Ломака Виктор Петрович : другие произведения.

Тень ночной птицы.

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  (Арабская научно-фантастическая сказка)
  
  (Внимание, сноски и пояснения находятся в конце текста!)
  
  
  Давным-давно, в одной далекой стране жил необычный мальчик. Был он не по годам смышленым и очень любознательным, много читал. И вот пошел он как-то раз на реку, где иногда любил побыть в одиночестве и тишине, ибо в их семье вместе с ним росли еще пятеро детей, и их шумная суета вечно мешала ему сосредоточиться на своих мыслях. Как всегда, сидел он на своем любимом месте - на толстой ветке большого старого дерева, которая далеко уходила от берега и нависала над водой так низко, что ступни его ног касались медленно движущейся под ним реки. Он мог сидеть вот так долгими часами, заворожено глядя на воду и размышляя обо всем на свете... Вдруг в поле его зрения попал какой-то круглый черный предмет, который плыл прямо на него. Мальчик протянул руку и достал из воды островерхий колпак, какие иногда носили бродячие дервиши.
  "Должно быть, его уронил в воду какой-нибудь бродяга", - подумал он. И точно: скоро к дереву уже подходил, тяжело опираясь на посох, почтенный старец в изношенном, запыленном халате. Странник остановился и просительно посмотрел на мальчика. Но тот сам уже спешил к страннику, с привычной грацией перебирая ногами по стволу. Спрыгнув с дерева, он протянул бродяге шляпу и с почтением сказал:
  - Это вы уронили, уважаемый странник?
  - Благодарю тебя, мальчик, - ответил бродяга, принимая пропажу. - Ох, как плохо, когда руки уже не держат, а голова болтается, как старый кочан капусты на тонкой кочерыжке. К сожалению, это удел всякого, кому Всевышний уготовил долгую жизнь.
  - Вы просто устали в пути, - сказал мальчик, приветливо улыбаясь старику. - И я тоже, когда набегаюсь за день, часто роняю из рук все подряд. А еще, когда долго читаю, то иногда бывает трудно быстро и правильно ответить человеку, задавшему мне вопрос, за что некоторые считают меня не совсем нормальным...
  - Спасибо за добрые слова, - улыбнулся старик. - Я вижу, что сердце у тебя доброе, а мысли проворны и быстры, как стая рыб в прозрачной воде. Ты, должно быть, любишь читать?
  - О да! Люблю, и с удовольствием узнаю из книг новые знания... - торжественно сказал мальчик. - Книги для меня - всё! Я помню, как научился ходить, но не помню, когда взял в руки свою первую книгу.
  - Похвально! У тебя, должно быть, есть какая-то цель?
  - Моя цель еще не определена, но я хочу знать всё, что только Всемогущий Аллах может позволить человеку узнать. Знания притягивают меня, как магнит тянет к себе кусок железа. Одна только беда: я прочитал уже все книги, которые смог найти в нашей округе... Но даже если я прочту все книги на свете, я никогда не узнаю... О, как бы я хотел очутиться в будущем, чтобы узнать, какие еще свершения ждут человечество и какие преграды сможет преодолеть наука! И как обидно, что я этого никогда... - Он запнулся. - Вы понимаете меня?
  - Прекрасно понимаю! - улыбнулся незнакомец. - Как сказал, в пылу спора, один мудрец другому: "Прости, друг Антоний, ты, конечно, знаешь всё на свете, но через тысячу лет последний дурак будет знать о мире больше, чем все мудрецы Великого Рима!"
  - О да, я слышал... Как там: карлики, поднявшиеся на плечи титанов, узрят далекую истину! - мальчик прикрыл глаза и покачал головой. - Да, через тысячу лет... Я даже не могу вообразить, что может произойти через такой продолжительный срок. Должно быть, уже изобретут эликсир бессмертия, или способ проникать в будущее...
  - Вижу, ты не по годам смышлен, и я слышу речи далеко не мальчика, - сказал старик и лукаво улыбнулся. - Но, думается мне, совсем не те мысли должны беспокоить твою достойную, но юную еще голову. Твои сверстники в этом возрасте начинают уже интересоваться тайнами девичьих прелестей.
  - Была охота тратить время на ерунду! - презрительно фыркнул мальчик, слегка покраснев, однако. - Пусть этими недостойными тайнами интересуются неучи и бездельники, а мне дорого моё время.
  - О, прелестное дитя! И ты уже рассуждаешь о скоротечности времени?! - засмеялся старик. - Ты, еще не тронутый дыханием, полагаю..., тринадцатой весны!
  - Не сочтите за дерзость, почтеннейший - шестнадцатой...! - осторожно поправил мальчик. - Однако это ведь только кажется, что времени впереди много... О, вы снова смеетесь! Но я знаю..., то есть, знаю из книг, что жизнь проносится перед человеком, словно резвый жеребенок, оставив позади лишь розовую дымку разочарования и горечи от потраченного впустую времени...
  - Как поэтично! Ты, должно быть, и стихи пишешь? - мягко улыбнулся незнакомец.
  - Вот еще... Подобные глупости также не заслуживают серьезного внимания, если только это не философские трактаты, подобно знаменитой поэме Тита Лукреция "О природе вещей", - с уважительным придыханием закончил мальчик.
  - Что ж, ученых книг у меня для тебя нет, зато я могу рассказать тебе немало интересного, ведь я прожил долгую и богатую впечатлениями жизнь. А уж, сколько я узнал удивительных историй и сказок - не на одну книгу хватило бы...
  - А я с удовольствием приму любые знания от вас, о, почтеннейший чужестранец!
  - И сейчас, - продолжал старик, - мне на ум пришла сказка, про... одного умного мальчика, который был чем-то похож на тебя.
  - Это, должно быть, интересная сказка! Расскажите же ее поскорее, уважаемый странник...
  - Ну, так слушай... - Старик присел на большой камень, и тогда мальчик тоже уселся на толстую ветку дерева.
  
  В одной волшебной стране, жил-был мальчик... Он тоже был любознательным и смышленым - таким же, как и ты. Но, надо сказать, что в этой стране получать знания детям было гораздо проще, чем здесь. Все известные в мире книги находились в волшебных коробках, стоящих на учебном столе каждого школяра...
  
  - Простите, что перебиваю... - виновато сказал мальчик, - но разве не проще держать все книги в общественной библиотеке? И потом, чтобы вместить все книги, тут не коробка понадобится, но, думаю, огромное здание...
  - О, нет! Я же сказал, что это были волшебные коробки, и каждый раз, по желанию, из них появлялась только одна книга, именно та, которая была необходима.
  - Но как такое возможно?
  - Мой юный друг! Ты забыл, что это только сказка. Ты ведь не удивляешься, когда тебе рассказывают о каком-нибудь ковре-самолете, или о магическом кристалле величиной с бобовый стручок, из которого долгими часами выплывают звуки дивного пения сладкоголосых дев? Или о волшебных лампах, порождающих из своего черного чрева смертоносных джиннов высотой несколько миль, которые за мгновения сметают огненным смерчем целые города?
  - О, простите, уважаемый странник! Я понял, продолжайте, пожалуйста.
  - Ничего страшного, мой юный друг! Можешь спрашивать, о чем захочешь - я ведь для тебя всё это рассказываю. Ну, слушай дальше...
  
  Эти коробки были соединены с волшебными окнами, на стеклянную поверхность которых можно было вызвать движущиеся картинки... Любые картины, любой на свете пейзаж, вид любого человека... Всё, всё что происходило в мире, даже в далеких-далеких странах, можно было вызвать из этого ящика колдовством особого вида, или, если сказать по научному, посредством некого невидимого вещества. Оно текло подобно воде, но только внутри длинных металлических нитей, да так быстро, что никакая птица, никакой ураган был не в силах угнаться за ним. Как живое существо, оно запоминало изображение, увиденное им за многие мили, и переносилось со скоростью луча света, а потом повторяло запомненный пейзаж в волшебном окне. Представь, что твое окно могло бы выходить на улицу любого города мира, или на любую местность на планете, которую ты только пожелаешь увидеть...
  
  - О-о! - воскликнул мальчик, - жить в таком мире было, должно быть, очень интересно!
  
  Интересно... Но знаешь, что странно? Хотя любому человеку в этой стране были доступны всевозможные знания, но мало кого они интересовали по-настоящему. То есть, люди интересовались всем понемногу, но без той особой системы осмысления знаний, которая только и есть правильный, научный способ познания истины. Для подавляющего большинства людей, это всё было скукой и потерей времени... И потому тысячи, сотни тысяч книг, потенциально доступные любому желающему, томились в таинственной темноте коробок без всякой пользы, ибо почти никто их не читал. Да, всё так же, как везде и всегда: лишь одному человеку из ста интересно, как устроен мир, а остальным гораздо интереснее узнать, что ест на завтрак сосед, кто у кого и что украл..., или же подсматривать за раздевающимися девами...
  
  - Раздевающиеся девы? - приглушенно спросил мальчик, зачем-то оглянувшись по сторонам.
  - О да! И ладно б, если бы они только раздевались, гм...
  
  Словом, с такими волшебными окнами удовлетворять человеческие пороки, из которых праздное любопытство - не самый страшный..., стало гораздо проще: у каждого теперь была своя большая замочная скважина. Но были и другие развлечения: можно было, не выходя из-за стола, поговорить с кем угодно и о чем угодно, не опасаясь, что тебя опознают потом на улице... Или поиграть с незнакомым противником в шахматы, в кости, в прятки..., даже в воображаемую войну - да в любую из тысяч игр, коих развелось в тех коробках великое множество... И этот игровой азарт стал для людей настоящим проклятием, затягивая многих игроков в свой омут даже сильнее пьянства... Это стало определенной проблемой. Многие дети, и даже некоторые взрослые, могли сидеть за своими коробками часами, сутками напролет, забывая, порой, о еде и питье. А иные, особо азартные, иногда умирали от истощения. Это было что-то сродни помешательству.
  
  - Да, воистину, не зря говорят, что Аллах дал человеку книгу, а Иблис - игральные кости! - молвил мальчик удивленно.
  
  Но в основном, дети были подвижными и живыми, и, выходя из-за своих учебных столов, они носились по улицам городов так же, как и дети всех времен и народов. Они играли друг с другом, дрались, влюблялись... Но наш юный герой не обращал внимания на все эту отвлекающую суету, ибо хотел только одного: узнать обо всем на свете...
  Время шло, дети взрослели... Товарищи мальчика развлекались уже не по-детски: они дурманили свои легкомысленные головы сладкими винами и веселящим дымом из известного тебе растения каннабис, и разъезжали в обнимку с возлюбленными подругами по дорогам в самодвижущихся железных повозках, увлекаемых вперед силой внутреннего огня...
  
  Мальчик слушал старика, затаив дыхание, а тот продолжал рассказ.
  
  Иногда, чтобы однообразие жизни не приедалось, они летали в чужедальние края в чреве огромных металлических птиц, проводя дни под жарким солнцем тропиков. Там они катались на широких досках по волнам прибоя, или спускались по воздуху с горных вершин, подвешенные за тонкие нити к хитрым мешкам из невесомой ткани...
  Но наш мальчик всё продолжал грызть гранит науки, питая новыми и новыми знаниями свою, почти болезненную любознательность. Время от времени, он отрывался от учения и недоуменно взирал на окружающую его суету сверстников, не понимая, как можно так неразумно растрачивать часы из своего быстротекущего ручья времени... Но иногда, все же, ему становилось грустно, словно глубоко в душе он понимал, что тщетна не только их легкомысленная жизнь, но, так же, и его жалкие потуги постичь истину, которая не давалась до конца даже самым великим мудрецам. И тогда в голову приходили самые скверные мысли...
  "Да, разум, есть великий подарок Создателя, но ведь людям даны и ощущения, и эмоции душевных переживаний... Несомненно, я узнаю много нового и, соответственно, привнесу и свой вклад в великое дело познания..., но та, низшая и недостойная часть жизни, что пройдет мимо меня, неужели она совсем никчемна? Неужели все прелести и соблазны нашего мира - есть только пустой отзвук, лишь блестящая упаковка стройной конструкции Его мироздания? И не буду ли я жалеть в старости о бесцельно потраченных годах, если пойму под конец, что истина, возможно, заключается не в познании окружающего меня пространства, а в банальном потреблении в себе самом этой данной Богом сущности..., в исполнении жалких, но манящих желаний этого глупого и порочного..., мечущегося, страдающего и радующегося свету божьего мира существа, которое и есть Я САМ!"
  Такими бывали редкие минуты его сомнений, точившие его живой, творческий ум. Но он быстро справлялся с ними, лишь только погружался в любимую науку.
  
  - Простите, а чему он... обучался? - спросил мальчик.
  - Всему понемногу, но более всего интересовался самой величественной из наук - математикой!
  
  Математика, к тому времени, проникла своими ответвлениями во все сферы человеческой деятельности, и ему даже начинало казаться, что и весь наш мир, это только математика, отраженная, размноженная Создателем во всех воплощениях видимых и осязаемых нами форм. Что все прочие дисциплины, это лишь надводная ее часть, переводящая все ее цифры и формулы в ощущаемую нашими чувствами материю мира... Кстати, как раз на этом принципе были устроены и чудодейственные коробки, воспроизводящие в своих окнах окружающий мир...
  
  - Расскажите! - попросил мальчик.
  - Это сложно, но... Слушай! Представь, что мелкие светящиеся частички, едва воспринимаемые зрением, соответственно обозначены через цифры, а некое устройство очень быстро считает эти цифры и расставляет частички в нужном порядке так, что на стекле мгновенно выстраивается картинка, передававшая точную копию реальности.
  - Цифры? Извините, я не совсем понял, как через цифры можно выразить мир во всем его многообразии? Если только... - Мальчик радостно засмеялся. - О, я понял: если уменьшить цифры до размера точек и раскрасить их в разные цвета, то ими, как мозаикой, можно выкладывать различные картины. Так?
  - Нет, ответ неверный, хотя многие... не смогли бы предложить даже такого. А все достаточно просто! Я не буду вдаваться в нудные подробности, которые не могут постичь, увы, даже многие владельцы этих коробок, и объясню всё в доступной тебе форме. Вместо немедленного ответа, я задам тебе вопрос: допустим, тебе нужно попасть в какой-нибудь далекий город своей страны, спрашивая дорогу у людей, поставленных на каждой развилке пути... Скажи, ты смог бы дойти до него, используя лишь два их ответа - "да" и "нет", конечно, при условии, что эти живые указатели знают точную карту пути?
  Мальчик задумался.
  - Я думаю, что можно... Я буду называть название города и спрашивать направление: направо или налево...
  - Хорошо, а если надо идти прямо?
  - Спрошу еще раз! Ведь так можно?
  - Превосходно! Так вот тебе и ответ: цифр, используемых в этих коробках, всего две - "ноль" и "единица"! Они и есть те самые "да" и "нет" на развилках дорог в моей аналогии..., а каждая точка рисунка, каждый звук, каждый знак текста книги..., это, условно говоря, есть название искомого города. И если этих ответов тысячи тысяч, и все они даются в течение одной секунды, то все вполне объяснимо. Понятно тебе?
  - Но как же можно так быстро считать?
  - Я ведь говорил уже: всё это делает волшебная субстанция, движущаяся со скоростью луча света.
  - Великий Аллах, как всё просто! - очарованно прошептал мальчик.
  - Да уж, чересчур...
  И старик замолчал, надолго задумавшись. Наконец, мальчик прервал его молчание:
  - Я очень рад, что вместо сказки... у нас складывается очень интересная беседа, но что же там было дальше, учитель?
  Слово "учитель" вырвалось как-то само собой, но ни мальчик, ни старик, казалось, не придали этому никакого значения. Они двое и, правда, теперь были будто связаны единой нитью...
  - А дальше... произошла с ним одна нехорошая история.
  
  Нравилась ему одна белокурая дева, что сидела в учебном классе за соседним столом...
  
  - Простите, что снова перебиваю, но они что - обучались все вместе? - спросил удивленно мальчик.
  - Конечно! Постой, ты удивлен, что девы учились вместе с юношами, или что женщине предоставлялись те же права в получении знаний, что и мужчине?
  - И тем, и другим... У нас такое немыслимо! Конечно, в богатых семьях обучают и девушек, но вообще, я считаю, что дело слабой женщины - сохранение домашнего очага, забота о детях... и прочие нужные, конечно, но недостойные мужчин занятия. А наукой, войной, добыванием пищи и другими важными делами должны заниматься исключительно мужчины. Так повелел Создатель, и хвала Ему! - И мальчик так умильно вытянул к небу сложенные вместе ладони, что старик еле сдержал смех.
  - А как ты посмотришь на то, что в этой стране правительницей избрали слабую женщину, и что ей стали беспрекословно подчиняться все мужчины? А как тебе еще такое: женщины-начальники, женщины-политики, женщины-торговцы...? Поэты, художники, ученые? Женщины-бойцы, наконец...
  - О-о..., воистину, странные сказки вы рассказываете, учитель! - воскликнул мальчик. - Может, люди и будут когда-нибудь летать по воздуху..., но вот этого в нашем мире точно никогда не будет.
  - Почему ты так думаешь? - спросил старик с улыбкой.
  - А как же Коран? Да что говорить - сам Аллах не позволит такого...
  - Что Аллах не позволит - это уж точно! - усмехнулся старик. - И с этим придется, в свое время, что-то решать, иначе...
  - Но ведь даже... - перебил его мальчик и на мгновение задумался. - Хорошо, а как же знаменитый трактат гениального мыслителя Тиклиза об односторонней сущности женского ума, не позволяющего им проникать в абстрактные сферы божественной сути вещей?
  Тут уж незнакомец не выдержал и расхохотался. Мальчик недоуменно посмотрел на него, а старик, утирая нежданную слезу дырявым рукавом халата, сказал:
  - Поверь мне на слово, друг мой: даже в вашей стране у женщин с головой полный порядок, а уж там...
  - Но учитель..., - нетерпеливо перебил мальчик снова, - разве не является истиной, что все общественные законы и описания мира..., все осмысленные человеческие деяния, все достижения науки и искусства... созданы благодаря разуму и деятельности исключительно мужчин?
  - Ох, мальчик мой, если бы тебя сейчас услышали некоторые, особо просвещенные девы той страны... - Старик сочувствующе покачал головой. - Аллах свидетель, я бы не позавидовал твоим нежным ушам! Кстати, у вас ведь Коран женщинам и сквернословить запрещает, не так ли?
  - О-о...! Мне даже странен подобный вопрос, уважаемый! - возмущенно ответил мальчик.
  - Неслыханный шовинизм! - вновь засмеялся старик. - А твой Тиклиз просто чудовище!
  Мальчик с интересом посмотрел на собеседника, но не решился задать уже давно мучавший его вопрос. А старик продолжал:
  - Хорошо... Ответь-ка мне, дружок: вот, к примеру, по дороге идут два путника... Одному из них взвалили на плечи тяжелую поклажу, а другому дали коня. Кто, по-твоему, придет к цели первым? Ты понял, к чему я веду?
  Мальчик помедлил мгновение, и ответил, насмешливо сощурившись:
  - Учитель, а ведь эристика - запрещенный в честной дискуссии прием! Я мог бы ответить тем же...
  - А ну-ка..., скрестим сабли!
  Мальчик задумался, и через минуту спросил:
  - Скажите, истинно ли положение, что заяц быстрее черепахи?
  - Истинно!
  - Но разве из этого положения следует, что они обязательно должны соревноваться в быстроте передвижения? У каждого из них свои достоинства и свой путь!
  - Прекрасный укол! - рассмеялся старик.
  - Вот! Поэтому, доказывая свою точку зрения, нельзя выворачивать наизнанку правила построения логики, ибо тогда в доказательствах можно зайти, куда только ни вздумается... Так говорил нам учитель на занятиях по риторике...
  - Хорошие у вас учителя!
  - И, кстати, все мужчины! - торжествующе добавил мальчик. - И все философы, построившие правила ведения дискуссии, тоже... И вообще - все великие мыслители древности...
  - Хорошо, хорошо, я понял! - снова рассмеявшись, перебил его старик. - Да уж, благословенны беззаботные мыслители древности, не обремененные насущными трудами! Ох, нагрузить бы их недостойными женскими занятиями - послушал бы я тогда их философию! Интересно, какими бы глазами тогда посмотрел великий Диоген на ту ощипанную курицу?
  - Простите учитель, но там была вовсе не курица, а петух, что, в контексте нашего спора, тоже говорит о многом...
  - Петух, так петух... - примирительно сказал старик. - Ладно, как говорится, вернемся теперь к нашим баранам!
  - ...??? - мальчик вопрошающе поднял глаза.
  - Ах, ну да... - едва заметно улыбнулся старик. - Я имел ввиду нашу, забытую в пылу спора сказку... Или тебе интереснее продолжить разговор о женском вопросе?
  - О, нет, учитель, я лучше послушаю вашу сказку. В конце концов, возможно, правы вы, а не Тиклиз.
  - Превосходно! Твой гибкий юношеский ум гораздо более приспособлен к принятию неудобных идей, чем у многих закостенелых мудрецов... - сказал старик. - Ну, так слушай же дальше, мой благодарный ученик, иначе мы никогда не доберемся даже до середины сказки.
  
  Как я уже сказал, мальчику нравилась одна юная особа, но он старался ничем не выдать своего недостойного, как ему казалось, чувства. Напротив, он даже пытался показать обратное... Но женский ум, мой юный друг, женский ум! Ох, как недооценивают его многие мужи, почитающие себя мудрецами! В общем, она обо всем, конечно, догадывалась, как и еще добрая половина их класса. А надо сказать, что подростки во все времена одинаковы - народ злой и насмешливый. И решили они подшутить над "юным гением", как дразнили его в классе, питая к первому ученику естественную для неучей неприязнь. Точнее, началось всё с одного глупого утверждения, что даже самого дремучего зануду и чудака можно ввергнуть в пучину плотского соблазна. И вот, именно эта юная особа - а звали её Айгюль - решила доказать своим друзьям, что расколоть сей крепкий орешек ей вполне по зубам...
  
  - Айгюль..., - задумчиво произнес мальчик, - лунный цветок!
  - О да, - воскликнул старик, - и это имя вполне соответствовало ей!
  - А как звали... самого мальчика? - спросил мальчик.
  - Понимаешь, его имя, произнесенное на твоем языке..., будет странно звучать для твоих ушей, создавая неверные ассоциативные связи..., - сказал старик. - Но ты прав: глупо все время повторять: мальчик, мальчик..., если, конечно, рассказчик не преследует этим какую-то особую цель... Хорошо, для удобства повествования назовем его, скажем... Джамаль. Да, Джамаль! Но слушай же дальше!
  
  Айгюль придумала себе другой внешний вид..., то есть, сделанную из цифр копию, и поместила ее в свою волшебную коробку. Теперь, вместо светловолосой, стройной красавицы, из волшебного окна смотрел в мир седовласый старец с аккуратно постриженной бородой и густыми бровями. На глазах у него были круглые оптические стекла...
  
  Вижу, ты опять заинтересовался. Понимаешь, с возрастом, или же от частого чтения книг, зрение ослабевало, поэтому люди научились исправлять этот недостаток: в тонких металлических держателях, они располагали перед глазами похожие по форме на зрачок, плоско-выпуклые стекла, которые искривляли до нужной величины лучи света и, тем самым, улучшали свое зрение... Обычно, такое приспособление выдавало в человеке склонность к благородным, творческим занятиям, поэтому хитроумная дева умело использовала такое дополнение к образу своей копии.
  
  И вот в таком виде Айгюль стала появляться в волшебном окошке Джамаля, заговаривая с ним на всякие научные, интересующие его темы. А поскольку у нее под рукой тоже были всевозможные ученые тексты и научные материалы, то она, удачно соединяя речи многих ученых и мудрецов, легко обманула доверчивого Джамаля, представившись ему, в конце концов, философом-отшельником, ищущим на склоне лет себе ученика и последователя. Звали же этого старца Иоахим.
  
  - Извините, учитель, - снова перебил старика мальчик, - но... как такое может быть, чтобы он не заметил столь изощренного обмана?
  - Понимаешь, были еще в этих коробках внутренние духи-помощники, также созданные людьми из цифр, которые впоследствии стали делать за них самые разнообразные цифровые превращения... Ну там - движущиеся картинки, всякие звуки, даже музыку..., а также могли понимать многие языки и говорить на них человеческими голосами...
  - Они что, были тоже... живые? - глаза мальчика расширились от удивления.
  - О, нет. Это была пока только искусная подделка, хотя эти духи могли уже самостоятельно играть с людьми в разные игры, а уж в шахматы с ними вообще невозможно было соревноваться, поскольку они просчитывали варианты и ходы с сумасшедшей скоростью... Впрочем, через какое-то время, они стали настолько сложными и самостоятельными, что между учеными стали возникать теологические дискуссии: а не зародилась ли в цифровых колбах искусственная душа, этакий "spiritus ex machine"? Но не будем отвлекаться! Главное, что если за таким духом непосредственно стоял человек, то обман заметить было весьма непросто, а уж наша Айгюль была изобретательна и совсем не глупа, хотя и обворожительно красива... Вот тебе, кстати, подтверждение моих слов о немалых достоинствах женского ума: в практической работе с подобными цифровыми духами, она была лучшей в своем классе.
  
  Итак, они стали проводить вечера в долгих беседах, часто засиживаясь до глубокой ночи, и вскоре Джамаль уже не представлял свою жизнь без своего странного собеседника, который, порой, умело и как-то незаметно уводил разговор в стороны, весьма далекие от науки... Да, они стали настоящими друзьями, и скоро самой Айгюль стало ясно, что она увлеклась и вышла далеко за пределы этой некрасивой игры. Она и сама изменилась: многое из того, что увлекало Джамаля, стало теперь интересно и ей. Она стала читать много познавательных книг, и не только для лучшего общения с Джамалем, а потому что это уже начинало ей нравиться. А в последнее время она даже перестала пользоваться помощью духов и вела беседы самостоятельно, изменяя, конечно же, свой нежный, грудной голос, на старческий - скрипучий, слабый и немного задыхающийся...
  Тем не менее, договор одноклассников оставался в силе, и друзья Айгюль, которым она все неохотнее открывалась, требовали от нее более решительных действий. В последнее время, она почти совсем не гуляла с ними, и это злило и распаляло их еще больше. Зато Джамаль становился для нее всё дороже..., хотя в школе она вела себя с ним весьма странно. В последние месяцы, Айгюль буквально изводила его своими злыми шутками и придирками, ибо теперь молодые люди, благодаря хитрым козням соучеников, сидели за одним столом. Мало того, что она постоянно списывала у него результаты решения обучающих задач, но она нещадно цепляла его по всякому поводу, каким-то неведомым для него образом находя все новые болевые точки. И самое странное то, что его чувства к ней от этого лишь усиливались...
   Однажды ночью, во время очередной беседы, старец Иоахим поведал Джамалю о своей безответной любви, якобы случившейся с ним в юности. В ответ, Джамаль открылся своему единственному другу в чувствах к насмешливой красавице Айгюль, прибавив в отчаянии, что если бы она была хоть на четверть столь же умна, сколь и красива, и что если б с ней ему было бы так же легко и интересно, как и с его ночным собеседником, то ради нее он мог бы, пожалуй, отказаться даже от своей страсти к науке. То было, по сути, его признание в любви сразу к двум противоположным личностям, которые представлял один и тот же человек. О, какой это был для нее удар, одновременно сладостный и жестокий, ибо она не могла явить ему свою истинную, двуликую сущность. И тогда решила Айгюль найти способ открыться Джамалю таким образом, чтобы не испортить их странные отношения, но перевести их в реальную жизнь. Но вот беда - за ней неустанно следили ее злонамеренные друзья и подруги, которые поняли, к чему оно всё катится, и жаждали теперь уже двойного удовольствия от неминуемо приближавшейся развязки.
  Айгюль понимала, что ей нужно быть осторожной, поэтому в одной из их ночных бесед, уже под самое утро, Иоахим сказал Джамалю, что желает с ним встретиться, ибо чувствует себя уже совсем плохо и хочет напоследок увидеть своего друга воочию. Джамаль же, весьма обеспокоенный такими речами, быстро согласился. Еще старец сказал, что по причинам врожденного физического уродства давно уже таится от людей, поэтому его друг должен явиться к нему поздно ночью, стараясь не привлекать внимания окружающих. Жилье старца, якобы, находилась за городом, на берегу реки, в двухэтажном доме-гостинице. В таких домах жили, в основном, люди одинокие, платившие хозяину за проживание и еду в конце всякого месяца. Также, там останавливались проезжие путешественники, которым нужно было где-то переночевать и пожить день-другой. А еще там часто селились на одну ночь влюбленные пары, выдававшие себя за путешествующих супругов, которые по самым разным причинам желали скрыть от знакомых людей свои тайные отношения. В общем, это было что-то вроде вашего караван-сарая...
  И вот, именно в таком доме Айгюль выкупила на одну ночь небольшое помещение, где была только спальня и еще одна крохотная комнатка для омовения тел. Её расчет был прост: в такой недвусмысленной обстановке ей будет проще добиться его прощения за этот обман, ибо какой же нормальный мужчина, даже очень юный, сможет долго таить обиду, находясь в тесном, уединенном помещении с обворожительной девой. О, этот коварный, изощренный..., этот дьявольский женский ум!
  В назначенный час, Джамаль приблизился к названному дому. Слуга хозяина был заранее предупрежден, поэтому юноше не составило труда пройти туда. В чрезвычайном волнении поднялся он во второй этаж, прошел по коридору и остановился возле двери под номером восемь. Сонм разных мыслей стал одолевать его... Какой будет реальная встреча с его почтенным другом? В чем состоит его уродство? Сможет ли он так же непринужденно вести разговор уже с самим собеседником, а не с его цифровым образом? Ведь одно дело, когда ты разговариваешь с изображением, и можно в любой момент прервать беседу, отойти в сторону..., и совсем другое, когда перед тобой осязаемая плоть настоящего человека, которого уже не отключишь при помощи нужной кнопки. А образ что - он и есть только образ!
  "И вообще, если вдуматься, - крутилось в голове Джамаля, - то и нет ведь перед тобой за стеклом экрана никакого собеседника, а есть всего лишь блуждающий с огромной скоростью пучок света, первопричиной которого может быть совсем не то, что ты думаешь. А вдруг это был совсем не человек, а..."
  Тут он вспомнил страшные истории об омерзительных созданиях - цикуббах, и похолодел... Цикуббами называли записанные цифрами на особых кристаллах, психосоматические вытяжки сознания из мозга умерших людей, со всеми их мыслями, воспоминаниями, прошлыми желаниями, характерами... По рассказам, всё это выглядело так, как будто брали стеклянный сосуд и загоняли туда еще светящуюся душу несчастного..., хотя никто этого никогда не видел. Потом их "выпускали" в мнимое пространство, связывающее между собой всех владельцев коробок... И они жили там, вступали в контакты с цифровыми духами, иногда разрушали их, всё больше набираясь сил... А еще, они легко могли довести человека, долгими часами сидящего у своей коробки, до состояния полной невменяемости: замороченные ими люди запросто совершали любой поступок, вплоть до самоубийства... Неизвестно, кто и с какой целью их создавал, но, общаясь, их совсем нельзя было отличить от живых людей, а они сами даже не знали о том, что давно уже мертвы... Они считали, что всё обстоит, как раз, наоборот: все эти люди с застывшими лицами, глядящие на них из своих мерцающих окон, были безвольными, мертвыми куклами, запертыми в тесных клетках своих полутемных комнатушек...
  Всё это мгновенно пронеслось в голове Джамаля. Он стоял в длинном коридоре, едва освещенном холодным огнем, блуждающим по потолочным стеклянным колбам, и ему стало так страшно, что ноги сделались ватными, а на спине выступил холодный пот. Если бы не внезапная слабость в ногах, он, скорее всего, убежал бы прочь..., а так у него хватило времени, чтобы прийти в себя и одуматься. А через минуту он уже презирал себя и чуть не смеялся над своей глупостью.
  "Настоящий параноик! - думал Джамаль. - Все эти россказни про цикуббов - полная чушь, которую распространяют противники дальнейшего усовершенствования цифрового пространства и прикладных программ. И я знаю это так же верно, как и то, что... никто не схватит ночью мою руку, если я опущу ее под кровать..., хотя в темноте так и кажется, что стоит только подумать об этом..."
  
  Побледневший мальчик осторожно тронул старика за рукав. Старик от неожиданности вздрогнул.
  - Ты что? - спросил он мальчика.
  Его маленький слушатель разлепил, наконец, ссохшиеся от волнения губы и сказал:
  - Простите, немного страшно стало... - Он криво улыбнулся и, поежившись, посмотрел на потемневшее вечернее небо. - А что такое "про-грам"?
  - Программы? Так еще называют там цифровых духов, которые работают в волшебных коробках. Вообще, там есть очень много непонятных тебе слов, но я буду стараться, по возможности, заменять их знакомыми тебе фразами... Ведь всё на свете можно описать иными, более простыми понятиями. Как сказал один ученый: "Теорию относительности вполне можно объяснить и на языке племени Мумба-Юмба, только для этого может понадобиться в сто раз больше времени, и в тысячу раз больше слов, дабы свести все понятия воедино".
  - Поздно уже... - сказал с тоской мальчик, не обращая уже внимания на новые слова своего собеседника.
  - Хочешь уйти? - с готовностью спросил старик.
  Мальчик немного подумал, но потом сказал:
  - Нет, учитель, я хочу дослушать до конца.
  - А ты уверен, что действительно этого хочешь? - спросил странник, делая акцент на слово "хочешь".
  - Хочу! Мне кажется, что для меня это... очень важно.
  - Отлично! Слушай же, мой бесстрашный ученик!
  
  Джамаль стоял в коридоре, пытаясь окончательно изгнать из себя позорный страх бравыми мыслями. Он уже хотел постучать в дверь, но потом передумал и тихонько толкнул ее вперед. Дверь легко подалась..., и он оказался в маленькой комнате, освещенной голубым свечением ночника. Слева была еще одна дверь, из-за которой слышался шум воды. Джамаль огляделся. Почти все пространство комнаты занимала квадратная кровать, такая большая, что даже троим взрослым людям было бы на ней не тесно..., а в правом углу, на маленьком стеклянном столике, стояла знакомая коробка цифрового устройства с погасшим экраном. Он подошел к нему... Какая-то непреодолимая сила заставила его протянуть руку и включить устройство. Экран вспыхнул, и на нем возникла голова Иоахима. От неожиданности Джамаль вздрогнул. Его сердце бешено колотилось в груди...
  Старец, казалось, дремал. Его сморщенные губы были слегка приоткрыты, нижняя челюсть откинута, а цвет лица был какой-то... бледно-зеленый.
  "Господи, да ведь он же..."
  И ему в голову пришла страшная мысль, что этот мертвец на экране... каким-то образом связан с самим старцем. Он тут же представил, как в комнате для омовения, в большом круглом чане лежит сейчас его уродливое, мертвое тело...
  Внезапно, изображение открыло глаза, челюсти с омерзительным чмоканьем схлопнулись, а губы пришли в движение...
  "Ну, здравствуй, мой милый ученик!" - сказала голова старца.
  "Цикубб!!!" - мелькнуло в угасающем сознании Джамаля, и он без чувств повалился на кровать...
  Сознание приходило к нему медленно. Перед его взором возникло сначала темное пятно, которое постепенно стало обретать очертания человеческой фигуры в черной одежде. Какой-то человек склонился над ним, заслоняя тусклый свет комнаты..., и по мере того, как зрение прояснялось, он стал узнавать милые черты несравненной...
  "Айгюль! - прошептал он. - Что ты тут делаешь?"
  "Ты в порядке?" - спросила она, с тревогой вглядываясь в его лицо.
  "Я... А где... Иоахим?" - спросил он, опасливо озираясь по сторонам.
  "Господи, да нет же никакого Иоахима, и никогда не было...! - улыбаясь, отвечала она. - Я тебе сейчас всё объясню".
  "Но... как же..." - Он совсем ничего не понимал.
  "Включай поскорей мозги, глупенький мой мальчик, - сказала она ласково, - а не то я обижусь и больше не буду у тебя списывать на уроках".
  "Айгюль, но там... цикубб! Я его видел!" - вскричал Джамаль, резко приподнявшись на локте.
  Тут девушка не выдержала и повалилась рядом с ним, забившись в истерическом хохоте. От её порывистых движений черный халат раскрылся, обнажив белоснежную кожу ее стройного, гибкого тела... Айгюль постепенно затихала, но ее нежный живот и упругие холмы грудей все еще тихо подрагивали... Юноша тут же забыл обо всех своих глупых опасениях и тревогах, и теперь заворожено смотрел на прекрасное деву, лежащую рядом. А она, перестав смеяться, с нежной, чувственной улыбкой смотрела на него...
  Всё было, как во сне. Джамаль словно остолбенел..., и тогда она сама взяла его за руку, легонько потянула к себе, и сказала:
  "Пожалуйста, обними меня, милый!"
  Джамаль почувствовал, что снова теряет разум..., но теперь это было так сладостно и горячо, что всё его существо...
  
  - О, учитель... - подал тут голос мальчик. - Вы ведь не станете рассказывать...
  - Прости, мой юный ученик, я немного увлекся. Не волнуйся, я понимаю твое смущение, и не буду приводить тебе даже... облегченную версию их любовных игрищ, ибо ты совсем не готов к восприятию подобных картин.
  - Да нет, я слышал что-то подобное... - ответил покрасневший мальчик. - У нас тоже один мальчик такое... рассказывал о своих приключениях...
  - И, конечно, всё врал! - улыбнувшись, сказал старик.
  - Не думаю... Он всё так подробно...
  - Поверь мне! - перебил его старик. - Это милое вранье так тривиально в вашем юном возрасте. Я представляю себе его жалкие потуги: наверное, выдумал всё, глядя под одеялом на рисунок обнаженной красавицы...
  - Если бы вы слышали... - сказал мальчик, покраснев еще больше.
  - Ох, не дай Бог тебе услыхать то, что слышал я! И не только слышал, гм... Впрочем, вернемся к нашим влюбленным...
  - Бе-е-е-е-е... - засмеялся повеселевший мальчик.
  - Очень умно, юноша! - И старик тоже засмеялся, продолжив затем свой рассказ.
  
  Через какое-то, довольно продолжительное время..., Айгюль рассказала Джамалю о своем обмане, естественно, утаив от него о своем глупом споре с одноклассниками. Она уверила его, что не желала ему зла, но лишь хотела сойтись с ним поближе таким вот странным способом, ибо он был сильно замкнут в себе. Поначалу, он не поверил ей, но Айгюль показала ему изображение старца Иоахима в волшебном окне, который кривлялся и самостоятельно отвечал им, хотя был лишь мертвым цифровым духом. А потом, не в силах более сдерживать себя, они вновь упали на ложе любви.
  Но не успели они сплестись в пламенных объятьях, как дверь в их комнату отворилась, и на пороге показались... орущие и визжащие молодые люди... Одноклассники, непонятно каким образом выследившие их, с криками ввалились в их маленькую комнату и наперебой стали поздравлять совершенно растерявшуюся Айгюль. Затем одна девушка сделала знак рукой, и в комнате воцарилась тишина.
  "Айгюль, я поражена твоим талантом! - сказала она громко и торжественно. - Я ни за что не поверила бы, что ты сможешь окрутить этого заумного дурачка..."
  "Эсфирь, прошу тебя..." - взмолилась Айгюль. Но ее жестокая подруга была глуха к ее мольбам и продолжала наносить удары:
  "Да, я не поверила бы..., но твоя вэб-камера была просто великолепна!"
  "Что... ты сказала?" - прошептала похолодевшая Айгюль, кинув быстрый взгляд в сторону мерцающего экрана.
  "О, я всего лишь говорю, что на моей страничке теперь полно народа..."
  "Грязная тварь!" - гневно воскликнула Айгюль.
  "Это я то...? А ты помнишь, чистюля, на что мы спорили...?"
  "Нет, постой, постой..."
  "Так получай же свой выигрыш, подруга!" - сказала Эсфирь и кинула к ногам убитой горем девушки маленький плоский ключ от своей железной повозки.
  Всё это время Джамаль тихонько сидел в дальнем углу огромной кровати, пытаясь загородить коленями свое обнаженное тело. Его лицо пылало, а его разум разрывался на части... И сейчас он хотел только одного - исчезнуть, раствориться из этой мерзкой реальности навсегда. В его воспаленном мозгу даже мелькнула мысль, что он с удовольствием сейчас обменялся бы местами... со старцем Иоахимом.
  А толпа молодых людей уже покидала комнату, оставляя наедине несчастных влюбленных. Впрочем, относительно своих чувств Джамаль теперь нисколько не сомневался, и опечаленная Айгюль видела это на его перекошенном ненавистью лице...
  Ни слова не говоря, он быстро оделся и вышел. А она даже не пыталась его остановить.
  Бедный Джамаль перестал появляться в школе и вообще выходить из дому. Шел последний год и последний месяц их обучения, и он решил, что сдаст выпускные экзамены посредством все того же цифрового ящика, не появляясь на людях. Такой вариант в исключительных случаях допускался, и был вполне законным.
  
  - А как же его родители? Как он им это объяснил? - спросил мальчик.
  - Его отец был в долгой, далекой поездке, а мать была очень занята собой..., почти каждый день встречаясь с другим мужчиной в одном из тех домов, про которые я тебе рассказывал. Впрочем, она настолько уже привыкла к затворничеству сына, что такое его поведение совсем не вызвало у нее подозрений.
  - А братья, сестры...
  - Он рос один...
  - Один? - удивился мальчик.
  - О, у них там даже один ребенок в семье считался большой роскошью, так что многодетных семей были вообще единицы.
  - Счастливец! - невольно вырвалось у мальчика.
  - Ты серьезно...? - Старик удивленно посмотрел на него, и после недолгого молчания продолжил.
  
  Вот уже месяц, как Джамаль сидел взаперти, в одиночестве переживая свое горе. Но и Айгюль тоже не находила себе места. В школу она, конечно, ходила, но ни с кем там больше не общалась, кроме учителей. Несколько раз она пыталась проникнуть к Джамалю, как прежде, через цифровое устройство в образе старца Иоахима, но его мир был закрыт теперь и с этой стороны. Неуемная тоска продолжала грызть ее душу, и однажды вечером она решилась на отчаянный шаг...
  Джамаль жил в большом, красивом доме, вокруг которого живописно раскинули свои кроны вековые деревья. Их небольшая квартира находилась на втором этаже, и толстая, длинная ветка одного из деревьев доходила почти до самого его окна. Джамаль часто перепрыгивал на нее с подоконника и прятался в переплетении ее гибких ветвей. Он мог сидеть вот так долгими часами, заворожено глядя сквозь густую листву и размышляя обо всем на свете...
  И вот теперь этим деревом решила воспользоваться Айгюль, чтобы попасть в дом к своему обиженному на весь мир другу. Она ловко вскарабкалась по стволу и тихонько прокралась по ветке к самому окну. В комнате было тихо, и она смело шагнула на подоконник. Спустившись на пол, она огляделась. В вечернем полумраке горел только экран цифрового устройства, на котором возникали и тут же исчезали различные геометрические фигуры. Вдруг она услышала какой-то шорох, и через мгновение под сводом вспыхнул яркий свет.
  В углу комнаты, на маленькой тахте лежал Джамаль и обезумевшими глазами взирал на непрошенную гостью.
  "Ты?"
  "Джамаль, я хочу только..."
  "Уходи!"
  "Постой, давай спокойно поговорим".
  "Я не хочу ни видеть тебя, ни разговаривать с тобой. Уходи!"
  Но она подошла и села на край дивана. Он не произнес ни слова, только руки его задрожали.
  "Ну, хочешь, я стану перед тобой на колени?" - И она, действительно, повернувшись, вытянулась перед ним на коленях.
  "Послушай, Айгюль..." - начал он. Но, как только он произнес вслух ее имя, которое вот уже много дней билось в его воспаленном мозгу, и во сне и наяву..., что-то в нем дрогнуло. Словно треснула жесткая оболочка, отгородившая его от всего мира, и сквозь трещину рванулся к нему облегчающий душу свет. Айгюль, почувствовав в нем эту перемену, решительно взяла его за руку. Он поднялся навстречу ей..., и вот уже потянулось к ней все его измученное существо. Их взгляды впились друг в друга, руки сплелись воедино..., их сухие губы влажно раскрылись для жаркого поцелуя...
  И тут, перед ним словно промелькнула чья-то тень. Он вздрогнул, медленно отстранился и тихо прошептал:
  "Подожди минуту, мне нужно... выйти".
  "Конечно, милый!" - ласково сказала девушка.
  Джамаль встал с дивана и вышел из комнаты.
  Он стоял посреди маленькой кухни и терзался мрачными мыслями. За этот месяц его душевная рана стала уже понемногу заживать, он возвращался к своим прежним занятиям и привычкам. Но теперь все опять рушилось... Он чувствовал, что пропадает..., что вся его жизнь теперь безвозвратно изменится. Что не будет в ней, как раньше, столько места для поисков истины и познания тайн природы... Он просто не сможет отдавать себя одновременно таким разным божествам..., и ему придется однажды сделать свой выбор. Может, и правда, к черту науку? Он всего лишь маленький человек, винтик в системе, в которой его всегда может заменить кто-то другой. И пусть не он, а кто-то еще пройдет этот долгий путь в неведомое, откроет волнующие ум тайны и ответит на поставленные человечеству вопросы. А он будет просто жить, наслаждаясь счастьем исполнения своих простых желаний...
  Но будет ли он счастлив с Айгюль? Не будет ли он вновь и вновь получать от нее раны, подобные той...? А больше он такого удара наверняка не переживет, он знал это. Так зачем же ему такая неустойчивая жизнь, где нет места его мечтам и идеалам, а есть только боль и неопределенность будущего? И даже если всё у них сложится хорошо, а не так, как вышло у его родителей - кем он станет в жизни? Жалким, скучным обывателем, проводящим свою жизнь в пустой суете однообразного быта? Ведь любая страсть неизбежно проходит, как проходит и сладость исполненного желания. И что тогда?... А наука никогда не изменит ему, никогда не наскучит. В ее законах он ориентировался, как рыба в воде, точно зная, чего хотел в ней добиться..., в отличие от призрачных и изменчивых канонов любви, где высшее наслаждение и обожание могут почти мгновенно превратиться в боль и ненависть.
  Но и отказаться от Айгюль он теперь уже не мог. Когда он думал о ней, когда вспоминал те сладкие минуты их горячей страсти, все его существо наполнялось бесконечным восторгом и радостью. И тогда ум окончательно покидал его.
  О, бедный юноша страдал безмерно! Он был напуган и задавлен всеми этими мыслями, и совсем не знал, что ему делать. Сердце его рвалось к Айгюль, а разум пытался убежать прочь из ее коварных сетей.
  В отчаянии и не вполне уже владея собой, он подошел к столу, на котором готовили пищу, сунул правую руку под автоматический нож для разделки мяса, а левой нажал на кнопку пуска...
  Айгюль, прибежавшая на его вскрик, увидела страшную картину: с бледным, как полотно лицом, Джамаль сидел на полу, прижимая к груди окровавленную руку, а на столе, в темной лужице, лежал отрезанный палец. Перед глазами девушки все поплыло, и она упала без чувств.
  
  - Зачем, зачем он это сделал? - почти закричал мальчик, нарушая повисшую над рекой тишину.
  - Вот и я говорю - зачем? - задумчиво произнес старик. - Что поделаешь - молодость! Отчаянная, безрассудная... Прекрасная и глупая молодость!
  Он замолчал, посмотрев поверх головы своего юного собеседника.
  - Господи, посмотри - какая тут красота!
  Мальчик тоже поднял голову.
  Небесный свет медленно таял, постепенно обнажая сокрытые за ним звезды. Над кромкой деревьев уже почти поднялась полная луна. Сегодня она была необычно большой и яркой, серебристо отражая солнечные лучи своей далекой, пятнистой поверхностью. Маленькая поляна, лежащая между рекой и рощей, загадочно искрилась капельками вечерней росы. В довершение этой сказочной картины, над рекой протяжно и печально кричала какая-то ночная птица, трогая душу необъяснимой тоской.
  - Волшебная ночь! - мечтательно молвил старик.
  - Что было дальше? - с волнением прошептал мальчик.
  - А дальше...
  
  Приехали врачи и забрали их обоих в больницу. Девушку вскоре отвезли домой, а он попал к себе только на следующий день. К сожалению, палец ему так и не удалось приживить...
  Дня через три, поздно вечером, сидел он за окном на своем дереве, как вдруг слышит, что из комнаты зовет его знакомый голос старца.
  "Опять... Ну что ей от меня еще нужно!" - простонал он. Но в комнату все-таки вернулся.
  Старец Иоахим выглядел таким же, как и всегда, и лишь незнакомая ранее, язвительная улыбка слегка кривила его сморщенные губы.
  "Опять ты! Зачем ты меня преследуешь!" - воскликнул Джамаль.
  И тут он вспомнил, что в его цифровом устройстве уже давно стоит одна очень сложная защита, запрещающая любое проникновение к нему извне. Обойти ее было практически невозможно.
   "И как ты смогла..." - Сердце его сжалось в нехорошем предчувствии. - "Но это... невозможно!"
  "Вот именно! - насмешливо сказал Иоахим. - А твоя Айгюль, кстати, сейчас совсем не в том состоянии, чтобы с кем-то общаться. Она вот уже три дня, как не встает с кровати. Да, довел ты бедную девушку!"
  "Кто ты?" - спросил Джамаль с дрожью в голосе.
  "Друг!" - ответил тот.
  "Какой еще... друг?"
  "Ты знаешь, какой..."
  "Тыыыы..." - побледнев, выдавил Джамаль, сраженный страшной догадкой. Он тут же попытался выключить свое устройство, но у него ничего не вышло.
  "Не трудись зря! И не падай больше в обморок, милый! - рассмеялся цикубб. - А то ведь в чувство привести тебя будет некому. Мама-то, наверное, гуляет?"
  "Что ты... от меня хочешь?" - прошептал еле живой от страха юноша.
  "Я хочу тебе помочь".
  "Мне не нужна помощь".
  "Уверен? А мне кажется, что с такими нервишками, у тебя на руках скоро совсем пальцев не останется! - И голова старца мерзко затряслась от смеха. - А то еще купишь ружье, и по прохожим начнешь палить из окна. Знаем мы таких..."
  "Но... что ТЫ хочешь? - спросил Джамаль, начиная понемногу приходить в себя. - Попросишь взамен выпить мою душу, или что?"
  "Ох, какие у вас у всех извращенные представления о наших вкусах, однако, - продолжая смеяться, сказал цикубб. - Сейчас ты скажешь, что я давно умер, что я "злой дух из машины"..., и прочую подобную чепуху..."
  "А что, разве это не так?" - с ехидством спросил Джамаль.
  "Милый, не ищи черную кошку в черной комнате - я просто твой добрый друг. Веселый и добрый. Есть недобрые..., а я вот такой. Ты мне веришь?"
  "Не очень... - мрачно вымолвил Джамаль. - И мне от тебя ничего не нужно, "добрый друг". И ни от кого... Я только хочу, чтобы все оставили меня в покое".
  "Для чего? Чтобы осчастливить своими будущими открытиями мир, который тебе ненавистен?" - язвительно ввернул цикубб.
  "Не твое дело. Уйди!"
  "Да ты болен!"
  "Я здоров".
  "Ой, ли? А кто, не далее, как вчера, написал в своем дневнике эти глубокомысленные изречения... - весело сказал цикубб. - Вот послушай:
  "Извращенное желание, есть хозяин ума! Суть любого желания - в освобождении от его давящих оков через его исполнение. Я ем пищу, потому что хочу перестать хотеть есть, хотя мой одураченный мозг думает, что я получаю от этого удовольствие. Но я просто освобождаюсь от давящего на мозг чувства голода, а все остальное, это только мерзкая привычка. Так и в любви: я вижу обнаженное тело девы и желаю ее... Но, на самом деле, я желаю не её, а лишь хочу избавиться от своего, жгущего изнутри желания. А самый быстрый и надежный способ избавиться - насытится её телом! И в этом всё коварство рациональной природы, которая нас просто использует, дергая за наши похотливые желания, как мертвых кукол за длинные нитки...". Конец цитаты! Скажи, родной, это писал психически здоровый человек?"
  "А что тебе не так? - зло ответил ему Джамаль. - Где ты увидел тут нарушение логики?"
  "Ну, милый мой... - Старец развел руками, ибо виден был теперь уже по пояс. - Как сказал бы один мой хороший знакомый - психиатр: готов поспорить, что у вас, молодой человек, шикарная шизоидная психопатия в начальной стадии. Шик-карная!".
  "А твой знакомый не говорил тебе, что спорить с шизофрениками бессмысленно? - усмехнулся повеселевший юноша.
  "Тоже логично! - засмеялся цикубб. - Какой, однако, последовательный у вас бред, больной!"
  "Ну хорошо, друг... И как же ты собираешься мне помочь?" - спросил Джамаль, принимая эту игру.
  "Отлично! - И цикубб радостно потер ладони в предвкушении работы. - Слушай, есть у меня один интересный вариант для тебя..."
  "Любопытно!"
  "Ты хочешь... заново начать свою жизнь? С чистого, так сказать, листа..."
  
  Старик прервал свой рассказ и с тревогой посмотрел на съежившегося на ветке мальчика.
  - Тебе страшно?
  - Ничего... Я просто немного замерз, - отвечал мальчик.
  - Извини, к сожалению, кроме этого старого халата у меня ничего нет. Может, пойдешь, все-таки, домой? - участливо спросил старик.
  - Нет. Еще больше я боюсь, что уже никогда не увижу вас, и не узнаю окончания этой интересной истории.
  - Что ж, слушай! Дальше будет еще интереснее, - со странной улыбкой сказал старик.
  
  Итак, цикубб стал объяснять Джамалю суть своего предложения. По его словам, за какие-то часы, не вставая из-за стола, можно было прожить целую жизнь - жизнь совершенно другого человека.
  "Но зачем это мне?" - спрашивал Джамаль.
  "А не ты ли недавно горестно заламывал руки и стонал, что тебе опостылел этот мир? Не ты ли хотел выброситься из окна вниз головой? И ты бы сделал это, будь твое окно на пару этажей повыше..., но понимал, что изувеченным калекой жить еще хуже: сломанный позвоночник, это уже не отсутствие указательного пальца...".
  "Хорошо, и что изменится?"
  "Неправильно ставишь вопрос! Не "что изменится?", а "кто изменится?". Изменишься ты!"
  "Но как? Как я смогу жить жизнью другого человека, если я буду всё тот же? С теми же мыслями..."
  "А ты ничего не будешь помнить из своей настоящей жизни. Ты родишься в другой семье, в другой стране..., если хочешь, даже в другой исторической эпохе. Я помогу тебе обмануть свое собственное сознание. Ты попросту спрячешься от него в... выдуманную душу другого человека, понимаешь?"
  "Но как, как...?"
  "Ты слышал про нейростатический гипноз?"
  "Допустим!"
  "По силе воздействия, его приравнивают к психозомбированию. Кстати, склонные к шизофрении люди очень легко входят в подобное состояние..."
  "Что ты хочешь этим сказать?" - с легкой тревогой спросил его Джамаль.
  "А то, что... ты уже находишься в нём..."
  "Что...???"
  "Посмотри по сторонам!" - приказал ему цикубб.
  Джамаль оглянулся, но не увидел своей комнаты. Ему показалось сейчас, что он висит в пустоте кромешной тьмы, и даже веса своего тела он уже не ощущал. Перед ним была лишь фигура старца в каком-то старом, потрепанном халате. Странно было и то, что никакого страха он уже не чувствовал, что, очевидно, было реакцией психики на своеобразную анестезию сознания, подобно тому, как теряет иногда болевую чувствительность тело, подвергнутое воздействию некоторых химических веществ.
  "Ну что, теперь ты мне веришь?" - улыбнулся ему старик, плавно переворачиваясь вниз головой относительно него, ибо никакого истинного "низа" и "верха" в мире уже не существовало.
  "Верю!" - радостно ответил, а может быть, подумал юноша. Теперь по его сознанию разлилась та же легкость, какую испытало ранее и его тело. Словно его разум тоже стал невесомым и свободным от бренных оков земных проблем.
  "Что ж, тогда выбирай: кем и где ты собираешься прожить следующие несколько десятков лет..."
  "Мне всегда почему-то нравилась... средневековая Персия. Их литература, их чудесные сказки и легенды очаровывали меня с самого раннего детства. Синдбад, Шахразада, Аладдин, могущественные джинны... Да, пожалуй..., я хочу прожить тихую и спокойную жизнь простого человека, в каком-нибудь маленьком городе этой прекрасной страны. И чтоб никакой больше науки и техники. К черту всё - надоело!"
  "Что ж, будь по-твоему, дорогой мой Аттар Фарид-ад-дин Мохаммед..."
  
  - Что...???
  Ветка, на которой сидел Аттар, дрогнула, и он кубарем полетел в траву, холодную и мокрую от росы.
  - Дорогой мой, ты не ушибся? - озабоченно спросил старик.
  Из высокой травы на него смотрели испуганные глаза. А через какое-то время мальчик поднялся и потерянно произнес:
  - Откуда вы знаете... мое имя?
  - Догадайся! - улыбнулся старик.
  - Нет, не может... - голос Аттара дрогнул, а лицо сделалось белее сахарной головы. - Вы хотите сказать, что вы тот самый цик...? О, Аллах!... А я что, этот несчастный юноша Джамаль?
  - Ну, не совсем Джамаль... - спокойно отвечал ему старик. - К тому же, мы с тобой договорились, что Джамаль, это вымышленное имя. А настоящее твоим ушам слышать не положено. Оно, как кодовое слово, может мгновенно вернуть реальность. Ни тебе, ни Джамалю это совершенно сейчас не нужно. Ибо тогда Аттар Фарид мгновенно исчезнет, а Джамаль очнется, так и не закончив курс своего лечения.
  - Кккак это? - выдавил Аттар. - Разве мы с ним не... одно и то же?
  - Хороший вопрос! Понимаешь, с настоящей, реальной личностью, сидящей сейчас в своей маленькой комнатке, ты связан лишь опосредованно. Ты лишь часть его сознания, которую я выделил из основной личности и подверг гипнозу. А разница между вами в том, что Джамаль, после того, как придет в себя, будет помнить прожитую тобой жизнь на подсознательном уровне, как дивный, странный сон. Но вот ты... Именно ты, житель Персии Аттар Фарид, не будешь помнить уже ничего, никогда и нигде...
  - Хотите сказать, что я просто... умру? И весь этот мир вместе со мной...
  - И весь твой мир, да! Впрочем, тебе нечего печалиться, ибо ты отправишься в небытие, как и любой человек после окончания своей жизни. Все так уходят: каждый забирает с собой свой внутренний мир!
  - Я не понимаю..., - убитым голосом произнес Аттар, - зачем вы тогда все это мне рассказываете?
  - Возникли некоторые обстоятельства, которые потребовали моего незамедлительного вмешательства в твою судьбу. Если помнишь, Джамаль хотел прожить тихую и спокойную жизнь простого человека. Но даже его искреннее желание и моя, так сказать, психотехническая поддержка не смогли искоренить изначально заложенные в нем установки сознания. Его потребность познавать истину неуклонно доминирует сейчас и в тебе, и это чревато весьма неприятными последствиями.
  - Мне что, нельзя заниматься наукой, нельзя получать новые знания? Нельзя открывать что-то новое...
  - Понимаешь, мой друг, обучаясь в своей школе, ты вовсе не узнаёшь ничего нового... Всеми своими великолепными успехами в постижении наук, ты обязан памяти Джамаля. Ты просто вспоминаешь уже заложенную в его сознание информацию. А все твои мудрые учителя, это лишь его быстрые мысли... По этой же причине, ты не откроешь никаких новых законов. Ты можешь только вспоминать что-то, уже известное ему... Но вот, когда ты начнешь вспоминать то, что совсем не положено знать жителю средневековья, то... его мозг не сможет далее содержать причинно-следственную ткань данного континуума... Извини, что не могу объяснить тебе доступнее... В общем, я должен был вмешаться, для вашего же обоюдного, так сказать, блага.
  - Значит, Джамаль сейчас, в этот самый момент..., спит?
  - Если точнее, то он сидит перед экраном, упершись взглядом в одну точку. И вся твоя жизнь "здесь", это лишь минуты, прошедшие для него "там". И всё твоё прожитое до сегодняшнего дня детство, это только ложная, внушенная ему память о несуществующем мальчике Аттаре.
  - Но время... Как же быть с течением времени? Ведь здесь пройдет целая жизнь, тогда как...
  - Да, здесь пройдет целая жизнь, а в "том" мире пройдет чуть больше часа, ибо человеческая психика устроена таким образом, что течение времени в ней очень относительно.
  - Не понимаю..., - прошептал Аттар. Странно, но он совсем не чувствовал сейчас страха.
  - Это довольно сложно объяснить... Ну, просто можешь считать, что вся твоя теперешняя жизнь, для него лишь последовательность чрезвычайно быстрых воспоминаний, производимых в рамках лечебного курса. Пространство и время здесь мнимые - реальна только эта наша с тобой беседа.
  - И что потом?
  - Он очнется здоровым и жизнерадостным! И он непременно вернется к своей Айгюль, которая всё еще ждет и любит его. Если же он проснется раньше срока, то, в лучшем случае, он останется таким же, каким я застал его тогда у экрана - страдающим, разуверившимся во всём юношей с надломленной психикой.
  - Но как Я... буду теперь жить, зная обо всём этом?
  - Не беспокойся - лично ты завтра утром не вспомнишь ни меня, ни нашего разговора. В душе останется лишь смутное беспокойство и заданные мной психологические установки. И никакой больше науки! Запомни: наука - это зло! Она и для всего мира есть зло, но сейчас, прежде всего, для тебя лично. Займись лучше чем-нибудь более приятным. Например, поэзией.
  - Поэзией?
  - Да. Пускай в ней будет даже и философия, и мистика... Кстати, весьма неплохой раздел поэзии - любовная лирика. Она тоже возбуждает в человеке сильные чувства, и, между прочим, располагает к сближению с прекрасным полом. И вот тут ты, а значит и он, действительно сможете узнать что-то новое... Именно за этим опытом он и пришел вместе с тобой в этот мир!
  - Но я не люблю стихов. Я ведь...
  - А вот послушай это... - быстро перебил его старик.
  Он закрыл глаза и нараспев продекламировал, качая в такт головой:
  
  Любовь опасна, как огонь.
  О, зря открыл я эту дверцу...
  Друзья кричали мне: "Не тронь!",
  Но неподвластна глупость сердца!
  А деревце любви растет -
  Знать, слезы льются не напрасно...
  И пусть корнями сердце рвет:
  Печаль дурна, любовь - прекрасна,
  И лишь в смешеньи том живет.
  
  - Нравится?
  - Красиво! Радость и боль переплетаются в едином стремлении души к солнцу, как яростному огню любви... Есть в этом какая-то... смертельная красота жизни, если можно так выразиться.
  - Можно, в поэзии всё можно - это тебе не математика! - Старик улыбнулся. - Я вижу, что в стихах ты будешь разбираться не хуже, чем в своих формулах. Думаю, это твоё!
  Внезапно Аттар выпрямился и как-то странно посмотрел на старика.
  - Что с тобой?
  И странник понял, что первый шок у его юного собеседника прошел, и что его разум начинает активное сопротивление неприемлемым для него истинам. И не ошибся.
  Мальчик немного помедлил, а потом сказал:
  - Я кое-что вспомнил сейчас. От одного из моих учителей, я когда-то слышал рассказ о сумеречной птице Амос, которая пожирает души умерших. Это она создает ифритов и запирает их в магических сосудах. А потом, когда люди из жадности и по незнанию выпускают их на волю, они вводят их в соблазн и внушают ложные истины...
  - Это зачем же? - с искренним любопытством спросил старик.
  - Глазами этой птицы, Иблис видит представления, которые разыгрывают эти темные существа с людьми.
  - И зачем это вашему... сатане?
  - Он так проводит вечность своего заточения.
  - Развлекается, стало быть, от скуки? - усмехнулся старик. - Я слышал нечто похожее... Только там говорилось о неком божестве, присевшем на камень отдохнуть от дальней дороги. И весь наш мир, это только его сон... А у тебя всё как-то слишком сложно закручено. Глаза дьявола в теле птицы... Ифриты...
  - У вас ведь тоже всё непросто! - тут же нашелся Аттар. - Кстати, как и... цикуббы, ифриты тоже не знают о себе правды, зато обладают большим даром убеждать собеседника...
  - Так ты хочешь сказать, что я ифрит? - И старик разразился смехом. - Я понял тебя. Ты напуган моим рассказом, и в ответ решил напугать меня, да? Хороший ход, мой мальчик! Но не надейся: то, что я рассказал тебе, это чистая правда! Впрочем, я тебя понимаю - трудно принять такое...
  - Но ведь, если прав я..., - Аттар едва заметно улыбнулся, - то вы о себе ничего не знаете, и тогда, как же вы можете утверждать наверняка, что знаете правду обо мне?
  - Очень умно! - весело сказал старик. - Да, вижу, ты парень не промах! Из тебя точно получится хороший мистик. Могу поспорить, что эту сказочку про птицу ты выдумал только что.
  - Пусть даже так... - с достоинством вымолвил Аттар. Он, казалось, окончательно воспрянул духом, решив сопротивляться до последнего. - Ваша сказка гораздо многословнее и убедительнее, но все равно - она всего лишь сказка, и ничем не правдоподобнее моей... И это всего лишь ваши слова против моих!
  - Значит, тебе недостаточно моего рассказа?
  - Тоже мне, аргумент! - довольно дерзко усмехнулся Аттар. - Извините, но я тоже могу придумать страшную историю и расхаживать с ней по стране, смущая незрелые умы...
  - Надежда умирает последней, да? - улыбнулся старик.
  - Кто-то, когда-то сказал, - молвил Аттар, задумчиво улыбаясь, - не помню уже, кто: "Non sunt entia multiplicanda praeter necessitatem!", что, в переводе с латыни, означает: "Не следует множить сущности без необходимости!"
  - О-о! - невольно вырвалось у старика.
  - То есть, гораздо более вероятным выглядит тот факт, - невозмутимо продолжал Аттар, - что вы находитесь в моем мире и просто-напросто обманываете меня, чем поверить в то, что я живу нереальной жизнью и нахожусь в замкнутом пространстве этого вашего гипноза. И вообще, гораздо проще поверить даже в то, что вы... джинн из волшебной лампы, чем в эти ваши невообразимые...
  - Осторожно, мой мальчик! - перебил старик. - Кажется, процесс восстановления истинной памяти начал ускоряться.
  - О чем вы... - Аттар с любопытством посмотрел на старика.
  - Того мудреца, слова которого ты только что вспомнил, звали Уильям Оккам, и он родится только лет через... сто пятьдесят. Да и то - не в этом мире.
  - Но это тоже не аргумент, - уже менее уверенно сказал Аттар. - Ведь недаром говорят, что нет ничего нового в подлунном мире, и все, вновь сказанное, оказывается лишь чьим-то давно забытым... А это изречение, по-моему, принадлежит устам великого римского... Извините, я не помню сейчас точно...
  - Что ж, мой находчивый друг, видно, пора прекращать этот спектакль, - устало сказал старик. - А как тебе вот такой аргумент?
  Он сунул руку за пазуху и вытащил нечто, напоминающее маленькую плоскую шкатулку, размером с ладонь. Она странно поблескивала, отражая не только свет луны, но и испуская собственное свечение, словно из глубины черного непрозрачного стекла прорывались маленькие голубые искорки.
  - Артефакт - вещь упрямая, и в споре стоит особняком! - сказал старик и слегка надавил на один из углов шкатулки. И тут же ее поверхность вспыхнула всеми красками радуги. Как маленькое оконце, она стала показывать Аттару какие-то яркие разноцветные пятна и предметы, что-то напоминавшие ему очертаниями и формами. Они мелькали и двигались перед его удивленным взором очень беспорядочно, пока он, наконец, не понял, что видит... целый МИР. И как только он это осознал, весь этот хаос мгновенно обрел для него ясный смысл: его мозг расшифровал необычное и сложное послание, ставшее вдруг доступным и понятным для его ума. И он увидел людей, животных..., увидел необыкновенно сложную архитектуру зданий и еще какие-то неведомые конструкции... Увидел диковинно вытянутые сосуды из темного стекла, внутри которых ясно угадывались силуэты сидящих людей. Увидел взмывающего к небу, похожего на птицу монстра с блестящими крыльями... Увидел огромное чудовище, изрыгающее огонь из своего длинного хобота, и землю, встающую на дыбы вместе с бегущими по ней людьми. И еще многое, многое...
  Аттар стоял с бледным лицом, судорожно схватившись за ветку дерева. Ноги его тряслись, а голова шла кругом. Он едва не терял сознание, пораженный увиденным зрелищем.
  - О, Аллах - что это?
  - Это тот самый мир Джамаля! Настоящий мир...
  - Я думал... О, небо, это всё действительно... существует! - шептал Аттар, медленно шевеля онемевшими губами.
  - Это всё правда, мой мальчик! Я не хотел тебе это показывать, думал, что до этого не дойдет... А вот смотри - это сам Джамаль!
  Прямоугольник шкатулки мигнул, и вот уже перед Аттаром появился незнакомый светловолосый юноша в коротких штанах и в кожаном кафтане без рукавов, стоящий на фоне какой-то серой полосы. Она уходила вдаль и была зажата между каменными стенами высоченных зданий, сверкающих на солнце большими квадратами окон. Аттар понял, что это дорога, потому что с обеих сторон мимо юноши проносились блестящие, закрытые повозки с сидящими внутри людьми, которые быстро уменьшались за его спиной. Юноша приветливо улыбался Аттару и махал ему рукой. Аттар в ответ тоже помахал юноше, а потом спросил у старика:
  - А почему оттуда... ничего не слышно?
  - Я подумал, что сразу всей информации для тебя будет много, поэтому решил немного повременить со звуком. Но если хочешь, то... Слушай.
  Старик еще раз нажал на поверхность шкатулки. И тут же из нее брызнули резкие, дребезжащие звуки, перемежающиеся с чьими-то крикливыми голосами:
  "Мальчик, освободи, пожалуйста, проезжую часть..., на хрррен!!!"
  "Эй, урод, вали с дороги!"
  "Пацан, ты что, в морг захотел?"
  "Какого хрена пялишься, мать твою...?"
  
  - Упс... - Старик виновато улыбнулся и поспешно надавил на поверхность шкатулки. Звук и изображение моментально исчезли.
  - Какой странный язык! - сказал Аттар. - Наш гораздо мелодичнее, на мой взгляд... А что они кричали?
  - О, тебе лучше не знать, поверь мне! Весьма глубокие, почти непереводимые понятия... Это, так называемый, американский язык. Его основообразующий, более щадящий вариант - английский..., существует и в твоем времени. Впрочем, он у вас не так популярен, да и Шекспира здесь еще нет..., так что, пожалуй, тебе не стоит терять свое драгоценное время на его изучение.
  - Шекспира?
  - О да! Это такой... прекрасный поэт и драматург Туманного Альбиона.
  - Прочтите.
  - Слушай!
  
  
   Прости меня! Джульетта, для чего
   Ты так прекрасна? Я могу подумать,
   Что ангел смерти взял тебя живьем
   И взаперти любовницею держит.
   Под страхом этой мысли остаюсь
   И никогда из этой тьмы не выйду.
   Здесь поселюсь я, в обществе червей,
   Твоих служанок новых. Здесь останусь,
   Здесь отдохну навек, здесь сброшу с плеч
   Томительное иго звезд зловещих.
   Любуйтесь ею пред концом, глаза!
   В последний раз ее обвейте, руки!
   И губы, вы, преддверия души,
   Запечатлейте долгим поцелуем
   Со смертью мой бессрочный договор.
   Сюда, сюда, угрюмый перевозчик!
   Пора разбить потрепанный корабль
   С разбега о береговые скалы.
   Пью за тебя, любовь!
  
  
  - Как хорошо! - сказал Аттар.
  - Прекрасно!!! - отвечал учитель.
  Аттар мечтательно посмотрел на яркие звезды.
  - Как жаль, что я никогда не прочту ничего подобного...
  - Кажется, я смогу тебе...
  Старик немного помедлил, а потом сунул руку под свой потрепанный халат и достал оттуда небольшой толстый томик.
  - Что это? - спросил Аттар.
  - Тут некоторые произведения Уильяма Шекспира на арабском языке. Это мой прощальный подарок тебе.
  - О, учитель, я не знаю, как мне благодарить вас...
  - Постой-ка, есть еще кое-что...
  Теперь в его руке была книга, на обложке которой блестела золотом тесненная арабская вязь. Аттару сейчас показалось, что она не отражала свет высокой луны, а светилась изнутри сама.
  "Абу аль-Газали", - прочитал Аттар. - О, это книга великого Газали! Он умер незадолго до моего рождения, и я всегда хотел...
  - Возьми её тоже, - тихо сказал старик.
  - Благодарю вас, учитель! Я нигде не мог найти его книг, - воскликнул мальчик. Глаза его восторженно блестели.
  - А теперь иди. Тебя, наверное, уже ищут.
  - Вряд ли... - сказал Аттар. - Отец мой каждый день допоздна пропадает на строительстве новой мечети - он там сейчас главный... Ну, а моей матери не до меня - она ждет еще одного ребенка.
  - Все равно, уже поздно. Да и мне пора уходить...
  - Туда? - мальчик кивнул на прямоугольник волшебной шкатулки, которую все еще держал в руке старик.
  - Туда.
  - А можно мне... посмотреть?
  - Нет. Пожалуйста, иди домой, Аттар. И помни:
  
  Мир прекрасен и сам по себе,
  Без всякого осмысления его красоты.
  Таким он и останется, даже когда нас не станет в нём.
  Но лучше, все же, если мы будем любоваться его красотами...
  
  - Это сказал Газали? - спросил Аттар.
  - Может быть... - ответил старик.
  - Я запомню, учитель.- Аттар прижал к груди книги и низко поклонился. - Я очень рад, что мы с вами встретились.
  - И я рад... Иди же скорее, мой мальчик!
  Аттар повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Когда он скрылся в тени близлежащей рощи, странник распахнул свой мешковатый халат, достал из внутреннего кармана небольшой серебристый сосуд с узким, расширенным кверху горлышком и нежно погладил его боковую поверхность. И почти сразу слабая лунная тень от дерева дрогнула, почернела и поползла вверх, обретая пространственный объем. Странник шагнул вперед, словно в открывшуюся в темную комнату дверь, и мгновенно слился с её таинственной тенью.
  Тотчас, невдалеке зашевелились кусты, пропуская на освещенную луной поляну маленькую фигурку.
  - Всемогущий Аллах! - глядя перед собой, тихо молвил Аттар Фарид. - Велики и непостижимы дела твои!
  Еще какое-то время он смотрел на огромное дерево, нависшее над рекой, затем повернулся и побрел домой. В этот момент на серебряный круг луны быстро наползло одинокое облако, и поляна погрузилась во тьму..., словно на подсвеченную софитами сцену опустился тяжелый занавес из темного бархата.
  С верхних ветвей дерева тяжело сорвалась вниз большая птица и бесшумно заскользила над черным зеркалом реки, в котором отражались лишь яркие арабские звезды. Теперь они светили и сверху, и снизу - отовсюду... И Ему вдруг показалось, что Земля исчезла, будто её никогда и не было во Вселенной.
  
  
  Сноски:
  
   Медресе́ (букв. "место, где изучают", араб.) - мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и мусульманской духовной семинарии.
  
   Фарсах - персидская мера длины, равная 5549 метрам - обычно расстояние, которое проходит караван до очередного отдыха, привала или, иначе, расстояние, которое можно пройти пешком за час. В данном случае, 7000 фарсахов - это около 39 тысяч километров. Тогда получается, что скорость вращения поверхности Земли на экваторе - около 1600 километров в час (скорость сверхзвукового реактивного истребителя), что почти отвечает истине. Отличный расчет для того времени! (Прим. автора).
  
   В исламе Иблисом называют Сатану. Вообще, отношение там к нему было не столь однозначным, как в западных религиях: наряду с воплощением явного зла, за ним признавались и положительные стороны в устройстве всеобщего миропорядка. Диалектика, однако!
  
   Эри́стика - искусство спора, диспута и полемики, разрабатывавшееся софистами. Аристотель эристикой называл искусство спора нечестными средствами. Эристическая аргументация направлена на то, чтобы доказать правоту спорящего вне зависимости от его истинной правоты. Эристику следует отличать от софистики - в отличие от последней она строится не на ошибках и подменах, а на убеждении других в своей правоте.
  
   Широко известен спор между Платоном и Диогеном. "Человек, - сказал Платон, - это двуногое животное без перьев". Тогда Диоген ощипал петуха и со словами: "Вот твой человек", - поставил его перед Платоном. Пришлось Платону сделать уточнение: "Двуногое животное без перьев и имеющее ногти"...
   Этимология этой фразы восходит к жанру средневековой французской комедии, поэтому наш всезнающий мальчик, видимо, не мог еще о ней слышать.
  
   Дух из машины, или механический дух (лат.).
   Аттар Фарид-ад-дин Мохаммед бен Ибрахим (родился около 1119 - год смерти неизвестен), персидско-таджикский поэт-мистик. Утверждал в стихах идеи дервишской, суфийской морали. Был широко образованным человеком. В молодости, как пишут историки, Аттар основательно увлекался многими науками, но неожиданно полностью "ушел" в литературу. В своих произведениях он собрал множество интересных рассказов и сказок, почерпнутых из восточного фольклора. Основное произведение - поэма "Беседа птиц", в которой отразилось влияние "Трактата о птицах" Абу аль-Газали. Стихи Аттара проникнуты страстным стремлением к единению с божеством, глубокими философскими мыслями.
   Стихотворение Ахмата Газали, младшего брата великого Абу аль-Газали (литературный перевод сделан мною по найденному в Инэте "подстрочнику". Прим. автора).
  
   Ифриты - сверхъестественные существа в арабской и мусульманской культуре. Проклятые Аллахом, они служат Иблису. Входят в класс джиннов ада, и известны своей силой и хитростью. А еще, в фольклоре некоторых арабских народов, ифритами называют души умерших.
  
   Уильям Оккам (ок.1285-1349) - английский философ. Создал множество онтологических теорий, но широко известен благодаря своему "принципу простоты", иначе называемому "бритва Оккама", согласно которому самые простейшие объяснения событий являются наиболее правильными.
  
   Перевод Б.Пастернака.
  
   Абу-Хами́д Мухамма́д ибн-Мухамма́д аль-Газали́ (1058 - 1111гг.) - исламский богослов и философ персидского происхождения родом из области Хорасан. Его, теолога и мистика, часто называли величайшим мусульманином после Мухаммада. Среди множества проблем, касающихся наследия Газали, одна из наиболее озадачивающих связана с трактатом "Мишкат ал-анвар" - "Ниша света", занимающим особое место во всем комплексе его сочинений. В этой книге Газали достигает почти "гностических" высот мистических размышлений, трактуя коранический стих о свете или хадис о семидесяти тысяч завес света и тьмы, отделяющих человека от Бога.
  
   Мне доподлинно известно, что Газали этого не говорил (прим. автора).
  
   Между прочим, в анналах мировой истории совсем нет упоминаний о данной личности (я проверял), и это наводит на печальную мысль: а не перестарался ли почтенный корректор? (Прим. автора).
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"