Ломиа Мераб : другие произведения.

Стоматологический медведь,

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не подумай, дорогой читатель, что древесная тюрьма - просто крепкий сарай с деревянными стенами. Нет, древесная тюрьма - это нечто совершенно иное. Представьте себе огромное дерево - чаще всего сосну. Большой гладкий ствол, липкий от смолы, крона наверху, а в кроне - колючей, естественно - узники. Узники, которые с дерева слезть не могут - потому, что на гладком стволе закреплены сухие острые ветви, переплетённые особым образом так, что ни проскользнуть между ними по стволу, ни обогнуть их сидящий на дереве не может никак.

  Стоматологический медведь,
  или как Мустафа Доппельмайер познакомился со своим дедом, и что из этого вышло
  
  Кавказскому бурому медведю,
  южнотихоокеанским медузам
  и баден-вюртенбергским кукушкам,
  а также родным грузинским парламентариям
   и всем гуманитарным организациям -
  посвящается.
  
  Надо сразу же сказать - вся Сванетия покрыта лесом. Причём это не какой-нибудь там хилый среднеевропейский лесок. Нет. Это - лесище. Совсем как лес Тома Бомбадила из "Властелина колец" у Толкиена - только на склонах высоких и труднопроходимых гор. Вот разве умертвий там нет, да и самого Тома Бомбадила тоже, не говоря уже о Золотинке, зато всякого зверья - видимо-невидимо. Ну, и сваны, конечно.
   Почему же его до сих пор не вырубили? Ведь весь свободный мир задыхается от недостатка древесины для карандашей и бумаги (так и хочется из вредности сказать - туалетной, но - нет, будем объективны: любой бумаги).
   Очевидно, всё дело в сванах. Это такие грузины, говорящие на сванском языке. Язык этот - весьма древний. Надо сказать, он прямо-таки нашпигован шумерскими словами - очевидно, сваны действительно являются прямыми потомками шумеров. Правда, как они много тысяч лет назад умудрились из жарких долин Междуречья забрести в высокогорную Сванетию, которая тогда и Сванетией-то не была - ну естественно, раз там сванов не было - покрыто таинственным мраком. Надо полагать, не от сладкой жизни так высоко забрели гонимые всякими там нехорошими агрессорами и прочими природными катаклизмами в виде потопа шумеры в этот всеми забытый уголок Кавказа. Но - факт, прижились шумеры в Сванетии, и потихоньку стали сванами. Причём, после этого их мало кто доставал. Как же, достанешь их, если даже сейчас, в век компьютерных технологий, до Сванетии добраться ну ох как непросто. Одного бензина сколько уйдёт на дорогу - которую-то и дорогой можно назвать с большой натяжкой... А раньше это и вовсе было невозможно. Даже Советская власть там была чисто номинально. Просто сваны несколько лет не убивали назначенного им представителя власти из местных же - и все были довольны. Ну, а если убивали - все равно все были довольны. Эка невидаль - коммуняку замочили... назначим нового. Правда, потом семья убиенного начинала долгую и переходящую из поколения в поколение кровную месть - но это уже настолько было всем обыденно и привычно, что без этого и жизнь становилась какой-то неполной и нудной, как бы лишённой некоего сакрального смысла.
   Нужно сказать, что метаморфоза шумеров в сваны шла без малого шесть тысяч лет, да шла так успешно, что теперешние сваны внешне ничем не похожи на сухопарых и лёгких на подъём шумеров из знойного Междуречья. Наоборот - есть во всех них что-то эдакое неуловимо медвежье, чего у шумеров никогда и не было. Да и откуда могло быть: хоть всё Междуречье исходи вдоль и поперёк, а медведей там ну нет - и все дела. Особенно - сейчас. Одни верблюды, иракцы да американцы - последние временно, как они сами говорят. А медведей - нет. Не любят косолапые жаркого климата и безлесых долин.
   Но зато в Сванетии медведей - завались, а верблюдов - нет совсем, не говоря уже об иракцах и американцах. Эти увальни - медведи то есть - чувствуют себя там настоящими хозяевами. Тихими летними вечерами они бок о бок пасутся на многочисленных земляничных и брусничных полянах, и в это время над всем лесом стоит аппетитное чавканье. Сваны знают, что это за чавканье, и обходят медведей стороной. Разве там какой-нибудь редкий российский или европейский турист ненароком забредал на эти поляны - где ему медвежья болезнь была гарантирована. Правда, потом осрамившийся в прямом смысле этого слова турист всю жизнь рассказывал своим знакомым и домочадцам, как за ним галопом гналась стая - точнее, табун - разъярённых медведей. Конечно, это преувеличение. Ну не могут медведи бегать галопом - не лошади же они в конце-то концов! Правда, они очень не любят, когда на их трапезу глазеют какие-то там совершенно посторонние туристы. Ну, а вам бы понравилось, если за вашим обедом с соседнего столика в кафетерии, разинув рот, выпучив глаза и щёлкая фотоаппаратом с невыносимо яркой вспышкой, следил бы тот же самый медведь, жутко воняющий при этом?
   Но вернёмся снова к сванам и бумаге из леса.
   Вы думаете, не было попыток наладить промышленную рубку леса в Сванетии? Ещё как были. Нельзя сказать, что сами сваны лес не рубили. Они тоже люди, и лес им нужен, даже и на продажу. Ну, а как же жить без "Тампаксов" и "Сникерсов"? Ведь пропадёт Сванетия без них, и вымрут древние потомки шумеров. Ну вот, продашь лес - завезёшь "Сникерсы", или "Тампаксы" - какая разница? Главное - завезти, и продать. А на оставшиеся деньги нарубить себе дров на зиму и построить новую лесопилку.
   Но - нет, всё-таки масштабы у сванов были не те, не мировые были масштабы. И надумала как-то одна транснациональная корпорация наладить рубку леса в Сванетии на широкой коммерческой основе, с применением новейших технических средств. Хотя, ради справедливости нужно сказать - вовсе и не была эта фирма транснациональной. Слухи всё это. А была эта фирма - турецкой, да и то лишь номинально. На самом деле за зубодробительно непроизносимым турецким названием фирмы стоял один всем известный грузинский парламентарий - порядочная (точнее говоря - очень непорядочная) сволочь, между прочим. Более того, не просто порядочная, а ещё и редкая сволочь. Но - ну и что в этом удивительного? Ну кого сегодня в век продвинутой и оттого хрен его знает куда задвинутой парламентской демократии удивишь парламентарием, который большая сволочь? Да никого и не удивишь. Вот если наоборот - это да, такого, можно сказать, и не бывает вовсе, или почти вовсе, что - один хрен.
   Но бросим рассуждать о болезненных гримасах парламентаризма на постсоветском и не только постсоветском пространстве и вернёмся к рубке леса в Сванетии. Нужно сказать, что своих парламентариев и у сванов хватало - ну ещё бы, парламентарии - это вам не деньги, их всегда - в избытке. Нельзя сказать, что эти парламентарии леса не рубили. Ещё как и рубили. Но рубили они его как-то с конкретной целью. Очевидно, фантазии не хватало. Ну, к примеру, захотел парламентарий купить оранжевый "Ламборджини" - и рубит себе, пока не нарубит. Или сынок подрос, в Оксфорд его пора отправлять, потому как тбилисская травка ума ещё никому не прибавляла - ещё рощицу долой. Хотя и Оксфорд тоже ума никому не прибавляет, не говоря уже о Кембридже или даже Гарварде - ну вы сами понимаете... То есть, вы понимаете, рубки были целевые.
   А вот этот сволочь парламентарий - он рубил по жизни, рубил всё время. То есть, если подходить к проблеме по старинке, по меркам целевой рубки, можно было подумать, что этот мудак задумал нарубить столько леса, чтобы на деньги от его продажи все жители Грузии, включая древних старцев и жутко орущих младенцев, получили бы образование и в Оксфорде, и в Кемридже, и даже в Гарварде, причем на всех факультетах одновременно и в течение двадцати пяти лет.
   Сами понимаете, этот нехороший парламентарий вовсе не ставил перед собой такой цели. Даже если бы и ставил бы: в Грузии людей с высшим образованием хватает. Можно даже сказать, что их - в избытке. И потом: пяти лет в Оксфорде - вполне достаточно для получения высшего образования. Даже без Кембриджа и Гарварда. А насчёт обучения на всех факультетах одновременно - это уже полный маразм. Так что, как ни подойди к вопросу - этот коррумпированный парламентарий повёл себя крайне нехорошо. Забегая вперёд, нужно сказать, что новый президент Грузии Миша Саакашвили его посадил - надо полагать, лет на двадцать - хотя потом внезапно выпустил на волю за 40 миллионов долларов... хотя - ну что это за воля без сорока миллионов долларов - так, одна голая лирика... Причём нельзя сказать, что Миша - против парламентаризма. Даже наоборот - человека более приверженного парламентаризму, трудно себе представить. Но вот постсоветских парламентариев он не любит. Он прав, вообще-то. Ну как их любить: что ни женщина - то сами понимаете кто, а что ни мужчина... ну не бывает настоящих мужчин в постсоветских парламентах, если они всё ещё постсоветские. Какие-то они все искусственные, и в прошлой жизни закагебизированные, или даже откагебизированные, либо - другой вариант: какие-то все с деревянными головами - прямо буратины какие-то... но карманы у них полные - а гаже богатенького откагебизированного буратины можно разве себе представить что-нибудь? Разве что Волка из "Ну, погоди!", до безумия страстно любящего Зайца нежной однополой любовью, но перед этим ещё и откагебизированного притом... кстати, таких парламентариев тоже хватает, мягко говоря.... Тьфу!!!!
   Но глубокую чашу сумрачного терпения сванов переполнило не это. Этот непатриотический парламентарий ещё и привёз для рубки леса рабочих - турецких, надо полагать, раз фирма - турецкая. Ну, и платил им денежки. Им, а не сванам, которым деньги нужны так же, как и туркам - да как и всем. Я лично знаю одного - да нет, очень многих знаю, которым деньги не нужны в принципе. Это - очень спокойные люди. Лежат себе тихонько и никого не трогают: кто - в Мавзолее на Красной площади или где ещё, кто - просто на Кукийском кладбище в Тбилиси... да мало ли где.
   Так вот - скорее всего, именно на этой денежной почве, а не на почве бескорыстной любви к родной флоре и фауне, сваны невзлюбили парламентария и его бизнес, а заодно и его иноземных рабочих, ни в чём, в общем-то, и не повинных. Да, всё-таки мельчают шумеры, забывают своё первородное шумерство. Но - великодушно простим их - жизнь такая: не то что шумерство, того и глядишь, забудешь что ты вообще Homo Sapiens, столько регрессировавших и даже уже хвостатых снуёт рядом...
   Но вернёмся к обиженным сванам - которые вообще-то всё ещё сохранили в себе немалую толику темпераментной шумерской настырности, и потому в обиде непредсказуемы и трудноуправляемы. И вообще, трудно сказать, имел ли здесь место согласованный заговор, но дальше события развивались синхронно.
   В одну из чудных летних ночей, когда над свежесрубленными пеньками загадочно поблёскивал и переливался Млечный путь, называемый у сванов и прочих грузин на самый что ни на есть шумерский манер "Прыжком Оленя", когда лёгкий ветерок доносил из далёких уже лесов мелодичный медвежий храп, переходящий в утробное сопение, сваны тихими отрядами неслышно расположились вокруг бесчисленных делянок иноземных лесорубов, которые сами храпели и сопели намного громче родных медведей. Далеко заполночь, в определённый момент, с оглушительным рёвом, который на заре истории, помнится, до смерти напугал правителя Элама и вызвал сдачу его великого города шумерам, сваны, размахивая узловатыми двуручными мега-дубинами, ринулись на лагеря лесорубов и на окружавшую их современнейшую лесопильную технику.
  
   Надо сказать, читатель, что американцам несказанно повезло, что шумеры-таки давным-давно все поголовно ушли из Междуречья в Сванетию. Если древние шумеры атаковали противника так же, как это делали сваны со своими двуручными мега-дубинами, то американцев они разделали бы в пух и прах без единого выстрела. Но я подозреваю, что шумеры тут ни при чём. Как ни крути, из пальмы ну никак не соорудишь узловатых мега-дубин. А огромных сосен и тысячелетних дубов в Междуречье не было даже на заре шумерской истории.
  
   Но как бы то ни было, новейшей лесопильной технике под ударами мега-дубин пришлось туго. Жуткие скрежечущие звуки до самых кончиков корней сотрясли спящие пеньки вокруг. В считанные минуты лесопильные комбайны превратились в груду покорёженного металла, а их дорогостоящие бортовые компьютеры - в груду мятой пластмассы и битого стекла. До сих пор в горах Сванетии можно встретить железные скелеты громоздких механизмов, для которых вырубить гектар леса на пересечённой местности было - раз плюнуть. Под ударами могучих сванских бревенчатых дубин они утихли навсегда, и в последующие годы практичные сваны перековали большинство деталей себе на мотыги и кинжалы, а также на маленькие, но необычайно удобные в обращении горные плуги, которыми можно пахать и на каменистых почвах.
  
   Зарубежным рабочим также пришлось туго. Но не подумайте, читатель, что сваны их избили своими дубинами-брёвнами - такой смертный грех ни один сван на себя не возьмёт без крайней на то нужды. Хотя, древесные тюрьмы, куда сваны загнали ненавистных лесорубов - тоже не сахар.
   Не подумай, дорогой читатель, что древесная тюрьма - просто крепкий сарай с деревянными стенами. Нет, древесная тюрьма - это нечто совершенно иное. Представьте себе огромное дерево - чаще всего сосну. Большой гладкий ствол, липкий от смолы, крона наверху, а в кроне - колючей, естественно - узники. Узники, которые с дерева слезть не могут - потому, что на гладком стволе закреплены сухие острые ветви, переплетённые особым образом так, что ни проскользнуть между ними по стволу, ни обогнуть их сидящий на дереве не может никак. Кстати, наличие таких вот древесных тюрем также свидетельствует о близком родстве сванов и шумеров - ведь в Междуречье такие тюрьмы на высоких пальмах - были самым что ни на есть обычным делом. Правда, вместо острых сосновых сухих веток шумеры оплетали гладкий ствол пальмы какой-либо колючей лианой или ветками терновника, но сам принцип древесной (шумеры говорили - небесной) тюрьмы оставался тем же. Вообще-то, термин "небесная тюрьма" мне почему-то больше импонирует, как-то более поэтично звучит, но - факт: сваны всё-таки свои небесные тюрьмы зовут древесными.
   Честно говоря, с самого начала мне было непонятно, с чего бы это в общем-то справедливые сваны загнали подневольных лесорубов в (точнее было бы сказать - на) ужасные древесные тюрьмы. Но - факт: загнали, а потом их там довольно-таки долго - недели две - держали. Надо сказать, что, к удивлению сванов, среди рабочих псевдо-турецкой фирмы не оказалось ни одного турка. Сваны поймали 54 вьетнамца, 2-х украинцев, 3-х крымских татар, 1-го гагауза, 5 греков-киприотов, 2-х горских евреев из Дагестана, 4-х узбеков, 1-го грузина-кахетинца, 5 корейцев, 3-х никарагуанцев, 32 индуса (из них пятеро были сикхами, судя по их тюрбанам), 2-х американцев, 4-х французов, 1-го англичанина, 3-х бельгийцев, 13 лаосцев и даже одного негра-вахаббита из Танзании, который, впрочем, в своё время окончил лесотехнический факультет московского Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы и был прорабом высокой квалификации. Были в группах и русские, но в тот день они все вместе украдкой и синхронно пошли за водкой и назад благоразумно не вернулись.
   Не знаю, откуда - но, скорее всего, у сванов с дубинками был очень грамотный консультант. Ведь именно тот факт, что граждане западных стран как какие-то неприкаянные сойки две недели вместе с другими бедолагами сидели на ужасных древесных тюрьмах, и вызвал грандиозный дипломатический скандал, повлекший за собой заметное снижение авторитета и влияния нехорошего парламентария, не говоря уже о финансовых издержках: родственники восьми европейцев и двух американцев вчинили иск негодяю и добились замораживания его весьма немалых вкладов в европейских и американских банках. Так что, благодаря древесным тюрьмам, в конце-то концов и погорел оголтелый мерзавец-лесорубщик.
   А знаешь ли ты, дорогой читатель постсоветской эпохи, сванские восходы солнца и сванские же закаты? Подозреваю, что, скорее всего, не знаешь ты ни сванских восходов, и ни тем более сванских закатов. Да и какие такие закаты интересны твоей мятущейся душе, которая жаждет вовсе не каких то абстрактных закатов, а вполне прозаичных дивидендов новой рыночной жизни, которая на проверку оказалась донельзя бандитской и базарно-занудной, и тянет тебя не в Сванетию, покрытую дремучими непроходимыми лесами, а на Мальорку, или на Кипр, или в худшем случае - в Анталью. И нет в твоей душе места ни идеалам, ни закатам, и ни восходам. Лишь розовая туалетная бумага фирмы "Восход" сияет тебе солнечными лучами с обвёртки, и идеальное пиво "Идеал" обдаёт тебя с телеэкрана своей ажурной пеной, шипучей, как королевская кобра...
   Эх, уважаемый читатель, ты даже не представляешь, каково это - сидеть на древесной тюрьме. И, несмотря на то, что с вершин этих тюрем так хорошо были видны изумительные сванские восходы и не менее изумительные закаты, заключенным было не до них. И это - понятно. Ведь люди перед этим попили, поели. А закрытые туалеты на деревьях не растут, не говоря уже о розовой туалетной бумаге всемирно известной фирмы "Восход". Ну вот отходы жизнедеятельности и падали вниз - но до земли не долетали, а застревали в непреодолимом барьере из заострённых сухих веток. Через неделю в лесу несносно воняло - что вызывало раздражённое недоумение медведей, пасшихся стадами неподалеку. И ведь - медведи умеют-таки лазить по деревьям, да и лесорубящие механизмы уже не скрежетали дико, отпугивая их. И когда вонь достигла запредельного уровня, злые от чужой вони медведи полезли на древесные тюрьмы...
   Не пугайся, любезный читатель: древесные тюрьмы - вещь надёжная, и ни один медведь их разрушить не может. Но - надо думать, все равно неприятно, когда сидишь окоченевший и голодный на обосранном дереве, а в двух метрах ниже по стволу сидит огромный бурый медведь, который тебя терпеть не может и оттого рычит и щёлкает зубами... И вокруг жутко воняет, к тому же.
   Мдааа, жизнь часто бывает излишне прозаичной. Ну взять хотя бы те же самые древесные тюрьмы. Ведь они чем-то неуловимо похожи на толкиеновские меллорны - примерно так же, как настоящая неприукрашенная жизнь наёмных лесорубов похожа на их же мечтания о ней. Вместо золотых листьев - колючая зелёная хвоя, вместо благоухающих золотых цветов - невыносимая вонь от экскрементов и сосновые шишки, а вместо первородных эльфов - сами алкаши-лесорубы на деревьях. И стерегущие их злые медведи. Ужас...
   Через две недели, когда заключённые прониклись и раскаялись, сваны пришли к деревьям и трещотками отогнали прочь медведей, а затем с помощью шестов подцепили секретные ветки в сплетённых из ветвей преградах, отчего все преграды рассыпались, и многострадальные лесорубы спустились вниз. Последние две недели горемыки пили исключительно дождевую воду, или слизывали утреннюю росу с хвоинок, а питались, естественно, семенами недозрелых шишек. Лишь парочке лаосцев удалось сделать из резинок своего нижнего белья рогатки, но толку от этого было мало: большинство подстреленных птиц падали мимо сосен наземь, и лишь один раз им удалось удачно подстрелить дряхлую от старости ворону и продать её сидящему на том же дереве американцу за 500 баксов.
   Бедные лесорубы вышли из леса, где их встретили представители Международного Красного Креста с тёплыми одеялами и какими-то непонятными зонтиками. Однако шатающиеся от голода работники топора и бензопилы не кинулись за одеялами и зонтиками, а накинулись на тут же выставленную снедь, предусмотрительно приготовленную не помнящими зла сванами.
   Надо сказать, что все европейские и азиатские лесорубы, и даже их американские коллеги полностью раскаялись и впредь леса не рубили. Но опыт содержания в древесной тюрьме они, очевидно, сочли полезным. Как бы то ни было, очень скоро после вышеупомянутых событий точно такие же тюрьмы - на пальмах, конечно, - появились во Вьетнаме, в дельте Меконга, а также в лесах Лаоса. Излишне даже говорить, что сванско-шумерское влияние здесь - очевидно.
  
   Но надо сказать, что иноземные рабочие развезли по всему свету не только леденящую кровь жуткую историю о древесных тюрьмах, но и рассказы о чавкающих по вечерам сванских медведях. И именно сванскими медведями заинтересовалось международное экологическое сообщество.
   Вообще-то надо сказать - странный народ эти экологи. То, что бедные люди томились на ужасных древесных тюрьмах, им - до фени, а вот злыми чавкающими сванскими медведями они несказанно заинтересовались.
  
  Хотя, существует и другая версия того, как экологи заинтересовались судьбой сванской популяции кавказского бурого медведя. Вскоре после эпохального избиения лесорубной техники в Сванетии гостил некий немец. Даже не некий - известно, как его звали - Андреас Штромфельт. Сам по себе - отличный парень! К тому же, он приходился зятем одной весьма уважаемой местной семье. И именно в разговоре с ним один из сванов - не родственник, кстати - пожаловался на медведей.
  
  Нет, конечно, против медведей сваны ничего не имеют. Понимают они, что жить хочется всем, даже медведям. Но дело в том, что у медведей часто бывает зубная боль - и тогда они становятся очень опасными. Такой медведь запросто может без видимой причины задрать корову или даже человека.
  
  Через двадцать дней отдохнувший и загоревший Андреас благополучно отбыл к себе на родину, и там ненароком рассказал своему приятелю Мустафе Доппельмайеру о злом стоматологическом роке сванских медведей. Мустафа проникся жалостью к мишкам - и за какие-то две недели написал заявку на грант.
  
  Нельзя сказать, что Мустафа был авантюристом. Скорее, наоборот, он был по-немецки основательным человеком. Но грант, написанный Мустафой, был эпохальным. Медведей предлагалось отслеживать с американских новейших вертолётов "Апач" и отстреливать их ампулами со снотворным. Затем рядом с уснувшим зверем садилась винтокрылая машина, и прямо с борта машины бригада зоостоматологов в полевых условиях проводила исследование полости рта - естественно, при наличии кариеса проводились и соответствующие лечебные мероприятия, а за глубиной наркоза следил зооанестезиолог. Таким образом, обслуживание одного мишки обходилось всего лишь в пять тысяч баксов. Учитывая количество бригад зооанестезиологов и зоостоматологов, весь проект тянул на какие-то жалкие сто пятьдесят миллионов. А назывался он загадочно и интригующе: "Адвокатирование программы "Ни одного представителя зоологических меньшинств рядом, оставленного без внимания" путём фокусирования на представителей зоологических меньшинств медвежьей разновидности, страдающих зубной болью с виктимными социальными последствиями". Излишне говорить, что в финансировании программы участвовало ООН и ЮНЕСКО. Даже ЮНИСЕФ внесло свою мощную финансовую лепту в осуществление проекта - наверное, зубы болели также и у медвежат, и было бы бесчеловечно оставить их без соответствующей заботы.
  
  Но странным был не проект Мустафы - странным было то, что проект был принят.
  
  Ходят упорные, но непроверенные слухи о том, что посредством этого проекта свои деньги отмывала колумбийская наркомафия. По другим слухам, с помощью этого гранта Пентагон и НАТО проводили испытания горной модификации знаменитых боевых вертолётов "Апач" в условиях, максимально приближённых к боевым. Первоначально испытания предлагалось провести в Швейцарии, но это обходилось на порядок дороже, а провести испытания в Андах или Гималаях мешала политическая ситуация и отсутствие соответствующей инфраструктуры. Так что, Сванетия была - в самый раз.
  
  Хотя злые языки также поговаривают, что бред всё это, и что на самом деле Мустафа был прислан в Сванетию заокеанскими покровителями нехорошего парламентария-лесорубщика. Якобы, уж очень досаждали лесорубам злые сванские мишки, и, мол, настоящей задачей Мустафы было не лечение мишек от зубной боли, а их банальный отлов с последней стерилизацией - чтобы лет эдак через пять-десять орды лесорубов могли бы не бояться этих бурых великанов. Поговаривали даже, что сванские древесные тюрьмы именно потому и были такими надёжными, что их сторожили злые медведи.
  
  По-моему, всё это - гнусные инсинуации, хотя находились люди, принимающие всё это за чистую монету...
  
  Правда, после начала широкомасштабных полётов по гранту не обошлось без скандалов. Российское министерство обороны забило тревогу, и по ту сторону российско-грузинской границы в Кабардино-Балкарии вертолёты "Акула" тоже начали охотиться на медведей и лечить им зубы. И за этим последовал ещё один скандал - никто не додумался выделить финансы на покупку снотворных и оплату труда зоостоматологов, а простые российские стоматологи все как один наотрез отказались лезть в пасть горемычным медведям из немеркантильных патриотических побуждений. И пришлось сложному ремеслу зоостоматологии обучить хмурых ребят-десантников, вовсе не склонных лечить зубы медведям при помощи бормашины.
   Ну, естественно, возникает вопрос: а зачем на хрен надо было лечить зубы медведям в российской армии? Ан не скажи, читатель. Аналитики из соответствующего инфернального ведомства, наконец-то всплывшие при помощи своего бывшего непосредственного шефа на поверхность по всей территории Российской Федерации, быстро просекли, что отнюдь не зря грозные американские вертолёты "Апач" лечат зубы у сванских медведей, а делают это со злым умыслом и с опорой на новейшие компьютерные нейроэлектронные технологии. Проще говоря, было высказано предположение, что косолапым мишкам в зубные дупла вживляют нейрочипы, отчего они приобретают почти что человеческий интеллект, и притом беспрекословно исполняют команды, поступающие на нейрочип с американского спутника-шпиона BearWolf-228 GSM.
   Сами понимаете, дорогой читатель, что недосягаемый и потенциально зловредный BearWolf-228 GSM в случае чего может накомандовать такое, что Салман Радуев и Шамиль Басаев покажутся паиньками по сравнению с буйными косолапыми мишками, марширующими строем по лесам и весям, а то и применяющими тактику рассыпной партизанской войны с диверсионным уклоном.
   Вообще-то, честно говоря, предположение было не высказано, а по соответствующим конфиденциальным каналам получено из совершенно надёжного источника не то в Пентагоне, не то в ЦРУ.
  
  Правда, существует всем доступная информация, что на самом деле пресловутый BearWolf-228 GSM - всего-навсего лишь экологический спутник, с помощью радиомаяков, укреплённых на поверхности тела диких животных - чаще всего при помощи ошейников - отслеживающий передвижение соответствующих диких животных (в данном случае - волков и медведей) в ареале своего обитания, а также регистрирующий частоту их случек с особями противоположного пола: у самцов и самок радиомаяки испускают сигналы на близких, но разных частотах. Кстати, существуют и несколько SwallowGoose (ЛасточкаГусь), и даже один BeerFly (ПчелаМуха), хотя каким макаром присобачивают радиомаяки на пчёл и мух, понять автор не в силах.
  
  Скорее всего, российский "крот" в ЦРУ или Пентагоне очень хотел поддержать своё никому уже на хрен не нужное реноме на должном уровне, и посему выдал потрясённым аналитикам соответствующих российских инфернальных ведомств ложную, но донельзя мрачную картину всеобщего медвежьего бунта, искусно управляемого мерзопакостными последователями пресловутого Билла Гейтса, работающим в логове мирового империализма. Хотя, всё может быть прозаичнее. Ну не хватало человеку на покупку приглянувшейся ему яхты самой малости, и решил он запросить у своих заокеанских хозяев по эту сторону океана небольшую премию за им же придуманный медвежий бунт.
  
  Хотя, и аналитиков тоже понять можно. Ведь после нескольких лет психологически тяжёлой работы аналитиком в инфернальных ведомствах, любой нормальный человек становится донельзя, чуть ли не паранойяльно подозрительным. Ну, специфика там такая. А если судить по зарплате бедных в прямом и переносном смысле аналитиков, нормальный человек за такие мизерные бабки в таком инфернальном ведомстве работать не должен. А если он там всё же работает, значит, он не настолько умён, чтобы работать в какой-либо консалтинговой фирме и зашибать соответствующие бабки. Ну, с голодухи не то что медведям - медузам будешь зубы пломбировать, несмотря на то, что у медуз зубов нет и не может быть в принципе. Кстати, говаривал мне один знакомый медузолог, большой фанат своего дела, что в бескрайних просторах мирового океана некоторые разновидности флюоресцирующих медуз (какие - не скажу за так!) почему-то ну очень любят собираться над огромными металлическими корпусами ядерных субмарин, и многокилометровая толща воды над лодками для них - не помеха. Правда, после этого невинного разговора погиб сей медузолог в автомобильной катастрофе... Да ладно, шучу, шучу. Жив он. Правда, давно в психушке сидит - после того, как его жена опустила включённый кипятильник в домашний аквариум с редкими видами южнотихоокеанских медуз, но - жив.
  
  В общем, как бы то ни было, аналог медвежьего гранта с российской стороны был обречён на провал. Ну, во-первых, нейрочипа, вживляемого в дупла медвежьих зубов для повышения интеллекта и коррекции поведения косолапых, не существовало в природе. Правда, российские умельцы из Зеленограда и Института Мозга им. Бехтерева совместными усилиями за короткий срок сварганили соответствующее устройство, но оно весило в два раза больше самого медведя, а объёмом было с половину "Запорожца", так что каждый медведь должен был возить это устройство за собой на не очень большой, но тяжёлой тележке. И - что самое главное - в мозг каждого медведя вживлялись платиновые электроды, и провода от них тянулись к устройствам, которые и были расположены на этой самой тележке. И ещё небольшая деталь - каждая тележка стоила 28 тыс. американских долларов.
  
  Сам понимаешь, дорогой читатель, медведь с такой тележкой может и был очень умным, и мог даже подчиняться командам из единого зоокибернетического координационного центра, размещённого в городе Моздоке, но с военной точки зрения он представлял собой весьма уязвимую боевую единицу. Простой ПТУРС стоимостью 298 у.е. превращал медведя в обычного зверя. Разве что изолированные платиновые провода, спускавшиеся со скальпа несчастного животного в виде разноцветной косички, придавали военизированным медведям без тележки абсолютно сюрреалистический вид.
  
  Именно это и было причиной международного скандала, который вылился в возросшую напряжённость между Россией и НАТО и привёл в конечном счёте к изъятию вертолётов "Апач" из зоостоматологической программы. Остался один Мустафа, который с винтовкой в руках бродил по окрестным горам, усыпляя медведей и пломбируя им зубы с помощью портативной бормашины, которая обычно висела у него на плече. Правда, продуктивность работы резко упала - но всё больше и больше медведей подвергалось живительной процедуре, и наконец-то впервые за многотысячелетнюю историю население Сванетии могло не бояться медведей, у которых болят зубы.
  
  Надо сказать, что зоостоматологи с "Апачей" успели к тому времени, пока российский МИД не потребовал в ультимативной форме их удаления вместе с вертолётами с приграничных областей, обслужить уже 234 медведя, тогда как по другую сторону границы тележками сумели снабдить только двух медведей. Правда, работы по созданию российского нейрочипа велись интенсивными средствами, и поэтому хмурые десантники-зоостоматологи сумели отловить 345 медведя и высверлить в их зубах столько же дупел для последующего внедрения в них нейрочипа.
  
  К сожалению, всё это вылилось в настоящий медвежий террор по ту сторону границы. И, как всегда, во всём была виновата коррупция. Промедол, необходимый для обезболивания стоматологических процедур, хмурые и рыночно ориентированные десантники продавали в окрестных сёлах, а медведей обезболивали каким-то новокаином сомнительного происхождения с просроченным сроком годности. Естественно, злопамятные мишки после такого хамского к себе отношения начали свирепствовать по всему Северному Кавказу, что было расценено как происки заграничных медведей с американскими нейрочипами - которых, по правде говоря, в природе и не существовало вовсе.
  
  Как бы то ни было, вертолёты "Апач" исчезли из Сванетии, и лишь один Mустафа продолжал работать. Три раза в неделю рано утром он выходил на свои стоматологические дежурства - ровно в семь утра, под оглушительный гвалт и визг своих кукушек, о которых обязательно будет сказано ниже. На одном плече у него висела винтовка с оптическим прицелом, а на другом - портативная бормашина, а на спине - ранец со стоматологическими принадлежностями. Правда, злые языки поговаривали, что вовсе не бормашину таскает за собой Мустафа - но сами понимаете, сплетни всё это...
  
  Конечно, трудно не заметить некую несуразность в самом имени Мустафы Доппельмайера. Неискушенный читатель может подумать, что Мустафа был наполовину турок или араб - но нет, Мустафа был чистокровный немец, причём - голубоглазый и светловолосый. А своим именем Мустафа был обязан своему отцу Рудольфу - или Руди, как его называли в семье. Задолго до знакомства с матерью Мустафы Руди был влюблён в турчанку по имени Айше. Айше была из традиционной мусульманской семьи, и на людях без чадры не показывалась. Как и где сумел влюбиться сентиментальный Руди в Айше - неясно до сих пор, но факт остаётся фактом - намерения у Руди были самыми что ни на есть серьезными, и чуть ли не каждый день влюблённый Руди писал Айше письма, которые ей носил её младший брат Мустафа.
   Надо сказать, что Мустафа Улсун был самый что ни на есть обычный сорванец, мало похожий на чинных детишек немецких бюргеров. Но с Руди он как-то сразу поладил, и за мелкие подарки, а зачастую и без них соглашался передать записку-другую Айше.
   Увы, дорогой читатель, увы... К несчастью, Айше плохо понимала по-немецки, а читала - ещё хуже, чем понимала. И поэтому она так и не ответила ни на одну записку Руди, а вскоре семья Айше, накопив необходимую сумму для покупки у себя в деревне небольшого магазина, навсегда уехала из Германии. Да, очевидно, время для транскультуральных семейных уз ещё не наступило - но Руди надолго запомнил прекрасную Айше и её смышлёного плутоватого братца, и именно поэтому своего первенца после брака с Эвелиной он и назвал Мустафой в честь брата смуглой Айше. Излишне говорить, что в случае рождения девочки её назвали бы Айше - но после рождения мальчика вариант "Мустафа" оказался как нельзя кстати. Да и Эвелина была не против - наоборот, история безответной романтической любви Руди к неизвестной азиатской девушке её расстрогала и ещё раз убедила в прекрасных душевных качествах своего избранника.
  
  Хотя, надо сказать, что история с Мустафой в семействе Доппельмайеров отнюдь не была типичной. Дед Мустафы и отец Руди - Зигфрид, или Зигги, как все его называли в семье - был эсэсовским офицером и пропал без вести на русском фронте. Нелишне заметить, что если Зигги бы выжил, то неизвестно, как бы он отнёсся к такому имени своего внука: Зигги был убеждённым национал-социалистом, и если бы он избежал смерти и русского плена, то навряд ли Руди посмел бы назвать своего сына Мустафой.
  
   Мустафа хорошо помнил дедушку Зигги по его фотографии - более того, они были очень похожи. Но, несмотря на это, маленький Мустафа очень боялся большой фотографии своего деда, которая висела у Доппельмайеров в гостинной. На фотографии дед был в штатском, но Мустафе почему-то мерещились руны СС и череп с костями на лацканах дедушкиного пиджака. И нужно сказать, что Зигги часто являлся своему внуку в кошмарных снах именно таким - торжественным и грозным, зловеще молчаливым в своей парадной эсэсовской форме, с високомерно-злобным выражением на красивом холодном лице, и почему-то чаще всего на фоне негромко звучащего марша "Die Fahne Hoche!", а иногда и на фоне "Marsch Der Gebirgs Jager"...
  
  Нужно сказать, что эпизоды беспричинных ночных страхов с участием родного дедушки сильно беспокоили родителей Мустафы. Но с возрастом дед перестал являться внуку во сне, и впечатлительный юноша со временем почти забыл о своих детских страхах.
  
  Излишне говорить, что мировоззрение внука в корне отличалось от дедушкиного. Неистовый Зигги перевернулся бы в гробу, если узнал бы, что в политике его собственный внук сочувствует каким-то совершенно несуразным "зелёным", и даже на работу поступил в экологическую организацию "Зелёная Вселенная", от имени которой и написал свой эпохальный медвежий грант.
  
  И то, что Мустафа без малейших колебаний поехал лечить в общем-то чужих сванских медведей - донельзя злых, к тому же - свидетельствует о высоких моральных качествах молодого эколога. И история со скандальным грантом - совершенно к нему не относится. Нужно понимать: Мустафа был всего лишь увлечённым автором, а как перспективный грант попал в поле зрения соответствующих служб НАТО - это совершенно отдельный разговор. Ну, а что касается колумбийской наркомафии - то это всего лишь нелепые слухи, упорно распускаемые определёнными спецслужбами определённых стран по гнусным приказам свыше...
  
  Правда, злые языки также поговаривали, что весь грант был затеян для уточнения границ крупнейшего в мире месторождения селена, за которым охотились ещё немцы во время кавказской кампании 1942-43 годов, а Мустафа Доппельмайер якобы представлял в гранте интересы определённых кругов, близких к некоему таинственному аравийскому миллиардеру, который лелеял мечту о личном баллистическом проекте - известно, что без селена невозможно промышленное изготовление высококачественного ракетного топлива. Поговаривали также, что Мустафа до тайного обращения в ислам был всего лишь навсего обычным Манфредом, и никакого Мустафы Улсуна не существовало и в помине, равно как и прекрасной Айше..
  
  Но, несмотря на скандал с грантом и прочие нехорошие слухи - естественно, совершенно беспочвенные - Мустафа всё продолжал добросовестно лечить сванских медведей от зубной боли, и никому неизвестно, сколько медведей перелечил бы Мустафа, и как долго бы продлилась бы его гуманитарная деятельность, если бы не одно происшествие.
  
   Происшествие, надо сказать, было в меру скандальным и ясно отражало определённые культурологические и коммуникативные различия, всё ещё сохраняющиеся между патриархальными сванами и донельзя уже урбанизированными и формализированными немцами, да и европейцами в целом.
   Естественно, во всём был виноват Лежгвеш Биркиани. Внук Сортмана Биркиани не походил на своего дедушку решительно ничем. Это был огромный рыжий увалень, сорокатрёхлетний детина, и с его лица не сходило некое странное выражение - подумав, можно было сказать, что это было выражение добродушного удивления. Правда, к этому присоединялись некоторые медвежьи черты характера - но, в общем-то, Лежгвеш был очень неплохим и добрым парнем.
   Сегодня трудно однозначно судить, какому шумерскому имени соответствует современное сванское имя Лежгвеш. Некоторые полагают, что Лежгвеш - сванское производное от задумчивого шумерского "Лугальзагеши", другие его считают вариантом изящно-стремительного "Лагаш", но факт остаётся фактом: Лежгвеш - всё же немножко медвежее имя. Во всяком случае, на сванский слух звучит оно как-то по-медвежьи.
  
   Дед Лежгвеша Сортман Биркиани более других своих односельчан казался похожим на древнего шумера: стройный и сухопарый, смуглый и темноволосый, с орлиным носом - и голубоглазый вдобавок. Имя его, скорее всего, происходило от древнешумерского "Шуртум", грозного имени бога атакующих воинов Шумера. И Сортман Биркиани, пожалуй, больше своих односельчан повидал мир. После окончания средней школы Сортман Биркиани неизвестно каким образом попал в Ленинград, где и продолжил образование на рабфаковских курсах, а позднее окончил ЛГУ по двум специальностям: востоковедение и прикладное искусствоведение, параллельно занимаясь в художественном училище имени Томаса Мора.
   В это трудно поверить, но соблазны большого города обошли Сортмана стороной. Возможно, всему был виной нелюдимый характер Сортмана. Сортман жил в маленькой каморке, которая была оборудована в бывшей дворницкой Эрмитажа, и всё свободное от работы время бродил по залам великого музея, созерцая творения прошлых веков. Как это свойствено молодым пытливым умам, Сортмана интересовало всё, но больше всего его всё-таки интересовала скульптура. Оказалось, что дар скульптора в Сортмане был заложен изначально, и для зала исторических декораций Эрмитажа Сортман помогал создавать восковые фигуры великих людей мира сего - Екатерины Великой, графа Растопчина и матроса Железнякова. Кроме того, оказалось, что Сортман - прирождённый чучельник, и сотрудники Зоологического музея не раз доверяли ему набивку особенно редких экземпляров животных, привезённых из бескрайних полярных просторов северного Таймыра или из душных влажных джунглей амазонской сельвы...
   Странно, но Сортман не любил рассказывать односельчанам о своей жизни в Ленинграде. Доподлинно известно лишь то, что перед самым началом второй мировой войны он, прихрамывающий и сильно уставший, появился в Лешхашаре.
   Конечно, можно в этом увидеть силу провидения, избавившего Сортмана от ужасов блокадного Ленинграда. На самом деле, всё обстояло более чем прозаично. Стараясь свести концы с концами, Сортман время от времени разгружал баржи на Неве, и в один прекрасный день сорвавшийся со шпангоутов груз раздробил ему голень. Сортман два месяца провалялся в хирургическом отделении Военно-Морской Медицинской Академии, куда его по знакомству устроил однокурсник, и голень более или менее благополучно срослась, но Сортман на всю жизнь остался хромым. При ходьбе хромота была почти незаметна, но стоило Сортману убыстрить шаг, как всем становился виден дефект его походки.
   В 1941-м году Сортман окончил ЛГУ, и перед отбытием по распределению в музей янтаря в Либаве получил возможность навестить свою родную деревню. Но Сортману не суждено было попасть в Либаву: через два дня после того, как прихрамывающий Сортман в европейском костюме появился в Лешхашара, немцы напали на СССР.
   Надо сказать, нападения немцев на СССР в Лешхашаре никто не ожидал. Более всех других этого не ожидал Сортман. И этому были веские причины. Ведь мало кто знает, что в пресловутом соглашении Молотова-Риббентропа был параграф, касающийся культурного обмена. Согласно одному из подпунктов, стороны обязались обмениваться грампластинками, и совсем недавно именно Сортман Биркиани, как наиболее своевременно платящий комсомольские взносы, и получил в подарок от комитета комсомола художественного училища имени Томаса Мора несколько немецких грампластинок с бравурными немецкими маршами. Причём, на всех пластинках был проставлен штамп, который в переводе с немецкого читался как "Нашим доблестным восточным союзникам"...
   Кстати, свою травму Сортман получил, разгружая именно ящики с грампластинками: возможно, именно поэтому Сортман и получил несколько пластинок в подарок...
   Так получилось, что Сортман и не слушал ни разу эти самые марши. Как-то не до них было. Он хотел их прослушать в Лешхашаре - у Сортмана в доме был старенький уже по тем временам патефон, но после начала войны немецкие марши слушать было неудобно, а о том, что это ещё и опасно - Сортман как-то не думал. Так что слушать марши он не стал, и забросил пластинки куда-то на чердак... Правда, по прошествии множества лет Сортман всё-же разыскал пластинки, и в середине шестидесятых в доме Биркиани порой звучали бравурные марши, так как Сортман Биркиани обнаружил, что по утрам такая музыка избавляет от остатков сна даже лучше обливания холодной водой...
  
   Но не только немецкие пластинки появились в Лешхашаре. Через год после начала войны стало ясно, что вслед за пластинками в Лешхашару могут войти и сами исполнители бравурных маршей: по странному стечению обстоятельств именно Баварская дивизия горных стрелков вермахта (не путать с дивизией СС "Эдельвейс" - это совсем другое соединение!), сводный хор которой исполнял марши на пластинках Сортмана, подошла к северным отрогам Кавказских гор всего лишь за несколько десятков километров от сванской Лешхашары.
  
   Кстати, Сортман не сидел дома сложа руки. По мере приближения фронта к сердцу Кавказских гор, из местного населения стали формировать военизированные дружины, и так Сортман оказался втянут в мировую войну: его, несмотря на увечье, назначили начальником Лешхашарской дружины.
   Но так и не сумели баварские стрелки подойти к Лешхашаре. В серьёзных боях баварцев совершенно измотала одна из грузинских горных дивизий, гораздо менее элитарная, надо сказать, и до Лешхашары доносились лишь далёкие раскаты орудийной канонады - да и то очень недолго. Не ожидавшие жёсткого отпора баварцы откатились из глубины гор в предгорья Северного Кавказа, да так там и остались до начала поспешного отступления весной сорок третьего года.
   Но это было весной. А осенью сорок третьего полк "Беркопф" - "Медвежья голова" по-русски, а точнее, самый боеспособный батальон из этого элитарного полка дивизии СС "Тотенкопф", был переброшен в горы Сванетии с каким-то совершенно секретным заданием. С каким - теперь уже никто не помнит, да это уже и не важно. Важно было лишь то, что Сортман Биркиани его уже поджидал на склонах Уджунхаджухры со своими ополченцами.
   Надо заметить, что сваны - отличные стрелки. Ну ещё бы, каждый из них охотится чуть ли не с раннего детства. И хвалёные немецкие "шмайссеры" оказались совершенно ненужными в густом сванском лесу с непроходимым подлеском. Истеричное стрекотание автоматов очень скоро утихло под деловитым треском сванских винтовок: сваны методично расстреляли весь эсэсовский десант без единой потери для себя, да так, что немцы их толком так и не увидели. А потом прочесали лес в поисках недобитых врагов.
   Вот тут-то и столкнулись лицом к лицу командующий батальоном штурмбанфюрер СС и Сортман Биркиани. У штурмбанфюрера уже не было патронов, и он бросился на Сортмана с золлингеновским охотничьим ножом в руке: сдаваться в плен дикому недочеловеку он считал ниже своего достоинства, а о том, что противника зовут внушающим ужас даже его древним предкам-германцам именем Сортман - Шуртум, он и не догадывался. Сортман же коротко взмахнул своей страшной дубиной, и с неправдоподобно глубокой вмятиной на каске штурмбанфюрера его душа вылетела из бренного тела и понеслась - в рай ли, в ад ли - про то нам не ведомо. Я думаю, всё-таки в ад: навряд ли штурмбанфюрер СС был праведником. И самое главное: невежа штурмбанфюрер, естественно, и не знал, что его прикончил человек с именем, которое было составляющей частью его эсэсовского титула: ведь германское "штурм" происходит именно от древенешумерского "Шуртум" - внушающего ужас врагам имени грозного и мудрого бога атакующих воинов древнего Шумера...
  
  Конечно, по всем законам жанра, должен был дожить Сортман Биркиани до постсоветского периода, чтобы убедиться, как разительно изменился мир... Но - увы, не дожил Сортман Биркиани до того момента, когда Мустафа Доппельмайер появился в Лешхашаре. А - жаль! И не только потому жаль, что в общем-то хорошим человеком был Сортман Биркиани, да и по-немецки довольно-таки бегло говорил, а потому, что не довелось ему увидеть, как преобразился современный мир в лучшую из сторон, и как простой немецкий парень Мустафа Доппельмайер приехал в общем-то чужую ему Сванетию спасать - то бишь, адвокатировать - злых сванских медведей, а заодно и самих сванов от медвежьего стоматологического кошмара - и не в виде пресловутого полка "Беркопф" дивизии СС "Тотенкопф", а в лице гуманитарной экологической организации "Зелёная Вселенная"...
  
   Кстати, Сортман Биркиани за уничтожение немецкого десанта был награждён Орденом Боевого Красного Знамени - и это лишний раз свидетельствует о том, какое большое значение уничтожению десанта придавала ставка и лично товарищ Берия, курировавший в то время оборону Кавказа.
   Но через некоторое время по Лешхашаре поползли дикие слухи, имеющие непосредственное отношение к уничтоженному десанту. Поговаривали, что Сортман Биркиани сделал чучело из руководившего десантом штурмбанфюрера СС, и оно стоит у него в доме, вгоняя в оторопь немногочисленных родственников и соседей, захаживающих к Сортману на огонёк. Говорили о том, что чучело очень похоже на живого штурмбанфюрера - настолько похоже, что старший брат Сортмана Доментий каждый раз при взгляде на чучело вздрагивал от страха и крестился.
   Но сами понимаете, это были сплетни. Дед Сортмана Биркиани был священником, и внук всеми уважаемого Лазаря Биркиани никак не мог сделать чучело человека. И - действительно, у Сортмана и в мыслях не было сделать чучело из поверженного врага - это не соответствовало ни его этическим понятиям, ни, тем более, моральным. Так что, тело штурмбанфюрера покоилось неподалеку от сельского кладбища, захороненное после того, как всех убитых осмотрели высокие республиканские чины из НКВД, прибывшие на место боя после его окончания.
   Да, Сортман не делал чучело из штурмбанфюрера - он лишь вспомнил своё ленинградское увлечение, и сделал точную восковую копию тела штурмбанфюрера - по той методике, какой его научили в Ленинграде. Правда, для быстрого затвердения воска и придания ему дополнительного сходства с человеческой кожей Сортман добавил в воск сосновую смолу, взятую от эндемичных деревьев с южных склонов Уджунхаджухры. А мундир штурмбанфюрера Сортман выпросил у генерала НКВД, приехавшего в Лешхашару осматривать трупы эсэсовцев. Генерал удивился, но, распросив Сортмана, рассмеялся и позволил Сортману взять мундир себе. Поговаривают, что этим генералом был сам Лаврентий Павлович Берия, но Сортман по этому поводу хранил упорное молчание...
   Всё-таки странно, чем привлекла Сортмана идея сделать восковую копию штурмбанфюрера. Ведь, казалось бы, работать над историческими персонажами в Эрмитаже было не в пример интереснее. Но если мы вспомним ранний шумерский обычай готовить символические восковые или деревянные изображения своих первых поверженных врагов, то в свете учения великого немецкого учёного Карла Густава Юнга подоплёка желания Сортмана Биркиани станет совершенно ясна...
  
  Хотя существует и другая версия - что сделать восковую копию штурмбанфюрера Сортману приказал сам Лаврентий Берия - известно, что по окончанию работы над скульптурой в дом Биркиани приезжали какие-то офицеры НКВД, и потом долго фотографировали что-то внутри. Но Сортман никому не рассказывал никаких деталей событий, имевших место в его в доме в тревожном 1943 году до самого конца своей жизни...
  
  Так и прижился восковой штурмбанфюрер в семье Биркиани. Его переставляли из комнаты в комнату, и в конце-концов скульптурное изображение незадачливого вояки было перенесено и в новый просторный дом, построенный сыном Сортмана Биркиани в шестидесятых годах прошлого века. К тому же, к фигуре все относились как к редкой семейной реликвии, и именно поэтому парадный мундир был в целости и сохранности. К слову, необходимо заметить, что за одни только знаки отличия и прочие причиндалы можно было получить очень неплохие деньги на черных рынках коллекционеров Тбилиси и Москвы, но мысль об этом ни разу не возникла среди многочисленных наследников Сортмана Биркиани... И так и стоял виртуальный воин, вытянув руку вперёд в экспрессивном римском приветствии: Сортман очень любил картину великого французского живописца Жак-Луи Давида "Клятва Горациев", и постарался отобразить поверженного врага не в нацистском, а именно в римском приветствии. Необходимо отметить, что, в отличие от древних римлян, нацисты слишком высоко поднимали руку в своём приветствии, что придавало самому приветствию излишнюю напыщенность, так не свойственную прямодушным воинственным римлянам...
  
  Да, тысячу раз неправы те, кто утверждают, что глобализация началась в 90-е годы двадцатого века. Пожалуй, процесс глобализации идёт уже несколько десятилетий. За примерами ходить далеко не надо: когда восковая фигура немецкого штурмбанфюрера СС, облачённая в парадный мундир, вот уже без малого шестьдесят лет отдаёт вечное римское приветствие домочадцам и гостям Сортмана Биркиани, прямого потомка древних шумеров, в горной сванской деревушке Лешхашара- что же это такое, как не глобализация? Она самая и есть!
  
   Но вернёмся все-же к Мустафе и Лежгвешу. Для понимания того скандального инцидента совершенно необходимо сказать, что у Мустафы в оффисе висели часы с кукушкой. Но кукушка была - особенная. Младший брат Мустафы - Диттер, подаривший её брату, был талантливейшим механиком-самоучкой. Именно он сделал так, что эта безобидная птичка в часах вместо классического "ку-ку" издавала какой-то совершенно жуткий звук, очень отдалённо похожий на задумчивое "ку-ку", и намного более похожий на весенний брачный крик не то павлинов, не то павианов. А надо сказать, что прекрасные на вид павлины кричат прямо-таки отвратительно, и особенно это чувствуется весной: воронье карканье после их жуткого брачного крика кажется маленьким, но изящным музыкальным произведением. Кстати, и павианы тоже орут весьма и весьма нехило...
   Сначала Мустафа объяснял озадаченным сванам, до которых долетали свирепые вопли, издаваемые доппельмайеровской часовой кукушкой, что кукушка кричит не своим голосом, но это ему быстро надоело, и он стал всем говорить, что в Баден-Вюртенберге так кричат все кукушки, и что в этом ничего необычного нет.
   Дорогой читатель, не думай, что сваны - неделикатный народ. Наоборот! Они по-настоящему пожалели Мустафу, на родине которого даже маленькие и совершенно безобидные кукушки орут так противно. Отсюда следовал один вывод - пусть бедный немец, измученный баден-вюртенбергскими кукушками, хоть в гостеприимной Сванетии отдохнёт от этого жуткого пронзительного карканья. И - началось...
   Не проходило и дня, чтобы какой-нибудь сердобольный сван не приносил в дом Мустафы часы с кукушкой, которая задумчиво и в меру громко кричала "ку-ку" - как и положено любой кукушке, как сванской, так и несванской.
   Но надо сказать, что Мустафа тоже был достаточно деликатен, и поэтому он все подаренные ему часы с нормально кукующими кукушками не выкидывал куда подальше, как это сделал бы любой другой на его месте, а аккуратно вешал их на стену рядом с родной кукушкой, которую его брат Диттер научил так несносно вопить. И вскоре каждые полчаса из офиса Мустафы начала доноситься жуткая какофония.
   Почему-то раньше всех всегда орала Диттерова кукушка, а уже потом, после истошного павиано-павлиньего вопля, сонм задумчивых сванских кукушек выводил своё лирическое "ку-ку". Правда, их было не меньше сорока, так что задумчивое "ку-ку" получалось не совсем вроде бы и задумчивым. Особенно это чувствовалось в полдень и полночь - двенадцать раз подряд несносно вопило баден-вюртенбергское павианоподобное семейное чудовище Доппельмайеров, а за ним десятки сванских кукушек выводили своё эпическое неторопливое "ку-ку". Поначалу проходящие мимо офиса сваны очень пугались, но потом они постепенно привыкли к странным звукам, а некоторые любители даже специально приходили послушать дикий птиче-обезьяний гвалт. А родственников, приезжавших из далёких равнинных городов, сваны обязательно приводили в полдень к оффису Доппельмайера, и затем со смехом наблюдали за реакцией ничего не подозревающих горожан. И что самое интересное - сам Мустафа, казалось бы, не ощущал совершенно никакого дискомфорта. Он великолепно спал под рулады своих механических птиц, и вообще, спокойно занимался своими делами.
  
   И вот, в один прекрасный день, когда Мустафа отдыхал от своих медведей, к нему в офис пришёл сын Сортмана Биркиани Пармен Биркиани со своим сыном Лежгвешем.
   Как оказалось, у Лежгвеша болел зуб мудрости. И не просто болел, а - очень. Щека у Лежгвеша распухла, и огромный красный флюс мучил медведеподобного богатыря неимоверно. Уже достаточно было малейшего шума или яркого света, даже малейшего дуновения ветерка, чтобы боль в зубе усилилась и впивалась в щеку бедного Лежгвеша с удвоенной силой. Лежгвеш был терпелив, как и все сваны, но при таких обострениях он довольно-таки громко мычал, стараясь перебороть боль в себе и стыдясь вопить во весь голос, чего ему очень хотелось.
   Казалось бы, Лежгвеш мог пойти к лешхашарскому стоматологу? Но в том то и дело, что стоматологом в Лешхашаре был самый что ни на есть завзятый алкоголик, старинный друг Сортмана Биркиани Павел Мустамякки, финн из Ленинградской области, которого судьба неведомо как закинула из Ленинграда в Лешхашару, и который, естественно, вскоре после этого подружился с Сортманом Биркиани, несмотря на значительную разницу в возрасте. Весьма положительным человеком был Павел, но вот выпить он любил. И - странно, такая вот любовь к выпивке никак не отражалась на его здоровье. Ну, это как раз и понятно: сванская водка "рахи" была самым что ни на есть натуральным продуктом, и несмотря на наличие в ней сивушных масел, была менее вредоносной, чем её очищенные городские разновидности. Хотя, Павел пил всё - и "рахи", и вино, и даже медицинский спирт, необходимый ему для работы. Причём, Павел пил в одиночку: всё-таки он был финн, а не сван.
   И надо же было тому так случиться, что у старинного друга Сортмана Биркиани был запой именно тогда, когда у Лежгвеша заболел зуб мудрости. Всё бы ничего, но запой имел обыкновение продолжаться неделями. Правда, сваны народ неторопливый, и Лежгвеш настроен был подождать, но зубная боль усилилась настолько, что ждать дальше стало совершенно невозможно. О поездке в районный центр Лентехи уже не могло быть и речи: дорога туда была донельзя ухабистая, и любой толчок грузовика отдавался бы в голове Лежгвеша жуткой болью. Так что, Лежгвеш в сопровождении своего отца появился в оффисе Мустафы Доппельмайера.
   После традиционных приветствий стало ясно, что на сей раз сваны не подарят Мустафе часы с кукушкой. Но просьба отца Лежгвеша Пармена - сам Лежгвеш уже два дня как не мог говорить - повергла бедного Мустафу в изумление. И было отчего: Пармен просил Мустафу вылечить зуб мудрости Лежгвеша - или, на худой конец, просто вырвать его.
   Сами понимаете, уважаемые читатели: Мустафа никогда не лечил зубы у людей. И не имело никакого значения, что Лежгвеш чем-то походил на медведя: одно дело - походить на медведя, и совсем другое дело - быть им. И к тому же, тут свою роковую роль сыграли культурологические различия: во-первых, у Мустафы не было лицензии на лечение людей, во-вторых, если бы даже и была лицензия, он бы никогда не лечил бы пациентов другого специалиста без согласования вопроса с ним. Мустафа был знаком с Павлом Мустамякки, и мог бы при наличии лицензии согласовать вопрос с ним, но, во-первых, Павел во время запоя был закрыт для каких-либо контактов, а во-вторых, лицензии у Мустафы всё равно не было, так что вопрос отпадал сам собой. Да и НАТО совместно с ЮНИСЕФ никак не одобрили бы такое вопиющее нарушений условий гранта, что грозило с их стороны очень многим, вплоть до возбуждения судебного иска против Мустафы Доппельмайера с требованием возмещения материального ущерба...
   Именно это и попытался объяснить Мустафа отцу своего нежданного гостя. А по-моему, Мустафа очень зря так подумал насчёт НАТО и ЮНИСЕФ вкупе с ЮНЕСКО. Ну не стали бы такие солидные организации обижаться на Мустафу из-за милейшего во всех отношениях парня по имени Лежгвеш Биркиани, да к тому же ещё и медведеподобного. Да и просто можно было ничего не сообщать кураторам проекта в центральных офисах названных организаций, но Мустафа, к величайшему сожалению, иногда бывал не только излишне педантичен, но и немного - совсем немного - паранойялен... Забегая вперёд, хочу сказать, что именно эти черты характера Мустафы вкупе с возмутительно несдержанным поведением Лежгвеша Биркиани и привели к тому, что в результате досрочного свёртывания гранта по адвокатированию медведей Сванетия так и не смогла включиться в Паневропейскую Систему Гуманитарного Регионального Сопроцветания, частью которой и являлся пресловутый медвежий стоматологический проект - а может быть, как говорят нехорошие злопыхатели, и освоение месторождений селена и урановой руды...
   Нелишне заметить, что все мужчины в семье Биркиани с лёгкой руки Сортмана, за исключением Лежгвеша, сносно понимали и говорили по-немецки, хотя и употребляли в разговоре несколько архаичные речевые обороты, так что лингвистический барьер ничуть не мешал ни Мустафе, ни Пармену. Но Пармен Биркиани не унимался, и начал несколько нудно и витиевато объяснять педантичному Мустафе всю глубину разницы между этическими псевдоколлизиями высокой гуманитарной политики почтенных организаций типа НАТО и ЮНИСЕФ, и реальной жизнью. Надо сказать, что он нисколько не убедил в своей правоте педантичного Мустафу, но тут случилось непоправимое: наступил полдень...
   Надо сказать, что Лежгвеш Биркиани был один из немногих, кто ещё ни разу не слышал кукушек Мустафы. Поэтому полуденный двенадцатикратный коллективный птичий рёв для него был чем-то совершенно неожиданным. Конечно, Лежгвеш от природы отнюдь не был излишне чувствительным или пугливым. Но всё дело было в том, что зуб мудрости при первых звуках павианоподобного семейного чудовища Доппельмайеров заболел так сильно, что Лежгвеш полностью потерял контроль над собой, и из его раскрытого рта вырвался такой рёв, который Мустафа Доппельмайер с содроганием вспоминал всю оставшуюся жизнь. Затем огромный Лежгвеш промчался через весь офис и своим огромным телом проломил хлипкую стену, на которой висели все часы с кукушками. Не переставая вопить, Лежгвеш мчался по центральной улице Лешхашары, заодно стряхивая с себя остатки часов с кукушками, и вскоре жуткий вопль доносился с другого конца деревни - весьма и весьма немаленькой деревни, надо сказать - хоть и высокогорной...
   К счастью, уникальная семейная кукушка Доппельмайеров уцелела в этом погроме, чего нельзя было сказать о Мустафе. Мчась через весь офис, Лежгвеш совершенно непреднамеренно зацепил Мустафу, да с такой силой, что бедный Мустафа отлетел к соседней стенке и сильно ударился о неё, после чего потерял сознание...
   Но тяжелее всех пришлось Пармену Биркиани. Его не задели ни фрагменты обрушенной стены, ни отлетевший в другую сторону Мустафа Доппельмайер. Но сердце Пармена разрывалось между бегающим по селению дико орущим сыном, и валяющимся без сознания на полу своего офиса Мустафой. К счастью, весьма здраво рассудив, что бегающий и орущий человек всё же здоровее лежащего без сознания, Пармен Биркиани взял Мустафу в охапку и отнёс к себе домой, где и уложил на огромную тахту, принадлежавшую в своё время отцу семейства...
   Честно говоря, Мустафа Доппельмайер был весьма впечатлительным молодым человеком, как и его отец Руди, и поэтому он потерял сознание не столько от полученного лёгкого сотрясения мозга, сколько от нервного потрясения при виде ревущего и несущегося на него огромного Лежгвеша. Именно поэтому Мустафа через пару часов пришёл в себя, однако заботливые Биркиани не позволили ему подняться с постели, тем более что всё тело Мустафы болело от сильного удара о стену, а оставили его у себя до утра...
   Утром Мустафа проснулся в отличном настроении. Лежгвеша нигде не было видно: вечером предыдущего дня опохмелившийся наконец Павел вырвал у него зуб мудрости, и измученный Лежгвеш остался ночевать на другом конце деревни у своей тёти.
   Было раннее утро. Солнце только-только начало золотить своими лучами вершину Уджунхаджухры, и через открытое окно доносились первые несмелые рулады птиц, празднующих наступление дня. Мустафа очень любил сванские рассветы, и, лицезрея из открытого окна дома Биркиани восхитительный вид, готовился к новому трудовому дню во благо сванских медведей.
   И тут Мустафа услышал какие-то рваные бравурные звуки, столь необычные в горной Сванетии, что в их существование невозможно было даже поверить. Мелодия шла с крытой галереи, расположенной на другой стороне дома, и поэтому, открыв дверь одной из смежных комнат, Мустафа медленно двинулся в ту сторону, откуда доносилась странная и совершенно неуместная музыка...
   В смежной комнате стояли какие-то молчаливые фигуры - Мустафа не знал, что Сортман Биркиани увлекался изготовлением восковых скульптур своих односельчан, и поэтому одетые в сванские национальные костюмы мастерски выполненные фигуры показались ему живыми. Но это было не главным. Впереди сванских фигур, выкинув вперёд руку в римском приветствии, как живой стоял родной дедушка Мустафы Доппельмайера в парадной форме штурмбанфюрера СС...
   Да, уважаемый читатель - штурмбанфюрер СС, убитый Сортманом Биркиани, был ни кем иным, как Зигфридом Доппельмайером, - или Зигги, родным дедушкой Мустафы. Благодаря изумительному таланту Сортмана Биркиани и не менее изумительному вдохновению, с которым он ваял восковую скульптуру Зигфрида, дедушка Мустафы стоял перед внуком как живой, в парадной форме офицера СС, которую Зигфрид Доппельмайер по странной прихоти всегда надевал под масхалат, идя на особо опасные задания своего командования, и рука дедушки была поднята в римском приветствии так экспрессивно, что даже на знаменитой картине Жак-Луи Давида "Клятва Горациев", увиденной в своё время Сортманом Биркиани в одном из залов Эрмитажа, это выглядело менее эффектно. А фоном всему этому служил не то "Marsch Der Gebirgs Jager", не то марш "Die Fahne Hoche!", который иногда любили слушать для пущей бодрости по утрам Сортман Биркиани и его сын Пармен, и приглушённые патефонные звуки которого доносились из крытой галереи с другой стороны дома...
  
   ....К слову сказать, древнегерманское имя "Зигфрид", которое с гордостью носил дед Мустафы - тоже шумерского происхождения, и берёт оно свои корни от палеошумерского имени "Зикхурреш" - что в переводе на русский означает - неистовый, неукротимый. Правда, в древнешумерском эпосе внушающий ужас мудрый Шуртум всегда побеждает ретивого, но крайне недалёкого воина Зикхурреша, но это уже такие тонкие подробности, о которых ни Зигфрид - Зикхурреш, ни даже Сортман - Шуртум не имели ни малейшего понятия.
   В своё время Сортману Биркиани даже стало жаль этого недалекого и ретивого Зигфрида: если бы не другой ретивый идиот по имени Адольф, сидел бы себе Зигфрид где-нибудь в Шварцвальде на завалинке, лениво потягивая пиво, и знать не знал бы ничего о сванах и их страшных мега-дубинах. Но - видно, не судьба... Хотя - нет, не сидел бы Зигфрид в Шварцвальде: ведь родом-то он был из Баден-Вюртенберга. А жаль: в Шварцвальде пиво явно лучше...
  
   Но вернёмся-ка мы к нашему Мустафе, который стоял и в оцепенении смотрел на дедушку Зигги. Это длилось недолго, минуты три, а потом - Мустафа закричал. Крик его был настолько высок и пронзителен, что медведи с запломбированными зубами, пасшиеся за много миль от дома Сортмана Биркиани, замерли, навострив уши и по-волчьи подняв морды вверх.
  
  Естественно, на крик сбежалось всё семейство Биркиани - и увидело Мустафу, стоящего напротив фигуры Зигфрида Доппельмайера с выпученными глазами, выставленными вперёд руками и орущего благим матом. Но это продолжалось недолго. После того, как обеспокоенные сваны появились в комнате, Мустафе показалось, что фигуры во главе с дедушкой Зигги начинают его окружать со всех сторон. Волосы у Мустафы встали дыбом, и он ринулся прочь из дома, куда глаза глядят...
  
  Увы, дорогой читатель, до сих пор бродит по Сванетии несколько медведей с хроническим кариесом. Останься Мустафа в Лешхашаре ещё месяц-другой - глядишь, и последние больные особи были бы излечены. Но роковое стечение обстоятельств в конце-концов привело Мустафу Доппельмайера в Гамбург, в элитарную психиатрическую клинику знаменитого доктора Шнитке. И надо сказать, повинны в этом были не столько сваны, сколько идиотские эксперименты младшего брата Диттера с механическими кукушками, полная экзотических приключений бурная жизнь родного дедушки Зигги, ну и, естественно, НАТО с ЮНИСЕФ вместе, финансирующие эпохальный медвежий проект. Ну, а что касается колумбийской наркомафии и селеновых залежей - повторяю: слухи всё это, причём слухи из совершенно непроверенных источников...
  
  Надо сказать, в клинике доктора Шнитке Мустафа быстро пришёл в себя, и через какие-то три месяца вернулся к исполнению своих рабочих обязанностей. И сейчас Мустафа занят в другом серьезном международном проекте, а именно - в проекте расселения полярных белых медведей в Антарктике. Естественно, медведей привозят в Антарктику из Арктики специально зафрахтованные для этой цели самолёты. И Мустафа уже не рядовой зоостоматолог - отнюдь нет! Как самый опытный специалист, он - начальник проекта. И этот проект тоже финансируется НАТО и ЮНЕСКО. Правда, ходят упорные и непроверенные слухи, что на сей раз с помощью проекта деньги - и очень немалые деньги - отмывает небезызвестный американский мультимиллионер Нафанаил Берман, но сами понимаете - досужие сплетни всё это, как и слухи о грандиозном антарктическом селеновом проекте...
  
  А что касается сванов - у них по-прежнему болят зубы, в отличие от медведей. Но надо сказать, у Лежгвеша Биркиани зубы больше не болели. Это - радует - всё-таки хороший парень Лежгвеш Биркиани. Но вот будущему Сванетии он-таки нанёс непоправимый ущерб: ведь ни один инвестор не будет вкладывать деньги в добычу полезных ископаемых в регионе, где возможны такие вот совершенно возмутительные инциденты...
  
  И сванский лес - стоит себе и стоит. И уже никогда не придут в него шумеры: не то нынче время, и великие народы современности уже не ищут себе тихого пристанища на фоне белоснежных вершин и склонов, покрытых великими лесами, и кроме сванов, мало кто знает, как вкусны горные родники на склонах возле Лешхашары, как душиста невероятно крупная голубика, собранная на бескрайних лугах субальпийской зоны, и как порой невыносимо тяжко бывает спускаться с зелёной небесной тюрьмы вниз на грешную землю, давно и донельзя погрязшую в зыбкой сумрачной трясине оголтелой глобализации, столь фатально бессмысленной и нелепой в своей бесконечной многоликости... Но главное - очевидно: как ни крути, именно медведеподобный Лежгвеш Биркиани сделал в конце-концов так, что Бен Ладен - тот самый таинственный аравийский миллиардер, интересы которого якобы неофициально представлял Мустафа Доппельмайер - остался без стабильного источника селена, а значит, и без своего баллистического проекта... Слава, слава Лежгвешу Биркиани! Ведь именно благодаря ему, так похожему на кавказского бурого медведя, Нью-Йорк может спать относительно спокойно. Да и весь цивилизованный мир тоже... Будем надеяться, что сонное апноэ всё-таки обойдёт его стороной.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"