Аннотация: Рассказ в трех частях. Написан в соавторстве с Евгением Люфановым.
I
Анатолий Трофимович не любил свою соседку. Он её презирал. Объяснить почему у него возникло это чувство он не мог, но при всякой встрече с ней в коридоре их коммуналки, он брезгливо подбирал полы своего штопанного халата, стараясь, чтобы она не задела его проходя мимо. Соседка Анатолия Трофимовича работала в собесе, она стояла, по его мнению "у кормушки", наживалась на таких как он, пенсионерах. Привести какие-то факты непорядочности своей соседки он не мог, он вообще очень слабо представлял, в чём суть её работы, однако он был твёрдо уверен, что она "сволочь и жирует на народные деньги".
Анатолий Трофимович будучи пожилым и инвалидом частенько ходил в собес. Но как бы он ни умолял и ни просил - ему всегда назначали на приём к его соседке. Тот факт, что женщина живёт как и он в коммуналке, никак не влиял на его теорию, что она - "подпольная корейка". Он общался с ней в собесе, как будто не знал ее, но почти никогда они не разговаривали дома.
Он считал, что такие как она каким-то хитрым способом обкрадывают всех пенсионеров, да и вообще, всю страну. Короче говоря, его ненависть была абсолютной и непоколебимой, как и всякое чувство, возникающее не на знании, а на слепой вере. А Анатолий Трофимович был уверен на все сто - его соседка сволочь и кровопийца.
В один из осенних питерских вечеров, соседка встретив Анатолия Трофимовича в коридоре, прикоснулась к его руке и вкрадчиво сказала:
- Анатолий Трофимович, нам с вами надо серьёзно поговорить.
- Мне не о чем с вами разговаривать! - отдёрнул руку старик и хотел было пройти дальше в уборную, но соседка крепко ухватив его за локоть увлекла в обратную сторону - к коммунальной кухне. Такого поворота он не ожидал - это было так неожиданно, так на нее не похоже, что он невольно поддался и пошел перед ней, мелко семеня сухими ножками в больших войлочных тапках.
Они очень редко разговаривали дома. Бывало, конечно, ругались о показаниях счётчика или о грязи в уборной. Зато очень долго, а порой и доверительно, разговаривали в собесе. Соседка зажгла верхний свет и отодвинув чашку с края своего стола, села на табурет, жестом пригласив его занять место на стуле. "Под лампой!" - догадался Анатолий Трофимович. Он смутился и застеснялся, что смутился. "Наверное, сейчас будет жаловаться на туалет". Он молча сел на краешек ее стула. Ее лицо выражало некоторую торжественность. Неловкую паузу, которой, казалось, не будет конца, оборвала соседка:
- Анатолий Трофимович! Дорогой мой! Так жить нельзя! - начала она издалека. - Анатолий Трофимович, я знаю, вы - ветеран, участник, инвалидность и все прочее. Вы заслуживаете совершенно другого отношения. Я вижу, как вы живете. Я знаю, сколько вы получаете и что вам никто не помогает. В наше время, таким как вы, очень трудно сводить концы с концами...
- Позвольте! - протестующе привстал ветеран. Кажется, он начал понимать, куда клонит соседка.
- Подождите, не горячитесь, я всё объясню - успокаивающим жестом соседка посадила старика обратно на стул. - Я ж вас ни в чем не обвиняю, хотя, к примеру, вы за последние полгода ни разу не внесли за свет в местах общего пользования. Всё платила я. И вы отлично знаете... - Анатолий Трофимович опять хотел протестующе привстать, но она властным жестом удержала его на месте. - Вы отлично знаете, что я плачу и буду платить, если понадобится. Я с вами хотела поговорить совершенно по другому поводу.
Где-то в глубине души старик понимал, что соседка абсолютно права. Но он думал, что его маленькие уловки по электричеству в коридоре и уборной для нее проходят незаметно. Это был позорно и стыдно. Однако соседка продолжала, как ни в чем не бывало:
- Вам не хватает, я знаю. Вы за компенсацией приходили на прошлой неделе, и про лекарства я тоже знаю, мне девочки сказали про ваш диагноз. Они там конечно ищут возможности, но вы ведь понимаете, на всех пенсионеров не хватает, а вы далеко не первый в очереди...
Анатолий Трофимович был стариком крепким, но недавний поход в поликлинику был для него оглушающим - врачи обнаружили рак и назначили дорогую химиотерапию. И ему сейчас было вдвойне неприятно, что вот этот вот "враг народа" обсуждает его личные проблемы. Лезет своими немытыми, запачканными в тёмных делишках руками, прямо в его душу. И ему не хотелось сейчас разбираться в том, кто там виноват, что он - фронтовик, герой труда - живёт теперь как нищий. Да что там "как". Нищий и есть... Его душила злость и бессилие, хотелось раздавить эту толстомордую улыбающуюся бабищу, которая сидит и полоскает все его невеселые дела. В этот момент она уже была для него олицетворением всех зол, которые случились с ним и его родиной за последние годы.
- Погодите! Анатолий Трофимович, дослушайте меня, прошу вас!
Соседка смотрела на трясущиеся руки старика и понимала, что он вот-вот заплачет.
- Я сейчас вам все объясню. Я придумала очень хороший вариант для вас - и на лечение деньги найдем, и с коммуналкой с вашей решим. Не надо нервничать, вы, пожалуйста, успокойтесь.
Она стала говорить отрывисто, как будто хотела акцентами подчеркнуть важность всего ею произносимого.
- Вы знаете, у меня есть дочь и внучка. Мы с ней должны съезжаться, она совершенно без меня не справляется. Но у меня ведь только комната. А у неё общежитие. Она там с ребёнком на руках, одна. Мы подумали и решили, что получился бы очень хороший вариант, если бы вы с нею обменялись. Она жила бы со мной, а вы получили бы отдельную комнату, в которой все было бы - как вы хотите. А я уж конечно вам заплачу. В общем, вы как хотите, а разъезжаться нам по-любому придется.
Она замолчала и выжидательно посмотрела на него. Анатолий Трофимович икнул. Он не ожидал такого поворота разговора и не знал что ответить, злоба всё ещё кипела в нём как будто хотел избавиться от всего что накопилось за годы соседства с этой женщиной, за годы нищеты и попрошайничества. И тут неожиданно и для нее, и, как ни странно - для себя тоже, он вскочил и потрясая старческими кулаками взорвался площадной бранью:
- Ах ты сука проклятая! Вот что ты затеяла, тварь! Значит теперь и выселить меня решила! Всё у меня забрали, я всю жизнь угробил, работая за вас дармоедов! А вы теперь меня из родного дома гоните! Да я отсюда на фронт уходил! Добровольцем!
Это его "Добровольцем!" прозвучало как оглушительный приговор всему, с чем он хотел, но не мог бороться. Однако, вспышка гнева погасла также скоро, как и началась. Он тяжело опустился на стул, держась за грудь и с трудом переводя дух. Теперь ему стало даже неловко, что пришлось напоминать о своих заслугах, да ещё кому! Этой сволочи! Отожравшейся конторской крысе!
- Анатолий Трофимович! Я... Я не ожидала от вас такого. Я вам никогда ничего плохого не сделала, всегда чем могла помогала. Вам не за что меня попрекать. Совершенно не за что! - в словах соседки звучала горькая обида, она действительно ни в чём не была виновата перед стариком, она действительно помогала ему как умела, и документы на компенсацию перекладывала повыше в стопке, что б побыстрей шли, и за коммунальные платежи потихоньку приплачивала по паре сотен на его счёт, оставляла для него на кухне продукты.
- Да вы всю жизнь с меня кровь пили - процедил старик и замолчал совсем, опустив голову, что бы она не видела его слёз.
- Давайте по существу - предложила соседка, как ни в чём ни бывало. - Мы всё оформим с дочкой сами, вам не придётся хлопотать. Переезд - тоже всё сами. Вы поймите, вам в два раза меньше платить в месяц придётся. Там и место хорошее, там и парк рядом. Это же Петергоф, там воздух чище. Вы не подумайте, мол, если общежитие, значит развалюха. Вовсе нет. Там прекрасное кирпичное здание, ещё при царях строилось, оно простоит ещё сто лет. Там тепло и соседи там люди приличные.
Анатолий Трофимович слушал как в полудрёме, нервное напряжение далось ему тяжело и дряхлый организм потребовал передышки.
- Вы совершенно ни в чём не теряете, - продолжала кудахтать соседка, - вам же намного лучше будет поближе к природе, а не в душном центре. Вы посмотрите сколько теперь машин стало-то, не продохнуть! У нас во дворе все эти джипы, только и коптят. А там зелень кругом.
Старик очнулся от оцепенения и посмотрел на женщину.
- Что вы от меня хотите?
- Да я же для вас и стараюсь, - обиженным голосом сказала она.
- Знаю я вас! Квартира на Петроградской дорого стоит. Крысы тыловые...
- Да прекратите, Анатолий Трофимович! - вдруг тоже разозлилась соседка. - Я же с доплатой, не абы как. И на лекарства хватит, и на всё. К тому же, мы вас не в сарай какой-то там выселяем, а к приличным людям поедете.
Она говорила как о деле решённом, уверенно. Она не сомневалась, что со стариком возни много не будет. Ей хватало опыта работы с таким контингентом, она знала все их болевые точки.
- Ну и стерва... - он встал и медленно пошел мимо нее. - Ну и ну... А мне все равно - делайте что хотите... - Было похоже, что старик для себя что-то решил и всё происходящее, казалось, для него не имело уже значения.
II
Оформление и сборы были недолгими. Вещи старика поместились в обычную "газель". Доехали быстро. Водитель с напарником втащили в комнату кровать и комод, занесли узлы и свёртки, стребовали со старика деньги за доставку и "за погрузку / разгрузку", быстро развернулись и уехали. Немного постояв перед обшарпанной дверью вслед за вещами в новое жилье вошёл и сам Анатолий Трофимович.
Его мгновенно обдало сыростью, от которой он обомлел. Всё кругом было в плесени, запах не давал дышать. Обоев на стенах не было, на обваливающейся штукатурке шелушилась краска. Из потолка рядом с огромным крюком торчал провод с патроном, но без лампочки. Кровать и комод стояли посреди комнаты и как будто жались друг к другу от страха в чужом помещении. Старик прошёл пару шагов вглубь комнаты и под его ногами заиграли гнилые доски. Он остановился и растерянно посмотрел на окно. Вместо одной створки была фанера, а за немытым стеклом второй половины угадывалась буйная зелень двора в ярких лучах майского солнца. С улицы доносился весёлый пьяный гомон.
В коридоре послышался грохот армейских сапог. Мимо открытой двери протопал мужик в грязной майке и кирзовых сапогах. Прошел. Потом остановился и вернулся назад.
- Та-ак, здрасьте... Вы, стало быть, теперь к нам? Сосед что ли? - спросил он Анатолия Трофимовича. Старик глянул на испитое лицо мужика. Хитрый прищур, вороватая улыбка. Явно местный заправила. А может просто алкаш.
- А вы кто? - в ответ спросил (чего сам не любил) ветеран мужика. Голос его не слушался.
- Дык это... Тутошние мы - радостно сообщил мужик - Я - Гена! Сосед ваш. Вон моя комната. - он показал куда-то по коридору.
- Анатолий Трофимович. - представился старик и зачем-то добавил - Гвардии подполковник в отставке. Пенсионер.
- А-а, эвона что... Тута раньше тоже всякие князья проживали, а потом в революцию бежали. А теперь, вот, мы в этих хоромах живём. А вы к нам как - навсегда? Или погостить? - Гена, кажется, пытался понять, кого к ним подселили. Прощупывал почву - ему явно хотелось разведать, что да как. Может денег хотел занять, а может и сообразить получится.
- Теперь уж навсегда... - обречённо промолвил старик и присел на край кровати. Денег, которые ему дала соседка за квартиру, хватит только на первое время. Да и то...
Гена воспринял это как приглашение и вошёл:
- Ну что ж... Поздравляем! Анатолий...
- Трофимович. - на автомате подсказал ветеран.
- Да, Трофимыч! Дык это, может того-этого?.. За новоселье? Я могу сбегать, тут рядом магазин есть. Есть пятерка. Я мигом. Закусон организуем...
Ветеран поднял на алкаша глаза и тихо сказал:
- Потом, Гена, попозже...
- А, обвыкнуться хотите? Понял, не дурак! - хохотнул он и внимально осмотрел вещи старика. - Вы зовите, если что. Помогу. Ну, я вечерком еще загляну. - Гена вышел, прикрыл дверь и угромыхал сапогами дальше по коридору, напевая себе под нос "Он уехал в ночь на ночной электричке...".
Старик посидел еще немного, потом встал, подошёл к двери, и закрыл её на хлипкую задвижку. Оглядел комнату. Посмотрел на окно, на стены, на пол, потолок. Взгляд его уперся в крюк рядом с проводом. Он поджал губы, подошел к вещам и решительно развязал узел с бельём. Вывернув вещи на грязный пол, он выдернул оттуда единственную простыню. Отчаянно-равнодушным жестом он разорвал её вдоль на две части. Потом скрутил крепкую петлю и встал на стул. Нет, потолки были высокие. Хорошо жили князья. Он слез и кряхтя подвинул к стулу комод. Снова залез на стул, оттуда - на комод. Теперь он мог дотянуться до крюка. Завязал узел, подергал - надежно. Как и все, что он делал своими руками. Он неторопливо сунул голову в петлю. Осталось сделать один шаг и... вечность! Он закрыл глаза. Молиться он не умел, был неверующим, но в этот момент ему захотелось сказать что-то похожее на молитву. В коридоре послышались знакомые шаги - Гена возвращался. Анатолий Трофимович замер. Стоять на узком комоде с петлей на шее было очень неудобно. Гена замедлил шаг около дверей и перестал бубнить песню. "Прислушивается" - догадался Анатолий Трофимович и громко и со вздохом сказал "Эх, жизнь моя жестянка...". Гену, видимо, это убедило и он пошел дальше. Анатолий Трофимович выдохнул и посмотрел в окно.
Было самое начало лета. Под окнами буйно цвели лопухи и одуванчики. Жужжали пчелы и осы. Пахло чем-то летним. Всё жило своей жизнью. Всё было как всегда - всем было глубоко плевать на Анатолия Трофимовича, на его пенсию, на его проблемы с деньгами и здоровьем, на его жизнь. "Нечего тут рассусоливать! - рассердился он на свои нюни и шагнул с комода в другую сторону - туда, где не было стула.
Дальше все произошло мгновенно. В первый миг он почувствовал как у него отрывается голова и мир погрузился во тьму, но в то же мгновенье что-то случилось. Какой-то грохот, шум, боль в ноге и руках. Он умер или не умер? Сложно сказать. Он боязливо открыл глаза. Нет, вроде, все та же мерзкая комната с плесенью на голых стенах. Но... ему было трудно пошевелиться. Он оглядел себя. Он по пояс ушел в пол. Как в прорубь. Рядом с ним валялся крюк с привязанной простыней и с большим куском штукатурки. "Видно, крюк не выдержал, я рухнул и доски проломились" - понял Анатолий Трофимович и посмотрел теперь вниз - действительно он застрял по пояс. В дыру перед собой он увидел пыльное, но неглубоком подполье. "Вот, - вспомнил он фразу из школьного учебника. - У царского правительства не нашлось даже веревки, чтобы повесить нас по-человечески...".
Он попробовал высвободить руку и та сразу отозвалась болью. Подвигал головой, которая лежала на петле из простыни - от рывка очень болела шея. Еще сильно ломило в левом бедре. Из левой руки шла кровь. И еще сильно болела голова - вероятно зашибло куском штукатурки с потолка. В этот момент из-за двери раздался громкий крик прибежавшего Гены:
- Эй! Полковник! Что там у тебя взорвалось? Ты что там, гранаты рвёшь? - он подергал закрытую дверь. - Ты вообще жив там? Я дверь ломаю!..
Послышался глухой удар и Анатолий Трофимович сполз вниз еще чуть-чуть. Он напрягся и пытаясь сделать голос обычным закричал
- Нет, Гена! Все нормально! Небольшой ремонт! Скоро покажу...
- Ты это... - Гена явно пытался найти щелку в двери, чтобы посмотреть, что происходит. - Того-этого... Отец, ты смотри... У нас тут перепланировки запрещены... Трофимыч, как там тебя, слышь? Ты чо там? Чо затеял-то?
- Да, слышу, слышу! Никаких перепланировок! - Анатолий Трофимович совершенно изнемогал, вися над пропастью и силы стали покидать его. - Гена, потом, ладно?
- Ну смотри там... Чтобы больше без взрывов, а то смотри... Того-этого...
Гена наконец-то утопал, недовольно матерясь, а старик закрыв глаза еще пять минут молча отдыхал, чтобы набраться сил. Когда ему показалось, что он готов - он попытался упереться в края пола. Раненные руки слушались плохо. Он кое-как сжал их в кулаки, поднапрягся и, уперевшись в края ямы, дернулся изо всех сил вверх. Этим он продавил державшие его половицы и вместе с ними Анатолий Трофимович окончательно провалился в темное подземелье, но успел забыться где-то на пол дороги, как ему казалось, в преисподнюю.
III
Сколько прошло времени Анатолию Трофимовичу было неизвестно, но когда он очнулся он понял, что еще не умер. "Не везет мне сегодня на смерть" подумал он. Он понимал, что не умер, потому что его мозг где-то на краю подсознания регистрировал поступающие сигналы и преобразовывал их в доступную ему информацию. Он осознавал, что лежит на каменном полу в куче осыпавшегося с ним мусора. Еще он слышал писк и копошение крыс, чувствовал запах затхлости и плесени и понимал, что он, Анатолий Трофимович, инвалид, ветеран и пенсионер, лежит в подвале какого-то старого петергофского особняка и никто в целом свете не придет ему помочь.
Он открыл глаза - над ним зияла пробитая им дырка в полу, похожая на солнце с рваными краями. А вокруг него была тьма. Медленно глаза его начали привыкать к темноте. Он с трудом развязал петлю. Руки дрожали, силы в них почти не осталось. Старик попытался встать - тут же резкая боль пронзила ногу в бедре. "Перелом бедра - смерть старика" - мелькнула мысль, услышанная от старух, судачивших у подъезда. Он осмотрелся. Вокруг было пусто и темно. С трёх сторон проступали каменные стены, они были покрыты мокрой плесенью и бурыми наростами. Четвёртой стены не было - в ту сторону подвал уходил в тёмную бесконечность. Ровно посередине этой бесконечности стоял сундук.
Анатолий Трофимович раньше видывал сундуки. И когда был маленький, и в книжках. Но таких сундуков он не видел никогда. Это был царь сундуков. Он был огромный, шириной не менее двух метров, высокий, наверное с метр. Его углы были обиты металлическими полосами, с многочисленными буграми заклепок. Сундук был темно-красным или казался таким из-за света. Полукруглая крышка и огромный замок, на который она была закрыта - все было покрыто толстенным слоем пыли. На передней стороне сундука Анатолий Трофимович увидел какой-то вензель. Явно сплетенные буквы какого-то княжеского рода. То ли, "И" и "Л", то ли "Г" и "А".
Старик, забыв про боль подполз к сундуку и смахнул пыль. Теперь он мог рассмотреть его хорошенько. Толстенный чугун, плотное тяжелое, возможно корабельное, дерево. Главное сухое - плесень его явно не берет. С боков крышки Анатолий Трофимович нашёл две толстые ручки и попробовал дернуть - ручки скрипнули, но крышка стукнулась об замок. А, замок! Анатолий Трофимович совсем забыл про него. Он был толстый и надежный. И всем своим видом он говорил - "Я скорее умру, но не сдамся!".
Старик огляделся.попробовал подтащить сундук под дырку в полу. Но сундук был тяжеленный и сдвинуть его мог разве что трактор. Трактора у Анатолия Трофимовича не было. Эх, фомку бы. Фомки у него не было, а вот некоторые инструменты в ящике он с собой забрал из старой квартиры. Только как теперь до них добраться?
Анатолий Трофимович кое-как встал во весь рост и пошел, пошатываясь к дырке. Слава богу, подвал был неглубокий, но сил выбраться у ветерана явно не было. В молодости бы он как дважды два выскочил из этой ловушки. Он подошел к проломленному месту и огляделся. Недалеко от края стоял стул. Анатолий Трофимович просунул руку и попытался ухватить стул за ножку. С первой попытки это не получилось. И со второй тоже. Но с третьей, когда он встал на цыпочки и потянулся что было сил - ножка была схвачена и стул, чуть не зашибив еле дышащего ветерана, свалился внутрь.
Встав на него, выбраться было, конечно, тоже не просто, но можно было ухватиться за комод. Кое-как, пенсионер выбрался. Зона разрушения была не такая уж огромная - маленькая дырка в потолке, большая дырка в полу. Анатолий Трофимович покопавшись в вещах нашел молоток, долото и еще несколько инструментов, с помощью которых, он был уверен, что откроет загадочный сундук. Привязав простыню к комоду и спускаясь по нему, как по канату, Анатолий Трофимович сполз обратно на стул, а оттуда - на пол.
Проковырявшись около часа, старик замок победил. Петля и инструменты валялись рядом, а обессиленный пенсионер слегка приподнял крышку - да, теперь она открывалась! С замиранием сердца он поднял и, откинув ее от себя, заглянул внутрь. Грубая холщовая ткань скрывала содержимое сундука. Он принялся откидывать многочисленные углы в разные стороны. Один, другой, третий... Вот, кажется, последний... Он откинул последний большой лоску и ему на миг показалось, что он ослеп! Тысячи огней вспыхнули в темноте подвала! Красные, синие, зеленые... Но больше всего - ярко жёлтого! Золото! Камни! Монеты! Анатолию Трофимовичу даже показалось, что он на секунду потерял сознание. Он сидел перед огромным богатством! Сколько же здесь добра! Посуда, украшения, ручки, цепочки, браслеты, амулеты, канделябры, статуэтки - все это лежало огромной горой, видимо, сложенной впопыхах. Ни пыль, ни плесень не добрались до этого богатства. Каждая вещь могла бы обеспечить Анатолия Трофимовича на много лет.
Старик сидел на коленях перед сундуком и плакал. По его грязному лицу катились слезы и, смешиваясь с запекшейся кровью на подбородке, падали в пыль. Он плакал так, как плачут старые люди - тихо, без всхлипываний, без сотрясений, без размазывания слез по лицу и без причитаний. Он сидел и плакал молча. Прошло уже много времени, а слезы все катились и катились из старых глаз ветерана, пенсионера и инвалида Анатолия Трофимовича.