Аннотация: Рассказ в трёх частях. Написано в соавторстве с Евгением Люфановым.
I
Дверь громко хлопнула и недовольный колокольчик сообщил, что магазин снова опустел. "Дура!" - лениво подумал Толик. - "Подумаешь, цены поднял! А жить-то мне на что?". Женщина ушла, ничего не купив и пообещала никогда больше не возвращаться. День только начинался, а настроение было безвозвратно испорчено. "Ох, жарко будет..." - подумал Толик и встав из-за кассы подошел к двери. Арендованный им магазинчик был маленькой пристройкой к черной стене дома, поэтому нагревался как котлета в печке. Из окон магазина был видна часть двора и небольшой кусочек переулка.
Предыдущий хозяин говорил ему: "Прогоришь здесь, вокруг одна нищета", но Толик тогда не особо верил. Думал, небось работать не умеет. Еще думал, что продукты и водка всегда продаются лучше, чем гвозди да замки. Сейчас же, глядя на итоговую ведомость за месяц, он вспоминал слова старого хозяина и они уже не казались ему лишенными смысла. В конце улицы был большой супермаркет, все привыкли ходить туда. Из-за этого проклятого супермаркета пришлось уволить продавщиц, которые достались ему вместе с магазином, теперь за прилавком он стоял сам, прикидывая жалкую недельную выручку. Толик вернулся на место и плюхнулся на барный стул перед кассой. Если за два-три месяца ничего не изменится - магазин придется закрывать. А у него оборудование взято в долг, а еще налоги, аренда... Тесть замучил своими упрёками: "Когда возвращать долг думаешь? Я из-за тебя, мудака, дачу продал!" Эх! Да что там говорить. Хреновый из него получался бизнесмен. И не только бизнесмен. Людка тоже подождала пять лет, да и ушла к какому-то оконщику. Мол, замуж не зовешь, а у меня лучшие годы уходит. Ага... У нее лучшие! А у меня какие?..
Внезапно его мысли прервал колокольчик. Дверь открылась, но никто не вошел. Опустив взгляд на метр, Толик увидел небольшого вихрастого пацана в засаленном пиджаке размера на три больше, чем он сам. Он двумя руками толкал ручку, которая была на уровне его головы. На задорном и сосредоточенном лице его россыпью были накиданы рыжие веснушки. Толик сделал вид, что он занят важными подсчетами. Мальчишка вошел и деловито огляделся. С прищуром оглядев Толика, он медленно пошел вдоль полок, рассматривая разноцветные баночки, коробочки и кулечки.
В двух выпуклых зеркалах, висящих над проходами, то появлялась, то исчезала его залихватски сдвинутая набок кепка. Зачем-то взял, и долго рассматривал банку апельсинового джема, но положил назад. Еще что-то повертел и не взял. "Мать чего-то хитрое заказала", подумал Толик.
Над входом, напротив кассы, висел наспех прикрученный к стене китайский телевизор. Там начинался футбол. "Наши опять продуют" уныло решил Толик. Он не был фанатом, но в детстве частенько гонял мяч с дворовыми мальчишками. Ох, как давно это было! Иногда он любил помечтать, что если бы все так не закрутилось с армией и первым бизнесом, он вполне мог бы сейчас играть за небольшой клуб. А что - во всём дворе в нападении ему равных не было!
Мальчик внимательно уже две минуты изучал пачку чипсов и Толик прибавил звук, чтобы слышать комментатора. Матч еще не начался, футболисты вышли на газон и построились в две шеренги, иногда подергивая ногами, как лошади перед скачками.
Время было уже к полудню - становилось жарко. Чтобы немного проветрить, Толик на секунду вышел из магазина, чтобы подпереть дверь. Но стоило только ему нагнуться за кирпичом, которым он обычно подпирал дверь, как дверь внезапно с силой распахнулась и из нее пулей выскочил мальчишка. Его пиджак развивался, как знамя, а руки сжимали несколько пакетов чипсов и две пачки сока. Перескачив через Толика, он опрометью кинулся налево и назад, за магазин. Несколько секунд Толик соображал - бежать или остаться в магазине, но ноги уже сами несли его за парнем.
- Стоять! - заорал Толик и бросился вдогонку.
Парень улепетывал во все лопатки и явно нацеливался за дальнюю многоэтажку. Бежал он неплохо, но соки и чипсы явно мешали ему набрать скорость. Однако, и Толик, хотя был в тапочках, еще с армии бегал хорошо. За поворотом он увидел, как мальчишка стремительно дует прямо вдоль дома. "Повернет во дворы - пиши пропало" - решил Толик и припустил во весь дух. И тут ему подфартило. У дальнего подъезда появился толстый мужчина в военной форме с коричневым кожаным портфелем. Шел он бойко, четко - по-военному. Мальчишка бежал прямо на него и Толик что было силы заорал на весь двор:
- Держи! Держи вора! Хватайте парня! Он украл чипсы!
Вояка мгновенно оценил ситуацию и не бросая портфеля, с неожиданной для такого веса прытью, сделал мощный бросок навстречу парню, который уже намеревался его обогнуть. Мальчишка, летевший на всех парусах, не сумел избежать широких растопыренных рук и влетел в них, как щука в сети. Толик бросился к ним и уже через секунду был уже на месте задержания. Да, дыхалка уже не та.
- Ох... Эта... Спасибо... Я ж вижу, пацанчик-то боевой, - говорил Толик переводя дух. - Шарил, шарил по магазину. Ох, в колонию пойдет у меня... Представляете, с утра уже пошел на дело. Украл чипсы и сок. Ворье малолетнее. Кто твои родители, уголовщина?
Парень молча ерзал, пыхтел и пытался вырваться, но военный крепко держал его за шкирку, как котенка. При попытке отцепиться, он приподнимал парня над земелей и тот болтался, словно Буратино.
- А я вижу - пацан летит, - сказал военный. - Ну, думаю, украл, кажись чего - вон полные руки барахла. Уж наверное, если б купил - нес бы по-человечески, в пакете, как все. А тут вы кричите. Ну, я и смекаю - обычное дело. Пацан украл чего-то и бежит продавать. Надо помочь, думаю. Надо за это руки отрывать. Не им, конечно, а родителям. Эти-то еще глупые, им что старшие пацаны скажут, то и делают. Мозгов-то нет совсем. А родители, небось, дома у телека сидят. Или с похмелья после вчерашнего не встали.
Военный неожиданно рассмеялся густым басом и Толик почувствовал легкий запах перегара. Он повернулся к парню.
- Да, может и так... Дома-то кто у тебя? Родители? Бабушки? Молчишь? Ну ничего, разберемся. Ну что, пошли, пацанчик. Будем тебя в милицию сдавать. Давайте мне его.
Толик собрал валяющиеся вокруг пачки чипсов, поднял один пакет с соком и с грустью посмотрел на второй - он порвался и вокруг него разлилась ярко оранжевая лужа. Потом взял парня чуть выше локтя и сжал так, что тот вскрикнул.
- Пошли, пошли! Попробуй только вырваться, тогда еще не так будет. Думаешь, тебе все всегда с рук будет сходить? Думаешь, вот так украл, съел, продал и гуляй? А вот хрен тебе! Сейчас я тебе устрою кузькину мать... Ага, повырывайся еще у меня! Сейчас я тебе так повырываюсь - мало не покажется! Давай, давай! Двигай ногами! Товарищ майор, будете свидетелем? Я милицию вызову, а они обязательно свидетелей требуют.
- Ну я вообще то спешу... - неуверенно проговорил майор. Ему не хотелось во всё это ввязываться, но он понимал, что от него сейчас многое зависит, например судьба паренька. - Погодите, может без милиции всё решим? Зачем сразу "милицию"? Они всё равно его отпустят - шкет ведь ещё.
- Не-ет - протянул Толик - Я его гада протащу по полной, будет знать как воровать!
- Ну а может я за него заплачу? Что он там взял-то? Сущая ерунда... - всё так же неуверенно вступался майор.
- Товарищ майор, - Толик обращался к нему по-военному по старой армейской привычке - Он что вам, сын родной? Вы же не будете мне платить за каждого гопника в районе! Сегодня ему сойдет с рук, а завтра он пойдет воровать снова? Если не наказывать - толку не выйдет. Пускай его поканетелят в ментовке.
- Ну вызывайте, только давайте - вызывайте быстрее, я опаздываю. - Майор уже и сам был не рад, что встрял в это дело.
Милиция приехала на удивление быстро. Молодящаяся старший лейтенант в пилотке и с детскими белыми кудряшками, быстро расспросила, как было дело. Она выяснила, как зовут пацана, куда-то пару раз позвонила и потом рассказала Толику, что мальчик давно состоит на учёте в детской комнате, что он из неблагополучной семьи и у него уже есть условный срок за угон машины. И воспитывается он матерью без отца, так как отец их бросил в детстве. И что парень - автор многих мелких и не очень неприятностей. И сказала, что его уже "знают на районе". В конце концов, она дала Толику с майором что-то подписать, пацана посадили в пыльный уазик и уехали. Когда его увезли, Толик злорадно подумал, что теперь-то район вздохнёт спокойно.
II
Прошла пара недель, и Толик уже начал забывать этот эпизод. Торговля шла ни шатко, ни валко, но кое-как алкашня покупала якобы не палёную водку, а мамаши приходили за молочкой и макаронами. "Может и отобьётся магазин за год" думал Толик. Настроение понемногу улучшалось и он даже подумывал о покупке кондиционера.
Однажды с утра ему позвонила испуганная жена и сказала, что приходили с почты и принесли повестку в суд. Что за суд? Он сам не знал. Толик судорожно стал перебирать все свои возможные связи и истории, когда его озарило - это же, наверное, по поводу того воришки. Да, конечно! Что ж еще! Толик стал вспоминать тот день. Думая о нем, в его голове висела неотвязно какая-то мысль, но он никак не мог ее нащупать. Что-то во всей этой истории не давало ему покоя. Ему почему-то казалось, что он что-то упустил, что было что-то важное, что имело отношение к нему и к этому воришке...
Он все время вспоминал этого мальчишку. Он как будто нарисовался перед его глазами и не хотел уходить. Его веснушки, пиджак, кепка - все это было намеком на... что? Толик вспоминал, как все это было, как он долго все рассматривал, как тот выбежал, как Толик бежал за ним, как майор предлагал отдать за него деньги. Даже хорошенькая старшая лейтенант - и та стояла где-то позади парнишки и смотрела на него с осуждением. Все это было как-то странно и... непонятно. Что-то в этой истории трогало потаенные струны его души.
Ему вдруг вспомнилось, что он сам однажды в универсаме зимой украл четвертушку хлеба за 4 копейки и сырок "Дружба" за 12. Он спрятал все это подмышкой и пошел на выход деревянными ногами. Как же было страшно проходить мимо кассирши! Он вышел и бегом кинулся к себе во двор. А там, не размазывая сыр по хлебу, а положив его сверху куском, жадно, вприкуску, быстро съел и то, и другое, поминутно озираясь и ожидая облавы с множеством полицейских, сирен и немецкими овчарками на длинных поводках.
Вечером, придя домой, Толик отказался от ужина и сразу пошел в постель. Лежа с закинутыми за голову руками, он смотрел одну точку в потолке. Возможно, впервые в жизни его обуревали странные противоречивые чувства. С одной стороны ему очень не хотелось идти в суд, опять видеть этого мальчишку, его странную кепку и веснушки. Наверняка, там же будет его рыдающая мать. Он представил, как она стоит на коленях. Простое ситцевое платье, длинные спутанные, давно не мытые волосы. Она простирает руки судье и с искаженным лицом кричит: "Отпустите моего сына! Отпустите! Это последний раз! Отпустите! Последний раз! Последний раз". Его аж передернуло от этой картины. Сопли он не любил.
Но, с другой стороны, он был доволен. Он хотел, чтобы гопника наказали и его накажут. Мать или его - но накажут. Получается, что хотя бы одно дело в своей жизни он довел до конца. Возможно, даже, что благодаря этому гопника всё таки посадят. Или отправят в интернат. Или в колонию. И ему, Толик был в этом абсолютно уверен, там будет лучше. Уж там-то из него сделают человека. Там научат. У его школьного дружка умерла жена и он отдал двух мальчишек в интернат. И что - нормально. Пацаны там выросли, стали мужиками. Никакими не уголовниками. Один на стройке работает, второй в охране. Он не заметил, как за этими мыслями его накрыл сон.
Снился ему большой белый корабль. Толик стоял на палубе и смотрел вперед. Высоко, над вантами реяли чайки. В голубом небе было ни облачка и пароход высокий-высокий шел по маленькой речке к океану. И Толик был капитаном и стоял впереди, у руля. Он вертел большой деревянный штурвал и смотрел на чаек. Впереди на горизонте показался его магазин и Толик уверенно направил свой пароход прямо к нему. Около него он остановился и все пассажиры начали спускаться по трапу, который вел прямо в дверь.
Он смотрел, как тысячи пассажиров все шли и шли в его магазин, чтобы купить не паленой водки и макарон. А он вглядывался в эту толпу и судорожно искал среди них того мальчишку. Ему надо было найти мальчишку во чтобы то ни стало! Найти, чтобы не пустить его в магазин. Он все смотрел и смотрел, но уже точно знал, что мальчишка уже давно в магазине. И сейчас он набирает его чипсы и соки в карманы. У него все сыпется, а он все берет, и берет, и берет. Пассажиров становилось все больше, они уже заполонили всю палубу, толкались на трапе, в магазине и молча падали в воду. Вылезали и снова пытались войти в дверь магазина. Колокольчик звенел не переставая. Звенел и звенел. Звенел и звенел...
Толик открыл глаза и похлопав рукой по тумбочке, наконец-то выключил звенящий будильник. Пароход медленно растворился, унося в пучину небытия тысячи его покупателей. Жена спала, отвернувшись к стенке. Толик вспомнил про суд и поморщился. Может не пойти? Это была идея! А что? Просто не пойду. Подумаешь... Зачем я им? Все показания уже записаны, всё они там знают. Да хрен с ними, схожу, всё равно проснулся. Толик снова поморщился и потопал в трусах чистить зубы и собираться. Как ни крути, а в суд придется одеться поприличнее.
III
На входе у него проверили паспорт и повестку, показали куда пройти. Толик прошел, сел в коридоре на скамейку, стал ждать когда вызовут. В коридоре сидели ещё какие-то незнакомые ему люди. Прошло больше часа, всех клонило в сон. Наконец, дверь открылась и выглянувшая женщина стала проверять фамилии по списку, попросила всех заходить. Все зашли и расселись в маленьком зальчике подальше друг от друга. Некоторое время ничего не происходило, какие-то люди заходили и выходили, потом внезапно кто-то сказал "Встать, суд идет" и Толик покорно встал. Судья что-то говорила, кого-то о чём-то спрашивала, листала бумаги, к ней поминутно подбегала девушка секретарь, они таинственно шептались.
Через некоторое время открылась дверь, вошёл милиционер с коротким автоматом наперевес, а за ним другой такой же милиционер втолкнул того самого парня, в том же самом пиджачке не по размеру, только теперь он был совсем не похож на самого себя тогда, во время всей этой истории в магазине. Он был жалок. На него было больно смотреть. Толик обратил внимание, что парень совсем исхудал со дня их последней встречи, его рыжие вихры были острижены, а лицо не излучало прежнего озорства. Самое неприятное, что поразило Толика, что руки у парня были скованы стальными наручниками спереди. Это произвело на Толика очень гнетущее впечатление, даже более гнетущее, чем то, что парня заперли в клетку, закрыв её на эти наручники вместо замка. Парень угрюмо уселся на скамейке в клетке, и у Толика в голове мелькнула мысль: "А на чёрной скамье, на скамье подсудимых..." В зале стало очень тихо, все замолчали, а судья углубилась в свои бумаги.
Всё это время Толик смотрел на мальчишку и понимал, что в его судьбе сейчас будет происходить очень важное событие, которое, возможно, повлияет на всю его жизнь, а может быть, даже и на её исход... Ему стало нестерпимо противно от всего происходящего, стало очень жалко паренька. Тишина в зале стала настолько напряжённой, что звук перелистываемых судьёй бумаг резал её как нож масло. Все в зале были напряжены, кроме двух конвоиров, спокойно обмякших на стульях по обеим сторонам клетки.
Наконец судья что-то жестом показала секретарю и та встала. Девушка скороговоркой произнесла какую-то юридическую формулу, из которой Толик уловил обрывки фраз: "Слушается... под председательством... в составе... на основании..." Потом судья громко спросила:
- Обвинение на месте? Кто представляет законные интересы подсудимого?
Секретарь подбежала к судье и что-то шепнула, судья снова громогласно отчеканила:
- Пригласите в зал!
Всё это время Толик слушал в пол уха, ему не давал покоя мальчишка. Он смотрел на паренька, сидевшего с опущенной головой и не обращавшего ни на кого внимания, погружённого в собственные мысли.
Дверь снова отворилась и в зал вошёл мужчина в сером костюме, он быстро прошёл на своё место, привычно разложил на столе бумаги, не сводя глаз с судьи.
- Прошу прощения, ваша честь. - произнёс мужчина заискивающе. - Сейчас мать обвиняемого придёт, буквально две минутки...
Это был защитник паренька. Ещё через минуту в зал вошла средних лет женщина и в нерешительности застыла при входе. Толика как кипятком обдало - Ленка! Это была Лена, его первая любовь. Она ждала его из армии, но потом они разругались из-за того, что она не хотела делать аборт, и Толик её тогда бросил. Они не виделись с тех самых пор ни разу. Толик несколько раз слышал о ней от старых знакомых - мол родила, работает в детском саду, так и не вышла замуж. Он никогда специально и не интересовался её судьбой, особенно после того, как сам женился и переехал к жене.
И вот, дал бог свидеться...
Лена Толика не заметила, а стояла, глядя то на судью, то на защитника, не зная куда проходить. Адвокат поманил её рукой к себе и указал место рядом, она подошла к нему и присела, сжимая в руках мокрый платок.
- Юрий Николаевич, - обратилась судья к защитнику - Вы готовы? Мы вас ждём.
- Да, ваша честь, мы готовы.
- Тогда начнем. Молодой человек! - теперь судья смотрела на паренька. - Представьтесь. Как вас зовут?
Конвоир ткнул парня в бок через решётку, что бы тот встал. Он встал, всё так же не поднимая головы пробубнил:
- Коля...
- Назовите свое полное имя - фамилия, имя, отчество! - раздраженно сказала судья.
- Веретёнников Николай Анатольевич.
- Елена Александровна, это ваш сын? - спросила судья у Лены.
- Да. - тихо ответила та.
- Кто отец ребенка?
- Он рос без отца...
Потом было еще много разных вопросов, но Толик их уже не слышал. Всю эту сцену наблюдал, как оглушённый. Только теперь он понял, на кого похож этот мальчик. Чей этот нос и чьи у него теперь уже совсем не озорные глаза. Картинка как паззл уже начала складываться у него в голове, но мозг стал как-то лениво отвечать на запросы. Толик чувствовал, что ему становится трудно дышать. Судья все еще что-то говорила, ей что-то отвечали попеременно - то мальчик, то обвинитель, то адвокат, то Лена, но Толик не вникал в происходящее, а ещё больше погрузился в какой-то ступор и смотрел на подсудимого в котором уже отчетливо видел свою точную копию с детской фотографии.
Где-то далеко, на самом краю сознания, он словно через толщу воды услышал далекий крик судейского секретаря:
- Анатолий Иванович! Степанов! Вы что, оглохли? Вставать надо, когда судья к вам обращается!...
Толик встал, в глазах его помутилось и он, теряя сознание, рухнул как подкошенный между стульев. Последнее, что он слышал - душераздирающий, переходящий в завывания плач Лены - его несостоявшейся жены, матери его несостоявшегося сына...