Нашёл Утт её на невольничьем базаре Агадеса. Золотистые волосы и синие глаза сразу выделяли девушку из ряда продаваемых смуглянок - ромеек.
- Что за жемчужина в куче навоза? - Утт услышал скрипучий голос. Стоявший рядом с ним жирный евнух жадно разглядывал девушку.
- Из франков острова Исландия. Привезена оттуда морскими соколами Мурата Рейса. Хороша, верно? Посмотри, какие бёдра. А соски не коричневые, а розовые, - торговец явно привычным движением обнажил девушке одну грудь.
На щеках той вспыхнул румянец - для девушки такое обращение еще не стало привычным.
- Я беру её, - глухо сказал Утт сквозь прикрывавший лицо платок-лисам.
- Ошибаешься, дитя песков, - евнух захихикал. - Я куплю её для своего господина. Если бы ты знал, кто он, то даже не стал бы вступать в торг.
Взгляд девушки заметался между ними. Не обращая внимания на евнуха, Утт смотрел на неё.
- Ты станешь моей. Таково моё слово.
***
Цена, которую заплатил Утт за девушку, была неслыханно завышенной, но багровое лицо евнуха под конец торга этого стоило. На следующий день караван туарегов покинул Агадес, оставив тут груз соли, а в обратный путь верблюды везли золото. Впереди был долгий переход через Сахару в сиятельный город Тимбукту.
В Сахаре вода ценится выше, чем человеческая кровь. Но в этот раз удача сопутствовала каравану. Потеряли лишь двух верблюдов. Уже на подходе к Тимбукту верблюды тревожно зафыркали, почуяв лошадей. Но незнакомцы в чёрных лисамах - разведчики "псов пустыни" - оценили с расстояния охрану каравана и скрылись за дюнами.
Девушку звали Сигни. Утт не спрашивал, она сама сказала. Утт хорошо помнил этот вечер - песок начинал насвистывать песенку, предвещавшую бурю, и для привала пришлось свернуть к скалам, нависшим над высохшим руслом древней реки. Тогда то, сидя у костра, робко оглядывая угрюмые скалы в сгущающихся сумерках, она сказала: "Меня зовут Сигни". Как ребёнок, девушка то боялась и ненавидела его, то едва ли не ластилась, будучи не в силах достойно вынести бремя одиночества среди чужаков. Она не умела ненавидеть, не боясь - стоило приласкать, успокоить её, и она становилась домашним зверьком. Да, эта девушка не была ни сильной, ни упрямой, ни злой, и воспитывать её было легко.
Её даже не пришлось пороть. Мелкие ослушания были. Они неизбежны, Утт знал это. Так и покладистая лошадка иногда показывает норов, проверяя на месте ли хозяин. Когда это сделала Сигни, девушку просто выставили голой по пояс на солнце, в полуденное время кейфа. Это оказалось более жестоким для её необычно нежной кожи, чем любая порка. Глянув на красную, местами вздувшуюся волдырями, кожу на спине девушки, Утт понял это и приказал обработать её лечебной мазью. Другая наложница, стройная негритянка с эбеново-чёрной кожей, которой уж точно не страшно солнце, равнодушно выполнила это поручение. А вечером Утт уже своими руками смазал девушке спину.
***
Город с первого взгляда поразил её. С течением времени Сигни не уставала удивляться ему, этим снова напоминая ребёнка. Быть может, женщины Севера взрослеют позже, чем на Юге.
- Город, белый как снег. Да ты же наверно не знаешь, что такое снег? - она улыбнулась, на щеках появились ямочки. Утту они нравились. Как нравилось всё в этой девушке, привезённой из-за двух морей - моря воды и моря песка.
- А твои волосы золотистые, как песчаные волны Сахары, - сказал он, втянув ноздрями аромат её волос.
- Не нравится мне это сравнение, - помрачнела Сигни. - Кругом эти безбрежные пески. Если бы ты знал, как я хочу увидеть настоящее море!
Хотя внешне Сигни была очень здоровой девушкой, климат пустыни не подошёл ей. Из-за витавшего в воздухе мелкого песка её преследовал сухой кашель.
Девушка проводила дни в крошечном тенистом саду, а когда изредка каталась верхом, то закрывала лицо лисамом, хотя женщинам туарегов согласно обычаю необязательно закрывать своё лицо - для защиты от злополучного песка.
Несмотря на всё это, ребёнка Сигни выносила нормально.
В это время перепады настроения стали обычным делом, и восхищение чужим городом сменилось неприязнью, переходившей в отвращение.
- Этот белый цвет режет глаза. Не представляла, что буду так тосковать по обычной траве, - жаловалась она. Теперь её раздражало всё - белизна городских построек, скрипящий на зубах песок, само солнце... и люди. Помешанные на своей чистоте, считающие половину пищи "нечистой", и при этом умывающиеся всё тем же песком вместо воды... они высушены солнцем, эти люди - как те кристаллики соли, которую они ценят превыше всего, и меняют на золото. Так горько жаловалась Сигни, а потом снова, вновь и вновь, тосковала по морю. Увидеть море превратилось уже в навязчивую идею.
Сигни родила ему сына. Это был его первенец - Утт еще молод. Во время родов Сигни потеряла много крови. Когда стало ясно, что она не выживет, Утт пришёл к ней, впервые после родов, и вопреки запрету - срок очищения женщины после родов еще не вышел.
- Море... шумит, оно дышит... солёные брызги, волны встают бирюзово-хрустальными стенами... - молодая женщина бредила, белые зубы выбивали лихорадочную дробь.
После визита Утта наступило короткое улучшение.
- Я хочу увидеть море, - сказала она на следующий день.
- Это невозможно, - с искренним сожалением ответил Утт. Девушка молча, с внезапным безразличием отвернулась. Утт, постояв немного, вышел.
Караван к тиббусам, племени Скалы, должен был уйти этим вечером.
Когда Утт снова вошёл к ней, то, не снимая закрывавшего лицо лисама, сказал:
- Хорошо. Ты увидишь море. Таково моё слово.
***
Водная гладь раскинулась перед ними.
- Это море?! Море, омывающее мою Исландию? - Cигни жадно скользила взглядом по водной поверхности.
Утт заколебался, мысленно пытаясь сформулировать незнакомое, в корне чуждое для себя, понятие "ложь во благо".
- Нет. Это великое озеро Чад, - наконец ответил он.
В любом случае обман был бы легко раскрываем.
- Напоить верблюдов! - закричал он. Животные, хрипя от нетерпения, подошли к кромке воды и принялись жадно лакать воду.
О местном марабуте говорили уже в самом Тимбукту. Его называли то святым, то великим колдуном. Говорили, он исцелял смертельно больных.
В отправившейся к островку отшельника лодке сидели Утт, Сигни, люди Утта гребли, на носу восседал проводник из местных негров. Лодка глубоко сидела в воде, загруженная дарами для марабута. Невозмутимое лицо проводника отражалось в зеленоватых водах Чада.
Марабут встретил их у входа в пещеру. Он не был похож, на других отшельников, которых встречал Утт. И дело даже не в его молодости, а во взгляде. В глазах марабута читалась жажда деятельности, которую Утт видел у купцов, у разбойников, но уж никак не у отшельников.
- Ничем не могу помочь, - с искренним сожалением сказал марабут, осмотрев Сигни, - она потеряла слишком много крови... - марабут запнулся, и уже с каменным лицом, ровным голосом продолжил: - Срок, отмеренный Всевышним для неё, подходит к концу.
Утт спокойно кивнул.
- Она хочет увидеть море перед смертью, - сказал Утт. - Ты можешь ей в этом помочь?
Глаза марабута расширились от удивления.
- О... нет. Это мне не по силам, - озадаченно сказал он. Марабута можно было читать как книгу. И, кроме искреннего удивления, Утт увидел в нём еще нечто... на этот раз существенно отличавшее его от купцов.
Этот марабут совершенно не умел лгать.
Холодная сталь коснулась щеки марабута.
- Я возьму этот позор на свой род - убью безоружного, - сказал Утт. - Я не знаю, больший ли это позор, чем нарушить слово... похоже, мне придётся испить до дна обе эти чаши. Сделай так, чтоб она увидела море. Или тоже умрешь.
Довольно долго марабут смотрел ему в глаза. Внезапно усмехнулся.
- Силён... идите за мной. - резко повернувшись, марабут пошёл вглубь пещеры.
- Пусть станет сюда, - марабут показал на площадку, озаренную колдовским светом.
Утт не боялся ничего в этом мире. Но ведь был еще и другой мир, о котором Утт старался не думать без необходимости. И соприкоснувшись с ним, Утт, впервые с детских лет, испытал страх.
- Я пойду с ней, - сказал он твёрдо.
Напуганная Сигни, чуть пошатываясь от слабости, стояла рядом с ним.
Вспышка ослепила Утта. Сигни ахнула и вцепилась ему в руку.
Они стояли уже не в пещере. Это был дворец ифритов. Стены вокруг, казалось, сияли, поражая взор удивительной гладкостью линий.
- Это дом ифритов? - спросил Утт марабута, оказавшегося рядом в следующее мгновенье.
Тот лишь усмехнулся, и подошёл к стене.
- Пусть глянет сюда. Это Земля. Сейчас как раз Тихий океан виден. Пускай любуется на здоровье, - сказал марабут.
Сигни и Утт подошли, девушка держала Утта за руку. Утт не сразу и разобрал в невероятной панораме, где море, где суша... а где облака. Сигни била мелкая дрожь. Внезапно её ноги подкосились, и девушка медленно осела на пол.
- Ну вот... и что теперь с вами делать? - одна из стен раздвинулась, и еще один ифрит, внешне похожий на человека, направлялся к ним. В отличие от марабута он был безбородым.
Утт сжал было рукоять сабли, но, осознав всю смехотворность этого жеста сейчас, неохотно отпустил её.
- Для начала поможем ей... - вздохнул бородатый.
Безбородый сказал что-то на незнакомом Утту языке.
- Вмешательство в историю?! Мы, если ты не заметил, только и делаем, что вмешиваемся в эту грёбаную историю! Да что может быть хуже этого? - раздраженный бородач махнул в сторону расстилавшейся под ними панорамы. - Пустыня!.. грёбаная пустыня занимает всю сушу, включая даже её родную Исландию! Она бы свой остров даже не узнала, камни да чёрные лавовые поля... ну хоть этого песка не так много, как на континенте.
Безбородый поморщился, и ничего не ответив, помог поднять Сигни.
Бородач, словно только вспомнив об Утте, обернулся к нему.
- Теперь ты всё знаешь, туарег. Начинается реколонизация Земли, превратившейся в одну твою огромную Сахару... а я лишь изучал удивительный опыт твоего народа в деле выживания среди песков, - словно объяснив этой фразой всё, бородач отвернулся. Утт, не поняв и половины слов, стоял с невозмутимым лицом. Он сейчас - человек среди джиннов. И всё, что ему остаётся - сохранять чувство собственного достоинства.
Появилось еще двое ифритов через открывшийся проём в стене. Один из них имел женский облик. Утт старался не смотреть в сторону обольстительной девушки-ифрита, светлыми волосами напоминавшей ему Сигни. Та же с любопытством разглядывала его.
- Операция по переливанию крови твоей подруге займёт пару часов. Заодно бронхи ей почистим. Чувствуй себя как дома, туарег, - усмехнулся бородач.
***
Они стояли в стороне и смотрели на туарега, зачарованно глядевшего в иллюминатор.
- Всё прошло нормально? - спросила девушка.
- Да. Исландка уже очнулась. Предложили вернуть её в Исландию её времени, но девушка отказалась. Сказала, что её дом там, где её ребёнок... вернём их назад вдвоем с туарегом, - ответил мужчина.
- А что он с таким восторгом рассматривает? Может, выдернув их оттуда, мы действительно изменили течение истории, и сейчас он уже видит цветущую планету?! - воскликнула девушка.
- Фантазёрка... - криво усмехнулся мужчина. Несколько секунд он стоял, затем вдруг бросился к ближайшему иллюминатору. Девушка, глядя ему вслед, звонко рассмеялась.
- Пустыня... - разочарованно простонал мужчина. - Пески, сколько хватает взора... но что тогда этот туарег там видит? Проклятие!.. Он же любит эти пески. Нет, никогда я не смогу полюбить их. Но может наши дети увидят в них то, что видит сейчас этот туарег...
Девушка смотрела на двоих мужчин, приникших к иллюминаторам, думала об исландке, лежавшей в операционной, и давно уже не улыбалась.