Надо было дышать, как когда спишь, я же так и знала, но нос забился и не могу, задерживаю дыхание, медленно втягиваю воздух через зубы - потому и тихо. И, ох, как только Раней заговорила, я отвлеклась и всхлипнула со всей дури, на всю комнату, и стало ясно, что реву.
- Ты что, плачешь?
- Да.
Я не хотела злиться. Я не люблю, когда со мной говорят. Я самая невысокая в строю. Я все делаю правильно. Не надо меня замечать!
- А почему, Виръе?
- Я не Виръе!!!
Я не Виръе. Я Лэ, это значит "Эй-ты!". Я никто. Я не хотела орать. Я не собиралась плакать. Просто не трогай меня и все.
- Ты грустишь, что тебя не пустили домой?
- Нет.
Но я грущу. Я хочу домой, под развалины торгового центра или в старый нижний уровень, где темно. Я совершеннолетняя, мне тринадцать, и имею право жить, где хочу, нэ?
- У меня вообще нет дома. Его разрушили.
Конечно, разрушили. Забросили нижний уровень, когда выработку закрыли, вот он и провалился. И мой торговый центр рухнул сам в себя, образовав уютное гнездышко.
- Напали?!
Я промолчу. Откуда я знаю, может, на торговый центр когда-нибудь кто-нибудь нападал, когда меня еще и на свете не было.
- А меня не пустили, - вздыхает и ерзает Раней на койке рядом. Мы лежим с ней голова к голове. - У нас там бои.
- Да ну! Во внутреннем кругу?
- С чего ты взяла, что во внутреннем? У отца завод на периферии.
А у меня нет отца.
- Завод чего?
- Оборудования связи.
- Ясно, почему ты здесь.
Она почему-то обижается.
- Все думают, что отцу просто нужен подопытный. Что он меня на радостях на части разберет, если.. если пройду имплантацию. А это совсем не так! Это просто большая честь!
А я лежу и не понимаю, чем честь послужить своей родине отличается от чести быть разобранной на части и тем послужить своей родине. Да еще и родному отцу впридачу.
- А вот у меня нет отца.
Но я об этом нисколько не жалею. Наверное у меня был какой-нибудь паршивый отец. А так я послужу империи.
Я плачу не потому, что хочу домой. Я плачу потому, что хочу хоть что-нибудь делать.
На последнем занятии я опять ничего не понимала. Мне казалось, что лектор говорит как-то непонятно, монотонно.
После урока я подступила к нему с расспросами. Выпалила сразу два "непонятно" подряд, вот тут, понимаете ли, и тут. Аро Нейяр посмотрел на меня сверху вниз:
- Не понимаешь потому что не слушаешь.
- Но, аро-эте, я...
- ..А не слушаешь потому, что много говоришь. Слушай, как старшие отдают приказы. Делай, как тебе говорят. Молчи и слушай. Слушай - потом делай.
И я решила не задавать больше вопросов. Как только это стало нельзя, я расплакалась оттого, сколько всего не понимаю. Мир оказался слишком большим, как только я перестала забрасывать его словами.
Когда мир замечает тебя, его так много, что почти невыносимо слушать. А если не замечает - ничего.
Я решила тренироваться. Слушать Раней.
- Расскажи мне. Ну, про отца.
До начала практики еще целый курс. Так долго до того, как можно будет что-нибудь делать.