Был тихий осенний вечер. Под кронами огромных деревьев парка уже совсем стемнело, так что лавочку, на которой я сидел, никто бы не заметил, не подойдя к ней ближе, чем на пару-тройку метров. Между тем, в самом конце просеки, над обрывом в море, висело громадное красное солнце, не освещая ничего, кроме крохотного пятачка и багровой дорожки на застывшей морской воде. Где-то сбоку от меня, в глубине парка, золотились огоньки - там находился дом, окна которого, одно за другим, вспыхивали электрическим светом. В замке Харами-Хоши готовились к приему.
На тропинке, извивавшейся между стволами деревьев, появились два белых пятна. Их приближение к лавочке сопровождалось мягким шуршанием опавших листьев и приглушенным звучанием английской речи. В выговоре одного (а белыми пятнами были мужчины в темных вечерних костюмах и ослепительно-белых сорочках) безошибочно угадывался француз. Выговор другого выдавал японца - в японском языке нет звука "л", поэтому японцы не в состоянии произнести его ни на каком другом языке.
По тембрам голосов я узнал Серволя и нашего хозяина - Уэду Минамото. Они шли по направлению к обрыву. Время от времени голос Серволя срывался на смех, а голос Минамото - на низкие гортанные звуки, которые, вполне возможно, тоже были признаками веселья. От лавочки их отделяло уже не более десятка метров, так что я счел за благо - дабы не казалось, что я подслушивал - чиркнуть спичкой и закурить сигарету.
К моему удивлению, оба - Серволь и японец - сначала застыли как вкопанные, а потом резко повернулись и почти побежали в противоположную от обрыва сторону. Опавшие листья и мелкие веточки быстрым эхом шуршали и хрустели под их ботинками. Один раз кто-то из них споткнулся - послышались глухой удар, нетерпеливый возглас и тут же - смешок. А потом все стихло. Только со стороны обрыва донесся шорох сорвавшихся в море камешков: солнце коснулось его своим верхним краем, и дальний конец просеки окончательно померк.
Я встал с лавочки и, продолжая курить, пошел в сторону дома: прием должен был вот-вот начаться. И хотя попал я на него, в сущности, случайно, как и мои старые друзья Лансак и Дюрок, опаздывать не хотелось. Тем более, что я обещал Серволю быть вовремя и кое что для него сделать. Правда, положа руку на сердце, обстановка казалась мне довольно тревожной, а участие в предприятии Серволя вызывало некоторые опасения. Ведь именно Серволь неоднократно ухитрялся втравливать меня и наших общих друзей в самые скандальные истории, одна из которых вполне могла закончиться в тюрьме. И меня слабо утешал тот факт, что, по странному стечению обстоятельств, Минамото пил бордо, а не сакэ; Лансак - пару месяцев назад, во Франции, и сам изрядно пьяный - подвез его до гостиницы, вырвав из рук уличных грабителей, а Дюрок был приглашен для осмотра младшего (трехлетнего) сына Уэды, у которого подозревали то ли ранний психоз, то ли врожденную невралгию - не знаю: в отличие от всемирно известного Дюрока, я не врач и не психоаналитик. Но Серволь, узнав, что я по личным делам собирался в Японию, буквально вцепился мне в горло и не отпускал, пока я не дал согласие на участие в его деле. А дело это заключалось в том, чтобы получить полуторамиллиардный кредит у банка Минамото, который проявил интерес к его империи.
Ведь Серволь - ни много, ни мало! - стал императором. Это случилось после того, как один из крупнейших интернет-провайдеров, две газеты, какой-то завод и еще несколько предприятий вчинили ему иск за нанесение крупного материального ущерба, сопровождавшееся избиением и запугиванием сотрудников, гнусной клеветой и прочими шутками самого низкого пошиба. Справедливости ради нужно заметить, что Серволь (при активной поддержке Дюрока и Лансака) действительно разгромил офис горе-провайдера, что стало причиной отключения от Сети многочисленных пользователей. Все средства массовой информации, включая телевидение, смаковали процесс, который закончился... покупкой всех истцов и, как следствие, отзывом всех исков. Через две недели после начала судебных заседаний Серволь оказался владельцем газет, заводов и провайдера, не считая его собственной компании, занимавшейся биржевыми спекуляциями.
Зачем Серволю понадобился кредит? Не знаю. Так же, как не знаю, почему Минамото проявил интерес к наспех и явно случайно сколоченной империи. Но факт оставался фактом, и я, шурша опавшими листьями и нервно затягиваясь сигаретой, брел, облаченный в вечерний костюм, под кронами огромных деревьев, все ближе подходя к мерцавшим в глубине парка огонькам. Один из огоньков отделился от прочих и двинулся мне навстречу: метров через двадцать я почти столкнулся с молоденькой японкой в кимоно и с бумажным фонариком в руке. Обратившись ко мне самым почтительным образом, девушка пояснила, что Минамото-сан поручил ей найти меня "в глубинах темного парка" и провести кратчайшим путем к главному входу в дом. Я потушил сигарету: мое сердце сжалось в предчувствии беды.
Гости прибыли. Банкиры, промышленники, биржевые спекулянты, министр и какой-то придворный, которого представили маркизом с совершенно непроизносимой фамилией. Маленький, но плотный Минамото был любезно-невозмутим. Все, включая маркиза, относились к нему с явным почтением. Только толстый и вальяжный Серволь, совершенно пренебрегая условностями, дымил сигарой направо и налево и отпускал двусмысленные шутки. Подойдя к картине, изображавшей победу над полководцем из рода Тайра, он взял под руку оказавшегося рядом министра и, выпустив клуб дыма, остроумно заметил:
- А ведь на месте Тайра мог быть Минамото!
Министр вымученно улыбнулся, но ему на выручку пришел Дюрок: он хлопнул Серволя по спине, оттащил его от картины и министра и, уведя в полумрак дальнего угла, что-то зашептал на ухо. Вскоре к ним присоединился Лансак, а я посмотрел на часы: наступило время выполнить данное другу обещание.
Два официанта или лакея (или как их там называют в Японии?) внесли в помещение огромный ящик и сняли с него крышку: гости столпились вокруг и, перешептываясь под аккомпанемент скрипучих гвоздей, задумчиво кивнули головами. Под россыпью опилок обнаружилась дюжина нестандартных бутылок без этикеток с жидкостью красивого цвета артериальной крови. Минамото улыбнулся и в свойственной японцам изящной манере полуобернулся в сторону Лансака:
- На мой вопрос, какое из бордосских вин лучше всего подойдет для этого приема, мой друг мосье де Лансак посоветовал купить Шато де Мон-Саксон с виноградников... - Минамото еще раз лично представил меня собравшимся.
Я тяжело вздохнул: после этой, заранее обусловленной, сцены мне предстояло насильно завладеть вниманием гостей и произнести длинную, запутанную, как можно более бессвязную и - по возможности - совершенно нелепую речь о производстве бордо в частности и французских вин в целом. И хотя я совершенно не понимал, зачем это понадобилось Серволю, и как моя дурацкая речь могла принудить Минамото расщедриться на полтора миллиарда зеленых, пришлось выполнить данное обещание: весьма бесцеремонным жестом я дотронулся до рукава пиджака нашего хозяина и, крепко зажав ткань рукава в кулаке, начал говорить совершенно идиотские вещи.
Первые минуту или две гости вежливо улыбались и кивали, а сам Минамото даже не делал попыток освободиться от моей хватки. Однако, уже через пять минут улыбки спозли с азиатских лиц, и лица эти превратились в непроницаемые маски. Серволь хихикнул. Минамото дернул рукой.
Не обращая внимания на столь явное проявление неудовольствия и даже - неожиданно для себя - войдя в раж и закусив удила, я начал говорить еще более пространно и уже совершенно запутанно. В конце-концов, моя речь превратилась в такой феноменальный гон, что, будь я каким-нибудь сомелье, а не винозаводчиком, меня могли бы лишить диплома.
Серволь еле сдерживался от смеха. Лицо Минамото покраснело. Его ноздри дрожали. Кончики губ кривились. Он снова дернул рукой - на этот раз более решительно и снова безо всякого успеха. Гости приуныли и, как по команде, попятились от ящика со злополучными бутылками вина.
Этим движением гостей незамедлительно воспользовался проворный официант, решивший, по всей видимости, положить конец всеобщей пытке. Он вплотную подобрался к ящику, извлек из него одну из бутылок и виртуозно ее откупорил. По комнате заструился восхитительный аромат. Тут же, как по мановению волшебной палочки, появились бокалы. Волей-неволей мне пришлось замолчать и отпустить Минамото.
Гости облегченно вздохнули и быстро опустошили поднос, разобрав бокалы. Так что, когда я потянулся за своим, на подносе осталось лишь... четыре хрустальных бокала, предназначенных мне, Серволю, Дюроку и Лансаку. Я всмотрелся в толпу: мои друзья исчезли. И тут по моей спине пробежали мурашки, волосы на голове встали дыбом, руки похолодели: вино было неправильного цвета! Я мог бы это заметить раньше, но, распаленный нелепой речью, заметил только теперь и - слишком поздно.
Придворный маркиз побледнел и первым из гостей схватился за живот. Природная выдержка и привитая воспитанием вежливость не позволяли ему, сверкая пятками, ринуться прочь. Он, вымученно улыбаясь, мелкими шажками пятился к двери, но тут его одолело: гортанно рыкнув, он пулей выскочил из комнаты и быстрой тенью промелькнул на бумажной стене.
В тот же самый момент накрыло и остальных гостей. Раздвижная дверь не могла пропустить всех сразу - с треском рухнула перегородка, потом - еще одна, дальше по коридору, третья, четвертая...
Я стряхнул с себя оцепенение ужаса и кинулся вслед за несчастными, надеясь хоть что-то и как-то объяснить. Однако, беднягам было не до меня: не зная где искать туалеты, они высыпали во двор и, на ходу сдирая штаны, один за другим прыгали под прикрытие длинной вереницы в несколько рядов припаркованных машин. Дверцы некоторых автомобилей распахнулись. Шоферы, ошарашенные странным поведением боссов, устроили между собой непонятную перекличку. Я не мог понять, что они друг другу кричали, но вдруг один из них включил фары. Точно так же поступил второй, а вслед за этими двумя фары включили и все остальные.
Отчаянно ругаясь, гости Минамото, с голыми задницами, выхваченные из темноты ярким светом, запрыгали вокруг машин в поисках спасительной для их достоинства тени. Мир начал расползаться вокруг меня на кусочки, превращаясь постепенно во что-то совершенно нереальное и неземное. И тут, у себя за спиной, я услышал отчаянный вопль.
Обернувшись, я стал свидетелем жуткого зрелища: в двух из окон первого этажа дома плясали огоньки пламени, валил густой дым. Время от времени в других окнах мелькала толстая тень Серволя, явно занимавшегося поджогами. Иногда на эту тень набрасывалась более худая и короткая тень, в которой без труда можно было узнать прославленного психоаналитика. Однако еще одна, явно принадлежавшая нашему хозяину, тень отбрасывала Дюрока прочь от Серволя и начинала хаотично метаться вдоль окон вместе с толстяком-финансистом. И в это же мгновение из входной двери, волоча на себе вцепившегося в него Лансака, вывалился вопивший благим, но совершенно непонятным матом официант. Куртка официанта была порвана в нескольких местах, оторванный рукав болтался на нескольких нитках.
Захлопали дверцы автомобилей, взревели мощные двигатели: даже не утруждая себя натягиванием штанов, гости прыгали в свои лимузины, понукая водителей делать ноги. Раздался глухой удар и тут же мелодично звякнула разбитая фара. Меньше чем за десять секунд аккуратные ряды автомобилей превратились в хаотичную свалку. Я, как был, сел на землю и с нечеловеческим хладнокровием закурил.
Через две недели после описанного выше безобразия в мою старую добрую квартиру доставили деревянный ящик с выженными на крышке таинственными иероглифами. Я только что закончил телефонный разговор: прославленный психоаналитик поставил меня в известность, что пару дней тому назад ему удалось убедить японских врачей отпустить Серволя во Францию как не вполне здорового, но не представляющего угрозы для общества типа. Дюрок был раздражен и больше обычного прибегал к профессиональному жаргону:
- Этот малый совсем рехнулся! Я понимаю, Минамото - он потомственный псих, достаточно взглянуть на его сына, но чтобы Серволю уже ТАК крышу снесло... как там, кстати, Лансак? Все еще отпаивается в своем загородном доме?
- После суток, проведенных в полицейском участке Токио, его совсем хандра одолела, и если бы не удалось доказать, что он мешал официанту сыпать в вино слабительное, а не пытался его избить до полусмерти... даже страшно подумать, что могло бы случиться! Он сегодня ко мне приедет: мы договорились вместе пообедать.
- Я тоже заскочу.
И вот, повесив трубку, я с недоумением разглядывал странный ящик с иероглифами, как вдруг в дверь моей квартиры снова позвонили. Я открыл и попятился: на пороге собственной персоной стоял Серволь. Как ни в чем не бывало, он попыхивал сигарой и отряхивал с плаща мелкие дождевые капельки.
Пройдя в квартиру и увидев ящик, он вытащил сигару изо рта и весело усмехнулся:
- Ага!
- Ты, мать твою... - я побагровел. - Что "ага"?
Словно не замечая моей агрессивности, Серволь скинул плащ и развалился в кресле:
- Подарок от Уэды Минамото. Твоя речь о производстве бордо произвела на него сильное впечатление. Позавчера, когда нас выписали из психушки, он, везя меня в аэропорт, признался, что ему стоило огромных усилий не расхохотаться раньше времени.
Сказать, что я опешил, значит - ничего не сказать: я буквально рухнул на диван и растерянно уставился на Серволя.
- Ну да, а ты что думал? Что я буду поджигать чужие дома или подменивать ящики с твоим вином на ящики слабительного без ведома хозяев? Или что я без ведома Минамото попросил тебя стать первым аккордом в шикарной симфонии издевательства над гостями?
- Но зачем?!
Серволь достал из кармана изрядно помятую газету примерно двухнедельной давности:
- Читай.
Вот что было написано в токийском выпуске англоязычного и очень известного финансового издания:
"Сразу же после помещения в психиатрическую лечебницу известного японского магната Уэды Минамото, во время приема в загородном поместье натравившего на высокопоставленных гостей шайку иностранных безумцев, акции Минамото Файнэншл Холдинг сильно снизились на утренней сессии и продолжили падение в течение всего торгового дня. Однако, уже под закрытие токийской биржи, были замечены активные покупки разрозненных пакетов. По информации трейдера ордера были выставлены от имени Банк Серволь де Бордо, к окончанию сессии превратившегося во второго по величине держателя акций Холдинга Минамото после самого Уэды Минамото. Джон Картрайт, аналитик LMBC, считает, что это была тщательно спланированная акция. Однако, в Банк Серволь де Бордо от комментариев воздержались. Известно только, что мосье де Серволь был в числе гостей японского бизнесмена и вместе с хозяином дома был госпитализирован в состоянии острого умственного помешательства. В настоящее время обстоятельства сделки с акциями Минамото Файнэншл Холдинг рассматриваются в арбитражной комиссии."
- Таким образом, милейший Уэда, через мой банк, по бросовой цене выкупил большую часть акций своего холдинга: в тех условиях, в которых холдинг находится сейчас, лишние держатели ему не нужны.
- Но ведь это мошенничество!
- Неужели? - Серволь смахнул с брюк упавший на них пепел сигары и рассмеялся. - Стало быть, по-твоему, прилично считать психами старого делового партнера и его гостей? Прилично бегать с голыми задницами и... гадить во дворе чужого дома?
Теперь уже и я рассмеялся, вспомнив бедных японцев.
- А как же комиссия?
- А как же лично Дюроком подписанное ручательство о моей невменяемости? - Серволь деланно-тяжело вздохнул и снова усмехнулся. - Да будет тебе известно, что между психами не может быть преступного сговора, поскольку любой сговор сумасшедших - это медицинская проблема. А раз нет преступления, нет и ответственности.
Во входную дверь квартиры опять позвонили. Теперь это были встретившиеся у подъезда Дюрок и Лансак. Их первой реакцией при виде Серволя было желание наброситься на него и хорошенько ему накостылять. Однако странный ящик с иероглифами, стоявший посреди комнаты, быстро отвлек их внимание. Общими усилиями мы выдернули гвозди и сняли крышку: в опилках блестела одна, но зато КАКАЯ бутылка сакэ.
По первой мы опрокинули с некоторой опаской, после чего, тревожно поглядывая друг на друга, выждали минут десять. Вторая пошла веселее.