Ранним пятничным утром я проснулся в осознании того странного факта, что в мою квартиру кто-то явно стремился проникнуть. Сначала без умолку верещал звонок, потом послышались глухие, но настойчивые удары по входной двери. Как нередко бывает в таких ситуациях, я долго думал, что эти шумы являлись продолжением ночного кошмара: мне снился весьма неприятный сон, то и дело прерывавшийся раскатами грома и зловещим биением капель дождя в оконные стекла. Однако звонки и стуки были вполне земными, а минут через десять после того, как они дошли до моего затуманенного сознания, к ним добавились нетерпеливые выкрики и - еще через пару минут - отчаянная брань. Пришлось встать, накинуть халат и впустить незваного гостя.
Тяжело дыша, вытирая вспотевший лоб носовым платком, ко мне в квартиру ввалился Серволь - старинный друг еще со школьных времен, вечный источник всевозможных непрятностей и, по совместительству, один из богатейших французов в частности и европейцев в целом.
- Какого черта ты дрыхнешь как суслик? - безо всяких "здрасьте" и "доброе утро" напустился на меня озверевший толстяк. - У тебя под дверью прирезать могут, пока ты соблаговолишь открыть!
Серволь неодобрительно покачал головой, скинул плащ прямо на пол посреди прихожей и, пройдя в комнату, схватил со столика початую бутылку рома.
- Гм... все понятно: упился вчера до потери сознания, вот и дрыхнешь!
- Эй, ты...
- Никаких "эй" и никаких "ты"... стакан есть поблизости? - не найдя стакана, Серволь просто приложился к бутылке и, сделав огромный глоток, резко выдохнул. - Тьфу, гадость какая!
Я возмутился, но даже рот не успел открыть, чтобы высказать свое негодование: мой друг предостерегающе взмахнул рукой и, сделав второй гигантский глоток, осушил бутылку до дна. Еще раз резко выдохнув и слегка покачнувшись, он плюхнулся в тяжко застонавшее кресло и глупо улыбнулся:
- Сделай одолжение, позвони Дюроку. А то меня он и слушать не хочет.
Слегка опешив, я посмотрел на часы:
- Четверть восьмого. Ты что, спятил?
Серволь кивнул:
- С вами спятишь и глазом моргнуть не успеешь Один дверь не открывает, другой грозит психиатров на меня натравить, третий неделю назад уехал на рыбалку и до сих пор не вернулся... акулы его что ли сожрали?
Моя нижняя челюсть отвисла, а пальцы рук мелко задрожали: до сих пор Серволь - любитель жутких розыгрышей и весьма опасных шуток - охотно признавался, что это с ним спятишь и глазом не моргнешь; до сих пор у него хватало мужества извиняться - хотя бы пост фактум - за свои выходки, одна из которых для него же закончилась недельным отдыхом в японской психушке, а другая едва не привела в тюрьму всю нашу теплую компанию; до сих пор он отдавал себе отчет, почему именно только от звука его голоса нашего общего друга - прославленного психоаналитика Дюрока - бросало в дрожь, а Лансак - еще один из наших друзей - начинал моргать и в страхе озираться. До сих пор было именно так. А теперь Серволь не только разбушевался пуще прежнего, но и, лишившись всякого стыда и даже элементарного представления о совести, обвинил всех нас в каком-то заговоре против него и его душевного здоровья.
В предчувствии близкой и, как впоследствии оказалось, неотвратимой беды мое сердце сжалось, волосы на голове встали дыбом, а пальцы рук, как я уже сказал, мелко задрожали. К счастью, на столике стояла вторая бутылка рома, часть содержимого которой я тут же отправил себе в желудок.
- Ты бы хоть объяснил, в чем дело! Что тебе нужно от Дюрока? И при чем здесь я?
Серволь, немного смягчившись от воздействия алкоголя, благостно, хотя и с какой-то горечью, кивнул головой:
- Сегодня юбилей, а Дюрок намерен испортить праздник. Он отказался выпустить профессора Жальота. И меня к нему не пускает!
- А кто такой профессор Жальот и по какому поводу юбилей?
Сказать, что Серволь удивился, значит - ничего не сказать. Добрых двадцать минут я слушал лекцию о принципах биржевой игры, валютных спекуляций, о техническом и фундаментальном анализах. Вкратце все сводилось к тому, что некий профессор математики (тот самый Жальот) обратил внимание на... впрочем, неважно: профессор попросту создал торговую систему, на которой будто бы сколотил миллионы, и тем самым сподвигнул торговцев по всему миру использовать беспроигрышные правила открытия и закрытия позиций. Серволь, тому назад какое-то время начав свою деятельность спекулянта, немало часов провел за книжками Жальота и якобы именно им был обязан своими первыми устойчивыми успехами. И так случилось, что нынешнее утро было одновременно и днем рождения профессора, и юбилейным утром в карьере Серволя.
- Ну, а Дюрок-то, Дюрок тут причем?
- То есть, как при чем? Профессор находится в его клинике.
- Ты же сказал, что он - математик, а не врач. Что может делать математик в психиатрической лечебнице?
Серволь смутился, но только на мгновение:
- У Жальота много врагов. Собственные дети упекли его в психушку.
- Так он спятил?!
- Сам ты спятил! Профессор в полном порядке, можешь мне поверить.
Разумеется, я не поверил, потому что хорошо знал Дюрока и верил в его профессиональные способности: если он говорил про кого-то, что тот - псих, значит так оно и было. И я не понимал, с какой стати профессор математики должен быть исключением. Серволь, между тем, видя мое недоумение и читая сомнение в моем взоре, достал из кармана пиджака потрепанную брошюру, раскрыл ее наугад и прочитал:
- Представьте себе молодого человека, лет двадцати пяти-тридцати, он элегантен, одет с иголочки, ухожен. Вот он заходит в лучший отель Ниццы, регистрируется, проходит в номер, дает коридорному на чай. Из багажа с ним лишь маленький кейс, в котором лежит смена белья, да ноутбук с сотовым модемом. Молодой человек выходит на балкон, задумчиво глядит на белые барашки облаков, лениво несущие свои белесые телеса по лазурным просторам неба, затем возвращается в номер, включает компьютер, выходит в Интернет, запускает крохотную программку, вычерчивающую замысловатые графики, и с головой погружается в пучину цифр, таблиц и трендов. Проходит минут десять, он выключает модем и спускается в ресторан, где знакомится с самой очаровательной девушкой. С ней он проводит весь день и вечер, катаясь на шикарном автомобиле, взятом напрокат, посещая лучшие рестораны города. Поздно вечером молодой человек возвращается в номер, наливает бокал темного Guinness и вновь включает компьютер. Буквально пару минут смотрит на монитор, весело улыбается, делает пару движений мышкой и звонит в аэропорт, чтобы заказать билет на самолет, летящий в континентальную часть Франции, где начинается сезон молодых вин...
Как вы думаете, кто этот человек по профессии? Банкир? Нет, маловероятно. Удачливый бизнесмен - тоже не похоже. А ответ на этот вопрос достаточно прост - он трейдер-профессионал, занимающийся валютными торгами через Интернет. Его род занятий сложно назвать профессией, это скорее стиль жизни, чем работа... И, тем не менее, превратиться в этого принца из сказки может практически каждый из нас. Что для этого надо сделать и как? Читайте дальше и попытайтесь разобраться в тонкостях валютных торгов. Если же вы не верите, что это правда, считаете вышеописанную сценку бессмысленным розыгрышем, можете смело перевернуть страницу и, быть может, навсегда перечеркнуть себе дорогу в светлое будущее, пробиться в которое мы все так мечтаем.....
- Забавно. Это что же, профессор написал?
- Он самый. Согласись, умалишенный не может так писать.
Разумеется, я не согласился и даже наоборот: я, как мне показалось, начал понимать, что именно побудило Дюрока поставить суровый, но справедливый диагноз - шизофрения. Тем не менее, чтобы Серволь снова не разбушевался и ненароком что-нибудь не сломал, я решился на, как выясилось чуть позже, опрометчивый поступок: позвонил Дюроку.
В беседе со мной прославленный психоаналитик был краток и, в основном, использовал профессиональную лексику:
- Бредовая затея. Жальот сидит в камере с мягким войлоком, я его даже на прогулки не выпускаю: опасный маньяк. Буквально в прошлую пятницу он ухитрился стащить у санитара сотовый телефон и, пока батарея не села, обзванивал брокеров, умоляя прокотировать ему сто миллионов евро против доллара США. В буквальном смысле - сто миллионов евро против одного доллара США. У меня потом весь день в кабинете телефоны разрывались: в качестве поручителя сделки Жальот предлагал мою клинику. Ясное дело, к такому типу я не могу никого пустить, тем более - Серволя: по нему самому психушка плачет. Как психиатр, как врач, как человек, в конце-концов, я не могу позволить этим двоим сойтись в одной комнате. Это ж черт знает что может получиться! На карту поставлена моя репутация. Не хватало еще, чтобы они на пару обобрали меня до нитки, а что такое возможно, ты и сам отлично знаешь. Достаточно вспомнить скандал в экономическом колледже, когда Серволь, смеха ради, пустил по ветру годовой бюджет учебного заведения - до последнего цента! Как он это назвал? Взаимосвязью закона Мэрфи и маржин колла?
- Кажется, да.
- Вот именно... гм... Серволь, говоришь, у тебя? Ну-ка, дай ему трубку.
По репликам Серволя у меня создалось впечатление, что Дюрок (вот оно - непостоянство человеческой натуры!) пытался получить консультацию по поводу какой-то затеянной им на свой страх и риск биржевой авантюры, а толстяк-финансист его шантажировал. Через десять минут прославленный психоаналитик сдался: лицо Серволя прояснилось, взгляд подобрел, в голосе появились теплые нотки:
- Вот и хорошо. Стало быть, мы сейчас приедем. А ты пока продавай... да, все продавай к чертовой матери...
Разумеется "прямо сейчас" мы не приехали: во-первых, я минут сорок отбивался от чести увидеть профессора Жальота собственными глазами, а во-вторых, потерпев сокрушительное поражение в логическом диспуте, еще какое-то время потратил на сборы - привел себя в порядок после утомительной ночи и странно начавшегося утра, а заодно позавтракал.
Моя медлительность приводила Серволя в настоящее исступление: пока я завтракал, он метался по моей квартире, время от времени роняя на пол разные безделушки. Через час в фарфоровую пыль превратились несколько слоников и прочих зверушек, два слона лишились бивней, а у одной собачки навечно оказался оторванным хвост. Когда же мы все-таки тронулись в путь, Серволь так нажал на педаль газа своей мощной спортивной машины, что едва не задавил до полусмерти испугавшегося прохожего.
Встретивший нас Дюрок был очень мрачен: он и так согласился устроить встречу лишь под давлением обстоятельств непреодолимой силы, а тут еще его внезапно вызвали к престрелому пациенту, жившему где-то за городом к величайшему огорчению родственников и соседей. Взяв меня под руку, прославленный психоаналитик отвел меня в сторону и, косясь на Серволя, еле слышно пробормотал:
- Я, конечно, самым тщательным образом проинструктировал персонал, но вся надежда только на тебя. При малейших признаках какого-нибудь сговора или чего-то странного, или... ну... вообще чего-нибудь необычного, зови санитара. Не стесняйся и будь бдителен. И помни: сумасшедшие очень хитры. Даже с одним сладить не так-то просто. А на твоих руках их целых два. Не поддавайся на провокации, даже на самые безобидные... Сегодня мы уже вряд ли увидимся, но завтра ты мне подробно расскажешь, как прошла встреча. А сейчас - пошли.
Дюрок провел меня и Серволя в изолированное крыло здания. По пути он открывал и закрывал хитроумные замки, многие из которых были электоронными. Прозрачные стекла дверей при ближайшем рассмотрении оказывались небьющимися, а скользкие плитки полов словно нарочно были созданы для удобства отмывания с них крови. Наши шаги звонко отражались от блеклых стен и ровно подсвеченных потолков. Наконец, повернув за угол круто изгибавшегося коридора, мы остановились перед чудовищным подобием металлической двери - с невероятным количеством запоров, узким, как амбразура, смотровым окошком и устрашающего вида рубильником подле могучего косяка.
- Эт-то что такое? - пролепетал ошеломленный Серволь, показывая на рубильник.
Дюрок злорадно усмехнулся и приложил палец к губам. Сделав такой недвусмысленный жест, он резким и явно тренированным движением правой руки дернул ручку рубильника, и... после сухого щелчка по двери заструились голубоватые волны.
- Хочешь дотронуться?
Серволь отшатнулся и побледнел:
- Ты что, мать твою, издеваешься? Ты кого там держишь? Профессора Жальота или уголовника-рецидивиста?
- Опасного сумасшедшего.
- Он не более опасен, чем я!
- Вот именно. - Дюрок выдержал многозначительную паузу и добавил с улыбкой: "Поэтому и ты там будешь." Впрочем, электричество он тут же отключил и, повозившись с многочисленными запорами, открыл дверь, пропустив нас в обитую мягким войлоком камеру. В одном из углов камеры мы увидели делавшего какие-то вычисления человека: на наше появление он не обратил ни малейшего внимания.
- Вот профессор Жальот, - представил нам человека Дюрок и, выйдя, запер нас в этом каземате. У меня по спине пробежали мурашки, но я успокоил себя мыслью о лежавших в моем кармане ключах.
- Доброе утро, профессор, - начал Серволь, приблизившись к человеку. Тот оторвался от своих вычислений, посмотрел на нас отрешенным взглядом и растерянно закивал головой с великолепной, но нечесанной гривой седых волос. Вообще профессор Жальот производил странное впечатление: крепкий, подтянутый и в то же время словно опустошенный.
- А? Да-да... здравствуйте. Какой сегодня курс?
Серволь назвал средние котировки основных пар.
- Вот как? Ничего удивительного. Я бы даже сказал - элементарно и полностью согласуется с моей теорией. Вам, конечно, известна моя теория. Колебание курса математически выражается как последовательность девяти валов, из которых первый и девятый являются разворотными, а второй, четвертый, шестой и восьмой определяются словом "коррекция." Если мы возьмем за основу построения торговой системы этот простейший принцип, не забыв должным образом соотнести его с числами Фибоначчи, а заодно применим линейную регрессию и стохастический осциллятор, мы получим... да, мы получим... ну, разумеется, мы получим возможность более точного измерения значений простых скользящих средних, не говоря уже об экпоненциальных или о такой примечательной средней, как адаптивная. Без сомнения, трендовая линия, проведенная от пробитого саппорта, ставшего резистансом, окажется более сглаженной, так как точно пройдет через максимальное количество хаёв и лоу, различающихся лишь на один-два пункта. Конечно, не следует забывать о флэте, но даже во флэте мы всегда сумеем взять двадцать-тридцать пунктов чистой прибыли по каждой паре. А это составит - ни много, ни мало... сколько же это составит? Вы пользуетесь правилом money management?
Серволь утвердительно кивнул головой. Профессор Жальот вскочил на ноги и смерил моего друга суровым взглядом.
- Вот как? И каким же, позвольте спросить, процентом капитала вы входите в рынок? - в голосе профессора явственно слышался сарказм. - Пятью? Или, быть может, тремя? Или вы вообще размещаете деньги в ренту под четыре процента годовых?
Серволь хотел что-то ответить, но профессор властно его перебил:
- Мальчишка! Вы еще и стоп-лоссы наверняка устанавливаете... нет! Ничего не говорите! Не отвечайте: сейчас профессионал преподаст вам урок настоящей работы.
Мое сердце сжалось в нехорошем предчувствии, но ничего явно криминального пока не происходило, и я не стал звать на помощь.
Серволь, напротив, сильно заинтересованный странными словами Жальота и ничуть не обидевшийся на его грубость, оживился и - пусть и с некоторой удивительной для этого толстяка робостью - спросил:
- Как же вы мне покажете, если здесь нет компьютера?
Профессор явно оскорбился:
- Компьютера! Вы еще скажите ускорителя частиц!.. Эх, молодо-зелено...
- А как же графики?
- Какие, к черту, графики?
- Ну, по которым вычисляются первый и девятый валы, скользящие, линии Фибоначчи и тренда...
- Тьфу на вас! - профессор покрутил пальцем у виска, показывая, что перед ним стоит сумасшедший. - Да вы рехнулись! Вам что, головы не достаточно? Запомните, юноша: хороший трейдер все движения держит в голове, и все вычисления производит в голове, а потому - никак не зависит от этих новомодных игрушек. Телефон для заключения сделки - вот и все оборудование, какое необходимо трейдеру. Прочее от лукавого.
- Но вы же сами писали о компьютерных программах...
- Писал. Каюсь. - Профессор снисходительно и чуточку смущенно усмехнулся. Его суровость сошла на нет. - Был грех: бес попутал. Но теперь я написал новую книгу, в которой четко и недвусмысленно доказывается безусловный вред, наносимый торговле применением ЭВМ и прочей чепухи подобного рода. Мосье Дюрок, любезно оказавший мне гостеприимство в этом доме, обещал скорейшим образом передать ее издателям. Не сомневаюсь, что скоро она выйдет в свет и произведет эффект разорвавшейся бомбы. Впрочем... - профессор порозовел от удовольствия, - все мои работы производят эффект разорвавшейся бомбы, даже если я впоследствии сам опровергаю свои же открытия... хотите послушать отрывок? Где-то тут у меня валяются черновые листы.
Жальот пошарил под многочисленными мягкими подушками, которые усеивали пол камеры.
- Ага, вот.
Новая книга, отрывок из которой попался под руку Жальоту, начиналась точно так же, как и та, которую совсем недавно читал Серволь: молодой человек, остановившийся в шикарном отеле, катается на шикарной машине с шикарной девицей. А вот продолжение было весьма необычным:
- Сезон молодых вин подошел к концу, и наш герой вернулся в свой номер в шикарном отеле на Лазурном Берегу. С милой улыбкой на лице он наполнил бокал изысканным Guinness"ом, включил ноутбук и запустил крохотную программку, вычерчивавшую замысловатые графики. Улыбка сошла с его губ. Бокал со свистом пролетел через весь номер и вдребезги разбился о стену. Нервно и криво молодой человек нацарапал что-то на вырванном из блокнота листке и, прикрепив листок к монитору, вышел на балкон, задумчиво уставившись на белые барашки облаков, лениво несших свои белесые тела по лазурным просторам неба. Так, в полной прострации, он простоял минут пять, а потом, вернувшись в номер, схватил ноутбук и вышвырнул его в широкое окно. Открыл чемодан и, найдя на дне припасенную для такого случая теплую бутылку дешевой водяры, сделал огромный глоток. И тут его осенило: ведь есть еще прекрасная девушка, с которой он познакомился пару недель назад и которая с удовольствием дегустировала с ним вместе молодые кабернэ и бордо. Но... где же она? А она - не дура: слиняла, увидев замысловатые графики, которые вычерчивала крохотная программка в ноутбуке. И тогда молодой человек совсем пал духом: допив бутылку теплой водяры, он снова вышел на балкон - на встречу с белыми барашками облаков... Хлоп... Глухой удар... Сирена запоздавшей полицейской машины... молчаливое мигание огоньков случайно оказавшейся рядом "скорой"... и теплые, жирные, приятно мнущиеся в ладонях комья красноватой глины упали на крышку плохо обструганного дешевого гроба, заглушив доносившееся из него бормотание: "Вильямс, Элдер, Ганн... встретимся в аду!" "Хе-хе... несомненно встретимся," - ответил на глухое бормотание странный и единственный член наскоро составленной похоронной процессии. Этот член держал в копытах венок искусственных цветов, с вплетенной в него замызганной лентой: "Вечная память моему дорогому другу. Стоп-Лосс..."
Профессор на мгновение замолчал, отбросив в сторону один мятый листок бумаги, чтобы взяться за второй. Я зажмурился, но тут Серволь тихонько толкнул меня в бок:
- Сматываемся!
И мы бросились к двери. Но, как вы думаете, легко ли унести ноги из накрепко запертого небольшого помещения? Пока я боролся с огромным количеством замков, громыхая связкой ключей Дюрока, бедняга Серволь старался сдержать натиск осатаневшего Жальота: тот бросался на толстяка-финансиста, требуя дать ему телефон и пару-другую поручителей для совершения сделки.
- Мосье Дюрок, да-да! Сам мосье Дюрок может подтвердить, что заработать миллиард для меня - раз плюнуть! Мосье Дюрок уже был моим поручителем, и я честно заплатил ему комиссионные - центов десять, кажется, или даже пятнадцать! Вы горько пожалеете, если не дадите мне телефон!..
Наконец, дверь открылась, но вместе с нами в коридор выскочил и Жальот. Он несся за нами, как заправский спринтер, так что никакие преграды не успевали оказаться между нами и ним. В вестибюле клиники, увидев происходившее, три здоровенных санитара попытались прикрыть наше отступление: один из них кинулся под ноги профессору, двое других прыгнули ему на плечи. Но Жальот разметал их, как малых детей, и выбежал вслед за нами на улицу. Еще километр или два он бежал за машиной Серволя, сопровождаемый отчаянными гудками грузовиков и автобусов.
К вечеру, когда в моей квартире объявился взбешенный Дюрок, Серволь уже был мертвецки пьян и без чувств валялся на одном из моих диванов. Я тоже изрядно выпил, постаравшись снять полученный стресс - в конце-концов, не каждый день за мной гоняются сумасшедшие предлагая дать им поручительство на миллиард в обмен на пятнадцать центов комиссионных. Так что отвечать на горькие упреки Дюрока было некому. Впрочем, и сам Дюрок вскоре забылся на полу у кресла, сжимая в руке пустую водочную бутылку.
Однако, весь ужас произошедшего нам пришлось оценить на трезвую голову: в один прекрасный день, когда история с профессором Жальотом стала уже забываться при том, что самого профессора так и не нашли и не водворили обратно в обитую мягким войлоком камеру сумасшедшего дома, в ресторан, где обедали я, Серволь и Дюрок, пришел вернувшийся из Полинезии Лансак. В его загорелой руке как-то особенно ярко блестела глянцевая обложка великолепно изданной книги.
- Жальот Э. Т. - промямлил название побледневший Серволь, когда Лансак положил книгу перед ним на стол. - "Новые принципы биржевой торговли. Часть первая."
- Ну, - оптимистично начал Лансак, накладывая салат в свою тарелку. - Кто из вас в курсе, почему вчера рухнул Доу Джонс?