Аннотация: Первая часть романа "Под Солнцем единым". Начало. Срединный Мир. Мир Воды, знак Рака. Полозы, Медные, Большие. Мир Девы, стихия Земли. Полозы-Серые. Обновлено после литературного редактирования.
Лопаева Елена Николаевна
Под Солнцем единым
Обнинск
1998 г.
Начало. Срединный Мир
Сирена скорой помощи коротко вякнула под окном, и врач этой самой помощи Александр Змеев (в детстве - Чингачгук, во студенчестве - Эльф, а ныне и присно - Алекс) тоскливо застонал про себя: "Ну почему опять я?"
Энергичный, толстомордый и толстопузый водила - санитар Геныч (Геннадий Афанасьевич), впёрся в квартиру и начал швырять в начальство одёжкой, даже не вспомнив о грязи на сапогах. На безмолвный вопрос ответил длинной матерной фразой и уже затем пояснил:
- Роды. Любка Петрова. Сектантка. В больницу отказывается, в молитвенном доме рожает. Вторые сутки. Сообщили только что.
- Вот это подарочек! - Алекса передёрнуло. Нет, роды принимать он не боялся: за семь лет врачом "скорой" в сельском райцентре чего только не случалось. Но одно дело - дальнее село, а тут ведь роддом через две улицы. Хотя, с другой стороны, там сейчас только девчонка-практикантка осталась. Заведующая с мужем-бизнесменом отдыхает в Сочи, пожилая и очень опытная гинекологиня Наталья Феоктистовна в Брянске на свадьбе младшей дочери, акушерка Танечка - на похоронах тётки в забытом Богом селе. Так что деваться некуда. Но вот молитвенный дом*
Алекс припомнил, что болтали о секте Господа Наказующего. Глава её, Пётр Витольдович Пророк, таковым себя и считал. В секту принимал в основном молодые семейные пары, уверяя, что у кого-то из них обязательно родится апостол Господа Наказующего, и он защитит своих родителей и единоверцев, когда настанет близкий уже конец света. Как ни странно, желающих было не так уж мало. Алекс встречал Пророка несколько раз, и всегда его поражало ясно видимое облако тёмной и страшной силы, облегающее его, как текучим туманным покровом. Смотрел он всегда на Алекса с каким-то язвительным вызовом. И следа за ним почему-то не было. ("Следом" Алекс называл не отпечатки ног на земле, а ту лёгкую струйку словно подкрашенного дымка, что тянулась от каждого человека на уровне солнечного сплетения. Она держалась в воздухе пару часов, и у каждого имела свой оттенок цвета и запаха. По ним Алекс, как охотничий пёс, мог найти знакомого человека. Но он этого не афишировал).
Геныч тормознул, и размышления пришлось кончить.
Над молитвенным домом стояла чёрная грозовая туча. Солнце ещё не взошло, и на фоне светлого и безоблачного неба туча выглядела декорацией к фильму ужасов. В доме собралась, как видно, вся секта в полном составе. Посреди комнаты-залы на столе, покрытом пёстрой полиэтиленовой скатертью, лежала роженица в коротенькой пуховой кофточке. Горели свечи, женщины и мужчины, обнявшись, раскачивались в такт молитвам, совершенно измученные двухсуточным бдением. Худой, как жердь, рыжий и конопатый парень спал с открытыми глазами, сидя рядом с роженицей на стуле. "Муж", - подумал Алекс. Ни на кого не глядя, он быстро подошёл к столу и положил руки на чудовищных размеров живот. Волна схватки пробежала по туго натянутой коже, и женщина пронзительно закричала охрипшим, измученным голосом. Глаза её были мутны, но зрачки нормальные.
"Похоже, она и сама уже справилась", - решил Алекс и поднял глаза. Во главе стола, торжествующе усмехаясь, стоял Пётр Витольдович Пророк. Левая рука его опустилась на лоб женщины, правая величественно возделась, и он, выдержав должную паузу, возгласил:
- Сегодня, 24 июля 1997 года, землю сию почтил рождением своим Апостол Господа Бога, за Грехи Наказующего!!!
Живот женщины свело новой, особенно сильной схваткой, и показалась головка младенца. В ту же секунду Алекс понял, что происходит нечто немыслимое, недопустимое! Глаза на ладонях жгло, как огнём, крик женщины бился в голове эхом, торжество на лице Пророка казалось глумлением над чем-то святым. Из горла Алекса вырвался незнакомый рык; чтобы заглушить его, он вдруг заорал, срывая голос: "Все ко мне!" - и тут же провалился в тошнотворную сверкающую химически зелёную, с коричневыми квадратиками пустоту. Пустота тут же сгустилась, стала текучей, затем вернулась сверкающим зелёным и коричневым занавесом. Занавес распался посредине и быстро исчез.
Без всякого перехода, сразу, на Алекса обрушился свет. Он мчался через это бело-голубое сверкание, оно пронизывало его без всяких усилий и оставляло в нём ЗНАНИЕ: сути, причин, следствий. Он знал, понимал, помнил ВСЁ. Но это его не заинтересовало. Он захлебывался от восторга, упивался, наслаждался этим поющим светом. Только он - и этот свет... Всё прочее не имело значения. Ещё чуть-чуть, сейчас, ну, сейчас он достигнет слияния. Он и свет - они станут едины, он сам, сам будет этот поющий, всё знающий свет.
- / -
Всё кончилось. Как удар топором. Кто-то невидимый повернул рубильник, и свет погас. Его обманули. Он больше ничего не знал.
- / -
Место действия - Нечерноземье.
Пойма Оки - эти места так любил описывать Тургенев. Для тех, кто не удосужился в школе прочесть "Записки охотника", можно пояснить. Огромный кусок Тульской, Брянской и Калужской губерний это сплошные болота и заболоченные леса с редкими сухими холмами. Со времён Тургенева единственным средством сообщения между городами и расположенными на холмах среди болот деревеньками был санный путь. Или, если уж очень нужно, верхом на лошади по известным лишь местным жителям тропам. Впрочем, в наше техногенное время верховую лошадь заменил мощный гусеничный трактор. С сомнительным результатом.
Ни зерновые, ни кукуруза в местных болотах категорически не произрастали, и начальство смирилось: колхозы здесь считались мясо-молочными. Но молоко вывозить можно было разве что вертолётом, а мини-сыроварен чиновничье мышление не принимало, так что местные занимались выпасом и откормом бычков. Занятие не чрезмерно трудоемкое, оставляющее массу времени для огорода и любимого отдыха сельчан - пьянки по поводу и без.
Во времена Тургенева и бывавшего тут же Льва Толстого практически на каждом холме стояла деревенька в пять-шесть дворов, заселённая одним семейным кланом: Петровка, Егоровка и прочее - это и селение, и фамилия. В войну сельца были сожжены, а жители подчистую вывезены на работы в Германию. Вернулись немногие, да и те - через Сибирь и Колыму. Словом, в оставшихся сёлах стало привычным, что женщины замуж если и выходили, то в города, а в основном рожали без мужей. Но мальчики почти не рождались. Безмужние во втором поколении девчата уезжали в города, на швейные и прочие фабрики. Родив, отвозили детишек мамкам-бабкам, а сами чаще оставались в той же городской общаге, не в силах отказаться от благ большого города.
- / -
Светланка, дочка крепкой и на редкость красивой тётки Змейки (вообще-то Ольги Петровны Змеевой), привезла из города новорожденного Саньку. Мальчики у местных рождались нечасто, а этот ещё был и не такой, как все. Мало того, что родился с длинными, цвета яркого золота кудрями и глазами цвета спелого зелёного крыжовника, так и черты лица имел явно неординарные: тонкое, иконописное лицо с прямым точёным носиком, белое в голубизну, - словно и не младенец, а мечта об иной, нездешней жизни. Правда, был и дефект: на обеих ладошках смутно вырисовывались бесформенные тёмные пятна, и они выглядели давно немытыми. Но кто в деревне на это смотрит! И ещё одна деталь: на младенческой шейке, на длинной, словно бы серебряной, цепочке болтался медальон в форме толстенькой, объёмной пятиконечной звезды с шариками на концах. Звезда была небольшой, из серого металла - олова или, может, потемневшего серебра. Снять цепочку не удавалось: ребенок заходился таким криком, что слышно было на километры.
На вопрос о медальоне Светланка ответила коротко: "Отцова память", - и уехала обратно в город.
Через полгода тётке Змейке пришло письмо: дочка сообщала, что вышла замуж за мичмана Северного флота и едет с ним к месту службы. О сыне упоминаний в письме не было, и тётка Змейка поняла, что и внучка растить ей одной.
Странный медальон тревожил её. А тут ещё батюшка в местной церковке (одной на три десятка сёл) заявил, что это есть символ мусульманский, и христианского крещения ребёночек принимать не должен. Однако за тройную плату крестить согласился, назвав это "обрядом перемены веры". В мусульманина-отца деревенские не поверили: в их представлении иная вера была неотделима от смуглой кожи и черных глаз. Ребятня же его не дразнила: отцов не было почти ни у кого, а тут всё же - "отцова память". Вещь уважаемая.
Странные пятнышки на руках со временем начали превращаться в странный же узор: словно тонкой кисточкой нарисованные глаза. Похожие одновременно на изображение египетского бога Ра из учебника истории и на глаза Будды из "Клуба кинопутешествий".
С клубом-то и связано первое событие: показывали передачу о Вьетнаме. И, между прочим, о том, что любимая пища вьетнамцев - змеиный суп. На местной ферме что-то давно не случалось трагических происшествий с телятами, и деревня сидела без мяса. Девятилетний Санька с подружками-соседками и задумали попробовать "вьетнамского" супчика. Девчата развели костёр, притащили картошки и соли, закипятили большущий котёл. Санька, как и положено мужику, добыл штук семь громадных ужей и вполне сноровисто разделал их на мясо. Аромат, поднимавшийся от котла, заставил захлебнуться голодным воем всех местных шавок. Поскольку довольный и сытый Санька через полчаса не помер, супчика отведали и подружки. Затем угостили вернувшихся с фермы и уже крепко поддавших баушек. Затем* Словом, деревня Змеево поняла, за что её так назвали.
Новое гастрономическое пристрастие деревни подорвало местную летнюю монополию зоотехника и председателя колхоза (зимой-то мясо в каждом дворе было своё), но они быстро нашли новую статью дохода. Копчёные ужи и гадюки оказались вкуса настолько тонкого и нежного, что под большим секретом редкий деликатес ("копчёный угорь") стал появляться на столах разного рода районного начальства и даже областного. А в самой деревне случился "беби-бум". Экзотическая и питательная закуска вдруг начисто отбила у местных жителей желание пить без повода. Конечно, Новый год там, день рождения или "после баньки" - это святое. Но чтобы "просто так" - уже не тянуло.
И мужикам лет по сорок-сорок пять (других не водилось) захотелось вспомнить молодость. Мало ли что внучки по дому бегают - мы ещё и сами "ого-го", а первый почин сделал незнамосколькилетний военно-морской пенсионер, лесник и егерь Пётр Петрович Змеев: женился на тридцатилетней Змеевой же Анюте - медсестре. И в июле следующего года обзавелся двойней: Санькой и Ванькой.
После этого - как прорвало: каждый месяц у вовсе не молоденьких женщин рождалась двойня. И все - Саньки и Ваньки. Все - светловолосые и светлоглазые (у Саньки - синие, у Ваньки - серые). Причём внешность родительницы роли не играла: она могла явно напоминать об отце-узбеке или о татаро-монгольском нашествии. Единственное общее всех родивших - их девичья фамилия была Змеевы, и у всех родившихся мальчишек на правой ладошке был знак - Око. Похожее на бога Ра и на глаз Будды одновременно. Но зрачок на Оке был вертикальный.
В связи со всеобщим образованием, а также благодаря наличию в местной школе нескольких учителей-подвижников и фанатов своей профессии вот уже третье поколение в окрестных сёлах считало себя людьми культурными, читающими и понимавшими тонкий юмор. А потому однофамильцы имели прозвища не простые, типа Егоров-Косой или Петров-Рваный, а даже несколько книжные. Змеевых было много, так что понадобились и прозвища: Танька-Гадюка, Валька-Кобра, Мишка-Полоз (пьянь несусветная), Настасья-Горыныч (размеров немыслимых) и Зойка-Гюрза (папа был стройбатовец-узбек).
Лесник Змеев, особому социальному статусу прозвища не имел, но после фильмов о Чингачгуке стал зваться Большой Змей.
Первая же половина индейского имени досталась Саньке - за удивительное благородство облика. Учился Санька-Чингачгук легко и весело, память имел абсолютную и огромные способности к языкам. Две молодые учительницы-"иностранки", на уроках не слишком себя утруждая, с каким-то восторгом занимались с красавцем подростком английским и французским. Немецкий он знал с детства - тётка Змейка, в пятнадцать лет угнанная в Германию, говорила на нём, как на родном. Естественные же науки, хоть и давались легко, интереса не вызывали. Зато он просто глотал фантастику из библиотеки сына директрисы - тот привёз её, окончив Калужский пединститут, и пересиживал призыв в армию, преподавая физику (сельские учителя призыву не подлежали). Годы бежали себе и бежали, пошли уже в школу Саньки-Ваньки Змеята (их родилось тогда ровно двенадцать пар, по паре в месяц), а Санька-Чингачгук, даром что имел одну на весь район золотую медаль, с грохотом засыпался на математике в медицинском и отправился служить на таджикскую границу.
Афганская мясорубка крутилась вовсю, но ему судьба послала свою улыбку. Его застава перекрывала некий перевал, со времён Великого Шёлкового Пути бывший главной тайной местных контрабандистов. Сам перевал закрыт снегами десять месяцев в году, а остальные два проконтролировать ничего не стоило, хватило бы и временного поста. Но под водопадом, стекавшим на афганскую сторону, была система карстовых пещер. Поколения людей, живших только контрабандой, расширили и укрепили узкие и тесные лазы, разведали выходы на обе стороны и берегли свою тайну от чужих, не считаясь со своей и их жизнью.
Добротную, хорошо обустроенную заставу ещё до войны оборудовали на единственной дороге в долину. Так что, даже выйдя самой тайной тропой из пещеры, мимо пройти было сложно. И поток желающих попасть в Сибирь быстро иссяк. А застава и гарнизон остались - раз в несколько лет находился желающий испытать судьбу, и начальству было чем отчитаться.
Супруга командира по образованию была агроном. Имея неуёмную энергию и массу рабочих рук, она превратила заставу в райский уголок. Фрукты, овощи, орехи и прочее произрастали в неимоверных количествах и, за неимением рынков сбыта поедались на месте. А главным проявлением дедовщины была работа по доставанию воды из колодца - солярку экономили для иных нужд. Чингачгук (ставший уже из Саньки Алексом) заслужил прямо-таки материнскую любовь хозяйки заставы, открыв (в ста метрах от колодца!) мощный родник.
В первый же день службы набив кровавые мозоли колодезным воротом, он уговорил ещё двух новобранцев разобрать каменную осыпь рядом со странно гладкой каменной выемкой размером с небольшой стадион. Проработав под сдержанный мат напарников почти всю ночь, он доказал-таки свою правоту: фонтан плюющей газом воды вышиб последний запиравший его камень и с рёвом устремился в естественный бассейн. Через трое суток дефицит воды ушёл в небытие, а застава обзавелась единственным на всей границе плавательным бассейном. Словом, служба прошла, как в сказке, и вызывала умилительные воспоминания.
Мир Воды, знак Рака. Полозы, Медные, Большие
Темнота. Тягучий, пустой звон в голове. И горькая детская обида. Она стояла в горле, точно комок манной каши, противная и склизкая, и никак не хотела сдвинуться хоть куда-нибудь. Алекс сделал пару глотательных движений, и спазм в горле начал отпускать. Теперь можно было и оглядеться.
Глаза открывать было бессмысленно - он и так, всей кожей, ощущал полную темноту. Воздух оказался холодным и влажным, с чуть заметным сквознячком. Пахло камнем, прелой листвой и чем-то остропряным, растительным. Пощупав вокруг, Алекс выяснил, что лежит на смеси вялой травы и листьев. "Папоротник ... но не местный, - решил Алекс, - и пещера". Руки-ноги оказались целы и даже не связаны. Синяков почти не чувствовалось - значит, не били. Голова не болела - стало быть, и не падал, по крайней мере с приличной высоты. Одежда наличествовала, причём та самая, в которой отправлялся на вызов: джинсы с широким ремнём в заклёпках, джинсовая же рубаха с кучей карманов и лёгкие, удобные полукроссовки-полукеды. Часы отсутствовали. "Ах, да, у них же батарейка сдохла".
Совсем рядом, метрах в трех, послышалось шебуршание - Алекс вздрогнул и инстинктивно вскинул руку ладонью вперед. Прямо перед ним чуть заметно мерцали три силуэта с очень знакомым окрасом. Подальше, метрах в десяти, - ещё один. "Четыре человека, - машинально отметил он, - все без сознания. И я откуда-то их знаю". В этот момент один из силуэтов усилил свечение - человек приходил в себя. Вот он сел и точно таким же движением, как только что сам Алекс, вскинул руку. На ладони, сияя опаловыми переливами, горело око Ра со змеиным зрачком.
- Санька? - тихонько вопросил Алекс, с радостью понимая уже, что, конечно, он, Санька-Большой, сын Большого Змея.
- Привет, Чингачгук, - послышался голос дальнего. Это был Ванька-Медный, сын рыжей Антонины-Медяницы.
- С прибытием на место, - подал голос его брат, Санька-Медный.
Четвёртый просто коротко застонал и коротко же матюгнулся. "Ванька-Большой", - мысленно констатировал Алекс. Происходящее было настолько нереально, что он даже и не удивился. Если он сумел попасть в эту пещеру прямо из молитвенного дома, почему бы Змеятам не очутиться тут же, а не в Змеево, что в сорока километрах по бездорожью. Между тем Змеята активно что-то искали.
- Что ищем? - поинтересовался Алекс.
- Остальных! - хором ответствовали Медные. Будучи однояйцевыми близнецами, они всё делали синхронно.
- Каких остальных? - автоматически спросил Алекс, понимая, что сморозил глупость. Все двенадцать пар "глазастых" двойняшек всегда держались вместе. Между тем все четверо, убедившись, наконец, что в непосредственной близости никого более нет, выстроились в шеренгу. Приложив руку к, видимо, имеющемуся головному убору, Санька-Большой торжественно отрапортовал:
- Отряд "Змееборец" к месту вызова прибыл. Состав неполный. Раненых среди прибывших нет. Экипировка полная. Запас продуктов и воды - на трое суток. Старший по отряду Александр Большой, - и после паузы: Командуй, Чингачгук.
Что-то в этом духе Алекс уже подозревал, так что слова об отряде его не слишком удивили. Правда, откуда взялись экипировка, вода и еда, было пока неясно. Но ведь можно и спросить. А пока он просто устал держать руки ладонями вперёд.
- Фонарик есть?
--
Даже несколько.
Александр-Большой и вправду оказался хорошо экипирован. Вместо фонарика он вынул из имевшегося рюкзака и зажёг свечу.
Света оказалось неожиданно много - пещера была беломраморной. Выточивший её поток чуть не до зеркала отполировал стены и потолок, но ровными их не назовешь: всё округло, покато, зализано. На полу, действительно, изрядный слой привявших папоротников, несколько похожих на обычный орляк - он лежал вдоль стен, оставляя пустой середину. Впрочем, совсем уж пустой её назвать было нельзя. Там валялся какой-то мусор вроде хорошо обглоданных мелких косточек и стояло несколько глиняных котлов и горшков. Следов пребывания на огне горшки не имели. Но что-то в них когда-то готовилось - на одном явно виднелись потёки сбежавшей каши.
Выходов у пещеры было два - в разных концах вытянутой залы метров пятнадцати длиной и шириной в разных местах примерно от пяти до семи метров. Высота потолка тоже была разной, но нигде не ниже трёх метров. Выход на поверхность явно не рядом - отсутствовал специфический "ветродуйный" мусор у входов и на полу. Грязи также не было - словно входившие мыли обувь.
Оглядев обстановку, Алекс перевёл взор на отряд, всё ещё стоящий навытяжку и "поедающий глазами" старшего товарища, то есть его. От этого сделалось вдруг весело и неловко одновременно. "А парни-то, и правда в полной экипировке", - отметил про себя Алекс и скомандовал: "Вольно". В армии он был рядовым, в институте тоже не лез в руководство - организаторские способности отсутствовали начисто. Любые дела, во главе которых институтские "комсомольские богини" пытались поставить красавчика Эльфа, можно было смело считать провалившимся. Расставить людей по работам и проконтролировать исполнение - это было непосильной для Алекса задачей, и в конце концов его оставили в покое.
Увидев, что команда так и стоит, вперив в него взгляды, но уже в позе "вольно", Алекс освирепел. Но ребята и сами поняли, что перестарались. Общие улыбки сняли неловкость, и все дружно уселись на папоротниковые лежанки. Братья Медные достали из рюкзаков мини-печечку и таблетку "сухого горючего", в котелок полилась вода и посыпался молотый кофе. Алекс обалдело глянул на поднимающуюся пенку: "Прямо американский боевик", - чуть не вырвалось у него. Видимо, лицо его было совсем дурацким, так как Змеята дружно заржали.
- Ну, нравится мне так, люблю я кофе, - вытирая выступившие слезы, простонал Александр-Большой.
- Я тоже люблю, но чтобы вот так, в походе* Как-то не по-русски* - смутился Алекс.
- Так и мы не в России, - посерьёзнел старший отряда. Все разом перестали смеяться.
- А где? - Алекс чувствовал, что вопрос глупый, но ему было обидно.
Получалось так, что его провозгласили командиром отряда, о котором он слышал лишь как о своего рода игре подростков Змеят, затащили в какую-то пещеру незнамо где, и все вокруг в курсе, только он один дурак-дураком.
--
Да ладно, Сань, объясни человеку толком, - сказал Ваня-Большой, - отец же предупреждал, он может ничего и не знать.
(Братья Большие были похожи не больше, чем бывают похожи погодки) и, обращаясь уже к Алексу, добавил:
- Скажи, Чингачгук, ты что-нибудь слышал о Двенадцати Мирах?
- Это что, роман такой? - Алекс и не подозревал, что в родимой деревне окажется столько любителей ролевых игр.
--
Тогда бери кружку и слушай. Думать можешь что угодно, но не перебивай. Все вопросы - когда скажу, что кончил, - с этими словами Саня-Большой всыпал в свою кружку сразу пять кусочков сахара и уселся поудобней.
- / -
Дело это было в войну. Отец служил на Северном флоте, но не в Баренцевом море, а в Карском, то есть достаточно далеко от линии фронта. Воевать же всё равно приходилось: немецкие подлодки регулярно пытались уничтожить метеостанцию на полуострове Диксон, обеспечивающую прогнозами авиацию и флот. Так что тыловой крысой он не был. Метеорологи все были гражданские, почти половина - женщины. В одну из них он и влюбился. Собственно, на флоте за каждой - целый хвост претендентов, но в данном случае всё было не так. На метеостанции Северного Морского пути женщина могла попасть только с мужем. И любовь отцова тоже была замужняя. Так что хотеть было для здоровья вредно: жизнь специалиста-метеоролога стоила сотен жизней не только рядовых, но и офицеров. Поэтому во избежание конфликтов на бытовой почве существовал строжайший приказ: уличенный в слишком вольном поведении подлежал строжайшему наказанию, вплоть до штрафбата, а в особо оговорённых случаях - расстрелу на месте за подрыв обороноспособности флота. Всё, что оставалось делать, - это смотреть издали.
И тут её муж погибает в страшных муках, укушенный бешеным песцом. Понятно, что всех окрестных песцов тут же перестреляли: летом они облезлые, ничего не боятся и часто бесятся. Тридцатилетняя Мария Ивановна ещё и сорока дней не отметила, как холостые офицеры табуном пошли делать официальные предложения (дабы не пришили подрывной деятельности). Мария была женщина умная и понимала, что без мужа-защитника всё это плохо кончится. В тыл уехать она не могла, метеорологи хоть и числились гражданскими, но подписывали специальный контракт, по которому от службы их освобождали лишь обстоятельства чрезвычайные и конкретно перечисленные: смерть, инвалидность и - для женщины - рождение ребёнка. Но детей у них с мужем не было, да и особую важность своей работы она понимала. Обдумав всё, она сама подошла к отцу - и всё ему растолковала: что знает, как он её любит, и, значит, не обидит. Если он будет терпелив, то дождётся, пока она сможет перестать горевать о муже. Понимая ситуацию и радуясь появившейся у него надежде, отец согласился. Они официально зарегистрировались (Мария сама писала просьбу командиру), но жили в одной комнате просто как брат с сестрой. А через какое-то время - и как муж с женой. Война шла к концу, нужды в большом отряде береговой обороны на Диксоне уже не было и половину защитников метеостанции командование собиралось вывезти. Отца же, как мужа ценного специалиста, оставили комендантом, так как ожидалось у него прибавление в семействе, а заменить Марию было некем.
И был бы у нас с Иваном брат, да не повезло: Мария родила в феврале, а через неделю страшный буран сорвал с площадки намертво закреплённые приборы. Откапывая их из снега, Мария жестоко простудилась. Молоко у неё пропало, сама она лежала в горячке. А разведенная сгущёнка недельному братику не пошла - он умер с голоду.
Мария пришла в себя через несколько дней после смерти сына. Молча выслушала известие от станционного врача. Тот сказал, что дети у неё ещё будут: война уже, можно сказать, кончилась, она выздоравливает - всё обойдётся. Только вышло опять не так. В середине мая, когда война уже официально закончилась, Мария позвала отца для разговора. В руке у неё был медальон, в точности такой, как у тебя, Чингачгук. Отец знал, что цепочка не размыкалась, и снять его просто так Мария не могла. Он хотел взять цепочку, чтобы починить. Но жена быстро надела медальон ему на шею, и цепочка вновь стала целой. "Теперь ты мне поверишь", - сказала Мария.
Отец запомнил всё слово в слово. Оказывается, Мария с первым мужем, Олегом, были посланцы другого мира. Когда-то мир был един, но несколько тысяч лет назад произошла катастрофа. Что это было и чем вызвано, неважно. Главное, что от нашего мира, называемого теперь Срединным или Центральным, отделилось ещё двенадцать. Сейчас это назвали бы параллельными мирами, а Мария называла их отражёнными, Мирами за зеркалами. Миры эти, как тёплым одеялом или защитным кожухом, окутывают Срединный Мир, служа ему защитой от проникновения некоего злого начала, так что это самое зло пока проникает в наш мир лишь в виде каких-то излучений, психических наводок и т.д., а не физически. Потому что при отделении Миров был положен запрет на физический переход из Внешних Миров в Срединный. А наоборот - иногда можно. Но это неведомое Зло тоже не лыком шито: все Внешние Миры - это Миры магии. Где больше, где меньше, но она-то и защищает от Зла как Центральный, так и Внешние Миры. Но где сила, там и слабость. Маги Двенадцати Миров, регулярно мысленно общаясь друг с другом, всё время ищут слабые места в своей защите для укрепления её. Так вот. Оказалось, что самое слабое место - это само наличие Внешних Миров. Через них нельзя пробиться, но можно родить ещё один Мир. И получить из него доступ ко всем Двенадцати. Потому что переходы внутри Внешних Миров хоть и обставлены множеством условий, но возможны. Кроме того, в особых, очень редких, обстоятельствах соединёнными усилиями Верховных Магов Внешних Миров можно провести разовый переход в Срединный Мир. Что и было сделано для Марии и Олега. За тысячи лет таких переходов случилось три или четыре, Мария точно не знала. Поскольку Внешние Миры родились из Центрального, то и новый мир может появиться тоже только отсюда. Причём не сам собой - его сотворит человек Срединного Мира, чьё рождение специально готовится - часто целые века. Кстати, всякие войны и катаклизмы в Центральном Мире рождаются тоже не сами - они есть отражение атак внешней агрессии на Внешние же Миры.
Двенадцать Миров стоят стеной вовсе не из врождённого благородства, просто само их существование завязано на Срединный Мир, и они исчезнут вместе с ним. Вот уже почти два столетия внешнее Зло готовит рождение Тринадцатого Мира. Мария и Олег были посланы найти и уничтожить потенциального творца этого Мира или родить героя, который спасёт Миры, ибо человек, рождённый во Внешних Мирах, таковым быть не может, - на это наложен специальный запрет при сотворении Миров.
Почти сто лет посланцы Двенадцати Миров искали Тёмного творца; несколько раз им казалось, что миссию они выполнили. Но звёздочки-медальоны вновь остывали, так и не сменив цвет (об этом после), - значит, это был лишь один из возможных кандидатов. Не стоит думать, что Тёмный творец - это сложившийся злой гений типа Гитлера. Гитлер - это лишь человек, создающий потенциальные возможности для его рождения. Зло в наш мир Тёмный творец принесёт, создав новый Мир, которым он вытеснит Двенадцать Миров и откроет дорогу к уничтожению всего и вся. Что это за внешнее Зло, зачем ему уничтожение нашего мира - над этой загадкой бьются Маги всех Миров и философы Срединного Мира, однако решения что-то не видно. В общем, Олег погиб, миссия посланцев не завершена, Героя родить не удалось. Мария считала, что последнее не удалось в основном потому, что Герой должен целиком принадлежать Срединному Миру, а не просто в нём родиться. И ещё Мария сказала, что умирает: то, что цепочка разомкнулась, означает конец её жизни, а прожила она в нашем мире девяносто семь лет, хоть и выглядит только на тридцать. Миссию свою она передаёт отцу и делает его защитником всех Миров. Но пусть помнит: он не Герой, он лишь должен способствовать его появлению. И ещё: второй медальон (Олега) пропал - во время похорон его на теле не оказалось, однако магические вещи сами не теряются, он обязательно найдётся и выполнит предназначенное... С тем Мария и умерла.
Не будь медальона, отец счёл бы это просто сказкой или бредом, но Мария была женщиной умной и очень образованной, пустых фантазий за ней не водилось. Кроме того, с похорон жены стал он видеть сны, всё это в точности объясняющие и подтверждающие. И разъясняющие суть его "боевой задачи": если доведётся стать отцом Героя, - воспитать его в нужном духе и должной физической форме; или - подготовить боевой отряд соратников и помощников, дабы не оказался он один в поле, ни к чему не готовый. От опрометчивых шагов медальон должен был хранить его, меняя температуру по принципу "холодно-горячо". А предстоящее рождение Тёмного творца выделялось ещё и цветом: чем оно ближе, тем багровее. Выполнение миссии означал бы опалово-голубой цвет.
Санька Большой остановился, чтобы перевести дух, и Алекс с удивлением понял, что верит каждому слову. Впрочем, дух противоречия в нём тут же взыграл, и, невзирая на чёткое условие, что вопросы - потом, спросил несколько обалдело:
- Сань, а ты "фэнтези" не пишешь? Или ролевыми играми увлёкся? - и тут же почувствовал острый и горячий укол там, где привычно болталась его собственная звезда - "отцова память". Укол отозвался болезненным стоном во всем теле, и Алекс непроизвольно чертыхнулся.
- Что, кусается? - засмеялись братья Медные.
- Так его, Фому неверующего, - раздался голос от дальнего выхода.
Вся команда радостно вскочила: голос принадлежал Ване-Полозу, а сам он вместе с братом Саней бодро топал по пещере в полной походной экипировке.
- Народ собирается, - как ни в чём не бывало констатировал Саня-Большой.
Новоприбывших усадили пить кофе, и прочие тоже уселись вокруг. Не переставая дивиться происходящему, Алекс решил махнуть рукой на очевидную нелепость ситуации и попробовать согласиться со своим внутренним голосом, настойчиво подтверждающим, что это не "ролёвка" и не розыгрыш. Что не сон, - он и так знал: сны ему вообще никогда не снились. Медицинская теория утверждает, что сны видят все, но не все об этом помнят. Алекс был убеждён, что он есть редкостное исключение. В институте, дабы проверить это, он напросился в качестве подопытного кролика в "лабораторию изучения сна и бодрствования" - была у них такая. Ему наклеили на веки фольгу-отражатель, дали легкое снотворное и приготовились регистрировать фазы сна. Только ничегошеньки не вышло. Чтобы с помощью фольговых отражателей уловить движение глаз, на них светят узконаправленным пучком света. К сожалению, не настолько узким, чтобы падать только на фольгу. Он ярко осветил Алексу почти пол-лица. Нормальный человек после снотворного и при свете отрубится, как миленький. Только вот Алекс нормальным и не был. Вся его кожа прекрасно "видела" этот яркий световой поток, и он, даже спящий, уползал из-под луча. От попыток провести тот же опыт, но более солидно, с использованием энцефалографа, Алекс отказался: перспектива стать навечно лабораторным животным его не вдохновляла, а он не сомневался, что так и будет.
- Ну что, дальше будешь слушать? - как всегда, хором спросили братья Медные.
- Буду, - обреченно ответил Алекс. Он уже понял, что все, кроме него, знают этот рассказ наизусть и, может быть, с куда большими подробностями.
Ну вот, - продолжил Александр-Большой, - так и стал наш папаня вдовцом. Но заданием проникся крепко, тем более что медальон и правда, вёл его по жизни, не давая пропасть. А пропадать было где: когда жена умерла, война-то только что кончилась, и его чуть не обвинили во вредительском умерщвлении ценного специалиста - замену ведь в мае, до начала навигации, на Диксон не пришлёшь. Однако обошлось: дослужился до военной пенсии и вернулся на родину.
И тут тоже повезло: отставного военного охотно взяли егерем-охотоведом и лесником-инспектором одновременно. Дальше его биографию рассказывать незачем, сам всё знаешь. Само собой, отец огорчился твоему рождению: он-то хотел сам быть отцом Героя. Но и обрадовался, что вторая звёздочка нашлась, - скоро и его востребуют. Когда же его чуть не силком женила на себе наша с Ванькой мать и родились мы, - тут его счастью просто предела не было.
Так как мальчишек со "змеиным оком" родилось тогда двенадцать пар, то есть целый отряд, отец и назвал нас - "Змеята", и с самых мальцов всё нам рассказывал. Возился, рук не покладая, со всем отрядом. Учил выживанию в лесу и поле, долгим голодовкам. Как мог и знал - обращению с оружием и драке. За учёбу драл три шкуры: Мария говорила ему, что одной силой Тёмного не взять, нужны будут и головы. Как окончили школу, кое-кто хотел пойти в военное училище, но отец строго отчитал: военный в себе не волен, а он чувствует - ещё лет пять - и отряд будет нужен. Афганская война кончилась, чеченская ещё не началась. Отец сходил к своему давнему другу по охоте, военкому, и всех нас распихали в спецвойска: десант, спецназ и прочее, где учат соответствующих специалистов. Только Гюрзы каким-то чудом попали в чудом же ещё живой конный полк кинематографии, где учились джигитовке и киношным трюкам и даже в массовках снимались. Полозы и Кобры попали в морской десант.
Когда отслужили, сам собой сложился отряд "Змееборец". Это братья Белые придумали: вычитали в какой-то жёлтой газетке, что, кроме двенадцати созвездий зодиака, последнее время в зодиакальный пояс пытается вклиниться тринадцатое - Змееносец. Ну, прямо как в истории о Двенадцати Мирах. Вроде логичнее было бы "Змееносцем" и назваться: у всех же "змеиное око" на ладони, да ещё "видящее", но отец сказал, что мы не приветствовать, а бороться с Тринадцатым призваны, так что не нести, а бороться - самое будет то. И ещё очень просил оставить ему внуков - так что мы почти все женаты и при потомстве.
Колхоз, как ты знаешь, существует теперь разве что на бумаге, но мясо везде по-прежнему едят. Выпас же и заготовку кормов в наших болотах вполне можно включить в комплекс подготовки отряда. Так что мы и на семью неплохо зарабатывали, и активно опыт друг у друга перенимали - особенно джигитовку и спецприёмы с оружием и без. Полгода назад звезда отцова начала грозные сигналы подавать: короткие багровые вспышки в ней появились. Мы стали быстро собирать экипировку. А двое суток назад медальон сделался нестерпимо горячим и багровым - значит, время пришло, мы выступаем. Двое суток весь отряд в полной экипировке, не снимая рюкзаков, и ел, и в сортир ходил. Оказалось - правильно. С нами здесь только то, что на нас. Командовал всегда отец, я помогал. Меня и хотели выбрать командиром, но отец сказал чётко: старшим по отряду - пожалуйста, а командира выбрала магическая звезда. Даже если он вообще не в курсе и ничего не может, ваше дело помочь и направить - и только. Его, а не вас всех, Миры избрали Героем - и он им станет, хочет или нет. Так что принимай командование.
-------
Глубоко удручённый всем услышанным, Алекс тихо допил остывший кофе. Ну, что он мог им сказать? Что Героем назначен совершенно напрасно и не годится на эту роль - так они и сами всё знали. Санька-Большой был их признанный и сложившийся командир, их вела высокая идея, но он-то тут причём?* Только не Большой вытянул их из сеновала и бросил - в экипировке и на всё готовых - в эту беломраморную пещеру. Это сделал он, Алекс. Чёрт его знает, как, но сделал - в этом сомнений не было. Что теперь делать, он не знал, и чтобы замять возникшую неловкость, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- А кто, собственно, это такой - Тёмный создатель? Человек, дух или ещё что?
Ответил ему молчавший до сих пор Саня-Полоз:
- Никто не знает точно. Скорее всего, и то, и другое разом. То, что в Библии противопоставлено светлому посланцу, - человеку и духу. Антихрист.
- / -
Всеобщее молчание чётко показало Алексу, что вслух до сих пор это не обсуждалось. Просто не рисковали, пока не убедились наверняка, что всё, для чего готовились - правда.
- Ну, вот что, парни, - Алекс взял решительный тон. - Никакой я вам не командир. Не перебивать! - рявкнул он на вскинувшегося Саню-Большого.
- Раз уж назначен Героем - попробую погеройствовать, как смогу. Но от командования увольте. Командир у вас есть, команда сработанная - пусть это будет группа сопровождения и боевой поддержки. Ну и советники-консультанты заодно. Даже телохранители - если уж совсем круто припрёт. И Чингачгуком не зовите. Пока это имечко прозаикаешься, десять раз прибьют. Пусть будет Алекс. Или Эльф - так меня в институте звали. Всё поняли? Я сказал.
Команда, не дышавшая во время этой речи, с облегчением зашевелилась. Черту с юмором подвёл Ваня-Большой:
- Значит, ты теперь наш пресветлый князь, а Санька и мы - воевода со дружиною?
--
А хоть бы и так, - сам себе удивляясь, согласился Алекс.
Отряд весело захихикал: ситуация разрешилась удивительно здорово, всё встало на свои места, и это радовало всех.
- Ну что, князюшка, попил кофейку? - подмигивая отряду, перед Алексом согнулся в поясном поклоне Валя-Полоз.
- Как стоишь, смерд? - поддержал игру Алекс. Команда попадала в папоротники.
- Вообще-то дружинник - это не смерд, дружинник - это вольнонаёмный воин, контрактник. За "смерда" мог и князю по шеям съездить, и суд дружинный его бы оправдал, - отсмеявшись, строго отчитал Алекса Ваня-Большой.
- Я больше не буду, - Алекс изобразил виноватую девочку: потупил глазки, поковырял ножкой мрамор и потеребил воображаемый подол.
- Ладно-ладно, прощаю, - Ваня-Полоз похлопал его по плечу. Пауза кончилась, пора было за дело.
- С чего начнём, воевода? - Алекса потянуло на действия.
- С отдыха. Ты от услышанного ещё явно в шоке, мы двое суток почти не спали, местность неизвестная, без разведки лучше не лезть. Проверь звезду - не светит?
Алекс молча расстегнул рубаху.
- Так. Нормально. Непосредственная угроза отсутствует. Князю-батюшке спать, дружина по двое в караул, смена каждые два часа. Никаких разведдействий и самодеятельности. Свечу экономить, смотреть рукой. Я с братом первый, Медные - вторые, Полозы - третья вахта.
С этими словами Саня-Большой задул свечу и устроился в позе лотоса, с правой ладонью, смотрящей ко входу. Ваня-Большой, спина к спине, устроился в такой же позиции, лицом и ладонью к другому входу.
- / -
После кружки кофе и всего услышанного сон не шёл. Алекс лежал на пряной подстилке и перебирал в уме воспоминания, так или иначе, по его мнению, касающиеся его теперешнего положения.
В детстве ему казалось, что он такой же, как все. Ну, разве что чуть-чуть не повезло с внешностью. Деревенскому мальчишке и полагалось не плутать в лесу и не бояться темноты. Его не очень-то удивляло, что он видит у окружающих, где что болит и где проходят подземные воды: вода в их болотах была везде, девчатки-подружки ничем не болели, а взрослые к детским разговорам не прислушивались. Как и всякий ребёнок, он считал, что всё это и другие умеют, так о чём тут говорить? Но где-то году на двенадцатом, когда вся деревня ещё не кончила перемывать косточки по поводу рождения Змеят, ему попался в школьной библиотеке журнал "Техника-молодёжи". И там описывались эксперименты с экстрасенсоми. Прочитанное повергло его в шок: он умел почти всё из перечисленного (стаканы, правда, не двигал, не было у него такой способности), и кое-что кроме. Но он-то думал - это нормально! А тут - чудо или шарлатанство, учёные споры и прочее. С журналом и своими сомнениями пришёл он к бабуле - тётке Змейке. Та, едва поняв, о чём шла речь, перепугалась смертельно. Прихватив тёплые вещи и свечку, велела спуститься в погреб. И там, в погребе с закрытой изнутри крышкой, при свете огарка, тётка Змейка рассказала ему, что ей пришлось пережить:
Зимой 1942 года, после провалившегося наступления на Москву, её, как и почти всех подростков, вывезли на работы в Германию. По прибытии на место она попала на своего рода рабский рынок: местные жители арендовали у министерства труда "восточных рабочих", а проще говоря, просто покупали их в рабство. Её купила толсторожая фрау с двумя маленькими детьми. Но не в няньки к ним, а свинаркой. Жить ей полагалось со свиньями, есть - из их же корыта, мыться - только тогда, когда приходили покупать свиней. Фрау экономила мыло. За ворота и вообще со скотного двора выходить не позволялось, но это было к лучшему: любой местный парень считал себя вправе делать даже с чужой рабыней что угодно. Круглые сутки проводя в свинарнике, язык не выучишь. Но фрау любила читать мораль и вслух - Библию, стоя на заднем крыльце и надзирая за работой. За непонимание же лупила жестоко, ловко управляясь плетью. Пареных отрубей и картофельных очисток для своих свинок фрау не жалела и иногда спала, так что Змейка не голодала всерьёз.
Осенью сорок четвёртого фрау продала хозяйство и подалась с детками в неизвестном направлении, а Змейку сдала, откуда взяла. Рабочая сила уже не требовалась, и её отдали "в переработку". Но наши войска подошли раньше, чем очередь на "переработку". Вот только отправили Змейку не в родную деревню, а прямиком в Сибирь, на лесозаготовки. Ехали долго, кормили скудно, и по прибытии на дальнюю лесную делянку Змейка свалилась. Медпункт состоял из землянки и навеса, а персонал - из вольного фельдшера и заключённой-санитарки. О санитарке втихую рассказывали, что она колдунья. Знает травы и заговоры, видит судьбу, но не каждому скажет. Фельдшер на помощницу чуть не молился и, как мог, оберегал. Змейку она отличила с первого взгляда. Выходила её и судьбу заказала: "Как откроется санный путь, приедет к начальнику брат, ещё бльший начальник. Ты лицо и волосы чисто вымой и на глаза ему раз-другой попадись. Да глаз не опусти, смотри смело. Что предложит - соглашайся. Но воли проси и настаивай твёрдо. Жизнь твоя очень многим важна, тебе выбираться отсюда срочно надо". Змейка не удержалась, спросила: "Почему не всем судьбу говоришь?" Та ответила: "Не каждому про скорую смерть знать надо. Кому долго жить, тому говорю".
- А тебе сколько? - полюбопытствовала Змейка.
- На нас, вещих, от веку проклятие лежит: своей судьбы не знать, не своей смертью умирать.
И точно: злая смерть оказалась у той, за которую столько народу Бога молило. По санному пути приехало с инспекцией высокое начальство. При одном из начальников была любовница. Специально приехала - судьбу погадать. Не хотела ничего говорить санитарка, но вынудили. И сказала она так: "Жить ты будешь долго и сладко, но горя в мир принесёшь столько, что лучше бы тебе прямо сейчас умереть". Все это слышали. "Ведьма, сжечь её!" - завизжала любовница. И сожгли. Живьём, напоказ. Змейка не удержалась, в голос завыла по благодетельнице. Тут на неё, умытую и пригожую, бросил-таки взгляд начальников брат - приехал в гости, как предсказано. Майор НКВД был на редкость плюгав, так что женщины им брезговали откровенно. Но ему страсть как хотелось чистой любви и наследника: жена его бросила, ушла к другому майору, сказав на прощание, что от него родить - лучше удавиться. В красавицу Змейку он влюбился и предложил сделку: родишь от меня - добуду воли. Но Змейка настояла, что рожать будет в родной деревне, чтобы наследник майорский вольным родился. Слово своё майор сдержал: на седьмом месяце беременную, но вольную Змейку сам привёз в Змеево, купил у колхоза дом, корову, дал денег на обзаведение и адрес, куда писать по рождении ребёнка. Обещал:
- Сын будет - буду помогать, а то и женюсь со временем.
Родилась Светланка, и о майоре Змейка никогда больше не слышала. Но навсегда, на всю жизнь засел в ней ужас от смерти несчастной знахарки.
- Никогда никому не говори, что видишь и можешь. Найдётся злая душа, ни на что не поглядит - погубит, - тётка Змейка задыхалась от слёз. В пламени свечи Санька видел лицо заживо горящей вещуньи, спасшей столько жизней, и погубленной одной злой душой.
- Учишься ты хорошо, - продолжала бабушка, - как вырастешь, иди в доктора. Никто тогда и не догадается, что ты не от ученья, а сам по себе лечить можешь. Люди Бога будут за тебя молить, а в колдовстве уж не обвинят - ты ж при дипломе, право имеешь.
--------
В провинциальный мед после армии взяли спокойно. Звёзд с неба не хватал, но диагност из него был такой, что все кругом говорили об аспирантуре. Однако всё в нём противилось научной карьере: он-то знал, КАК он ставил свои безошибочные диагнозы. По счастью, папочка одной факультетской красотки выбился в областное начальство, и "его" место ушло. Тётка Змейка стала прихварывать, поэтому он, будучи на последних перед выпуском каникулах, зашёл в районную больницу. Главврач ухватился обеими руками, но жильё сулил только за "скорую". Змеево было в сорока километрах, на работу не наездишься. Так он попал на это место. В свои тридцать три Алекс никогда не был женат, и вовсе не потому, что берёг себя, любимого. О своей неземной красе он думал, как об уродстве. Ибо всё, что слишком - ненормально. Возле него любая красавица чувствовала себя ущербной, жалкой замарашкой. Но подружки у него в студенчестве были. Выбирал он в них девушек неброских, но очень умных. Часто - с острым, злым язычком. Рядом с Алексом они удивительно расцветали, и моментально устраивали свою личную жизнь. Алекс не ревновал: его устраивали короткие, взаимно приятные, со спокойным же расставанием отношения. О семейной жизни он не скучал.
Закинутая за голову рука начала затекать, и Алекс сменил позу. Некоторое время он ещё пытался что-то повспоминать, но, кроме самых обычных вещей, ничего не вспоминалось.
- Ну что ж, будем подводить итоги, - Алекс любил поговорить сам с собой (не вслух). - Что мы имеем на сей день? Кучу неординарных, но жизнью мало востребованных способностей (ну, кроме диагностики болезней, - тут же поправил он сам себя). Безумно красивая, но абсолютно не сексапильная внешность. Отряд хорошо натасканных телохранителей (или сопровождающих?), способность оказываться в нужное время в нужном месте (а может, и нет?), способность перехода (и перевода других) во Внешний Мир (?). Да, ещё звезда-поводырь. Всё? Нет, пожалуй, ещё одна важная деталь - полное одиночество. (Бабушка умерла, от матери с рождения - ни слуху, ни духу. Ни жены, ни детей, ни любимой девушки.) Никто особо не хватится и не заплачет - полный джентльменский набор Героя, идущего спасать Магические Миры и заодно родной.
С этим разобрались. Теперь следующее: при чём здесь Любка-сектантка и её ребёнок? Судя по всему, очень даже при чём. И сдаётся мне, что он как раз тот, кого мы и ищем. Но тогда почему мы здесь не все? В смысле и отряд не весь, и Любки-роженицы тоже не видно, не слышно. И звезда молчит. Кстати, Александр Петрович, - обратился Алекс к себе в третьем лице, - а что мы намерены делать с новорождённым, буде обнаружится он в соседней пещере? Вроде не царь Ирод, младенцев невинных избивать не приучены. Да и мало ли кто что скажет, что из него вырастет? Может, вполне пристойный человек, а никакой не Чикатило-2. И вообще, товарищ доктор, кто там клятву Гиппократа давал? Ладно-ладно, - остановил он сам себя, - задачи следует решать по мере их появления. Будет день, - будет и пища. В конце концов, я читал, все Герои в подобной ситуации руководствуются, главным образом, собственной совестью, а вовсе не волей Богов.
На том и остановился ( заснул).
- / -
- О, мой Бог, сколько вас! - голос был женский, молодой.
Фраза была сказана по-немецки. Алекс открыл глаза, и некоторое время обозревал картину: в пещере было светло. Свет исходил от старинного вида фонаря, который держала на уровне груди молодая тёмноволосая женщина в несколько старинного же вида "охотничьем" костюме цвета прелой листвы. На широком поясе, сплошь улепленном светлыми (серебряными?) бляшками, в таких же украшенных ножнах висела пара приличных тесаков. Один (судя по габаритам ножен) - похожий на морской кортик, другой - помесь кинжала с мачете. А может, и ятаганом - Алекс не очень разбирался. Братья Полозы, один лёжа, другой с колена, целились в неё из небольших, но, похоже, вполне боевых арбалетов. Остальные делали вид, что спят, однако за ножи держались крепко. Сама картинка Алекса не удивила: он почему-то был убеждён, что их ожидают и встретят. Но что-то всё же было не так, какая-то неувязочка чувствовалась. Он медленно приподнялся и сел - и тут до него дошло: свет! Свет не колебался в незастеклённом фонаре, похожем на небольшую птичью клетку. В фонаре горела не свечка, и не фитиль! В фонаре ровным, синевато-голубым светом горела неоновая лампа! Электрическая! Этого Алекс почему-то не ожидал. Магический мир и электричество - это казалось несочетаемым. "Значит, сочетаются", - сказал сам себе Алекс, и произнёс по-немецки:
- Добрый день, фрау. Не скажете ли, где мы находимся? Мы заблудились и ищем дорогу к дому.
Фрау, больше похожая на армянку лет семнадцати-двадцати, не более (Алекс, наконец, понял это), весело засмеялась:
- Далеко ваш дом, мой господин. И вряд ли вы туда вернётесь. Из Двенадцати Миров обратной дороги не существует.
Кто-то из парней тихо выматерился, и незнакомка удивлённо подняла брови:
- Так вы русские, что ли? - сказала она по-русски же, но с небольшим акцентом.
Алекс огляделся: напряжение спадало, все парни сидели кружком и откровенно пялились на девушку (а и вправду хороша, - мысленно одобрил он), но Полозы арбалетов не опускали.
- Откуда вас столько? - повторила вопрос по-русски незнакомка.
- А ты кто такая? - вопросом на вопрос ответил Саня-Большой.
- Меня зовут Мария, я посланница и проводница Верховного Мага этого мира. Вы на Земле, но не на той, где родились, а в параллельном мире. Одном из Двенадцати. Как его зовут местные жители, сейчас не важно. Главное - здесь работает магия так же, как в вашем родном мире электричество и прочее. И обратной дороги нет. Так что уберите оружие и накормите даму - я до вас почти полсуток добиралась и очень устала, - всё это Мария отбарабанила на одном дыхании, и видно было, что произносится сия тирада далеко не в первый раз.
- Похоже, мы тут не первые, раз специального посланника присылают, - заметил Ваня-Полоз.
- Это верно, - ответила Мария, - но вот что впервые - так это, что, во-первых, вас много, во-вторых, вы не удивлены, в-третьих, готовы в поход. Кажется, вы сюда шли специально. Верно?
- Верно, - ответил Саня-Полоз.
- Тогда ещё интереснее выходит, - заметила посланница Верховного Мага, - насколько мне известно, о Двенадцати Мирах в Центральном никто не знает. Все, кто сюда попадает - беглецы из него, но случайные. Как правило, все они имеют некоторые зачатки магических способностей. И в момент большой опасности или душевного волнения, когда Срединный Мир, как им кажется, отторгает их, они прорываются через Завесу Миров. Я сама так попала. Во время автомобильной катастрофы. И вообще - предложите вы, наконец, даме сесть? - удивительная посланница сделала вид, что возмущена.
Парни немедленно приняли предложенную игру: засуетились, подтащили охапку папоротника побольше, приняли из рук фонарь и пристроили на выступ стены. В печечку была сунута очередная порция "сухого горючего", а Ваня Полоз с котелком побежал к тому концу пещеры, откуда они с братом явились.
- Там большой тупиковый зал с озером, - пояснил Саня Полоз.
- Чем угощать будете? - девушка явно наслаждалась ситуацией.
- Можно и шоколаду немного, но только горького, - поддержал брата Ваня Большой. У Марии так явственно потекли слюнки, что все смущённо заулыбались. Небольшая плитка горького шоколада немедленно была вручена, девушка как-то благоговейно откусила половину и принялась её медленно, очень вкусно сосать. Вторую половину она бережно спрятала в небольшую поясную сумочку. "Шоколада в этом Мире нет, - отметил про себя Алекс, - а кофе, если и есть, то малодоступен". Между тем кофе поспел, и оказалось, что в сухой паёк входят тульские пряники - очень сладкие, тяжёлые, как камни, с густой чёрной патокой. Но сытные при этом, как изрядный кусок мяса. Мария пряники одобрила:
- Надо будет королевскому повару показать, - и убрала один из двух выданных ей пряников в ту же сумочку на поясе.
- Так у вас тут королевство? - полюбопытствовал Алекс.
- И не одно. Но они все изолированы морем или пустыней, границ, можно сказать, нет, и войн, значит, тоже. Да и народу маловато, чтобы его бездарно гробить на войне. Лучше уж торговать, - Мария вновь говорила поучающим тоном. Потом спохватилась: - Представьтесь, пожалуйста, - и обвела вопросительным взглядом семерых парней.
Саня-Большой бросил на отряд предупреждающий взгляд и протянул руку:
- Александр Змеев, инструктор рукопашного боя.
Протянув было руку для пожатия, девушка тут же отдёрнула её, глядя на протянутую ладонь совершенно круглыми глазами.
- Что-то не так? - спросил Саня.
- Это* вот* откуда у тебя? - Мария чуть не заикалась, тыкая пальцем в змеиное око на ладони.
- С рожденья у меня, а что? - напряжённо-спокойным тоном сказал Саня.
- То есть это не тату? - девушка медленно приходила в себя, но не успокаивалась, а словно загоралась изнутри: - Вот это мне повезло! Верховный Маг умрёт от счастья! И премию! Максимальную!
- Да в чём дело-то? - забеспокоился Алекс.
- Дело в том, - торжественным тоном объявила посланница, - что человек с таким знаком очень ценен для нашего Мира. При соответствующем обучении он может достигнуть немалых высот в магической иерархии. Таких людей ищут и берегут. И мне за доставку такого потенциального мага положена большая премия сверх обычной платы. Вас всех примут в этом мире по высшему разряду, как его спутников, - добавила она уже спокойно.
- Ну уж нет, - засмеялся Алекс, - мы и сами с усами. Ребята, предъявитесь посланнице!
Все дружно показали девушке правые ладони. Она ахнула, вскочила и затанцевала, забыв про русский, чуть не запела по-немецки:
- О мой бог, как повезло! Какие вы милые, хорошие! О-о, повезло!
Успокоившись немного, посланница уселась на своё папоротниковое сидение и взахлёб принялась рассказывать:
- Понимаете, сюда, во Внешние Миры, только люди с магическими задатками проникают. А местных магов почему-то немного. Каждый необходим - вы потом сами поймёте зачем. У меня вот редкий дар: я чувствую, как очередной беглец прокалывает Завесу Миров. И где - тоже примерно знаю. Поэтому работаю проводницей: нахожу сбежавшего из Срединного Мира, объясняю, куда его занесло, и отвожу в ближайший городок, к старшему Магу. Магический Круг мне за это платит. Среди беглецов бывают очень ценные люди, с уникальными способностями. Их учат - языку, магии и всему, что нужно. Потом они вступают в Гильдии Магического Круга: кто в Лекарскую, кто в Обучающую, кто в Горную, - сообразно способностям. И дальше живут здесь и зарабатывают на жизнь, как и любой житель. Только налоги платят не местному правителю, а Магическому Кругу, - чтобы было на что учить новых магов и содержать магов - Стражей Миров. Что это за Гильдия, вам Верховный Маг сам объяснит, - я уж не поленюсь, сама вас представлю. Премия от меня не уйдёт, но я хочу увидеть, как всё будет. Должна же я получить моральное удовлетворение за почти суточное лазание по болотам?
- А что, обычно не приходится? - поинтересовался Саня-Большой.
- Обычно - нет, - серьёзно сказала девушка, - обычно я точно знаю, где искать. Я поясню, - пресекла она следующий вопрос: - Представьте себе туго натянутую ткань. Если её проколоть тонкой иглой - прокол будет маленький, ткань в месте прокола не деформируется, - вы сразу видите кончик иглы. Так проходит Завесу человек с минимальными магическими способностями. Прокол - и всё. А если пытаться проколоть ткань тупым ножом, то в месте будущего прореза ткань вспучивается, дыра остаётся большая, вся Завеса деформируется и не сразу приобретает прежний вид. Вы вывалились большим отрядом, потенциал у вас огромный - мне ещё повезло, что я вас только сутки искала. Хорошо, местные подсказали про пещеру: в пещерах Завеса тоньше, рвётся легче.
- А долго нам добираться до Верховного Мага? - подал голос Ваня Большой.
- Как повезёт. Может, дня четыре, а может - всю неделю.
- Так что получается, о нашем прибытии было за неделю известно? - попытался уточнить Алекс.
- Нет, что вы? - девушка подняла удивлённые глаза: - Я ведь чувствую момент прорыва Завесы. Вы в Магическом Мире, забыли? Верховный Маг отправляет меня в место, которое я вижу в момент прокола. Забирает энергию у очередного мина и переносит меня. Я нахожу беглеца, доставляю к ближайшему Магу не ниже третьей ступени и дальше возвращаюсь обратно в резиденцию Верховного Мага, в Шам-Мо. Иногда очень издалека. Любой Маг Круга всегда поможет мне в поисках и возвращении - моя работа очень важна: таких, как я, в этом Мире ещё только двое, и один из них очень стар, а другой работает на другом конце света, в Америке. Здесь её по-другому называют, вы потом узнаете.
- И вот что, - приказным тоном добавила она, - хватит перетаптываться. Нам долго вместе путешествовать, так что идите и приведите себя в порядок, - девушка махнула рукой в сторону выхода, - там будет мощный ручей, это вам и водопровод, и канализация разом. Дальше не ходите, наверху жуткая гроза, её ещё часов пять пережидать. И не вздумайте сами путешествовать: ни языка, ни обычаев, ни магических навыков у вас нет. Живо попадёте в дурацкую переделку. Хорошо, если только бока намнут и приведут к Магу Круга.
- А как выглядит худший вариант? - поинтересовался Ваня-Полоз.
- Убивать не станут, но лучше бы убили, - кровожадно заявила Мария.
Ручей и в самом деле оказался мощным и с поставленной задачей справился блестяще. Через него шёл мосток из пары связанных мочалом брёвешек с беловатой корой. Кончался он почему-то не на сухом бережку, а посреди заводинки, широкой и мелкой. Сразу стало понятно, почему за мостком было чисто. Никакой грозы слышно не было, но, пройдя за ручей ещё метров триста-четыреста, пришлось вернуться, - похоже, до выхода было неблизко.
Вернувшихся парней поджидал сюрприз: посланница Мария, пока они отсутствовали, сходила за водой к озерку, и в одном из больших горшков что-то бурно и вкусно кипело. Причём без всякого огня.
- Что варим? - Ваня Полоз сунул нос к горшку.
- Вот это, - Мария протянула ему странный сухой брикетик, - Разбей его на вон том камушке и засыпай в варево.
Камушек, похоже, был принесён специально - темный и плоский, с углублением в центре. Ваня старательно дубасил пищевой брикетик другим камнем, а Алекс пытался сообразить: огня нет, электророзетки не видно. Как же тогда это кипит? Поперёк горловины лежала простая деревянная, даже неструганая палочка, а с неё в горшок уходил самый обычный шнурок. И всё. Проследив его взгляд, Мария усмехнулась и быстро приподняла палочку. На конце шнурка болталось нечто, формой напоминающее жёлудь со шляпкой, а общим своим видом - ёлочную игрушку. Шляпка была медной, с ушком-колечком для шнурка, а сам жёлудь был похож на полупрозрачный сиреневый кристалл с золотистыми искорками. Кристалл был СУХОЙ. Немногие капли влаги, оказавшиеся на "шляпке", испарились мгновенно, как на перекалённой сковородке.
- Хороша штучка? Мария явно гордилась здешними чудесами. - Жаль только, температуру регулировать нельзя, - она опустила диковинный кипятильник обратно.
Ваня Полоз, наконец, справился с каменным брикетом и засыпал в горшок неожиданно много темной крупки.
- Пеммикан! - сообщил он свой вывод относительно её состава.
- Здесь её называют пастушьей едой, - девушка помешала варево чистой деревянной лопаткой, - она сытная и хранится долго. Варить, правда, тоже долго, но время у нас есть. Садитесь, я вам кое-что о нашем Мире расскажу, чтобы не нарвались на неприятности с первых же шагов.
Парни послушно уселись в кружок, Алекс - сзади всех.
- Можно вначале пару вопросов? - поднял руку, как в школе, Саня Большой. Мария кивнула.
- Откуда вы русский язык так хорошо знаете, и где гарантия, что нас именно к Верховному Магу отведёте? - эти самые вопросы мучили и Алекса, но высказать их он не спешил.
- Отвечаю по порядку, - ничуть не удивилась проводница: - Русский язык мне вложили в голову в полном объёме Маги-учителя, лет восемь назад, когда выяснилось, что девять из десяти беглецов - русские. Кстати, их всегда было много. Что к Верховному отведу - тут придётся поверить на слово, без меня вы даже из этой пещеры намучаетесь выйти (Алекс мысленно хмыкнул: "след" у девушки был очень яркий). Кстати, местный язык вы все так же учить будете: возьмут кого-то, может, давно живущего тут русского, и весь объём его языковых знаний в ваши головы вложат, чтобы времени много не тратить. Учтите только, процедура дорогая, отрабатывать её долго придётся. Да вы не волнуйтесь, потенциал у вас у всех явно большой, отработаете. А пока до Шам-Мо доберёмся - слушайтесь и делайте, как велю.
Мария помешала варево и начала лекцию о положении в здешнем Мире:
- Этот Мир, куда вы попали, под знаком Воды. Таких Миров ещё два. Климат - теплее Срединного Мира, суши мало. Затоплены все места, что ниже двухсот метров над уровнем моря Центрального Мира. От Европы остались Альпы, Скандинавия, Среднерусская возвышенность, да еще кое-что. Африка почти вся осталась, Северная Америка - тоже, больше половины Азии, Индия, часть Австралии. На побережье Антарктиды живут. От Южной Америки остались Анды и кучка островов. Населения мало, и оно очень рассредоточено. Город в пять тысяч считается крупным. Основная политическая форма власти - монархия. Религии как таковой нет. Развиты торговля, судоходство и воздушное сообщение - дирижабли. Технологический уровень отстаёт от Срединного Мира примерно на сто-двести лет, но электричество очень даже применяется. Войн нет, споров за землю между монархами не бывает - слишком далеко, предпочитаются торговые союзы. Воинское искусство в цене: бандиты встречаются. Налоги умеренные, голодных нет. Социальное обеспечение - не развито. Зато больных почти нет: лекарское искусство Магов очень высоко. Хорошо развито горное дело: энергокристаллы - почти единственный предмет экспорта в другие Миры.
- Да, вот ещё о чём вам следует знать в первую очередь, - лекторша обвела аудиторию строгим взглядом, - о положении женщины в Мирах. Все Миры отличаются одним: ни одна из женщин Двенадцати Миров не может родить более двух раз. Почему так, - я не знаю. Думаю, и Главный Лекарь не знает тоже. Если б не частое рождение двойняшек, - население со временем вымерло бы. Так что женщина тут - ценность, права её хорошо защищены. Даже замуж можно не выходить: любой считает за честь, если девушка соглашается от него родить. Отцовство любой маг установит в секунды, но сам отец никогда и не откажется: много детей - большой род, это престижно и выгодно; дети обязаны содержать престарелых родителей. Так что, если кто из вас решит побаловаться, а потом отпереться, - ничего не выйдет. Кроме того, что нарушите закон, вас просто не поймут - решат, что моральные уроды. Хочется побыть с женщиной без проблем - есть дома развлечений. Есть и просто бордели - кто не нуждается в культурной программе. А вообще-то, знакомясь с женщиной, обращайте внимание на серьги: если только в одном ухе - одни роды, в обоих - рожала дважды, больше не родит. Многожёнство в основном не принято, хотя у короля две официальные жены и восемнадцать детей. Причём наследником будет вовсе не старший и не обязательно сын официальной жены. Когда король отойдёт от дел (или умрёт, что вряд ли), все королевские дети соберутся и выберут самого толкового и умелого управленца из них. Никакой дурак или властолюбец без способностей избран не будет. Быть королём - большая работа, дурак её не сделает. И, значит, остальные члены семьи не будут получать ту ренту, на которую рассчитывают. В аристократических семействах тот же принцип, но наследником графа или барона (тут, конечно, свои титулы, я так для удобства называю) может стать даже внучатый племянник или четвероюродный брат, если детки без управленческих способностей оказались. Кроме того, женщине не возбраняется и государственная служба. Многие аристократки этим занимаются. Есть даже на весьма высоких должностях. Местная интеллигенция - это в основном Маги: лекари, учителя, горные мастера... Артисты, музыканты и художники магами бывают редко, хотя и профессии эти не очень-то распространены. И совсем уж редкость - Маг-воин. Нанять такого в охрану - жутко дорого. но очень надёжно и ещё более - престижно. Так что вы, - Мария посмотрела на Саню Большого, - если, кроме своего рукопашного боя, ещё и боевую магию сумеете освоить, станете богатым человеком. Если захотите, - добавила она со значением.
- Да, могу и не захотеть, - согласился Саня Большой.
- Странные вы парни, - задумчиво проговорила девушка, - на беглецов, ну, никак не похожи. И про существование Двенадцати Миров явно знаете, и вопросы задаёте по существу. Экипировка - как у скаутов или военных. Первый раз таких вижу. Может, вы ещё и не в июле родились? - Мария обвела глазами отряд.
- Собственно, июльские-то есть, - оглянувшись на Больших, ответил Ваня Полоз, - но вот они, - он показал на братьев Медных, - ноябрьские, и ещё вот мартовские есть.
- Да-а, - протянула Мария, - с вами и удивляться разучишься. Все, конечно, Водные. Но должны были каждый в свой Мир попасть. А раз вместе оказались - значит, кто-то среди вас такой сильный, что всех за собой вытянул. Был у меня случай лет двадцать назад: влюблённые сбежали. Так девушка с такой силой оказалась, что парня-Скорпиона без всяких способностей сюда, в Мир Рака привела. Так хотела с ним быть.
Тема показалась Алексу опасной. Он был - Рыба, и то, что все оказались в Мире Рака, - было явно не случайностью. Они гнались за Тёмным - тот рождался на стыке двух Миров. Если успел родиться в момент переброса команды, - значит, он где-то тут. Если нет - родился в Мире Льва, под знаком Огня. То есть оторвался от погони. Кроме того, из отряда удалось перебросить лишь шестерых. Или, - от этой мысли Алексу стало нехорошо, - переброс состоялся, но каждая пара попала в свой Мир, а с собой он сумел привести только Водных?
- Нам надо к Верховному Магу, и как можно быстрее, - Саня Большой словно мысли его прочёл.
- Я и так вижу, что надо. Но ливень кончится в лучшем случае часа через три, и хоть пару часов надо выждать после, иначе утонем в первом же ручье. Да и поесть надо: до ближайшего жилья дойдём только к вечеру.
Варево между тем стало совсем густым и натужно пыхтело. Мария вынула энергокристалл и аккуратно обтёрла его сухой травой, после чего подвесила его между двух пустых горшков - остывать. В незамеченной прежде нише нашлись деревянные миски и ложки-лопаточки; там же стоял небольшой ларь с пищевыми брикетами. Горшок с пастушьей едой был накрыт деревянной тарелкой и оставлен допревать, а Змеята начали вперебой задавать вопросы. Проводница отвечала серьёзно и обстоятельно - видимо, дело своё знала и любила. Алекс не спешил участвовать; он улёгся подальше и незаметно кивнул глянувшему на него командиру отряда. Тот, порасспрашивав пару минут насчёт возможностей открыть собственную школу боевых искусств, уступил место другим, а сам присоединился к Алексу.
- Интересно, сколько ей лет? - это был не главный вопрос, но Алексу было страшно приступать к основному.
- Думаю, не моложе тебя. Скорее даже старше. Та Мария, отцова жена, на тридцать выглядела. А только в нашем Мире девяносто семь лет прожила. Да и перебрасывали явно не младенцем. Но ты не про это ведь хотел?
- Да, - Алекс чувствовал себя последней дрянью, - мне кажется, у меня не хватило силы вытащить сюда всех. И другие Змеята попали каждый в свой Мир. Как их там встретят - неизвестно. Кроме того, я не успел рассказать главного: когда я вас позвал, - я принимал роды. Похоже, как раз того, кого разыскиваем. Но нас швырнуло в Водный Мир, а его пронесло дальше - в Огненный. Я так думаю.
- Скверный поворот. Тем более нужно быстрей до Верховного добираться. Либо он, либо его предшественник участвовал в переброске Марии и Олега. Стало быть, знает, что делать. Или хоть догадывается. А за ребят в других Мирах не переживай, они к этому специально готовились, выживут. Там свои Верховные Маги есть. Может, даже к лучшему окажется: предупредят, встречу подготовят, - с деланным энтузиазмом убеждал Саня-Большой.
Но Алекс ясно видел: ему тоже погано. Алекс прислушался к поучающему голосу посланницы - та опять вещала что-то о правах женщин.
- Больно гладко излагает, - негромко откомментировал командир, - где много прав, там всегда полно обязанностей. Наверняка что-то не так весело, как кажется. И про банды - как-то вскользь говорит. Не хочет впечатление портить. Но вилку в три дня на это кладёт - помнишь, сказала, что, может, в неделю, а может, в четыре дня управимся?... Опять же ножички на поясе впечатляют.
- Интересно, огнестрельное оружие тут есть? - Алекс только теперь подумал, что тему оружия Мария обходит очень ловко.
- Точно нет. Думаешь, зачем у нас боевые арбалеты? Мария отцова сказала, что ни в одном из Миров не используется. Кое-где есть что-то типа огнемётов, а в высокоразвитых Мирах (есть и такие) имеется лучевое оружие. Она гиперболоид инженера Гарина в пример приводила. Боевые лазеры, бластеры. Только в этом Мире они вряд ли есть.
- Не уверен, - Алекс вспомнил заставу. - Раз есть торговля между Мирами, есть и контрабанда. Энергокристаллы они тут добывают - значит, можно легально купить. Или организовать подпольную добычу. Стало быть, зарядами обеспечить - не проблема. А с бластером, я думаю, и неграмотный управится. Вон в Афгане - пацанва лет с семи-восьми уже вовсю пуляла. Без всякой грамоты.
- М-да, с арбалетами против бластеров - это мы попали, - командир "Змееборца" передёрнул плечами. - Будем надеяться, что такая покупка не каждой банде по карману. Вряд ли они гоняют между Мирами трейлеры с товаром.
--
Спросим? - Алекс кивнул в сторону посланницы.
Саня Большой показал жестом: "Спрашивать буду я". Оба негласно признали, что светиться до времени Алексу незачем. Они прислушались: беседа принимала любопытный оборот. Утомившись общими сведениями, Ваня Полоз спросил, что случилось далее с теми влюблёнными, двадцать лет назад?
- Как обычно. Девушку взяли на обучение в Магический Круг - талант у неё был фантастический. А парень попробовал себя в учениках то там, то сям; но зарабатывал куда меньше подруги. Попивать начал. Смазливый был, язык подвешен - приглянулся владельцу дома развлечений. Тот быстренько его со своими вэл-ло познакомил и по уши в долги засадил. Когда девушка спохватилась, было поздно. Выкупить парня не удалось, да он и не хотел. Пришлось вмешаться Верховному Магу: девушку заставили забыть его. Только вместе с любовью ушёл и талант. Не весь, конечно. Верховный уверяет: она ещё проснётся. Может быть... А любимый её за прошедшие годы сумел-таки в жизни устроиться: лучший вербовщик вэл-ло в королевстве Равнин. Умеет увидеть в подростке будущую красавицу. О былой подружке, кажется, не вспоминает.
История тронула Алекса своей обыденностью. Стало неожиданно грустно: дожить до стольких лет и не иметь большой любви - он казался сам себе обделённым судьбой. Захотелось сесть, пригорюниться и пожалеть себя, бедного. Однако бедному тут же помешали. Братья Медные сноровисто выкладывали на деревянные тарелки умопомрачительно пахнущие пласты пеммикана - или как там его - и раздавали страждущим вместе с деревянными лопаточками вместо ложек. После завтрака с пряниками прошло от силы часа три, и всё это время Алекс провёл в горизонтальном положении. Лениво ковырнув доставшийся ему кусок, он решил-таки попробовать. Эффект оказался поразительным: десятки вкусов смешались в маленьком комочке, и каждый существовал отдельно от остальных, ничуть им не мешая. Кто бы ни придумал такую пищу, он знал, что делает. Там присутствовали разом, одновременно: мясо, рыба, фрукты, овощи, сыр - и кто знает, что ещё! Алекс не был гурманом, но тут он наслаждался так, что позабыл всё вокруг. Когда последний кусочек растаял во рту, единственное желание его было - немедленно заснуть. Восхитительная пища наполняла его до самой макушки, вокруг были милые, симпатичные лица, помещение - красиво и уютно, лежанка из папоротников* Алекс уснул.
- / -
Пробуждение оказалось малоприятным: Алекс лежал животом на холодном камне, кто-то сзади держал его за волосы и, зажав нос, окунал головой в озерцо. Вода была ледяная.
Он попытался вырваться, - его тут же отпустили, отчего он вновь плюхнулся лицом в воду. Ваня Большой (а это он держал) молча выловил Алекса за шиворот и подал полотенце. Неровный свет от свечки колебался на гладких стенах и низком потолке. Свечу держал командир. Выражение лиц у братьев было серьёзно-злое.
- Очухался? Пошли, - злость явно относилась не к Алексу, но меньше от этого не делалась. Алекса шатало. Но идти получалось. Он и пошёл. В "их" пещере было темно. Командир укрепил свечу на выступе стены, где прежде был фонарь, и тут до Алекса дошло: Мария пропала! А Полозы и Медные храпели в три свиста.
- Сколько времени? - голос плохо слушался Алекса. Но слабость быстро проходила, и всё тело словно накачивали энергией.
- Часов шесть продрыхли, - Сане Большому очень хотелось кому-то врезать - пудовые кулаки сжимались и разжимались, словно он их специально разминал.
Брат же его спокойно и методично, как только что Алекса, окунал храпунов в котелок с водой. Те матерились, но просыпаться не спешили. Ваня не отставал.
Алекс огляделся: следы трапезы были убраны, тарелки и горшок стояли чистые в нише. Вещи отряда, похоже, все на месте. Присмотревшись к выходу пещеры, он понял: Мария ушла достаточно давно. "След" ещё был виден, но уже так слабо, что выходить нужно было немедленно.
Описав ситуацию командиру в двух словах, Алекс рванулся догонять уходящий дымок.
- Стой, стой, - командир сунул ему в руки здоровенную катушку капроновой нити, - мы за тобой пойдём, как их поднимем, - конец нити он начал быстро приматывать к продуктовому ларю.
Мысленно удивляясь, что Змеята, оказывается, "следа" не видят, Алекс бежал за угасающим "следом" покинувшей их проводницы. В отличие от командира, он не считал произошедшее следствием злого умысла - скорее, это было недомыслие или вовсе случайность. Тело слушалось его, как никогда в жизни. Он пробежал уже километра полтора, причём с явным подъёмом, но дыхание было ровным, сердце работало, словно на лёгкой прогулке, и ни следочка утомления.
Нить на катушке заканчивалась, когда впереди, наконец, просветлело. Алекс крадучись пошёл вперёд - и тут же наткнулся на Марию. Прячась за выступ скалы, она что-то сосредоточенно разглядывала в бинокль. За входом слышались голоса.
Морской бинокль в отряде был один - у командира. Алекс понял, почему тот так зол. Он прислушался: голоса, похоже, женские. Речь была странной: сочетание мяукающих и гортанных звуков - что-то вроде смеси вьетнамского с армянским. Так ему показалось. Алекс кашлянул - Мария оглянулась. Махнула рукой и протянула бинокль.
Голоса и смех понемногу удалялись, и были они (Алекс поискал нужное слово), какими-то вульгарными. Точно подвыпившие алкоголички завлекали своих помятых кавалеров пройтись с ними добавить. Алекс взял бинокль.
Пейзаж больше всего походил на декорации псевдоисторического боевика. Выход из пещеры был невелик и маскировался кустами и ползучими растениями. Находился он достаточно высоко над плоской, болотистой равниной. Высокие, сочные травы колыхались под лёгким ветерком, точно спелые хлеба. Цвет их был не вполне привычным, густо-зелёным с серебристым и сизым отливом. Такой цвет иногда дают перекормленные азотом овёс или ячмень. Кое-где в отдалении виднелись как бы обломки скал: белые или желтоватые, почти полностью увитые серебристыми растениями. "Мрамор или известняк", - решил Алекс. На горизонте, с правой стороны и достаточно далеко (сколько именно Алекс определить затруднился), белела полоса, которую хотелось назвать лесом. Солнца видно не было - всё небо было затянуто высокой белёсой дымкой, ниже которой (Алекс удивился), плавали пухлые кучевые облака. Поразмышляв секунду, он решил, что так и должно быть: если избыток воды - значит, совсем чистое небо здесь редкость. Во всяком случае, в средней полосе.
Послышался резкий свист, повелительный гортанно-мяукающий голос прозвучал, как удар кнутом. Десятка три всадников быстро подтягивались по расчавканной тропе (дорогой это Алекс назвать не рискнул бы) ко всаднику (всаднице?) на роскошном, явно породистом коне. Одёжки на всадниках не были ни яркими, ни экзотическими. Скорее - защитно-функциональными. Верховые животные (явно не лошади) были чёрными или грязно-бурыми, имелись и пегие. Кроме того, были и вьючные - без всадников. Вспомнив, наконец, о бинокле, Алекс принялся подстраивать оптику. Двенадцатикратное увеличение оказалось кстати: у всадницы на коне можно было различить даже черты лица. Это была женщина средних лет (в Срединном Мире так выглядят следящие за собой горожанки лет сорока пяти) в головном уборе, напоминающем гибрид тюрбана с будёновкой ("чтобы косы в бою не мешали", - подумал Алекс, покосившись на Марию, у той здоровенная тёмная коса была обмотана вокруг головы и затянута косынкой). Костюм напоминал современную военную форму - свободного покроя рубаха и штаны, все с кучей накладных карманов. На ногах - высокие, изящные сапоги. Ремень с портупеей (из-за плеч высовывалась накрест пара длинных рукоятей, как у киношных ниндзя), ножны без украшений и нечто, до боли напоминающее кобуру. На скрещенных под грудью ремнях портупеи - подсумок "кенгуру". Нигде ни одной блестящей детальки, даже заклёпки сбруи явно закрашены. "Полевая форма", - решил Алекс. Переведя же бинокль на приближающихся к командирше (очевидно?) всадников, он от неожиданности хрюкнул, давя неуместный смех: под сёдлами шли громадные, лохматые, ростом с небольшую лошадь КОЗЛЫ!!!
- Тихо ты! - Мария ощутимо пихнула его под ребро.
- Кто это? - Алекс кивнул на отряд.
- Нии-до. Ушедшие по Ночной Тропе. Банда.
- А почему на козлах?
- Потому что это обычный местный транспорт. Козы что по болоту, что по скалам - где хочешь пройдут. А лошади тропа нужна! И с кормом нет проблем. Кони в этом мире - знак престижа и богатства. Вроде "мерседеса".
Банда удалялась. Арьергард на двух пегих козлах прочавкал по разбитой тропе мимо их скалы, и Мария вздохнула с облегчением. Поднялась с колен и, глядя мимо Алекса, ворчливо сказала:
- Пошли за твоими. Может, уже отоспались.
Алекс не двинулся. Он не собирался рассказывать, что ребята, возможно, вот-вот появятся сами. Важнее было получить объяснение происшедшему.
- Да не собиралась я вас бросать, - в голосе девушки было отчаяние, - просто, когда вы все поотвалились, на разведку пошла. Местная колдунья, что на пещеру меня навела и накормить своими запасами разрешила, не предупредила. В пастушью еду одна травка добавлена была, своего рода местный лёгкий наркотик. Вкус улучшает и добавляет энергии. Только при первом употреблении сразу в сон валит. В следующий раз вы только с полчаса подремлете в один глаз - и всё. Зато после, если понадобится, можно трое суток не есть и не спать и при этом работать без отдыха. А это сейчас очень понадобится, - добавила она с мрачным видом.
- Эти? - Алекс кивнул в сторону выхода, разумея уже прилично удалившуюся банду.
- И эти, и другие бывают. Бабка была права, гадючий район, - проводницу передёрнуло, - не часто я так нарываюсь.
- Похоже, не так уж у вас тут однозначно, - Алекс уселся на мраморный обломок, похожий на корявый, но ровно срезанный поверху пень, - рассказывай давай, парни скоро подойдут.
Мария вскинула на него удивлённые глаза, но спрашивать не рискнула. Сообразила, что сам Алекс добрался до выхода без неё. Капроновая нить была привязана им за поворотом, метрах в двадцати от входа, да ещё надо было знать, куда смотреть.
- Что тут рассказывать, - девушка опустилась на кучку привядших веток, - всё как везде. Есть правительство, есть и криминал. И дискриминация. А что делать изгоям? Могут приспособиться питаться крохами, а могут - объединиться в банду, создать своё общество равных и мстить. Эти женщины не могут рожать. Лекарь-маг выносит свой приговор девочке-подростку лет в тринадцать-четырнадцать. И всё. После этого жизнь её меняется кардинально. Если обещает стать красавицей - может стать вэл-ло, заключить контракт с домом развлечений. Будет учиться всяким искусствам, сможет обеспечить себе спокойную старость. А если нет - удел один: самая презираемая и низкооплачиваемая прислуга. И никакого наследства. Даже если других наследников нет. Всё, что могут сделать очень богатые родители, - оплатить обучение на государственного чиновника. Там дискриминации не будет, женщина сумеет обеспечить себя. Остальные пробиваются в жизни, как могут. Банда, в конце концов, тоже способ выжить и обеспечить старость. Или хотя бы почувствовать себя равной среди равных.
- А если лекарь ошибся? - Алекс вспомнил пару случаев из практики.
- Если лекарь честный - не ошибается, на то он и маг. Лекарскую клятву давал. За такую ошибку из Гильдии тут же выгонят, такому тоже только в петлю или в банду. Как думаешь, скоро твои подойдут? - переменила она тему.
- Откуда мне знать, - Алекс припомнил картинку: шкафоподобный Ваня Большой, как кутёнка в молоко, тыкает отнюдь не мелкого Ваню Полоза в котелок с водой. Тот не просыпается.
- Я уходил за тобой - двое не спали. Тебе лучше знать, сколько ещё.
- Давай прикинем, - Мария явно обрадовалась отсутствию обвинения в злоумышлении, - проснулись ты и двое самых здоровенных? - Алекс кивнул.
- Весят они, - проводница запнулась, припоминая парней, - один под сто, другой - под девяносто. Значит, проснулись первыми. В тебе, - она одобрительно и со вкусом прошлась взглядом по Алексу, - около восьмидесяти, проснулся ты минут через двадцать после них. Рыжеватые близняшки у вас самые мелкие - после тебя проснулись минут через сорок. Если порции были равными. Если же кто-то успел добавки прихватить - клади ещё полчаса.
Алекс мысленно провёл раскладку по времени: получалось, что братья Медные ещё не проснулись. Или только-только. Мария же не знала, что почти два километра по пещерам он промчался за пятнадцать минут, ни разу не споткнувшись. По путеводной нити идти, конечно, медленней, но раздумывать, куда - тоже не приходится. Так что полчаса, или час - если кто-то пожадничал с едой.
- Ещё около часа, - Алекс подумал, что врать не стоит, - давай пока костёр разведём. Веселее будет.
- Угу. И расскажем всей округе про пещеру. Бабка-колдунья мне башку оторвёт, а вас своим свиньям скормит за такие дела. Пещера-то секретная, её тайное убежище. Как она узнала, что вы сюда свалитесь, - её тайна. Но не скажи она мне о ней и не дай поводок, - до скончания дней вам бы не выйти, - на ладони у Марии лежал комок, похожий на растрёпанный клубок грубо спрядённых нитей. Нити были полупрозрачные, зеленовато-синеватого цвета. По волокнам изредка пробегали золотистые огоньки. От тепла ладони огоньков делалось всё больше - и вот уже весь комок мерцал мягким золотистым светом. Проводница полюбовалась им, как редкой драгоценностью, после чего убрала в маленькую деревянную коробочку и спрятала в сумку на поясе. Принцип работы поводка был ясен без слов: пока идешь правильно - он горит. Сверкнул не туда - гаснет. Хотя Алексу казалось, что наоборот было бы логичней: свернул не туда - вот тебе стоп-сигнал. Но смотреть на сияющий комочек было очень приятно.
- Ладно, давай так посидим, - Алекс поёрзал на холодном мраморном "пне" и пересел на жалобно хрустнувшие ветки рядом с девушкой.
- Если не секрет, расскажи, как ты сама сюда попала, - чудеса здешнего Мира начали приедаться, с ними можно разобраться потом.
- Попала, как многие. Мне четырнадцать лет было. Жила с отцом в Дрездене. Он был местный. А мама была армянка. Из России - отец там учился. Но мама при родах умерла: какое-то лекарство ввели, не проверив, - аллергический шок. Мы ехали на машине. На мосту через Эльбу нас протаранил громадный грузовик. Не знаю, как вышло так, что машину не раскатало в лепёшку, а выкинуло с моста. Мост высокий, падать долго. Я успела испугаться - это меня и спасло. Так отчаянно захотелось сбежать из этого мира, что я вывалилась через Завесу Миров прямо над Озером Магов в Шам-мо и плюхнулась перед Верховным Магом на его любимых золотых рыбок.
- И большой получился плюх? - Алексу представился седовласый старец в тоге с серебряными звёздами, мокрый с головы до пят.
- Да уж. Рыбки потом два дня не ели - переживали, - Мария хихикнула.
- А на чём же мы за четыре дня до Дрездена доберёмся? - Алекс соображал расстояние: - На козлах? Или дирижабль подадут?
- В этом Мире на месте Дрездена - море. И Завеса Миров - это не занавеска в ванной. Беглец никогда не попадёт в море или необитаемую местность. Причём чем меньше магический дар, тем ближе к большому скоплению народа, - Мария вновь говорила "учительским" тоном, но Алекс не возражал: информация могла оказаться ценной.
- Шам-мо расположен там, где в Срединном Мире - древняя Армения. На склоне горы Арарат. Беглец из Срединного Мира, если не может появиться в местности бегства, прорывает Завесу на родине того из предков, от кого пришёл к нему дар. Причём предок может быть достаточно дальний. Был случай: парень-норвег попал в Африку. Тамошний старший маг - шестой ступени, очень сильный, восстановил ему родословную. Оказалось, в его предках есть чернокожая магиня, а случилось это чуть ли не во времена Эрика Рыжего. И у меня, значит, дар пришёл по материнской линии.
- А местная столица где? - Алексу не улыбалось трюхать на козле или пешком до Кавказского хребта.
- Столица находится примерно на месте Ельца. Отсюда около сотни километров. Если повезёт - за три дня дойдём. По меркам этого Мира Х'тон - огромный город, почти сорок тысяч населения. Старший маг будет уже ждать: по дороге есть пара городков - пошлю сообщение. Транспорт приготовят. От столицы до Шам-мо меньше суток лёта.
- Что-то мне сомнительны такие скорости. Что же за движок у здешнего дирижабля, что такие расстояния за сутки проходит? Из Москвы в Ереван, помнится, вполне приличный самолёт добирается часа три, - Алекс в жизни не был в Армении, но помнил, что в Кисловодск скорый поезд шёл около двух суток, и, значит, до Еревана больше.
Над головой послышалось злое сопение, и он догадался: сейчас ему, невзирая на старшинство, отвесят здоровую плюху. Рука с биноклем дернулась, защищая затылок, и командир за его спиной смачно и с облегчением плюнул.
- Смотри, командир, забоялись, - злорадно заявил Ваня-Полоз, роняя рюкзаки. Они с братом тащили по три штуки каждый. Ваня Большой, чьей фигуре лучше всего соответствовало определение "шкаф трёхстворчатый с антресолью" волок на могучих плечах так и не проснувшихся близняшек Медных. Командир держал арбалет.
- Воркуете? - Саня Большой выдрал из руки Алекса бинокль. - Будите парней, а то у меня руки чешутся, - и улёгся осматривать местность.
- Что это за штука была? - Ваня Полоз прямо пританцовывал. - Чтобы с тройным грузом, как пустой, бежать - это сила!
- Сила-то сила, но мальчики, похоже, по три порции отхватили, - Мария пощупала пульс на шее Сани (или Вани?) Медного.
- Да, поближе к кухне - это их святой принцип, - Ваню Полоза распирало энергией, - и слопать зараз они побольше того слона могут.
Ваня Большой, секунду назад стоявший метрах в пяти от него, неуловимо быстро переместился и схватил шутника за шиворот. После чего медленно, со смаком, пару раз выжал его, как штангист гирю, и отпустил.
- Что делать будем? - Алекс присоединился к Марии. Представления о том, как привести в чувство парней, у него не было: аура их была в норме, они просто спали.
- Придётся тащить к бабке. До хутора меньше километра, к сумеркам дойдём, - девушка извлекла из неприметной расщелины рюкзак, сунула в него свой громоздкий неоновый фонарь и стала осторожно спускаться.
- Что с ними? - командир не торопился последовать примеру проводницы.
Алекс коротко объяснил.
- Ладно. Пусть будет к бабке. А обжорам, как проснутся, - по вёдерной клизме со скипидаром. На память, - и Саня Большой полез вниз.
Операция по спуску грузов (включая несчастных обжор), прошла куда быстрее, чем Алексу думалось. Парни действительно были хорошо подготовлены и экипированы. Сам он постеснялся спуститься на петле, о чём тут же пожалел, ободрав руки и расцарапав о куст лицо.
Колючими кустарниками заросло не только подножие скалы, но и приличное пространство за ней. Тропа, по которой двигалась перед тем банда, огибала это пространство, не рискуя углубляться. Саня Полоз, встав на четвереньки, прямо обнюхивал следы и комочки помёта:
- Подкованный конь и куча коз. Стадо.
- Видел бы ты это стадо! - Алекс наслаждался сюрпризом. - Тут полчаса как местная банда прошла. Экипировочка - не хуже вашей. Человек тридцать. Все верхами. НА КОЗЛАХ! - но эффекта не получилось. Сообщение о банде вызвало оживление, о транспорте же - никакого.
- Подумаешь, козлы, - Саня Полоз попробовал пожать плечами (под двумя рюкзаками вышло не очень). - Где на чём удобней, на том и ездят. Эскимосы вон - на собаках. А хохлы - на волах.
- У викингов Тор как раз на козлах и ездил, - ввернул его неугомонный братец. - Может тот миф не на пустом месте создан?
- Ладно вам, историки, - командир навьючил на Алекса братов рюкзак - тот по-прежнему нёс спящих. - Какое оружие у банды?
Мария двинулась по дороге, за ней братья Полозы тащили каждый по два рюкзака, следом шёл Ваня Большой с братьями Медными на могучих плечах.
Алекс с командиром, каждый при рюкзаке, поотстали. Докладывая командиру о банде, Алекс старался не пропустить никакой мелочи. Что он знал о возможностях своего отряда? Почти ничего. "Князь-батюшка, мать твою, - выругал он себя, - груз ты никчемный, а не князь".
- Так, а в кобуре что? - привёл его в чувство Саня, - что ж ты у проводницы не спросил? Ты зачем сюда пришёл, - любовь крутить?!
Алекс открыл рот - оправдаться. И тут же его закрыл. Багровые сполохи в ауре командира ясней ясного говорили о потребности молодого, полного сил организма. "Придётся помочь" - оставлять такую проблему на самотек было опасно. Алекс наскоро припомнил урок приятеля по общаге (кришнаита):
- Ну-ка, стой, - профессиональный тон врача заставил командира подчиниться: - Руки за спину, сцепи и держись крепко, - Алекс опасался реакции тренированного бойца.
Подумав секунду, он подобрал с тропы угловатый камушек с грецкий орех, приставил его командиру под нос и резким ударом кулака вогнал в ямку над верхней губой. С гулким шмяком Саня Большой (рост метр девяносто, девяносто килограмм вес), хлопнулся на задницу в грязную обочину тропы.
Обернувшийся на звук отряд с изумлением наблюдал, как их непобедимый командир, выпучив глаза, пытается глотнуть воздуху и размазывает по грязной физиономии слёзы пополам с соплями и кровью. Продышавшись и отплевавшись, он встал на четвереньки и резво пополз к ближайшей лужице - умываться.
Удовлетворённо обозревая дела рук своих (багровые тона погасли), Алекс молча ждал продолжения событий. "Если с гонором, то может и побить", - как о чём-то постороннем подумалось ему. Драться в жизни почти не приходилось. А уж о том, чтобы дать сдачи инструктору рукопашного боя, даже думать было смешно. Однако тут же выяснилось, что воеводу своего князь-батюшка совсем не знал. Вытерев лицо и руки пучком травы, тот хлопнул Алекса по плечу - "Спасибо, доктор!", - и помахал отряду: продолжать движение.
- И как это ты догадался? - по лицу командира блуждала счастливая улыбка.
- Опыт, - не рискнул сказать правду Алекс. Собственно говоря, нужды скрывать не было, но привычка сработала за него.
- А им так же помогать будешь? - Саню Большого разбирало азартное любопытство.
Алекс присмотрелся к идущим:
- Им не нужно. Это у тебя индивидуальная реакция.
- А жаль. Я бы посмотрел на Ваньку в луже.
И они дружно хихикнули.
Чуть погодя стена колючек слева от тропы приобрела стриженый вид, и оказалось, что это не просто кустарник, а ограда. Здоровенные ворота из белёсой, вымытой дождями древесины означали, что они, наконец, дошли. На створку ворот вспрыгнул гигантский котище с яркими янтарными глазами, хрипло мявкнул и ухнул во двор. Секунд через пять мяв, напоминающий боевой клич, послышался в глубине двора. Собак слышно не было: то ли приучены молчать, то ли отсутствовали вовсе.
Заскрипела замаскированная кустом калитка, и появившаяся в проёме рука махнула: входите. Отряд втянулся в узковатое отверстие.
Вымощенный известняком двор был просторен и чист. Кроме громадной избы с двумя трубами и черепичной крышей, на нём имелся каменный же колодец с двускатной резной деревянной крышей и над ним - молодой, сантиметров тридцать в обхвате, дуб. В дальнем конце просматривались некие постройки из нетёсаного известняка - возможно, помещение для скотины. На крыши построек спускали ветви высоченные яблони, отягощённые яркими плодами. Почему именно яблони, а не какие-то местные фрукты, Алекс не знал, но был уверен, что не ошибся. Колена его коснулась мягкая лапка, и он с удивлением увидел двух очень крупных кошек. Задрав хвосты, они деловито обходили пришедших, изредка позволяя себе встать на задние лапки и опереться передними на осматриваемого. Обойдя всех, кошки посовещались и уселись у ног Алекса - вид у них при этом был очень удовлетворённый. Кошек Алекс любил. С запоздалым раскаянием подумал он о Баксике: шикарный сиамец был подарком его последней институтской подруги и предметом зависти всей больницы. ("Ладно, форточка открыта - сходит на охоту. А там кто-нибудь да приютит"). Сиамцы в их городишке были редкостью.
Пока Алекс предавался воспоминаниям о друге своих холостых дней, проводница их вела переговоры с "бабкой". Присмотревшись в наступающих сумерках к хозяйке, он понял, что удивляться далее просто не способен. Устал.
- А зубом оне не цыкают? - прошипел ему на ухо Ваня-Полоз.
- Не цыкают. Сказано вам - зубов нет, - в тон ответил он.
Сумерки как-то быстро сгущались; отряд перетаптывался, а переговорам конца видно не было. Тон "бабки" выражал непреклонность, Мария в чём-то пыталась её убедить: в ауре её начали проблёскивать грязно-зелёные протуберанцы раздражения, но шансов настоять на своём у неё не было.
- Заходите в дом. Придётся тут пару-тройку дней погостить и кое-что для хозяйки сделать. За деньги помогать отказывается, - проводница не скрывала огорчения от задержки.
Внутри дом оказался даже больше, чем снаружи. Три невероятных размеров сруба соединялись в виде буквы "Т", в месте соединения стояла классическая русская печь. Зал, в куда их пригласили войти, напоминал стилизованный под старину пивной ресторан: длинный деревянный стол, лавки у стола и вдоль стен, на стенах связки трав, сушёной рыбы, косы лука и чеснока. Кое-где ярко алели косицы жгучего перчика. Окна по-деревенски до середины завешены вышитыми занавесками. Пространство у печи отгорожено чем-то вроде барной стойки чуть выше стола, но традиционных высоких табуретов не было.
Посуда в высокой этажерке между стойкой и печью заслуживала отдельного внимания: тарелки и миски стояли в ней на ребре, как в сушилке, и поражали своим разнообразием. Подобранные по сортам и расцветкам, тут были густо-синие, с золотыми ободками и вензелями тарелки и блюдца с Украины, нежно-белые, с изящными цветочками - Дулевского и Петергофского заводов, поливные керамические миски из Прибалтики и Средней Азии. Отдельные полки занимали пузатые, литра на два чайники, кисэ и пиалы из Самарканда; бело-голубой, весь в финтифлюшках, Гжельский сервиз и целая выставка штучных кружек и бульонных чашек. Венчал это сооружение многопредметный хохломской сервиз с классической утицей. На стойке рядом с вышитым полотенцем лежал расписной жостовский поднос.
Выставка эта так откровенно свидетельствовала о несомненной и регулярной связи со Срединным Миром, что Алексу на миг стало досадно: и тут надули. Вновь вспомнилась застава: граница, оно конешно, на замке. Только к замку-то нашлась и отмычка. Простым смертным путь закрыт. Маги - даже потенциальные - ходят только в одну сторону. А колдуньи? Бабка-то не магиня, иначе бы проводница её так и назвала. Опять неувязочка с дамскими правами. Он вновь окинул взором красно-золотую хохлому: "Дорогая".
Но любоваться было некогда: велено было снять обувь у порога, сложить её во что-то типа плетёного таза с ручками - "после помоете", каждому выдали шлёпанцы с войлочным верхом и подмёткой из какой-то лёгкой и прочной коры и пригласили пройти дальше, в обход стойки и печи.
Там оказался коридор с дверями по обе стороны и ещё одной - в торце. Комнатухи за дверями напоминали вагон-СВ: два топчана, столик, два табурета и два узких шкафчика. Только чуть шире и длиннее. На столике - керосиновая лампа без абажура. А общий зал, припомнил Алекс, освещался неонками - три "птичьих клетки" свисали с потолка над стойкой. В момент их прихода горела одна.
Спящих близняшек сгрузили в самой первой комнате: как и в поезде, под топчаном оказался ларь с подушкой и пёстрыми лоскутными одеялами. Одеяла были толстыми и очень лёгкими - пуховыми. Дальше поселили Полозов и Больших. Марии досталась комнатка напротив Медных, а Алексу - никакой. За дверью в торце находилась просторная помывочная с раздевалкой за плетёной перегородкой и парная приличных размеров с большой каменкой - ("вот откуда вторая труба"). Со стороны коридора к русской печке были плотно и высоко уложены дрова: поленья короткие, ровные, без сучков и коры, с очень тёмной серо-коричневой древесиной. И отдельным маленьким штабелёчком - лимонно-жёлтые, туго связанные в вязаночки штук по пять-семь. Ваню Полоза тут же поставили растапливать большую печь, запретив даже пальцем касаться жёлтых связочек, Саню Полоза - топить баню с тем же наказом, а Ваню Большого - качать ручной помпой воду в огромный деревянный чан. Лампы работникам бани выдали керосиновые. Только, судя по запаху, заправлены они были вовсе не керосином, а каким-то лёгким, с приятным запахом, маслом. Самая грязная работа досталась командиру: его отправили резать кабана. Даже Мария рубила сечкой в корытце какие-то местные овощи.
Алекса опять забыли. Помаявшись минут пять в обществе возлюбивших его кошек, он, наконец, придумал себе дело: взял плетёнку с обувью и вышёл во двор. Кошки понимающе переглянулись, и дымчатая пошла впереди - указывать дорогу. Дымочка, как мысленно окрестил её Алекс, привела ко входу в каменный хлев-сарай. Широкий порожек был чист и влажен, словно его только что мыли. Из-под него, по широкому мощёному желобу тёк ручей. Алекс проследил рукой его путь - оказалось, он вытекал из стилизованного под колодец родника и под плитками двора разделялся на три рукава: к хлеву, к бане и мимо обоих строений - наверное, в огород. Удобно. На краю желоба лежала влажная ветошка - ею Алекс и воспользовался. Но работа кончилась быстро. "След" командира вёл в сарай. Алекс вошёл.
Хлевом не пахло. На чистом каменном полу возлежал огромный кабанище, мохнатый, как породистый баран. Следов крови не было. Присмотревшись, Алекс понял: зверюга спит. Причём так крепко, что не чует, как командир пытается подтянуть его к потолку за спутанные задние ноги. Весу в звере было за два центнера, и командир уже весь употел. Они навалились вдвоём, и всё получилось. Пропущенная через балку верёвка была привязана за кольцо в стене; к голове зверя подставили обычное жестяное корыто - кабан даже и не дёрнулся, когда его горло оказалось перерезано до самых позвонков.
- Глянь, какой мне ножичек свежёвочный выдали, - Алекс отметил, что Саня Большой избегает звать его по имени. Детское прозвище употреблять он сам запретил, а нынешнее как-то пока не приживалось. "Ладно, привыкнет, я не тороплюсь". Алекс рассмотрел протянутый ему ножик. Посмотреть было на что: рог какого-то мелкого копытного - из двух веточек, длинной и короткой, составлял рукоятку и основу лезвия. По длинному отростку, от кончика до короткой веточки было вставлено лезвие из тёмного, остро сколотого стекла. Остроту этого лезвия проверять не хотелось - особенно на себе.
- Между прочим, небьющееся, я ронял, - командир аккуратно, стараясь не испачкаться, отделял голову. Операция свежевания прошла мгновенно: на удивительном звере оказались голые, словно выбритые кольца вокруг колен, полоски на животе и ногах. Проведя по ним лезвием, командир легонько, на пробу, дёрнул за шерсть - и только его реакция спасла шкурищу от падения в корыто.
У Алекса подкосились ноги: ловя хозяйское добро, командир отбросил ножик в сторону, освобождая руку. Удачно отбросил, не в стенку, - торчал тот ножичек, всаженный по роговую основу в деревянный чан. Только вот путь полётный пролегал так близко к Алексовому боку, что не вспорол его лишь чудом. "Шкурка" оказалась весом в полцентнера, если не более. Тончайшее руно местами было длиной сантиметров тридцать, только цвет подкачал: грязно-бурый. Они запихали её в чан (там уже был заготовлен нужный раствор и плавали поверху куски коры), и притопили лежавшими тут же каменюками. Затем слаженно, будто всю жизнь работали в паре, принялись разделывать тушу.
Ровным светом горела масляная лампа (Алекс даже мысленно перестал называть её керосиновой), одобрительно щурились на лавочке у стены кошки. Руки сами делали, что нужно, а Алекс размышлял: сообщить или нет командиру о своей догадке? Почему-то казалось, что это резко нарушит все их планы. "А разве есть план? - спросил сам себя. И сам ответил: - Есть. Добраться до Верховного Мага и попытаться собрать отряд".
- А неплохо тут фермеры устроились, - командир работал, словно профессиональный раздельщик туш, - тут тебе и свининка, тут тебе и шерсть. И комарья не видно - райские места.
Алекс кивнул - комаров действительно не было.
Они закончили работу, разложив всё как положено по отдельным тазам и вёдрам, и, прихватив медный тазик с колоссальных размеров печенью, отправились к дому. Алекс захватил чуть не забытую плетёнку с чистой обувью. Прибыли они вовремя: печь готова была принять здоровенный противень с ещё не закрытым пирогом. Бабулька живо оттяпала кусок печёнки и в минуту покрошила его сечкой. Мелко нарубленные Марией овощи и печенка были разложены по раскатанному на противне тесту, посыпаны солью и травами, и весь пирог перевит в мелкую клеточку жгутами из теста.
Кошки тёрлись об хозяйкины ноги, намекая на свою долю.
Готовой оказалась не только печь, но и баня. Бабка подхватила вязаночку лимонных полешек, что-то быстро втолковала девушке и пошла вперёд. Под руководством Марии все потянулись к бане, не забыв и спящих близняшек. Ничуть не смущаясь, девушка, похоже, собиралась мыться вместе со всей командой. Парни старательно делали вид, что так и должно быть. Раздетых Медных окатили водой из вделанного в стену между помывочной и парной бака и положили на нижний полк. Бабуля аккуратно разложила свои весёленькие полешки поверх раскалённых камней, сказала что-то строгое проводнице и покинула помещение. Через минуту она появилась вновь: в одной руке кувшин в синих розочках, в другой - расписной деревянный стакан. Каждому по очереди пришлось выпить какого-то кваску с приятным мятным запахом. Но Алекса опять обделили. Бабка лишь глянула на него неуловимо-оценивающе, и закрыла за собой дверь.
Все бодро принялись замачивать лежавшие горкой в углу веники неизвестных древесных пород и тереть друг другу спины. Мыло оказалось не твёрдым, а в виде легко пенящейся пасты - здоровенный керамический горшок, вызывающий в памяти украинское слово "макитра", был полон до краёв. Алекс внимательно наблюдал за парнями: ему казалось, мыться в обществе красивой обнажённой девушки они привычки не имели. Однако ни одной багровой искорки не просматривалось. Сам же он чувствовал, что вот-вот начнёт реагировать. Во всяком случае, спинку потереть он её просить не станет. И вообще - лучше в ту сторону не смотреть. "Чёртова колдунья, - Алекс старался пореже дышать, - пожалела кваску: парням хоть бы что, а я хоть тазиком прикрывайся".
Намывшаяся компания ввалилась в парную и застряла в дверях. Доходя до пояса девушки, в помещении стоял вязкий, маслянисто-жёлтый туман; лежащих на нижнем полк Медных он укрывал целиком.
- Полезайте выше, - скомандовала Мария, - этот туман только для маленьких обжор. Остальным его нюхать ни к чему.
Боясь что-то напутать, пару поддавать не стали - жарились всухую, как в сауне. (Братьев Медных после пришлось отмывать: масляный туман сделал из белокожих рыжиков настоящих китайцев). Алекс вошёл последним и уселся пониже - только голова и плечи торчали над жёлтой завесой; просидел он недолго, но предпочёл намылиться и подождать, когда все начнут одеваться. За перегородкой царило недоумённое веселье: одёжка исчезла, а вместо неё лежали необъятные мохнатые банные халаты. Все со смехом подбирали халатик для Марии: размерчики были явно не её. Наконец в самом низу кучи нашёлся весёленький жёлтенький халатик. Алексу, как опоздавшему, пришлось закутаться в небесно-голубого монстра, отвергнутого Ваней Большим. Так и не проснувшихся ("к утру будут в норме"), Медных по указанию Марии отнесли в выделенную им комнатуху, и дружно затопали в залу.
Стол был накрыт. В центре его под чистым полотенчиком дышал паром и испускал немыслимые запахи высоченный пирог, вокруг него группировались кувшины и закуски: горка копчёных стерлядок, блюдо с нарезанными бужениной и колбасой, мисочки с солёными грибами, огурцами и квашеной капустой. В кувшинах оказались настоянные на травах домашние водочки. На столе-стойке у печи пыхтел большущий тульский самовар старинной работы. Явно сытые кошки, - дымчатая и полосатая - заинтересованно посматривали на стол.
Алекс был не любитель выпить. Если не сказать больше. Но после баньки принять стопку-две - это он одобрял. Даже с медицинской точки зрения. Однако день у него выдался обломный: парни с проводницей увлеченно дегустировали разноцветные напитки, а ему даже тары не дали: "чёртова бабка" усадила его на самый край, подальше от кувшинов и закусок, и поставила перед ним литровую кружищу с квасом. Кусок пирога, впрочем, дала. Пирог был пышный и вкусный. Он не отказался бы и от второго, но шустрая команда под водочку размела всё подчистую. Пришлось утешиться чаем со сдобными сухариками. Чай изумительный и настоящий, причём местный - Алекс мог в этом поклясться. Сухарики были щедро напичканы цукатами и ванилью. В раздумьях о своей горькой, одинокой и не слишком удачной судьбе он проводил равнодушным взглядом удаляющуюся во двор компанию: Ваня Полоз пытался плясать, Ваня Большой - петь. Результаты были удручающи, но всем было весело. Дверь захлопнулась, и Алекс остался в компании бабки-ёжки. Та пронзительно глянула, села поближе и вдруг ясным, вовсе не старым голосом сказала:
- Ну что ж, давай знакомиться, внучек.
Не будь в избе посудной выставки, Алекс бы упал. Но в руке он держал бокал с Медным всадником и надписью "Ленинград", да и вообще подсознательно ожидал чего-то важного - не зря же его весь вечер потихоньку к чему-то готовили. Опять же не кабана резать их позвала колдунья. Алекс внимательно присмотрелся: лицо бабульки выглядело неживым, словно это был результат не слишком удачной пластической операции. Кожа вокруг глаз была совсем другого оттенка и структуры, как будто хирург, кромсая и уродуя всё, что мог, не рискнул их тронуть.
- Смотришь, внучек? Правильно, лучше смотри. Ты ведь доктор, я знаю. Смотри, какую из меня каргу сотворили... И горю моему помоги. Я за это тебе такой подарок сделаю - ни одному Верховному Магу не снилось.
У Алекса отчего-то замерло сердце. Издалека, из тех глубин, в которые не стоит заглядывать человеку без крайней к тому нужды, всплыло и на миг заполонило его видение сверкающего света. В этот краткий, неопределённый миг он осознал: всё в его дальнейшей жизни, что будет озарено этим светом, есть истина. В минуты сомнений или отчаяния, когда не знаешь, туда ли бредёшь, достаточно будет вспомнить, как мчался он, заполненный бело-голубым сверканием и пел вместе с ним. ЗНАНИЕ, великое знание, что нёс в себе этот свет, - оно не даётся даром, до него нужно дойти, доцарапаться, раздирая в кровь собственную душу. Но если вспыхивает оно в тебе само, незванное-нежданное, - иди за ним, и награда превысит все твои ожидания, ибо нет выше счастья, чем вновь и вновь видеть и слышать божественный этот свет. Уверенность вошла в Алекса и поселилась в нём - словно место, занятое ею, уже давно ждало свою хозяйку и всё-всё-всё приготовило.
Секундная перемена не осталась незамеченной: удивительно живые бабкины глаза загорелись надеждой.
- Послушай, внучек. Расскажу я тебе свою печаль. Потом и всё, что спросишь, расскажу, а пока главное слушай, время не терпит.
Из обстоятельного, с разными отступлениями, рассказа бабки Алекс узнал, в сущности, обыденную историю. Хотя и с поправкой на колдовской Мир, такие бывают везде. Колдунья, оказывается, действительно не магиня - у тех нет дара предвидения. Дара более чем редкого, у местных уроженцев вовсе не встречающегося. А беглецы из Срединного Мира, несущие в себе этот дар, и здесь попадали в изгои - Магический Круг считал предсказательство ересью, с магией несовместимой. Словом, в круг беглянку не приняли, но и утеснять особо не стали: занималась она более всего врачеванием скота да местные травы изучала. Из людей пользовала самых бедных, тех, кто лекарю-магу платить не мог или не хотел. Она не требовала денег, с удовольствием брала продуктами или работой - так и отстроился этот постоялый двор. Небогатые купцы охотно делают крюк в полверсты от королевского тракта, чтобы заночевать именно у неё: тут и дёшево, и спокойно. Её постояльцев не тронут даже нии-до, которые ей обязаны: их-то никакой маг не примет, они вне закона. Так бы и жила себе, деток растила (двое у неё, сын и дочь были), да очень со временем маг-лекарь на неё зубы начал точить: он слабоват, только на первую ступень экзамены сдал. Травами очень брезгует, на силу свою надеется. А она, баба Анюта, с детства самого травы слушать любила, и с годами в большую славу вошла. Говорило её сердце, что надо большой беды от лекаря ждать, но у вещуний нет дара видеть свою судьбу, и потому узнала она о беде, когда та уже у порога стояла. Сына, смышлёного и грамотного, ещё подростком сманил проезжий купец плыть в дальние страны. Плохого в том не слышалось, и она отпустила. У сына и вправду жизнь получилась хорошей, только женился он далеко - и осел там. Письма, подарки шлёт, а сам и раз в пять лет не бывает. Дочка, по здешнему обычаю, решила замуж не идти: приглянулся ей заезжий купец, а он был женатый. Младшей женой звал - не пошла. Баба Анюта и сама безмужняя, дочку не осудила: мало ли с каким характером будет старшая жена. Внученьку купец хотел в свой дом взять: незаконных детей тут нет, любой ребёночек жданный. Но дочка сказала: "Выйду замуж если - отдам, а так пусть моей радостью будет". Тот согласился: мимо едет - всегда навестит. Внученьке десятый годок пошёл - отлучилась баба Анюта по делам. Надолго. А дочке наказала трав набрать. Та пошла в Белый лес и на ядовитый куст напоролась. Травы от такой раны не очень спасут, тут, кроме трав, сильный заговор нужен. И змеиное мясо. Только лекарь, злое сердце, заговор творить отказался. Колдуньино, мол, отродье, сама лечись. Было бы кому змейку добыть - дождалась бы дочь. Все в округе про это знали, сами так родню пораненную до сильного, городского, мага или сюда довозили. Но никто против лекаришки не пошёл: проклятья накладывать мастер, в этом только и преуспел. Нии-до бы рискнули, да не было их тут - откочевали в глухие леса, от королевской стражи подальше... Вот и потеряла баба Анюта дочь. Внучку отцу не отдала, сама растить стала. Та в папаню удалась - красавицей стать обещала. И голосок - чудо как хорош, и плясать - первая. На празднике в деревне вербовщик вэл-ло её увидал. Поначалу с контрактом, как порядочный, подъезжал: мол, родит внучка дважды - и он её учиться возьмёт, большие деньги иметь будет. Но что такое к шестнадцати годкам дважды родить? Простой курой-несушкой, ни любви, ни счастья не знать. А после полжизни богатеев да магов ублажать. Отказала баба Анюта. Но тот свой интерес хорошо знал. Столковался с лекаришкой: впрямую, с лапки на лапку, тот не мог взять, а в карты выиграть - тут он перед Кругом чист. Страшное, мужское заклятье на внучку наложил. Не знай баба Анюта раньше, что с внучкой всё было в порядке, не дозналась бы, почему это маг-инспектор её в неродихи записал. Дёрнула её нелёгкая прилюдно инспектору обвинение на лекаришку бросить - тот не поверил: неслыханное, мол, дело, доказать надо. Бабка Анюта вгорячах и крикни: "Докажу!" И при всём народе отворотное заклятье сотворила. Только и магия, и колдовство - они холодной головы и большого раздумья требуют. Чуть ошибся, заклятье и не сработает, на пославшего вернётся. Забыла с горя баба Анюта, что мужское проклятие только мужчиной снимается. Вернее сказать, не проверила. Думала - обычное, какое всё равно кому наложить. А лекаришка - по проклятиям большой мастер, всё учёл. Внучку не спасла, сама каргой стала. Год уже с такой личиной провела. Каждую ночь Бога молила, чтоб знак послал, как от напасти избавиться. Местные в Господа Бога не больно-то веруют, всё больше тёмной силы боятся. А откуда та сила - объяснить не могут. Наконец вымолила: видение ей было, что прибудет скоро из Срединного Мира не простой беглец, а специальный посланец. По всем Мирам пройдёт, за делом наиважнейшим. Кто ему помощь окажет - тому и он поможет, как никто. И бабка Анюта поняла: вот оно, её спасение. Только она может посланцу редкую помощь оказать, а его о своей беде просить. Все силы собрала, но путеводное заклятие необычайной силы сотворила и в пещеру свою тайную направила.
- За парнишек своих уснувших не держи сердца. Это не от заклятия, это они сами такие оглоеды оказались. Проспятся. А мне... помоги? - голос бабульки вдруг жалко дрогнул.
Алекс понял, что весь свой рассказ она заготовила давно и держалась из последних сил - так боялась отказа. Но бело-голубая вспышка, пронзившая его, исключала отказ... о чём бы ни попросили. Алекс был уверен - скажи она сейчас: "Пойди, убей злодея", - пойдёт и убьёт. Голыми руками.
- Ладно, мать, - он постарался придать солидность голосу, - говори, что надо. Сама сказала - "время не ждёт".
- Ребёночка внученьке дай. Только ты можешь, больше никому не дано. Я тебе сей момент стопочку поднесу - ты и не задумаешься. Парни твои с этой ушлой девкой сейчас спать полягут - ты пока во двор сходи, воздухом подыши.
После бабкиного рассказа просьба казалась ожидаемо-логичной. В конце-концов, он же врач. Если это так нужно, - он сделает.
Сомнений в душе не было. Только горький осадок: бедная несчастная девчоночка... Не по любви, как мечталось твоей бабуле, а по горькой нужде сойдёшься ты с чужим мужиком. И никогда его больше не увидишь - в этом Алекс был убеждён. Он прошёлся по мощёному двору к воротам: луна светила ярко, как и положено в середине лета. Развесёлая компания, оскальзываясь по черепицам, ползала по крыше сарая, срывая яблоки. Там было шумно и весело, но слышалось это как-то отдельно, словно с соседней улицы. А вокруг него царила хрупкая тишина. "Странно... совсем нет комаров", - мелькнула мысль и ушла. В голове было пусто и тихо, всё решено, дорога указана. Ступи на неё - сама поведёт в дальние дали. "Это надо же: специальный, наиважнейший посланец ко всем Мирам..." Вопли и возня на сарае затихли - компания ушла в дом.
Побродив ещё по двору и освежившись, Алекс вернулся.
Бабуся встретила его у порога. В руках она торжественно держала тяжёлый серебряный подносик, накрытый длинным, ярко расшитым рушником: матери-оленихи скакали по вечным водам; знаки вечной жизни - кресты, и засеянные поля - ромбы, - сопровождали их; Древо жизни вырастало из вод, и пела в его ветвях птица счастья Сирин. Рушник предназначался молодому мужу.
Большая стопка чернёного серебра была полна до краёв. Солидно, соблюдая тонкий деревенский этикет, Алекс поклонился и так же солидно, медленным, длинным глотком выпил жгуче-пряную жидкость. Ещё поклонился: поцеловал мать-олениху с одной стороны и Древо жизни - с другой. Глаза бабки осветились: всё правильно.
От выпитого зелья по телу растекалось приятное тепло, в голове тихо шумел морской прибой, перекатывались шуршащие камушки. Алекс шёл, подталкиваемый в спину бабулькой в ту часть дома, что именуется "хозяйской половиной". Такой же коридор, что и раньше, - только дверей куда меньше и лишь с одной стороны. В торце - тоже дверь. Темновато. Бабуля толкнула дверь - и Алекса вдруг шатнуло от безумной багровой волны, захлестнувшей тело. Женщина! Дикий, страшный зверь вырвался из подсознательных глубин и мгновенно, одним ударом когтистой лапы вышиб Алекса на задворки сознания. Он зарычал, раздирая необъятный халат, - сзади цепкие руки помогли ему, он даже не заметил. Дверь захлопнулась, тьма оказалась полной.
Какой-то чулан. Но ему было всё равно. Он шёл на запах, он видел руками - хрупкая девичья фигурка распростёрта на полу. Был там матрац или голые доски - не имело значения. Ничто не имело значения, кроме бешеного желания - схватить её, человеческую самку, и сделать своей. Инстинкт действовал за него, он не контролировал ситуацию. Это не было наслаждением. Это было попыткой загасить бушующее пламя. Девушке под ним было противно и больно, но она терпела изо всех сил. "Сволочь, животное! Нельзя же так! Остановись, приласкай", - сознание Алекса корчилось в отвращении к происходящему. Но зверь не подпускал к себе. Терпение девочки иссякло, она билась под ним и пыталась кричать. Подлое животное зажало ей рот и урчало, получив своё. Воспользовавшись секундной передышкой, когда его непокорное тело на миг расслабилось, Алекс отчаянным усилием овладел собственным сознанием и бросил тело на дверь. Та легко распахнулась, и он рухнул на порог, чувствуя, как вновь поднимается чуть отступивший зверь. Гнев и отвращение сотрясали его, но сил сопротивляться не было.
- Господи, бабуля, зачем же так? - сквозь жуткую дрожь простонал он, - не надо так, я бы сам, по-хорошему*
В пересохший рот ткнулся носик чайника, и в пересохшее горло полилась прохладная, освежающая влага. Алекс жадно глотал, и каждый глоток гасил, уводил дальше и дальше, вглубь подсознания, сорвавшегося с цепи зверя. Всё кончилось. Он лежал на полу в коридоре и дрожал крупной дрожью. Желудок сжимали дикие спазмы, сил встать не было. Волна спазма выгнула дугой бессильное, расслабленное тело - Алекса вырвало. Чайник со свежей жидкостью тут же оказался у лица. Он снова напился. Сил по-прежнему не было, но теперь он сознательно ждал судороги - желудок надо было очистить капитально...
Наконец всё кончилось. Тёплые, ласковые руки отёрли ему лицо и подали чистой воды - прополоскать рот, помогли подняться... Алекса шатало. Он стоял голый, упираясь лбом и руками в стену, и думал о том, что, интересно, чувствует ещё не потерявший человеческий облик сексуальный маньяк? Думать об изнасилованной девушке он не мог... Те же ловкие руки подхватили его - он навалился, как пьяный, на их владелицу, и они медленно дошли до ближайшей двери. За ней оказалась спальня с широкой кроватью. Алекс был сгружен на неё и укрыт одеялом. Голову ему приподняли, и в горло полилась ядрёная, с травяным вкусом водка. Звёздное небо распахнулось перед зажмуренными глазами, закрутилось - вначале медленно и спокойно, затем быстрей, быстрей - как карусель в старом городском парке. Вспомнилась любимая бабушка тётка Змейка, поплыл огонёк лампадки у образов, пришёл и устроился на груди любимый котейка - и над всем этим опрокинулся гигантский котёл густой горячей смолы. Растеклись, погасли яркие звёзды, мигнул и исчез огонёк лампады. Тёплый живой комочек на груди распластался, обнял, укутал покоем измученное тело. Он отключился.
- / -
Петух за окном орал нагло и весело. Всё тело нежилось. Шелковистые простыни ласкали голое тело, запах незнакомых трав струился от подушки. Открывать глаза было лень. Ещё один птичий возглас - и лень куда-то делась. Алекс открыл глаза. Картинка оказалась занятной: он лежал на широченной кровати. Матрац был в меру мягким и травяным, подушка - тоже. А вот постельное бельё (простыня, наволочка и пододеяльник на лёгком пуховом одеяле) были из нежно-голубого, в мелкий цветочек крепдешина. Такой в точности отрез лежал у тётки Змейки в заветном сундуке. "На твою свадьбу сошью", - говаривала бабушка, лаская узловатыми крестьянскими руками нежную ткань. Воспоминания были светлыми и грустными. Машинально, не слишком задумываясь над тем, что делает, он встал, надел лежащую на лавке пижаму и запахнулся в халат. Ноги сами собой оказались в мягких расшитых тапочках.
Глаза медленно скользнули по спальне и застряли на громадном в полированной раме, зеркале. Там, за толстым стеклом, в мягком свете раннего утра, стоял и смотрел на Алекса сказочный принц. Или молодой король. В пижаме черного шёлка, в тёмно-синего бархата, с коричневыми шёлковыми отворотами халате с золотым поясом. Прекрасные светлые волосы волосок к волоску, и в каждой жилочке пульсировала и кричала о себе голубая кровь. "Вот это да!" - Алекс с интересом, как на что-то незнакомое посмотрел на собственные руки: "Пожалуй, перстень с изумрудом бы подошёл", - такая мысль не показалась ему ни странной, ни смешной. Словно и вправду в кармане его старой джинсовой рубахи вместе с расчёской и шариковой ручкой лежал старинный перстень.
За окном послышались голоса - Алекс выглянул. На мощёном дворе весь наличный отряд, включая проспавшихся Медных и проводницу, делал утреннюю гимнастику. Точнее, этот комплекс упражнений носил какое-то специфическое восточное наименование, но Алекс его не знал, просто помнил, что оно есть. Костюмчиком с Марией поделился кто-то из близняшек: Алекс не думал, что семейные трусы в горошек и футболка с Фредди Крюгером есть местное творчество. От парней она почти не отставала.
Хлопнула дверь. Алекс обернулся - и удивительное, лёгкое счастье закружило его, точно новогодняя метель. Перед ним стояла хозяйка. Нет, не вчерашняя баба-яга с неживой маской и скрюченной спиной. Эту женщину язык не повернулся бы назвать старой. Просто очень пожилая. В меру высокая, с прямой спиной и гордо посаженной головой. Пепельно-русая коса, казалось, не имела седины и украшала хозяйку венцом тёмного серебра. Лицо, хоть и говорило о возрасте, но было чистым и - живым. Павловский платок с длинными кистями укрывал её плечи - вчерашняя карга растворилась без следа. Глаза бабули Анюты смеялись:
- Ну, здравствуй, внучек Алексаша! - голос был прежний, вчерашний. Но без боли от долго носимой в себе беды.
- Доброе утро, - Алекс неуклюже обнял хозяйку и ткнулся ей в плечо - как когда-то, приезжая на каникулы, обнимал тётку Змейку.
- Пойдём завтракать. Орлы твои по двору скакать кончают, за едой и поговорим. Я говорить буду - ты молчи, на ус мотай, - бабуля, похоже, хозяйкой привыкла быть единовластной.
"Орлы" шумно, с хохотом умывались у родника-колодца. Алекс решил сделать то же. Он уже почти дошёл, когда Мария, уворачиваясь от брызнувшего на неё фонтанчика, оглянулась:
- Мой бог, как это... - русский язык в момент волнения покидал проводницу.
Вновь, как в пещере, в первые минуты после переноса, Алекс почувствовал нарастающую неловкость. Парни смотрели во все глаза, и во взглядах их чувствовалось какое-то* благоговение, что ли. В глазах командира, кроме того, читалась и лёгкая ревнивая зависть. "Да, командир. Голубая кровь - это тебе не шуточки. Хоть наизнанку вывернись - а она или есть, или нет", - и вновь Алекс не удивился таким мыслям: откуда в деревне Змеево взяться голубой крови, он не думал. И кто был его отец - знала разве что покинувшая его двухмесячным младенцем мать.
Спазм тихо отпускал горло Сани Большого.
- Ну, князь-батюшка, ты даёшь! - выразил общее настроение Ваня Полоз.
- Князем выкликнули - так привыкайте, - Алекс не спеша умылся. - Давай, командир, не стой. Хозяйка с отрядом беседовать желает, к завтраку зовёт, - и пошёл к дому, не оглядываясь.
Команда поспешила следом.
- Доброго утра, пожалуйте к столу, - хозяйка вынимала из печи пирог не менее вчерашнего.
- А* где бабуся-ягуся? - Ваня Полоз с громкого "а" перешел на свистящий в ухо Алекса шёпот.
- Не будет её. Насовсем ушла, - Алекс отвечал тихо, но внятно, не оборачиваясь к застрявшей в дверях команде.
Хозяйка степенно наклонила голову, широким жестом приглашая за стол. Поставила пирог и каждому указала его место: сама во главе, по правую руку - Саня Большой, по левую - Алекс. Прочие - как сами сядут. Завтрак был обилен и плотен, только без кувшинчиков с водочками и мисочек грибков-капустки.
- Чем расплачиваться будем, хозяйка? - командир сглотнул слюнку.
- Работой. Денег здешних у вас всё одно нет. Мы со старшим вашим по делам отлучимся. Ты за хозяина останешься: дров наколоть, скотина, огород. Внучка моя погодя придёт - скажет. Ты, - хозяйка сурово глянула на Марию, - с обедом-ужином ей поможешь. Старшего вашего к полуночи верну. Баньку топите - усталый придёт. Завтрашним утром по своим делам тронетесь. Ешьте давайте.
Все, кроме командира, кинулись на еду. Саня Большой, повертев в руках вилку, тихо, но непреклонно сказал:
- Я не останусь. С вами пойду. Я Старшего охранять поставлен и с незнакомым человеком одного не отпущу. Не положено.
- Ладно, - хозяйка как-то легко согласилась, - только не пустит тебя с нами Волшебное озеро - будешь на бережку один до полночи куковать. Или как сам знаешь обратно выбирайся. Да поешь - на голодный живот пути не будет.
После завтрака к Алексу подошла Мария:
- Скажи, Старший, это ведь ты бабку расколдовал? Я тут давно, про такие штуки слышала, у неё лицо вчера неживое было? - голос девушки звучал просительно (так ребёнок спрашивает взрослого: "я правильно понял, не ошибся?")
Он молча кивнул.
- Ну, тогда зря командир волнуется. Она за тебя волкену горло перегрызёт. С ней безопасно даже в сай-во.
Переодевшись в свою поношенную джинсу, Алекс вдруг подумал, что за всё утро ни разу не вспомнил о ночном кошмаре. Бессильный стыд душной волной сдавил горло. Он непроизвольно воровато оглянулся: не смотрит ли кто. Но кому было подглядывать в этом местном номере люкс. "Голубая кровь, размечтался", - он со злостью затянул клёпаный ремень.
В дверях возник Саня Большой:
- Выходим, Старший.
"Ну вот, нашли-таки, как называть", - но это имя его устраивало.
Посреди крыльца стояли два огроменных рюкзака типа "Ермак", набитые под самую завязку. Бабуля Анюта, оставив хозяйский тон, уговаривала командира не брать арбалет:
--
Не понадобится он, Богом прошу. Не воевать идём, - тот не соглашался.
Ваня Полоз, балагуря, помог Алексу впрячься в этого монстра. Без посторонней помощи он бы ни в жизнь не догадался: заплечные лямки скреплял на груди карабин, низ рюкзака имел поясной ремень, верх - налобную повязку. "Интересно, кто к кому пристёгнут: рюкзак ко мне или я к нему..." - но додумать не дали, надо было догонять ушедших. "Монстр" весил килограмм семьдесят, и бегать с ним не хотелось.
За ночь тропа подсохла - до входа в пещеру добрались быстро. "А Волшебное озеро - наверное, то, в котором меня Ванька Большой отмачивал", - о боковых коридорах Алекс как-то не подумал. В пещеру попасть оказалось несложно, если не лезть впрямую, как вчера, а знать обходную тропу. Правда, найти её мог бы лишь профессиональный следопыт - пещерку свою бабуля берегла.
Поводок на её ладони разгорелся золотым светом, и они тронулись в подземный путь. Командир со значением глянул на Алекса и пошёл замыкающим: ему надо было проверить путеводную нить - во вчерашней суматохе её так и не сняли.
- Что ж вы, парни, пещерку мою заветную за собой не прибрали? - бабуля Анюта качала головой. "Неприбранным" был ларь с пищевыми брикетами. К кольцу в его крышке вчера командир примотал начало путеводной нити.
- Сейчас приберём, - Саня Большой, как есть, с рюкзачищем за спиной кинулся делать приборку. Алекс скорее догадался, чем заметил, что нить с кольца он срезать успел.
Пещера с озером была тупиковой. Никаких выходов не просматривалось. "Нырять будем, что ли?" - купание в обнимку с многопудовым мешком Алекса не радовало.
- Снимай мешок, - послышался голос колдуньи (это относилось к Сане Большому. Тот упирался.)
- Снимай. Пропустит озеро - обратно отдам, - препираться с командиром бабуля Анюта не собиралась. Рюкзачина согнул её чуть не вдвое, но на ногах она стояла, - идти за мной след в след! Ты, - палец упёрся в командира, - последний. Пустит озеро, - не пугайся, не пустит - назад иди. Дорогу знаешь, - последнее было сказано с явным намёком.
И они двинулись в обход водоёма.
Озеро оказалось неожиданно большим - Алексу казалось, что они уже давно обошли его вокруг, выхода видно не было. Впрочем, поводок света давал не больше, чем маленькая свечка. Внезапно впереди засветлело. Они покинули бережок и пошли к свету. Это был выход из пещеры - но совсем не тот, в который вошли. Алекс оглянулся - Сани Большого сзади не было...
- / -
Командир отряда "Змееборец" Александр Большой, шёл след в след за новоиспечённым Старшим - кандидатом в Герои Миров. Комочек света в руке колдуньи позволял лишь не спотыкаться - и только. Обида бултыхалась где-то пониже желудка, и злость за эту дурную, детскую обиду давила сознание. На секунду он опустил ладонь с "оком" (шли уже долго, рука начала уставать от неудобного положения) - и вдруг понял, что он в пещере один. Только что впереди было два силуэта, загороженных громадными мешками - и вот уже никого. Паника колыхнулась и погасла. Спокойно, методично он начал осматривать ладонью окружающий мир, не сходя с места. Берег озера, он помнил, загибался влево. А в правой стороне что-то мелькнуло: "Крыса", - подумал он. Значит, там выход. Осторожно достал свечу. Зажёг. Когда глаза привыкли, стало видно: озеро слева, а справа - низкий тоннель. Поискал, к чему бы привязать путеводную нить. Ничего не нашлось. Тогда обвязал небольшой камень и придавил его сложенной из таких же обломков пирамидкой. Двигаться по проходу пришлось на четвереньках. Но недолго. Метров через триста забрезжил свет, и Александр оказался в высоком, просторном зале. Широкие окна под потолком давали море яркого света, стены розового камня были хорошо обработаны. Остатки истлевшего тряпья в углу говорили: здесь бывают люди.
- / -
Алекс с командиром не появились ни в полночь, ни под утро. К обеду стало ясно: что-то случилось. Ваня Большой настаивал: брат далеко, он его не чует. Но и беды нет - непредвиденные обстоятельства. Однако неизвестности не хотел и он. Яна, внучка бабы Анюты, хотела собрать в дорогу еды. Но, немного побазарив, решили: пройтись всем вместе до озера в пещере, а там и думать, что дальше. Это недалеко, за припасами в случае чего можно быстро вернуться. Взяли только фонари - "птичьи клетки" и по верёвке каждый. Яна вызвалась проводить: до заветной пещеры у неё был поводок.
Никаких следов нигде не было. Путеводная нить оказалась на месте, только в заветной пещере обрывалась: кто-то срезал её с кольца на ларе. Привязали брошенный конец к палке, чтобы не искать после, и пошли к озеру.
Две ярких "неонки" осветили низкую и широкую пещеру. Озеро занимало её почти целиком - от воды до стен было чуть больше полуметра. Вода была спокойной, воздух тоже. Но над озером странными медленными клубами двигался туман. Дальний конец озера то скрывался за ним, то вновь возникал. И было до него недалеко - метров пятьдесят-семьдесят, не более. Близняшки Медные переглянулись и пошли по бережку, оставляя озеро справа. Остальные: две девушки, Ваня Большой и братья Полозы - засмотрелись на диковинный танец туманных струй. Как в замедленной киносъёмке двигались тонкие, изящные фигурки. Другие, толстые и совсем прозрачные, тянули к ним свои неуклюжие лапы. Ещё одно мгновение - и фигуры пропали. Туман сделался однородным и почти прозрачным. Стены просматривались до дальнего конца. Никакого другого выхода в пещере не было. И близняшек Медных не было тоже.
- / -
Близнецы обошли уже почти половину озера - до дальней стены оставалось метров десять, когда слева блеснул свет. Машинально они сделали пару шагов в ту сторону (стена куда-то отодвинулась) и оказались стоящими на выступе высокой скалы. Справа от них тихое озеро срывалось вниз водопадом, шум которого не был слышен: тысячи птиц горланили и метались над скалой, узкая полоска зелени тянулась вниз, а дальше - до горизонта было море. Море и острова. Точнее. островки - так много их было. Небо было ясным и чистым. В ослепительной синеве плыл яркий, как тропическая бабочка, дельтаплан...
- / -
- А-а-а*
Женский крик заметался под сводами. Ваня Полоз, стоявший у самой кромки воды, сделал шаг - и без звука, в долю секунды, ушёл под воду. Брат бросился подать руку - и кувырком, точно уходя от захвата, покатился по тихой воде. Та расступилась - Саня Полоз исчез. Легкий язычок тумана лизнул поверхность и растаял. Из семи человек, вошедших в пещеру, осталось трое...
- / -
Александр и Иван Змеевы, по прозвищу Полозы, плюясь и фыркая, вынырнули в незнакомом месте. Тихое озеро под низким сводом исчезло. Они плыли посреди подземной реки. Своды пещеры были высокими и светились неживым зеленоватым светом - как гнилушки в лесу. Но их было много, этих гнилушек или, может, лишайников, и братья видели друг друга и кое-что вокруг. С правой стороны просматривался берег - имело смысл плыть туда. Помогая друг другу, они выбрались из ледяной воды, отжали одежду и поборолись, согреваясь. Надо было искать выход...
- / -
Мир Девы, стихия Земли. Полозы, Серые.
Прогулка по берегу подземной реки едва не кончилась для Полозов плачевно. Гигантская зелёная капля сорвалась со свода и плюхнулась между отскочившими в стороны братьями. Запах капля, размером с молочную флягу, имела мерзостный и привычки - тоже. То есть она не расплескалась при ударе о галечную косу и не протекла между камешками, как порядочная жидкость. "Капелька" распласталась по пляжику, точно объёмистая амёба и потянула толстенькие и коротенькие "щупальца" - ложноножки сразу к обоим. При этом она ещё и пульсировала вспышками грязно-жёлтого цвета по общему грязному же зеленоватому тону - то ли не умела иначе, то ли не знала, что добыча может и уйти. Выглядело это чудище подземное страшновато, ибо неясно было, чего от него ждать. Саня и Ваня разошлись уже метра на четыре друг от друга, держась не ближе метра от тянущихся жадных ножек, когда на амёбе вдруг появилась перетяжка - и она распалась на две, каждая из которых куда шустрее заспешила к выбранному объекту. Объектам это не понравилось. Но дало метод борьбы: они быстренько разбежались метров на пятьдесят, разводя амёб подальше. Затем Ваня тихонько свистнул - Саня рванул, как спринтёр. И вот уже покинутая амёба застыла в недоумении, а братья благополучно поделили Ванину поганку ещё пополам. Четвертинки вначале оказались быстрее половинок, но энергии им уже не хватало. Разойдясь метров на пять друг от друга, они дружно тормознули и попятились обратно - причём с явным трудом. Но, так и не успев воссоединиться, замерли и начали гаснуть. Пришлось проделать эту же операцию со второй половинкой - пока развлекались, она недопустимо быстро шла по Саниному следу. В итоге четыре баскетбольных мяча тускло-зелёного цвета остались на пляжике, а братья пошли к стене пещеры - проверить, что же так светится. Светился какой-то белёсый лишайник или, может, плесень. Словом, какая-то масса покрывала поверхность стен выше примерно полуметра от "пола", из чего следопыт Саня сделал заключение: это уровень регулярного затопления. Масса была живой, как лишайник, но неагрессивной, как зелёные амёбы. И цветом (вернее, светом) они слегка различались. На что реагировали амёбы: на запах, температуру или движение объекта охоты - выяснить было можно, но насколько это актуально? С другой стороны, неизвестно, сколько ещё тут блуждать. Так что хорошо бы выяснить, чего следует опасаться.
И тут Ваня почувствовал, что задний карман штанов что-то здорово распирает. Это был брикет пеммикана - пастушьей еды из бабусиной пещеры. Бог весть, по какому наитию, но они прихватили по брикетику из ларя, прежде чем плюхнуться в озеро. Причём запасливый Саня завязал свой в полиэтиленовый пакет, коих всегда имел с собой не менее пяти штук, а безалаберный Ваня, как обычно, и не подумал об упаковке. Намокший брикетик, легко вошедший в карман сухим, сейчас грозил оставить Ваню с дырищей на заду. Пришлось срочно выковыривать ещё не ставшую мягкой массу. Бросать продукт было жаль, ведь перспективны питания оставались туманными. Пищевой ком был уложен в запасной пакет - и переложен в необъятный курточный карман. Однако небольшие крошки, застрявшие в заднем кармане, продолжали тянуть влагу из мокрых штанов. И интенсивно расти. Ибо пастушья еда, по норме, должна увеличиться раз в десять-двенадцать. Конечно, мокрые штаны - это не кипящий котёл. Тем не менее тепла и влаги хватало, чтобы даже мелкие крошки карман наполнили быстро. Выгребая их, Ваня машинально скатывал небольшие шарики. И так же бездумно швырнул один из них в застывшую четвертинку хищной амёбы. Амёба шарик скушала. Перемигнулась жёлтыми проблесками. И вдруг* заплясала. В такт бегущей по телу тускло светящейся жёлто-зелёной волне "баскетбольный мяч" стал сперва чашей с прихотливым узором, потом цветком с толстыми капризно изогнутыми лепестками, потом - зубчатой короной со сквозными изящными прорезями. Затем зубцы склонились внутрь, сомкнулись - получился тот же мяч, только оболочка его была как бы соткана из кружева. Внутри же не было ничего. Куда девалась остальная масса было неясно. Оболочка пульсировала всё более ярким светом, причём окраска теряла грязный оттенок и становилась лимонно-жёлтой, с лёгкой холодной зеленцой. Присмотревшись, можно было заметить: вместе с нарастанием свечения бывшая амёба неуклонно уменьшалась в размерах, но формы больше не меняла. Зачарованные невиданным зрелищем, Полозы осторожно подошли ближе. Шар уже был размером с очень крупное яблоко. Камни под ним были влажные - амёба усыхала. Точнее, выдавливала из себя воду. Острожный Саня, зажмурившись, "посмотрел" оком на застывшие "четвертинки" и на трансформированное чудо. Разница оказалась поразительной! Грязно-зелёные комья несли в себе лишь тупой голод и смертную тоску. А кружевной шарик* отсутствовал. То есть он больше не был живой. И опасности не представлял.
Сунув руку в очередной полиэтиленовый пакет, как в защитную перчатку, Саня взял шарик в руку. Сжавшись до размеров теннисного мяча, тот сиял и переливался, как ёлочная игрушка. Но был он не из сверкающего стекла, а как бы сплетён из жестковатых пластиковых трубочек. Узор прихотливо извивался по всей поверхности, оставляя кое-где сквозные отверстия не больше трёх миллиметров. Воодушевлённый удачным опытом, Ваня быстренько скормил ещё три шарика пеммикана остаткам амёбы, и вскоре у них было четыре неплохих светильника в прозрачном Санином пакете. Осталось только решить, куда двигаться дальше, пока не набежали ещё какие-нибудь хищники. Не факт, что следующая встреча обойдётся без убытков.
Собственно, выбора направления у них не было. Вверх по течению подземной реки идти глупо - это не дорога к выходу, а тупик, центр горы. Боковых ходов не видно. То есть вниз по течению - единственный реальный шанс. Благо, галечный пляжик и не думал кончаться. Километр за километром они топали экономным походным шагом, не сбивая дыхания, не отвлекаясь никакими мыслями, загрузив в "ближнюю сферу" только две вещи: возможную опасность и боковой проход. В таком настороженно-сомнамбулическом состоянии можно проделать путь, какой и марафонцу не снился. И усталости будет, как от десятикилометровой прогулки. Правда, если без груза. Поскольку весь груз состоял из подсыхающей на них же одежды, двух брикетиков пеммикана и пакета со светящимися шариками (каждый из которых весил от силы грамм двести), то остановить их неуклонное продвижение мог лишь сигнал подсознания, обозначенный перед входом в походный режим. Сигнал сей раздался километров через двадцать, и опасность означал уже виденную: зелёная "капелька", на этот раз с десятиведёрный бочонок, едва не накрыла их обоих. Светилась эта амёба ярче предыдущей и двигалась быстрее и целеустремлённей. Разделённая на четвертинки, она и не подумала успокаиваться, а устроила загонную охоту. Пляжик в этом месте не превышал десяти метров в ширину, и возможностей для манёвра почти не было. Причём с самого начала, успокоенные предыдущим опытом, они допустили ошибку: позволили амёбе отрезать им путь вниз. Так что элементарно сбежать не получилось. Потолок тоже был как-то низковат, попытки перепрыгнуть цепочку врагов могли плохо кончиться. Братья медленно отступили назад, надеясь выйти в более широкое или хотя бы более высокое место. "Походный режим" не оставлял в памяти примет пройденной местности, и они попросту не знали, когда же стометровый по ширине пляж так сузился, а высоченный потолок начал чуть ли не скрести макушки.
Собственная непредусмотрительность быстро вывела Ваню из терпения. Ожидание лучших позиций для боя с явно безмозглым противником было не по нём. Махнув рукой на осторожность, он быстро выгреб последние, сильно разбухшие крошки из кармана (получились четыре комочка с грецкий орех) и скормил их амёбе. После чего брату Сане пришлось выкинуть пакет со светляками и показать свои спринтерские возможности. Ванины же ноги среагировали куда раньше сознания. Никогда в жизни они так не бегали! Панический, животный ужас гнал их с такой скоростью, какой позавидовал бы даже олимпийский чемпион.
Спазм страха начал отпускать только километра через два. Саня, наконец, смог зажать себя в кулак, замедлить бег и оглянуться. Река тут не делала резких поворотов, и, хотя лишайники света давали маловато, светящихся голодным огнём преследователей видно было метров за сто пятьдесят. То есть так далеко была только одна "четвертинка". Две другие шли рядышком метрах в семидесяти, и ещё одна, самая алчная, - метрах в пятнадцати. Причём скорость всех четырёх быстро падала, даже от самой быстрой можно было уйти прогулочным шагом.
Отставшие "четвертинки", растратив энергию, начали свой последний танец: низкие своды озарили "музыкальные" вспышки. Мелодии слышно не было, но она так явственно подразумевалась, что казалось: над водами подземной реки играет оркестр. Но досмотреть представление не получилось; коридор резко сузился и повернул. Между рекой и стеной оказался проход не более метра, а последний кусок амёбы всё пытался их достать. Голодное зелёное пламя полыхало в нём всё яростней, и тварь решилась: подобрала ложноножки, сжалась, как кот перед прыжком, и, на лету превратившись в тонкий блин, прыгнула вперёд и вверх.
Замешкайся братья хоть на долю секунды - неизвестно, какая судьба посветила бы им. Но они успели. Блин плюхнулся на гальку у самой воды, зашипел, как капля на перегретой сковороде, и начал усыхать. Сияющие огоньки разгорались в быстро усыхающем теле, но "мелодия" их была какой-то рваной, натужной. Больше всего это напоминало неуклюжие потуги подростка, тайком стянувшего папин сакс. Никакой смены форм не было. Блин просто усох, и на его поверхности выступил странный узор: на фоне ровной, салатной зелени поверхности выступал рельефный, сыплющий изумрудными звёздочками золотой саксофон.
Давя непрошеный комок в горле, следопыт отряда Саня Полоз поднял сияющий диск. Никому, а уж трепачу Ваньке и подавно, никогда он об этом не рассказывал, да и рассказывать-то было нечего. Но это было его тайной страстью, его несбыточной мечтой. Не следопытом, не бойцом со всемирным концом света видел он себя, а на сцене, в строгом концертном смокинге. Синяя мгла вокруг, зелёные огоньки в глубине невидимого зала, пронзительно-фиолетовый луч прожектора скрещивается с белым. А он играет, и душа его парит и танцует, и некуда спешить - впереди ещё ночь, и эти протяжные синие звуки несут его на своих тёплых руках.
- Ух ты! - Ваня не рискнул взять диск в руки. - Пошли глянем, что на других?
- Ты думаешь, другие тоже с картинками? - голос Сани сел.
- Так ведь первая-то зверюга дала одинаковые шарики, просто с разными узорами. Как мороз на стекле - я как раз о морозе думал. Она и подслушала перед смертью. А ты на своём джазе помешанный, это тебе подарочек, - и Ваня, руки в брюки, отправился смотреть.
Саня осторожно проделал несколько дыхательных упражнений. Вот тебе и балабол Ванька! А оказывается - всё видел, всё понимал. И ни разу не намекнул даже.
Дисков с картинками больше не оказалось. Зато имелись две чаши, похожие на приличных размеров кисэ, бледно-салатовые, с золотыми и изумрудными многоконечными звёздочками, и золотая зубчатая корона в мелких изумрудных и салатных ромбиках.
Корону Ваня, сполоснув в речке, тут же и примерил. Вид оказался на редкость дурацкий. Корона ярко светилась, и, хотя лицо было освещено хорошо, всё равно тени делали его похожим на Кащея из сказки. Довольно упитанного, но всё равно Кащея. Саня мерить корону отказался. И пить на брудершафт из светящихся чаш - тоже. Вместо этого он снял с себя майку и, сотворив из неё авоську, сложил туда сияющие трофеи. Братнино нытьё жестко пресёк: когда они выйдут к людям, надо иметь, на что жить. Может, это копейки стоит, а может - целое состояние. На двух брикетиках концентрата долго не протянешь. Ване пришлось согласиться. До места, где бросили "морозные шарики", добирались долго. После пережитого ужаса началась "откатная реакция", и ноги ну никак не хотели переставляться. Шарики оказались целы и освещали собой довольно приличный кусок пещеры. Братья привалились друг к другу спинами и немного пожевали. Как и в прошлый раз, навалилась дремота. Слегка посопротивлявшись, они махнули на всё рукой и захрапели.
Саня проснулся оттого, что кто-то мокрый и склизкий вылизывал ему нос. Он дёрнулся, открывая глаза, - и в следующую секунду и он, и Ваня были на ногах. Галечный пляжик кишел рептилиями. Разных размеров, от пол-ладони до полуметра, белесовато-линялых оттенков почти любого цвета, они более всего походили на больших японских саламандр. Медленно, лениво они гуляли по пляжику, тыкая друг в друга носами. Кое-кто кормился, прилепившись к стене и слизывая лишайники. На лапках, очевидно, были присоски - некоторые висели чуть не под потолком. Никакой агрессии в них не чувствовалось, создания питались чем придётся и на суше вряд ли охотились. Но теперь стало понятно, чем кормятся амёбы. Рептилии были непуганые - то ли несъедобные, то ли люди тут не появлялись. Пробовать сырую саламандрятину не хотелось, пеммикан ещё был. Оставалось двигать дальше.
Майку-авоську с осветительным добром Ваня надел, как рюкзачок, сцепленные на груди карабином лямки не соскальзывали, и руки свободны. Саня обратил внимание: брат, который не работал языком только по очень большой необходимости, был тих и самоуглублён. Отчего Сане сделалось неуютно: отсутствовал привычный шумовой фон. Они встали лицом друг к другу (саламандры вяло тыкались носами в штанины), соединили руки ладонями вперёд и на "раз-два-три" начали дыхательную гимнастику. Вхождение в "походный режим" требует постепенности.
Потянулись тоскливые дни. Пляжик то расширялся, то сужался до узкой тропки, река то ускорялась и бурлила, то разливалась широким потоком. Тусклый свет лишайников заглушался мягким сиянием бывших амёб в рюкзачке. Еще раза два нападали некрупные амёбы - в коллекции появилась ещё пара шариков - без узора, янтарно-жёлтого цвета, - и пара чашек-пиал, белых с лёгкой желтинкой и медовой саламандрой на дне. Питались раз в трое суток, брикет делили на шесть порций. Пить приходилось много, но пастушья еда не подвела: энергии хватало. Время отмечали по Саниным электронным часам: Ваня свои "командирские" благополучно утопил.
Еды оставалось на трое суток (то есть по одному кусочку на брата), когда, наконец, появились боковые ходы и признаки людского присутствия. Из неглубокой ниши вдруг понесло сто лет нечищенным сортиром. Там стояла бадейка с соответствующим содержимым, а вход в нишу перегораживала обширная, хитро выложенная мелкоячеистая сеть. Ловушку поставили недавно: жижа, наплёсканная дорожкой от воды до сетки, подсыхать ещё не начала. Не имело смысла ждать хозяина поставки: саламандры тут явно пуганые, и за отсутствие добычи их вряд ли похвалят. Скорее уж сначала рёбра намнут, а потом разбираться станут. Километров через пять встретилась ещё ловушка. Потом они начали попадаться чуть не каждые двести метров. В некоторых трепыхалась небогатая добыча, но большинство были пусты. Людей по-прежнему не было.
За очередным поворотом пещера раздвинулась - и стало ясно: они наконец дошли. Река тут расширилась и обмелела, и всё мелководье было поделено невысокими каменными стенками на проточные каналы, перегороженные поперёк течения частыми сетями. В каналах медленно плескались полуметровые саламандры. На стенках кое-где стояли деревянные корытца со стенным лишайником и чем-то вроде смеси водорослей с тухлой рыбой. В дальнем конце саламандровой фермы копошились какие-то фигуры. Кто-то из работавших глянул в их сторону, увидел сияние за Ваниной спиной и завопил так, что эхо заметалось по всей немалой пещере.
Из боковых ходов повыскакивали люди, работавшие бросили свои бадейки - все бежали к ним. Дубья или тесаков в руках бегущих не наблюдалось, крики были не угрожающего тона - так что оставалось лишь ждать развития событий. В скором времени их окружила толпа человек в сорок-пятьдесят. Одеты все просто, но материал непривычный: рубахи из грубой тканины или вязаные пуловеры, штаны и жилеты из шкурок саламандр. Волосы подвязаны шнурками и заплетены в косы - у всех. Толпа окружила Полозов. Женщины, подростки, пара молодых мужчин - не было людей старшего возраста, почти не было мужчин и совсем не было - детей. Вопль, с которым их встретили, давно затих. Местные стояли молча, жадно глядя на Ванин майкорюкзак, но подойти ближе трёх метров не решались. Лица стоящих выдавали представителей всех известных в Срединном Мире рас, но были при этом столь бледны, что даже юная негритяночка в первом ряду выглядела какой-то полинявшей. Молчание затягивалось: обе стороны не знали, как заговорить. Ваня уже набирал в грудь воздуха, дабы открыть переговоры, но тут круг распался. Вперёд вышел статный седоусый старик в богатом наряде. Хотя штаны и жилетка были из той же кожи, что и у всех, но выкрашены в густой пурпур. А жилетка ещё и оторочена тёмным мехом и расшита бисером. На ногах его, вместо бесформенных чунек красовались сапожки-казак, а налобная повязка густо усажена крупным жемчугом. Длинная седая коса заканчивалась бронзовым зажимом с кучей подвесок, на шее - здоровенная гривна, к которой на кожаных шнурках подвешены целые связки серебряных колечек. Бороду старик брил.
Внимательно оглядев пришлых, он что-то шепнул ближайшему подростку (тот помчался исполнять), и, сдержанно и солидно поклонившись, начал беседу:
- Добже здравия, панове.
- Здравствуйте, уважаемый, - Ваня приободрился. Польского он, ясное дело, не знал. Но полагал, что объясниться сумеет.
- Русские? Откуда будете? - акцент у старика почти не чувствовался. Похоже, он просто надеялся встретить однажды земляков, и любых пришельцев испытывал на "землячество".
- Мы из Нечерноземной России, - Саня тишком пихнул брата, - в ямину провалились и вот Бог знает сколько дней плутаем тут. Чуть не померли.
Старик покосился на сияние за Ваниной спиной, оглядел их вовсе не скелетовидные фигуры, отметил осунувшиеся всё же лица, добротную, но помятую и провонялую потом одежку - обувку и кивнул.
- Добже. Что за Нечёрна Россия, после расскажете. И остальное. А теперь вы гости мои. Отдохнёте, отмоетесь. Может, что хорошее решим. Вам назад всё одно дороги нет, сразу это знайте, и на новую жизнь налаживайтесь. Поладим - у нас останетесь, нет - держать не будем, - старик развернулся и чётким строевым шагом пошёл вперёд, указывая путь.
Толпа разбрелась по своим работам: взрослые спокойно, подростки - давя раздирающее их любопытство.
Путь оказался не особенно далёк, но запутан. Саня устал считать правые и левые повороты, плюнул на это дело и оказался прав: сделав по лабиринту круг километра в полтора, они вышли почти в то же место. Что-что, а чувство направления у Змеят было абсолютным.
Жилые пещеры были расположены в коридорах вблизи реки. Дальние, видимо, были производственными - оттуда слышались шумы и глухие удары, тянуло тёплом и гарью.
Вход в жилище их хозяина был завешан лоскутным кожаным полотнищем; цветные кусочки составляли геральдический узор: лев на задних лапах держал перед собой меч. Над аркой выведена светящейся краской надписью. Всё вместе, включая внешность хозяина, создавало впечатление намеренной стилизации под средневековье. Пожалуй, единственное, что выпадало из общей картины, - это отсутствие хоть какого-то оружия: шпаги там, сабли или уж завалященького кинжала. Даже подпоясан был пан-господарь не ремнём с узорными бляхами, а просто витым шнуром с кисточками.
Внутри жилище выглядело соответственно: каменный стол и пристенные лавки, парадная постель с меховым одеялом и горкой кожаных, в цветных лоскутных узорах, подушек. Несколько ниш занавешены шторами: для декора и сокрытия содержимого. Это были, видимо, местные шкафы и сундуки с припасами.
Посланный вперёд подросток (оказавшийся девочкой) уже управился. У постели стоял медный чан (или лохань) метра полтора в диаметре, цепочка из нескольких мальчишек лила вёдра с горячей водой. На лавке были выложены стопкой простыни вида и комплекты местной одёжки. Стол уставлен большим кувшином, кружками и мисками с какими-то сушинками. Вся посуда - простая керамика самого обычного вида. Светящийся лишайник почти отсутствовал. Но в пещере было светло. На полочке возле стола стояла фигурка Богоматери, выполненная без особого изящества, но с любовью. Окрашенная люминофором, небольшая, она давала света, точно лампочка в шестьдесят-семьдесят ватт. По меркам Срединного Мира для комнаты площадью метров в тридцать пять-сорок - маловато. Но тут, по всей вероятности, были другие критерии.
Гостей без лишних церемоний раздели и сунули в чан. Двое мальчишек драили Полозов жутко жёсткими губками, а девчонка поливала каким-то душистым маслом, которое в воде легко пенилось. Наконец, когда им стало казаться, что кожи на них уже не осталось, бригада мучителей отступила. Их вытерли толстыми и мягкими простынями и упаковали по местной моде. Собственная их одежда испарилась, но содержимое карманов было аккуратно выложено на лавке. Сияющие сокровища тоже никуда не делись. Пока вновь набежавшая мелкая команда ликвидировала следы купания: вычерпывала воду, замывала полы и убирала чан в очередную занавешенную нишу, - хозяин и гости молча наблюдали друг за другом. Наконец входная занавеска опустилась в последний раз, и они остались втроём. Нет, вчетвером, - давешняя девчонка скромно присела в дальнем уголке и безуспешно пыталась состроить равнодушную рожицу. Получалось неважно.
Хозяин многозначительно покашлял в кулак, но гнать не стал.
- Итак, панове, будем знакомы, - пан-господарь неторопливо разливал по кружкам пиво. - Меня зовут пан Янош Уроденьский, по-вашему будет Иван Красавец. Красота моя в молодости осталась, так что называйте пан Янош. Как и вы, гулял по родным лесам в молодости и в ямину свалился. И вот уж больше пятидесяти лет тут живу. До старшего советника в здешнем народе дослужился. А тогда, в другой ещё жизни, учителем был. Стариной интересовался, ремёслами разными. Полезным здешнему народу оказался: они и без меня много чего умели, - но кожи так красить - я помог. И другое, что жизнь украшает.
Пиво оказалось густым, непривычного вкуса, но приятным. Сушинки в мисках были полосками основательно присохшего копчёного мяса, вяленой рыбы и какими-то сухофруктами типа дынь. Хлеба не было. К собственному удивлению, Ваню на беседу совершенно не тянуло. После купания в теле была такая истома, пиво приятно щекотало гортань, сухое солёное мясо вперемешку с сухой сладкой дыней оказались так завлекательны... лучше было послушать версию Сани.
Рассказ брата был максимально правдив - в той части, которая началась с падения в Волшебное озеро. Мир бабули Анюты в рассказе отсутствовал, а в яму они свалились, это самое подземное озеро разыскивая. Потому как был у них особый отряд, которому надлежало Великое Зло побороть. В знак принадлежности к борцам у каждого - око на правой ладони. Настал день, когда весь отряд увидел один сон - время пришло биться, и место во сне было показано. По пути к указанному месту они с братом и провалились. Что с другими - не знают, сами вот живы, а дальше видно будет. Рассказ был выслушан в благоговейном молчании. Девчоночка с ностальгическим для хозяина именем Полина, (его внучка), поводила пальчиками по знакам и, обняв деда за шею, что-то горячо зашептала.
Пан Янош энергично кивнул, и Полина скользнула за выходной занавес.
- Ну, что же, панове Иван и Александр. Повесть ваша удивительна, но большой неправды не вижу я в ней. Попадают сюда люди из Мира, называемого Главный или Срединный. Кто простые люди, те, как я, прямо у Запруд из реки выныривают. Те, кто Дар божественный имеет, - по два, по три дня, бывает, до здешнего народа добираются. А то и вовсе снаружи приходят с охотниками. Но чтоб столько дней идти, да ещё из мылянок богопротивных божественные Дары извлечь, - то деяние из Великих будет. Полина побежала Главную Магиню известить. Живёт магиня далеко, много времени туда под землёй идти. Поверху ближе, да очень страшно. Охотники, конечно, проводят, если очень срочно. Только Дарами божественными лучше не рисковать. Не каждый век такое чудо людям является - весь тутошний заул до конца дней хвалиться будет: я собрание назначу. Пусть все поглядят - внукам и правнукам расскажут. Отдыхайте пока.
Полозы отключились сразу. Головы не успели коснуться застелённых мехами лавок, а Полозы уже спали. Долгая голодовка и усталость пополам с неизвестностью сделали своё дело: проспали братья чуть меньше суток. Вялые, опухшие со сна, выползли из-под пушистых жарких одеял. К ним тут же подскочил парнишка с ведёрком. Пока Саня хлопал глазами, Ваня уже мычал от смеха и нетерпения:
- Сань, я понял. Это пис-бой, как в той дурацкой киношке. Они же на это саламандр ловят - ценный продукт. Не стесняйся.
Стесняться терпения уже не было, тем более, что угадано назначение было верно: парнишка расплылся в улыбке и, довольный, убежал со своей ношей прочь.
Одежда гостям была предложена на выбор: местная, украшенная на манер пана Яноша, и собственная, выстиранная, выглаженная и надушенная. Предпочли собственную. Запах поначалу шокировал своей мощью, но вызывал притом явный подъём сил и настроения. На завтрак кормили уже не всухомятку, но опять без хлеба. Не росли в пещерах булки, и всё тут.
Обещанное хозяином собрание проходило в громадном зале. Помимо потолочного лишайника, освещали его гирлянды небольших шариков-люминофоров.
По дороге в залу собрания они видели, как добывают люминофор. Чаны с мочой и накрошенным лишайником смердели изрядно: давешний пис-бой помогал двум здоровенным мужикам отцеживать массу. Проходящие мимо мужикам кланялись. На распялочках у входа в цех висела парадная одежда мастеров, отделаная бисером, окрашенным светящейся краской - одежде кланялись тоже. Проносимые мимо них светоносные "божественные дары" вызвали в мужиках угрюмое внимание, но до вопросов не снизошли.
В зале "дары" были разложены на каменном постаменте в центре. Шары, пиалы, миски-кисэ были разложены ближе к краям, так что любой желающий мог дотянуться. Но корона и диск с саксофоном красовались в центре, недоступные даже самой длинной руке. Народ мелкими кучками стекался в залу, глазел на "дары", переговаривался на незнакомом наречии. Изображение на диске интриговало всех до единого: старшее поколение, державшее себя исключительно степенно, глянув на него, тут же начинало вести себя, как на восточном базаре. А ребятишки - те просто из себя выпрыгивали. На гостей почти не обращали внимания: скользнут любопытно-вежливым взглядом - и всё. Ване стало обидно: несли-несли - и вроде как ни при чём оказались. Заберут и не заплатят. Брат от его соображений отмахивается, пана Яноша что-то не видно. Что делать, кому высказать - непонятно. Зала заполнялась; сидений в ней не было, но все пришедшие имели при себе небольшие пухлые подушечки. Где-то ударил гонг, и его медные вибрирующие звуки перекрыли гомон собрания. Движения людей тут же приобрели упорядоченность, все деятельно рассаживались на свои подушечки в строгом порядке, маленькими концентрическими полукружиями, как рыбья чешуя: внутри чешуйки-семьи сидели дети всех возрастов, дальше шли пожилые люди, а краешек, самое большое полукружие, - от подростков до зрелых в соку. Эдакая защита для малых и немощных.
Второй удар поплыл под сводами - все уже сидели по местам, и шебуршание смолкло. Стоять остались только Полозы и два подростка у высокого выхода в залу. Пространство между каменным столом-постаментом и этим выходом оставалось пустым, и все взоры были направлены туда же. Вновь медная вибрация - на этот раз Ваня разглядел, что зачернённый медный диск с процарапанным на нём изображением круга с лучами (Солнце?) висит над проёмом, а подростки внизу дёргают за верёвку, приводя в движение колотушку.
Звуки ещё висели в затихшем зале, когда медленно и величаво из прохода вышел седой хиппи с незаплетёнными волосами и весь в фенечках. Подростки за его спиной скрылись на пару секунд в тоннеле и сразу вернулись: торжественным шагом, с благоговением на лицах, несли они резное деревянное кресло с меховой подушкой-сиденьем. На подушке лежал... серебряный саксофон.
В мёртвой тишине кресло было поставлено рядом с седовласым. Тот благосклонно кивнул, отпуская помощников. Они спешно уселись на вытащенные откуда-то тощие подушечки. Мэтр поднял инструмент, нежно, как по женской щеке, провёл по нему пальцами - и начал играть. Акустика в зале оказалась потрясающей. Звуки плыли, каждый отдельно и все вместе, сплетаясь и расплетаясь, как прихотливые узоры на фенечках, не мешая друг другу.
Мир пошатнулся и поплыл вслед за мелодией, слёзы сами собой выступали на глазах и колючие мурашки топорщили спину, когда перехватывал дыхание очередной поворот. Полозы тихо опустились на пол. Кто-то сзади подсунул им подушки - чтобы не застудиться на камне. Седой метр играл. Ноги уже не держали его, он уселся в кресло, подростки-помощники время от времени осторожно вытирали ему лицо, но ни одна нота не прерывалась ни на миг.
Ваня был потрясён. Конечно, благодаря увлечению брата он много чего слышал. Но чтобы так... Что-то в этом было. Осторожно, не привлекая внимания, он осматривался кругом. От Сани толку не было: при первых же звуках тот впал в состояние восторженной прострации и вряд ли что соображал.
Зал покачивался в молчаливом экстазе. Даже грудные дети, казалось, всем тельцем купались в мелодии. Со всех сторон к музыканту были устремлены остановившиеся, невидящие глаза и облагороженные восторгом лица. Кое-кто из стариков автоматически перебирал чётки, шепча лишь ему одному слышимое имя своего Бога. Внешние "полукольца" семей сидели, соединив руки и касаясь по краям других "чешуек". Сомкнутая людская "сеть" создавала в зале совершенно особую энергетику. Внутри "чешуек" старики и дети словно плавали в тёплых волнах любви. По сомкнутым "нитям" пробегали токи силы, гордости, достоинства - напряжение постепенно росло.
В какой-то неуловимый миг некий порог энергетики оказался пройден и светящиеся "дары" на постаменте загорелись неистовым золотым светом. А диск с саксофоном взмыл в воздух и, раскачиваясь как опадающий лист, опустился на колени Сани Полоза.
По залу пронёсся всеобщий вздох,. и мелодия завершилась. Помощники подхватили выскользнувший из рук метра инструмент, к нему подскочила молоденькая девушка: одной рукой она влила седовласому в горло что-то из плоской стеклянной фляжки, а другой торопливо делала врачующие пассы над его головой. Здоровенные мужики подхватили кресло вместе с сидящим и, сопровождаемые целительницей, понесли к выходу.
Вокруг разминали затёкшие спины, шеи, ноги. Младенцы проснулись и запросили есть, мелкота забегала, подростки потянулись взглянуть ещё раз на "дары". Сияние их медленно убывало, становилось спокойнее. Саня держал свой диск с картинкой мертвой хваткой. "Око" на ладони как приклеилось к тыльной стороне, и казалось, что отодрать диск можно будет лишь с мясом и кровью.
Почтительные взоры окружили Полозов со всех сторон. Нет, Ваня не заблуждался; его доля в этом почтении была заёмной - он был лишь спутником избранного. Но ему и не хотелось на его место, это был не его Мир: он лишь прохожий, гонец, посланный по конкретному делу. А брат Саня, похоже, пришёл к своей судьбе. Прижимая к груди светоносный диск, он, как сомнамбула, шёл мимо расступающихся аборигенов к проходу, куда унесли обессилевшего метра. Ему кланялись - он не видел. Давешняя целительница вышла навстречу, обняла за талию и повела внутрь - Саня не оглянулся...
Кто-то тронул Ваню за локоть... Полина. Сзади подошёл пан Янош. Ваня не видел его на собрании, и, наверное, его и в самом деле не было. Рядом с ним стояли двое: женщина неопределённо-зрелых лет, поджарая, с благородно-аскетичным лицом и очень умными глазами, и подтянутый, спортивно-бойцовского вида мужчина лет тридцати. Судя по внимательному взгляду и специфически расслабленной позе - профессиональный телохранитель. Сапоги и рукава обоих были обляпаны тиной и грязью, плащи с капюшонами, тоже уляпанные, несли сзади двое ребятишек. Лица умыты впопыхах.
- Что же, пан Иван. Придётся вам с братом прощаться. Его воля Господа в ученики к Мастеру определила, не людское дело её менять. Надо одному дальше стараться. Главная Магиня ради дела твоего сама в путь пустилась, жизнью своей бесценной рисковала.
Ваня мучительно соображал, как же себя вести: надо бы как-то поприветствовать такую персону, только вот как это принято у местных, он не знал. То есть, как всякий удалой балабол. он не очень-то стеснялся, но и обижать по незнанию никого не стоило.
Персона, внимательно разглядывая Ваню, выход нашла сама: Главная Магиня протянула руку ладонью вперёд - на правой ладони было "око". Ваня предъявил своё - Магиня кивнула и соединила знаки.
Время остановило свой бег. Струйки жидкого огня побежали от позвоночника, через всё тело, через мозг - и в ладонь, в "око", и далее - к Магине. Сколько это продолжалось, Ваня не ответил бы и под пыткой, ибо не знал.
Очнулся он на знакомой лавке в жилище пана Яноша. Попытался встать - и просто грохнулся на пол, гремя костями. Слабость была неожиданной и такой всеобъемлющей, что минут пять пришлось затратить, чтобы вытянуть вдоль тела неловко вывернувшуюся руку. Звать на помощь было стыдно, да и не был Ваня уверен, что голос не откажет тоже. Через полчаса он капитально замёрз, через час - решил, что помереть в голом виде возле койки - куда стыднее. Голос и вправду подвёл, сиплый хрип и бульканье можно было принять за что угодно, кроме крика о помощи. Но отчаянные усилия помогли: заливаясь слезами от бессилия, Ваня вдруг вспомнил Магиню. Ярко, до последней чёрточки восстановив в памяти её облик, он позвал - и был услышан: в жилище ворвался телохранитель, схватил окончательно задубевшего Полоза в охапку и принялся яростно лупить по чему попало, умудряясь при этом не поломать кости, а только разгоняя застывшую кровь. Поостыв, он вынул откуда-то кожаную фляжку-бурдючок размером в ладонь и влил в Ваню пару глотков жуткой мерзости на спирту. Чтобы не выплюнул, телохранитель зажал Ване нос. Жидкий огонь обжёг горло и плюхнулся в пустой желудок. Бедного Полоза выгнуло дугой и скрутило винтом; больше всего ему хотелось откусить беспощадно держащие его руки, однако он был слаб и имел дело с профессионалом. Мужик был килограммов на двадцать тяжелей Вани и хорошо натаскан: будь Ваня в полной форме, и то предпочёл бы иметь его партнёром, а не соперником... Но эти мысли шли как бы вторым слоем. Тело же его так и норовило вырваться из железной хватки, извиваясь по-змеиному и оправдывая разом и фамилию, и прозвище... Наконец, конвульсии начали слабеть; дёрнувшись в последний раз, Ваня затих.
Державший его расслабился и накинул на голое тело меховое одеяло. Вытирая пот, телохранитель обернулся и произнёс:
- Ну и здоров парень. Бился, что твой тингр. Умотал.
Телохранитель произнёс это на местном языке, но Ваня понял. Почему-то это не удивило. Ах да, проводница Мария говорила: есть в Магических Мирах методы. Не захотелось Главной беседовать через переводчика.
Сама главная сидела напротив и дожидалась конца представления. Пан Янош суетился, накрывая на стол. Полина подтаскивала корзинки со снедью и посудой. Магиня подошла к распростёртому и умученному Ване, ласковым движением положила левую руку ему на лоб, а правую, "зрячую", - под затылок. Спокойное тепло, как капельки грибного дождя, потекло откуда-то сверху и, пройдя тихой влагой сквозь кожу, стало наполнять лежащего. Неуверенно улыбаясь, Ваня сел. Телохранитель подал одежду - местную, камуфляжа нигде видно не было.
Ваня попытался поблагодарить, но из горла шло лишь невнятное блеяние.
- Не стоит торопиться, - голос Магини оказался под стать ей, негустой и негромкий, но богатый на оттенки. - Пока лучше отвечать на вопросы: "да". или "нет". Чужая речь не сразу даётся, умение говорить по-нашему должно приходить постепенно.
Смущенного собственной речевой недостаточностью Ваню пригласили к столу. На этот раз разносолов было побольше: ради высокой гостьи выставили местные деликатесы - сыр, масло и какое-то подобие хлебных лепёшек. Впрочем, и мясо-рыба во всех мыслимых вариациях. Растительное же происхождение имели лишь лепёшки и знакомые по предыдущим трапезам полоски сушёных дынь. Да ещё пиво.
Магиня ела не спеша и понемногу, пан Янош - тоже. Телохранитель, подмигнув Полине, уписывал за обе щеки - та, метнув на деда осторожный взгляд и убедившись, что по рукам не дадут, тоже веселилась на славу. Ваня вначале не рисковал набивать рот. Но вскоре выяснилось, что говорит только Магиня, а его дело только кивать: да, нет. И, поскольку беседа оказалась увлекательной, потихоньку наелся до отвала.
Ситуация оказалась следующей: Мир Земли, куда они с братом попали, самый неласковый для людей из всех Миров. "Злая Звезда" (так называют здесь Солнце) - по неясным причинам имеет несколько иную интенсивность излучения, чем в других Мирах. Люди не могут жить на поверхности, да если б и могли - это было бы сложно. Все растения тут иные, и громадные звери борются друг с другом за жизнь в необъятных болотах. Те немногие растения, что возделывают у выходов из подземелий, имеют нездешнее происхождение: семена куплены у торговцев Мира Воды. Животные, из чьего молока получают сыр и масло, тоже импортные. Приобретаются для выкармливания младенцев. Самому Миру Земли, что под знаком Девы, торговать почти нечем. И Магов очень мало: чуть не половина населения - беглецы Срединного Мира, причём без сколько-нибудь заметных способностей. Настоящие Маги проходят Разделяющую Плёнку далеко от мест скопления людей: если попадают под землю - в большинстве случаев погибают; если на поверхность - погибают почти всегда. Не людям этот Мир назначался. Однако деваться некуда. Не один век разрабатываются планы переселения в другие Миры - и иногда даже что-то получалось, но как же быть с новоприбывающими?
С тех пор, как население Центрального Мира начало стремительно расти, недели не проходит, чтобы не объявилась хоть пара беглецов. Огромные силы тратятся на их адаптацию и добычу пропитания. Речные фермы - не самый богатый источник пищи. Охота же на внешних зверей уносит слишком много жизней. И мужчины должны работать в шахтах и у плавилен, потому что всё, что в других Мирах делается из дерева, травы, коры, - тут можно сделать лишь из металла. Если б не искусство местных мастеров, создающих совершенно сказочные музыкальные инструменты, Мир Девы вынужден был бы торговать лишь Преображающим Мылом. А это страшный экспорт. Этот товар имеет неограниченный спрос. От него не воротят свои аристократические носы даже гордые жители Огненного Мира, что под знаком Овна. Но производить его специально Мир Девы не будет никогда. Уличённый в преступлении изгоняется из заула, на погибель - маги за этим проследят.
Два века назад, при предшественнике Главной, в некую светлую голову пришла Мысль (именно так, с большой буквы, произнесла это Магиня). Надо найти способ закрыть Плёнку между Центральным Миром и этим: пусть беглецы попадают в соседние Миры! А из этого людей постепенно вывести, пусть им владеют звери. Людям не место в пещерах, они должны видеть Солнце.
Главная остановилась и выжидательно посмотрела на Ваню. Ему стало не по себе. Окружающие, похоже, ждали, что он сейчас грохнет себя кулаком в грудь и поклянётся помочь. Только что же может рядовой боец? Никакой магии его не учили. Странно, как Магиня этого не поняла.
- Расскажи нам про Старшего, - (ошибся, однако, - подумалось Полозу), - на своём языке говори, старший Советник переводить будет.
Ваня приободрился. Рассказывать - тут он был мастер, жаль только перерывы большие приходилось делать, на перевод. Яркими красками расписал он многократно репетированную историю посланцев Двенадцати Миров, потом отряда "Змееборец", и совсем куце - про Алекса-Чингачгука. Всё время помня Санину версию, про Мир Воды упоминать не стал. Сразу, мол, провалились. Пораскинув мозгами, добавил: по всем расчётам, в этот Мир другие бойцы попасть должны были. Звать их Саша и Ваша, прозвище - Серые. Тоже братья, но очень непохожие: Саша - мелкий и юркий, похожий на сильно недокормленного подростка, а Ваша невысок и квадратен, и лицом, и повадками - как солидный, в возрасте, мужик. Шепелявит здорово, потому и Ваша. А Серые - потому что отец Сергей и мать Серафима в подростках Серыми звались. Саша - проныра и каждой бочке затычка, но не трепло, просто любопытен не в меру, за что и страдает часто. Брат выручает, где успеет - силён, как медведь (пан Янош затруднился с переводом), и тугодумен.
Главная потёрла виски и поглядела на телохранителя - тот отвёл глаза. Все, кроме Полоза, дружно вздохнули. Телохранитель пояснил:
- Вы в пути были сколько суток? (Слово, употреблённое им, вряд ли означало "сутки", скорее - "сны", то есть сколько раз спали) - И здесь - уже двое. Если твои дружинники (это прозвучало как "воины, связанные кровными и духовными узами") вышли в пещеры, их давно мылянки кончили. Если только у них не было такой же волшебной еды. (Ваня помотал головой: "Не было"). Если же наверху - тем более. А жаль. Если они и не маги, хорошие воины нам нужны.
Ваню взяла тоска. Он ощущал каждого из Змеят, как кровную родню. Узнать вот так, запросто, что двое уже погибли в этих дурацких Мирах, которые они так опрометчиво кинулись спасать
- Есть ещё вариант, - Главная говорила равнодушным тоном, не глядя на Полоза: - Они могли попасть в другой Мир. Вы ведь не в своём?
Ваня медленно залился краской: приходилось рассказывать всё. Он мямлил и запинался, хотя осуждать его не собирались. Про бабулю Анюту и Волшебное озеро выслушали со вниманием. Главная даже лицом посветлела - если такое вообще возможно при полной бесцветности местных ликов. Она поднялась с медного табурета - глаза зажглись вдохновенным огнём. и вся её фигура словно осветилась. Протянула руку - пан Янош вложил в неё невесть откуда взявшийся хрустальный фужер, а телохранитель (всё ещё безымянный) влил из маленького бурдючка тягучий зелёный напиток.
- Запомните все: сегодня у нашего Мира появилась надежда!
Фужер пошёл по кругу. Жидкость была со спиртом, и Ваня сомневался, стоит ли пробовать её Полине. Но та слизнула остатки зелёной жгучки и запела со всеми вместе о прекрасном Мире, в котором будут жить их дети.
Полоза оставили с Полиной, наказав собираться в путь. Прочие дружной компанией пошли улаживать местные дела.
Говорить по-местному Ваня ещё не мог, как ни старался. Полина же с пятого на десятое знала польский и столько же русский. После долгих усилий они-таки объяснились. Девочка поклялась беречь брата Саню, назвала имя телохранителя - он был местный во многих поколениях и звался "Лы" - но, может, это было и не имя, а звание или должность. Принесла ботинки и камуфляж, а местную одежду уложила в удобный кожаный рюкзак.
И тут стены жилища содрогнулись от низкого, жутко вибрирующего рёва. Полина завизжала, зажимая уши, и заметалась в поисках укрытия. Дрожащими руками, вся в слезах, кинулась вытаскивать купальный чан. Ваня помог: вдвоём они опрокинули его днищем вверх. Девочка ухватила меховое одеяло потолще и, подвывая от страха, залезла под металлическое укрытие. Смутная догадка шевельнулась в голове - Ваня Полоз разыскал в пожитках два маленьких кусочка пеммикана, оставшиеся недоеденными, и помчался к реке.
Всё оказалось куда страшнее, чем ему думалось. Саламандровые фермы были почти разгромлены. Низкий рёв, близкий к инфразвуку, сбросил амёб с потолка и стен. Но, попав в воду, они не тонули, а, распластываясь отвратительно-грязно-зелёными лопухами, плыли по течению. С берега в них, не считаясь с ущербом ферме, метали "греческий огонь" или что-то в этом роде. Амёбы горели, но, коснувшись стен фермы, сбрасывали часть массы и, освободившись от пламени, лезли наверх. На берегу стояла команда с огнемётами, а у стены, у странного вида извитой трубы, с бешеными лицами качали мехи целых две бригады.
Командовал защитой пан Янош. Дальше всех, под специальным железным козырьком и на железном же возвышении, стояли Магиня, девушка-целительница и хрупкий пацанчик. Телохранитель Лы с огнемётом охранял всю компанию. Магиня махнула рукой - Ваня поспешил под козырёк: он хотел объяснить, что у него есть ещё немного пеммикана, но понял, что смысла нет. Амёб-мылянок было несчетно. Бой шёл ожесточённо: люди сражались за свою жизнь. Полоза поразило: только в их группке имелись молодые. Все прочие: огнемётчики, команды баллист и ревущей трубы (и мужчины, и женщины) были преклонного возраста. Причём самые старые - в огнемётной команде на берегу. Труба в очередной раз на минуту смолкла, и тут же несколько человек из береговой обороны упали. В доли секунд метнувшиеся из воды мылянки обволокли замешкавшихся с огненным залпом - и вот уже на месте человека остался бесформенный розовый ком и кучка одежды, а потухшая амёба стекла под воду. Ваня хотел рвануть на помощь, но Лы твёрдой рукой швырнул его к Магине. Та быстро включила его в круг: энергию собирать она умела! Чудовищная сила была собрана в один узкий пучок и влита в подростка. Тот прицелился. Как только смолк звук, копьё было пущено с поразительной силой и точностью. Стенка фермы, обсаженная чуть не полсотней амёб, полыхнула: от камня осталась горячая пыль, от мылянок - тоже. Вода вокруг вскипела, плывущие "блины" побелели и затонули. У Вани затряслись колени. Девушка стиснула ему руку и помотала головой: держись! Ревела приводимая в действие мехами труба, мерно крякали баллисты. Смрадный дым плывущего огня застилал своды. Но колени окрепли, спина выпрямилась - и вдруг Ваня почувствовал (нет, увидел!) - как в зале собраний соткалась "сеть" и старый маэстро со своим саксофоном и всем взрослым населением спешат послать помощь. И так же, как тут, на берегу, собранным распоряжался самый младший, так и там, в зале, за спиной мастера встал Саня Полоз и, вскинув выше "сети" ладонь с оком, посылал брату силу.
Сражение длилось около часа. Немногим прорвавшимся мылянкам позволили выплыть наружу: там вреда от них не ожидалось, "Злая звезда" управлялась лучше огнемёта.
Итоги скоротечной войны были печальны. Двадцать семь стариков и старух огнемётной команды обратились в розовые комья. Шестнадцать огнемётчиков и баллистмастеров получили ожоги. Двое скончались: девушка-целительница и Главная Магиня были не в силах лечить. Мальчик, метавший энергию, лежал без сознания.
Ваня сидел опустошённый, не имея ни сил, ни желания шевелиться. За дни, проведённые в подземелье, глаза его адаптировались к тусклому свету лишайника. Пожалуй, выйди он сейчас на солнечный свет - тут же ослепнет. Вялые, никчемные мысли, как слепые котята тыкались в пустой голове. "Господи, да при чём тут свет?" - но даже эта фраза сложилась как бы нехотя. Отстранённо, как на нечто его совершенно не касающееся, Ваня смотрел на чётко организованные действия команды подростков, выбежавших со стороны жилых пещер. Они не воевали на берегу, их не было в "энергосети", питавшей команду магов, - теперь только они остались на ногах. Девушки обмывали копоть с огнемётчиков, перевязывали раненых. Пареньки укладывали их и тех, кто не был ранен, но обессилел, на носилки, уносили с берега. Собирали застрявших в обрывках сетей живых и варёных саламандр. Кажется, заул ждали голодные времена.
Рядом с ним Лы, поминая невесть какие безобразия (Ваня не слишком улавливал суть местных проклятий), отпаивал из очередного бурдючка размером в девичью ладошку лежащих без сил женщин. Магиня, впрочем, и тут пыталась держать марку: ладонь с "оком" она прижимала ко лбу подростка, стараясь впихнуть в него хоть каплю своей силы. С огромным трудом, словно навьюченный тяжким грузом, Ваня подполз к ним. Помогая себе зубами, стянул с ноги лежащего мальчика чуньку. Снял толстый вязаный носок. И последним, гасящим сознание усилием, "вогнал" в стопу "зрячую" ладонь.
Лежать было неудобно. И мокро. Да, точно; неудобно и мокро: сверху лилось непотребно-ледяное, Ваню Полоза колотила дрожь. Правой руки не было. То есть была, и даже не отрезанная. Но как бы и не было. Эта тяжёлая холодная болванка никак не могла быть его рукой. Лязгая зубами, он сел на металл помоста. Свинцовая чушка, имеющая форму его руки, немедленно потянула вниз и в сторону. Из короткого ниоткуда радиусом самое большее полметра (далее полуметра мир не существовал) высунулись крупные ловкие руки и бесстрастное лицо Лы. Сверху больше не лило. Лы что-то делал с его лицом. Неприятно. Ваня попытался сказать, чтобы отстал. Тут же во рту очутилась какая-то косточка, из неё струйкой брызнула очередная мерзость со спиртом (и где только насобирал столько гадости? Нет бы просто водочки плеснуть!). Желудок, похоже, приспособился к издевательствам и влитое покорно принял - тёплые ручейки медленно потекли по телу, бесчувственную болванку справа пронзила острая колкая боль. От неожиданности Ваня взвыл и попытался отбросить источник боли. Лы ухмыльнулся: забавно видеть, как человек пытается оторвать собственную руку. Боль, как хороший сквозняк, проветрила завяленные Ванины мозги - мир медленно начал увеличиваться. Появился галечный пляж, за ним река. Разгромленная ферма - большая часть стенок разлетелась в прах, на остальных догорали остатки горючей смеси. Над останками погибших в бою колдовали девчатки из подростковой команды. Розовую массу осторожно снимали лопаточками и загружали в небольшие широкие стеклянные сосуды в оплётке и с плотными крышками. Рот и нос сборщиц закрывала плотная маска, на глазах очки. как у мотоциклисток или горнолыжниц. Закончив выбирать массу, сосуды аккуратно закрывали. Остатки одежды, похожие на политую кислотой ветошь, укладывали в большущие глиняные сосуды, похожие на вёдра, и заливали водой. С вёдрами обращались не столь бережно, но старались не расплескать. На ручку каждого ведра вешали резной камешек - он лежал тут же, среди тряпья. Видимо, личный знак.
Боль начала отпускать. Ваня согрелся, зубы уже не стучали. Лы помог встать, закинул его левую руку себе за шею и повёл к жилищам. На помосте никого не осталось - остальных унесли раньше.
Как ни странно, но телохранитель привёл Ваню вовсе не к пану Яношу. Пройдя по коридору около километра, они встали на металлический лист, висящий на цепях. Дежуривший рядом паренёк нажал рычаг - и они начали опускаться. Это был лифт. Медленный, не слишком совершенный, но работающий. Они пропустили несколько коридоров: входы в них освещались почему-то искусственными шариками-светильниками, как в Зале Совета; потом долго-долго ничего видно не было - Ваню уже начала разбирать дрожь, и, наконец, приехали.
Если б не редкие шарики-фонарики, тьма была бы абсолютной. Камень сдавливал её так, что, казалось, погаси светлячок - и тьму в этом месте можно будет есть ложкой, как кашу. В коротком коридоре было тепло. В небольших, уютных пещерах вокруг - тоже. Ваня потрогал камень: стена была тёплой. Встретила их солидная, пожилая дама с приличными чёрно-седыми усиками и в некоем подобии белого халата. На шее - самодельный стетоскоп. Как символ профессии.
Как и пан Янош, дама приветствовала вошедших на ей родном языке - язык был незнакомый. Затем дама поздоровалась по-местному.
Полоза разместили в одной палате с парнишкой, метавшим молнии, Магиня с целительницей были по соседству. Ожоговое отделение располагалось дальше. Телохранитель помог Ване раздеться, уложил на застеленную мехом постель. Кровати были железные, с матрацами, набитыми хрусткой травой. Парнишка-метатель спал, звонко всхрапывая и давая петуха детским голоском.
Ване очень хотелось спросить: чего ему ждать дальше? Дорога, в которую собрались перед боем, теперь пугала. Да, он боец. Да, его с детства растили для этого. Да, это сражение он выдержал достойно. Ни он, ни брат Саня не сплоховали. Даже за путёвых магов сработали, чего уж он никак не ожидал. Только намёки пана Яноша и обмолвки Магини и Лы говорили: это семечки. Там, наверху, куда круче. Там не зелёные кляксы, превращающие людей в розовые комки непонятно чего. Там звери. С зубами, с когтями. Перспектива быть съеденными заживо вызывала ледяные мурашки. Воображение разыгралось. Ване чудились ожившие картинки из учебников географии и биологии: гигантские папоротники, мхи с пятиэтажный дом, зубастые лягушки размером с корову и хищные динозавры с хорошую сосну. Они с братом брели по колено в зелёной противной жиже, такие маленькие в этом гигантском мире. Они искали и никак не могли найти. Ване хотелось кричать, звать на помощь. Но как кричать по-русски, он почему-то забыл, а по-местному никак не мог научиться. Брат спрашивал: где они, где Саша и Ваша? Мы их ищем? А он мог только кивать - горло стискивала злая немота. И злость давила: это же надо, родной язык позабыть! Такое только во сне привидеться может. Во сне? Ну да, во сне. Он спит. В подземном госпитале. Под опекой усатой дамы, бывшей когда-то врачом. А брат Саня учит гаммы на саксофоне. Саня останется тут, а Ваня пойдёт. С Магиней и её телохранителем по имени Лы. Или в звании Лы. Или по должности. Или титул. Он ведь так и не разобрался. И вообще ничегошеньки об этом Мире не знает. Правда, нужны ли ему эти знания, ещё вопрос. Кажется, его путь лежит мимо. Однако и мимоходом желательно уцелеть. Неизвестно, какие относительно него планы у Магини, но корона из мылянки предназначена Чингачгуку. Это-то он знал точно. За ней и послали.
Придя к такому заключению, Ваня открыл глаза. Неровный потолок без лишайников. Покатые, лишь слегка подтёсанные стены. Спинки кроватей не гнутые из трубок, а кованные, из прутков. Некрашеные, но и не ржавые. Воздух сухой. Одеяло из меха неизвестного зверя - тёплое, но не жаркое. Сопалатник отсутствовал - повели на процедуры. Вылечиться же за день он не мог? Иначе зачем - в госпиталь?
За входным проёмом послышались шаги: вошёл пан Янош, принёс подарки - горшочек молока (стакана на три), лепёшки, сыр. Деликатесы. Ваня смутился: молоко, он помнил, было дефицитом и предназначалось младенцам. Старший советник присел на железный табурет. Покряхтел.
- Что же, пан Иван. Добрую службу вы с братом заулу сослужили. Раз в сто лет такое нашествие бывает. Всех бы пожрали, если б не случилось тут Главной Магини да вас. Огненной смеси ни полкапли не осталось, а ведь чуть не на год наготовлено было. Теперь долго не сунутся: видно, от самых истоков собрались. Голодно стало или ещё что.
Ваня, непривычно для себя запинаясь, спросил:
- А как же вы теперь жить будете? Ферма пропала
- Ферма да. Но заул наш теперь богат стал: сколько-то припасов у соседей купим, сколько-то - в Мирах иных. Главная отлежится немного - перед отъездом с охотой поможет. Я так понимаю, ты с ней уйдёшь. И хочу тебе важное сказать. Ты думаешь, все так и хотят в другой Мир, к солнцу поближе? Нет. Много кто хочет, но не все. Кто тут родился - они другой жизни не знают. Дети не в счёт, дети могут и другую жизнь избрать. А что делать шахтёру или кузнецу? Или Мастеру света? Тут даже его кафтану кланяются, а наверху - кому он нужен? Или вот Мастер музыки, что твоего брата учеником взял. Тут от него жизнь заула зависит, а там что - богатых людей на пирах развлекать? Он не пойдёт. Или такое дело. Видел, кто в самом опасном месте, у реки, стоял? Старики. И никто их в это место насильно не гнал. Сами идут, потому что знают: смерть от мылянки легка, и род его станет богат, и внуки его долгую жизнь и здоровье обретут, дедом-бабкой геройским гордиться будут.
Ваня содрогнулся. Он вспомнил, как оседал и растворялся в секунду человек, охваченный амёбой. А тут, оказывается, сами идут - почётная смерть.
- Чего ж вы тогда из огнемётов палите, если старики сами идут и род богатеет? Неувязочка, - руки у Вани дрожали, и к горлу поднималась тошнота. Не его этот Мир. Не его.
- Молод ты, тороплив. Сколько мылянок шло - помнишь? Всех бы пожрали, некому и Мыло собирать. Жизнь и смерть - они всегда рядом ходят. Вот изработался человек, пожил своё, устал. Детей вырастил, внуки народились. Что он может: совет дать? Так не у каждого разума на советы хватает. А ест каждый. Вот и идут люди - последнюю службу роду своему сослужить. Преображающее Мыло - товар бесценный. Не один год весь род будет старика или старуху благословлять. Даже крох Мыла, что на остатках одежды застревают, хватает, чтобы долгую жизнь и здоровье трём младенцам дать. Видел, может, - одежду в корчаги сложили, водой залили. На поминках в той воде трёх младенцев искупают. Своих нет - соседи в очередь встанут. Потому как не болеют после купания такого всю жизнь, и раны сами собой заживают. Знахари тут только пришлых из Срединного Мира пользуют. Остальным без надобности. Раза два, помню, по целому году мылянки на заул не шли. Так старики сговорились, благословения у Совета попросили и пошли вверх по реке. Чтобы за год народившиеся младенцы без здоровья и силы не остались... Вот правда жизни и смерти.
- Но почему вы Главной об этом не скажете? Тосты поднимали, о новом Мире пели?... - видение оплывавших, как воск, в буйном пламени, людей не отпускало. Хотелось не до истины докопаться, а укрыться с головой и стереть из себя этот ужас.
- Видишь ли Главная, она тоже из пришлых. Только не из Срединного Мира. Из Воздушного. Под знаком Весов. У неё в девчоночках малых Дар божий ещё почти не открылся. Только-только хватало, чтоб по торговым путям пройти. Родич её дальний большим торговым воротилой был и в обучение "коням" отдал. "Конями" торговцев, что меж Мирами ходят, зовут. Потому как товар на себе несут. И задумал родич тот сам Мыло добывать: накачал местного торговца дурманом и выведал тайну. Ну, и, конечно, "коням" наёмным говорить ничего не стал. Сам в караване пошёл, да не в условленное время, а раньше. Нашёл выход к реке - пещеры там для житья неудобные, для одних торговых нужд та река служит, - и повёл караван под землю. Думал по-лёгкому барыш срубить. Только лёгкой добычи в этом Мире не бывает, чисто чудом девчонка спаслась, и от страха пережитого сразу весь свой Дар обрела. Ну, маги здешние услыхали, помощь дали и у себя оставили. Видишь, Главной стала, как срок дошёл. Понял теперь, откуда в ней тоска по вольному небу над головой? Всё она понимает, но память детства, хоть тыщу лет живи, всегда с тобой Пей молоко, скиснет, - засуетился пан Янош.
Ваня почувствовал зверский аппетит. Молоко было непонятное и очень жирное, лепёшки, напротив, жестковато-пресные. Но вместе пошли чудно. Особенно с сыром. Старик уютно и одобрительно покряхтывал. Насытившись, Ваня задал-таки мучивший вопрос:
--
Лы - это имя или звание?
Глаза пана Яноша хитро блеснули. Он хохотнул в кулак, а затем, посерьёзнев, разразился целой лекцией. Короче говоря, Ваня запутался неспроста: Лы - это имя-звание-титул первого мужа-советника-телохранителя Главной Магини. Вообще-то тут живут люди разных вероисповеданий, никто ни к кому в душу не лезет - иначе не прожить. Местные верят, что Мир сей создан крылатым Змеем в перьях для своего народа. Потому, когда люди пришли, места снаружи для них не оказалось. Пернатый Змей не стал людей гнать, определил им на жительство пещеры и заповедал: человек человека не убий. И всё. Потому устроение жизненное люди содеяли сами: у каждого мужа - своя жена. Если сильно не сошлись или любовь случилась - развестись можно, но о детях подумать. Если мужчина богат, мастер хороший или охотник удачливый, можно и вторую жену взять. Но опять же согласие первой жены требуется, чтоб женщины мужа не делили, в куски не рвали. И только Магиня может позволить себе не одного мужа. Потому как не ей у плиты горшками греметь - на то есть прислуга, не самой же ей стряпать-стирать. Маги долго живут, три-четыре жизни проходит. Труды у Магини тяжкие: боль, горе, страхи людские в себя брать, в силу и мощь переплавлять. Ей не просто мужик в постели - ей друг нужен, чтобы женщину в себе не забыть, чтоб душой опереться. Хорошо, если в одном всё есть. А как не случилось?
- Ты в Морские пещеры отправляешься, - пан Янош наставительно поднял палец, - это резиденция магов. Многих чудес насмотришься, но себя - соблюдай! Есть среди молодых учениц вертихвостки, щеголяют одна перед другой. Могут голову так задурить - про дело своё позабудешь. Не поддавайся! Маг ты, по всему видать, сильный. Но неучёный. А их с малолетства силы собирать и куда хочешь использовать учат. Развесишь уши - твоей же силой и скрутят. И Главная не поможет - за шалость сочтёт. Ты лучше с мужем её подружись: башковитый мужик, нечасто такие в Лы выбиваются. Даст Бог, всё по уму сделаете.
Морские пещеры магов - это было интересно. Но стоило ли? Корону Чингачгуку они с Саней добыли, судьбу свою Саня встретил - чего ещё? Возвращаться надо. Но пан Янош уже ушёл. Похоже, самому обратного пути в Водный Мир не найти. Дорогу к торговым пещерам местные наверняка знают, но вот знают ли, как в другой Мир перейти? Причём чтоб не наугад, а конкретно? С торговцем бы столковаться, с "конём". Только чем услугу оплатить? Корону, положим, он отстоит. А остальное? Выкупят или можно считать конфискованным? С братом бы посоветоваться: не одна же музыка у него в голове. И Серые... Как-то не верится, что погибли, - они же с Саней выжили? К людям вышли. Наверняка и Серые где-то тут: не таковские Змеята парни, чтобы пропадать...
Сытый и утомлённый размышлениями, Ваня снова уснул.
Проснулся он оттого же, отчего обычно просыпаются все долго спавшие. Парнишка на соседней койке тихо сопел. Ваня вышел из палаты: "удобства" были оборудованы рядом, имелся и рукомойник, и бумажные полотенца. Видно, бумага тут была меньшим дефицитом, чем хлопок или лён.
Немного подумав, он соорудил из полотенца набедренную повязку. В коридоре было тепло, подошвы босых ног не холодило, но шляться в голом виде по госпиталю было неловко, а одежды ему не оставили. Нижнее же бельё, при дефиците тканей, очевидно, считалось блажью. Или роскошью, что дела не меняло. Поплутав по скудно освещённым крошечными шариками переходам и потыркавшись в палаты (больные были исключительно с ожогами, только однажды встретился переломанный), Ваня наконец, набрёл на врачебную даму. Та сидела за столом полированного камня и что-то писала в пухлых тетрадях - заполняла истории болезней. На ее бледном крупном лице обозначились удовлетворение и собственная значимость. Ваня кашлянул. Дама подняла брови:
- Больной! Кто вам позволил покинуть палату? - в голосе было столько напора и негодования, что Ваня слегка струсил.
- Мне бы одеться, - слова чужого языка выскочили легко, как родные.
Дама открыла рот, чтобы указать нахалу его место, но тут же со стуком его и закрыла.
На плечо Вани легла твёрдая горячая рука Лы. Сзади маячил пацанёнок со стопкой одежды.
- Хватит ему валяться. Главная встала? Отлично. Пусть поест и поднимается. К охоте всё готово, - Лы говорил спокойно и уверенно, так, как говорит человек, привыкший распоряжаться и имеющий на то право.
Ваня торопливо одевался. Костюмчик был снова местный, но сидел как влитой, должно быть, пока спал, позаботились обмерить.
Бригада охотников снаряжена была изрядно: заплечные мешки с припасами стояли горой, стальные дротики и рогатины громоздились, как вязанки хвороста. Отдельной кучкой лежали, каждая в соломенной оплётке ракеты. Типа "стингер". И пара заплечных пусковых станков к ним. Сделать вид, что всё это семечки, сразу не получилось. Лы заметил и усмехнулся:
- Ты думал, если в пещерах живём, то дикари? Погоди, не то ещё увидишь. Сюда ведь всякий народ попадает. И специалисты по новейшему оружию - тоже. Вы там, в Срединном, думаете - неземные людей похищают. А они тут: сбежали. От тоски. Или от жены.
Ваня осмотрел охотников: крепкие, плечистые парни, пара подростков лет по четырнадцать-пятнадцать, кряжистые мужики лет по сорок. Трое таких же кряжистых дедов около шестидесяти лет. И пятеро женщин. От двадцати до пятидесяти - примерно. Крупные, ухватистые, гибкие. Из тех, что коня на скаку.
Ваню оглядели оценивающе не впечатлил.
Да, не Шварценегер. Средняя комплекция, но чёрный пояс не задаром купил. Как многие весельчаки-балаболы, привыкшие к женскому вниманию, Ваня был обидчив, и, как всякий хороший рассказчик, мимику имел очень выразительную. А потому обида и гонор тут же на нём и нарисовались. Старшая из женщин хмыкнула и подтолкнула вперёд самую младшую: девушка была одного с ним роста, лишь чуть потоньше. Но руки крестьянские - лопатой, да и ноги не от коренных зубов. Работница.
--
Ну что, новенький? Поборемся? Покажи, что ты можешь.
Кругом одобрительно загомонили. Главная ещё не пришла, можно и развлечься.
- Какие правила? - Ваня с готовностью принял стойку.
- По почкам не бить, в голову не бить. Если свалил - продержи прижатого к полу до счёта семь - спиной к камню, не лицом, - считаешься победителем. Если крикнешь "Хватит!" - значит, проиграл.
Девица встала в боксёрскую стойку. Удар, два, три - тренер у неё был неплохой. И реакция приличная. И ноги работали - тайский бокс. Раза два Ваня чуть не попался на хороший удар, но, выяснив возможности противницы, провёл целую серию ударов - и прижимать до счёта "семь" не понадобилось.
- Неплохо, - у входа в охотничий зальчик стояла Главная.
Охотники зашевелились, разбирая снаряжение.
- На кого охотиться идём? - кивая на ракеты, осведомился Ваня у недавней противницы, навьюченной ракетным станком.
Та как-то воровато глянула в сторону Главной и Лы, совещавшихся о чём-то с дедами, и тихо сказала:
- Это не для охоты, это если тингры нападут. Губанов болотных и копьями взять можно. Или бегунов набить дротиками. Для защиты берём, - закончила она убитым голосом, свидетельствующем о полном неумении врать.
Да, ракетой в стадо шмякнуть - это не дротиками ковыряться, так недолго и вообще всё зверьё в округе выбить. Как мамонтов. Где-то Ваня не то читал, не то слышал, что не климат их погубил, а копья с кремниевыми наконечниками и охотничьи ямы. Целые посёлки из мамонтовых костей строили, пока всех не выбили и зубы на полку не положили.
Заплечного мешка Ване не выдали. То, что ему досталось, походило скорее на сиденье с лямками. В таком "стульчике" великанская мама могла бы носить на плечах своего великанского сынка.
--
Ножи кидать можешь? - к Ване обратился один из дедов.
Ваня кивнул.
--
А верхом если?
Снова кивнул.
Дед выдал ему нарукавные патронташи, заправленные ножами. Четыре штуки по шесть ножей, по два на каждую руку. Удобные. Примерился - ножи держались в обойме плотно, а вынимались легко. Хорошо сбалансированные, с удобной рукоятью и отверстием для шнура, чтобы вынуть, если круто засел, - оружие было удачным.
Выстроившись цепочкой, охотники выступили в поход. Против ожидания, путь лежал не вниз по реке, а коридорами круто вверх. До выхода реки из пещер (Ваня уже знал), было километра три, а так оказалось втрое меньше. Чем ближе была поверхность, тем легче дышалось. И тем ярче светил стенной лишайник. Но с каждым десятком метров подъёма его становилось всё меньше.
Они поднялись над уровнем реки метров на двести, когда лишайник исчез совсем, а над головой засветилось странно фиолетовое небо. Отряд сделал привал - кислорода было больше привычного, дышалось легко, в крови бурлили мелкие весёлые пузырьки. Но охотники сидели, прислонясь к своим мешкам, и не двигались. Пришлось сделать то же. И молчать. Кто знает, какой зверь прибежит на весёлый трёп. Адаптация шла часа полтора. Наконец все поднялись. Выход из пещеры представлял собой провал с обрывистыми краями. Кто-то гортанно крикнул - над краем обрыва показалась голова. У стены лежала металлическая клеть, её нагрузили мешками. Сверху выдвинули балку из чего-то вроде исполинской кости. На конце "косточки" имелся блок и верёвка с крюком: клеть подцепили и подняли наверх. Люди поднимались сами - по железным скобам, вбитым в камень обрыва. Ваня погрузил седло в очередной раз спущенную клеть и полез наверх.
Да Зрелище было не для слабонервных: Ваня стоял по колено в странной, спутанно-белёсой траве скорее сизо-серого, чем зелёного цвета. Кое-где из травы торчали колючие кустики типа туи или можжевельника с очень толстыми иглами.
Дозор, помогавший выбраться отряду, базировался как бы...в консервной банке, что ли. Или металлическом, полуврытом в землю вагончике. Вагончик был многажды крашен, но ржав до изумления. "Избыток влаги и кислорода", - решил было Ваня, но тут же и усомнился: метательные ножи были из прекрасной нержавейки; захотелось бы - и тут бы что-то придумали.
Из вагончика пахло горящим битумом и жареным мясом: дозорные стряпали. Ваня прошёл несколько шагов - под ноги попалась здоровенная кость чуть не с него ростом. Косточка была свежей, остатки мяса с неё шустро соскребали мелкие юркие ящерки.
Сизая равнина тянулась на три стороны, с четвёртой чернел высокий лес. След на траве тянулся от кости туда.
Главная, обернувшись лицом к лесу и сложив руки рупором, запела. Это было нечто среднее между тирольской мелодией и какой-то оперной руладой. Из леса раздался сиплый рёв. Один, два, три четыре голоса ответили на зов, - из чащи выскочили громадные пёстрые кенгуру и галопом (а не прыжками, как ожидалось) понеслись к людям.
По мере приближения зверей становилось ясно: это не кенгуру. Во-первых, зубы. Хищные. Во-вторых, ноги. Не лапы грызуна, а именно ноги - для бега и сражений. И передние лапы - руки, цепкие и сильные. В-третьих, меха не было. Просто кожа, расцвеченная в жёлто-зелёно-коричневые цвета.
Ваня оглянулся: охотники проявляли нервозность, копья и рогатины из рук не выпускали. Зверюшки в два человеческих роста расслаблению не способствовали. Кроме того, общаться с ними явно собиралась только Магиня. Она подошла к самому мелкому зверю - тот наклонил голову. Главная положила ладонь с оком на лоб громадной зубастой морды, а левой рукой принялась почёсывать надглазья. Зверь заурчал. Женщина приласкала по очереди всех. Затем подвела за руку к самому яркому Лы - тот поднял руку ладонью вверх и дал её обнюхать. Громадный синий язык лизнул протянутую руку, зверь уселся, опираясь на хвост и согнув спину. Лы начал пристраивать на эту спину седло. Затем настала очередь Вани. Самый крупный и вроде как седой зверь с жёлто-коричневыми клыками ткнулся влажным носом в "зрячую" ладонь и вдруг взвыл. Охотники шарахнулись. Но зверь бухнулся на четыре кости, как упавший малыш, и замер перед Ваней. Внутренне холодея, но стараясь сохранить небрежный вид, Ваня по прозвищу Полоз положил правую ладонь на огромный лоб, а левой нежно, как телёночку, почесал надглазья. Кожа зверя была шершавой и тёплой, и такое же тепло заструилось по Ваниной душе, - зверь принял его и признал Хозяином.
Три зверя с седоками на заплечных сёдлах неслись по седой равнине. Четвёртый, издав прощальный рёв, скрылся в лесу. Сидеть в раскорячку было не слишком удобно, но Ваня примерился. Ещё интересней было смотреть вокруг не своими глазами. Чувственная сфера зверя слилась с его собственной, он слышал тысячи неслышимых человеком звуков, ощущал странные запахи, видел невидимое. Небо из чернильного сделалось ослепительно-голубым, сизая трава - солнечно-зелёной, кусты из грязно-зелёных стали матово-чёрными. В траве мелькали тускло-золотые ящерки и змейки, бархатно-чёрные жуки солидно гудели над травой. Пахло жирными мягкими грибами и недалёким болотом - туда лежал путь. Голодный спазм поджал желудок - там, на болоте, лежали толстые туши губанов (Ваня ясно видел их образы), и перебирались от кочки к кочке щитолазы. Ветер доносил их запах, слюна наполняла рот. Охота будет удачной.
Край болота приближался. Толстые стволы с пучками жёстких перистых листьев изредка топорщились над его неровной поверхностью. Внезапная тревога сжала сердце. Зверь тормознул, остановились и его спутники. Тонкий, мерзкий смрад узкими струйками вмешался в привычную гамму болота. Главная подняла руку, призывая ко вниманию:
- Нел! Там нел! Берегите глаза! Ножи к бою!
Мысленным взором зверя Ваня увидел жуткую летающую тварь: уродливая ящеричная голова, мощный зазубренный клюв, крылья летучей мыши с острыми коготками на концах, стальные птичьи лапы и длинный голый, шипастый хвост. Воспоминания об ударе хвоста содрогнули зверя. Звёздчатый шрам на плече отозвался стонущей болью. И тут же волна благодарной нежности к Хозяйке - вылечившей, убравшей боль и жгучую зелёную слизь. Теперь Ваня понял, почему он так жёстко пристёгнут ремнями к седлу: руки в бою нужны, зверем управлять не надо. Надо его защищать. Его и себя.
Пока он предавался этим размышлениям, звери вышли на ровную площадку перед болотом. Хриплый вороний карк взлетел над клочкастой поверхностью. С деревьев, похожих на гибрид баобаба с пальмой, поднялись в воздух нел. Их было десятка полтора - мерзко пахнущих созданий размером с небольшую собаку и крыльями в полтора метра. На взгляд человека, они были даже более противны, чем это описывало сознание зверя. Летающий гибрид ящерицы, хищной птицы и летучей мыши был покрыт клочками бурой и рыжей шерсти, за которую цеплялись целые грозди таких же мерзких насекомых. Если такая гроздочка упадёт за шиворот, можно сразу проститься с литром крови. Не меньше. Винтовочку бы сюда. Или "калашникова". Тоже мне умники. Природу берегут. Ракет наделать сумели. Могли бы хоть дробовики какие освоить...
Ваня ухватил поудобнее первый нож. Бой был жестоким. Главная, отрешившись от всего, держала купол защиты. Она не могла воспользоваться энергией своих спутников, а собственной хватало лишь на тонкую, прогибающуюся под ударами шипастых хвостов плёнку. Три зверя стояли треугольником, спинами внутрь. Стояли, хотя всё их существо требовало лишь одного: бежать и бежать от неминуемой смерти. Но они верили людям: полтора десятка ночных кошмаров выделывало фигуры высшего пилотажа, а Лы и Ваня аккуратно, как на учениях, метали ножи. На каждую тварь требовалось две-три штуки - даже с выпущенными кишками они продолжали атаковать, а, упав на землю, ползком подбирались к ногам, норовя вонзить острый костяной шип хвоста. Приходилось добивать... Наконец в воздухе осталось только четыре летуна. Покружив над кучкой дохлых соплеменников, они ловко плюнулись помётом и, подхватив в когти по тушке, полетели к гнёздам. Сражение было кончено.
- Теперь не вернутся. Пошли, умоемся, - Лы засунул на место последний нож. У Вани осталось четыре. Звери протопали чуть в сторону от места сражения. Там оказался впадающий в болото ручей. Со зверей сняли сёдла, и те начали бурно плескаться в крохотной заводинке, превратив её в грязевую ванну. Людям пришлось выбрать место повыше.
Вначале Ваня не понял, почему нужно раздеваться. Потом увидел. Капельки яда всё же прошли защитную плёнку - они были неживые, защита их пропускала, как и ножи, и там, где они попали на одежду, потихоньку расползались дыры. На кожу мужчин яд не попал, а Магине повезло меньше, по лбу и щеке ее расползались такие же дыры, как на кожаной одежде. Вода, смывшая яд, остановила этот процесс. Но язвы были велики и страшны: голые мышцы и сосуды, не покрытые кожей, сочились кровью. Однако даже следов боли нельзя было заметить на её лице: она была Главная, она обязана быть в форме. Непринуждённо поднявшись и одним коротким движением остановив кровь, надела превратившуюся в лохмотья одежду и пошла к зверям. Ваня глянул на Лы. Трепетная нежность светилась в его взгляде - так большой и сильный мужчина смотрит на маленькую дочь.
Звери выкупались и теперь валялись в траве, точно исполинские щенки. Главная и Лы осматривали их, чем-то мазали, кое-где просто зашивали. Звери повизгивали, но терпели. Ваня присел на валун. Позади него была сизая степь, впереди - неоглядное болото. Тусклая сине-зелёная жижа перемежалась кочками бурых непонятно чего. Больше всего это походило на гигантские клубки плохо спряденной шерсти вперемешку с ржавой колючей проволокой. Баобабы с гигантскими перьями отдалённо напоминали картинку из учебника: папоротники и плауны каменноугольного периода. Впрочем, этот каменноугольный период, кажется, был налицо. Бурая кочка метрах в пятнадцати со звуком "о-уп" ушла в болотный кисель, и на неё выбралась грубого вида тварь. Память и слух зверя подсказали: щитолаз. Покрытое костяной бронёй создание хлопало губастой пастью и пялилось немигающими рыбьими глазами. "Надо бы добыть его - вроде, вкусный", - Ваня поискал глазами оружие. Но имелись только ножи. Верёвки не было, а всплывёт ли туша или тут же потонет в трясине - было неясно. Охотничий отряд подойдёт через час, не раньше, - этой добыче можно пока пожить.
Лечение зверей заканчивалось, Лы помахал призывно и пошёл к месту сражения. Там вовсю кипело веселье: шустрая насекомая и ящеровая мелочь пировала на дармовщинку. Некоторые ножи были не только освобождены - даже от крови вылизаны. Осторожно ступая, чтоб не набратьв прожженные сапоги отпавших с тушек паразитов, мужчины собрали оружие. И так же аккуратно сложили отрезанные хвосты с шипами на большой плоский камень. Ни один трупоед к хвостам не прикоснулся.
- Что, среду отравляют? - Ваня кивнул на камень.
- Металл травить. Узорами. Охотники заула заберут, - Лы в подробности вдаваться не захотел.
- А как же наши ножи? Что-то на них ни пятнышка.
- Всё тебе расскажи. Не должен боевой нож яду бояться - и всё.
Но Полоза уже понесло. "Словесный понос" - так это называл командир. Лы морщился и отвечал всё более односложно. Конец этому безобразию положила Главная. Ваня лишь глянул на её затянутые молоденькой розовой кожицей раны - и поток моментально засох.
- Охотники скоро будут. Мозры пусть пока отдыхают, а мы поищем губанов. И тингров. А то всю охоту испортят, - Главная говорила деловито, как хозяйка.
Лы кивал. Он поставил рядом два седла - Магини и Полоза, а сам залез на высокий валун - оглядывать местность.
Усевшись в сёдла, как в кресла, Главная и Ваня соединили руки. Магиня замкнула кольцо, и Ваня почувствовал: они взлетают. Нет, тела их остались на месте, но сами они неслись на большой высоте. Ване доводилось летать на параплане - это было похоже. Но не было тела, не было лямок и строп. Они неслись над краем болота, и все манёвры проходили сами собой, от одного желания.
Они промчались километров двадцать, не меньше, но серые туши маячили лишь в центре трясины. Оттуда их не выгнали бы и мозры, а уж людям в топи и подавно хода нет. Сознание Вани лишь слегка касалось Магини - они могли беседовать, сохраняя индивидуальность, а не сливаясь в целое.
- Тингры, это тингры их отогнали от края, - и взгляд Вани нашёл стаю резвящихся зверьков.
С высоты они выглядели безобидными игручими щеночками. Толстенькие, как колобки, ярко-рыжие или снежно-белые, изредка пятнистые, рыжие с белым, - трудновато было представить, как они могли разогнать добычу на столь большом пространстве. Но местным виднее. Пришлось обследовать и другую сторону - картина та же. Обнаружили лишь ещё стаю - поменьше, чёрно-серого цвета. Вернулись ни с чем.
Охотники заула уже подошли. Магиня и Лы отправились совещаться, а Ваня остался переваривать впечатления. Понять, как это у него всё ловко получается, было трудновато. Вероятно, это могли и все Змеята. Его смущало, что настоящие экстрасенсы у кого-то там учились. А у кого учиться в деревне Змеево? Там даже бабки-знахарки не было. А если эти способности просто спали? Ну, бывает же: жил-жил человек, - и вдруг однажды шутки ради - берёт в руки карандаш и рисует. И все вокруг ахают: гений! А он и не знал.
Что бы такое попробовать? В голову ничего не лезло, кроме язычка пламени на ладони. Ваня воровато оглянулся, уселся спиной к охотникам и сложил ладони лодочкой. Сосредоточился. И ничегошеньки не случилось. Поскрёб в затылке. У ног его торчал пучок сухого мха. Взял его в руки, снова сделал лодочку, наклонился над ней, представив со всей доступной яркостью, как весёлые язычки пламени пляшут на сухих волокнах. И, на выдохе, мысленно выкрикнул: "Огонь!" - ух и пыхнуло! Кислорода тут явно многовато: вспышка в секунду спалила и жалкий пучок, и ресницы с бровями. Хорошо хоть, что с утра побрился как следует. Был бы сейчас, как поросёнок палёный. Пока он всё это соображал, сзади подскочил Лы и отвесил ему капитальный тычок в шею. Не боевой, нет. - воспитательный.
- Ты что, совсем охренел? С огнём балуешься? Ты хоть знаешь, что могло быть? Тут же болота, газы горючие то и дело сочатся. Всех бы изжарил, маг недоделанный! - похоже, только присутствие женщин удерживало его от иных выражений (Ваня сдержанность оценил). Но как у него огонек получился - Ваня так и не понял.
Совещание охотников кончилось для Магини неудовлетворительно. Передёрнув плечами и кивнув Полозу, она пошла к мозрам, не желая даже видеть дальнейшего. Охотники установили на большой валун ракетные станки, и две ракеты с жутким рёвом и коптящими хвостами унеслись к центру болота. "Мне нельзя, а сами балуются", - подумалось Ване, но высказываться не стал. Тем более, что Главная баловства не одобрила. Где-то за линией горизонта бабахнули взрывы - и зарево поднялось в полнеба. Магиня быстренько затащила Полоза на обломок скалы, торчащий метров на пять-шесть, встала лицом к огненному валу, несущемуся на них, и взяла Ваню за руку. Зрение его обострилось. Он увидел, как заметались на вершинах баобабов нел, как вспыхнула и понеслась грязевая волна, улепленная серо-коричневыми тушами губанов и колючими нетонущими кочками. Факелы болотных газов, полыхнув, исчезли - то ли выброс был маловат, то ли грязь пламя сбила. Теряя высоту и мощь, волна приближалась. Можно уже было различить, как губаны на её гребне хлопают громадными пастями. Губастые, похожие на грубо нарисованных мультяшных бегемотов, зубки они имели нешуточные: травоядные - да, но и здоровенные - тоже. И было тех бегемотиков ой-ёй-ёй! Самое меньшее - по две штуки на охотника. "Калашникова бы" - сердце Вани сжалось в нехорошем предчувствии. Мозры у скалы жались спинами к камню и повизгивали - боялись. Страх зверей добавлял тоски: если уж четырёхметровые хищники боятся - дело дрянь. Волна опала, не дойдя до тверди метров триста, и минуты через четыре стало ясно, что ситуацию словом "дрянь" не опишешь. Губастые бегемотики размером в крупного мозра имели пасть в треть тела. И плоские зубы, похожие на ботинок сорок пятого размера с грубым рифлением на подошве. Кочку "колючей проволоки" один бегемотик походя сжевал, точно комочек сахарной ваты. Настроены представители местных травоядных были скверно, ревели жутко и неслись к берегу с намерением стоптать всё и вся.
Лично Ваня с этим стадом связываться бы не стал, а задал бы стрекача. Потом, когда из сил выбьются, подстерёг бы ушедшего дальше всех на сушу и сломал бы хребет. И напился тёплой, вкусной крови. И выдрал печёнку. Горячую, сочную. Ваня помотал головой. Что это с ним? Ах, да. Это его мозр размечтался. Трусит, отвлечься пытается.
Сознания его коснулась Магиня:
- Губанов слишком много. Охотники не справятся. Придётся гасить. Я поищу скопление газа, будь готов помочь.
При чём тут газ, Ваня не понял. Но кивнул.
Сражение с мылянками-амёбами было сущей ерундой: там были огнемёты, там были энергозаряды - и там не было крови.
Осатаневшее стадо не полезло на скалу и прижатых к ней мозров, зверям удавалось отбиться от краевых губанов без чрезмерного ущерба для себя. И то вскоре перед скалой оказалась целая гора хрипящих и фонтанирующих кровью туш. А новые всё лезли и лезли, мозры взбирались на дёргающиеся тела, топча и разрывая их когтями; челюсти их каждую минуту смыкались на чьей-то необъятной холке, руки-лапы рвали незащищенные носы губанов, оберегая от их зубов свои животы. И это был лишь край стада...
Основная масса пёрла на охотников. Как их не затоптали в первый же миг - туша к туше, пасть к пасти, с неотвратимостью роторных экскаваторов... "Но рабы запели песню смерти, упёрли тупые концы копий в землю и не дрогнули", - всплыла в памяти Полоза фраза из какой-то книги. Охотники стояли цепью в три линии. Первая держала упёртые в землю копья и рогатины - бегемоты с разбегу насаживались на них, как на вертела, в агонии круша рёбра и челюсти уцелевших соседей. Копейщики, сделав свое дело, отбегали за третью линию. Вторая линия метала дротики в лезущих поверх живой баррикады и тоже отступала. Третья линия - самые силачи - "зачищала" прорвавшихся, давая возможность вновь вооружиться и построиться копейщикам и второй линии. Затем всё повторялось.
Потери были во всех трёх линиях. Магиня впилась ногтями Ване в ладонь: Лы сражался в третьей линии, как простой боец, орудуя секирой, точно мясник.
- Я нашла, нашла, - голос её почти не был слышен за звериным рёвом. Она перехватила силу и внимание Полоза.
Внутренним взором Ваня увидел: в глубине, под болотом, скопился исполинский газовый пузырь, запертый слоем жирной синей глины. Выгнутый высоким куполом глиняный слой уже еле держался. Осторожно, сдерживая напор, они расширили тоненькую трещину - трясина метрах в трёх от суши забурлила, и язык грязно-жёлтого вонючего тумана пополз к берегу.
Первыми всё поняли мозры: едва запах достиг их ноздрей, они в два прыжка взобрались на скальный обломок и улеглись у ног людей. С головы до кончиков хвостов в крови и ошмётках мяса, звери не смели даже вылизаться. "Бедные", - пожалел их Полоз. Смелые, сильные, почти разумные хищники - сколько же они сегодня натерпелись. И сейчас - не бросили, доверяют.
Зловоние достигло бегемотьих носов, и яростный рёв сменился тонким визгом. Люди расступились, открывая широкий проход, ощетинившийся копьями. Остатки обезумевшего стада рванулись в сизую степь.
Дело было сделано, Магиня начала осторожно заращивать щель. Глина подавалась туго. Жёлтое зловоние уже доходило людям до пояса - охотники поспешно взбирались на высокие валуны и скальные обломки. Лы и другие наименее пострадавшие подсаживали раненых. Ногти Магини царапнули ладонь Вани: - "Не отвлекайся".
Щель практически сомкнулась, когда случилось то, что случилось. Откуда он взялся, этот юный губан-бегемотик? Должно быть, валялся в шоке под грудой родичей у скалы. Ядовитый туман вернул ему сознание, и он кинулся куда глаза глядят. То есть попросту взбежал по тушам на скалу, прямо на людей и лежащих мозров. Окровавленный защитник Магини махнул лапой - губанчик полетел вниз с располосованным горлом. Но, пытаясь сохранить равновесие, мозр толкнул Магиню. На одно, совсем крохотное мгновение, контроль был потерян. Полоз ничем не мог помочь - просто не умел. Болото громко сказало "а-ах!" - и жёлтый газ затопил всё вокруг. Глубина ядовитого слоя была метра два - два с половиной, все, кто не успел взобраться повыше, оказались обречены.
- А-я-я-я! - дикий женский визг рядом с Ваней пронзал всё и вся. Вопль заставил задрожать всё вокруг, колыхнул - и закрутил в бешеную воронку ядовитую гадость. Прошло секунд двадцать, не больше, а небольшой смерч, стянувший в себя весь яд, уже нёсся к центру болота.
Не прекращая крика ("И как только горло выдерживает" - поразился мимоходом Ваня), Главная шагнула к каменному обрыву и прямо по воздуху, как по пологой горке, побежала к распростёртому на земле Лы. Жёлтый смерч скрылся за горизонтом, и Магиня отпустила Полоза. Скрипя зубами от напряжения, он полез со скользкой, залитой кровью скалы. Мозры остались - вылизываться. Ваня едва успел коснуться истоптанной земли, как уши вновь разодрал крик. Главная, позабыв, что она Магиня, выла над мужем. Простая баба, потерявшая своего ненаглядного, единственного во всём мире мужчину.
Шипя от боли в ободранных руках и коленях, оскальзываясь на расквашенной и залитой кровью земле, Ваня понёсся на помощь. Отшвырнув одуревшую от горя женщину, начал чётко, как на зачёте по первой помощи, делать искусственное дыхание. Со скальных обломков и высоких валунов спускались уцелевшие охотники. Попавших в ядовитый туман осторожно снимали и складывали возле Полоза - похоже, помощи от него ожидали больше, чем от обеспамятевшей Главной. Непонятно как, но, качая замершее сердце, Ваня вдруг ощутил себя - как часть неподвижного тела. Осторожно, чтоб не спугнуть удачу, качнул своим сердцем чужое - и оно вдруг пошло. Расправились лёгкие, мозг жадно глотал кислород. Секунда, другая - возникла боль от чужих ран (бок был ободран, да и синяков хватало) - жизнь вернулась. Лы открыл глаза. Ваня поднял голову: вокруг него было разложено десятка полтора тел. Тем, кто не был сильно ранен, делали искусственное дыхание. Шестерых не тронули - побоялись. Магиня была в шоке, Полозу пришлось потрудиться самому: по очереди отстраняя качавших, подстраивался к замершему организму и запускал, запускал остановленные сердца. Трижды труды оказались напрасны: пройдясь мысленно внутри тела, обнаружил непоправимые вещи: умерший мозг, чёрную "сгоревшую" селезёнку, разодранные в мелкие клочки лёгкие. Из сильно израненных очнулись двое. Четверо просто истекли кровью. Из-под туш губанов извлекли раздавленных в первые минуты боя, им было не помочь. Отошедшая наконец-то от шока Магиня, хлебнув из очередного заветного бурдючка Лы чего-то бодрящего, начала врачевать - получалось плохо. Пришлось просто промыть раны, наложить шины и остановить кровь.
Погибла почти четверть отряда. С глубокой жалостью Полоз увидел среди растоптанных девушку. Смерть наложила печать удивительного благородства на её простецкое лицо.
Ваня огляделся. Местность напоминала склад неободранных мясных туш. Несоразмерность добытого и добытчиков била в глаза. Что чувствовали белые охотники за бивнями, положившие из автоматов стадо слонов? И куда всё это девать? У дальней скалы мозры жевали молоденького губанчика.
Вопреки ожиданиям, не было ни ящерок-трупоедок, ни насекомых. Жёлтый туман поглотил всех не успевших сбежать. Часть охотников из тех, что не имели серьёзных ран, потрошили туши. Внутренности складывали у ручья - женщины, насадив исполинские печёнки на копья, промывали их в проточной воде. Ваня, послонявшись без дела, начал помогать собирать оружие.
- Я послала известие в заул, - голос Главной был тих и болен, и Ваня прямо своим горлом ощутил, как дрожат её сорванные связки. Полоз опустил у её ног вязанку погнутых дротиков и копий.
Лы приглашающе хлопнул рукой по невысокому валуну - "садись". Протянул почти пустой бурдючок ("интересно, сколько у него их?"). Но там была не очередная мерзость, а добротный крепкий ром. Он согрел желудок и возрадовал уставшее тело.
- Что с этой прорвой продуктов будем делать? - Ваня обвёл рукой окрест.
- А не наше дело. Что хотят, то пусть и делают. Не захотели взять немного - теперь пусть как знают, так и разбираются. Охоты тут самое меньшее полгода не будет. Что за два-три дня из этого успеют обработать да вывезти - то и их. Через три дня запах газа утихнет, тут тингры такой пир устроят - только держись. Никакими ракетами не отобьются.
Ваня вспомнил о погибших и промолчал. Не его этот Мир, не ему и судить, чем платить за удачную охоту.
- Куда мы теперь? - разговорчивость Вани непонятно куда делась, уступив место внутреннему диалогу.
- В Морские пещеры, - Лы удобно вытянулся на незатоптанном куске травы, положив голову на колени Главной, - мозры вот поспят, и отправимся.
Мозры и вправду улеглись. От туши в полтонны мало чего осталось, и животы их распёрло изрядно. Ваня хотел было пойти по дротики, но ром и пережитое не позволили. Махнув рукой, нашёл травки посвежее и улёгся тоже.
Проснулся он на закате. Причём лежал уже не на траве, почернелой и пожухлой, а на плаще из тонкой кожи, укрытый и без сапог. Рядом на камушке стояла медная миска с чем-то пряно-аппетитным и лежал бурдючок поболее, чем в запасах Лы. В бурдючке было местное пиво, в миске - маринованная печёнка с водорослями, что ли. Словом, съедобно. Вместо ложки полагалась длинная, лопаточкой, ракушка. Походный сервис.
Ваня Полоз ужинал, аборигены вкалывали. В зауле, видно, остались лишь старые да малые. Два дня таких темпов - и тинграм останутся только кости. У ручья, где промывали ливер, трещал диковинный аппарат - гибрид велосипедного тандема с мясорубкой. На педалях обливались потом два верзилы, шустрый подросток неясного пола кидал в приёмный бункер кусищи свежей бегемотины вперемежку с какими-то очищенными кореньями. Целый рядок детишек скребли эти самые коренья, а две пары мужиков то и дело подтаскивали носилки с разделанным мясом. У чанов с фаршем женщины набивали разнокалиберные колбасы. Возле скалы, на которой Ваня стоял с Магиней, молодые парни под руководством пана Яноша складывали из небольших камней и болотной глины печь-коптильню. В болоте хлюпало - там, обвязавшись для страховки верёвками, отряд подростков собирал тину и коренья. Но основная масса орудовала топорами и ножами вокруг туш.
Мозры дрыхли, Магиня с Лы гуляли по бережку. Ваня подумал и решил присоединиться. Главная выглядела куда лучше, чем днём, а Лы - вообще отлично. Пожжённую ядом одежду они сменили, косу Магиня уложила высокой короной и украсила диадемой, в уши вдела длинные серьги со светящимися вставочками. У Лы исчез громадный сизый, в пол-лица, фонарь и не было никаких других ран и повязок. На побоище и кипящую там работу они не смотрели, а любовались окрестностями.
- Проснулся? - связки Магини ещё болели, говорила она трудно. Лы утешающе погладил её по плечу - она в ответ неуверенно улыбнулась.
- Ты поел? - Ваня кивнул. - Ступай, переоденься. Неудобно магу в рванине бродить, - Лы махнул рукой выше по ручью.
Там виднелась невысокая, но просторная палатка и суетились несколько женщин. Палатка оказалась разделена на гостиную и пару спаленок; в одной из них обнаружился мешок Вани, стопка новой местной одёжки, добротные сапожки и... корзина с "дарами". Не хватало только Саниного диска. Корона и прочее были тут. "Ну что ж, всё честно", - решил он. В корзине, кроме "даров", было послание брата. Он просил простить и понять, благословлял на подвиги и выражал надежду на будущую встречу - когда-нибудь. Поскольку мысленно Ваня уже принял ситуацию такой, как сложилась - особого горя не почувствовал. Расставаться жаль, но судьба есть судьба: сильного ведёт, слабого силком тащит, и никуда от неё не деться.
Он переоделся, привёл себя в порядок. Корзинка с "дарами" в рюкзак влезла - Полоз почувствовал, что готов.
Последние лучи Злой Звезды легли на землю у палатки, Ваня надел рюкзак и пошёл прощаться с паном Яношем. В почти законченную коптильню загружали колбасы и длинные жгуты вырезки, всё вокруг кипело весёлой суетой и предвкушением грядущей сытости. Ваня расцеловался со стариком, чмокнул в щёку подскочившую Полину и пошёл к дальней скале, где Лы надевал сёдла на проспавшихся мозров. Седой зверь приветствовал Полоза коротким рыком. Ваня проверил ремни, надел обоймы с ножами, Лы приторочил к своему седлу мешок с продуктами. Магиня лизнула каждого зверя в нос - те нежно проурчали в ответ, и трое людей, крепко пристёгнутые к сёдлам, пустились в ночной путь.
Как и в прошлый раз, чувственная сфера зверя обняла Ваню. Злая Звезда закатилась за горизонт, небо сделалось бархатно-чёрным, с разноцветными искорками звёзд. И Ваня знал, что направление седой мозр держит именно по звёздам, различая их по цвету и рисунку созвездий. Сизая трава, колеблемая лёгким ветром, в момент колыхания чуть-чуть светилась. Ночные насекомые, вспыхивая цветным люминофором, шебуршились в ней. Вот волна чуть более яркого свечения побежала вдоль - траву колыхал бегущий зверёк. Сытый мозр не стал задерживать на нём внимания.
Спокойный, мерный бег укачал в общем-то выспавшегося Полоза, он обнял тёплую толстую шею и заснул. Очевидно. ночь прошла без приключений, ибо глаза он открыл на рассвете. Мозры стояли на берегу спокойной, не слишком широкой реки. Вокруг был заболоченный лес, предстояла переправа.
Переправлялись странно. Первыми в воду полезли рассёдланные мозры -причём не поплыли, а пошли по дну, сразу уйдя под воду с макушкой. Движение их легко прослеживалось по кипению мелких пузырьков: звери тихонько стравливали воздух. Пузырьки одолели почти две трети пути, как вдруг что-то стряслось. Один за другим мозры выскакивали на поверхность, хватали воздуху и шумно плюхались обратно. Вода вскипела, чья-то пасть высунулась и клацнула пластинчатыми зубами, похожими на лезвия гильотины, чей-то исполинский хвост сверкнул мокрой чешуёй или чем-то ещё - вода забурлила от крови и какой-то синей жидкости. Но битва быстро закончилась. Течение сносило бурые и синие струи вниз - бурых было немного, синие всё густели, - и на тот берег выбрались мозры, победно волоча откушенный хвост. Хвост дёргался и брызгал синим.
Лы позвал Ваню. Вдвоём они запихнули все вещи, включая сёдла и одежду, в необъятный полупрозрачный мешок, вынутый Главной из-под её седла. Мешок напоминал плавательный пузырь гигантской рыбы и, наверное, им и был. Надутый и крепко завязанный, он легко держал на воде свой немалый багаж. Переплыть реку оказалось нетрудно. Главное было - держаться повыше места гибели синекрового, дабы не вводить в искушение явившихся на бесплатный пир. Вода была нехолодной.
Мозры радостно топтались вокруг добычи, и Ваня вдруг резко возмечтал о завтраке. Мечта тут же и исполнилась: Лы несколькими ударами большого ножа поделил пятиметровое брёвнышко хвоста на четыре куска. Три достались зверям - они аж захлёбывались слюной, хоть и не были голодны, а четвёртый был аккуратно очищен от пластинчатой шкуры, разрезан на длинные плоские полосы и сунут в очередной пузырь. Мясо посолили и полили пивом, несколько минут - и стало можно есть. Жуя удивительно вкусное, упругое мясо, Полоз размышлял: самому ему так нравится или его седой приятель так смакует?
- Кого это мы едим? - вопрос был задан просто так, в воздух.
- Да есть в этих краях такое существо. Лучше к нему не приближаться, если без мозров, - Лы завязывал пузырь с замоченным мясом синекрового. Звери удовлетворённо рыгали и облизывались. Кровоточащие царапины на их телах вздулись рубцами, но боли Ваня не чувствовал, - напротив, состояние легкой эйфории. Наверное, мясо существа давало анестезирующий эффект.
- Этот Мир, он вообще не для людей, - вступила в беседу Главная (Лы незаметно поморщился), - мы вот в компании мозров путешествуем. Они нас берегут, кормят, дорогу выбирают. Словом, нянчатся. А если не захотят? Пропадём - и всё.
- Что-то не похоже, что бросят. Мне показалось, люди им тоже нужны. Зачем - не знаю, но плохо им без людей, - Ваня вдруг понял, что последнее - это озвученная мысль седого мозра, которая всё билась в подсознании с момента их знакомства и вот, наконец, вылилась в слова.
Главная поглядела на него с неуверенным сомнением. Наверное, тоже чувствовала что-то в этом роде, но из упрямства не признавалась. Пора было двигать дальше.
День прошёл без приключений. Заболоченный лес, полный странных растений и незнакомых животных, никак не хотел кончаться. Один раз Ване на голову свалилась с дерева огромная пиявка - он отшвырнул её голой рукой, и та долго пахла чем-то сладковато-пряным. Другой раз с обломка скалы на Магиню метнулось странное остроносое создание - гибрид кулика и белки-летяги. Лы достал его в полёте метательным ножом.
Ближе к вечеру местность стала подниматься. Уже не просто скальные обломки - настоящие скалы всё чаще попадались на пути. Скоро мозры с рыси перешли на шаг, а потом и вовсе начали карабкаться, помогая себе передними лапами. На закате компания вышла к пещере.
Пещера была оборудована как натуральный сторожевой пост. Имелись вполне приличные лежанки из папоротникового сена, обеденный стол-камень, очаг, запас бурых горючих брикетов. Отдельный отнорок у самого входа предназначался для мозров: там был целый стог пахучего сена. Звери немедленно в него зарылись и захрапели. Люди расправляли затёкшие конечности. Лы развёл огонь - Ваня понял, как соскучился по живому пламени, и достал продукты. Ели всухомятку, запивая пивом. Утренняя добыча осталась кваситься в пузыре. То ли везли как деликатесный подарок, то ли не хотелось мозров дразнить.
Намолчавшись за день, Полоз просто исходил желанием выплеснуть из себя любопытство и, наверное, дай ему волю, уболтал бы спутников. Только воли ему не дали: Главная заснула прямо с куском сухой дыни в руке, и Лы так на Ваню шикнул, что испытывать его терпение расхотелось. Узнал только, что, если подняться пораньше и не задерживаться, к вечеру выйдут к морю. А оттуда берегом - ещё полдня. Сосчитал на пальцах - получилось: два с половиной дневных и один ночной переход. А Лы с Магиней в заул к пану Яношу прибыли куда быстрей. Как бы не меньше суток. Магия? На это Лы коротко ответил:
- Никакой магии. Есть прямой путь. Но пройти по нему ещё раз - лучше без мозра через реку плыть.
На том и спать полегли.
Наступивший затем день стал нелёгким испытанием: горы были не то чтобы высоки, но как-то уж очень труднопроходимы. Мозры оголодали и начали выбиваться из сил а никакой живности вокруг не бегало. Людских же запасов им хватило бы на один зуб - ну разве что мясо синекрового сродни пеммикану бабули Анюты.
Ближе к вечеру вышли на горное плато. Укачанный до тошноты Полоз не сразу сообразил: воздух стал влажно-тёплым, как в остывающей бане. Мозры очень оживились, влажная грязь под их ногами жирно хлюпала, небольшие лужи парли и изредка взбулькивали. Попахивало тухлятинкой. Плато оказалось небольшим, спуск с него был удобен. Но вместо спуска устроили привал.
Умотанный Ваня глотнул пивка, а от еды отказался. Магиню тоже мутило. Один Лы жевал, как ни в чём не бывало. С мозров сняли сёдла, они принюхались и быстро помчались к некой понятной им цели: Полоз только успел различить, что это еда. Вернулись звери довольно быстро - были они изрядно перемазаны: лапы и брюхо - глиной, морды - желтком. Хороши же должны быть яички, чтобы такие туши насытились. Не иначе, динозавриные. Или сказочной птицы Рух. Если только это не одно и то же.
Грязнючими мозрами Магиня побрезговала, начала спускаться пешком. Ваня тоже предпочёл размяться. Лы накинул зверям сёдла, но застёгивать не стал и побежал догонять. Тропа была удобной и широкой: звери, что ходили по ней, оставили кое-где отпечатки исполинских гусиных лап. Наверное, встреча с ними была бы не слишком радостной, но ни мозры, ни Лы с Магиней не нервничали и не спешили. Тропа сделала поворот, и глазам предстало чудесное место: небольшая поляна утопала в ярко-зелёном мху, из которого кое-где торчали валуны, покрытые золотистым и кроваво-красным лишайником. Со скалы стекал небольшой водопад, шипящий газом. Под скалой водопад выдолбил чашу диаметром метров в шесть и глубиной чуть больше метра. Вода сияла нежно-голубым, и берега бассейна рогатились голубыми кристаллами, похожими на кораллы. Мозры заурчали, побросали поклажу и полезли купаться. Ваня с удовольствием составил бы им компанию, но посмотрел на остальных и не стал. Прогулка нагуляла аппетит и ему, и Магине - они с удовольствием подкрепились. Накупавшиеся мозры катались по изумрудным моховым полотенцам, обтирая голубые капли с заблестевшей кожи.
Ваня глядел на это отрешённо-туманными глазами. Валуны в лишайниках вдруг начали как-то струйчато перемещаться.
Он хотел подняться и взглянуть поближе - но земля подскочила и ударила его по лбу. Мир перевернулся. Ваня Полоз, в здравом уме и твёрдой памяти, стоял на земле. И эта же земля упиралась ему всеми своими камушками и жёсткими мини-кочками в грудь, живот и лицо. Пока он раздумывал, как же это получилось, подскочил Лы, и мир вновь с тошнотворной скоростью перевернулся. На этот раз камни и кочки оказались со спины, а в глаза ему лезло закатное фиолетовое небо с бледным полудиском луны. Сердце бухало в рёбра, как в барабан, и бой этот стоном отзывался во всём теле, вплоть до пяток. Откуда-то сверху, со стороны макушки, донёсся грустный голос Главной Магини: "Злая Звезда".
Небо стало сине-голубым, окружающий мир обрёл контрастность цветов и запахов, в лицо Полозу дохнуло влажным теплом, и синий язык нежно обтёр его щёки. Лапы-руки осторожно сгребли его, и Ваня уткнулся в тёплую, живую грудь седого мозра. Зверь свернулся клубком, поместив в центр этой своеобразной капсулы своего любимого, ненаглядного, наконец-то найденного Хозяина. Господи, как там было уютно! Никогда, никогда в жизни Полоз не чувствовал себя таким защищённым - от всего-всего-всего. Зверь крупно задрожал - и начал покрываться пахучими капельками пота. Не очень понимая зачем, Ваня лизнул ближайшую капельку. Вкус был обыкновенный, солёный, но он восхитил его. Жадно, словно боясь не успеть, он начал вылизывать упругую толстую кожу. Мозр заурчал и перестал дрожать. Слизав все доступные капельки, Ваня немного поворочался, устраиваясь поудобней, и - заснул.
Спал он недолго. Часа два, не больше. Первые разноцветные звёздочки только начали разгораться в потемнелом небе. Седой мозр громко храпел, раскинувшись по мху и подёргивая задней лапой. Ваня обнимал его необъятную грудь, уткнувшись носом в нежную подмышку. Лы с Магиней лежали, завернувшись вдвоём в один просторный дорожный плащ. Их мозры несли стражу: сидя на задних лапах и опираясь на хвосты, они действительно здорово походили на огромных головастых кенгуру.
Он мысленно прошёлся по своему организму. Вроде всё в норме. Одежда вся пропиталась звериным потом, но Ване этот запах понравился: он как-то точно ложился на его представление о здоровом, полном сил и жизненной энергии мужике. "Девки будут пачками ложиться". - удовлетворённо подвёл он итог осмотра. Прошёлся к бассейнику, поплескал в лицо минералочкой.
Утопая по щиколотку в пушистых мхах, подошёл Лы:
- Ты в порядке? - спросил для проформы. И так ясно - да. Помолчали.
- Не думал я, что ты выкарабкаешься. Главная упёрлась: он маг, поверху дойдём. Но и магу нужно время, чтобы к Злой Звезде привыкнуть. Пришлые из Срединного Мира первый раз наверх выходят лет через пять-шесть, и то ненадолго. Даже дети их снаружи работают только по ночам. Будь ты простой человек, до пещеры живым бы не добрался. Мозр тебя спас. Как - не знаю, я не маг. Мозры простых людей только терпят, а с магами, сильными магами, очень дружат. Наверное, когда-то в этом Мире было много сильных магов, и мозры были их братьями. А потом что-то случилось - магов не стало, а пришли люди Срединного Мира. Сверху люди жить не могли, а в пещерах нет места мозрам, и два народа стали жить врозь. Но люди-то были новые, пришлые, а народ мозров всегда тут жил. Тоскуют они по прежним временам - даже я чувствую.
- Ну так расскажи жене. Не зря же в Главные вышла - мозги в голове, не кисель.
- Женщине иногда нужно не рассказывать, а показывать. Вот ты сегодня - показал. И, знаешь что: если твои братья-воины на поверхность попали и в первые день-два на мозров наткнулись, могут и живыми оказаться. Я это только сейчас понял.
Да, это был шанс. Ваня тут же понял, какую больную рану начало затягивать тонкой кожицей надежды. И тут же забрезжил ещё вопрос, который хотелось прояснить. Он помялся:
- Я тоже думаю, что живы. Но, понимаешь Ты сказал: народ мозров - то есть они не звери. А тот, что меня спас, - он меня в мыслях своих видит Хозяином. Вроде как он - моя вещь, что хочу, то и верчу.
- Откуда мне знать, почему так. Но я свою родословную знаю до двадцатого колена, и во всех сказах и преданиях мозров называют народом. Их не зовут - они сами приходят и помогают. Причём сами выбирают - кому. Мозр с магом дружат всю жизнь и, бывает, не переживают смерти друга. Как будто они двое - это одно. Главная свою подругу очень любит. И та её не хозяйкой, а сестрой зовёт - так она говорит. Наверное, в каждой паре это по-своему. Я, знаешь ли, люблю легенды собирать. Местных у меня - целое собрание. И о Срединном Мире - немало. По-вашему получается - жил в Срединном, а тогда единственном, Мире некий народ. И каждый из него был магом. А потом вдруг магия стала покидать тот Мир. Но образовались вокруг новые Двенадцать Миров - и маги начали спасать себя, уходя на жительство в эти Миры. Потому что для мага потеря Дара хуже смерти. В Срединном Мире остались легенды - об атлантах, о старых людях, о Золотом веке. Тем более, что кровь магов не вся ушла во Внешние Миры: ты вот маг, а рождён в Срединном Мире.
- То есть катастроф было две? - в голове Полоза всё как-то туго укладывалось: сначала маги пришли сюда, в новый Мир, жили с мозрами. Потом и отсюда ушли, оставили немного своей крови - и ушли. Как в первый раз. Куда ушли?
- Не знаю. Может, умерли. Может, с пришлыми смешались, не смогли больше сверху жить. Никто не знает. До двадцатого колена - дальше нет записей. Что было, чего не было - сказки и всё.
- Ну хорошо. Сказки там, легенды. Но зачем покидать этот Мир, если можно вновь возродить содружество мозров и людей? Чем будет плох этот Мир, если мозры станут людей оберегать?
- Не станут они людей защищать. Только магов. А их мало.
- Ну тогда можно третий народ организовать. Пусть будут люди, мозры и между ними - маги. Мне думается, всем места хватит, - на Ваню нашло вдохновение.
- И как ты себе представляешь эту организацию? - Лы хитро прищурился. Полозу показалось, что он уже не однажды думал на эту тему.
- Как-как. Сколько у вас магов с мозрами дружат? Переженить - и пусть во имя светлого будущего полный дом детишек рожают.
- Быстрый какой. Знаешь, сколько детей может родить женщина? Двоих. Если повезёт, один раз может двойня родиться. И всё. Кроме того, мало их, сильных магов. В Морских пещерах - шестнадцать. В дальних заулах - редко-редко один. За морем - и того меньше. Во всём нашем Мире - сотни не будет. И потом. Где это видано, чтобы принуждать Магиню от кого нужно рожать? Магиня сама себе хозяйка, кого полюбит, от того родит. Хотя мысль правильная, - неожиданно заключил первый муж-советник-телохранитель.
Да, прав был пан Янош! Башковитый мужик Лы.
"Интересно, - подумалось вдруг Ване, - успеют или нет всех губанов до пещер стащить? Днём, видно, только коренные тутошние пахать могут. Надо думать, и тинграм пожевать останется". Но вслух высказываться не стал.
Они посидели ещё немного, полюбовались луной в голубом бассейнике-озерке. На глобально-философские размышления больше не тянуло, спать не хотелось. Но пришлось: Лы сказал, что тронутся с раннего утра и останавливаться не будут.
Мозры подняли людей до рассвета. Луны не было, тьма кромешная. Земля глухо гудела. По тропе мимо моховой полянки двигалась сплошная масса неизвестно чего. Ваня быстро усёк, что мозры предпочли бы побыстрее отсюда убраться. Пристёгивать сёдла времени не было. Люди похватали поклажу, мозры подхватили людей - и тихо-тихо, боясь дохнуть, начали отходить с полянки. Нашли какой-то скальный навес - там и затаились.
Рассвет уже высветлил небо, когда почвотрясение стихло. Мозры зашевелились, полезли наружу (называть их даже про себя зверями Ваня больше не мог). Люди начали разбирать вещи, всё ли на месте. Внезапно Полоз заметил: Магиня ведёт себя странно. Поблёскивает, постреливает в него глазками, принимает кокетливые позы - как девица, завлекающая парня пройтись на сеновал. Он оглянулся на Лы - у того желваки ходили и шея наливалась кровью. Но - отворачивался, делал вид, что его не касается. Ване в жизни бы не пришло в голову приударить за немолодой и замужней. Девчат хватало. Откуда такая напасть? От него же мозром воняет! Точно! Мозром! И как это до него сразу-то не дошло! И Лы понятно чего отворачивается: первый муж - не единственный. Хоть обревнуйся, а третьих-пятых рядом с собой терпи. "Гюльчатай, открой личико", - всплывшая в голове фраза бессмертного советского боевика заставила его хохотнуть в кулак. Он отвёл в сторонку уже совершенно бешеного Лы, внаглую отвернулся от нежданной ухажёрки и начал пересказывать кусок фильма. В промежутке однозначно намекая, что не охотник до пожилых дам и вообще предпочитает помладше. В крайнем случае - одногодок. Злые морщины на лбу первого мужа-советника разгладились. И он уже радостно заржал, когда дошло до "Господин меня назначил любимой женой".
Главная оскорбилась. Резким, не терпящим возражений тоном приказала отправляться. Лично надела седло на свою мозр-сестру и, мстительно сверкнув глазами, оставила мужиков без завтрака. Лы ухмыльнулся, быстрым движением сунул Ване свёрток и пристегнулся в седле. Полоз сделал то же, а потом заглянул в пакет. В лоскуте плотной, шелковистой бумаги был кусок мягкого солёного сыра и полоска сушёного мяса. Завтрак. Надо думать, Лы свою жёнушку отлично знал, раз запасся.
- / -
Морские пещеры поражали воображение. Естественный карст с его сталактитами и сталагмитами тут органично сочетался с плодами рук человеческих. На их отделку не жалели ни средств, ни труда. Все входы имели двери - бронзовое литьё, филёнки из драгоценного дерева, окошки толстого цветного стекла. Тут не опасались никаких зверей, в этом Мире почти отсутствовали лихие люди. Никто не выжил бы тут ни мелкой группкой, ни в одиночку, а потому у роскошных дверей не стояла охрана, а в залах с деревянной мебелью стояли бесценные золотые канделябры со световыми шарами в добрый кулак. Пещеры были неглубоки, светящегося лишайника не было. Позже Полозу рассказали, что лишайник, как и пришельцы Срединного Мира, живёт лишь на глубине метров в двести-триста: выше - его губит Злая Звезда, ниже - нет энергии, чтобы светиться. А добываемый из лишайника люминофор работает один год, после чего гаснет навсегда. Поэтому осветительные шары и надписи обновляют ежегодно.
Население Морских пещер было велико, но состояло из коренных жителей, каковыми считались лишь с пятого колена. Пришельцев Срединного Мира отправляли в окрестные заулы; исключение составляли только ученики Школы Магов - в неё принимали по таланту, независимо от происхождения.
Полоза определили на среднюю ступень. Его не нужно было учить сосредоточению и построению образа, владению телом и духом - у него был чёрный пояс каратэ-до. Мозр-сестра Главной Магини и яркий самец, возивший Лы, ушли к своему народу. А седой мозр остался. Он поселился в специальном дворике, ему регулярно выделялось парное мясо и свежая рыба, и они с ваней часто отправлялись в неблизкие прогулки на день-два. Они охотились, общались с родственниками седого, и Ваня чувствовал себя учеником и тут. Заботы седого мозра всё больше напоминали ему хлопоты пожилого слуги-учителя над молодым барчуком. Помнилось Ване, что такого даже называли специальным термином. Немного помаявшись, он вспомнил: заботника звали дядькой. Мозру имя понравилось. Он с удовольствием откликался на мысленный зов: "Дядюшка!" - и с удвоенной энергией тянул Полоза в очередную мини-экспедицию. Возвращался Ваня из таких вылазок умотанный и весь насквозь пропахший Дядюшкиным потом. Запах держался на коже и одежде цепко, не вытравляемый никакой мойкой-стиркой.
Свободного времени у учеников Школы Магов было немного, но хозяйственными заботами их не обременяли. У каждого был персональный денщик или горничная - по личному выбору. Предаваться жизненным удовольствиям не возбранялось. Юнцы и юницы, выпорхнув из-под бдительного ока родителей и своих заулов, с удовольствием вкушали плоды свободы. Юному магу никто не препятствовал оттачивать мастерство и Силу, привлекая или отвращая от себя девушек обслуги. Более того, те гордились шансом родить от мага. Но мальчишек первым делом учили предохраняться (магически), и шансов у простушек не было. Девицы также не слишком себя строжили, но во все тяжкие пускались нечасто - предпочитая в партнёры ровню. Рожать им до окончания Школы не позволялось.
Полоз не стал корчить из себя моралиста. Запах Дядюшки-мозра. как магнитом, тащил к нему будущих Магинь. Вскоре Ваня имел уже четырёх постоянных подружек от шестнадцати до двадцати лет. К его немалому удивлению, они не ссорились и не ревновали, с равным удовольствием проводя с ним вечера как один на один, так и все разом. Спать Ваня предпочитал без них - так он лучше высыпался. Старый Маг-наставник его развлечения одобрял: он считал, что это способствует учёбе. Дядюшка-мозр же, ознакомившись с его симпатиями, отобрал двоих: самую старшую, чёрноволосую и чёрноглазую, с мраморным ликом Мадонны, и семнадцатилетнюю, зеленоглазую, веснушчатую, с волосами цвета старой меди и нежным золотым пушком внизу. По его представлениям, от них у Полоза должны были родиться красивые, крепкие дети. Остальных: светло-шоколадную мулатку с огненным взором и изящную то ли вьетнамку, то ли китаянку - откровенно забраковал. Мулатка была местной в первом поколении, китаянка - пришлой, сбежавшей из Срединного Мира в пятнадцать лет.
Главную Магиню и Лы Полоз вначале почти не видел. Впрочем, как-то зайдя в Школу на занятия по физической подготовке, первый муж-советник стал туда захаживать - Ваня оказался достойным спарринг-партнёром, и они оба получали от совместных занятий массу удовольствия. После тренировки, если у Лы было время, они беседовали. Иногда о пустяках, чаще - о вещах важных.
Лы рассказывал Ване о своём детстве в Северных пещерах - несытом, но полном приключений. О своей учёбе у пришлого воина - великого бойца, ушедшего из Срединного Мира от чего-то, что было свыше его терпения и совести. Он очень тяготился своей участью ночного охотника, находя утешение в обучении пацанов. Лы был из семьи потомственных охотников, однако Учитель знал и умел куда больше. Лы почитал его выше отца.
Но однажды на ночной охоте тот попал в снежную лавину и не вернулся в заул. Трое суток пацаны-ученики раскапывали засыпанного учителя: маг их заула определил место, но расплавить такую массу снега не смог, а Мастера музыки, чтобы собрать Силу заула, как раз не было - уплыл в гости. Снег хорошо отражает энергию - Учитель ещё был жив. Только спасти его уже ничто не могло. Последним его завещанием лучшему ученику было - учиться, сделать этот Мир пригодным для жизни людей. Заул уважил последнюю волю Учителя - Лы отправили учиться в Университет. Школа Магов - лишь его часть, и не самая большая. Действительно, молодёжи от пятнадцати до двадцати вокруг было много, и не только обслуги.
Ваня учился уже месяца четыре, и успехи его были несомненны, когда, разбираясь в шкафу, наткнулся на корзину с "дарами". Как он мог забыть! Вот же она, корона Алекса-Чингачгука. Вот шарики, вот пиалы с саламандрой и чаши-кисэ в разнокалиберных звёздочках. Он должен узнать, что за свойства они хранят, и отнести корону владельцу, а он тут с девочками развлекается. Даже о брате забыл.
Полный раскаяния, он взял в руку "морозный" шарик и позвал Дядюшку. Седой мозр ждал его в своём дворике. Увидев шарик, вдруг охнул и пал на четвереньки, как при первом знакомстве. "Дар" вызвал в нём такую бурю образов, что у Вани подкосились ноги. Понять что-либо было совершенно невозможно.
Слегка оклемавшись, он попытался успокоить Дядюшку и привести его эмоции в порядок. Но это не удавалось. Мозр настаивал на немедленном и дальнем походе и шарик он хотел иметь с собой. Пришлось пообещать, что он прямо сейчас пойдёт и отпросится. И набьет едой рюкзак. Дядюшка, недовольно урча, согласился, но шарик потребовал оставить. Ваня положил его на пук свежего сена на выступе спальной пещерки мозра.
Маг-Наставник отпустить на неделю отказался. Безотказный прежде аргумент типа "Дядюшка-мозр вас очень просит" на этот раз не сработал. С большим трудом удалось лишь уговорить его пройти прямо сейчас к Дядюшке и выяснить, в чём дело.
Они ещё не дошли до дворика, как мозг Вани взорвало криком о помощи: звал седой мозр, а рёв его, слышимый обычным ухом, просто сотрясал окрестности. Полоз с Наставником рванули, как на пожар. причём старик пришёл первым - неслабый маг, он в случае острой нужды мог и летать.
Седой мозр умирал. Похоже, ему не удалось бы помочь, даже если б Ваня уже умел телепортироваться. Весь истыканный метательными ножами, он ещё как-то пытался держаться. Но нападавшие предусмотрели многое: Дядюшка был отравлен. Нежность и отчаяние смешались в его глазах.
Рядом колыхнулся воздух. Вызванная Наставником, во дворике возникла Главная. Ваню бесцеремонно пихнули на залитую кровью грудь Дядюшки: попрощаться, выяснить последнюю волю. Сама Главная, вместе с Наставником, немедленно занялась расследованием. Полоз обнял огромную, показавшуюся вдруг такой прекрасной, голову, и соединился сознанием. Он не пытался анализировать возникающие эмоции и образы, только запоминал, запоминал. Мозр торопился: смерть сияющим занавесом уже ограничила горизонт, но он был должен, обязан - во имя Возрождения, рассказать и показать. А занавес всё смыкался, смыкался. И вот уже осталась крошечная полосочка, размером всего в один вдох. Последний лучик ласки и заботы плеснул в его питомца - и нить жизни оборвалась... Полоз потерял сознание.
Главная Магиня с Магом-Наставником даже не пытались продлить жизнь седого мозра: яд был им знаком и никаких шансов не оставлял. Нападавшие учли многое, даже то, что расследование будут вести маги. Только вот о пределах возможного в магии разработчик операции знал далеко не всё. Да, нападавшие были в масках и глухих комбинезонах. Да, они много раз меняли обувь, оставляя ложные следы, и кропили потом других людей, оставляя ложные запахи. Но им никак не удавалось не дышать! Микроскопические капельки слизистой носа всё же попали в окружающий мир, и были собраны Магами. В дело вступили ящерки-нюхачи: стремительные создания длиной в небольшую ладошку и толщиной чуть больше пальца сунули свои любопытные носики в собранное облачко запаха, весело булькнули зобиками и стремительно разбежались по округе. У каждой ящерки была магическая метка-сторожок, это позволяло поставившему метку магу проследить её путь а также, при необходимости, смотреть ящеркиными глазами. Семь учеников высшей ступени, вызванные Магиней, сосредоточенно отмечали их путь. Маг-Наставник приводил Ваню в чувство, а Главная совершила прыжок в Зал Совета - Высший Совет Магов собрался немедленно. А по Морским пещерам поплыли тягучие звуки гонгов: категорическое предписание собраться всем-всем-всем в Залах Собраний своих цехов.
Полоз пролежал без сознания трое суток. Что обсуждал Высший Совет, он так и не узнал. Не стали ему рассказывать и о том, как искали убийц Дядюшки. Мозр-сестра Главной Магини, явившаяся к концу Совета, от имени народа мозров просила сохранить неразумным жизнь, но умоляла найти похищенное. Однако обе просьбы оказались невыполнимы: во-первых, убийцы были мертвы. Заказчик забрал "морозный" шарик и расплатился отравленными ножами. А во-вторых похищенного "дара" уже не было в Мире Девы.
Поправлялся Ваня медленно и трудно. Жизнь как-то сразу перестала интересовать его. На предложение Главной познакомить его с каким-нибудь молодым мозром ответил отказом: место Дядюшки принадлежало ему одному. Из заула пана Яноша примчался брат Саня с молодой женой. Безо всякого удивления Ваня узнал девушку-целительницу. Семья ждала прибавления, ожидалась двойня. У брата теперь тоже был друг-мозр, а с началом беременности обзавелась подругой и жена.
Подружек своих Ваня не видел со дня трагедии, но не слишком об этом печалился. Решил, что нашли других партнёров.
Народ мозров позволил Полозу похоронить Дядюшку по человеческому обычаю. Тело седого мозра обложили горючим камнем и плеснули спирт. Пепел Ваня лично замуровал в скале, закрыв отверстие цветным изразцом, сделанным на заказ. Брат Саня привёз ему мешочек с местной валютой - колечками из серебряного сплава. До этого он как-то не задумывался, на что он тут живёт. Сплав был специфический, какого не было в других Мирах: колечки, имея вид очень чистого серебра, не тускнели, не окислялись и не сминались. Номинал определялся шириной кольца и клеймом. Колечки высших номиналов имели рубиновые "глазки". Звон пересыпаемых в мешочке колечек был светел и чист.
Жена Сани не могла надолго оставить заул, да и сам он торопился выучиться. Седой маэстро заканчивал свой жизненный путь. Несколько дней провели они на лавочке под скалой с изразцом. Беседовали. Саня был убеждён: они не так просто посланы в Двенадцать Миров. Что-то сломалось тут, одному человеку во всех Мирах не управиться - стало быть, нужны помощники. В Мире Девы исчез целый народ, для его возрождения двоих родоначальников оказалось мало - и вот их тут четверо. Возможная гибель Серых даже не обсуждалась, придёт время - найдутся. А то и ещё кто из Змеят объявится - потомство оставить.
Мозр Сани был совсем молоденький, Саня звал его ласково - Братик. А подруга жены звалась Лялькой. Народ мозров дал им старика-наставника. Близко к себе старик не подпускает, через Братика с Лялькой общаются, но учит чётко всех четверых. Обещает и их детям товарищей-мозров, но только не раньше, чем в двенадцать лет.
Ване всё это нравилось. Кроме одного: его тоже записали в отцы-патриархи. А он ведь должен идти дальше. Пусть тут останется Саня, пусть обзаводятся хоть целым гаремом Серые. Немного побазарили насчёт гарема. Если по согласию - почему нет? Самому Сане пока было неловко. Очень жену любил, но готов был Ваниных детишек в семью забрать, буде таковые после его отбытия останутся. Мысль была толковой. Вот только где же мам для этих детишек достать? Простые смертные вроде как не подходят, а соученицам его по Школе, пока не кончат, закон не велит рожать. Обсудили идею с Лы. Тот как-то странно покрутил головой, отвёл глаза и пообещал поговорить с Наставниками Школы.
Остался невыясненным вопрос: какую такую ценность представляют "дары" для Двенадцати Миров. Что в корзинке в Ваниной комнатке они недосягаемы для чужих - это Полозам объяснили. Магический сейф, только хозяину доступный. Санин диск охранял весь заул - его было не украсть. Неузорные шарики Главная отдала Высшему Совету - тоже не добраться. Значит, ждали, когда Ваня своими руками хоть одну вещь вынесет.
В той мешанине образов, что осталась в памяти, как последнее завещание Дядюшки, было нечто, напоминающее ключ к разгадке. Ваня пытался вычленить это нечто, но оно ускользало, оставляя досадное чувство, что он всё, что нужно, знает, но не видит.
Сане пора было уезжать, а все тайны так и остались тайнами. Мозр-наставник прибыл сопровождать молодожёнов в заул. И тут Ваню осенило. Схватив брата за руку, он бегом помчался в свою комнату, попутно зовя во всю силу Главную и Мага-Наставника. Встревоженный Наставник попался по дороге - братья потащили его с собой (Саня уже понял идею), а Магиня, выразив своё недовольство, явиться не соизволила - но ящерку прислала.
Когда Наставник увидел "дары", ему изменили ноги. Не зная, как работает магический сейф (это была высшая магия, Ваня её пока не понимал), Полоз достал только второй шарик, на прочее Наставнику пришлось любоваться через откинутую крышку. Особенно его потрясла корона: губы его тряслись, руки - тоже. Ящерка-нюхачка на его плече крутила головкой и тыкалась носиком старику в шею.
- Значит, Он пришёл. Раз Корона Миров явилась из небытия, явится и Тот, кому она назначена судьбой, - голос Наставника был тих и торжественен. На плече у него пфыкнуло - ящерка исчезла, вместо неё в комнате, появилась разгневанная Главная.
- Мальчишки, сопляки неразумные! Только Высший Совет знал, а теперь будут знать все, - если б она не сдерживала себя, от Полоза немедленно остался бы только пепел. Было совершенно непонятно, чего это она так кипятится. И зачем было скрывать от Совета - у пана Яноша весь заул видел, кто хотел - руками трогали.
- Вы хоть понимаете, куда украденный шар попадёт? - в голосе Главной было отчаяние: - Его же в Мир Тёмного Воздуха отправят!
--
А чем это страшно? - Ваня не захотел проникаться её горем.
Главная попыталась взять себя в руки:
- Корона Миров назначена только одному. Но претендуют на неё двое: кому достанется - по такому пути и пойдёт Вселенная следующего цикла. Сопровождают Корону дары Создателя Мира. Мир, имеющий у себя хотя бы один такой предмет, может стать резиденцией носителя Короны. Я оставила для нашего Мира только то, что далось мне в руки. Остальное должно было найти иных хозяев. Про Корону не было доложено даже Высшему Совету. Но информация о "дарах" всё равно просочилась, причём заул советника Яноша тут не замешан. Диск для них - святыня, а остальным похвалиться было некому - никто их заул не посещал. Информация получена от члена Высшего Совета, - Магиня успокоилась и присела на табурет.
- Я знаю, кто снабжает сведениями Тёмных, - руки Наставника тряслись, глаза он прятал, - больше никто бы не мог.
- Кто? - на пороге стоял Лы, и вид его к шуткам не располагал.
- Могул Фиолетовый. Мы росли вместе, учились вместе. Хотя куда мне до него. Зачем ему понадобилась синяя трава, я не знаю, но с полгода назад он вдруг спросил меня: у кого из торговцев можно заказать. Я удивился: путь коням Тёмного Воздуха закрыт, и зачем ему синяя трава? Он посмеялся - я и забыл. А потом он вдруг начал занимать крупные суммы - это член Высшего Совета! И у меня тоже занял. А в день гибели Дядюшки вернул, причём не сам - помощника отправил. Я думаю, его купили. За траву. Потому что больше - просто не за что.
Лы почернел от гнева. Сказать вслух старику Магу-Наставнику, что думает о его безответственности, он не мог. А хотелось.
Грозовое молчание прервал Саня Полоз:
- Со своим предателем вы ещё разберётесь. А сейчас хорошо бы выяснить, что думает о "дарах" народ мозров. Полагаю, если мы подарим им этот шарик, от Миров не убудет. В конце концов, "дары" рождены в этом Мире - тут и пребывать большей их части. Если б не этот ваш Фиолетовый, я бы и Корону никуда тащить не советовал. Пусть бы тут полежала, хозяина подождала. Пошли, - Саня взял "морозный шарик", сунул поглубже под куртку и решительно вышел.
Прочие потянулись следом.
Комнаты учеников Школы Магов были достаточно далеко от выходов на поверхность. Коридоры тоже не отличались прямотой: большинство выпускников, получив диплом, возвращались в заулы - так что к роскоши их не приучали. Привычно выбирая кратчайший путь к дворику мозров, Ваня вдруг подумал: а ведь подстеречь их тут ничего не стоит. И впервые за всё время пребывания в Морских пещерах душу его шевельнул страх. Лы, похоже, думал так же, шепнул что-то жене. Та кивнула - и вот уже целая стайка нюхачек понеслась впереди, суя свои носики во все ниши и отводы. Но коридор словно вымер. А ведь они шли по жилой зоне! Всё объяснилось, когда Ваня углядел: чья-то горничная стремглав убегала в боковой коридор, а ящерка её погоняла, подпрыгивая чуть не на полметра.
Старик-мозр, уже почти обидевшийся на непочтительного Саню, увидев Главную, смягчился и позволил себя почесать у глаз. "Морозный" шарик вызвал в нём такую же бурю, как и у покойного Дядюшки. Но всё, что удалось понять Магине, - "дар" снимает ограничение на рождение детей. Женщина народа магов, подержав в руках "дар", могла рожать сколько хотела. Мужчины быстро переглянулись, а Магиня, охнув, кинулась на шею Лы. Вряд ли "дар" был только для этого предназначен, но пока - что уж есть. Шарик был немедленно подарен. Растроганный мозр сам предложил покатать Лы. (В глазах мозра - неслыханная честь!)
Шарик старик сунул за щеку.
Братья наскоро попрощались - Ваня обозвал брата отцом-патриархом (со значением посмеялись). Жена Сани была уже в седле. Лы на старом мозре проводил их немного вдоль морского берега, и бегом помчался обратно.
Зал Высшего Совета Магов Мира Земли, под знаком Девы, был невелик и скромен - по меркам иных Миров. Но Ваня-Полоз этого пока не знал, только отметил про себя: сколько же тут дерева! Резная мебель, бархатная обивка, паркетный пол. Стенные панели цветного дерева, с картинами - инкрустациями из дерева же и поделочных камней - даже люстры вырезаны из странной древесины цвета старого серебра. Не члены Совета могли посещать этот зальчик лишь по приглашению и в обстоятельствах чрезвычайных. Сегодня эта печальная честь выпала Магу-Наставнику, Лы и Ване.
Пятнадцать мужчин и женщин разного возраста, комплекции и расы, все элегантно одетые каждый в свой цвет, в свободных позах сидели на креслах, пуфиках и диванах вокруг небольшого подиума. Между сидящими ловко лавировала тележка на колёсиках - закуски и мини-бар. Движитель в виде мотора или прислуги отсутствовал. На бархатной подставочке посреди подиума возлежали два шарика "даров".
Ваня поискал глазами Фиолетового - Могул Фиолетовый оказался подтянутым мужчиной средних лет ( по меркам Срединного Мира - около сорока), без принятой в этом Мире косы, с ухоженной короткой стрижкой и бородкой. Одежда его переливалась и играла всеми оттенками фиолетового - это был дорогой импортный шёлк. В мочке левого уха - серьга-гвоздик неизвестного материала и цвета штемпельных чернил" размером в лесной орех. На указательном пальце правой руки такой же перстень.
Лы тихонько пнул Полоза в лодыжку - неприлично таращиться. Ваня отвёл глаза. Дамы вокруг выглядели от юной до средних лет - ни одной старухи, хотя можно было спорить на что угодно, большинство из них годились Полозу в прабабки. Впрочем, одна эбеново-чёрная девочка в нежно-голубом платьице могла быть и моложе его. Во всяком случае, Ване бы так хотелось. Теперь пинок был от Наставника - нечего так откровенно мысли распускать. Не на рынке среди простолюдинов. Девочка лукаво улыбнулась, Ваня покраснел.
Главная, вся в белом, находилась в некоем сооружении, напомнившем Полозу кафе-мороженое и сливочный пломбир. Как она умудрилась выглядеть сидящей посреди этих шариков в вазе серебристого металла, сказать сложно. Ещё сложнее было понять, зачем это вообще надо. "Закройся и соберись!" - приказ вспыхнул в мозгу короткой молнией. Совет начинался.
Никакого уважения к не-магу Лы проявлено не было. Невзирая на его статус первого мужа-советника да и просто приглашённого на Совет. Беседа шла безмолвно, в сложном темпе цветовых линий и фигур. Ваня с трудом успевал ухватывать основные мыслеобразы. Старый Наставник от напряжения кряхтел и обливался потом.
Главный диалог вели белый и фиолетовый. Чернила понемногу заливали окружающее мыслепространство, и вот уже все прочие цвета вытеснены на периферию, на роли наблюдателей. А белый из цвета становится светом. "Пломбир" в серебряной вазе с Главной Магиней испаряется и тает, свет с трудом перебивает набухшие бедой тучи. "А "дары"-то, "дары"!" - спохватывается Полоз. Вовремя! Тёплый янтарь на бархатной подставке полыхнул, подобно молнии.
Грохота не было, но казалось - был. Цветовые туманы пропали, и, без сил опускаясь на пол, Ваня увидел: Могул Фиолетовый, пошатываясь от слабости, вынимает игольный нож - орудие убийцы - и пытается достать Главную. Тучный мужчина в пурпурном халате падает ему в ноги - и Лы успевает. Чтобы преодолеть сорок метров, загромождённых диванами, креслами и телами, ему хватило чуть больше секунды. Игла с шипением прожигает бесценный паркет, а неудачливый нападающий пытается брыкаться, скованный за спиной по рукам и ногам.
Каждый его рывок укорачивает цепи, соединяющие ручные и ножные браслеты, так что через полминуты дёргаться стало немыслимо - позвоночник бы не выдержал. Выждав, когда поток брани начал уменьшаться, Лы ослабил цепь. С поверженного мага как-то разом облез весь лоск. Только что безупречно чёрные волосы вдруг стали полуседыми, гладкое белое лицо обвисло и посерело, ухоженные руки превратились в узловатые корявые грабли, голубоватые белки глаз прорезала отчётливая сеть сосудов. А перстень и серьга стали тускло-серыми. Целыми остались разве что зубы - да и то Ваня не поклялся бы, что они настоящие.
Маги зашевелились. Даже те, кто вовремя убрался из центра поединка, были без сил: Могул ограбил всех. Теперь стало понятно, зачем позвали Лы. Не будучи природным магом, он, как тренированный боец, имел мощный экран-защиту. Высосать и его Фиолетовому оказалось не под силу. Или просто побрезговал мелочёвкой.
Теперь же Лы пришлось повозиться. Сунув Могула физиономией чуть не в прожжённую его иглой щель (тот пытался отстраниться, но получил по морде и лежал тихо), он деловито приводил в порядок высокое собрание. Бурдючки из потайных карманчиков не понадобились. Подиум по совместительству оказался погребком со снадобьями и спиртным. Руководствуясь, очевидно, некоей табелью о рангах, он напоил вначале Ваню, затем - Мага-Наставника. После пошли Высокие. Главная осталась на потом. Она лежала в своей серебряной вазе, вся в белом и сама белее белого. Ваня сидел на паркете, вытянув ноги и прислонившись спиной к узорной панели стены. Покорно проглоченная мерзость никак не приживалась, приходилось тратить остатки сил, чтобы содержимое желудка не оказалось на полу. Наставнику было не лучше.
У противоположной стены послышался стон и посыпались затейливые проклятия - очередной (зелёный) маг отведал "восстановителя". Эбеновая девочка в голубом тихо плакала, дородная тётка в медово-жёлтом сарафане гладила её по курчавой головке.
Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем Полоз сумел подняться. Шатаясь, словно тяпнул натощак стакан деревенского самогона, Ваня потащился помогать Лы. Тот скептически оглядел его ввалившиеся щёки и пренебрежительно пихнул на диван к шикарной даме в чёрном. Дама только что пришла в себя, но появление молодого мужчины на своём диване не пропустила. Школа Магов быстро излечивает от ненужного ханжества, но Ваню напор чёрной дамы все же шокировал. Дама была красива. Яркой южной красой - смуглая кожа, румянец губ и щёк, глаза цвета перезрелой вишни. Волосы дама красила в жгучую рыжину, красиво переливающуюся от светло-золотого до красной меди, но тёмный пушок на руках выдавал её с головой. Впрочем, чёрные одеяния сочетались с буйной шевелюрой идеально. В драгоценностях дама себе не отказывала, колье на её умеренно большой груди сияло и переливалось. Камней таких Ваня не знал, но сильно подозревал, что чёрные бриллианты.
В иной обстановке, возможно, дама получила бы желаемое. Но только не теперь: не то чтобы Ваня застеснялся на людях - можно было б и кокон сотворить, - а просто неуместно, когда вокруг такое.
Пакостный "восстановитель", вливаемый в беспомощные тела неумолимым телохранителем, потихоньку делал своё дело. Впрочем, по Ваниному разумению, члены Совета могли бы держаться и подостойней - а то импозантный мужик в серебристо-сером наряде, дорогих каменьях на пальцах и в шикарной каштановой косе, весь диван заблевал.
Дама в чёрном, наконец, уразумела безнадёжность своих атак и вспомнила-таки, кто она такая и зачем тут оказалась. Одёрнув своё замечательное платье и небрежно отодрав от него мешающий "хвост" из безумно дорогой ткани, она вполне профессионально подменила уже запарившегося Лы. Заботливо уложила молча страдающую маленькую женщину в ярко-красном, врезала по шее, чтоб пришёл в себя, интеллектуального вида юноше в коричневом, пощёлкав пальцами, пригнала тележку с напитками пожилым мужчинам в оранжевом и тёмно-зелёном. Молодая женщина в синем и вертлявая девчонка в светло-лимонном справились сами. Некто бесполый в нежно-розовом - тоже. Кстати, розовый оклемался чуть не раньше всех и теперь развлекался, плюясь красивыми розовыми фонтанчиками в оплошавшего серого. Розовые капельки медленно танцевали по воздуху через зал и взрывались крохотными фейерверками на загаженном сером диване. Диван в этом месте прочищался.
Отвлёкшись на школярские проделки, Полоз чуть не забыл о Главной. Всё ещё без сознания, она лежала в своём странном вазоне, и вокруг хлопотали чёрная дама, встревоженный Наставник и каменно-бесстрастный Лы. Без всяких мыслей, повинуясь лишь некоему несформулированному внутреннему импульсу, Ваня побрёл к подиуму. Шарики "даров" мерцали короткими, неяркими мини-вспышками. По-прежнему бездумно протянув руку, он взял один шар, полюбовался на игру вспышек... И медленно, как сомнамбула, понёс мерцающий "дар" к серебряной вазе.
Оставалось полшага, когда забытый всеми предатель, наплевав на всё, извернулся ужом и вцепился зубами в Ванину ногу. От неожиданности Полоз брякнулся носом прямо в край вазы. Но "дар" не выпустил, а успел зашвырнуть внутрь. Пока Лы ослаблял цепи на чуть не отдавшем концы Фиолетовом, Ваня унимал кровищу и размышлял: как это "чёрный пояс" мог так по-простому подставиться. Хорошо, хоть "дар" попал куда надо. Ухвати его этот линялый урод - все бы уже вместо него в цепях сидели. "В цепях?" - Ваня аж ойкнул от догадки. Ну, конечно, "дар" - это энергозапас, магические консервы, вряд ли ими может пользоваться кто попало. Но маг ранга Могула - вполне.
Не слишком задумываясь, просто по отработанной месяцами привычке, он сотворил формулу очищения. Кровь с одежды и тела исчезла: запас сил был полностью восстановлен.
Главная, жива-здоровехонька, выпорхнула на пол и лёгкой стрекозкой заскользила над полом. Нежная музыка зазвучала откуда-то сверху, и белая Магиня, танцуя обходила членов Совета, легонько касаясь каждого играющим медовыми переливами шаром. Ощущение боли, растерянности, отчаяния покидало присутствующих. Силы возвращались мгновенно, и простые смертные, только что растерявшие почти всё, вновь становились Магами. Минут через десять перед Полозом, как и час назад, был Высший Совет Магов Мира Земли, под знаком Девы. Только Могул Фиолетовый больше не был магом.
Пережитая встряска подействовала на Совет отрезвляюще: спеси поубавилось, а понимание и ответственность заняли подобающие им места. Не-маг Лы уселся, как равный, в сиреневое кресло Могула, а для Полоза с Наставником нашёлся свободный диванчик. Заседание проходило бурно, но уже без хамства.
Главная тема - быть или не быть народу магов - была, в сущности, решена. Даже пожилая тётушка в жёлтом (кстати, мать тучного мужика, подбившего Фиолетового), выразила готовность "рожать и рожать". Второй вопрос - частичное переселение в соседние Миры - пока завис. Как Ваня понял, "висит" он тут спокон веков, может и ещё повисеть. Вопрос номер три - как вернуть украденный "дар", со специфическим подпунктом: что делать с Могулом? Предложение Полоза - покормить бывшим магом местное зверьё - одобрения не вызвало. Коричневый юноша (бывший ученик Могула) даже вякнул что-то про наглых пришлых, за что получил в лоб от лимонной девчонки и заткнулся. Допрос самого падшего тоже пока мало что дал. Израсходованный в поединке с Главной запас наркотика кончился (обесцвеченные серьга и перстень оказались резервуарами), жуткая ломка крутила его винтом - Лы пришлось снять с него цепи. Восстанавливать бывшего мага с помощью "дара" никто не рискнул. Ящерки, посланные обыскать его жилище, вернулись ни с чем: то ли тайник с синей травой был хорошенько заколдован, то ли весь запас Могул носил с собой. Оставалось лишь усыпить его и надеяться, что могучий организм потомственного мага и коренного жителя как-нибудь сам справится.
Пока возились с усыплением (тоже непросто оказалось, понадобился круг силы), Полоз сбегал к себе. Корзинка-сейф была на месте; ни минуты не останавливаясь, подхватил её и понёс в Зал Совета.
Увидев на пороге Зала Ваню с корзинкой, Главная неодобрительно нахмурилась, Лы согласно кивнул, а Наставник вызывающе задрал небритый подбородок. На подиум, рядом с шариками, легли чаши с короной. Тишина, наступившая в Зале, поразила Полоза куда сильней, чем затрясшиеся руки Наставника. Чего-то он всё-таки недопонимал. Или недооценивал масштабы. Благоговейно ожидаемый Тот, кто изменит путь Миров - в его сознании ну никак не сливался с Алексом-Чингачгуком. Хотя он твёрдо знал: Корона Миров - его. Может, и вправду те, кто стоит на крохотной площадочке вокруг трона, не всегда чувствуют, что под их ногами - гора, до подножия которой лететь и лететь, и вся она составлена из человеческих судеб?
На вершину власти нельзя прыгать с парашютом: разреженный воздух убьёт дерзкого. На вершину надо ползти снизу, из благодатной и благополучной долины, оставляя клочья собственной души и шкуры на опасных обрывах. Или родиться на ней.
- / -
У изголовья громко тикали часы. Странно тикали. Тр-р-тик, тр-р-тик Зачем ему часы? Он и так знает, что на занятия ещё рано. В носу защекотало. Пришлось проснуться. Ну конечно, ящерка. Поискал "оком" метку: лимонная. Вчерашняя девчонка из Высшего Совета. Белёсая, голенастая - больше пятнадцати лет и не дать. Любимица Главной и вероятная преемница. Со временем, конечно. Ящерка застыла в позе "внимание". Ваня сосредоточился и увидел комнату на ярусе Совета: его приглашали зайти. Умываться и делать гимнастику времени не было. Заклинание очищения, одеться - и вперёд. До верхнего яруса путь неблизкий, телепортацией-то владели даже не все члены Совета, так что ножками, ножками. Лимонная девчонка, имени своего так и не назвавшая, с порога огорошила:
- Я знаю, зачем среди "даров" чаши. И уже попробовала. Смотри - узнаёшь?
В пиалу с саламандрой была налита вода. Или не вода, а жидкость без цвета и запаха. Полоз вгляделся - поверхность на миг подёрнулась мутью, и в пиале, как на миниатюрном экранчике, появились двое в камуфляже: хрупкий безбородый подросток и квадратный, заросший до глаз мужик, сидели у костра. Гигант-папоротник мотал узорным листом, за спиной сидящих полыхал закат. Небо имело голубой оттенок - картинка виделась глазами мозра. Костёр брызгал искрами: папоротниковые стволы - топливо специфическое. Подросток подошёл ближе - Ваня узнал Серого.
- Твои? - Лимонная приплясывала от нетерпения.
- Они самые. Только оборвались здорово. Да Ваша бриться ленится.
Ваня прислушался к себе: никакого удивления - так и должно быть, Змеята не пропадают. Месяцы обучения даром не прошли, он был уверен: погибни кто из отряда в иных Мирах - он тут же почует. Осталось лишь узнать, где же это Саша с Вашей костёрчик свой развели. За почти шесть месяцев с момента переброса ни к какому людскому поселению они не вышли - Совет бы давно знал. Ни один заул, даже самый мелкий, без мага не живёт. Даже если в нём всего три десятка семей, - всегда есть маг, Мастер музыки и Мастер света: без этого заул погибнет меньше чем в год. И дело даже не в том, что только коренной, от пятого колена, житель может находиться сверху неделю, ну - две. Просто так уж устроены Магические Миры, что без мага - никуда.
- Сильны ребята! Сюда притащим - одного обязательно в мужья возьму, - девчонка повалилась на пухлый диванчик, задрав на спинку худые ноги.
Ваня скептически на них глянул и уселся в кресло. Глаза Лимонной полыхнули злыми искрами - нарушение субординации: она же член Высшего Совета, а ты кто есть - ученик средней ступени! Однако Ваня припомнил друга своего Лы и проигнорировал. На брошенное щелчком пальцев заклятие поставил зеркало - девчонка кувыркнулась с дивана, и демонстративно вытянул ноги.
Лимонная встала с ковра, потирая ушибленный нос, и протянула ему руку:
- Мирай. Мирай Лимонная, сектор северных антиподов, - представилась она по всей форме.
Ваня припомнил секторы местного глобуса: северные антиподы означали в Срединном Мире север Канады и Аляску. Правда, на местных картах очертания обеих Америк были чуть иными: Панамский перешеек таковым не является - ни Карибского моря, ни Мексиканского залива не существовало. Не было и Гудзонова залива с кучей островов между Канадой и Гренландией - материк был цельный. На месте Берингова пролива - Берингов мост. Ну и прочее в том же духе. Климат большей части планеты был влажно-тёплым, но суши много больше, чем в Центральном: ледяные щиты Антарктиды и Северного полюса забирали излишек влаги. Основное население обитало в Евразии, несколько меньшая плотность - в Африке. Американский суперконтинент был малообитаем: собственно, коренного населения там было не так уж мало, но пришлых (особенно за последнее столетие) очень мало, а без обновления крови старые поселения медленно вымирали. Чтобы выжить, опустевшие заулы объединялись: собирались из трёх, четырёх в один, бросая обжитые места, пещеры и реки предков. Африка же, напротив, процветала: зверьё там водилось самое жуткое, пещер было маловато, но чёрные охотники удачливы и отважны, маги сильны, а Мастера музыки - виртуозны.
Голенастая Мирай возглавляла магов севера Америки - стало быть, чтобы попасть на Совет, ей приходилось телепортироваться. Недаром, видимо, Главная числила её преемницей.
Ваня снова заглянул в пиалу. Теперь изображение шло с человеческого взгляда: вечернее небо было густо-фиолетовым, трава вокруг - седой. Костёрчик догорал, косматый Ваша смачно обгладывал приличных размеров окорочок. Звука не было. Разочарованный этим, Полоз коснулся пиалы - и вздрогнул: давно не слышанная русская речь резанула по ушам.
- огда же мы до той деревни дойдём, ещё чуть - сами, как Дрги, одичаем, - подростковый голос Саши Серого то басил, то срывался петухом на полслове. Говорящий повернул голову - кадр сменился: рядом храпел крупный, в ярких пятнах, мозр. Ещё один, поменьше и неяркий (помоложе), стоял на страже. Молодой, поймав взгляд, коротко рыкнул и издал серию цокающих щелчков - выражение заботы и приязни.
- Дойдём. Дрган обещал довешти - знащит, ишполнит, - Ваша оторвался на миг от косточки, светлый жир стекал по бороде.
- Лошись давай, твой покараулит, - отирая руки и бороду, Ваша Серый жирно рыгнул.
Манеры его всегда оставляли желать лучшего. Ваня Полоз, полгода отираясь в аристократическом магическом обществе, от такого почти отвык. Смотреть стало не на что: передатчик Саша Серый улёгся на спину и уставился в звёздное небо.
Мирай коротко глянула в пиалу и удивлённо протянула:
- Ну и занесло ребят! Немудрено, что столько времени топают. Знаешь, где они? (Ваня отрицательно мотнул головой), - Срединные антиподы, сектор Делы Синей. Экватор. Там от жилья до жилья только по морскому побережью не очень далеко. А из центра материка - идти и идти.
--
Слушай, а как ты насчёт этого догадалась? - Полоз кивнул на пиалу.
Мирай фыркнула:
- Учебник открой. Начальный курс концентрации и визуализации. Часть вторая. Или не проходил? - яду в её голосе хватило бы, чтоб утопить Ваню целиком, как котёнка. Только вот очевидные вещи обычно в голову-то и не приходят: "хочешь спрятать - положи на виду" - этот принцип срабатывает почти всегда.
- Ладно тебе ехидничать, - спускать такую подковырку девчонке, пусть и Магине, он не собирался: - Скажи лучше, с большой чашей пробовала?
- Пробовала. Не выходит. Кстати, и твоих парней только одна чашка показывает. Вторая - только пейзажики глазами мозров. Тех, что с магами дружат, и в картинке всегда люди. Некоторых я даже узнала. Причём если поднапрячься, можно вполне определённого мозра на связь вызвать. То есть, не совсем на связь, - поправилась Лимонная, - а, если хочешь, включиться в зрительный канал конкретного мозра - друга конкретного мага. Смотри, - откуда-то из-под стола Мирай выхватила вторую пиалу и расписной глиняный кувшин, плеснула в чашку и подала Полозу.
Ваня сосредоточился на брате. Голубое утреннее небо брызнуло в его лицо, Ваня услышал весёлый женский смех и увидел брата: Саня с женой гуляли у ручья недалеко от папоротникового леса, и беззаботно целовались. Он немного полюбовался на них ("счастливец Саня - и призвание тут, и любовь, и детки-маги пойдут") и больше не стал подглядывать.
Принцип был ясен. Оставалось проверить, нельзя ли что сделать с чашами-кисэ? Ване казалось - можно. Они немного поспорили с Мирай - та настаивала, что хорошо проверяла. Но упорство и красноречие сломили её гонор, и Полоз получил в руки чашу ("попробуй-попробуй, я не смогла, и ты обломаешься"). Жидкости в кувшине как раз хватило. (Ваня её так и не узнал, курса магических эликсиров им ещё не читали). Он взял кисэ в звёздочках в обе руки и вдруг понял, почему у Мирай не вышло. Как корона в звёздочках - для Алекса-Чингачгука, так и чаши в звёздочках - для его помощников-Змеят. А больше никому!
Разом вспотев от предчувствия, он начал по очереди припоминать весь отряд.