Уже в храме, когда темнота обняла меня со всех сторон, я вспомнила об изломанной женщине.
Она пришла к нам в деревню, чтобы дать имена новорожденным, как делала всегда, когда наступал ее срок. У тех детей, кому она давала имя, была несчастливая судьба.
Брюхатая Раия, которую я вылечила от страха темноты год назад, пришла ко мне и просила увести изломанную женщину, пока та не прикоснулась к ее чреву. Я согласилась. Если когда-нибудь у меня будут дети, я вспомню Раию, и как она стояла напротив меня с бешеными глазами и держалась за свой огромный живот, потому что боялась несчастливой судьбы для той, которой еще не дала жизнь. Она не побоялась меня, хотя тогда, когда я лечила ее, убежала в слезах на рассвете, и она сама не побоялась бы прогнать изломанную женщину, если бы могла оставить свое дитя дома. Поэтому я согласилась.
Она стояла там, где пересекались две наши улицы, и внимания не обращала на бондаря, высунувшего вилы из дверей своего дома, где недавно появилась третья дочь. Она глядела по сторонам, словно потерявшись. Не глядела - проникала вокруг всеми чувствами, которые у нее были. Казалось, в ней не хватает кусочков. Словно звучание ее песни перемешали, впопыхах потеряв несколько звуков, не вдруг и поймешь, каких. Ее черты все время двигались, плыли, когда она обернулась ко мне и тут же отвела взгляд дальше, по ей одной заметной траектории. Раия отпустила мой рукав и со всхлипом опустилась в пыль на дороге.
"Она проходила здесь... - шептала она, захлебываясь шепотом, - проходила давным-давно и оставила здесь часть себя. Давным-давно она растеряла себя всю..."
Изломанная женщина повернулась и я услышала треск, который издавала ее душа, в которой не хватало частичек, и решительно направилась к дому бондаря. Вилы выставились еще чуть дальше. Когда она подошла совсем близко, я услышала ужас и боль его жены и его судорожный страх и какую-то тоску и поняла, что здесь, в третьей дочери бондаря, прижилась частичка изломанной женщины, и та пришла отобрать ее.
Вилы бондарю ничуть не помогли. Он даже поднять их не смог, а через полгода так и упал на них в хлеву, и на белом боку его единственной коровы были брызги его крови; Изломанная женщина вошла в бондарев дом и вышла оттуда с ребенком на руках. Девочка совсем не плакала. Раиа подвывала рядом со мной а я слушала, пытаясь услышать, как частичка души женщины вернется к ней.
В храмовом колодце, в полной тишине и темноте я вспомнила, как изломанная женщина пела колыбельную для маленькой дочери бондаря и как потом потянулась к ней и поцеловала прямо в губы. Я еще не знала любви и потому не испугалась того, как странно изменилась ее нехитрая песенка, я только почувствовала, как ахнула и ткнулась в пыль брюхатая Раия.
Изломанная женщина дала малышке имя Мара. После этого она положила ее не дорогу и ушла восвояси, должно быть, на поиски какой-то иной частички. Пока бондариха не подползла к своей дочери и не подняла ее с земли, та не плакала. Не плакала она и потом - больше никогда.
Я стояла посреди дороги, пока люди не высыпали из домов и, потоптавшись немного, не разошлись по своим обычным делам, стараясь не глядеть в сторону бондаря и его жены, стояла и не могла двинуться с места, потому что когда изломанная женщина уже ушла, я вдруг услышала ее душу. Она была в этом месте, где она проходила много эпох назад, и в сотне тысяч других. Мыши в подполе, река и такие, как я, слышали ее всегда и привыкли к ее песне. Ее душа была в шуме деревьев и в стуке колес подводы, и особенно в том месте у ручья, где мягкий мох укрывает землю сплошным ковром. Должно быть там бондариха, собиравшая с мужем ягоды алым летним днем, зачала свою третью дочку. И не было душе никакого дела до той, кто поцеловала маленькую девочку, дала ей имя и унесла ее частичку еще одним среди многих кусочков с острыми гранями, из которых она была слеплена.
Я думаю, клочки чужих душ никогда не вернули изломанной женщине потерянной песни, потому что ее песня и не думала теряться. Я думаю, что потерялась сама изломанная женщина. На следующий день все забыли о ней, и я забыла тоже.