложились. Теперь дело за вами. Сейчас мы начнем ритуал. Постараемся воспроизвести все в точности как тогда - все, кроме... В общем, понятно. От вас требуется самая малость - вспоминать и смотреть. Смотреть и вспоминать. Готовы?
Кузьмич крякнул, почесал макушку и неуверенно сказал:
- Вроде готов.
- Ребята, занимаем места, - сказал Гриз. Сам он быстро, не стесняясь девушек, скинул костюм, открыл стоявший невдалеке ящик с реквизитом, надел льняные штаны и такую же рубаху, приладил к голове парик, а на лицо наклеил усы с бородой.
- Похож? - спросил он Кузьмича. Тот поднял вверх указательный палец.
Все остальные уже заняли свои позиции. Иволга легла на кушетку, закрыв глаза и скрестив руки на животе. Змей снял майку, обнажив под ней поджарый мускулистый торс с татуировкой в виде Змея Горыныча на груди (Кузьмич только присвистнул - вот так Гриз, даже это предусмотрел). Манка встала в двух шагах от него, уперев руки в бока и устремив взор на кушетку с Иволгой. Чупс забрался по лестнице на небольшой постамент, установленный на столбе с противоположной стороны от колеса и ложа богини. В левую руку взял факел, в правую - зажигалку. Гриз встал метрах в десяти от столба, прямо напротив Иволги. Обернувшись, он сказал:
- Кузьмич, ваш выход. Пожалуйста, сосредоточьтесь. Вспоминайте любые детали. Кто где стоял, кто как выглядел. Кто куда смотрел, кто и какие движения совершал. Посмотрите сейчас на нас, мы все правильно сделали? Все в точности как тогда?
Кузьмич медленно осмотрел сцену. Потом закрыл глаза. Ощущение нереальности, испытанное им на перроне, повторилось, но теперь старик ощущал себя будто в двух временных измерениях сразу. Картинка шестнадцатилетней давности, тонированная кроваво-красной тушью, вдруг отчетливо проступила сквозь матовую пленку времени. Тогда Кузьмич заговорил - поначалу робко, затем все громче и уверенней:
- Так, Гриз... Два шага назад, вот так, спасибо. Чупс, факел в другую руку. Голову чуть ниже... Царапина! На правой щеке должна быть царапина!
- Точно, - радостно воскликнул Гриз, - он тащил валежник накануне, споткнулся о мой рюкзак и растянулся на земле, лицом в ветки! Была царапина! Отлично, Кузьмич, продолжайте! Чупс, царапни себя чем-нибудь...
Тот невозмутимо пожал плечами, достал откуда-то перочинный ножик, раскрыл и резко провел лезвием по щеке, держа его перпендикулярно коже. На лице мгновенно проступила ярко-красная полоска.
- Да, так! - сказал Кузьмич и продолжил инструкции: - теперь Иволга. Руки вдоль тела. Лицо... Похоже, только у той помада была ярче, более темного цвета...
- Она всегда любила краситься, - чуть дрогнувшим голосом подтвердил Гриз. Сглотнув, попросил: - Пожалуйста, Леночка, чуть больше косметики на лицо, Кузьмич прав.
Иволга-Леночка сказала "Окей", быстро добежала до ящиков с реквизитом, достала косметичку и принялась за работу. Через минуту повернулась к Кузьмичу -
- Так лучше?
- Да, отлично, спасибо...
Девушка вернулась на ложе и снова легла, вытянув руки вдоль тела.
- Теперь Манка... Так, ты смотришь... Пожалуй, нет, не на Иволгу, на колесо... Да, точно! Змей, подойди к Манке, обними ее за плечи... Да, смотри на Иволгу... Улыбайся... Все, можно начинать.
Гриз махнул рукой Чупсу. Тот зажег факел, поднес его к колесу.
- Кузьмич, сейчас очень важный момент. Куда он толкнет колесо - вертикально вниз или вниз и от себя? Вспоминайте, вспоминайте!
Кузьмич уловил мысль Гриза, вцепился взглядом в черную фигуру в балахоне, одновременно вглядываясь в ту - прошлую - картинку.
- Вниз! Толкай вниз! - закричал он.
Чупс послушно поджег облитое горючей жидкостью колесо и толкнул его вниз. Огромный круг заполыхал, бесшумно закрутился. Горящие колья и снопы пшеницы слились в единый огненный водоворот.
- Иволга, поворачиваешь голову, смотришь на Гриза, подмигиваешь! - крикнул Кузьмич. Он чувствовал нарастающее напряжение, кровь прилила в голове, сердце колотилось в груди бешеным отбойным молотком.
- Что вы видите? Ну же, Кузьмич, лица, жесты, движения! Вот падает колесо, что дальше?! - крикнул Гриз. Похоже, воспоминания захлынули его еще сильнее, чем старика.
- Колесо срывается, падает на Иволгу! Она хрипит, поджимает ноги к груди! Чупс делает шаг назад, оступается, быстро спускается вниз, бросается к ней! Манка стоит на месте, губа закушена, идет кровь! Змей кричит, бросается вперед, падает, поднимается, снова бросается к Иволге! Колесо отскакивает, летит на Змея, тот уклоняется, добегает до ложа! Там уже Чупс, пытается заткнуть раны руками! Манка стоит на месте, затем срывается, хватает с земли какую-то тряпку! Бежит, разрывает ее на ходу! Прикладывает к Иволге, пытается перевязать! Гриз, ты стоишь на месте! Стоишь и что-то бормочешь, глаза стеклянные! Потом - все, паника, ничего не разобрать! Все! Все, Гриз!
Кузьмич перевел дух. Ноги подкосились, он присел на корточки, потом сел на землю. Гриз стоял с широко расставленными ногами, по-бычьи нагнув голову. Он смотрел на старика.
- Этого мало, - наконец сказал он растерянным голосом, - Кузьмич, пожалуйста, этого так мало! Я не понимаю... Я все еще не понимаю... Что-то еще, пожалуйста! Что-нибудь странное, необычное?
Кузьмич помотал головой. Впрочем, какая-то не высказанная мысль бродила где-то по дну его сознания. Какая-то деталь... Незначительная, хотя...
- Дракон, - с удивлением сказал Кузьмич.
- Что - дракон? - словно за соломинку, ухватился Гриз.
- Секундочку, я сам еще не понял... Не дракон, нет... Горыныч! Две головы!
- Горыныч? Татуировка? - перепросил Гриз, - эта?
Он протянул руку в сторону Змея. Старик кивнул:
- Да. Я помню две головы. Тут три.
- Конечно три, это же Змей Горыныч, - в недоумении проговорил Гриз.
- А я помню только две.
- Как это?
- Не знаю. Ты тут следователь, вот и думай.
Гриз сел на траву рядом с Кузьмичом и внимательно посмотрел на грудь Змея. Тот тоже воззрился сверху на татуировку. Девушки и Чупс подошли поближе.
- Он сделал эту тату перед выпускным в школе, - задумчиво произнес Гриз, - и всегда там было три головы. Зачем ему убирать одну голову в день ритуала? И, главное, как?
-Нет, ни грязи, ни крови. Чистая кожа. Две головы.
- Ну не сводил же он голову накануне праздника! - воскликнул Гриз, - как можно сделать "чистую кожу и две головы", если на тату три головы?
- Тональником, - пожала плечами Иволга.
- Что? - одновременно спросили Гриз и Кузьмич.
- Ну, тональным кремом. В цвет кожи.
- Зачем ему закрашивать одну голову тональным кремом? - все еще в недоумении спросил Гриз.
- Может, он случайно, - развивая свою мысль, сказала Иволга, - может, его кто-то запачкал. Ваш ритуал же в девяностые был, так? Тогда косметика паршивая была, много подделок на рынке, мама рассказывала... Очень легко стиралась - и помада, и тушь, и тональник... Вот так, например.
Она добежала до ящика с реквизитом, снова достала косметичку, обмакнула палец в банку с тональным кремом, щедро намазала одну щеку, затем подбежала к Змею, который был ее на голову выше, и потерлась щекой о его временную татуировку. На черном Горыныче осталась отчетливая полоса, очень близкая по цвету к коже актера.
Гриз в оцепенении смотрел на эту процедуру. Затем перевел взгляд на Манку - чистое лицо без признаков косметики, рост на десять-пятнадцать сантиметров выше Иволги.
- Вот так, например, - задумчиво проговорил Гриз, - вот так...
Его правый глаз мигал с частотой стробоскопа.
***
Высокая рыжеволосая женщина поставила на стол блюдо с дымящимся мясом и причудливо оформленным салатом из свежих овощей и козьего сыра.
- Приятного аппетита, милый, - сказала она с улыбкой и села на свободный стул. Положила голову на сплетенные кисти рук, посмотрела в глаза мужчине.
- Спасибо, - ответил тот, моргнув правым глазом, - как Борька? Разобрались с сочинением?
- Да, он молодец, в итоге сам справился. Я больше за Наденьку беспокоюсь, она совсем егозой становится, как в школу пойдет - ума не приложу... Завтра, кстати, веду ее к стоматологу. Ты ешь, ешь... Как командировка?
Гриз опустил голову, поковырял вилкой салат, затем снова посмотрел на женщину. Протянул руку, погладил ее по волосам и щеке.
- Мне нравится, что ты не пользуешься косметикой, - вдруг сказал он, - люблю естественную красоту...
- Ничего, еще пару лет - и начну пользоваться, - весело ответила женщина.
- А Иволга никогда не знала меры... Ни в макияже, ни в остальном... - продолжил Гриз, пристально глядя на женщину. Та вздрогнула, будто от удара кнутом.
- Ты именно так это и обнаружила, да? Следы помады? Туши? Тонального крема?
Женщина закрыла лицо руками и мелко-мелко затряслась. Потом ударила ладонью по столу, бешено глянула на мужа:
- Что ты сейчас хочешь? Чтобы я повинилась? Да, я виновата! Да, я была дурой, стервой, идиоткой! Мне было семнадцать, это была моя первая любовь! Я в нем души не чаяла, а когда увидела следы помады... Черт, да ты же нас спаивал какой-то дрянью! Я потеряла голову, обезумела!
- Саморезы сама вытащила? - спросил Гриз. Его невозмутимость отчасти передалась женщине. Та вытерла слезы рукавом, всхлипнула и почти без надрыва в голосе ответила:
- Сама. Ты не представляешь, на что способна обдолбанная бешеная обманутая женщина... Сама выкрутила отверткой, ночью. Вбила гвозди покороче, чтобы еле-еле держалось. Потом, перед праздником, все думала: надо остановить. Надо остановить. Но как видела ЕЁ лицо - передергивало всю... Не остановила. Только бормотуху твою кружку за кружкой глушила. А потом, когда все случилось - испугалась до чертиков. Даже не тюрьмы боялась, и не вашего гнева - боялась, что ОНА будет окровавленным призраком по ночам приходить...
- И как, пришла? - уточнил Гриз.
Манка покачала головой.
- Хорошо, - все тем же тихим спокойным голосом сказал Гриз. Затем поднялся, подошел к жене, по привычке нагнулся поцеловать... на мгновение задержался, потом все-таки поцеловал. От этого простого, годами отработанного движения Манка вздрогнула, подняла голову, вскочила, бросилась на шею мужу и зарыдала. Гриз гладил ее по огненным волосам и с удивлением ощущал, как густой сгусток тьмы где-то внутри него постепенно рассеивается, уступая место чем-то новому.
Вдруг почудилось, что где-то за окном запела птица. Гриз прислушался. Иволга? Да нет, просто ночной соловей.