К базе пришли следы. Змеясь по снегу строчкой, написанной на чистом листе, и теряясь вдали. Чужая планета без разумных жизненных форм. Только мы.

Раздраженно воет метель, белым укрывшая лес, но не способная перечеркнуть оттиски не прошедших здесь ног. Словно те, кто оставили след, только выбрали путь - и теперь предстоит идти.

***

Женщина лежит на спине, не мигая любуется небом, наслаждается, как гладит ей грудь перепачканная кровью мужская рука.

- Эх, родимушка. Не сберегли тебя ни духи пращуров, ни чары колдовские.

Полыхают бревенчатые избы. Огонь сушит слёзы, не давая им скатиться с глаз. Полыхает и сердце, болью разливаясь по телу. Лишь подобранный на пожарище меч дарит на миг забвенье - раскаленная рукоять намертво сжимается в кулаке. Наливаются красным давние шрамы, тремя косыми линиями разлегшись на щеке. Воин поднимается и идет по следу. За ним, прикоснувшись на прощанье к усопшим любимым, идут остальные.

Неустанно кружит метель.

 

Следы принимают хозяев. Утоптанным снегом встречая там, куда только-только ступит нога. Воины движутся молча - решительные, мрачные, злые. В них узнается многое от древних славян - рубахи навыпуск, пышные бороды, обереги, из оружия мечи и топоры. Русичи идут, приближаются безмолвно и неотвратимо. Хмурые лица, полные печали глаза. Впереди идущий встряхивает головой, откидывая смоляные волосы с лица. Обнажаются три косых застарелых рубца.

Воет автоматика базы. Брызжет кровь. Холодная сталь, будто взбесившись, выискивает женщин, детей и стариков.

Мгновение - и мир, вывернувшись наизнанку, преображается.

Русичи покидают базу. Падает окрашенный в алое снег.

 

Оголенные провода, покореженные двери, изрубленные тела. Для капитана Громова они лишь напоминание, что в самом недавнем прошлом была у него семья. Рука гладит кобуру. Глаза мечутся, то и дело натыкаясь на взгляды солдат, потерявших родных, солдат, чьё молчание отзывается готовностью исполнить приказ.

Солдаты идут по следу. Кружит метель.

***

- Черт, - пробормотал генерал Соболев, провел по ежику седых, коротко стриженных волос и призадумался, сколько времени он уже не спал. - Черт, - повторил генерал, - что с часами?!

Соболев был доставлен с орбиты с четким заданием - найти причину и устранить. Но первые же попытки войти в курс дела, запутали окончательно, тем более, что начальник базы, полковник Решенко, продолжал настаивать на изложенной в рапорте версии событий.

Стрелки генеральских часов неторопливо раскачивались то в одну, то в другую сторону.

- Предположительно магнитные аномалии. Мы пока не разобрались, - полковник, несмотря на пережитое, был собран и спокоен.

"Да вы тут вообще ни в чем не разобрались", - вслух, конечно же, Соболев этого не сказал. Облокотившись на спинку стула, он попытался составить своё видение событий.

Итак, следы оставил разведчик. Часовые из-за метели его не разглядели. Но за периметром ведется круглосуточное наблюдение. Движение не зафиксировано. Ладно, спишем на аномалии. Дальше - разведчик проник на охраняемую территорию, когда офицеры вышли изучить следы. Расслабились, мать их, на тихих планетах, вот и расхлебывают теперь.

Всё так, всё так. Только не сходится ни черта. Все видели следы, все видели, как приближались вооруженные аборигены. Но никто не может внятно объяснить, вот тот же Громов, например, где он находился, когда резали его семью. Аномалии чёртовы! Зато, мать их, устроили самосуд.

- Где Громов?

Вместо ответа Решенко развернулся на каблуках и зашагал к отсеку, где содержался под стражей капитан.

Нет, не похож Решенко на человека, который будет выгораживать подчиненных. Не тот человек. Громова не смог остановить, но сам ведь эмоциям не поддался. Хотя, полковнику-то что - его семья ведь осталась жива.

Генерал вдруг остановился.

- Полковник, только между нами. Из вашего рапорта следует, что причиной конфликта стала немотивированная агрессия гуманоидов. Вы не хотите ничего добавить? Повода вы им не давали? Я имею в виду до самовольных действий капитана Громова.

Решенко помотал головой:

- Нет. И не гуманоиды. Это люди, генерал, - помолчав, добавил. - Русичи.

 

Содержащийся под стражей Громов сидел, свесив голову и опершись локтями в колени. Звук открывшейся двери ненадолго выдернул его из мрака собственных мыслей. Очень медленно капитан поднял голову и встретился взглядом с генералом. Белели три рубца на левой щеке. В глазах читалось единственное: "За что?". Так же медленно голова опустилась и осталась неподвижной.

- Для проведения трибунала его доставят на орбиту? - задал вопрос Решенко, когда дверь вновь отгородила капитана.

- Возможно, суда не будет, - отозвался генерал и, видя удивление Решенко, пояснил. - Во второй точке высадки случился аналогичный инцидент. "База-3" не отвечает. Так что у нас есть задачи поважней. А Громов и ребята, которые вместе с ним участвовали в расправе, и без того наказаны сполна. Не знаю, честно говоря, как поступил бы, окажись я на их месте.

Клубок мыслей запутывался сильней, затягивался в узел. М-да... обычная рутинная работа - подготовить пригодные условия к подлету основных групп. В случае воздействия агрессивной среды провести зачистку. Всё так, только никогда еще так грубо не ошибалась разведка. Начать колонизацию, не заметив на планете разумную жизнь, не вступив с ней в контакт, не достигнув соглашений. Чёрт, чёрт, чёрт! И не повернуть ведь уже вспять отправленные с Земли вереницы кораблей, не отменить приказ о заселении пригодной для обитания планеты.

Соболев массировал виски, уже предчувствуя, как в скором времени, вытянувшись по струнке перед экраном, будет получать сверхсекретный приказ, а новоприбывшие колонисты будут недоуменно взирать на следы пожарищ на месте планируемых человеческих поселений.

Русичи - уверенно назвал аборигенов полковник. Ну нет, их проще воспринимать как инопланетных тварей, принявший человеческую форму, особенно учитывая тревожный факт - слишком уж просто при явном техническом отставании расправились русичи с хорошо охраняемой базой. Пришли по намеченным следам, словно заранее предупредив об агрессии, свободно проникли внутрь, перерезали гражданских и скрылись бесследно.

Вылазки за пределы базы успехов не принесли. Наземным транспортом далее пределов прямой видимости углубляться не решились, а с воздуха ничего не удалось разглядеть сквозь сплошную метель: ни вооруженных русичей, ни останков сожженной деревушки.

***

К базе пришли следы. Они проступили вновь сквозь метель, слагая повесть о пришествии русичей на новом снежном листе. Оставалось лишь ждать и смотреть, как падающие снежинки очерчивают красной кромкой каждый непройденный шаг.

- Они победят, - обреченно произнес генерал, глядя, как в путанице отпечатков человеческих ног, проступают следы, уходящие прочь, - прирежут нас и уйдут. Полная боевая готовность, полковник. Чёрт!

 

Седой шел сквозь метель. Задумчивый, отрешенный. Ладонь покоилась на рукояти меча. Позади мелькали неясные силуэты, но седой знал - это воины идут следом.

Седой вглядывался в странное жилище чужаков, откуда оптикой прицела вел его снайпер - мальчишка совсем еще. Одними губами снайпер шептал:

- Господи, сохрани семью. Жену мою, Анастасию, и дочь Викторию - рабу твою безгрешную.

- Близко не подпускать, - скомандовал Соболев, но слишком мягко, будто не приказывая, а испрашивая совета у мальчишки-снайпера.

Не глядя под ноги, русич шел по собственному следу. Нога погрузилась в последнюю ямку - впереди нетронутая снежная равнина, исчезающий след позади.

- Генерал. Его путь окончен, - произнес Решенко. Седой русич глядел мимо базы, на пригорок, чуть вбок, будто наблюдая за кем-то. - Генерал?

Соболев одними глазами кивнул.

- Сними его, - процедил Решенко.

Напрягся мокрый от пота курок.

- Господи. Дочь, хотя бы дочь! - мальчишка-снайпер облизал губы.

Рука Соболева, поколебавшись, прикрыла оптику прицела. Выжидающе замерли стрелки часов.

Чуть слышный приказ генерала:

- Снег заметает следы.

Стрелки качнулись. Алый снег засыпается чистым, а за русичем появляется новый путь позади. Русич уходит.

 

Снег безумно режет глаза - смотреть больно, будто слепят миллионы маленьких зеркал. Генерал, одиноко стоящий на пригорке у базы, вглядывается вдаль. Кто же там? Люди ли? Русичи? Или миражи? Те, кто возвращается домой, или те, кто идет по следу?

Бегают в безумном ритме стрелки так и не пришедших в себя часов. Расстегнув ремешок и помассировав руку, Соболев подносит часы к уху, прислушивается зачем-то, тикают ли - нет, не разобрать. Размахивается по-молодецки и запускает часы в сугроб.

Время утопает в снегу, на душе от этого становится теплее, а мысли в голове заводят хоровод, мысли о собственном будущем и прошлом.

- Когда и кем ты придешь? - спрашивает в пустоту генерал и не находит ответа.

- Седой, - шепчет генерал, теребя стриженые волосы, - совсем седой. А вдруг даже мне не поздно учиться по-новому жить и учиться прощать. Так, глядишь, будет шанс выжить на этой странной земле, где возмездие стучится в дом прежде, чем зло зарождается в собственной голове. Как знать...

Соболев неторопливо гуляет вдоль базы.

В метели кружатся зеркала.

 

Метель, играя, сыпет в кудри ворох снежинок. Отголоском забытой, будто чужой боли ноет запястье. Седой массирует руку. Пока ладонь отдыхает на рукояти меча, седой размышляет. Он глядит мимо базы, чуть вбок, на пригорок, откуда спускается коротко стриженый седовласый чужак.

Чужак идет неспешно, на каждом шаге удивительно точно попадая в примятый исключительно белый искристый снег, а метель, торопясь, перед человеком наметает следы.

"Кто же они, эти люди, идущие по собственным следам? - теребя бороду, думает русич. - В силах ли они сами выбрать дорогу, или их путь предначертан?"

Боль прекратилась.

Развернувшись, русич видит впереди бескрайнее белое поле. Метель застилает глаза, но седому хочется верить, что сегодня и сам он выбрал правильный путь, и этот путь приведет его к дому.