Поль Саксон
УРОК НОМЕР ОДИН
перевод с французского - Вячеслав Любимов
Лансак, Дюрок и я обедали в небольшом ресторанчике почти напротив клиники Дюрока. И хотя снаружи бушевала гроза, и окна были мутными и почти непрозрачными под колотившим в них ливнем, ничто не предвещало беды. Мягкий свет электрических свечей причудливыми тенями играл на посуде и лицах. Ложки, вилки, ножи рассыпались серебристыми искрами. Кольцо Лансака время от времени вспыхивало на безымянном пальце его правой руки и тут же гасло в блеске ослепительно белой манжеты. Обслуживавший нас официант бесшумно возникал из ниоткуда и так же бесшумно исчезал в никуда. Мы наслаждались едой и уютом.
Первым вздрогнул Дюрок. Благодушное выражение исчезло с его лица, оно стало напряженным и каким-то нервным. Зрачки сузились в точку. Правая рука упала на стол, зажатый в ней нож звякнул о край тарелки.
- Что такое? - подчиняясь единому порыву, мы с Лансаком обернулись и посмотрели на дверь, куда и был устремлен немигающий взгляд прославленного психоаналитика.
- Серволь!
И точно: сложив зонт и подойдя к метродотелю, наш старый приятель со школьных времен о чем-то совещался с пожилым человеком, а тот, пару раз качнув головой, указал прямо на наш столик. Серволь скинул плащ, небрежно перебросил его через руку и двинулся к нам. Когда он вынырнул из полумрака и оказался от нас на расстоянии вытянутого пальца, ресторанчик содрогнулся от страшного удара грома и на мгновение ослеп от вспышки чудовищной молнии. Сделав общий привет, Серволь сел. Его лицо так и сияло какой-то плохо затаенной и буквально рвавшейся наружу радостью.
Первым делом он сообщил, что секретарша Дюрока "навела его на след", и он поспешил сюда, надеясь застать нас за десертом. Но так как мы еще не приступили и ко второму блюду, он составит нам компанию не только за десертом. А заодно расскажет о забавном дельце, которое он решил провернуть и в котором надеется на нашу деятельную помощь.
- Меня пригласили прочитать лекцию выпускникам экономического колледжа, и я решил немного над ними подшутить. Вы будете моими ассистентами. Это усилит эффект и...
- Даже не думай! - почти простонал Дюрок; дыхание Лансака участилось, а у меня по спине пробежали мурашки.
- Да бросьте вы! - Серволь казался искренне удивленным, но нам, еще не оправившимся от Охоты на Лося и все еще содрогавшимся от ужаса перед Профитовой Гадюкой, нечего было бросать, кроме самих себя, да и то - как можно дальше от шуток Серволя. Вообще, наш приятель с детства отличался странной манерой шутить. Но если в те далекие годы каждый из нас имел еще не растраченный запас нервных клеток, то теперь этот запас начал иссякать, и нам все чаще приходилось прибегать к сильнодействующим средствам, чтобы раньше времени не оказаться в могиле. Так, одна из шуток нашего приятеля чуть не лишила медицинский мир головы Дюрока, а другая едва не стала причиной грандиозного скандала в семействе Лансака. Меня же лично стала бояться консьержка, поскольку одна из выходок Серволя убедила ее в том, что я не только буйнопомешанный, но еще и страдаю манией убийства. Скажу без смеха, что целых три раза в мою респектабельную квартиру наведовались полчища полицейских, вызванных бедной женщиной: ей казалось, что я с особой жестокостью лишал жизни очередную жертву.
- Да бросьте вы! - повторил Серволь. - Вы же еще ничего не знаете...
- И знать не хотим! - сказал Дюрок твердым голосом, хотя его губы предательски дрожали. - Более того. Если ты скажешь нам об этом дельце, об этой твоей шутке хоть слово, я лично вызову полицию.
- Ну ладно, ладно... - Серволь на мгновение нахмурился, но распиравшие его изнутри радость и предвкушение шутки, в которую он и нас хотел вовлечь, видимо, были настолько сильными, что даже резкая отповодь Дюрока его не обидела. - Но вы еще пожалеете. Об этом напишут в газетах, и...
- Вот этого мы и боимся!
Вторая половина обеда прошла бы в гробовой тишине, если бы Серволь время от времени тихо не посмеивался. Нам этот смех казался особенно зловещим.
Неделю или около того о Серволе ничего не было слышно. Он словно затаился в своем загородном доме. Но в одно прекрасное утро меня разбудил телефонный звонок. Я недовольно поморщился и посмотрел на часы: было ровно восемь с четвертью, а я засиделся глубоко заполночь и только-только начинал видеть самый глубокий и приятный сон.
- Я вас слушаю. - Мой тон недвусмысленно свидетельствовал о моем недовольстве, но голос человека на другом конце провода был еще более недвусмысленным. Звонил Дюрок. Он был почти в истерике:
- Ты уже читал газеты?
- Какие газеты! Сейчас только...
- Тогда почитай! Особое внимание удели заголовкам "Скандал в экономическом колледже" и "Известный финансист - за решеткой." А мне некогда. У меня валерианка из стакана испаряется! - Дюрок бросил трубку.
Кое как облачившись в то, что подвернулось под руку, я спустился в холл и достал из почтового ящика утренние газеты. Их первые страницы пестрели заголовками, суть которых сводилась именно к скандалу в экономическом колледже и к аресту известного финансиста. Причем названия, рекомендованные по телефону Дюроком, были еще самыми безобидными. Почти в каждой газете имелась одна и та же фотография Серволя - в наручниках и в обществе крепких парней в униформе. Одно весьма консервативное издание приводило сдержанный комментарий директора колледжа, наиболее мягким эпитетом в котором было слово "хулиган." Вот самая щадящая и снисходительная по отношению к нашему приятелю статья:
"Наши читатели знают, что в экономическом колледже существует сложившаяся за многие десятилетия традиция приглашать известных предпринимателей для чтения последней лекции перед выпускниками - с практическими советами и напутствиями, которые могут пригодиться тем, кто только-только вступают на путь большого бизнеса. Этот год не стал исключением. По решению преподавательского совета прочитать лекцию и дать практические наставления был приглашен мосье де Серволь. Мосье де Серволь известен в широких кругах как щедрый благотворитель. Однако прежде всего он известен как один из самых удачливых и богатых биржевых игроков. Его кандидатура на роль выпускного лектора была утверждена именно потому, что многие молодые люди - воспитанники колледжа - уже получили назначения как в банки, так и в компании, чья основная работа как раз и состоит в биржевых спекуляциях. Репутация мосье де Серволя не давала повод усомниться в том, что его наставления не только окажут глубокое влияние на молодые умы, но и окажутся тем более ценными, что сам наставник сделал свое колоссальное состояние собственной головой. Даже просьба мосье де Серволя дать ему на время лекции временный доступ к банковскому счету колледжа не вызвала никаких опасений. Как позже признался нашему корреспонденту директор колледжа, он рассчитывал, что практические советы мосье де Серволя даже увеличат сумму счета - пусть и ненамного, коль скоро доступ давался только на время лекции. Однако ожидания директора были жестоко обмануты. С первых же минут поведение выпускного лектора озадачило постоянного преподавателя принципов биржевой игры (выпускники собрались именно в его аудитории). Мосье де Серволь начал свою лекцию с анекдота о некоем социологическом исследовании, проведенном в Соединенных Штатах Америки, суть которого сводилась к тому, что основная задача любого трейдера - проиграть все, что только можно проиграть, и в как можно более короткие сроки. Далее мосье де Серволь заявил, что, уступая просьбам своих друзей - известных всему городу господ Саксона, Дюрока и де Лансака, - он решил на практике показать применимость законов Мэрфи и Чизхолма в биржевой игре (якобы друзья во время состоявшегося неделю назад обеда в ресторане "Уютный" буквально умоляли его не пропускать такой подходящий случай.) На беду, профессор Лемуан - постоянный преподаватель - хотя и слышал о законах Мэрфи, но ничего не знал о законах Чизхолма. Так что, несмотря на крайнюю степень удивления, он все же решил не вмешиваться в процесс. Тем более, что репутация мосье де Серволя являлась отличной гарантией разумности и взвешенности его поступков... После того, как были включены компьютеры, события стали развиваться словно в самом ужасном кошмаре. Под руководством мосье де Серволя выпускники за считанный час превратили банковский счет колледжа в абсолютный ноль. И как только последний евро был списан с депозита в счет погашения долгов по убыточной сделке, мосье де Серволь закончил практические наставления и с благодушной улыбкой начал прощаться. Молодые люди провожали его апплодисментами. Но профессор Лемуан, не рискнувший прекратить безобразие (профессор - пожилой человек, прекрасно помнящий о студенческих волнениях), вызвал полицию. Прибывший наряд арестовал мосье де Серволя. Как стало известно нашему корреспонденту, комиссар Массю намерен в самое ближайшее время допросить друзей арестованного - господ Саксона (владельца обширных виноградников и производителя отличного бордо), Дюрока (повсеместно известного психоаналитика, владельца и директора клиники психоанализа) и де Лансака (помещика-миллионера и страстного собирателя древностей). По мнению комиссара Массю речь может идти не столько о неудачной шутке, сколько о крупном мошенничестве, инициаторами которого стали друзья мосье де Серволя."
Как только я закончил чтение этой статьи (в другие в тот момент я даже не рискнул заглянуть), мир вокруг меня начал покачиваться. Газеты выпали из рук. Лестница к лифту, обычно короткая и пологая, показалась извилистой и чертовски крутой. Сам лифт как-будто застревал на каждом этаже. Так что когда я ввалился в свою квартиру, пот градом лился по моей спине, лоб покрылся холодной испариной, а руки дрожали так, что бутылка с коньяком, дребезжа, колотилась о края стакана и больше выплескивала свое содержимое на паркет, чем в подставленную под горлышко емкость.
Звонок телефона добил меня окончательно. Споткнувшись и чуть не упав, я схватил трубку и промычал в нее что-то совсем неразборчивое.
- Значит, уже прочитал! - "один из друзей мосье де Серволя, мосье де Лансак, помещик-миллионер и страстный собиратель древностей", перемежая слова самым отборным матом, пообещал приехать ко мне с минуты на минуту. - Надо решить, что делать! - прежде, чем в трубке раздался гудок, что-то отчаянно хрустнуло.
Без сил, ожидая Лансака, я повалился на диван и машинально включил телевизор. Ведущий программы девятичасовых новостей с упоением говорил, что "десять минут назад, в своем кабинете, был арестован доктор Дюрок, подозреваемый в соучастии в крупном мошенничестве, имевшем место вчера в экономическом колледже и поставившем под сомнение само существование этого старого и почтенного учебного заведения. Комиссар Массю уже получил ордер на арест и двух других подозреваемых - господ Саксона и де Лансака."
Двухчасовой, очень утомительный и крайне нелепый допрос окончился так же внезапно, как и начался. Комиссар Массю принес мне личные извинения, сказав, что в коридоре меня дожидаются друзья - господа Дюрок, де Лансак и де Серволь.
На Серволя было жалко смотреть. За ночь в камере предварительного заключения этот ухоженный толстяк превратился в грязного и небритого рохлю. Мы подхватили его под руки и, даже не став ловить такси, потащили ко мне в квартиру - ближайшее место, скрытое от любопытных глаз, где можно было потолковать по душам. По дороге из кармана его пиджака выпала мятая брошюра. Я подобрал ее и сунул в свой собственный карман. Серволь не сопротивлялся.
Не буду говорить о безобразной сцене, разыгравшейся в моей квартире, едва мы переступили ее порог. Замечу только, что несколько раз к нам пытались вломиться соседи сверху и снизу, взбешенные дикими воплями и грохотом падавшей мебели и бившейся посуды. Когда же страсти немного поутихли, и мы отдышались, оказалось, что во всем доме не осталось ни одного целого бокала, ни одной рюмки, ни одной чашки. Пришлось послать в соседнюю лавку, чтобы нам принесли хоть что-нибудь, из чего можно было бы выпить кофе или что-то покрепче.
Первым взял себя в руки Лансак - он вообще отличался очень отходчивым характером. Именно он первым задал вопрос, какого черта и по чьему наущению Серволь сделал то, что он сделал. И как могло получиться, что злосчастный колледж за какой-нибудь час лишился всех своих денег под руководством такого мастера, как Серволь. И что это такое - законы Мэрфи и Чизхолма, которыми он руководствовался. И вообще, зачем он решил впутать в эту историю нас, его лучших друзей еще со школьных времен.
Серволь, не в характере которого было долго дуться на заслуженную трепку, тем более, что он, лихо защищаясь, подбил глаз Дюроку, расквасил нос Лансаку и заехал мне по уху, внезапно расхохотался:
- Хотите узнать, как все это происходило?
Поскольку самое страшное было уже позади, мы согласились. Серволь поднял с пола перевернутый стул, уселся, попросил вернуть ему ту самую мятую брошюру, которая на улице выпала из его кармана, раскрыл ее и начал рассказ:
- Незадолго до того, как меня пригласили прочитать лекцию выпускникам экономического колледжа, я наткнулся вот на эту книжицу. Она меня так позабавила, что, получив лестное приглашение из колледжа, я решил позабавить и будущих брокеров-трейдеров. А то они все такие серьезные, словно атомную бомбу обезвреживают на пару с Джеймсом Бондом. Но что могло быть лучше практического доказательства тех законов, которые приписываются Мэрфи и Чизхолму, а в этой книге интерпритированы для биржевой игры? Что касается самих законов, то коротко они звучат так. Мэрфи: "любая неприятность, которая может произойти, - произойдет." Чизхолм: "любая ошибка, которая может вкрасться в рассчеты, - вкрадется" и "если дела идут хуже некуда, в ближайшем будущем они пойдут еще хуже." Конечно, для практического доказательства требовались деньги. Я мог бы использовать свои, но мне показалось не только забавней, но и полезней использовать деньги колледжа. Итак, я пришел, рассказал пару-тройку анекдотов и приступил к практике. - Серволь перевернул несколько страниц и прочитал: "Если вероятно открытие убыточной позиции, так и происходит". - Сами понимаете, доказать это было совсем нетрудно: молодежь всегда спешит и склонна не столько думать, сколько доверяться чувствам. "Даже если по анализу рынка убыточная сделка практически невозможна, она все равно становится убыточной." Но кто из молодежи делает сколько-нибудь серьезный анализ? "Если возможно заключение нескольких убыточных сделок, то они заключаются в самой неблагоприятной последовательности, на максимальных лотах, без стопов и в верхах (низах) в противоположную от рынка сторону." А как же иначе? Начав проигрывать, новички кипятятся и лишаются остатков разума - со всеми вытекающими последствиями. "После ряда убыточных сделок цикл повторяется". Ничего удивительного: можно ли играть хотя бы без остатков разума? "Нет такой убыточной сделки, которая не могла бы стать еще убыточней." Это известный факт, хотя известным молодежи он становится только после того, как они сами, неся убытки, тупо смотрят на экран монитора и ничего не делают, надеясь на чудо, даже если надеяться на чудо нет никаких оснований. "Как только вы собрались входить в рынок, цена сразу становится хуже." Еще бы! Пока вы думали и гадали, маялись и решали, цена шла своим чередом, постепенно поворачиваясь к вам задом. "Не верь тому, кто говорит, что пытается получить прибыль. Основная задача - минимизировать убытки." Чему же удивляться? После стольких неудачных сделок, при стольких неблагоприятных факторах о прибыли речь уже не идет - не остаться бы совсем без штанов! "Колоссальность убытков станет ясной только в самый последний момент. Надежда умирает последней." Думаю, тут и комментировать нечего...
Серволь закрыл брошюру и потянулся к пластиковой кружке из соседней лавчонки, чтобы сделать глоток коньяка. Лансак, Дюрок и я удивленно переглядывались.
- Они что же, все эти выпускники, делали так, как ты сейчас говорил?
- Еще бы! - Серволь довольно ухмыльнулся. - И это стало для них лучшим уроком.
- А деньги? Ты вернул колледжу деньги?
- И да, и нет. Я вернул их колледжу в целом, но не директору и преподавателям. Совет попечителей уволил этих господ. По обвинению в профнепригодности. Причем, когда председатель совета узнал, что его деньги хранятся в том банке, в который на практику направлены несколько выпускников, он немедленно закрыл свой счет.
Серволь еще раз довольно ухмыльнулся.
- Вы уж простите меня, что я втянул вас в эту забавную историю: надо же было устроить скандал! А чтобы вы меньше переживали, вот... - Серволь опять раскрыл брошюру и вырвал из нее титульный лист. - Размножьте и повесьте каждый на видном месте.
Я взял бумажку и прочитал. Это был эпиграф ко всему произведению в целом: "СОБАКА - ДРУГ ЧЕЛОВЕКА. БРОКЕР - ВРАГ ЧЕЛОВЕКА... ХОТЯ И СОБАКА."