Любимова Лада Александровна : другие произведения.

Новый день

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он - лидер известной рок-группы. Талантливый, сильный, амбициозный, уверенный в себе. Она - именитый режиссёр. Смелая и непредсказуемая, она создала себя из ничего - решительная девчонка из городского приюта. Он потерял вдохновение, потерял себя. Она потеряла семью. Его группа разваливается. Музыка, как и его жизнь, больше не имеет смысла. Он уже не знает, что хочет от жизни и сводит с ней счёты. Любовь её жизни и маленький сын погибают у неё на руках. Она работает и работает без перерыва и не может простить себе, что живёт. Однажды они встретятся... Если смогут... Заблудившимся душам, тем, кто терял себя и любимых посвящается...
  Лада Любимова
  НОВЫЙ ДЕНЬ
  Роман.
  Художественная литература.
  Жанр: современная проза,психологический роман.
  Возрастное ограничение: 18+.
  
  Буктрейлер можно посмотреть здесь:
  https://youtu.be/8_R5g_V6AOE
  
  УДК 82-31
  ББК 84
   Л93
  
  Издательство: Издательские решения, апрель 2021г.
  ISBN: 978-5-0053-6129-5
  ? Лада Любимова, 2016-2021
  
  
  
  Глава первая
  ВСТУПЛЕНИЕ
  
  - Да это лажа какая-то! - Дейн жевал жвачку. - Фигня полная!
  Джеймс больше всего на свете хотел зарядить Дейну правой. А потом выложить начистоту, что ему стало далеко не в кайф играть с занудой, в которого превратился его лучший друг. Но не для того он работал над собой в последнее время.
  
  Просто эмоции. Обычная реакция на усталость и собственную несостоятельность, доведённая придирками Дейна до предела. Потому Джеймс промолчал, уменьшил громкость усилителя и сел в стороне, старательно оттачивая рифф1.
  
  Можно было подумать, что он владеет собой и ситуацией на все сто: сосредоточенное выражение лица, задумчивый взгляд, расслабленные плечи. Эту маску Джеймс научился надевать сразу, как только окружающий мир выводил его расшатанную нервную систему из хрупкого равновесия.
  
  Но Пол знал Джеймса давно. И хорошо. Даже сквозь стекло звукорежиссёрской он видел, как резко обозначились желваки на скулах Джеймса - Джеймс был не в порядке, хотя изображал обратное. Ещё Пол знал, что Джеймс может сколь угодно долго разыгрывать из себя смирного парня и не усложнять обстановку - вот характер!
  
  Дейн не прав. Так все считали. Только никто прямо не говорил. Конечно, они переживают не лучшие времена, а их музыка стала надрывной и слишком злой. Но зато правдивой. Они ведь всегда играли то, что чувствовали. Сейчас они чувствовали, что всё разваливается.
  
  Ен постарался смягчить резкое заявление Дейна:
  
  - Давайте попробуем ещё раз...
  
  - Какой смысл? - нарочито раздражённый Дейн ходил туда-сюда по студии, выражая всем своим видом презрение к тому, что они делали.
  Алан отложил бас. Он один был спокойным по-настоящему. Потому что понимал: пока Дейн и Джеймс не выяснят отношения - музыки не будет.
  
  - Пойдём, подышим воздухом, - предложил Ену Алан, направляясь к выходу.
  
  Но дверь отворилась, и в студию стремительно вошла элегантно одетая женщина, на ходу разговаривая по телефону. Она посмотрела на Ена и Алана, лучезарно улыбнулась и сказала:
  
  - Привет, ребята. Подскажите, как я Пола могу найти?
  
  Алан кивнул в направлении звукорежиссёрской.
  
  - Благодарю.
  
  Махнув рукой Дейну, она, не задерживаясь, пошла к Полу.
  
  Какая-то в ней ощущалась сила. Алану эта сила понравилась, и он сразу почувствовал расположение к женщине.
  
  - А кто это? - спросил Ен.
  
  - Не знаю, - Алан пожал плечами, провожая гостью взглядом.
  
  - Джейн Стилл. Она согласилась снимать клип, - Дейн скинул с себя напущенное недовольство и превратился в нормального Дейна, - мы пару дней назад ужинали с ней и Полом.
  
  - Вот как? А нас почему не позвали? - шутливо спросил Алан.
  
  - Не знаю. Пол всем рулил. И неожиданно вышло. Пол мне вечером позвонил, сказал, что не уговорит Стилл снимать. Просил помощи в переговорах за ужином.
  
  - Уговорили?
  
  - Как видишь! Пойду, узнаю, что за дела.
  
  На самом деле Дейн отличный парень, подумалось Алану. У него неплохие дипломатические способности и деловая хватка: не раз на заре их карьеры Дейн представлял и защищал интересы группы, и после ; тоже. Он талантливый барабанщик и личность творческая и незаурядная. Но будь оно не ладно, никак Дейн не может применить свои способности договариваться в отношениях с Джеймсом. А тот - скала. Стоит на своём до победного. Но не будь Джеймс таким упёртым, они бы ничего не добились.
  
  И вот на пике славы после семнадцатилетней карьеры они подошли к неразрешимой задаче: творчество застряло на фоне личных разногласий участников группы, особенно этих двоих.
  
  "Нужно время. Или хорошая встряска", - решил Алан, выходя с Еном на улицу.
  Несколько месяцев назад Пол, который с незапамятных времён был музыкальным продюсером группы, посвятил парней в идею видео к песне "Без предела" из прошлого альбома. Идея показалась любопытной и выглядела свежо.
  
  Клип к этой песне никто не планировал снимать. О нём и речи не шло. А тут Пол вдруг заговорил о клипе и разложил замысел по полочкам. Всем понравилось.
  Пола поздравили с открывшимся даром на новом для него поприще клипмЕйкера2, и решили клип снимать. Такое решение стало единственным за последнее время, когда никаких противоречий не возникло.
  
  Стали соображать, кого позвать режиссёром. Перебрали несколько вариантов: и тех с кем раньше работали - проверенных и известных, и новых - интересных и перспективных, но Пол заявил:
  
  - Ладно, парни, я пошутил.
  
  Джеймс напрягся. Теперь напряжение вызывала любая мелочь. Он этого не показывал, напротив - сдерживался и скрывал чувства. Но тот, кто был очень внимательным, замечал, что взгляд Джеймса становился вовсе не задумчивым, а тяжёлым, а в самых худших случаях Джеймс сжимал и разжимал кулаки, мелко и часто постукивая ими по коленке, как сейчас. Джеймс только прикинул, что можно под предлогом съёмок приостановить запись не клеящегося альбома, переключиться, пообщаться с ребятами без давления. Когда снимаешь клип, ты больше не лидируешь, не отвечаешь за всё подряд - этим занимается режиссёр, а ты просто делаешь свою работу. Может, после такого перерыва они будут ладить лучше.
  
  - Я не про клип пошутил. А про то, что идея видео - моя, - Пол засмеялся. - Захотелось минуту славы снискать, а вы - купились.
  
  - И кого ты этой минуты лишил? - с интересом спросил Дейн.
  
  - Джейн Стилл. Но я думаю, она меня простит.
  
  - Подожди, это та, кто снимает крутую рекламу про тачки? - уточнил Дейн с видом знатока. Он всегда в курсе - интеллектуал и всезнайка команды.
  
  - Точно, - подтвердил Пол, - но она снимает не только рекламу. У неё есть фильмы про разный экстрим. Типа путешествия в труднодоступные точки планеты: альпинисты, лыжники, дайверы и всё такое. Не зря она титул "отважной Джейн" заполучила.
  
  Потом они посмотрели её рекламные ролики и фильмы. Стиль видео был наполнен движением и объёмным сочным видеорядом, который буквально погружал в происходящее на экране. Затягивал ненавязчиво, но сразу. Несмотря на то, что ролики Стилл рекламировали самые дорогие автомобили мира, в них не было ни капли глянцевой вычурности, зато была непосредственная и увлекательная история. Видно было, что Джейн не любила ходового искусства и принятых стандартов.
  
  Но её стиль никак не вязался с тем, что для них снимали раньше: скупые мрачные тона, сухой сюжет, и мало их собственной актёрской игры. Они работали с разными идеями и с разными режиссёрами, но те не выходили за рамки сложившегося порядка.
  А здесь столько красок и динамики! Но почему - нет? Новизна и смелость - в их духе.
  
  Выяснили, что Пол познакомился со Стилл случайно: они летели одним рейсом в соседних креслах. Они сдружились, и Пол звонил Джейн иногда. В одном из телефонных разговоров она сказала, что следит за творчеством его подопечных - оно ей нравится, а песня "Без предела" вызывает в её воображении такие вот картинки. Пол заметил, что из этих картинок может получиться настоящий клип. И Джейн в шутку прикинула сценарий.
  
  На том бы всё и кончилось, но идея Пола не отпускала. Он подкинул её ребятам и получил безусловное согласие на съёмку. Осталось уговорить Джейн.
  
  Но Джейн не соглашалась, ссылаясь на занятость и отсутствие опыта работы с подобным материалом. Утверждала, что не работала с музыкантами, и, не смотря на любовь к музыке и интерес к группе, этот сценарий - внезапная фантазия, навеянная хорошим настроением, общением с Полом и качественной музыкой. Фантазия, не более.
  Пол не сдавался. Он звонил Джейн восемь раз в неделю. Спрашивал, как дела, интересовался планами и настаивал-настаивал на съёмке. В конце концов, Джейн согласилась написать сценарий и подарить его Полу, лишь бы Пол не приставал к ней с этой темой. Пол подарок принял, но не отстал.
  
  И тут его путь осветила счастливая звезда удачи: Джейн прилетела в Сан-Франциско. Нет, не к нему, конечно, но о приезде своём сообщила и даже приняла приглашение Пола поужинать.
  
  Пол взял с собой Дейна, который мог быть чертовски убедительным, если хотел. Само собой, Дейн был убедителен и безупречно очарователен - Джейн согласилась на съёмки.
  
  Остальным ребятам Пол ничего не сказал. Он хотел сделать сюрприз: им нужен был какой-нибудь неожиданный и приятный сюрприз - взбодриться. Пол планировал собрать всех вместе, пригласить Джейн и объявить об успешном окончании затянувшихся переговоров.
  
  Но Джейн позвонила ему как раз в тот момент, когда Дейн в очередной раз начал изводить Джеймса. Джейн срочно улетала и попросила уделить ей несколько минут, чтобы отдать подписанный контракт и увидеться с группой: вдруг они не понравятся друг другу, и как же работать вместе?
  
  "Она кстати. Разрядит обстановку", - подумал Пол.
  
  Когда все разошлись, Джеймс отложил гитару. По-хорошему, нужно пойти и познакомиться с этой Стилл. Он не разглядел её из угла, в котором сидел, только услышал отчётливо звучащий голос. Судя по нему и твёрдым шагам - уверенная в себе особа.
  
  Выходка Дейна с "полной фигнёй" ещё пульсировала у него в висках, хотя он понимал, что тот устроил представление специально для него. Сейчас Дейн там, с Полом и Джейн, решают, что да как, а он сидит здесь, словно не у дел.
  
  Пойти и присоединиться к разговору? И почему Пол не соизволил познакомить всех со Стилл, почему не предупредил, что она придёт? Всё выходит из-под контроля.
  
  Горячие волны гнева одна за другой окатывали его с головы до ног. Джеймс тяжело дышал, и, поймав себя на этом, подумал, что в его тридцать пять нервы стали совсем ни к чёрту.
  
  "Нужно всё контролировать, - заключил Джеймс, - как бы сложно не было". И решительно направился в звукорежиссёрскую.
  
  Он протянул руку к двери и получил ощутимый толчок: дверь открылась с другой стороны, наградив его лоб шишкой.
  
  - О, простите! - Джейн Стилл улыбалась. - Я не хотела на вас нападать.
  
  "Не хотела нападать... - Джеймс невольно рассмеялся: - Джейн Стилл, да ты просто крошка!"
  
  Он смотрел на неё сверху вниз и не мог сопоставить эту малышку с её прославленными деяниями.
  
  В заминке Пол протиснулся в дверь:
  
  - Джеймс, знакомься - это Джейн Стилл. Она любезно согласилась с нами сотрудничать. Джейн - это Джеймс...
  
  - Мне это давно известно. Стыдно не знать фрОнтмена3 лучшей метАлл-группы4, - Джейн усладила уши Джеймса, но таким тоном, что он почувствовал себя сопливым мальчишкой, однако, чувство это приятно щекотало где-то в солнечном сплетении.
  Джейн первой протянула руку для знакомства. Ладонь её была миниатюрной и тёплой, зато рукопожатие - крепким.
  
  Джеймс непроизвольно продлил приветственный жест, удерживая её руку:
  
  - Рад знакомству с именитым режиссёром.
  
  - Ладно, обмен взаимными любезностями, видимо, должен как-то скрасить выдающийся факт начала нашей совместной деятельности, - Джейн кивнула на лоб Джеймса. - Надеюсь, дальше будет интереснее и продуктивнее.
  
  Джеймс сдержанно улыбнулся. Сейчас он производил впечатление воспитанного человека с крепким внутренним стержнем и железобетонными нервами.
  Стилл же его притягивала: яркая, не отличающаяся кротким нравом, с чувством юмора. Джеймс понимал, что смотрит на неё слишком внимательно. И это не очень-то уместно.
  
  Вернулись Ен и Алан, и Пол начал знакомить их с Джейн. Джейн поздоровалась с Еном и не преминула сказать ему:
  
  - Ен, я всегда считала вас красивейшим из мужчин. Но реальность превзошла мои смелые ожидания.
  
  Ен чуть не умер. Если бы земля под его ногами разверзлась и приняла его смущённую душу, он рад был бы провалиться.
  
  Он, действительно, был очень красивым парнем. Выточенные, словно из мрамора, очертания благородного лица, раскосые восточные глаза, подтянутая фигура АдОниса5, чёрные блестящие волосы - всё в нём говорило о древней благородной крови Корейского полуострова. Сколь был он красив, столь и скромен. Тушевался от внимания к себе, пасовал перед женским полом, никогда не ввязывался в споры и не навязывал своего мнения. Ен привносил в группу скорее свой талант, чем идеи. Часто соглашался со всеми, был тих, улыбчив и мастерски играл на соло-гитаре. В группе он был самым молодым, и не имел благородных родственников, а точнее, не имел их вовсе.
  
  Джеймс нашёл Ена в баре драящим пол. С юности Джеймс решал неразрешимые проблемы с помощью виски. Не то что бы он любил выпить или делал это часто. Но всё же - делал. В тот вечер он сидел в баре до самого закрытия и болтал с Еном о том, о сём, пока случайно не узнал о страстной любви Ена к гитаре и к тяжёлой музыке.
  Тогда они играли с Дейном вдвоём. БасИсты6 и сОло-гитаристы7 менялись чаще, чем лик луны - никто не мог с ними сработаться. Джеймс был строг и напорист, Дейн - умён и дотошен, и играли они вдвоём слаженно и запоем. Репетиции продолжались долгими часами, пока материал не оттачивали до идеала. Никто не выдерживал. И вот Джеймс привёл Ена. Ен подстроился под ритм-гитару8 Джеймса и остался.
  
  А сейчас Ен то краснел, то бледнел от внимания Джейн, смотрел в пол и переминался с ноги на ногу. Алан, тот ещё шутник, подлил кипяточку, хлопнув того по спине:
  
  - Ну, дружище, ты теперь в фаворе - давай, не подкачай.
  
  Отстав от смущённого Ена, Джейн извинилась, что пришла без предупреждения из-за внезапного отъезда. Сообщила, что рада познакомиться с ними, и надеется снять "беспрецедентное видео под шедевральную и ласкающую слух музыку в исполнении самих гуру металла".
  
  - Хорошего настроения и творческих успехов! - пожелала Джейн и укатила на ожидавшем её такси.
  
  Джеймс стоял у двери звукорежиссёрской, спрятав руки в карманах брюк, не проронив ни слова, кроме приветствия. Он стоял и слушал неожиданную внутреннюю тишину, так необходимую ему в последнее время.
  
  - Поиграем? - утвердил он скорее, чем спросил.
  
  К вечеру они записали песню, с которой маялись недели три. На риффы Джеймса прекрасно легли ударные Дейна.
  
  
  Глава вторая
  ВТОРОЙ ТАКТ
  
  Многослойное вступление сменил грохочущий рифф и резко оборвался в полной тишине.
  
  - Вы ещё живы?! Скажите мне: вы ещё живы?! - густой голос Джеймса чистым тембром гремел неумолимо.
  
  Зал взорвался единым "да!" и морем рукоплесканий.
  
  Джеймс спрашивал громко, напористо. И слушал ответ. По нему он судил о качестве работы. Он не помнил уже, когда ответ был тихим. Даже сегодня. Хотя они сыграли всего три разухабистых кАвера9 в камерной обстановке небольшого рок-клуба, в котором праздновали день рождения Fly.
  
  Fly по традиции на день рождения группы приглашали друзей поиграть их музыку. И, предаваясь разгулу, они слушали, как коверкают их песни. Какое-то бесконечное время Fly не нарушали традицию. Да пребудет вечная слава с тем, кто придумал эту традицию, потому что ни разу не случалось дня рождения группы, которое бы участники сего бедлама не вспоминали упоённо в прямом и переносном смысле. И ничего такого заранее не планировали. Собирались, играли, а потом не могли вспомнить - что. Весело. То ли бесшабашный лирический рок-н-ролл Fly тому виной, то ли лёгкая натура самих Fly-евцев, которым уже перевалило за пятьдесят.
  
  В клуб пришли музыканты и самые преданные фаны Fly, выигравшие входные билеты. Джеймс любил такие концерты, с одной стороны, и не любил - с другой. Любил, потому, что любил музыку и тусовку, любил послушать себе подобных и получить опыт. Не любил потому, что играть перед такими же как ты, искушёнными профи, трудно: никаких тебе ошибок, которые фаны могли простить. И зажечь пару сотен зрителей в четырёх стенах гораздо сложнее, чем несколько тысяч на площадке собственного концерта. Все рядом, всех видишь, всех чувствуешь. А Джеймс так давно не выходил на сцену.
  
  И когда Питер из Fly позвонил: "Эй, чувак! Бери своих, приходи - оторвёмся, как следует!" - Джеймс с радостью согласился.
  
  На сцене ему хорошо. Как дома. Концертов они не давали больше года. Ни одного. Раньше такого не случалось. Постоянные турне, съёмки, выступления то там, то сям. Успевали писать альбомы, торчать первыми в топах и жить на полную катушку.
  
  А последний альбом записывали в нерушимом покое студии. Вот и вышел полный покой. Ни вдохновения, ни слаженной работы, никаких тебе "катушек". И "оторвёмся" Питера - то, что нужно.
  
  Однако, перерыв в концертах оказался слишком долгим, и Джеймс накануне, до выхода на сцену, маленькую такую сценку, волновался точно в первый раз. И это он - икона хард-рока!
  
  Но волнение улеглось сразу, как только он взял пару аккордов. Раз, и прыгнул в свою стихию. Отыграв положенных три кавера, Джеймс ещё поболтал с публикой, и получил безотказную просьбу сыграть их собственный сингл10 "Без предела". Правил тут не было, а традиция такого не воспрещала.
  
  А потом вечеринка закрутилась сама собой. Громкая музыка, которую он так любит, старые знакомые...
  
  - Здорово, дружище! - Питер схватил Джеймса в стальные тиски объятий. Не поймёшь: прибить хочет или поздороваться. - Привет, привет, мужики!
  
  По-дружески придушив каждого, фронтмен Fly выливал порцию жизнерадостности на гостей:
  
  - Рад-радёшенек видеть вас в добром здравии! Ну, повеселили-повеселили, мужики! Сроду не получал за раз столько кайфа! Спасибо, что пришли!
  
  Джеймс знал Питера всегда готового позубоскалить над чем угодно. Не то что бы они были приятелями, но приязнь между ними водилась. Случалось вместе не раз выступать на концертах, джемовАть11 на предконцертных репетициях, там же и общаться. Он не помнил Питера грустным, задумчивым или тихим. Если, шурша бородой, его мускулистая фигура почти в два метра высотой и чуть меньше шириной, вторгалась в пространство - всё, считай, покоя не будет. Громогласно оглашая окрестности, Питер шутил без конца и края. И когда молчал, что было не часто, излучал здоровье и радость. Откуда в нём это бралось? Никто не видел, чтобы Питер занимался спортом, например, но здоровяк он был ещё тот. Зато все видели, как Питер глушит пиво мегалитрами, хватает девчонок за что придётся, ржёт как племенной жеребец и наяривает трэш12, не имея себе в том равных.
  
  - Чёт вас давно не слышно, мужики. Говорят, альбом пишете?
  
  - Есть такое дело, - Джеймс постарался сказать об этом как о пустяке. Он шёл сюда и об одном молил всех богов, которых знал: пусть никто не спросит "какие планы, как запись?". А тут Питер...
  
  - Хоро;ш по студиям прятаться! Как мыши в кладовке, чес слово. Вам кочегарить надо! Народ вам радуется!
  
  Ура! Питер не подвёл, не развернул тему.
  
  - А давайте чёнть вместе замутим? Пару-тройку концертов дадим, а? Мы тут накалякали кое-что, поделиться бы надо с миром.
  
  Fly за год записали два успешных альбома. И... по старой доброй традиции, в турне от концерта к концерту звали кого-нибудь с собой. У них получались прямо рок-фестивали.
  
  Джеймс испытал тягостное чувство собственной неполноценности: седеющий Fly пишет альбомы, будто орешки щёлкает, выпускает хиты, ездит в турне и торчит круто. А он в самом расцвете лет боится высунуть нос из дома. Но он испытывал и другое чувство: предвкушение лёгкости и драйва от работы с Питером. Тем более ; сейчас, когда нужно учиться выходить на сцену заново.
  
  - Мне нравится предложение, я - за.
  
  - Звони на днях, обсудим. Ну, ладно, мужики, увидимся. Ещё раз спасибо, что пришли. Давайте, развлекайтесь! - и ушёл душить в объятиях кого-то ещё.
  
  - Здорово бы было, да... - мечтательно потянул Ен.
  
  - Пару-тройку концертов можно отыграть, - Алан воодушевился не меньше.
  
  После выступления настроение у ребят было на высоте.
  
  - Нам не с чем ехать! - отрезал вдруг Дейн.
  
  Все на него удивлённо посмотрели.
  
  - Я хочу сказать, что у нас нет ни одной новой путёвой вещи, чтобы ехать с ней в турне, - он закрутил свою любимую пластинку.
  
  - Не в турне. Несколько концертов. Сыграем старое, сыграем, что есть. Пара новых песен вполне сносны, почистим ещё. Ведь не завтра едем, - Джеймсу очень захотелось выступать. До щекотки в ладонях, он даже потёр их друг о друга, готовый действовать.
  
  - Глупая затея, - Дейн изобразил знакомую гримасу пренебрежения и ушёл.
  Выступление и атмосфера праздника добавили в кровь Джеймса адреналина. Он чуял, что заводится, и вот-вот стартует.
  
  - Ладно, Джеймс, он оттает, - сказал Алан. - Я бы поехал всё-таки...
  
  - Значит, поедем, ; отрезал Джеймс.
  
  Настроение у ребят сникло. Джеймс заметил. Чёрт возьми, а вечер так хорошо начинался.
  
  Если дальше так пойдёт, то против Дейна восстанут Алан и Ен. А такого расклада Джеймс не допускал и в мыслях. Тогда всё - конец. Это означает, что Джеймс не только не состоялся как лидер, а своими руками развалил то, что строил годами. Пора действовать.
  
  Джеймс и Дейн ругались у всех на виду: на репетициях, в студии на записи. Ругались крепко, грубо, хлопали дверями и уходили за них посреди дела. Джеймс не сдерживал ярости. Нервы у него сдавали. А будущее группы летело скоростным фрирАйдом13 по вертикали вниз.
  
  Ен и Алан отмалчивались во время скандалов и делали вид, что ничего не происходит. Джеймс чувствовал себя кретином. Его детище разваливается, а те, кого он ведёт за собой, оказываются сильнее: терпят, поступают благоразумно.
  
  Он остановился. Стал забивать на придирки Дейна, как ребята. Молчал, слушал, силился уяснить причину поведения Дейна. Мог сказать: "Хорошо, я понял". Шумные перепалки прекратились. Открытая вражда превратилась в вооружённое до зубов перемирие, а работа встала.
  
  До того, как всё рассыпалось, Джеймс отличался природной уравновешенностью. Нет, он рад был повеселиться, вплоть до хулиганских выходок. Любил погонять на мотоцикле или на машине, вообще любил скоростной экстрим: то с парашюта прыгнет, то на скейте или сноуборде разъезжает. В контрактах на турне для него отдельно значились пункты, которые запрещали ему заниматься всякими такими штуками, пока турне длится. Джеймс часто их нарушал.
  
  Сцена же его с ума сводила. Он так наслаждался музыкой, он так её любил, что из шкуры готов был выпрыгнуть, лишь бы донести эту любовь до них - до фанов. Когда Джеймс испытывал сильные чувства, он шёл играть, придумывал риффы, выливал мысли в тексты и успокаивался. В музыке он находил самого себя.
  
  Во всех других делах Джеймс не суетился, обстоятельно всё обдумывал и потом принимал решение. Дела вёл с беспрекословной суровостью, но с предельным тактом. Благодаря этому финансовое положение группы было всегда стабильным, а материальные блага приумножались.
  
  Обладая силой духа, а с ростом успешной карьеры и возможностями, защищал слабых, налаживал связи с сильными и не связывался с чокнутыми.
  
  На публике Джеймс вёл себя просто и немного стеснённо, ну, кроме сцены, конечно, - там он отжигал. В жизни он скорее сглаживал слишком выдающиеся неровности, чем шёл на противостояние, но сглаживал со своей твёрдой позиции. Его уважали. Он это знал.
  
  С людьми Джеймс не сближался. Он был вежлив и внимателен, но держался на расстоянии. Лишь с Дейном с юных лет он был открыт. Настолько, насколько умел. Дейна он считал своим лучшим другом. И были времена, когда они шагали в ногу: в музыке, во взглядах, в действиях.
  
  В группе Джеймс лидировал. Во всём. Он задавал тему, ритм, темп. Остальные подстраивались. Что и как делать - решал он. Не то что бы он всеми командовал или не спрашивал мнения. Наоборот, всегда советовался и искал отклика. Но делал по-своему. Никто не возражал: он ведь не ошибался.
  
  Возразить ему мог Дейн. И то потому, что Дейну нравилось показывать свой незаурядный ум. Джеймс Дейна любил и позволял тому критиковать себя. Решение всё равно было за Джеймсом. И решение, и ответственность, которую Джеймс добровольно брал на себя, и честно тащил это бремя.
  
  И Дейн, в конце концов, соглашался с Джеймсом. Соглашался, ведь и сам думал так же.
  
  Но связь оборвалась. Пересохло русло, по которому текло согласие между двумя друзьями. И Дейн стал возражать: открыто, непреклонно, враждебно.
  
  Джеймс опешил. Это как взрыв. Будто пружина раз - и ослабла, разрушив целостную конструкцию. Признаться, пружина начала ослабевать постепенно в последние годы: Дейн женился, у него родился сын, и Джеймс понял, что они уже не единое целое. Может, они стали меньше делиться друг с другом. Он ревновал Дейна немного... Про себя.
  
  На работу семейное положение Дейна не повлияло. Он, как и раньше, проявлял неистощимый интерес к музыке, к делам группы, и времени проводил больше с ними, чем с семьёй. Ничего не изменилось. Вроде бы... Но Дейн стал недоволен результатами сильнее, чем прежде. И так требовательный, впрочем, как и Джеймс, доводил придирки до предела. А главное, не предлагал решений, а предложения Джеймса отвергал с занудным упорством. Это касалось музыки, денег, планов на турне, в общем, всей их деятельности. Договариваться стало труднее и труднее.
  
  Джеймс, как всегда, искал ошибки в себе и списывал всё на свой счёт. Пробовал поговорить с Дейном. Но это не помогло. А однажды не выдержал и наорал на Дейна, потребовал, чтобы тот в случае недовольства предлагал свой вариант, а не ныл и не упрямился. Грубо так наорал. При всех. Заткнул Дейна. Да, он это умеет, если нужно - уложить любого парой слов. Не потому что словом владеет мастерски, а потому что вкладывает в слова всю свою волю.
  
  Пожалел, что сорвался, но дело было сделано. Пружина сломалась окончательно.
  Врач этот "душевный", к которому потом ходил Джеймс, поняв, что не может разобраться в жизни сам, объяснил, что статус Дейна изменился, что он теперь - отец, глава семьи. Что они повзрослели и поменяли жизненные ценности, что Дейн - сильная личность и стремится к лидерству, вот и выходит война статусов.
  
  Какие, к чёрту, статусы! Джеймс никогда не считал Дейна соперником. Он нередко отдавал инициативу Дейну, если тот её брал, слушал его здравые предложения и ритм его ударных. Если Дейн и вправду хочет чего-то бо;льшего, пусть скажет об этом. Но Дейн уходил от контакта, покидал студию, отмалчивался, отворачивался. А Джеймс бесился от того.
  
  Глядя на терпеливых Ена и Алана, Джеймс перестал скандалить, учился сдержанности. Но сдержанность вовсе не была похожа на его обычное спокойствие. Она была неестественной и опасной, точно бомба замедленного действия.
  
  Джеймс послушал каверы, побродил по клубу, повидался со знакомыми, разузнал новости. Заметил Дейна у бара. Захотел спросить у Дейна здесь и сейчас: что происходит между ними.
  
  Он подошёл и заказал у бармена виски, хотя был уже в довольно-таки форсированном состоянии, и любимую Дейном "Кровавую Мэри"14.
  
  Дейн сидел с миной не очень-то довольной.
  
  - Дейн, давай обсудим кое-что, - Джеймс чувствовал себя попрошайкой, побитой собакой. Противно до жути.
  
  - Что ты хочешь обсудить?
  
  - Эти заморочки наши... Всё тянется давно... Но если мы не остановимся, мы можем потерять... потерять группу.
  
  - А в чём мы должны остановиться? И кто это - мы?
  
  Вот. Как всегда. Дейн начал ходить кругами.
  
  - Мы - это ты и я, - Джеймс отбросил всякую гордость, - мы должны...
  
  - Знаешь... Я тебе ничего не должен.
  
  Джеймс тяжело вздохнул. Он чувствовал изнуряющую злобу от бессилия втолковать Дейну столь простую идею.
  
  - Хорошо. Я не так выразился. Не знаю, как сказать правильно. Я очень хочу, чтобы мы нашли... нашли общий язык - так что ли это называется.
  
  Дейн молчал и отводил взгляд.
  
  - У меня появилось такое чувство, будто я сильно провинился, - Джеймс спикировал ниже некуда. - Я согласен. Я виноват. Но я хочу исправить ошибки...
  
  - Меня это достало.
  
  - Достало что? Мы не можем поговорить нормально, потому что тебя "это достало". Твердишь одно и то же. И я не знаю, как извлечь тебя из упорного затворничества под названием "это достало".
  
  Дейн вертел в руках стакан с "Мэри", но не пил.
  
  - Ладно... уже много чего произошло. Накопилось, наверное. Может, не стоит копаться в прошлом, а просто договариваться, объяснять друг другу...
  
  - У тебя как-то всё просто, Джеймс.
  
  - Может и не просто, но Алана и Ена это тоже достало, мы их терпение испытывать не можем. Чего ты опять начал про концерты, про "не с чем ехать". Нам нужно работать...
  
  - Нам нужно то, нам нужно это. Знаешь, Джеймс, это тебе - нужно!
  
  Джеймс видел, как Дейн заводится, он и сам был на взводе.
  
  - Ен и Алан хотят...
  
  - Проблема в том, что если тебе "нужно", то все "должны" и даже "хотят"! И плевал ты на то, что твоё "нужно" никому не нужно!
  
  - Вот как?
  
  - Вот так!
  
  - Я не думал, что расклад такой.
  
  - Такой!
  
  - Значит, тебе не нужно. В этом всё дело?
  
  Дейн отвернулся, показывая, что не намерен продолжать разговор.
  
  Всё. Джеймс дошёл до точки кипения и сжимал опустевший стакан так, что тот мог превратиться в осколки на раз-два. Через какое-то время он посмотрел на Дейна. Твёрже и строже. И совсем не дружелюбно.
  
  - Чего ты конкретно хочешь? - он произнёс вопрос медленно, разделяя каждое слово.
  На сцене загремел очередной кавер.
  
  - Послушать музыку! - Дейн сказал громко, в ухо Джеймсу, встал и ушёл.
  Угасли последние звёзды надежды. Джеймса тошнило. То ли от виски, то ли от унижения. Он заказал ещё виски, и, пропитанный духом уныния, шатался по клубу, безнадёжно погружаясь в потёмки.
  
  
  Глава третья
  СОЛО
  
  Голова Джеймса жила своей собственной, отдельной, пронизываемой болью жизнью в звенящем мареве из обрывков воспоминаний воодушевлённого начала, мерзкой середины и полной черноты конца. Чем закончился концерт, Джеймс не помнил. Истина Питера "если хоть кто-то может вспомнить, что здесь происходило, значит, он здесь не был" работала.
  
  Он перевёл взгляд с потолка в сторону и убедился, что он дома, хотя валялся, раскинувшись, будто морская звезда, на полу прямо в гостиной. Факт того, что он дома положение облегчал, но только не боль, раздирающую виски; и затылок.
  
  К головной боли присоседилась тупая и щемящая где-то в груди, а в мыслях вихрем проносились виде;ния такого содержания, что Джеймс застонал, собирая непослушное тело на ковре из позы звезды в позу её эмбриона. Но обрывки воспоминаний не исчезали, вызывая чувство, похожее на неприязнь к самому себе.
  
  Зато вчера, прежде чем его поглотил чёрный провал беспамятства, он чувствовал очаровательную смесь горечи, смирения, хмельной непринужденности и нахальства, когда садился в машину с тремя до неприличия молоденькими девчонками. О чём он думал!?
  
  Да ни о чём. Ему было настолько скверно, что ни тяжёлые риффы со сцены, ни бессчётные стаканы с виски эту скверность не устраняли. Пока он слонялся по клубу, поклонницы так и льнули к нему гроздьями сочного винограда. И тут бац - его понесло! Его: приличного семьянина, преданного мужа и скромного парня.
  
  Джеймс на брутального мачо похож не был. Высокий, широкий в плечах, голубоглазый и русоволосый - ничем особенным во внешности не отличался. Разве что задумчивым выразительным взглядом, живой мимикой высокого лба и разными бровями, разными - из-за шрама, полученного во времена лихой юности. Он был крепким от природы и тягал гантели только для того, чтобы быть в форме. Потому выглядел спортивным, подтянутым человеком с таким вот простым лицом.
  
  Шрам он заработал в уличной потасовке лет в семнадцать. Они с Дейном шли ночью по улице, точнее, едва тащились с очередной попойки после концерта в заурядном клубе, а трое молодчиков в тёмном переулке прижимали к стене отчаянно сопротивляющуюся девушку.
  
  С девушками Джейм в ту пору был не в ладах: он их стеснялся, боялся, хотя желал страстно. Он не знал, о чём с ними говорить: в его голове роились аккорды, ритмы и яркая мечта о большой сцене. Но он испытывал рыцарскую потребность защищать того, кого боялся. Женщины казались ему опасными и уязвимыми одновременно. И кричащая, терпящая бедствие дева сразу получила защиту Джеймса, который раскидал обидчиков в один миг. Дейн богатырской силой в юности не славился и делал, что мог: стоял в стороне, выхватив пострадавшую из кучи дерущихся парней.
  
  Девушка оказалась странной: от Дейна вырвалась, наградив его нелицеприятными именами, и помогла попинать Джеймса, который, не смотря на врождённую силу и удачное начало драки, совладать с хулиганами не смог. Избили его тогда страшно, досталось и Дейну. Джеймс неделю провалялся в койке. Обошлось без серьёзных последствий, но шрам, рассекающий левую бровь, напоминал ему всю жизнь о доблестном рыцарстве. И пойми этих женщин после такого.
  
  А музыкальная карьера внезапно и круто набрала обороты.
  
  Молодость. Любимое занятие. Разные города. Интересные встречи. Успех. Воплощение мечты. Это было не просто: бесконечные переезды, концерты, многочасовые репетиции. Сумасшедший драйв. А счётчик пофигизма буквально зашкаливал! Девчонки сами бросались на шею. Тогда не приходилось сидеть за тринадцатью кругами охраны в пустыне собственной славы, а можно было затеряться в толпе и упиваться всеми привилегиями молодых, талантливых и амбициозных. Тогда он и перестал девчонок бояться. Но рыцарское к ним отношение сохранил, ещё не раз получая по заслугам от ревнивцев, покинутых ради страстных объятий с вида застенчивого гитариста с бархатным голосом.
  
  Это было весело. Легко и безответственно. Они были молоды, переполнены жизнью и чужды любым условностям. Грешили они тогда все, даже Ен, мужественно преодолевая смущение. Прекратить образ жизни во грехе, разгуле и бесшабашности значило умереть.
  
  Они были группой, которая играла забористую смесь рока, металла и лирики. Музыка их не громыхала: она была мощной, тяжёлой, слаженной, с захватывающими гитарными партиями, где ритм-секции великолепно дополнялись мелодичными линиями. Их обожали. Армия фанатов разрасталась день ото дня.
  
  Творческий дух не отпускал. Музыка и тексты возникали сами собой. Тексты к песням писал Джеймс. Потому что получалось, потому что никто из ребят не выказывал рвения к этому, потому что всем нравилось то, что он делал. Иногда он играл риффы в одиночестве, искал особые линейки мелодий, делал звук чище, глубже, и раз, сам того не замечая, писал текст. Он мог написать его на салфетке за обедом, или в гримёрке перед концертом, или в дневнике, который иногда вёл.
  
  Внешне спокойный, внутри он кипел. Его возмущали ложь и нелепые условности. Он пытался разобраться в себе и в том, что происходит вокруг. По большому счёту его богатый внутренний мир представлял собой крупномасштабную войну между его ценностями и требованиями окружающей действительности и ещё череду мелких стычек между многогранными сторонами его творческой натуры. Битвы эти порождали сначала неуверенность, затем раздражение и досаду, а дальше - гнев и ярость. Ярость, как способ избавится от неуверенности, как способ получить то, что хочешь: всё или ничего.
  
  Открытую агрессию в силу мирного характера он не проявлял, ну, за исключением случаев спасения попавших в беду дев. Но гнев свой выражал в текстах и в музыке. Песни были осмысленными, искренними и часто наполненные протестом. Со временем юношеский нигилизм перерос в поиск смысла происходящего, от того тексты стали поэтичней и убедительней.
  
  Итак, он был предан делу, жаждал признания, славы и богатства. Ему удалось. Им удалось вместе.
  
  Ближе к тридцати Джеймс женился. Семья для него всегда много значила потому, что он не знал, что это такое на самом деле, но узнать хотел. Отца он не помнил толком. Он его видел-то несколько раз. Отец приезжал на огромном грузовике, трепал его по волосам, привозил в подарок игрушечную машинку и уезжал наутро. Как к нему относиться, Джеймс не знал. Он его побаивался. Отец был огромным: Джеймс рядом с ним казался себе ничтожным и незначительным. С мамой отец разговаривал грубо, бывало - кричал на неё, с ним особо ласковым не был, скорее равнодушным. Не брал на руки, не спрашивал как дела. И когда он перестал приезжать совсем, Джеймс забыл, как выглядит его лицо, забыл, как звучит его голос, и ни разу не спросил у мамы, где он и почему не едет.
  
  Мама у него была красивая. Красивая и добрая. И очень сильная. Нет, она была миниатюрной хрупкой женщиной, но заботится о себе и сыне ей приходилось самой, а она кроме красоты и доброты не имела особых талантов, знаний или связей. Они часто переезжали с квартиры на квартиру, питались кое-как. Мама всегда была на работе, но денег всё равно не хватало.
  
  Она приходила с вечной работы, обнимала Джеймса, читала ему книжки, пела колыбельные нежным голосом и говорила, что у них скоро всё наладится - она не унывала. Пока мама работала, Джеймс сидел дома. Один. Он сидел и, чтобы не было страшно, слушал радио - всякую разную музыку. Из-за частых переездов у него не было постоянных друзей. А случайных он не заводил. Он считал, что друг - он один и навсегда. А где его взять, если ты по нескольку раз в год меняешь место жительства и вынужден торчать в четырёх стенах: гулять одному в новом районе в шесть лет ещё страшней, чем сидеть дома, а присматривать за ним было некому. Он сидел, слушал радио и разбирал немногочисленные игрушечные грузовики - отцовские подарки.
  
  Когда ему исполнилось восемь, мама привезла его к своей старшей сестре. Джеймсу нужно было идти в школу, а переезды и недостаток денег этому не способствовали. Тогда мама ему объяснила, что он поживёт у тётки, а она уедет на время, чтобы заработать на лучшую жизнь. Сказала, что будет навещать его, просила слушать тётку и её мужа. Сказала, что они их очень любят и хотят помочь. И что их дети, сын, который был вдвое старше Джеймса, и дочь - вдвое младше, будут ему хорошими друзьями. И что у него будет много новых друзей в школе, много интересных занятий, а ещё любые подарки, которые он пожелает, ведь мама нашла работу на фабрике, где ей будут хорошо платить. Фабрика - далеко, и она сможет приезжать к нему раз в месяц. Она говорила это, стоя перед ним на коленях, и гладила его по лохматой голове. Говорила и вдруг расплакалась. Он впервые видел, как его красивая неунывающая мама плачет. Чтобы скрыть слёзы, она обняла маленького Джеймса, но его было не обмануть. От её тихих всхлипов и слёз, которые текли такими потоками, что намочили его рубашку, он сам хотел разреветься. Но вместо этого он крепко обнимал её и повторял:
  
  - Мама, мамочка, мамулечка...
  
  Это был последний раз, когда он её видел.
  
  На следующий день мамы не стало: автобус, на котором она уехала на ту чёртову фабрику, слетел с трассы в пропасть.
  
  Джеймс молчал три года. Если он открывал рот, чтобы что-то сказать, оттуда вырывалось какое-то бульканье. И он прекратил попытки заговорить.
  
  Тётка здо;рово переживала за него, как и её муж. К нему относились с трогательной заботой, словно к родному сыну - у них была нормальная семья. Повзрослев, Джеймс понял, что в его приёмной семье не то что бы царила любовь, но обитал мир. Простой бытийный мир.
  
  Тётка преподавала в школе математику. Она была строгой, но доброй, как и его мама, - они ведь сёстры. Джеймс молчал, и учёба давалась с трудом. Он всё понимал, был способным учеником, но то, что нужно было произносить словами, ему приходилось писать на бумаге. Его хотели перевести в специальную школу, но тётка не позволила, просила дать ему время. Так ; кое-как ; он и учился.
  
  И, если предметы ему давались нелегко, то в спортивных играх он был на высоте: в школьную футбольную команду он попал с первого дня. Он играл по правилам, смело, а болтать в игре было лишним. Там он вскоре стал молчаливым лидером по призванию.
  После школы он прилежно делал уроки и шёл помогать в автомастерскую тёткиного мужа. Честно говоря, ему очень нравилось, как пахнет в мастерской: мазутом, бензином, железом. Он убирал, подавал инструменты, держал, крутил и изучал, как там всё устроено - в железном нутре машин. Его никто не принуждал, но делать было нечего, а машины были ему по душе. Тёткин муж болтать тоже не любил, он работал усердно: от клиентов не было отбоя, и помощь Джеймса приходилась кстати.
  
  Друзей он в школе не завёл. Кому нужен тип, который всегда молчит и держится особняком. Ребята из футбольной команды тянулись к нему, но вне поля Джеймс был замкнут и всегда спешил домой или в автомастерскую.
  
  Джеймс жил в одной комнате с двоюродным братом, к которому часто наведывались друзья. Они притаскивали старую акустическую гитару и пытались на ней бренчать. Джеймс слушал неумелые арпЕджио15, и его так и подмывало попробовать. Однажды он пришёл со школы - брата дома не оказалось, но оказалась забытая его друзьями гитара. То, что Джеймс испытал, когда взял первый в жизни аккорд, подсмотрев, как это делали старшие, ему не забыть никогда. Тогда ему исполнилось десять.
  
  Он всё ещё молчал. Зато играл на старой акустике - ему её отдали за ненадобностью: ребята играли для баловства, пытаясь привлечь внимание школьных подружек, но, заметив тягу к гитаре у младшего товарища, просто подарили её.
  Джеймс попросил у преподавателя музыки самоучитель. Он читал, изучал, играл. Потом сами собой полились мелодии и зазвучали риффы - громкие неумолимые риффы - к ним ещё предстояло привыкнуть домашним обитателям.
  
  Сначала его слушателем была шестилетняя сестричка Мари. Её часто оставляли с Джемсом - он за ней приглядывал. Слушать его игру, виртуозную и чистую, несмотря на самообучение, она напрашивалась сама. Мари брала его за руку, уводила в его комнату, влезала на кровать, садила рядом с собой игрушечного щенка, визжала и хлопала в ладошки:
  
  - Концерт по заявкам зрителей начинается!
  
  Джеймса это вдохновляло безумно. Он так расходился, что придумывал риффы на лету. Приделав верёвку к старой гитаре вместо ремня, вешал гитару на плечо, вставал напротив кровати и бил по струнам что есть мочи. Малютка Мари покатывалась со смеху над его выкрутасами.
  
  В один из таких джем-сЕйшенов16 его застигли врасплох тётка с мужем, которые, придя домой, услышали наверху невесть какие громкие звуки, состоящие из воплей прыгающей по кровати Мари и риффов упавшего в исступлении на колени Джеймса. Они стояли и смотрели, пока сет17 не был окончен. После этого Джеймс получил кОмбик18, не новую, но неплохую электрогитару, и ключ от гаража, чтобы не сводить сума домашних громким музицированием.
  
  В гараж заглядывали друзья брата. Он стал местной звездой и учителем для старшего поколения в игре на гитаре. Как-то один из них притащил с собой двенадцатилетнего мальчишку по имени Дейн. Он учился в той же школе, что и Джеймс. Дейн подошёл к нему и заявил, что он хочет играть в его группе. Джеймс опешил: никакой группы не было, Джеймс и не думал. Но Дейн всё болтал и болтал без умолку про своих рок-кумиров, обещал принести их записи и свой барабан.
  
  Джеймсу он не понравился: слишком много говорил, а Джеймс всё ещё не произнёс ни слова, навязывался со своим барабаном, короче говоря, доставал. Потом Дейн пришёл ещё и ещё раз. Джеймс не знал, как от него отделаться. Но записи, которые приносил Дейн, слушал - они его завораживали: по радио не часто крутили такую увесистую музыку. И Джеймс решил по чисто деловым соображениям следующее: пусть Дейн приходит, приносит записи, за это он потерпит его болтовню и его барабан.
  А Дейн припёр в гараж не барабан, а ударную установку, и очень круто отжёг на ней. Оказывается, этот Дейн не только болтать умеет. Дейн, конечно, болтал за двоих, но не попусту. Он рассказывал Джеймсу истории про разные группы, которые им нравились, и посвящал Джеймса в теорию музыки - Дейн учился в музыкалке по классу ударных. В школе Дейн слыл отличником. Нет, не каким-то ботаном, а незаурядным мыслителем. Таким незаурядным, что был вне милости у большинства учителей за излишние вопросы и споры со старшими. Блистательный ум наряду с болтливостью и полным отсутствием стеснения делали его звездой школы. Он был точной противоположностью Джеймса - задумчивому тихоне, вместо слов у которого дело.
  
  Они дополняли друг друга.
  
  Через пару месяцев Дейн понимал Джеймса по взгляду задумчивых глаз. А неприязнь Джеймса к словоохотливому умнику сошла сама собой на нет в благодарность за чуткое понимание и за новизну в его жизни. И какая тут неприязнь, когда риффы Джеймса так славно ложились на ритм ударных Дейна и наоборот.
  
  Как-то в дождливый осенний день Джеймс тихонько наигрывал мелодию одной давно понравившейся песни. В гараже было холодно, на душе - тоскливо, а в доме - пусто. Он сидел в своей комнате, а Мари в унынии слонялась по дому. Она зашла к Джеймсу, потому что услышала кроме перебора струн посторонний, но очень мелодичный звук. Мари тихонько открыла дверь в комнату Джеймса и поняла, что её брат поёт. Она слушала его как заколдованная, а потом попросила спеть его ещё раз, но Джеймс даже не понял, что пел. Это был прорыв!
  
  Когда Джеймс познакомился с Кэтрин, стояла жара. Они давали закрытый концерт в рок-клубе перед турне. Кэт пришла с подругой, дочкой старшего менеджера группы, и застенчиво улыбнулась при встрече. Джеймсу она показалась милой, юной - она на семь лет была его младше, и такой беззащитной, что рядом с ней Джеймс почувствовал себя львом. Кэт была тихая и немногословная - Джеймс рядом с Кэтрин казался Дейном рядом с Джеймсом. После их первой встречи Джеймс уехал в очередное турне, которое, как известно, базировалось на грехе, разгуле и бесшабашности. Но грешить Джеймсу больше не хотелось. Кэт была слишком чистой, чтобы предавать её. Он ведь - рыцарь.
  
  Джеймс вернулся из турне и предложил Кэт руку и, как казалось ему тогда, сердце. Он делал для неё всё что мог, и она ни в чём не нуждалась. Джеймс хотел быть лучшим мужем на свете и создать настоящую семью, которой у него никогда не было.
  Кэтрин была родом из благополучной семьи с приличным достатком, с хорошим образованием, светскими манерами и добрым нравом. Она давала Джеймсу всё, о чём он мог мечтать: надёжный тыл, поддержку, заботу, внимание, время, великолепный секс. Джемс души в ней не чаял.
  
  После свадьбы он купил для них огромный дом на побережье, заваливал её подарками, старался быть внимательным и чутким. Бесконечные турне, репетиции и преданность музыке, конечно, влияли на безоблачную семейную жизнь, ведь Джеймса бо;льшую половину времени дома не было. Кэтрин не жаловалась. Она всё понимала и поддерживала мужа. О чём она просила, так это о расширении их семейного счастья детьми. Тут Джеймс сдал позиции: ему стало страшно - сможет ли он дать их ещё не рождённым детям всё, что необходимо. Он не знал, каково это - быть отцом, и как сделать всё правильно. Его требования к себе были мегазавышенными. Кэтрин деликатно старалась снизить планку самокритического мнения Джеймса, и вроде бы всё шло на лад, как ладный строй зазвучал фальшиво.
  
  Очевидных причин, казалось, не было. Отношения по всем фронтам были налажены. Финансовое благополучие семьи и группы зашкаливало. Группа отыграла многомесячный тур в поддержку последнего альбома, продержавшегося в первых строчках чАрта19 немыслимо долго, распродала рекордное количество дисков, получила за последний год столько премий и наград, что устала от славы. У всех, кроме Ена, появились семьи, а у Дейна и Алана подрастали дети. Радуйся! Жизнь удалась! Удалась на славу, превзойдя ожидания каждого в добрую сотню раз.
  
  Откуда тогда этот лажовый тон?
  
  Тон этот появлялся нотка за ноткой. Начался он с незначительных децибЕлов20 белого шума внутри Джеймса - он страдал, сам не зная от чего. Как будто вся его жизнь и музыка лежали на поверхности, а настоящий Джеймс никогда не показывался. Он раньше так не думал и так странно не ощущал жизнь. Музыка, рожденная из глубин его существа, прорывалась сквозь мантию его личности сама по себе. Музыка была его истиной сутью, звучанием его души. Его же стремление к признанию и благополучию стало следствием его творчества, а не причиной. Как естественный ход вещей. И как желание доказать себе, что он мужчина, а не какой-то там размазня.
  Но мелодии больше не лились потоком, риффы не вырывались мощью из-под его пальцев, слова не ложились в строчки, строчки не становились песней. А музыка превратилась в монотонный гул в ушах.
  
  Джеймс никому не сказал об ощущении пустоты внутри. Год выдался напряжённым, как и все предыдущие. Но раньше напряжение подначивало, он искал прорехи в графике, выкраивал минутки, поднимался ночами, не ложился до утра лишь бы отточить рифф, лишь бы дописать куплет. Успеть, сделать, отдать. Отдать всё, что может. Отдавать стало нечего.
  
  Джеймс оправдывался усталостью. В тридцать три после пятнадцати лет ежедневного труда неплохо бы отдохнуть. Заняться семьёй, в конце концов. Наделать детей.
  Но он ничего не чувствовал. Кэт - музыка его сердца, как он полагал, не трогала глубинных струн его души. Нет! Всё было отлично. Они хорошо узнали друг друга, подстроились друг к другу. А сейчас появилось свободное временя для Кэт. Наслаждайся! Кэтрин - это же ангел во плоти!
  
  Как-то ночью Джеймс проснулся, осторожно освободился от объятий спящей жены и вышел во двор. Середина лета, жара удушающая. Может, жара всему виной?
  
  Джеймс ходил по двору, пил воду со льдом, но внутри его полыхало пламя гораздо более жаркое, чем палящее днём солнце. Он понял вдруг, что у него ни к чему, кроме того, что он сам думает, что сам чувствует и как сам поступает, интереса нет.
  
  Это было разрушительное откровение.
  
  А фасад из денег, славы и семьи - это прикрытие для его истинно эгоистичной натуры, в которой где-то что-то сломано, и ничего нет, кроме жажды. Жажды любви, которую он хотел испытать хотя бы раз, хотя бы один разок, чтобы получить её досыта, до отказа, чтобы хотелось закричать:
  
  - Хватит, хватит, лопну сейчас! Хватит!
  
  Но как же Кэт - его нежная девочка, его понимающая жена?
  
  За свои ошибки человек редко расплачивается своей шкурой, зато не щадит чужой. Он никогда не любил Кэтрин! Он попросту её обманывал! Потому как любить кого-то всем сердцем он не способен. Он теперь точно знает. Он не умеет. И за пять лет брака - не научился. Он лишь испытывал благодарность за её понимание и заботу, он лишь испытывал здоровое сексуальное влечение к хорошенькой Кэт, он лишь действовал по природе - обладая силой, защищал слабых.
  
  Его раздирали внутренние противоречия. Он шёл вперед, вёл людей за собой и был полон оптимизма, но душа его не могла выбраться из какой-то мрачной трясины с тех самых пор, как он замолчал на три года. Он даже не знал, что живёт в своем собственном аду - в аду, когда не знаешь, для чего живёшь, принимая его убийственный пламень за творящий огонь души. А душа его зависла над холодной бездной и полетела вниз, в бескрайнюю пропасть, где нет опоры, где застыло время - её уволокло, засосало в кромешную тьму, пронзило такой болью, что она разлетелась на мелкие осколки. Не собрать, не склеить.
  
  Это была ночь признания, ночь истины.
  
  Он продолжал играть роль хорошего мужа, но играть становилось трудней.
  А играть на гитаре стало совершенно невозможным! Он её ненавидел! Джеймс брал в руки гитару и не мог извлечь ни одного звука. Его двадцать две роковые красотки стояли без дела неделями - он к ним не прикасался.
  
  Такой расклад прокатывал пару месяцев, пока ребята вволю отдыхали, но потом вопрос стал ребром. Нужно было двигаться дальше. Мир слишком современен. Слишком поспешен. Слишком многообразен. И не важно, что ты на пике славы, и не важно, что ты сделал значительный вклад в историю современной рок-музыки. Остановишься, и тебя предадут забвению.
  
  Мир слишком современен.
  
  Все это понимали. И все, кроме Джеймса, спешили мир обогнать. Но, как оказалось, идти вперёд без Джеймса не получается. Хотя каждый выкладывался по-полной, группу вёл Джеймс. Идеи, мелодии, ритмы, тексты, воля - всё шло от него. Порой ненавязчиво, порой энергично - но всегда от него. Ребята подхватывали, дополняли, дорабатывали. Даже Дейн - он скорее шлифовал, чем задавал тему.
  
  И ага! Тупик!
  
  Джеймс, превозмогая себя, брал гитару и шёл на репетицию. Шёл с пустой головой, с холодным сердцем, без идей и настроения. Он пинками загонял себя в студию. Там он сидел, пытался выдавить какие-то риффы, пялился в блокнот с текстом, был хмур и зол. Он чувствовал, что тянет группу назад. Он ненавидел гитару и ненавидел себя. И нередко его посещала мысль о том, что его песенка уже спета.
  
  Дейн, обычно его понимающий, расценил это, как ни странно, таким образом:
  
  - Джеймс зазнался.
  
  Вот так вот.
  
  В другой раз Дейн обязательно бы с ним поговорил. Бывало всякое. И Джеймс начинал копаться в себе, отыскивая свои недостатки. Зная натуру Джеймса, Дейн потихоньку вытаскивал его из молчаливого самокопания. Джеймс раскрывался, делился, и они находили правильное и устраивающее всех решение.
  
  Но в последнее время от их дружбы повеяло прохладой, а теперь и вовсе нагрянули заморозки. А у Джеймса был такой вид, что хотелось не поговорить, а врезать: сидит - надменный, набыченный - слова не вытянешь, чего-то выжидает. Джеймс раздражал Дейна нестерпимо - это было новое, чрезвычайное удивительное и очень сильное чувство, которому Дейн не мог дать определения.
  
  Стараясь преодолеть категорический творческий застой, Джеймс неистово злился, Дейн негодовал, а Ен и Алан впадали в растерянное уныние.
  
  Время шло. Но время застыло. Репетиции отменялись, запись альбома отложили - писать было нечего. Джеймс не звонил Дейну, сгорая от стыда за своё бессилие, не звонил ребятам, стыдясь за неспособность рулить делами. Дейн не звонил Джеймсу, считая его зарвавшейся звездой, и не особо общался с ребятами, так как понимал, что основной накал страстей в группе создали они с Джеймсом на пару, но оправданий придумать не мог и, не нашёл ничего лучшего, чем забить на всех и вся.
  Ен в силу молодости и лёгкости характера звонил каждому, приезжал в гости, вытаскивал на завтраки, обеды и ужины, но по отдельности. Разобраться в происходящем не сумел и, предупредив всех, укатил на острова, променяв гитару на доску для сёрфинга. Не навсегда, конечно, на время, пока дела в группе не наладятся.
  
  Алан понял, что Джеймс застрял: вид Джеймса представлял собой полный набор признаков отчаяния. Понял, что Дейн поведение Джеймса истолковал неверно, но лезть в их отношения разумно не стал. А как вдохновить Джеймса на творческие подвиги, он не знал. Джеймс сам его вдохновлял. Алан решил, что требуется время, чтобы каждый разобрался в себе. И вслед за Еном уехал вместе с женой и дочкой путешествовать: наконец, он мог провести время с теми, кого так любил, никуда не спеша.
  
  Джеймс же блуждал по туманным лабиринтам безысходности, скитался по бескрайним долинам разочарований. Он тащился через пустыню одиночества средь пыльных бурь нестерпимой тоски. Джеймс начал пить. Этот процесс пития не был похож на весёлый дебош во время турне, на бесконечные празднества юности на заре карьеры, хотя за то время были выпиты озёра водки, моря виски и океаны пива. Благо, здоровье не подводило.
  
  Теперь он пил понемногу, но каждый день и в одиночку. Он сделался противным самому себе. Ему опостылел мир, он стыдился Кэтрин и понимал, что с ума сходит - сойти не может.
  
  Он задумался не о самоубийстве, а о том, как лучше его совершить. Он продумал четыре способа и ждал подходящего момента.
  
  Такие мысли его не пугали. В них не было ни страха, ни жалости к себе. В них была чистая рациональность: самоубийство, как способ избавится от напряжения и бессмысленности. А вне рациональности - всепоглощающая пустота. И что в ту пустоту не брось - она всё поглощала. Поглощала мысли, чувства, виски, жизнь.
  Кэтрин не могла смотреть на его мучения без сострадания. Ничего не помогало. На любые попытки поговорить о том, что с ним происходит, Джеймс сначала отвечал виноватыми улыбками и поцелуями, потом - молчанием. Она видела, как он отдаляется от неё, погружается в себя, и, в конце концов, избегает её. Они перестали разговаривать, перестали заниматься сексом. Джеймс часто уезжал из дома без объяснения причин. Не звонил. Возвращался с похмелья мрачнее самой чёрной тучи.
  Кэт сначала думала, что у него появилась другая женщина. Но, уверенная в его благородстве и честности, отмела прочь неуместные догадки. Джеймсу было однозначно плохо. Он никого не впускал в свой адский мирок и тихонько угасал. Так прошёл томительный год.
  
  Как-то раз Кэтрин вернулась домой и застала Джеймса у бассейна без сознания. Испугалась, что не сразу вспомнила телефон службы спасения. Его откачали. Джеймс так надрался, что вместо крови у него по венам текло виски. Потом Кэт плакала, упрашивала его прекратить пить, поговорить с ней, обратиться к доктору. Но Джемс впадал в оцепенение от её слёз, которых не выносил совершенно и повторял, обнимая её:
  
  - Кэт, Кэтрин, Котёночек...
  
  Он чувствовал стыд, вину и пустоту. Безбрежную, бездонную, холодную пустоту.
  "Ну, хоть капля ответственности у тебя осталась?" - спрашивал он себя. Джеймс попросил Кэтрин пожить у родителей. Объяснил просьбу тем, что ему нужно разобраться с собой. Она отказывалась, опасаясь за его жизнь. Но Джеймс настаивал, невзирая на её готовность разделить с ним его судьбу. Кэтрин сдалась. У неё уже не хватало сил бороться с зияющей пустотой его сердца, и она решила, что делает ему хуже своим присутствием.
  
  Переполненная беспокойством, но уже не испытывая к мужу былой страсти, Кэтрин уехала. Он провожал её в аэропорту, обещал не пить, звонить каждый день и наводить порядок в голове и в работе. Кэтрин чувствовала, что их счастливому браку наступил конец. Если Джеймс и придёт в себя, им вместе не быть. Джеймс изменился.
  
  Наверное, она переживёт развод. Она молодая, здравомыслящая, любит жизнь. Ей есть, что беречь в воспоминаниях об их браке, и только хорошее. Любила ли она его по-настоящему? Или это чувство было проявлением её земного созидательного характера? Возможно, они были нужны друг другу не навсегда.
  
  С отъездом Кэтрин Джеймс испытал двоякое чувство. Он осознал, что сплавил жену с глаз долой, точно последний трус - нелегко признаться себе в трусости. Но испытал и облегчение - ему не придётся врать и скрываться за масками. Не быть собой ещё хуже, чем самоубийство, им планируемое в отношении собственного тела. А вешать на Кэт себя настоящего тоже не лучше. Такого Джеймса она не заслужила!
  
  День ото дня Джеймс уменьшал количество принимаемого спиртного. Иногда пропускал. В такие дни он садился рядом с гитарами и смотрел на них. То на одну, то на другую. Ощущал себя придурком. Но брать в руки их не мог. Чтобы не пить, он решил как можно чаще находиться за рулём - такой своеобразный самоконтроль. Он объехал страну за несколько месяцев. Чтобы его не узнавали, он отпустил бороду, жил в маленьких отелях, иногда спал в машине. Он никому не звонил, кроме Кэт - они договорились о звонках уже только раз в неделю. В отелях он тем более избегал разговоров с посторонними.
  
  Ему как-то дозвонился старший менеджер группы - дела ведь не двигались. Но Джеймс отослал его с вопросами о планах к Дейну.
  
  Так, день за днём, меняя пейзажи за окном автомобиля, Джеймс привыкал к великой пустоте. Он успокоился, осознал неограниченную глубину и широту пропасти. И смирился. Как-то нужно было жить дальше. Хотя он и не знал - как. Недосягаемый многоликий гигант по имени будущее его не пугал, но и не подавал надежд.
  Иногда он скучал по Кэт. Скучал по женской ласке. Он понимал, что его связь с Кэт будет отнимать у неё возможность наладить новую жизнь. Если не можешь сделать женщину счастливой, что ж, не мешай другому. Он не признавался ей в том, как иногда до боли он желал оказаться с ней рядом. Но представив её рядом, он не мог ощутить того самого трепетного переживания и той глубины чувств, которых так стремился ощутить. И раз уж собственная жена не могла раскрыть его, что говорить о других женщинах - он не замечал их.
  
  Когда его перестали терзать вулканические извержения пустоты, и она улеглась ровным бездонным слоем, Джеймс вернулся домой. Жить в большом доме, где он с Кэтрин провёл пять чудных лет, Джеймс не мог. Он позвонил Кэт и предложил купить для неё любой дом её мечты, какой она захочет и где захочет. Кэтрин не стала отказываться, она знала, что отказом лишит Джеймса возможности остаться мужчиной в её глазах. Кэтрин приехала. Увидеть друг друга им было до пьянящей одури приятно. Они продали дом, нашли новый дом для Кэтрин в городе её родителей, Джеймс перевёл на её счёт несметные богатства. Потом они несколько дней никак не могли расстаться...
  
  На развод они решили не подавать. Тонкую нить надежды, в виде колец на пальцах и свидетельства о регистрации брака, обрывать не стали. Но оба понимали - надежда призрачная и беспочвенная. Просто так - менее болезненно для обоих.
  
  Джеймс переехал в заурядный дом на окраине Сан-Франциско. Он покупал его тайно - фанатам не следовало знать его место жительства. Свой DOdge Aspen21 он бросал в тени дома, а из гаража слепил некое подобие студии. Он переделывал его не спеша, своими руками. Звукоизолировал стены, выкрасил потолок в золотой солнечный цвет, устлал пол коврами, привёз старый комбик из детства, кое-какие усилители, звукорежиссёрский пульт. Привёз все свои двадцать две гитары из резиденции группы. Но так и не дотронулся до струн ни одной из них.
  
  Во времена поездок в попытках смириться с необъятной пустотой, он зашёл в магазинчик в одном безымянном городишке, чтобы купить поесть. В магазине этом чего только не было: продукты, автозапчасти, детские коляски - и как там всё ютилось на пяточке, заставленным в полной неразберихе. Хозяин магазина, пожилой, но бравый мужчина сам обслуживал покупателей.
  
  - Вижу, приятель, на гитаре играешь?
  
  Джеймс напрягся: его узнали, а заночевать он хотел в отеле через дорогу.
  
  Конспирации не выйдет.
  
  - Почему так решили? - спросил Джеймс, расплачиваясь наличными.
  
  - Я бывалый человек, мне много лет, - хозяин магазина рассмеялся, - я вижу всех насквозь, - и, не дав других объяснений, выложил на прилавок редкостной красоты немного потрёпанную электрогитару.
  
  Джеймса прошиб холодный пот: мало того, что его узнали, так впаривают гитару, которой он боится, будто страшного монстра. Продавец взял гитару, поставил ногу на стул и взял несколько аккордов. Звучала гитара кристально чисто и как-то необыкновенно. Этот звук Джеймса покорил. Холодная и бездонная пустота немного уменьшилась в размерах на секунды, пока длились аккорды. Но лишь на секунды.
  - Нет. Я не играю на гитаре, спасибо, - Джеймс, оставив сдачу, ушёл из магазина.
  Хозяин магазинчика крикнул ему вслед:
  
  - А ты зайди завтра, сынок, вдруг вспомнишь, что умел.
  
  Джеймс всю ночь заснуть не мог. Подумывал о виски. Но утром решительно направился в магазин через дорогу.
  
  - Утро доброе! Ну, как, вспомнил, сынок?
  
  Вместо ответа, Джеймс спросил:
  
  - Сколько?
  
  И без разговоров выложил необходимую сумму на прилавок.
  
  - Попробуешь? - хозяин протянул ему гитару.
  
  Джеймс помотал головой.
  
  - Ну и ладно. Всё равно не прогадаешь. Знаешь, парень, эта гитара ручной работы в единственном экземпляре. Её сделал очень хороший английский мастер. Видишь, тут его инициалы, - мужчина перевернул гитару и показал инициалы с торца корпуса: R.S.
  
  - Он сам на ней играл, она немного потрёпанная, но звучит идеально. Знаешь, даже настраивается сама, - он улыбнулся и похлопал гитару по корпусу.
  
  - Эта гитара с историей. Мне её продал один мужик почти задаром. Я сразу смекнул, что такой инструмент не может стоить так дёшево. Значит, краденая. Посмотрел на гравировку, стал искать и нашёл владельца. Долго искал, несколько лет! Но я настоящий детектив, сынок! Ну, так вот, владелец и говорит, что украли гитару у него на концерте в клубе. А он сам - мастер, гитары делает. У него мастерская в Лондоне. Говорю ему: "Что, может, прислать обратно?". Но он сказал, чтобы я продал её тому, кто в ней нуждается, ; мужчина подмигнул Джеймсу. ; Пусть, говорит, она принесёт ему удачу. А сам, мастер этот - молодой по голосу и приятный паренёк. Знаешь, хорошие такие бывают люди, лёгкие, с которыми поговоришь минутку, и жить хочется. И гитара эта невесомая. Ты возьми, попробуй сам.
  
  Джеймс стоял и смотрел на гитару изумительной красоты, но руку протянуть и коснуться её, не смел.
  
  Хозяин магазина продолжил:
  
  - Поблагодарил, значит, мастер меня, сказал, что жалел очень пропажу, а теперь вот рад и спокоен за неё. В хорошие руки попадёт, говорит. Сам-то я по молодости играл немножко, для себя. Мне она, старику, ни к чему. Как раз тебя ждала! Вот такая история, сынок. Длинный путь она проехала до тебя.
  
  Джеймс спросил про чехол, и чехол нашёлся. Тоже ручной работы с инициалами мастера, чёрный, кожаный. Хозяин магазина уложил гитару в чехол, забрал деньги, передал гитару Джеймсу через прилавок, крепко пожал ему руку, и на прощанье, обернувшемуся в дверях Джеймсу, сказал:
  
  - Держись, сынок. Жизнь долгая, разная. Не бросай свой талант на помойку передрягам.
  
  Когда Джеймс устроил себе студию в гараже, он первый раз расчехлил инструмент. Он сел на табурет, вытащил гитару из чехла, обхватил пальцами гриф - словно для его руки сделанный. Гитара не большая и не маленькая, с хорошим балансом. Выглядит интересно, а гладкие прямые контуры предают её виду глубину и лёгкость. Цвета шоколада, с естественными рисунками дерева. Текстура её поверхности на ощупь почти бархатная...
  
  Джеймс подключил гитару к комбику, взял аккорд и! До-мажОр22 враз проложил почву под его ногами, запечатав великую пустоту. Ему казалось, что струны этой гитары пульсируют в такт с его сердцем.
  
  Джеймс не расставался с гитарой несколько дней. Постепенно, шаг за шагом, он учился играть заново. Болели пальцы от упражнений по двенадцать часов. Вспомнив старое, он осторожно подбирался к новым риффам. Они сами собой не возникали: Джеймс вытаскивал их из комбинаций опыта, искал новое звучание. Это был продолжительный и вовсе нелёгкий труд.
  
  Он вернулся к своим старым подругам, но звук новой гитары ему так нравился, что он отдавал предпочтение только ей. Чуть позже он найдёт этого мастера, чтобы поблагодарить.
  
  Пора делать следующий шаг: налаживать связь с ребятами. Дейну Джеймс звонить не стал, он вообще не знал, как подступиться к нему. Ен от кипучей радости завалил бы его вопросами, а Джеймс был не готов к ним. Потому он позвонил Алану и договорился, что Алан соберёт всех через неделю в их студии. Алан не задал ни одного вопроса, не возразил, а сказал:
  
  - Я рад за тебя и рад за нас.
  
  Встреча прошла гладко, будто они виделись пару дней назад. Никто Джеймса не пытал: где был, что делал, что дальше. Поджемова;ли. Он показал новые риффы, кое-что придумали. Дейн держался отстранённо, технически был безупречен в игре, поддержал и развил новые темы, с Джеймсом лично не разговаривал, в глаза ему не смотрел. Ен обалдел от гитары Джеймса. Бережно держал гитару и восхищался с улыбкой до ушей:
  
  - Вот штука, а! Это ж надо - вещица! Афигенная!
  
  Встречаться стали каждый день. В основном вспоминали старое, новое давалось с трудом. Группа настроилась на какой-то длительный и сложный процесс. На репетициях больше работали, меньше прикалывались. Музыка получалась отличной от той, что делали раньше: она стала жёсткой, отрывистой. В ней исчёзла мелодичная тяжесть, а появилась тяжёлая резкость.
  
  Тексты писали все, точнее подкидывали идеи Джеймсу. Он пытался сводить их в единое целое. Но получался смысловой набор слов на заданную тему, без поэтики и плавности - такие сухие, грубые, но сильные штрихи. Всё точь-в-точь под теперешнюю музыку.
  
  Джеймс знал, что творчество создаётся сердцем. А его сердце молчало. И он творили рассудком. Пусть так, зато они снова работают. Это то, что они теперь умеют и могут.
  
  Но вдруг на арене ещё не отрепетированного шоу выступил Дейн с "фигнёй полной!". "Фигня полная" - теперь самое частое выражение, произносимое Дейном на репетициях. Джеймс помалкивал. Хорошо, что они хоть так начали.
  
  Однажды, оставшись вдвоём с Дейном, Джеймс попытался выяснить, что хочет Дейн от их музыки и чем вызвано такое суровое отношение к нему. Джеймс объяснил, что он попал в переделку сам с собой, что ему нелегко, попросил понять и извинился за полтора года кошмара для группы. Сказал, что хочет всё наладить, осознавая, что сам всему виной. Но Дейн на контакт не шёл, и Джеймс не понимал - почему. Дейн его не слушал. Дейну было наплевать. Дейну всё не нравилось ; и баста!
  
  Только-только начавшееся возрождение группы могло в любую минуту улететь в тартарары. Только-только начавший приходить в себя Джеймс столкнулся с непреодолимой стеной непонимания Дейна. Джеймсу было поделом. Он и не оправдывал себя. Но изнуряющая злоба за отказ Дейна что-либо обсуждать заводила нервы Джеймса. Ему казалось, что Дейн задался прямо-таки мстительной целью бесить и дразнить его до исступления.
  
  Не так ли давно он сам свёл на нет работу группы таким же манером: без объяснения причин. Закопался в себе и исчез. Вот и получай расплату.
  
  Из-за этого разлада Джеймса так и подмывало выпить. Не от ощущения пустоты внутри, а от ощущения, что эту пустоту заполняет злость на весь мир и на Дейна. Ругались они нещадно. Так, что клочья летели.
  
  Опасаясь ещё более глубокого и страшного падения в бездну, Джеймс обратился к доктору. Если бы раньше Джеймсу кто-то сказал, что он попрётся к психологу и будет, сидя на диванчике, ныть про жизнь, Джеймс бы того типа на смех поднял. Но стало не до меха. Доктор же научил его держать всё под контролем. Чаще Джеймсу это удавалось путём огромного напряжения. Если он не сможет контролировать себя и работу, группа окончательно развалится. Она не переживёт дубль два.
  
  Контроль испарился вчера к концу вечера в гостях у Fly.
  
  Звонил мобильный телефон. Звонил чудовищным треском в голове Джеймса. Кое-как Джеймс вытащил телефон из кармана джинсов, и, не взглянув, кто звонит - лишь бы прекратить заполоняющий всё вокруг треск, ответил:
  
  - Ммм...
  
  - Угу... Как ты?
  
  Звонил Алан.
  
  - Как в пекле.
  
  - Лежишь в гостиной?
  
  - Лежу. А ты откуда знаешь?
  
  - Мы тебя с девчонками там уложили. Ты был не против, знаешь...
  
  - А девчонки где?
  
  - Я их отправил на такси домой.
  
  - Куда - домой?
  
  - Джеймс, ну ты дашь! Наверное, туда, где они живут. Я там точно не был.
  
  Джеймс пребывал в полном недоумении. Почему он дома? Почему его сюда привёз Алан? Почему... Ладно, вроде между ним и этими несовершеннолетними фанатками ничего не было. Это хорошо. Ну, как ничего... Джеймс вcпомнил, как он с ними садился в такси. Потом память выдала вид прекрасных обнажённых холмов на юных телах, которые он попеременно ласкал, томные стоны на заднем сиденье, стройные ножки...
  
  - Алан, слушай... а ты как у меня оказался?
  
  - Я тебя посадил в такси. Не помнишь?
  
  Джеймс задумался.
  
  - Нет.
  
  - Я поехал следом на другом. Когда я приехал, ты уже был в отключке - лежал как полено. Девчонки тебя извлечь не могли из тачки. Я тебя вытащил, девчонок этих домой отправил. Честно говоря, я сам был хорош. Полную картину восстановить не могу.
  
  - Спасибо, друг.
  
  - Не стоит оно благодарности, Джеймс. Я позвонил узнать, ожил ты или как. Давай тогда, до завтра что ли.
  
  - Давай...
  
  Джеймс ещё немного полежал на полу и медленно, с остановками, преодолевая тошноту, дополз до ванной. Он никак не мог дождаться, пока ванна наполнится. Да, с пьянством нужно завязывать окончательно. Наскучило - одно и то же. Даёт облегчение на часы, пока не провалишься в беспамятство, а потом терзает болью и тошнотой. Не стоит того. Дурная привычка. И похмелье совсем ни как раньше: дольше, мучительней, злей. Стареешь ты, дядя Джеймс, стареешь...
  К вечеру Джеймс пришёл в себя, перебиваясь зыбким сном, жаждой и скорбными мыслями.
  
  Джеймс лежал в кровати и думал, что он прикладывает исполинские, но тщетные усилия, чтобы выбраться из глубокой ямы. Ощущение ненужности самому себе так и не покидало его с тех пор, как он погрузился в бездну пустоты. Оно лишь притупилось требованием восторжествовавшего инстинкта выживания. Может и к лучшему, что Дейн изводит его: даёт повод для борьбы. Сохранить группу - это мотив для выживания, музыка - оправдание его существования. С музыкой он чувствует себя живым.
  Хорошо, пусть так.
  
  Но иногда ему казалось ; вот-вот отыщется то, что он растерял, и это не будет мистикой или чем-то фантастическим, а станет настоящим, родным, близким, особенным - самой сутью его жизни. Но он не знал, что растерял, потому не знал, что искать.
  
  Он решил дать себе время, посмотреть на движение будущего, стать наблюдателем. Свести счёты с жизнью он успеет всегда - это просто. А сейчас, раз у него не хватает сил и ума разобраться с тем, кто он и для чего он, можно наблюдать. Кто знает, куда заведёт его жизнь. Вдруг жизнь подкинет ему счастливый случай? От такой мысли внутри как-то потеплело. Надежда...
  
  Пока он попробует жить сегодняшним днём, не заглядывая вперёд. Играть, как может, контролировать обстановку, насколько сумеет, усмирять бушующий гнев, насколько получится. Послезавтра они вылетают снимать клип с самой Джейн Стилл... Кстати!
  Джеймс бодро встал с кровати. Он, наконец, проголодался. Спустился в кухню и открыл холодильник.
  
  Да... Холостяцкий холодильник - это вовсе не кормящее кухонное божество, а пустобрюхое равнодушное холодное чудище.
  
  В холодильнике, набитым пивом и всякими напитками, одиноко валялся засохший кусок сыра. Несмотря на непрерывную жажду, Джеймс брезгливо отмёл мысль о холодном пиве и закрыл холостяцкий холодильник. Осмотрев кухню, он задел взглядом бар и красовавшуюся этикетку с надписью "Виски" - вот гадость, фу! Его передёрнуло. А вчера эта жидкость казалась эликсиром жизни.
  
  Он заваривал зелёный чай и провозглашал самокритичный приговор: "Ты - придурок! Полный, неисправимый придурок! Который не знает, что хочет и что делает!"
  Увы, в ответ никто не возражал.
  
  Джеймс заказал ужин с доставкой. Пока набирал номер ресторана, заметил на пальце обручальное кольцо.
  
  С Кэтрин он говорил в прошлом месяце. У неё вроде всё хорошо: работает в фирме своего отца, ездила в путешествие, не сказала с кем. Джеймса уколола ревность: он понял, о чём она умолчала, чтобы его не ранить. Он всё ещё скучает по ней. В конце разговора она осторожно спросила, что, может, им стоит оформить бумаги на развод. Она не настаивает и не торопит. В следующем году она займёт ответственную должность в компании и ей нужно подписываться фамилией отца, всё-таки семейный бизнес... Но она не настаивает, нет.
  
  Джеймс всё понял. Он не возражал. Документы подписал на днях - приезжал адвокат Кэтрин. Они больше не женаты. Но кольцо Джеймс не снял. Не смог. А сейчас вдруг снял. Легко, без терзаний, с тихой грустью. На месте кольца на загорелом пальце остался широкий белый след. Завтра после репетиции он сделает здесь тату волка - в новом видео по замыслу он должен превратиться в волка. Нелепая идея с тату. Ну и что. Зато она его развеселила. Все рокеры с ног до головы в татуировках, а у него - ни одной. Надо следовать тенденциям индустрии. А сейчас нужно пойти и ещё раз посмотреть с кем придётся работать.
  
  И он вспомни приятные впечатления от знакомства со Стилл: удивление, интерес, тишина внутри, уверенность в себе, словно это Стилл предала ему уверенности. Что правда, то правда. Она сама - воплощение уверенности и силы, даже власти. Необычно для женщины. Тем более молодой. На вид ей не дашь и двадцати пяти. Такой внутренней силой, способной воздействовать на окружающих, по мнению Джеймса, могут обладать только зрелые женщины, умудрённые опытом, авторитетные и влиятельные, со статусом главы большого семейства, ну, или королевские особы.
  А Джейн Стилл юна, мила, но... могущественна.
  
  Откуда выискался такой эпитет? Джеймс рассмеялся. Сегодня его посещают умиротворяющие мысли, забавные идеи и содержательные ярлыки.
  
  Могущественна... Хм...
  
  Эта крошка Стилл не дотягивается макушкой с золотой копной кое-как уложенных в растрёпанную причёску волос до его плеча.
  
  Могущественна...
  
  Но ведь подходит для неё!
  
  Глаза. Её глаза. Улыбающиеся, лучистые, что-то в них такое... Вот от них и исходит это могущество - сила жизни.
  
  А тело...
  
  После встречи Джеймс несколько раз вспоминал Стилл. Не в мыслях. Он чувствовал влечение. Нет - желание. Нет же - сильное желание. Оно подступало внезапно: густое, глубокое, крадущееся. Чертовщина какая-то.
  
  Но Джеймсу оно нравилось. Нравилось его ощущать. Оно не похоже... Не похоже на то, как раньше...
  
  Ага! Ты хотел глубины? Хотел?
  
  Эта догадка накрыла его, когда он забирал в дверях прибывший ужин.
  
  - Мистер? Эй, мистер? - паренёк напомнил витающему где-то в другой реальности Джеймсу про оплату заказа.
  
  - Извини...
  
  Возвратившись в дом, Джеймс рассудил, что всё это от того, что у него давно не было секса. Вчерашняя пьяная выходка не в счёт. А эта Стилл...
  
  Просто у неё классная спортивная попка, тонкая талия и роскошная грудь. Любой нормальный мужик на неё поведётся, иначе он и не мужик вовсе. А к вопросу их сотрудничества нужно подойти с профессиональной точки зрения, а не с точки наблюдения женских прелестей с высоты своего роста.
  
  За ужином он исследовал просторы интернета на предмет информации о Стилл.
  Информации было не много. Она тщательно оберегает свою личную жизнь. Он узнал, что Джейн его ровесница, а вовсе не юная златовласка, нашёл несколько фото, в основном с киношных церемоний. На одном из фото она стояла рядом с парнем, который выглядел таким же молодым, как и она, он открыто улыбался и без стеснений прижимал к себе Стилл. Даже суровым мужским взглядом Джеймс отметил, что парень этот невероятно красив. Мужественно красив, и как-то не по-земному. Их звезда Ен макается перед этим парнем. На фото они оба, Стилл и обнимающий её красавец, выглядели счастливыми. Подписи к фото не было, Джеймс не узнал, кто он.
  
  Ни о семье, ни о происхождении Стилл никакой информации не нашлось, кроме той, что она живёт в Лондоне. Ни странички в социальных сетях, ни личного сайта. Мастерски же работает её менеджмент: абсолютная тайна. Но о творческой деятельности Стилл Джеймс нашёл достаточно статей и заметок. Он выяснил, что она сняла сотни рекламных видео автомобилей, несколько фильмов об экстремальных путешествиях, об автогонках, в том числе о не очень-то легальных уличных.
  
  Интернет гласил, что Стилл - бессменный лидер своей съёмочной команды, и за семнадцатилетнюю карьеру она ни разу не меняла состава съёмочной группы, а расширяла его. Никто не покидал команду, которая на сегодня превратилась в серьёзный бизнес с капиталом, финансирующим собственные авторские проекты. Да. Круто.
  
  Джеймс нашёл и пересмотрел кучу её рекламных роликов, съёмки с трОфи23, дрег-рЕйсинга24 и дрИфта25. Рекламу она делала потрясающую, как и видео с автогонок. Будто кино. И всё это выходило за рамки ходовых стандартов. Джеймс сам любил автомобили и автоспорт, бывало, что посещал Формулу-1 26, ездил посмотреть на рАлли27 и пробовал гонять сам. Потому смотрел с удовольствием, отмечая, что Стилл обладает истинным искусством снимать, а не ремеслом. Чувства в её видео входили в свои права. За счёт чего, Джеймс не понимал, но его захватывала эстетика, наполненность, внезапность видеоряда, и безупречное музыкальное сопровождение.
  
  Он оторвался от монитора за полночь. Но ещё немного покопавшись в интернете, он наткнулся на единственное видеоинтервью Стилл. Это был отрывок для Международной автомобильной федерации28. Отрывок начинался с ответа Джейн на вопрос, который в отрывок не вошёл. Она сидела на диване в студии, спокойная, уверенная в себе, говорила не спеша, без жестов, с полуулыбкой на губах, чувства выражали только глаза:
  
  - Знаешь, люди любят истории. Вспомни себя в детстве: просил ведь сказку на ночь. Это никуда не уходит. Кино не реальная жизнь. Оно - её отражение. Кино - само творец и создаёт свою собственную реальность вне времени и пространства, прекрасную в своей отвлечённости. Такая вот сказка. И мне нравится быть частью того, что расцвело с помощью наших стремлений и труда. Я думаю так.
  
  - Спасибо, за беседу, Джейн. Я знаю, что ты не даёшь интервью. Нам повезло. Позволь узнать, почему?
  
  - Почему повезло вам или почему не даю интервью?
  
  - И то и другое.
  
  - Я не знаю, что говорить, как говорить. Я не очень-то общительная, знаешь ли. Затворница, воспитана плохо...
  
  - Ты шутишь, ты вовсе не такая.
  
  - Не знаю... Может быть... А что обычно люди говорят на интервью?
  
  - Правду.
  
  - Ну-ну! Попробуй один день говорить правду, и к вечеру превратишься в одинокого, проклятого инвалида, лежащего в реанимации! - Джейн искренне смеялась, как и её собеседник. - Я уж помолчу. За меня говорит моё творчество. Мне к нему нечего прибавить. Оно и есть моя правда. А если оно что-то не договаривает... Что ж, буду стараться лучше. А почему согласилась на интервью? Всё просто - ты мне нравишься!
  На этом видео обрывалось.
  
  Загадочная, могущественная, с чувством юмора. И притягательная. О, опять он думает о ней как о женщине! Ни к чему это сейчас. Однако, очень приятные мысли и ощущения...
  
  Джеймсу захотелось поскорее оказаться на съёмках.
  
  
  Глава четвёртая
  ДИССОНАНС
  
  Джеймс пришёл в студию рано утром, отдохнувший и умиротворённый. Придумал несколько риффов, прослушал недавние записи новых песен, нашёл, что улучшить в своих ритм-секциях. За этим его застал Пол. Они переписали ритм-партии заново и наложили их на готовый материал ещё до прихода парней - Ена и Алана. Дейн задерживался.
  
  Под впечатлением от обновлённых партий Джеймса Алан усовершенствовал бас, а Ен разошёлся на длинное, пронзительное, как ветер, соло. Если чуть доработать ударные и записать вокал, то выйдут отличные три песни - начало альбому положено.
  Опоздавшему Дейну показали плоды утреннего труда. Он молча послушал и ушёл пить кофе в комнату отдыха.
  
  - Я с ним поговорю, - спокойно сказал Джеймс.
  
  Джеймс, и вправду, был спокоен. И чувствовал удовлетворение от хорошо проделанной работы. Он переварил стычку с Дейном в клубе, опять забыл про всякую гордость и настроился наладить отношения в очередной раз.
  
  - Как дела, Дейн? - спросил Джеймс, доставая газировку из холодильника.
  Дейн сидел за столом и читал журнал.
  
  - Нормально.
  
  - Скажешь что-нибудь? По-моему, неплохо.
  
  Впечатление было такое, словно Джеймс бросил камешек в глубокую пещеру - абсолютная тишина отзывалась в ответ.
  
  - Дейн?
  
  - Неплохо.
  
  - Запишем ударные?
  
  - Я подумаю.
  
  - Отлично. Мы тебя ждём.
  
  - Не сегодня, - Дейн внимательно изучал журнал.
  
  - Ладно. У нас есть наброски к новой песне.
  
  Дейн опять пропустил слова Джеймса мимо ушей. И Джеймс ушёл, смекнув, что Дейн достаёт его невниманием. Наплевать на это невнимание казалось сейчас Джеймсу самым правильным - клин клином. На самом деле Дейн слушает, только напускает на себя безразличный вид. И пусть. Так или иначе, Дейн работает, хотя нёс позавчера в клубе бред типа "что ему не нужно то, что они делают". Не стоит придавать важности его словам: сгоряча наговорить можно всякое. Причина не в нежелании Дейна делать музыку. Джеймс подождёт. Пусть эта причина проявит себя. А пока они с Аланом подумают над басом для новой песни.
  
  Песня продвигалась хорошо. Бас-гитара звучала как надо. Но много шума. Избыточности.
  
  - Может, мы плохо друг друга слушаем? - спросил Ен. - Или так: каждый играет что-то своё в заданной теме. А вместе выходит шум.
  
  Джеймс крепко задумался над его замечанием.
  
  - Ты, приятель, прав!
  
  - Тогда разберём, что каждый хочет сыграть, - предложил Алан, - вытащим главное.
  - Отличная идея, - сказал Джеймс, - начинай.
  
  - Мне нравится вступление на басу. Только бас, чтобы подчеркнуть мелодию главной темы. А потом бас можно убрать на второй план, пусть он поддерживает мелодию.
  
  - А мне здесь ритм нравится, - сказал Ен, - он тяжёлый и мощный, я бы его на первый план вынес.
  
  - Я понял, почему шумно, - сообразил Джеймс. - Цепляющие фишки нельзя играть в один раз. Нужно вести либо мелодию, либо ритм, иначе одно будет забивать другое. Обычно страдает мелодия, её легко подавить. А эту мелодию я хочу сделать ведущей. Нужно раскрутить её.
  
  - Давай с тобой поменяемся, Джеймс. Я буду играть поддерживающую ритм-секцию, фоном, очень она мне нравится. Веди мелодию.
  
  - Хорошо. И запишем два варианта, когда ритм будет главным и когда мелодия ведущая. Затем сравним и выберем. Каждая секунда должна звучать хорошо в обоих случаях. Нужно поднять планку повыше.
  
  Втроём они увлеклись материалом и не заметили, что пришёл Дейн, пока тот не заявил, как всегда, впрочем:
  
  - Мне эта тема кажется лажовой. Лажовой и банальной.
  
  - Тогда предложи свою, - Джеймс подумал, что имеет смысл отдать Дейну инициативу. Дейн придумал название альбома, прикинул обложку, ходил уговаривать Стилл на съёмки клипа, извёл дотошным перфекционизмом так, что они и вправду улучшили звучание. Больше инициативы, больше трудных задач, больше ответственности - меньше выкрутасов. Хочет сам всё контролировать - пожалуйста.
  
  - Я не гитарист, а ударник.
  
  Начинается.
  
  - Тогда подумай над ударной партией, я исправлю свою, когда услышу рисунок ударных.
  
  - Мне кажется эта тема вообще не в тему. Эти шумы даже музыкой нельзя назвать. Это такая музыка, на которую ничего не ложится, кроме ругательных слов. Мне хочется сделать что-то совершенно новое, а она... банальная.
  
  - Мне она банальной не кажется. Никому она не кажется банальной кроме тебя.
  
  - Есть два способа создания музыки: когда идёт живая эмоция - ты живёшь этим, находишься в потоке. Совсем иное дело, когда сидишь и придумываешь - музыка получается вымышленной и надуманной. Вот всё в этой теме вымышленное и надуманное.
  
  Джеймс осознавал, что Дейн старается задеть его. Воображает из себя, не пойми кого. Тема родилась у Джеймса спонтанно. Мелодия получилась немного печальной, но сильной и гармоничной. Парни её подхватили, и играли далеко не надуманно, хотя и не гладко. Но они всё обсудили. Чего Дейн хочет?
  
  - Слушай, тебя здесь не было. Никто ничего не надумывал и из себя не вымучивал. Тема сырая, только начали. Ни смысла, ни текста, просто выразительная мелодия, нужно прорабатывать.
  
  У Дейна убедительно обозначилось лицо. Достала его маска презрения!
  
  - Ладно. Забудем, - хотя забывать мелодию никто не хотел, и Джеймс сказал это, чтобы сегодня не накалять обстановку: настроение было уж очень хорошим. И добавил: - На время. Давай, что у тебя? Твои предложения?
  
  Но у Дейна ничего не было.
  
  Может, в этом дело? Теперь Дейн не может творить, у него нет идей. Злится. Как он сам раньше. Да. Джеймс понял, в чём проблема. Хорошо. Но идеи и материал есть у него, Алана и Ена. Есть, над чем работать, есть, что оттачивать. И это привилегия Дейна - доводить до идеала все мелочи. Джеймс соображал, как донести до Дейна, что он понял проблему, и так, чтобы не задеть его. Он помнил, каково это - остаться без вдохновения. Боишься работы. Боишься подумать о ней.
  
  Тут Алан сказал:
  
  - Дейн, мы ведь "за" - за совершенно новое. Но мне нравится, что получилось. Поиграем её, пока идёт дело.
  
  Джеймс продолжил:
  
  - Раз уж нравится, давайте поиграем, разовьём. Посмотрим, как пойдёт.
  
  - Нет смысла развивать заранее лажовую тему, - гримаса пренебрежения с лица Дейна не сходила.
  
  Джеймс чувствовал нарастающее напряжение. Как же не хочется переключаться с хорошего рабочего темпа на вот эти вот то;лки. Но сказал:
  
  - Хорошо. И чем займёмся сегодня, раз эта тема исключается, и доделать песни тоже не получится?
  
  Дейн сидел за ударной установкой, жевал жвачку, монотонно стучал ногой и тянул время. Было бы неплохо, если бы Дейн ушёл. Они бы поиграли начатую тему без Дейна. Она классная и всем нравится. Возможно, Дейн с другим настроением её примет и сделает партию ударных. Но как ему сказать, что высиживая с кислой миной, ничего не добьёшься. Сам изведёшься и других изведёшь. Джеймс всё это пережил на собственной шкуре.
  
  - Не знаю... Давайте поиграем "Без предела", вспомним, настроимся. Нам её снимать, - опять предложил Джеймс и отвернулся к стене. Он понимал, что храня мирный тон разговора, он уже не сохраняет дружелюбный взгляд. Дейн рулит положением и манипулирует им, упорно испытывая терпение. Дейн знает, что он не хочет ссориться. Но Дейн не даёт ему работать. И, получается, стопорит всё дело. Чтобы не ругаться, нужно прогнуться под желание Дейна, и сделать так, как он хочет. А что он хочет? Лады;. Джеймс сделает, преступив через своё желание, через настрой парней, через здравый смысл.
  
  Джеймс повернулся. Все смотрели на Дейна.
  
  - Всё это бесполезно, - Дейн сегодня на коне упрямства и занудства.
  
  Это точно провокация. Но к чему? Джеймс уступил Дейну во всём: отложил запись партии ударных, закрыл новую тему - лишь бы! А Дейн не успокаивался.
  
  - Если бесполезно, то на сегодня всё, - сказал Джеймс. - Видимо, настроение у нас не рабочее, и мы уже ничего не придумаем и не запишем.
  
  Но Дейну и этого оказалось мало:
  
  - Я имею в виду, что бесполезно в целом. Несерьёзно.
  
  Ен уронил голову на колени: день так хорошо начался, но их корабль вдруг сел на мель и тонет. Он потёр ладонями лицо и улыбнулся:
  
  - Серьезность не обязательно означает приближение к истине. Это я в книжке про буддизм вычитал. Давайте сделаем что-нибудь несерьёзное и получим удовольствие.
  
  - Я мало удовольствия получаю от того, что мы делаем, - гнул свою линию Дейн.
  
  - Дейн, может у тебя похмелье не прошло, а? - спросил Джеймс. В его голосе чувствовалось раздражение, которое он пытался скрыть.
  
  Ещё толику и Джеймс прекратит развозить эти сопли. Он чуял - взрыв близок. Пол вышел из звукорежиссёрской и стоял тут же, опираясь спиной о стену. Смотрел на них, как на подростков неразумных.
  
  В студии воцарилась тяжёлая тишина. В воздухе пахло скандалом. И Джеймс не сдержался.
  
  - Давай начистоту Дейн, - сказал он всё ещё ровным голосом, - тебе хреново, я понимаю. В этом никто не виноват, и с этим сразу ничего нельзя поделать. Никто не собирается тебя осуждать или давить на тебя. Делай, что можешь и как можешь. Хочешь - не делай пока ничего. Я всё это знаю теперь. Нам нужно договориться. Я хочу понять, чего ты хочешь. Я готов пойти...
  
  - С чего ты взял, что мне хреново?
  
  - С того, что ты ничего не предлагаешь и ничего не поддерживаешь. Тебе всё не нравится, ты всем недоволен, и это уже вышло за границы твоих высоких амбиций качества, а превратилось в... - Джеймс подбирал слово: - в каприз.
  
  - То есть мне хреново и я капризничаю?
  
  - Судя по всему, тебе стрёмно, и ты застрял и не знаешь, что хочешь, или знаешь, но не говоришь. А я не знаю, с какой стороны сделать заход. Но так дальше дело не пойдёт.
  
  - А как пойдёт?
  
  - Я же сказал: скажи, что ты хочешь. Не знаешь, что хочешь, расслабься. Ты не напрягайся вот так. Торчи себе...
  
  - Кто бы говорил...
  
  Он специально. А может, вовсе ему не хреново. Может, догадка ошибочна!
  
  - Что мне совершенно ясно, так это то, что делаешь всё возможное, лишь бы меня достать. Я не хочу впрягаться в этот отстой.
  
  - А я не хочу заниматься отстоем.
  
  - Знаешь, Дейн... Мы снимем клип, раз уж подписались, и можешь катиться ко всем чертям, если YADD - отстой! - вдруг сказал Джеймс и глаза его сделались серыми и холодными. Он не хотел, но вырвалось само. Он сказал не громко, но стальной блеск в глазах выдавал гнев, переполняющий Джеймса.
  
  И тут разразился скандал, точно ворота адовы разверзлись:
  
  - Ты меня выгоняешь?
  
  - Считай, как тебе удобнее.
  
  - Нет, ты уточни?
  
  - Тебе всё не нравится, ты считаешь всё, что мы делаем, бесполезным. Так какого чёрта тебе с нами делать? Тебя уговаривать я не буду. Хочешь - работай. Но работай, а не выёживайся. Не хочешь - проваливай! Я тебя совсем перестал понимать! У тебя семь пятниц на неделе. То тебя устраивает звучание, то опять не устраивает. То ты проявляешь бурную деятельность, а потом заявляешь: стоп. Я не понимаю ничего ровным счётом! Ты нарочно путаешь и достаёшь меня!
  
  - Ты уходишь от ответа, Джеймс. Я задаю тебе конкретный вопрос: ты меня выгоняешь из группы?
  
  - Это ты уходишь от ответа, когда я спрашиваю тебя конкретнее некуда: что ты хочешь?
  
  - Джеймс, ты выгоняешь меня из группы?
  
  - Нет!
  
  - Но ты только что сказал, чтобы я катился ко всем чертям!
  
  Джеймс вспыхнул как порох.
  
  - Да чтоб тебя!!!
  
  Дейн всё выворачивал наизнанку, водил по кругу и выжимал из Джеймса то, что он никак не мог догнать. От унизительного бессилия что-либо изменить он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Джеймса захлёстывали такие ослепляющие порывы гнева, при которых уже нельзя рассуждать. Стерпеть, хотя бы стерпеть и не прибить своего лучшего друга прямо здесь!
  
  А Дейн взял куртку и вышел из студии, тихонько прикрыв за собой дверь.
  
  Джеймс тяжело дышал, преодолевая неистовый гнев. Казалось, воздух звенел от напряжения. Всё ещё сохраняя власть над собой, он поставил гитару и медленно подошёл к окну. Там он и стоял, скрестив на груди руки, смотрел на зелёную лужайку и успокаивал дыхание. А внутри него метался свирепый зверь. Какой уж тут контроль ситуации. Это не контроль, это жалкая пародия.
  
  Пол никогда не встревал в споры парней, но сейчас сел рядом с Еном на диван.
  - Дейн никуда не денется. Не парьтесь. Он не такой дурак.
  
  Джеймс был готов с радостью выслушать любое утешение. Он уже жалел, что сорвался, и сказал Дейну убираться.
  
  - Я бы так смело не утверждал. И я не хочу этого. Глупо. Глупо. Я его не пойму никак.
  
  - Его сам дьявол не разберёт с некоторых пор, - сказал удручённый Ен.
  
  - Я сегодня подумал, что Дейн вляпался в ту же историю, что и я. Что он застрял, что у него нет идей. Кого такая фигня не разозлит. Я одного догнать не могу...
  - Чего же? - спросил Пол.
  
  Джеймс осёкся. Продолжи он сейчас - поставит себя в положение жертвы. Он не смеет жаловаться. Нет. Так неправильно. И неправильно, что Дейн уйдёт из группы. Он гениальный ударник. Он, в конце концов, его друг. И если дружба всё-таки рассыпалась, то YADD Джеймс сохранить обязан, на самый крайний случай - без Дейна. Но на самый крайний случай.
  
  Очевидно, Дейн спихивает ответственность за происходящее на Джеймса. Вопрос первый: почему? Вопрос второй: чего этим добивается? Вопрос третий: что делать?
  И Джеймс сказал, твёрдо и решительно, переключая внимание парней:
  
  - Нужно наладить структуру работы. Больше собранности и определённости в сроках и задачах. У нас в последнее время всё на самотёк. Прилетим со съёмок, составим план и будем работать по нему.
  
  - Я тебя поддерживаю целиком и полностью, - сказал Пол, - по правде говоря, мне трудно приходится со всем этим, и я не могу организовать моё время. Так и поступим. Пока вы на съёмках, я накидаю примерные контуры.
  
  - Может, и Дейн втянется в график, - сказал Алан, - я уже не смогу без его "полной фигни", побуждает к развитию.
  
  Им удалось до вечера записать намеченные варианты новой темы. Джеймс чувствовал себя победителем сегодняшнего дня. И пусть победа была не блистательной, зато убедительной. Но остался мерзкий осадочек. Дело сделано дорогой ценой. А побеждая таким манером, обязательно проиграешь. И не видно конца этой обманчивой гонке.
  
  Как, как разрешить задачку с Дейном? Как вернуть дружбу? Или - к чёрту? Всему наступает конец. Что он сам хочет от их дружбы? Он хочет вернуть, что было. С одной разницей: он хочет быть более открытым, хочет договариваться и обсуждать, не прятаться под колпаком. А сможет ли?
  
  Вечером, после работы, он случайно услышал разговор Ена и Алана:
  
  - Жаль, что они не ладят, - говорил Ен.
  
  - Всякое бывает. Никто не идеален.
  
  - Ты по-философски относишься...
  
  - Сказать честно?
  
  - Скажи.
  
  - Смотрю на них и радуюсь за себя, что я никогда в жизни не испывал того, что выпало испытать Джеймсу, например. Знаешь, труднее всего в себе разобраться. Копнуть так глубоко, как он копнул. И он молодец - гребёт вёслами. Мне ещё не приходилось с самим собой разбираться, судьба проносила. Может и минует чаша сия.
  
  - А если не минует? Уже будет проще, наверное. Насмотришься вон... Какой никакой опыт получишь.
  
  - Знаешь...
  
  - Что?
  
  - Я думаю, что чужой опыт в таком деле не помощник. Хоть засмотрись. Пока сам не встрянешь. И докопаться до того, чего ты в жизни стоишь, можно пройдя через подобное самому.
  
  - А обязательно - докапываться?
  
  Алан посмотрел на Ена чуть снисходительно, но и немного с завистью:
  - Не всем дано просто наслаждаться жизнью. Считай, тебе повезло. Счастливчик ты.
  Алан обладал удивительным характером. Он был рассудительным и изобретательным. Миролюбивый и уравновешенный, он легко сходился с людьми. С самого начала знакомства с Джеймсом он был отличным парнем, приятным в общении. В группу он пришёл последним: подошёл к ним после концерта, сказал, что припас парочку идей. Так и завязались простые и понятные отношения. Алан как будто сумел подняться над мелочами жизни. Он посвящал себя семье и развитию своих талантов - постоянно упражнялся в игре. "Всегда есть кто-то лучше тебя", - говорил Алан. Больше всего он привлекал искренностью и чуткостью. И сейчас в таком переплёте Джеймс был благодарен ему за понимание и терпение.
  
  Джеймс уехал из студии совсем без сил. Ссоры выматывают. По дороге домой вспомнил про тату на палец. Развернулся. Пока ехал в салон, старался не думать о Дейне, не думать о стычке и её последствиях. Просто пережить сегодняшний день. Он справился, и парни его поддержали - это важно. Дальше будет видно.
  
  Домой из салона Джеймс вернулся поздно и сразу лёг спать. Уснуть не смог, несмотря на усталость. Хотя настроение у него немножко поднялось, пока болтал с мастером - волк вышёл великолепным, тонкая работа.
  
  Он оделся и пошёл в гараж. Лежал там на полу, перебирал струны, тупо пялился в потолок. И вдруг полились густые аккорды, и мелодии мерными шажками побежали по струнам, а пальцы легко ступали по ладам.
  
  Когда Джеймс оторвался от гитары, давно рассвело. Он забросил вещи в сумку и выехал в аэропорт.
  
  
  Глава пятая
  ФЛАЖОЛЕТ29
  
  Перелёт до канадского ВанкУвера30 Джеймс проспал. И всё что он увидел в иллюминатор при посадке сквозь туман и дождь - это горы в сочно-зелёной краске.
  Спать ему хотелось со страшной силой, он выключался просто. Сказалась бессонная ночь. Ен едва растолкал его перед посадкой. Вот тогда-то он и увидел туманные горы, словно во сне. После, пересаживаясь в машину, Джеймс заметил, что сочная зелёнь заполоняет весь здешний мир: трава на газонах, деревья вдоль дороги, горная высь.
  
  А ещё мокрый холод, пробирающий до костей, заполняет здешний мир. Он надел шапку, натянул капюшон куртки, засунул руки в перчатках в карманы, и подумал, как же они будут снимать в мокроте и в холоде, когда зуб на зуб не попадает. Для съёмок нужно солнце, а небо в сиреневом молоке, что не видны вершины гор. И спать, так хочется спать!
  
  В машине Джеймс вырубился от тепла обогревателя. Засыпая, в те самые мгновения на грани сна и яви, под негромкий разговор парней, он почувствовал какую-то сладостную тоску где-то внутри живота. И защищённость. Хотя ни погода, ни суровость здешних мест точно не обещали уюта и безопасности. Но чувство было стойким и всепоглощающим. С ним он заснул.
  
  На место съёмок - в лесные дебри Британской Колумбии31 - приехали поздним вечером. В непробудной дремоте Джеймс перекочевал в большой тёмный дом, залез в холодную постель и опять вырубился.
  
  Проснулся Джеймс от того, что хотел есть. Парни пытались будить его по дороге и звали обедать, но он невнятно мычал и, натягивая шапку на глаза, снова засыпал. Голод, волчий такой голод, заставил Джеймса проснуться.
  
  Джеймс лежал под одеялом на кровати перед окном во всю стену. В окне величаво возвышались огромные тсуги, сосны и ели, кроны которых высвечивал рассвет. Сочная зелень наполняла пространство за окном, и это пространство нагло вторгалось в комнату. А сквозь царство густой сочной зелени пробивалось ослепительное золото утреннего солнца.
  
  Сладостная тоска и чувство защищённости не прошли. Джеймс лежал, слушал новое, ни на что не похожее ощущение жизни: он чувствовал, что живой.
  
  Джеймс посмотрел на часы на руке - забыл их снять. Обычно часы он не носил, только в поездках, чтобы не потеряться во временных поясах. Времени натикало по местному пять пятнадцать утра.
  
  Джеймс встал. Яркое солнце не грело комнату, и он поспешил в горячий душ. Там он впитывал из горячей воды живительное тепло, пока не напитался им до предела.
  После душа даже в одном полотенце было жарко. Он раздвинул створки окна, и вместе с влажным холодом в комнату ворвалась обжигающая дикая сила. Он дышал ею и... боялся её новизны.
  
  Несмотря на ранний час, внизу происходила жизнь. Готовились к съёмкам.
  
  Джеймс оделся и спустился вниз. Первым делом он нашёл еду. В дальнем углу гостиной просторного светлого коттеджа был готов завтрак, и незнакомые ещё ему люди из съёмочной команды Джейн Стилл неспешно перекусывали. На Джеймса никто не обращал внимания. Он положил на тарелку побольше еды и вышел завтракать на широкую террасу.
  
  Поодаль остановился пикап: тюнингОванный32 внедорожник неизвестного цвета - такие грязные были у него бока. Прожекторы на его крыше ещё светились. Пикап остановился, погасил прожекторы, но затем лихо перепарковался кузовом ближе к террасе. Из-за руля вышла Джейн Стилл и вбежала на ступеньки.
  
  На ней были широкие туристические брюки с бессчётными карманами, горные ботинки и, не смотря на холод, простая футболка с коротким рукавом - одежда её была едва ли чище пикапа.
  
  Она дошла до двери и, не проходя, заглянула внутрь. Видимо, не обнаружив того, кого искала, поманила парня и спросила:
  
  - Виктор там?
  
  - Видел. Позвать?
  
  - Ага. А то испачкаю там всё, - Джейн кивнула на свои ботинки с прилипшими кусками грязи. - Спасибо.
  
  Пока звали Виктора, Джейн запрыгнула в кузов, открыла его и подвинула к краю ящик с оборудованием.
  
  - Ты уснул, Родриго? - она постучала по крыше и, перегнувшись через борт, посмотрела в открытое окно кабины.
  
  - Мы с тобой просто молодцы, милая моя, а! Такую красоту предрассветную отсняли! - Родриго вышел из пикапа.
  
  Джейн чистила ботинок от налипшей грязи о борт пикапа:
  
  - Согласна. Вид из того болота был что надо.
  
  - Моя милая, оденься сейчас же, говорю тебе. Где куртка твоя?
  
  - Мне жарко...
  
  - Я покажу тебе - жарко! - Родриго достал из кабины куртку и вручил Джейн. - Одевайся немедленно!
  
  - Жарко...
  
  Родриго - парень здоровенный. Он бесцеремонно вытащил Джейн из кузова, поставил на землю и надел на неё куртку.
  
  Подошёл найдённый Виктор.
  
  - Забирать?
  
  - Забирай. И грузи для аэросъёмки. Мы прямо сейчас отваливаем, - пока Родриго отвлёкся на Виктора, Джейн быстро сняла куртку, засунула её обратно в открытое окно пикапа и вернулась к двери.
  
  - Алекс, что там с площадкой? Всё по плану?
  
  - Всё путём, - отозвался парень разгильдяйского вида и появился в дверях с кружкой кофе. Джейн кружку забрала, отпила из неё и вернула.
  
  - Там чего - еду дают?
  
  - Дают.
  
  - НЕкогда... А с собой дают?
  
  - Принести?
  
  - Давай. На двоих. Спасибо.
  
  Вниманием Джейн завладела девушка, единственная, за исключением Джейн, во всей команде: другие женщины Джеймсу на глаза не попадались. Они вместе присели на ступеньки и начали изучать какие-то бумаги.
  
  А Джеймс пил кофе и был словно невидимка - никем незамеченный, хотя стоял в трёх шагах за спиной Джейн. Стоял и смотрел на происходящее, будто зритель в кинотеатре.
  
  Пикап перезагрузили съёмочным оборудованием. Родриго забрал у Алекса пакеты с завтраком и подмигнул призывно Джейн, готовый к отъезду.
  
  - Ладно, Джена, мы полетели, - сказала Джейн девушке, поднимаясь со ступенек.
  - На площадке будем в десять, - она обратилась к Алексу, - будь готов.
  
  - Можно подумать, у меня есть вариант быть не готовым.
  
  - У тебя? Тысяча и один.
  
  - Это... Кто старое помянет... дальше - сама знаешь, - парень хихикнул, но не успел увернуться от дружеского подзатыльника Джейн и слетел со ступенек.
  
  - Милая моя, не лупи несчастного, он у нас и так отсталый. Поехали.
  - Он не отсталый, а безответственный - глаз да глаз за ним.
  
  - Я такой стал от того, что у нас работы невпроворот в последнее время. Всё путаю.
  
  - Ты такой стал от того, что я добрая в последнее время. Всё прощаю.
  
  - Не сердись, детка, - вещал снизу Алекс, - на гениев не сердятся. Видишь, я уже оробел и смотрю подобострастно.
  
  - Джена, не отходи от него ни на шаг, пожалуйста. Он же парням ничего толком разъяснить не сможет, гений наш. Переводи на человеческий язык, что он бормотать будет.
  
  Джена, бойкая черноглазая брюнетка, смотрела на нерадивого "гения" сверху вниз, и вправду, как на отсталого:
  
  - И за что мы его только кормим?
  
  Тут Джейн развернулась к Джеймсу, точно сейчас его заметила, подошла и, протянув руку, поздоровалась.
  
  - Доброе утро, Джеймс. Выспался?
  
  Она стояла перед ним и источала свежую жизненную энергию - нездешнее, светящееся, волшебное существо. Руку она пожала, конечно, как и в прошлый раз - крепко, немедля. И спросила его так, словно они виделись накануне вечером.
  
  А Джеймса сносило от мощности излучаемой ею энергии, он держался у земли чудом. Он не то чтобы растерялся, он погрузился в какую-то негу, в которой не осталось места словам и мыслям, он даже сказать ничего не смог - в жизни такого не испытывал. Он только кивнул и повёл бровью от изумления - всё, на что остался способен.
  
  - Понятно, - она улыбнулась, - хорошего дня!
  
  Ушла, села за руль и укатила с Родриго на грязном рычащем внедорожнике.
  Джеймс доел завтрак. Послонялся по коттеджу. Делать было нечего. А в голове - тишина. И это чувство... Странное чувство жизни... Будто его взяли и изменили враз изнутри: вытащили старого Джеймса - запутавшегося, потерянного, утратившего, а вместо - заселили тишину и счастье. Разве бывает так? В мгновенье ока!
  
  Джеймс бездельничал, дышал воздухом и рассматривал окрестности с террасы.
  Постоял, посмотрел и спустился туда, где зеленел полумрак листвы. Он зашёл в лес - в свежую густую прохладу. По громадным деревьям пробегала дрожь от ветра, заставляя их проливать холодные слёзы росы на куртку Джеймса. Припав к ароматной коре дерева, он слушал ликование жизни, пока... Пока не увидел на террасе потягивающегося Дейна. Они не обмолвились ни единым словом после скандала в студии. На Дейна он не сердился. Не до того - уж слишком хорошо на сердце. А их непутёвые отношения сейчас казались мелочными и глупыми. Однако, будет неловко, если здесь всплывёт муть с того дна, куда обронили свои перья крылья их дружбы. Неловко перед Стилл. Он уже почувствовал, что не только она вся светится, а атмосфера в её команде дышит бодростью и лёгкостью, в противоположность климату в его группе. Круто же они облажаются, если выставят напоказ свои проблемы. Придётся собраться и всё контролировать.
  
  Джеймс подумал о контроле, и ликование жизни, и тишина в голове исчезли, а появилось напряжение. Неужели он разучился просто жить и получать от жизни удовольствие? А ведь умел, так или иначе. Может, контроль за всем и вся - эта рекомендация доктора - вовсе не нужная всюду штука, и место ему лишь в узких границах насущной необходимости?
  
  Да гори оно синим пламенем! Он в девственном лесу под раскинувшимся шатром утреннего неба. Вокруг кружащие голову ароматы, пение птиц, болтовня ручьёв и величественные очертания гор. Ему ни о чём не нужно заботиться - здесь всё под властью малышки Стилл. Следуй сценарию, слушай команду режиссёра и наслаждайся процессом!
  
   Он возвращался к коттеджу. Дейн с террасы испарился. Вместо него там воплотилась Джена. Ну и генофонд в команде у Джейн! Если бы не очевидные черты уроженки солнечного АпеннИнского полуострова33, её можно было бы принять за черноокую близняшку Джейн. Даже глаза, и те искрились брильянтовым блеском, впрочем, не таким тёплым, как у Джейн. Вот кто всё здесь держит под контролем и ничуть от того не напрягается, а наоборот - чувствует себя в своей тарелке.
  
  - Привет! Я тебя повсюду ищу. Через пятнадцать минут отъезжаем на площадку. Срочно в костюмерную, - Джена, шустро шагая, вела его через гостиную за руку, ровно мамочка, поймавшая сбежавшего сорванца, хорошо - не за ухо. - Я, кстати, Джена. Второй режиссёр. По всем вопросам организации - ко мне. Мой телефон указан в списке. Но учти: здесь мобильная связь - никакая. И не суйся в лес один, если не хочешь, чтобы тебя сожрали местные аборигены, типа медведей и пум. А лучше - держись у меня на виду, - проговорила она без запинки и водворила его в костюмерную, захлопнув дверь снаружи.
  
  - Ты видел? Видел? Фурия! - возмущался Алан, над которым хлопотала миловидная приятная дама. Это была третья женщина из команды, которую увидел Джеймс. Она застенчиво смеялась, укладывая причёску Алана. - Выдернула меня из постели. Спящим принцессам, говорит, кофе в постель не подают, жуй свой завтрак и марш одеваться.
  
  - Она у нас такая, - тихонько посмеиваясь, произнесла дама. - Здравствуйте, Джеймс. Присядьте на минуточку. Или пока переоденьтесь. Вон там ваш костюмчик.
  Ен был уже при полном параде: в белоснежной рубашке с золотистыми запонками-черепками, в элегантном кожаном плаще до пят - он с довольной улыбкой рассматривал себя в зеркало. Стилл однозначно решила перекроить их имидж.
  
  - Ты играешь в рок-н-рольной банде, приятель, или на по;диум собрался? - подтрунивал над ним Джеймс, переодеваясь. Ему досталась только кожаная куртка без всяких рубашек.
  
  - На себя посмотри!
  
  Джеймс улыбнулся: Ен давно научился давать сдачи в ответ на шуточки по поводу его внешности.
  
  Дверь отворилась, и в комнату влетел Дейн с тарелкой, на ходу доедая завтрак. Давно Джеймс не видел его улыбки, искренней и весёлой:
  
  - Она нас укокошит, по ходу. Кто она такая?
  
  Костюмер опять мило засмеялась:
  
  - Обычно все выживают, никто не пострадал - не волнуйтесь. Вы ведь Дейн? А вот и ваш костюмчик.
  
  Вошла Джена с чашками кофе. Ловко управляясь, точно заправский официант, она расставила чашки на столе, и безмолвно, и стремительно удалилась.
  
  - А здесь хороший сервис, - подметил Ен.
  
  - Я срочно переезжаю в страну, где разрешено многожёнство, - сказал Алан, глядя вслед Джене, - не могу безучастно выносить рядом столь возмутительную красоту.
  - Валяй. Вот бы я посмотрел, как ты сообщишь об этом своей жене, - хихикнул Дейн.
  
  ***
  
  Джеймс стоял на площадке - на вершине горного хребта. Вокруг сияла нетленная красота. Утренний свет разливался в дрожащем воздухе. В небе парили невесомые облака. Взгляд жадно поглощал пространство и улетал вместе с ветром в беспредельность. "Без предела" обещала стать шедевром благодаря только открывающемуся пейзажу.
  
  Джеймс расчехлял гитару - его любимую новую гитару. И ругал себя, на чём свет стоит. Никогда они не брали на съёмки настоящие инструменты - драгоценное, хрупкое, годами отстроенное своё музыкальное оружие. Для этого у них были копии - точные подделки. И вместо того, чтобы забросить в багажник ещё в студии приготовленный дубликат гитары, на которой он обычно играл "Без предела", он уложил её - совсем с ней не расставался. А на площадке обрывы в пропасть, внизу скалы и густой лес, и порывы ветра такие, что плащ Ена, развеваясь, превращался в крылья, а Ен становился похожим на летучую мышь и старался перекричать ветер:
  - Кто-нибудь! Держите! Взлетаю!
  
  А уж лёгкой подружке Джеймса улететь и вовсе не мудрено, оставь её без присмотра хоть на чуть-чуть.
  
  Алекс занимался фотосъёмкой. На всё про всё у них было не больше часа. А через час исчезнет таинственный утренний свет, такой важный для фотографов, и прилетит Джейн с Родриго на вертолёте снимать дубли с воздуха. Потому Алекс спешил. И его спешка не была спешкой отсталого разгильдяя, а спешкой сумасшедшего учёного, который полжизни ждал удобного случая и заранее спланировал весь ход эксперимента. Но он ничего не мог объяснить, кому, где и как стоять, и что делать, ни четвёрке YADD, ни ассистентам:
  
  - Давай сюда... да, сюда. Не, не сюда. Подними, не - ну, не так...
  
  Но вскоре пришла Джена и стала переводить бессвязный лепет Алекса на человеческий язык, и фотосессия пошла гладко и скоро.
  
  - Сногсшибательная девчонка, скажи ведь? - шепнул Алан Джеймсу, толкнув его плечом.
  
  Джеймс, позируя, остался невозмутимым.
  
  - Скажи же? - не унимался Алан.
  
  - Я тебе только что громко кивнул.
  
  Джена приблизилась к ним и расстегнула наполовину молнию на куртке Джеймса, которую Джемс застегнул наглухо, продрогнув от ветра.
  
  - Потерпи. Алекс сказал, что так лучше, - и пригладила его растрёпанные ветром волосы.
  
  - А тебе необходимо смотреть в объектив, а не на мою задницу, - сказала она Алану, прямо и насмешливо глядя ему в глаза.
  
  - Я - ни-ни, и в мыслях не думал! Больше пяти или десяти раз, - оправдывался Алан.
  
  - Как она заметила? Я всего пару раз взглянул, - шепнул Алан Джеймсу, когда Джена удалилась.
  
  На Алана это не похоже - приударять за девчонками. Проделки юности не в счёт. А тут посмотрите-ка, пялится без стеснения на Джену, какие уж там пару раз. Джеймс улыбался. Наверное, он сам так же пялится на Стилл.
  
  Ко времени прилёта Стилл настроение у всех было расчудесным. Алекс мастерски делал свою работу с помощью Джены, но, не способный выразить толково свою мысль окружающим, он умел толково окружающих рассмешить, рассказывая ядрёные байки в тему после щелчка затвором. Даже Дейна рассмешил, который старался выглядеть на фото уж слишком серьёзным и солидным.
  
  Потом они отсняли дубль сплошной импровизации - репетицию перед съёмкой с воздуха и, в конце концов, услышали надвигающийся рокот лёгкого вертолёта, не прекращая играть ещё два повтора подряд для благополучного завершения съёмок с воздуха.
  
  Вертолёт приземлился поодаль, забрал Алекса и снова взмыл в воздух. Над площадкой по громкой связи раздался мягкий, но уверенный голос Стилл:
  
  - Спасибо за работу! Все молодцы! Развлекайтесь дальше!
  
  До вечера то на площадке, то в коттедже, YADD развлекала Джена, расставляя с ними сцены всех следующих дней съёмок, отпуская острые шуточки, поддерживая боевой дух. В итоге она объявила, что дрессировка окончена, и:
  - Котятки могут идти баиньки.
  
  ***
  
  Стемнело. На небо набежала банда чёрных туч. По этому поводу появились волнения: тучи завтра могли помешать съёмкам.
  
  После ужина в гостиной остались не многие - ранний подъём и плотный график отправили людей спать. Оставшиеся: Джена, Виктор и YADD, YADD - от нечего делать, ждали Джейн, Родриго и Алекса.
  
  Дело в том, что было уже десять вечера. Вернуться с аэросъёмок они должны были в шесть. Но в начале седьмого Джейн дозвонилась Джене и сообщила, что у них случилось "чрезвычайное происшествие". Ещё сказала, что аэросъёмка прошла великолепно и происшествие с ней не связано, и будут они поздно. Но их не было. А поздно - понятие относительное. И мобильные Джейн, Родриго и Алекса находились вне зоны доступа.
  
  - У них тут дисциплина, как в армии, - сказал Алан тихонько, чтобы не услышала Джена, - а Стилл для них и королева, и правительство, и закон. А Джена, похоже, второе воплощение Стилл там, где её самой сейчас нет.
  
  Парни к нему повернулись.
  
  - Сами рассудите: делают всё слаженно, не торопятся никуда, не суетятся, вопросов лишних не задают. В лесу я слышал, как один парень другому сказал, типа: "Давай завтра сутра установим". А другой, типа: "Она будет не в восторге, лучше вернуться ещё раз". Она - Стилл в смысле. Они что-то привезти на площадку забыли. Боятся её. Видите, сидят - ждут как второго пришествия.
  
  Джеймс рассмеялся:
  
  - Боятся... Это смешно. Она - девчонка мелкая.
  
  Мелкой, по правде, он её не считал - рост не в счёт, ляпнул так, для красного словца. Он и сам её капельку побаивался. Нет, не её саму, конечно, а её дикой жизненной силы и умопомрачительного чувства блаженства рядом с ней.
  
  - Не скажи. Может и девчонка, но так команду вымуштровать. А если у неё такая хищная помощница, какова же сама Стилл?
  
  Окна коттеджа осветили фары.
  
  - Приехали, наконец, - сказал Виктор.
  
  Джейн зашла в дом и остановилась на пороге. Она была одна. Все на неё смотрели.
  
  - Добрый вечер.
  
  Пауза.
  
  - Что? - руки в карманах брюк, загадочная улыбка. - Разгрузим машину?
  
  Пока Виктор заносил оборудование, Джейн стащила у двери грязные ботинки, прошла и налила себе чаю. Вид у неё был немного усталый и какой-то мистический.
  Виктор не выдержал:
  - А где Родриго и Алекс, стесняюсь спросить?
  
   Джейн с ответом медлила, продолжая загадочно улыбаться.
  
  - Чего стесняться? Спрашивай.
  
  - И где они?
  
  - Нету.
  
  - Странно как-то... А что так долго?
  
  - Долго... Да. Не быстро вышло...
  
  - Ну, как прошла фотосессия, репетиция? - Джейн обратилась к YADD, населявших вместительный диван гостиной.
  
  - Прекрасно! - Дейн нашёлся. - У тебя тут настройка на ля-мажОр34.
  
  - Хм, неужели Джена вас не замучила? Она может, я знаю.
  
  - Ты что-то тему переводишь, Джейн. Это не к добру, - строго сказала Джена.
  
  - Я? Перевожу? А какая у нас тема? - Джейн с наивным удивлением пила чай и не спешила рассказывать о случившемся.
  
  - Завтра вечером можно будет посмотреть результаты аэросъёмки, уже смонтируем, - Джейн всё ещё обращалась к четвёрке YADD. - Но на счёт завтрашних съёмок я не уверена.
  
  - У нас всё готово, - сообщил Виктор.
  
  - В этом я не сомневалась. Но завтра будет дождь и ураганный ветер. С рассветом на площадке нужно закрепить всё, что можно закрепить и убрать навесное оборудование. Жалко очень вашей работы.
  
  - Почему так думаешь? Прогнозы хорошие, - сказал Виктор.
  
  - Синоптики пошутили. На улице воздух электрический, разве не чувствуете? Тучи ходят.
  
  - Вчера вечером всё небо в молоке было, а сутра - солнце.
  
  - Это вчера. Завтра будет не так. Барометр мой меня не подводит, - она приложила руки к висками и окинула взглядом своих коллег. - Давайте так: если утро не задаётся - едем и укрепляем площадку. Если я ошибаюсь, что маловероятно, снимаем по плану, - Джейн снова повернулась к YADD: - Но, чую, завтра погода будет не на нашей стороне. Потому нам придётся исчерпать все отпущенные на съёмки дни, - она вроде извинялась за прихоти погоды, переводя взгляд на каждого из них по очереди.
  
  - А мы не спешим, - сказал Дейн, - нам некуда.
  
  Джеймс почувствовал недобрую иронию в голосе Дейна. Только не начинай вот тут!
  
  - Что ж, хорошо, - Джейн улыбнулась, поставила кружку на стол и задумчиво на неё поглядела.
  
  А накал любопытства по поводу пропажи обоих операторов достиг апогея.
  
  - Где всё-таки Родриго и Алекс? - спросил Виктор. - И что у вас случилось? Ты такая странная.
  
  - Ммм... Родриго, значит. И Алекс... Эти олени по кличке Родриго и Алекс... - растягивая слова негромко проговорила Джейн.
  
  - Джейн? Интриганка! - Джена отчитывала Джейн. - Ждём вас битый час. Что за шутки?
  
  Джеймс отметил, что темпераментная помощница Джейн владеет ситуацией на все сто и держит коллег в узде строгости: везде поспевающий и всезнающий цербер, охраняющий мир порядка от творческих безумств сброда шалопаев, куда она, причисляла и Джейн, видимо. А с виду - такая милашка. Люди на самом деле не такие, какими выглядят.
  Джейн отодвинула с лица упавшую прядь волос.
  
  - Тут не интрига, тут - подстава: нет у нас больше операторов. Ни одного. Так-то.
  
  - Джейн, - Виктор подошёл к ней, - колись, не томи. Куда мужиков дела? И причём здесь олени?
  
  Джейн помотала головой и засмеялась.
  
  - Что ж. Это весёлая, но и печальная история. Я сама ещё поверить не могу. Ладно, с чего начать? Слушайте сказку про двух оленей. Аэро сняли круто - вышли отличные пейзажи, и на площадке все поработали на славу, кстати. Забрали оборудование с вертолёта, загрузили машину. Всё шло идеально. Пошли пообедать перед обратной дорогой в местное кафе. Понимаете?
  
  - Как-то ты издалека начала, - заметил Виктор.
  
  - Так ведь сказка же...
  
  - Всё понятно. Дальше? - подгоняла её Джена.
  
  - Едем обратно. Виды открываются, конечно, потрясающие. Решили поснимать - всегда пригодится. Съехали с трассы. Спустились в долину. А за леском возле реки, словно по заказу, пасётся безмятежно семейство благородных оленей. Редкие кадры. На машине не подъехать, да и спугнём. Ну, Родриго с Алексом отправились попытать счастья. И чтобы не спугнуть - в обход, лесом. Я их в машине ждала. Оленей они всё же спугнули. И самое бы время им вернуться, но их не было. И связи нет. Стемнело. Пошла искать. Нашла. Однорукий Алекс тащил одноногого Родриго. Пока они по лесу шли обратно в сумерках, забрели в бурелом. Говорят, влезли на трухлявое бревно, и оба враз улетели с него. Родриго ногу сломал, Алекс руку вывихнул. Объектив разбили. Тащатся по лесу, вопят во всё горло - отпугивают сумеречных медведей. Специально не придумаешь. Так вот.
  
  Повисла звенящая тишина.
  
  - И я о том же. На ровном месте, ну, почти на ровном, приключения нашли. Доплелись до машины, обоих увезла в больницу. Их там упекли в гипс, напичкали обезболивающими. Довольные. Говорят, подфартило им - суперкадры отсняли, заодно и отпуск внеплановый себе заполучили. Родриго вообще распяли на растяжках - перелом со смещением, вроде поправили сразу, без операций обойдётся. Они сейчас предаются сну и ни о чём не беспокоятся. Такая история. Отличное начало съёмок. Вы, ребята, везункчики, - она посмотрела на YADD.
  
  - И что делать будем? - спросил Виктор.
  
  - Снимать.
  
  - Без операторов?
  
  - Я, конечно, не смогу скрасить их монументальное отсутствие. Но выбор не велик. Буду снимать сама. Тома подключу.
  
  - Так это ничего себе!
  
  - Может, Алекса однорукого отпустят послезавтра.
  
  Настроение у Джейн было лёгкое, и гостиная им наполнялась, точно сливками. Около неё витало какое-то особое спокойствие и обволакивало всё вокруг.
  
  - Справимся. Мы уже ввязались - отступать некуда. Между прочим, - Джейн обратилась к YADD, - а за вами никаких там грехов не водится? Неспроста сложился такой расклад: погода испортилась, операторы сгинули. Признайтесь по-хорошему, а то хуже будет.
  
  Она поймала взгляд Джеймса, и в её глазах загорелись тёплые огоньки.
  
  Грех за ними водился. Их дела не клеились, и удивительным образом разлад этот влиял на съёмки. Но не признаваться же Джейн - стыдно. Все молчали, а Ен упорно рассматривал свой ботинок, будто там невесть что интересное было прилеплено.
  - Дело ясное, что дело тёмное. И какой бы этот грех не был - я вам его отпускаю, а то мало ли чего ещё приключится, - она помолчала, с любопытством разглядывая парней. - Но у меня к вам предложение: если завтра будет непогода, давайте студийные сцены снимем здесь, и не будем снимать их в вашей студии. Хоть так сэкономим время.
  
  - Мы на всё согласны, - сказал Дейн, - только скажи.
  
  - Опасная решимость, - рассмеялся Виктор, - вы ещё не знаете, что за извращённые идеи могут придти в голову Джейн.
  
  - Предатель ты, отбираешь у меня шанс поразвлечься при случае. Ладно. Всё прояснится завтра утром и будет зависеть от погоды.
  
  - Знаешь, ты такая спокойная, - сказал Дейн, - такие дела творятся, а ты невозмутимая.
  
  - Разве я была бы счастливее, если бы была беспокойнее? - Джейн как-то грустно улыбнулась, встала, забрала ботинки и, направляясь к лестнице, сказала: - Всем приятных снов.
  
  Джеймса удивила эта грустная тень в улыбке Джейн. Она никак не вязалась с её ярким образом, с её кипящей энергией жизни, решительным, но спокойным отношением к делу. Словно эта грусть была не из мира Джейн.
  
  Сегодня сон долго не ложился на веки Джеймса. Джейн зацепила струны его сердца, он чувствовал. Несмотря на то, что он видел её считанные минуты, находиться в её пространстве было для него подлинным наслаждением. И как бы он не открещивался и не вскрывал холодным ножом рассудка свой горячий интерес к Джейн, он уже понял, что тайна её существа просто так его не отпустит. А он и не хотел.
  
  Он наблюдал за Джейн. Она - источник созидающей и движущей силы, не иначе. Эта сила проявлялась и распространялась вокруг через нечто, что не улавливалось слухом и зрением. Джейн держалась приветливо и открыто, говорила просто, в её манерах сквозила уверенность, смелость и знание жизни, точно она успела многое пережить и перечувствовать. Её взгляд был быстрым и глубоким, в то же время каким-то диким, но нежным. И от того - прекрасным. Она привлекала его как дикий лесной зверь. И как призрачное эфирное создание. В ней словно мирно уживались все противоположности и противоречия.
  
  А в нём уже кипела страсть к этой женщине, сильная и тяжёлая, как его музыка. Неожиданная и нежданная.
  
  
  КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"