Гроховяк С.. Мальчишки

Станислав Гроховяк

МАЛЬЧИШКИ

драма из стариковской жизни

перевод с польского Юрия Лоттина

Санкт-Петербург,

2013 г.

Действующие лица:

КАЛЬМИТА - 75 лет, старик в халате

ЯН ПОЖАРСКИЙ - 75 лет, старик в сюртуке, серебристый ус

ЙО-ЙО - 70 лет, старик в стиле Пиквика, лысина, пенсне

СОПЛЯК - 66 лет, старик-гигант, весьма глуповат

ПРОФЕССОР - 70 лет, старик с эспаньолкой

НАРЦИССА КАЛЬМИТОВА - жена Кальмиты, 55 лет,

запоздалая попугайская элегантность

ГРАФИНЯ ДЕ ПРОФУНДИС - 70 лет, маленькая старушка в трауре

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА - 65 лет, напоминает солдата в монашеской одежде

СЕСТРА МАРИЯ - холодная монашеская красота

ВИКТОРИНА

ЗУЗЯ

Действие происходит в Доме престарелых в маленьком городке.

Антракт после первой части, вторая и третья часть разделяются затемнением.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Просторная комната в Доме престарелых, вероятно, бывшем монастыре. Большие арочные окна, двери с рифленым стеклом. Помещение чересчур меблировано - мебель старосветская, изношенная; один стул с торчащей пружиной. На стенах множество фотографий в рамках. В момент поднятия занавеса КАЛЬМИТА сидит на высокой, застеленной кровати, руки его беспомощно опущены. Он блуждает взором по комнате, будто что-то ищет. Открывается дверь, в комнату вваливается СОПЛЯК, волоча белую железную кровать. Слышен грохот в дверном проеме и через мгновение появляется ЙО-ЙО, толкающий кровать с противоположной стороны. Они устанавливают кровать поперек комнаты, садятся на голые пружины, тяжло дыша и вытирая пот.

СОПЛЯК. Ну!

ЙО-ЙО. Давно я так не вкалывал. Ой, давно...

СОПЛЯК. Ну!

ЙО-ЙО. Для тебя, Сопляк, это ерунда. Ты же молодой, самый младший из нас.

СОПЛЯК. Это точно. Всего тридцать четыре года... до ста. (Смеётся.)

ЙО-ЙО. А во мне все трещит. Хуже всего - ночью. Просыпаюсь, срываюсь и слышу треск. Что ж это так трещит? - думаю... А это я сам.

СОПЛЯК. Ржавчина тебя пожирает. Сейчас повсюду влажность, Йо-йо. Наверняка ржавчина тебя ест. Как обычно по весне.

ЙО-ЙО. Ржавчина! Весь скелет трещит... Когда рассыпется, вот пыли-то будет! (Смеётся поглядывая на КАЛЬМИТУ.) А Кальмита прекрасен! Наверное, даже ноги помыл... Видишь, Сопляк, какой Кальмита сегодня приличный?

СОПЛЯК (соглашаясь). Точно! Женщина ведь приезжает.

ЙО-ЙО. Но какой-то он осовевший, нет? (Кричит.) Кальмита! Эй, Кальмита!

СОПЛЯК. Да не трогай ты его. Приготавливается парень. То есть... я хотел сказать: пан Кальмита готовится.

ЙО-ЙО. Он готовится, а мы тут надрываемся, спины гнем. Разве для этого я сорок лет был причетником в костеле Святого Иосифа, чтобы на старости лет кровати для утех таскать?

КАЛЬМИТА (не двигаясь с места). Придурки.

ЙО-ЙО. Что он сказал?

СОПЛЯК. Придурки, сказал. Имел ввиду кого-то.

ЙО-ЙО. Это я-то дурак? Ей, Кальмита, имей хоть какую-то жалость. (Смеётся.) Так всегда бывает, когда старику приспичит жениться на молодухе. Сколько ей лет, этой твоей Нарциссе?

КАЛЬМИТА (не двигаясь с места). Под пятьдесят!

ЙО-ЙО (СОПЛЯКУ, словно тот не слышал этого тысячу раз). Случилось это перед войной... Перед той, второй, ибо тогда уже были такие себе танцы-шманцы. Кальмита подвыпил и влетел в какой-то дансинг... Хорошо выпив, человек любит попялиться на гёрлс. Ну, попялился - и Бог с тобой... Но наш Кальмита романтик. Не на ножки посматривал, а на мордашки. А здесь смотрит: личико, как у ангела!.. Невинные глазки, румяные щечки, чистая лилия, одним словом! Только вот ножками непристойно так дрыгает... Нехорошие ножки, непослушные! Даже так: бедные ножки, от нужды на посмешище выставленные, на позор! Потому как Кальмита сразу почуствовал, что душа-то у девочки осталась невинной! Ах, как же он забеспокоился об этой душе...

СОПЛЯК (серьезно). Душа - это основа, фундамент! Так всегда наш приходской священник говорил.

ЙО-ЙО. Церковного человека учишь? Ясное дело - фундамент. (КАЛЬМИТЕ со злостью.) Итак, где мы эту твою душечку разместим?

КАЛЬМИТА (лениво поднимается, опять садится). Откуда я знаю. Где угодно.

ЙО-ЙО. А где она спала в прошлом году? Может она уже имеет здесь какое-то свое место?

КАЛЬМИТА. Откуда я знаю. Где угодно.

ЙО-ЙО (хватаясь за кровать). Возле дверей?

КАЛЬМИТА. Возле дверей.

ЙО-ЙО. А может возле окна?

КАЛЬМИТА. Ладно. Возле окна.

ЙО-ЙО. Здесь?

КАЛЬМИТА. Здесь.

ЙО-ЙО. А может там?

КАЛЬМИТА. Откуда я знаю. Где угодно.

ЙО-ЙО (двигая кровать с СОПЛЯКОМ). Возле окна, Сопляк. Пусть её обдувает. Сделаем это для Кальмиты: пусть её задует и завертит... Пусть знает, что и для артисток тоже приходит свое время.

СОПЛЯК. О, это такая элегантная пани! Мушку имеет на щечке. Городская штучка.

ЙО-ЙО. Но ведь старая рухлядь!

СОПЛЯК (упорствуя). Элегантная пани! (Неожиданно, глядя в окно.) Йо-йо!

ЙО-ЙО. Что там еще?

СОПЛЯК. Ну, посмотри, Йо-йо! Ну, обязательно!..

ЙО-ЙО (прижимая лицо к стеклу). Святой Иосиф! (Хихикает.) Кальмита! Иди сюда, Кальмита!

КАЛЬМИТА (неохотно поднимается). Что там?

ЙО-ЙО (смеётся). Профессор... Профессор с графиней де Профундис!.. Посмотрите, срывает для неё цветочек. Ну и свинтус! Срывает цветок с клумбочки сестры Марии!

СОПЛЯК (сочувственно). Точно! Попался на горячем!

ЙО-ЙО Сейчас её под de pache...*

КАЛЬМИТА Какой пакостник!

ЙО-ЙО. А она как воробышек!.. (Породирует мелкие старушечьи шажки.) Чик-чирик, чик-чирик, пан Профессор, и какого же вы мнения о comtesse de Noailles?** Не правда ли, чирик-чирик, её поэзия полна меланхолии..? (Неожиданно басом.) Я не разбираюсь в этом, моя дорогая графиня. Я физик, поговорим лучше об укрощении молний! (Опять сопрано.) Ах, боюсь я вас, пан Профессор, вы такой диктатор... Хотя, правду говоря, чик-чирик, чик-чирик, и в молниях есть что-то необычайно поэтическое...

СОПЛЯК (глуповато). Хе-хе-хе!

КАЛЬМИТА. Над чем смеёшься?

СОПЛЯК (испуганный). Я?

КАЛЬМИТА. Ты. Над чем смеёшься, сопливый?! (Грубо остраняет СОПЛЯКА, сам занимет его место у окна.) Не для тебя это вид.

СОПЛЯК (отступая). Ну, конечно.

КАЛЬМИТА (смотрит в окно с нарастающим удовольствием). А мне тут проповеди читал... Помнишь, Йо-йо, что он вообще говорил о женщинах?.. (Цитирует.) "Сочувствую вам. Только этот один род воспоминаний! Это всё, что вам осталось!"

ЙО-ЙО. Наша графиня де Профундис - та еще шельмочка. Сначала подцепила на крючок Пожарского, а теперь Профессора... О, смотрите - танцуют..? Святой Иосиф, они танцуют!

КАЛЬМИТА. Нет. Да. Нет. Ну да, танцуют вальс. (Напевает мелодию.) Согласитесь - вальс! (СОПЛЯКУ, покорно стоящему рядом.) Ну, подойди уж! Посмотри...

СОПЛЯК. Благодарю, пан Кальмита.

КАЛЬМИТА. Профессор неуклюжий... Поэтому, скорее всего, и остался старым холостяком. Боже, как же он делает chasse?! *

ЙО-ЙО. Я вот был женат, а танцевал только раз - на поминках по покойнице. Разное бывает, Кальмита.

КАЛЬМИТА. Но она-то!.. Какая элегантность, господа!.. (Опять напевает.) Взгляните,с каким шиком, господа, с каким шиком!

ЙО-ЙО (завистливо). Как бы их не застукала настоятельница! Святой Иосиф!

СОПЛЯК (трусливо). На неделю остались бы без полдника.

ЙО-ЙО. Думаю, все ограничилось бы только лишением десерта. Настоятельница в последнее время демонстрирует верх снисходительности... Среди здешних цветов это тубероза. Вы знаете, господа, что она простила Пожарскому рисунок в туалете?.. (Ужасаясь.) А он нарисовал все! Даже с волосами...

КАЛЬМИТА (будто не слышал). Хотел бы я её встретить лет пятьдесят назад... Наверное, она была тогда белой и легкой. Воздушной!

ЙО-ЙО (предостерегающе). Кальмита!

КАЛЬМИТА (будто не слышал). Не терплю этого всего!.. Это свинство! (Резко отворачивается от окна.)

СОПЛЯК. В чем свинство, пан Кальмита? В том, что танцуют? (Робко.) Ведь они все еще люди...

КАЛЬМИТА. Люди?.. Не о том я говорил. Не знаешь, о чем я говорил?

СОПЛЯК. Нет...

КАЛЬМИТА. А ты, Йо-йо?

ЙО-ЙО (с важностью). Я не думаю о том, что ты думаешь. Что было, то было. Что есть, то есть... Нам уже некогда думать, Кальмита. (Поворачивается к окну, опять хихикает.) Вот так потеха, господа!

СОПЛЯК (с сожалением). Перестали.

ЙО-ЙО (с досадой). Профессор все испортил. У старого хрыча слабое сердце... Графиня танцевала бы еще с час. Вам не кажется, что в последнее время Профессор вообще ведет себя по-свински?..

СОПЛЯК. Подлизывается к настоятельнице...

КАЛЬМИТА (резко).Сопляк! Много говоришь!

СОПЛЯК (смиренно). Извините, пан Кальмита. Но, право же...

КАЛЬМИТА (глядя в окно). Сел на скамейку. Расстегивает воротник... Да, врач прав... Эти молнии что-то в нем нарушили. (После паузы.) А она смотрит. Видите, как она смотрит?

ЙО-ЙО. Неистовая!

СОПЛЯК. Жалкое зрелище.

КАЛЬМИТА. Вчера я возвращался с прогулки и встретил её возле стеклянных дверей в коридоре. Знаете, в этих дверях отражается все. Она стояла напротив дверей и смотрелась в них, как в зеркало. Я кашлянул. Она отпрянула - вскрикнула и убежала.

Все отворачиваются от окна. Входит ЯН ПОЖАРСКИЙ. Он в плаще, безумным взглядом окидывает присутствующих и с размаха садится на стул с торчащей пружиной.

ПОЖАРСКИЙ (зычно). Война!

ВСЕ. Что?

ПОЖАРСКИЙ (хлопнув ладонями по коленям). Война, говорю! Война, война и еще раз - война!

ЙО-ЙО. Веселый же день сегодня выдался. Приезжает жена Кальмиты, профессор танцует с графиней, а сейчас еще и война. Война, Святой Иосиф! И когда?

КАЛЬМИТА. Пожарский! Отвечай: когда? Разве уже то-то началось? Они двинулись?

ПОЖАРСКИЙ (стиснув зубы). Сегодня! И, черт подери, без предупреждения!

СОПЛЯК. Ну, конечно! Такие бомбардировки...

КАЛЬМИТА. Не встревай, сопливый! Это уже четвертая в моей жизни. Четвертая! (К ЙО-ЙО.) Йо-йо, ты в каком звании?

ЙО-ЙО. Сержант.

КАЛЬМИТА. Низковато. Тебя не возьмут. (Потирает руки.) А я предполагал! Предвидел!

ЙО-ЙО. А ты?

КАЛЬМИТА. Я? Я старый штабист!.. (Осматривается.) Нужно что-то делать. (К ПОЖАРСКОМУ.) Настоятельница знает? Ты рассказывал кому-нибудь?.. Ты уже сказал настоятельнице?

ПОЖАРСКИЙ. О чем?

ЙО-ЙО. О войне?

ПОЖАРСКИЙ (презрительно). Настоятельнице? Если бы я ей сказал, то она сразу же бы стала на сторону того империалиста, сотворила бы из себя нечто вроде... вроде... (Крутит руками.) ...что-то вроде партизанки. Я не могу допустить, чтобы мне опять ударили в спину. (Встает, грозно.) Запасники - на фронт! На передовую!

СОПЛЯК. Ну, конечно... Пан Пожарский лучше знает.

КАЛЬМИТА. Пожарский, очнись! О чем ты говоришь?

ПОЖАРСКИЙ. О чем? (Сбрасывает плащ, вынимает из-за пазухи литровую бутылку водки и с размахом ставит на стол.) Об этом. Такую громницу* сейчас себе зажжем..!

ЙО-ЙО (потирая руки). Война, не война. Пожарский не шутит... Целая литровка стоит.

СОПЛЯК. Ну, ясно, что стоит.

ПОЖАРСКИЙ (собираясь с мыслями). Вышел я, как знаете, на прогулочку. Как раз закончилось майское богослужение...

КАЛЬМИТА (поникший, смирившийся ). Именно...

ПОЖАРСКИЙ. Именно так. И вот вижу: шествуют эти черные квочки, эти инфузории копченые в кадиле, эти фитили поминальных свеч... Я подумал: Пожарский, полный вперед! Подкрутил усы и - вперед! (Все иллюстрирует жестами.) Кручу зонтик как мельницу, приподнимаю шляпу, раздаю поцелуи. А они пищат, отмахиваются от меня, как от назойливой мухи, некоторые даже крестятся. А я с реверансами: "Ах, от какой прекрасной обезьянки милая пани Флотц происходит, потому как пани слишком уж красивая!" Или: "А не впасть ли нам, пани, со мной в некий грешок? Тогда бы пани имела возможность хоть в чем-то исповедаться!.." Вот такие шрапнельки, а они по мне из тяжелой артиллерии: "Антихрист! Безбожный старикашка! Чтобы вместо пива ты смолы адской напился, большевик!"

СОПЛЯК. Вместо пива?

ПОЖАРСКИЙ (переводя дух). Вместо пива. Но это еще что! Закусил я удила и влез в притвор. А там перед светлым образом горит громница. Толстая, как эта литровка. И на бристоле - на таком тонком картоне - запись розовыми чернилами: молимся за души безбожников... А черными чернилами, слышите, господа - черными, дописано: за Яна Непомуцена Пожарского и какого-то Гавдзика, тоже запойного пьяницу...

ЙО-ЙО. Вот это номер, господа!

ПОЖАРСКИЙ. Еще какой! Сам приходской священник вызывал меня на поединок! Слышите, господа? Приходской священник!

КАЛЬМИТА (разочарованный садится на свою кровать). А-а, такая, значит, война?

ПОЖАРСКИЙ. Такая! А ты бы какую хотел? Разве она недостаточно позорна? (Пристально смотрит на КАЛЬМИТУ, будто в первый раз его видит; сменив тон.) Йо-йо!

ЙО-ЙО. Откупорить!

ПОЖАРСКИЙ. Что?.. Ах да, открывай! И пусть Сопляк прихватит в кухне рюмки! (Моргает СОПЛЯКУ, конспиратвино.) Лучше заодно с Викториной...

СОПЛЯК. Ну, конечно! Будет сделано. (Выходит.)

ПОЖАРСКИЙ (не отрывая взгляда о т КАЛЬМИТЫ). Йо-йо, кто это?

ЙО-ЙО. Некто Кальмита, семьдесят пять лет. Во времена режима Пилсудского* был эксплуататором...

ПОЖАРСКИЙ. ... кровопийцей?

ЙО-ЙО. ... кровопийцей, но относительно умеренным. Один заводик содовой воды.

ПОЖАРСКИЙ (припоминая). Сейчас... сейчас... Заводик содовой воды? Итак, это мой знакомый Кальмита?

ЙО-ЙО. Боюсь, что да. Ты его не узнал, потому что есть в его облике сегодня нечто аристократическое. Ноги помыл.

ПОЖАРСКИЙ. Неужто орден получил?

ЙО-ЙО. О, нет, орден он еще получит в свое время. Как обычно. А пока Кальмита пребывает в ожидании визита жены...

ПОЖАРСКИЙ. Не возбуждай меня, Йо-йо! Ты имеешь ввиду ту молодую актрисочку с ямочками на щечках?

ЙО-ЙО. Да, речь идет о сладкой Нарциссе, которая, как ты знаешь, производит фурор во всех знаменитых опереттах!

ПОЖАРСКИЙ. Очаровательное создание! Хотя в последнее время несколько сдала... А как ты её находишь, Йо-йо?

ЙО-ЙО. Несколько жопастая.

ПОЖАРСКИЙ. Подгрудок у ней обвис.

ЙО-ЙО. Ревматизмы донимают. И уже не с самого утра двигает каждой ножкой по отдельности...

ПОЖАРСКИЙ. Как здесь не удивляться? Вышла замуж за дедушку! Некто Кальмита... что-то очень вульгарное, будто бы бывший производитель газировки. Ты должен признать, Йо-йо, что для молодой, полной жизненных сил особы, подобный мезальянс может быть проклятием.

ЙО-ЙО. А ты еще не понял, что она от него избавилась?

ПОЖАРСКИЙ. Да что ты говоришь!

ЙО-ЙО. О, скоро уже десять лет, как она засадила старика в приют.

ПОЖАРСКИЙ. Поздравляю! Развелась?

ЙО-ЙО. Куда там! Артистки обычно весьма религиозны. Каждый год, ближе к годовщине свадьбы, актрисочка навещает своего мужа. Приезжает на день или два... Тогда коллеги Кальмиты вносят в его комнату дополнительную кровать.

ПОЖАРСКИЙ. И ставят у окна?

ЙО-ЙО. Да. Там адский сквозняк. Дует как у Вельзевула.

ПОЖАРСКИЙ. Значит может когда-то...

ЙО-ЙО. ... может когда-то?..

КАЛЬМИТА (лениво поднимаясь с кровати). Может когда-то... её там кондрашка хватит.

Влетает СОПЛЯК, очень нервный. Дрожащими руками расставляет на столе рюмки.

СОПЛЯК Все сделано, пан Пожарский. Две рюмочки, стаканчик и горчичница. Ничего другого не нашлось.

ЙО-ЙО. Сопляк! Тебя кто-то видел?

СОПЛЯК. Н-нет. Но крутятся. Ужасно подвижные.

ПОЖАРСКИЙ. Кто крутится?

СОПЛЯК. Птицы небесные. Сестра Мария и прочие...

ЙО-ЙО (энергично). Господа, надо раздеться до кальсон. Как на моих последних именинах. Тогда они не войдут... (опускает подтяжки, СОПЛЯК делает то же).

ПОЖАРСКИЙ. Я! До кальсон? Из-за нескольких монашек?

ЙО-ЙО и СОПЛЯК замирают.

ЙО-ЙО. Крутятся здесь разные... В последний раз ты сидел в кальсонах.

ПОЖАРСКИЙ. Ну и что с того! Никакая монашка не разденет меня до подштаников! Вот бы сейчас приходской священник потешился! (Осторожно.) Может графиня де Профундис украсит нашу компанию. В страстную пятницу она тоже митинговала в коридоре... Как вы знаете, я признаю за ней определенные убеждения. Что ты думаешь об этом, Кальмита? (ЙО-ЙО прыскает смехом. ПОЖАРСКИЙ вспыльчиво.) Не вижу здесь ничего смешного! (После паузы.) Конечно, не скрою: всю жизнь я был радикалом, а она графиней. Согласен. Тогда мы боролись друг с другом. Но, господа, мое дело победило... Сопляк, шагом марш за графиней! (ЙО-ЙО опять смеётся. ПОЖАРСКИЙ со злостью.) Этот причетник определенно действует мне на нервы. Это трагично: быть церковным сторожем и склеротиком - одновременно! (После ухода СОПЛЯКА, подозрительно.) Йо-йо, а не ты ли это нашептал ксендзу о моей задумке с поминальной свечой?

ЙО-ЙО (испуганно). Я? Побойся Бога!.. Я с ксендзом?! Против тебя? Жариться мне в аду, если это так!

ПОЖАРСКИЙ (машет рукой). Хорошо, хорошо. Налей.. (Следит за тем, как ЙО-ЙО наливает.) Для Сопляка половину. И не разливай по столу.

КАЛЬМИТА. Мне тоже половину.

ЙО-ЙО (КАЛЬМИТЕ). Она не любила, когда ты выпивал?

КАЛЬМИТА. Нет.

ЙО-ЙО. А ты пил все чаще?

КАЛЬМИТА. Пил. (Подносит осторожно рюмку ко рту, принюхивается, как если бы это был коньяк.) Я изменял ей.

ЙО-ЙО (смакуя). С извращениями? Расскажи, Кальмита!

КАЛЬМИТА. Можно изменять только прикосновением руки, лишь упоением чужим голосом... Некоторые имели хрипловатый голос. Мне это нравилось.

ПОЖАРСКИЙ. Тогда зачем она за тебя вышла?

КАЛЬМИТА (пожимает плечами). Не знаю. Зачем-то.

ЙО-ЙО (со смущением). Не гневайся, старый. Можно спросить..?

КАЛЬМИТА. Спроси.

ПОЖАРСКИЙ. Только деликатно, Йо-йо, деликатно.

ЙО-ЙО (стесняясь). А ты... Ты как?.. Ну... чувствовал к ней что-

нибудь?

КАЛЬМИТА в размышлении смотрит на ЙО-ЙО, выпивает водку, хочет ответить, но... входит СОПЛЯК с ГРАФИНЕЙ ДЕ ПРОФУНДИС. При виде шустрой старушки все встают, она с улыбкой протягивет им руку для поцелуея. Сцена будто со старинной гравюры.

ПОЖАРСКИЙ. Наконец-то луч солнца среди этого серого дня!.. Дорогая графиня, а вы опять помолодели! И как вам только это удается?

КАЛЬМИТА. Пожарский не врет. Я видел вас через окно... (Многозначительно напевает несколько тактов вальса.) Это был Штраус?

ГРАФИНЯ (смеётся со смущением, свойственным молодым женщинам). Легар, Легар! Не Штраус... и не Кальман, пан Кальмита! (Смеётся.) Однако вы меня состарили... Ах, и жестокий же вы человек!

ПОЖАРСКИЙ. Да он всегда был неловким, как все представители мелкой буржуазии! Советую вам ставить на радикалов. И поэтому с превеликим страхом осмеливаюсь... да, хочу вас просить... Но только вы не обижайтесь, пани Эмилька!

ЙО-ЙО (подмигивая СОПЛЯКУ). О! Эмилька!

ГРАФИНЯ. Должна, однако, увидеть сколько? В прошлый раз было слишком много. Пан профессор потом очень жаловался на почки. А я стала очень... очень воздушной.

ЙО-ЙО. Не преувеличивайте, графиня! Тогда только Сопляк напился как мопс.

СОПЛЯК (изумляясь). Я?

ПОЖАРСКИЙ. Сегодня мы будем наливать ему через раз! Торжественно вам обещаю...

ГРАФИНЯ. А вы, пан Пожарский? Сейчас ведь на кухне дежурит Викторина...

ПОЖАРСКИЙ. Пани Эмилька! Это не повторится. Могу ли я с вами быть откровенным?.. Инцидент с Викториной был рефлексом бунта, детского... (Откашливается.) ...детского протеста. А вот если бы вы, пани, меньше обращали внимание на того беззубого почтальона... Но сегодня все будет иначе, совершенно иначе. (ЙО-ЙО с трудом сдерживает смех.) А ты что там опять? Какие-то аллюзии, Йо-йо?

ГРАФИНЯ. Мои мальчишки, мои любимые мальчишки, ведите себя потише! Сестры - это еще полбеды. Хуже с соседками. Сами знаете.

СОПЛЯК. А что, разве не все глухие?

ГРАФИНЯ. На одно ухо... Второе прикладывается к стене.

СОПЛЯК (заговорщицки). Особенно бабушка Пелопоннес.

ГРАФИНЯ. Хорошо, я спозаранку сяду в коридоре возле иконки святой Цецилии и буду молиться. За вас, мальчишки. И прежде всего за вас, пан Пожарский!

ПОЖАРСКИЙ (остолбенев).Что?!

ГРАФИНЯ. Тихо, тихо, безбожный старикан! (С задорным хохотом убегает, ПОЖАРСКИЙ замер и уставился на дверь.)

ПОЖАРСКИЙ (охрипшим голосом). Сопляк, налей водки! Это она зажгла ту громницу... Налей водки, Сопляк!

СОПЛЯК (наливая). Конечно. Уже наливаю, пан Пожарский.

ПОЖАРСКИЙ. Еще рюмаху! (Выпивает, вытирает губы тыльной стороной ладони.) Сговорились все! Это какая-то паутина, господа. В самой середине голова и тело паука: приходской ксендз. Передние щупальца - все эти святоши, а задние конечности - настоятельница, графиня и ты... (Указывает пальцем в сторону ЙО-ЙО.) ... и ты, Йо-йо! Думаешь, что это кадило, которым ты пропитывался сорок лет, выветрелось как камфора?.. Иезуит ты, иезуит!.. Не отрицай!.. (Меланхолично.) Вдумайтесь, господа: Паганини не позволили даже закопать!... А меня? Меня на зло всем похоронят в освященной земле, с ангелочками у изголовья, с настоятельницей справа, и с церковным сторожем слева!.. Ну, почему ты молчишь, Кальмита? Ты единственный здесь имеешь хоть какую-то совесть! Отзовись.

КАЛЬМИТА. Я думаю.

ЙО-ЙО. О чем?

КАЛЬМИТА. Что это даже хорошо.

ПОЖАРСКИЙ. Что тут хорошего ты узрел, черт возьми?

КАЛЬМИТА. Тебя.

ПОЖАРСКИЙ. Меня? (Совершенно окаменел, примирительно.) Ты с ума сошел, да? И боишься в этом признаться, да?

КАЛЬМИТА (смеясь, почти радостно). ...потому что мы еще сидим на конях, господа! Пожарский на большом белом жеребце и, посмотрите, как ему славно с этим зонтиком, поднятым как копье...

ПОЖАРСКИЙ. Напился!

КАЛЬМИТА. ... а мы цепью за ним... (К ЙО-ЙО.) Ну, вскочи на скакуна, Йо-йо! Выше голову! Покажи её! У тебя прекрасное чело... (ЙО-ЙО понимает шутку, изображает, что скачет на коне.) А ты, Сопляк, чего ждешь? Обозник ты, потому что обозник, но иногда и тыловики выигрывают войны! Смелее! Отпустить поводья! Рысью!

Сейчас все втроем изображают скачущую цепью конницу.

Топать господа! И пусть им штукатурка обвалится на головы! Если война, так война! Топать, господа пенсионеры! Мы ведь тяжелая конница!

ЙО-ЙО (не переставая скакать). Эй, эй, Кальмита! Вижу ксендза на линии горизонта!.. Стоит над большой бочкой и мешает зонтиком розовые чернила Пожарского...

ПОЖАРСКИЙ (подскакивает к СОПЛЯКУ, резко осаживает его на месте). Стой! (Все замирают, тяжело посапывая.) Смеётесь надо мной? И ты, Сопляк?.. (С силой.) А я боролся за тебя! (Показывает щербину на зубах.) Вот!

СОПЛЯК. Вы мне уже показывали, пан Пожарский!

ПОЖАРСКИЙ. Это было в тысяча девятьсот пятьдесят...* Я стоял на баррикаде, а тут неожиданно...

КАЛЬМИТА. ...казачья лава! Офицер подступил под самую баррикаду и выстрелил Пожарскому прямо в лицо. (После паузы, с уважением.) Серьезно говорю: тогда погибла та единственная, которую Пожарский любил...

СОПЛЯК разливает всем, над своей рюмкой задерживает руку, умоляюще смотрит на КАЛЬМИТУ и ПОЖАРСКОГО.

ПОЖАРСКИЙ. До краев, до краев. Выпей и ты.

СОПЛЯК. Спасибо, пан Пожарский. (Выпив, несколько расслаблено.) Господа наверное думают, что я напрашиваюсь. Но я ведь тащил эту кровать, да так и остался. Приятно послушать...

ПОЖАРСКИЙ. Ладно, ладно. (Пожимает плечами.) Да, очень приятно.

СОПЛЯК. Я хотел бы сказать...

ЙО-ЙО. Послушайте, господа, Сопляк хотел бы сказать.

СОПЛЯК. Я хотел бы сказать... (Напрягаясь, с усилием. )...что вас понимаю. Ну, конечно, понимаю. Полностью.

Неожиданно, прежде чем перепуганные мужчины успевают что-либо замаскировать, открываются двери. Входит СЕСТРА МАРИЯ, обнимая за плечи всхлипывающую ГРАФИНЮ ДЕ ПРОФУНДИС. Мужчины стоят как вкопанные. СЕСТРА МАРИЯ также застывает на мгновение в неподвижной позе. Она бледная и очень красивая.

ГРАФИНЯ (всхлипывая). Это не я. Это вправду, не я, пан Пожарский. Это бабушка Пелопоннес!..

СЕСТРА МАРИЯ (ледяным тоном). Прошу успокоиться, графиня! Вы ведете себя как несносный ребенок!

ГРАФИНЯ. Извините, сестра Мария, но... но они должны знать, что это не я... Ах, как больно, сестра Мария! (Всхлипывает.)

СЕСТРА МАРИЯ. Они должны знать? Вы имеете ввиду этих безответственных старцев?!

ПОЖАРСКИЙ (с негодованием). Сестра Мария! Я... мы... Попрошу вас выбирать слова...

СЕСТРА МАРИЯ. У вас нет права голоса! Вы позор заведения! Удивляюсь настоятельнице, как она вообще вас тут держит. Такие люди раньше кончали под забором...

ГРАФИНЯ. Прошу так не говорить, сестра Мария! Нельзя так к старшему человеку...

СЕСТРА МАРИЯ. Я знаю в этом заведении только одного человека, который заслуживает уважения. Это профессор Перлец!

ЙО-ЙО (ехидно). Потому-что он установил на крыше громоотвод, а сестра Мария боится грозы.

СОПЛЯК. Точно. Еще как боится! А только грешницы...

СЕСТРА МАРИЯ. Молчать! (КАЛЬМИТЕ с притворной сладостью.) Только пан Кальмита избежит надлежащего наказания. Итак, рюмки и выпивка останутся на столе до приезда пани Нарциссы... Легко представить, как жена обрадуется недостойному образу жизни, который вы здесь ведете!

КАЛЬМИТА (сглотнув слюну). Пожалуетесь?

ПОЖАРСКИЙ (угрюмо). Не проси! Она могла бы быть твоей внучкой...

СЕСТРА МАРИЯ (будто не услышав). Пенсионер Пожарский прощается со своими прогулочками по городу. Вы должны быть бо?льшим домоседом, пан Пожарский. Думаю, что не менее недели вы не будете покидать учреждение.

ПОЖАРСКИЙ (мрачно). Потому что сестра мстит мне...

СЕСТРА МАРИЯ. Я? Простите, я вас не понимаю... Это я мщу? А за что?

ПОЖАРСКИЙ. Делов то!.. Конечно же, сестра мстит.

КАЛЬМИТА. Сказать вам, сестра? Например, графиня де Профундис... танцевала сегодня вальс на аллее. Хотя бы это...

ГРАФИНЯ Боже, как я люблю танцевать! (Весело. ) Таневать, танцевать, танцевать...

СЕСТРА МАРИЯ. Молчать! Прошу полной тишины!.. (Холодно смотрит на ГРАФИНЮ.) И вам не стыдно?

ГРАФИНЯ. Н-нет, сестра Мария... Я так люблю... я так любила танцевать!

СЕСТРА МАРИЯ. А теперь вы любите сладкое. Даже слишком. Сверх меры. Думаю, что следующую неделю вы откажетесь от десерта, пани графиня...

СОПЛЯК. Ну, конечно. А я неделю буду колоть дрова. Я ведь еще молод.

ЙО-ЙО. А меня ждет чистка картошки... Может поменяешься со мной, Пожарский? Будешь ближе к Викторине...

СЕСТРА МАРИЯ. Да, господа весьма догадливы. Приближается осень, а поленница светит дырками. На кухне тоже есть проблемы. И в окончание этого неприятного инцидента: вы понимаете в каком положении оказались? В каком трудном положении? (Все молчат. Пауза.) Спасибо. Хотелось бы, однако, чтобы эта сознательность была более постоянной. (Неожиданно хлопает в ладоши как дошкольница.) Прошу всех разойтись по своим комнатам!.. И приготовиться к ужину. Прошу живее, живее!

Старые люди выходят,остаются только КАЛЬМИТА и СЕСТРА МАРИЯ. Неожиданно входит НАСТОЯТЕЛЬНИЦА, окидывает взглядом комнату, испуганно смотрит на бутылку и рюмки.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Сестра Мария, что это значит?!

СЕСТРА МАРИЯ (официально). Пан Кальмита принимал друзей.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Но ведь скоро... (достает небольшие золотые часы). Да, поезд уже прибыл... Пани Нарцисса будет здесь через пять минут.

СЕСТРА МАРИЯ. Пусть она сама убедится, как выглядит ситуация. Это может принести свои плоды.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Сестра Мария, прошу убрать эти рюмки. (КАЛЬМИТЕ.) А вы уберите бутылку! Спрячьте!

КАЛЬМИТА (растерянно). Но где?

СЕСТРА МАРИЯ (берет бутылку из его рук). Я заберу. (Неприветливо смотрит на НАСТОЯТЕЛЬНИЦУ.) Конечно, сестра-приорисса права. Пани Нарцисса не должна видеть этого. Пан Кальмита имел бы тогда большие неприятности...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Да. Именно это я и имела ввиду, сестра.

СЕСТРА МАРИЯ. Сестра-приорисса любит хорошую атмомферу в заведении. Ведь ничего нет плохого в том, что старушки пляшут со старичками в парке...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Не знаю, о чем сестра говорит? Но знаю, что минуту назад попросила сестру унести эту посуду. Или я выразилась не достаточно ясно?

СЕСТРА МАРИЯ (с холодным поклоном). Достаточно ясно, сестра.

СЕСТРА МАРИЯ выходит.

КАЛЬМИТА. Спасибо.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (с неожиданной злостью). А за что ты меня благодаришь? Вот взяла бы ремень и спустила бы шкуру!.. Наверняка принес алкоголь этот ваш Пожарский?! Все заведение провоняло его табаком!..

КАЛЬМИТА. Пожарский взбунтовался.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Я ему побунтую! Чего он, собственно, хочет? Сидит тут, как у Господа Бога за печкой...

КАЛЬМИТА. Именно поэтому. Что у Господа Бога...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (садится на один из стульев, словно очень устала). А что, это какая-то захудалая фирма? Побольше бы ему мозгов в котелке.

КАЛЬМИТА. С каждым происходит то же, но... но он не хочет.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Чего он опять не хочет?

КАЛЬМИТА. Ну... вообще.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Аа-а, бредишь, дитя мое! Все вы в известном возрасте начинаете философствовать: этот безумный Сыркуць написал уже третий трактат о какой-то там тотальной философии. Сестра Мария принесла мне фрагменты для цензуры.

КАЛЬМИТА. А перед этим бабушка Пелопоннес донесла сестре Марии, что Сыркуць пишет безобразия.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ты угадал!.. Ну и читаю эту философию от Сыркуця. (Смеётся до слез, утираясь рукавом.) Совершеннейшее... полное безумие! Знаешь, Кальмита, он хочет... (опять взрывается смехом). Он пишет письма разным президентам, даже Папе пописывет... о, Боже, я не выдержу!...Он хочет спасти мир.

КАЛЬМИТА (серьезно). Сыкруць?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (все еще разгоряченная). Сыркуць, Сыркуць! Совсем тронулся: спасти мир!

КАЛЬМИТА (серьезно). Ну, это было бы неплохо, сестра.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (посерьезнев). Ты так думаешь, Кальмита? Ну, и с чего бы ты начал? И хватило ли тебе времени?

КАЛЬМИТА. Уже нет, сестра-приорисса. (В коридоре раздается какой-то шум, слышно как вибрирует пискливое сопрано.)

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (срывается со стула). Приехала!.. Какой уже год ты вне дома?

КАЛЬМИТА. Десятый. Она приезжает десятый раз.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ты должен радоваться. Ну, по крайней мере... даже не знаю как это сказать... по крайней мере из вежливости.

КАЛЬМИТА (серьезно). Я и радуюсь. (После паузы.) И сестра тоже, правда?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ну да, мне очень приятно. Очень. Такая славная артистка... (Роется в облачении, вынимает конфету, разворачивает обертку, кладет конфету КАЛЬМИТЕ в рот.) Хорошенько погрызи!.. Ах, да - тебе нечем... Ну, тогда соси!

На пороге появляется КАЛЬМИТОВА. Она одета с крикливой элегантностью стареющей примадонны. Минуту царит красноречивое молчание, которое прерывает НАСТОЯТЕЛЬНИЦА, ринувшись навстречу гостье.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Пани Нарцисса! Какой счастливый день! Правда, кто бы мог ожидать?!.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На следующий день в полдень. Та же комната, что и накануне. Обе кровати старательно застелены, на столе белая скатерть. На стуле с торчащей пружиной сидит КАЛЬМИТА в выцветшем халате, ноги он держит в тазу с водой. Рядом чайник под паром, а немного дальше - стул, на котором стоит много флакончиков-бутылочек с лекарствами. НАРЦИССА, тоже в халате, прибирается в комнате с тряпочкой; с отвращением поднимает различные предметы, смахивая с них пыль.

КАЛЬМИТА. Достаточно, Нарцисса. Хватит. (Хочет вынуть ноги из таза.)

НАРЦИССА. Прошу тебя, Юзефик, не сопротивляйся. Ты ведь простуженный, неухоженный... Постарел лет на пять, как минимум. Я приехала сюда с определенными намерениями, а ты капризничаешь. Поставь ноги в воду! (Берет чайник, льет в таз кипяток.)

КАЛЬМИТА (кричит). Имей жалость! Это же кипяток!

НАРЦИССА (придерживая его колени). И должно жечь. Боже, какая у тебя тонкая кожа! Как пергамент. (Смеётся.) Это даже трогательно. Юзефик, может еще когда-нибудь я буду над тобою умиляться?! (Поднимается, сухо.) Ты никогда не боролся со своей старостью. А ведь условия были...

КАЛЬМИТА. Боролся.

НАРЦИССА. Ты? Боролся? Всю свою жизнь ты был глупым ребенком. Удирал от врача, боялся дантиста... Ну, теперь все по-другому. (Подходит к бутылочкам с лекарствами.) Я даже довольна, что ты довел себя до состояния развалины. Наконец ты начнешь меня слушать... Открой рот, Юзефик! (Подает на ложечке лекарство.) А теперь аспирин! Возьми сразу две... Так. (Кокетливо.) Хоро-о-оший мальчик!..

КАЛЬМИТА. Могу ли я перестать парить ноги?

НАРЦИССА. Юзефик! К чему ты клонишь? Хочешь, чтобы было по-твоему? (Опять смеётся.) Когда Добжицкий узнал, что у меня муж в доме престарелых, так не поверил!.. Но, не огорчайся! Он тоже скоро сюда попадет. На сцене он давно уже играет в эпизодах.

КАЛЬМИТА. А ты?

НАРЦИССА (резко поворачивается). Что я?! (Кричит.) О чем ты, старче?

КАЛЬМИТА. Хотел спросить, что ты играешь на сцене?

НАРЦИССА (резко меняет тон). Ты интересуешься моей карьерой? В самом деле?

КАЛЬМИТА. Немного.

НАРЦИССА. Это очень мило с твоей стороны, Юзефик. (Бросает ему полотенце.) Держи, это в награду за твою любезность.

КАЛЬМИТА поспешно вынимает ноги из таза, вытирает их, нервно надевает носки и тапочки.

КАЛЬМИТА (смотрит на НАРЦИССУ с благодарностью пса, спущенного с цепи). Я боялся... Все время боялся, что кто-то войдет. Зузя или Викторина. Вот это был бы номер!

НАРЦИССА (взрывается хохотом, потом успокаивается). Зузя или Викторина!.. Неужели ты еще заигрываешь с женщинами?

КАЛЬМИТА. Нет, дело не в этом.

НАРЦИССА. А жаль! Я бы гордилась тобой. Можешь мне поверить, Юзефик, ни тени зависти... Ах, это было бы невероятно!

КАЛЬМИТА. Не заигрываю.

НАРЦИССА (берет его за руки, садит рядом с собой). А расскажи мне... немножко? Например, за сестрой Марией? Ведь она очень красивая. (КАЛЬМИТА молчит.) Понимаешь, что я имю ввиду?.. Какая-то грешная мечта, какой-то трепет... Разве ты не чувствуешь этого... перед сном? (КАЛЬМИТА молчит. НАРЦИССА поднимается, опять говорит сухо). Ты ведь вообразил, что будешь жить вечно! Глупая мужская спесь!.. Вечные мальчишки, бессмертные шалуны, сладкие негодяи, которым все позволено и которым нужно все прощать, прощать, прощать... И что? Все пропало?

КАЛЬМИТА. Иногда вспоминаю... Именно перед сном, но без трепета и без грешной мысли.

НАРЦИССА. Ах, так? Я должна, по крайней мере, ревновать к твоим воспоминаниям!

Входит ВИКТОРИНА с посудой, расставила её на столе и хочет выйти.

НАРЦИССА. Минуточку, девушка!

ВИКТОРИНА (с реверансом). Я слушаю вас, пани.

НАРЦИССА. Прошу вас, Викторина, забрать этот таз и чайник. Пан Кальмита уже закончил парить ноги.

ВИКТОРИНА (берет таз и чайник). Пан Кальмита? Парил ноги?

НАРЦИССА. Еще моментик! Вы бываете в заведении ежедневно?

ВИКТОРИНА. Раз - я, а раз - Зузя. Мы работаем попеременно, пани.

НАРЦИССА. Ну, это прекрасно. Значит вы, Викторина, знаете здесь всех. Ба, Викторина наверняка знает такие подробности, о которых ни сестра Мария, ни настоятельница не имеют и зеленого понятия...

ВИКТОРИНА (смущенно хихикает). Куда там, стыдно говорить... Ну, например, бабушка Пелопоннес прячет колбасу под простыней... Пока она не заплесневеет... То ли она жадная, то ли боится, что мы её голодом уморим. Вы ведь знаете, старые люди - что дети!

НАРЦИССА. А пан Кальмита?

КАЛЬМИТА (резко). Нарцисса!

НАРЦИССА. Не бойтесь, Викторина, прошу вас не обращать внимания на Юзефика...

ВИКТОРИНА (торжественно). Вот о пане Кальмите ничего не могу сказать. Достойный и чистый человек. Гигиеничный, как говорится. Всегда сам проветривает комнату, всегда выбрит, подвижной такой, даже приятно посмотреть. Он и пан Пожарский. О, пан Пожарский тоже!... Если бы все такими были!

НАРЦИССА. Мне приятно это слышать, милая Викторина. А как там мои цыплята? Мягонькие уже?

ВИКТОРИНА. Уже почти готовы. Минут через пятнадцать можно подавать к столу.

НАРЦИССА. Вы уж, Викторина, постарайтесь. Все должно быть празднично и вместе с тем - по-домашнему. (ВИКТОРИНА выходит. НАРЦИССА открывает дверцы большого шкафа, прячется за ними как за ширмой, начинает переодеваться. Немного погодя начинает напевать, потом прекращает.) Я пригласила настоятельницу и того Профессора по молниям... Хотя ты его и не любишь, но это человек хоть с какой-то культурой. Почему ты ничего не говоришь?.. Ах, догадываюсь, Юзефик, ты хотел бы, чтобы я пригласила всю эту твою стаю... Как их там: Пожарный...

КАЛЬМИТА. Пожарский...

НАРЦИССА. Пожарский, Пинг-понг...

КАЛЬМИТА. Йо-йо...

НАРЦИССА. Откуда вы берете таки банальные клички? Йо-йо, бабушка Пелопоннес... (С неожиданной заинтересованностью.) А почему Пелопоннес?

КАЛЬМИТА (неохотно). Обмочила когда-то постель.... Как раз по форме Пелопоннеса.

НАРЦИССА. Фи! Ты стал ужасно вульгарным, Юзефик.

КАЛЬМИТА. Ты спросила - я ответил.

НАРЦИССА. Это уж точно влияние пана Пожарного. Юзефик, ты слышишь меня? Я запрещаю тебе контактировать с этим мужланом.

КАЛЬМИТА. Ты не должна его так называть. Он несчастен.

НАРЦИССА. Он развратил все заведение. Наверное, пощипывает Викторину?..

КАЛЬМИТА. Я не знаю. Это его дело.

НАРЦИССА. Он выходит на рынок или в скверик, завлекает конфетами девочек и шепчет им на ухо разные непристойности.

КАЛЬМИТА. Огого!

НАРЦИССА. Юзефик!

КАЛЬМИТА. Да?

НАРЦИССА. Иди сюда, миленький, застегнешь мне молнию! (Выходит из-за дверцы шкафа, одета в слишком облегающее черное платье. Поворачивается спиной с незатянутым замком. КАЛЬМИТА пытается подтянуть замок-молнию и застегнуть платье. НАРЦИССА хохочет.) Мне щекотно!

КАЛЬМИТА. Извини.

НАРЦИССА. Но я ведь не сержусь, деточка. Ты меня пощекотал так же, как и тогда, когда мы в первый раз отправлялись на бал... Как это мило, что у нас есть общие воспоминания.

КАЛЬМИТА. Ну, не знаю... Застегнуто.

НАРЦИССА. Не уходи! (Целует КАЛЬМИТУ в щеку.) Ведь было хорошо?... Временами очень хорошо!

КАЛЬМИТА (отступая). Я...

НАРЦИССА. Похоже, что ты хочешь мне что-то сказать!

КАЛЬМИТА. Да. Я подумал вчера, когда ждал... когда мы ждали тебя... подумал, что никогда не бывает поздно.

НАРЦИССА (заинтригована). Звучит очень многообещающе!

КАЛЬМИТА. Считаешь меня конченным...

НАРЦИССА. Истеришь, Юзефик!

КАЛЬМИТА (нервно). Нет, нет. Я обдумал все с самого начала. Еще когда был молодым... ну, относительно молодым... То есть вначале... Нет, Нарцисса, не получилось.

НАРЦИССА. Ничего не понимаю. Возьми себя в руки. Может у тебя что-то болит?

НАРЦИССА берет сумочку, высыпает косметику, педантично расставляет её как в театральной гримерке, приступает к макияжу. КАЛЬМИТА смотрит на её отражение в зеркале.

КАЛЬМИТА. Ты не могла бы сделать это немного позже?

НАРЦИССА (растирая крем). Исключено!.. Через пару минут появятся гости. Мы это называем entree*. Не слышал?

КАЛЬМИТА. Речь идет о важных делах.

НАРЦИССА. Ну, говори, Юзефик, я вправду тебя слушаю.

КАЛЬМИТА (стоит у окна, смотрить вглубь парка). Вот если бы сейчас, именно сейчас, я пошел с женщиной под венец?.. Необязательно с молодой... Скажем, двадцать лет разницы? (НАРЦИССА прыскает смехом.) Ну, а если бы я, например, обратился в суд по делу о разводе? (НАРЦИССА заливается громким смехом. Пауза.) Да, в последнее время ты все чаще бываешь права...

НАРЦИССА (повернувшись к КАЛЬМИТЕ белой маской покрытого кремом лица). И это, собственно, нас с тобой связывает, Юзефик! (Опять смеётся.)

КАЛЬМИТА. Если бы я ни на что не обращал внимания, если бы даже согласился быть смешным... (почти со злостью) если я все-таки начну дело о разводе?!

НАРЦИССА (снисходительно). Начнешь, конечно начнешь, Юзефик... (Поднимается, подходит к лекарствам, наливает капли.) Но сначала выпьешь немного валерьянки. Вот так!..

КАЛЬМТА (проглотив лекарство, жалобно). Я не люблю тебя, Нарцисса.

НАРЦИССА (заканчивает макияж). Ничего не поделаешь. Я это как-то переживу. (Приближает лицо к зеркалу.) Ты должен парить ноги, а я...

я должна что-то делать с морщинами на шее. Какая гадость! Даже Добжицкий их заметил!

КАЛЬМИТА. Неужели!

НАРЦИССА. Представь себе, да. И он осмелился мне это сказать. Я играла леди Макбет, а Добжицкий одного из тех головорезов... Я бегала по сцене в платье с большим декольте, он меня остановил и шепнул: "Припудри шею..." Хуже всего, что от него несло коньяком или чем-то более дешевым.

КАЛЬМИТА. Я не любил тебя, Нарцисса, никогда.

НАРЦИССА (поднимается, поникшая, и опять идет к лекарствам). Что они теперь продают в аптеках?! Врач прописал ларгастил от бессонницы, а они мне дали фенастил?.. Словно это одно и то же. (С иронией.) То же самое! Целую ночь нависала надо мной твоя осунувшаяся мордашка... Не злись, Юзефик, я тебя тоже... не любила. (Подносит ложечку с лекарством.) Я всегда, с самого начала, думала о тебе с жалостью... (КАЛЬМИТА отталкивает ложечку, лекарство выливается.) Юзефик!

КАЛЬМИТА (опять подходит к окну, становится спиной к комнате). Ты добилась меня... вынудила меня. Вы умеете это делать, вы должны это делать... Нет такой женщины, которая хотя бы несколько раз не просила: "Ну, скажи, что меня любишь. Скажи, даже если ты сам в это не веришь, скажи, что меня любишь..." И нет у вас тогда ни стыда, ни милосердия. Хуже того: вы теряете зрение! Ведь вы уже видите над собой наши глупые,застывшие лица... Хватило бы немного наблюдательности, чтобы заметить, ну хотя бы - заметить, капельки пота на лбу... Но тогда вы мечтательно закрываете глаза, а на самом деле - от страха! Нет, нет, не от страха! От жестокости и эгоизма. Из алчности. Потому, что хорошо знаете: он в конце-концов не выдержит... и выдавит, наконец, это свое жалкое "люблю"!

НАРЦИССА (неуверенно смеётся). Но, Юзефик, это так неважно... в нашем возрасте!

КАЛЬМИТА. Ты добилась все-таки своего. Как-то ночью... мы жили с тобой уже год... как-то ночью я сказал, что люблю. Я произнес это с таким трудом, словно на смертном одре. Ты приняла мое вранье так легко, словно это было приглашение на танец. И начался этот танец...

НАРЦИССА. Но он давно уже закончился. Вот если бы сейчас нас кто-то послушал... (смеётся) ...это, наконец, просто смешно, Юзефик! Ты ведешь себя как двадцатилетний сопляк!..

КАЛЬМИТА (остолбеневший). Я?! Как сопляк?

Входят ВИКТОРИНА и ЗУЗЯ с блюдами. Расставляют их на столе, НАРЦИССА руководит этим процессом. КАЛЬМИТА уходит совсем в сторону, садится на кровать и принимает свою обычную позу.

НАРЦИССА. Ну, наконец! (Поднимает крышки.) Позволь, Викторина, я это посмотрю... Выглядит вполне прилично... А какой аромат! Чувствуешь, Юзефик? (КАЛЬМИТА молчит.)

ЗУЗЯ. Викторина готовила у епископа Заславского. Еще год тому назад. Очень хорошо готовила, но епископ умер, и Викторине теперь некому готовить... А для кого еще готовить, если не для мужчины! (Смеётся.)

НАРЦИССА. Гости еще не идут?

ЗУЗЯ. Щас придут. Вероятно не могут продраться сквозь толпу, так как под дверьми полно этих бабуль. Как насекомых...

ВИКТОРИНА (хихикая). Даже бабушка Пелопоннес восстала с постели!..

НАРЦИССА (неожиданно серьезно). Я ведь не могу всех пригласить?

ВИКТОРИНА. Да где там! От пани Нарциссы не убыло бы, но они бы поумирали. Жиров слишком много...

НАРЦИССА (нетерпеливо). Спасибо Викторина, спасибо Зузя. Позже попрошу вас вспомнить о пирожных...

ВИКТОРИНА и ЗУЗЯ идут к выходу. В комнату входят последовательно: НАСТОЯТЕЛЬНИЦА, СЕСТРА МАРИЯ, ПРОФЕССОР. Последний - со следами мужской красоты и в очень праздничном настроении.

НАРЦИССА. Поднимись, Юзефик! Поприветствуй гостей. (КАЛЬМИТА встает, молча смотрит на вошедших.) Извините, господа, но муж сегодня не в лучшей форме. (Раздвигает стулья.) Прошу вас, сестра-приорисса! Так, посредине сядет пан Профессор. А здесь - сестра Мария!.. Не согласитесь ли вы со мной, Профессор, что сестра Мария должна сниматься в кино?.. Конечно, конечно (хохочет) ...я имею ввиду фильм глубоко религиозный!

ПРОФЕССОР (садясь). Я в этом не разбираюсь, милая пани. Я знаю только, что сестра Мария боится атмосферных явлений... Таким образом, нас с ней объединяет, так сказать, небесная связь...

СЕСТРА МАРИЯ (резко, глядя при этом на КАЛЬМИТУ). Вы заблуждаетесь. Ничего я не боюсь. Считаю, что в двадцатом веке даже в монастырях должны быть громоотводы... Вот и все.

НАРЦИССА (обращаясь к по-прежнему стоящему КАЛЬМИТЕ). Ну, садись же, наконец! (КАЛЬМИТА садится. НАРЦИССА обращается к НАСТОЯТЕЛЬНИЦЕ.) Прошу один кусочек для сестры-приориссы, другой для сестры Марии. А пан Профессор? Вы согласитесь на кусочек бедра? (Неожиданно взрывается смехом.) Посмотри, Юзефик, сестра Мария покраснела! Но я ведь не сказала ничего предосудительного, правда, настоятельница?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Будет ли вино? Я хотела бы произнести тост...

НАРЦИССА (срывается с места). Видишь, Юзефик! Как бывает, когда мужчины забывают о своих обязанностях... Одну минутку! Извините, господа... (Подходит к чемодану, стоящему возле кровати у окна, достает две бутылки чинзано.) Но кто откупорит?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. У нас есть мужчины.

НАРЦИССА. Ну-у-у... вроде как. Может вы, пан Профессор?

ПРОФЕССОР. К сожалению, у меня нет инструмента, милая пани.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (добывает из складок облачения большой универсальный штопор). Возьми, Кальмита! Делай свое дело... Ну, давай же, говори что-нибудь! (КАЛЬМИТА молча открывает бутылку.)

НАРЦИССА (следит за его действиями). Когда я сегодня смотрю на Юзефика, меня часто посещают размышления вроде философических. Может я употребляю неточные определения, Профессор, но я ведь не интеллектуалка... прошу вас меня поправлять... Однако, я думаю, что это имеет нечто общее с философией. Итак, я познакомилась с Юзефом Кальмитой, как с человеком страстным, донжуаном, может даже легкомысленным... Он обожал открывать шампанское. Делал это легким движением пальцев. И даже в незначительном жесте он представал таким молодцеватым, таким сильным, что я в конце-концов поверила, что время для него одного остановилось. Помнишь, Юзефик? Мы тогда жили у моря, спали при открытых окнах... Я слышала, как волны бьются о берег, и казалось мне... Нет, нет, сестра-приорисса, я буду краткой! Я сказала тогда Юзефику, что он, наверное, никогда не родился и потому - никогда не умрет!...

СЕСТРА МАРИЯ. Вы его сравнили с Богом!

НАРЦИССА. Да?.. (В размышлении.) А действительно! Сестра права: это просто святотатство! Богохульство!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (подвигаает рюмку КАЛЬМИТЕ). Налей! Я хочу произнести тост...

НАРЦИССА. Минуточку! Пан Профессор!.. Когда вы почувствуете, что наступает конец... ну, этот последний час... будете ли вы кричать?

ПРОФЕССОР (испуганный). Я?.. Не понимаю, о чем вы говорите..?

СЕСТРА МАРИЯ. Удивляюсь вам. Разве пани Нарцисса задала вопрос не достаточно ясно?

ПРОФЕССОР. Да, но... (хватается за грудь в области сердца).

СЕСТРА МАРИЯ. Ведь вы занимались опасной работой?..

ПРОФЕССОР (тяжело дыша). Извините, нельзя ли открыть окно? (КАЛЬМИТА хочет встать, но ПРОФЕССОР его останавливает.) Нет, уже не надо. Сестра должна знать, что это значит... то есть, все вы знаете, что я на самом деле работал над укрощением молний, но это было приключение. Вопрос пани Нарциссы не касается приключения, он связан с концом, с приговором... (Умоляюще.) Ну, помоги мне, Кальмита! Правильно я говорю?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (неожиданно поднимается с рюмкой в руке). Хотите вы или нет, но я провозглашаю тост!

НАРЦИССА. Я разгневала сестру... Я знаю, что въедлива, дотошна, может даже безтактна, но такая уж специфика моей профессии. Когда-то я должна была играть проститутку...

КАЛЬМИТА. Это было давно.

НАРЦИССА (с неприкрытым бешенством). Молчи!

КАЛЬМИТА. Я сказал это глядя на сестру Марию. Сейчас ты играешь только солидные роли.

НАРЦИССА (остыв). ... итак, вообразите: я подружилась с такими девушками, мы разговорились... Но они в результате обиделись! Каждому свое...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Хочу произнести тост!

НАРЦИССА. Ах, да, мы слушаем!... Юзефик, наполни рюмки!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Хочу поблагодарить вас, пани Нарцисса. Содержим это заведение почти чудом. Мы бедны, а наши подопечные... это, разумеется, не их вина...

СЕСТРА МАРИЯ. Не во всех случаях.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. ... ведь и наши подопечные как-то не получили в жизни счастья. В такой ситуации каждый теплый душевный порыв, ну... когда нам кто-то оказывает сердечное внимание... так, как вы, пани Нарцисса...

НАРЦИССА. Сестра преувеличивает. Я просто исполнила свой долг!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (в гневе, что её прерывают). Я не о долге говорю! (Потирает лоб.) О чем это я, собсвенно, говорила?

СЕСТРА МАРИЯ (подсказывает). Мы благодарны пани Нарциссе за её прекрасный подарок...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ах, да. Благодарим пани Нарциссу за её прекрасный подарок.

КАЛЬМИТА (встрепенулся). Речь идет обо мне?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Тише, ради Бога!.. Вы позволите мне закончить или нет? (После паузы.) А что это опять за шум?

СЕСТРА МАРИЯ (отложила прибор, все застыли). Где?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. За стеной. У бабушки Пелопоннес. Какие-то крики.

ПРОФЕССОР. Бабушка Пелопоннес привыкла разговаривать сама с собой. Конечно, говорит она о вещах не слишком интересных... Поскольку она с каждым днем все больше глохнет, то в последнее время обращается к себе в тональности военных команд.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Она что - размножилась? Я же слышу несколько голосов!

НАРЦИССА. Это мужские голоса.

КАЛЬМИТА (заботливо). Пойду проверю!

СЕСТРА МАРИЯ. Сейчас. Я быстро все устрою.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Да. Лучше, чтобы сестра Мария... (СЕСТРА МАРИЯ выходит. НАСТОЯТЕЛЬНИЦА садится совершенно поникшая.) Знаете, пани, иногда мне хочется заведовать детсадом. Я все понимаю, но зачем они грызут кружки? И чем? В этом месяце пришлось заменить целый комплект... Сегодня справлялась на кухне: кружки опять обгрызены!

НАРЦИССА. Да, это ведь и денег стоит.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Это доведет меня до ручки!. Знаете, пани, я люблю на ночь выпить чашечку кофе... Это называется поднять давление или наоборот - понизить, не помню. Мелочь, но когда я из кухни прибежала к себе в комнату, то увидела чашку... Надгрызенную!

КАЛЬМИТА (осторожно). А не выпить ли нам вина?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Что?

ПРОФЕССОР. Мы должны были выпить под тост.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Подождите! Я ведь не закончила речь! (Встает.) Как я уже говорила, наше заведение без особого достатка... Но мы не жалуемся! Правда, Кальмита?

КАЛЬМИТА. Не жалуемся, сестра-приорисса.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (с силой). И пусть никто нас не жалеет! Мы не нуждаемся в чьем-либо сочувствии!.. Сводим концы с концами, а это в нынешних условиях - главное! (Почти сурово.) Если и есть у нас какие-то недостатки, то нам удается с ними справляться самим... (Профессор дипломатично откашливается.) Вот, например, Профессор!.. Не удалось ему укротить эти шаровые молнии, не его в том вина. Не хватило ему для этого средств, пришлось потратить всю жизнь ему учителишкой гимназическим... Но громоотвод на крыше он все-таки установил! Я бы хотела, чтобы и вы, пани Нарцисса, имели такой громоотвод над головой... Как известно, молнии не выбирают! (КАЛЬМИТА пырскает смехом.) Не мешай, Кальмита, когда я говорю! О чем это я?..

НАРЦИССА (язвительно). О молниях!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. О каких молниях? О, дайте мне святой покой!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА выпивает залпом вино, хочет сесть, но в этот момент открывается дверь, на пороге появляются ПОЖАРСКИЙ, СОПЛЯК и ЙО-ЙО. За ними - СЕСТРА МАРИЯ.

СЕСТРА МАРИЯ. Мне очень жаль, пани Нарцисса, но такие дела у нас должны решаться сразу, по горячим следам... Сестра-приорисса, господа пенсионеры опять совершили преступление!..

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Господи Иисусе!.. Над бабушкой Пелопоннес?!

СЕСТРА МАРИЯ. Как вы помните, сестра, вчера я экспроприировала алкоголь у пана Кальмиты... Ничего не поделаешь, пан Кальмита, имейте претензии к своим приятелям.

НАРЦИССА (КАЛЬМИТЕ). Опускаешься?.. И нет для тебя дна?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Минутку, прошу вас! Давайте послушаем сестру Марию...

СЕСТРА МАРИЯ. Я отнесла остатки водки к бабушке Пелопоннес. Просто подумала, что господа будут рыскать в поисках своей, прости господи, собственности.

ПОЖАРСКИЙ. Я заплатил за бутылку ровно сто злотых. Это четверть моей пенсии! Боже, и мне опять не на что жаловаться?..

СЕСТРА МАРИЯ. Я знала, что такой пан Пожарский не остановится ни перед чем. Даже перед обыском в моей комнате.

ПОЖАРСКИЙ. На беззаконие я отвечаю беззаконием. Иначе бы я не был тем, кем есть!

СЕСТРА МАРИЯ. Сестра-приорисса, прошу обратить внимание пана Пожарского на то, чтобы он избавил нас от выслушивания подобных афоризмов!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (грозно). Заткнись, наконец, Пожарский!

СЕСТРА МАРИЯ. Кто-то предал меня и выболтал, что водка спрятана у бабушки Пелопоннес. Господа ворвались в комнату старушки и применили методы, после которых, после которых... я не уверена, что женщина состарится.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (нетерпеливо). Бросьте выдумывать, сестра! Ей ведь в обед - двести тринадцать лет! (К СОПЛЯКУ, почти кричит.) Кто вам продал тайник? (СОПЛЯК переминается с ноги на ногу.) Не скажешь? А ты знаешь, что я умею ломать людей?

СОПЛЯК. Знаю. Но я не буду говорить.

СЕСТРА МАРИЯ. Я догадываюсь, сестра-приорисса... Господа в последнее время очень сблизились с графиней де Профундис... Особенно пан Пожарский! Зная прошлое графини, можно предположить, что взгляды у мужчин, даже в этом возрасте...

ПРОФЕССОР (неожиданно встает, принимает величественную позу). Вы меня простите, но я не могу больше все это выслушивать!.. Это унизительно!

СЕСТРА МАРИЯ (сладостно). Мы к вам не имеем претензий, Профессор.

ПРОФЕССОР. А зря, сестра Мария! Ведь это я видел сестру, когда сестра входила с литровкой под мышкой в комнату этой старой ведьмы!

НАРЦИССА. Пан Профессор! Что за выражения!

ПРОФЕССОР (запальчиво). Я скажу больше: сестра Мария видела, что я видел!... Так зачем же притворяться, к чему это лицемерие?

СЕСТРА МАРИЯ (смертельно бледная). Вы понимаете, пани Нарцисса, что я должна вас покинуть. Мне очень жаль. (Выходит.)

ПРОФЕССОР (все еще запальчиво). А чтоб это все молния сожгла! (Внезапно хватается за сердце, садится. Длинная пауза, все смотрят на ПРОФЕССОРА.)

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (очень тихо). И именно сегодня. Нет, чтобы подождать до завтра с этим скандалом? Ну, подумай, Пожарский! Как мы теперь выглядим в глазах пани Нарциссы?..

ПОЖАРСКИЙ (также тихо, с опущенной головой). Она лучше всех знает, почему мы должны здесь заливать зенки!

НАРЦИССА. Я?.. К сожалению, я не разбираюсь в дурных привычках.

ЙО-ЙО. Пани забирает от нас дружбана.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Что? Что он сказал? Пани Нарцисса?!

СОПЛЯК. Настоятельница, как всегда, узнает обо всем последней.

КАЛЬМИТА (легко поднимается, подходит к ПОЖАРСКОМУ). У тебя что, крыша едет? О чем вы говорите?

ПОЖАРСКИЙ. Спроси у сестры Марии... Нет, лучше спроси у своей любушки!

КАЛЬМИТА поворачивается в сторону НАРЦИССЫ, минута проходит в молчании.

НАРЦИССА (с притворной развязностью). А вот так, Юзефик!

Я хотела преподнести тебе сюрприз в конце обеда, но они все испортили...

Я тебя забираю отсюда!

КАЛЬМИТА (сглотнув слюну). Забираешь? А куда?

НАРЦИССА. Боже, какой он наивный! Как дитя!... Я забираю тебя домой. Будешь иметь свою комнатку...

ПОЖАРСКИЙ. Велосипедик...

ЙО-ЙО. Лошадку на колесиках...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Спустя столько лет?.. Решились все-таки, пани?

ПОЖАРСКИЙ. Потому что и у неё все кончилось. Скоро начнет играть только в пьесах о стариках и старухах...

НАРЦИССА. А я уже играю! (Смеётся, очень фальшиво.) Притом в пьесе об исключительно нахальных старикашках!

КАЛЬМИТА. Этот Добжицкий... получил, наконец, квартиру? Да?

НАРЦИССА. Не юродствуй, Юзефик! Именно сегодня, когда...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Сопляк!

СОПЛЯК. Слушаю, сестра-приорисса!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Водку-то нашли? (Мужчины переглядываются. ПОЖАРСКИЙ кивает головой.)

СОПЛЯК. За минуту до появления сестры Марии. А сколько у старухи там было закуски! И все под периной.

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. В бутылке много осталось?

ЙО-ЙО. Покажи, Сопляк.

СОПЛЯК (добывает бутылку из невидимого кармана своего необъятного, поношенного лапсердака). Вот!

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ну, так чего ждешь? Разливай!

НАРЦИССА. Сестра-приорисса! Викторина и Зузя... сейчас принесут чего-нибудь сладкого...

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Чего-нибудь сладкого?.. Тоже удумали? Ха... Малосольные огурчики были бы сейчас в самый раз!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Прошел месяц. Комната Кальмиты, но уже без кроватей. Отсутствуют также и фотографии; на их месте пейзажики в черных рамках. Возле окна лозунг на бумаге: "Старость - не радость, старость - опрятнось". Минуту сцена пуста, затем дверь открывается - слышны крики "эй гоп!", входит ПРОФЕССОР, пятясь спиной, видно он чем-то руководит, за ним СОПЛЯК и ЙО-ЙО, которые несут огромный телевизор. В конце процессии - СЕСТРА МАРИЯ со сложенными на груди руками.

ПРОФЕССОР. Осторожно, осторожно, господа, может взорваться!.. Такой кинескоп хуже ручной гранаты!

ЙО-ЙО (покряхтывая). Где мы его поставим?

СОПЛЯК. Может у окна?

ПРОФЕССОР. Задом к окну. Так, чтобы лучи солнца не падали на экран.

ЙО-ЙО. Ну, так подставь столик, Профессор. Сделай тоже что-нибудь!

СЕСТРА МАРИЯ. Я сейчас подставлю. (Подвигает столик на указанное ПРОФЕССОРОМ место. СОПЛЯК и ЙО-ЙО ставят на него огромный "ящик".) Пан Профессор установит на крыше антенну... ведь пан Профессор имеет технические навыки. Остальные займутся обустройством нашей уютной гостиной. Нужно соответствующе расставить стулья, стол отодвинуть под стену... Закончил ли уже пенсионер Пожарский склеивать стенгазету?

ЙО-ЙО. Уже заканчивает.

СОПЛЯК. Он бы сделал это вчера, если бы сестра не так сурово её цензурировала...

СЕСТРА МАРИЯ. Я убрала только упоминание о пане Кальмите. Это было просто неприлично: всего одно предложение о пани Нарциссе да и оно очень двусмысленное.

ПОЖАРСКИЙ (появляется на пороге с рулоном ватмана под мышкой). Прошу не беспокоиться, сестра. Артистку Нарциссу я уже обрисовал более выпукло.

СЕСТРА МАРИЯ. Меня радует ваша рассудительность. Вы достаточно подчеркнули то, на сколько мы ей благодарны?

ПОЖАРСКИЙ. Я написал о телевизоре.

СЕСТРА МАРИЯ. Очень хорошо. Пан Профессор!.. (ПРОФЕССОР кланяется.) Присмотрите тут за порядком. Если кто-то нарушит дисциплину, то прошу записать эту фамилию в карточку... Ну, а теперь за работу! После обеда я проверю, как это будет выглядеть. (Выходит.)

Мужчины располагаются на стульях. ПОЖАРСКИЙ садится на стол, покачивая ногами. Минутное молчание.

ЙО-ЙО. Видите, какая она довольная? Провернула дельце! Сторговала Кальмиту за телевизор...

ПРОФЕССОР. Не преувеличивай. Во всем ты выискиваешь злой умысел... Сестра Мария тешится телевизором, потому что чувствует дух времени.

ПОЖАРСКИЙ (зловеще). Не отбеливай эту анемичную птицу!.. Еще минуту назад ты казался мне порядочным человеком, но это длилось недолго. Скатился ты.

СОПЛЯК. Ну, конечно. Опять задружился с бабушкой Пелопоннес!

ПРОФЕССОР. Погоди, погоди, пан Пожарский!.. А ты разве не переделываешь свои статейки?.. Ты пишешь то, что тебе велят, потому что хочешь быть редактором стенной газетки!.. Да!

СОПЛЯК. Ну, конечно. Пан Пожарский в последнее время скуксился.

ПОЖАРСКИЙ (грозно). Сопляк!

ЙО-ЙО. Не кричи, Пожарский, не кричи!.. Эта статья о внутренней дисциплине сознательного ветерана... ну, не злись... полная ахинея. Даже Викторина смеялась в кулачок...

ПОЖАРСКИЙ. Я не пишу для кухарок!.. Ладно, пусть будет так. Я написал вещь явно нечестную. Однако, этого требует стратегия - наука, о которой у вас нет и зеленого понятия. Но чем ты объяснишь, Йо-йо, твое рвение по уборке коридора, замену воды в алтаре, прислуживание ксендзу... Пожалуйста, пожалуйста и Сопляк готов меня осудить!.. А кто же это ходит с сестрой Марией за покупками? Кто гнется от сеток с морковкой, петрушкой, сельдереем, творррогом, а?..

ЙО-ЙО. Так пример ведь поступает сверху. Народ такой, какая интеллигенция. К сожалению, наша интеллигенция продажна!

ПОЖАРСКИЙ (соскакивает со стола, приближается к ЙО-ЙО). Что ты сказал?

ЙО-ЙО (не уступая). Сказал - продажная!

ПОЖАРСКИЙ. Брешешь, Йо-йо!

ЙО-ЙО. Не вру.

ПОЖАРСКИЙ. А я тебе говорю - врешь!

ЙО-ЙО. А я тебе говорю, что не вру!..

ПОЖАРСКИЙ. Ты птеродактиль костельный!

ЙО-ЙО. А ты кто? Прокуренный радикал!

ПОЖАРСКИЙ. Ты заплесневелая катакомба!

ЙО-ЙО. Лицемерный дворянчик!

ПОЖАРСКИЙ. Твоя мать сделала тебя с приходским ксендзом! Иначе и быть не могло!

ЙО-ЙО (совершенно разъяренный). Мою матушку оскорбляешь, сукин сын?

Бросается на ПОЖАРСКОГО, они сцепились, как дерущиеся подростки. СОПЛЯК и ПРОФЕССОР пытаются их разнять, в суматохе ПРОФЕССОР получает удар от СОПЛЯКА, всобщая кутерьма. Входит ГРАФИНЯ ДЕ ПРОФУНДИС с тряпочкой в руке. С удивлением рассматривает мужчин.

ГРАФИНЯ Мальчишки! (Мужчины расходятся, поправляя одежду, тяжело дышат. ГРАФИНЯ ДЕ ПРОФУНДИС робко.) Сестра Мария прислала меня вытереть пыль.

ПОРЖАРСКИЙ (простодушно). Ну, так вытирайте!

ГРАФИНЯ. Но...

ЙО-ЙО. Какое "но"? Сказали вытирать - так вытирайте!

ГРАФИНЯ (осторожно приближается к телевизору, водит тряпочкой по стеклу экрана). Как жаль, что нет пана Кальмиты. Порадовался бы вместе с нами...

ПОЖАРСКИЙ. Чему бы он мог радоваться?

ГРАФИНЯ. Телевизору.

ПОЖАРСКИЙ. Аа-а!

ЙО-ЙО. А мне вот интересно: что нам разрешат смотреть... Наверное, только детские передачи?

ГРАФИНЯ. Я очень люблю куколки.

ПОЖАРСКИЙ. Теперь я понимаю, почему вы нас так любите, графиня.

ГРАФИНЯ. Люблю. Действительно люблю. (Опомнившись, прикрывает рот ладонью.) О, Боже!

ПРФЕССОР (возбужденно). А все из-за Кальмиты. Да, господа, прошу не отрицать, нужно, наконец, это сказать!.. Мы возлагали на него большие надежды. Месяц мы уже носим в себе эту досаду... Сейчас уже никто не имеет сил защищаться. По крайней мере я...

ЙО-ЙО. Ты? Ты всегда держался подальше от нас. Что ты можешь знать?

ПРОФЕССОР. Хорошо, дело не во мне. Но вас Кальмита предал. Ушел... покорно, как овечка...

СОПЛЯК. Каждый бы хотел вернуться домой. (После паузы.) Если бы его имел...

ПРОФЕССОР. В этом случае стоит согласиться.

ПОЖАРСКИЙ. Как это: согласиться?

ПРОФЕССОР. Сделать вывод из того, что есть. К сожалению, коллега Пожарский... (Вынимает из кармана пиджака блоктот и карандаш, слюнявит графит.) Если ты сейчас же не извинишься перед Йо-йо, то я буду вынужден записать твою фамилию.

ПОЖАРСКИЙ (испуганный). Погоди!

ПРОФЕССОР. Считаю до десяти. Раз... два...

ПОЖАРСКИЙ (нервно). Если он заберет обратно свои слова, тогда и я заберу свои!

ПРОФЕССОР. Три... четыре... пять...

На пороге появляется КАЛЬМИТА. Он в дорожном плаще и с чемоданом, обвязанным бечевкой. Незамеченный никем, он молча наблюдает за мужчинами.

ПОЖАРСКИЙ. Йо-йо!.. Послушай, Йо-йо... (Посмотрев на ПРОФЕССОРА.) А чтоб тебя скрутило, громоотвод чертов!

СОПЛЯК. Ну, уступите же, пан Пожарский! Два слова - и с концами!

ПОЖАРСКИЙ. Не могу! Скорее бы душу дьяволу продал, чем...

ПРОФЕССОР. Ты давно уже продал. Я досчитал до десяти. (Открывает блокнот, чтобы записать фамилию Пожарского; в этот момент в комнату проходит КАЛЬМИТА.)

КАЛЬМИТА. Попрошу спрятать карандаш!.. (Присутствующие удивленно смотрят на вошедшего. КАЛЬМИТА, поставив чемодан на стол, смотрит на стенгазету, пейзажики, телевизор.) Нет уже моей комнаты. Быстро же вы обернулись... Хватило нескольких недель.

ГРАФИНЯ. Сестра Мария...

КАЛЬМИТА. Раньше ни с кем так не поступали. Когда умер Помста... помните?.. Настоятельница не позволяла ничего трогать три месяца...

СОПЛЯК (неуверенно). Но вы не умерли, пан Кальмита...

КАЛЬМИТА. Еще нет.

ПОЖАРСКИЙ. Юзик! Она выгнала тебя?

КАЛЬМИТА (снимает плащ, бросает его на спинку стула). Я сбежал.

ПОЖАРСКИЙ. Сбежал из дому?

КАЛЬМИТА. Сбежал. (Гордо смотрит на присутствующих.) А что, нельзя?

ЙО-ЙО (потирая руки). Кальмита, Кальмита, ну и клево же ты сделал!.. Я, пацаны, три раза удирал из дому.

ПРФЕССОР. В детстве?

ЙО-ЙО. Нет... не совсем. Первый раз в девятьсот шестом... потом в легионы... а третий раз через несколько лет после женитьбы. Вышел из дому на Рождество, а вернулся в первый день Пасхи.

СОПЛЯК. Ну, конечно. Бегали когда-то...

ПОЖАРСКИЙ. Она тебя била, что ли?!

ГРАФИНЯ. Пан Кальмита, прошу вас не стыдиться! Нет таких унижений, которые бы...

КАЛЬМИТА. Она была сладкой. Каждый вечер приносила мне в кровать грелку с горячей водой.

СОПЛЯК. Морила голодом!..

КАЛЬМИТА. На завтрак я ел рогалики с маслом и пил кофе со сливками, потом второй завтрак, затем - обед из трех блюд...

ЙО-ЙО. Она тебе изменяла?

КАЛЬМИТА. О, это уже давно унесло ветром!... После окончания спектакля она брала такси, чтобы как можно скорее быть дома... и лечить мою бессонницу чрезвычайно нежными воспоминаниями.

ПОЖАРСКИЙ. Тебя ужасала её болтовня...

КАЛЬМИТА. О, она умеет говорить, когда захочет! Она и вправду прекрасная актриса...

ПРОФЕССОР. Господа, разве вы не понимаете, что пан Кальмита иронизирует?!

КАЛЬМИТА. Не надо ёрничать, Профессор. Вы - как человек исключительно интеллигентный - должны были бы предположить, что так и будет... Я вдруг стал ей нужным...

ПРОФЕССОР. Так почему же вы убежали?

КАЛЬМИТА. Откуда мне знать? Йо-йо, разве ты знал, почему убегал? (Все кроме ПОЖАРСКОГО взрываются смехом.) Меня раздражала её уверенность. Для неё все уже произошло. Положила меня в кроватку - как в гроб - и пошла себе в театр... Часы тикают, мне тепло, приятно... осталось только умереть!.. И тогда я начал мечтать: вот она возвращается, конечно на такси, уверенная в себе поднимается по лестнице, ищет ключ, находит, открывает дверь, зажигает свет...

ЙО-ЙО (в восторге). ...а кроватка-то пуста? И кровь ей приливает в башку!

ПОЖАРСКИЙ. Шедевр, Кальмита! Мастер-класс!

КАЛЬМИТА. Мало того, господа! Я её обокрал.

ГРАФИНЯ. Езус Мария!.. Деньги?

КАЛЬМИТА. И деньги тоже... ведь пенсия-то моя. Я украл у неё уверенность, что теперь только... для нас обоих... осталась лишь смерть. Что-то со мной случилось... произошло. Что-то совсем иное!

ГРАФИНЯ. Пан Юзефик!.. Если бы это случилось лет пятьдесят назад...

КАЛЬМИТА. Знаю, графиня. Буду однако откровенным: от вас я бы тоже сбежал.

ГРАФИНЯ. Я была бы в восторге. Ха-ха-ха...

ПОЖАРСКИЙ. Ну, это только так говорится.

ЙО-ЙО. Все так говорят вначале.

СОПЛЯК. После чего...

ПРОФЕССОР. А потом?... Нет, нет, господа я был прав!

ЙО-ЙО. Ты о том своем холостячестве?.. Немного жалеешь?

КАЛЬМИТА (приближаясь к телевизору). Хорошо, хорошо. Только почему нет моей комнаты?... (Резко.) Пожарский! Не уследил! (ПОЖАРСКИЙ опускает голову.)

КАЛЬМИТА. Йо-йо? (ЙО-ЙО опускает голову.) Сопляк? (СОПЛЯК опускает голову. КАЛЬМИТА смотрит на ПРОФЕССОРА и пожимает плечами.) Ну, ладно, ладно...

СЕСТРА МАРИЯ (появляется в дверях, говорит елейным тоном). Вы приехали с визитом, пан Кальмита?.. О, вы прекрасно выглядите! Прошу повернуться к свету... Да! Посмотрите, господа, вот результат влияния чуткой женской руки!.. Я надеюсь, вы теперь не жалеете, пан Пожарский, что я убедила вас переделать статью о пани Нарциссе?.. Здесь теперь красный уголок имени Нарциссы Кальмитовой. Вы проведете с нами прелестный вечер, пан... пан Юзеф. У вас наверняка ночной поезд?

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

СТАНИСЛАВ ГРОХОВЯК родился в 1934 году в старинном польском городе Лешно. Маленькое Лешно, как все большое Познанское воеводство,гитлеровские оккупанты намеривались "навечно" включить в состав третьего рейха. Расстреляв для острастки 400 человек, они выселили 7000 жителей городка. Так семья Гроховяков оказалась в оккупированной Варшаве. Тема войны станет впоследствии главной темой в драматургии и прозе писателя. С.Гроховяк изучал полонистику в университетах Познани и Варшавы, затем работал в редакциях многих варщавских газет и журналов.

В историю литературы С.Гроховяк вошел прежде всего как талантливейший польский поэт ХХ века. За двадцать лет его короткой творческой жизни вышло более десяти поэтических сборников. Гроховяк, дебютировавший поэтическим сборником "Рыцарская баллада" в 1956 году, вошел в литературу вместе с В.Терлецким, М.Новаковским, М.Хласко, И.Иредынским, Э.Стахурой и многими другими. По названию литературного журнала "Вспулчесность" ("Современность"), где все они начинали печататься, их стали именовать "поколением "вспулчестности", хотя позже их пути значительно разошлись. (Русскому читателю поэзия Гроховяка известна в переводах Д.Самойлова, Б.Окуджавы, Ю.Левитанского, Б.Слуцкого и др.)

"Поначалу в произведениях этих писателей варьировалась одна и та же схема: разочарование в неустроенном, циничном и лживом мире взрослых вступающего в жизнь молодого человека, как правило, неудачника в любви; писатели этого поколения обращались в основном к переферийным явлениям в жизни. Схема недавнего производственного романа выворачивалась наизнанку. Труд, изображавшийся ранее как призвание и источник радости, в этих произведениях становится некой враждебной силой, а жизнь её героев - жертвоприношением" - пишет исследователь польской литературы В.Хорев. - Таким образом появлялась опасность превращение антисхематизма в новый вид схематизма, смены краски - красной на черную. Но все же в это время в лучших произведениях писателей "поколения 1956" была, хотя часто с излишним эмоциональном надрывом, запечатлена та часть реальной жизни общества, которую польская проза долгое время не замечала. А со временем многие из писателей показывают не только разочарованных в жизни люмненов, торчащих у киосков с пивом, но и героев, которые преодолевают отчуждение и равнодушие к миру, ищут неприходящие ценности, свое место в жизни."

С.Гроховяк много писал для радио и пришел в театр через радиодраматургию. Поэтический стиль радиопьес Гроховяка был созвучен поискам польского театра 60-х годов. Дебютировал в театре писатель в 1961 году пьесой "Шахматы", в следующем году была написана "Партита для деревянного инструмента". В этих пьесах показано формирование нравственной позиции человека в условиях войны и оккупации, в предчувствии надвигающихся перемен. (Обе они переведены на русский язык.) Пьеса "Мальчишки"("Chlopcy") написана в 1966 году. Несколько его пьес, в том числе и "Мальчишки", были экранизированы.

Умер Станислав Гроховяк в 1976 году в возрасте сорока двух лет после тяжелой болезни, усугубленной застарелым алкоголизмом. Похоронен в Варшаве.

Контактный телефон:

8 911 835 64 96 - моб.

(812) 404 61 69 - дом.

e-mail: lottin55@gmail.com

ЮРИЙ

Оставить комментарий © Copyright Гроховяк С. (lottin55@gmail.com) Размещен: 15/07/2017, изменен: 15/07/2017. 87k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Драма из стариковской жизни. Пер. Ю. Лоттина

Гроховяк С. : другие произведения.

Мальчишки