Лютая Ольга : другие произведения.

Машина времени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Классическая история про сумасшедшего ученого.

  
  МАШИНА ВРЕМЕНИ
  
  День начинался самым обычным образом - с похмелья. Про-снувшись, Павел некоторое время лежал, не открывая глаз и уткнув-шись лицом в подушку. Он привык сначала ощущать окружающий мир кожей, а не зрением. Итак, он лежит на своей кровати, в собствен-ной скомканной постели. Судя по всему, сейчас часов одиннадцать, число и день недели вспомним позже, а вот время года, судя по тому холоду, которым веет от балконной двери - зима.
  Павел поежился и нехотя разлепил веки. Точно, дверь балкона открыта, и холодом тянет именно оттуда. Хотя балкон и застеклен, в морозы в этой комнате всегда холодно.
  Он перевернулся на спину, потом потянулся и сел на кровати, которая не преминула громко и отвратительно скрипнуть. Павел скривился и встал босыми ногами на пыльный холодный линолеум. Нащупал тапки и направился в ванную - умываться.
  Павлу было двадцать четыре года, из которых десять он отдал родной школе, пять - мореходке, и два - ржавой развалине, носящей гордое имя "Ильяс Есенберлин". На данный момент он занимал должность первого помощника второго мичмана, что на бумаге являлось младшим офицерским званием, а на деле... На деле Павел был тем, кого называют "старший помощник младшего дворника". Павел, которого практически вся команда звала просто Пашкой, де-лал самую черную работу. И матросы, и офицеры относились к не-му снисходительно, что не могло не бесить самолюбивого парня.
  Он готовил себя к военной карьере, а попал в торгфлот. Плати-ли, конечно, неплохо, прямо скажем, хорошо платили. Но ему этого было мало. Возможно, он до сих пор оставался идеалистом, но воен-ная романтика просто бурлила в его крови. Может, в этом был вино-ват пример его отца. Сергей Прямко был моряком торгового флота, и проводил в море по полгода. Его жена, мать Павла, использовала это время на всю катушку. Хахалей у нее было по трое в неделю. Павел не захотел повторять судьбу своего отца, и твердо решил стать воен-ным моряком. Увы, у него ничего не вышло - парень не вынес же-стокой муштры, и не прошел даже первого года службы. Он был вы-нужден уйти, и не нашел для себя ничего лучшего, кроме как "Есенберлин".
  Павел вышел из ванной, вытирая грудь полотенцем и на ходу размышляя о том, как бы провести день. На дворе было первое янва-ря, позади - встреча Нового года в компании пары десятков по-лузнакомых, а впереди - неизвестность. Павел подошел к зеркалу, провел расческой по мокрым волосам и скривился, глядя на свое отражение. Голубоглазый блондин - разве это облик настоящего мужчины? Хорошо еще, что нет веснушек и нос не курносый, а то был бы вылитый Иванушка-дурачок. И что только находили в нем девчонки? Не красавец (хоть и далеко не урод), довольно среднего телосложения и роста. Только и радости, что кожа чистая, без угрей и прыщей. Короче, как поют всем уже опостылевшие "Скобки" - нормальный парень, не наркоман и не псих. Возможно, именно эта его нормальность и привлекала к нему женский пол. Уж в чем-чем, а в девушках Павел не испытывал недостатка.
  Одеваясь, он поневоле вспомнил свое последнее увлечение. Ее звали Лариса, и, по однозначному определению матери Павла, бы-ла она стервой. Красивая, как все стервы, яркая и эффектная девуш-ка, Лариса танцевала стриптиз в ночном клубе. Довольно высокая, стройная и гибкая, с небольшой, но высокой и упругой грудью, с длинными прямыми ногами и шелковистой гладкой кожей, она всегда производила фурор своими выступлениями. На одном из них она и приметила светловолосого моряка, скучающе наблюдавшего за ней.
  Лариса сочла себя оскорбленной, и приложила все усилия для того, чтобы затащить его в свою постель. Ей это удалось довольно легко. Но одного его тела Ларисе было мало. Павел был нужен ей весь, целиком - и душой, и телом. Она попыталась влюбить его в се-бя, да не тут-то было. На все ее тонкие намеки Павел отвечал глупы-ми шутками и анекдотами про тещу.
  Видимо, в конце концов ей все это надоело, и Лариса пропала из его поля зрения. По крайней мере, Новый год Павел встречал не с ней.
  Натянув джинсы и рубашку, Павел потопал в кухню - готовить завтрак. Эта однокомнатная квартирка с крохотной кухней и совме-щенным санузлом досталась ему от отца, не вернувшегося из рейса. Мать Павла жила в двушке улучшенной планировки в центре горо-да.
  Павел жарил яичницу и не знал, что его судьба уже сейчас запутывается в сложный узел, по ходу распутывания которого круто изменится вся его жизнь.
  ***
  "Никэльс О"Лири, двадцать шесть лет, бывший сотрудник Интерпола, футболист. Бабка во время Войны бывала в Германии. Физически развит, силен, обладает быстрой реакцией и острейши-ми слухом и обонянием. Красив, очень нравится женщинам".
  Человек за клавиатурой компьютера произнес:
  - Дайте изображение, пожалуйста.
  На мониторе появилась картинка: бледный темноволосый парень с упрямо сжатыми губами и яркими сине-зелеными глазами. Человек удовлетворенно кивнул:
  - Подойдет.
  ***
  Зазвонил телефон, и Павел, оторвавшись от кружки кофе, схва-тил трубку:
  - Да! Лара, ты? Вот не ожидал! Ты где? Хочешь встретиться? Сейчас? А где? В "Каникулах Бонифация"... Хорошо, через полчаса буду. До встречи!
  Он положил трубку и принялся одеваться.
  Кафе располагалось недалеко от его дома - в соседней пяти-этажке. К этому заведению Павла приохотил Сашка Сиверцев, вто-рой механик "Есенберлина". И единственный, кого Павел мог бы назвать своим другом. Вот судьба у человека странная! За свои двадцать шесть лет Александр где только не побывал, кем только не был, что только не видел! Его отец был военный, и Сашка успел поездить по всему Союзу. Потом был Политех, армия (точнее, флот), а потом он почему-то ушел со сверхсрочной в торговый флот, и по-пал на корабль имени славного нерусского писателя. Надо сказать, что корабль от этого выиграл больше - его жизнь поддерживалась именно благодаря усилиям второго механика.
  Вдобавок к биографии Сашка имел на своем счету неординар-ную внешность (ярко-рыжие волосы, зеленые кошачьи глаза, рост под два метра и широченные плечи с соответствующей мускулату-рой) и мягкий, ровный характер. Он умел находить общий язык со всеми - от академика до бомжа. Дружба Павла с Сашей во многом держалась именно на умении последнего вовремя перейти на другой уровень общения. Он научил этому и Павла.
  Вот и сейчас, подходя к "Каникулам Бонифация", Павел гото-вился в разговоре с Ларисой применить все то, что знал.
  Войдя в кафе, он сразу прошел к стойке, откуда можно было увидеть весь зал. Проститутки - непременный атрибут любого бара, вроде как высокие круглые табуреты - проводили его откровенно плотоядными взглядами. Но они уже его знали, и понимали, что с этим парнем им точно ничего не обломится.
  Окинув почти пустой зал внимательным взглядом, Павел повернулся к бармену:
  - Стакан томатного сока.
  Бармен, оценив похмельный вид Павла, поставил на стойку пачку:
  - Вот. По-моему, так будет лучше.
  Павел удивленно хмыкнул:
  - Спасибо...
  Но больше ничего не успел сказать, потому что услышал сзади добродушный хмельной баритон Александра Сиверцева:
  - О, Пашок, и ты здесь?
  Меньше всего Павел хотел бы сейчас видеть своего друга. Но тот уже был здесь, и с этим ничего нельзя было сделать. Павел поспешно изобразил улыбку и обернулся. Он не ошибся Саша нали-чествовал во всем своем рыжем великолепии за столиком у колон-ны. Неудивительно, что Павел его не заметил - тот словно специально прятался.
  Саша позвал его:
  - Идем, надо поговорить!
  Павел глянул на часы, на дверь, и решил, что минут десять у него есть - раньше Лариса не появится. Он подошел к Саше:
  - Привет!
  И с некоторым удивлением понял, что Саша вовсе не так уж пьян, как казалось от стойки. Павел присел рядом на тяжелый деревянный стул и спросил:
  - Саша, что происходит?
  - А что?
  - От стойки ты мне казался совершенно пьяным, а сейчас...
  - А что сейчас?
  - Сейчас ты трезвеешь прямо на глазах. Может, ты объяснишь мне такое чудо химического обмена? Тем более, что ты сидишь в баре над стаканом водки.
  - Может, и объясню. Ты зачем сюда пришел? Утром, да еще по-сле новогодней ночи...
  - Ну, у меня здесь как бы свидание. Я Ларису жду.
  Саша вскинул на него свои изумрудные глаза:
  - Как Ларису? Вы же вроде разошлись?
  - Вообще-то да, но... В конце концов, какое тебе до этого дело?
  Саша посмотрел на Павла совершенно трезвым взглядом и тихо, отчетливо спросил:
  - Вы расстались или нет?
  - В общем да, расстались. Но Лара позвонила и попросила ме-ня прийти...
  Саша задумчиво произнес:
  - Значит, и тебя взяли на том же...
  Павел недоуменно взглянул на него:
  - Взяли? Куда взяли?
  - Хороший вопрос - куда...
   ***
  "Александр Сиверцев, двадцать шесть лет, бывший военный моряк, уволен в запас в 1996 году в связи с избиением старшего офицера. В данное время работает вторым механиком на сухогрузе "Ильяс Есенберлин". Физически развит, очень силен, несколько медлителен, но напорист и упрям. Во время Войны дед привез жену из Германии. Не рекомендуется к работе ввиду непредсказуемости реакции на аморальные предложения".
  Человек за клавиатурой компьютера поморщился:
  - Ну что за формулировка! Писали бы прямо - парень честен до глупости. А вообще-то, он мне подходит. Беру!
  ***
  Софья валялась на кровати и занималась ничегонеделанием. Позади осталась бурная встреча Нового года в компании Ники, Са-ши, Дениса, Виоланты и милой пахучей елочки (после четырех обе парочки куда-то рассосались, и Софья осталась с елочкой наедине), впереди была сессия - три экзамена, из которых сдавать, слава Богу, только один, ну а в данный момент требовалось привести себя в порядок. Придя к такому выводу, Софья тяжело (Ника бы сказала "тяжелешенько") вздохнула и свесила ноги с кровати. Вставать утром для нее было тяжелой проблемой. Медленно передвинувшись к краю кровати, она нехотя села, и тут ее взгляд упал на часы, висящие на противоположной стене. Куда только делась медлительность и лень! Одеяло полетело в одну сторону, подушка - в другую, и спустя секунду в комнате уже вовсю гремело радио, а из ванной доносился звонкий голос, подпевающий "Чижу".
  Софья вернулась в комнату и в нерешительности остановилась перед шкафом, обдумывая, что бы такое надеть на встречу с одно-курсницами - они собирались отмечать Новый год сегодня.
  В конце концов она остановилась на универсальных джинсах, черной водолазке и темно-синем пиджаке. Софья оделась, быстро застелила кровать и отправилась вниз, на кухню - завтракать.
  Родителей дома уже не было. Мама отправилась на встречу каких-то благотворительниц, отец даже в праздник нашел себе дела. Так что Софья сегодня была дома одна.
  Она забросила в микроволновку вчерашний окорочок, достала из холодильника остатки салата и поставила на огонь чайник.
  Через полчаса, наевшись и напившись кофе, Софья снова под-нялась наверх - краситься. Наложив макияж и причесавшись, она уже хотела уходить, как вдруг зазвонил телефон. О, это вечное "вдруг"! Именно с этого слова всегда начинаются неприятности.
  Софья взяла трубку:
  - Да! Саша, это ты? Что-то случилось? Нет, я не знаю, где Ника. Вы же ушли вместе, тебе лучше знать, где она. А что, ее похитили, да?
  Софья всего-навсего хотела пошутить, и потому даже отдерну-ла трубку от уха, когда Саша заорал:
  - Ты что-то знаешь?! Они позвонили тебе? Что они сказали? Да отвечай же, не молчи!!!
  Девушка растерянно проговорила:
  - Саш, да я пошутила... А разве Нику похитили?
  Саша замолчал, последними словами ругая себя - теперь Софья не отвяжется от него, пока не разузнает все в самых мельчайших подробностях. И ведь знал, кому звонит, знал!
  Худшие опасения сбылись, и в итоге десятиминутного разгово-ра Софья выведала о том, что Нику действительно похитили. Саша узнал о похищении из записи на автоответчике, оставленной неведомыми похитителями, в которой ему советовали не дергаться и ждать дальнейших сообщений.
  Софья задумчиво спросила:
  - А зачем Нику-то похищать? Что, разве она богата? Вот когда меня украли, там все было ясно - ради выкупа. А тут... Бедный ты, бедный, - посочувствовала Софья и тут же решила приехать к нему и "поддержать его морально". Сколько ни пытался Саша ее отгово-рить, у него, конечно, ничего не вышло. Спустя полчаса Софья по-явилась в "Каникулах Бонифация".
  Она стремительно вошла, и Павел изумленно уставился на нее. Вроде бы ничего сверх- и супер-, вполне обычная девчонка. Ни тебе осиной талии, ни распирающего водолазку бюста, ни ног от ушей. Напротив, довольно скромно одета, с вполне ординарной внешностью. И все-таки было в ней что-то, что заставило Павла так среагировать на ее появление.
  Саша представил их друг другу и сразу ввязался с Софьей в какой-то спор. Суть его сводилась к тому, чтобы убедить девушку не вмешиваться в "жестокие мужские игры". Софья ехидно напомни-ла Саше о том, что без ее помощи он бы никогда не разобрался в своих отношениях с Никой. И тут же обвинила себя в том, что Саша вляпался в эту историю, и, следовательно, Софья просто обязана помочь ему. И ничто не могло сдвинуть ее с этой позиции. В конце концов Саша махнул на нее рукой и смирился...
  ***
  "Павел Прямко, двадцать четыре года, мичман на торговом сухогрузе "Ильяс Есенберлин". Предки - приволжские немцы. Фи-зически развит, самолюбив, замкнут, реакция непредсказуемая".
  Человек у компьютера недоуменно спросил:
  - И что, это вся информация?
  Другой человек подобострастно ответил:
  - Да, господин.
  - И что это значит? Сильный, самолюбивый и непредсказуе-мый - и что? Как прикажете с ним работать? Вдруг он на мое пред-ложение ответит пулей в голову? Причем не себе, а мне в голову? Ну, отвечайте же, отвечайте!
  Второй человек натянуто улыбнулся:
  - Ну, надо же иногда рисковать... господин. Пусть он будет на-шей темной лошадкой.
  Человек за клавиатурой компьютера протянул:
  - Ну-у... Да, это может оказаться интересным - необычная ре-акция... Ну ладно, возьмем и его. Вот теперь вы, Ханс, и обеспечи-те появление этих троих в Центре.
  - Яволь!
  - Только вот этого не надо. Вы еще не доросли до понимания моей идеи. - И внезапно заорал, брызгая слюной: - Не сметь меня передразнивать!!! Вон отсюда!!!
  Испуганный Ханс выскочил из помещения...
  ***
  Ника попалась очень просто. Они с Сашей расстались утром, договорившись встретиться через полчаса у "головы". (Ну, надо же иногда человеку переодеваться!). И поэтому, когда в дверь позвони-ли спустя пару минут, она открыла - в полной уверенности, что это вернулся Саша, что-нибудь забыв. Ника даже и пискнуть не успела, как к ее лицу прижали остро пахнущую тряпку, и девушка мгновенно отключилась.
  Она очнулась в довольно унылом месте. Крашенные серой краской стены, упирающиеся в давно не беленый потолок, с которо-го уже местами осыпалась штукатурка, рассохшиеся деревянные по-лы и пара оконец высоко под потолком, к тому же забранных час-той решеткой.
  Все это убожество Ника обозревала, лежа на железной койке, и ей живо вспомнился пионерлагерь, где были такие же кровати с пружинной сеткой и ржавыми спинками. Таких кроватей в комнате обнаружилось три штуки, и на одной из них, свернувшись в клубочек на полосатом засаленном матрасе и положив белокурую голову на жидкую подушку с относительно чистой наволочкой, спала прямо в одежде хрупкая девушка, во сне чрезвычайно похожая на эльфа.
  Ника села на кровати (оказавшейся точной копией всех осталь-ных), и скрип пружин разбудил маленькую блондинку. Она потяну-лась и тоже села. У нее оказались большие ярко-синие глаза, вздерну-тый нос и россыпь веснушек на алебастрово-белой коже. Девушка сказала, ткнув в себя пальцем:
  - Лер. Лер Саловье.
  И вопросительно взглянула на Нику. Та произнесла:
  - Вероника. Можно просто Ника. Лер, а ты... по-русски не го-воришь?
  Лер настороженно и непонимающе смотрела на нее, и Ника снова попыталась:
  - Do you speak English?
  Английский был единственным иностранным языком, который Ника более-менее знала, и потому она обрадовалась, когда Лер неу-веренно произнесла:
  - Yes, but not very good...
  Ника от избытка чувств даже захлопала в ладоши:
  - Это здорово! Мы сможем общаться! - И перешла на английский: - Ну, как ты сюда попала, Лер? И откуда ты?
  Лер с готовностью ответила:
  - Я из Парижа. Меня украли прямо из гримерки. Я актриса, понимаешь? Сначала я думала, что это такая шутка. Но потом они пустили мне в лицо какой-то газ, и я очнулась только в самолете.
  - А кто это - "они"?
  Лер, бурно жестикулируя, заговорила, мешая франклийские слова с английскими:
  - О, это странные люди! Они как фашисты.
  - Что, такие же жестокие?
  - Нет! Одежда у них... такая... И повязки со свастикой.
  Ника задумчиво произнесла:
  - Но кому нужно наше похищение?
  Лер не успела ответить, потому что открылась дверь в дальней стене, и в комнату вошла еще одна девушка. То есть как - вошла? Влетела, явно направляемая чьей-то недоброй рукой. Чудом не на-летев на спинку кровати, эта девчонка с фигурой не то модели, не то проститутки произнесла сиплым равнодушным голосом, старатель-но пряча заплаканные глаза:
  - А-а, новенькая... Ты-то хоть по-русски кумекаешь?
  Ника бодро откликнулась:
  - А как же. С самого детства. Можно сказать, это мой родной язык.
  Вошедшая кисло улыбнулась:
  - Ну, классно. Повезло мне с сокамерницами. Одна ничего не может сказать, а другая воображает себя остроумной. И не пой-мешь, что хуже.
  Она прошла к третьей кровати и, плюхнувшись на нее, сказала в пространство:
  - Меня зовут Лариса. Чтобы не гадала - я не модель, а стрип-тизерша. А ты?
  - Я Ника. Учусь в университете и больше ничем не занимаюсь. Чтобы ты не гадала.
  Лариса усмехнулась:
  - Какая ты...
  И вдруг разревелась, уткнувшись в подушку и вздрагивая всем своим соблазнительным телом.
  Ника вскочила и подбежала к ней:
  - Что с тобой, Лариса? - И повернулась к Лер: - Она давно тут с тобой?
  Лер повела плечами:
  - Не слишком. Ее куда-то уводили, она только сейчас вернулась.
  Ника мягко спросила:
  - Куда тебя водили, Лариса?
  Лариса подняла голову:
  - А, ты уже говоришь с этой...
  - Ее зовут Лер. Но ты не ответила.
  - Меня заставили позвонить Павлу. Они думают, что я для него что-то значу. - Лариса хихикнула несколько нервно. - А он уже и думать забыл обо мне.
  Ника поняла, что Ларису срочно надо отвлечь, иначе сейчас она снова расплачется, и спросила:
  - А кто этот Павел?
  Расчет Ники оказался верным, и Лариса, забыв на время о сво-их неурядицах, поведала ей историю своих отношений с Павлом. Тут же выяснилось, что она знакома с Сашей, и даже слышала о Нике.
  Поговорив о своих моряках, девушки пришли к страшно ориги-нальному выводу, что земля круглая, и встречи часто бывают не-ожиданными. После этого Ника задала очередной вопрос:
  - Лариса, а как выглядели эти люди? Ну, те, которые заставили тебя позвонить Павлу?
  - Ну... Они были одеты так, будто снимают фильм о войне.
  - То есть?
  - В фашистской форме. А один, Ханс, тот вообще...
  - Что?
  - Изображает из себя эсэсовца.
  В этот момент вмешалась Лер, потребовав перевести ей все, о чем говорили Ника и Лариса. Выслушав перевод, она уверенно сказала:
  - Вот увидите, мы попали в лапы маньяков. И завтра с утра они принесут нас в жертву деревянному идолу Гитлера, вымазанному, по традициям викингов, жиром и кровью. А потом разбросают на-ши расчлененные тела по комнатам, и над каждым окровавленным куском исполнят танец племени воинственных пигмеев-людоедов бассейна реки Конго.
  Лариса, уловив слова "маньяк" и "Гитлер", встревожено спро-сила:
  - Чего это она тут наговорила?
  Ника машинально перевела, и Лариса расхохоталась. Спустя пару секунд все три девушки истерически хохотали, выпуская нерв-ное напряжение...
  ***
  Саше позвонили ближе к вечеру. Они с Павлом и Софьей си-дели у него в комнате, стараясь не обращать внимания на ворчание Медузы Горгоны. Бабка бродила по коридору, демонстративно гре-мя пустым чайником и шаркая древними ботами знаменитой мар-ки "Прощай, молодость".
  Софья терпела-терпела, а потом спросила:
  - Слушай, Саш, как ты только ее выносишь? Я бы на твоем ме-сте давно бы уже сбежала от нее.
  Саша возразил:
  - А куда? В нашу общагу? Квартиру-то продали еще пять лет назад. Спасибо, я лучше буду терпеть Медузу Горгону. По крайней мере, к ней я уже привык.
  Софья спросила у Павла:
  - А ты где живешь? В общежитии?
  Павел серьезно ответил:
  - Бог миловал. У меня своя квартирка напротив "Каникул Бо-нифация".
  Внимательно глядя на Павла, Софья протянула:
  - Стра-анно... Я часто там бываю, но тебя почему-то не видела ни разу.
  Павел пожал плечами:
  - Может, и видела, да только не помнишь. Я вообще-то парень незаметный.
  Софья покачала головой, и комплимент уже почти сорвался с ее языка, но тут раздался телефонный звонок. Саша схватил трубку специально перенесенного в комнату аппарата:
  - Да! Да, это я. Да, я знаю, что Ника у вас. Чего вы хотите? При-ехали куда? Я ничего не буду делать, пока не услышу голос Ники и не буду уверен в том, что она жива и здорова. Хорошо, я подожду.
  Он зажал ладонью телефонную мембрану и быстро рассказал, что похитители требуют, чтобы Саша и Павел приехали по одному адресу. Сейчас он поговорит с Никой, и они решат, как быть.
  Видимо, в трубке возник голос Ники, потому что Саша убрал руку и заговорил:
  - Да, это я, милая. С тобой все в порядке? Что? Да, я запишу. Лариса и Лер Саловье, франклийская актриса. Да, он здесь. Хорошо, я передам. Я скоро приеду и спасу тебя!
  Он положил трубку и сказал Павлу:
  - Лариса просила передать, чтобы ты на некоторое время за-был о ее недостойном поведении, и выручил бы ее.
  Павел кивнул с непроницаемым видом, и Саша продолжил:
  - Сейчас мы с тобой поедем по адресу, который мне дали эти типы. - И, предупреждая возражение, готовое сорваться с губ Со-фьи, быстро сказал: - А ты останешься дома.
  Но убедить Софью в том, в чем она совершенно не желала убеждаться, было делом невозможным. Она только фыркнула в от-вет:
  - Почему это я должна оставаться дома?
  И быстро, пока Саша не успел разозлиться, продолжила (уже, правда, просящим тоном, а не пренебрежительным):
  - Саш, ну я же все равно пойду за вами. Если вы меня не возь-мете, я буду следить за вами, и обязательно попаду в какую-нибудь переделку.
  Саша поневоле задумался: ведь, чего доброго, попадет же в историю! Уже почти согласившись, он нерешительно посмотрел на Павла:
  - Ну что, возьмем ее с собой?
  Павел ответил, тщательно скрывая улыбку:
  - А куда ж мы денемся? Возьмем, конечно.
  ***
  Первой из "камеры" увели Лер. Это произошло уже после то-го, как Ника поговорила с Сашей по телефону и своими глазами увидела "фашистов" и "эсэсовца" Ханса.
  Вернувшись, Ника обнаружила, что Лер нет на ее убогой койке. Она спросила у Ларисы:
  - А где Лер?
  Лариса напряженно ответила:
  - Пару минут назад ее увели фашисты.
  - Куда увели?
  - Ну откуда я знаю!
  Голос Ларисы дрожал от едва сдерживаемых слез. Ника присела рядом:
  - Ну, успокойся, Лариса. Все еще будет хорошо. Я говорила сей-час с Сашей. Они собираются прийти сюда и выручить нас. Я плохо поняла, как именно, но надежда есть.
  Лариса истерично выкрикнула:
  - Им не спасти нас!.. Кто знает, куда увели Лер?! Может, она была права, и сейчас ее свежуют, как говяжью тушу!..
  Тут Ника не сдержалась. Изо всех сил она ударила Ларису по щеке:
  - Замолчи! Не смей даже думать такое!
  Мелкие злые слезы текли по щекам Ники, и тут уже Ларисе пришлось ее утешать.
  Между тем время шло, а Лер все не возвращалась. Девушки успели изрядно проголодаться, но еду им тоже не торопились нести. Поэтому, когда дверь скрипнула, открываясь, Ника с Ларисой обра-довались. Лариса даже сделала пару шагов к двери, что и предопре-делило ее дальнейшую судьбу.
  Двое дюжих парней, словно сошедшие с картинки в учебнике истории, схватили Ларису, что называется, "под белы рученьки", и вынесли из комнаты.
  Оторопевшая Ника не успела даже и глазом моргнуть, как дверь захлопнулась. Ника опустилась на кровать совершенно опусто-шенная и готовая уже разреветься. Но тут дверь опять открылась (Ника невольно подумала: "Прямо проходной двор какой-то..."), и вошла Лер. Целая и невредимая.
  Ника, хлопая ресницами, смотрела на франклийку. Та подошла к ней и задумчиво произнесла:
  - Знаешь, по-моему, они все там сумасшедшие...
  Ника, успевшая слегка прийти в себя, спросила:
  - И как же ты выяснила это, мадам комиссар Мегрэ?
  Лер присела на край кровати Ники и спросила, иронично вы-гнув бровь:
  - Ты полагаешь, что тут требуется ум комиссара? По-моему, достаточно просто один раз пообщаться с их главным.
  - А кто это? Ханс?
  - Да ты что! Ханс по сравнению с ним просто идеал здраво-мыслия! Это такой... дед... выпуска года этак тридцатого. Он по-мешан на идее Четвертого Рейха. Но, так как у него, по его же при-знанию, нет таланта ни Гитлера, ни Геббельса, ни даже Йоста, а на-род надо вдохновить, он ищет себе лидера.
  - В смысле?
  - Ну, если коротко, то доктор Шульц пытается вытащить одно-го из вышеперечисленных идеологов из прошлого.
  Ника скептически усмехнулась:
  - Он что, изобрел машину времени?
  Лер серьезно ответила:
  - Нет. Но... Ты слышала о генетической памяти?
  - Ну... да, слышала.
  - Этот доктор каким-то образом научился ее пробуждать. У не-го есть теория, что возможно "разбудить" память Гитлера, Геббельса или Йоста, спящую в их потомках или родственниках.
  - Ты шутишь?
  - Вовсе нет. Я расскажу тебе, что я увидела, когда попала под действие его машины...
  ***
  Валери сидела перед зеркалом в своей роскошной комнате и коротала последние часы своей жизни. Сегодня вечером за ней при-дут, и зловещее изобретение доктора Гильотена получит свою очередную жертву.
  Валери смотрела на себя и не могла наглядеться. Ну неужели это прекрасное тело скоро погибнет, эта хорошенькая головка со шлейфом медовых волос скатится в грубую корзину, и эти небесные глаза, пленявшие элегантных версальских кавалеров, померкнут навсегда? И ведь ей никто уже не поможет, никто. Просто некому. Язвительный красавец Рауль де Гриньи погиб, защищая мать и се-стру, светловолосый добряк Франсуа ла Ферзон казнен на про-шлой неделе, а остряк Жан д"Ариньяк поднимает восстание где-то у себя в Лангедоке.
  Валери грустно улыбнулась, вспоминая восторженного Андре де Гана. Как он целовал ее руки, обещая назвать ее именем целую страну! И сейчас этот мальчик ведет самую настоящую войну на три фронта, против Франклии, Бельгии и Фламандии. Войну за неза-висимость нового государства, названного Ичиганом. И Валери зна-ла, что это и в ее честь тоже.
  Она гордо вскинула подбородок. Да, она погибнет, но имя ее не исчезнет! И пусть все получится у этого мальчика...
  ***
  Ника помолчала, а потом тихонько спросила:
  - И что с ней стало? Ее казнили?
  Лер задумчиво ответила:
  - Что самое невероятное - нет. Валери ле Дечин была похищена из-под самого ножа гильотины. Ее спас тот самый Жан д"Ариньяк, и увез в мятежный Лангедок. Она вышла за него замуж, а ее внучка - моя бабушка, Франсуаза Саловье.
  - Значит, этот доктор... доктор...
  - Шульц, - подсказала Лер.
  - Да. Так этот Шульц действительно пробудил твою генную память...
  - Угу. Только он, похоже, слегка промахнулся во времени. Он же метил во вторую треть двадцатого века, а попал в конец восем-надцатого. Уверена, что сейчас он проделывает то же самое с Лари-сой.
  - А что помешало ему повторить эксперимент с тобой?
  - Ты думаешь, он не пытался? У него просто ничего не вышло.
  - Почему?
  - Н-ну... Я не уверена, что правильно поняла его. Похоже, что его машина не слишком совершенна. Она "обслуживает" одного конкретного человека только один раз. Помолчав, Лер грустно улыбнулась: - И потом, он не воспринимает нас как потомков фю-рера. Доктор Шульц просто... так развлекается...
  Ника поежилась:
  - И, как только это развлечение ему надоест...
  - Он избавится от нас, - закончила Лер...
  ... А Лариса сейчас забыла, что она Лариса, человек конца ХХ века, века батареек "Энерджайзер", сотовых телефонов и "Кока-Колы". Сейчас она была совершенно другой женщиной...
  ...Нина сидела на гладком, до блеска отполированном паркет-ном полу и плакала. Черное отчаяние сжимало ее сердце, и крупные слезы катились по бледному неподвижному лицу. Длинные черные волосы укрывали ее девически хрупкую, несмотря на рождение ребенка, фигурку. Как она гордилась этим когда-то! Тогда, когда все еще было хорошо. Тогда, когда все еще было...
  Нина дрожала - тонкий кружевной пеньюар совершенно не за-щищал от холода. Далекая потусторонняя мысль - "А вдруг кто-ни-будь войдет и увидит?.." И отчетливо-равнодушная - "Теперь уже все равно..."
  Полчаса назад она получила это письмо. Точнее, взяла его из отцовского кабинета, из ящика стола. Нина закрыла глаза, не в силах вынести сухого казенного тона: "Сожалею... известие печальное... Турецком фронте... как герой... обороне Шипки... крепитесь...". И вот теперь она сидит здесь и не знает, что делать.
  Решение пришло к ней внезапно. Нина порывисто вскочила и побежала к детской. Сонюшка спала в своей кроватке, и вид детско-го беззащитного личика тронул что-то в ее душе. Едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания, Нина вышла, почти выбежала из дет-ской, и прижалась к стене в коридоре. Глаза закрылись сами собой, а сухие губы зашептали:
  - Прости меня, Господи... Я намерена совершить грех. Не оставь милостью мою доченьку... и отца... Я не могу иначе! Я жила для него, я дышала только для него, я без него не смогу... Не смогу, Господи...
  Сотрясаемая рыданиями, Нина сползла по стене на пол и на некоторое время там затихла. Потом медленно поднялась и пошла к кабинету отца. Там, в левом верхнем ящике бюро лежит его пистолет...
  Через пару минут прогремел выстрел, и Нина Волкова упала на пышный самаркандский ковер. Упала, чтобы уже не встать никогда...
  ***
  За Никой пришли минут через десять. Она уже знала, что ей предстоит, и не сопротивлялась. Ее привели в большую комнату, посреди которой стояли внушительных размеров двухтумбовый стол, пара стульев и странное приспособление, с первого взгляда на-поминающее стоматологическое кресло с нависшей над ним меша-ниной разноцветных проводов. Видимо, это и была та самая машина.
  За столом сидел доктор Шульц - сгорбленный, сухощавый старик. За его спиной стоял уже знакомый Нике белобрысый мужчина с рыбьими глазами и плохо замаскированным страхом на лице. Ханс.
   Доктор Шульц сухо произнес на английском:
  - Садитесь, Ника.
  Ника осторожно опустилась на стул, а он продолжил, холодно блеснув безумными глазами:
  - Надеюсь, эта маленькая франклийка уже успела достаточно рассказать, и вы не станете сопротивляться, как ваша предыдущая... гм... коллега.
  - А что, Лариса сопротивлялась?
  Шульц внезапно развеселился:
  - Еще как! Она набросилась на беднягу Ханса, как разъяренная пантера. Он еле впихнул ее в кресло. Ну, а дальше дело техники. Стоило включить машину, и она затихла. К сожалению, я опять про-махнулся, и угодил куда-то на рубеж 19 и 20 веков, не знаю точно. Оказывается, одна из женщин ее рода застрелилась после того, как ее муж погиб на войне. - Шульц мерзко ухмыльнулся и добавил: - Не удивлюсь, если через пару недель она повторит судьбу той неведо-мой женщины.
  Ника, стараясь сохранить спокойствие, спросила:
  - Что вы имеете в виду?
  Шульц разразился хриплым каркающим смехом:
  - Что я имею в виду!!! Ханс, ты объяснишь ей? Ха! Ха!
  Ника увидела, как задергалось бледное, ставшее чуть зелено-ватым от ужаса лицо Ханса, и невольно отшатнулась. Шульц, заме-тив ее испуг, закаркал пуще прежнего:
  - Ханс, она тебя боится! Хо! Хо!!
  И, внезапно оборвав смех, что оказалось даже ужаснее, про-должил доверительно:
  - Ханс был моим первым удачным экспериментом. Первым, ко-го я вытащил из Второй мировой. - Тон его сделался мечтательным: - Если быть точным, из 1941 года, самого триумфального во всей русской войне. Дед Ханса замерз в снегах под Москвой, а я пробу-дил его память и ужас смерти от холода в его внуке. И теперь он ис-пытывает все чувства своего деда, и в положенный срок замерзнет.
  - Но почему?!
  Доктор Шульц подробно и с научным обоснованием объяснил ей, что "вытащенная" личность сильно влияет на личность "настоя-щую", а слабую личность подавляет вовсе. Ханс полностью подпа-дал под второй случай, и штурмбанфюрер СС Йохан Фукс почти вытеснил либерала Ханса Вульфа из их общего сознания, оставив от него только страх перед Шульцем.
  - Так что не стоит связываться с моим Хансом, Ника. - И противный старикашка обыденно предложил: - Ну-с, прошу в кресло.
  Ника посмотрела на подобравшегося Ханса и покорно села в кресло, которое уже успела обозвать "пыточным". Шульц, закреп-ляя какие-то проводки у нее на голове, радостно бормотал:
  - Ну, уж теперь-то я не ошибусь! Я попаду в период войны, обязательно попаду!
  И попал, в этом Ника убедилась самолично...
  ***
  Василинка бежала по лесу, задыхаясь и с трудом сдерживая рвущееся из груди сердце. Влажный мох мягко пружинил под нога-ми, но колючки исправно впивались в ноги, а ветки деревьев цепля-лись за одежду и длинные темные волосы, выбившиеся из косы. Уте-шало только то, что ее преследователям приходилось сейчас намно-го хуже - их грубую ругань можно еще услышать. Внезапно Василин-ка оступилась и рухнула в неизвестно откуда взявшийся овражек.
  У нее хватило ума сдержать крик боли, и девушка сжалась в комок, забившись под корни огромной сосны. Солдаты шумно протопали мимо, даже не заметив провала, но Василинка долго еще не решалась покинуть свое убежище.
  Казалось, прошла вечность, прежде чем она пошевелилась. И тут же вскрикнула от нестерпимой боли, пронзившей правую лодыж-ку. Торопливо ощупав ногу, Василинка убедилась, что это, к счастью, не перелом, а всего лишь вывих, но самостоятельно она уже отсюда не выберется. И теперь ее ждет мучительная смерть от голода и жа-жды. Точнее, только от жажды, а от голода загнется уже ее бесчув-ственное тело.
  Первые три часа она пыталась, стиснув зубы, выбраться из ямы, в которую угодила. Василинка прокусила губы до крови, расцара-пала руки и лицо, порвала одежду, но так и не смогла вылезти.
  На вторые сутки все, что содержало влагу - мох, зеленые листья и даже тонкие ветки - все ощутило на себе жажду молодого организ-ма. Ночью Василинка уже галлюцинировала. Ей привиделся дед, погибший на гражданской, отец и мать, расстрелянные фашистами, и бабушка, повешенная ими напротив сельсовета. Поэтому, когда утром в яму спрыгнул Андрей Баюл, который уже полгода как ушел в партизаны, и, по слухам, погиб, Василинка приняла его за оче-редное видение. Но Андрей не захотел считать себя галлюцинацией, и выволок ее наверх.
  Потом он поил ее родниковой водой из фляжки, потом вел какими-то звериными тропами вглубь леса. Так Василинка и попала в партизанский отряд имени красного командира Щорса...
  ***
  Саша, Павел и Софья издалека увидели этого человека. Он сто-ял перед тем самым ангаром, адрес которого назвала Ника, и не-доуменно щурился на непритязательное здание.
  Саша первый понял, кем он может быть - ведь вместе с Никой и Ларисой была еще и франклийская актриса. Подойдя к нему, Саша негромко спросил:
  - Ты, видимо, за Лер Саловье?
  Парень резко обернулся и ожег Сашу холодным взглядом льдистых изумрудно-синих глаз:
  - Ler? Do you know Ler?
  Саша протянул:
  - Ага... Так я был прав. - И перешел на английский: - Нет, лично я с ней не знаком. Но кое-что о ней знаю.
  Парень настороженно спросил:
  - Откуда?
  Саша легкомысленно взмахнул рукой:
  - А, она там вместе с моей девушкой. - И представился: - Я Александр. Вон стоят мои друзья, Павел и Софья.
  - Я - Никэльс. Зовите меня просто Ник.
  И они пожали друг другу руки.
  К ним подошли Павел и Софья, и Никэльс вежливо наклонил голову:
  - Пол, Софи... Разрешите представиться - Ник. Мы с Алексом уже поговорили, и выяснили, что у нас есть общее дело.
  И Софья, и Павел прекрасно поняли его - оба неплохо знали английский. Павел спросил:
  - Там у тебя тоже девушка?
  - Да.
  Саша бодро призвал:
  - Так чего же мы стоим? Вперед, спасать девочек!
  И, решительно подойдя к воротам, забухал кулаком по тронуто-му ржавчиной железу. Софья, с интересом наблюдавшая за его действиями, слегка насмешливо спросила:
  - И ты думаешь, тебе откроют?
  Саша, не прерываясь, жизнерадостно кивнул:
  - А как же!
  И, как ни странно, оказался прав. Спустя пару мгновений воро-та распахнулись, и на пороге оказались двое белобрысых парней, одетых в фашистскую форму, со свастикой на рукавах. От неожи-данности Саша даже впал в секундный ступор, чем и воспользова-лись "фашисты". Они ловко втянули Сашу внутрь и недвусмыс-ленным жестом поманили туда же остальных.
  Павел, Софья и Ник послушно вошли. Их сразу же разделили: Павла и Софью втолкнули в какой-то чулан, а Сашу и Ника провели в кабинет с машиной.
  Войдя, Саша окинул взглядом помещение, оценил силу "эсэсовца", усиленную ужасом, безумный взгляд сидящего за сто-лом старика и зловещее сооружение в углу, и легко спросил:
  - Вы - похитители наших девочек?
  Старичок заговорил по-английски:
  - Что вы спросили?
  Ник процедил сквозь зубы:
  - Он спросил, это вы воры?
  Старик визгливо закаркал, и Саша не сразу понял, что это смех. А когда понял, безумец резко смолк и спокойно сказал:
  - Меня зовут доктор Шульц. А у вас, молодые люди, очень хорошенькие подружки.
  Ник вспыхнул и попытался рвануться к Шульцу, но Саша его удержал:
  - Спокойнее, Ник, спокойнее. - И спросил: - Шульц, зачем мы вам понадобились?
  Шульц объяснил им, что ищет потомка или хотя бы родствен-ника Гитлера, и посетовал, что никак не удается ему попасть в нуж-ное время.
  - Даже эта Ника! Я попал в сорок первый, но она оказалась партизанкой. Такое разочарование!
  Саша нетерпеливо спросил:
  - Ну, мы-то здесь при чем?
  - Ну как же! Вы, может быть, и есть потомки или родственни-ки, пусть и дальние, великого фюрера. Я вас специально искал. Ну, кто из вас первым решится сесть в кресло, м?
  Саша уже открыл рот, но Ник отодвинул его и решительно прошел к машине:
  - Как этим пользоваться?
  Саша закрыл рот и сердито на него посмотрел, но промолчал. Шульц выбрался из-за стола и радостно запрыгал вокруг Ника, усаживая того в кресло и закрепляя на его голове проводки.
  Саша сделал осторожный шаг к двери, но Шульц строго сказал:
  - И не думайте, Александр. Или ваша Ника не доживет до вече-ра.
  Саша только досадливо поморщился и вернулся к столу.
  Шульц включил машину, и Ник растворился в чужой сущно-сти...
  ***
  Джек лежал в грязной яме и пытался прикинуться комком зем-ли. Точнее, то была старая воронка с большой лужей на дне и скольз-кими глинистыми стенами. Где-то совсем близко раздавались голо-са фашистов. Сейчас, весной сорок четвертого, они особенно люто-вали, и Джек знал - попадись он им, никакая Женевская конвенция не спасет его от концлагеря.
  Не успел он додумать эту мысль, как сверху посыпалась земля, и довольный голос произнес на скверном английском:
  - Ню, мистар О"Лири, вот вы и попалися...
  Следующие полтора месяца были сплошным кошмаром. Ежедневные допросы, пытки, из которых самая милосердная -прижигание сигаретой, голод и полное отсутствие человеческого общества, свежего воздуха и света... Потом еще полгода в грязных бараках, провонявших мочой и свежей кровью, среди сломленных людей, практически полутрупов, и постоянные избиения. В этом лагере были собраны англичане, и Джек постоянно натыкался на косые взгляды, в которых без труда читал: "Проклятый ирландец, фашистский шпион..." Даже здесь, среди сотен людей, он оставал-ся одиноким. И только ненависть не дала ему сломаться и кинуться на колючую проволоку.
  Но Джек держался. Держался на одном своем ирландском упрямстве. И именно это упрямство и помогло ему. В один из дней, когда его вызвали на допрос, он сумел при пытке притвориться мертвым. И крышка бы Джеку О"Лири, майору военной разведки, высокому и некогда сильному мужчине тридцати четырех лет от ро-ду, если б врач не оказался в это время у постели простудившегося начальника лагеря.
  Эсэсовцы не стали утруждать себя проверкой подлинности смерти заключенного и, для порядка ткнув ему в грудь железным ломом, бросили в грузовик на груду трупов.
  Собственно, Джеку повезло трижды: врач ушел к начлагеря, лом скользнул по ребрам и не задел внутренних органов, и, самое главное - здесь не сжигали трупы, а хоронили. И, трясясь на грузовике на сотне окоченевших мертвецов, Джек смотрел в бездонное осеннее небо и думал о жизни и свободе...
  ***
  Доктор Шульц был в ярости.
  - Как же так!!! Я же тщательно настроил машину! И этот чертов ирландец был самым многообещающим экземпляром!.. И такое разочарование...
  Шульц успокоился так же внезапно, как и разъярился:
  - Ну ничего, у меня есть еще три попытки. Ханс, вытащи материал из кресла.
  Ханс подошел к Нику и наклонился над ним. Но Ник встал сам, и, чуть пошатываясь, подошел к Саше. Тот сказал:
  - Твой дед был настоящим героем. Какое мужество надо иметь, чтобы отважиться на ТАКОЙ побег!
  Ник ошеломленно воззрился на него:
  - А ты-то откуда знаешь?
  - А у нашего доброго доктора Шульца есть очень симпатичный мониторчик на столе. Он каким-то образом воспроизвел все то, что ты ощущал. - И Саша обратился к старику: - Видимо, теперь моя очередь?
  Шульц мрачно кивнул:
  - Именно. Проходите, Александр, устраивайтесь поудобнее.
  И последнее, что услышал Саша перед тем, как тьма окутала его сознание, было мерзкое хихиканье Шульца...
  ...Мир колыхался перед глазами Алехандро. Дробный перестук каблуков в зажигательном ритме пасадобля, напряженные и страст-ные лица танцоров на площади... Он ухватился за эти ощущения, удержал в их сознании, и постепенно пришел в себя. И тут же услы-шал взволнованный шепот соседки слева:
  - Не правда ли, занимательное зрелище, дон Алехандро?
  Так. Значит, он - дон Алехандро Антонио Хорхе Диего Рафаэль Федерико де Кастильо-и-Мартинес, один из самых знатных людей Мадрида. Алехандро полностью пришел в себя, и произнес с чуть заметной насмешкой в голосе:
  - Сколь занимательное, столь и греховное, донья Лусия. Эти цыганские пляски... Ваш отец бы не одобрил этого.
  Донья Лусия, перезрелая особа лет сорока, захихикала:
  - Но ведь он же не узнает! О, смотрите, дон Алехандро! Сейчас они поприветствуют немецкого посла. Во-он он, у трибуны.
   Танцоры на площади на мгновение замерли, и в воздухе раз-неслось рубленое "Хайль!". Алехандро едва заметно поморщился - наци все больше раздражали его. Он знал, что русские ведут войну с фашистами, и всерьез собирался присоединиться к коммунистам...
  ***
  Чуланчик оказался не просто маленьким - крошечным. Здесь, видимо, раньше хранили свои инструменты уборщики, и вдоль сте-нок остались полки. Стоять здесь можно было только вплотную друг к другу. Софья и Павел стояли именно так.
  Какое-то время они молчали, а потом девушка прошипела с максимальной вежливостью, на какую была способна в таком положении:
  - Павел, пожалуйста, не прижимайся ко мне так сильно.
  Полузадушенным шепотом он ответил:
  - Прости... Но тебе придется потерпеть, пока за нами не придут.
  Софья трагически вздохнула:
  - О-о...
  Он быстро переспросил:
  - Что "о-о"? Тебе настолько неприятно мое общество? Извини, но я не властен этого изменить.
  - Да нет... Просто неудобно.
  Они помолчали, а потом Софья попросила:
  - Павел, расскажи о себе. Как ты познакомился с Сашей?
  - Ну как... Обыкновенно. Мы работаем вместе. А вот ты как познакомилась с ним? Вы же вроде никак не соприкасаетесь в повседневной жизни.
  Софья протянула:
  - Н-ну... Это занимательная, почти детективная история. Все началось с того, что Ника встретила на улице старшего брата своей бывшей одноклассницы...
  Дослушав до конца, Павел присвистнул:
  - Да, история действительно занимательная...
  Он не успел продолжить свою мысль, потому что дверь чу-ланчика распахнулась, едва не съездив ему по носу, и чьи-то силь-ные руки выдернули Павла наружу. Дверь тут же захлопнулась, и Софья осталась одна в пыльном мраке...
  Входя в комнату, Павел услышал визгливый вопль на английском:
  - ...испанец?! Почему?! Ведь все же совпало!.. Ну скажите, Александр, откуда в вашей русской родословной взялся испанец?!
  Вопль исходил от щуплого старичка с всклокоченными седыми волосами. Саша ответил ему, ответил с легкой, чуть жалостливой насмешкой:
  - А не было никакого испанца, доктор Шульц. Был Александр Петрович Сиверцев, российский резидент в фашистской Испании... Мой дед и дважды герой России.
  Последняя фраза прозвучала столь явной издевкой, что Павел совершенно не удивился ни смешку, вырвавшемуся у Ника, ни то-му, что доктор Шульц взревел дурным голосом:
  - Ха-анс!!! Убрать!!!
  И человек в форме эсэсовца вытолкал из кабинета Сашу и по-мирающего от смеха Ника прямо в "дружеские объятия" тех самых белобрысых "фашистов", что доставили Павла сюда. Саша успел крикнуть, прежде чем их уволокли:
  - Удачи, Пашка!
  Павел довольно быстро понял, чего хочет от него доктор Шульц, и без возражений, даже с интересом, опустился в кресло. Пара ми-нут - и он уже не Павел Прямко, а Максим Середа, старший брат быстроглазой Ольги, будущей бабки Павла...
  ...Максим изо всех сил старался не смотреть в водянистые гла-за стоящего перед ним немца - совсем мальчишки, с худой длинной шеей и торчащими вихрами, лопоухого и щуплого. Но на плечах замызганной гимнастерки этого юнца красовались погоны обер-лейтенанта, и Максим должен был допрашивать его. Единственным офицером в селе был Йохан Шульц, изверг и садист, а этот мальчик нисколько не походил на него. Ему было лет восемнадцать на вид, и он был очень напуган.
  Максим поморщился и покосился на политрука Сергиенко. Вот у кого вид всегда невозмутимый! За три года войны Василь Сергиенко научился видеть в немцах только врагов, и уже не вздра-гивал и не отворачивался, присутствуя на расстрелах. Вот и сейчас политрук смотрит на пленного парнишку тяжелым взглядом, и пока не сомневается в том, что стоящий перед ним хилый немец и есть тот самый Йохан Шульц, за головой которого партизаны охотятся уже полгода.
  Максим наконец решился и глянул в пустые, испуганные глаза мальчишки, назвавшегося Фрицем Вульфом. Конечно, он понимал, что Фриц Вульф - примерно то же, что и Петя Иванов, но раз в кои-то веки Максиму хотелось поверить пленному. Он слушал, как Серги-енко загоняет того в угол своими быстрыми, жесткими вопросами...
  Как у пленного в руках оказался пистолет - не понял ни Сер-гиенко, ни его командир. Просто растяпа-конвойный не заглянул за голенища разбитых кирзачей обер-лейтенанта. И испуганный маль-чик мгновенно обернулся жестоким убийцей. Он всадил в политру-ка всю обойму, а последней пулей подранил и Середу. Позже Мак-сим узнал, что ушедший от отряда фашист действительно был тем самым Йоханом Шульцем, который сжег двадцать человек, в том числе девять женщин и пять детей в возрасте от года до пяти лет...
  ***
  Ника и Лер сидели на одной кровати, прижавшись друг к другу и испуганно смотрели на беснующуюся Ларису. Она металась по комнате, швыряясь подушками и выкрикивая какие-то бессвязные слова. Потом она вдруг запнулась о распотрошенную подушку и грохнулась на пол, изо всей силы приложившись виском о край кровати.
  Лер побежала к ней, а Ника даже не двинулась с места. И совер-шенно не удивилась, когда франклийка подняла на нее ставшие огромными от ужаса голубые глаза:
  - Она мертва. Ударилась виском.
  Ника прошептала помертвевшими губами:
  - Сбылось проклятие адской машины...- И выкрикнула, ярост-но выплескивая весь свой страх, гнев и злость: - Проклятый колдун!!!
  Лер, естественно, не поняла (потому что Ника и шептала, и кричала по-русски), и спросила:
  - Что ты говоришь?
  Эти простые слова отрезвили Нику, и она постепенно успокои-лась, глубоко дыша. Но ответить Лер она не успела - дверь снова от-крылась, и в комнату вошли двое парней. Один из них был Саша; а второго Нике помогла идентифицировать Лер, бросившись к тому на шею со слезами на глазах:
  - Ник!
  Саша с первого взгляда понял, в каком состоянии Ника, и подошел к ней сам. Он сел рядом, провел нежно по ее щеке и вдруг прижал девушку к своей широкой груди:
  - Поплачь, девочка моя...
  И Ника заревела, уткнувшись носом в его пропахшую горелой изоляцией и застарелой смазкой кожаную куртку. Саша молча гла-дил ее по светлым волосам и ощущал, как сжимается от нежности сердце, а горло перехватывает яростное желание уничтожить того, кто заставил плакать эту девушку, такую сильную и невозмутимую снаружи, и такую хрупкую и беззащитную внутри.
  И тут он увидел Ларису. И как-то сразу понял, из-за чего рыда-ют девушки. Он позвал Ника, и они подошли к лежащему на полу телу. Убедившись, что Лариса мертва, Саша подошел к двери и за-колотил кулаком по дереву:
  - Эй, кто-нибудь! Заберите труп!
  Но никто не отозвался. Саша пожал плечами и как следует на-лег на дверь. Та с треском вылетела из пазов. Прижав руку к груди, он театрально поклонился:
  - Прошу, сеньоры и сеньориты!
  Ник фыркнул:
  - Тоже мне, герой Российской Испании...
  Саша засмущался и шаркнул ножкой. Из всей этой сцены Ника заключила, что Саша и Ник нашли общий язык не только в лингвис-тическом плане...
  ...Когда обе парочки добрались до кабинета доктора Шульца, они обнаружили у порога хладное тело Ханса. Причем "хладное" в полном смысле этого слова. Ник быстро проверил пульс и тихо ска-зал:
  - Мертв. Притом, скорее всего, замерз.
  Саша мрачно протянул:
  - Та-ак... Ну и что же это значит?
  Он ни к кому конкретно не обращался, и потому был более чем удивлен, когда Ника ответила ему:
  - Пожалуй, я смогу объяснить... Наверное, у Ханса вышел срок. Дело в том, что тот предок, чью память "читала" машина Шульца, оказывает сильное влияние на личность. Дед Ханса, настоящий эсэ-совец, замерз зимой сорок первого под Москвой, и Ханс повторил его смерть. Может, и с Ларисой случилось что-то подобное.
  Саша встревоженно спросил:
  - А твой предок?..
  Ника улыбнулась:
  - Не волнуйся, моя бабушка благополучно живет на Украине и готовится отметить свое семидесятивосьмилетие.
  Саша облегченно вздохнул и открыл дверь.
  Внутри было три человека: Софья в кресле, опутанная про-водами, доктор Шульц за столом, и Павел, держащий пистолет у ви-ска Шульца. Лицо бледное, голубые глаза сверкают, из угла рта те-чет струйка крови. Но руки не дрожат, и он явно готов выстрелить. Шульц перепуган до смерти. И оба не отрывают взглядов от мони-тора на столе...
  ***
  ...Моника уже три дня не выходила из своего подвальчика. На улице постоянно гремели взрывы - наверное, Варшаву снова бомби-ли. Свернувшись в клубочек на остатках тахты в самом темном углу, Моника нервно терзала незаплетенные концы длинных светлых кос. От того, кто первым войдет в ее подвальчик, фашисты или русские, зависит не только судьба, но и жизнь двадцатичетырехлетней польки.
  И, когда за хлипкой дверкой раздались голоса, ясно матерящиеся по-русски ("Это они о ведро с землей споткнулись", - поняла Моника), по ее бледному лицу покатились крупные слезы - слезы облегчения. А красные звездочки на пропыленных пилотках солдат, ворвавшихся в подвальчик, окончательно убедили Монику. Она на глазок опре-делила среди них командира (разумеется, по чистой случайности он оказался самым симпатичным), и в тот момент, когда он приблизил-ся к ней, Моника потеряла сознание...
  ...Несмотря на всю трагичность ситуации, Павел не удержался от реплики:
  - Ну и бабушка у нашей Софьи... Внучка вся в нее!
  Софья открыла глаза, оценила ситуацию и деловито принялась отдирать от головы проводки. В тот момент, когда она присоединилась к друзьям, Павел отступил от Шульца, все еще держа его на мушке. Шульц дернулся было встать, и Павел выстрелил рядом со стулом:
  - Сидеть, обер-лейтенант! На этот раз ты не уйдешь от меня...
  Шульц побелел, как стена:
  - Но... Командир, вы же не застрелите слабого беззащитного старика?
  Павел зло усмехнулся (Саша никогда не видел его таким):
  - Однажды я уже пожалел слабого беззащитного мальчишку, и это обернулось смертью моего лучшего друга.
  Шульц возопил:
  - Пощадите!
  И упал грудью на стол.
  Последовавшие за этим два выстрела слились в один. Павел, отчаянно матерясь, упал на пол с простреленной ногой, а Шульц откинулся на спинку стула с аккуратной дырочкой во лбу.
  Софья и Саша бросились к раненому. И, пока Саша перетяги-вал ремнем Павлу ногу выше раны, Софья сказала:
  - Всем женщинам в нашей семье всегда жутко нравились мужчины, умеющие красиво материться...
  И Павел захохотал, перемежая смех со стонами боли.
  ***
  Ни Ханса, ни Ларису, ни, тем более, Шульца никто никогда не искал. Дьявольская машина безумного доктора была погребена в пламени случайного взрыва, мастерски устроенного сотрудником Интерпола Никэльсом О"Лири (разумеется, машина была уничтожена вместе со зданием и тремя трупами внутри).
  Лер и Ник на следующий день улетели в Париж, Ника с Сашей махнули на Украину - на день рождения ее бабушки Василины, Павел лежал в больнице, а Софья все каникулы исправно его навещала...
  
  Алматы, 1999 -2004.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"