Весна ворвалась в Новогиреево и побежала по его прямым, как стрела, проспектам. Повеяло теплом, природа встрепенулась и, как старинный великан-богатырь, зашевелилась под лучами ласкового солнца. После, казалось бы, бесконечной зимы вновь появилась надежда на близкое лето, немудрёное дачное житьё и маленький кусочек счастья для каждого.
Всё живое, очнувшись ото сна, заторопилось создавать новую юную жизнь. Каждому божьему созданию - свой срок. И пусть некоторым из них отведено непродолжительное время, пусть пронесутся они над землей и канут в вечное небытиё. Можно и за короткий миг пережить все страсти земные: взлёты, падения, надежды и любовь. Новая жизнь, ярко светясь, шагает по земле, не задумываясь о том, что когда-то придётся уйти.
Так бывает и люди, только недавно расправив "крылья", уже сияют сочными смелыми красками, радуют глаз и бередят своими идеями мысли других, подобно тому, как необычные цвета и узоры тропического махаона вызывают совершенно новую гамму чувств у жителя Севера. За ними тянутся остальные, "обычные" люди, не столь заметные, но желающие нового, прекрасного, весеннего.
Идея города-сада, придуманная англичанами в конце XIX века, была с энтузиазмом поддержана в Российской империи. Действительно, жить загородом в собственном доме, окруженным садом и парком - уютная, заманчивая мысль. Русская природа так красива, будто специально предназначена для этого. Старинные дворянские фамилии издавна имели огромные поместья в живописнейших местах России. Но времена менялись, дворянство нищало, а на историческую арену выходило купечество и промышленники. Образовывался и средний класс российского общества, имеющий небольшой достаток. Вот он и облюбовал пригородные поселения.
События, о которых пойдёт речь, как раз и происходят в таком месте.
В то время на востоке от Москвы, в двадцати минутах езды, располагался дачный посёлок Новогиреево. Он был построен возле одноимённой станции Московско-Нижегородской железной дороги и являлся первым благоустроенным посёлком, где имелись водопровод, телефон, почта и электрическое освещение. Предметом особой гордости была линия конки, проведённая от привокзальной площади по центральным улицам. Шикарные условия! К тому же на фоне великолепной Торлецкой дубравы с могучими деревьями, видевшими не одно столетие жизни этой земли.
Да простит меня уважаемый читатель за такое историческое отступление, но местом, где жить и работать нашим героям мы выбрали этот райский уголок. Пусть будет так.
Часть 1.
1.
Окно в кабинете было распахнуто настежь, и ветер играл портьерами с легкостью ребёнка. Они то вздымались к самому потолку, то стремительно падали вниз, принимая вертикальное положение. Наконец левая портьера зацепилась за придвинутый вплотную книжный шкаф и затихла.
Весь кабинет заливало утреннее майское солнце, и его блики вспыхивали в стёклах книжного шкафа и на никелированном письменном приборе, расположенном на большом столе, середина которого была затянута зелёным сукном. Огромное пресс-папье покачивалось в такт с портьерами под порывами теплого ветра и придавало какое-то фантастическое движение всей обстановке в комнате. И только настольная лампа, этот белый диск из стекла на тонкой ножке посередине, была неподвижна. Казалось, ничто не может сдвинуть её с места, и все события, произошедшие здесь, да и весь окружающий мир, вертятся вокруг неё. Довершали начатую картину старые фотографии в рамках, развешанные по стенам.
Труп лежал лицом вниз между письменным столом и местом, где раньше определённо стоял книжный шкаф. Это был мужчина с тёмными кучерявыми волосами, одетый в ночную сорочку, среднего роста и худого телосложения. Руки его, как-то неестественно угловато, загнулись вниз на уровне груди. Он был босиком, и обнажённые пятки торчали вверх, придавая ему трогательный вид. Внизу под телом расплылась огромная лужа крови, которая уже успела подсохнуть и стать тёмно-багровой. Видимо этот человек пролежал здесь не один день.
Первыми тревогу подняли жители соседней дачи. Они заметили открытое окно на втором этаже. Хоть уже и наступил май, и днём солнышко припекало совсем по-летнему, но ночи были ещё холодными. Поэтому соседи решили, что, вряд ли кто-то захочет ночевать на даче с открытым окном. Не иначе, как что-то случилось. Люди они добропорядочные и дисциплинированные и решили посмотреть, не требуется ли помощь. Но входная дверь дома была закрыта, а на стук никто не отзывался. Тогда мужчина обошёл дачу и толкнул дверь чёрного хода - тоже заперто. Здесь явно требовалось вмешательство полиции. Ничего не оставалось делать, как обратиться к охраннику на перекрёстке, а тот сообщил в Канцелярию станового пристава, которая располагалась здесь же в посёлке.
И вот теперь в кабинете находились: господин пристав первого стана Московского уезда Штольцен Иван Августович, его ближайший помощник - урядник Митрофан Васильевич Купавин, два охранника из отряда сельской стражи, организованного в посёлке и соседи убитого по даче. Один из охранников выбил входную дверь, и, поднявшись по лестнице на второй этаж, полицейские обнаружили в кабинете тело.
- Митрофан Васильевич, - обратился Штольцен к уряднику, - Нужно вызвать врача. Будьте любезны, ступайте на телефонную станцию и свяжитесь с Уездным полицейским управлением. Да... и на обратном пути захватите с собой Рябичкина.
Не говоря лишних слов, Купавин обошёл семейство соседей и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Ступеньки тихо заскрипели, и урядник скрылся из вида.
Пристав отошёл от тела и повернулся к дачникам. Он был высок, строен и по-военному подтянут. Форма очень шла ему - она подчёркивала мужественность его фигуры. Через складки кителя проглядывали достаточно развитые мышцы и правильная осанка. Немецкие корни этого человека можно было определить, ещё не зная фамилии. Да и лицо с выделяющимися скулами и прямым тонким носом говорили о том же. А вот небольшая бородка клином и аккуратные усики с проседью смягчали его и придавали интеллигентный вид. Сторонний наблюдатель сразу мог сказать, что перед ним строгий здравомыслящий человек, любящий пунктуальность.
- Господа, я попрошу вас ответить на несколько вопросов, - обратился Штольцен к соседям.
- Мы расскажем всё, что знаем! Нужно немедленно поймать негодяя, совершившего это ужасное преступление! - дама явно нервничала и говорила очень эмоционально. Веки её подрагивали, а тонкие белые руки никак не могли найти покоя. Похоже, она сталкивалась с таким происшествием впервые, от чего нервная система пришла в крайнее возбуждение. Конечно, причины для этого могли быть различными, и пристав отметил это для себя.
Терпеливо выслушав рассказ женщины, и выяснив, почему они с мужем обратились в полицию, Штольцен спросил:
- А как давно вы знаете своего соседа? Как часто вы его видели, когда и с кем?
- Появился он здесь где-то полгода назад, осенью, - сказала мадам, - Мы хорошо запомнили это, так как в этот день у нас с мужем как раз была годовщина свадьбы.
- Он приехал в коляске, и кучер помог ему выгрузить багаж, - добавил мужчина. - Вещей было немного: один большой чемодан и две закрытые корзины. Обычное дело для холостяка.
Было заметно, что муж старается во всём следовать своей супруге. В этой семейной паре первая скрипка принадлежала женщине.
- Так значит, ваш сосед был неженат? - спросил пристав.
- Нам так показалось. Конечно, мы не спрашивали его напрямую, но манеры у него были как у закоренелого холостяка.
- В чём же это выражалось?
- Он был довольно замкнут и неразговорчив. Да и просто ни разу словом не обмолвился о существовании жены, - ответила женщина. - И в его одежде, как впрочем, и во всём облике, чувствовалось отсутствие женской опеки.
- В конторе "общества" он зарегистрирован, как Чуприльцев Иван Александрович. Как вы думаете - это его настоящее имя? - продолжал пристав. - Может быть, он рассказывал что-то о себе в приватной беседе.
- Я же говорю Вам, он был немногословен, - воскликнула дама.
- Хорошо, хорошо, сударыня. Не волнуйтесь.
- Всё, что мы знаем о нём - это то, что он приехал из другого города, приобрёл в конторе в Петровском пассаже соседний участок вместе с дачей, построенной "обществом" и жил здесь уединённо, - более спокойно сказала женщина.
- Не обмолвился ли Чуприльцев случайно, что кто-то угрожает его жизни? Не было ли в его поведении чего-то странного?
- Нет, - решился высказаться мужчина. - Мы встречались в основном на улице, и если что мне и показалось, то это попытки Ивана Александровича не привлекать к себе внимания. Пройти в тени деревьев поближе к заборам. Он старался ходить по пустынным малонаселённым улицам. Но ведь это может определяться просто замкнутостью его характера.
Штольцен невольно перевёл взгляд на стену напротив письменного стола. Посередине, на том месте где, скорее всего, обычно должен был находиться книжный шкаф, располагался тайник. В этом не могло быть никаких сомнений. Он представлял собой нечто, похожее на небольшой сейф. Дверца его была распахнута настежь, и в нише хорошо виднелись две полки. Верхняя была пуста, а на нижней, в специальном креплении, лежала небольшая стеклянная трубка с двух сторон закупоренная винными пробками. Внутри трубки находился какой-то порошок, при более близком рассмотрении похожий на мелкие металлические опилки. Ничего подобного в своей жизни Иван Августович никогда не видел. А повидал он на своём веку всякого - и на войне, и уже работая в полиции.
- Видимо я вас уже замучил, господа, - произнёс он задумчиво. - Позвольте задать последний вопрос. Как вы думаете, почему Чуприльцев приобрёл дачу на самой окраине Новогиреево, рядом с болотом? Ведь это довольно неудобно - далеко от станции и от магазинов. Каждый раз ходить пешком - замучаешься. И не похож Иван Александрович на спортсмэна. Не вызывать же каждый раз извозчика.
- Простите, но мы и сами живём здесь, - вновь вступила дама, - И не считаем это неудобным. Нам нравится гулять в парке и по тихим улочкам посёлка. Особенно весной и летом. Вокруг столько зелени, цветов! А запахи! Вы чувствуете, как сейчас вокруг пахнет черёмухой? Божественно! Ну а болото - оно просто есть и всё. Это просто часть окружающей природы.
- Болото здесь не главное, - продолжил за ней муж. - Рядом находятся спортивные площадки, футбольное поле. Именно в Торлецкой дубраве собираются все спортсмэны посёлка. С тех пор, как Александр Иванович Торлецкий передал свой парк в пользование общества, мы постоянно ходим туда на прогулки. Ну а чтобы добраться до станции или магазина, мы можем воспользоваться конкой. Слава Богу, девятнадцатый век - прогресс.
Да, прогресс, думал Штольцен. Поистине, "век девятнадцатый - железный". Такого количества технических изобретений раньше не было. Машины из металла заменяют человека. Вместо десятков людей может работать одна машина. А вот хорошо это или плохо - покажет время. Не будем торопиться.
- Прошу прощения, господа, не смею вас больше задерживать, - сказал пристав. - Если у меня возникнут вопросы, я вас вызову в канцелярию. Но и вы, в свою очередь, если вспомните что-либо, имеющее отношение к делу, сообщите мне немедля.
Когда супружеская чета ушла, Штольцен оставил одного охранника сторожить тело, с другим принялся осматривать дом.
На первом этаже дачи находились: прихожая, гостиная, комната для гостей, туалетная комната и кухня. Из кухни имелся чёрный ход в сад, находящийся на обратной стороне дома. Яблони в саду были ещё не очень большими, но здесь же сохранились лесные деревья, и зелени было много. Штольцен отметил, что, при желании, можно через чёрный ход пройти садом к калитке, выходящей к парку, практически незаметно для посторонних глаз. Забор отделяла от Торлецкой дубравы только окружная дорога, опоясывающая посёлок.
Сама кухня имела довольно небольшие размеры, здесь находилась печь для приготовления пищи, посудный шкаф, стол и несколько стульев. Поскольку никакой прислуги у Чуприльцева не было, выходило, что здесь он хозяйничал сам. Тоже странно. Все холостяки, которых знал пристав (включая его самого), обязательно имели прислугу, которая готовила им и прибирала в доме. Странности в поведении убиенного всё накапливались.
Остальные помещения первого этажа не представляли особого интереса - обычный набор мебели и интерьер, который можно найти в десятках домов в Новогиреево. Диваны, столы, стулья, картины на стенах, шкафы возле стен - в этом девятнадцатый век ничем не отличался от предыдущих.
На втором этаже дачи, помимо осмотренного уже кабинета, была спальня с большой кроватью, зеркалом и бельевым шкафом. В шкафу несколько смен верхней одежды, рубашки, преимущественно тёмных тонов, картузы, длинное темно-серое пальто. В нижних ящиках было пять комплектов постельного белья. В общем, всё как у других. Ничего примечательного.
Штольцен перешёл в кабинет и стал осматривать книжный шкаф. Здесь была информация для размышления. Книги по самым разным областям человеческого знания. Собрания сочинений Вольтера, Дидро, Платона, Софокла, Овидия - это философия. По юриспруденции было несколько томов Диггестов Юстиниана. Работы по химии, написанные господином Менделеевым. Из физики представлены труды Майкла Фарадея и Генриха Герца, а также учебник по физике Московского Университета. И, наконец, Пушкин, Лермонтов и Герцен.
Что может быть общего между Герцем и Герценом кроме рифмы, думал пристав. Что здесь первично, а что вторично. Безусловно, Герцен отнесён цензурой к запрещённым писателям, но это может быть просто дань моде. Сейчас многие говорят о новых временах, о свободолюбии, а зачастую сами не могут толком объяснить, что это такое. Остальные книги не вызывают подозрений, а физика в последние годы - наука номер один. Все чудеса техники, которые сыплются, как из рога изобилия, основаны на её законах.
Так кто же здесь лишний - Герцен или Герц? А может быть оба? Вдруг главное здесь - это Диггесты Юстиниана, а Чуприльцев является адвокатом и светилом юридической науки. Может быть, чьи-то интересы вошли в противоречие с интересами его клиентов, и Иван Александрович стал кому-то мешать? Часто в судебных процессах на кону стоят большие деньги. Очень большие.
Вопросов было много, но никакой ниточки, ведущей к ответам, пока не предвиделось. Явно было недостаточно информации. Необходимо проверить данные Чуприльцева по архивам Департамента полиции, и, конечно, дождаться Рябичкина - он человек молодой энергичный, со светлой головой и современным взглядом на мир.
Иван Августович Штольцен вздохнул и вышел на крыльцо. Посмотрев зачем-то на небо, достал из кармана папиросы и, закурив, стал ожидать недостающих членов их детективного трио.
Неизвестно отчего вспомнился вдруг отец, его уставшее, но улыбающееся лицо. Никаких признаков недуга. А между тем родителей Иван Августович потерял рано: сперва умер отец, а через год и мать. Братьев и сестёр не было, но оставшийся один двенадцатилетний паренёк не был брошен на произвол судьбы, дальние родственники отдали отрока в кадетский корпус, что во многом и определило его дальнейшую судьбу.
Штольцен снова долгим взглядом обозрел небо, шевеля беззвучно губами. Он разговаривал с ними, жаловался на трудности, просил совета. Только с родителями пристав позволял себе слабости. И лишь очень редко.
Вообще предки пристава вышли из немцев, приехавших на Русь ещё при Петре Великом. Его прапрадеду, не раз отличавшемуся на полях сражений, русский царь пожаловал дворянство. Не каждый мог похвастаться подобным. Прапрадеда звали, также как отца - Август Штольцен. Был он рассудителен, дотошен, как все немцы, и упрям в достижении цели. За что, собственно, и был оценен государем. Служил верой и правдой по военному делу, но состояния особого не нажил. Не то чтобы не хотел, пытался, но безуспешно.
Все последующие поколения Штольценов родовые богатства не увеличили, а, наоборот, уменьшили. Не дана им была коммерческая жилка. Хоть тресни. Потому и определили молодого Ваню Штольцена в Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус. Туда, по устоявшейся традиции, принимали детей обедневших дворян.
Годы, проведённые в сём учреждении, остались в памяти самыми яркими в жизни. Здесь постигались: настоящая дружба, взаимовыручка, сметливость ума и безудержная отвага. Здесь заложили основы дальнейшего духовного и физического развития будущего пристава первого стана Московского уезда. Никогда не забывал Иван Августович девиз кадетов Аракчеевского корпуса, всегда с собой носил нагрудный знак на мундире, а на нём внизу девиз:
Безъ лести преданъ.
Всю последующую службу Штольцен старался придерживаться этого, на первый взгляд, немудрёного принципа. Но если вдуматься, большой философский смысл сокрыт в нём. А на военной службе случалось всякое и помотало его по всей Российской империи от одного края до другого. И в разных местах, и в разных ситуациях девиз помогал принимать правильные решения, часто сложные, нелёгкие, но по совести - правильные.
Судьба Ивана Августовича, как оказалось, накрепко привязана к Нижегородской железной дороге. Не профессионально, а географически. Вот и теперь служил он в полиции недалеко от данной железной оси своей жизни.
2.
Урядник зашёл на телефонную станцию, поговорил немного с телефонисткой на коммутаторе и соединился по специальной линии с Московским уездным полицейским Управлением. Он вызвал фотографа и врача для обследования тела. Оба были его хорошими знакомыми и не один год работали вместе.
Митрофан Купавин долго работал в полиции. После окончания воинской службы он решил, что нет лучшего приложения для его способностей и сил. А способности были уникальными - на вверенной ему территории Митрофан передвигался с такой скоростью, что казалось, он одновременно присутствует сразу в нескольких местах. Поэтому контроль получался максимальный, и если что-нибудь происходило, то в течение нескольких минут он уже был на месте. К тому же, имея весёлый нрав, урядник ни минуты не мог обойтись без шутки, за что его любили сослуживцы.
Полюбили его и жители Новогиреево. Многие обитатели посёлка имели дело с ним при разных житейских происшествиях, и, поэтому, Купавин был для них олицетворением закона. Да и сам урядник любил во всём порядок и справедливость и по мере своих сил и возможностей заботился обо всех новогиреевцах.
Было ему немногим за пятьдесят лет, с небольшим пузцом, но ещё по-прежнему подтянутый, он пользовался всеобщим уважением. Удивительно здорово умел носить головной убор. Всегда ровно, точно на том месте, где и должен быть. Прямая линия носа Купавина точно делила его на две половины. Взгляд из-под светлых бровей лукавый и проницательный. Орёл, одним словом.
Иногда в его глазах проскальзывала искорка лукавства и недоверия. На своём веку он повидал разных жуликов и негодяев и знал, что от человеческого существа можно ожидать всякого.
Человек по своей природе слаб, размышлял Митрофан Васильевич. Его нужно жалеть - глядишь, он и безобразничать будет меньше. Много преступлений совершается по глупости или из-за обиды на несправедливость. Человек думает - раз меня обидели, то и я буду обижать. А ты сам уважай другого, и он обязательно будет уважать тебя. Но если кто жесток преднамеренно, то такие люди не заслуживают никакого снисхождения и здесь представитель закона должен быть суров.
Впрочем, настоящие преступники в посёлке встречались редко. Большинство событий происходило, как это всегда бывает на Руси, по бытовым причинам. Водка-матушка всему виной.
И что же это за особенная жидкость такая, от которой многое зависит на нашей родине. Цвета нет, запах неприятный - ни уму, ни сердцу. Но получается, что и уму и сердцу. Почти вода, а как притягивает к себе русского мужика. Просто ужас какой-то. Скольких на тот свет отправила - и не сосчитать.
Жил в Новогиреево один мелкий мужичишко - Мишка "Баламут", вот с кем Купавин намучился, так намучился. Мишка был небольшого роста с маленькими шкодливыми глазками, которые бегали по сторонам словно белка. Он принимал участие практически во всех происшествиях в посёлке. Работать "Баламут" не любил и поэтому ни на одном месте долго не задерживался. Жена Мишки - большая грузная баба терпела его только потому, что не было других вариантов, да и жалко балбеса, ведь пропадёт совсем. Сколько раз она жаловалась на пьянство мужа уряднику. И не сосчитать. Сколько раз Купавин пытался втолковывать "Баламуту", как надо жить достойно (что греха таить иногда и оплеух выдавал) - всё бестолку.
Странная штука русская душа. Испокон веку на Руси особенной любовью пользовались блаженные и калеки. Почему? Кто знает? Может, потому что бесконечно добр русский человек. Добр и жалостлив. А чем Мишка не калека? Калека и есть. И каждый раз, когда урядник тащил за шиворот "Баламута" в острог при Канцелярии господина пристава, где-то в глубине души старого вояки тлела искорка сочувствия.
Однажды, года два назад, Купавин летним вечером зашёл на почту. Что ему там понадобилось, он теперь уже и сам не помнил. Но непременно по делу. И, выйдя из здания, чтобы отправиться домой, он случайно оглянулся назад. Будто Господь его заставил. Что вы думаете? Конюшня, где располагались почтовые лошади, горела... Тихо так занялась с задней стенки. Митрофан Васильевич бросился обратно и скорее вывел испуганных лошадей, после чего побежал за подмогой.
Почтовые служащие, телеграфисты (среди них и Рябичкин), жители ближайших домов - все стали, чем только можно, тушить деревянную постройку. Пламя разгоралось и охватывало всё большую территорию, своими силами никак не справиться. Необходимо вызывать пожарную бригаду. Вот тут и пригодился Мишка, который болтался рядом, как всегда здорово выпивши. Тушить пожар он не мог - того и гляди, сам в огонь угодит. Решили отправить его в пожарное депо, благо бежать было недалеко. "Баламут" побожился, что всё сделает как надо. Неровной, но целеустремленной походкой направился в нужную сторону.
За всей суматохой, криками, гарью никто и не подумал воспользоваться телефоном, имеющимся на почте. У всех напрочь вылетело из головы, а ведь, казалось бы - чего проще.
Пожарный экипаж прибыл через час, когда тушить было в общем уже нечего. На дворе стояли тёплые летние дни, и сухое дерево горело, как порох. Слава Богу, Купавин успел вывести лошадей и все они, живые и невредимые, стояли в сторонке, боязливо поглядывая на догоравший огонь и прижимаясь поближе к людям. Всё понимали!
Как после происшествия рассказывал перемазанный сажей пожарник, дежуривший в тот день на пожарной каланче, дым он увидел минут за пять до выезда бригады. Густые кроны деревьев отгораживали почту, и лишь когда огонь охватил большую часть постройки и повалил густой чёрный дым, команда стала срочно собираться. Вот так.
Вы спросите, а где наш быстроногий гонец? И, безусловно, будете абсолютно правы. Где же он?
Когда стало ясно, что конюшню придётся строить новую, а ближайшие постройки люди спасли от огня, начали искать Мишку. Не приведи Господи, новая беда. А время было - полночь. Разделились на группы, прикинули, где он мог пойти, и отправились, вооружившись масляными фонарями.
Дело происходило в конце лета, и ночи стали совсем тёмными, только обычная для этого времени года россыпь звёзд на Млечном пути таинственно перемигивалась вверху. Разве тут найдёшь. И фонари освещают только дорогу под ногами. Обошли все улицы, по которым "Баламут" мог идти. Осмотрели все деревья, все кусты по дороге... Нет его. Как сквозь землю провалился. Что делать?..
- Может, он решил короткой дорогой, прямо через участки рвануть? - высказал предположение один из подростков, принимавших активное участие в тушении пожара и поисках.
- В такое время калитки у всех давно закрыты, не войдёшь, - возразил Митрофан Васильевич.
- Зачем в калитку? Перекувыркнулся через забор и всё. Мы так часто делаем, - мальчишка поглядывал на урядника озорными глазами.
- То-то я смотрю у тебя штаны все в заплатках, - улыбнулся в ответ Купавин. - Что ж пойдём по участкам смотреть.
Как вы думаете, нашли?.. Конечно, нашли! Юный следопыт оказался прав.
Минут через сорок те же мальчишки обнаружили Мишку, мирно посапывающего по другую сторону забора. Со стороны участка, вплотную примыкающего к пожарному депо. Ну не паразит ли? Он, вероятно, перемахнул забор этим самым кувырком, о котором говорил парнишка и, упав на куст полыни, моментально уснул.
- Что мне теперь с тобой делать, болван? - урядник с остервенением тряс смотрящего осоловелым взглядом пьяницу. Плюнул и потащил, ругаясь, в кутузку.
Два следующих месяца Мишка "Баламут" трудился на постройке новой конюшни. Вместе с почтовыми и нанятыми на средства общества строителями. И, главное, практически не пил, потому что Купавин каждый день после обеда выбирал время между своими делами и приходил проверить его. А урядника Мишка искренне боялся и потому старался на стройке изо всех сил. Но не мог же Митрофан Васильевич каждый день ходить за ним, как за маленьким ребёнком. Построили конюшню, хорошую просторную и запил на радостях Мишка пуще прежнего. Ему лишь бы повод был.
Или вот ещё была история с привидением. Явление духа умершего, так сказать. Прямо, как на модных нынче спиритических сеансах. Пришла такая мода из Америки на Запад, ну и потом к нам угодила естественно. Мы же в России всегда стараемся им подражать. Правда, с опозданием. Вместо того чтобы что-нибудь своё придумать. Да простит меня любезнейший читатель, ворчу по привычке.
Сделали как-то мальчишки в Торлецкой дубраве себе развлечение: добыли толстую крепкую верёвку и привязали её к дереву. С одной стороны к крепкому высокому суку, с другой закрепили палку, чтобы на ней сидеть. Получились большие размашистые качели. Ребята залезали друг другу на плечи, а оттуда на верёвку и раскачивались целый день, пока не стемнеет. Вся детвора из посёлка туда ходила.
Однажды осенним днём к вечеру, мальчишки пришли в Канцелярию пристава возбуждённые. Перебивая один другого громко начали рассказывать Штольцену о произошедшем:
- На наших качелях провидение!..
- Повешенный на верёвке!..
- В белом саване, как на покойниках!..
- Подождите, - спокойно сказал Иван Августович. - Давайте кто-нибудь один расскажет по порядку, а остальные помолчат немного. Вот ты, например.
Мальчик, на вид постарше остальных, шикнул на своих друзей и, кашлянув для солидности, начал:
- Мы сегодня решили сходить второй раз в дубраву покачаться. Хотели попробовать, как в темноте получится. Можно было и с факелами. Интересно же. Уже смеркаться начало, когда мы подходили. Вдруг видим - на нашей верёвке кто-то уже раскачивается: огромный, белый и ревёт, как медведь. Мы подумали - привидение. Испугались, конечно, немного. Решили Вам рассказать.
- Правильно сделали. Я, правда, материалист и в потусторонние силы не верю. Да и белые медведи в наших местах не водятся. Попробуем разобраться.
Штольцен позвал Купавина, как раз собравшегося пройтись по постам, проверить охрану.
- Митрофан Васильевич, тут ребятам призрак мешает на качелях качаться. Помогите, пожалуйста, - и передал уряднику суть происшествия.
- Ничего, если надо то и привидение арестуем, - улыбнулся Купавин и потрепал рыженького паренька по шевелюре. - Показывайте свои качели.
Когда урядник во главе шумной компании подошёл к дереву, никакого призрака уже и в помине не было.
- Вы не думайте, что нам померещилось, - не унимались ребята. - Не может же всем сразу одинаковое привидеться? Правда, было! Белое и завывало. Истинный крест!
- Согласен. Всем сразу не могло. Может, одному показалось, а другие просто поверили? А?
Мальчишки возмущенно зашумели.
- Ладно. Сейчас возьмём несколько охранников и прочешем ближнюю часть дубравы, до прудов. Если не найдём вашего призрака, то будем считать, что он покинул наш мир. Согласны?
Малость попритихшие ребята согласились. Что им оставалось делать? Хотя до страсти любопытно узнать, что это было. В таком возрасте каждый из нас хоть раз собирался со сверстниками тёмным вечером и пугал друзей страшными рассказами. А потом, вздрагивая при каждом шорохе, пробирался домой. Удивительно страшно и ужасно любопытно.
Так, выстроившись цепью, экспедиционеры прошли дубки, и вышли к берегу ближнего пруда. День, несмотря на разгулявшуюся осень, выдался тёплый и солнечный. Вода в пруду нагрелась и теперь, с наступлением сумерек, когда солнце спряталось, и воздух стал остывать, над водой стелился белёсый туман. Он словно вата поглощал окружающие звуки, и, казалось, обступающая людей явь находится где-то в стороне. Последние лучи, спрятавшегося за горизонт солнышка, подсвечивали волшебным пламенем белые языки испарений.
...На противоположном берегу пруда сидело привидение...
Все разом ахнули. Действительно: большое и белое, как говорили мальчишки. Призрак сидел неподвижно, склонив голову набок. Сквозь туман казалось, что он медленно раскачивается из стороны в сторону. У Купавина в глубине души что-то шевельнулось. Смутное подозрение.
- Делимся на две группы, - тихо проговорил урядник. - И осторожно обходим с разных сторон. Охранники впереди.
...Когда подошли совсем близко, привидение вдруг встрепенулось, подобрав полы белой одежды, и с уханьем понеслось в чащу. При том, смешно задирая мосластые ноги. Погоня продолжалась часа полтора. Думаю не нужно объяснять, что в роли призрака выступал Мишка. В ту пору он пытался трудиться в поселковой аптеке. Приносил из подсобного помещения огромные бутыли и ящики с ингредиентами для лекарств. Ему, как и всем работникам аптеки, полагался белый халат. Для изготовления лекарств требуется стерильность. А основная составляющая разных там настоек, какая? Медицинский спирт. "Баламуту" этого объяснять не нужно. Вот его и понесло на приключения. Детство, видите ли, вспомнил.
Ещё раз прошу прощения, уважаемый читатель. Что-то я увлёкся. Просто хотелось рассказать о рядовых происшествиях, случающихся в Новогиреево, о буднях Митрофана Васильевича. Да и Мишка очень уж типичный персонаж.
Итак, продолжим...
После телефонного звонка Купавин зашёл к Рябичкину на телеграф. Идти было близко, треть версты. Телеграф находился в одном здании с почтой и располагался недалеко от железнодорожной платформы. Полиция посёлка поддерживала связь с управлением и по телефону и через телеграф, только последний использовался для передачи самых важных и секретных сообщений. Так постепенно и зародились товарищеские отношения между урядником и телеграфистом.
Алексей Яковлевич Рябичкин был в канцелярии пристава своим человеком, и ни одно более-менее серьёзное расследование не обходилось без его участия. Молодой, активный, приверженец всех современных изобретений и новейших научных теорий, он запоем читал Конан-Дойля и увлекался криминалистикой и шифрованием информации - для чего был использован полицией при передаче секретных донесений в Уездное управление и жандармерию.
Неповторимое очарование юности светилось в его распахнутом навстречу жизни лице. Тёмные густые волосы, непоседливо вьющиеся от самых корней, Рябичкин зачёсывал со лба назад, а они снова пытались сбежать и прядями застилали глаза. Широкие брови, словно две, повернувшиеся друг к другу, запятые. Припухшие губы молодого человека совсем недавно бывшего отроком. И, главное, чистые открытые глаза, с удивлением взирающие на этот, полный чудес, мир.
Родился и жил Алексей в селе Ивановское, что находилась за имением Торлецких в стороне от дубравы. Село стало так называться, когда крестьяне в семнадцатом веке построили деревянную церковь Рождества Иоанна Предтечи. Шли годы, и теперь уже каменный храм радовал слух прихожан малиновым звоном своих колоколов. В семье Рябичкиных было семеро детей. Жили небогато, но дружно. Родители и братья с сёстрами душевно любили младшенького Алёшку и прощали ему большинство озорных выходок, а мальчишка был шустрый, везде совал свой маленький курносый нос. Видя такую прыть, отец в последствии и посоветовал ему обратить внимание на технику. Время было такое: "железный" век набирал обороты, и в любом деле старались применять механизмы. Так, в конце концов, Алексей и стал телеграфистом в дачном посёлке. Ему выдали форму, китель с нашивками и все сельские девушки были в него влюблены, но он был холоден, как лёд и гордо вышагивал по деревенским улицам домой с работы.
- Здравствуй, Алёша! - обратился к нему Купавин. - Слыхал про убийство возле болота?
- Да, уже наслышан! Слухи в нашем посёлке распространяются со скоростью звука. Соседка убитого рассказала о случившемся кондуктору конки, а тот уже разнёс по всем углам. Он посчитал своим долгом на каждой остановке рассказать об этом происшествии всем вновь вошедшим пассажирам. Мне, например, поведал молочник.
- Не знают, наверное, только будочники из отряда сельской стражи. Спят себе, как невинные дети, обняв ружьё.
- Вы вот всё шутите, Митрофан Васильевич, а как в таких условиях сохранить тайну расследования. А если нужная информация попадёт к преступнику и он затаится или, наоборот, решится на новое преступление. Тому, кто один раз переступил черту уже всё равно.
- Ничего, Алёша, ничего. Пока какой-то секретной информации не наблюдается - обычное убийство. Вот сейчас приедет врач, может он чего скажет. Единственная любопытная деталь которую я успел заметить - это потайной шкафчик с какой-то стеклянной трубкой с опилками. Похоже на фитюльки из современных изобретений.
- Митрофан Васильевич! - глядя по сторонам, с укоризной воскликнул Рябичкин, но за шумом телеграфных аппаратов вроде никто не слышал.
- Ну ладно, ладно. Ты когда сам посмотришь, может и узнаешь, что это. Ты же у нас будущий инженер.
Алексей Рябичкин грезил наукой. Он мечтал поступить учиться в Технологический институт в Санкт-Петербурге и этим летом хотел сдавать вступительные экзамены. А ещё он очень не любил убийства и вообще преступления. Алёша разумел человека венцом творения природы, и разрушать его он считал просто ужасным. Наоборот, весь ход развития прогресса должен служить во благо человеку, облегчать ему жизнь и насколько возможно увеличивать её продолжительность.
Наш телеграфист находился в том прекрасном возрасте, когда жизнь кажется бесконечной, наполненной удивительными открытиями и новыми впечатлениями. Ах, молодость, зачем ты проходишь?! Была бы ты, как весна и возвращалась снова и снова, чтобы человек, очнувшись от суровости жизни, как от зимы, мог опять восторженно полюбить этот мир...
Алексей умел и не боялся любить. Божественным высшим существом для него была Мария Ильинична Борисова - дочь известного в посёлке богача-мануфактурщика Ильи Лукича Борисова. Не влюбиться в такую девушку было невозможно: высокая, стройная, с длинными русыми волосами, с чувственными, словно розы утром, губами. Великолепные серо-зелёные глаза поглощали бездонными глубинами. Уголки были немного вытянуты, отчего они приобретали восточную миндалевидную форму. Потомки крымских ханов Гиреев передавали девятнадцатому веку свой привет. Ко всему прочему, Мария Ильинична была добра и спокойна характером, умела ценить хорошую шутку и верные дружеские отношения. Да что там говорить, она была первой красавицей в посёлке и самой завидной невестой.
Отец её - "тряпичник", как его звали в посёлке, Борисов имел собственную мануфактуру по производству тканей в Калязине, содержал мастерскую модной одежды, здесь же в собственном доме, и давал за Машенькой очень большое приданное.
Одним словом телеграфист пропадал. Жениться на такой невесте простому человеку было немыслимо, и при встрече с ней он всегда не знал, как быть и опускал глаза. Эта мысль была нестерпима для него, но всё же он не терял надежду. В планах Алексея было поступление в институт и получение звания инженера. При такой тяге к технике он чувствовал, что может добиться успеха на этом поприще и заработать состояние. Только бы Машенька дождалась его. При её красоте женихов было - хоть отбавляй, а Алексей, как назло, сам не мог никак ей открыться - мешала врождённая скромность. И от этого наш герой не спал ночами, страдал и надеялся.
Любовь, любовь, зачем ты дана нам господом? Когда весь мир сжимается в одну точку, которой является любимый человек, когда страдание и безмерное счастье находятся рядом и молниеносно переходят друг в друга, когда жизнь человека может или разбиться навсегда или годами сиять, как бриллиант - что ты такое?
От этих мыслей Алексея отвлёк урядник:
- Надо идти. Иван Августович ждёт нас. Да и врач, если не занят, доберётся из Москвы довольно быстро.
- Да, конечно, Митрофан Васильевич, - ответил Алёша. - Только сообщу начальнику и возьму инструменты.
Надо сказать, что Рябичкин сам сделал набор инструментов для снятия отпечатков пальцев и держал его на работе для таких вот случаев. Фотографу из Уездного управления оставалось только сделать их снимки.
Через пятнадцать минут урядник и детектив-телеграфист шагали вдоль Гиреевского проспекта по направлению к Торлецкой дубраве.
Алексей прижился в Канцелярии пристава, и, в последнее время, там его можно было встретить чаще, чем на телеграфе. Старший телеграфист был не очень этим доволен, но отказать в просьбе Штольцену не мог. Вот и разрывался Алексей между двумя работами. Народная молва в посёлке отреагировала мгновенно, и пошли разговоры о новом "сыскном агентстве". Интерес жителей к полиции всегда оставался неизменен. Загородная жизнь тиха и размерена, а если что и случалось, то без полиции не обойтись.
Любимым местом для обмена новостями и мнениями являлся ресторан на Гиреевском проспекте, где праздная публика весело проводила время. Это был большой дом, первый этаж которого, практически полностью, занимали два одинаковых больших зала, заставленные деревянными столами и стульями. На втором этаже находились отдельные кабинеты для желающих уединиться. Во всех помещениях было чистенько, столы застелены скатертями, сделанными из той же материи, что и занавески на окнах. Атмосфера располагала к приятному времяпрепровождению, и народу в заведении всегда хватало. Разных общественных сословий и разного достатка.
Здесь можно было услышать и увидеть примерно такой разговор...
- Я вам говорю, Штольцен у них голова, - громким шёпотом сообщал толстый господин в полосатой жилетке, из кармана которой торчала золотая цепочка от часов. - Телеграфист - руки, а урядник - ноги.
- Что же это вы их прямо на части расчленили? - ответствовал другой, сухощавый, в плотно застёгнутом мундире и с моноклем на правом глазу. - Если пользоваться вашей терминологией, я бы сказал по-другому: Штольцен - это сердце, телеграфист - голова, а Купавин - и руки, и ноги.
- Будет вам, ей Богу. Какая разница: кто на что похож. Главное, что у них ловко получается, - третий собеседник носил большую окладистую бороду, расчёсанную на две стороны, которой в данный момент и возил в салате "Оливье", так как нагнулся низко над столом.
Да, дорогой читатель, в том самом знаменитом на всю Москву салате "Оливье". Хотя, конечно, не совсем в том. Настоящий салат "Оливье" делался только в одном месте: в популярном трактире "Эрмитаж" на Трубной площади и нигде более. Всё остальное - попытки подделать оригинал. И попытки неудачные.
- Тут я с вами согласен. Все трое друг друга прекрасно дополняют, - кивнула полосатая жилетка. - Как-то всё у них само собой по местам расставляется.
- И заметьте, господа, - борода снова ринулась в салат, - Практически всегда с положительным результатом. Не везунчики ли. Положительно, я удивляюсь.
- Не надо торопиться, - скептически сказал монокль. - Втроём они работают не так уж давно, поглядим, что будет дальше. Вся ответственность лежит, естественно, на приставе. Если случиться осечка, то его погоны под ударом. Рябичкин вообще служащий телеграфа, а с урядника какой спрос - его задача за преступниками бегать.
Все трое помолчали, потом жилетка сказала:
- Давайте-ка лучше водочки выпьем. А? "Слёзы вдовы Поповой" я очень уважаю. За здоровье полицейских чинов.
Рука его потянулась к наполовину опорожнённой четвертной бутыли водки, стоящей посередине стола...
Не будем им мешать. Выйдем потихонечку из ресторана на крыльцо и отправимся по следам наших детективов.
3.
... К тому времени, когда Рябичкин и Купавин добрались до места происшествия, врач, фотограф и лекарский ученик были уже там. Коляска, на которой они приехали, стояла перед главным входом на участок. Рядом с ней собралась большая толпа зевак со всех краёв посёлка. Это, как всегда, были одни и те же люди, собирающиеся на все происшествия в Новогиреево. Любопытство и тайная радость, что это произошло с другими, полностью завладевало слабыми душами. Как только известие о каком-либо новом случае распространялось по посёлку, они тотчас неслись со всех ног. Жаль их. Эти люди и не догадывались, что у человека может существовать иная, духовная жизнь и ему по силам самому создавать события окружающего мира.
Становой пристав отрядил к главной калитке охранника, и тот не давал любопытным пройти на территорию дачи. Публике не оставалось ничего другого кроме как заглядывать за его спину и пытаться увидеть хоть что-нибудь.
Пробившись сквозь толпу, урядник и телеграфист вошли в дом. В руках у Рябичкина был небольшой чемоданчик с инструментом. Нёс он его, как новорожденного ребёнка, бережно и гордо. Гордиться действительно было чем - такого набора инструментов и химикатов не существовало более нигде в России. Он был уникален, ведь при его создании Алексей пользовался не только традиционными достижениями криминалистики, но и собственной смекалкой и обширными знаниями во многих областях науки. Митрофан Васильевич старался не уступать и тоже вышагивал важной походкой, так как считал чемоданчик их общим достижением и старался быть с ним, что называется - "в одном кадре". Хотя, конечно, даже само слово криминалистика было для него сродни китайским иероглифам. Но Купавин, как человек опытный, умел скрывать своё незнание за многозначительным молчанием.
Алексей же хорошо знал этот новомодный термин и много раз перечитал книжку одного следователя из Австрии, который и ввёл его в научное употребление. Труд назывался: "Руководство для судебных следователей, чинов жандармерии и полиции".
Основной причиной возникновения новой науки явилось появление в крупнейших развитых странах организованной преступности. Бороться с ней правоохранительным органам стало гораздо труднее, и без использования специальных знаний сделать это было практически невозможно. Сбор вещественных доказательств теперь опирался на знания других наук: химии, физики, баллистики и, конечно, медицины. И в России стали появляться судебные медики, специализирующиеся на использовании особых свойств крови или исследовании волос. Рябичкин старался не отставать от прогресса и ездил в Москву посещать научные библиотеки. Любопытство продолжало вести его по жизни.
Коллеги из Уездного управления только приступили к работе, и, после взаимных приветствий, каждый занялся своим делом. Фотограф зафиксировал положение тела, после чего убитого перевернули на спину. Белое с синеватым отливом лицо Чуприльцева имело крупные черты и немного вытянутую форму. Тёмные вьющиеся волосы облепили лоб, словно речные водоросли. Нос, и без того длиннее среднего, заострился и выглядел инородным предметом на общем фоне. В остановившихся глазах, широко раскрытых и ещё совсем недавно излучающих жизнь, застыло удивление. Никакого страха, а тем более ужаса, как об этом пишут в детективных романах, в них не было.
На груди Чуприльцева были две небольшие, но судя по количеству крови, серьёзные раны. Очевидно, это были следы от ударов ножом.
- Всего два удара, - сказал врач, - Как будто хирург оперировал. Лезвие ножа длинное, тонкое и отточено, как скальпель. Поэтому и края ран аккуратные без рваных кусков. Похоже, что здесь поработал профессионал.
- Скажите, - решил уточнить Штольцен, - Почему тогда не один удар?
- Профессионал, но всё же не врач. Видимо решил ударить ещё раз для верности. Хотя оба раза попал точно в сердце, оттого и крови столько. Фома, ты всё записываешь?
Лекарский ученик Фома имел своей обязанностью фиксировать все заключения своего начальника в медицинский отчёт, представляемый в Уездное полицейское управление. Доктора он боготворил и считал светилом медицины:
- Конечно, конечно. Всё записал, как положено, не извольте беспокоиться.
Фома был немного толстоват и неуклюж, но его пухлые пальчики быстро бегали по листу бумаги. Медицине он был предан по-настоящему и клятву Гиппократа считал высшим достижением человеческой цивилизации. Стать земским врачом - вот цель, которую ставил, родившийся в бедной семье, Фома. Надеяться можно было только на свои силы. В этом стремлении к самосовершенствованию у них с Рябичкиным было много общего, и возникла взаимная симпатия. К тому же, они были приблизительно одного возраста.
- По всей видимости, - продолжал врач, - Убийство произошло ночью, где-то между полуночью и двумя часами. Я могу ошибаться где-то на час или два, ведь окно было открыто всю ночь и в комнате стало довольно холодно. Химические процессы в организме покойного замедлились, а когда открыли окно, мы точно не знаем.
- Убийца, должно быть, обладал недюжинной силой, - пристав задумался... - Раны очень глубокие.
- Не обязательно, Иван Августович, - ответил доктор. - Если нож хорошо заточен, то такие повреждения мог сделать даже подросток. Или женщина.
- Вы так полагаете?
- Безусловно. Здесь более важно знание человеческой анатомии и точность удара.
- А что вы можете сказать об изначальном положении тела? Какие-то особенности.
- Скорее всего, смерть наступила почти мгновенно. Удары были нанесены быстро, и Чуприльцев успел только схватиться руками за рану и повалился вперёд. Убийца, очевидно, едва успел отскочить.
- И, чтобы не упасть, удержаться за край стола, - вставил Рябичкин. - И оставить отпечатки пальцев. Если, конечно, он не был в перчатках.
- Это уже по вашей с Митрофаном Васильевичем части. Вот и приступайте к осмотру.
- От себя ещё хотел бы добавить, - сказал доктор, - Что, вероятно, Чуприльцев знал своего убийцу, поскольку позволил ему подойти на расстояние удара и держался с ним открыто, так сказать, лицом к лицу.
- Безусловно. Я тоже подумал об этом. Будем определять круг знакомых убитого, - подытожил Штольцен.
Тем временем Рябичкин раскрыл свой заветный чемоданчик и начал доставать инструмент. На столе появились: большая лупа, банка с каким-то порошком и мягкая кисть для рисования акварелью. Комплектацией чемодана телеграфист занимался сам, используя знания, почерпнутые из книг по криминалистике и описаний похождений своего любимого литературного героя - Шерлока Холмса. Взяв лупу, Алексей Яковлевич начал осматривать комнату.
В подобных исследованиях Купавин всегда помогал своему юному товарищу. Он снял шинель, закатал по локоть рукава у кителя, взял со стола порошок и кисть и в таком виде ходил попятам за Рябичкиным.
Зачем он всегда закатывал рукава? Непонятно. Раков он, что ли, собирался ловить?..
На самом деле это означало высшую степень сосредоточенности. И делал своё дело урядник очень чётко и сноровисто. Когда Алексей находил отпечатки пальцев, Купавин макал кисточку в порошок и быстро обмахивал ею указанные места. На поверхности тотчас проступал рисунок папилляров, и уездному фотографу оставалось только сделать снимок. Для идентификации отпечатков часто качества фотографического снимка было недостаточно, и поэтому к отпечатку прикладывали чистый лист бумаги и прокатывали по нему валиком. В свой порошок Алексей добавлял угольную пыль, и качество изображений получалось очень хорошим.
Обследовав второй этаж дома таким способом, наши детективы спустились вниз. После кропотливого исследования всех помещений дома, собралась коллекция из отпечатков пальцев пяти разных людей. Штольцен сложил листки в папку с надписью "Дело Чуприльцева" и сказал:
- Алексей Яковлевич голубчик, будьте добры, снимите отпечатки с убитого. А вас, урядник, я попрошу сделать то же самое у соседей, обнаруживших тело. Возьмите чернильную подушечку, бумагу и отправляйтесь.
- Слушаюсь, господин пристав, - сказал Купавин и, взяв всё необходимое, вышел.
Фотограф и уездный врач с помощником тоже засобирались и раскланялись со Штольценом, отправившись назад в управление, а Рябичкин гремел инструментом на втором этаже, в кабинете убитого. Становой пристав в задумчивости прохаживался по гостиной.
Такие серьёзные преступления на его территории происходили нечасто, и Иван Августович был здорово озабочен. Он привык к порядку и теперь не найдёт себе покоя пока не докопается до сути произошедшего. Это означает бессонные ночи и бесконечные размышления об одном и том же. Где-то в глубине его души вспыхнула мигающая лампочка с нарисованным знаком вопроса, и она не даст покоя до конца расследования. Штольцен размеренно шагал от стены к стене вдоль большого обеденного стола и вдруг его взгляд упал на маленькое отверстие в половой доске возле стены. На крашенных досках оно было еле заметно, и могло быть дыркой от вывалившегося сучка. Пристав присел возле него и стал рассматривать. В это время вниз из кабинета спустился Рябичкин.
- Алёша, что ты думаешь об этом? - спросил Штольцен.
- Мне кажется, что это искусственное отверстие, - проговорил Рябичкин, рассматривая дырку в увеличительное стекло. - Края очень ровные и само отверстие имеет идеально круглую форму. Давайте отодвинем стол и осмотрим пол рядом с отверстием.
Вдвоем они отодвинули к окну стол и тщательно осмотрели весь пол вокруг. Немного подумав, Рябичкин открыл свой чемоданчик, достал отвёртку и подцепил плинтус, прикрывающий половые доски возле стены. Тот удивительно легко отделился от пола. Алексей перешёл к другой стене и повторил то же самое. Затем он достал какой-то металлический крючок и боком всунул его в отверстие в полу.
- Иван Августович, сойдите, пожалуйста, с этих половых досок в сторону, - попросил он Штольцена.
Когда пристав отошёл, Рябичкин с силой потянул крюк вверх и целый блок досок без малейшего шума стал подниматься. Охранник, стоящий возле входной двери дачи, смотрел на это, слегка приоткрыв рот от удивления. Теперь доски стояли вертикально, прислонённые к противоположной стене комнаты, а в полу зияло отверстие, величиной с дверной проём, и вниз в темноту уходили узкие ступеньки.
- Это подвал, - сказал Алексей. - Но почему-то вход в него замаскирован. Очевидно, там держат не только банки с солениями и домашнее вино.
- Да, вы правы. Надо спуститься и посмотреть, нет ли выключателя.
Телеграфист достал из чемоданчика длинные охотничьи спички и зажёг одну, после чего стал аккуратно спускаться вниз. В тусклом свете обнаружилось небольшое помещение с низким потолком, посередине стоял стол, над которым висела электрическая лампочка. Посмотрев по сторонам, Алексей увидел выключатель и щелкнул им. Комнатка озарилась ярким светом, и стало хорошо видно всё её содержимое. Кроме стола из мебели был только табурет и стеллажи, стоящие вдоль стен. На полках стояли стеклянные банки, пробирки, реторты и другие стеклянные сосуды разных форм. Некоторые из них были наполнены какими-то порошками и закрыты пробками. На нижней полке стояла горелка на сухом спирте. Рябичкин с интересом разглядывал предметы, явно восхищаясь собранной здесь коллекцией. Это была настоящая, хорошо оснащённая химическая лаборатория.
- Иван Августович, спускайтесь сюда поскорее! Вы здесь такое увидите! - с энтузиазмом воскликнул Алексей.
Но Штольцен уже и сам, без приглашения, спускался вниз.
- Да-с, - сказал он.- Лаборатория не хуже чем в университете. Передовой рубеж науки.
На столе стояли: микроскоп и различные приспособления для крепления сосудов, поверхность стола в нескольких местах была прожжена кислотой. Рябичкин прильнул к окуляру микроскопа и что-то там разглядывал.
- Какие-то кристаллы, - сказал он. - По внешнему виду трудно определить, что это за вещество.
- Ну, а вообще что скажете, Алексей Яковлевич. Что это за таинственный храм науки.
- Я просто в восхищении, Иван Августович. Такого количества экспериментального оборудования я ещё никогда не видел. Убитый Чуприльцев серьёзно занимался научными исследованиями и прекрасно оборудовал свою лабораторию. А в особенности привлекает внимание стеклянный прибор с опилками из потайного шкафчика в кабинете. Да и всё остальное.
- С этим прибором я попрошу вас разобраться поточнее. Съездите в Москву, зайдите в научные библиотеки, посоветуйтесь с учёными из университета. Необходимые для этого бумаги я вам напишу. Покажите им фотографии Чуприльцева, вдруг кто-нибудь из них знает его.
- Меня вот что удивляет, - продолжил Рябичкин, - Мы не нашли никаких записей. Если Чуприльцев действительно учёный, то он должен обязательно вести дневник своих экспериментов. Современная наука довольно сложна, и невозможно всё держать в голове, без формул и таблиц сейчас не обойтись.
- Вы хотите сказать, что за его дневниками и охотился убийца.
- Вероятнее всего. Вы же знаете, Иван Августович, наука движется вперёд семимильными шагами. Внедрение в жизнь открытий приносит колоссальные деньги.
- Согласен с вами. Многие изобретения принесли их авторам или людям, купившим их, целые состояния. ...Получается, что Чуприльцев - изобретатель. Это, конечно, большая честь для Новогиреево, что такой человек поселился у нас, но то, что его здесь убили...
В этот момент во входной проём сверху заглянул Купавин, он только что вернулся от соседей с отпечатками их пальцев. Урядник с удивлением оглядел подвальное помещение, присвистнул и сказал:
- Ну, Алексей Яковлевич, тебе здесь раздолье. Эти игрушки для тебя словно сладкий сахар.
- Сейчас не до шуток, Митрофан Васильевич, - строго сказал Штольцен. - Пора двигаться дальше. Помогите мне вылезти.
Когда пристав с телеграфистом поднялись в гостиную, Штольцен подошёл к окну и стал размышлять. В его исполнении это выглядело, как перенос тяжести тела с пятки на носок и обратно - нормальное состояние задумчивости, к которому привыкли все знакомые. В такие минуты обращаться к нему было бесполезно. Через несколько минут он сказал:
- Предлагаю такой план действий, господа. Вы, Алексей Яковлевич, завтра же отправляйтесь в Москву и поговорите с учёными. Возьмите с собой образцы химических веществ из подвала и немного металлических опилок из приборчика в кабинете. Постарайтесь сделать их химический анализ. А вы, Митрофан Васильевич, опечатайте дом, пожалуйста; выставьте охрану по периметру участка; организуйте наружное наблюдение за домом соседей и за ними самими и начинайте опрос населения посёлка по Чуприльцеву - его связи, знакомства, места, где он часто бывал. Вас новогиреевцы хорошо знают и даже любят, и, надеюсь, будут с вами откровенны. Ну, а я отправлюсь в Управление, побеседую с исправником, заберу фотографии и медицинское заключение и поработаю в архиве.
- Так точно, господин пристав, - Купавин принялся одевать шинель.
- Иван Августович, можно я помогу Митрофану Васильевичу при опросе населения и схожу к господину Борисову, когда вернусь из Москвы, - сказал Рябичкин, покраснев и потупив глаза.
Штольцен переглянулся с Купавиным, улыбнулся в усы, кивнул утвердительно телеграфисту и, сложив в папку все бумаги, исчез в дверях.
4.
Из-за занавески второго этажа соседней дачи за домом Чуприльцева неотрывно следили глаза. Они были серо-голубого цвета и глядели колко, внимательно. Ни одно действие полиции не было пропущено. На дворе стоял май, листвы на деревьях почти не было, а воздух был так чист и прозрачен, что можно разглядеть жаворонка высоко в небе. Глаза принадлежали уже знакомой нам хозяйке дачи, обнаружившей преступление. Что двигало ею - простое любопытство или что-то другое? Какие мысли скрывались в этой прелестной, с утончёнными линиями, женской головке? Она перевела глаза вверх, на небо, - с запада медленно надвигалась небольшая, но чёрная туча. Будет буря!..
Ветер стал сильнее, и вместе с ним в душу проникало тревожное ожидание надвигающейся беды. Синички, тут и там мелькающие по кустам, притихли. На время ненастья даже это беспокойное племя, которому пора строить гнёзда и выводить птенцов, прекратило свой призывный пересвист, раздававшийся со всех сторон, где есть деревья и кусты - там, где их жизнь начинается заново. Но лишь на время. Нет такой силы, которая сможет остановить торжество новой жизни. Пришла весна! Пришла! ...И, слава Богу!..
Верхушки деревьев синхронно склонились в одну сторону, как будто невидимая колоссальная рука властно прижала их к земле. Парк внезапно зашумел, забеспокоился. Но никто не собирался сдаваться. Деревья сгибались под порывами ветра и выпрямлялись вновь. Все, кроме дубов. Великаны, словно русские богатыри, стойко принимали удары, могучей грудью закрывая маленьких.
А потом, также внезапно, всё стихло. Наступило затишье, но птицы не спешили снова переговариваться - они знали, что опасность ещё не миновала.
И в этой паузе случайно проходящий парком человек мог бы увидеть, что за домом Чуприльцева наблюдают ещё одни глаза, совсем другие - чёрные. Неотрывно, спокойно, не мигая. Так выглядит воронёный клинок, как этот взгляд. Хозяин глаз стоял, спрятавшись за дубом на краю парка. Между дубом и забором дачи находился только край болота, заросший осокой человеку в пояс. Наблюдателя можно было заметить со стороны усадьбы Торлецких или с запада, со стороны болота. Но людей вокруг не было. Окраина посёлка, граничащая с дубравой, вообще была малолюдным местом. Главная жизнь бурлила в Новогиреево с другой стороны - там, где железнодорожная станция.
Человек был одет в лёгкое чёрное пальто. Без головного убора. Прислонившись к стволу дерева, он словно хотел слиться с великаном воедино, но красавец дуб со сморщенной колючей корой не подпускал его близко. Так они и стояли.
Туча приближалась. Становилось всё темнее и темнее. И вот уже первые капли упали на землю. Ветер, с возрастающей силой, зашумел в траве и побежал по ней, взволновал, раскидал во все стороны. А вверху под кронами деревьев притаилась тишина. И вдруг яркая вспышка разорвала скопившийся мрак и белая молния, словно зубы пилы, соединила небо и землю и пропала, оставив природу в немом изумлении.
Лицо человека застыло, словно белая маска и на мгновение надменность его исчезла, и проступил страх. Обыкновенный детский страх и неуверенность. Но мгновение прошло, и снова темень упала на землю. Простучали несколько секунд, и воздух сотряс мощный раскат грома. Звук был неспешный, переливчатый и свободный. Такой же мощный и свободный, как эти величественные деревья. И кто только это выдумал, что дуб символ глупости? Нет! Эти великолепные растения символизируют мудрость и свободу. Да здравствуют дубы! Слава им! Как удивительно гармонична природа, как сочетаются гроза и эти деревья, какую гамму чувств вызывают они в душе. И веру, веру в справедливость и победу добра над злом.
Хлынул ливень. Воды было столько, что ветви растений моментально потяжелели, набухли и пригнулись к земле. Согнулся от дождя и человек в чёрном. Он развернулся и поспешно пошёл вглубь парка, оставляя на моментально промокшей земле следы...
5.
На следующий день Штольцен, одетый в свой лучший мундир, стоял перед подъездом здания, на вывеске которого было написано:
Полицейское Управленiе.
Вывеска отсвечивала хорошей медью и сияла до такой степени, что в лучах яркого весеннего солнца привлекала внимание любого, подошедшего к ней. С противоположной стороны двери располагался городовой и блестел не меньше. Видно было, как гордость за доверенный пост распирает его изнутри. Густые усы с энтузиазмом топорщились в разные стороны, и, казалось, под носом у городового заснул, вытянувшись, колючий ёжик.
Каменное здание полицейского управления располагалось в центре Москвы и имело в высоту пять этажей. Для того времени это была действительно величественная постройка, один вид которой заставлял почувствовать уважение к располагающейся там организации. Лепнина, украшающая фасад здания. Большие окна, скрывающие лестничные пролёты. Длинный балкон второго этажа, опоясывающий всё здание по периметру и симпатичный цокольный этаж. Всё это представляло, безусловно, художественную ценность. Покрашено здание было в цвет морской волны, что очень гармонировало с прекрасным весенним днём.
Городовой отдал честь становому приставу, и Иван Августович прошёл в холл первого этажа. Перед лестницей, ведущей на верхние этажи, уже прохаживался помощник исправника, оповещённый по телефону из Новогиреево и ожидающий пристава с самого утра.
- Здравствуйте, господин Штольцен, - приветствовал он. - С нетерпением ожидаем Вас. Есть новости и крайне интересные. Пожалуйте за мной в кабинет господина исправника.
Штольцен приложил руку к фуражке, поздоровался и вслед за помощником стал подниматься по лестнице на второй этаж. Их шаги гулко отдавались в огромном холле, и эхо пошло гулять по коридорам. Вообще в здании было тихо, но Ивану Августовичу казалось, что помимо звука своих шагов он слышит скрежет огромных металлических шестерёнок - это работал механизм полицейской машины, верхняя часть которой располагается здесь, а остальные разбросаны по всей необъятной Российской империи. Она не знает усталости и работает днём и ночью. Огромнейшее число людей задействовано в ней и он, Штольцен, является всего лишь маленьким винтиком. Но вся эта махина и состоит из таких винтиков, которые важны для неё, и каждый играет свою нужную роль. От таких мыслей Ивану Августовичу стало как-то спокойней, а его вера в торжество справедливости, потревоженная раздумьем, зашевелилась в глубине души и удовлетворённо затихла.
Кабинет исправника располагался прямо в конце длинного коридора. От лестницы к нему вела красная ковровая дорожка с широкими зелёными полосами по краям. Человек, идущий на приём, за два десятка секунд пути должен ощутить благоговейный трепет перед хозяином кабинета. На высокой двухстворчатой двери в конце коридора, обитой красной кожей, висела табличка с золотыми буквами:
Исправникъ Полицейскаго Управленiя.
Войдя в дверь, Штольцен и помощник исправника оказались в небольшой комнате, заставленной стеклянными шкафами с бумагами. За столом сидел младший полицейский чин и с интересом смотрел в сторону вошедших.
- Доложите Андрею Петровичу, - сказал помощник исправника секретарю, - Что прибыл господин становой пристав из Новогиреево.
Секретарь молча встал и скрылся за дверью в другом конце комнатки. Через минуту он появился обратно.
- Прошу вас, господа. Его превосходительство ждёт вас.
Кабинет исправника был просто огромным. Посередине стоял большой письменный стол, расположенный в виде буквы "т"; вдоль стола на полу лежала ковровая дорожка, наподобие той, которая была в коридоре; по стенам висели портреты Его Императорского Величества Николая II и членов царской семьи, а также министра внутренних дел. Во главе стола восседал сам господин исправник.
Андрей Петрович Соловко был человеком грузным с большим круглым лицом и роскошными длинными усами, направленными, как стрелки часов, в разные стороны. Мундир его украшали многочисленные ордена, говорящие о заслугах перед Отечеством. Исправник довольно холодно посмотрел на вошедших.
Надо сказать, Штольцен недолюбливал своего начальника и к его орденам и заслугам относился скептически. Конечно, он не показывал этого явно, но исправник своим звериным чутьём чувствовал это и отвечал приставу взаимной недоброжелательностью. Соловко был карьеристом "с большой буквы" и в достижении своих целей не чурался никаких методов. Там, где было нужно он "шёл по головам", действовал нахально и напористо. Но, зная отменные профессиональные качества Ивана Августовича и его самоотверженное отношение к работе, вынужден был пока мириться с ним. Соловко использовал результаты работы пристава в своих интересах, докладывая о них в министерство, как о своих собственных.
- Здравствуйте, Ваше превосходительство, - первым поздоровался Штольцен. - Прибыл по поводу преступления, совершённого у нас в Новогиреево.
Помощник исправника Николай Терентьевич Корнев открыл принесённую с собой папочку, достал из неё бумаги и сказал:
- На основании доставленных с места преступления фотографий и отпечатков пальцев убитого наши сотрудники провели анализ в архиве Министерства внутренних дел, но среди уголовных элементов так называемый господин Чуприльцев идентифицирован не был. Тогда мы решили обратиться в Охранное отделение и, по просьбе Андрея Петровича, господин товарищ министра разрешил нам поработать с их документами. И вот здесь-то нас ожидал сюрприз... Никакой он не Чуприльцев, а Феликс Гофер - член запрещённой организации "Народная воля"! Так-то вот, Иван Августович!.. Основная часть народовольцев разгромлена нашими петербургскими коллегами, но по России ещё остались отдельные ячейки, и чего ожидать от них одному богу известно. Всё зависит от конкретных руководителей. В результате опасность для государства возросла ещё больше.
- Теперь это дело взято под контроль Охранным отделением департамента полиции, - сказал Соловко, - А непосредственное расследование будем проводить мы. Нехорошо получается, господин пристав, я должен выразить Вам своё неудовольствие. Надо тщательней проверять каждого человека, проживающего на вверенной вам территории. Документы должны быть в порядке.