Лучников Андрей Арсениевич : другие произведения.

The Unknown Terror from Deep

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вставай, Земля огромная, вставай на смертный бой, с пришельской силой тёмною, с подводною ордой... И плакат такой, патриотический, типа, мать-Земля зовёт или, например, бравый морпех вгоняет штык в голый череп омерзительного акватоида, тянущего перепончатые лапы сквозь символично порванную карту Атлантического океана... А вот хрен. Возможно, если бы речь шла о действительном нашествии, о массированном вторжении вражеских полчищ на мирные пахоты и пастбища, повсеместном разорении сёл, селений, городков и городов, правительства и сообщили бы правду. Однако действительного нашествия не было. И массированного вторжения вражеских полчищ не происходило. Враг был. Но обосновался он в океанских глубинах, и во второй половине XXI столетия не густозаселённых человечеством.

THE UNKNOWN

TERROR FROM DEEP

[]

   Начато 25 января 2008 года
   Закончено 13 июня 2008 года

ПРОЛОГ

   Вставай, Земля огромная, вставай на смертный бой, с пришельской силой тёмною, с подводною ордой... И плакат такой, патриотический, типа, мать-Земля зовёт или, например, бравый морпех вгоняет штык в голый череп омерзительного акватоида, тянущего перепончатые лапы сквозь символично порванную карту Атлантического океана...
  
   А вот хрен. Ждите. Раскатали губу. Будут правительства и правящие элиты информировать быдло и холопов о том, что в океанских глубинах объявился загадочный и непонятный, но уже известно безжалостный и практически неуязвимый Враг.
  
   Возможно, если бы речь шла о действительном нашествии, о массированном вторжении вражеских полчищ на мирные пахоты и пастбища, повсеместном разорении сёл, селений, городков и городов, правительства и сообщили бы правду. Или хотя бы часть правды. Не потому, конечно, что действительное нашествие и массированное вторжение потребовало бы от правящих элит обращения за помощью к народным массам, что без всеобщей мобилизации на борьбу с Врагом и всенародного трудового подвига победить Врага было бы невозможно. На самом деле правящим элитам победа над Врагом совершенно необязательна, правящие элиты всегда рассчитывают, что уж они-то договорятся с любыми врагами и уж себе-то они выторгуют. Однако если бы случилось действительное нашествие и массированное вторжение, правительства быдлу и холопам всё-таки сообщили бы. Хотя бы потому, что действительное нашествие, массированное вторжение вражеских полчищ трудно от быдла и холопов скрыть. Оне, быдло и холопы, конечно, доверчивы, но, как ни странно, тоже имеют глаза и уши.
  
   Однако действительного нашествия не было. И массированного вторжения вражеских полчищ не происходило. Враг был. Но обосновался он в океанских глубинах, и во второй половине XXI столетия не густозаселённых человечеством. Причём даже не просто в океанских глубинах, а в океанских безднах, до которых человечество доберётся, пожалуй, много позднее, чем до самых отдалённых звёзд. Враг угрожал. Но орудовал он на океанских и, иногда, реже, на морских просторах, на которых и во второй половине XXI столетия не наблюдалось транспортных заторов. И даже когда Враг посягал на побережные селения или даже прибрежные города, то совершалось это безобразие без последующей оккупации и аннексии. То есть, не создавалась угроза территориальной целостности государственных образований. А это, угроза территориальной целостности, сиречь формальному обозначению границ, в которых правящие элиты могут законно доить местных быдло и холопов, пожалуй, единственная угроза, на которую правительства реагируют очень негативными эмоциями. И даже контрибуции Враг не требовал и не взыскивал, удовлетворяясь захваченными во время набега (или налёта?) добычей и пленниками.
  
   В этом смысле, хоть начавшуюся в пятьдесят четвёртом заварушку и окрестили позднее "Войной с саламандрами", содержание конфликта проистекало не по Чапеку. В отличие от чапековских саламандр, при всём внешнем сходстве с ними тех же акватоидов, Враг на традиционные места обитания человечества не претендовал. А вёл себя Враг как самая обычная преступная группировка, в просторечье именуемая шайкой или бандой. Ну да, грабители. Ну да, убийцы. Ну да, наверное, даже насильники. Да, нехорошие ребята, bad-boys, которые обывателям где-то как-то докучают. Ну и что с того? Что теперь, всепланетную тревогу объявлять, общеземную мобилизацию? Да с какой бы стати? Мало ли на Земле таких преступных группировок, шаек и банд орудуют? И что с того, что эти, из океанских глубин налетающие и в океанских глубинах скрывающиеся, имеют нечеловеческий облик? Некоторые люди способны выглядеть ещё ужаснее. А вспомните-ка Голливуд! Мастер Йода, вон, даже положительным героем считается.
  
   Кроме того, не следует забывать, что все правительства, правители, правящие элиты, встречаясь с чем-то неизвестным, непонятным и загадочным, прежде всего думают не об угрозе, которую это неизвестное и непонятное несёт или может нести, а о том, какую выгоду из этого неизвестного можно извлечь. Тем более, если речь идёт о нечеловеческой цивилизации или её продукции. Даже если эта нечеловеческая цивилизация откровенно враждебна и угрожает человечеству, и ведёт с человечеством войну. Пока эта война не обернулась действительным нашествием и массированным вторжением вражеских полчищ, все трофеи и весь опыт, полученные в ней, становятся эксклюзивным достоянием. Эксклюзивным и потому создающим для правительств, правителей, правящих элит неоспоримые преимущества перед быдлом и холопами. Потому что правительства, правители, правящие элиты являются таковыми правительствами, правителями, правящими элитами лишь постольку, поскольку обладают чем-то эксклюзивным, чего нет у быдла и холопов. Держать быдло и холопов в повиновении при помощи грубой силы и нагайки - возможно, но гораздо предпочтительнее, если к нагайке имеется ещё и наводящий ужас бластер, а ещё лучше - устройство молекулярного контроля. Так средневековые португальцы хранили в секрете карты маршрутов в Индию и Японию. Опасные, смертельно опасные маршруты и не самые дружелюбные туземцы, а поди ж ты, никого к этим опасностям не допустим!
  
   Да что португальцы. За три года до начала Войны с саламандрами состоялся первый контакт человечества с марсианцами, контакт давно предсказанный и ожидаемый. Причём состоялся этот контакт на фоне беспрерывного освещения мировой прессой освоения Солнечной системы, общественное мнение уже тестировалось слухами о Большом Марсианском проекте, ни один выпуск новостей уважающего себя канала не обходился без репортажа или хотя бы короткого сообщения с Луны или лунной орбиты. И на этом фоне, в условиях, можно сказать, тотальной гласности и открытости, контакт с марсианскими туземцами, прозванными позднее "марсианцами", чтобы отличать от марсиан - homo sapiens, прошёл незамеченным. Впрочем, точнее - не "прошёл незамеченным", а не был предан огласке. Все подробности это контакта до сих пор хранятся в секрете, хотя, наверное, могли бы многое объяснить, почему отношения человечества с марсианцами складываются так, а не иначе.
  
   Поэтому не стоит удивляться, что мировой истеблишмент не поспешил немедленно, сразу в пятьдесят четвёртом ошарашить быдло и холопов информацией о начавшемся Ужасе из Глубин. Не исключено, конечно, что и сами правящие элиты Земли не оценили в тот момент серьёзность и масштабность угрозы из океанской бездны. Возможно, что и сами правительства не поняли, что началась Война, слишком уж внезапно всё заварилось и закатавасилось. Хотя в распоряжении правительств имелись аж столетней давности свидетельства и документы, многочисленные факты о возможном существовании такой угрозы. Вероятно, сыграли свою роль и традиционные для человечества беспечность и высокомерное пренебрежение необщепризнанными трактовками непонятных явлений. Возможно, сказалась и та же секретность, исключающая необъяснённые факты и явления из перечня сведений, обязательных для ознакомления вновь заступающих на государственные посты персон.
  
   И вообще, довлеет злоба дни сего, запрет Транснациональной комиссии, разгон Давосского форума гвардейцами Объединённых Наций с непременным "Караул устал!" и Бробдинбергский процесс для информационных агентств предпочтительнее очередного исчезновения туристского лайнера в Бермудском треугольнике. Бермуды они всегда Бермуды, никуда не денутся, а вот Рокфеллера с заломленными руками можно в прямом эфире показать только один раз. И орлиный профиль принца Густава-Адольфа, едва возвышающийся над трибуной Генеральной Ассамблеи, которая тем не менее стоя рукоплещет этому самому орлиному профилю и его чеканным фразам про "Довольно диктата корпораций! Хватит с нас родео золотого тельца!", это много занятнее и общественно значимее истребления населения какой-то Маюмбы. Да кто знает, где эта Маюмба находится или находилась?
  
   Ну да, Габон. Вот цивилизованному человечеству делов-то до Западной Африки. Потом уже, многими месяцами позднее любознательный и дотошный Майкл Гордон реконструирует для "Нью-Йорк Таймс" события, ознаменовавшие начало Terror from Deep, но эту реконструкцию мало кто заметит, и научная молва несправедливо припишет право первооткрывателя, первоустановителя исторически точной даты Крупицыну. Впрочем, и до Крупицына цивилизованному человечеству дела не будет. Какое, собственно, обывателю дело до того, когда точно и где конкретно начался Terror from Deep, если он до тебя докатился только-только, а до той поры ты ни сном, ни духом, и твоё правительство не считало нужным ставить тебя в известность.
  
   Справедливости ради, однако, следует заметить, что рыцари пера и диктофона, ревностно служа общественным интересам и читательскому любопытству, тоже не очень-то интересовались даже крупицами той информации, которая ускользала из-под правительственного контроля. Помимо упомянутой злобы дня, которая довлеет и из-за которой для местномасштабных событий не хватает ни сил, ни времени, ни места в эфире и на газетных полосах, у виртуозов массовой информации в таких случаях срабатывает предохранитель. Так сказать контролёр качества. А именно: все сообщения о мимопланетянах, UFO, загадочных исчезновениях и т.п. считаются белибердой, бредом сумасшедших и параноиков, короче, уделом жёлтой прессы, падкой до скандалов и дешёвых сенсаций. Серьёзная, солидная, качественная пресса такими темами не занимается априори.
  
   Поэтому все сюжетные повороты фантастических романов, в которых главные герои тщатся добраться до прессы, дабы предупредить человечество о надвинувшейся угрозе, воззвать к борьбе с инопланетным вторжением и организовать Землю огромную на "вставай!", все эти сюжеты происходят от непонимания писателями-фантастами сути и механики работы прессы. Не гоняется пресса за сенсациями и не стремится раскрыть человечеству глаза. По крайней мере, в этом направлении. То есть, разоблачение махинаций с бюджетом ЮНЕСКО и поголовный арест всего высшего руководства это - да, сенсация, и тема хоть для "Times", хоть для "КоммерсантЪ". А зелёные человечки, вылезающие из воды на пляж на острове Сумба и утаскивающие под воду сотню трупов отдыхавших на этом пляже туристов, - бред, провокация и фальсификация. Тема для "San" или "Комсомолка". А двое уцелевших и рассказавших, и даже предъявивших фотографии, - явные клиенты психушки. В которой, кстати, они вскорости и оказались. После проверки в наркологической клинике. А это уже и вовсе тема для "Ежегодника психиатра".
  
   Нет, разумеется, отчаянные сорвиголовы свободной прессы, фанатики журналистских расследований и охотники за необъяснимым действительно существуют, Индианы Джонсы в средствах массовой информации встречаются. Но работают они, как правило, на свой страх и риск, вне штата газет и телекомпаний, публикуются редко и в очень бульварной прессе, солидные редактора относятся к ним со снисхождением и предубеждением, и всерьёз Индианы Джонсы информировать не могут никого и ни о чём. Выход человечества за пределы земной орбиты и строительство Луна-Сити, киборги и высадка на Венере, квазирод и руины древнего космопорта на Марсе ничего не изменили в человеческом сознании, а журналистское сознание - самое консервативное из всех человеческих. Да, некоторые темы и сюжеты перестали считаться "жёлтыми" и "бульварными", но что с того? Разве это повод менять отношение к темам и сюжетам, которые всё ещё числятся "бульварными" и "жёлтыми"? Вот когда на эти темы заговорят правительства...
  
   А правительства говорить на эти темы не желали. И Организация Объединённых Наций, как структура ещё более громоздкая и имеющая ещё более глобальные задачи, говорить на тему Terror from Deep не желала даже и через два года после появления данного термина в официальных бумагах. Почти все ооновские структуры в пятьдесят шестом были озадачены обеспечением кампании по утверждению Густава-Адольфа пожизненным Генеральным секретарём Объединённых Наций, Маленький Принц при всём его несомненном международном авторитете искренне желал, чтобы авторитет этот был подтверждён формальным волеизъявлением большинства человечества. А организовать такой плебисцит куда как трудоёмкое дело, и любой контакт с прессой должен быть подчинён решению этой, фундаментальной, задачи, остальные темы и сюжеты побоку. Тем более, что и тема-то смехотворная, несерьёзная, в лучшем случае для криминальной хроники и историй про морское пиратство.
  

Первая глава: Origin

  
   Максима Шаргунова смехотворные, несерьёзные темы, криминальная хроника и истории про морское пиратство не интересовали, а предпочитал он качественную прессу, из которой, впрочем, предпочитал серьёзное телевидение, потому что на чтение даже качественных газет у Максима Шаргунова не было лишнего времени. Да и особого интереса в чтении даже качественных газет Максим Шаргунов не находил, поскольку уже десять лет являлся видным политическим обозревателем. Его аналитические статьи по глобальным проблемам наперебой публиковались солидной прессой, а Максим Шаргунов относился к себе с известной насмешливостью, чтобы ещё и собственные нетленки перечитывать. Мнения же конкурентов и соперников, обозревающих и анализирующих те же глобальные проблемы, Максима Шаргунова не занимали вовсе. Потому что по мелочам дискутировать скучно, а в общем и целом видные обозреватели и аналитики соглашались. Яростное несогласие по принципиальным вопросам, конечно же, существовало, но исходило это несогласие от фигур незначительных, даже и не фигур вовсе, а пешек и шашек, интересоваться суждениями которых уже десять лет было недостойно статуса Максима Шаргунова в журналистском сообществе.
  
   Кстати, в апреле пятьдесят шестого Максиму Рудольфовичу исполнилось тридцать шесть лет и достигнутый им в этом возрасте солидный статус более чем ярко свидетельствует о его талантах, способностях и выдающихся личных качествах. Не первое, конечно, лицо в Союзе, скажем, Журналистов, и не министр, к примеру, информации Российской Федерации, но персона довольно заметная, а для родной сибирской губернии едва ли не великая. Во всяком случае, в редкие свои приезды на малую родину Максим Рудольфович с удовольствием делился местным коллегам своим видением глобальных проблем, придавая тем самым содержанию местной прессы петербургскую изысканность и одновременно подавая политически грамотные ориентиры губернским властям.
  
   Политику Маленького Принца на объединение человечества против самоуничтожения и голода, за объединение усилий в освоении Солнечной системы и расширении жизненного пространства homo sapiens Максим Шаргунов в целом одобрял и всецело поддерживал. И даже хаживал в клуб "Рейкьявик", где тусовались известнейшие представители глобалистских кругов петербургского общества, бывали и самые крайние густавофилы, столь ненавидимые посконно-славянофильско-квасной демократией. Максим же Рудольфович находил в общении с ненавистными шовинистам персонами немало приятности. Хотя некоторые, связанные с реализацией политики Густава-Адольфа, эксцессы Максим Шаргунов порицал и порой публично, но в глубине души соглашался с их неизбежностью. А последнюю операцию Гвардейского Корпуса ООН в Чаде и Конго, именуемую гуманизирующими кликушами не иначе как "кровавой баней" и "неоколониалистской резнёй", Максим Шаргунов и вовсе считал железной необходимостью для современной цивилизации. И с присущей ему неумолимой логикой обосновал эту необходимость в последних аналитиках.
  
   Женат Максим был, но не очень удачно, хотя и имел от брака двоих сыновей. Поэтому лёгкого взаимонеобязывающего флирта на стороне не избегал. Тем более во время деловых поездок, которые случались нередко. И в этой, пришедшейся на сразу-после-майских-праздников, поездке в Таллинн Максим избегать лёгкого, необязывающего флирта не стал. Девица-красавица-спортсменка-писательница из Харькова Яна Бифидок была фигуристой блондинкой, чем приятно антагонировала с супругой Максима; была замужней, чем исключала и риск неприличных заболеваний, и риск возникновения впоследствии взаимных претензий; дружелюбно употребляла крепкий алкоголь, чем облегчала процесс знакомства и игривого сближения; и, наконец, была поселена организаторами конференции в том же, что и Максим, домике пансионата "Нелиярве". Участие или, скорее, присутствие на которой (конференции, разумеется) и было целью деловой поездки Максима Шаргунова в Таллинн сразу-после-майских-праздников пятьдесят шестого года. Впоследствии Максим не мог вспомнить ни названия той глобалистской конференции, ни других участников, кроме себя самого и упомянутой Яны Бифидок, а впрочем, и не пытался этого делать. В первый день конференции не случилось никого и ничего достойного воспоминаний, кроме знакомства с Яной, игривого сближения и логического завершения в домике пансионата "Нелиярве".
  
   Оно, логическое завершение первого дня конференции, оказалось очень заслуживающим воспоминаний. Яна... м-м-м-м... Деликатный читатель, будем надеяться, поймёт, если мы уклонимся от натуралистического описания сцены на широкой постели в номере Яны в том домике пансионата "Нелиярве". Тем более, что в какой-то момент разгорячённый, обуреваемый, снедаемый и т.п. Максим внезапно, резко, как под ушатом воды, как серпом по ширинке, утратил интерес к жаждущему, обольстительному, соблазнительному, сексуальному, манящему и т.п. женскому телу. До Максима дошло, что стоны, хрипы, рычание, вопли и прочие звуки страсти раздаются не только в этой комнате, и не столько в этой комнате, а доносятся вообще снаружи дома. Причём звучат они со стороны основного комплекса пансионата. Причём звучат с такой силой, что и домика на отшибе достигают, и звукоизоляцию его стен и окон преодолевают. Видный политический обозреватель, конечно, имел весьма отдалённое представление о качестве звукоизоляции зданий пансионатов, и допускал, что это качество далеко от звукоизоляции Президиума Объединённых Наций. Но не до такой же степени! В конце концов, администрация пансионата должна быть заинтересована в хотя бы минимальном соблюдении покоя отдыхающих. Особенно ночью, а на дворе стояла именно эстонская ночь. Которой полагается быть тише даже украинской и нарушить законопослушную тишину которой способны только русские гости. Которых по поводу такой способности специально и поселили в домике на отшибе.
  
   Максим замер, недоумённо и недоверчиво прислушиваясь. За ним (или уместнее: под ним?) замерла и Яна. Со стороны это выглядело, наверное, нелепейше - голый мужчина лежит на голой женщине в совершенно недвусмысленной, если не сказать порнографической, позе, и оба они, мужчина и женщина напряжённо вслушиваются в дикие звуки снаружи. Да, со стороны это выглядело бы нелепейше, но смотреть на это со стороны было некому. А ещё через несколько секунд снаружи смолкло всё. Как будто ничего, совсем ничего не было, а была только тихая эстонская ночь. Какая полагается, тише даже украинской.
  
   - Фигассе! - выдохнула Яна. Никаких, надо заметить к чести харьковчанки, "что это было?", "какой кошмар!" или, там, "мне страшно?!" Просто: - Фигассе!
   Выдохнула, надо заметить, без особого затруднения, хотя лежавшего на ней Максима пёрышком не назовёшь, выдохнула негромко, почти шёпотом только потому, что ситуация располагала к шёпоту, а не крику.
  
   Неизвестно откуда взялось представление, что человек, услышав нечто ужасное, непременно бросится посмотреть, что там такое. Возможно, такая любознательность в человеке действительно просыпается, но лишь тогда, когда нечто ужасное явно уже случилось и более ничем угрожать не может. Например, раздался грохот взрыва или, скажем, лязг и дребезг автокатастрофы. Если же услышанное ужасно, но непонятно, закончилось ли оно, человек совсем не спешит высунуть голову из убежища. Совсем наоборот, человек некоторое время будет сидеть тихо, продолжая прислушиваться, не повторятся ли ужасные и непонятные звуки; пытаясь определить, что же в действительности они означают. Человечество на нашей неласковой планете выжило и расплодилось, в том числе и потому, что человеки с величайшей пугливостью относились ко всему непонятному и могущему содержать угрозу. В отличие от животных, которые не боятся чего не знают, человек, прежде всего, боится. И боится вообще всего. А потом уже учится преодолевать страх, познавая, прежде всего, его причину.
  
   Разумеется, речь идёт о нормальных людях, а не о сорвиголовах, Индианах Джонсах или безумно храбрых героях песен. Максим Шаргунов был нормальным человеком. С ошеломлённой, но не перепуганной Яны он, конечно, слез, и даже сел, как был голый, на постели. Но ни к окну, ни к двери посмотреть, что там такое происходит или произошло в пансионате, не дёрнулся. Только осторожно потянулся к сброшенной накануне в порыве раздевающей страсти и валявшейся теперь на полу куртке, за сигаретами. Женщина за его спиной и вовсе не шевельнулась, так и лежала, вся такая обнажённая и соблазнительная. То есть, Максим мог бы заметить, какая она, вся такая обнажённая и соблазнительная, если бы посмотрел. Но он не посмотрел, а осторожно потянулся к валявшейся на полу куртке за сигаретами. За дверью тихонько пшикнуло и дверь рухнула внутрь номера. А Яна зачем-то запирала дверь на ключ, неуместно вспомнил Максим.
  
   На пороге стоял зелёный человечек. В половину среднего человеческого роста, голокожый, перепончатолапый, большеголовый. Большеголовый в том смысле, что голова была непропорционально большой по отношению к остальному телу. Формой голова зелёного человечка походила на яйцо, поэтому можно добавить, что незваный гость был ещё и яйцеголовый. Глаза у зелёного человечка были красными, а может, лишь красными казались, потому что сам он стоял в полутьме и освещался лишь горевшим в номере ночником, а плафон на ночнике был эротичного розового цвета. Впрочем, неважно, были ли глаза пришельца красными или только казались таковыми, в любом случае незваный гость выглядел жутковато. Особенно в данных обстоятельствах.
  
   - Ой! - пискнула за спиной Максима Яна. И вновь нужно заметить, к чести харьковчанки, что этим "Ой!" дело и ограничилось, визгливой сирены, на которые бывают способны впавшие в истерику женщины, не последовало. Максиму тоже хотелось сказать "Ой" и даже юркнуть куда-нибудь под одеяло или за шкаф, но инстинкт предков, выживших в окружении хищников, заставил видного политического обозревателя просто не шевелиться. В самом лучшем исполнении той сцены из "Рики-Тики-Тавви": сиди и не двигайся, Тедди, сиди и не двигайся! И Максим сидел и не двигался. В неловкой позе, голый, нагнувшись, протянув руку к валявшейся на полу куртке.
  
   Зелёный человечек лупнул пару раз красными глазёнками и отступил в темноту, скрылся в ней.
  
   Максим Шаргунов не служил в армии и даже счастливо избежал практики на военной кафедре, вопреки её безусловной обязательности для всех российских студентов безо всяких половых, возрастных, религиозных и профессиональных различий. Там, где десятилетиями культивируется какая-либо повинность, десятилетиями отрабатываются и способы уклонения от оной. Студент-политолог Шаргунов одним из этих способов воспользовался, о чём не жалел - в те дни, когда однокурсники и однокашники по Московскому университету практиковались в науке побеждать, Максим практиковал в оскудевшей молодыми людьми alma-mater науку быть козлом в огороде и первым (сиречь, единственным) парнем на деревне. В ходе этой практики Максим свёл несколько интимных знакомств с особами, благотворно повлиявшими позднее на карьеру выпускника историко-политологического факультета МГУ. Словом, о недополученных знаниях азов шагистики и камуфляжа Шаргунову жалеть ранее не приходилось. Это не мешало Шаргунову быть убеждённым шовинистом и сторонником решительной внешней политики, но позволяло одновременно пребывать в уверенности, что реализация решительной внешней политики, несение военной службы и всё такое - прерогатива профессионалов. И по любому Максим не верил, что одеться за 45 секунд - реально выполнимый норматив.
  
   На самом деле Шаргунов вообще не мог себе представить даже ситуации, в которой нужно было бы одеваться за 45 секунд. В конце концов, в случае внезапной ядерной бомбардировки не будет разницы, одетым ты встретишь ударную волну и радиацию или не вполне одетым. Во всех остальных случаях у тебя всяко будет лишняя минутка. Декларация 55-го года о переходе всего оружия массового поражения под контроль Объединённых Наций и последовавшая в обеспечение Декларации всепланетная операция по установлению контроля ООН над всеми ядерными арсеналами всех государств свели к нулю вероятность внезапной ядерной бомбардировки чего-нибудь кем-нибудь и хоть когда-нибудь. Во всяком случае, так казалось в две тысячи пятьдесят шестом году. Благодаря этому у Максима прибавилось оснований быть уверенным в собственной уверенности в отсутствии необходимости иметь упомянутый навык. Точнее сказать, прибавилось БЫ уверенности, если бы Шаргунов имел хотя бы тень сомнений. Которой, впрочем, он не имел.
  
   И будь Шаргунов способен в данный момент соображать, то у него могла бы образоваться прямо противоположное убеждение. Зелёный человечек лупнул красными глазёнками и отступил в темноту, и уже через четверть минуты Максим был полностью одет, разве что необут и без галстука. Правда, куртку он натянул на голый торс, забыв про рубашку, но не будем строги. Одет и одет. Яна потратила на одевание ещё меньше времени, просто завернувшись в простыню (о, женщины!), и уже стояла рядом с мужчиной, нацелив на дверной проём (ну вы подумайте!) баллончик лака для волос. Матерное слово, которое при этом процедила женщина, странным образом помогло Максиму несколько определиться во времени и пространстве. Под прикрытием нацеленного женской рукой на дверной проём баллончика видный политический обозреватель моментально надел ботинки и схватил со стола старинный бронзовый канделябр, неизвестно как оказавшийся и сохранившийся в пансионате, возможно, ещё со времён до первой независимости Эстонии.
  
   Ощутив в ладони примитивную тяжесть случайного оружия, Максим почувствовал себя увереннее и, пожалуй, спокойнее. Отодвинув любовницу (хотя, любовницу ли? В сложившихся обстоятельствах...) за спину, Шаргунов сделал два шага к двери. Остановился, прислушался, отведя руку с канделябром назад и готовый врезать от души по первому, что высунется из темноты. Ничего не высунулось, и Максим сделал ещё шаг. Потом ещё. Выглянул за дверь. Вышел к маленький коридор. Рывком распахнул дверь в свой номер. Никого не обнаружив, так же крадучись подобрался к столовой и так же рывком распахнул дверь. Никого не было и там.
  
   - Может, почудилось? - спросила Яна, уже вышедшая в коридор и наблюдавшая за перемещениями любовника (хотя любовника ли? В сложившихся обстоятельствах...). Спросила, впрочем, негромко. Но поразительно хладнокровно. Как будто прерванный подобным образом интим для харьковских писательниц - обыденное дело. Хотя, кто их знает, в Малороссии, может, так вообще принято. Максим, несколько даже разочарованный отсутствием противника, расслабился, опустил канделябр, пожал плечами. Потом указал на выбитую дверь.
   - А оно само упало.
   Сквозняк согласно хлопнул входной дверью домика.
   - А оно само открылось, - добавил Максим.
   Снаружи была тихая эстонская ночь. Какая полагается, тише даже украинской.
   - Оденься, - сказал Максим. - Я пока посмотрю вокруг дома.
  
   Яна фыркнула, хотела что-то сказать, наверное, съязвить, но передумала и вернулась в комнату. Максим ещё немножко послушал тишину окраины Большого Таллинна, не нарушаемую ни шумом авто, ни гудением заводов, потом двинулся к выходу. Осторожно, но чуть бодрее, нежели в самом начале эпизода. На веранде дома тоже не было никого. И ничего. В смысле, ничего такого, кроме круглого стола да двух кресел-качалок. Может, в самом деле, почудилось? Чёрт их знает, этих балтов, что они в выпивку гостям подмешивают? А может, вообще всё бред, может, просто беляночка начинается. Допи-и-ился, как сказала бы презрительно мадам Шаргунова.
  
   Максим спустился на лужайку перед домиком, пошёл по асфальтированной тропинке к ветвистым высоким кустам, скрывавшим домик от основного комплекса пансионата. Впрочем, сейчас этот кустарник скрывал основной комплекс базы от наблюдателя со стороны домика. Пройдёшь по тропинке, тропинка повернёт, и вот она перед тобой, территория пансионата. Двадцать восемь жилых домиков, административный домик, первый досуговый павильон, шахматный павильон, открытый бассейн, мастерская, забор... До поворота Максим не дошёл - споткнулся в темноте о человеческий труп, лежавший прямо на тропинке. Максим споткнулся, но на ногах удержался, чуть пробежав вперёд, до кустов. А труп от удара распался на две части. Две такие неравные части мёртвого человеческого тела.
  
   Впрочем, этого Максим не заметил, как не заметил и Яну, легкомысленно и развратно одетую в одну только рубашку, его, Максима, забытую во время выполнения армейского норматива, рубашку на голое тело. Яна вышла на веранду одетая легкомысленно, но вооружённая мобильником и фонариком (почём я знаю, откуда? Может, фонарик - стандартный аксессуар малороссийских дам, типа нунчак у курильских японок). Осветив фонариком Максима и распавшийся на части труп, писательница скривилась и принялась тыкать в кнопки телефона. При каждом нажатии телефон радостно попискивал, но соединять не желал, вежливо сообщая приятным женским контральто, что, к сожалению, сеть недоступна, попробуйте позвонить позднее. А потом коротко-коротко, негромко-негромко, жалобно-жалобно, как новорожденный котёнок, пискнула Яна.
  
   Вся эта сцена происходила у Максима за спиной и наблюдать её он не мог, потому что, споткнувшись о труп на дорожке, в попытке сохранить равновесие сделал несколько шагов вперёд, до кустов и попал в объятия полуголого (или полуодетого, смотря какой допуск поставит на данный текст полиция нравов) человека, из-за кустов выскочившего. Точнее, из-за кустов вывалившегося прямо на Максима, и, также теряя равновесие, обхватившего руками Максима. Который также был вынужден заключить человека в объятия. Проделал это Максим инстинктивно, не выпуская канделябра, которым, в результате крепко приложил человека по спине. Человек завизжала. Потому что была девушкой. Явно не туземкой. Вот Яну при соответствующем освещении можно было посчитать чистопородной скандинавкой. Или немкой. Или арийкой. В зависимости, словом, от идеологических и расовых воззрений. А выскочившая-вывалившаяся из-за кустов в объятия Максима полуголая-полуодетая девушка была сугубой брюнеткой со смуглейшей, даже делая скидку на ночное время, кожей. И глаза её, даже будучи широко, широченно распахнутыми от ужаса, оставались раскосыми. Попав в объятия Максима и получив канделябром по спине, девушка завизжала и дёрнулась обратно так, что Максим был вынужден сделать ещё один шаг, и достиг кустов, за которыми ему открылся вид на основной комплекс пансионата "Нелиярве".
  
   Двадцать восемь домиков жилых, один административный, павильоны, мастерская. Над которыми низко-низко, едва не касаясь острых двускатных крыш, висела летающая тарелка. Летающее блюдце. Летающая крышка кастрюли. Летающая сковородка без ручки. Словом, дискообразный летательный аппарат, похожий на десятки, сотни тысячи смазанных коллажей, которыми бульварная пресса иллюстрирует публикации о НЛО, инопланетянах и подобных дешёвых сенсациях. Йооопст, тихо сказал Максим, разжимая объятия. Девушка, продолжая визжать, стремительно рванулась за спину Максима, видимо, тут же споткнулась о какую-то из частей трупа на дорожке и, судя по звуку, шмякнулась на землю. Между двумя зрелищами - растянувшейся на асфальте визжащей девушки и летающей сковородки, зависшей над пансионатом, - Максим, естественно, выбрал второе, не оборачиваясь и даже не слыша визга.
  
   Минуту или около того летающее блюдце висело неподвижно, не подавая признаков разумной деятельности, затем начало медленно подниматься. Совершенно бесшумно. Набрав такую высоту, что не отводившему от примитивной подделки глаз Максиму пришлось задрать голову, фотомонтаж прекратил подъём. Потом сорвалась с места и, в буквальном смысле, во мгновение ока исчезла в черноте беззвёздного балтийского неба. Только воздух негромко хлопнул, занимая освобождённое дешёвой сенсацией пространство. И негромко прошелестела листва деревьев и кустов, затронутая этим движением воздуха. После этого Максим услышал, что девушка за его спиной продолжает визжать. Визжать препротивнейше.
  
   - Заткнись! Заткнись, дура!!! - бешено заорал Максим, вложив в крик пережитый и не успевший уйти страх, злость на самого себя, растерянность, негодование и что там в нём ещё накопилось за прошедшие минуты - Заткнись!!! Спугнула, дура!!! - прорычал Максим и швырнул в девушку бесполезный и такой глупый теперь канделябр. Не попал, конечно, канделябр глухо звякнул об асфальт и откатился с дорожки, но девушка смолкла. И наступила тишина.
  
   - Алло. Полиция город Таллинн, мы вас слушаем - прозвучало вдруг на веранде, по-балтийски мягко, но без всякого акцента. Впрочем, эта же фраза (нетрудно было догадаться, что эта же) повторилась по-эстонски. Но другим голосом. Наверное, в Таллинне на связи сидят два человека. Один отвечает на общеземном, другой - на местном. Предоставляя, так сказать, абоненту возможность выбора, на каком языке контактировать с полицией. - Алло. Полиция Таллинна, мы вас слушаем, - повторили на том конце. И опять повторили эстонскую реплику. И опять: Алло. Полиция Таллинна, мы вас слушаем...
  
   Что ни говорите, а автодозвон и громкая связь в мобильных телефонах - очень удобная опция.
  

Вторая глава: Then

   Люди цивилизации Запада - а страны Объединённой Балтии, несмотря на новейшие разногласия её правительства с прочей Европой, безусловно относятся к цивилизации Запада - чрезвычайно подвержены стереотипам. Можно сказать, что они целиком состоят из стереотипов и вообще попросту являются ходячими стереотипами. Таков, видимо, удел всех стареющих цивилизаций, неизбежная плата за... не процветание, нет, а благосостояние, благополучие и благодушие. Ибо повсеместное благосостояние, всеобщее благополучие и тотальное благодушие образуются в результате многовекового притирания друг к другу, в результате выработки... нет, не приемлемых, а оптимальных стереотипов поведения и сосуществования. И в результате безусловного, беспрекословного, интуитивного следования этим стереотипам в течение столетий. Русская цивилизация моложе, поэтому, если и имеет стереотипы, то много и разных. Более того, Россия подобна губке - впитывает всё, что плохо лежит или само, по глупости, вторгается в русскую среду обитания. В результате чужеродные стереотипы превращаются в исконные, посконные и домотканые, увеличивая разнообразие и множество стереотипов русской цивилизации. Которые, в результате, и стереотипами-то назвать язык не поворачивается.
  
   Поэтому русский, например, правоохранитель, может быть мордоворотом с пудовыми кулачищами, краснеть от двусмысленных девичьих улыбок, одеваться как менеджер среднего звена, обладать манерами пройдохи с Сенного рынка, быть прямым потомком корнета Оболенского и княжны Галицыной, и всё это может быть одновременно, и всё это будет русский мент. Так и не ушло это словечко, так и не привилось, вопреки глобализациям-американизациям-европеизациям, ни коп, ни жако, ни бобби, ни даже самое близкое - полицай. Русский мент, он и есть именно мент, и именно русский. То есть совершенно разнообразный при всей внутренней целостности образа, и хрен разберёшься в нём и с ним, только как данность воспринимай.
  
   С людьми западной цивилизации проще, стереотипы сформированы однозначные и следуют люди Запада этим стереотипам безукоризненно, беспрекословно и безусловно, по стандарту, по схеме, по сценарию и в соответствии с образом. Некоторое разнообразие можно ещё наблюдать на западе Запада - в Северной Америке, где даже после очередного воссоединения Юга и Севера каждый штат блюдёт культурно-бытовой суверенитет. Но и там это разнообразие невелико, на все штаты не наберётся и десятка разнообразов, да и те - либо вариация на европейскую тему (о Европе - см. чуть ниже), либо Терминатор, либо Шериф из вестерна. И, конечно, Робокоп как помесь Шерифа с Терминатором. И агент Смит & Men in Black как сугубо секретные и очень специальные персонажи. Супермены, СуперБрюсы и СуперПуперы, конечно, тоже вносят свой вклад в множественность правоохранительных образов, но уже в качестве добровольной народной дружины. И то - с Россией не сравнить, у нас культурный пролетарий, бескультурный волосатый художник и засидевшаяся в девках дизайнерша могут участвовать в одном патруле самообороны, и никому эта компания не будет казаться дикой.
  
   А в Старом Свете всё совершенно однозначно, однообразно, одинаково, ожидаемо. Если преступник, то Арсен Люпен, если частный детектив, то - Шерлок Холмс и доктор Ватсон, если комиссар полиции, то - Мегре. А в качестве народного дружинника - Пуаро. Как один из подтипов Мегре. Встречаются, несомненно, и вариации, и оригинальные аранжировки, иногда очень даже своеобразные, но всё равно - в рамках основной темы. Хотя, может, это представление о стереотипичности людей Запада - сам по себе стереотип? Тот самый русский стереотип, наличие которого мы только что отрицали?
  
   Размышлениям на тему "Россия и Запад" Максим предавался, сидя в беседке посреди пансионата "Нелиярве" и наблюдая за неторопливыми передвижениями по территории пансионата комиссара полиции. Этакого эстонского Мегре, глубокомысленно попыхивающего трубочкой и время от времени так же глубокомысленно отдающего короткие распоряжения снующим между домиками и в домиках полицейским. Полицейские были в форме, а комиссар, разумеется, нет. Полицейских было шестеро, и прибыли они двумя экипажами, сперва - патруль, посланный диспетчером полиции города Таллинна проверить идиотское сообщение о нападении летающей тарелки на Нелиярве, потом - вызванная патрулём дежурная следственная группа. А потом уже приехал и комиссар. Фамилию комиссара Максим сразу же забыл, ввиду, во-первых, полной бессмысленности этой фамилии для русскоязычного уха (оцените каламбур); во-вторых, ввиду стереотипической схожести эстонского комиссара с упомянутым комиссаром Мегре.
  
   Итак, наблюдая за полицейской деятельностью, Максим прокручивал в уме тезисы будущей аналитической нетленки "Россия и Запад: взаимные стереотипы", поскольку заняться ему, Максиму Шаргунову было нечем. Пансионат была теперь совершенно безлюдным. Нет, нигде не валялись трупы или даже части трупов (не считая того, обо что споткнулись сперва Максим, а потом смуглянка с раскосыми глазами), не зияли воронки, не дымились пожарища, не было нигде даже пятнышка крови. Все строения, все дорожки, словом, вся территория пансионата выглядела так же благочинно и аккуратно, как вчерашними днём и вечером. Но была она теперь абсолютно безлюдной. Или, если угодно, обезлюдевшей. Как говорится, не с кем слово молвить. Даже с Яной. Потому что Яна исчезла. Максиму теперь казалось, что он отчётливо помнит: вот Яна развратно босая, одетая в одну его, максимовскую, рубашку выходит на веранду, вот она светит фонариком в сторону Максима и распавшегося на две части трупа, вот начинает нажимать кнопки на мобильном. Чёрт побери! он же явственно слышал, да, теперь он понимал, что явственно слышал и писк кнопок, и вежливый отказ телефона находить сеть! И... И всё. Телефон валялся на террасе, а Яна исчезла.
  
   Один из прибывших по вызову патруля следователей сначала попросил у Максима документы, а когда Максим, сопровождаемый вторым следователем или, чёрт их разберёт, помощником следователя, сбегал в свою комнату и принёс паспорт, внимательно и серьёзно паспорт читал. Будто передовицу полицейского бюллетеня. Потом вежливо осведомился, много ли Максим вчера употреблял алкоголя, но возмущённого ответа выслушать не успел, потому что приехал комиссар и оба следователя или следователь с помощником, чёрт их разберёт, вытянулись в струнку, поедая начальство глазами. Максим, конечно, не знал сразу, что это комиссар, но что начальство - догадался. А потом комиссар ему представился и назвал свою фамилию, которую Максим сразу же забыл.
  
   Комиссар перебросился со следователями несколькими фразами, споро поднялся на веранду, заглянул в дом, вышел, махнул следователям на черноволосую нетуземку, которую в это время патрульный поил чем-то из термоса, накинув ей на плечи свою куртку. Затем два следователя или следователь с помощником, чёрт их разберёт, осторожно взяли девушку под локотки и завели её в дом, а комиссар прошёлся по веранде, заглянул под кресло, выпрямился, посмотрел на навес, спустился с веранды, посмотрел на небо. Подошёл к переминавшемуся на лужайке Шаргунову, окинул его равнодушным, ко всему привыкшим взглядом. Сказал: "Я вас слушаю". Ничего не записывая и не переспрашивая, выслушал короткий рассказ о происшествии (Максим постарался изложить сухо, только факты, без эмоций и предположений), кивнул, потом попросил Максима быть где-нибудь неподалёку, да хоть вот тут, на веранде посидеть, хотя нет, лучше идите за мной, посидите вот здесь, это, кажется, удобная беседка, спасибо. На этом "спасибо", сказанном по-балтийски мягко, но без всякого туземного акцента, интерес Мегре к Максиму Рудольфовичу Шаргунову иссяк. И Максиму ничего не оставалось теперь делать, кроме как тянуть сигарету за сигаретой, размышлять о стереотипах и наблюдать за полицейскими. Ничто из перечисленного удовольствия Максиму не доставляло. Скорее наоборот.
  
   Один полицейский, приговаривая, снимал всё подряд на камеру (тоже мне, Соостер цифровой эпохи!). Другой полицейский ничего не снимал, но озирался и приговаривал в диктофон, Третий полицейский ничего не снимал и не приговаривал, а писал на большом планшете, который держал на руках. Ещё один полицейский сновал между домиками, вокруг домиков, в домики и из домиков. Комиссар неторопливо прохаживался по центральной дорожке, попыхивал трубочкой, и время от времени глубокомысленно бросал полицейским короткие фразы. Все - сказанные полицейскими или брошенные комиссаром - слова и фразы были эстонскими или общебалтийскими. Поэтому Максим их не понимал. И это деловое общение на эстонской территории эстонского Мегре с эстонскими полицейскими на эстонском языке Максима раздражало. Очень сильно.
  
   Появление на планете Земля всеобщего, доступного и понятного всем языка, не сочинённого эсперанто, не придуманного интерлингва, не фантастического "меж-языка",а именно всеобщего, общеземного языка произошло как-то само по себе, незаметно, и открылось оно вдруг. Вот не было, не было, а вот уже есть. И принят и осознан факт наличия всеобщего языка был с великим недоверием, недоумением, и непониманием. Настолько великим, что учёный мир до сих пор продолжал придумывать для этого языка научное название, и ни одно название и определение не удовлетворило до сих пор весь учёный мир, да даже значительной части учёного мира ни одно предложенное название на удовлетворило. А массы обывателей вполне удовлетворились самим фактом наличия, называя этот язык просто "человеческим" (как это обычно и звучит: "говори по-человечески!"), или "общим", и с лёгкостью переходя на него в личном общении. Там, разумеется, где это чаще требовалось - на границах, в чужих странах, в портах; словом, там, где встречаются и смешиваются племена и народы, где иногда "быть понятым" является синонимом "быть живым". Собственно, как раз в таких местах всеобщий язык родился и развился, и из таких мест стал распространяться по планете Земля, пока наконец не обнаружилось, что он существует и понятен повсеместно. Хотя и непонятно, как этот язык называть.
  
   Неясность с названием, впрочем, нисколько не затруднила администрацию Густава-Адольфа, и она легко провела через Генеральную Ассамблею Декларацию о языках Земли, признавшую всеобщий язык официальным языком Объединённых Наций. В Декларации язык назывался то "всеобщим", то "языком Земли", то "земным", то "общеупотребимым". Типа так: "Документация Объединённых Наций ведётся также и на общеупотребимом земном языке". Получилось что-то вроде несущественного дополнения к пяти официальным, со времён основания, языкам ООН. Однако это несущественное дополнение мгновенно задвинуло на архивные, никем не читаемые задворки документацию на "основных языках"; а некоторые, самые экономные и глобализованные государства-члены ООН сократили штатные единицы переводчиков. Да и переводчики ооновских представительств серьёзных государств слонялись без дела, ожидая увольнения и ностальгируя в барах пьяными дискуссиями на языке оппонента. Японец, втолковывавший что-то русскому по-русски, и выслушивая от русского контраргументы на японском, - такую картинку наблюдал Максим Шаргунов четыре года назад в Рейкьявике, где гостил по своим политобозревательским делам. И такая картинка, мог судить Шаргунова, была для пятьдесят второго года типичной, и не только в столице Исландского Союза и штаб-квартиры Объединённых Наций, а и во всех столицах мира, во всех городах, где квартировали посольства, консульства и прочие делегации одних государств на территории других.
  
   Собственно, появление, явление, пришествие всеобщего языка устранило самую основу национальных суверенитетов - языковую обособленность, банальное лингво-этническое непонимание между народами. А допущение общеупотребимого языка в качестве официального Объединённых Наций и, соответственно - возможность его использования в официальных международных контактах, в условиях, когда официальные и неофициальные международные контакты и связи охватили всю планету, нанесло если не смертельный, то сокрушительный удар по тому, что шовинисты всех стран называют государственной независимостью. Трудно настаивать на исключительном праве управлять определённой территорией, если жители этой территории имеют общий язык с жителями чужой территории; а там тоже трудно блюсти суверенные права, потому что свои и чужие подданные с лёгкостью договариваются помимо правительств и год от года перестают понимать, зачем их разделяют границы.
  
   Это можно было предвидеть, и лучшие умы человечества предвидели и предупреждали, различно при этом оценивая открывшуюся перспективу. Но Декларация о языках Земли не встретила ни малейшего сопротивления и была принята Генеральной Ассамблеей единогласно, даже как-то буднично. Никто поначалу на эту Декларацию и внимания не обратил; даже не сам Густав-Адольф её вносил на утверждение, а кто-то из ЮНЕСКО. А если бы и сам, никто бы не заметил - не устраивала тогда ещё Генеральная Ассамблея Маленькому Принцу оваций, не вставала с его появлением в зале заседаний; и никто в пятьдесят втором году не замысливал лакейской резолюции о том, что в присутствии Генерального Секретаря Объединённых Наций должно стоять с непокрытой головой. Впрочем, на эту-то, лакейскую, резолюцию Маленький Принц с непринуждённой демократичностью наложил вето. Право которого ему было предоставлено другой резолюцией, принятой так же незаметно и единогласно, как и Декларация о языке.
  
   Большинству обывателей и политиков (впрочем, последнее совсем неудивительно) этот вопрос казался несущественным, в том числе и видному политическому обозревателю Максиму Шаргунову. Только потом Максим Шаргунов оценил и изящество сокрушительного удара по межгосударственной розни, и очевидную тщательность его подготовки - неизвестно откуда, по мановению возникли учебники общеземного языка; институты ЮНЕСКО, оказывается, уже продумали грамматику и орфографию, и даже нашли способы сочетать, совместить и использовать как латиницу, так и кириллицу, и даже применять ко всеобщей письменности иероглифы; и все важнейшие, важные и просто документы, оказалось, имели копии на "новом" языке; и Всемирная организация культурного наследия представила миру проект перевода на общеупотребимый язык всех шедевров мировой культуры, проект гигантский, неподъёмный и исполненный менее чем за год.
  
   Максим Шаргунов осознал и оценил, но в публикациях осознанное не использовал. Потому что, да, свершившаяся языковая революция полностью находилась в русле программной идеологии Маленького Принца, его предыдущей и последующей политики, но публичный разбор методов политики Густава-Адольфа и его администрация, особенно гласное обсуждение тайной подготовки событий всемирно-исторического значения могли повлечь нежелательные ассоциации и даже неоднозначные оценки. То есть, к примеру, подобное обсуждение могло сыграть на руку идейным противникам Маленького Принца, которым только дай повод. Сего Максим Шаргунов вовсе не желал. Но кто бы поверил, что инициатор такого обсуждения в прессе просто захотел поинтересничать за ради гонорара? Не поверил бы никто, а значит, было бы оно воспринято как враждебный акт против политики Густава-Адольфа. Что в свою очередь повлекло бы негативную реакцию ооновских структур или просто приверженцев Маленького Принца среди читателей, общественных деятелей или даже чиновников и редакторов. Короче, хлопот не оберёшься. Даже если предположить, что видный политический обозреватель Максим Шаргунов на самом-то деле - мелкая рыбёшка для какой-либо реакции, но бережёного, как известно.
  
   Тем не менее, несмотря на повсеместное распространение и очевидное политическое торжество языка всечеловеческого общения, национальные языки и локальные языки межнационального общения (вроде великорусского, общеанглийского, общебалтийского или китайского) ещё удерживали позиции, и даже оставались государственными или конституционными языками, и вполне уживались в национальных анклавах с общеземным. И никто на них не посягал. Во всяком случае, так в год нашего повествования казалось всем нормальным жителям планеты Земля, не считая лучшие умы человечества, которые трудно назвать "нормальными". Местные власти, конечно, теперь почти повсеместно пользовались сразу двумя языками, как, например, диспетчерская служба полиции города Таллинна, а то и тремя, подобно, к примеру, коммунальным операторам в Киеве. Но, строго говоря, делать это местные власти были не обязаны, а лишь вынуждены были идти навстречу неумолимой реальности.
  
   Более того, некоторые правительства втихомолку, а кое-где и вполне открыто поощряли среди своих служащих (по крайней мере - служащих) любовь к родной речи, справедливо полагая наличие связи между мыслями человека и формой их выражения. Борьба за сохранение суверенитета, проигранная национальными и межнациональными правительствами в вопросах противоракетной обороны и оружия массового поражения; борьба за независимость, ставшая после преобразования Гражданской гвардии ЮНЕСКО в Гвардейский Корпус рискованной, а на фоне последних, показательных операций Корпуса - даже смертельно опасной для чрезмерно самостоятельных правителей; эта борьба прекратиться совсем, однако не могла. И не прекратится до тех пор, пока не исчезнет самое последнее национальное образование, пока не уйдёт в отставку самое последнее национальное правительство. И до тех пор эта борьба будет продолжаться. Во всех сферах человеческой жизни, включая сугубо, казалось бы, мирное лингвистическое пространство.
  
   Впрочем, в Объединённой Балтии программа поощрения местных, в том числе эстонского, наречий, и без того насчитывала не один десяток лет, происходя от аналогичных национальных программ государств, объединившихся затем в Содружество Балтийского моря. Так что для эстонских полицейских говорить на эстонском языке было в порядке вещей, несмотря на естественную интернационализацию Большого Таллинна. И всё же в данный конкретный момент в данной конкретной ситуации Максима это естественное раздражало. Может быть, потому, что в последнее время правительство Объединённой Балтии предприняло ряд вполне откровенных шагов по укреплению суверенитета вопреки семимильным интеграционным процессам международного сообщества. А на фоне событий этой ночи только совместные усилия международного сообщества представлялись Максиму спасительными и единственно возможными. И, соответственно, Максима раздражала демонстративное пренебрежение местной полицией задачами интеграции. Ведь угроза, которая явилась этой ночью видному политическому обозревателю и харьковской писательнице, была очевидно всепланетной, общечеловеческой и общеземной. А они тут по-эстонски разговаривают...
  
   На территории пансионата вдруг погасли все фонари. От неожиданности Максим сморгнул, но тут же понял, что просто уже рассвело. Интересно, подумал Максим, сколько же времени прошло? Следующая мысль, даже не мысль, а скорее ощущение, совсем глупое в сложившейся ситуации вспомнилось: скоро откроется конференция, второй день. Хотя, какая в сложившейся ситуации может быть конференция? Да, надо же будет предупредить организаторов о том, что Яна Бифидок не сможет выступить с докладом... А она должна была выступать с докладом? Яна на сей счёт ничего не говорила, но зачем-то же её пригласили на эту конференцию под общим названием... Как бишь его? Скажи мне да я тебе скажу...
  
   Озадаченный новой загадкой Максим вытащил последнюю сигарету, но не закурил, а уставился в рассветное небо. В сером небе над пансионатом "Нелиярве" со светской непринуждённостью снова висел образчик дешёвой компьютерной графики. Может быть, это был тот же фотомонтаж, что показался Максиму ночью, может быть, совершенно другое творение неумелых фальсификаторов, но похожее на предыдущее. Впрочем, судя по бульварной прессе, все эти дешёвые сенсации более-менее похожи.
  
   Бульварная пресса в таких случаях использует один из штампов. Либо такой: "Неопознанный объект, как положено инопланетному аппарату, был опоясан огоньками" либо такой: "Неопознанный объект, как положено инопланетному аппарату, был без единого огонька". В данном случае - будь поблизости бульварный корреспондент - уместен был второй вариант. Мечта уфолога, как и положено инопланетному аппарату, не светилась ни единым огоньком. Наверное, тоже потому, что рассвет и фары можно выключить. Фальсификация висела не так, чтобы очень низко над землей, но в достаточной степени невысоко. Словом, зависшую над пансионатом "Нелиярве" подделку, несомненно искусственного происхождения, нельзя было не заметить. Хотя во всех подробностях, конечно, не разглядеть. Тем не менее, внеземное происхождение и нечеловеческая инженерия этой летающей сковородки были Максиму совершенно очевидны.
  
   Конечно, будь на месте видного политического обозревателя знаток авиационных раритетов и коллекционер курьёзов воздухоплавания, он бы припомнил с десяток аналогов, изготовленных энтузиастами или по государственным заказам в том или ином уголке земного шара. Но Максим не был знатоком и коллекционером, и убеждение в том, что он видит чужепланетную посудину, появилось у него сразу, мгновенно, немедленно. Так часто бывает: не верит человек в дешёвые сенсации, не верит, не верит, а потом бах, и всё, знает, уверен. И уже с жаром убеждает других, и прежнее своё неверие приводит в качестве последнего аргумента, типа: "Сам не поверил бы, если бы не видел!". И уже другие смотрят на него как на выдумщика дешёвых сенсаций, фальсификатора, и через некоторое время уже про него начинают поговаривать, мол, понятно всё с ним. И многозначительно крутят пальцем у виска. Хорошо, если за спиной.
  
   Впрочем, в данный конкретно-исторический период жизни Максима Шаргунова некому было поговаривать за спиной и крутить пальцем у виска. Нельзя говорить, что кому-то что-то привиделось и почудилось, если сам тоже наблюдал это самое что-то, зависшее прямо над пансионатом. И, нетрудно догадаться, это самое что-то видно было из любой точки Нелиярве. А может быть, и из других районов Большого Таллинна - висело оно достаточно высоко, хотя и не очень низко.
  
   Только теперь Максим заметил, что погасли не только фонари, освещавшие среди ночи пансионат, а погасли также фары и мигалки полицейских автомобилей, и фонарики, с которыми полицейские бродили по территории, и перестала потрескивать эфиром в патрульной машине рация, которую, как известно, полагается всегда держать включенной. И гудение трансформаторной будки в дальнем углу территории пансионата умолкло. А гудение трансформатора, сами знаете, это такой звук, который уху современного горожанина привычен и незаметен до самого момента, когда он вдруг прекращается. И вот теперь это гудение смолкло.
   - А, понятно! - радостно воскликнет догадливый читатель. - Летающая сковородка подавила всё электромагнитное излучение!
  
   Да мне и самому это, уважаемый читатель, понятно. Но вы попробуйте представить себя на месте нашего героя и, положа руку на сердце, признайтесь честно: вы бы на его месте и в тот момент об этом подумали? Впрочем, вы, может быть, и подумали бы, вы же у меня читатель образованный, начитанный, эмоциям не поддающийся, хладнокровный, рассудительный и боеготовый. Но Максим Рудольфович Шаргунов, смею заметить, не был ни суперменом, ни мастером единоборств, ни даже бравым майором специальных войск, которые, судя по литературе, только и оказываются в нестандартных ситуациях. Которые разруливают незамедлительно, не вынимая папироски изо рта, не прекращая доказывать в уме Теорему Ферма, и продолжая оглаживать округлые части тела подвернувшейся по случаю топ-модели. Такой герой, наверное, немедленно сообразил, что к чему и принял бы уже оборонительные меры. Но Максим Шаргунов, смею напомнить, был всего лишь видным политическим обозревателем, удачно избежавшим службы в армии и даже практики на военной кафедре, и вообще не любил экстримов. Поэтому он только заметил, что погасли все фонари и смолкло гудение трансформатора, но сформулировать, почему, не сформулировал.
  
   Впрочем, и времени для перехода от переживаний, впечатлений и эмоций к формулированию мыслей, у Максима практически не было. Ведь как работает мышление видных, не видных и совсем незаметных обозревателей? Сперва понимается некий факт, осознаётся его наличие, а потом этот факт начинает обсасываться со всех сторон, сопоставляться с другими известными фактами, комбинироваться, слагаться и вычитаться. Иногда это занимает час, иногда сутки, а иногда и целую неделю, и только потом рождается аналитический текст, в котором всё увязано, разложено по полочкам и синтезировано в вывод типа "не подкопаешься". Не быстр процесс мышления у породы обозревателей. Особенно политических. Таково их ремесло. А инопланетная сковородка без ручки не оставила Максиму Шаргунову времени на размышление в привычном для Максима Шаргунова темпе. Повисев немного в высоте, она, эта сковородка начала снижаться и Максиму показалось, что она снижается прямо ему на голову. Медленно, но неумолимо и грозно, как то цунами в западном кино приближается к охваченному паникой Нью-Йорку. Максим зажмурился. Ничего другого он сделать был не в состоянии. Зато с ним можно было сделать что угодно.
  
   Однако ничего с ним не сделалось. Знакомо схлопнулся воздух и прошелестел ветер. Загудел трансформатор, невразумительно затрещала полицейская рация. Максим открыл глаза и увидел, что на сцене, как говорится, те же, без летающей сковородки чужепланетного производства. Или лучше бы сказать: чужеземного? Могут ли ОНИ называют свою родную планету иначе, чем "Земля"? Впрочем, как ни скажи, а не было уже над Нелиярве этой дешёвой сенсации. А эстонский Мегре стоял рядом и внимательно смотрел на Максима Шаргунова добрым всепонимающим взглядом. Подле Мегре стоял патрульный и равнодушно смотрел сквозь Максима Шаргунова. На заднем плане следователь и помощник или оба следователя, чёрт их разберёт, подсаживали черноволосую смуглянку в один из полицейских автомобилей, а третий из следственной группы нёс к машине большую красную сумку. Девушка, похоже, почти пришла в себя, но полицейская куртка была всё ещё накинута ей на плечи. Девушка села в машину. Один из следователей или помощник следователя, чёрт их разберёт, взял у патрульного красную сумку, осторожно поставил на заднее сиденье, отдал патрульному куртку.
  
   - Спасибо за содействие следствию, господин Шаргунов, - сказал Мегре, когда Шаргунов разжмурил глаза.
   Сейчас в речи комиссара всё-таки стал заметен местный акцент и фразы звучали примерно так: "Спасипоо, господин Шаркуноооф". Впрочем, мы не будем дразниться и просто передадим содержание по-балтийски пламенной речи комиссара полиции. Мегре поблагодарил господина Шаргунова за содействие следствию, сообщил, что Балтийское Содружество и город Таллинн не имеют к господину Шаргунову претензий и господин Шаргунов волен в своих дальнейших действиях и перемещениях. Однако, сообщил ходячий стереотип западного полицейского, он порекомендовал бы господину Шаргунову забрать свои вещи из пансионата "Нелиярве", поскольку на некоторое время в интересах следствия пансионат "Нелиярве" будет закрыт для посторонних, и в ближайшие дни господина Шаргунова сюда просто не допустят.
   - Э-э-э, - выдавил из себя Максим, - а-а-а...
   Мегре кивнул и понимающе уточнил, что стоянка такси находится в получасе пешей ходьбы от пансионата, от ворот пансионата сразу направо и идти прямо, не сворачивая, но если угодно, то ещё чуть подальше есть остановка общественного транспорта, вот ваш паспорт, господин Шаргунов, ещё раз благодарю за содействие следствию, сейчас, прошу прощения, мне должно работать, сержант относительно вас предупреждён (Мегре махнул рукой в сторону, где, видимо, должен был находиться упомянутый сержант), но настоятельно рекомендую не задерживаться, поскольку опломбирование пансионата очень сложная с точки зрения законодательства процедура и присутствие посторонних крайне нежелательно. На этих словах патрульный, продолжая смотреть сквозь Максима Шаргунова, положил руку на кобуру.
   - Ещё раз спасипоо, господин Шаркунооф - сказал Мегре, коснулся пальцем края шляпы и вновь утратил к Максиму Шаргунову всякий интерес.
   Максим вдруг ощутил жуткую усталость и желание надраться до беспамятства.
  
  

Глава между тем: Whereas

   В течение дня, наступившего после ночных событий в пансионате "Нелиярве" читатели, зрители и слушатели эстонских СМИ узнали, что:
  
   - жители Ласнамяэ в третий с начала года раз игнорировали референдум о придании району статуса историко-архитектурного памятника Содружества государств Балтийского моря. Районная управа намерена инициировать референдум в третий раз;
  
   - дорожная полиция задержала в Палдиски двух водителей автобуса, у которых были обнаружены остатки алкоголя в крови;
  
   - городское собрание Таллинна утвердило во втором чтении Программу изменения народного образования в младших классах на 2057-2059 годы;
  
   - Остзейская Морская Компания объявила о переходе паромов Кёнигсберг - Таллинн, Таллинн - Стокгольм и Кёнигсберг - Рига на летнее расписание;
  
   - католическая и лютеранская конфессии Содружества государств Балтийского моря проведут совместный Конвент о приведении норм католичества и лютеранства в соответствие с брачным законодательством Объединённой Балтии;
  
   - пьяный житель Нарвы застрелил из охотничьего ружья со-мужа и обеих со-жён и сдался полиции;
  
   - газета "Советская Эстония" оштрафована судом за публикацию фотографий принцессы Дианы без письменного согласия родственников покойной. Иск о взыскании штрафа был подан прокуратурой по делам массовой информации города Кивиыли. Ввиду отсутствия гражданского иска от потерпевшей стороны сумма штрафа поступит в городскую казну Кивиыли.
  
   Газеты и телевидение Объединённой Балтии в свою очередь сообщили зрителям, читателям и слушателям, что:
  
   - риксдаг принял решение установить на родине первого президента Содружества государств Балтийского моря Улафа Свантесона Эстерсунде бронзовый бюст первого президента Содружества государств Балтийского моря Улафа Свантесона;
  
   - в Копенгагене состоялась манифестация велосипедистов в знак протеста против закрытия шенгенских границ для граждан Объединённой Балтии. В манифестации приняли участие две тысячи велосипедистов из Дании и других балтийских государств, а также олимпийский чемпион Пьер Валье (в некоторых источниках: Пьер дю Валье);
  
   - Министерство обороны Объединённой Балтии и Министерство муниципального развития Объединённой Балтии подписали соглашение о проведении совместных учений по ликвидации чрезвычайных происшествий на коммунальных сетях в Объединённой Балтии. Дата проведения учений будет обнародована позднее;
  
   - пьяный житель Нарвы застрелил из охотничьего ружья со-мужа и обеих со-жён, сдался полиции и признался, что совершил убийство на почве ревности.
  
   - завтра состоится внеочередное заседание городской управы Ласнамяэ по вопросу проведения референдума о придании району статуса историко-архитектурного памятника Содружества государство Балтийского моря.
  
   Словом, жизнь кипела и била ключом.
  

Третья глава: After

  
   - ...Затем, на развалинах часовни...
   - Что, и часовню тоже - я?
   - А? Нет, это до вас, ещё в Х веке.
   Этот эпизод старинной кинокомедии пригрезился Максиму Шаргунову перед самым пробуждением. И пробуждение вполне соответствовало эпизоду: от беспамятства, в которое Максим Шаргунов в конце концов впал, он очнулся за решёткой полицейского участка. Дежурный полицейский сочувственно вздохнул, выпустил Максима из обезьянника и выделил банку пива. Дождавшись, когда Максим пиво вылакает, протянул для прочтения протокол. Читать Шаргунов был ещё не в состоянии, поэтому дежурный полицейский забрал протокол обратно и зачитал вслух.
  
   Согласно протоколу, в 22 часа 05 минут местного времени в тридцать второй участок поступил сигнал с главного пульта, что в пятой аллее парка Фалги на пятой скамейке от начала аллеи лежит человеческое тело, о чём сообщил гражданин... имя неважно,.. проживающий по адресу,.. это неважно,.. работающий вторым помощником смотрителя парка Фалги. В 22 часа 09 минут прибывший на место патруль обнаружил на указанном месте тело, находившееся в состоянии крайнего алкогольного опьянения. При осмотре тела было установлено отсутствие видимых следов насилия и обнаружен паспорт. Согласно паспорту тело принадлежало гражданину Российской Федерации Максиму Рудольфовичу Шаргунову, прибывшему на территорию Объединённой Балтии 12 мая по гостевой визе. После осмотра и установления личности тело было доставлено в тридцать второй участок, где оперативным дежурным было принято решение не беспокоить тело до утра. Доставлены были также и вещи, находившиеся при теле, а именно: мобильный телефон "Новеа-69" российского производства, чёрная сумка с чистой мужской рубашкой, комплектом чистого белья, бритвенным станком "Юность"; бумажник с деньгами в балтийских кронах (сумма прописью) и российских рублях (сумма прописью), фотоаппарат "Самсунг XXL-2040", диктофон "Нейва 5205", книга О.Шпенглер "Закат Европы" на общеземном языке, пачка сигарет (17 шт.) "Мальборо".
  
   Получите, всё точно? распишитесь здесь и здесь, штраф 200 балтийских крон за попытку бродяжничества, вы можете обжаловать, вот и превосходно, распишитесь здесь, спасибо, вот ваша квитанция, распишитесь здесь, Содружество государств Балтийского моря и город Таллинн не имеют к вам претензий, спасибо, что приехали в наш замечательный город, будем рады видеть вас ещё, нет-нет, чаевых не нужно, полиция города Таллинна взяток не берёт, за пиво вы тоже ничего не должны, распишитесь здесь, может показаться странным, но я очень хорошо отношусь к Великой России, хотя русские и считают, не считают? а, не все русские! о, это превосходно! распишитесь здесь, две великие балтийские державы должны дружить, распишитесь здесь, спасибо, до свидания.
  
   На свежем воздухе, насколько воздух мегаполиса, пусть и балтийского, может быть свежим, Максим немного пришёл в себя. На улице, обрамлённой низкорослыми, этажей двадцать, не выше небоскрёбами, было совершенно безлюдно. И вокруг был Таллинн. Большой Таллинн, больной перенаселением и усыпанный угрями многоэтажек и волдырями небоскрёбов, но сохранивший кое-где непомпезность и даже некоторую задушевность кирпичных домов с черепичными крышами, отравленный скоростными автострадами и движущимися пешеходными лентами, но дававший продохнуть вкраплениями булыжных мостовых и тротуаров.
  
   Тротуар, да. На пешеходной части улицы здесь не было движущейся ленты, а тротуар был булыжным. И высившиеся по обе стороны улицы дома были низкорослыми, этажей двадцать - двадцать пять, уже не кирпичные, но ещё и не стеклобетонные башни, полицейский участок был приземистым двух, нет, трёхэтажным зданием. А значит, находился Максим Шаргунов где-то на границе между старым городом и муравейными районами города, ставшими Таллинном только в последние десятилетия, а до того бывшие окрестными посёлками и городками. Как Нелиярве. Потому и безлюдно было вокруг, что в этой части города в такую рань людям ещё делать нечего. В отличие от муравейников, подобных Нелиярве, где в такую рань людям делать уже нечего. И кстати, находился Максим Шаргунов довольно далеко от Нелиярве.
  
   Постояв с толстой сумкой на ремне среди припаркованных возле участка машин (интересно, а парковка у них тут платная? Стоянка-то ведь охраняемая), Максим вернулся назад и получил у того же доброжелательного дежурного совет, что справку о ходе следствия лучше всего сначала попробовать получить в Департаменте полиции Эстонии. Если, конечно, дело не ведёт объединённая полиция Балтийского Содружества. А, уважаемый русский гость не знает, какая полиция ведёт его дело? тогда всё-таки лучше обратиться в Департамент полиции, нет, к сожалению, он тоже ничего не слышал о вчерашнем происшествии в Нелиярве, о да, Таллинн в последние годы сильно разросся, а в Департамент полиции Эстонии поступает вся информация о всех делах на нашей территории, это на улице Пагари, а Нелиярве это, кажется, северо-запад? нет, к сожалению, может быть, я слишком бегло просмотрел вчерашнюю сводку, нет, не слышал, улица Пагари, дом один, прошу прощения, звонят, опять кому-то нужна помощь, прошу прощения, такая наша служба.
   - И опасна, и трудна, - сказал Максим.
   - Что? - не понял полицейский, поднимая трубку телефона.
   - Ваша служба, говорю, и опасна, и трудна. - сказал Максим. - И на первый взгляд как будто не видна.
   - А-а, вы поэт! - догадался полицейский. - Очень хорошие стихи, пишите ещё.
   - Легко! - согласился Максим. - Если кто-то кое-где у нас порой...
   - Тридцать второй участок, дежурный - сказал полицейский в трубку. И повторил то же (нетрудно догадаться) на эстонском.
  
   Выйдя снова на пустынную утреннюю улицу, Максим обнаружил отсутствие часов. Всё-таки увели. Может быть, пока пьяное тело возлежало на лавочке в аллее Фалги-парке, а может быть уже и в участке. Часы были раритетные - механические, таких сейчас и не выпускают, пожалуй, нигде, кроме Швейцарии и России. Швейцарцы - по гордыне своей лучших часовщиков, а русские - по причине коррупции. Модернизацией часового завода "Слава" руководила группа менеджеров, ничего не смысливших в часовом производстве, но умевших выстраивать элегантные финансовые схемы. В результате на средства фонда модернизации было закуплено оборудование не новейшее электронное, а устаревшее лет на пятьдесят, если не на все сто. Разумеется, за бесценок, разумеется, с большими откатами. В результате группа менеджеров сначала очень крупно обогатилась, а потом была громко разоблачена и осуждена на крупные сроки. А оборудование осталось, потому что выбрасывать было жалко, а других фондов на модернизацию у завода не было, завод обанкротился и отошёл казне, а политика социального государства не позволяла оставить без работы две тысячи душ и новое, хоть и устаревшее, оборудование, установили и производство механических часов запустили. Сперва - под государственные дотации, которые Министерство финансов заранее списало как социальную помощь, а потом вдруг выяснилось, что механические часы пользуются спросом и ценятся довольно дорого. Короче, не было бы счастья, да несчастье помогло. Некоторые дотошные публицисты из числа наёмников капитала заикнулись было, что и группу смышлёных менеджеров осудили, может быть, зря, что в этом и состоял их гениальный план оздоровления производства, но пересматривать результаты громкого процесса, разумеется, никто не стал. А производство механических часов стало ещё одним из предметов национальной гордости великороссов. И всякий уважающий свою страну русский, отправляясь за границу, носил часы на руке. А ещё имел парочку в запасе. На случай, если надо будет дарить сувенир или делать презент.
  
   Максим дарить сувениров в этой поездке не собирался, и сама поездка обещала быть недолгой, поэтому запасных часов с собой не имел. И тех часов, которые пропали у него с руки, стало ему вдруг безумно жаль. Однако, размыслив здраво, он решил не искушать судьбу и опять проверять доброжелательность местной полиции. Мысленно пожелав неизвестному воришке раритетом подавиться, видный политический обозреватель совершил действие, считающееся в русском истеблишменте чем-то, сродни пусканию ветров во время первого бала Наташи Ростовой - определил время по мобильному телефону. В Москве было 4 часа 32 минуты, и Максим пошёл искать такси. В конце концов, всякий порядочный таксист должен знать, где находится улица Пагари, или, по крайней мере, Департамент полиции Эстонии.
  
   Утро, однако, было по-воскресному ранним. И местные таксисты, судя по всему, были чертовски набожны и вполне удовлетворены доходами, получаемыми в будние дни. Во всяком случае, именно сегодня. Впрочем, дело могло быть и в том, что порядочные таксисты инстинктивно стараются держаться подальше от полицейского участка, подобно тому как антилопы избегают пастись вблизи логова льва. Поэтому Шаргунов потратил на поиски такси почти полчаса. Но всё-таки нашёл. Пройдя два квартала, свернув направо, пройдя квартал и ещё раз сверну направо, и пройдя ещё два квартала, Шаргунов, уже злой и беспощадный к врагам рейха, вернулся к полицейскому участку с твёрдым намерением попросить дежурного полицейского вызвать ему такси по телефону (должен же полицейский знать номер вызова такси!) Нет, Шаргунов был намерен потребовать, чтобы дежурный вызвал ему такси. Шаргунов был полон решимости и негодования. И был готов негодование немедленно высказать. И на противоположной стороне улицы увидел мирно стоящее такси, которого, видимо, не заметил с самого начала.
  
   На дверце развалюхи, которая когда-то была мерседесом, красовались аккуратные шашечки международного образца, а на лобовом стекле горел зелёный огонёк, согласно конвенции Всемирной Транспортной Организации от какого-то там года, обозначающий "Эх, прокачу!". За рулём развалюхи дремал, откинувшись на кресле и широко раскрыв рот, мужичок, бородатый как московский извозчик конца позапрошлого века и щуплый как политкаторжанин того же исторического периода. На коленях у мужичка, свернувшись калачиком, дремал толстый, пушистый рыжий котяра. Увидев эту идиллию, Максим даже потянул носом, ожидая почуять запах бани и солёных огурцов, и чуть не прослезился. Как будто не холёный, прилизанный, европейский Таллинн вокруг, а окраина Шадринска Воропаевской волости Незнаменского уезда.
   - А? - открыл глаза бородатый мужичок на осторожное постукивание пальцем в ветровое стекло. - Чего надо?
   Сказано было по-русски. Максим счёл это добрым знаком.
  
   Конечно, таксист знал, где находится улица Пагари, и нимало не засомневался, узнав, что соотечественнику нужен на Пагари не что-нибудь, а Департамент полиции Эстонии. Стукачи, знаете ли, на такси в Департамент полиции не ездят. Распахнув дверцу перед Максимом, таксист безжалостно швырнул кота на дорогу и включил зажигание.
   - Василий сам дойдёт, дорогу знает, не впервой, - пояснил таксист, хотя Максим не спрашивал. - Пристегни ремень.
   Машина рванула с места, будто не машиной была, а антилопой-гну.
   - Я её так и зову: "Антилопа-Гну", - пояснил таксист, хотя Максим ни о чём не спрашивал. - "Золотого телёнка" читал? Двадцать лет старушке, а на трассе любого зверя сделает.
   Судя по набранной с места скорости по не самым прямым таллиннским улочкам, он не врал. Прежде чем машина добралась до первого поворота, Максиму показалось, что они идут на взлёт.
   - На полёты, извини, лицензия закончилась, - пояснил таксист. - Но сейчас пробок нет, домчим в лучшем виде.
  
   Мужичка-таксиста звали Юра, таксовал он в Таллинне уже двадцать лет - как получил диплом биолога в Нарвском Российско-Балтийском университете, так и сел за баранку. Потому что биология - это в удовольствие, а такси - верный хлеб. Объединённую Балтию и балтийские порядки Юра ругал нещадно, но уезжать никуда не собирался, поскольку был ярым шовинистом и ждал, что рано или поздно, вскоре Эстония вернётся в состав российского государства.
   - Видишь ли, России без Балтики нельзя, - рассуждал Юра, поворачивая в синхрон рассуждениям, баранку. - Иван Грозный, Пётр Первый, Иосип Сталин, все они были далеко не дураки. Кронштадт и Питер - это, конечно, хорошо, но недостаточно и поглощение Южной Балтии - вопрос времени. Этот берег - русский по органическому праву. Здесь действует тот же закон, что и на юге. А на юге у нас что? А на юге Россия вернула, ведь, себе выход к Чёрному морю! Так и здесь будет. А то, что временно Россия выпустила Южную Балтию из-под контроля, так бывали времена и похуже. Бывало, и поляки в Кремле сидели, и Наполеон гостевал, а дело закончилось казацкими лошадьми на берегах Сены. Так и сейчас покрутится, повертится, да вернётся на круги, с органическим правом, видишь ли, трудно спорить. А тогда я, ух, развернусь. А ты говоришь, уезжать. Тут такая перспектива!
  
   На самом деле видный политический обозреватель не собирался призывать к возвращению русских таксистов к возвращению на историческую родину, и вообще геополитические взгляды биолога-таксиста ему были крайне симпатичны. Правда, несколько резало слух это, принятое в балтийской географической науке, "Южная Балтия" вместо принятого в России "Прибалтика". Несколько непонятно было, каким образом развернётся в Эстонии таксист с дипломом биолога, когда русское владычество восстановится в Эстляндии, как было принято именовать эти земли в Русском клубе, в который Шаргунов хаживал попеременно с клубом "Рейкьявик", благо, заседали антагонисты в одном и том же особняке на Литовском проспекте. Наконец, термин "органическое право" был видному политическому обозревателю вовсе незнаком. Но Максим не переспрашивал, не уточнял, не возражал и вообще молчал всю дорогу.
  
   Не было у Максима Шаргунова настроения для трёпа на геополитические темы, казалось ему, что если он вдруг заговорит об этом, таком привычном, обыденном, едва ли не домашнем, то это будет подло по отношению к Яне. Впрочем, Юру это нисколько не стесняло, да и может ли стеснить таксиста с двадцатилетним стажем молчание случайного пассажира? К тому же соотечественника, к тому же с явным похмельным выхлопом. Устал человек, а ему ещё в полицию надо, чего тут смущательного? И как не подождать соотечественника возле украшенной флагом Объединённой Балтии четырёхэтажной каменной коробки, если человек просит подождать? А Максим как раз попросил подождать, мало ли, вдруг недолго и потом сразу ехать надо будет.
   - Да за ваше здоровье! - легко согласился таксующий шовинист. И попросил расплатиться. Мало ли. Бывает, люди в этот Департамент заходят, а выходят только лет через двадцать, и не отсюда, а по трапу парома с Гебридских островов. А так-то подождать, конечно, без проблем. - Мне какая, хрен, разница, где кемарить?
  
   Покемарить Юре не удалось. Максим Шаргунов пробыл в Департаменте даже не недолго, а очень недолго, и на лице его отражалось что-то среднее между чрезвычайной озадаченностью и крайней озабоченностью. А когда вышел и, погруженный в мысли, приблизился к такси, обнаружил, что двое местных полицейских, точнее сказать - полицейский и полицейская (натурально, в форменной юбке), по-балтийски неторопливо и придирчиво осматривали Юрину развалюху. Чуть сбледнувший с лица и, как принято у шофёров всех времён и народов при контакте с правоохранителями, оробелый Юра, сжимая в руке документы, стоял рядом, дёргаясь вслед каждому шагу полицейских.
  
   - Что тут? - спросил Шаргунов.
   Юра неопределённо пожал плечами, ответил вполголоса:
   - Да вот, архангелы Документы, то да сё. Эх, думал же, подальше отъехать! Нет, поленился. Департамент же полиции, надо понимать! Машина стоит - зачем стоит, кого привёз? Эх!
   Юра хотел сплюнуть, но не успел, а судорожно сглотнул - полицейский реагировал на русскую речь моментально. Подобрался, охотничьим взглядом окинул Шаргунова, протянул руку ладонью вверх, сказал:
   - Позвольте ваши документы, уважаемый господин. А вы, уважаемый господин, - добавил он, обращаясь к таксисту, - откройте багажник.
   Юра рысью побежал открывать багажник, возле которого уже стояла полицейская. Удивительно, на такие короткие расстояния, на которых и стартовать не успеешь, как уже финишировал, а шофёры в присутствии полиции умудряются это изобразить рысью, да такой подобострастной. Шаргунов подал полицейскому паспорт.
   - Достаньте сумку, уважаемый господин, - сказала полицейская. Юра вытащил из багажника красную сумку, показавшуюся Шаргунову знакомой. На второй взгляд Максим понял, что если это не сумка черноволосой дивы из Нелиярве, то её двойник или сестра-близняшка.
   - Шаргунов Максим Рудольфович, - громко, с декламацией прочитал полицейский первую страницу паспорта. - Гражданин Российской Федерации.
   - Ваша сумка, уважаемый господин? - спросила полицейская Юру.
   - Да нет, - ответил таксист, пожимая плечами. - Кто-то из пассажиров забыл, наверное, а я не заметил.
   - Как интересно,- сказал полицейский, дочитав паспорт до последней страницы, на которой стоял регистрационный штамп Кронштадта. - Вы - подданный Его Императорского Величества, уважаемый господин?
   - Это ваша сумка, уважаемый господин? - спросила полицейская Максима.
   - Нет, - ответил Шаргунов сразу на оба вопроса. Балты очевидно этого не поняли, потому что продолжали держать паузу. Юра громко сопел, перекладывая сумку из руки в руку.
   - Нет, это не моя сумка, - набрав воздуху, ответил Шаргунов полицейской (всё-таки дама). - Нет, я не подданный Его Величества. - Это уже полицейскому.
   Шаргунов хотел было объяснить этому политически подкованному балту, что, хотя Кронштадт формально находится под прямым президентским правлением, жители города-крепости не считаются данниками Его Величества, и вообще регистрационный штамп в паспорте в России - пустая формальность, соблюдаемая властями во исполнение Конвенции 17-го года об учёте населения с целью предотвращения голода (в газетном обиходе - Хлебная Конвенция). Однако полицейский кивнул, будто бы поняв, о чём речь, и принялся паспорт видного политического обозревателя перечитывать.
   - Откройте сумку, уважаемый господин, - сказала полицейская Юре.
   Таксист, услужливо глядя на стражу порядка, захлопнул багажник, водрузил на него красную сумку, расстегнул молнию, и, всё так же не сводя со стражи взгляда влюблённого официанта, отошёл в сторону, давая возможность полицейской посмотреть на содержимое сумки.
   - Оу! - едва взглянув, воскликнула полицейская и с неподдельной страстью затараторила по-эстонски, обращаясь, понятное дело, к коллеге.
   Полицейский удивлённо вскинул брови, сунул паспорт Максиму и подошёл посмотреть, что такое в сумке могло встревожить напарницу. Посмотрев, согласился:
   - Оу.
   Стражи порядка заговорили друг с другом, горячо перебивая и не обращая на русских внимания. Улучив момент, Юра приподнялся на цыпочки и, хотя был ростом ниже обоих полицейских, умудрился из-за плеч заглянуть в сумку тоже. А, заглянув, чуть ли не шарахнулся наутёк. Да и шарахнулся бы, если бы не присутствие стражей порядка. Между прочим, вооружённых пистолетами. Не шарахнувшись, но всё же отскочив на пару шагов назад, Юра оборотил искажённое перепугом лицо к Максиму и коротко чиркнул себя по шее ребром ладони.
   - ПИ - Е, - показал Юра одними губами, скорчив гримасу отчаяния.
   - Уважаемый господин, подойдите сюда, - вспомнил в этот момент балт про Максима и сделал дружелюбный приглашающий жест. - Это ваша сумка?
   - Вы уже спрашивали, - напомнил Шаргунов, приближаясь. - Нет, это не моя сумка. И я не знаю, откуда она...
   На последнем слове у Максима перехватило дыхание, потому что он увидел лежащее в сумке женское туловище. Укороченное на голову. Вдоль туловища аккуратно были уложены руки. В некоторых местах части тела (именно так) были покрыты кровавыми (а какими ещё?) пятнами.
   - Уважаемый господин, - обратилась полицейская к Юре. - Вы подтверждаете, что это сумка не уважаемого господина?
   - Да, нет, не знаю, нет, наверное, я вообще спал, - омертвелым голосом сказал таксующий шовинист.
   - Уважаемый господин, - не унималась полицейская, - вы настаиваете на заявлении, что это и не ваша сумка, и вы не помните, откуда она взялась?
   - Да! - выкрикнул Юра, напугав первых прохожих, уже появившихся на улице Пагари возле Департамента полиции.
   - Уважаемый господин, - обратился полицейский к Максиму. - Вы подтверждаете заявление этого господина?
   - Я, право, не знаю, - Максим виновато посмотрел на таксиста. - Наверное, да.
   Посмотрев ещё раз в широко раскрытые от ужаса перед неумолимым законом, молящие Юрины глаза, Шаргунов справился с лёгкой тошнотой и, стараясь не смотреть на сумку, твёрдо сказал:
   - Да, наверное, так.
   А потом совсем твёрдо и быстро:
   - При мне этот уважаемый господин не ставил эту сумку в багажник, и не доставал из багажника, пока уважаемая... уважаемый... пока госпожа офицер не приказала ему достать сумку.
   - Спасибо, - сказал полицейский и, снова перейдя на эстонский (или общебалтийский? Какой русский это разберёт?), заговорил с напарницей.
   - Э-э-э, - начал Максим, торопясь пояснить. - Я хотел бы сказать, что эту сумку или точно такую же я видел...
   Эстонец недоумённо посмотрел на ведущего политического обозревателя, махнул рукой, мол, молчи. Выслушал ответ напарницы. Сказал. Выслушал ответ. Сказал. Выслушал ответ. Кивнул. Застегнул молнию на красной сумке, снял сумку с багажника машины. Повернулся к русским. Сказал, легко держа сумку в левой руке:
   - Содружество государств Балтийского моря и город Таллинн не имеют к вам претензий в данный момент. Вы можете ехать.
   - Э-э-э,..- начал было Максим, - а-а-а...
   Юра схватил Максиму чуть ли не в охапку и, откуда только силы взялись, едва ли не забросил пассажира в машину, не переставая всем видом выражать глубокую благодарность всей эстонской полиции.
   "Антилопа-Гну" второй половины XXI века рванула с места, подальше от улицы Пагари.
  
   - Не, ну ты видел, а?! - воскликнул Юра, когда они проехали-промчались-пролетели уже несколько кварталов и пришлось сбросить скорость из-за оживляющегося движения, а таксист, видимо, счёл удаление от полиции достаточно безопасным. - Ты видел? Чуть не захомутали уррроды!
   Максим закурил, протянул пачку шофёру. Тот мотнул головой и продолжал:
   - Ну, эстона мать, ну дерьмо! Ну, думал же отъехать подальше, за углом встать! Департамент же полиции, понимать надо! Дерьмовое место, двадцать архангелов на квадратный сантиметр. Нет, подумал, ты выйдешь, машины не увидишь, решишь, что уехал! Вот так всегда! Думайте о ближнем своём и будете наказаны, - завершил Юра монолог и успокоился.
   - Ну? - спросил он, остановив машину перед очередным светофором. - Куда тебя теперь?
   - А давай-ка,..- Максим сделал глубокую затяжку, выдохнул. Закашлялся, выбросил сигарету за окно. На подобное пренебрежение стерильностью таллиннских улиц и грозящим за это нарушение штрафом Юра неодобрительно качнул головой, Максим криво усмехнулся в ответ и Юра промолчал, решив, что пережитое на улице Пагари потрясение смягчает вину пассажира. Да и полиции поблизости не было видно. Максим вытащил следующую сигарету, задумчиво постукал по ней пальцами, будто уминая табак (где-то он вычитал или услышал, что так уминают махорку в самокрутках солдаты нецивилизованных стран, и это казалось ему мужественным жестом), и сказал:
   - Давай-ка отвези меня в наше посольство.
  
   Вся история, с самого начала неприятная (если не считать некоторого, теперь уже почти забытого удовольствия от общения с Яной Бифидок), теперь не нравилась Максиму категорически. Вместо похмелья, ещё ощущавшегося перед визитом в Департамент полиции, Шаргунов мучался теперь тоскливым непониманием происходящего и крепло в видном политическом обозревателе желание разобраться. Он не был фанатиком новостей и въедливым журналистским расследователем. Даже к журналистам Шаргунов себя не причислял, полагая статус обозревателя намного более высоким. Хотя втайне всем этим вечно бегающим, носящимся, разнюхивающим и высматривающим парням и девицам Шаргунов завидовал. Они не были маститыми и упитанными, и вряд ли когда-либо могли стать такими, пресловутая "профессия репортёр" может быть ступенькой карьеры, но если на этой ступеньке засиделся, считай, что навсегда. Однако они были молоды, независимо от метрик. Они были мужественны, независимо от половой принадлежности. Они были пронырливы и вездесущи, независимо от места работы, будь то городской листок или интернациональное информагентство. И они, совершенно разные и разъединённые корпорациями, религиями и государственными границами, как будто принадлежали к одной касте, были друг для друга своими. Вольными каменщиками, фронтовиками, братьями-мусульманами, выпускниками Царскосельского лицея. Будто объединяла их некая тайная всемирная организация, остававшаяся тайной именно благодаря своей открытости и легкодоступности.
  
   Они были такими, каким никогда не был сам Максим Шаргунов. Он никогда и не хотел быть таким, но отчего-то репортёрами завидовал. И сейчас, похоже, эта зависть к репортёрскому сословию решила взять реванш за все годы, заставляя, понуждая, понукая Максима Шаргунова разобраться в происходящем. И очень вдруг остро Максим ощутил сейчас сожаление, что не принадлежит он к касте репортёров и не может рассчитывать на немедленную помощь от местных представителей этого сословия, и некуда ему податься, кроме как в российское посольство. Правда, и посольством-то оно называлось лишь в просторечии да по старой памяти. Уже давно, почти сразу после образования Объединённой Балтии все полноценные посольства располагались только в Стокгольме, а ранг дипломатических миссий в столицах бывших независимых государств, ставших де-факто провинциями Содружества, был понижен, и имелось теперь в Таллинне не посольство, а консульство. Но на безрыбье и консул - посол, а обращаться видному политическому обозревателю было более некуда.
  
   И да, конечно, Яна. Она исчезла при, прямо скажем, очень загадочных обстоятельствах и, будучи всё-таки мужчиной, воспитанный в достаточно правильных традициях, Максим считал необходимым, чувствовал обязанность в этом разобраться. В исчезновении Яны Бифидок. Между прочим, гражданки Российской Федерации. Соотечественница, хоть и из Харькова, но, как говорится, от Москвы до самых до окраин и за столом никто у нас не лишний. Она исчезла и в такой ситуации проконсультироваться с консульством, да, чёрт побери, просто поставить дипломатов великой страны в известность о загадочном исчезновении гражданки этой державы - это было не просто логично, а было гражданским долгом. Словом, Максим пришёл к выводу, что должен поступить как человек и гражданин, и повторил:
   - Давай в наше посольство. То есть, в консульство - поправился Шаргунов, заметив, что Юра не сразу понял, о каком посольстве идёт речь.
   - Уверен? - спросил Юра с неожиданным сомнением, будто знал или подозревал нечто, из-за чего Шаргунову не следовало бы связываться с консульством родного государства.
   - Да, - ответил Максим. - И давай побыстрее.
   Сзади раздался нетерпеливый гудок. Светофор уже сигналил зелёным. Гудок сзади повторился.
   - Точно консульство? - спросил Юра.
   - "Да" - я сказал! - Максим начал раздражаться.
   Сзади опять погудели, а зелёный моргнул и сменился жёлтым.
   - Ну, как знаешь, - сказал Юра и вдавил педаль газа.
   Лязг и скрежет автомобильной аварии провожал развалюху, бывшую когда-то мерседесом, только до поворота.
  

Четвёртая глава: After that

  
   - Э, как, говорите вы, фамилия этой гражданки? - молодой, холёный дипломат поправил очки и перевёл взгляд от окна на Максима Шаргунова. Во взгляде явственно читались скука и недовольство.
   - Би-фи-док. Яна Бифидок, - терпеливо повторил Максим Шаргунов.
   - Ага. Яна Бифидок. Да-да, вы уже говорили, - дипломат выбил короткую дробь пальцами по крышке стола и перевёл взгляд за окно. За окном ничего не было видно, кроме серого балтийского неба, но собеседник Максима смотрел туда с серьёзной внимательностью отличника, изучающего условия задачи на школьной доске.
   - Российская гражданка, - сказал дипломат, вновь взглянув на Максима.
   - Да. Из Харькова, - подтвердил Максим.
   - Ага. Харьков. Малороссия, - дипломат опять уставился в окно.
   В российском консульстве Максим находился уже второй час. Нет, конечно, не всё это время он вынужден был провести в обществе скучающего недовольного дипломата. Сначала пришлось довольно долго и достаточно неприятно уговаривать киборга охраны впустить его, гражданина Российской Федерации на территорию Российской Федерации, какой согласно всем конвенциям и правилам являлось здание дипломатической миссии Российской Федерации в Эстонии.
  
   В прежние времена - в отличие от большинства соотечественников Максим по роду занятий имел возможность сравнить - это было намного проще. Охрана дипломатических учреждений состояла из людей, а человека можно разжалобить, человеку можно объяснять приоритет форс-мажорных обстоятельств перед инструкцией, в конце концов человека можно запугать или хотя бы ввести в сомнение упоминанием своего высокого социального статуса, наличием больших связей и возможностью организовать служебные неприятности. Однако международное право не возражало, а уровень технического развития и финансовые возможности позволяли. А интересы обеспечения безопасности настоятельно требовали и Тегеранский инцидент подтвердил эту настоятельность со всей кровавой убедительностью. Максим Шаргунов знал это доподлинно, поскольку сам же и разъяснял всю настоятельность и убедительность, продемонстрированные "Римейком дела Грибоедова" (так называлась его прошлогодняя статья. Не в пример удачнее, нежели "Тегеран-54" Васьки Галина и "Врагу не сдаётся наш гордый посол" Юлии Латыкиной, давних, но неубедительных соперников Шаргунова в жанре политической аналитики). Поэтому с 1 января пятьдесят шестого охрана дипломатических представительств России комплектовалась киборгами. Благо, как уже было сказано, использование кибернетических организмов (в других вариантах: кибернетически модифицированных организмов, киборганических устройств и т.д.) в качестве обслуживающего персонала международным правом не возбранялось, а на практике за последние годы очень распространилось. Британия, кстати, поручила охрану своих дипломатов киборгам на полгода раньше.
  
   Вытекающие из этого проблемы и риски пока не были очевидны, хотя некоторые, слаборазвитые, государства и высказывали опасения. Средний боевой потенциал посольства великой державы, обслуживаемого даже безоружными киборгами, равнялся совокупной мощи Вооружённых Сил иной слаборазвитой страны; а введение в персонал посольства хотя бы четырёх-пяти охранных, т.е. - оснащённых средствами причинения вреда человеку и технике - киборгов превращал посольство скорее в оккупационную армию. Поэтому некоторые, слаборазвитые, государства высказывали опасения и предлагали международно ограничить, как раньше ограничивались ядерные технологии и противопехотные мины. Однако в условиях стремительного укрепления авторитета ООН эти опасения казались безосновательными. К тому же, эти два события - избрание Густава Глюксбурга Генеральным секретарём ООН и строительство в Оклахоме первого завода по производству киборгов, т.е. начало стремительного укрепления и запуск промышленного использования - произошли один за другим, почти совпали по хронологии и теперь цивилизованный мир великих держав и индустриально развитых стран переживал тот самый романтический период, какой бывает во всякой революции - период надежд и очарований, предвкушений и перспектив. И снижение на несколько градусов в результате киборганической революции теплоты и доверительности отношений между человеком и прислугой, обслугой, охраной казались очень небольшой платой за эти надежды, очарования, предвкушения и перспективы.
  
   Да и было ли оно, это снижение, так ли уж по-человечески относилась прислуга, обслуга, охрана к простым людям и прежде? Может быть, Максиму так только казалось, только сейчас. Прежде ему не было нужды посещать посольства родной державы в неурочное время, поэтому возможность-то сравнить он имел, а в действительности никогда не сравнивал. И может быть, это было просто предубеждение, ксенофобский инстинкт искать причину "неправильного" к себе отношения не в чём-либо, а именно в ксеничности, чужеродности источника этого "неправильного" отношения? Как золушка, пасынок, падчерица заявляет на рассудительное замечание отчима или мачехи: "Не учи меня! Ты мне не отец! Ты мне не мать! Мои родные родители так бы никогда не сказали!".
  
   Может быть и так, но в какой-то момент Максим даже пожалел, что знаменитый погром Лаборатории Де-Вилье не завершился полный успехом - киборг был неумолим и непоколебим. И на заявление о срочной, экстренной, неотложной необходимости сообщить российскому консулу об исчезновении российской гражданки киборг холодно информировал Максима о приёмных часах консульства с понедельника по пятницу, суббота и воскресенье - выходные дни, сегодня приёма нет. Предъявленный российский паспорт терминатора не впечатлял, денег этой груде мышц и проводов сулить было бесполезно, попытка же оказать на бездушный параграф физическое воздействие, чего Максиму чертовски захотелось во время пятого или шестого прослушивания расписания работы консульства, представлялась бесперспективной. И даже рискованной - отечественные производители киборгов явно брали за образец шедевр голливудской киноиндустрии ХХ века. Что, к слову сказать, вполне соответствовало задачам дипломатического представительства, персонаж, являющийся одновременно и машиной, и государственным деятелем, как нельзя лучше отвечает западным стереотипам и корректирует поведение иностранных гостей посольства в нужное русло. Типа, относись с должным уважением, но не суди строго, машина она и есть, машина. Может и по лбу.
  
   Максим не был, понятно, человеком западной цивилизации, однако терминатор в дверях консульства являлся преградой непреодолимой. И неизвестно, как было бы дальше, и не было бы счастья, но на шестом или восьмом зачтении расписания работы консульства киборг сделал паузу и отвлёкся на чёрный автомобиль, с рёвом и патриотической (разумеется, балтийски патриотической) музыкой ворвавшийся на улицу Хобузенеа и резко затормозивший перед консульством. Автомобиль, как оказалось, был битком набит бритоголовыми молодцами в камуфляже и крепкого сложения, с металлическими штырями и резиновыми дубинками в руках. Молодцы высыпали из автомобиля и, без предисловий, деловито бросились крушить Юрину развалюху, предварительно хлестнув таксиста-биолога по физиономии и вышвырнув его на мостовую. На негодующий окрик Максима молодцы обернулись, переглянулись и столь же деловито двинулись к видному политическому обозревателю, нимало не смущаясь сенью российского триколора над входом. Впрочем, издевательские граффити и следы яичных, помидорных и чёрт те каких ещё обстрелов, которыми был украшен фасад консульского особняка, свидетельствовали, что отсутствие смущения здесь случалось нередко.
  
   Российское консульство очень некстати обходилось без внешней ограды. Сперва - после начала Второй Независимости - тогдашнее эстонское правительство весьма непочтительно относилось к бывшей метрополии, поэтому особняк под российское посольство был отведён, хотя и вполне комфортабельный, но всем фасадом прямо на улицу Хобузенеа. Это всякие США и Франции сразу получили в пользование по нескольку гектар и понастроили чуть ли не плантаторские дворцы. А то, что между посольством России и таллиннской улицей не было никакой нейтральной полосы, зато имелась довольно просторная транспортная развилка, эстонскими властями и вовсе за достоинство считалось. Очень удобно для проведения массовых протестов против политики русского империализма. А потом, когда образовалась Объединённая Балтия и статус миссии России был понижен до консульского, уже и сама славянская держава сочла прежний особняк вполне достойным обиталищем своих дипломатов в утратившем былое политическое значение городе. Консульство, оно и есть консульство. А то, что место по-прежнему подходило для протестных выходок, так что ж с того? Дипломатическое спокойствие гарантировано лишь миссиям государств незначительных и никому не интересных.
  
   Правда, эти соображения сейчас занимали Максима меньше всего. Только что перед ним была лишь одна проблема - киборг на входе. Но, видимо, не зря русские дипломаты в Балтии так любят сравнивать свою жизнь с фронтом - обстановка изменилась в считанные минуты. Впрочем, терминатор изменения обстановки оценил по-своему.
  
   Будучи, судя по дальнейшему, запрограммирован на обеспечение физической безопасности не только самоё консульства, но и российских граждан вообще (кстати, поэтому все агреманы мира в 56-м году налагали запрет киборгам покидать дипломатическую территорию), киборг наконец-то учёл наличие у Максима Шаргунова российского паспорта. Введя в расчёты новый фактор и сопоставив приоритеты, терминатор распахнул перед Шаргуновым дверь и пропустил Максима внутрь здания, сам выступив на шаг вперёд, ни кончиком носа, ни носком ботинка не переступая границу туземного государства, но прикрыв гражданина Российской Федерации собой. Следом за Шаргуновым в открывшийся за спиной киборга проём успел шмыгнуть и Юра. Терминатор легко отбил рукой брошенный в него стальной стержень, сделал шаг назад и захлопнул дверь консульства. В дверь что-то стукнулось, потом мерно загудела гауссовская защита, заглушая все звуки снаружи. Выполнивший долг терминатор повернулся к спасённым соотечественникам, равнодушно сообщил, что они находятся на суверенной территории Российской Федерации, и предложил стоять на месте и дождаться работника консульства, которому уже сообщено об их незапланированном визите.
  
   А потом появился и молодой холёный референт консула, которого, как самого молодого в выходной день оставили дежурить, но который считал это дежурство пустой формальностью, поскольку после майских праздников консульство заслужило отдых, и все, слышите: все! дела могут подождать до понедельника. Молодой дипломат имел право так полагать, потому что уже много десятилетий именно майские праздники для российской миссии в Эстонии означали пору самой тяжёлой работы - между балтами и русскими обострялись мелкодержавные и великоплеменные страсти, а миссия оказывалась на самом страстном острие. Последние ежегодные пикеты, протесты и прочие манифестации закончились только вчера, консульство облегчённо вздохнуло и разъехалось кто куда, и оставленный, как самый молодой и зелёный, дежурить референт намеревался сегодня лишь виски пьянствовать и снижать свой интеллектуальный уровень потреблением огромных объёмов порнографии. Появление соотечественника с идиотским рассказом о похищенной инопланетянами соотечественницы в планы будущего Громыко не входило. А второй типчик и вовсе оказался не российским гражданином, а случайным спутником, местным извозчиком, проникшим в консульство, спасаясь от местных же хулиганов, то есть, дело явно относилось к компетенции туземной полиции. Референт с удовольствием приказал бы охраннику вышвырнуть таксиста обратно, но это противоречило инструкции, и киборг мог не выполнить подобный приказ, или потом доложить о нарушающем инструкцию приказе, словом, редьки не слаще.
  
   Но более всего начинающему Витте хотелось не опозориться, а как-то самостоятельно разрешить образовавшуюся ситуацию, не прибегая к помощи старших товарищей. В начале дипломатической карьеры проявить умение справляться с коллизиями куда как важнее географической точки, в которой будет проявлено это умение. Это потом будут Харбин, Берлин, Пекин и мировая закулиса, а стартовать в эту закулису вполне можно и из спокойного балтийского захолустья. Если, конечно, коллизию разрешить к вящей славе русской дипломатии. Хотя бы эту, мелкую и идиотскую. Поэтому молодой дипломат слушал Шаргунова, переспрашивал и думал.
  
   Таксиста Юру охранник отвёл в комнату для гостей и разрешил пить кофе из автомата, закусывать оказавшимися на столе бубликами (всё-таки русское консульство) и смотреть телевизор. Возможно, киборгов такими изготавливают, а, может быть, русский МИД специально заказал обслуживающий персонал с расширенным набором гримас интерфейса, в любом случае по выражению лица киборга было понятно, что помимо трёх разрешённых действий Юре ничего лучше не совершать. Впрочем, как успел заметить, прежде чем последовать за референтом вглубь консульства, Шаргунов, Юру такой расклад вполне устраивал. Было похоже, что великодержавный таксист ничуть не расстроился по поводу явно мучительной кончины "Антилопы-Гну XXI века", а напротив, был безмерно счастлив, что сумел и от машины избавиться, и от хулиганов ускользнуть.
  
   - Скажите, э-э-э...
   - Максим.
   - Скажите, Максим, а с чего вдруг эти негодяи набросились на вас? - спросил дипломат, явно наскучив темой исчезнувшей соотечественницы.
   Максим пожал плечами.
   - Честное слово, не знаю. Вообще-то они не на меня сперва набросились, а на такси. А при чём тут?..
   - Э-э-э, не скажите, Максим...э-э-э...
   - Рудольфович.
   - Да, конечно, вы говорили, простите. Так вот, Максим Рудольфович, в дипломатических отношениях всякий нюанс может иметь значение, - будущий Молотов оживился. - Вполне может быть, что вы столкнулись не с... - референт покрутил в воздухе рукой, - ...а с целенаправленной провокацией против Российской Федерации. В Объединённой Балтии, знаете ли, очень в последнее время усилились реваншистские круги...
   - Простите, - перебил видный политический обозреватель очередную за сегодня лекцию о геополитических проблемах. - Вы не сказали своего имени и отчества.
   - Сергей Леонидович, - референта заметно обескуражило очевидное нежелание незваного визитёра выслушать, в какой сложной обстановке приходится работать российскому консульству в Таллинне.
   - Да, Сергей Леонидович, простите мою невежливость, но не могли бы мы вернуться к теме? - Максим Шаргунов говорил теперь увесисто и уверенно, как бывало читал лекции юным журналисткам. - Я допускаю возможность каких угодно провокаций, однако в том, что я видел и что Яна Бифидок после этого исчезла, я уверен. Также я уверен, что местная полиция в курсе произошедшего, в том числе и в курсе того, что причиной этого произошедшего является нечто... нечто нестандартное. Тем не менее, в Департаменте полиции Эстонии мне заявили, что никаких сведений о случившемся в Нелиярве у них нет, и нет никакой информации о ведущихся по этому поводу расследованиях. Поэтому я счёл необходимым поставить в известность консульство и полагаю, что консульство должно предпринять какие-либо дипломатические шаги для выяснения судьбы гражданки Российской Федерации Яны Бифидок, или хотя бы обстоятельств её исчезновения. В связи с этим я, как лицо заинтересованное и непосредственный участник событий, хотел бы знать, какие шаги вы намерены предпринять и как следует вести себя мне. В интересах Российской Федерации, разумеется.
  
   Избранные Максимом для произнесения этой речи темп, тембр и тон не позволили юному Талейрану ни перебить, ни отвернуться к окну и пропустить сказанное мимо ушей. Будущее светило русской дипломатии вынужден был дослушать до конца, до самых последних, убийственных для карьеры слов Максима:
   - Если вы не намерены или не в вашей компетенции что-либо решать лично, я просил бы соединить меня с консулом Российской Федерации. Пётром Петровичем, кажется, так?
   - Николай-Андреичем, - быстро доложил дипломат.
   - Да, с Николаем Андреевичем. Полагаю, Николай Андреевич с пониманием отнесётся к причине, по которой его беспокоят в воскресный день.
  
   Наверное, если бы Максим Шаргунов не был видным политическим обозревателем и не вращался долгое время в соответствующем обществе, у него бы не получилось говорить так складно и убедительно. Или в другой ситуации, требующей немедленной реакции на хук слева или пулемёты с флангов, Максим Шаргунов, наверное, не смог бы сориентироваться. Но в данный момент, в данном кабинете, в данной ситуации видный политический обозреватель находился на своей территории, даром что это была территория консульства в Таллинне. Ставить акценты, давить интеллектом и расставлять точки над "Ё" было ремеслом Максима Шаргунова. Было бы глупо не воспользоваться преимуществом. Тем более, после недоразумений с туземной полицией тягомотина в отечественной консульстве показалось возмутительной. Вызовом. Перчаткой, брошенной мелким клерком ему, видному политическому обозревателю, другу семьи Бондарчук-Михалковых, любимому публицисту московского офиса МИД, да он с главкомом ВМФ водку пьянствовал на одном фуршете!
  
   Но не прост, ой не прост оказался будущий Риббентроп. Выслушав Шаргунова, он слегка пожал плечами, мол, как вам будет угодно, развернул ноутбук, пощёлкал клавишами, затем откинулся на спинку кресла и с чувством, с толком, с расстановкой прочитал:
   - В связи с серией тяжких преступлений Департамент полиции Эстонии объявляет розыск лица, именующего себя гражданином Российской Федерации Шаргуновым Максимом Рудольфовичем и предъявляющим паспорт на это имя. Данное лицо подозревается в изнасилованиях, похищении, убийстве с особой жестокостью, а также обвиняется в пьянстве на территории города Таллинна, хулиганских действиях и развратных действиях. Всем, кому что-либо известно о местонахождении указанного лица, предлагается сообщить об этом в ближайший участок полиции. При задержании соблюдать осторожность, подозреваемый может быть вооружён и на попытку задержания реагировать агрессивно. Приметы... Ну, ваши приметы, полагаю, вам неинтересны, - потенциальный князь Горчаков с любопытством воззрился на видного политического обозревателя.
   Видный политический обозреватель оторопело вытер пот со лба и выдавил:
   - Фигассе!
   Даже так:
   - Фигассе...
   Без восклицательного знака.
  
  

Пятая глава: At this time

  
   Однако оставим на время видного политического обозревателя и заглянем в ту гостевую комнату консульства, как там себя чувствует великодержавный таксист с дипломом биолога и по имени Юра.
  
   А Юра чувствовал себя нехорошо. Ноги его болтались в полуметре от пола, а сам он сдавленно хрипел и таращил глаза, потому что консульский киборг одной рукой держал его за горло. За которое же и поднял. Другой рукой терминатор ощупывал одежду таксиста, выбрасывая на пол всё, что находил. Блокнот, ручку, телефон, ещё телефон, набор зубочисток, гаечный ключ 9 на 12... Пол возле ног охранника, под ногами таксиста постепенно начинал напоминать лоток бродячего галантерейщика. Юра уже почти закатил глаза, когда киборг закончил обыск, опустил его на пол и слегка ослабил захват шеи, позволив дышать.
   - Фамилия, имя, звание, воинская часть, - Киборг не спросил, а перечислил пункты анкеты, которую Юре следовало ответить немедленно.
  
   Возможно, будь вместо киборга человек, он сказал бы иначе. Человек, возможно, сперва сказал бы что-нибудь эмоциональное и информационно-бесполезное. Что-нибудь типа: "Я же предупреждал тебя сидеть смирно, а ты не послушал, сам виноват, придётся применять насилие". Или: "Ай-яй-яй, как нехорошо злоупотреблять гостеприимством". Или: "Ваша игра проиграна, песенка спета, в ваших интересах отвечать на вопросы искренне и быстро". Словом, что-нибудь столь же разумное, сколь и бесполезное. Ибо совершение бесполезных действий и произнесение бессмысленных фраз является одним из признаков разума. Можно, впрочем, уточнить: признаком разума являются не сами бессмысленные фразы и бесполезные действия, а их многообразие.
  
   Однако потому и была решена в Лаборатории Де-Вилье задача, над которой десятки лет бились тысячи учёных всего мира, потому и был создан механизм, эффективно выполняющий сложные человеческие функции, что была отвергнута сама идея создания искусственного разума.
  
   Успешное соединение механики и электроники с органикой, с живым организмом - это полдела и такие опыты делались ещё в XX веке. Однако воспроизвести деятельность человеческого мозга не удавалось никому. Самый искусный протез получал импульсы от мозга, а компьютер обыгрывал человека в шахматы лишь потому, что просчитывал тысячи вариантов в миллиарды раз быстрее Эйнштейна. Но... "На сколько ходов вперёд вы просчитываете игру?" - спросили как-то Тартаковера. "Ни на один", - ответил гроссмейстер, побеждавший и Ласкера, и Капабланку, и не ставший чемпионом мира лишь случайно. Малейшее усложнение или изменение стоявшей перед компьютером цели, хоть девятой пешки на шахматном поле, требовало построения новой программы. Как новое условие в математической задаче требует построения нового уравнения. Поэтому человек оставался венцом творения даже в условиях тотальной кибернетизации жизни цивилизованного мира. Разум оставался великой Тайной Природы или Божьего Промысла (кому как угодно), а создание искусственного разума - неразрешимой задачей для детей Природы или тварей Божьих (как как предпочтительно), которыми являются люди.
  
   В Лаборатории Де-Вилье проблема оказалась решена, потому что поиск её решения был прекращён. Во многом это произошло благодаря очередному обострению в Северной Америке. Даже видный политический обозреватель Максим Шаргунов вспомнил бы сейчас, что конкретно там происходило в тридцатые. То ли Мексика объявила войну Канаде, то ли Аляска в союзе с Пуэрто-Рико навалилась на кубинцев Флориды, а может, Южные Штаты Северной Америки в очередной раз начали серию карательных экспедиций против беглых рабов в соседних штатах. Вторая Гражданская война балканизировала Северную Америку, что естественно не только создало ситуацию социально-политического винегрета и повышенный спрос на военные технологии, но и породило бесконечные миграции беженцев, притягиваемые локальными очагами стабильности и безопасности. Ставшая впоследствии знаменитой Лаборатория Де-Вилье, которая располагалась на одном из островов Симаррона, оказалась одним из таких очагов безопасности. У этого очага - благодаря очередной миграции, спровоцированной очередным обострением - встретились военные кибернетики и гражданские инсектологи.
  
   Последние-то и указали первым, что на нижних уровнях боевых действий разум и эффективность - вещи совершенно различные. Что солдату на передовой или в охране границы, или даже при действиях в глубоком тылу врага вполне хватило бы навыков пчелы или шершня. Пчела или шершень на своём насекомом уровне вполне с такими задачами справляются. Оса вида sfex находит полевого сверчка, впрыскивает в его ганглии яд, который парализует, но не убивает его, потом выкапывает в песке нужных размеров норку, кладёт рядом с ней свою жертву, заползает в норку, чтобы исследовать, нет ли в ней сырости или муравьёв, втаскивает сверчка внутрь, откладывает в нём своё яичко и улетает, чтобы продолжить эту процедуру, благодаря которой развившаяся из яичка личинка осы сможет до своего превращения в куколку питаться свежим мясом сверчка. Тем самым оса демонстрирует превосходную ориентацию при выборе своей жертвы, а также при выполнении наркологически-хирургической процедуры, которой подвергается жертва; навык в сооружении помещения для сверчка; сноровку при проверке того, обеспечены ли условия для развития личинки, а также сметливость, без которой вся последовательность действий не могла бы осуществиться. Сравните это с набором действий, которые совершал в своих рекламных роликах один калифорнийский киногубернатор, сражаясь против Хищников или террористов, и разница будет не в пользу губернатора.
  
   Соответственно, указали насекомоведы, вынужденные греться у одного очага с военными кибернетиками, для построения эффективного кибернетического организма, способного восполнить дефицит рабочих кадров и нехватку живой силы вместе с техникой, необходимо создавать не искусственный разум, а искусственный инстинкт. Это было революционное предложение. А затем Лаборатория Де-Вилье - то ли решением Конгресса штата Оклахома, то ли по предложению губернатора Луизианы - всем личным составом была вывезена в Европу. То ли в связи с приближением Великого Освбодительного Марша Чёрной Армии Мичигана, то ли из-за участившихся набегов чероки и команчей. Говорят, что не обошлось без взятки, которую руководство Лаборатории Де-Вилье дало не то Сенату США, не то резиденту французской разведки. Во всяком случае, научный персонал Лаборатории оказался в относительно тихой Европе, где смог начать свои революционные эксперименты. В 2040 году в Лаборатории Де-Вилье в Осло был создан первый киборг. Который функционировал не на основе компьютерного расчёта или искусственного разума, а на основе искусственного инстинкта. Создан-а, потому что это была собака-киборг. Через восемь лет был создан человекоподобный киборг. Ещё через два года был построен первый завод по производству киборгов - снова в Оклахоме, чья опустошённая местность была признана наилучшей для такого рода производства, а разрушенная военно-политическим винегретом экономика Северной Америки была лучшим рынком сбыта для такого рода продукции.
  
   Словом, не было нужды охраннику русской миссии говорить слова бессмысленные и совершать действия бесполезные. В голову ему такое прийти не могло. Поэтому обнаружив, что случайно просочившийся на территорию консульства таксист не выполняет предписанные распитие кофе и просмотр телевизора, киборг принял диктуемые сторожевым инстинктом меры. После того, как таксист попытался сделать несанкционированный звонок по мобильному (попытка оказалась неудачной, потому что гауссовская защита блокировала все исходящие из консульства сигнала), а затем принялся осматривать гостевую комнату на предмет камер наблюдения, киборг, получавший информацию напрямую от тех самых камер, вернулся в комнату и за горло приподнял гостя над полом. Обыскав, опустил на пол, слегка ослабил хватку и - как требовал того развитый сторожевой инстинкт - перечислил сведения, которые гость должен был немедленно сообщить:
   - Фамилия, имя, звание, воинская часть.
   Тон киборга - безусловно, заложенный в нём искусственным сторожевым инстинктом - не оставлял сомнений, что киборг не намерен расходовать время на расстановку логических ловушек, ловить на противоречиях и сопоставлять слова и факты. А провал экспериментов с использованием терминаторов на полицейской службе в нескольких странах (следователи-киборги неожиданно агрессивно реагировали на малейшую неубедительность в показаниях,.. даже если человек говорил чистую правду) очень широко освещался прессой, и мировой, и местной. Кроме того, из карманов таксиста во время обыска охранник выпотрошил не только бумажник, водительскую карточку, два мобильника И гаечный ключ, но также небольшой пистолет, шприц в упаковке, несколько пакетиков с белым порошком, и парочку устройств, которые могли быть идентифицированы специалистом (а значит и киборгом, чей искусственный инстинкт предполагал такого рода функцию) как "жучки" для подслушивания и подсматривания.
  
   Великодержавный таксист сделал правильный вывод, благо, работа таксиста способствовала развитию очень хорошей сообразительности и быстрой реакции.
   - Радушкевич, Юрис, специальный информатор, Департамент полиции Эстонии, - выдавил биолог, работающий таксистом.
  
  

Шестая глава: Again

  
   Дело, в которое злая случайность втянула Сергея Леонидовича и которое он намеревался разрешить самостоятельно к вящей славе русской дипломатии, начало тухло пахнуть. О таком происшествии, каким оказалось внезапное вторжение гражданина Российской Федерации, разыскиваемый, как оказалось, правоохранительными органами страны пребывания, дежурный работник консульства, согласно одному из пунктов одной из бесчисленных инструкций, обязан был немедленно доложить. Консулу, начальнику охраны консульства и третьему атташе, сиречь - резиденту русской разведки в стране пребывания. Немедленно. Согласно инструкции, всем троим одновременно, то есть в любом порядке, но с разницей по времени не долее одной минуты.
  
   А докладывать не хотелось, потому что шанс самостоятельно разрешить надвигающийся дипломатический скандал (это во время сразу-после-майских-праздников, в сезон пика обострения российско-балтийских отношений!), такой шанс в жизни дипломатов младших рангов может никогда не повториться. И более того, незначительность роли дипломата младшего ранга в случившемся может пагубно отразиться на карьере - наверху решат, что безыинициативен, малокомпетентен, исполнителен, да, но не более того. И прости-прощай, Рейкьявик и Пекин. Всю жизнь перебираться по карьерной лестнице в затхлом, скучном Таллинне, со ступеньки на ступеньку, год за годом, до самой пенсии. Это с одной стороны. С другой стороны, риск. Не разрешить инцидент, напортачить, оскандалиться. Гуд бай, career, вышлют из страны или отзовут в Петербург, и отправят чрезвычайным и полномочным послом Российской Федерации в Бурятию.
  
   Все перечисленные доводы и выводы промелькнули в голове референта очень быстро и так же быстро Сергей Леонидович пришёл к выводу, что ему нужен тайм-аут. Благо, тайм-аут очевидно был нужен и Максиму Шаргунову, хватавшему ртом воздух, как будто чемпион России по боксу приголубил его поддых. Собственно, почти что так дело и обстояло.
  
   - Хотите выпить, Максим? - быстро спросил референт. Встал, достал из встроенного шкафа две рюмки и бутылку коньяка. Налил, одну рюмку подал Шаргунову, другую осушил залпом сам. Подождал, пока выпьет Максим, ещё раз наполнил рюмки, убрал бутылку в шкаф.
   - Знаете, Максим, что я думаю, - сказал дипломат, на этот раз лишь пригубив рюмку. - Я думаю, что вам следует сейчас успокоиться. - Ещё раз пригубил, причмокнул губами. - Да. Успокоиться и последовательно изложить всё, что с вами произошло на бумаге. Вы согласны со мной?
   - Пожалуй, - сказал видный политический обозреватель. - Пожалуй, что так.
   - Отлично! - Референт выложил перед Шаргуновым несколько листов бумаги, положил на них ручку. - Пишите.
  
   Максим взял ручку, подвинул к себе бумагу. Замер, как замирал всегда перед началом творческого процесса. Пусть он уже давным-давно не пробовал писать вручную, эта деталь не меняла ничего. Перед ним был чистый лист бумаги и он должен был его сейчас заполнить. Референт истолковал эту паузу по своему. Он допил коньяк, взглянул на часы, вновь достал бутылку из шкафа, поставил на стол.
   - Если будет необходимо,.. - и подмигнул, заррраза. И за отсутствие закуски не извинился.
   Максим, уже погружаясь в воспоминания, машинально кивнул. Дипломат же деловито закрыл крышку ноутбука, убрал несколько бумажек в ящик стола и сказал:
   - Пока вы вспоминаете, я, с вашего позволения, вас оставлю на некоторое время. Не буду вам мешать. Если я понадоблюсь, нажмите эту кнопку, - он указал на большую красную кнопку сбоку стола.
   - Э, Сергей Леонидович, простите, - окликнул Максим дипломата уже подошедшего к двери, - здесь можно курить?
   - Да, конечно, - легко согласился потенциальный Нессельроде. И дверь за ним закрылась с мягким щелчком. И не сказал, где пепельница, подлец. Впрочем, Максима сия мелочь не удручила. Он легко вытряхнул все сигареты из пачки, одну из них закурил, стряхивая пепел в пустую теперь коробку. Итак... Итак, начинать, пожалуй, нужно сразу с Нелиярве. Хотя нет, необходимо для начала прояснить для консульства, какого чёрта его понесло в эту долбанную Эстонию. Да, пожалуй, что так. Максим затушил сигарету и аккуратно вывел на белом листе первые слова. Я, Шаргунов Максим Рудольфович считаю необходимым сообщить следующее...
  
   ...Число и подпись. Расшифровка подписи. На написание трактата об обстоятельствах исчезновения Яны Бифидок в гостиничном комплексе "Нелиярве" видный политический обозреватель потратил минут сорок - сорок пять. Следующий полчаса Шаргунов, убедившись, что дверь заперта и выйти ему никак не получится, и утомившись жать красную кнопку на столе, изучал кабинет, периодически выпивая рюмку коньяку и периодически наполняя её вновь тем же коньяком,
  
   Нельзя не признать, что коньяк был хороший. Можно было бы сказать, настоящий, если бы не этикетка, указывавшая на армянский разлив. Виноделы провинции Коньяк так и не набрали достаточного политического веса, чтобы понудить Россию к соблюдению французских прав на брэнд. Крестовый поход виноделов всего мира против русских (соответственно, грузинских, армянских, бессарабских и т.п.) пиратов, который провозгласил Мишель Огюссон, прозванный в прессе Коньячным Наполеоном, завершился так же, как завершилось российское путешествие его прототипа.
  
   Русские адвокаты (евреи, конечно) представили во все суды, арбитражи, а также Торговую Комиссию ЮНЕСКО и Всемирную Торговую Организацию неоспоримые доказательства, что русским словом "коньяк" обозначается животное, быстрое как конь и сильное как як, что так в славянской мифологии присутствуют упоминания об этом животном, и соответственно, с французским Le cognac русское "коньяк" лишь созвучно. А созвучие это неудивительно, поскольку французский и русский языки относятся к одной индоевропейской группе. Одновременно русские производители коньяка (вместе, понятно, с грузинскими, армянскими, бессарабскими, а также Тувинским коньячным заводом) скинулись и вчинили Мишелю Огюссону иск о подрыве деловой репутации и недобросовестной конкуренции. Разорённый и униженный коньячный магнат после вынесения поражения в последнем суде приобрёл на остатки капиталов остров Эльбы, где и уединился навеки. О чём с немалым удовольствием рассказывала русская пресса, и политический обозреватель Максим Шаргунов в том числе. Но зачем на стене в кабинете референта консульства висела мишень для дартса с портретом Коньячного Наполеона в центре, Шаргунову было непонятно. Той истории минуло уже лет пять или шесть, тогда и были в среде русских интеллектуалов популярны подобные развлечения. Но, судя по внешности, референт был тогда ещё сопляком, и волна коньячного панславизма захватить его не могла успеть.
  
   Максим решил, что мишень осталась на стене от прежнего хозяина кабинета, и зевнул. Эта мишень была единственным украшением в кабинете референта. Да и мебели здесь имелся минимум - стол, три стула, встроенный шкаф и книжный стеллаж, на котором лежали несколько папок и одна книга. Книгу Шаргунов пролистал без любопытства - она была на балтийском. За окном, выходившем во внутренний двор консульства, тоже ничего не было любопытного. На пустом дворе не было ни души, и ничего не происходило. Максим отвернулся от окна и снова зевнул. Подумал, подошёл к столу, ещё раз нажал красную кнопку сбоку стола.
  
   То ли кнопка прежде западала, а теперь вдруг сработала, то ли референт вспомнил о запертом в его кабинете соотечественнике, то ли ему самому понадобилось вернуться в кабинет, но в ту же минуту, что Шаргунов нажал кнопку, дверь с мягким шелестом отъехала в сторону. Стоявший за дверью референт посторонился, пропуская в кабинет невысокую, сухощавую брюнетку средних лет. Выражение лица женщины было строгим, тонкие губы поджаты если не презрительно, то недовольно, а взгляд из-под овальных очков в тонкой оправе буквально вцепился в лицо Максима, заставив видного политического обозревателя слегка смутиться. Возможно, в другой ситуации Шаргунов и не смутился бы, и выдержал бы цепкий взгляд, но - выпитый коньяк плюс нервное напряжение последних суток сказались и Максим неуверенно кашлянут, пожал плечами, мол. извините, если что не так, и даже попытался улыбнуться с виноватой невинностью. Женщина подошла ближе, продолжая разглядывать Максима, и спросила с внезапной резкостью, строгим прокурорским тоном:
   - Пили?
   Максим опять извинительно пожал плечами и слегка развёл руками, мол, каюсь, было дело. Женщина хмыкнула и повернулась к дежурному дипломату.
   - Вы уверены, что это хорошая идея?
   - Безусловно, Тамара Яковлевна, - ответствовал референт, - это единственный на данный момент выход.
  
   Сам Сергей Леонидович сиял как начищенный пятак, буквально лучился радостью и самодовольством. Он таки нашёл верное решение в, казалось бы, безвыходной ситуации, каковая создалась с появлением на территории миссии гражданина Российской Федерации Шаргунова Максима Рудольфовича.
  
   Строгая недовольная дама развернулись и, отбивая каблуками по паркету ритм военного парада, вышла из кабинета. Референт подмигнул Максиму и жестом предложил следовать за ней.
  

Седьмая глава: Continuation

  
   Строгая недовольная дама была врачом русской миссии в Таллинне. А суть найденного молодым дипломатом решения непростой ситуации заключалась в том, что врач должна была засвидетельствовать либо невменяемость гражданина Российской Федерации Шаргунова Максима Рудольфовича, что должно было освободить его от уголовного преследования на территории Объединённой Балтии и обеспечить необходимость скорейшей отправки гражданина на Родину, либо установить необходимость психиатрического лечения, либо, как минимум, психиатрической экспертизы, что также предполагало скорейшее возвращение Шаргунова Максима Рудольфовича на Родину. За пределы досягаемости Департамента полиции Эстонии.
  
   Решение было вполне изящным, поскольку исключало любые вероятные поползновения туземных властей потребовать выдачу подозреваемого и в то же время не бросало ни малейшей тени на внешнюю политику России. Вовремя поставленные на учёт и контроль умалишённые не могут являться предметом политических спекуляций. Подготовив эту отмазку, молодой референт мог с чистой душой доложить консулу о ЧП и о принятых мерах. Кроме того, у дежурного работника по консульству был бы готов официальный афронт на случай, если - пока вернётся консул и прочее начальство - туземцы обратятся в консульство официально. Такого поворота исключать было нельзя.
  
   Единственной сложностью являлось отсутствие в миссии не только консула, но и врача, которая также имела право провести выходной день в своё удовольствие. Однако будущий Грибоедов имел к немолодой уже, но ещё не климаксуюшей даме ключик. Понятно какой. Словом, уговорил. А консульская машина, которой потенциальный Шеварнадзе, будучи дежурным, имел полное право отдать любой приказ, имела также разрешение на передвижение в воздухе. Поэтому проблемы с тем, чтобы доставить докторицу из дома в миссию, не возникло.
  
   Объяснив врачу её задачу и проводив затем её и Максима в медпункт, референт с лёгким сердцем вернулся в свой кабинет, чтобы выполнить требования инструкции и доложить обо всём случившемся кому положено. Пробежал глазами написанное Шаргуновым, хмыкнул и преисполнился уверенности, что принятое решение было единственно верным: парень явно съехал с катушек. Возможно, на почве пьянства. Белая горячка, не иначе. С зелёными человечками и расчленёнкой в багажнике. Может быть, даже и звонить не стоит? Из-за всякого алкоголика, пусть и гражданина России, беспокоить консула - чревато. Николай Андреевич Рябцев только выглядел либералом и только во время дипломатических контактов. На самом-то деле российский консул в Таллинне заслуженно слыл тираном, самодуром и держимордой, и часто казалось, что для него нет разницы между консульством и его собственным поместьем в Рязанской губернии, между сотрудниками консульства и китайскими подёнщиками в том поместье.
  
   А коньяка, между тем, осталось совсем на дондышке. Горячечный визитёр выхлебал почти весь благородный напиток, зар-р-ра-за. Начинающий Чичерин с грустью взвесил бутылку в руке.
   - А с коньяком вам надо завязывать, Сергей, - раздалось прямо над головой молодого дипломата. Сказано было негромко, но близки и внезапно, и прозвучало Гласом Божьим в разгар непотребства, так что молодой Литвинов вздрогнул, вскочил и едва не выронил, точнее сказать, чуть не отбросил подальше стеклянную улику.
   - Это не... не я... в общем... не так... это, - залепетал дипломат, поднимаясь на ноги и краснея под прямым суровым взглядом носителя Гласа Божьего, стоявшего вплотную к столу. Помощник консула по безопасности - а именно этот плотный мужчина среднего роста с выразительным лицом интеллигентного садиста, двигавшийся всегда бесшумно как индеец во вражеском лагере, незаметно вошёл в кабинет и сделал Гласом Божьим замечание - неодобрительно покачал головой и повторил:
   - С коньяком надо завязывать. Вы слишком много пьёте, я заметил.
  
   Референт понял, что помощник по безопасности только что нарисовал ему светлое будущее, в котором не бывать молодому, подающему надежды дипломату Талейраном. Он не знал, что возразить, а знал бы, всё равно бы не успел - помощник по безопасности непринуждённо взял со стола листки с писаниной сбрендившего политического обозревателя, мельком взглянул и спросил:
   - Почему ты не следовал инструкции? Почему сразу не доложил об инциденте?
   Помощник консула спросил это мягко, задушевно, как пожурил бы молодого дипломата любящий отец за растрату небольшой казённой суммы, но несостоявшемуся Громыко представилось мерное и равнодушное прочтение приговора. Несбывшийся Киссенджер вдруг сообразил, что киборги охраны могут в любой момент связаться с помощником по собственному каналу, и, наверное, даже обязаны это сделать в соответствии с программой, которой предумотрено хрен знает что. А может быть, и ещё проще - всё происходящее, виденное и слышанное киборгом напрямую транслируется на компьютер помощника по безопасности, а помощник периодически просматривает поступающие данные и принимает решения... Он должен был это предусмотреть!
  
   Бывший будущий министр Иванов остро пожалел, что в Дипакадемии пропустил спецкурс по системам обеспечения безопасности дипломатических миссий. Впрочем, жалеть было поздно, надо было придумывать какое-то оправдание, ведь имелись же у него вполне веские мотивы пренебречь немедленным исполнением инструкции, и референт хотел эти веские мотивы объяснить, однако помощник консул не дал ему такой возможности, а спросил:
   - Где второй?
   - Второй? - не понял референт, потом сообразил, что первым помощник консула сосчитал того занюханного таксиста, и сообразив ответил. - В медпункте. Я решил...
   - К чёрту, что ты решил, - махнул рукой помощник. - Надеюсь, консулу ты тоже ещё ничего не доложил? Знаю, что не доложил, ничего не говори. Тамару ты зря сюда притащил... Поэтому сделаем так: мы идём в медпункт, ты вызываешь Тамару к себе, вы идёте в твой кабинет и сидите, пока я не вернусь. А я потолкую с этим... "гражданином Российской Федерации". Всё понял?
  
   Референт промычал нечто неопределённое, явно пытаясь уяснить глубинный смысл распоряжения. Поэтому помощник счёл нужным пояснить:
   - Этот... инцидент относится к компетенции службы безопасности. Гражданские лица не должны вмешиваться. Даже консул. Его я сам поставлю обо всё в известность... на определённом этапе. Но вместо того, чтобы сразу сообщить сразу мне, ты втянул в это дело врачиху. Поэтому пока вы скоротаете время в приятном общении друг с другом. Томке это нравится, - помощник консула подмигнул. - Будешь действовать правильно, я забуду о том, что ты нарушил инструкцию. Теперь понял?
   Нессельроде, вновь обретающий надежду называться будущим, кивнул с большим пониманием и даже некоторым воодушевлением.
   - Эту писанину я забираю, - сказал помощник консула, помахав мемуаром видного политического обозревателя. - Идём.
  
   Непонятливость референта понять нетрудно - он, ведь, не был извещён о признании Юриса Радушкевича, специального информатора Департамента полиции Эстонии. Киборг охраны, в соответствии с программой, обязан был в данном случае обратиться за инструкциями к помощнику по безопасности. А тот приказал ничего дежурному по консульству не сообщать, пленного запереть в карцере консульства и продолжать нести охрану до его, помощника по безопасности прибытия в миссию. Потому что ему, помощнику по безопасности, сразу стало понятно, в чём дело. А дело было ни в чём ином, кроме как попытки засылки балтийского шпиона. Кто из двоих был настоящим шпионом, а кто - всего лишь прикрытием, помощнику предстояло выяснить сейчас. И он собирался это выяснить.
  
   Потому что этого часа он, помощник по безопасности русского консульства в Таллинне ждал с нетерпением все последние десять лет, которые обеспечивал эту самую безопасность, а проще говоря, гнил в самой скучной и самой тихой гавани Европы. Самой-самой скучной и самой-самой тихой могиле, какая только может быть у мастера политического сыска, высланного с Родины, когда Государю понадобилось угодить прогрессивному чиновничеству и либеральной общественности. Надобность в том угождении давно уже отпала, и политический сыск снова был Родиной востребован, но на свято место явились уже новые мастера, и требовалось некое свершение, значительный успех, дабы в "кругах" вспомнили о заброшенном в балтийскую глухомань специалисте. Разоблачение враждебной спецоперации и, может быть, даже, чем чёрт не шутит, проведение успешной контригры вполне могли оказаться таковым свершением.
  
   Впрочем, могли и не оказаться, но другого-то варианта и вовсе не проглядывалось. Ежегодные майские беспорядки у стен консульства уже много лет являлись всего лишь спортивно-массовыми мероприятиями, как лыжный праздник имени Крылова или волейбольный турнир памяти Рылова, вернуться с их помощью на карьерный эскалатор было невозможно, хоть в лепёшку расшибись и всех манифестантов перевербуй. А вот балтийская агентура, проникшая на территорию консульства, предоставляла возможность вернуться на тот эскалатор, да что эскалатор, лифт!
  
   Возможно, помощник по безопасности и сумел бы вступить на карьерный эскалатор и, как на лифте, взлететь вновь к вершинам российского политического сыска, с которых десять лет назад в угоду либеральным настроениям истеблишмента он был выслан в балтийскую провинцию. Возможно. Но не успели помощник по безопасности и референт консула пройти коротким коридором от кабинета референта до медпункта, как на сцене появился новый персонаж.
  
   Новый персонаж, слегка запыхавшийся, но вполне спокойный и уверенный, догнал предыдущих участников интриги у самой двери, за которой Тамара Яковлевна диагностировала расстройство психики видного политического обозревателя на почве неумеренного пьянства. Он, этот новый персонаж был молодым, ненамного старше референта консула, человеком приятной кинематографической наружности, какой в Голливуде обладают главные положительные герои, а в Мосфильме - прописные и гниловатые изнутри любовники. Впрочем, хоть Голливуд, хоть Мосфильм, а всё симпатичнее внешнесадистской интеллигентности помощника по безопасности. Кстати, по собственной оценке нашего будущего Меттерниха, в личном общении новый персонаж также был намного приятнее.
  
   Слегка запыхавшись, у самой двери медпункта новый персонаж перешёл на шаг, а подойдя почти вплотную остановился и спросил:
   - Что с ним?
   Референт консула сразу понял, о ком речь, но ничего не успел сказать, да и не собирался этого делать, поскольку помощник консула по безопасности взялся рулить ходом событий, так пусть и рулит. А помощник по безопасности развернулся к новому персонажу всем туловищем и, набычившись, спросил в ответ:
   - С кем?
   Если бы помощник не набычился, встречный вопрос мог прозвучать совсем невинно, да он и звучал невинно. Звучал. А вот выглядел очень даже враждебно. Как выглядит (не звучит!) ответ партизана на допросе в ура-патриотическом кинематографе. Мол, спрашивайте меня, пытайте меня, а конюшня сама сгорела.
  
   Новый персонаж прищурился, понимая, что этот человек только что вежливо послал его на три буквы, потом белозубо по-голливудски улыбнулся, и добродушно воскликнул:
   - А, и вы здесь, старина! Рад видеть.
   И добавил, обращаясь уже к референту:
   - Сергей, будьте добры, проводите нашего гостя в мой кабинет.
   И снова к помощнику по безопасности:
   - Старина, у меня к вам будет небольшое поручение. Пока я буду беседовать с нашим гостем, снимите показания с дежурного по консульству и распечатайте логи охраны и автопилота машины за последние двадцать четыре часа.
   И снова улыбнулся. Широко и доброжелательно, как будто только что вручил помощнику по безопасности личное письмо Государя о награждении его, помощника по безопасности Орденом Андрея Первозванного.
  
   Помощник по безопасности набычился ещё сильнее, изображая Шер-Хана. Вернее сказать, не Шер-Хана, а его противницу - волчицу, многажды слабую в сравнении с властелином джунглей, но не собирающуюся отдавать добычу без боя.
  
   Новый персонаж улыбнулся ещё шире.
  
   Дожидаться, что будет дальше, референт консула не стал, юркнув в медпункт, едва в двери открылся достаточный для этого проём. Присутствовать при дальнейшем развитии было бы рискованно, хоть Талейраном собираешься стать, хоть согласен быть Молотовым. Впрочем, если бы его спросили, то шесть против пяти будущий Нессельроде поставил бы не в пользу помощника консула по безопасности, а в пользу третьего атташе по вопросам культуры, науки и образования, каковым являлся новый персонаж нашей истории. Местный резидент русской разведки.
  

Восьмая глава: And now

   Пора, однако, вернуться к видному политическому обозревателю, которого суровая Тамара Яковлевна увела в медпункт, дабы установить крайнюю степень алкогольного опьянения, засвидетельствовать психическое расстройство и запротоколировать необходимость психиатрической экспертизы. Впрочем, ничего особенного с Максимом Шаргуновым в это время не происходило. Врач консульства лишь не допускающим пререканий (так ей самой казалось) тоном предложила Максиму раздеться догола и уложиться в самый обыкновенный медицинский контейнер типа "гроб", каковыми оснащены все нормальные клиники во всём мире. "Нормальные" - в смысле "обыкновенные". А "обыкновенные" - разумеется, те, которые обеспечивают стандартный уровень медицинского обслуживания, а не те, которые пытливый журналист или социальный инспектор может встретить в трущобах Урала или Гренады, но и не те, которыми оснащены клиники Елисейского дворца или Гатчины.
  
   Максим не понимал, зачем всё это и что с ним собираются делать, но не имел желания дискутировать. Лёгкое смущение при раздевании он преодолел быстро (в конце концов, он взрослый мужчина, а эта женщина - врач, да и алкоголь с грехом пополам перебарывал состояние стресса), а оказавшись в медицинском гробу, накрытый крышкой и вовсе почувствовал уютную безопасность. Возможно, правы те, кто утверждают, что медицинские контейнеры излучают специальные волны, действующие на кору головного мозга и успокоительно влияющие на состояние пациента. "Возможно" - потому что Максим Шаргунов никогда не интересовался врачебными технологиями, и если что-то слышал, то самым краем мочки уха. Не заинтересовался он и теперь, вполне удовлетворённый достигнутым состоянием покоя.
  
   Максим закрыл глаза, ощутил несколько лёгких уколов, услышал тихое жужжание, шелестение и всё прекратилось, а крышка гроба отъехала в сторону.
   - Вставайте, одевайтесь, - сказала Тамара Яковлевна тоном, не допускающим пререканий.
   - Уже всё? - спросил Максим, садясь в гробу.
   - Всё, всё, - буркнула врач.
   - Одевайтесь, и не задавайте лишних вопросов, - нетерпеливо сказал референт консула. - С вами сейчас будут беседовать.
  
   Пока Максим Шаргунов натягивал одежду, Тамара Яковлевна что-то очень негромко выговорила референту, тот виновато развёл руками, врач ещё что-то сказала, референт чуть слышно ответил, снова развёл руками, Тамара Яковлевна посмотрела на референта, на Максима, снова буркнула и вышла вон из медпункта, оставив за собой ощущение громко хлопнувшей двери, хотя она (дверь) тихо отъехала в сторону и так же тихо закрылась потом.
   - Идёмте же! - показалось, что референт вот-вот схватит ведущего политического обозревателя за рукав или за шиворот и потащит за собой. А когда Максим приблизился к выходу, показалось, что референт его вот-вот вытолкает в коридор.
  
   Два стоявших в коридоре и оживлённо споривших мужчины при появлении Шаргунова разом смолкли и уставились на него как Ленин на гидру контрреволюции. Или, если угодно, как Геракл на буржуазию. Во всяком случае, Максиму так показалось. Вышедший следом референт легонько подтолкнул Максима в спину.
   - Идёмте, пожалуйста, нам...
   - В мой кабинет, - властным хором сказали оба мужчины, уже известные читателю как помощник консула по безопасности и третий атташе консульства по вопросам культуры и образования. Недовольно переглянулись и повторили, пытаясь опередить друг друга, так что опять получился слаженный командный хор:
   - В мой кабинет!
   - В мою приёмную, - негромко, но увесисто приказал консул Российской Федерации в Таллинне Николай Андреевич Рябцев, неторопливо проходя мимо разом застывших подчинённых, как авианосец следует мимо рыбацких моторок. - Сергей, проводите гражданина в мою приёмную и пусть он подождёт. А вы, господа, ко мне оба.
  
   Последние слова консул бросил, не поворачивая головы и не повышая голоса. Гордиев узел, совершенно определённо, был разрублен. Впрочем, смотря с какой стороны. Вполне может статься, проблема просто перешла на иной, более высокий и, соответственно, более сложный уровень. Особенно если учесть, что внезапное появление третьего атташе ещё как-то можно было объяснить, и помощник по безопасности сразу, а референт консула чуть погодя сообразили, что у резидента разведки не может не быть своих каналов получения оперативной информации о происходящем в миссии, а вот прибытие самого консула, причём безусловно намеренное, а не просто так, с проверкой, на огонёк, предугадать и объяснить было совершенно невозможно.
  
   Между тем дело обстояло как нельзя проще. Дело обстояло так. Если Сергей Леонидович, будущий граф Чиано имел один ключик к стареющей даме и этим ключиком воспользовался, дабы Тамара Яковлевна помогла ему, референту разрешить нештатную ситуацию, то сам глава миссии имел доступ к душе и разуму врача без всяких ключей и круглосуточно. В фигуральном, разумеется, смысле, а не в кибернетическом, про что мог подумать читатель после наших рассказов о киборгах. Словом, выслушав просьбу референта (не будем стесняться, приятного в некоторых смыслах, как мужчина) и ещё не дождавшись высланного за ней автомобиля миссии, Тамара Яковлевна, недолго думая, связалась с консулом. Грубо говоря, настучала.
  
   Настучала Тамара Яковлевна, разумеется, лишь в тех пределах, в которых её успел и захотел посвятить в тему референт консула. Но консулу этого было вполне достаточно, чтобы сообразить, взвесить и принять решение. Николай Андреевич Рябцев был не просто самодурным барином, а был и дипломатом от Бога (для уровня консульства, естественно), и чрезвычайно искушённым в аппаратных играх бюрократом. Потому и занимал свою должность уже много лет, потому и сумел превратить консульство в подобие родового поместья, потому и не стремился покинуть эту должность, отказываясь в прежние времена от самых соблазнительных карьерных предложений, да так, что в последние годы ему и предлагать уже перестали. Само собой, Рябцев сразу понял, что в мутную историю вот-вот ввяжутся разведка с контрразведкой. При этом, в отличие от многих своих коллег-дипломатов как рангом выше, так и ниже, никакого благоговения перед спецслужбами консул Российской Федерации в Таллинне не испытывал. А совсем наоборот полагал, что спецслужбы надобно держать в крепкой узде. Кроме того, как ни боялся знакомый нам будущий Коленкур своего патрона, Николай Андреевич Рябцев своего референта очень ценил и чутью его доверял. Несмотря на молодые амбиции, у начинающего дипломата имелся нюх на проблемные ситуации. Возможно, будущий Локкарт не всегда мог найти абсолютно правильное решение, как в этом, например, случае, но если он почуял угрозу, оставлять это без внимания и предаваться воскресной неге не следовало.
  
   Поэтому консул Российской Федерации в Таллинне Николай Андреевич Рябцев поцеловал жену, потрепал по вихрам пятилетнего сынишку, шутливо щёлкнул по носу семилетнюю дочку (в силах ещё был консул в свои пятьдесят лет, ой как в силах... потому и врач консульства была ему верна) и вызвал автомобиль. И прибыл в консульство немногим позднее третьего атташе. Можно сказать, прибыл как раз вовремя, чтобы произвести нужный эффект и отдать нужные приказы. Обоих "спецов" - к себе в кабинет, пусть перед главой миссии изложат, что да как, а незваного гостя - в приёмную.
  
   Впрочем, не доходя до кабинета, консул передумал и распорядился дежурному устроить пока гражданина в жилом секторе, который, благо, пустовал совершенно - все консульские работники предпочитали жить в городе или за городом. Распорядился консул об этом, не обращая ни малейшего внимания на возмущённый вдох помощника по безопасности и недовольную мину третьего атташе. И так же не обращал на них внимания, когда они дошли до кабинета и расселись в креслах. Пока, наконец, не вернулся референт с сообщением, что гражданин помещён в третий блок, ни в чём не нуждается, охранник предупреждён и бдит. Николай Андреевич Рябцев кивнул и сказал:
   - Докладывайте с самого начала, Сергей.
  
   Выслушав доклад, консул попросил листок с рассказом Шаргунова. Внимательно прочитал. Ещё раз внимательно прочитал. Посмотрел на помощника по безопасности. Выслушал его версию, не обращая внимания на попытки третьего атташе возразить или вставить реплику. Впрочем, третий атташе пытался не особо, больше для проформы, он прекрасно знал правила игры и давным-давно заведённым консулом порядок разбирательств в миссии. Порядок этот предполагал, что консул выслушивает последовательно всех, а потом выносит вердикт, на то он и консул. Дождавшись своей очереди, третий атташе изложил свою точку зрения. Консул внимательно выслушал и его, не обращая внимания на попытки помощника по безопасности возразить или вставить реплику. Впрочем, помощник по безопасности тоже пытался не особо, для проформы, прекрасно зная правила игры и давным-давно заведённый порядок. В каком-то смысле такие, случавшиеся время от времени, разбирательства были скопированы консулом с судебных процедур: выступления сторон, обмен вопросами, прения, реплики, приговор.
  
   Итак, по версии контрразведчика выходило, что появление видного политического обозревателя и сопровождающего его агента эстонской полиции - это очевидная попытка заброски на российскую территорию вражеского шпиона. Или ещё какая провокация. В любом случае, вопрос находится в компетенции контрразведки и помощник по безопасности готов немедленно заняться разруливанием ситуации. Само консульство в период предварительного дознания должно набрать в рот воды и пользоваться дипломатической неприкосновенностью, благо, туземные власти пока не проявляют особой прыти, а уповают, по всей видимости, на то, что русская рыбка слопала крючок с объявлением Максима Шаргунова в розыск. Такова была версия помощника по безопасности консульства Российской Федерации в Таллинне.
  
   По версии разведчика всё выглядело совсем наоборот. Обсуждаемый персонаж, а именно - видный политический обозреватель Максим Шаргунов являлся не самой значимой фигурой в мировой политике, но зато постоянно совершал международные поездки и, естественно, вступал в международные контакты. Уже одно это делало видного политического обозревателя предметом исключительного интереса разведки, а не контрразведки. Более того, политический обозреватель - третий атташе успел навести справки по дороге в консульство - занимался своей работой очень не первый год. Одно это долголетие на ниве международной журналистики явно свидетельствовало о безупречной репутации Максима Шаргунова в глазах русской разведки (и, кстати, контрразведки). Таким образом, вся ситуация находится в исключительной компетенции разведки. Более того, на это прямо указывает проявленный эстонской полицией интерес к обсуждаемому персонажу. Департамент полиции Эстонии наверняка связан с балтийскими спецслужбами и именно с контрразведывательными структурами. И совершенно естественно, что тема, находящаяся в сфере интересов ИХ контрразведки, с нашей стороны находится в сфере интересов разведки. Такова была точка зрения третьего атташе консульства Российской Федерации по вопросам культуры, образования и науки.
  
   Необходимо срочно пользоваться моментом, добавил третий атташе после небольшой паузы, как бы вдогонку, пока местные власти ещё ничего не заподозрили, а полицейский шпик сидит под надёжной охраной. Через некоторое время, не получив донесений от своего агента, эстонцы начнут шевелиться, а шевелиться они умеют, вопреки всем анекдотам.
  
   - Уже начали, - подал голос до сих пор безмолвствовавший (как только закончил доклад) референт консула. Всё это время референт сидел в глубоком кресле в уголке огромного кабинета, держа на коленях раскрытый ноутбук. От дежурства-то его никто не освобождал, а следовательно весь контроль за входящей почтой, действиями охраны и прочее, оставались за ним. Поэтому будущий Витте своевременно заметил изменение обстановки во внешнем мире и немедленно сообщил. - Эстонцы уже начали шевелиться. Только что поступил запрос от комиссара Семнадцатого участка (консульство - это их территория). Он просит разрешения взять официальные объяснения по поводу уличной драки, случившейся утром перед зданием консульства. Официальные объяснения готов взять патрульный экипаж, который находится неподалёку, но если нужно, он пришлёт инспектора.
  
   - Ничего не отвечать! - в один голос рявкнули разведчик с контрразведчиком и под укоризненным взглядом консула сразу же устыдились и потупились.
   - Ответьте комиссару через сорок пять минут, - распорядился консул. - В ответе укажите, что штатный персонал пояснений по поводу уличной драки дать не может, но мы можем предоставить им фрагмент лога киборга охраны. Пусть укажут время, которое их интересует.
   - Я подготовлю лог соответственно, - кивнул помощник по безопасности.
   - Зачем? - удивился консул. - Предоставите им в том виде, в каком есть.
   Теперь удивился помощник по безопасности, но, после секундной заминки, пожал плечами и выразил готовность выполнить приказ.
   - Ответить за Вашей подписью? - уточнил референт.
   - Зачем? - опять удивился консул. - Подпишете вы, как дежурный по консульству в выходной день.
   Будущий граф Уитворт понятливо кивнул и сделал пометку в ноутбуке.
   - Кстати, Сергей, - сказал консул, сделав вид, что только что вспомнил. - Мне показалось, что гражданин Шаргунов несколько нетрезв? - не дожидаясь замешкавшегося ответа, Николай Андреевич продолжал. - Окажи-ка любезность, попросите Тамару сделать ему какой-нибудь протрезвляющий укол. Я бы хотел с ним переговорить сам.
  
   День, однако, сегодня был такой, что дежурный по консульству ничего не успевал. В смысле, не успевал выполнить ни единого собственного намерения, даже если это намерение - как теперь - заключалось в немедленном и беспрекословном исполнении приказа начальства. Референт не успел ни послушно вскочить из кресла, ни даже убрать с колен ноутбук, как в кармане пиджака консула, в кармане куртки третьего атташе, в кармане френча помощника по безопасности запиликали-замурлыкали служебные интеркомы экстренной связи. С отставанием в две секунды выскочило окошко сообщения и на экране ноутбука, который держал на коленях референт.
  
   Консул, третий атташе и помощник по безопасности изумлённо достали из карманов интеркомы и синхронно поднесли к уху... К ушам. На это действие им потребовалось как раз три секунды, поэтому референт успел прочитать сообщение в ноутбуке одновременно с начальниками. Охранник сообщал (одновременно всем, кому положено было сообщить, для электронного мозга очень несложная операция), что в консульство прибыл некий человек, потребовавший немедленной встречи с любым высшим сотрудником миссии, находящимся в пределах досягаемости. Этот человек не опознан по базе данных охраны консульства, однако устно назвал пароль, означающий высший приоритет запроса.
  
   Полагаю, нет нужды лишний раз объяснять, что всем собравшимся в кабинете консула был прекрасно известен термин "высший приоритет запроса", заложенный в программу киборгов, да и вообще всех компьютерных, электронно-вычислительных, автоматизированных и т.п. систем русского МИДа. Высший приоритет фактически означал, что весь состав миссии попросту переходит в подчинение человеку, обладающему правом такого запроса.
  
   Имелся, разумеется, нюанс - пароль (или в других обстоятельствах - документ, мандат, жетон, разнообразие форм запроса было велико), как правило, был одноразовым. В смысле, использовать его можно было только один раз, для достижения какой-либо конкретной цели (или решения какой-либо задачи). По достижении этой цели (или решении задачи) система возвращалась в прежнее состояние, и носитель запроса становился самым обычным человеком с самым обычным набором прав. И естественно, что одни представители дипломатической иерархии имели возможность пользоваться высшим приоритетом запроса неограниченное количество раз (как, например, Министр иностранных дел), другие получали право лишь единственного запроса (как, например, специальный атташе в какой-нибудь Банановой Лимонии, охваченной гражданской войной наркокартелей). Причём пользоваться или не пользоваться высшим приоритетом оставлялось на усмотрение носителя пароля.
  
   Такую организацию дипломатического труда внедрил в России лет десять назад великий маркетолог и гениальный менеджер Ли Савраска, совершенно неожиданно покинувший Совет директоров Microsoft и по чистой случайности попавший на работу в русский МИД. Собственно, идея была не нова, это был лишь слегка изменённый принцип доступа владельца лицензионного ПО к новым разработкам компании. Но перенесённая в официальные структуры эта идея произвела революцию в системе иерархических отношений и превратила громоздкий бюрократический аппарат в эффективную государственную машину... Ну хорошо, в относительно эффективную машину.
  
   Во всяком случае, всякий чиновник всякого ранга знал, что где-то рядом может оказаться совершенно серый, незаметный человечек, у которого есть право высшего приоритета запроса и который может этим правом вдруг воспользоваться. И если воспользуется, то на стороне этого серого, незаметного человечка окажется вся государственная система Российской Федерации, включая самые равнодушные и беспрекословные электронные устройства. Причём системе было абсолютно всё равно, для какой цели будет использован высший приоритет - для покупки конверта электронного письма или ареста зарвавшегося мздоимца. Этакое "Слово и Дело Государевы" второй половины XXI века. Дамоклов меч, повешенный проклятым Ли Савраской над каждым чинократом. Чиновник, прибывший по именному повелению из Петербурга, требует вас сей же час к себе...
  
   Надо ли уточнять, что через три с половиной минуты после сообщения охраны носитель высшего приоритета вошёл в кабинет консула Российской Федерации.
  
   В его внешности не было ничего такого, что можно было бы отметить - средний рост, среднестатистические черты лица, средней аккуратности и длины причёска и даже средний, шатеновый цвет волос. Короче, внешность его была заурядной, одежда - невзрачной, обыденной, какая бывает у человека, уже некоторое время находящегося в командировке. Которая предполагает быть не очень длительной, но всё-таки и не однодневной. Продолжая ассоциации с литературными шедеврами, можно было бы сказать, что именно такой заурядной внешностью должен был обладать, по замыслу Гоголя, господин Хлестаков.
  
   Впрочем, Хлестаковым, конечно, носитель высшего приоритета не был.
   - Здравствуйте, господа. Моя фамилия - Иопа. Иосиф Виссарионович Иопа, - сказал он, войдя в кабинет и обведя взглядом дипломатов. Определить, кто из дипломатов главный, Иопе труда не составило - поскольку консул занимал своё законное место за начальственным столом. Впрочем, консул уже вышел из-за стола навстречу, подошёл, протянул, здороваясь, руку, представил остальных собравшихся, предложил присаживаться.
   - Нет, нет, - сказал Иопа, - благодарю, я не хотел бы мешать, у вас, я вижу проходит совещание. Я бы хотел попросить Вас предоставить в моё распоряжение кабинет с аппаратурой для просмотра и записи. На некоторое время. И позволить побеседовать там с вашим утренним посетителем. Насколько мне известно, он всё ещё находится в консульстве?
   - С посетителем? - переспросил консул, намереваясь, естественно, тут же уточнить, с которым именно из двоих нежданных визитёров желает "побеседовать" носитель высшего приоритета.
   - Да-да, - подтвердил Иопа и, вынув из внутреннего кармана записную книжку, прочитал - С гражданином Российской Федерации Шаргуновым Максимом Викторовичем, - прочитав, Иопа посмотрел на консула, потом на помощника по безопасности. - Я не ошибся? Он, ведь, назвался?
   - Да, конечно, - ответил консул, испытав вдруг облегчение от того, что явился некто, кто снимет сейчас с его плеч проблему. И кивнул помощнику по безопасности, чтобы тот подготовил кабинет с аппаратурой, а потом кивнул референту, чтобы тот привёл в кабинет требуемого человека. Сотрудники не то чтобы бросились выполнять, но медлиь не стали.
   - Чай, кофе? - спросил затем консул.
   - Нет, благодарю вас, - ответил Иопа. - Простите, что отвлёк, но это действительно необходимо. У меня, видите ли, очень мало времени, поэтому я вынужден был воспользоваться запросом по высшему приоритету.
  
   - Если не секрет, то по какому поводу Вас заинтересовал наш посетитель? - вмешался в беседу третий атташе, на радостях даже посмевший подмигнуть консулу, мол, теперь-то совершенно понятно, что весь инцидент - компетенция разведки. Наверняка этот Иопа (вряд ли он на самом деле Иопа, но кто ж станет допытываться?) является одним из бесчисленных зарубежных агентов, и вся эта история суть одна из тех секретных операций, которые свершаются ежедневно по всему миру и только самым краешком показываются непричастным людям. И то, что Иопа служит в каком-нибудь из разведывательных учреждений, несомненно, поскольку контрразведчиков за границей можно встретить гораздо реже. Впрочем, возможно, третий атташе хотел подмигнуть Иопе, как разведчик разведчику, но поскольку носитель высшего приоритета и консул стояли рядом, то получилось, что атташе снагличал перед непосредственным начальником.
   - О нет, какой тут секрет, - лениво махнул рукой Иопа. - Я, видите ли, служу в уфологическом секторе Русского Географического Общества. А господин Шаргунов, насколько мне известно, стал очевидцем необычного явления. Это очень удачная оказия, у меня как раз завтра доклад на эту тему в Петербурге, поэтому мне захотелось выслушать его рассказ безотлагательно.
  

Девятая глава: At last

   Максиму Рудольфовичу Шаргунову было хорошо. Настолько хорошо, что та же неласковая женщина-врач теперь казалась ему не строгой и недружелюбной, а всего лишь неулыбчивой и в глубине душе нечастной, как несчастны все несостоявшиеся женщины. И Макисму было по-человечески её жаль. Хотя он всё равно предпочёл бы её не видеть. Но он её не видел, она лишь ещё раз появилась в комнате, куда его привели, сделала укол в вену, и ушла. И это было полчаса назад, и место укола немного пожгло, но в голове прояснилось совершенно, будто весь спирт испарился, оставив только состояние лёгкой алкогольной эйфории при совершенно ясном сознании. Он сидел в удобном кресле, на столике рядом стояли кофейник, и сахарница, и чашка со сливками, и ваза с печеньем и коробка с конфетами, и уфолог, сидевший в таком же кресле с другой стороны, был доброжелателен, и внимательно слушал пояснения Максима, а вопросы задавал исключительно по делу, без тени недоверия.
  
   Это было главным, от чего Максиму Шаргунову было хорошо. Ему не пришлось повторять весь рассказ с самого начала и во всех подробностях, Иосифа Виссарионовича Иопу все подробности и мелкие детали не интересовали, только самые ключевые моменты - в какое время, хотя бы приблизительно, это случилось, сколько человек, по мнению Шаргунова, перед тем находилось в пансионате, точно ли местные полицейские видели летающую тарелку, когда она появилась второй раз и во сколько это было, как жаль, что Максим Рудольфович не запомнил фамилию комиссара полиции или хотя бы номер хотя бы одной полицейской машины. В деловом режиме рассказ Шаргунова получился совсем короткий и нисколько не страшный, и от этого Максиму тоже было хорошо.
  
   А выслушав рассказ, Иопа взял в руки пульт, нажал на кнопку и на противоположной стене засветился экран, на котором стали появляться изображения не чего-нибудь, а летающих тарелок, одни рисованные, другие - самые настоящие фотографии. Иопа нажимал на кнопки и изображения менялись, а Иопа спрашивал, так ли выглядело НЛО, которое видел Шаргунов, нет? Может быть, вот это? Тоже нет, но похоже? Так, это точно не могло быть, а может быть, вот это? Да? Точно? Отлично, возьмём другой ракурс, так похоже? Тоже? А если вот ещё так?
  
   Определив подходящий экземпляр, Иопа кивнул, сделал пометку в своём блокноте и снова взялся за пульт. И на экране перед изумлённым Шаргуновым появилось изображение, не рисунок, а фотография точь-в-точь такого же зелёного человечка, который бесцеремонно вторгся в комнату Яны Бифидок в ту ночь в пансионате "Нелиярве". Существо было сфотографировано на фоне океана, в руках оно держало что-то вроде ружья и взирало на фотографа с явной ненавистью. Во всяком случае, Шаргунову так показалось. Во всяком случае, лично ему бы не хотелось оказаться на месте фотографа, сделавшего этот снимок. Не хотелось бы, несмотря на то, что он сам и Яна Бифидок оказались практически в точно такой же позиции по отношению к незваному гостю, разве что без фотоаппарата.
  
   - Да, это оно, - сказал Шаргунов, сглотнув слюну и не отводя глаз от экрана. Снимок был очень качественный, объёмный, и зелёный человечек, казалось был готов сейчас сойти с экрана или выстрелить в зрителей из своего ружья (Шаргунов решил, что в перепончатых лапах существо держит всё-таки ружьё).
   - Ага, - кивнул Иопа. - Я так и думал.
   Он сделал пометку в блокноте и спросил, уже явно проформ:
   - Посмотрите, пожалуйста, Максим Рудольфович, а вот из этих существ Вы никого там не заметили? Может, мельком или что-то подобное показалось?
  
   Однако на других снимках и рисунках, среди страшноватеньких уродцев, человекоподобных и совсем нечеловеческой наружности, Шаргунов ничего знакомого не увидел.
   - Отлично, - Иопа кивнул, нажатием пульта выключил экран, сделал пометку в блокноте и закрыл блокнот. - Так я и думал. Благодарю Вас, Максим Рудольфович, вы очень нам помогли.
  
   Он энергично поднялся с кресла, протянул Максиму ладонь. Максим в растерянности пожал её, но спохватился и удержал собеседника за руку.
   - А, простите, конечно, но,... - Шаргунов замялся и, пожалуй, ему самому было непонятно, чего в его желании удержать уфолога, расспросить его, было больше - любопытства или стремления сохранить это ощущение хорошего, в котором он пребывал последний час. Шаргунову было непонятно, поэтому он даже не мог сформулировать вопрос, или фразу, которая удержала бы сейчас Иопу, не дала бы ему уйти, вынудила бы продолжить беседу. Однако Иопа доброжелательно и понимающе улыбнулся, вздохнул и сказал:
   - Я так понимаю, вам кое-что непонятно. Что ж, полагаю, у нас есть время выпить ещё по чашечке кофе.
  

Десятая глава: Finally

   Пояснения и разъяснения, сделанные уфологом, оказались довольно краткими (как раз на чашечку кофе, хотя, надо признать, без спешки), более-менее сухими и совершенно безэмоциональными. Так мент предпенсионного возраста сообщает задержанному его права. Так десятикратно избираемый градоначальник торжественно присягает Отечеству, Государю и Городу. Так отрабатывает номер опытная стриптизёрша.
  
   Разумеется, Иосиф Виссарионович Иопа не был уфологом в том смысле, в котором обычно воспринимается данный термин серьёзными людьми, и в котором, как следовало ожидать, его восприняли консульские служащие, но нашего-то читателя на мякине не проведёшь, и читатель догадался сразу, разумеется. Однако Иосиф Виссарионович Иопа был именно уфологом и, представляясь консулу, слукавил лишь немного, представившись служащим уфологического сектора Русского Географического Общества, в то время как был он капитаном второго ранга уфологической службы этого самого Русского Географического Общества. Почувствуйте, как говорится, разницу.
  
   В своё время кто-то хитроумно, а может, и напротив - простодушно решил не маскировать истинное предназначение данной структуры скромным или помпезным, но отвлечённым названием, а назвать её в полном соответствии. Что оказалось на практике вполне достаточным прикрытием от чрезмерного любопытства посторонних. Поскольку наивные охотники до государственных секретов обращают внимание на конторы с "особыми", "секретными" и "специальными" названиями, а искушённые исследователи, посмеиваясь над наивностью собратьев, и убеждены, что самые-самые секретные, особые и специальные дела творят конторы под названиями совершенно неприметными и незначительными. Соответственно, и те, и другие исключают из сферы своих интересов, поисков и исследований институты, не напускающих таинственности, а прямо предупреждающие о роде своей деятельности.
  
   В самом деле, ну что такого секретного, особого и специального можно нарыть в деятельности службы, которая откровенно утверждает, что занимается уфологией. Чем-чем? Да-да, у-фо-ло-гией, ха-ха. До странности - принцип прятать на самом видном месте описан ещё Эдгаром По, всем известен и тем не менее, всегда срабатывает.
  
   Между прочим, упомянутая служба (некоторые вольнодумные сотрудники именовали её язвительно UFO-service) имела даже своё отраслевое издание, доступное всякому желающему в соответствующих разделах библиотек губернского уровня. В Центральную библиотеку города Березник, конечно, оно не поступало, но лишь по причине отсутствия читательского интереса. А так - пожалуйста. Наравне, между прочим, с "Вестником Русского Географического Общества". Никто же не виноват, что обывателю больше по душе научно-популярный журнал "Вокруг света", издаваемый, кстати, тем же Русским Географическим Обществом, а посему могущий быть засчитан и в пользу уфологической службы.
  
   Точно так же нисколько не скрывается, и никогда не скрывалось, что ещё с XIX века Русское Географическое Общество является не подразделением внешней разведки, нет, а вполне самостоятельной специальной организацией. И сохранялось в таком качестве при всех политических режимах на шестой части суши, и всегда финансировалось казной, и выполняло свои специальные и специфические задачи, и, когда возникла необходимость, занялось практической уфологией, а когда встала потребность, учредило уфологическую службу.
  
   Прошу обратить внимание: не скрываться вовсе не означает оповещать. Серьёзные бюджетные организации, деятельность которых не зависит от симпатий, одобрения или активного содействия гражданского населения, не нуждаются в рекламе. А для обеспечения непрерывного потока сведений от добровольных информаторов из числа обывателей вполне достаточно той репутации слова "уфология", которую создали ему масс-медиа и самопальные энтузиасты в ХХ веке.
  
   В этой, вот, структуре и служил Иосиф Виссарионович Иопа. В угоду самым придирчивым и дотошным читателям оговорюсь: в самой службе не имелось каких-либо специальных званий (как, например, есть младший советник юстиции или советник налоговой службы первого ранга), и имелось в виду, что чин его был "капитан второго ранга", а служба - уфологическая. Ну, как, например, "майор авиации" или "сержант ВДВ".
  
   Лекцию по истории Русского Географического Общества и уфологической службы Иопа, разумеется, сейчас не читал, да Шаргунову она и не требовалась. Не потому, что видный политический обозреватель был сведущ, - в этом смысле Максим ничем не отличался от подавляющего большинства, редко вникающего в такие уж мелкие детали государственного механизма - а потому, что в данный момент Шаргунова, как и любого бы на его месте, интересовала практическая сиюмоментность. В смысле, что, как, почему, откуда взялось и всё такое.
  
   Это уфолог и пояснил.
  
   Иопа пояснил, что рекомый НЛО - вовсе не "неопознанный", а из числа известных и занесённых в картотеку, и не вполне "летающий", поскольку данный агрегат способен как летать, так и передвигаться под водой, поэтому корректнее всё-таки называть UFO, где F может быть как Flight, так и Floating. Это если в англоязычном варианте, а в варианте русскоязычном термин "уфо" корректен сам по себе, поскольку не является аббревиатурой. Поэтому значение слова на всеобщем языке близко всё-таки к русскому.
  
   Тем более, что приходят эти самые УФО как раз из морских и океанских глубин. Имеются в виду данные конкретные уфо, которые не следует смешивать с другими случаями "инопланетных визитов", достоверность которых чаще сомнительна, в отличие от данных конкретных, реальность которых не вызывает сомнений и которые появляются из глубин.
  
   И появляются не просто так, людей посмотреть, себя показать, а с очевидными враждебными целями. Систематически эти уфо наблюдаются очень давно, но если раньше и случались с ними боевые столкновения, то по недоразумению - например, ретивый пилот решил пустить ракету, а сам был сбит в ответ, или перепуганный эсминец начинал забрасывать неизвестную субмарину глубинными бомбами, и хорошо, если успевал унести лопасти от подводной контратаки. А в последние годы (да-да, годы! Конкретно - с пятьдесят четвёртого) уфо перешли к откровенной агрессии, теперь уже они первыми нападают на морские суда и побережье, разрушают строения, похищают людей. Или убивают. По сути, после десятилетий относительно мирного сосуществования (да-да, десятилетий, первый совершенно достоверный случай появления такого уфо датируется сорок вторым годом прошлого века) пришельцы из глубин начали войну. Россия, будучи великой морской державой, естественно, в этой войне участвует всеми возможными средствами, и уфологическая служба Русского Географического Общества играет в этом сюжете отведённую ей роль. В том числе, собирая, систематизируя и анализируя всю информацию о противнике и проявлениях его активности, в том числе, разумеется, в Прибалтике.
  
   К сожалению, пояснил далее Иопа, оперативно и адекватно реагировать на все проявления вражеской активности удаётся далеко не всегда, приходится работать по следам и последствиям, и хорошо, если след ещё не успевает остыть (увы, бывает и такое, особенно в самом начале войны, взять хотя бы трагедию на острове Сумба, не слышали? Вам очень повезло, это сберегло вам массу нервных клеток). К тому же, эта проклятая разобщённость человечества, необходимость согласований на правительственном уровне, в конце концов, треклятый суверенитет, на котором, откровенно сказать, мозги повёрнуты у всех в Объединённой Балтии, а в Эстонии - особенно, особенно, когда речь идёт о России.
  
   Вот, например, появление рекомого уфо следящие системы Балтийского флота засекли почти сразу, а это, надо сказать, довольно нелегко с их, пришельскими, скоростями и противолокационной защитой, а всё же засекли, и вели несколько часов, и неподалёку как раз курсировал в полной готовности крейсерский отряд, но из-за бюрократических проволочек разрешение на вход в территориальные воды Балтии вовремя не поступило, и уфо удалось скрыться и, вероятно, он уже ушёл под воду. Группа кораблей и авиации Балтфлота и подоспевшие подразделения уфологической службы сейчас ведут поиск в районе предполагаемого погружения уфо, чтобы, по крайней мере, установить дальнейший маршрут его движения. Но эффективность поисков снижена по той же причине - власти Балтии не дают русским разрешения пересечь границу их территориальных вод.
  
   К счастью, пояснил затем Иопа, у Русского Географического Общества есть представительство в Эстонии, оно находится не в Таллинне, а где - вам знать ни к чему, да это и неважно, но обстоятельства сложились так удачно, что как раз накануне сюда прибыла группа уфологов. Со своими, разумеется, целями, с какими - вам знать ни к чему, да это и неважно, но сразу же, как только от Балтфлота поступил сигнал о приземлении уфо на западе Большого Таллинна, группа кавторанга Иопы выдвинулась на перехват. К сожалению, движение заняло определённое время, двигаться пришлось, разумеется, инкогнито от местных властей, да и локализовать место удалось не сразу, словом, когда группа достигла точки назначения, всё уже закончилось и более того, уже на месте возникли некоторые трудности в общении с полицией, а потом и Департаментом безопасности, этим анахроническим учреждением, по нелепости сохранившимся со времён Второй Независимости Эстонии. Эстонцы начали задавать неуместные вопросы, но выяснения отношений с секретной службой Объединённой Балтии удалось избежать - к большому, надо заметить, счастью, потому что даже в провинциальном управлении у них ребята чересчур ушлые. К счастью, в анахроническом Департаменте безопасности Эстонии старших братьев по Содружеству государств Балтийского моря недолюбливают, как в своё время недолюбливали русских, зато по-прежнему берут взятки.
  
   Поэтому, хотя время и было потеряно, группа Иопы не только получила свободу передвижения, но и выяснила, что остался живой очевидец уфо, причём гражданин Российской Федерации - Максим, что совершенно понятно, Рудольфович Шаргунов. К сожалению, сразу настичь Максима не удалось, это лишь теперь стало понятно, что он провёл ночь в полицейском участке, но, чтобы установить это и проследить его маршрут до российского консульства, потребовалось время и задействовать некоторые личные связи Иосифа Виссарионовича в полиции.
  
   К счастью, русофильские настроения в эстонской полиции сейчас довольно сильны, и русофилы, ничего ещё не зная о сюжете с уфо, сразу взялись опекать потерявшегося русского, приставив к нему своего агента - да, таксиста Юру, только присутствие которого, кстати, спасло Максима от ареста балтийской контрразведкой. Расчленёнку в багажнике помните? Это контрразведчики создавали повод для ареста, но Юра сумел убедить отряженных агентов, что операцию проводит Департамент полиции и достаточно будет только вашей компрометации, поэтому вас отпустили, и спохватились только, когда вы уже добрались до консульства. А тут и кавторанг Иопа подоспел. Теперь Максим Рудольфович может быть полностью спокоен, теперь-то балты на открытый конфликт не пойдут, и Шаргунов, если захочет, может продолжить участие в конференции, а может преспокойно ехать домой, в Питер.
  
   А рекомый уфо, пояснил в завершение Иопа, классифицируется как "охотник", он специализируется как раз на захватах людей, предполагается, с целью проведения опытов, но пока точно установить не удалось. Что, собственно, и произошло, судя по всему, в пансионате "Нелиярве". Нападения "охотников" всегда сопровождаются похищением строго определённого числа особей. Если в результате какого-то нападения людей удалось захватить меньше, поблизости можно ожидать нового нападения. Если же на подвергнувшемся нападению участке находилось больше людей, то у них есть шанс уцелеть. Вероятно, это связано с вместимостью "охотника", но пока точно установить не удалось. Бессмысленные истребления всего живого во время нападений "охотников" не отмечены. Предполагается, что они строго следуют заданию.
  
   Зелёный же человечек, которого видел Максим в пансионате и опознал на фотографии, именуется в осведомлённых кругах "акватоид", это один из видов пришельцев, возможно, они являются отдельными расами, но, может быть, это подвиды или генетические модификации одной и той же расы. Акватоиды пока считаются главным противостоящим человечеству видом. Или расой. Во всяком случае, по имеющимся свидетельствам и уликам, экипажи враждебных УФО состоят, в основном, из акватоидов, представители других видов встречаются много реже.
  
   - Вот, собственно, и всё, - сказал Иопа и последним глотком допил кофе. И поморщился, потому что кофе уже остыл.
  

The END

  
   - Вот, собственно, и всё, - повторил Иопа, отставил чашку и опять поднялся с кресла, на сей раз решительно и окончательно, и снова протягивая руку Шаргунову, теперь уже на прощание. - Надеюсь, теперь вам стало понятнее, что к чему, и участником какой истории вы невольно оказались. Ещё раз спасибо за содействие, вы нам очень помогли.
   Максим кивнул, отвечая на крепкое, мужское рукопожатие, сказал:
   - Я так полагаю, обо всём это распространяться не следует...
   - Отчего же? - уфолог пожал плечами. - Распространяйтесь, если угодно. Мы не секретимся, разве что по необходимости, когда вовлечены интересы сопредельных государств. И то, из практических соображений, только на время операции. Чтобы не путались под ногами, - Иопа заговорщицки подмигнул. - Но здесь мы свою работу уже закончили, сегодня вечером покидаем сей прелестный уголок. Так что всё на ваше усмотрение. Но официальных подтверждений вашему рассказу не будет, уж не взыщите. Пропагандистская работа с гражданским населением, общение с прессой и всё такое нашим бюджетом не предусмотрено, личному составу работы хватает, а кто бы ещё стал вникать в эту историю, если последует запрос, я даже сказать не могу. Право, мне некогда было интересоваться этим вопросом.
  
   - Ну, э-э, а как же, - растерялся видный политический обозреватель, впервые в своей разнообразной жизни столкнувшийся с тем, что он, одно из лучших перьев российской журналистики, влиятельный журналист и т.д., и т.п. готов бросить все силы и всемерно участвовать, а ему говорят, мол, спасибо, не надо. - Может быть, чем-то нужно помочь? Ну, привлечь внимание общественности, добиться увеличения финансирования, надавить на политиков...
   - Спасибо, не надо, - доброжелательно ответил капитан второго ранга, явно - пока ещё доброжелательно. - Это наша служба, а у вас есть своя работа. Если хотите, можете вернуться на свою конференцию, хотите - возвращайтесь домой, в общем, живите, как жили. А теперь прошу меня простить - служба. Завтра я должен докладывать в Петербурге, ваш эпизод дополнил нашу информацию, так что ещё раз спасибо за содействие. Не буду говорить: "до новых встреч", лучше бы вам больше в такие передряги не попадать.
  
   Иопа дружески приобнял Шаргунова за плечи, ободряюще улыбнулся и ушёл. Когда через некоторое время в кабинет заглянул референт консула, Максим сидел в кресле и грыз ногти на правой руке, тупо уставившись в пустой экран.
  
   - Максим, э-э-э, Рудольфович, прошу извинить, - сказал референт. - Вы уже определились - остановитесь в консульстве или самостоятельно? Вам нужно ещё какое-либо наше содействие? Николай Андреевич распорядился помочь, если что.
   Поскольку Максим молчал, референт вошёл в кабинет и продолжил:
   - Если вам интересно, от эстонцев час назад поступило опровержение той информации, насчёт вашего розыска. У них в базе данных вирус случился, произошла несанкционированная рассылка, они уже извинились. Так что теперь нет никаких проблем.
   - Да, - сказал Шаргунов. - Спасибо.
   - По вашему заявлению относительно исчезновения гражданки Бифидок мы сделали запрос от консульства в Департамент полиции, - сказал референт. - Они подтвердили получение и сообщили, что принимают меры к розыску. Официальный ответ мы получим в течение суток.
   - Да, - сказал Шаргунов. - Спасибо.
   - Вы намерены ещё оставаться в Таллинне? Вы, ведь, на конференцию приезжали? Она уже закончилась? Может быть, вам заказать билет в Петербург?
   - Да, - сказал Шаргунов. - Пожалуй. На ближайший рейс.

Закончено 13 июня 2008 года

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   48
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"