Жил был мальчик. Жил он бедно. Наверное, его семья была одной из самых бедных на улице. Их семья жила так бедно, что фрукты мальчик видел только на Новый год, ну, вы знаете, эти подарочные наборы, полные конфет и пары мандаринок. Вот и все. И ладно только фрукты, мальчик часто ловил себя на мысли, что просто голоден. Особенно было тяжело зимой, холод пробирался сквозь тоненькие и старые одежонки и, казалось, охватывал все тело мальчика.
И может мальчик бы и не обращал внимание ни на холод, ни на бедность, если бы ему на это не указывали мальчишки со двора, которые каждый раз беспощадно дразнили его.
В один из морозных дней мальчик шёл и ужасно хотел есть. Он проходил мимо помойки полной разного хлама и остановился возле одной из куч. Он заметил на грязном снегу огрызок яблока. Огрызок выглядел чистым. Он огляделся по сторонам, в желудке громко заурчало. Недолго думая, мальчик поднял со снега огрызок и откусил. Он съел весь остаток яблока до конца, и косточки, и даже хвостик, все было в этом огрызке было вкусным, потому что он не помнил ел он в тот день или нет. И он бы ещё простоял какое-то время, смакуя послевкусие этого ледяного огрызка, как если бы не смешок позади. Это были мальчишки со двора.
- Ха-ха! Да, ты ещё и побираешься! Так низко ты ещё не падал! - закричал один из них, с самый старший, в новой куртке и зимних кроссовках.
Мальчик повернулся и покраснел. Он знал, что они все видели, эти мальчишки, и ему нечем крыть. Он не выше, не сильнее ни одного из них. Он видел, как они стали подходить ближе и побежал. Бежал он долго. Он слышал их тяжелые шаги позади, слышал их крики и улюлюкание, и просил молил кого угодно, чтобы это все было неправдой, что это ему только снится. Он бежал так долго, что у него болела грудь, горло, горели от холода уши, щеки обжигали слезы. Как? Как он теперь появится во дворе? Он не сможет избегать их вечность, он не сможет ничего отрицать. И вдруг ужас охватил его, и он вспомнил про школу. Как же он мог так оплошать? Он хотел злиться на себя, хотел бить себя от досады, но потом вспомнил вкус этого огрызка яблока и понял, что оно того стоило. Где-то там глубоко в душе он знал, что оно того стоило.
Он стал оглядываться, где он находится и понял, что оказался на центральном кладбище. Наверное, это и помогло ему оторваться от мальчишек. Здесь он себя чувствовал намного свободнее, здесь ещё можно поживиться конфетами в любое время года. Он шёл среди памятников, тут и там подбирая конфеты, разворачивал их, совал торопливо фантики в карманы и жадно ел.
- Стой, где идёшь, - вдруг он услышал голос из ниоткуда.
И остановился. Кладбище как-никак, мало ли.
Вокруг стояла тишина, стемнело.
Ему следовало бы возвращаться домой.
- Никуда ты не уйдёшь, - прогремел голос, так громко, словно у него в голове.
- Кто ты? Почему не уйду?
- Тебе некуда идти.
- Есть, я домой пойду.
- У тебя нет дома, - продолжал греметь голос у него в голове. И тут ему стало холодно, по-настоящему. И мальчик побежал. Он не разбирал дороги, спотыкался о памятники, пытался кое-как ориентироваться, но никак не мог найти выхода из кладбища, хотя знал их все.
- Помогите! Помогите! - мальчик кричал так долго, как только мог. И в итоге, когда уже не чувствовал сил, опустился на скамейку между могил.
- Тебе никто не поможет, - спокойно проговорил голос.
- Кто ты? Что тебе надо?
- Я Отец яблок. И мне нужна плата.
- Кто? Какая плата?
Мальчик пытался сдержаться, но слезы предательски наворачивались на глаза.
- Ты не увидишь дома, пока не принесёшь плату. Ты уйдёшь сегодня с кладбища и принесёшь завтра плату, и тогда ты и твоя семья будут сыты.
- А если я не соглашусь?
- Ты можешь не согласиться. Но подумай.
Мальчик ушёл. Как и обещал Отец яблок, он не смог дойти до дома. Он просто его не нашёл на обычном месте. И пошёл бродить куда глаза глядят по двору. Через пару кварталов он увидел компанию мальчишек, которые дразнили его. И услышал в себе голос: "плата".
Он почувствовал силу, он не знал: от голоса он ее почувствовал или она в нем появилась. Сила чувствовалась в каждом его шаге, в руках, в спине, и даже в шее. Он уверенной походкой направился к компании. И чем ближе он подходил в своей тоненькой куртке, тем не увереннее становились смешки его обидчиков. Пока до них не осталось всего пяти шагов. Тогда он взревел и побежал на самого высокого. И руки его стали ветвями, и ноги его стали корнями, и он вспахивал каждым шагом асфальт, и ветви схватили мальчишку в новых кроссовках за шею. Остальные испугано разбежались. Мальчик сказал голосом Отца яблок: "плата". И сжал ветви вокруг шеи обидчика ещё крепче. Тот завертелся и не мог выговорить ни слова, он краснел и задыхался.
- Плата, - повторил Отец яблок и разжал ветви, - обидчик безвольно упал на асфальт.
Отец яблок стал мальчиком опять и пошёл на кладбище.
- Ты принёс плату? - спросил голос в его голове.
- Принёс.
- И где она?
Мальчик посмотрел себе под ноги, на них были новенькие зимние кроссовки.
- Молодец, - проговорил голос в голове.
И мальчик пошёл домой.
Плата
- Плата, мальчик, плата, я жду от тебя платы, - сказал голос Отца яблок в голове подростка. Он торопился этим осенним днём в школу. Скоро будет год, как он получил силу Отца яблок, уже почти год как его семья не голодала, но мальчик решил бороться с этой силой у себя в голове, он решил не платить.
- И с чего ты взял, что у тебя получится? - издевался дальше голос Отца яблок, пока мальчик бежал по лужам и старался, всеми силами старался держать в себе это все.
- Что все?! Что все?! Скажи это в слух, ты трус! Ты не сможешь долго меня сдерживать! Я был и буду на этой земле столетия после тебя, и если я захочу - и при этих словах правая рука мальчика резко превратилась в огромную ветвь, он поморщился и ветвь снова превратилась в его руку, - и если я ЗАХОЧУ, ты будешь делать как я тебе сказал!
Ноги мальчика резко превратились в корни и прорыли асфальт на три метра вперед. Хорошо, что никого не было на улице.
- Нет! - крикнул у себя в голове мальчик, - нет! - он остановился, и стал дышать, глубоко, он закрыл глаза и пытался отвлечься, найти уголок в своём разуме, где помещалось что-то спокойное. Он вспомнил лето, он вспомнил речку, как они ездили на рыбалку, как там было тихо, как спокойно, он сидел с удочкой в руках и глядел на поплавок. Тот мерно покачивался на водной глади, мальчик почувствовал запах речки, камней вокруг, он услышал, как волны ласкали камни у его ног. Он открыл глаза и увидел свои ноги в кроссовках на асфальте. Как-будто ничего и не было, только колея развороченной дороги впереди.
-Ты думаешь, что это так просто? - продолжил голос Отца яблок. -- Нет, я не думаю так, - мальчик продолжил свой путь к школе.
- Ты прекрасно знаешь, что за все надо платить!
- Я не просил тебя в мою жизнь. Я не просил этого! - крикнул в своей голове мальчик, и он увидел, как его ладонь покрылась корой. Он погладил другой рукой это место, кора исчезла. Он огляделся вокруг, видел ли кто это? Нет, все шли по своим делам, в наушниках. Он подходил к школе.
- Ты неблагодарный ребёнок! Плата будет сегодня, хочешь ты этого или нет! Час пришёл!
Мальчик зашёл в здание школы. Он чувствовал, как от криков Отца яблок у него вся спина покрылась корой, он не знал, сколько сможет это сдерживать. Но он не мог больше, не мог больше делать того, что требует Отец яблок.
Он встречал одноклассников, те оборачивались на бледного мальчика и даже не стали его дразнить, что-то в его виде подсказывало им, что его не стоит трогать. В его кругах под глазами, отрешенном взгляде, в опущенных плечах - что-то в этом говорило детям вокруг, что парню достаётся и без их издёвок.
Он прошёл в класс и сел на своё место. Он чувствовал, как волна злости поднимается в нем, не его злости, а Отца яблок. Того самого духа, который был на этой земле ещё до того, как пришли первые люди, ещё до того, как они построили город, ещё до того, как они вырубали его сады, ещё до того, как они продолжают топтать и не ценить его плоды, и называть город ЕГО именем!
- Итак, у нас сегодня контрольная, - начала учительница и перешла к объяснениям условий, - мальчик слушал ее голос и для него это звучало, как радио в соседней комнате, он изо всех сил старался вникнуть в то, что она говорит, чтобы отвлечься от той ярости, что только набирает в нем силу.
- Если ты будешь сопротивляться, то будет хуже, - шепнул, втаптывая каждое слово в голову мальчику, Отец яблок.
- Итак, убираем тетради и достаём двойные листочки... - учительница где-то в другой вселенной.
Он смотрел на неё, на ее блузку, очки и пытался зацепиться взглядом хоть за одну деталь, только одну, когда все произошло.
Он увидел, как выросли его руки в ветви, как пронзили собой нескольких детей, один за другим. Мальчик видел брызги крови, он видел, как из его ног появились корни и они перевернули парты вокруг, он услышал как вылетели окна, как посыпались осколки на пол, как слетела доска на пол. Вся комната превратилась в хаос, кровь, и крики.
- Итак, первое задание будет на странице 84, - есть, он видит учительницу, он держится за деталь взглядом, это блик на ее очках, он держится всем своим существом за этот блик и возвращается назад, в реальность. Он чувствовал, что злость никуда не делась, его ноги покрылись корой под школьной формой, и ему было тесно в кроссовках, так как там рвались наружу корни. Но он будет изо всех сил держаться за этот блик на очках учительницы, потому, что это единственное, что может спасти его класс, остановить то, что он только что увидел. Он увидел то, что с ними сделает Отец яблок.
- Кайрат? Что с тобой? Ты меня слушаешь?
- Да, Татьяна Николаевна, - ответил мальчик, стараясь не отводить взгляд от блика на ее очках.
- Ну- ка повтори то, что я сказала.
Он повторил слово в слово за ней, как автоответчик.
Она посадила его.
- Всем все понятно? Тогда пишем, у вас есть 40 минут.
- Ты не сможешь меня долго сдерживать, - проговорил голос Отца яблок, - я чую кровь, и я ее получу.
- У меня сорок минут, - мальчик начал писать задание, он знал, что пока он в безопасности, пока он держится за что-то в этой реальности. Сейчас это тиканье часов, он концентрируется на нем. Тиканье часов против силы, которая готова разорвать весь класс на части. А пока ему надо учиться.
- Тик, так, тик так.
Однажды в парке
Ваня бился головой об пол не в силах себя сдержать. Он лежал на спине дома и бился головой об пол. Где он ошибся? Что он сделал не так? Почему она ушла? Может, он лишний раз сказал "люблю"? Может, он недостаточно уделял внимания? Может, с ней что-то случилось? Нет, записка говорила ясно - ушла. Просто ушла.
Ваня начал ходить из стороны в сторону по дому. Он мысленно обследовал каждый угол и вспоминал события из прошлого и пытался понять, где он допустил ошибку, где он повёл себя не так. Ведь, если ему удастся ее вернуть, то только потому, что он догадается - что он сделал не так, что она ушла.
Ваня проверил компьютер. Она везде вышла со своих аккаунтов. Реклама в браузере была самая безобидная - они планировали взять пылесос, чайник. Они хотели съездить вместе отдохнуть на озеро. Теперь нет. Теперь этого не случится. Он попытался просмотреть историю в браузере - там чисто.
Ваня вышел из дома и зашёл в их любимую кофейню. Все внутри неё напоминало ему о Наташе. Они сидели за одним и тем же столиком. Парень уселся за него, потрогал стол, выглянул в окно, как выглядывал, когда они весело болтали. Посмотрел на пустой стул перед собой, и ушёл. Не выдержал. Шум в кофейне был точно такой же, словно, ничего не произошло. Словно, он и не потерял ее сегодня. Этим людям вокруг все равно на него, на неё, на них. Даже запах в кофейне не поменялся.
Он вышел на улицу и поправил шарф от порыва ветра. Ваня повернулся, чтобы сказать ей что-то. Но потом, увидев рядом пустоту, остановился на полуслове и пошёл дальше.
Он провёл в раздумье весь день. Ваня вспоминал свои грезы об их будущем и вдруг понял, что это его только грезы. Ваня так ни разу их не рассказал Наташе. Он сел на их любимую лавочку в парке в надежде, что может он ее встретит. Может, она передумала. Или может она пошутила. А вдруг это все ему приснилось? Вдруг эта записка - неправда? Он достал клочок бумаги и посмотрел на слова, это был ее почерк. Этим почерком она подписывала открытки ему на день рождения. Он смотрел на записку в попытке понять в линиях слов, в округлении чернил ответ - почему? И не видел ничего. И как он ни старался, насколько бы сильно он не хотел узнать ответ, тот не приходил ему в голову. Ваня смотрел на безучастных прохожих, спешащих по своим делам в этот выходной и не мог их понять. Не мог ее понять. Куда она спешила сегодня? Уезжает в другой город или всё-таки решила остаться? Будет ли она встречаться с кем-то ещё?
- Конечно, да! - уничтожающе крикнул внутренний голос, - что она обет безбрачия что ли дала? Да, кто ты такой, чтобы по тебе горевать? Долго не будет. Лох ты, вот кто! Она только рада, что ушла, неудачник, - Ваня поморщился, выслушав эту тираду внутри.
Пошёл дождь. И он забрёл в глубь парка. Через некоторое время дождь превратился в ливень, и его ноги начали утопать в грязи. Ваня пытался понять, куда он забрёл, но дождь пеленой заволакивал все вокруг. Ваня продрог, и пытался выйти из грязи, но это никак не удавалось. С каждым шагом парень все глубже увязал в ней. И как это только возможно? В одном из старейших парков Алматы? Он стал кричать, звать на помощь. Но никого вокруг не было. Он не видел никого, только дождь и силуэты деревьев. Грязь дошла ему до пояса. Он пытался идти, но делал только хуже. Его охватило отчаяние, когда на поверхности оставалась только голова, он схватился за ветку или корень дерева. И почувствовал, что ветка была тёплой, как будто живой. И она пронзила его руку, кровь потекла в грязь, потом он почувствовал, как что-то вонзилось в увязшую в грязи ногу. Он охрип от крика.
- Ты хочешь узнать ответ, человек? - прозвучало у него в голове.
Ваня не смог ответить, все тело его горело от боли, и он захлебывался дождевой водой.
- Ответа нет. События просто случаются.
И толстый корень пронзил живот Вани. Он отключился.
Дерево вытащило тело из грязи. И корни начали обволакивать тело Вани со всех сторон, а потом пронзать каждую его клетку маленькими корнями, пока не слились воедино с ним, пока он не стал сначала бревном, обычным толстым бревном, а потом человеком. Он встал на ноги, они были без царапинки. Дождь прекратился. Ваня оказался посреди тропинки, в парке. Где-то вдалеке послышались голоса людей, детский смех. Ваня слышал кое-что ещё, ах, да - он поднял голову и увидел, услышал шелест листьев. Деревья с ним разговаривали. Ваня посмотрел на свою руку и увидел, как через кожу проступает кора, он провёл второй рукой, кора исчезла. Что-то никогда уже не будет прежним в Ване. Но теперь, он хотя бы не задается вопросом - почему?
Ты не один такой, парень
Мальчик не мог проснуться, ноги сводило судорогой, он скрючился в кровати и с закрытыми глазами массировал икры. Антон хотел кричать от боли, но он не мог, у него не получалось. Он хотел позвать родных, чтобы они сделали что-то с этой невыносимой болью в ногах, но крик застрял где-то внутри, словно он онемел.
В окно тревожно билась ветка дерева, которое росло у них во дворе. Ветер нетерпеливо толкал ее на окно, она царапалась, стучала, словно, пыталась пробиться в комнату к мальчику, словно, слышала о боли Антона.
Он закусил одеяло, так и не открыв глаза. Ему снилось, как они в детстве, когда он был мальчишкой лет так пяти, с друзьями во дворе ели яблоки, и ему снилось яркое солнце, дружный гогот ребятни, и как его друг со двора, смеясь рассказал, что если съесть семечко от яблока, то дерево вырастет прямо в животе. Потом ему снилось, как он лежал в ту ночь в своей комнате, четко понимая, помня, что съел пару семечек. Он лежал в кровати и боялся, ждал, когда в животе что-то зашевелится, когда начнёт расти дерево. Но тогда заболели ноги, их скрутило судорогой так, что он не сразу опомнился, что надо звать на помощь.
Потом ему снилось, как он сидит на кладбище и разговаривает с незнакомым мужчиной. Он чуть старше своих 12 лет, и мужчина был с бородой, в кожаной куртке, почему-то в рваных книзу джинсах. Мужчина ему рассказывал о превращении, и Антон увидел, как ноги мужчины превратились в корни, как его рыжая борода стала яркой листвой, как сильные руки стали ветвями. И ещё через мгновение мужчина вернулся в свой обычный вид и продолжал пить чай, как ни в чем не бывало.
- Ты не один такой, парень, - сказал он с улыбкой, и Антон увидел кусочек листочка в зубах собеседника.
Ноги болели, по лицу Антона стекал пот, он слышал, как стучало дерево по стеклу, но не мог проснуться. Он перевернулся на другой бок, левую ногу пронзило, как электричеством до самой пятки, Антон замычал, не в силах крикнуть.
Ему снилось, как он подрался со своим другом два года назад. Он уже не помнил, что было причиной. Антон ударил друга в бок, тот упал на землю, схватил палку, и кинул в Антона. Тот не ожидал, и палка поцарапала ему лицо, он вытер кровь с щеки, развернулся и ушёл. Что-то было неправильное в этом во всем, то ли тот факт, что друг использовал палку в драке, то ли то, что Антон понимал, как сильно обидел друга, раз тот так себя повёл. Антон ушёл и больше никогда не видел друга, на лице у него почему-то осталась тоненькая полоска шрама, хотя рана была неглубокой. Сейчас это место просто горело от боли, как и ноги Антона. Он морщился и извивался под одеялом, потом сбросил его на пол и лежал на мокрой от пота простыне.
- Если съесть семечки от яблока, то дерево прорастет у тебя в животе.
- Ты не один такой, парень.
Кровь на руках, его кровь с щеки, и палка.
Он схватил палку и пошёл на своего друга, уже бывшего друга, и занёс, чтобы ударить.
Он так устал от боли в ногах каждую ночь, он так устал от того, что не знал, что с ним происходит. Он устал, что бегает медленнее всех мальчишек во дворе, он устал, что не может играть в футбол, и он был зол, зол, что друг посмеялся над ним. Он был зол, что друг мог спокойно убежать от Антона, тот бы в жизни не догнал, с его тяжелыми ногами. Он занёс палку, чтобы сравнять счёт, чтобы друг тоже не мог бегать.
- Если съесть косточку от яблока, то дерево прорастет у тебя в животе.
- Ты не один такой, парень.
Друг пятился от Антона во сне и уже повернулся, чтобы бежать. Когда Антон увидел, как его ноги разорвали корни. Он уронил палку, та с гулом упала на землю. Антон упал на колени и закричал от боли. Он увидел ужас в глазах друга. Он увидел улыбку байкера, с его листиком между зубами. И он посмотрел на свои руки, их не было, там были ветви.
Антон лежал в своей кровати и мычал, корни порвали его простыню, ветви испещрили подушку.
В окно беспокойно стучала ветвь дерева.
Антон закричал и разбил окно, его ветви вырвались наружу и сломали по пути ветку, которая все время стучала по окну. В комнату ворвался холодный воздух. Мальчик проснулся. Окно было целым, простыня и подушка тоже, только мокрыми. Он продрог от холода, и хотел поднять одеяло с пола, когда увидел, что он усеян листьями. Было тихо, ветка за окном не стучала в стекло, она была сломана. Антон лёг спать.
Флорист
В пять часов утра вставать на работу - было настоящим мучением. Но Саше нужна была эта подработка, чтобы закрыть выплаты по обучению в колледже. И она вставала рано, как положено, чтобы к 6.30 быть на месте. И кто бы мог подумать! Работа ее была связана с самыми для неё ненавистными существами - растениями. Она приезжала ещё засветло в офис, и таскала тяжеленые ведра с водой, чтобы все их полить. Больших "монстров", так она их называла, надо было ещё полностью протереть, каждый листочек увлажнить, побрызгать, землю взрыхлить. Как же она их ненавидела, кто бы знал. Так и вспоминала, как мама с любовью за ними ухаживала все ее детство. Как она украдкой крала ростки в школе, чтобы обрадовать маму, но та их принимала, как само собой разумеющееся. Саша вспоминала в этих темных, тихих коридорах, как веселилась, когда котята обгрызали кактусам колючки. Это было странно, но столько радости она давно не испытывала. А когда сорванцы сталкивали цветочные горшки с подоконника на пол, ликованию Саши не было предела. Правда, она это держала в себе и молча убирала беспорядок. И думала о том, какие же коты сообразительные существа. Каждый раз, когда она набирала воду в ведро в чистом офисном туалете, где все сверкало и вкусно пахло всякими прыскалками, Саша почему-то вспоминала о том, как боялась быть пойманной в школе со своими "детками" цветов для мамы. Как ей было стыдно, когда это все-таки произошло, как она краснела, сгорала от стыда, когда на неё кричала учительница на весь класс. Все тогда замерли, сидя за своими партами, не осмеливаясь пошевелиться. А она стояла и принимала "удар" про то, как плохо воровать, как ужасно говорит это о ней, как о личности, как ей должно быть стыдно и тому подобное. Она стояла, смотрела себе под ноги и молилась, чтобы маму не вызвали в школу. Таскать ей цветы это одно, а попадаться это совсем другое. За это может и влететь. Дурацкий повод получить по самое не хочу - цветы. От досады Саше хотелось плакать, и слезы сами по себе предательски текли по ее лицу, и она их вытирала так, чтобы не было заметно окружающим, делала вид, что зевает. Чем вызывала смех в классе и злость у учителя. Ну, все пропадать, так пропадать. Саше хотелось реветь от досады, но теперь ее роль - задрать нос, как можно выше и показать, что ей все равно. Все равно, что вызовут родителей, все равно, что о ней думают, все равно какие будут неприятности. Все пропало.
Саша плакала пока поливала особенно огромного "монстра" в тишине офиса, в окружении компьютеров, шкафов полных папок, степлеров. В молчании коридоров, занавесок, в первых отзывах оживления на улице за окном. И она почувствовала, как один из больших листьев коснулся ее плеча, оставляя мокрый след на кофте. И ей казалось, что это кто-то положил руку, чтобы успокоить. Девушка не услышала, как треснула ветка, Саша не увидела сквозь слезы в глазах, как корни дерева увеличились и выползли из огромного горшка, она только очнулась от своих воспоминаний, когда кусок земли упал ей на ботинок. Девушка нагнулась, чтобы его поднять, когда корни обвили ее шею, потом пронзили тело насквозь, скрутили, обхватили и выдавили всю жизнь из рук и ног. Она не успела крикнуть, шея хрустнула, потом ещё пару костей и ее засосало куда-то в горшок. В офисе была тишина, ведро с водой осталось возле дерева, которое ещё содрогалось от мелкой дрожи, но уже вернулось к своим обычным размерам. Вскоре офис наполнился светом, разговорами, запахом кофе. Люди обходили ведро, не обращая внимания, через какое-то время охранник убрал его в туалетную комнату, подозревая, что это место проклято и эта девочка Саша от них сбежала, как и несколько флористов до этого.
Гадалка
Оля была очень смышлёной девочкой восьми лет. Просто она устала и может потому совершила ошибку. Очень большую ошибку. Она должна была быть особенно осторожной, когда оба родителя постоянно дома. Теперь и офис дома, и дом дома. Это и для мамы с папой было тяжело, она догадывалась об этом. И им все некогда было возиться с ней. У них свои взрослые проблемы, которые, как они думают, она не понимает. А Оля понимает, очень многое понимает. Она даже, бывало, представляла, что умеет читать мысли. Только не как та старушка напротив супермаркета, та женщина Олю сильно напугала.
Дело было прошлым вторником, они шли с мамой в магазин. Маленькие пальчики Оли сильно потели в огромных резиновых перчатках, но мама сказала терпеть, и что для детей нет перчаток, но носить их надо, потому что вокруг Зараза.
На лице у Оли была маска, и нос очень сильно чесался, она пыталась почесать его через маску, но это было не то. Оля ждала, когда мама отойдёт за стеллаж, чтобы сделать это быстро, пока та не опомнилась и не вернулась. И вот - настал момент, Оля начала стягивать перчатки, они хоть и были большие, но мама скрепила их резинками на запястье, и руки вспотели, так что все удавалось с трудом. Она вся вспотела, пока освободила руку. Сердце заходило громкими ударами, она боялась, что вернётся мама и она не успеет почесать нос, или ещё хуже - мама увидит. Девочка отвернулась и смотрела на прилавок, она стянула маску и почесала нос. Вздох облегчения вырвался из её груди, она вдохнула свежий воздух и тут услышала маму.
Мама, конечно, ничего не сказала, но Оля знала, что дела ее плохи. Она могла это прочитать по плотно сжатым губам мамы, по стеклянному, безучастному взгляду, который казалось выжигал дыры на лице девочки. Девочка не могла вынести это напряжение и потому не стала помогать упаковывать продукты на кассе - ещё один промах, ещё одна ошибка. Но после маски, после того, как она нарушила правила и почесала нос, потрогала лицо руками - ей терять было нечего. Оля вышла на улицу, возле супермаркета стоял патруль, который их встретил всего 10 минут назад на углу. Один из мужчин вопросительно взглянул на девочку, та, на всякий случай, сказала, что мама внутри. Они продолжали болтать, то и дело поглядывая на неё. Оля подошла к старой женщине в грязной одежде, которая просила милостыню. У Оли не было мелочи, но что-то в этой незнакомке с грязными руками и лицом манило девочку.
- Хочешь я тебе погадаю, девочка?
Оля сначала испугалась, а потом оглянулась на маму, которая запаковывала продукты всего в десяти шагах от неё, и успокоилась.
- Да.
- Тогда дай свою ручку.
Девочка сделала шаг назад, и отвела взгляд.
- У меня нет денег.
- Можно платить не только деньгами.
Девочка не поняла, о чем речь и тут её за руку схватила эта женщина. Оля испугалась и вскрикнула, женщина отпрянула, к ним подбежал один из патрульных и встал между ними. Все произошло слишком быстро, мама вернулась из магазина и ее лицо излучало страх, патрульный начал отчитывать женщину, что она без маски, мама взяла за руку Олю.
Оля плелась за мамой, как во сне, ощущая острую боль в той руке, что схватила женщина. Она зажала крепче кулачок, она не хотела ещё больше неприятностей в тот день. Ладонь горела от боли, сжимая что-то маленькое, что оказалось яблочной косточкой, что начала прорастать в руке девочки.
Паутина
Оля ещё не могла решить строгое это для неё наказание - быть под домашним арестом, когда весь город на карантине или нет. Родителям приходилось выходить из положения, и потому они решили, что ей нельзя выходить из комнаты. Три дня предоставленная сама себе, она думала. Думала о том, что могло быть и хуже, что обстоятельства на её стороне. Ведь скоро школа, и ей будет не так скучно, она по-прежнему не будет выходить из комнаты, но быть на связи с другими детьми сможет. Ах, да, помимо того, что ей нельзя покидать комнату, её лишили интернета. А это было весомо. А все из-за этого случая в магазине, из-за того, что она ослушалась маму и почесала руками лицо. Когда это везде запрещено, передача Заразы и все такое.
Оля вела себя странно эти дни заточения, и она была даже рада, что родители этого не видят. Иначе было бы сложно скрывать. Скрывать то, как она замирала посреди комнаты и вдруг ясно слышала, как шелестят деревья на улице, как они раскачиваются из стороны в сторону в этом едином танце с ветром. Сначала она подумала, что ей показалось, почудилось, но потом снова завопила от боли ладонь, и девочка вспомнила. Вспомнила гадалку, и вспомнила свой секрет. Её рука иногда покрывалась корой, как у дерева, но если Оля сильно-сильно зажмурит глаза и представит, что этого нет, то все исчезало. Хорошо, что родители были заняты работой в соседней комнате, иначе она бы попала.
Ещё странное, что делала девочка, в один из дней, она взяла моток ниток и начала плести паутину. Она завязала один конец нитки вокруг спинки стула и провела к ножке стола, потом привязала к батарее, оттуда дело пошло к шкафу. Девочка сама не заметила, как моток закончился, она взяла ещё одни нитки, другие, третьи, а паутина становилась все более плотной, линии пересекались все чаще, заполняя собой пространство. И в какой-то момент она села посередине комнаты, закрытая от всего мира своей собственной паутиной из разноцветных ниток. Девочка чувствовала себя хорошо, спокойно, было ощущение, что так оно и должно быть. Она прислушивалась к тому, как отец что-то печатал на клавиатуре в зале, как мама проводила совещание на кухне. Потом она мысленно вышла на улицу и бродила среди деревьев, чувствовала ветер на своих волосах, ощущала мокрую траву под ногами, лицо грелось в лучах солнца. Девочка улыбалась. Вся её правая рука покрылась корой дерева, и она чувствовала силу, которая разливалась внутри. Боли не было, все наконец-то становилось на свои места. Она наполнялась радостью, когда вдруг одна из ниточек над её головой дернулась. Оля открыла глаза и увидела, как ниточка дернулась ещё раз. Она коснулась рукой ниточки и вдруг увидела мальчика, такого же как она, Оля точно знала, что они похожи, только он старше. И она увидела, как он превратился в монстра, как его ноги стали корнями, которые вспахивали асфальт вокруг, как он душил своими ветвями-руками другого, обычного мальчика. И она закричала. Она так напугалась, что казалось её сердце выскочит, слезы текли по ее щекам. И мальчик-дерево в её видении повернулся к ней, словно услышал её крик, и в растерянности отпустил простого мальчика.
Оля мысленно вернулась в комнату, и ей показалось, что мир вокруг рушился, она слышала грохот и не понимала, что происходит, она ещё задыхалась от своего видения. Потом она поняла, что это мама пробиралась к ней через паутину и похоже снесла часть мебели.
- Что, что случилось? Все хорошо? - спросила мама, Оля ничего не ответила, только всхлипнула.
- Дорогая, почему она кричала? - спросил отец в дверях.
- Я не знаю, она тут сидит, плачет.
Мама обняла девочку, пытаясь ее успокоить, совершенно не понимая, что происходит. Девочка уткнулась в плечо мамы, сильно-сильно зажмурилась и представила, как кора исчезает с её руки. Трюк сработал.
Яблоко
Кайрат бежал со всех ног по снегу, периодически он останавливался, и жадно хватал холодный воздух ртом. Солнце ярко светило ему в глаза, но ещё, по-весеннему почти не грело. Он зазря не надел подштанники и тёплые носки, и теперь чувствовал, как снег таял где-то в худых башмаках. Мальчик торопился, ему надо было успеть доставить газеты. Он даже не думал, что выглядит худо-бедно, хотя обычно очень этого стеснялся. Он бежал, чувствуя, как холодный ветер пронизывает каждую его клеточку. Особенно ноги, ногам доставалось по полной. А ведь он думал, всего на десять минут. Туда и обратно. До больницы и домой. Это были последние мамины газеты, которые на этой неделе ей надо было занести. Он побежал, пока по телевизору шла реклама и очень надеялся успеть вовремя, когда начнётся фильм.
Снег кое-где резко проваливался, и ноги Кайрата утопали в грязи, он мысленно ругался, и пыхтел, высвобождая ноги. Нет, ему никак не успеть. Он не рассчитал, что снег уже подтаял, что он застрянет в грязи, что оделся он совсем легко, что ветер будет встречный, а в степи, это дело очень серьёзное. Он убеждал себя, что нет, это не открытая степь, ведь перед ним здание больницы, а значит оно его защищает. Но пока он шёл, потел, и ругался, что-то подсказывало ему, что ветер огибал здание и с новой силой, воссоединяясь со своими степными войсками кидался на мальчика.
Кайрат не выдержал, он обещал себе, что не будет рисковать, что не позволит себе использовать силу. Но он так хотел успеть вовремя к его любимому фильму. Это городские дети могли себе позволить, у них есть интернет, а у него - что по телику. Он топнул с досадой, и нога провалилась в холодную воду подо льдом. Мальчик почувствовал, как все вокруг замерло, как время остановилось, как солнце перестало быть таким ярким и слепить Кайрата. Он почувствовал, как редкие деревья степи звучали в его венах, он скучал по городу, там было больше силы. Но чем дольше он думал об этом, тем сильнее он становился, руки покрылись корой, ноги впились в землю корнями и понесли мальчика к больнице. Обычно, он бы переживал, что его могут увидеть, но сейчас, когда он чувствовал эту мощь под ногами, ему было все равно. Глаза его налились красным светом. Он не видел, как неспешно подъехал автобус к остановке. Водитель не заметил ничего странного, он сделал разворот и поехал от больницы в город. Когда корни Кайрата коснулись побитого асфальта, он вернулся в свой обычный облик мальчика. Красный то ли от холода, то ли от страха, что его разоблачили, то ли от мысли, что он ещё может успеть вовремя на свой любимый фильм, Кайрат вбежал в холл больницы. Мальчик замер на одно мгновение, он вдруг ощутил себя маленьким в этом большом новом, дорогом холле, он вспомнил, что одет по-деревенски, что ботинки его в грязи, и он в тонких штанах. Он почувствовал, как сердце его упало куда-то сквозь пол. Он опустил глаза и поплёлся к стойке. Там его поприветствовала дежурная, начала лепетать про то, как дела и все такое. А он только ждал, когда эта пытка закончится, хотел побыстрее сбежать от позора. Но тут эта приветливая женщина протянула мальчику яблоко. Кайрат недоверчиво сделал шаг назад. Она стояла, протягивая яблоко, улыбаясь.
- Я подумала, что тебе может понравиться.
Кайрат не мог вспомнить, когда в последний раз ел яблоки. На новый год доставались мандарины, а огрызки, которые он подбирал на улице - не считаются. Мальчик взял яблоко и прошептал: спасибо.
- Маме привет, - и она вернулась к своим делам.
Кайрат крепко сжимал яблоко в руке, не веря в то какое оно красивое. Он не мог поверить в это чудо. Он вертел его в руке, когда проходил мимо охранника, когда услышал звуки телевизора в холле. Фильм начался, он не успел вернуться. Охранник заметил взгляд мальчика, и махнул в сторону мест для посетителей. Зал был пустым, и Кайрат сел напротив телевизора, он решил, что может вернуться домой во время следующей рекламе.
Кайрат откусил яблоко и в ушах зазвенело, так сильно, что ему казалось, что его вырвет. Мальчик услышал голос в своей голове.
- Кайрат.
- Кто ты? - также мысленно ответил он.
Но вместо ответа он провалился в комнату, полную красного света. Он сидел напротив девочки лет восьми со светлыми волосами. Их окружали нити, паутина из нитей, и одну из них девочка держала в своей руке. Она внимательно взглянула на Кайрата и разжала руку. Кайрата выбросило обратно в больницу, он лежал на полу, возле него была лужа с тем, что было отдалённо похоже на содержимое его завтрака. Дежурная подала ему воды.
- Вот ты напугал нас, мальчик, пойдём скорее, посиди, я позвонила твоей маме.
- Нет, зачем? - вяло, как в тумане спросил он, жалея, что и ей не удастся посмотреть фильм.
- Она заберёт тебя домой.
Кайрат улыбнулся, ведь совсем недавно он был такой сильный, так быстро пришёл, вспахивая корнями почву, а теперь его заберёт мама. Он закрыл глаза и уснул, не выпуская яблока из рук.
Шкаф
Амина резко отрывала пакеты от рулона, один за другим. Она делала это резко, машинально. Её глаза были красными и слезились, она не спала всю ночь. Девушка стояла в супермаркете в своей форме, готовила пакеты для упаковки хлеба. Рядом была коллега, которая что-то без умолку рассказывала, щебетала о недавнем знакомстве онлайн. Амина отрывала пакеты, раз, два, три, они легко падали на тележку с хлебом. Она никак не могла не думать о том, что ждёт её дома. Ей казалось, что она долго не выдержит.
Во всем был виноват шкаф, Амина просила маму не заносить его домой, не брать. Ну, и что, что он бабушкин? И что, что это единственное, что от неё осталось? Он был старым, плохо пах, и никак не подходил к мебели дома. И потому его поставили в её комнату, к Амине. Как будто она просила об этом? Нет!
Девушка вспоминала разговоры с мамой, они даже поругались. Вспоминала и отрывала пакеты, раз, два, три. Они падали на тележку с хлебом. Рядом продолжала свои пустые разговоры фасовщица. Амина злилась, она была уставшей. Рабочий день только начался, покупатели бесцельно ходили между рядами, тянули время, чтобы нагуляться. Амину это раздражало.
Первое время шкаф её тоже раздражал. И она пожалела, что они успели его взять до начала карантина, сейчас даже никого домой не вызовешь, чтобы они отнесли его на помойку.
Она лежала в один из своих выходных на кровати и внимательно смотрела на шкаф. На эти старые узоры, на стекло в дверцах, которое отсвечивало свет от окна, на трещины в стене, на изогнутые ножки. Она думала, что может лет 50 назад он не был таким страшным.
Потом она стала слышать звуки, словно кто-то скребется в деревянные дверцы. Амина думала, что ей кажется. Она подходила к маме, но та сказала, что ничего не слышит. И что Амина, наверное, подхватила эту нервозность на работе, время такое как-никак. Но девушка знала, что ей не кажется, что она слышит каждую ночь, как маленькие ноготочки скребутся в двери шкафа.
Девушка на днях все внутри него перебрала, протерла пыль, провела тряпкой со всех сторон, но ничего не увидела подозрительного. И она бы подумала, что сходит с ума, но сегодня ночью она осталась наблюдать.
Она села на одеяло перед шкафом и принялась ждать. Через некоторое время девушка не вытерпела и всё-таки уснула, и проснулась от привычного скрипа.
Она была неправа, никто не царапал, не скрёб в дверцы шкафа. Это сам шкаф каждую ночь двигался к ее кровати. А сейчас он навис прямо над девушкой, разинув свою деревянную пасть. Девушка схватилась за рот, чтобы не закричать и отпрянула, она отползла от шкафа в другой конец комнаты, щупала пол вокруг в поисках телефона.
- Это ищешь? - спросил скрипом шкаф.
Она увидела возле одной из его ножек свой смартфон, и через секунду шкаф его раздавил.
- Тебе это не понадобится, - хмыкнул он, одна из его дверец открылась, - пардон.
Шкаф неуклюже икнул. Все его ящики, дверцы, полки заходили ходуном, словно он стряхивал с себя пыль. Девушка чихнула.
- Будь здорова, - проскрипел шкаф.
Амина внимательно смотрела на него, и спросила.
- Почему ты живой? - им некуда было торопиться.
- Если бы я знал.
Девушка разозлилась на ответ. Мало того, что это не мыши, и она была в чём-то права. Хотя бы в том, что не сошла с ума. Так он еще и не может объяснить происходящего.
- Я бы не был так уверен, - хихикнул шкаф, книжки внутри него попадали.
- Осторожнее, я только там все прибрала.
- Сложно это не заметить.
- Так что ты хочешь?
- Я? Есть.
Амина задумалась. До двери она не успеет добежать, кричать нет смысла, ей не поверят. Да, еще и мама в опасность поставит.
- Да, именно так, - согласился шкаф.
- Хватит подслушивать! Если бы я хотела, чтобы кто-то знал мои мысли я бы их озвучила.
Амина злилась. Она злилась, что этот шкаф был в её комнате, хотя это не ее идея была. Она злилась, что ей было все равно на него, а теперь ей разгребать. И завтра ей на работу, где бесцельно ходят покупатели, вместо того, чтобы покупать. И она изо дня в день рискует заболеть вирусом, пока каждый кому не лень прется просто так в магазин, так ещё и целыми семьями. Она устала потому, что приходилось работать больше обычного. Что от постоянного ношения перчаток у неё появились цыпки на руках, и они чесались. А на работе нельзя чесаться, потому что все с ума посходили. Ни чихнуть, ни почесать, ни покашлять. Как будто все резко перестали быть людьми.
- Не говори, - поддакнул шкаф.
- Заткнись! - крикнула девушка и ударила по дверце кулаком. Рука разорвалась от боли, но вместе с тем она почувствовала приятную тёплую волну уверенности, даже радости. Она ударила ещё раз, потом ещё, еще. Девушка кричала, возмущалась, что она этого не выбирала. Она не хотела, чтобы так произошло! Она думала, что это простуда, что бабушка просто простудилась, и что она бы вызвала скорую, если бы знала. Она бы позвонила родителям, но она думала, что бабушка просто выдумывала, что она хотела, чтобы с ней кто-то побыл, что она хотела внимания. А теперь её нет. И это она, Амина, во всем виновата. Она била дверцы, она вытащила ящики, выкинула все книги. В какой-то момент в комнату влетела мама, она схватила дочку за руки, которые были в крови и обняла. Амина плакала на плечах мамы, она рыдала и говорила о том, что ей очень жаль, жаль, что так получилось.
- Я знаю, знаю, дорогая, ты не виновата, - шептала на ухо ей мама, успокаивая, пока дочка не уснула.
Амина проснулась рано утром, она увидела бардак вокруг. Мама успела подмести полы, прибрать щепки. Амина решила, что после работы разберёт шкаф, точнее то, что от него осталось и вынесет его.
- Не тут-то было, - услышала она у себя в голове знакомый голос, - ты и я, мы теперь едины, посмотри на свои руки.
Амина увидела царапины, и в одной из ладоней она заметила большую занозу. Девушка попыталась вытащить её, но чем сильнее она тянула, тем сильнее та зарывалась глубоко под кожу. И тогда она увидела, как дерево стало прорастать у неё в руке, под кожей, проникать в мышцы, окутывать кости, она смотрела, как ее руки покрылись корой.
Мама на кухне готовила завтрак. Она обернулась, когда Амина вошла.
- Садись скорее, балам, кушать. Как же ты меня напугала вчера, мы все сегодня приберем, не переживай.
- Спасибо мама.
Амина отрывала пакеты от рулона один за другим и думала о том, как же все это глупо вокруг. Сказали всем сидеть дома, а они - ходят просто так погулять в магазины. Как это тупо, что у дома детская площадка всегда полная детей. Она думала о том, как её раздражает солнечный свет. И ещё о том, что вся проблема карантина в том, что люди не видят проблемы. А она может сделать так, что они увидят. Она их заставит это сделать. Амина не заметила, как стала улыбаться.
- О, о чем ты подумала? О том самом, симпатичном парне, которого на днях встретила?
- Ага, - соврала Амина. И обрадовалась, что хоть с одним вопросом у неё сегодня решено. Понятно, что её первой жертвой будет фасовщица, эта глупая девчонка. И где их только набирают?
Фасовщицу звали Лиля и она очень удивилась внезапному интересу со стороны Амины. Та вдруг стала расспрашивать с кем Лиля живёт, и как далеко.
Надежда
Амина плохо спала. Каждую ночь ей снилось, как она убивает Лилю, девушку с работы. Болтливую надоедливую девчонку. И ведь у неё был идеальный план, продуманный до последней детали. И даже, если бы все пошло не так, желание насытиться, поглотить живую плоть, было слишком сильным, чтобы обращать внимание на неточности. Она знала, что сможет это сделать. Но она не сделала. Они просто дошли до дома Лили, где сказали друг другу до завтра и Амина ушла ни с чем.
Теперь каждый раз, когда Лиля улыбается ей на работе, Амина снова и снова встречается с собственным провалом.
- Что тут сложного - убить? - вопрошал голос в голове, тот самый, что появился, когда Амина вогнала себе занозу. Этот голос был старше Амины на тысячи лет, он всегда жил, и всегда получал своё. И теперь искренне не понимал сопротивления девушки.
- И потом, тебе же не нравится девчонка, я у тебя в голове и прекрасно слышу, как она тебе надоела, - продолжал голос.
Хотя, ему и не надо было убеждать девушку. Она знала, что Отец яблок, а так он себя называл, внутри неё - он прав. Она была голодна, и уже несколько дней ходила с мыслью об убийстве. Но что-то внутри неё, нелогичное, сопротивлялось. Она знала, что долго на людской еде не проживёт. Мама в последнее время готовила очень вкусные блюда, с тех самых пор, как Амина разгромила шкаф в комнате, но девушка не наедалась. Она оставалась голодной, потому что ей нужна была свежая плоть. Как тому шкафу, который каждую ночь подкрадывался к ней, спящей на своей кровати. Как нелепы, неуклюже были его попытки, учитывая размеры шкафа, его тонкие скрюченные ножки, явно созданные не для ходьбы. Он скрипел, и подбирался, движимый своим голодом, который сохранил в нем жизнь. Даже после того, как люди срубили его дерево, провели через пилы, склеили с другими кусками деревьев, воткнули в него гвозди, шурупы. Изувечили, изуродовали, но Отец яблок был жив, он жил, чтобы однажды утолить свою жажду. Он терпел, он таился, чтобы как придёт случай убивать. И он это делал. Сначала лесоруб, на кого упало дерево, а потом тело его не нашли. Потому что Отец яблок похоронил мужчину в себе, впитал его мягкое, безвольное тело через кору вовнутрь. Люди, как моллюски, если подумать. Они как желе, совершенно беззащитны. Они неуклюже, им надо спать, неловко стоят на ногах, и каждый раз, когда кто-то спотыкался в мастерской, они падали на его доску, где оказывался возникший из ниоткуда торчащий гвоздь. О, да, Отец яблок умеет насытиться тёплой кровью, когда ему надо. Пусть это будет нога, через которую вошёл гвоздь. Человек будет кричать, звать на помощь, не понимать, как через его спецобувь мог пройти метал гвоздя. А Отец яблок через доску будет впиваться в эту ногу и высасывать жизнь с каждой каплей крови. Потом странным образом мастер умрет от потери крови. Никогда так много смертей не было тогда в мастерской, пока делали этот шкаф. Говорили даже, что он может проклят. Потому, что как только его продали, череда убийств, случайностей, самоубийств закончилась. Мастерская обанкротилась из-за плохой репутации. А шкаф попал к своим первым хозяевам. И с тех пор убийства и насыщение стали редкими гостями в жизни Отца яблок. Он должен был быть осторожным, в семьях было всегда мало людей. Человечишки всегда такой суеверный народ, что ему нельзя было разгуляться, потому что его бы просто рано или поздно сожгли бы. Вот он и ждал. Ждал, пока кто-то заболеет, чтобы помочь ему умереть. Ждал, пока кто-то постареет, чтобы подкрадываться каждую ночь к бедняге и сводить с ума скрипами половиц. Со стариками было особенно весело, им никто не верил, как и детям. Детей он не ел принципиально. Слишком много заморочек, мало еды, и слишком много риска. Чем рисковал могучий дух Отца яблок, когда связывался с детьми? С тем, что они могли его заразить. Заразить своим духом, своим видением как должно быть, как правильно. Рядом с ними он сомневался в порядке вещей. Он сомневался в себе. Он сомневался в том, что ему надо убивать, он возвращался в мыслях о лесе. Он начинал тосковать по земле, по траве. Отец яблок часто замечал, как грустил по дому, по своей почве, по букашкам, щекотавшим его под корой. По спокойствию, когда он был просто деревом, рос в высоту, качался из стороны в сторону от ветра. Пел песни своими листьями, грелся на солнце. Тогда было все понятно, вот он бесконечный день, бесконечная ночь, он часть мира и все вокруг радо его присутствию. В лесу у него было место, четкая функция, он был частью. Пока однажды не приехали люди, и пилы не вонзились в его плоть, своим шумом заглушая крики боли. Он не просто рухнул тогда. Для него рухнул мир. И для чего? Чтобы он был шкафом? Поддержкой для непонятных человеческих мелочей. Чтобы он слушал ругань в семье, споры, детское непослушание, враньё. Чтобы он ночами прислушивался к тихому плачу очередного соседа по комнате, чтобы он слышал их мечты, боль, горе.
Рядом с детьми было особенно тяжело потому, что они верили, что могут все изменить. И он начинал верить с ними. Они лучились надеждой, и отравляли его. Отец яблок так это и называл, отравление надеждой. Надеждой, что однажды он вернётся в лес и все станет на свои места. Но леса нет, там на склоне горы - дачи. Он видел это по телевизору, он плакал потому что все, кто ему был дорог, кого он знал, были распилены, разбросаны по мебели, сожжены, забыты.
Но Амина, она не была ребёнком, и вместе с тем как сильно он бы не хотел её поглотить, съесть, уничтожить, распотрошить, насладиться ею. Он не смог. Он также, как обычно подвигался к её кровати, но каждый раз не успевал, она просыпалась и шла на работу. Но от старости он стал скрипеть сильнее, это во всем виновато другое дерево, с чем его Отца яблок склеили, и девчонка должно быть заподозрила, потому что она стала караулить и села ближе. Тогда-то он и подумал, что это была большая её ошибка. И приготовился, чтобы утолить голод. Но что-то пошло не так. Девчонка разозлилась, и стала бить его, шкаф, отца яблок. И столько ярости было в ее ударах, что он подумал, ну вот все. Он может быть, наконец, умрет. Закончится его постоянный голод, закончится ожидание новой жертвы, закончится тоска по дому, которого нет. Он так хотел наконец-то умереть. Но что-то его удержало. Спроси его молодое деревце почему он в тот момент остался занозой в руке девочки. Отец деревьев не смог бы ответить. И теперь он снова на охоте, уже более подвижный в теле девчонки, но она все артачится. Но ничего он ей объяснит доходчиво. Придёт день, и он объяснит, что её тело ей уже не принадлежит.
Дорога
Антон ходил среди машин и суетящихся людей. Кто-то ждал маршрутку, другие же договаривались между собой и с водителями, чтобы ехать на такси. Позади сигналили машины, которые толкались одна за другой, почти создавая пробку. Солнце ярко светило и жгло шею парня. Он торопился выехать из города, завтра у него пресс-конференция с утра, и надо было туда попасть. Он жалел, что не поехал со всеми журналистами на автобусе. Но он знал, что никак не мог не дождаться правок от редактора к своей статье. Слишком уж было для него это важно, увидеть окончательный вариант истории. Было что-то в этом магическое для него. Последние штрихи, выглаженные строки до каждой запятой, точки, каждого слова. Дождался, опоздал на автобус, и рисковал оставаться без пакета для журналиста со всякими "ништяками": ручкой, блокнотом и может с флешкой с презентацией.
Антон нашёл машину, оказалось, что едет он вместе с главой большого семейства, треть которого сидела вместе с Антоном на заднем сидении. Он был не против. Мальчуганы молча сидели в своих сотовых, пока их отец хвастался и показывал фотографии своей семьи водителю и Антону. Водитель вежливо улыбался, но было видно, что он устал и это мешает ему следить за дорогой, но пассажир был его старше и потому парень за рулем молчал, из уважения. Пассажира оказалось зовут Амир, мальчуганов: Азамат, Алмас, а ещё у него есть три прекрасные девочки и сын, младший, самый прелестный из всех детей. Антон поинтересовался почему Амир не едет со всей своей семьей, детям было бы точно веселее. Амир обернулся, довольно тяжело, учитывая его большой живот, и внимательно посмотрел на Антона, словно и не болтал с ним весело уже целый час.
- Нельзя, дороги - опасное место, вдруг что случится, тогда не вся семья в одной машине.
Антон посмотрел на детей, которые переговаривались между собой, толкались, и играли в телефонах. Парню, почему-то стало не по себе. Он слышал о таких правилах, но никогда не видел тех, кто им следовал. Он задумался. Собеседник, не заметив перемены настроения Антона, весело продолжил рассказы о своих родственниках, о непослушных, но очень умных (явно в маму) детях. Они выехали за город, дороги опустели, и куда бы не посмотрел Антон, он видел пустой горизонт. Он выдохнул, пустота степи всегда его почему-то успокаивала. Он смотрел, как вечерело, как красиво разными красками переливалось небо. В какой-то момент он взглянул в зеркало заднего вида и увидел уставший взгляд молодого водителя, который был не старше Антона. Он подумал, что может зря он сел в эту машину, что в свете дня водитель не казался таким уставшим, что дорога - это опасное место.
Антон проснулся от сильного толчка. Он ударился головой о сидение впереди. Он услышал детские крики. Что-то тёплое потекло по его лицу, он вытер - кровь. В голове звенело, вокруг было темно. Где-то далеко горели фары, рядом кряхтел Амир, пытаясь выпутаться из-под ремня безопасности.
- Антон, Антон, - кряхтел он, задыхаясь, - проверь детей.
Антон, ничего не понимая, посмотрел на свои руки, они были грязные, в крови, дрожали.
- Папа, папа! - кричали оба мальчика.
- Ну, ка тихо! Я понял, что вы живы, слава Богу, пусть дядя Антон проверит, что никто не ранен и выбирайтесь из машины.
- Папа, но как же вы? - начал было Азамат, старший.
- Делай, что велено, мальчик.
Антон пытался найти в себе силы, собраться, все тело болело, кроме головы вроде ничего не кровоточило. Он оглядел детей, все было в порядке. Он попытался открыть дверь и только потом вспомнил про водителя.
- Амир, что с Мади?
- Идите, выходите из машины, попробуй дозвониться до скорой, посмотри, что там в другой машине.
Антон тронул водителя за плечо, вода бесшумно перекатилась с одного бока на другой, на лице не было живого места, все было красным месивом. Дети закричали, Антон начал ногой выбивать дверь, мальчишки всхлипывали, и кто-то из них кинулся помогать отцу.
- Иди говорю, мы же не под водой, я не утону, и машины взрываются только в кино.
Дверь поддалась, мальчики выскочили на улицу, к ним подбежала девушка. Она была в рваном платье, левая рука неестественно висела на плече. Из второй машины, понял Антон. Девушка увидела его и тут же начала плакать.
- Я не знаю, как это произошло, я спала, а потом проснулась, а он уже не дышит, - последнее слово она выговорила с трудом, задыхаясь. Мальчишек это испугало еще сильнее, они ринулись к отцу, но Антон подхватил их.
- Слушайте отца, попробуйте набрать скорую, - он набрал номер на одном из телефонов и дал мальчишкам слушать, как пробивается звонок.
Амир на переднем сидении все пытался выбраться, и дело было не в ремне, ему зажало ноги. Антон видел это снаружи, весь перед машины был практически всмятку. Он вдохнул удушающе свежий воздух, почувствовал горьковатый запах травы в носу, полынь. Девушка успокаивала младшего, Антон пошёл проверить обоих водителей. Он не сильно разбирался в машинах, но на всякий случай сказал девушке и мальчишкам держаться подальше, вдруг рванет. Он понятия не имел. Оба водителя были мертвы. Телефоны не работали, связи не было.
- Сильно болит? - спросил он Амира, по тише, чтобы дети не услышали.
- Вообще не болит, - улыбнулся мужчина, - но дышать тяжело. Говорил я тебе, дорога - опасное место.
Антон сам тяжело дышал, он пытался понять, что он должен делать в этот момент. Искать машину? Ждать пока кто-то проедет, или идти вдоль дороги? Или сидеть здесь, пытаться дозвониться до помощи?
И только в этот момент он заметил, что стало тихо. Он не слышал всхлипывания детей и девушки. Антон не слышал перекличку ночных птиц, даже сверчки, которые наполняли своим звучанием воздух вокруг - замолкли.
Первый удар пришёлся Антону по голове. Он упал возле машины, пытаясь разглядеть, понять, что произошло. То, что он увидел парень хотел развидеть навсегда.
- Албасты, - прошептал Амир, - и когти чудовища вонзились ему в шею. Мужчина захрипел, и отбивался руками, но монстр не отступал. Антон справился с головокружением и пнул это существо. Оно было большим, толстым, волосатым, телом женщины, с такими обвислыми грудями, что она их закидывала на плечи. Существо взревело и кинулось на Антона, погребая его под своими слоями жира, вони, и под мощными ударами страшных рук. И в какой-то миг, когда сил уже сопротивляться не было, он закрыл глаза, думая, что все пропало. Что он слишком слаб, и ничего не может сделать, в этот миг он почувствовал легкость. Не было тела албасты на нем, не было беспощадных ударов, не было машины, истекающего кровью Амира. Антон сидел, пусть и с очень сильной головной болью, в комнате на полу перед маленькой девочкой. И он знал, что-то внутри ему подсказывало, что зовут её Оля. Их окружали нити, красные нити, вся комната была соединена ими, как паутиной. И одну из нитей в своей руке держала девочка.
- Я не девочка, мне восемь, - услышал Антон ее голос в своей голове.
Она насупилась и оглядела парня.
- У тебя проблемы, - продолжила она.
- Да, похоже, - Антон оглядел себя, весь в грязи, царапинах и крови, и, кажется, со сломанной рукой.
- Тебе не нужна моя помощь, - сказала Оля и отпустила нить.
Он знал, что это значит. Не то, чтобы ему кто-то сказал, просто знал и закричал:
- Нет!
- Да, - ответил албасты, удобнее устраиваясь своим волосатым телом на Антоне. Он ощущал, как его закапывают в землю. Он успел подумать о том, какая это ужасная смерть, когда почувствовал прохладу земли. Она его почему-то успокаивала, он схватился за неё руками, словно боясь упасть и ощутил силу. Он понял почему девочка отказалась ему помогать. Ему не нужна её помощь. Она ему напомнила. Или албасты это сделал. Он вспомнил, как ему в детстве снилась холодная земля, как его в этих снах хоронили в такой земле. И как ему было спокойно, и он не боялся, потому что он не один такой.
Антон давно забытое ощущение разлилось по его рукам, они покрылись корой дерева. Ноги загорели огнём и их пронзила страшная боль, из них вырвались корни. Он схватил своей рукой, которая превратилась в ветвь, албасты и отбросил чудовище. Парень поднялся над землёй на своих корнях, и подплыл ближе к испуганному существу, которое кричало, билось в его ветвях, пытаясь высвободиться. Глаза Антона горели красным светом, и он сделал резкое движение, послышался хруст, албасты рухнул на землю.
Антон слышал, как где-то в траве просыпались девушка и мальчишки, и вернулся в свой обычный вид, простого парня из южной столицы. Он жалел, что порвал новые джинсы, но потом отбросил эту мысль, и пошёл посмотреть на труп чудовища. Волосатый жирный албасты покрылся пузырьками, словно вскипал на невидимом огне, вокруг стояла ужасная вонь, а труп исчезал на глазах Антона. Вокруг загудели сверчки, к машине с Амиром бежали дети, Антон поспешил, чтобы их перехватить. Где-то зазвучали сирены, девушка бормотала что-то себе под нос. Антон подумал, что молитву. Он выдохнул, вспоминая о девочке в комнате, где была паутина из нитей. Он надеялся, что сможет с ней встретиться ещё раз. Антон крепче обнял детей, стараясь уберечь от горя.
Клубника
Оля собирала клубнику в огороде, в свои семь лет она находила в этом занятии массу удовольствия. Солнце тепло грело руки, горячий песок задерживался на маленьких коленках. Муравьи суматошно бегали вокруг девочки, то и дело атакуя маленькие пальчики в больших, на несколько размеров ей великих сланцах. И пусть клубника не была сладкой, скорее водянистой, потому что ее часто поливали. Девочка все равно с упоением заглядывала под листики кустиков, искренне радуясь каждой красной ягодке. Она так увлеклась, что не заметила, как появилась мама.
- Что ты делаешь? Где Веня?
- Он там, играет с курами, - махнула в сторону Оля, хотя голос мамы заставил ее насторожиться.
И они услышали далёкий скрежет метала, который раздавался казалось на всю степь. К звукам поездов довольно быстро привыкаешь, они становятся естественной частью деревенской тишины. Но этот скрежет означал другое, поезд останавливался. И тут Оля испугалась. Она была маленькой и не знала, что поезд не может остановиться только от маленького мальчика, который оказался на путях. Что машинист просто не заметит мальчонку и переедет. И только жители полустанка уже позже поймут, что произошло. Поезда так проезжали, отбрасывая тушки баранов и даже небольших коров. Но поезд не останавливался, он шёл дальше, безучастно, торопясь по своим делам.
Все похолодело внутри у девочки. Она помнила, что мама сказала присмотреть за братишкой. Она также вспомнила, как отвела его к курам, которые почему-то любили мальчонку и не гоняли его по всему курятнику, как они делали с Олей. И она помнила его улыбку и веселые глаза.
Мама убежала в сторону дороги, туда, где она пересекала пути. Составы продолжали катиться, движимые невероятной силой, хотя уже и замедляли ход. Народ с деревни побрел посмотреть, что произошло, боясь, что сбили что-то большое.
Оля замерла, она держала в руке клубнику и не заметила, как раздавила ягоду. Она так хотела вспомнить закрыла ли она курятник. Она стояла посреди грядок, не замечая, как нетерпеливо ее кусали муравьи и плакала, потому что не могла вспомнить, что закрыла Веню. Но он же не мог никуда убежать, говорила она себе, не в силах сдвинуться с места. Он никак не мог никуда убежать, он же маленький. Горячие слёзы текли по ее щекам, она начала задыхаться. Она вспомнила, как не закрыла дверь сарая, как побежала к вишне и только потом к клубнике. Она вспомнила, как хотела проверить его, она же старшая, она же должна за ним приглядывать. Ей же взрослые ясно сказали, что это ненадолго, что они в магазин и обратно. Ей дали такое важное поручение, но она увлеклась. Увлеклась добычей ягод, лазанием по деревьям, увлеклась в солнечных лучах летнего солнца, под постоянный шум поезда. И вдруг она увидела, пока стояла на грядке, своим внутренним взором. Увидела, как Веня выскочил из сарая, она услышала, как деревянная дверца ударилась о стену, как отлетела и только потом вернулась, успокоилась на месте. Она слышала, как кудахтали куры вслед мальчишке. Она увидела, как просияло его лицо, когда он вдалеке увидел родителей и побежал за ними. И чем сильнее он бежал, тем дальше они становились, и вот они уже скрылись за бугром, Веня выскочил на рельсы и посмотрел на поезд. Оля вскрикнула в своём видении:
- Нет! - и сильно топнула ногой.
И поезд повиновался, тормоза загремели. Но он был слишком близко. Веню отбросило на другую сторону дороги. Оля стояла и смотрела как поезд замедлял ход, она чувствовала горячий воздух, который исходил от состава. Она смотрела на то, как жители деревни стали выбегать из домов. Девочка увидела маму, которая бежала, расталкивая остальных. Оля вдруг почувствовала, как муравей укусил ее за палец и оказалась на грядке в огороде. Птицы щебетали свои песни, курицы кудахтали в курятнике. Оля разжала руку, и раздавленная клубника упала на грядку.
Поезд
Девочка сидела в шатре из паутины, сотканной из цветных нитей для шитья. Чаще попадались ярко красные, они переплетались с нитями потолще, которые были из мотков пряжи для вязания. Нити были натянуты, скрещивались, цеплялись друг за друга, отбрасывали тени, и самое главное - прятали девочку от мира. Или скорее подключали её к нему. Кто-то скажет это особая медитация, то как она погружалась в воспоминания свои и чужие, как могла мысленно пробегать в будущем, настоящем, прошлом. Она могла присутствовать в жизни всех, кто был связан общим - Отцом яблок. Древним духом, которым была пропитана сама земля её родного города, который витал в высоких горах вокруг мегаполиса, который был самим воздухом. Нити собирали этот дух, его силу, они впитывали его историю, они концентрировали его внимание, на девочке, которая недавно сама стала носителем духа Отца яблок. И вы скажете - зачем ей гулять по воспоминаниям людей, если она может превращаться в дерево и крушить все вокруг, спасать, уничтожать, добиваться власти? Затем, что в отличие от многих других детей этого города её не волновали подобные вещи. По крайней мере пока. И в этот летний вечер, когда красные нити пропитывало собой такое же красное солнце из окна. Девочка сидела, хмурилась, погружённое в одно воспоминание, своё. Это произошло два года назад. С тех пор родители не смотрели на неё, как прежде. Они словно скользили взглядом по дочери, замечая, что она в комнате и отводя взгляд, словно она напоминала им о чем-то. И Оля знала, о чем. Её брат погиб два года назад, попал под поезд. Девочка не знала винят ли её родители. Они ей никогда об этом не говорили. В их семье они вообще не говорили о несчастном случае. Они стали немыми заговорщиками в своём горе.
Оля сидела этим ярким вечером, пытаясь совершить трюк. Иначе зачем ей такая большая сила в её восемь лет? Она вернётся назад и спасёт брата.
Но каждый раз, оказываясь на грядке среди клубники, девочка закрывала глаза и снова, снова оказывалась перед путями. Она слышала, как нёсся поезд, видела, как братишка выбежал на пути, пытаясь догнать родителей. Видела, как он замер, пытаясь решить, что сделать, как застревала его нога между досок.
И каждый раз она кричала:
- Нет!
И сила прожигала все внутри девочки, она чувствовала, как мысленно останавливает поезд. Но он слишком сильный, сопротивление метала, не поддавалось. И сколько бы раз она ни возвращалась, сколько ни пыталась - итог один.
Она возвращалась на два года вперёд, в свою комнату, окружённая нитями, загораживающими её от мира. От тишины дома. Родители работали каждый в своём компьютере, а Оля чувствовала, как от одиночества стыли вены.
И тогда она возвращалась. Она прикасалась руками к нитям, они вбирали энергию этого города, соединялись с её силой, источником Отца яблок в её крови и уносили её на два года назад. Она оказывалась на одной и той же грядке с клубникой, девочка уже терпеть не могла эту ягоду. Она наизусть знала, что происходит и в какой момент. Оля сжимала ягоду в руке, так что тёк сладкий сок сквозь пальцы и пыталась ещё раз, оказывалась у путей, когда выскочил туда братишка, за которым она не углядела, который выскочил из сарая, где она его оставила, и которого она не проверила, увлечённая этими ягодами, ненавистными ягодами.
Девочка чувствовала, как злость поднимается из самой земли. Ноги Оли превращаются в корни, которые впиваются в почву, они поднимают её и несутся навстречу поезду вдоль путей. Она надеется, что сможет сбить, согнать его с путей, чтобы спасти Ваню. Но что-то внутри неё знает, что ничего не получится. Что это неправильно. Что если Веня будет жив, то скорее всего через два года, когда весь город будет заперт на карантин. Оля с мамой не пойдут в магазин у дома, и мама не отругает девочку, что та сняла маску, и тогда Оля не встретит женщину у входа в магазин, и та не даст ей яблочное семечко, которое в ту же ночь вросло ей в кожу и пробиралось по всему тело, разнося боль и отчаяние. Ничего бы этого не произошло, и она не смогла бы вернуться, чтобы попытаться спасти братишку.
Девочка упала на колени, корни исчезли, превращая её ноги в обычные, детские, маленькие. Поезд пронёсся мимо неё, отбрасывая тело мальчика на другую сторону дороги. Она столько раз видела этот момент, и злилась на себя, что он не убивал это чувство надежды, что она может что-то исправить. Что у неё внутри продолжало что-то светить, детская вера в чудо. Ведь у неё есть такая сила, такая мощь. Почему бы не попробовать ещё раз?
Оля снова оказалась у себя в комнате. От напряжения болела голова. Из носа текла кровь. Сколько раз она вернулась за этот вечер? Восемь-девять? Температура в комнате заметно упала. Руки девочки дрожали, обессиленные. Но она слышала тишину дома. И ей была невыносима мысль, что она выйдет из комнаты и они снова будут делать вид, что ничего не произошло. Что они обычная семья. Никто никого не обвиняет, никому слова не говорит. Ей было невыносимо, что ничего не происходит. Она схватилась за нити. И ничего не сработало. Может потому, что она слишком много раз за сегодня "вернулась", может ещё по какой-то причине. Не сработало. Она опять схватила. Нити были просто нитями. Паутина потеряла свою магию.
И тогда она почувствовала ещё одну волну злости. И эта злость заволакивала все перед её глазами чёрным облаком.
Как это так? У неё же есть сила, доступная единицам! Она может бродить по своей жизни по всем временам, она может гостить, вторгаться в чужие, а тут не работает!
Она схватила нити в пучок, и её рука покрылась корой, девочка поднялась, разрывая руками паутину. Из ног вырвались корни, которые разнесли паркет в комнате в щепки. Руки превратились в ветки. Она злилась. Злилась, что со всей своей мощью и силой не может ничего изменить. Девочка обрушила шкаф, разнесла вдребезги окно. Родители бились в дверь, которую она закрыла кроватью. Девочка парила над полом, держась корнями за стены комнаты. Она раздирала обои, разрывала книги, не замечая боль в ногах, не замечая порезы, не замечая отчаяния, которое текло по её венам. И сколько бы она ни била, ни крушила вокруг. Внутри ничего не успокаивалось, и сердце бешено билось, она задыхалась от ярости. Вскоре девочка упала на пол, обессилев. В комнату ворвались родители, и схватили ее в объятия. Оля открыла глаза и увидела над головой паутину. Комната была целой, родители обеспокоено держали её на своих руках. Над губой у девочки запеклась кровь. Все тело болело. Она как сквозь туман услышала голос мамы:
- Боже, ты так кричала, все хорошо? Что случилось?
- Ты так напугала нас, малышка, - прошептал папа.
Девочка почувствовала, как тепло ей было в комнате и расплакалась. Она горько плакала на руках родителей. Плакала впервые за два года.
Палисадник
Ноги болели у бабушки Фёклы, особенно по ночам. И руки, суставы ломило после мытья полов или посуды. Злилась бабушка на свою немощность, но тело старое и уже не всегда слушалось. Особенно страшно было, что если заплохеет, то не успеет помыться и в чистое переодеться, чтобы не так было стыдно перед врачами. Каждый раз, когда ей становилось худо, вечером она собирала сумку с чистым бельём и необходимыми принадлежностями, чтобы если что забрать с собой. То сердце прихватит, то почки. То травку заварит, а от неё желудок болит. То сын позвонит и вся за него распереживается. Она каждый раз себе говорила, не задавить вопросы ему, чтобы не волноваться. Но нарушала данное себе обещание. Одна радость у неё была - палисадник возле подъезда. Каждый год она там и фигурку поставит, и новые цветы посадит, с удовольствием ухаживает. Так что на душе легче становится. И вокруг как будто не городские стены, и вся эта молодая суета. Совсем все другое становится. Но в этом году совсем заплохело бабушке Фёкле и боялась она, что не доживет, не увидит, как палисадник её разными цветами зацветёт, словно оркестр, будет звучать и переливаться красками. Каждое утро выходила на улицу бабушка Фёкла и копала, пересаживала, полола, и как будто торопила цветочки. Приговаривала:
- Ну, что же вы родимые? Что же вы не порадуете старушку?
И они, как назло, невпопад цвели. То один зацветёт, а второй усохнет, то другой раньше будет цвести. И все невпопад, не так как ей хотелось. Потом в один из дней налетела гроза, град пошёл, не виданное дело - в мае. Хотя, в их краях такое бывает, все равно не ожидала бабушка Фёкла и искренне горевала по побитым стебелькам на следующее утро. И пыхтела, и крутилась она вокруг своих подопечных по утрам, а потом и днём стала выходит. Сад рос, красовался, появлялись новые фигурки, и он становился похож больше на волшебное место. Но бабушке Фёкле все было недостаточно, все мало. Не там цветок один сидит, надо пересадить, кустик постричь, сирень совсем не радует. Она возилась на корточках, спину ломило, коленки выли, пот струился по её старому лицу, она тяжело дышала и продолжала свой труд.
Однажды к ней в палисадник забрёл малыш, никто не знает, как он туда попал, потому что ключ был только у бабушки Фёклы. Да, и по правде сказать окружающие хоть и любовались садом, заходить в него даже и не думали. Все казалось там лежит на своих местах, по определенному принципу, закону, что не потревожить, не вмешаться, так чтобы остаться незамеченным. Никто этого в слух не говорил, но того усердия вокруг сада от бабушки Фёклы вокруг все боялись, и её тоже. А тут забрёл малец. И давай играть в машинку, один из экспонатов бабушки. Машинка стояла на пеньке, рядом с розами и очень подходила своим цветом общей картине. А тут малец, не скрываясь давай шуметь, бубнить себе под нос.
- Бум-бум бум, бррорррр.
Бабушка Фёкла замерла, когда услышала это. Даже на соседней детской площадке, кажется, все приостановились. Мальчишка продолжал ещё громче.
- Бброороооо ииии уа уа.
Бабушка опёрлась на свои старые колени и с трудом поднялась на ноги. Она отряхнула пыльные штаны, взяла лопатку, бог знает для чего и пошла на звуки. Хотя и без того ясно себе представляла откуда они, ведь это её машинка, на её пеньке, в её саду. Она кряхтела и стонала громче обычного, чтобы мальчишка мог улизнуть и ей не пришлось бы с ним разбираться. Но нет, тот был увлечён погоней невидимых полицейских и перестрелкой.
- Что ты здесь делаешь? - ледяным тоном спросила бабушка. На соседней площадке все замерли в ожидании грандиозной разборки. Кое-кто из ребятишек хихикал, другие же замерли от страха. Кое-кто из взрослых начал переговариваться стоит ли им пойти и вмешаться. Но мальчик, кажется, был с другого двора и потому его судьба в руках бабушки Фёклы, к кому он так неудачно вломился в сад.
- Я вижу, что ты играешь, но это возмутительно! Положи мою машинку.
Мальчик положил и встал, он посмотрел на бабушку и извинился.
Бабушка Фёкла не ожидала, она готовилась к баталии, к причитаниям, к лекции про уважение взрослых, но не к извинениям.