1. Будни.

  Второй час наша ‘тарелка’, так в обиходе называют боевую машину патруля, утюжила дикую степь, которая когда-то была плодородна и населена. Под круглое днище машины стремительно уносился сплошной ковёр ещё не успевшей пожухнуть от летнего зноя травы. А при взгляде вдаль возникала иллюзия движения по зелёному волнующемуся морю с белыми барашками ковыля, светлые нити которого податливо ложились на степной ветер.

  Кое - где ещё встречались проплешины старых дорог, идущих в никуда из ниоткуда. Попадались местами развалины былых посёлков и рваные остатки лесополос, когда-то защищавших пахоту от степных ветров. Местами ровный стол степи прорезали шрамы высыхающих рек, вдоль которых тянулись убогие леса с небогатой живностью, нашедшей убежище от летнего зноя и зимних холодов среди сгорбленных стволов, обделённых влагой, да и, казалось, самой жизнью тоже.

  Машина действительно напоминала ‘летающую тарелку’ из тех полузабытых времён, когда инопланетян подозревали во всех тех грехах, которые раньше числились за дьяволом. Круглый несущий корпус с плоским днищем и выпуклым верхом был гладок, как лепёшка смолы, растёкшаяся на земле под жарким солнцем. Лишь три выступа нарушали её абсолютную обтекаемость и симметрию. Две прозрачные капли - фонари кабин моей, и оператора управления огнём, да маленькое вздутие по центру - башенка воздухозаборника с пулемётом, локатором кругового обзора и 37 - миллиметровой скорострельной пушкой. Верх башенки венчала выпуклость лазерного целеуказателя, который, казалось, жил собственной жизнью, цепляясь своим лучом за всё, мало-мальски выделяющееся на общем фоне. По периметру корпуса, по четыре справа и слева, были заметны люки десанта с бойницами и обзорными иллюминаторами. Эти люки, открывшись, превращали машину в ромашку, по лепесткам которой в атаку на врага вырывались быстрые и больно жалящие осы десантников.

  Второй час у меня за спиной ровно выли турбины, оператор в правой кабине отлаживал целеуказатель, ловя им приметные ориентиры, а десантники по своему обыкновению травили анекдоты. Казалось, этих анекдотов они знают несчётно, но как только обстановка становилась напряжённой, анекдоты кончались и десантники сливались с машиной в единый, хорошо отлаженный боевой механизм.

  В чём смысл нашего патруля? Может быть, что бы они боялись нас, а может и наоборот, что бы нам не было так страшно. Тридцать лет назад, когда развал империи вызвал локальную войну в предгорьях и по мятежникам было применено тактическое ядерное оружие, в том числе нейтронные заряды, неизвестный летательный аппарат больших размеров был засечён нашим, да и не только нашим ПВО над центральными хребтами горной системы. Попытки сбить его оказались безуспешными..., вернее об этом просто ничего не известно. Получить убедительные доказательства, что ракеты достигли цели, не удалось, а посланные на перехват пилоты пропали без вести, ничего не сумев сообщить о своей судьбе. Сам же неизвестный аппарат приземлился или упал в одно из ущелий. Свидетелей-очевидцев этого события найти не удалось. Ни одно правительства стран Земли не признало этот аппарат своим.

  Проведённая позже космическая разведка показала, что ущелье предполагаемого падения как молоком залито густым туманом. Авиационная разведка показала то же самое, но в дополнение было выяснено - туман непрозрачен для радиоволн и инфракрасного излучения. Разогнать его никакими известными методами метеовоздействия не удавалось. Когда послали звено боевых вертолётов и попробовали разогнать его потоками воздуха от роторов - туман, поднявшись, окутал боевые машины и укрыл от радаров наблюдения с земли и с воздуха. Радиообмен с экипажами тоже прервался, и с тех пор они числятся без вести пропавшими.

  Были попытки проникновения в туманное ущелье пешим порядком. Спустя несколько лет после окончания войны, когда радиоактивный фон в горах стал безопасен для людей, специально обученные и экипированные отряды из исследователей, бойцов элитных подразделений и собак, умеющих возвращаться в случае потери вожатого-кинолога, несколько раз уходили в туман. Ни одна из посланных групп не вернулась, увеличив собой список пропавших без вести. Не вернулись даже специальные роботы-автоматы, с мощной защитой от всех воздействий, которые только могли себе представить учёные и инженеры планеты.

   После двухлетних безуспешных попыток узнать хоть что-то о загадочном посещении эти попытки оставили. Безлюдный горный район обнесли инженерной полосой заграждения и взяли под охрану, изолировав от возможного проникновения как с одной, так и с другой стороны.

  Спустя пять лет ажиотаж неведомого несколько спал, посты охраны сняли, оставив только электронные средства слежения и предупреждения. Лет пять ещё тревожные группы поднимались по сигналу нарушения границы, что бы в очередной раз зафиксировать проход через охранную полосу животных или групп авантюристов, пытающихся на свой страх и риск проникнуть в таинственное ущелье. Те, кто успевал уйти в туман раньше пограничников, уже никогда не возвращались обратно.

  Через десять лет тревожные группы были расформированы, а средства слежения сами пришли в негодность, человечество перестало бояться туманного ущелья, и потеряло к нему интерес.

  Через двадцать пять лет в предгорья бывшей запретной зоны пришли люди, но на это не обратили внимание. После войны многие, прятавшиеся в горах десятилетиями, вернулись вниз, на плодородные пастбища и обосновались там. Эти люди не имели документов, многих уже никто и не помнил из возможных соседей - поэтому сам факт появления поселений вблизи запретной зоны не вызвал никаких подозрений. Четыре года назад был обнаружен первый караван. Вот после этого-то и ввели боевое круглосуточное патрулирование этого горного района.

  Караван..., да, всё началось с первого каравана.... Впервые о нём узнали, когда он вполз в заброшенную станицу с характерным названием Спокойная, чудом оставшуюся нетронутой войной в этой части равнины, примыкающей к горам. Жители сообщили о нападении в райцентр по телефону, сбивчиво и непонятно. Из телефонной скороговорки поняли лишь, что на них напали, и они просят помощи. В Спокойную снарядили милицейскую машину с шестью вооружёнными автоматами милиционерами. Обратно, через сутки, вернулись двое..., пешком и без оружия. Вид их был страшен..., нет, физически они были невредимы, чего нельзя было сказать об их психике. Бессвязно, с выражением крайнего ужаса, милиционеры рассказывали о машинах, напоминающих блестящие утюги, летящих в строю над просёлком не тревожа сухую как порох дорожную пыль. О людях, безвольно идущих в закрытый кузов парящей в воздухе странной машины, похожей на большой автобус без окон, дверей и колёс.

  Помятый автомобиль милиции нашли километрах в десяти от райцентра, его радиатор был пуст и двигатель заклинен... Специальная государственная комиссия, обследовав село, нашла все шесть автоматов, часть боекомплекта двух из них была израсходована, а остальные были брошены без единого выстрела. Село было не тронуто, но людей в нём не было. Особо было отмечено, что все следы людей вели к дороге, где внезапно обрывались, как если бы они действительно сели в машину и уехали. На дороге никаких других следов, кроме следов шин патрульной милицейской машины не было. Впечатление было такое, что люди исчезли внезапно, безо всякого насилия и одновременно. Это событие и материалы расследования были сразу засекречены. Двух вернувшихся милиционеров увезли на лечение..., позже незаметно были вывезены их семьи и близкие родственники. Сразу после обследования опустевшего селения были организованы обширные поиски других следов таинственного события, но ничего найдено не было. В очень короткие сроки вдоль всей равнинной границы населённой местности с зоной бывших боевых действий были отстроены хорошо оборудованные опорные базы, где располагались патрульные группы с ‘летающими тарелками’, космическими средствами связи и независимыми энергостанциями. Таких баз было три: Западная, Центральная и Восточная. И их патрульные группы по очереди патрулировали границу населёнки, протянувшуюся на полторы тысячи километров с востока на запад от моря до моря вдоль горного массива. И надо сказать, что новые поселения в предгорьях оказались с той стороны зоны патрулирования. Здесь же ‘повесили’ систему наблюдательных и навигационно-связных спутников специально обеспечивающих патрульные группы.

  За время развёртывания системы патрулирования и охраны населённой равнинной зоны произошло ещё три таких случая. Второй ‘караван’ был засечён спустя полтора месяца после первого. Его удалось обнаружить, когда он выходил на равнину. Погодные условия были таковы, что космические средства наблюдали караван лишь несколько минут, потом он был потерян. Но сразу после этого в Спокойной вновь появилось её население. С ними проводилась следственная работа, но никто из жителей станицы ничего не помнил о похищении. В их памяти напрочь отсутствовал сам факт этого события.

  Спустя некоторое время цепь неизвестных машин ещё два раза появлялась на равнине. Сначала была опустошена станица Светлая, а затем, через несколько недель, в неё опять были возвращены люди. Оба раза ‘караван’ удавалось засечь средствами космического обнаружения. Боевые вертолёты сопровождали его до ‘туманного ущелья’ не пытаясь уничтожить - внутри неземных, а это уже было ясно, машин могли быть живые люди, похищенные из опустошённых посёлков. Так стала ясна связь ‘каравана’ с таинственным летательным аппаратом, появившемся здесь более двадцати пяти лет назад.

  В начале задачи патруля были просты: перехватывать выползшие из тумана ‘караваны’ и уничтожать их до подхода к селениям, если будет уверенность, что ‘караван’ не транспортирует людей. Но после всё усложнилось.... Когда стало ясно, что ‘караван’ не только похищает людей, но и возвращает их обратно, то его уничтожение стало разрешаться только при уверенности, что в машинах ‘каравана’ нет людей. На практике это значило, что ‘караван’ вообще нельзя было трогать. И только после того, как пятый ‘караван’ был беспощадно расстрелян звеном боевых вертолётов под командованием капитана Шеховцева, выяснилось, что ‘большой автобус’ - это не транспорт, в котором перевозят людей, а скорее передвижная кабина нуль-транспортировки на антигравитационной подушке, набитая до отказа сложным и непонятным оборудованием. Снова основной задачей патруля стала задача перехвата и уничтожения. Но выяснились и новые подробности.

  На протяжении четырёх лет со дня первого появления ‘каравана’ интенсивно велись исследования этого феномена и всех следствий, которые можно было связать с ним и с ‘туманным ущельем’. И самое тревожное из них заключалось в том, что спустя год после первого обнаруженного похищения населения из станицы Спокойной по посёлкам и городам от предгорий в глубь страны медленно поползла необъяснимая эпидемия. У некоторых из рожениц рождались младенцы с новой, аномальной группой крови. Аномалия, на первый взгляд была безобидная. При переливании донорской крови младенцам могла быть перелита любая другая группа с любым резус-фактором, без каких либо заметных реакций отторжения со стороны организма реципиента. Напротив, кровь младенцев не могла быть перелита ни одной из ранее известных групп. Реакция отторжения наступала незамедлительно и протекала очень остро. Существенным было и то, что этот признак был доминантен при наследовании.

  Только после выяснения этого необычного факта было решено исследовать кровь жителей станиц, подвергшихся похищениям. У всех детей родившихся от родителей, из которых хотя бы один подвергся похищению, была обнаружена новая группа крови, названная в последствии группой 5А - аномальной. То же было обнаружено и у всех детей жителей предгорных селений, которые никогда не подвергались набегам ‘караванов’, но были населены беженцами, спасавшимися от войны в горах и спустя несколько лет после её окончания вернувшимися в старые, или отстроенные новые аулы.

  В результате появилось секретное постановление правительства, направленное на запрещение миграции населения с группой крови 5А из охраняемой зоны и она, по сути, превратилась в жёстко охраняемую резервацию, а патруль, милиция и внутренние войска получили приказ, разрешающий применение оружия для безусловного выполнения этой карантинной меры. Но, по-видимому, время было упущено, и новая кровь растекалась с гор в глубь страны и континента, несмотря на все принятые меры.

  Патрулирование было довольно скучным, хоть и высокооплачиваемым занятием - каждый патрульный полёт считался боевым. Гораздо интереснее были учения, который проходили раз в три месяца. Поиск и уничтожение ‘каравана’ во многом тоже напоминал учения - машины ‘каравана’ никогда не оказывали сопротивления. Тактика ‘каравана’ - энергичное маневрирование, затрудняющее уничтожение и максимально быстрое возвращение машин ‘каравана’ в туманное ущелье. Хуже всего, что они рассыпали строй и возвращались по одиночке. Такой маневр позволял уйти большей части преследуемых машин. Мы, как правило, выбирали к уничтожению ‘автобусы’ - тяжёлые и маломаневренные передвижные кабины нуль-Т.

  Иногда приходилось перехватывать группы беженцев, которые пытались уйти из охраняемой зоны на свободу.... Это было самое неприятное в патрулировании - преследовать и ловить людей, которые хотели из замкнутого мирка колонии уйти в большой мир. Наличие группы крови 5А было тем клеймом, с которым внешний мир был для них недоступен. Резервацию хорошо снабжали, отличная связь позволяла людям, живущим в ней общаться со всем миром, но покидать свою колонию они не могли. Со странной периодичностью группы колонистов, словно бы отчаявшись, решались на побег. Как правило, такие побеги совпадали по времени, но не по месту, с появлением ‘каравана’. Это и облегчало и затрудняло поиск и поимку беглецов. Именно для этого каждая ‘тарелка’ несла внутри себя восемь тренированных, обученных и психически очень устойчивых бойцов, уверенных, что делают правое дело.

   Привычный ритм патрульного полёта, когда машину ведёт автопилот и не предвидится ничего неожиданного, позволял вспоминать и думать. Наша патрульная группа базировалась на восточной базе. Позывной у нас был соответствующий: база - ‘восток’ и наша патрульная машина ‘восток - один’. Центральная база, к которой мы уже подлетали, имела позывной ‘центр’, и западная база именовалась, естественно, ‘запад’. Всё было как всегда. У меня, на командирском индикаторе горизонтального обзора, проплывала масштабная карта местности, передаваемая нам с очередного спутника, пролетающего над нами по гигантскому орбитальному эллипсу. Центр индикатора соответствовал нашему местоположению. Бортовой радиолокатор уточнял информацию спутника, замечая все малоразмерные объекты в радиусе до 50 километров.

  Будящий воображение женский голос бортового информатора напомнил о контрольном опросе экипажа. Этот опрос проводился каждые пятнадцать минут и не позволял ребятам отвлечься от задачи патрулирования. Я переключил экран внутренней связи на кабину оператора управления огнём. На маленьком экране интеркома возникла удлинённая, с юношески лёгкими чертами лица и большими, чуть навыкате глазами, голова Никиты. Белый лётный шлем с откинутыми вверх стёклами светофильтров придавали этому мальчишке солидную значимость.

  - Оператор, доложите обстановку! - потребовал я сухо.

  - Системы управления огнём в норме. Цели не выявлены, командир! - Никита оторвал взгляд от горизонта и, скосив глаза на такой же экран в своей кабине, отрапортовал с преувеличенной чёткостью.

  Молодой, только из училища лейтенант, нравился мне своим отношением к службе, а патруль для него был хорошей школой боевой работы. Высокий, ещё по юношески худощавый, он старательно демонстрировал своё умение и выучку, и выходило это у него так открыто по мальчишески, что я невольно вспоминал своего сына, который был чуть моложе моего оператора. Все мы проходили через это. Двадцать лет назад и я рапортовал из правой кабины штурмового аппарата на воздушной подушке, мечтая о том, как отличившись в бою, займу левое место командира.

  Усмехнувшись воспоминаниям, я переключил экранчик интеркома на командира десантников. Капитан Калугин, видавший виды десантник сорока лет, думал о чём-то своём, не участвуя в общем трёпе подчинённых, но моё лицо на экране интеркома заметил сразу. Его костистое, с глубоко посажеными глазами лицо, мгновенно собралось и он, не дожидаясь моего вопроса, доложил: - У нас всё в норме, командир. Держим порох сухим.

  С Анатолием Калугиным у меня установились дружеские отношения. Мы прекрасно понимали друг друга, хотя он и был немного замкнут, предпочитая свободное время проводить в одиночестве. Я был старше его на 6 лет, при патрулировании он со своим подразделением подчинялся мне, да и по воинскому званию был значительно младше, но было в его личности что-то, какой-то внутренний стержень. И эта его значимость заставляла меня относиться к нему, как к равному.

  Остальных десантников я, как правило, не опрашивал. Это были обязанности их командира. Но пройтись интеркомом по десантным кабинам был должен, что бы лично удостовериться в нормальном состоянии экипажа.

  Кабина десантника представляла собой небольшую капсулу с откидывающимся люком - трапом, местом для размещения личного оружия и снаряжения десантника, катапультируемым креслом и маленьким коммуникационным пультиком на потолке, где как раз и находился экран интеркома. В глубине капсулы был расположен быстросъёмный люк лаза, который соединял места десантников так, что из одной десантной кабины при необходимости всегда было можно переползти в другую.

  По очереди, переключаясь с одной кабины десантника на другую, я, как на фото скрытой камерой, видел мгновенные снимки лётной жизни этих ребят, отдалённых от меня военной субординацией и моим званием полковника. Быстрый и ловкий красавец Виктор Андреев, чуть замедленный, но обстоятельный и выносливый Александр Акимов, мощный атлет Николай Климов, хитрый и осторожный Аграф Узякаев, рассудительный Александр Зайцев, лысеющий интеллектуал Евгений Намётышев, горячий бородач Игорь Ишханов - все они были добровольцами. В патруль набирали только добровольцев. Пилоты и десантники - из вооружённых сил, учёная братия, а они так же входили в личный состав каждой из трёх баз, гражданские.

   2. Атака.

  Плавный ход моих мыслей был прерван вкрадчивыми интонациями голосового информатора. Умеют же подбирать голоса для этих целей! С теми интонациями, с которыми женщина произносит: - Иди ко мне, милый - это устройство проворковало: - Цель слева по курсу. Удаление - двести километров. Скорость цели - сто двадцать километров в час. Направление движения - северо-запад. Почти одновременно со сладкоголосым информатором доложил Никита: - Командир, в направлении на 10 часов ‘караван’!!! - Голос мальчишки дрожал от возбуждения, это был его первый бой.

  Я уже всё видел сам. У верхней границы левого сектора индикатора горизонтального обзора, на границу видимости выползали пять светящихся точек. Две впереди поменьше - ‘утюги’, затем, покрупнее, ‘автобус’, и замыкали строй ещё два ‘утюга’. Предполагаемая траектория их движения, прочерченная на индикаторе тонкой розовой ниточкой уходила, на северо-запад.

  - ‘Восток’, я ‘Восток - один’, обнаружил - ‘караван’, разрешите атаковать? - Для меня это был уже третий караван за время моей патрульной службы, но каждый раз, когда я получал разрешающий приказ, всё внутри подбиралось, готовясь к действию, а затем душа заполнялись лёгким, пьяняще-бесшабашным хмелем атаки, заставляя работать мозг стремительно и чётко, а тело безошибочно выполнять его приказы.

  - ‘Восток - один’, я ‘Восток’, атаку разрешаю - цель уничтожить! - Прозвучал из наушников сквозь шорох помех приказ.

  - Приказ понял, цель уничтожить! Выполняю. - И тут же для экипажа по громкой связи: - Экипаж, обнаружен ‘караван’, выполняю маневр выхода в атаку! Атака предположительно через пятнадцать минут!

  Для перехвата ‘каравана’ скорости режима крейсерского патрулирования, скольжение на воздушной подушке, было недостаточно. Двигатели на форсаж! Турбины взвыли, плавно наращивая обороты, голову вдавила в заголовник перегрузка. Машина стремительно разгонялась, подминая под себя сразу уплотнившийся воздух. Ручку на себя и вот уже земля ушла куда-то вниз, раздвинув голубой горизонт по бокам. И сразу доворот влево виражом. Со стороны это выглядело красиво. А впрочем, не только со стороны. Я любил и умел пилотировать красиво. В глазах потемнело от перегрузки на вираже и вот мы уже на курсе, внизу три тысячи метров тёплого приземного воздуха, вверху синий купол холодного неба, а впереди пир боя. В такие моменты приходит ощущение владычества над миром и его судьбами, ощущение ни с чем не сравнимого опьянения жизнью и счастьем...

  - Командир, на 8 часов у края ещё цель!!! - Этот доклад оператора был неожидан. Два ‘каравана’ - такого ещё ни разу не было! Быстрый взгляд на экран индикатора - у краешка экрана медленно ползли две маленькие точки, временами сливаясь в одну. Это был не ‘караван’, вернее не тот ‘караван’, с которым мы обычно имели дело. Наконец, слегка замешкавшись, пропел информатор: - Цель номер 2 слева по курсу. Удаление - двести тридцать километров. Скорость цели - сорок километров в час. Направление движения - строго на север.

  - ‘Восток’, я ‘Восток - один’, обнаружена цель номер два на удалении от первой. Продолжаю выполнять приказ на уничтожение первой цели. - Мой доклад о второй цели был также неожидан для базы, и ответ пришёл спустя несколько минут.

  - ‘Восток - один’, я ‘Восток’! Выполняйте задачу уничтожения первой цели. Перехват второй будет обеспечен патрулём базы ‘Центр’!

  Я живо представил себе, как сейчас на Центральной базе взвыли тревожные сирены и дежурный экипаж, побросав всё, чем обычно скрашиваются долгие часы скучного дежурства, тяжело топая, бежит в боевом снаряжении к ангару, где техники уже облепили ‘тарелку’. А она, оживая, ворчит запускаемыми турбинами и весело свистит гироскопами, тонкий визг которых при раскручивании становится неслышимым, переходя в ультразвук. Вторая цель, судя по размеру, количеству меток на индикаторе, а также и по скорости, не представляла особого интереса, и я на время забыл о ней. Это была не моя цель.

  - До встречи с целью 5 минут. - Пропел информатор и я перевёл его в режим аварийного оповещения, что бы он не мешал в бою.

  - Никита, готовь по цели ПТУРСы! - Скомандовал я оператору.

  - Есть, командир! - ответил оператор, наступало время его работы.

  При атаках ‘каравана’ это был стандартный приём. Компактный строй сначала расстреливался самонаводящимися противотанковыми ракетами, а затем уцелевшие машины ‘каравана’ по одиночке уничтожались скорострельной башенной пушкой. Я снизил скорость и подвёл ‘тарелку’ к земле, перейдя на бреющий полёт.

  - Командир, цели захвачены! - Все наши пять лазерных целеуказателя упёрлись в броню неземных машин, мчащихся как призраки над степью. Теперь я должен был строго выполнять команды оператора, обеспечивая точность ракетного залпа. Если бы они пытались нас поразить, то сейчас наступил самый удобный момент. Мы висели на хвосте у ‘каравана’, преследуя, и представляли собой отличную мишень. Я хорошо помню, как в реальном бою мы только скрипели зубами, когда на боевом курсе взрывались и превращались в огненные шары наши товарищи, при попадании в них ракет ‘земля-воздух’ с преследуемых танков и бронетранспортёров сепаратистов, а мы держали курс, хоть в нашу броню и вонзались осколки их машин. Здесь же ответных залпов не было, но всё равно, нервы были как струна.

  - Скорость минус 10! - Я послушно убрал обороты двигателя и выпустил воздушные тормоза.

  - Влево 5! - лёгкий крен влево.

  - Ещё 5!! - ещё чуть влево.

  - Залп!!!! - Из носовых контейнеров с шипением, оставляя за собой белесые дымные хвосты, вырывались 5 ракет и устремились к целям. Дым ракетных выхлопов слепит меня, но боевой курс должен быть, пока не прозвучит команда.

  - Выход!!! - Я резко увеличиваю обороты двигателей и ухожу вверх, вываливаясь из дымных ракетных хвостов. Одновременно с этим внизу звучат разрывы, которых я не вижу, вижу только серое от перегрузки небо и чувствую тяжелеющую от потери скорости машину. Боевой разворот и подо мной картина боя.

  Среди столбов пыли и дыма длинная борозда, в конце которой валяется на боку ‘автобус’, напоминающий сейчас неаккуратно вскрытую консервную банку. Его внутренности дымятся, время от времени изрыгая языки пламени. Вокруг три воронки, значит, только две ракеты попали, а остальные просто ‘ковырнули’ степь. И ‘утюги’, которые как ни в чём ни бывало, веером разошлись по степи и улепётывают, меняя курс на обратный.

  У нас ещё осталось три ПТУРСа, и нетронутый боекомплект пушки. Выбираю один из ‘утюгов’ и, снижаясь, начинаю его преследовать. Блестящий, массивный ‘утюг’ вначале никак не реагирует на мой маневр, но вдруг я замечаю, что он начал заметно уменьшаться в размерах - значит, прибавил скорость, уходя. Тяну и я на себя рукоятку управления двигателями. Свист турбин перешёл в вой, земля бешено понеслась под машину. Сталкиваясь с приземными потоками воздуха, несущаяся вперёд ‘тарелка’ вздрагивала, как норовистый конь, не терпящий узду. Но мне было не впервой летать в бреющем на предельных режимах.

  ‘Утюг’ не приближался, а скорее продолжал удаляться от нас, не выходя на дистанцию огневого поражения. Он шёл так же ровно, как и ранее, и только скорость уносящейся под него земной поверхности давала представление о стремительном движении. Это было рискованно, но я дал форсаж. За спиной загрохотало, и мелкая дрожь наполнила машину. Она рванулась вперёд, вся содрогаясь от жёстких ударов турбулентной атмосферы. Стоило мне допустить малейшую неточность в управлении и на такой малой высоте ничто нас не спасёт от чудовищной силы удара о землю, который превратит нашу ‘тарелку’ в груду искорёженного и разбросанного по степи горячего металла, но азарт погони заставлял рисковать!

   - Оператор, цель!

   - Цель захвачена!

   - Залп тремя!

   - Есть, командир, залп тремя!

  Я вышел на боевой курс и ‘тарелка’ медленно сближалась со стремительно несущимся у самой поверхности земли неземным аппаратом.

  - Залп!!! - Раздался возглас Никиты и три дымных следа ушли к покатой броне ‘утюга’. Они упёрлись в его тупую корму и вспухли красно-жёлтыми шарами взрывов. ‘Утюг’ вздрогнул, и, продолжая стремительно нестись над ровной, как стол степью, стал разваливаться, разбрасывая из себя раскалённые куски металла и чего-то ещё, что тут же разбивалось в пыль набегающими потоками воздуха. Вот его массивное основание коснулось поверхности и словно плуг, оно стало выворачивать из земли пласты вместе с травой и чахлыми кустиками. Вспарываемая земля ложилась шрамами по обе стороны борозды, замедляя движение горящих обломков, и вот уже ничего не осталось от ещё минуту назад мощной и непонятной чужой машины. Опьянение успешным боем достигло апофеоза. Никита азартно кричал в своей кабине, комментируя уничтожение врага. Я же предвкушал наслаждение от следующего убийства чужого и враждебного неживого зверя.

  В этот красочный и азартный спектакль внезапно вторглись посторонние звуки: - ‘Восток - один’, я ‘Восток ‘, как меня слышите, приём? - Остывая от азарта боя, я понял, что эту фразу слышу уже не первый раз. Нас вызывала база ‘Восточный’ и по интонации можно было понять, что этот вызов не простая формальность текущего радиообмена.

  - ‘Восток ‘, я ‘Восток - один’, слышу вас хорошо, приём!

  - ‘Восток - один’, я ‘Восток ‘, срочно окажите помощь ‘Центру - один’! Они подверглись нападению!!!

  Оставив на поле боя три уцелевших машины ‘каравана’, я набрал высоту и опять на форсаже направил ‘тарелку’ туда, где видимо, разгорался настоящий бой.

   3. Мутанты.

  Когда наша машина подлетала к полю боя, наступала развязка. Боевая машина патруля с позывными ‘Центр - один’ неуверенно заходила в атаку на колёсный бронетранспортёр, энергично маневрирующий на земле, что бы избежать прицельного огня. Второй такой же БТР горел невдалеке, уткнувшись бортом в землю и задрав в небо другой, ржавый и грязный. Это были старые восьмиколёсные бронетранспортёры, которые давно уже сняты с вооружения. Видимо жители одного из предгорных селений нашли их, брошенных много лет назад во время войны, тайно восстановили и теперь пытались прорваться из своей резервации в большой мир, используя как отвлекающее прикрытие, рейд ‘каравана’. А может, всё было наоборот, и ‘караван’ прикрывался ими? Около горящего БТРа стоял человек и на плече у него был ‘Стингер’, которым он целился в атакующую ‘тарелку’. Экипаж ‘Центра - один’ не видел зенитчика. Их уже повреждённая машина, рыская и дымя, пыталась взять на прицел другой БТР, шаря лучами лазерных целеуказателей по песку вокруг неё. Ощущение непоправимого сдавило горло - из пусковой установки ‘стингера’ взметнулся дым и ракета вошла в днище ‘тарелки’. Глухой звук взрыва был слышен даже через шумопоглощающие материалы шлемофона. ‘Центр - один’ вздрогнул и из его корпуса вырвался сноп огня и дыма вместе с обломками каркаса, оборудования и горящими кусками разваливающихся двигателей. Фрагмент алюминиевой обшивки, быстро вращаясь, медленно и спокойно опускался по кругу вниз, подчёркивая суетность всего сущего перед вечным. Подбитая тарелка начала медленно вращаться вокруг вертикальной оси и заваливаться на бок. Её повреждения были смертельны... Рефлекторно бросив свою ‘тарелку’ вниз, к земле в энергичном противоракетном маневре, я закричал так, что, казалось, они услышат меня безо всякой радиосвязи: - Катапультируйтесь!!! Катапультируйтесь!!! - И, словно бы поняв, умирающая машина стала выплёвывать из себя людей. Сначала, отбрасывая крышки люков, вверх и вбок из заваливающейся машины выстрелились катапультные кресла всех восьми десантников, расцвечивая небо разноцветными цветами парашютного шёлка. Затем отстрелился правый фонарь и из уже вертикально вниз падающей ‘тарелки’ ушло кресло оператора управления огнём. Его парашют раскрылся почти у самой земли. Дымящаяся, уже неживая, машина судорожно перевернулась днищем вверх и в то же мгновение грузно ударилась о землю. Столб огня стал памятником её командиру.

  Ощущение необратимости гибели товарища, а мы, пилоты патруля, хорошо знали друг друга, окрасило происходящее в фатальные тона. Как будто какая - то высшая сила давно уже решила, чем кончится бой, и нам об этом не нужно было беспокоиться. Мы должны были делать своё дело, а судьба будет делать своё и эти дела, казалось, никак не были связаны друг с другом.

  Я тормозил несущуюся над землёй машину, переводя её в режим воздушной подушки. - Никита, останови БТР пушкой! - Скомандовал я. - И постарайся оставить людей живыми!

  Башенка пушки ожила, и стало видно, как пошла раскрутка стволов. Неповреждённый БТР перестал петлять как заяц по степи и на всём ходу, поднимая за собой хвост сухой серой пыли, устремился к горящему. Видимо они пытались помочь тем, кто мог остаться в живых после попадания в БТР ПТУРСа.

  - Командир, БТР в прицеле! - Доложил оператор. Лицо Никиты на экране интеркома было сосредоточено. И почти тот час прозвучала приглушённая дробь пушечной очереди. Дымная струя, протянувшись от башенки нашей машины, вспорола землю перед бронетранспортёром и грохочущей волной рваного дыма и земли, перемешанной с травой, накрыла нос БТР.

  - Есть!!! - Закричал восторженно ломкий мальчишеский голос.

   Восьмиколёсная машина дёрнулась и, накренившись на один борт, остановилась. Её колёса с обращённого к нам борта, были неестественно вывернуты, а от выцветших на солнце старых шин остались посечённые осколками горящие лохмотья. Смрадный дым горящей резины потянулся вверх, угрюмо контрастируя с зелёной, усыпанной дикими маками степью. К этому времени мы уже были невдалеке от БТРа, и я, дав реверс двигателям, остановил, а затем и положил ну грунт нашу машину.

  Между обоими подбитыми бронетранспортёрами было метров сто, и из-за того, дальнего, к только что подбитому побежал человек, петляя и пригибаясь. Это был зенитчик, сбивший ‘Центр - один’. И бежал он, рискуя головой, что бы спасти своих товарищей из горящего БТРа. Одновременно с этим, как бы придя в себя после ошеломляющего удара, подбитый бронетранспортёр откинул вверх люки боевого отделения и из них на землю посыпались беглецы. Они были все как на подбор невысокого роста в мешковатых комбинезонах. В их движениях было что-то, какая-то неловкость... Женщины, понял я. Подбежавший зенитчик сноровисто нырнул в отверстое чрево всё сильнее и сильнее чадящего БТРа и помог выбраться оттуда длинному как жердь и должно быть раненому или контуженому водителю. Все они, понимая невозможность уйти, залегли, выставив к нам дула автоматов, и напряжённо ожидая развития событий.

  Их надо было брать. Инструкция предусматривала возможность уничтожения беглецов в случае их вооружённого сопротивления, но никто из нас не стал бы расстреливать женщин только из-за того, что они, напуганные и подавленные своим поражением, начнут неадекватно отстаивать свои жизни, которым на их взгляд что-то грозило.

  Их называли мутантами, хотя ни одна из медкомиссий не смогла бы указать какие-либо различия между ими и нами.... Только дети со странной группой и больше ничего. Грозит это чем-то человечеству? Никто не мог сказать ничего определённого. И только возможность непредсказуемых отдалённых последствий, спустя поколения, заставляли держать этих несчастных в резервациях и охранять так, будто именно они составляют главную угрозу существованию землян. Для нас, пилотов и десантников патруля, эти абстрактные выкладки ничего не значили. Когда видишь перед собой испуганные и непонимающие своей вины глаза тех, кто, вопреки строжайшему запрету, лишь хотел присоединиться к миллиардам себе подобных, приходишь к выводу, что абстрактные соображения слишком эфемерны для конкретных действий.

  Я, бросив последний взгляд на группку залёгших женщин с лицами, окаменевшими от испуга и напряжения, и следами копоти и грязи на комбинезонах, соединился по интеркому с Калугиным. Он сидел в кресле, спокойно ожидая от меня распоряжений.

  - Толик, во втором БТРе, судя по всему, были одни женщины, кроме механика-водителя. - Сказал я скороговоркой.

  - Сейчас я их по громкой предупрежу, а уж потом высажу вас, готовь ребят!

  - Не беспокойся, командир, все бабоньки будут в целости и сохранности! - Понял меня десантник.

  - И ещё, капитан, все катапультировавшиеся с ‘Центра - один’ находятся в двух километрах от нас к северу. Я вызвал вертолёт. Судя по маячкам, ребята живы.

  - Да, полковник, я их отслеживаю по индикатору. Когда захватим мутантов - пошлю пару своих ребят на подмогу.

  Десантники из своих кабин видели происходящее не хуже нас, пилотов, пользуясь компьютерной системой кругового обзора, сопряжённой с обзорной телекамерой и индикатором горизонтальной обстановки. От них, без сомнения, не ускользнула ни одна деталь происходящего. При операции захвата действия десантников и боевой машины патруля согласованы и отработаны многократными тренировками. После высадки десанта мы должны будем всплыть над грунтом в режиме воздушной подушки и, угрожая беглецам всей своей огневой мощью, прикрывать и координировать действия десанта. Десант, в свою очередь, должен окружить мутантов, разоружить их и охранять до подлёта вертолёта транспортировки. И первое, это включить наружные устройства голосового оповещения.

  - Никита, включай говорилку. Скомандовал я оператору.

  Над степью, многократно усиленный, но чистый и ласковый, полился женский голос, с перерывом повторяющий одно и то же:

  - Внимание, сейчас будет высажен десант! Вам не будет нанесено никакого вреда, если вы сложите оружие и выйдите на открытое место с поднятыми руками. Специальным транспортным вертолётом вы все будете доставлены обратно к месту вашего постоянного проживания. К тем, кто непосредственно не причастен к гибели сотрудников патруля, никаких санкций применено не будет! В случае неподчинения требованиям патруля к вам может быть применено оружие.

  - Ну, Толь, ни пуха...- Произнёс я традиционное. Также традиционно послав меня к чёрту, Калугин отдал приказ своим ребятам: - Приготовиться к десантированию!!!

  Я щёлкнул тумблером управления люками и перевёл его в положение десантирования. Взвыли гидронасосы и, чавкнув почти одновременно, шестнадцать гидроцилиндров открыли восемь десантных люков, превратив лежащую ‘тарелку’ в экзотический бронированный цветок с короткими лепестками - трапами, лёгшими на землю.

  Первыми из своих гнёзд стремительным рывком выбросились двое из задних люков, и, под прикрытием брони машины, залегли, прикрывая выход остальных. Также стремительно из двух следующих люков вырвались другие, и, сделав бросок на десять метров вперёд, тоже залегли, выставив перед собой дула десантных автоматов с массивными снаряженными подствольниками. Потом ещё двое и ещё. Одновременно с этим наша скорострельная пушка, вращая стволами и поворачиваясь вместе с башенкой из стороны в сторону, как бы осматривала местность перед собой, готовая поразить всё, что может угрожать десантникам.

  Я каждый раз наслаждался этой жестокой эстетикой боевого мастерства и слаженности действий десантников, хорошо представляя себе тот психологический эффект, который весь этот спектакль производит на невольных и неподготовленных зрителей. И дай бог, что бы этого эффекта стало достаточно, для того, что бы зрители не превратились в участников, а спектакль не приобрёл характер трагедии.

  Когда ребята выдвинулись вперёд, уйдя от машины метров на двадцать, я закрыл десантные люки. Затем, положив руку на шершавую рукоятку управления двигателями, перевёл их в режим висения на воздушной подушке. Стрелки приборов вздрогнули и поползли вверх. Глухой шелест турбин на холостом ходу перешёл в свист и машина, качнувшись, всплыла над степью, выбрасывая из-под себя пыль, комья земли с травой и мелкие камни. К этому времени десантники уже взяли залёгших женщин в полукольцо с противоположной от нашей машины стороны. Медленно плывущая над степью в их сторону тяжёлая боевая машина и кольцо вооружённых до зубов обученных мужчин, кажущихся ещё более массивными и свирепыми в бронежилетах и боевой раскраске сделали своё дело. Ощетинившееся кольцо стволов дрогнуло, и, видимо подчинившись неслышимой нам команде, опустилось на землю. Беглянки встали, подняв руки и, подчиняясь командам командира десантников, по одной пошли в их сторону. Последним поднялся зенитчик. Он держал на себе безвольно висящего гиганта - раненого водителя БТРа. Тяжело ступая и поддерживая руками тяжёлое тело товарища, зенитчик с видимым трудом двигался вслед за женщинами. Ноги его напарника безвольно волочились по земле, оставляя носками тяжёлых ботинок на плотной степной земле едва заметные борозды.

   4. Эпилог.

  Обессиленные и опустошённые, прежде всего морально, беглянки сидели небольшой группкой на уже прогретой жарким солнцем земле. Они были безучастны и подавлены. Зенитчик сидел отдельно, а раненый водитель был зафиксирован в надувных носилках и над ним колдовал Саша Акимов с капельницей.

  Десантники, не занятые в охране пленных, вытаскивали обгоревшие тела из дальнего от нас БТРа и упаковывали их в блестящие пластиковые мешки. По докладу Калугина это был чисто мужской экипаж.

  Узякаев и Ишханов, отправленные на розыск и помощь катапультированных членов экипажа ‘Центра - один’, докладывали по рации, что группа собрана, все живы и направляются к нам в точку сбора.

  Я прохаживался мимо пленных, разглядывая их и отдыхая от боевого напряжения. Наша машина патруля тихо лежала на земле невдалеке под присмотром Никиты, тоже остывая. Всматриваясь в лицо пленных, и пытаясь понять те мотивы, которые заставляют их идти на безнадёжный и смертельный риск, я вдруг остановился на знакомом женском лице! Память услужливо подсказала - прошлое боевое столкновение. Группа беглецов - трое мужчин, две женщины. Сопротивлялись до последнего и были застрелены десантниками. Я помню их тела, распростёртые на земле с раскинутыми руками, и их лица, устремлённые незрячими глазами вверх, в бездонную синеву степного неба. Это лицо..., она была не просто похожа, это было одно лицо, одна фигура! Судя по всему, эта беглянка не догадывалась, что уже была один раз остановлена смертью на своём пути к людям земли.

  Вдалеке послышался знакомый шелест лопастей ротора тяжёлого вертолёта. Он нёс на себе всё необходимое: врачи, медикаменты, исследователи, передвижные лаборатории, питание, палатки. В этом патрульном столкновении наша миссия была закончена. Но уверенность, что самое главное в проблеме мутантов только начинается, не оставляла меня.

  Жирная точка, напоминающая майского жука, приблизилась, превратившись в большую и пузатую винтокрылую машину. Вертолёт завис невдалеке от нас, придавливая к земле оглушительным, свистящим шелестом гигантских лопастей, и, вздымая облако сухой степной пыли, медленно и тяжело коснулся земли.

   Сентябрь - октябрь 2000 г.