Лякина Лида : другие произведения.

Крик мантихоры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...мантихора издает крик, ужасный крик, который не слышен людям, но порождает в их душах ненависть и пробуждает самые низкие чувства...

Крик мантихоры

Глава первая, вступительная,
в которой я намереваюсь вступить в свое
временное жилище, а вступаю в чужое

  
   Вообще-то все началось в среду вечером. Мне позвонила Настя. Она который уже день была вся в сборах, готовясь к отъезду на очередные полгода в эту свою Канаду, но не забывала позвонить и отметиться. Услышав бормотание определителя -- "триста тридцать-...надцать-...сят три" -- я радостно метнулась к телефону, еще не зная, что это звонит не телефон... Нет, это звонили колокола судьбы.
   Звонок пришелся для меня как нельзя более кстати. Мама переживала очередной приступ заботы о моей личной жизни и как привязанная ходила за мной, читая вслух брачные объявления из газеты. Сейчас она задержалась на заманчивом предложении некого "мол. чел. 48л. без вр. пр. ост. при лич. встр.". Чем оно ей приглянулось -- ума не приложу, но она настойчиво подбивала меня на "лич. встр.", явно надеясь прокрасться следом и посмотреть на возможного будущего зятя. Скучно ей почти все время дома сидеть, когда мимо победным шагом идет в светлое будущее вся трудовая страна. Вот она и пытается как-то разнообразить себе жизнь. Настин звонок давал мне шанс оторваться от преследования, не ввязываясь в затяжные арьергардные бои.
   Мы с Настей подруги детства, когда-то на Калужской жили рядом, потом мы уехали на новую квартиру, у метро Текстильщики, но как-то так случилось, что ни у Насти, ни у меня других друзей какое-то время не было, и мы довольно долго продолжали общаться. Продолжаем и сейчас -- жизненным коллизиям пока не удалось нас развести. Вот разве что одна из нас выйдет замуж... Но пока эта перспектива не маячила даже на горизонте.
   Я подняла трубку и мама, недовольно поджав губы, но не выпуская из рук газету, опустилась на стул поблизости. Характер нордический, настойчива в достижении цели... Восстановит силы за время моего разговора, накрутит себя по новой и пойдет на второй заход.
   -- Аська, привет. Как у тебя? Слушай, есть дело на сто миллионов. Ты же на Калужской работаешь? Хочешь, пущу пожить на полгода в бабушкину квартиру? А то ведь на другой конец Москвы каждый день мотаешься. С двумя пересадками в час пик! Ты сделаешь вид, будто мне за аренду квартиры заплатила. А я тебе тот шкаф подарю, он же тебе нравится.
   Если я не запрыгала от радости прямо у телефона, то была очень близка к этому. Полгода самостоятельной жизни! Сама по себе -- в отдельной квартире! Есть куда пригласить (если кто появится)! Рядом с работой! Да еще Настя тот шкаф мне подарит -- экстаз и восторг! Если бы Настя оказалась поблизости, то я бы ее расцеловала.
   Мама заметила мое оживление и напряглась. Происходило что-то непонятное и неожиданное, а она этого не любила. Что, впрочем, не мешало ей оставаться постоянно недовольной всем понятным и вполне ожидаемым.
   С трубкой около уха я повернулась в сторону от мамы, чтобы не тревожить ее улыбкой до ушей, и сказала:
   -- Настена, ты гений! Класс! Давай к нам, здесь все и обсудим.
   Настя задышала в трубку. Мою маму она знала с детства, перспектива объясняться с ней Настю не вдохновляла, но она понимала, что если хочет заполучить меня, то придется постараться. Вдвоем нам будет легче справиться с сопротивлением моей любимой мамули. А без боя мне было не уйти.
   -- Ладно, сейчас буду. Ты там подготовь ее.
   -- Ага, -- ответила я, и повесила трубку.
   Как и предполагалось, новость вызвала бурю, и вовсе не восторга. Сначала мама взывала к моей дочерней совести и перечисляла блага совместного с ней проживания:
   -- Ну и зачем тебе это нужно? Тебе что, здесь плохо? О тебе не заботятся, не кормят, не поят? Кто тебе там что приготовит?
   Но после прихода Насти маме стало ясно, что случилось страшное: все уже решено, причем без ее участия, и изменить ситуацию она не в силах. Однако не в силах она была и остановиться:
   -- Вообще-то, что ты о себе возомнила? Думаешь, тебя здесь кто-то держать будет? Нет, ты все-таки скажи, почему ты уезжаешь? Чем тебе здесь плохо? А от вас, Настя, я такого не ожидала. Это ведь все ваше влияние, это не она такое придумала!..
   И так далее. Присутствие Насти все-таки немного сдерживало ее обличительный порыв. Настя сказала "Мы немного пройдемся" и шепнула мне "Возьми паспорт". Я быстренько собралась, и мы выскользнули из дома. Бабульки на скамейке синхронно обернулись в нашу сторону, до меня донеслось: "Ишь, все с девками ходит, нет бы парня завести... Хоть бы постыдилась..." Чего мне стыдиться, я не уловила. Во мне все пело, и я даже не сразу спросила Настю, куда она меня с паспортом тащит. Выяснилось, что тащила она меня к своему приятелю Веньке Новинскому, с которым я была шапочно знакома и который как оказалось, зарабатывал свой хлеб непосильным трудом помощника нотариуса в конторе чуть ли не напротив моего дома.
   По дороге Настя посвятила меня в свой замысел. За время пребывания в родном пока еще отечестве она трудилась переводчицей при туристическом агентстве и заработала немного валюты. Платили ей "черным налом" и деньги эти нужно было легализовать -- Насте с ее канадской эпопеей совсем ни к чему была репутация лица, уклоняющегося от налогов. Вот она и надумала сдать на бумаге мне квартиру, на бумаге же получить с меня ту самые деньги как квартплату за полгода вперед, да еще как цену за старую мебель покойной бабушки, которую она мне, согласно документам, продавала, и которую я должна была вывезти из квартиры через полгода. Как сказала Настя, "там должны остаться голые стены".
   Венька оказался на месте и уже ждал нас. Заведя нас в свой закуток, он вызвал из памяти компьютера и распечатал файл с типовым договором найма квартиры -- оставалось только впечатать имена, адреса и паспортные данные хозяина квартиры и ее съемщика. В "особых условиях" он указал, что с момента подписания договора (то есть, прямо сегодня) все движимое имущество, включая вожделенный шкаф, немедленно становится моей собственностью и подлежит немедленному же вывозу по истечении срока договора, то есть через полгода, когда Настина нога вновь ступит на землю Русскую.
   -- Вывозу на помойку, -- попыталась было дополнить договор Настя, но Венька строго посмотрел на нее и как-то казенно произнес, что присутствие в договоре этих двух слов значительно все усложнит. Насте не настаивала. Я подписала договор, получила от Настены расписку в уплате оговоренной суммы и в одночасье стала хозяйкой всего, что находилось в квартире Настиной бабушки.
   Под конец оформления Венька оттаял и немного разговорился, бросая на меня заинтересованные взгляды, но вот оформление подошло к концу, мы попрощались и вышли из нотариальной конторы.
   -- Слушай, а если я найду то кольцо? -- спросила я, когда мы оказались на улице.
   -- Да нет его там, -- безразлично бросила Настя. -- И не было никогда. Его дед запрятал, когда на войну уходил, еще на старой квартире, и никому не сказал, где. Кроме того, мы там с мамой все перевернули у бабушки и даже все простучали -- нет там ничего.
   -- Ладно, если найду, то отдам, -- щедро пообещала я.
   Дело в том, что у них в семье было когда-то редкое, по рассказам Настиной мамы, кольцо. Какое, она и сама толком не помнит, но по рассказам бабушки, очень дорогое. Наверное, с бриллиантом. Или, может, с рубином -- они, говорят, иногда даже дороже брильянтов стоят. Ни мама, которая была слишком маленькой в год гибели отца, ни тем более Настя толком о кольце ничего не знали, а бабушка всегда замыкалась, когда говорили о Настином деде и всем, что было с ним связано, и потому-то рассказывать о кольце отказывалась. Наверное, так никогда и не смирилась со смертью мужа.
   -- Стоп, -- вдруг сказала Настя. -- Не крути головой. Посмотри налево. Видишь, у киоска стоит парень? Вроде сигареты покупает. Я его уже несколько раз рядом с собой замечала. По-моему, он за мной следит. Или влюбился.
   Я посмотрела. Там у табачного киоска стоял парень и очень старательно делал вид, что две стоявших неподалеку молодых и очень симпатичных девушки его вовсе не интересуют, а все его внимание поглощено исключительно поиском на витрине любимого сорта сигарет. Парень был высокий, стройный, с широким открытым лицом и мягкими, пушистыми светло-русыми волосами.
   -- А что, он вроде симпатичный, -- прокомментировала я. -- Давай подойдем к нему и спросим, чего он за тобой ходит. Мужиков иногда нужно подталкивать, а то они только друг перед другом такие смелые бывают.
   -- Нет, подожду пока. Если влюбился, то еще не дозрел.
   -- А если и правда следит?
   -- А зачем?
   Убедительной версии у меня не нашлось, и на этом мы с Настеной расстались, договорившись встретиться завтра в десять у подъезда дома, где жила бабушка. Там Настя собиралась торжественно передать мне ключи от квартиры и познакомить с новыми соседями. Зачем ей это было нужно, я не поняла, а Настя загадочно улыбалась и говорила, что я сама все увижу, и что вообще-то этой квартире цены нет. Обещала завтра все показать и рассказать. Сказав на всякий случай код подъездной двери и оставив меня в легком недоумении, она упорхнула к метро.
   А я пошла звонить Бульдогу, нашему старшему менеджеру, чтобы отпроситься на завтра на полдня с работы. И еще нужно было заказать такси.
  
   Мне повезло -- Бульдог взял трубку сразу. Он еще был на работе. По-моему, он вообще с нее не уходит. Выкопал, наверное, себе землянку под офисом, поставил там джакузи и биотуалет, проложил в нее с улицы подземный ход. И теперь прикидывается, что уходит, а сам пробирается по подземному ходу назад, и, когда за нами закрывается дверь салона, со всей своей нерастраченной страстью отдается работе. Иначе не объяснить, почему он всегда на рабочем месте.
   Я объяснила Бульдогу выгоды сделанного мне предложения, опустив, разумеется, личные моменты. Дело в том, что я тружусь в автосалоне на Калужской, изображая, так сказать, "лицо фирмы". "Лицу" этому каждый раз приходится добираться на работу с другого конца города, с "синей" линии метро, общественным транспортом, в час пик с двумя пересадками. Поэтому к моменту, когда я вваливаюсь в дверь офиса, для физиономии моей не очень-то подходит слово "лицо", и мне приходится час-полтора приводить себя в норму, подкрашиваться, настраиваться и заново учиться улыбаться. Так что Настино предложение будет безмерно содействовать процветанию нашего автосалона.
   Бульдог посопел в трубку, потом донесся звук, как будто он поскреб ее когтем, наконец, буркнул нечто, истолкованное мной как одобрение, и положил трубку. Ну и ладненько. Хорошо, что он не зануда. Не то, что Зойка, наша "служба информации", отвечающая на вопросы клиентов. Вместо того, чтобы отвечать, она сама уже достала меня вопросами, почему, работая в автосалоне, я не езжу на машине, и как это сапожник оказался без сапог. Вообще-то, права у меня есть, но вот машиной я пока действительно не обзавелась -- пробки на улицах не самое радостное из впечатлений жизни, да и пугает хамство водителей и рассказы о произволе гаишников, а это сплошные стрессы, вот и не тороплюсь с приобретением железного коня. Но Зойку такие аргументы не впечатляют, и она подозревает ужасную тайну. Например, что у меня одна нога деревянная. Или обе.
  
   Когда я возвратилась от нотариуса, мне пришлось выслушать мамины соображения о наиболее возможных вариантах моего будущего.
   -- Ты там будешь совсем одна, тебя там обворуют, убьют и изнасилуют, -- стонала мама.
   -- Ну, мама, не все так страшно, -- успокаивала я. -- Может быть, сначала изнасилуют, а потом уже убьют. Или просто изнасилуют, а убивать вовсе даже не станут. Или просто обворуют. А может быть, даже милостыню подадут, -- и я мечтательно закатила глаза
   -- Тебе смех, а я тут из-за нервов с ума сойду, -- обижалась мама.
   -- А ты внушай себе, что я вышла на полгода замуж, -- предлагала я.
   -- Да ну тебя, -- говорила мама, -- Не буду ни о чем больше с тобой говорить.
   И выходила из моей комнаты. Минут на десять. А потом возвращалась с новым вариантом своих опасений и страхов.
  
   Едва я утром закопошилась, как мама, слуху которой могут позавидовать даже победители на самой престижной выставке служебных собак, вновь материализовалась у меня в комнате и продолжила укрощение строптивой. Я, разумеется, сохраняла полное молчание. Может быть, таких как я и не берут в космонавты, но после двадцати лет жизни под плотной маминой опекой в партизаны меня примут без вопросов. Я глянула в зеркало и представила себя в телогрейке и ушанке.
   По словам моей мамы, я ничего из себя не представляю, но сама я с этим категорически не согласна. И зеркало, и весьма достойные и многочисленные представители иного пола свидетельствуют, что я вовсе не ничего, а очень даже ничего. И если бы даже мне пришла в голову блажь примерить партизанскую экипировку, все равно, на меня, Асю Морозову, было бы приятно посмотреть. Взгляду посмотревшего, кроме телогрейки и ушанки, предстала бы очень симпатичная и жизнерадостная девушка. Ну, разумеется, не Клаудиа Шиффер, однако гармонично сложена, в форме (для чего я каждый день истязаю себя получасовым занятием аэробикой), свежа, весела, уверена в себе. И закалена в битвах с мамой -- вроде вот этой. Семейные битвы научили меня главному -- поражение становится поражением, если ты сам его так назовешь. А если не назовешь, то это уже не поражение, а всего лишь неудача. Такое простое кредо позволяет мне оставаться оптимисткой и обращать внимание только на хорошее. Но я отвлеклась, важно не это. А важно то, что сборы мои подошли уже к концу.
   Вещей вышло неожиданно много -- два чемодана, две больших спортивных сумки, синяя и красная, маленькая сумочка, и два пакета, один из которых содержал заготовленный для меня мамой "сухой паек" -- вечную курицу, какие-то баночки, закрутки, и кастрюльку с горячей картошкой "в мундире". Так, наверное, жен декабристов в Сибирь провожали, но разве маме что объяснишь? Проще взять.
   Позвонили в дверь. Наверное, явилось заказанное такси.
   -- Ну вот, а мы даже не присели на дорожку, -- скорбно простонала мама.
   -- Мамочка, но я же не уезжаю из Москвы, -- утешила я, направляясь к двери.
   Обнаруженное за дверью меня не удивило, но и не обрадовало. С одной стороны, это действительно оказался таксист, а с другой, именно таких таксистов я не люблю более всего. О принадлежности парня к могучему клану платных извозчиков свидетельствовал фирменный значок. На вид таксисту было лет тридцать пять. Явно неглупый, но наглый, нахрапистый и уверенный, что все женщины до глубоких старух включительно только и мечтают оказаться в его объятиях, а отвечая "нет", всего лишь пытаются набить себе цену, но уж с ним-то это точно не пройдет. Наверняка приставать станет. Ничего, отобьюсь, в конце концов, за возможность полгода жить самой по себе стоит немного постараться, ведь не может же мне везти всегда и во всем. Как-нибудь доедем, все-таки не частник с улицы, а такси по вызову.
   Маслянистый взгляд таксиста скользнул по мне снизу вверх, от обтянутых лосинами ножек до гордо поднятой груди и симпатичной мордашки, и, судя по всему, хозяин взгляда остался весьма доволен результатами осмотра, потому что помянутый хозяин радостно заулыбался (чего не стоило делать, учитывая состояние его зубов -- куда смотрит "Мастер Дент"?) и почти пропел сочным баритоном:
   -- Такси заказывали? Кто едет?
   Как будто он ещё не понял, кто именно едет, с учетом того, что на маме был очень приличный, но все же домашний халат.
   -- Я еду.
   Улыбка стала еще лучезарнее.
   -- Домчим с ветерком. Давайте, девушка, помогу вещи донести.
   -- Да, пожалуйста, возьмите чемоданы.
   В чемоданах у меня были, среди прочего, ноутбук, и книги, вещи не из самых легких, так что это его предложение пришлось мне как нельзя более кстати. Пусть попыхтит, может быть, немного охладится. Но вот если он предложит занести вещи в квартиру -- фигушки, один на один с ним в пустой квартире я ни за что не останусь. Под наставления мамы мы выдвинулись из квартиры.
   -- До свидания, доченька, звони, не забывай нас...
   Она всё порывалась проводить меня до самой машины, но мне удалось отбиться -- не хватало ещё радовать скамейных кумушек сценой прощания!
   Окончание монолога и сопутствующие всхлипы остались вместе с мамой и ее халатом за тяжеленной дверью, которая практически не пропускала звуков, и мы стали спускаться к машине. Благо, ехать со второго этажа на первый на лифте было бы совсем уже смешно.
   Улица встретила меня солнечным светом, весенним, еще прохладным, но насыщенным уже энергией наступающего лета воздухом, криками детворы, осваивающей недавно поставленную во дворе новую детскую площадку, над которой царским венцом сияла реклама спонсора, и любопытными взглядами "скамеечного трибунала".
   И вечные обитательницы скамейки, и не уместившиеся на ней менее влиятельные члены клуба почтенных дам при нашем появлении смолкли и стали наблюдать, как мы грузимся. Никто не ответил на мое "Здравствуйте", никто не шелохнулся, все жадно смотрели, пытаясь не упустить ни единой детали. Ничего, если чего не увидят, потом сами додумают.
   Что, кстати, и произошло. Стоило мне сесть в машину, как между зрительницами началось интенсивное общение, и из долетавших обрывков фраз я за считанные секунды я узнала основные версии происходящего, каковых насчитывалось ровно четыре: основная -- сбежала от матери ("Выжила... Даже не провожает... Да кто с ней уживется-то... "), и три альтернативные, в число которых входили переезд к любовнику ("К хахилю своему поехала..."), переезд к мужу-таксисту ("Недавно поженились, верно вам говорю, ишь как он улыбается, ну да ихнее дело молодое...") и срочный отъезд в Америку (это, скорее всего, под влиянием недавно показанного по телевидению фильма "За спичками"). В результате краткого, но интенсивного обмена мнениями, победила все-таки основная версия, и все стали сочувственно мне улыбаться. Зря все-таки мама не вписалась в дворовой коллектив, а то бы я сейчас ехала "к любовнику", или даже "в Америку". О муже-таксисте мне даже в шутку думать не хочется.
   Каковы бы ни были личные качества таксиста, дело свое он знал отменно. Поначалу он не особенно торопился, пытался меня разговорить, что называется "навести мосты". В ход с его стороны были брошены обаяние, лесть и штампы, способные произвести впечатление только на тех, кто и сам был не прочь впечатлиться, все эти "Вы, я вижу, девушка современная", "Может быть, остановимся где-нибудь, выпьем кофе, поговорим, я ведь много интересного рассказать могу" и прочая шелуха. На это у меня есть отработанные приемчики -- взгляд свысока, брезгливо приподнятая верхняя губа, интонации, используемые преуспевающими бюргерами для общения с бомжами. Надолго таксиста не хватило, он насупился и стал напоминать большого ребенка, которому пообещали конфету, а потом не дали, да еще и посмеялись. Впрочем, это не помешало ему вмиг домчать меня куда нужно. Здесь, уже у подъезда, он предпринял последнюю попытку наладить отношения ("Давайте вещи помогу поднять, да вы не думайте, я денег не возьму", ишь, какой настойчивый выискался), но, встретив жесткое "Не требуется", надулся, побыстрее выгрузил мои шмотки, получил оговоренный бакшиш, хлопнул дверцей и исчез в голубой дали.
   Насти у подъезда не оказалось. Чего и ожидать было, человек душой уже в Канаде. Может быть, правда, в квартире сидит. А мне теперь что делать прикажете на улице со всеми моими авоськами? Так, будем искать выход из положения. Мне нужен или носильщик, или сторож для вещей. Двор почти пустой, только какой-то бритоголовый молодняк в количестве трех персон мужеска пола оккупировал беседку и оттуда раздается ржание, но не боевых коней, и звон -- увы, не мечей, а пивных бутылок да расстроенной гитары. Отложим как запасной вариант на самый крайний случай. А вот этот мальчик мне, кажется, подойдет.
   Мимо как раз пробегал, вывернув из-за угла и держа курс на беседку, смуглый симпатичный пацан лет девяти-десяти, в руке он держал явно предназначенную беседочным обалдуям пачку сигарет -- кто же их этому пацану продал-то? Ох уж этот мир чистогана...
   -- Эй, мальчик, постой, да, да, ты, подойди, пожалуйста. Мальчик, я сюда приехала жить, мне нужно поднять в квартиру вещи, а я одна сразу не смогу, ты мне не поможешь? Нет, поднимать не нужно, я сама все по частям унесу, а ты здесь присмотри, ладно? Дам двадцать рублей.
   Эти посулы я подкрепила ласковым взглядом и доброй улыбкой. Мальчик как бы оцепенел на мгновение, тоскливо покосился на беседку, но все-таки решился и сказал:
   -- Ладно, только ты побыстрее. А то Колян чилим отвесит, он знаешь как щелкнуть может, а у меня голова не казенная...
   Колян -- это, наверное, некий Николай, гулявший в настоящий момент в беседке.
   Не желая подвергать юное создание, оказывающее к тому же мне услугу, какому-либо риску, я подхватила чемодан с ноутбуком и сумку с одеждой. Если беседочные хищники покусятся на мамин "сухой паек", то уж это я как-нибудь переживу, а остаться без остальных вещей было бы крайне неприятно, но все-таки не катастрофично.
   Набрав предусмотрительно сообщенный мне Настей код, на удивление совпавший с тремя из четырех цифр моего года рождения, я вошла в подъезд и, проклиная Настину необязательность, стала подниматься по лестнице. Далеко продвинуться по этому крестному пути мне не удалось -- наверху послышались быстрые шаги, кто-то почти бегом спускался на первый этаж. Оказалось, Настя все-таки не забыла о договоренности.
   -- Аська, привет, классно выглядишь!
   -- Привет, Настя. Ты меня в окно увидела? А я уже думала, ты забыла.
   -- Еще чего, я мне это больше чем тебе нужно. Ставь чемодан, ставь сумку, давай затащим остальные вещи в подъезд, а потом по частям перетаскаем. Чего нам напрягаться? Да не волнуйся, не стащат, у нас здесь зона безопасности, сама потом все узнаешь.
   -- Ладно, пусть все здесь стоит, и ты тоже здесь подожди, я там еще с пацаном рассчитаться должна, а потом остальное приволоку.
   Выйдя из подъезда, я убедилась, что приезд мой не остался незамеченным.
   Над стоявшим с несчастным видом мальчуганом нависал парень с довольно примечательной внешностью. Накачанное тело, облеченное по поводу теплого майского денька в борцовскую майку, спортивные брюки лже-"Адидас" и кроссовки псевдо-"Найк", ущербные творения китайских умельцев и вьетнамских мастеров с ближайшей барахолки. Над могучим телом торчала казавшаяся очень маленькой голова. Маленькой она казалась потому, что была острижена "под ноль", впечатлению содействовали и хрящеватые, прижатые к черепу уши. Голова обращалась к мальчонке:
   -- Ты, блин, че, ваще прибурел? Я тебя зачем посылал? Чилима захотел? Че ты здесь торчишь? Кто эта бикса? К кому приехала?
   Расправы над малышом я допустить не могла, да и не использовать эту, пусть не гору, но все же изрядную груду мышц в моем положении было бы непростительным мотовством. Поэтому я шагнула вперед и начала увертюру:
   -- А вот и я, мальчик. Надеюсь, я не сильно тебя задержала? Вы ведь не возражаете?
   Последнее было адресовано владельцу мышц и сопровождалось приветливой улыбкой. На таких вот дворовых громил моя улыбка действует как удар ниже пояса. Мой не был исключением -- он вдруг запунцовел, смешался, и промямлили что-то вроде "Да нет, ну че вы, в натуре".
   -- Вот и прекрасно, -- сказала я. -- Вы не поможете мне донести этот чемодан? А ты, мальчик, возьми, пожалуйста, вот этот пакетик, он совсем легкий.
   Мальчуган благодарно глянул на меня и первым подхватил пакет. Обалдевший громила, действуя на автомате, подхватил изрядного веса второй чемодан, я собрала остальные сумки и возглавила шествие. Наше появление повергло Настю в ступор, но она быстро оправилась, подмигнула мне, подхватила спортивную сумку и пошла вперед, так что мне хочешь -- не хочешь пришлось брать еще и чемодан с ноутбуком. Чемодан этот, впрочем, у меня тут же отобрал не лишенный все-таки зачатков правильного отношения к женщине громила, так что я в конечном счете выиграла.
   Медленно перемещаясь между лестничными пролетами, мы поднялись на третий этаж и собирались уже брать приступом последний, четвертый, когда Настя глянула куда-то вверх и, заулыбавшись, сказала:
   -- Здравствуйте, Елизавета Юрьевна!
   Я подняла взгляд и увидела стоявшую на площадке между третьим и четвертым этажами пожилую женщину лет пятидесяти, от которой прямо-таки веяло порядком и аккуратностью. Обалдеть -- на ней был белоснежный фартук, который не зазорно было бы надеть какой-нибудь горничной в поместье аристократа, да и длинное платье навевало мысли скорее о балах позапрошлого века, чем о домашних одеяниях обитателей "хрущоб". Высокий узел волос на голове, строгий взгляд глаз, приветливая, но в то же время отстраненная улыбка -- все это делало ее похожей на строгую школьную учительницу, находящуюся при исполнении служебных обязанностей. Я сразу же окрестила ее про себя "Снежной королевой". Просто представить себе не могу, как кто-то зовет ее "тетей Лизой".
   В руке королева держала мусорное ведро, которое как раз собиралась опорожнить в открытый приемник мусоропровода. Осмотрев нас, Елизавета Юрьевна с достоинством кивнула, улыбнулась и произнесла "Здравствуйте", а затем возвратилась к занятию, от которого мы ее только что оторвали. Стараясь держаться от этого воплощения чистоты и порядка как можно дальше, мы протиснулись на последний лестничный пролет и оказались на четвертом этаже. Здесь Настя сказала:
   -- Ну, вот и пришли. Ставьте вещи, а я зайду к баб-Люсе, я у нее сумочку с ключами оставила.
   Весь табор с облегчением опустил мой багаж на площадку. Все еще смущающийся парень, не задавая вопросов, забрал у мальчишки пачку сигарет и направился вниз. Я вручила пацану обещанную двадцатку, и он отбыл следом за своим сэнсэем. Настя же направилась к металлической двери баб-Люсиной квартиры -- она располагалась как раз напротив моего временного жилища. Нажав кнопку на вмонтированной в стену у двери металлической панели, Настя произнесла: "Баб Люсь, это я, откройте, пожалуйста".
   Все, что случилось дальше, намертво впечаталось в мою память. Настя потянула на себя металлическую дверь, и та начала открываться. За дверью тут же раздался какой-то утробный кошачий вой. "Хвост что ли коту прищемила?" -- пронеслось у меня в голове. Снежная королева закончила свое непродолжительное общение с мусоропроводом и двинулась по лестнице к нам. Дверь баб-Люсиной квартиры медленно и весомо, как это делают дверцы сейфов, отошла в сторону и Настя неуверенно шагнула в квартиру. Дверь начала немедленно закрываться за ее спиной. Кот продолжал орать. Я еще не знала, что это был тот самый момент, когда закончилась моя прежняя жизнь и возникла новая реальность, возвестившая чрез считанные секунды о своем появлении пронзительным женским воплем из квартиры, за сейфовой дверью которой исчезла Настя. Так кричат в смертельной опасности, когда весь лоск современности мгновенно исчезает в небытии, когда на свете остаются лишь двое -- ты и твоя смерть.
   Впрочем, как тут же выяснилось, Настина смерть была еще где-то далеко и занята чем-то другим, потому что сейфовая дверь вновь распахнулась. В дверном проеме стояла живая и на вид неповрежденная, но едва державшаяся на ногах Настя. Она вышла из квартиры, глянула на нас со Снежной королевой, повернулась и показала рукой в сумрак только что покинутого ею коридора, а затем, держась рукой за стенку, стала оседать. Кот тоже умолк, а может быть, я в этот момент его просто не слышала -- все мое внимание было устремлено на Настю. Я метнулась к ней, усадила на порог баб-Люсиной квартиры и я глянула через ее плечо -- внутри ничего не шевелилось.
   -- Ты чего, Настена? У тебя все в порядке? Что случилось? Ты чего орала?
   -- Тттаммм... Тттаммм...
   Произнеся это, Настя разразилась рыданиями. Она находилась в шоке и явно была не способна пояснить что-то более связно. В квартире явно что-то случилось, но непосредственной опасности, кажется, не было. Нужно было что-то делать, и самое простое -- глянуть на все самой. Я огляделась -- снизу торопился услышавший Настин крик Колян, а бледная как смерть Снежная королева стояла уже на площадке, вцепившись обеими руками в мусорное ведро, от ее былого величавого спокойствия не осталось и следа. Пацан застыл на лестнице, глядя во все глаза и даже приоткрыв рот.
   Это всеобщее внимание, прикованное ко мне и Насте, придало мне решимости, я шагнула к зловещей двери. Сидящая на пороге Настя не давала двери закрыться, да та и не смогла бы -- ей мешал матерчатый тапочек, невесть как попавший между створкой двери и металлическим же порогом. Я взглядом поискала что-нибудь для самозащиты, ничего увесистее тапочка не нашла, и позавидовала спецназовцам, те говорят, умеют орудовать всем, что под руку подвернется. Подобрав злополучный тапочек -- не с пустыми же руками идти, -- я крадучись двинулась в глубь квартиры, прекрасно сознавая, что совершаю глупость, и что, скорее всего, мне придется об этом горько пожалеть.
   Квартира, хоть и в "хрущобе", оказалась обставленной весьма прилично. Хозяйка, эта баб-Люся, кем бы она ни была, нехватки денег явно не ощущала. Арка красного дерева в коридоре, дорогие обои, мраморный пол, нестандартная планировка, множество других признаков небедного бытия. По стенам почему-то тянутся коробы, в которых обычно прячут кабели и провода. Шагнув сюда, я оказалась как бы отрезана от внешнего мира. Здесь было тихо, даже Настины стоны сюда уже не доносились, а находившийся где-то поблизости кот ничем себя не проявлял. Заглянула на кухню -- приличный кухонный гарнитур, маленький телевизор на кронштейне, все очень чисто и опрятно. Так, здесь ничего.
   Вернулась в коридор и сунула нос в спальню -- то же богатое убранство с множеством недешевых мелочей, опрятность, чистота, впечатление такое, что я в музее, и опять же ничего криминально примечательного. Вроде все спокойно, и чего она орала? Я глянула дальше по коридору и тут чуть сама не заорала -- мимо моей головы протянулась дрожащая кисть руки, показавшая на приоткрытую дверь в комнату. Оказывается, Настя догнала меня, и, зажимая рот ладонью, другой показывала мне, куда идти.
   Следуя ее указанию, я заглянула в комнату. Первое, на что упал мой взгляд, была находившаяся справа от двери стена с мониторами слежения -- их там было штук шесть или восемь, стена смотрелась как витрина телемагазина. И тут я опять дернулась -- левее раздалось какое-то шипение и хрип, и я посмотрела туда. Хрипел и шипел стоявший на низком столике приемник, настроенный, видимо, на милицейскую волну, потому что пошипев на меня, он изрек "Тридцать шестой, тридцать шестой, проследуй на угол Шверника и Новочеремушкинской, там у кафе драка, как понял, ответь третьему".
   Рядом со столиком располагался вполне серьезных размеров письменный стол, на котором светился экран компьютера. За столом сидела, развалившись никелированном инвалидном кресле, чрезвычайно полная женщина, наверное, та самая баб-Люся. Правая рука ее покоилась на компьютерной "мышке", левая свободно лежала на столе. Женщина при нашем появлении даже не шелохнулась. Я присмотрелась и поняла, что в этой жизни познакомиться с ней уже не удастся. На ее удивленное и какое-то обиженное лицо из маленькой дырки во лбу стекала тонкая струйка крови.

Глава вторая, вопросительно-просительная,

в которой Насте приходится отвечать на множество вопросов,

а ко мне обращаются с неожиданной просьбой

  
   Дальше я делала все так, как нас учат детективы -- позвонила с висевшего в коридоре телефона в милицию, и мы с Настёной покинули квартиру -- на цыпочках и стараясь ни к чему не прикасаться, чтобы не оставить лишних отпечатков пальцев. Правда, вряд ли в наше просвещенное время это принесет много пользы будущим оперативно-следственным действиям. Отпечатки пальцев становятся чем-то вроде пресловутого милицейского плана "Перехват" -- ни разу не слышала, чтобы с его помощью хоть раз поймали искомого злодея.
   Настя прихватила свою сумочку, -- та висела на вешалке у входа, -- а я забрала кота, который покинул свое убежище и жался к моим ногам. Кошара был большой, из тех, что именуют "сибирскими", он был напуган и искал защиты. Бросить дрожащее животное в квартире у меня не поднялась рука.
   На лестничной площадке начали собираться любопытные. К возвратившемуся Коляну, его юному оруженосцу и Снежной королеве присоединилась юркая старушонка, с подозрением поглядывавшая на мои вещи и вопрошавшая "Али обокрали кого?" Все смотрели на дверь баб-Люсиной квартиры, а после нашего явления народу стали смотреть на нас. Вопросов никто не задавал, висела напряженная тишина, -- казалось, в ней проскакивают искры. И тут жутко взвыл сидевший у меня на руках кот. Все вздрогнули, а на кота как будто что-то нашло -- он сиганул с рук и прыснул, задрав хвост, вниз по лестнице. Все вопросительно уставились на меня, и я сказала:
   -- Бабу Люсю убили. Из пистолета. В голову. Я вызвала милицию.
   Услышав такое, юркая бабка не хуже кота ринулась вниз -- полученная эксклюзивная информация рвалась на свободу, и возможность предстать перед товарками в роли всезнайки ("А вы слышали?..") или даже провидицы ("Я всегда говорила...") пересилила даже врожденное женское любопытство. Не произнеся ни слова, удалилась к себе, в четырнадцатую квартиру, по соседству с моим будущим временным жилищем и Снежная королева.[Author ID1: at Sun Jan 9 10:15:00 2005 ] Слышно было, как она [Author ID1: at Sun Jan 9 10:15:00 2005 ]тщательно запирает[Author ID1: at Sun Jan 9 10:15:00 2005 ] за собой все замки, числом не менее трех. Услышав, что вызвана милиция, откочевал, от греха подальше, Колян, дав в целях профилактики легкого леща сопровождавшему его пацану, дабы [Author ID1: at Sun Jan 9 10:16:00 2005 ]тот поторапливался. Нужно было шевелиться и нам.
   Подавленные случившимся, мы с Настей отперли дверь моего временного жилья -- квартиры номер тринадцать, -- и затащили [Author ID1: at Sun Jan 9 10:16:00 2005 ]вещи внутрь. Да, квартира Настиной бабушки не шла ни в какое сравнение с той, которую я что только что покинула. Два месяца после скоропостижной смерти Настиной бабушки здесь никто не жил, и это наложило на жилище незримый, но уже явно ощутимый отпечаток запустения и безхозности. В тусклом, каком-то призрачном луче света, пробивавшемся сквозь немытое по весне кухонное окно и проникавшем в прихожую, неторопливо плавали пылинки.
   С этой квартирой у меня были связаны очень приятные воспоминания. Когда-то мы с Настей частенько приезжали сюда к ее бабушке, старушке общительной и ласковой, всегда имевшей казавшийся неистощимым запас сладких пирожков с вареньем, поедавшихся нами в количестве, которое сейчас повергло бы меня в ужас.
   С Настиной мамой, свой дочерью, бабушка отношений не поддерживала, потому что не одобряла сначала компанейский образ жизни своей дочери, да и саму ее компанию "волосатиков", а затем и выход дочери замуж за несерьезного человека -- да может ли вообще художник быть серьезным человеком?
   Потерпев сокрушительное поражение на воспитательном фронте, бабушка отдалилась от дочери и свела все контакты с ней к минимуму. Даже когда звонила им, то, услышав голос дочери, чаще всего просто клала трубку, и начинала разговор только в том случае, если трубку брала внучка.
   Внучку бабушка любила и привечала. Она не повторяла ошибок и не пыталась воспитывать нас нравоучениями, предпочитая рассказывать выдуманные, скорее всего, притчи, якобы из жизни каких-то своих знакомых. В остальном нам была предоставлена почти полная свобода, за единственным исключением -- нам запрещалось забираться на огромные антресоли в коридоре. Мы с Настей беззастенчиво пользовались предоставленными возможностями, и бабушкина квартира стала нашей игровой площадкой. Мы нередко проводили в ней целые дни, и когда-то мне был знаком здесь каждый закуток.
   А вот и мой любимец -- великолепный книжный шкаф старой работы. Стоит, как и раньше, в гостиной, и ничуть на вид не изменился. Красавец-шкаф был со вкусом украшен тонкой резьбой, но кто-то когда-то неудачно, по-дилетантски покрыл его лаком, из-за чего шкаф в значительной степени утратил свою прелесть. Я не обратила бы на него особого внимания, если бы не один случай -- давний, тех времен, когда мы с Настей еще приходили сюда на игрища.
   Трудно поверить, но зимой в этой двухкомнатной квартире мы даже ухитрялись играть в прятки. Когда все немногочисленные потаенные места спальни и гостиной, включая платяной шкаф и место за чемоданом под кроватью, надоели, было принято решение вести отсчет не до ста, а до двухсот, и не торопиться, и сидеть не на кухне, как раньше, а в гостиной.
   В тот день водить выпало мне. Выходя из гостиной, Настя закрыла за собой дверь, и было слышно, как она сбросила тапочки и начала топать по коридору, стараясь запутать меня. Потом с какого-то момента затихла -- начался самый ответственный момент, поиск убежища. А я, от нечего делать, стала рассматривать стоявший как раз напротив меня ольховый шкаф. Бабушка использовала его преимущественно как сервант, но изначально этот предмет мебели был задуман как книжный шкаф.
   Я сидела на софе в простенке между окнами, напротив шкафа, а он стоял передо мной, облитый из окон мягким зимним солнечным светом, и в этом свете струил мягкое золотистое сияние, сочившееся сквозь слой потемневшего и поцарапавшегося лака. Шкаф вдруг показался мне живым, но каким-то спящим, как будто как будто большой и добрый пес свернулся в клубок и задремал. Я сидела и смотрела на спящий шкаф, и совсем забыла думать, что мне нужно считать до двухсот, а потом идти искать Настю. А потом я услышала, как открылась дверь, как затопала ногами о половичок у входа, сбивая снег с обуви, наконец-то вернувшаяся из магазина бабушка, и как взвыла, так и не дождавшаяся меня в своем укрытии Настя -- она ухитрилась спрятаться как раз на антресоли, в единственном месте, куда нас не допускала бабушка, и даже тихонько, без стука затащила туда на веревке стремянку, -- чтобы я не догадалась.
   Настя вовсе не ожидала от меня такого подвоха, и, получив свое от бабушки, поссорилась было со мной, но бабушка в тот же день нас помирила. Мы не особо ломались, ведь остаться в детстве без подруги очень скучно и обидно. Пытаясь оправдаться, я, как могла, рассказала Насте о спящем шкафе. Слушавшая мой рассказ бабушка не проронила ни слова, а Настя отнеслась к нему легкомысленно, попробовала сама пристально всмотреться на шкаф, но ничего особенного не увидела. Ей это быстро наскучило, и она заявила, что я все выдумала. Тут мы чуть еще раз не поссорились, но бабушка как раз позвала нас пить чай со сладкими пирожками. После этого Настя долго еще дразнила меня, говоря, что я влюбилась в шкаф.
   И вот, теперь этот шкаф, одно из самых чудесных воспоминаний моего детства, стал моим. Как остальное, доставшееся мне по договору "движимое имущество" бабушкиной квартиры. Настя и ее мама взяли себе только семейные документы и фотографии, да несколько старых безделушек на память.
   Скоро сюда явится милиция, и до ее приезда нужно что-то успеть сделать, хотя бы переодеться. Я быстренько распаковала сумку и привела себя в надлежащий вид. Настя посидела на кухне, покурила, попереживала, и пошла умыться в ванную. Как раз в это время на площадке перед квартирой послышались голоса, и вскоре в нашу дверь долго, требовательно позвонили. Я выглянула в глазок, но, к моему удивлению, это оказалась не милиция. Разве что милиционеров стали одевать в не по погоде теплые кашемировые пальто, дорогущие костюмы и приставлять к каждому сотруднику органов правопорядка по паре навороченных качков, -- именно такие маячили из-за спины кашемирового пальтоносца.
   -- Кто там, милиция? -- спросила Настя из ванной.
   -- Да нет, мужики какие-то, но на милицию не похожи. Сама посмотри.
   В дверь снова начали звонить. Похоже, на этот раз звонивший вознамерился не отпускать кнопку до победного конца. Под этот звон Настя подсунулась к глазку, всмотрелась и, облегченно заулыбавшись, стала отпирать дверь. Улыбку она, правда, быстренько спрятала и встретила пришедших с приличествующей ситуации кислой миной.
   -- Здравствуйте, Настя.
   -- Здравствуйте, Михаил Петрович. Заходите, пожалуйста.
   Михаил Петрович, крупный мужчина в пальто, седой и благообразный, но не старый -- лет пятидесяти на вид, не преминул воспользоваться приглашением. За ним последовал старший из качков, тех же примерно лет, что и Михаил Петрович, коротко остриженный, не очень массивный, но какой-то гибкий и жилистый, остальные остались на площадке. Настя представила меня:
   -- Это Ася, моя подруга. Она сюда пожить приехала.
   Мужчина в пальто кивнул мне:
   -- Будем знакомы. Провин, Михаил Петрович. Я зять Людмилы Николаевны.
   -- Здравствуйте, Михаил Петрович, -- произнесла я.
   Михаил Петрович между тем продолжал:
   -- Мне позвонила Елизавета Юрьевна и сообщила о том, что случилось. Я был потрясен, и сразу бросился сюда. Это ужасно и непонятно. Настя, мне сказали, что тело Людмилы Николаевны обнаружили вы.
   Настя кивнула, а я удивилась: "Откуда Снежная Королева знает его телефон? Да и приехали они очень быстро -- даже быстрее милиции... Наверное, работает где-то неподалеку."
   Тут я заметила, что уважаемый зять, общаясь преимущественно с Настей, все время косится на меня. Сопровождавший его немолодой качок, тот вообще по-моему глаз с меня не сводил. Встретившись со мной взглядом, Михаил Петрович не без усилия сосредоточил все внимание на Насте, и сказал уже именно ей:
   -- Хочу сразу сказать, что мои секьюрити будут вести расследование параллельно с милицией. Некоторые из моих сотрудников успешно работали раньше в угрозыске и ФСБ. Уже сейчас ясно, что гибель Людмилы Николаевны не случайна. Скорее всего, она как-то вязана с моим бизнесом, поэтому мы не можем оставаться в стороне. Позвольте представить -- Семен Семенович, начальник моей службы безопасности.
   "Качок" с достоинством кивнул нам. Михаил Петрович посмотрел на него, и "качок" зачем-то кивнул и ему. Михаил Петрович вновь обратился к нам:
   -- Настя, у Семена Семеновича к вам несколько вопросов, и я очень прошу Вас ответить на них.
   -- Да, конечно, Михаил Петрович, -- быстро закивала Настя.
   А вальяжный пришелец обернулся ко мне:
   -- А мы с вами, Ася, давайте подождем пока в сторонке -- ну, вот хотя бы на кухне.
   -- Давайте, -- согласилась я, и мы разошлись -- Настя и Семен Семеныч в гостиную, а мы, как уже упоминалось, на кухню. Там мы сели на табуреты и какое-то время сидели молча, откровенно приглядываясь друг к другу. Затем Михаил Петрович спросил:
   -- Ася, а вы теперь постоянно будете здесь жить?
   -- Нет, меня Настя попросила пожить в этой квартире полгода. Мне здесь до работы близко.
   -- А где вы работаете?
   -- В автосалоне, на Калужской. Знаете, там есть пристройка к пятиэтажке...
   -- Да, да, знаю. Там, значит, работаете... Что ж, это хорошо. Знаете, Ася, вы мне понравились. И, кажется, Семену Семеновичу тоже. Да не вскидывайтесь Вы так. Вы очаровательная девушка и от вас, наверное, многие без ума, но я говорю другом. По-моему, вы умны, энергичны, и хорошо владеете собой.
   Я скромно промолчала, вся внимание, и он продолжал:
   -- Открою вам маленький секрет: мой шеф секьюрити разговаривает с Настей вовсе не для того, чтобы что-то узнать от нее. Все, что ей и вам известно, мы и так скоро узнаем из протоколов милиции, для нас это не проблема. Он ее просто занимает разговором, чтобы мы с вами могли поговорить без свидетелей.
   -- Поговорить со мной!? Но я тут совсем ни при чем!
   -- Думаю, это не совсем так. Не волнуйтесь, сейчас я все объясню. Видите ли, Елизавета Юрьевна, если вам это пока не известно, была домработницей Людмилы Николаевны, и, на всякий случай, поддерживала контакт с моей службой безопасности. Когда Елизавета Юрьевна сообщая мне об убийстве, она упомянула, что Настя привезла какую-то девушку, которая, судя по вещам, собирается жить в тринадцатой квартире. Она сказала это мельком, но есть кое-что, о чем Елизавета Юрьевна не подозревает. Дело в том, что вокруг этой квартиры, где вы собираетесь жить, в последнее время происходит что-то странное. Вы ведь видели мониторы в комнате, где убили Людмилу Николаевну?
   Я молча кивнула.
   -- Один из них показывает лестничную площадку. Людмиле Николаевне было трудно двигаться, и она очень боялась преступников, это был ее пунктик. По ее просьбе мы поставили телекамеры слежения, чтобы она могла при желании следить за лестничной площадкой, двором и крышей. Всего шесть камер. С четырех из них сигнал записывается. Но об этом потом. Две недели назад она спугнула какого-то человека, который пытался подобрать ключи к этой вот квартире. Это было ночью, когда все спят, и когда должна была спать и Людмила Николаевна, но она засиделась за компьютером, бродя по Интернету. Интернет был ее вторым пунктиком. Вполне понятно для человека, ограниченного в передвижении, не правда ли? Так вот, лицо человека, которого она спугнула, было закрыто маской. Это странно, правда? На постороннего могут не обратить внимания, но вот если он в маске... Такое впечатление, что тот человек знал о камере слежения. Вот вы заметили эту камеру, стоя на лестничной площадке? Нет, потому что она замаскирована и не видна постороннему глазу. Но самое странное впереди. Людмила Николаевна позвонила в отделение милиции -- причем, заметьте, по мобильнику, из комнаты с мониторами, а не от дверей. Я потом сам проверил -- если не кричать во весь голос, то при закрытой двери на площадке ничего не слышно. Едва Людмила Николаевна начала говорить, как тот человек перестал возиться с вашей дверью и сбежал. Узнав об этом, я направил специалистов -- они перетрясли всю тещи квартиру, и клянутся, что жучков нет. Конечно, подслушивать можно и без микрофонов, например, перехватывая мобильник или лазерным лучом, существуют и микрофоны, не поддающиеся обычным способам обнаружения. Однако мобильник был новым, его не так-то просто перехватить, да и лазерное прослушивание требует очень и очень дорогой техники, которая не по карману обычным дилетантам... А будь тут замешана серьезная государственная контора, они работали бы тоньше и эффективнее -- или наоборот, грубее и прямее.
   Он пожевал губами, а потом будто очнулся, продолжил рассказ:
   -- Итак, тот человек сбежал. Это заставляет думать, что он был не один и что кто-то предупредил его об опасности. А через две недели после попытки проникнуть в эту квартиру, в тот день, когда сюда въехали вы, состоялось хорошо продуманное и исполненное убийство Людмилы Николаевны -- человека, сорвавшего попытку залезть сюда.
   -- Михаил Петрович, мне все-таки неясно, при чем здесь я?
   -- Ася, поймите, я ни в чем вас не подозреваю. Я уверен, что лично вы с убийством не связаны, но вполне может оказаться, что убийство связано с вашим приездом. Не исключено, что это как раз та ниточка, потянув за которую мы раскрутим весь этот клубок загадок. А возможно, что [Author ID1: at Sun Jan 9 10:24:00 2005 ]попытка забраться в эту квартиру, ваш приезд и убийство никак между собой и не связаны. Но я хочу быть в этом уверен.
   Он ненадолго замолчал, а потом снова заговорил, не отводя от меня пристального взгляда:
   -- Ася, мы почти не знакомы, но я все-таки хочу попросить вас об одолжении. Мне обязательно нужно разобраться в происходящем. Я прошу вас помочь мне в этом.
   -- Так чего же вы от меня хотите?
   -- Почти ничего. Я хочу, чтобы вы остались жить здесь. Я дам вам охрану. А вы будете сообщать мне обо всем странном, что вам удастся заметить. Может быть, позднее я попрошу вас что-то сделать или кому-то что-то сказать, чтобы заставить преступников раскрыться. Разумеется, ваша помощь будет оплачена. Вот аванс, здесь пять тысяч долларов. Об окончательной сумме мы договоримся.
   Он достал из кармана пальто пачку пятидесятидолларовых купюр и положил передо мной на стол. Тут уже я призадумалась. Честно говоря, просьба свалилась как снег на голову, и восторга у меня не вызвала. Деньги -- это, конечно, хорошо. Только взамен мне предлагают поработать живцом в пруду, где водятся щуки. Говорит, что даст охрану. Если кому-то, кто не остановился перед убийством, здесь что-то понадобится, к примеру, вон тот заварной чайник в зеленый горошек и с отбитым носиком, то чем мне поможет эта охрана? Разве что цветочки на могилку привозить будет. И вздыхать о моей загубленной молодости. Ведь яснее ясного, что тот, кто достал пистолет с глушителем и, поверим зятю, при помощи дорогостоящей техники подслушивал покойную тещу, вполне может достать и снайперскую винтовку, это, наверное, даже проще. Стоит мне кому-то что-то сказать по просьбе вальяжного Михайлы Петровича -- и нет меня. Нет уж, увольте. Пожить -- поживу, пока живется, а вот в кабалу к нему не пойду и в игры эти его играть не буду.
   Михаил Петрович терпеливо ждал, и я, наконец, начала, осторожно подбирая слова:
   -- Михаил Петрович, я, конечно, поживу в этой квартире какое-то время, но денег ваших не возьму и, уж простите, если замечу что-то подозрительное, то ноги моей здесь не будет. Я останусь, потому что не верю, будто неудачливый взломщик и убийство как-то связаны, иначе я прямо сейчас бы вызвала такси и уехала домой. Дело в том, что я с детства знала ту женщину, которая до недавнего времени жила здесь. И к которой, заметьте, при жизни никто не ломился. Так вот, она всю жизнь честно проработала медсестрой. Брать у нее нечего. И при жизни было нечего, и после смерти нечего. Это не старинный особняк, а панельный дом, замурованных в стенах кладов здесь нет. По крайней мере, в этой квартире. Скорее уж, взломщику просто повезло, его что-то спугнуло, а убийство как-то связано с вашим бизнесом. Поэтому охраны мне вашей тоже не нужно. А вот чего я никогда и ни в коем случае не стану делать, так это что-то кому-то говорить, чтобы вызвать огонь на себя. Не хочется мне ни в огонь, ни в воду, ни в медные трубы.
   Михаил Петрович заулыбался, будто медовый пряник съел:
   -- Спасибо, Ася, я рад, что не ошибся в вас. Пока меня устроит и то, что в квартире кто-то постоянно будет находиться. Раз уж вы остаетесь здесь, то и аванс я вам все-таки оставлю -- ситуация непонятная, вдруг вам срочно деньги понадобятся. Вот моя визитка, если что -- звоните в любое время. Елизавету Юрьевну я предупрежу, при необходимости через нее можно будет связаться с Семеном Семеновичем. Позднее мы вернемся к моему предложению.
   Не давая мне опомниться и вставить хоть словечко, Михайла Петрович поднялся и прошел в гостиную, оставив меня сидеть в кухне перед пачкой денег. Что-то бубнивший там Настин голос смолк, и Михаил Петрович громко поблагодарил мою подругу за помощь в расследовании. Как будто он в милиции работает. Затем гости удалились, и я едва успела убрать визитку и деньги в сумочку -- не стоило посвящать Настю во все подробности состоявшегося разговора.
   А Настя была после беседы с Семеном Семеновичем в растрепанных чувствах.
   -- Вот ведь долдон какой, -- возмущалась она. -- Пристал ко мне с какой-то статуэткой, "Летящий орел" называется, сделана в наполеоновской Франции, говорит, раритет, говорит, начало девятнадцатого века, говорит, серебряная, высота двадцать два сантиметра... Замучил. Да не видела ли, да не переставляла ли, да с какой я оттуда сумкой вышла... Тут я чуть в него не вцепилась. Он, правда, долго и занудно потом извинялся. А вы о чем тут говорили? Я же видела, он еще в коридоре все в твою сторону глазками стрелял. Он случайно к тебе не клеился? А то теща его покойная говорила, что он тот еще бабник.
   Интересно, что бы она обо мне подумала, увидев после короткого разговора с мужчиной с пачкой денег в руках.
   -- Да нет, узнавал кто я, где работаю -- короче, обычный треп. Он что, в какой-то серьезной фирме работает?
   -- Ага. Денег у него до фига, они там чего-то экспортируют. Мне покойница-[Author ID1: at Sun Jan 9 10:27:00 2005 ]теща говорила о нем, но я толком не запомнила.
   -- А как ты с тещей его познакомилась?
   -- Когда они кончили ремонт квартиры -- ты же видела, они объединили две в одну, сделали перепланировку и целые проспекты проложили, чтобы на коляске ездить можно было. Это года три назад было. Да, так вот, они приехали с вещами, там с ними была еще толпа грузчиков, и зять, и его жена, и два ихних киндера великовозрастных, и кот в клетке. Все суетились, а кот, его Барсик зовут, вопил, и Людмила Николаевна достала его из клетки -- успокоить хотела. Барсик перетрусил еще больше, и рванул в бега, так что догнать его не смогли. А вечером я его нашла в траве, в парке напротив, он был почти без сил и дался в руки. Я его погладила, успокоила и отнесла хозяйке. Так и познакомились. А потом она приглашала заходить, я ведь сюда часто ездила к бабушке, и я пару раз у сидела у Людмилы Николаевны, ждала, когда бабушку дома не заставала.
   -- А почему она сидела в коляске? Она что, парализованная была?
   -- Нет, ходить она могла, только ей это было очень трудно -- ноги опухли и болели, так что она с кресла своего почти не вставала. Телевизор не любила -- очень, говорила, тупыми стали передачи. Соседи ее практически не видели, и единственным, кто кроме меня наведывался к ней, был участковый. Тот к ней частенько заглядывал, она у него активисткой была. Помогла выжить со двора наркоманов, которые здесь кучковались. Она ведь чуть что увидит на мониторе подозрительное -- сразу в милицию звонит, а участковый все в бумажки вносит: "С участием привлеченной общественности..." Да и вообще, когда она это затеяла, здесь поспокойнее стало -- даже Колян твой стал потише, разборки в другом месте устраивает.
   -- Он не мой, он общий. А Колян, значит, маленький местный авторитет?
   -- Да какой он авторитет, так, шпана уличная. Видела, бритый? В армию скоро призывают, вот и гуляет с такими же. За ним какое-то хулиганство числится, вот он в армию и нацелился, чтобы под суд не попасть.
   На лестничной площадке обозначилось какое-то движение, зазвучали голоса, и Настя опять метнулась к глазку, всмотрелась, и сказала:
   -- А, легок на помине. Вон, глянь, участковый, про которого я только что говорила.
   Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку, где к двум качкам присоединился унылый субъект лет сорока пяти, о чьей принадлежности к силовым структурам свидетельствовал явно не первого срока носки мундир, сдвинутая на затылок фуражка и тощая папка из кожзаменителя в руках. Вид у него был какой-то некормленый. На фоне пары дежуривших на лестнице громил он явно не смотрелся, да и чувствовал себя в их присутствии как-то неуверенно. Увидев вышедшую Настю, а затем и меня, он приободрился, постарался придать себе донельзя официальный вид и представился.
   Оказалось, что унылого милиционера зовут Горюнов Вячеслав Викторович, что он местный участковый, имеет звание лейтенант, что его направили проверить сигнал о якобы имевшем здесь место смертоубийстве, и что он просит всех никуда не уходить до приезда следственной группы, каковая группа, наверное, уже в пути. По-моему, качки его просто не пустили в квартиру с трупом, и он ждал подкрепления, надеясь взять реванш.
   Тут на лестничную площадку вышел явно вытребованный качками Михайла Петрович, он без слов взял лейтенанта за локоть и, жестом велев качкам оставаться на месте, провел его внутрь. Дверь оставили открытой, и вскоре я увидела, как с телефона у дверей оживившийся участковый названивал начальству, а потом, выходя[Author ID1: at Sun Jan 9 10:34:00 2005 ], поклялся Михайле Петровичу, что костьми ляжет, а не допустит сюда никаких "Криминальных репортажей" с их телекамерами. Похоже[Author ID1: at Sun Jan 9 10:33:00 2005 ], его немного подкормили.
   Минут через пять после его ухода по лестнице поднялась опергруппа, целых четыре человека, двое [Author ID1: at Sun Jan 9 10:33:00 2005 ]в форме, и двое [Author ID1: at Sun Jan 9 10:33:00 2005 ]в штатском, кинолог с собакой, шествие замыкал участковый. Первым делом они мгновенно выставили всех из квартиры убитой, и поставили у дверей на страже того же самого Горюнова. На площадке стало тесновато. Вскоре вышел кинолог и увел свою собаку. Судя по его сумрачному виду, работы для его питомца там не оказалось.
   Оказавшись чуть [Author ID1: at Sun Jan 9 10:35:00 2005 ]ли не зажатыми в толпе дюжих мужчин, состоявшей из зятя, Семена Семеновича и четырех его подручных, мы с Настей собрались было вернуться к себе, но тут присутствующих стали по одному вызывать в квартиру. Первыми туда провели понятых из числа зевак, собравшихся перед подъездом. Затем куда-то был послан Горюнов. Потом в квартиру почему-то пригласили Семена Семеновича, следом за ним зятя, потом туда проникли двое ранее выставленных из нее подручных Семена Семеновича, а потом дошла очередь и до нас с Настей.
   Оперативник в гражданском проводил нас в комнату с мониторами. Зайдя, я увидела деталь, ускользнувшую от моего внимания раньше -- в окне комнаты, в нижнем левом углу, было небольшое отверстие. Я и сейчас-то заметила его лишь потому, что рядом с ней стояла теперь мерная линейка, на которую направлял фотоаппарат один из приехавших оперативников. Значит, пулю им найти не удастся, она ушла в окно.
   Нас попросили рассказать, как все было -- где стояли, куда смотрели, что видели. Особенно интересовались, не заметил ли кто статуэтку из белого металла, изображавшую, как было сказано, "птичку". Значит, статуэтку и в самом деле умыкнули, а не Семен Семенович для отвлечения Насти выдумал. Потом мы подписали наши скудные показания и были отпущены.
   Я почти уже вышла из комнаты в коридор, когда все вздрогнули от громкого писка. Он раздавался со стороны стола -- это вдруг ожил остававшийся все это время включенным компьютер. Экран монитора начал светиться, и на нем появилась горестная рожица эльфа, сообщившая по-английски, через динамики, и текстом по экрану, что представленный госпоже Liudik компанией DataSave лимит исчерпан полностью, в связи с чем доступ упомянутой госпожи к сайту компании в режиме "upload" приостановлен, и что указанной госпоже следует... Чего там ей следует, я не расслышала и не прочитала, потому что нас с Настей как раз в этот момент настоятельно попросили покинуть квартиру. Нам оставалось только подчиниться. Когда я уходила, кто-то сказал за спиной: "Это Интернет. Ее машина до сих пор к сети подключена". От этих слов мне почему-то стало немного не по себе. Человека уже нет в живых, а начатый им сеанс продолжался...
   Выходя из квартиры покойной Людмилы Николаевны, я столкнулась с оперативником -- он вел на расспросы Елизавету Юрьевну. Та была одета по-прежнему, но выглядела здесь совершенно естественно -- просто пожилая прислуга в богатом доме. Идеальная прислуга -- даже убийство хозяйки скорее встревожило ее, чем расстроило. Одно слово -- Снежная Королева.
   Вернувшись к себе, я твердо решила, на что потрачу часть оставленного мне аванса -- поставлю на дверной проем квартиры номер тринадцать стальную дверь. Самую лучшую, какую только смогу найти.
  

Глава третья, персональная, в которой моя персона страдает
от избытка внимания с одной стороны, и от его недостатка -- с другой

  
   Проснувшись утром на новом месте, я сладко потянулась, выбралась из-под спальника, который привезла с собой в одной из сумок и использовала вместо одеяла, поставила в проигрыватель диск с музыкой для аэробики. Пятнадцать минут разминки в постепенно нарастающем темпе, водные процедуры -- и я почувствовала себя полностью проснувшейся, веселой и голодной.
   Вчера, после этого кошмара, у меня хватило сил лишь на то, чтобы немного прибраться и сделать квартиру хотя бы отчасти пригодной для обитания. Капитальную уборку квартиры большинством в один -- мой -- голос было решено оставить до лучших времен, то есть я перенесла ее на завтра, на субботу. Сегодня же была пятница, и это было просто великолепно, и моя работа ждала меня.
   Стрелки часов едва подошли к восьми часам утра, до начала рабочего времени оставался час, до моего автосалона -- двадцать минут хода прогулочным шагом, и я вполне успевала позавтракать своим любимым фруктовым мюсли. Благо сходить вечером в магазин за углом я не поленилась. Позавтракав, одевшись и собравшись, я тщательно заперла дверь на оба замка, один из которых был совсем новым, и, мурлыкая легкомысленный мотивчик, направилась вниз. Новая, самостоятельная жизнь мне определенно нравилась.
   Но бывала ли когда в природе бочка меда без сопутствующей ложки дегтя? Для меня этой ложкой стал Колян, явно поджидавший меня в той же беседке. Когда я появилась из дверей подъезда, он высунулся из беседки, заулыбался, отчего стал выглядеть совсем ребенком, и это впечатление не могли испортить даже его внушительные габариты. Я попыталась не заметить его, но Коляна не так просто было сбить с толка -- он, явно надеясь на продолжение знакомства, догнал меня и пошел рядом.
   -- Привет. Ты чё, на работу?
   -- Здравствуй, Коля. Да, я на работу.
   -- Можно, я провожу?
   -- Коля, это чревато. Тебя может вызвать на дуэль кто-нибудь из моих многочисленных поклонников.
   -- У тебя чё, парень есть?
   -- И не один. Причем все со шпагами. Для дуэлей. Шпаги побежденных я складываю в штабеля. Два штабеля уже заполнила. Кроме того, прости, Коля, но для моего поклонника ты слишком молод. Я же старше тебя года на четыре.
   Но даже таким преувеличением моего возраста пробить толстокожего Коляна, питавшего в отношении меня планы, не удалось. Он радостно захихикал и заявил:
   -- Ничего страшного, старуха. Одним поклонником больше, одним меньше, твоя репутация не пострадает. Даже наоборот, завидовать будут. Я молодой поклонник, а такие нынче в цене. А насчет шпаг -- у меня тоже кое-что есть.
   С этими словами он достал из кармана складной нож и продемонстрировал мне.
   -- Немедленно убери, -- сказала я, на этот раз безо всяких шуток.
   Колян заюлил, заизвинялся, сказал, что носит для самозащиты -- "Или вот тебя защитить, если кто нападет" -- и без какого-либо вступления начал рассказывать о себе -- как окончил "на тройку" школу, хотел устраиваться на работу, но подрался, и даже порезал вроде бы кого-то, и, опасаясь мести обиженных, сдался военкомату. Скоро должны призвать в ряды. А пока вот с ножиком ходит.
   Под треп Коляна мы подошли к работе, и тут я уже жестко попросила его очистить горизонт. Понятливый Колян упрашивать себя не заставил и повернул назад, а я впорхнула в салон.
   Вообще-то назвать место моей работы автосалоном можно было только с изрядной натяжкой. Это был скорее магазин запчастей к иномаркам, оснащенный небольшим выставочным залом, в котором постоянно находились две-три наиболее популярные модели машин для клиентов средней состоятельности. Тех, кто изредка являлся сюда с честным намерением приобрести авто, отсутствующее в нашем ассортименте, отправляли к "бСльшеньким" -- так мы называли между собой головную контору нашей компании, располагавшую и настоящим автосалоном и всем, что требуется для ведения этого непростого бизнеса. А здесь была лишь одна из витрин, рассеянных компанией по городу.
   С возжелавшими приобрести ту или иную предлагаемую нами модель работала я. Могучий потенциал моей внешности и умение вести беседу позволяли мне расставаться добрыми друзьями даже с чересчур назойливыми клиентами. Если я работала с клиентом, то тот покидал салон или с документами на свежеприобретенную машину, или с впечатлением, что его здесь ценят и ждут. У меня и раньше получалось неплохо, а теперь, избавленная от утренней нервотрепки в метро и взбодренная прогулкой по утренней свежести, я просто лучилась энергией. Даже попавшийся мне при входе главный менеджер зала -- наш Бульдог -- остался доволен и даже соизволил пробурчать "Хорошо смотришься". Добиться от него большего смогла бы разве что инквизиция. И не раньше, чем на третий день допросов.
   Я быстренько переоделась, и за полным отсутствием клиентов присоединилась к скучающей Зойке. О, Зойка -- это отдельная песня. Она была какой-то дальней родственницей Бульдога, который и пристроил ее в салон. Зойка была совершенно неприспособленна к самостоятельной жизни, и на все претензии, от кого бы они ни исходили, отвечала "Мне душно в среднем классе", фразой из своего любимого фильма "Мышиная охота". Один из часто менявшихся продавцов, ненадолго переведенный сюда от "большеньких", намекнул мне, что была и еще одна причина -- Зойка раньше баловалась "травкой", и родня попросила Бульдога пристроить ее так, чтобы она постоянно была на глазах. Если бы Зойка больше следила за собой, и не носила одну блузку по три дня подряд, то могла бы выглядеть вполне привлекательно. У нее имелось определенное сходство с Мэрилин Монро, которое она всячески стремилась подчеркнуть и усилить. Зойка сидела на специально для нее изобретенной должности -- у компьютера, выдавая клиентам справки о наличии запчастей на складе фирмы. Раньше с этим успешно справлялся между делом продавец в отделе запчастей, и потому Зойкина работа была чистой воды синекура.
   Мой рассказ о переезде и об убийстве соседки взбудоражил обычно скучавшую на работе Зойку. Она жадно выпытывала детали, и комментировала мой рассказ междометиями и сентенциями в стиле "Богатые тоже плачут". Темы хватило до обеда, и когда мы отлучились из торгового зала в маленькую столовую для сотрудников, Зойка переключилась на меня. Вкушая пряные корейские салатики, доставляемые из ближайшего универсама, она расслабилась душой, а в такие моменты ее неудержимо тянуло поговорить. Сегодня она решила изложить мне свое представление о покупателях и, откинувшись на спинку кресла, разглагольствовала, помахивая в воздухе пластмассовой вилкой:
   -- Все они по большому счету козлы. Умный мужик покупать здесь не станет, как говорит Хрюн, "никада-ничаво". А тех, которые сюда все-таки заходят, я лично делю на три категории. Первая -- это мужик, который, сунувшись сюда, допустил ошибку, но огляделся, все осознал и исправил, тут же выйдя отсюда вон. Вот он и есть клиент, жаль, правда, что не наш. Если повезет, мы его направляем к "бСльшеньким". Второй класс -- это "клюент", от слова "клюнул". Узрел, глаза загорелись, вынь ему сейчас, да положь. "Клюент" -- зверь редкий, сейчас почти совсем вывелся, потому что на прилавках везде одно и то же. Вот этот-то редкий "клюент", которого ты окучиваешь, и позволяет нам хоть как-то оправдывать нашу зарплату (тут она хитро подмигнула мне). А есть еще третья категория, самая себе на уме. Это "клеенты" -- от слова "клеить" или "клеиться". Им плевать на наши товары, их интересуем мы, честные девушки. К таким относится, например, твой обожатель. Какой ты ему сегодня раз про "шестерку" Ауди рассказывать будешь? Третий? Четвертый? Ах, пя-я-я-ятый... Он что, совсем тупой у тебя? Чего-то не понял с первого или там третьего раза? Нетушки, не "шестерка" ему нужна, а ты. Он на тебя глаз положил, и не думай, что никто этого не замечает. Да и тебе он, по-моему, приглянулся. Ну, не на-а-а-а-а-до, не н-а-а-а-а-до, все мы люди... Как его, к стати, зовут? Четыре раза про "ауди" рассыпалась, а имя не спросила? Ты вообще что-нибудь о нем знаешь? Может, он голубой? А то почему он ни разу тебя даже полапать не попробовал...
   Зойка зациклилась на теме, и разговор стал перерастать из обеденного трепа в допрос с пристрастием, с перспективой превращения в инструктаж по методам "курощения" сильной половины рода человеческого. Следовало живенько закругляться. Просто так остановить Зойку сложно, поэтому я применила обходной маневр: сказала, что помою посуду и понесла к мойке свою тарелку, прихватив заодно уж и Зойкину. Этот прием срабатывал безотказно, заставляя Зойку менять тему -- сначала на уговоры не мыть ее тарелку, а затем на изъявления благодарности -- все в магазине знали, что Зойка просто не выносит мыть посуду.
   Нужно сказать, что поднятая Зойкой тема заставила-таки меня дрогнуть изнутри. Дело в том, что уже две недели в салон наведывался посетитель, относящийся по Зойкиной классификации к "клеентам". Молодой мужчина, на вид лет тридцати-тридцати двух, чуть выше меня ростом, одет просто, но не дешево и со вкусом, тонкие черты лица, очки и несмываемая печать интеллигентности. Он был обаяшка и действительно нравился мне своей внутренней мягкостью, но не мягкотелостью. У мужчины должен быть внутренний стержень, основа его личности. Слабые пытаются подменить такой внутренний стержень болтливостью, а также мнимым или реальным богатством, успехом, агрессивностью или причастностью к сильным мира сего. Этому моему посетителю не требовалось изображать внутренне сильного человека, он был внутренне сильным. И в то же время мягким. Всегда о таком мечтала, и вот моя мечта, кажется, начала сбываться.
   Единственное, что мне в нем не нравилось, это неопределенность его намерений в отношении меня. Вот уже два вторника и две пятницы подряд он появлялся в три часа дня в салоне и призывал меня к исполнению служебных обязанностей, то есть подходил ко мне и с очаровательной улыбкой просил показать стоявшую на экспозиции "Ауди А6" и рассказать об этой машине. Не сводя с меня глаз, он внимательно выслушивал рассказ о четырех типах коробки передач, устанавливаемых на этой модели, и о преимуществах использования дизельного двигателя с вариатором "Малтитроник", принимал от меня рекламный буклет с описанием этой модели, затем вежливо благодарил и удалялся. И никаких попыток наладить общение или пригласить меня куда-нибудь, так что у Зойки были все основания для ее вопросов и недоумений.
   Приближались заветные три часа. Я заняла исходную позицию в кресле, неподалеку от Зойкиного столика с компьютером. У Зойки на руке запиликал будильник электронных часов, и она ужасным шепотом произнесла: "О дух, явись, явись!.." Тоже, наверное, в каком-нибудь фильме подсмотрела. Я напряглась, но ничего не случилось. Не отворилась потихоньку калитка, не появился мой суженый-ряженый. Не появился он и через пятнадцать минут. Зойка с ее будильником была посрамлена, но радости от этого я не ощутила. Наоборот, возникло чувство, что я потеряла что-то очень мне дорогое, к чему успела привыкнуть, и что успела даже полюбить. Поймав себя на последней мысли, я встрепенулась, сопритюкнулась и провела остаток рабочего дня в обычном режиме, но душевный покой был утрачен безвозвратно.
   Когда я вышла в шесть вечера из салона, от скамейки у входа в салон отделился Колян и молча пристроился рядом со мной. На кистях обеих его рук был наклеен пластырь -- наверное, опять с кем-то что-то не поделил. Колян был неразговорчив, наверное, почувствовал, что у меня нет настроения, и потому не болтал, просто шел рядом, отстав только перед самым входом во двор. Оказалось, что он приготовил мне сюрприз. У дверей подъезда меня поджидал его верный малолетний Санчо Панса, державший в руках странное приспособление -- большую сетку-"авоську", в которую был положен кусок картона, а на картоне сидел взъерошенный Барсик. Вид у него был ошалелый. Так вот откуда у Коляна те заклеенные пластырем царапины -- он, оказывается, кота ловил.
   Пацан протянул мне авоську и сказал:
   -- На, это тебе. А если не хочешь, я его отпущу.
   Я заставила себя улыбнуться, и ответила:
   -- Спасибо, я возьму. Пойдем, я тебе сетку освобожу.
   -- Ага, пойдем. А меня Вовка зовут.
   Мы поднялись ко мне в квартиру, я отпустила кота, который немедленно забился под кровать и заорал оттуда угрозы возможным врагам, отдала авоську Вовке и закрыла за ним дверь. Так, трудовая неделя закончена, теперь можно будет заняться бытом. И для начала следовало обеспечить комфорт зверю. Переодевшись попроще и прихватив деньги и сумку, я обежала округу, запаслась продуктами для себя и Барсика, а последнему заодно прикупила ванночку, и увесистый пакет лучшего, по мнению рекламы, наполнителя для кошачьих туалетов "Катсан".
   Вернувшись, я устроила коту туалет в ванной, поставила для него блюдца на кухне, и открыла для этой лохматой мордочки банку с кошачьими консервами. Чем бы он ни питался раньше, теперь ему придется есть то, что дают. Кот начал уже осваиваться с квартирой, и даже потерся мне о ноги, после чего, распушив хвост, с достоинством подошел к поставленным для него блюдцам с кормом и поел. Вот и подружились. Теперь еще нужно маму начать готовить к тому, что через полгода я вернусь не только со шкафом, но и с четырехлапым прибавлением семейства.
   Я решила отзвонить прямо сейчас -- рассказать, как прошел первый день на новом месте и сказать, что завела кота. Через полгода она как раз успеет привыкнуть к этой мысли. Мама вчера мне не звонила -- даже на мобильник. Обижается, наверное. Главное, не проговориться об убийстве соседки, тут начнутся такие переживания, что сто раз пожалеешь. Мама и так с пол-оборота заводится и работает на воде, а уж если в этот вечный двигатель бензинчику капнуть...
   Мама подняла трубку сразу, и оказалось, что она даже не сердится на меня. А не звонила она потому, что вчера вечером неожиданно вернулся из командировки отец. Его по каким-то делам срочно вызвали в Москву. Сейчас он спит, плохо переносит смену часовых поясов, а потом позвонит и поговорит. Насчет кота -- о чудо! -- она сказала "Посмотрим". Я продиктовала маме свой новый номер телефона, и разговор завершился. Как удачно я позвонила! Мама всегда жутко переживает за уехавшего папу, а сейчас он возвратился, и она в эйфории сдала без боя крепость, за которую в другое время пришлось бы пролить немало крови.
   Устроив котские дела, я поужинала и уселась за ноутбук -- требовалось найти стальную дверь. С замками понадежнее. Предложений в Интернете было хоть отбавляй, и основным вопросом, как нередко случается в наши дни, стал вопрос выбора. После изучения предложений, я остановилась на дверях "Барс" -- в честь ставшего моим кошары.
   Позвонила, хотя время шло уже к семи часам, и на мое счастье, ответили. Оказалось, что фирма работает без выходных, и у меня готовы принять заказ. Почувствовав, что я не придаю особо большого значения стоимости, женский голос на другом конце провода оживился и дверь мне пообещали знатную -- с двойным притвором, противосъемными анкерами, уплотнителями по контуру и другими наворотами, а потом диспетчерша разошлась, и я едва отбилась от восхитительной итальянской двери из бронестекла с односторонней прозрачностью, стоимостью в половину данного мне зятем аванса, которую наследники Древнего Рима могли мне сделать на заказ за каких-то три месяца. В конце концов, мы договорились, что в понедельник вечером ко мне придет мастер, все обмерит и окончательно подсчитает.
   Завтра мне предстояла генеральная уборка, поэтому я решила получше выспаться, но не тут-то было. Сначала взвыл и начал скрестись, просясь на улицу, наевшийся кот. Пришлось выпускать, в надежде, что кто-то откроет ему дверь внизу, и что он вернется. Потом я долго пыталась заснуть, но не получалось. Мысли все время возвращались к убийству Людмилы Николаевны. Вчерашние события отодвинулись уже в прошлое, и я могла думать о них более спокойно. И чем больше о них думала, тем меньше они мне нравились, если такое вообще возможно.
   Поскольку заснуть никак не удавалось, я попробовала мысленно восстановить последовательность событий. Итак, вот я приезжаю. Настя видит меня на мониторе в кабинете Людмилы Николаевны, и несется вниз по лестнице встречать. Выскочив, она оставляет дверь незакрытой буквально на считанные секунды -- не будем пока думать, как и почему в створку двери попал тапочек, -- и именно в этот момент из воздуха материализуется готовый к убийству злодей, в его руке пистолет с навинченным, как в кино, глушителем, он входит в комнату, смещается влево вдоль стены так, чтобы Людмила Николаевна оказалась между ним и окном, стреляет, хватает статуэтку "Летящий орел", двадцать два сантиметра в высоту, серебро и тэдэ, -- и вместе с ней дематериализуется, потому что навстречу нам он не попался.
   Он должен был заранее знать и о том, что я приеду, и о том, что, Настя побежит встречать меня, и что она оставит дверь незакрытой. А ведь Настя вполне могла ждать меня на улице. Мало того, мы так и договаривались. И как он смог предвидеть незакрытую дверь? Прямо мистика какая-то. Звездочет какой-то с чулком на голове и с пистолетом в руке.
   А куда он делся после убийства? Если он не пошел вниз, то должен был либо спрятаться в квартире, либо уйти в другую квартиру на этом этаже, либо подняться в какую-то квартиру выше, либо исчезнуть через окно или чердак. Последнее наиболее вероятно, потому что спрятаться он не мог, да и в окно с четвертого этажа не особо сиганешь. Так что, скорее всего, он должен был уйти через чердак и выйти в другом подъезде. Да, случайностями здесь и не пахнет. Может быть, зять покойной не так уж и неправ. И очень права я, не пожалев денег на стальную дверь.
   С этой успокаивающей мыслью я, наконец, заснула. Мне приснилась статуэтка "Летящий орел", сидевшая почему-то в птичьей клетке и с ужасом смотревшая на озверелого кота Барсика, пытавшегося дотянуться до нее лапой, а над всем этим парил с ореолом над головой и в ангельских одеждах Колян.
  
   Глава четвертая, познавательная, в которой я узнаю много нового о творчестве Бенвенуто Челлини и способах добычи хлеба насущного отдельными особями московских голубей
  
   Утром я проснулась от не очень громких, но назойливых стонов, перемежающихся с коротким, но интенсивным шипением. Солнце уже поднималось над горизонтом, подсвечивая верхние этажи новостройки напротив, но было еще рано. Минуту я лежала, приходя в себя и прислушиваясь. Стоны почему-то доносились с двух сторон сразу -- из окна и от двери, а шипение -- только от окна. Заинтригованная, я накинула кофту и выглянула в окно. Стоны издавала дворничиха, натужно шаркавшая метлой по асфальту прямо у меня под окном. Она не очень твердо держалась на ногах, но мужественно исполняла свой служебный долг. Махнув метлой еще пару раз, она сочла работу сделанной и неверной походкой направилась в подвал.
   Теперь стоны доносились только от двери. Я оделась в спортивный костюм и подошла к глазку. У двери напротив крутился и орал Барсик. Вернулся, бродяга. Я приоткрыла дверь и позвала зверя. Тот перестал орать, выгнул спину, распушил хвост, с достоинством пересек площадку и вступил в квартиру. Привыкай, дружок, теперь ты здесь живешь.
   Покормив кота, я привела себя в порядок, позавтракала и стала планировать день. Начать следовало с мытья окон, потом промыть всю квартиру, и уже потом начинать помаленьку выносить на помойку загромождавшее ее "движимое имущество". Что смогу -- выброшу сама, что не смогу -- вынесут через полгода грузчики.
   Итак, цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи.
   Запасшись ведром, тряпками и найденным в кладовой средством для мытья окон, начала с кухни. Я успела довести до кондиции одну створку окна и приняться за другую, когда внизу обнаружилось какое-то движение. Глянув вниз, я увидела Коляна в сопровождении пары стриженых дружков и неизменного Вовки. Увидев, что они обнаружены, Колян приветливо помахал мне рукой, а дружки радостно заржали. Один сказал:
   -- Клёвая чувиха! Эй, Колян, если позовет спинку потереть, меня тоже пригласи!
   Николай вцепился в охальника, который слабо отбивался и вопил: "Ну ты че, шутки понимать перестал!". С шумом и руганью, компания скрылась за углом.
   Этажом ниже с шумом распахнулось окно, и из него высунулась юркая старушонка -- та самая, что мелькнула на нашей лестничной площадке в день убийства. Выражение на ее лице было исключительно вредным. Проводив взглядом уходящую компанию, старушонка подняла очи, узрела меня и, кажется, сообразила, что и "клёвая чувиха", и последующее относилось вовсе не к ней. И если она сама не была склонна принимать утренние серенады Коляновых дружков, то еще меньше она желала, чтобы их исполняли кому-нибудь другому. И старушонка завопила так, что с соседнего дерева поднялись на крыло вороны:
   -- Эй, ты чего там воду льешь?! Ты чего грязь разводишь?!
   От такого нахальства я на мгновение онемела, но меня выручила природная жизнерадостность, и я завопила в ответ, правда все-таки тише склочной соседки:
   -- Ой, бабуля, ведро опрокидывается, сейчас польет, прячься!
   Бабка с шумом захлопнула окно, а я расхохоталась.
   Через минуту в дверь позвонили. Наверное, бабка снизу доскандаливать пришла. Звонок не умолкал, пришлось пойти и открыть дверь. Я выглянула и обнаружила за дверью вовсе не юркую старушонку, а вполне благообразную даму, в которой с удивлением узнала Снежную Королеву -- мою соседку Елизавету Юрьевну. Но как же она изменилась! Куда подевалась гордая и надменная горничная из графского замка! Передо мной стояла милая пожилая женщина, которая по-прежнему напоминала учительницу, но не строгую классную даму, а добрую воспитательницу начальных классов, готовую вместе со своим классом приступить к генеральной уборке. На ней был халатик, в руках ведро с тряпками и каким-то моющим средством.
   -- Здравствуйте, -- промямлила я, и Елизавета Юрьевна по-доброму улыбнулась мне и ответила:
   -- Здравствуйте, Асенька. Я к вам. Увидела, что вы окна моете, и решила вот помочь.
   -- Да нет, не нужно! Зачем? Извините, для меня это все как-то неожиданно.
   -- Асенька, разрешите, пожалуйста, мне войти, и я все объясню.
   -- Пожалуйста, -- я посторонилась, и Елизавета Юрьевна вошла.
   Она направилась прямиком на кухню; мне оставалось только последовать за ней в полном недоумении. Поставив ведро, она заметила Барсика и улыбнулась ему:
   -- Так вот ты где прижился! А я боялась, что совсем убежал.
   Потом она повернулась ко мне.
   -- Асенька, Михаил Петрович говорил вам обо мне, он же рассказал мне о вас и просил всячески вам помогать. Он, конечно, имел в виду не уборку дома, но поймите -- это убийство поломало всю мою жизнь. Людмила Николаевна была для меня не просто работодателем, мы были почти подругами. После ее убийства я оказалась не у дел, я практически ни с кем здесь не знакома, мне просто некуда пойти и нечем заняться. А тут возвращаюсь из магазина, и вижу, что вы начали мыть окно на кухне. Вот и решила -- и вам помогу, и сама немного отвлекусь. Не откажите старухе, разрешите помочь вам.
   Эта женщина явно не привыкла просить, и потому ее просьба прозвучала особенно трогательно. Я не могла отказать ей -- и согласилась. Елизавета Юрьевна сразу же оживилась, заулыбалась, и мы быстренько распределили участки -- я продолжаю мыть окна, а Снежная Королева займется полами и протиркой пыли.
   Тут в дверь снова зазвонили -- по ту сторону дверного глазка маячила юркая старушонка снизу.
   -- Соседка снизу, -- пояснила я Елизавете Юрьевне. -- Кричит, что я грязь развожу. Ругаться пришла.
   -- Асенька, позвольте мне с ней поговорить.
   И, не дожидаясь моего ответа, она открыла дверь и шагнула на лестничную площадку. Не знаю, как и о чем говорила Снежная Королева с вертлявой склочницей, общение их шло тихо и без криков, но секунд через пятнадцать их разговор закончился, и когда Елизавета Юрьевна шагнула назад, в квартиру, на лице соседки снизу застыла какая-то подобострастная и озадаченная улыбка. Такая улыбка могла бы появиться на морде болонки, бросившейся за угол, чтобы облаять скрывшегося там котенка, и оказавшейся вдруг перед оскаленной пастью бультерьера. Да, Снежная Королева была человеком далеко не простым.
   Вдвоем мы справились с квартирой за полдня. Елизавета Юрьевна была в прекрасном расположении духа, все время шутила и вообще оказалась прекрасной собеседницей. О чем мы с ней только не болтали. Я рассказала о том, как мы с Настей играли здесь. Оказалось, что у Елизаветы Юрьевны были хорошие отношения с Настиной бабушкой, и они общались до самой бабушкиной смерти. Мы еще много о чем говорили. По-моему, она просто изголодалась по нормальному общению.
   Она ушла к себе, когда влажная уборка квартиры была практически завершена. Оставались не разобранными антресоли, кладовка и содержимое шкафов. Господи, сколько же там было всякого хлама! На мое счастье, там же обнаружился немалый запас полиэтиленовых пакетов. Разборку я начала с кладовой. Я заполняла пакет за пакетом накопившимся за десятилетия хламом и перетаскивала их поближе к дверям квартиры. В кладовке оставила только то, что могло пригодиться Настене -- два десятка рулонов простеньких обоев, обойный клей, полмешка цемента и всякую строительно-ремонтную мелочь. Насте еще здесь ремонт делать, пусть лежит, авось в дело пойдёт. Зато освободилось много место на полках, и я могла здесь уже что-то разместить.
   Разборку антресолей я оставила на завтра, но подготовленное для выброса добро решила перетаскать на помойку сегодня же. Прикинула, что потребуется не меньше восьми ходок, но зато в квартире станет легче дышать. В первый рейс я прихватила растрескавшиеся лыжи и пару пакетов, совершенно не подумав, что явление на улице жарким майским днем девушки в спортивном костюме и с парой лыж на плече может вызвать нездоровое оживление публики. Двор, к счастью, оказался практически пустым -- дачный сезон был уже в полном разгаре, и исход народа на дачи состоялся вчера вечером и сегодня ранним утром.
   Закончив рейсы, я приняла душ, оделась и собралась было отобедать, когда опять раздался звонок в дверь. Выглянув в глазок, я увидела Елизавету Юрьевну.
   Когда я открыла дверь, соседка улыбнулась и сказала:
   -- Ася, хочу вас на пироги пригласить. Вы ведь еще не обедали?
   -- Вы пироги печете?
   -- Да, я люблю готовить. Пойдемте, чайку с пирогами попьем, поговорим, я вам свои альбомы покажу.
   -- Семейные фотографии?
   -- Нет, альбомы по искусству. Пойдемте, пойдемте.
   -- Хорошо, только дверь закрою.
   Через минуту мы уже сидели на чистенькой кухне Елизаветы Юрьевны и смотрели, как темнеет, завариваясь, чай в китайских заварных кружках. Пирожки Елизаветы Юрьевны получились славные, с хрустящей корочкой. В первой извлеченной из духовки партии пирожки были с фаршем, потом последовали с вареньем и с творогом. Вкуснятина необыкновенная!
   Я с удовольствием потребляла стряпню, а Елизавета Юрьевна рассказала мне немного о себе. Она оказалась биохимиком, кандидатом наук, корпела в каком-то закрытом НИИ. Был сын, родился поздно, родители в нем души не чаяли, но он погиб в Афганистане, а через два года после смерти сына умер и муж -- о нем она сказала "сжег себя на работе". Жила как во сне, а потом настали времена, когда и НИИ стал сокращать штаты, освобождая площади коммерческим структурам. В число сокращаемых попала и Елизавета Юрьевна. Она с горечью говорила:
   -- Кому я нужна в этом возрасте? Спасибо, что хоть в прислуги попала в хорошее место. Людмила Николаевна и хозяйкой была хорошей, и человеком добрым, мы почти дружили. Она платила хорошо, мне хватало, я даже откладывать что-то могла и покупать иногда альбомы по искусству. Да, вы же не видели еще мою библиотеку... Пойдемте, там есть очень интересные издания.
   Доев очередные пирожки, мы перешли в гостиную, в которой изрядно места занимали застекленные книжные полки с альбомами. Там были преимущественно недешевые западные издания по искусству Франции, Италии, Голландии... Было несколько альбомов и по восточному искусству -- Индия, Китай, Япония. Елизавета Юрьевна усадила меня на диван и поинтересовалась:
   -- С чего начнем?
   -- А что вам самой больше всего нравится?
   -- О, мои любимцы -- Микеланджело, Боттичелли, Дюрер и Бенвенуто Челлини. Последний -- мое особое пристрастие. Он был маньеристом -- так называют художников 16 века, которые особенно остро чувствовали трагичность бытия, неотвратимо накатывающийся вал времени, они сочетали в своих творениях изящность и манерную изощренность форм с глубокой трагичностью смысла. Я прочла его мемуары -- он великолепно передал дух времени, и его творчество стало с тех пор близким и понятным мне. Вот, посмотрите -- это его знаменитый "Персей". Это же ювелирное изделие -- но гигантских размеров. Кстати, Челлини на самом деле был прекрасным ювелиром. Он создал множество драгоценностей, но почти ничего не дошло до нашего времени. Некоторые старинные украшения приписывают Челлини, но в точности его авторство не установлено. Есть, правда, исключения. Вот, смотрите, это знаменитая солонка Франциска I. А сейчас я покажу вам сейчас одну очень редкую репродукцию.
   Она подошла не к полкам, а к столу, и вернулась с уже раскрытым альбомом. Со страницы на меня смотрел изготовленный из золота страшный лик получеловека -- полульва. В глазницы были вставлены небольшие красные камешки, пасть открыта, чудовище как будто кричало, из пасти высовывался язык, также сделанный из какого-то красного камня или эмали, вокруг головы вилась небольшая грива. От изображения веяло какой-то первобытной жутью, мастер великолепно передал ярость, ненависть и в то же время какую-то дикую красоту человекозверя.
   -- Это мантихора, -- сказала Елизавета Юрьевна. -- Жуткая тварь, верно? Но посмотрите, с каким невероятным, практически недостижимым для человека мастерством она сделана. Это чудовище стало мне ближе, когда я покопалась в посвященных ему мифах. Мантихор рисуют с телом льва и хвостом скорпиона, говорят, они любят пожирать людей, потому их нередко изображают с человеческой рукой или ногой в пасти. И лишь в одной книге мне удалось найти такую любопытную подробность -- сами мантихоры, несмотря на их ужасный облик, тело льва и хвост скорпиона, людей не убивают. Нет, мантихора издает крик, ужасный крик, который не слышен людям, но порождает в их душах ненависть и пробуждает самые низкие чувства. И люди сами убивают себе подобных, а потом приходит мантихора и пожирает трупы. Кажется, все мы в той или иной мере услышала крик мантихоры... Ой, извините, кажется пирожки подгорают.
   С этими словами она вышла на кухню, оставив меня наедине с альбомами. Справа от дивана стояла стенка, а на ее полке лежал еще один альбом -- простой фотоальбом, куда счастливые семьи вклеивают свои фотографии. Я протянула руку и достала этот увесистый томик. Наверное, это было бестактно, но после жуткой физиономии мантихоры и странного рассказа хозяйки альбома у меня пропало всякое настроение рассматривать произведения искусства. Хотелось чего-то попроще, из жизни.
   Я раскрыла фотоальбом и увидела, что это не семейный, а так называемый "дембельский" альбом, который оформляют солдаты в последние полгода службы. Там были фотографии взвода, а вот сын Елизаветы Юрьевны в кругу друзей, он похож на мать и его легко узнать, вот солдаты на стрельбище, вот они же в горах, вот он с другом у маленького деревца, которое они как будто садят, но вместо лопат у них автоматы, и они смеются этой незамысловатой шутке, вот вид на какие-то кишлаки, сверху, вот забавный старик на ослике, хохочет во все горло, и ишак орет...
   -- А вот этот альбом, Асенька, смотреть не нужно.
   Я вздрогнула. Елизавета Юрьевна бесшумно подошла ко мне и стояла рядом. В ее серых глазах застыла боль. Она протянула руку и забрала у меня фотоальбом.
   -- Простите, Асенька, но я сама стараюсь не открывать этот альбом. Это очень личное. Пойдемте лучше пить чай, там как раз поспела новая порция пирожков.
   Когда, после чая, я стала прощаться, Елизавета Юрьевна призналась:
   -- Вот посидели с вами, поговорили, и как-то легче стало. Как я теперь одна жить буду? Вы уж не забывайте старуху, заглядывайте, а если что нужно будет, обращайтесь не задумываясь...
   После чаепития мне захотелось прогуляться на свежем воздухе, и я решила поближе познакомиться с окрестностями, заодно и пройтись по окрестным магазинам и. Со времен моего детства здесь многое изменилось. Прихватив деньги и сумку, я вышла во двор и лицом к лицу столкнулась с Коляном.
   -- Привет! В магазин пошла? Давай, провожу.
   -- Знаешь, Коля, я как-нибудь сама по себе. Хватит уже хвостом за мной ходить.
   Колян не стал настаивать на глазах у любопытных бабок, стайка которых приближалась к нам, навострив уши, со стороны дальнего подъезда. Он обиженно бросил:
   -- Ну, как знаешь.
   И мстительно добавил:
   -- Только мимо новостройки не ходи. На Прошку нарвешься.
   -- Ты его боишься? Кто он, этот Прошка?
   -- А вот сходи туда, и сама все узнаешь.
   С этими словами Колян развернулся и, сунув руки в карманы спортивных брюк, исчез в соседнем подъезде.
   С недоумением посмотрев ему в след, я развернулась и пошла, не торопясь, в свой поход по округе. И, разумеется, ноги сами привели меня к той самой новостройке. Вот уж воистину, кошку губит любопытство.
   У Елизаветы Юрьевны я налегала преимущественно на сладкие пирожки, и сейчас желудок просил чего-то более существенного. Я купила "хот дог" с горчицей и кетчупом. Меланхолически жуя заморское яство, я приблизилась к грудам щебня, песка и бетонных блоков, окружавших строительную площадку нового дома. Где-то здесь и должен был подкарауливать меня ужасный Прохор, которого, судя по всему, опасался и сам Колян. Но поблизости никого не наблюдалось, все одноглазые разбойники и одноногие пираты явно были заняты своими темными делами где-то на стороне. Разве что считать пиратом сторожа-таджика, который как раз выбрался из бытовки и, приложив руку козырьком, всматривался в мою сторону.
   Заметив, что я смотрю в его сторону, таджик замахал мне рукой, и что-то гортанно закричал, из чего я разобрала только "шайтан". Чего это он ругается, нельзя ходить здесь что ли? От его крика взмыли в небо голуби, чем-то мирно лакомившиеся до того в стоявшем поблизости мусорным баке. Таджик опять принялся вопить. Да успокойся ты, я же не захожу на стройку, здесь тропинка, все ходят.
   Кстати, так и до работы можно быстрее добираться. А Колян, зловред этакий, не сказал, что стройка снесла часть гаражного кооператива и освободила проход в сторону метро. Сторож все орал мне что-то, через слово поминая "шайтана". Я приветливо помахала ему левой рукой, а правой собиралась отправить в рот недоеденный "хот-дог", как вдруг что-то смачно шлепнулось прямо на кисть правой руки. По ней заструился потек жидкой птичьей "капли". Усевшиеся поблизости на бетонные плиты голубки одобрительно заворковали. Таджик махнул рукой и удалился в бытовку. Я подняла глаза и увидела, что надо мной выписывает круги здоровущий сизарь, явно намереваясь повторить прицельное бомбометание. Я отбросила то, во что превратился "хот дог", и голубки тут же метнулись к нему. Неподалеку приземлился и совершенно переставший обращать на меня внимания сизарь. Что же, будем знакомы, Прохор. Он же "шайтан". Колян прав, ходить здесь следует с осторожностью. Я, как могла, почистилась, и, потеряв всякий интерес к прогулке, отправилась домой.
   На Коляна я не злилась -- судя по тому, как он говорил мне о Прошке, он и сам стал когда-то жертвой коварства этого главы голубиного семейства. Я здесь еще новенькая, а с новичка шкурку дерут. Хорошо бы, все мои неприятности закончились этой встречей с Прошкой, сказала я себе. Но внутренний голос что-то не торопился заверить меня, что так оно все и будет.

Глава пятая, успокоительная, в которой кот обретает вечный покой, а меня пытаются успокоить довольно неожиданным способом

  
   В это раннее воскресное утро меня разбудили вопли Барсика. Свободолюбивое существо рвалось на волю, в пампасы. Я быстренько приоткрыла дверь и спровадила пушистого скандалиста.
   Спать уже не хотелось. Я поставила греться чай и приступила к утренней программе -- аэробике и водным процедурам. А потом, пригревшись за чашкой чая на солнышке, я приняла эпохальное решение -- сегодня я ленюсь. Вчерашние разборки с хламом не прошли для меня даром, потому следующий штурм залежей я решила перенести на следующие выходные. А сегодня я просто отдохну -- впереди полноценная рабочая неделя.
   Лениться я собиралась довольно интенсивно. Во-первых, нужно было съездить к маме. Мне хотелось пообщаться с родителями и забрать кое-что из книг и тряпок. Маму, несмотря на ее постоянные тревоги и переживания, я очень люблю, да и с папой хочется поговорить, пока его в очередную командировку не угнали. Не так уж часто он дома бывает. Мама даже когда-то подозревала, что он на два дома живет. Во-вторых, вернувшись от мамы, я собиралась освоить рекламные буклеты с описаниями новых моделей машин. Дело в том, что "большенькие" собрались обновить на следующей неделе экспозицию нашего салона. Если опять объявится мой "клеент", то его ждет сюрприз -- я есть, а "Ауди А6" нет. Пусть определится, что ему нужно. В любом случае, мне не придется повторять одно и то же в пятый раз.
   Пока я езжу к маме, кошаре, если возвратится, придется подождать на лестничной площадке. Весна, и коту, конечно, не хочется дома сидеть, но весна -- она и людям весна. Одевшись для улицы и накинув легкую белую курточку, я взяла сумочку, прихватила одну из своих спортивных сумок для шмоток и отправилась к маме.
   В мамином дворе мое появление вызвало оживление среди скамеечных старушек. Оно и понятно, скучно им, не будь меня, только о сериалах бы и говорили. По-моему, в сознании наших старушек сериалы прочно слились с действительностью. Я так и не поняла до конца, о ком почтенное общество говорило -- действительно обо мне или о какой-нибудь очередной страждущей рабыне Изауре: "Скорбная идет... С единой котомочкой... Омманул, обобрал и бросил...". Глядели они при этом почему-то на меня.
   Мама встретила меня так, будто я и не уезжала, то есть немедленно вывалила не меня целую кучу опасений. Она старалась уберечь меня от возвращения в вертеп и логово. Постаравшись успокоить ее и настроить на позитивный лад, я поговорила с папой. Тот пребывал в полном недоумении. Его вызвали посреди командировки, в самый разгар работы. Как говорилось в телеграмме, "связи возникновением срочной производственной необходимости". Вместо него направили коллегу. Когда же отец, возвратившись, стал звонить начальству и друзьям, то выяснилось, что никого из начальников нет дома. Друзьям и коллегам ни о какой такой необходимости ничего неизвестно. Он надеялся, что завтра все разъяснится. Мне он привез любимых кедровых орешков. Мама же о папиных проблемах не волнуется -- она верит, что он сможет справиться с любыми проблемами, главное, чтобы он был рядом.
   Поговорив с родителями до обеда, а заодно и пообедав с ними, я собрала книги, вещи, и приготовилась к выходу. Тут мне почему-то вспомнился рассказ Елизаветы Юрьевны. Я заглянула в любимую книгу детства -- двухтомную энциклопедию "Мифы народов мира". К моему немалому удивлению, во втором томе между статьями "Манто" и "Ману" никакой "Мантихоры" не оказалось. Не было ее и в указателе. Или это не миф, или сочинен он не народами мира. Нужно будет поискать в Интернете.
   Полная сумка на моем плече подтвердила самые худшие подозрения дворовых старушек: "Уже вещи из дома потащила...".
   Поймав машину, я без каких-либо проблем добралась до дома. Настроение было по-весеннему безмятежным. Все заботы на сегодня отошли в прошлое. Впереди меня ждал отдых, потом я собиралась поискать в Интернете информацию о таинственной мантихоре, а на сон грядущий поработать с рекламными буклетами. Я весело забралась на свой четвертый этаж, и только тут, подняв взгляд, увидела, что над лестничным пролетом висит что-то бесформенное, вроде разлохмаченного куска ветоши. Мне понадобилось секунды две, чтобы сообразить, что передо мной мой кот Барсик, что он мертв, подвешен на закрепленной где-то выше проволоке, и что в оскаленные зубы ему всунута аккуратно сложенная бумажка.
   Я не склонна к истерике, но в тот момент я была на грани срыва. Я бросила сумку, метнулась к двери Елизаветы Юрьевны и забарабанила в нее. Она открыла не сразу, наверное отдыхала. На Снежной Королеве был синий шелковый халат, расшитый разноцветными хризантемами и бабочками. Она вопросительно посмотрела на меня и спросила:
   -- Асенька, что случилось?
   У меня перехватило дыхание, я просто схватила ее за руку и подвела к висящему коту. Моя решительная соседка быстро оценила ситуацию. Она недрогнувшей рукой освободила бумажку из кошачьих зубов, развернула ее, глянула, и передала мне. Затем поднялась на пятый этаж и отвязала проволоку. После этого она сказала негромко:
   -- Ася, в моей квартире слева от двери стоит тумбочка. На ней газеты. Возьмите одну и примите тело.
   Действуя как под гипнозом, я взяла газету, и только тут заметила, что продолжаю держать в руке переданную Елизаветой Юрьевной бумажку. Я свернула ее, сунула ее в карман пиджака, взяла газету и вернулась на лестничную площадку. Елизавета Юрьевна жестом велела мне подставить газету, и тело безвременно покинувшего меня кота оказалось у меня на руках. Елизавета Юрьевна спустилась, подняла мою сумку, внесла в свою квартиру и поставила под вешалку. Я, зажав сумочку под мышкой и с трупом кота на руках, последовала за ней.
   Закрыв дверь и посмотрев в глазок, она повернулась ко мне и сказала:
   -- Положите на пол.
   Я повиновалась. Снежная Королева встала на колени перед трупом кота, расслабила петлю-удавку на его шее и сняла ее. Пощупав маленькое тельце убитого зверька, она произнесла:
   -- Тело не окостенело. Он умер недавно.
   И тут меня прорвало. Я разрыдалась. Елизавета Юрьевна провела меня в комнату, усадила на диван, принесла из кухни воды, потом забрала сумочку, помогла снять курточку и отнесла и то, и другое на вешалку в коридор. Потом сказала:
   -- Ася, посидите пока здесь, а я позвоню Семену Семеновичу.
   Она вышла из гостиной и плотно прикрыла за собой дверь. Разговор их был недолгим, но я из него не разобрала ни слова. Да мне было и не до того.
   Проплакавшись, я немного пришла в себя, и решила, что с меня достаточно. Пусть Михаил Петрович забирает свой аванс и делает с ним что хочет. А я сейчас же вызову такси, и через час ноги моей здесь не будет.
   Дверь в гостиную открылась, на пороге появилась Елизавета Юрьевна и поманила меня пальцем. В другой руке она держала телефонную трубку. Я подошла, взяла трубку и ничего не слушая, заявила:
   -- Все кончено. Я уезжаю. И не пытайтесь меня удержать -- не получится.
   Повесив трубку и прихватив с вешалки сумочку и пиджак, я вышла на лестничную площадку. Елизавета Юрьевна не препятствовала. Достав из сумочки ключи, я стала трясущимися руками стала отпирать свои замки. На лестничную площадку вышла Елизавета Юрьевна. Она обняла меня за плечи и сказала:
   -- Асенька, я очень вам сочувствую. Сюда едет Семен Семенович, он хочет поговорить с вами.
   Я молча подцепила сумку, ввалилась к себе в квартиру и захлопнула дверь. У Снежной Королевы и сердце ледяное, а я так не могу. Все, решено, я уезжаю. Так, где-то в записной книжке был телефон срочного вызова такси. Ага, вот.
   Я заказала машину, обещали через полчаса, у меня осталось время на сборы. Я как раз успела свалить все свое добро на кровать и начать распихивать его по чемоданам и сумкам, когда в дверь позвонили. Для такси рановато. Я глянула в глазок и увидела Семена Семеновича. Одного.
   Я крикнула через дверь:
   -- Убирайтесь! Я вам не открою. Мне от вас ничего не нужно. Я уезжаю.
   И снова посмотрела в глазок. Семен Семенович даже не пошевелился. И звонить не стал. Просто стоял и смотрел в глазок. Сейчас придет такси, и дверь все равно придется открыть. Лучше было разобраться с Семеном Семеновичем один на один.
   Я распахнула дверь и скомандовала:
   -- Заходите. У вас одна минута. Попробуйте убедить меня, что я должна остаться здесь, а потом убирайтесь. Я вызвала такси.
   Семен Семенович улыбнулся, став при этом до отвращения похож на рептилию, и сказал:
   -- Я вовсе не собираюсь просить вас остаться здесь. Наоборот, я сам хочу увезти вас отсюда. С вами хочет срочно поговорить Михаил Петрович. Как я понимаю, это как-то связано с вашими родными и близкими. Надеюсь, я уложился в минуту?
   -- Уложился. Вам самому не противно?
   -- Увы, работа.
   -- Хорошо. Я поговорю с ним. Но я уже вызвала такси. Давайте так -- я отвезу вещи, а потом приеду и поговорю с Михаилом Петровичем.
   -- Не выйдет. Он ждет. Если после разговора с ним вы захотите съехать с этой квартиры, то я лично перевезу вас и ваши вещи.
   -- А такси?
   -- Да, мне только что сообщили, что ваша машина подошла. Ничего, с таксистом мы как-нибудь договоримся.
   Только сейчас я заметила, что у него что-то вставлено в правое ухо, и под пиджак от уха тянется едва заметный проводок.
   -- Хорошо. Хоть на такси сэкономлю.
   С этими словами я надела пиджачок, взяла сумочку, сунула в нее пачку долларов, авансированную мне Михаилом Петровичем, заперла квартиру и мы спустились во двор.
   И надо же такому случиться -- отвозить меня прибыл тот же бабник-таксист, который вез сюда. Глядя, как я выхожу с элегантно одетым Семеном Семеновичем, он явно причислил меня к путанам. Во взгляде таксиста появилось презрительное превосходство. Всем своим видом он как бы говорил: "Ну вот, все с тобой ясно, ты просто платная подстилка, я еще такую недотрогу из себя строила!"
   Семен Семенович достал бумажник, извлек две сторублевых бумажки, сунул их без слов таксисту, и помог мне усесться в джип с охраной.
   Через пятнадцать минут мы подъехали к офису Михаила Петровича. Офис оказался не арендованной комнатушкой, а современным зданием в стиле "хай-тек" -- не небоскреб Газпрома, но тоже ничего себе. Мы остановились у служебного входа, миновали пару охранников в будках из бронестекла, которые нас как будто не заметили. Затем Семен Семенович, которого я начала называть про себя "эсэсовец", завел меня в лифт, и нажал на кнопку со странным номером "-2".
   -- У нас там комната для переговоров, -- пояснил он, перехватив мой недоуменный взгляд.
   -- Каких переговоров? -- не поняла я.
   -- Так называется место, где вас гарантированно не подслушают и не запишут во время разговора. Эта комната глубоко под землей, в подвале, на втором уровне. Там ведутся только самые важные переговоры.
   -- А что на первом уровне подвала? -- не удержалась я.
   -- Гараж.
   Надеюсь, у них там не камера пыток.
   Дверцы лифта медленно сошлись и мы ухнули вниз. Ехали долговато -- наверное, в их гараже потолки высокие. Наконец, лифт остановился, дверцы медленно разъехались, и мы оказались во вполне цивильном помещении. Аквариум, бар, мягкие кожаные кресла вокруг столика посреди зала, цветы в китайских вазах.
   Я направилась было к креслам, но Семен Семенович остановил меня:
   -- Нет, Ася, вам не сюда. Здесь мы о серьезных вещах не говорим. По крайней мере, о настолько серьезных. Пройдите, пожалуйста, вон туда.
   И он показал мне на неприметную дверцу за стойкой бара. Я пожала плечами и прошла, куда сказали. Семен Семенович остался стоять у лифта.
   Соседний зал вообще не имел мебели. Лишь посреди зала стояла странная конструкция -- что-то вроде стеклянного кирпича высотой метра три, длиной три на пять метров. Сначала мне показалось, что это огромный аквариум, в котором кто-то решил сварить уху, не утруждая себя ловлей рыбок: за стеклом на всем его протяжении бесконечной чередой поднимались бесчисленные вереницы пузырьков. "Кипение" воды не позволяло разобрать, что именно происходит внутри. В воздухе стояло низкое гудение. Присмотревшись, я заметила проход внутрь стеклянной конструкции и направилась туда.
   -- Оставьте, пожалуйста, сумочку.
   Раздавшийся рядом голос заставил меня вздрогнуть. Оказывается, сбоку находилась стойка, за которой располагался еще один охранник. На стойке мигали и переливались разноцветные огоньки. Наверное, отсюда он и руководит всеми этими пузырьками.
   Страж принял от меня сумочку и приветливо показал рукой на вход в "кирпич". Пройдя мимо пузырьков и войдя внутрь стеклянной конструкции, я обнаружила там низкий стеклянный столик на стеклянных же ножках, и два совершенно прозрачных стула из какого-то пластика. На одном из них восседал Михайла Петрович, перед ним на столике лежала старомодная папка для бумаг.
   -- Здравствуйте, Ася. Проходите, садитесь. Вот так и живем.
   Я молча прошла и уселась. Невежливо, но не люблю, когда мне выкручивают руки. Даже в переносном смысле. А в интонациях Михаила Петровича прозвучали нотки, серьезно обеспокоившие меня. Это были интонации человека, который знает, что все уже решено, и которому предстоит объяснить это глупенькому трепыхающемуся пескарю. Точнее, пескарихе.
   -- Ася, я понимаю вашу озабоченность и возмущение. Позвольте, я опишу ситуацию так, как она видится мне. Во-первых, убита мать моей жены и бабушка моих детей, человек, которого я глубоко уважал. А мне каждый день приходится говорить дома, что новостей в расследовании нет. Представьте, насколько это неприятно. Во-вторых, наша фирма ведет переговоры с западными партнерами о расширении поставок. На наших западных партнеров давят тамошние партнеры наших здешних конкурентов, бизнес, он ведь не только России -- штука сложная и деликатная. Даже тень скандала чрезвычайно усложнит наше положение.
   -- Михаил Петрович, нельзя ли перейти к делу? Мне еще вещи собирать.
   -- Ну что же, давайте о деле. Ася, убийство кота дает нам ниточку. Становится совершенно очевидно, что причина этих смертей как-то связана с вашей квартирой. Об этом же говорит и записка.
   Тут я вспомнила, что сама еще не удосужилась прочесть ее. Достала из кармана, развернула, посмотрела. Текст был напечатан на хорошем принтере и состоял всего из трех слов: "Следующей будешь ты". Господи, да если бы я прочла это там, я бы сбежала сразу и вещи бы бросила!
   -- Это она? -- спросил Михаил Петрович. -- Позвольте глянуть?
   Я подала ему записку, он глянул и кивнул.
   -- Да, нам так и сообщили. Квартиру явно хотят освободить от жильцов. Кстати, вы уверены, что ее прежняя хозяйка умерла своей смертью? Мои люди пытаются сейчас прощупать и эту версию -- как видите, я с вами предельно откровенен. Да, проживание в этой квартире может оказаться опасным. И несмотря на это, я очень прошу вас остаться там еще на какое-то время.
   -- Михаил Петрович, мне там делать нечего. Я уеду. Поселите там лучше кого-нибудь из своих сотрудников. Вот, например, Елизавету Юрьевну.
   -- Мы думали об этом. Это невозможно. Преступник где-то очень близко. Узнав о вселении в квартиру Елизаветы Юрьевны, он может надолго затаиться. А времени у нас мало -- в течение месяца загадка, связанная с этими убийствами, должна быть решена. Поэтому мне остается лишь надеяться, что вы передумаете. Я не собираюсь держать вас там насильно. Но если вы настоите на отъезде, то последствия будут крайне неприятными и для вас, и для близких вам людей.
   -- Вы что, угрожаете мне?
   -- Ася, я не для того положил столько лет и сил на свой бизнес, чтобы зависеть от чьих-либо капризов. Заметьте, не от ваших именно, а от чьих-либо вообще. Кроме, разумеется, капризов власти. Поэтому я заранее предпринял некоторые шаги, чтобы обезопасить себя и фирму от таких капризов. Мне тяжело это говорить, но ваш отец завтра же потеряет работу. И новой не найдет. Это по нашей просьбе его отозвали из командировки. У нас очень широкие связи и очень большие возможности. Ваша подруга Настя будет переведена из свидетелей в подозреваемые, и будет отпущена под подписку о невыезде. Канадские власти получат информацию, что она проходит как одна из подозреваемых в деле об убийстве. Ваша мама по знакомству устроена в ведомственной больнице Минцветмета -- это безобразие, она не имеет на это права, ее переведут в районную поликлинику. Ну а вы потеряете работу. Кстати, вас согласились уволить только после очень серьезного нажима, куда более серьезного, чем понадобился для решения об увольнении вашего отца. Судя по всему, вы не только красавица, но и специалист толковый. Разумеется, ничего этого не случится, если вы согласитесь сотрудничать. В порядке компенсации морального ущерба, размер выданного вам аванса будет удвоен.
   Услышанное с трудом укладывалось в сознании. Если Михаил Петрович выполнит все, что обещал, то мы почти мгновенно окажемся в крайне тяжелом положении. Маму это может просто убить. А он не задумается ни на секунду -- не тот человек. У меня просто не было выхода. Вот попалась, так попалась.
   -- Хорошо, я останусь.
   -- Спасибо, Настя. Простите, но я не могу уделить вам больше времени, поэтому в курс дела вас введет Семен Семенович. И не беспокойтесь, я поручил ему обеспечить вашу полную безопасность. Он прекрасный специалист, и проколов у него пока не было. Это очень дорого, но я заставил вас играть в эти игры, и чувствую за вас ответственность. Забота о вас для меня на третьем месте.
   -- А кто занимает два первых?
   -- Фирма и семья.
   С этими словами он поднялся на ноги, и мне оставалось только откланяться. Получив у охранника свою сумочку, я вышла в красиво обставленный зал с лифтом. Здесь меня поджидал Семен Семенович. Внимательно посмотрев на меня, он удовлетворенно кивнул, а затем снова стал бесстрастным и предложил подняться в его офис. Я сбросила пиджак, -- после беседы с Михаилом Петровичем мне было жарко даже в кондиционированном офисе, -- и последовала за начальником службы безопасности.
   Офис службы безопасности находился на четвертом этаже. Строгая обстановка, никаких излишеств. Ковролин на полу сделал наши шаги бесшумными. Молодой парень, сидевший за мониторами, не заметил нашего приближения, он увлеченно что-то рассматривал. Оказалось, оператор прокручивал запись моего приезда, сейчас он останавливал кадры и поочередно укрупнял фрагменты изображения с моими ножками и грудью. Я фыркнула. Только сейчас парень, наконец, заметил, что радом находится кто-то еще. Он повернулся, увидел меня и густо покраснел. Потом заметил рядом со мной Семена Семеновича, и кровь отлила от его лица.
   -- Семен Семенович, я хотел... -- начал было оправдываться парень, но мой Вергилий перебил его:
   -- Чего именно ты хотел, это мы потом уточним, хамелеон ты наш. Не при девушке. А сейчас делом займись.
   И показывая мне дорогу, добавил:
   -- Сюда, пожалуйста.
   Кабинет начальника службы безопасности оказалась маленьким, и, на удивление, очень уютным. Стандартной офисной обстановкой здесь и не пахло. Все подобрано в тон, элегантно, и в то же время функционально. Даже кресла были не кожаными, как принято почти повсеместно, а обитыми материей. Или здесь поработал очень хороший дизайнер, во что верится слабо, или сам Семен Семенович внутри не такой сухарь, каким старается казаться. Он усадил меня в кресло перед столом, сам сел за стол и начал:
   -- Ася, я введу вас в курс дела и дам некоторые советы. Очень прошу вас следовать моим указаниям. От этого может зависеть ваша жизнь. Но давайте сначала поговорим о вас. В последнее время с вами случалось что-либо, показавшееся вам странным?
   -- Нет.
   -- Тогда расскажите мне все, что вы делали сегодня, начиная с самого утра.
   Когда я дошла в рассказе до возвращения от мамы, Семен Семенович попросил подробно и в деталях рассказать все, что было предпринято нами с Елизаветой Юрьевной. Кто где стоял, что делал, что говорил, где взял, куда положил. Узнав от меня все, что только можно было, он забрал у меня записку, прочел ее, помолчал, а потом сказал:
   -- А теперь я хочу ввести вас в курс дела.
   И он заговорил бесстрастно, негромко, очень четко. Его слова как кирпичики укладывались в памяти. Неужели этому тоже учат?
   -- Итак, новости. Самая интересная -- найден "Летящий орел". Анализ загрязнений показал, что статуэтку выбросили в мусоропровод между 4 и 5 этажами. То есть, преступник, скорее всего, уходил через чердак.
   -- Но там же, наверное, замок?
   -- Да, замок имеется, но не обычный, висячий, а врезной. Имея ключ, можно открыть дверь, а потом запереть ее за собой. Любопытная подробность, петли на чердачной двери кем-то недавно смазывались.
   -- Зачем вы все это мне говорите?
   -- Не знаю. Так распорядился Михаил Петрович. Он хочет, чтобы вы были в курсе. Знаете, Ася, он гений импровизации, и не только в бизнесе. Случайных решений у него не бывает. Давайте посмотрим фотографии. Мы следим за вашим домом и в особенности за вашим подъездом, и ведем фотосъемку.
   -- Неужели уже успели сделать фотографии?
   -- А зачем их делать? Съемка велась цифровыми камерами. Это во всех отношениях удобнее традиционных способов. Сделанные снимки немедленно передавались в наш аналитический центр. Сейчас попрошу Виктора, который так детально рассматривал вас на экране, принести фотографии за вчерашний день и за сегодня.
   С этими словами Семен Семенович поднялся и вышел, оставив меня одну.
   Я воспользовалась его отсутствием, чтобы получше рассмотреть единственное украшение этой комнаты -- деревянную статуэтку, стоявшую на столике неподалеку от моего кресла. Это было изображение танцующей девушки, чрезвычайно искусно вырезанной из цельного куска плотного дерева. Изогнувшаяся в стремительном движении девушка-китаянка держала в руках ленты с резными изображениями драконов. Изгибы этих лент-драконов при разных ракурсах то скрывали, то позволяли видеть очертания ее облеченного в тонкие одеяния тела. Неизвестный мастер создал шедевр -- чуть поверни статуэтку, и вид у нее уже совсем другой. И даже выражение лица другое. И вдруг я поняла, что эта китаянка-танцовщица очень похожа на меня -- те же пропорции, та же пластика, и, по-моему, та же улыбка... Открытие ошеломило меня, я протянула к статуэтке руку и вздрогнула, когда от дверей послышалось:
   -- Извините, Ася, но вот трогать ее не нужно.
   Только что вошедший Семен Семенович улыбался мне, и в этот момент совершенно не был похож на рептилию.
   -- Я очень люблю эту статуэтку и дорожу ею. Единственный сувенир, который я привез из командировки в Китай. Но давайте перейдем к делу.
   Он подошел к столу, открыл стоявший там компьютер-ноутбук, и вставил в дисковод лазерный диск.
   -- Видите ли, Ася, из соображений безопасности моя машина не подключена к сети, поэтому пришлось сбрасывать фотографии на лазерный диск. Подсаживайтесь поближе и давайте посмотрим.
   На экране ноутбука стали поочередно появляться фотографии. Там были жильцы дома, спешившие по делам или отдыхавшие, а также фотографии всех, кто просто заходил во двор. Вот дворничиха метет утром дорожку. Вот я -- выглядываю в окно. Вот Колян -- с каким-то низкорослым мужчиной, который что-то ему выговаривает. Вот я мою окно. Опять я. И снова я. Прямо папарацци какие-то, а не служба безопасности. Колян с дружками. Юркая старушонка. Господи, ведь все это было только вчера...
   Я сосредоточилась и снова стала всматриваться в экран ноутбука. Какие-то неизвестные мне соседи. Длинный рыжий парень с выпирающими скулами о чем-то беседует с бабками. Вид у парня какой-то нездоровый. Два мужчины, на вид бомжи, с сумками в руках идут по двору. Еще один бомж, в руках сетка с бутылками, обследует кусты рядом с углом дома. Вот к нему подошла старуха, они о чем-то оживленно толкуют. И далее в том же духе. Люди приходят, уходят, общаются. Жизнь обычного московского двора.
   Я посмотрела на Семена Семеновича.
   -- Зачем вы все это мне показываете? Я и недели там не живу, и почти никого там не знаю. Кроме Елизаветы Юрьевны и Коляна, то есть Николая.
   -- Я хотел спросить, вы не заметили среди этих людей кого-то, кого знали до приезда на эту квартиру?
   -- Нет.
   -- Мы установили личности почти всех. В основном это жильцы дома и их родственники. Не установленными остались только бомжи и вот этот рыжий. Ими занимаются. Теперь о вашем коте. Вот он выходит на прогулку.
   Оказывается, кошара выходил на улицу через открытую форточку окна между первым и вторым этажами. На фото кот сидел сжавшись, он изготовился перепрыгнуть на ветку росшего рядом с подъездом дерева. Вот почему он никогда не орал у дверей на первом этаже.
   -- А вот он тем же путем возвращается. Между его возвращением и вашим приездом -- та-а-а-к -- да, приблизительно пятьдесят минут. Как видим, в течение этого времени никто в подъезд не входил. А в остальные? Посмотрим... В остальные подъезды также входят только явно местные жители. Я уже почти всех в лицо знаю. То есть, сейчас можно с уверенностью сказать, что убийца либо живет здесь, либо имеет в доме сообщника и укрывателя, либо в дом имеется еще один, не известный нам вход. Последний вариант наиболее вероятен. Будем искать. У вас ведь есть компьютер? Тогда я дам вам этот диск с фотографиями -- мало ли что, может быть у вас возникнет потребность на кого-то посмотреть еще раз. Если появятся какие-то соображения, звоните мне. Вот, возьмите, это моя личная визитка. Звонить можно в любое время суток. А вот и диск.
   С этими словами он вытащил лазерный диск, положил его в коробочку, отдал мне и закрыл ноутбук. Семен Семенович собирался уже заговорить вновь, когда в дверь тихонько постучали. Шеф службы безопасности нажал кнопку на столе, за мой спиной щелкнул замок и в кабинет вошел долговязый Виктор.
   -- Извините, шеф, можно вас?
   Семен Семенович и Виктор вернулись через минуту.
   -- Ася, я хочу попросить вас снять ваш пиджак и передать его ненадолго Виктору.
   -- Зачем?
   -- Так нужно. Уверяю вас, он не фетишист.
   -- Вы думаете, на мне микрофон? Или сами хотите его установить?
   -- Нет, Ася, микрофона на вас нет, уж это-то мы обнаружили бы еще на входе. И сами ставить вам жучка не собираемся.
   -- А как насчет распоряжения Михаила Петровича держать меня в курсе?
   -- Мы ничего от вас не скрываем, и как только что-то узнаем, сразу же сообщим. А вот рассказывать вам обо всех рабочих гипотезах приказа не было.
   Я хотела было возразить, но промолчала, и стала снимать пиджак, который принял на руки Виктор. Семен Семенович сказал:
   -- А теперь, Ася, повернитесь к нам спиной. Виктор, видишь? Давай сюда пиджак и все собери. И не проси ее снять платье, она может неправильно понять. Собирай как есть.
   Я ощутила легкие прикосновения к спине, и хотела было обернуться, но Семен Семенович сказал:
   -- Минуточку, Ася. У вас на спине к платью прилипла какая-то шерсть. Сейчас соберем. Ага, готово. Можете повернуться.
   Виктор передал Семену Семеновичу пакетик с собранными шерстинками.
   -- А зачем было ее собирать?
   -- Я предполагаю, что это шерсть Барсика, но хочу знать это наверняка.
   -- Конечно, это шерсть Барсика. Мама кошек и собак просто не переносит.
   -- Вот и проверим. Давайте пока сходим на склад. Я выдам вам экипировку. А Виктор с вашим пиджаком останется здесь и соберет остатки шерсти.
   -- Но причем здесь шерсть?
   -- Пока не знаю. Но любая служба безопасности собирает детали. Лучше потратить время на сбор кошачьей шерсти, чем потом оказаться без точных данных. Считайте это нашей причудой. Пойдемте.
   В причуду не верилось, этой шерсти он явно придавал слишком большое значение, но было ясно, что правды не добиться. Пока мы шли по коридору, я выбросила из головы таинственную шерсть и пыталась представить себе, что может представлять собой эта таинственная экипировка. Чем там были вооружены подруги Джеймса Бонда? Яд, кинжал, пистолет, бронежилет в виде бального платья? От последнего я бы не отказалась.
   Оставив меня ждать в коридоре, Семен Семенович исчез за дверью без вывески и без номера, и возвратился через минуту с небольшой коробочкой. Мы возвратились в его кабинет, где Виктор вручил Семену Семеновичу еще два полиэтиленовых пакетика с шерстью покойного Барсика, а мне помог надеть пиджак. Семену Семенович посмотрел на пакетики, возвратил их Виктору, прибавил к ним первый пакетик и сказал:
   -- Пусть проверят.
   -- Да, шеф, -- сказал Виктор и исчез за дверью.
   -- А как вы вообще узнали, что на мне эта шерсть?
   -- При большом увеличении Виктор заметил на вашем пиджаке, в области спины, зоны затемнения, что-то вроде волокон. Доложил. Я велел собрать и определить. Он, вообще-то, хороший оперативник. Очень наблюдателен. Даже если эта шерсть никогда и никак нам не поможет, рвение следовало поощрить.
   -- Так я была чем-то вроде учебного пособия?
   -- И притом очаровательного. Ася, если серьезно, то рядом с вами таинственно образовалось уже два трупа. Оба убийства были тщательно спланированы. При расследовании такой ситуации мелочей не бывает. Поэтому давайте настроимся на серьезный лад. Вот ваша экипировка.
   С этими словами Семен Семенович достал из принесенной коробочки мобильник.
   -- Это стреляет? -- спросила я.
   -- Нет. Даже не кусается. Но пользы может принести больше пистолета. Дайте мне, пожалуйста, ваш мобильник. Он пока побудет у нас. Вы, конечно, привыкли к нему, но с этом неудобством придется на время смириться. Вот вам новый мобильник. Сейчас он настроен на ваш номер.
   -- А разве так бывает?
   -- Для нас бывает. У вашего нового телефона несколько важных особенностей. Во-первых, он работает в новом формате и разговор по нему непросто подслушать. Во-вторых, его невозможно дистанционно включить и использовать для подслушивания как радиомикрофон. Но самое интересное -- вот эти два неприметных выступа. Если вы одновременно и с усилием нажмете на них, на оба сразу, то они утопятся в корпус и больше не выйдут. Это призыв на помощь. Получив сигнал, тревожная группа постарается как можно быстрее оказаться рядом с вами. Подав ваш сигнал, телефон не отключается, а начинает непрерывно работать как микрофон, и вы можете между делом упомянуть в разговоре все, что хотите сообщить нам -- где находитесь, с кем общаетесь, куда едете и т.п. Даже если из телефона убрать аккумулятор, то он все равно будет работать в этом особом режиме от встроенного запасного аккумулятора еще полчаса. Это немало.
   -- А пистолет мне не положен? Может быть, нож в каблуке? Цианистый калий?
   -- Во-первых, это незаконно, а во-вторых -- непрактично. Если я дам вам что-то в этом роде, то вы от этого, скорее всего, и помрете. Из-за неумения правильно пользоваться. Но вам ничего такого не понадобится. Всю деликатную работу мы берем на себя. Вам же нужно сохранять спокойствие и не забыть нажать на вот эти два выступа, если почувствуете что-то неладное. Подчеркиваю -- "почувствуете", а не "заметите". Если будете полагаться не на анализ, а на интуицию, то наши шансы успеть к вам на помощь заметно увеличатся. Кстати, Ася, вы случайно не оттоптали любимую мозоль какой-нибудь серьезной организации?
   -- Н-н-не знаю, нет, кажется.
   -- Тогда вот вам еще одна странность. Когда мои люди стали собирать о вас информацию, чтобы подготовить -- э-э-э -- аргументы для сегодняшней беседы, они заметили, что во всех конторах, в которых могла иметься информация на вас и ваших родителей, требуемые сведения выдавались почти немедленно. Как будто наши славные чиновники в разных конторах знали, что мы придем и спросим о вас, и заранее подготовились. Когда мы попросили объяснений у тех, у кого могли, то нам сообщили, что данные на вас совсем недавно запрашивались начальством. Вы не знаете, в чем тут дело?
   -- Вы меня пугаете. Я совсем перестаю что-нибудь понимать.
   -- Нам тоже пока мало что ясно. Ничего, разберемся. Сейчас вас отвезут домой. Михаил Петрович велел передать вам еще пять тысяч долларов. Вот они. Закажите себе бронированную дверь с надежными замками.
   -- Это я уже сделала. Завтра придут замерять.
   -- Какую? Где заказали?
   Выслушав мой ответ, кивнул и сказал:
   -- Отлично. О нашем разговоре никому ничего не говорите. Вообще, ни в коем случае ни с кем не обсуждайте того, о чем мы с вами говорили или будем говорить впоследствии.
   -- Даже с Елизаветой Юрьевной?
   -- Даже со мной. -- Семен Семенович улыбнулся. -- Если же кто поинтересуется, то скажите, что переволновались, но вас успокоили и уговорили. Что, кстати, полностью соответствует действительности.
   -- Ага, успокоили. По принципу "расслабься и получи удовольствие".
   -- Но ведь успокоили?
   Если бы я могла сжигать взглядом, то от мило улыбающегося Семена Семеновича осталась бы лишь кучка пепла.

Глава шестая, поисковая, в которой кто-то ищет
моей смерти, кто-то -- тела, а кто-то вообще непонятно чего

  
   Считается, что понедельник -- день тяжелый. Так оно обычно и бывает, но этот понедельник явно собирался стать исключением. Может ли быть тяжелым такой солнечный день, весь пропитанный энергией просыпающейся природы? Я проснулась сама, до будильника, от солнечного света, который отражался от окон дома напротив. Настроение было приподнятым. Я неспешно выполнила утренний ритуал (аэробика, водные процедуры, завтрак), оделась и собралась уже отправиться на работу, как зазвонил телефон. Подняла трубку и машинально глянула на часы. До работы оставалось еще полчаса.
   К моему удивлению, звонили из компании по установке стальных дверей. Диспетчерша радостно сообщила, что мастер придет сегодня днем и замерит дверной проем. Затем добавила, что дом у меня стандартный и моего присутствия не требуется, а вот вечером, часов с шести, нужно быть дома, потому что привезут и установят дверь. Господи, откуда у них такая прыть? Наверное, опять Михаил Петрович посодействовал. А может, и нет, может они сами такие резвые.
   Когда я закрывала дверь, на лестничную площадку выглянула Елизавета Юрьевна. При виде меня она улыбнулась мне и спросила:
   -- Ну как, Ася? Все устроилось?
   -- Да спасибо, Елизавета Юрьевна. Я вчера очень сильно понервничала, но сейчас уже все в порядке.
   -- Ну и прекрасно. Семен Семенович мне ничего не передавал?
   -- Нет. Он в основном меня успокаивал.
   Ишь, спрашивает. Наверное, Семен Семенович проверяет, как я блюду его инструкции. Что же, пусть убедится, что я послушная девочка.
   Попрощавшись с соседкой, я вышла во двор. Откуда меня снимают эти папарацци? Так, камера у них где-то в районе вон тех окон. Во дворе как раз никого не было, потому я повернулась, сделала в направлении скрытой камеры книксен и показала ей язык. Знай наших. С чувством выполненного долга я направилась по проторенной уже дорожке -- мимо новостройки.
   Я очень чувствительна к погоде, но этой весной я наслаждалась. Она выдалась теплой, солнечной. В такое прекрасное утро все вчерашние беды и хлопоты отошли на задний план, а тревожные мысли сами собой вылетели из головы. Но улететь далеко им не позволил звонок мобильника. Он раздался, когда я уже подошла к новостройке.
   Звонил Семен Семенович. Он поздоровался, и перешел к делу:
   -- Ася, язык показывать не следовало. Во-первых, это может кое-что подсказать нехорошим людям. Не забывайте, за вами можем следить не только мы. В вашем поведении не должно быть ничего странного, любая странность может стать подсказкой для следящего. Во-вторых, Виктор намеревается распечатать себе календарик с этим вашим фото. Вы на снимке такая веселая и симпатичная... Не знаю, смогу ли удержать его.
   -- Пусть печатает. Мне не жалко. А вы только за этим звоните?
   -- Нет, еще и проверить качество связи. Отбой.
   И Семен Семенович положил трубку.
   Неподалеку послышалось воркование голубок. Сообразив в чем дело, я остановилась и быстро глянула вверх. Прохор уже выходил на боевой разворот. Он явно принял телефон в моей руке за что-то съедобное и собирался предъявить на этот кусок свои права. Отскочив в сторону, я избежала изрядных размеров капли и спрятала мобильник в сумочку. Прохор, тут же потеряв ко мне интерес, спикировал к стайке голубок. От сторожки послышался смех -- двое восточного вида рабочих веселились. Для них это было чем-то вроде бесплатного цирка. Я улыбнулась им и помахала рукой.
   Вдруг что-то просвистело мимо и как будто взорвалось множеством осколков в метре передо мной. Я шарахнулась в сторону и стала озираться, пытаясь понять, что случилось. Кирпич. В меня кинули кирпич, явно со стороны новостройки. Меня не задело, но вот Прошке досталось, он улепетывал, прихрамывая и волоча крыло. Голубки разлетелись, кроме одной, отчаянно бившейся на земле. И тут до меня дошло, что на месте голубки должна была лежать я. Что меня пытались убить, и что у неведомого врага это едва не получилось.
   Я посмотрела наверх и встретилась с безумным взглядом скуластого парня, выглядывавшего в оконный проем третьего этажа. На нем была строительная каска, из-под которой выбивались рыжие кудри. Тот самый, который на фотографии беседовал о чем-то с дворовыми старухами. Теперь-то ясно -- обо мне он беседовал. Я попятилась, а парень взял с подоконника еще один кирпич, явно припасенный заранее, и стал отводить руку для броска. Я шарахнулась в сторону, потом в другую, стараясь не дать ему прицелиться, а он не торопился, наверное, хотел бросить наверняка.
   -- Шайтан, шайтан -- закричали восточные люди и бегом скрылись в здании.
   Пока парень старался прицелиться получше, я постепенно перемещалась в сторону штабеля бетонных плит. И тут в плечи рыжего злодея вцепились чьи-то могучие руки, он исчез из окна, сверху донеслось что-то вроде "харала-марала шайтан?", и послышались звуки увесистых ударов.
   Пока этот вор строительных касок и кирпичей получал свое от лишившихся бесплатного цирка таджиков, я постаралась проскочить опасную зону. Пробежав мимо новостройки, я уже приближалась к работе, когда передо мной вдруг вырос Колян. Странно, но его вид дал мне ощущение какой-то защищенности, от пережитого подкашивались ноги, я не могла отдышаться и с облегчением плюхнулась на ближайшую скамейку.
   Увидев меня в таком состоянии, Колян остолбенел. Наверное, мой вид не вписывался в нарисованный его воображением лучезарный образ. Колян опасливо присел на скамейку неподалеку, помолчал и спросил:
   -- Ася, ты чего? На работу, что ли, опаздываешь?
   -- Да нет, Николай, я с поезда соскочила. С поезда на тот свет. Меня чуть какой-то деятель на стройке не пришиб. Кирпичом. Вместе с Прошкой.
   -- Это те чурки, да? Я им челюсти поломаю...
   -- Нет, там кто-то другой был. Рыжий какой-то. А таджики ему холку намяли. За Прошку. А кстати, почему вы голубя Прохором назвали?
   -- Прошку-то? Не-а, Прошка, это не Прохор, это Прохиндей. Его наши старухи так называют. А нам ломы длинные слова говорить, вот и получился Прошка.
   -- Понятно. Давай помолчим, мне отдышаться нужно.
   Мы посидели пару минут, я пришла в себя, и только тут вспомнила про телефон -- на кнопочки нажимать уже поздно. Потом позвоню Семену Семенычу -- пусть ищет рыжего. А сейчас же передо мной в полный рост вставала опасность опоздать на работу. С нашим Бульдогом шутки плохи -- вмиг окажешься без премиальных. Не то, чтобы они были для меня так уж важны сейчас, с учетом авансов Михайлы Петровича, но девушке следует блюсти репутацию. В том числе профессиональную.
   На работу я не опоздала. Быстренько переоделась в хранившийся на работе "аварийный комплект" и появилась в зале. Зойка о чем-то разговаривала с Бульдогом. При виде меня они замолчали, и Бульдог вдруг улыбнулся мне. Это было ему совершенно несвойственно, и я поначалу просто не поняла, в чем тут дело. Все прояснилось, когда он сказал:
   -- Рад, Ася, что вы с нами.
   Чего это он? И тут мне припомнились слова Михайлы Петровича о том, что добиться согласия на мое увольнение ему оказалось непросто. Неплохой все-таки мужик, этот Бульдог. Я улыбнулась ему и сказала:
   -- Я тоже рада.
   Еще раз улыбнувшись мне, он направился к своей комнатушке, а я повернулась к Зойке. Та смотрела на меня во все глаза.
   -- Аська, что с тобой? Ты какая-то вся не в себе.
   -- Будешь тут не в себе, -- ответила я, и рассказала Зойке и о рыжем лиходее, и о покушении.
   Мой рассказ потряс Зойку. Она жадно выпытывала все подробности, а потом начала строить предположения. Меня отвлек ненадолго приход покупателя, но наши цены действуют на большинство людей как "Фумитокс" на комара, и вскоре я снова подсела за Зойкин столик. Оказалось, что у нее уже готова версия всего случившегося.
   Выпучив для убедительности глаза, она вещала:
   -- Асена, подумай сама. Сначала этот твой "клеент" не пришел в пятницу. А в понедельник тебя пытаются убить. И не спорь, это было покушение. Сначала убили эту твою старуху-процентщицу...
   -- Какая же она процентщица? Скорее уж Интернетчица.
   -- Это то же самое. Не спорь со мной. Итак, этот маньяк две недели присматривался к тебе, потом убедился, что ты подходишь для его грязных целей...
   -- Каких еще целей? Для каких таких целей меня нужно убить?
   -- А помнишь "Молчание ягнят"?
   -- Зойка, ты меня пугаешь. На самом деле такого ведь не бывает. Голливуд навыдумывал, а ты и повелась.
   -- А кирпич твой тоже Голливуд придумал?
   -- Ну ладно. Кирпич действительно был. Но почему ты думаешь, что он как-то связан с "клеентом"?
   -- А потому что странный он какой-то. Ходит, твои сказочки про "Ауди" слушает. А познакомиться даже не пытается. Точно, маньяк.
   -- И этот маньяк нанял рыжего, чтобы убить меня?
   -- Нет, рыжий -- это, наверное, его подручный. Может, этот рыжий влюбился в тебя и просто хотел избавить от страданий. Чтобы меньше мучилась.
   Разговор становился мне в тягость, и я с радостью отвлеклась на какого-то мужчину, который стоял посреди салона и оглядывался, пытаясь найти, к кому здесь можно обратиться. Среднего роста, за сорок, он почему-то показался мне знакомым, но я так и не смогла припомнить, где я могла его видеть. Выслушав мои пояснения, и задав пару вопросов, он исчез.
   День час за часом проходил, вот и обед уже минул. Настроение помаленьку тускнело. Мои мысли постоянно возвращались к "клеенту". Если он и завтра не придет, то будем считать его визиты просто случайностью. Да, сказала я себе, будем считать, что его регулярные появления в салоне, и все эти просьбы рассказать о машине, и то, что он явно присматривался ко мне, было на самом деле случайным. Вообще, что мне о нем известно? Что он за человек? Он симпатичен мне, и не более. И, скорее всего, развития тема не получит. Как ни жаль. Я пыталась как-то примириться с этой мыслью, но у меня не получалось.
   Из раздумий меня вывела Зойка. Она хотела спросить о чем-то, но вдруг, глянув за мое плечо, схватила меня за рукав и зашептала:
   -- Ой, смотри -- он пришел!
   Я крутнулась -- от двери шел, улыбаясь, мой "клеент". На этот раз он направился не к машинам, а прямо ко мне.
   -- Аська, если что -- кричи, -- шептала за спиной Зойка.
   "Клеент" подошел ко мне и сказал:
   -- Здравствуйте, Ася. Меня зовут Алексей. Ася, нам нужно поговорить. Мы не могли бы отойти куда-нибудь в сторону?
   -- Не ходи с ним! -- визгнула Зойка. -- Он маньяк!
   Алексей с юмором глянул на нее и спросил:
   -- А что, разве я похож на маньяка?
   -- Все маньяки на себя не похожи! -- настаивала Зойка. -- Все нормальными прикидываются.
   -- Ася, чтобы успокоить вашу мнительную подругу, давайте пройдем к вашему старшему менеджеру. По-моему, его зовут Владимир Георгиевич?
   И, обращаясь к Зойке, осведомился:
   -- Его, надеюсь, вы маньяком не считаете?
   -- А что, вы, значит, с дядей знакомы?
   Дядю Зойка откровенно боялась и тут же стушевалась, забормотав:
   -- Ой, тогда извините, ошибочка вышла. Тогда, может быть, не маньяк. А то тут такое иногда бывает...
   Я предостерегающе глянула на нее. Мне вовсе не хотелось, чтобы Алексею тут же был поведан бесконечный набор Зойкиных историй, сдобренных изрядной долей фантазии. И я взяла ситуацию в свои руки:
   -- Нет, Алексей, не стоит беспокоить Владимира Георгиевича. Клиентов пока нет, зал пустой, поэтому давайте просто отойдем к машинам, там и поговорим.
   Что мы и сделали. Немного замявшись, разговор начал Алексей:
   -- Ася, меня зовут Алексей Владимирович Пороховщиков. Я работаю в страховой компании (тут он назвал одну очень известную фирму). Вот моя визитка. Ваша фирма страхует свои риски у нас, потому я знаком с вашим руководством, и, в частности, с уважаемым Владимиром Георгиевичем. Он очень квалифицированный специалист и, насколько мне известно, хороший руководитель. Но я пришел сюда не по делам фирмы, а по личному вопросу.
   Он снова замялся, а потом сказал, глядя мне в глаза:
   -- Дело в том, Ася, что вы очень мне нравитесь. Я достаточно долго общался с вами, и убедился, что это не случайное влечение, это серьезно. Поэтому разрешите мне пригласить вас в ресторан. Нам нужно о многом поговорить.
   -- О чем же?
   -- О вас. Обо мне. И о многом другом.
   Я молчала.
   Взгляд Алексея стал почти умоляющим, и я заговорила:
   -- Знаете, Алексей, все это как-то неожиданно... Ну хорошо, я согласна. Что вы предлагаете? Только учтите, сегодня вечером я не могу, ко мне должны прийти строители. Дверь будут ставить. Металлическую.
   -- Это и к лучшему. Получилось так, что сегодня и завтра до вечера я занят. У нас аврал, и освобожусь я только завтра после пяти. Скажем, завтра, в семь вечера? Если согласны, то я за вами заеду.
   -- Вы знаете, где я живу?
   -- Нет, но вы ведь мне скажете?
   Я рассмеялась и продиктовала адрес. Мы попрощались, Алексей ушел, а я в самом радужном настроении возвратилась на рабочее место.
   -- Ну, как? Ну, что он? -- вцепилась в меня Зойка.
   -- В ресторан пригласил, -- сказала я победно.
   -- Везет же тебе, -- вздохнула Зойка. -- Но бдительность терять не нужно. Бдишь -- значит вооружен. Кстати, о вооружении. Знаешь, я тут подарочек для тебя припасла. Завтра принесу. Ахнешь. А что такое, не скажу, даже не спрашивай.
   -- Не буду, -- поклялась я. Любые Зойкины подарки мне были сейчас совершенно не интересны. Жизнь повернулась ко мне лицом, и лицо это улыбалось.
  
   Завершив рабочий день и попрощавшись с коллегами, я отправилась домой, прикидывая по дороге, что следует прикупить из продуктов. Сегодня я намеревалась устроить себе маленький праздник. Кроме того, хотелось просто пройтись. До заветных шести часов, когда придут мастера по установке двери, оставался еще час, и я решила двинуться вверх по Профсоюзной, к магазину "Седьмой континент", что на улице Миклухо-Маклая. Хорошее настроение притупило ту самую бдительность, к которой призывала Зойка, и я заметила сопровождающего меня в некотором отдалении Коляна только минут через пять. Вот уж чего мне совершенно не требовалось в такой день, так это Коляновой опеки. Я остановилась неподалеку от автобусной остановки и стала демонстративно поджидать его. И вдруг рядом со мной резко затормозило такси. Сначала я думала, что это ошибка, что таксист подумал, будто я ловлю машину, но все оказалось совсем не так. Из такси появился тот самый водила-бабник, который вез меня на новую квартиру и потом видел, как я уезжаю на джипе с Семеном Семеновичем. Уж не знаю, что пришло ему в голову, но он выскочил из машины, быстро подошел ко мне и вдруг схватил за руку.
   -- Что, девочка, свободна сейчас? Пойдем, у меня есть подарочек для тебя. Не хуже, чем у твоего папика будет. Останешься довольна.
   От такого оборота событий я просто обалдела. И пока приходила в себя, водила потянул меня в машину. Я рванулась, однако он вцепился крепко, и неизвестно, как развивались бы события дальше, но тут откуда-то сбоку прилетел кулак и врезался в глаз водителю. Это вмешался Колян. Ни о чем не спрашивая, он начал мутузить таксиста. Тот пытался отбиваться одной рукой, второй продолжая цеплятьсяь за меня, но получалось у него плохо. Колян явно имел неплохой опыт уличных драк. Я вырвала, наконец, руку из клешни таксиста, и пнула его под коленку. Водила взвыл и согнулся, и тут в его рожу впечаталось колено Коляна. Это его добило. Он сунулся в машину, выдернул откуда-то монтировку, победно ухмыльнулся и было размахнулся, но вдруг резко затормозил. Почти как кот в мультфильме "Том и Джерри". И тут я заметила, что у Коляна в руке появилась выкидушка. Колян уверенно сжимал нож, а выражение его лица не обещало таксисту ничего хорошего.
   Постояв несколько секунд с монтировкой в руках, водила сплюнул, спрятался в кабину, и уже оттуда крикнул:
   -- Ничего, сучка, мы еще встретимся, когда твоего кота рядом не будет. А тебя...
   Далее последовало смачное описание той ужасной судьбы, которая ждала как Коляна в целом, так и отдельные его органы и части тела.
   Колян молча пнул дверцу, отчего на ней появилась заметных размеров вмятина. Таксист умолк, газанул и исчез в голубой от выхлопных газов дали. Вся стычка заняла, наверное, не больше полутора-двух минут.
   -- Спасибо, Коля, -- поблагодарила я.
   Колян продолжавший бешено смотреть вслед удалявшейся машине, глянул на меня, и его, кажется, немного отпустило. Колян закрыл нож, сунул в карман и спросил:
   -- Он что, твой знакомый?
   -- Нет. Когда я переезжала на эту квартиру, я заказала такси. Прислали его. Всю дорогу клеился, считает себя неотразимым героем-любовником. Очень обиделся, когда я дала ему от ворот поворот. Почему-то счел меня проституткой. Слышал, он тебя котом обозвал? Так называют сутенеров и охранников проституток.
   У Коляна заиграли желваки. Драка с таксистом не смогла вывести его из себя, но, поняв, как его при мне оскорбили, Колян разъярился, и мне пришлось его успокаивать.
   Настроение, несмотря на этот идиотский случай, почти не ухудшилось. Я снова вспомнила Алексея, и решила поговорить по душам с Коляном. Мне вовсе не хотелось, чтобы заехавшего за мной завтра Алексея Колян принял за таксиста-2 и поставил ему фингал под глаз. Хотя что-то говорило мне, что с Алексеем этот фокус не прошел бы. Но разговор с Коляном назрел. Я стала думать, как бы мне помягче объяснить ему ситуацию, но Колян опередил меня. Запинаясь и отводя глаза в сторону, он начал:
   -- Знаешь, Ася, нам нужно поговорить.
   -- Да, Коля, давай поговорим. Еще раз спасибо за помощь. Надеюсь, этот дурак больше ко мне не сунется.
   -- Я не об этом. Ася, я так больше не могу.
   -- Ты о чем, Коля?
   -- Не притворяйся. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Слушай, меня через неделю призывают, но это ничего не значит. Батяня сказал, что он договорился в военкомате, и что меня оставят служить в Москве. Слушай, выходи за меня замуж. У меня после армии квартира будет.
   -- Откуда?
   -- Это мы с батяней придумали. Он мне вообще-то не отец, отчим, и выпить любит, но мужик мозговитый. Вся квартира к книгах, Агата Кристи, Дарья Донцова и этот, как его, Че... Че...
   -- Че Гевара?
   -- Нет, Честертон. Батяня детективы любит. Говорит, что если бы он преступление совершил, хрен бы его менты раскрыли.
   -- Ну, не скажи, в милиции тоже разные люди работают. Есть и умные.
   -- Ну их всех на фиг. Давай о нас поговорим. Ты пойдешь за меня замуж?
   -- Нет, Коля, это невозможно. Во-первых, я старше тебя. Ты влюблен и сейчас тебе это не важно, но через несколько лет ты будешь меня просто ненавидеть. Во-вторых, у меня есть жених, и я его люблю.
   -- Мне, значит, ничего не светит?
   -- Коля, я не хочу подавать надежду, которую не могу оправдать. Ты симпатичный парень и сможешь хорошо устроиться в жизни. Красивых и хороших девушек вокруг -- просто не перечесть. А то, что ты на меня запал -- это временное. Прости, Коля, но мы с тобой и на самом деле очень разные. Так что давай останемся просто друзьями.
   -- Нет, Ася, я тебя так просто не брошу. Я найду тебя после армии. Еще не известно, как у тебя жизнь сложится. Может быть, ты поймешь, что тебе нужен именно я. А жить нам будет где.
   -- Ты снова о своей квартире?
   -- Ага. Когда мама умерла, мы с батяней решили разъехаться. У нас была четырехкомнатная, после мамы осталась, и батяня предложил продать ее и купить мне -- двушку, а ему и однокомнатной хватит. И еще деньги останутся -- на ремонт и обстановку. Мы продали, батяня устроил, и купили пока одну -- ему, однокомнатную. А деньги на мою он в банк положил. На проценты. Когда из армии вернусь, будет мне квартира и деньги на обзаведение.
   -- А он тебя не обманет?
   -- Батяня-то? Не, я у него один остался. Он хоть и отчим, но привык ко мне, за родного держит.
   -- Ну что же, успехов тебе, Коля. И давай останемся друзьями.
   Колян вздохнул, и остаток пути до "Седьмого континента" мы прошли молча.
   Идти обратно с увесистыми сумками мне не хотелось, и я поймала машину. Колян ехать отказался и остался, сказав, что у него здесь еще дела. Переживает.
   До дома добрались без приключений, и слава богу. Хватит их с меня на сегодня. Затащив сумки на четвертый этаж, я возилась с замками, когда в коридор выглянула Елизавета Юрьевна. Лицо у нее было какое-то напряженное, но, увидев меня, она заулыбалась и спросила:
   -- С работы, Асенька?
   -- Оттуда, Елизавета Юрьевна. Вот, устраиваю небольшой банкет.
   -- А по какому поводу?
   -- Поднять себе настроение. Да и новую дверь отметить.
   -- Вам будут ставить новую дверь?
   Елизавета Юрьевна вдруг стала серьезной.
   -- Да, а что?
   -- Асенька, вы меня не предупредили, а я тут днем заметила какого-то мужчину. Вертелся у ваших дверей. Я вежливо спросила его, чем он тут занимается, а он начал мне что-то объяснять про установку дверей. Вы мне об этом ничего не говорили, и, разумеется, я его прогнала. Вы не в обиде?
   -- Нет. Жаль, конечно, если он так и не успел все что нужно обмерить. Я позвоню в фирму и все им объясню.
   -- Да. Конечно, позвоните. Скажите, что произошло недоразумение.
   Что я и сделала. Оказалось, что мастер все успел, и что двери привезут и установят, как договаривались. Бригада установщиков и дверь уже в пути.
   Я быстренько переоделась, и буквально через пятнадцать минут в дверь позвонили. С дверью прибыла бригада из трех человек. Бригадир поклялся, что через час все будет сделано, я дала добро на установку, и началось. Грохот стоял невообразимый -- одновременный стук, вой, визг и скрежет, перемежающиеся тяжелыми ударами. Решив поберечь уши, я скрылась от шума в спальню, где намеревалась пересидеть весь этот содом. И именно здесь меня поджидало довольно неприятное открытие.
   Войдя в спальню, я уселась на кровать, и попробовала расслабиться. Для этого я медленно вдыхала через нос, задерживала воздух, и медленно же выдыхала, но уже через рот. Вдохнув очередной раз, я чуть не поперхнулась. Я вдруг поняла, что в спальне побывал кто-то чужой. Кто-то чужой прикасался к вещам, брал их в руки, перекладывал. Все вещи лежали, висели, стояли не так, как раньше. Не так лежал свитер на стуле. Немного не так стояла сама кровать. Вешалки с одеждой в шкафу находились в том же порядке, но висели слишком плотно и были смещены влево. И так далее. Я не могла понять, откуда мне это известно, но была уверена -- здесь был кто-то чужой и он все трогал. Стычка с таксистом немного взбудоражила меня, и потому я не сразу заметила эту "неправильность".
   Я бросилась в гостиную. То же самое. Не так стояли книги в моем любимом ольховом шкафу. Чуть-чуть сдвинулись с места настенные часы, справа от их корпуса виднелась еле заметная полоска чистых обоев.
   Точно. Квартиру обыскали. Или обокрали? Я бросилась в спальню, но деньги, украшения и ноутбук оказались на месте. Нич-ч-ч-ч-его не понимаю. Странный какой-то вор получается. В чужую квартиру лезут за ценностями. Материальными. За долларами, золотом, за ноутбуком, в конце концов. Здесь все это было -- и все осталось на месте. Что это значит?
   Ответ на этот вопрос оказался неутешительным. Если ценности не забрали, значит по сравнению с тем, что искали, все это мое добро ценностью не является. То есть, искали либо ценность не материальную, либо все-таки материальную, но настолько дорогую, что почти нетронутые авансы, полученные от Михайлы Петровича, по сравнению с этой ценностью -- тьфу, плюнуть и растереть. Это объяснило бы поведение вора и многие загадочные проишествия, включая такой крайний шаг неизвестного злодея, как убийство Людмилы Николаевны. Но все упирается в тот же вопрос -- могла ли у Настиной бабушки, простой советской медсестры быть ценность такого класса? Почему вор так уверен в ее существовании? И что это может быть? Нашел вор что хотел, или нет? Скорее всего, нет, иначе прихватил бы и мои доллары. И надеется возвратиться, чтобы продолжить поиски, иначе опять-таки уволок бы баксы. А как его прозевала моя бдительная соседка? Ведь обмерщика-то засекла и выгнала... Вопросы, вопросы, вопросы... Но на некоторые из них можно получить ответы.
   Я достала мобильник, добыла визитку Семена Семеновича, лежавшую под крышкой коробки с подаренным им диском, и набрала номер. Семен Семенович ответил сразу:
   -- Слушаю вас, Ася.
   -- Это у вас определитель работает?
   -- Да. Что-то случилось?
   -- Ничего особенного. (Если не считать того, что за сегодняшний день меня пытались убить, изнасиловать и ограбить, -- добавила я про себя.) Мне тут дверь ставят. Слышите шум?
   -- Да. Ася, у вас все-таки что-то случилось.
   -- Ну, вообще-то да. Кто-то обыскал мою квартиру. Странный вор, ничего не взял, но нос сунул везде. Это не ваша служба постаралась?
   -- Обижаете, Ася. Для того чтобы обыскать вашу квартиру, нам нет нужды вскрывать двери. Мы бы просто договорились с вами.
   -- А ваша служба наблюдения никого не заметила?
   -- Сейчас узнаю у Виктора. Подождите.
   В трубке заиграла приятная музыка. Минуты через две концерт прекратился, и вновь послышался встревоженный голос Семена Семеновича.
   -- Ася, вы внимательно осмотрели квартиру? В ней никто не прячется?
   -- Нет. То есть да, осмотрела, посторонних в ней нет.
   -- Слава богу. Дело в том, что в ваш подъезд зашла -- и до сих пор не вышла -- неизвестная женщина. Такое впечатление, что она постаралась максимально изменить свою внешность. Весь набор снимков по вашему подъезду я сейчас же направлю вам по электронной почте. Через пять минут можете получать. Что-нибудь еще?
   -- Спасибо, нет. Кстати, завтра вечером меня приглашают в ресторан. Вы не могли бы присмотреть за квартирой? Новая дверь -- это, конечно, хорошо, но я не хочу рисковать.
   -- Что-нибудь придумаем. Вы давно знаете пригласившего?
   -- Я познакомилась с ним еще до переезда сюда.
   -- Тогда для нас он интереса не представляет. Виктор будет в отчаянии. До свидания.
   -- До свидания.
   Убрав мобильник, я принялась под "инструментальный аккомпанемент" осматривать квартиру, пытаясь определить, куда заглядывал неизвестный вор. Так можно было получить представление о размерах того, что здесь искали. Вскоре я убедилась, что его внимания не избежал, скорее всего, ни один угол моего скромного жилища. Везде на легком налете пыли, осевшем после недавней уборки, можно было заметить пятна и проплешины чистого места. В том числе и там, куда я после уборки не заглядывала. Тот, кто здесь был, искал на совесть. И, похоже, не особенно торопился.
   Когда я при помощи авторучки-фонарика пыталась рассмотреть что-нибудь под ванной, сзади раздалось деликатное покашливание. Только сейчас я заметила, что прекратился шум инструментов, от которого трясся весь дом. Я обернулась. За спиной стоял бригадир и с интересом рассматривал представший перед ним вид. Я быстро поднялась на ноги. Бригадир сделался донельзя серьезным и пригласил меня принимать работу.
   Дверь и впрямь оказалась знатная.
   -- Вот, смотрите, -- показывал бригадир. -- Двойной контур уплотнения по всему периметру. Подшипниковые петли. Посмотрите, как ходит. Три замка. Вот ключи, попробуйте. Усиленная фурнитура. Снаружи износостойкий пластик. Устоит даже против Кинг-Конга. Выдержит автоматную очередь. Возможность установки телекамеры -- чтобы знать, кто за дверью. Все как обещали. На сто лет хватит.
   Какие там сто лет -- мне бы месяц прожить да другой продержаться. Но этого я бригадиру говорить не стала. Расписавшись и оплатив работу, я закрыла за собой новоприобретенную дверь. Ощущение такое, будто в батискафе оказалась. Ничего, зато уж теперь ключи так просто не подберут. Нужно посмотреть, пришли ли по электронной почте снимки.
   И тут меня поджидала маленькая неприятность. Да, письма пришли, но "скачать" по телефонным проводам огромный файл не получалось. Мой ноутбук, скрипя всеми своими внутренностями, раз за разом пытался сделать это, и каждый раз соединение обрывалось. На третьей или четвертой попытке, каждая из которых заняла у меня больше десяти минут, я отказалась от идеи самостоятельно добраться до фотографий и снова позвонила Семену Семеновичу.
   Тот понял суть проблемы с полуслова, секунду подумал и предложил подключить мой ноутбук к той скоростной линии, которая была проложена для Людмилы Николаевны. По его словам, перебросить удлинитель можно было очень быстро, и он обещал кого-нибудь вскоре подослать.
   Этим кем-то оказался Виктор, приехавший где-то через час. Он привез провод, инструменты и новенькую плату-адаптер для ноутбука. Вел он себя абсолютно корректно и вольностей не позволял -- наверное, получил однозначные указания от Семена Семеновича. Я даже удивилась -- какой дисциплинированный.
   Виктор взял у Елизаветы Юрьевны ключи от квартиры Людмилы Николаевны, проделал дырку над ее дверью, затем над моей, протянул через отверстия кабель, все подключил, сообщил мне новое имя и пароль для входа в Интернет и откланялся. Я подключила к удлинителю ноутбук и вошла в сеть. Все работало и, о чудо, я без проблем и всего за две минуты получила на свою машину огромный файл с фотографиями.
   Для их просмотра хватило десяти минут. На всех фото были указано время, когда была сделана фотография, и потому я знала, что утром, приблизительно через пятнадцать минут после моего ухода, из дома ушла и Елизавета Юрьевна. Еще через четверть часа в наш подъезд вошла среднего роста женщина в темно-коричневом балахонистом платье до пят, с распущенными волосами и в огромных темных очках. Если убрать платье, волосы (это вполне мог быть и парик) и очки, то в искомом остатке мог быть кто угодно. Например, мужчина, если он не носит бороды и усов. Еще через полтора часа возвратилась с покупками Елизавета Юрьевна. С тех пор в подъезд входили и выходили разные люди, но та женщина в коричневом балахоне больше не появлялась. Растаяла в воздухе. Как растаял до того убийца Людмилы Николаевны. Мне стало не по себе.
   Следовало как-то поднять настроение. Я решила наконец-то поужинать и попить чайку с принесенными из "Седьмого Континента" вкусностями, а уж потом думать, что мне делать дальше. Я разместилась на кухне, отстранилась от событий и странностей сегодняшнего дня и предалась чревоугодию. Как ни странно, это помогло, и вскоре я была в состоянии размышлять спокойно.
   Итак, квартира оказалась чем-то вроде минного поля, куда я по незнанию вперлась. Уехать отсюда я не могу -- Михайла Петрович объяснил ситуацию ну очень доходчиво. Его служба безопасности использует квартиру как капкан, а меня -- скажем честно -- как живца. Приходите, дескать, гости дорогие, ведь мы не интересуемся квартирой, вон, гляньте, там даже посторонний человек живет. Который ничего не подозревает, и даже приличную сумму дома держит. Вопрос -- что делать живцу, чтобы и жизнь сохранить, и злодея изловить? Ведь не изловишь -- не отпустят. И жить мне здесь до самой глубокой старости. Тогда одна надежда останется -- что Михайла Петрович быстрее меня помрет. Итак, моя задача -- поймать того, кто интересуется этой квартирой.
   От такого нахальства я даже засмеялась. Хороша получается "сладкая парочка" сыщиков -- Семен Семенович с ордой подручных и всей его спецтехникой, знакомствами и возможностями, -- и я. У меня, правда, есть два серьезных преимущества.
   Во-первых, речь идет о моей жизни. После событий сегодняшнего дня сомнений в этом практически не осталось. Мой плюс -- в инстинкте самосохранения, он не даст мне особо расслабиться. Семен Семенович, наверное, хороший специалист, но убивать в случае чего будут не его, а меня.
   Во-вторых, они -- где-то там, а я здесь. То есть, я уже силой обстоятельств и даже помимо своей воли буду в центре событий. То есть, я могу влиять на события. Не то чтобы меня это радовало, но уж лучше потрепыхаться, чем покорно принимать свою судьбу. А для этого нужно быть хорошо информированной.
   Только сейчас до меня дошло, зачем Михайла Петрович велел держать меня в курсе новостей по расследованию. Вот хитрец! Он, наверное, быстренько просчитал, что я начну предпринимать что-то сама, и решил помочь мне. Чем больше бьется насаженный на крючок пескарь, тем быстрее он привлечет внимание щуки. При этом судьба пескаря обычно волнует рыбака не очень сильно. Поэтому пескарю нужно брать ситуацию в свои плавники и вырабатывать план действий.
   Самое важное -- чтобы щука перестала рассматривать меня как пескаря. Для этого я должна вести себя непонятно, не по-пескариному. Пусть опасается браться за меня голыми зубами. Нужно как можно больше непонятного, неожиданного, чтобы злодей не понимал, что происходит.
   Мне же тем временем следует начать собственное расследование. Причем так, чтобы об этом никто не догадался. Обычные методы не годятся. Таким расследованием занимается Семен Семенович, здесь я ему не ровня, вот и пусть работает. Не забывая сообщать мне о полученных результатах. Я же, не привлекая внимания, займусь теми моментами, которые во всем этом кажется мне странными и необъяснимыми.
   Я притащила на кухню ноутбук, включила его и стала составлять список странного и необъяснимого.
   -- Если время для убийства было выбрано не случайно, и убийца стремился воспользоваться моментом моего приезда, то почему? Ведь с тем же успехом он мог совершить свое дело и раньше, и позже. Убийца же предпочитает момент, когда в подъезде уйма народа. Зачем ему это было нужно?
   -- Тапочек в двери -- как он там оказался? Не способ ли это отвлечь внимание от того обстоятельства, что дверь открыла сама Любовь Николаевна -- или что ее вскрыли снаружи ключами?
   -- Зачем был взят "Летящий орел", если его тут же выбросили? Ведь в подобных случаях милиция обыскивает бак мусоропровода. Это общеизвестно, достаточно смотреть телевизор. Убийца так тщательно все спланировал -- и вдруг такой прокол. Странно.
   -- Чем занималась Любовь Николаевна в момент убийства? Вроде бы, ответ ясен -- сидела за компьютером, разгуливала по Интернету. Но не все так просто. Вот сидит она за клавиатурой, и вдруг входит некто. С пистолетом, на котором навинчен глушитель. Убить пришел. Заходит сбоку, чтобы пуля ушла в окно. По времени -- это несколько секунд. Цепляться в такой момент за "мышку" компьютера -- согласимся, есть в этом что-то необычное. А если она держалась за мышку не случайно, если, предвидя смерть, она хотела этим что-то сообщить, на что-то намекнуть. На что? На то, что ее смерть как-то связана с Интернетом? Она что, хакером была и по ночам банки грабила? Или похитила у Пентагона данные о том, какой сорт туалетной бумаги используется тамошними штабными крысами? И в отместку чиновники из ЦРУ прислали терминатора? Тоже странно. Нужно бы порыться в ее компьютере, если разрешат.
   -- Почему Семена Семеновича так взволновала кошачья шерсть на моей одежде? Собрали, на анализ отправили... Кстати, что показал этот самый анализ?
   -- Рыжий обидчик Прошки, мой несостоявшийся убийца. Что-то его покушение совсем не похоже на тот стиль, в котором было задумано и исполнено убийство Людмилы Николаевны. Может быть, Зойка права, и это действительно просто маньяк? Как увидит женщину с моими формами, так сразу за кирпич хватается. Нужно принимать меры. Семену Семеновичу говорить о нем поздно, потому схожу-ка я в милицию. Пусть подключатся и защитят честного налогоплательщика.
   -- Странный обыск. Нужно будет самой еще раз пройтись по всей квартире. Может быть, замечу что-нибудь.
   Начать я решила с милиции и компьютера. Не видать Семену Семеновичу спокойного вечера. Я достала мобильник и нажала на кнопку повторного набора номера. Семен Семенович сказал, что до компьютера покойной Людмилы Николаевны у них пока не дошли руки, но мое желание покопаться в нем воспринял спокойно. Он сказал, что завтра с утра подъедет Виктор, скопирует содержимое диска, а сам компьютер перетащит ко мне. Так, одно дело сделано. Теперь -- в милицию. Пусть бережет.
   Было еще светло и прогулка в милицию вполне могла сойти для таинственных наблюдателей, как своих, так и чужих, за вечерний моцион. Тем более, что пользы от нее оказалось не больше, чем от моциона.
   Капитан Евдокимов Г.Н., к которому меня направили, был в штатском. Узнав суть дела, он откровенно поскучнел.
   -- Пострадавшие есть? -- спросил он, будто и не слушал внимательно мой рассказ.
   -- Нет, если не считать голубя Прошки и одной из его голубок, -- честно сказала я.
   -- Свидетели есть?
   -- Два таджика.
   -- Которые, судя по вашему рассказу, виновны как минимум в самоуправстве и причинении легких телесных повреждений. Если они подтвердят ваш рассказ, то получат срок. Если они нелегалы, то их вышлют из Москвы. Как вы полагаете, горят они желанием общаться с милицией и что-то подтверждать?
   Я отрицательно помотала головой.
   -- Вот видите, на пострадавших, ни свидетелей. Ваш Прошка со своей голубкой вряд ли что покажут на суде. Подозреваемый неизвестен, и, скорее всего, теперь будет обходить вас за километр. Что нам делать в этих обстоятельствах?
   Я чуть не брякнула про фото злоумышленника на компьютере, но быстро осеклась -- инстинкт самосохранения настойчиво советовал мне не посвящать посторонних в дела Михаила Петровича. Если, конечно, я не хочу оказаться крайней. Поэтому я просто ответила:
   -- Не знаю.
   И тут капитана будто подменили. В глазах появился азарт, движения обрели плавность, а голос -- убедительность.
   -- Не знаете? Тем не менее, мы можем помочь вам. Есть люди, которые оказывают добрые услуги там, где в силу закона оказываются, увы, бессильны наши органы правопорядка. Обратитесь по этому адресу, и вам помогут.
   С этими словами он протянул мне изящную визитку, исполненную на цветной тисненой бумаге с золотым обрезом. Она принадлежала директору частного сыскного агентства Евдокимову Г.Н. Лозунгом агентства было "Мы можем все, чего не могут они". Как ни странно, агентство располагалось по тому же адресу, что и отделение милиции, в котором я как раз находилась. И даже номер офиса совпадал с номером кабинета капитана Г.Н.Евдокимова.
   -- А как же пострадавшие? Свидетели?
   -- А нам не требуется. Нам требуется только желание клиента. Мы примем все меры, чтобы обеспечить вашу безопасность и покой. В этом мы, разумеется, тесно сотрудничаем с органами милиции.
   Да уж, теснее просто некуда. Я пообещала подумать, попрощалась и быстренько отправилась домой. Под защиту новой стальной двери.
   Когда я поднялась на свой этаж и стала возиться с непривычными пока замками, на площадку вышла Елизавета Юрьевна.
   -- Добрый вечер, Асенька. Гуляли?
   -- Да, на сон грядущий. Погода очень хорошая.
   -- Вообще-то, вам лучше по темноте не ходить.
   -- Спасибо за заботу, Елизавета Юрьевна. Я больше не буду.
   -- Ну, не обижайтесь, Асенька. Я, вообще-то, по другому поводу вас подкарауливала. Мне позвонил Семен Семенович. Завтра с утра подъедет Виктор, перенесет к вам компьютер. Семен Семенович просил помочь, а мне как раз с утра уйти нужно. Я, как на грех, с утра в поликлинику записана. Ничего, если я прямо сейчас вам ключи отдам? А вы мне завтра вернете.
   -- Конечно, Елизавета Юрьевна.
   -- Тогда вот, держите.
   Она протянула мне кольцо с ключами, с которого свисал забавный брелок в виде беличьего хвостика, сделанный из синтетического меха, и добавила:
   -- И не обижайтесь на меня, Асенька, если я что не так скажу. Мне просто не хочется, чтобы с вами что-то случилось.
   -- Спасибо, я понимаю.
   Я улыбнулась соседке, вошла к себе и положила ключи на тумбочку, у телефона.
   Уфф, хватит на сегодня расследований. Шерлоку Холмсу тоже нужно спать.
  

Глава седьмая, почтительная, в которой я получаю почти оружие,
а до меня почти добирается чье-то настоящее оружие

  
   Виктор подъехал, когда я уже собиралась звонить Семену Семеновичу. До выхода на работу оставалось всего полчаса, опаздывать мне совершенно не хотелось, и я начала нервничать. Меня даже начали посещать мысли о совершении уголовно наказуемого деяния. Хотелось взять ключи, благо вот они, на тумбочке, да и перенести все самой, благо разрешение имеется. Но вот раздался долгожданный звонок в дверь. В глазке маячила улыбающаяся физиономия Виктора. Я открыла дверь, и он одобрительно поцокал языком. При этом он от смущения, отводил взгляд, и нельзя было понять, ко мне относится это одобрение или к моей новой двери. Затем поприветствовал:
   -- Доброе утро, Ася. Надеюсь, я не слишком поздно?
   -- Здравствуйте. Если вы собрались делать мне предложение -- то увы. А вот перенести компьютер время еще имеется.
   -- А поменять местами эти два пункта никак нельзя?
   -- Это как раз тот случай, когда перемена мест слагаемых никак не влияет на результат. Кстати, и времени для переноса компьютера осталось уже совсем немного.
   -- Жаль. Ну что же, пойдемте. Ключи у вас?
   -- Да, Елизавета Юрьевна оставила. Вот, на тумбочке. Держите.
   Виктор принял связку ключей и, легкомысленно помахивая беличьим хвостиком, исчез в квартире напротив. Через пару минут он появился с системным блоком, на котором громоздились клавиатура и мышка. Я показала ему, куда поставить, и он отправился за монитором. Я же быстро подключила клавиатуру и мышку. Когда Виктор принес монитор, все было готово к включению.
   -- Будем пробовать? -- спросил Виктор.
   -- Будем, -- согласилась я.
   Мы установили монитор, и Виктор нажал кнопку пуска. По экрану побежали строки символов -- машина просыпалась. Проснувшись, она заявила, что работать не отказывается, но не может -- на диске нет операционной системы. Вот это фокус. Я посмотрела на Виктора.
   -- Черт, я же помню, что он работал. -- Виктор недоуменно смотрел на меня.
   -- Я тоже это помню. А сейчас не работает. Вы ничего с ним не делали?
   Виктор возмущенно замотал головой. Тогда я сказала:
   -- Знаете, Виктор, сейчас у меня просто нет времени. Мне нужно на работу. Вы ведь собирались скопировать все, что есть в этой машине? Тогда давайте сделаем так. Вы сейчас заберете эту коробку, -- я показала пальцем на системны блок, -- отвезете на фирму, там все скопируете, во всем разберетесь, а потом вечером позвоните мне, и мы договоримся, как нам быть дальше.
   По-моему, Виктору не очень-то хотелось тащить с четвертого этажа изрядных размеров системный блок, но возражать он не стал. Мы вышли, я заперла квартиру, еще раз порадовавшись новой двери, и мы спустились к машине -- впереди пыхтящий, но старающийся выглядеть бодро Виктор, а следом я -- налегке и помахивая сумочкой. Его наверняка отснимет служба наблюдения. Пусть сделает себе еще один календарь.
   Погрузив системный блок на заднее сиденье своего "Ниссана", Виктор предложил подбросить меня на работу. Это было очень кстати, и я не стала отказываться. Во-первых, времени у меня почти не осталось, а во вторых, на горизонте маячил Колян, явно намеревавшийся проводить меня до работы. Начнет еще отношения выяснять.
   Доехали мы быстро и без происшествий. Виктор предупредительно открыл дверцу и еще раз заверил меня, что вечером обязательно позвонит.
   -- Только часов в десять-одиннадцать, -- попросила я. -- Я сегодня могу возвратиться довольно поздно.
   -- Я в курсе, -- кисло улыбнулся мой воздыхатель.
   Посмотрев вслед его машине, я бодро зашагала к офису.
  
   На работе меня ждал сюрприз. Подождав, пока я приведу себя в порядок и появлюсь в торговом зале, Зойка с таинственным видом поманила меня к своему рабочему столу.
   -- Привет, Асена. Я принесла.
   -- Что принесла.
   -- Что обещала, то и принесла. Подарок. Помнишь, вчера говорили?
   -- А, да, помню. А что это такое?
   -- Не торопи. Сначала послушай. Был тут один случай -- месяца за три до тебя. Сижу я как-то и расслабляюсь. Клиентов нет, дядя у себя, чем честной девушке заняться? Правильно, маникюром. Вдруг шум, гам -- врывается сюда эдакое дитя гор. Меня увидел, схватился за сердце, чуть в обморок не упал. А потом веришь-нет, подскочил, уцепился за руку, которую я красила, как клещ и держит. Я дергаю, а вырвать не могу. Он тут как заорет на весь зал: "Слюшай, твой салон сияет как вершины Эльбруса, с твоими машинами не сравнится даже табун лючших ахалтекинских лошадей, а ты красивее всех. Хочу, стань моей женой!" Его охранник потом едва выпроводил. Не потому что кавказец этот очень сильный был, а потому что самого охранника от смеха корежило. Меня долго еще за спиной называли "самый красивый кавказский лошадь". Своими ушами слышала. Потом мне сказали, что ему кто-то лапшу на уши повесил, будто я хозяйка этого салона и обожаю кавказцев. Когда он понял, что все не так, больше я его здесь не видела. Я это к чему тебе рассказываю?
   И Зойка снова таинственно посмотрела на меня.
   -- Аська, ты не удивляйся, но мой подарок связан с тем кавказцем.
   -- Его визитку, что ли, подарить хочешь? Так я тоже не хозяйка салона.
   -- Ты ничего не понимаешь. У меня есть один хороший знакомый, я с ним пару месяцев назад познакомилась. Рассказала ему про тот случай, и он подарил мне вот это.
   С этими словами она достала пластиковый пакет, в котором было что-то довольно увесистое, и протянула мне.
   -- Держи. Это тебе.
   Я заглянула в пакет. Там была какая-то плоская коробка из роскошного пластика "под дерево", с золоченым замочком.
   -- Что это? Косметика?
   -- Если бы. Да ты держи, держи. Тебе пригодится.
   Я достала коробку, открыла ее, и у меня чуть ноги не подкосились. Внутри на красном бархате лежал самый настоящий пистолет. В углублении рядом с ним покоился глушитель, точь-в-точь, как в кино показывают. В двух других углублениях лежали две обоймы с маслянисто отблескивающими патронами.
   -- Зойка, ты что? Это же оружие!
   -- Да бери, бери, не бойся, он не настоящий.
   Зойкины глаза зло прищурились. В них промелькнула такая ненависть, что я даже немного отшатнулась. Так, наверное, смотрела на врагов Медуза Горгона, когда к ее природной зловредности добавлялась зубная боль. Зойку прорвало:
   -- Этот мой знакомый, о котором я говорила, козел гребаный, подарил мне пару месяцев назад, чтобы я от кавказцев им отбивалась, если приставать станут. Я тоже поначалу испугалась, думала, что это пистолет. А он, дурак такой, ржет и говорит -- муляж, говорит, копия это. Убить им можно только одним способом -- если изо всех сил шарахнуть кого-то по кумполу. Настоящий-то мог хоть на что-то сгодиться, всякое в жизни бывает, а на фига мне этот? А тебе может быть и сгодится. Попугать кого, если приставать будут.
   -- А чего ты так разволновалась? Ну, пошутил неудачно этот твой парень, с кем не бывает. В следующий раз духи подарит. Или колготки "Голдэн леди".
   -- Я эти колготки ему на голову натяну. До самого пупка. Кретин такой.
   Я осторожно взяла в руки подарок. Действительно, пистолет, на вид увесистый и внушительный, оказался неожиданно легким. Спросив Зойку, сколько это стоит, я полезла уже в сумочку за деньгами, но Зойка остановила меня.
   -- Никаких денег. Это подарок честной девушки. Ты в беде, и тебе эта штука может понадобиться. А если у тебя с деньгами нормально, то займи двести баксов до зарплаты.
   Это было что-то новенькое. Я с интересом глянула на Зойку. Получаемых денег ей раньше хватало, и она никогда не пыталась перезанять.
   Зойка перехватила мой взгляд, и не мгновение в ее глазах возникло все то же злое выражение. Чего это она? Я поторопилась сказать:
   -- Да, конечно. Вот, держи.
   С этими словами я порылась в сумочке, достала и протянула ей четыре бумажки по пятьдесят долларов.
   -- Спасибо, Асенька!
   Зойка снова улыбалась, ее настроение заметно улучшилось.
   Я снова стала рассматривать муляж пистолета. Тут из-за спины послышалось веселое:
   -- Что, девочки, стволом разжились?
   Это бесшумно подошел сзади охранник салона. Сегодня дежурил молодой парень по кличке "Сигал". Он знал наизусть все фильмы с этим артистом и всячески старался копировать его манеры. Взял в руки мой подарок, оттянул затвор, заглянул внутрь, щелкнул курком.
   -- Да, не из дешевых штучка. Точная копия пистолета ТТ. Я о таких только читал. С жиру буржуи бесятся. Он же таких денег стоит, что за них штуки три настоящих "тэтэшника" купить можно.
   -- Из него нельзя стрелять? А зачем их вообще тогда делают? -- поинтересовалась я.
   Польщенный вниманием, "Сигал" пододвинул к столу кресло, расположился в нем и повел рассказ:
   -- Это для тех, кто хочет приобщиться к оружию. Когда кто-то хочет научиться выполнять все операции с пистолетом на автомате, не думая, то покупает такую вот штучку. На ней он учится разбирать и собирать машинку, заряжать-разряжать, чистить там, смазывать, целиться. А дома при этом оружия нету. Не все хотят держать дома оружие, особенно если в доме есть дети.
   -- А как с ним вообще обращаться?
   -- Смотри.
   Далее последовал небольшой урок обращения с пистолетом. Представительный мужчина сунулся было в салон, но увидел, чем мы занимаемся, и немедленно исчез. Эдак мы всех клиентов распугаем. Я поспешно собрала пистолет, к собственному удивлению не допустив при этом ошибок, убрала его в футляр, а сам футляр спрятала в пакет. Настроившийся было потрепаться "Сигал" неохотно удалился на свое рабочее место, и мы остались вдвоем с Зойкой.
   -- Ну, как ты? Тот рыжий больше не появлялся? -- осведомилась Зойка.
   -- Не-а. Сегодня я на машине приехала. Знакомый до работы подкинул.
   -- А этот твой Алексей не приревнует?
   -- Рановато ему ревновать.
   -- Ну, смотри. Счастливая ты, Асена. Если у тебя с ним все хорошо будет, то свободным человеком станешь.
   -- Я и сейчас не крепостная.
   -- Я в том смысле, что сможешь расплеваться с этой работой. Захочешь, дома будешь сидеть. А захочешь, найдешь себе что получше.
   -- Пока об этом лучше не думать. А вообще-то, мне и здесь нравится.
   -- Да что тебе здесь делать-то?
   -- А что дома делать? Здесь и коллектив хороший, и народ разный видишь, а при случае и отпроситься можно. Кроме того, я предпочитаю зарабатывать сама. Лучше быть независимой, чем рассчитывать на деньги мужа. А мне здесь неплохо платят за непыльную, в общем-то, работу.
   -- Ну, как знаешь. Мне бы такого мэна, я бы и дня лишнего здесь не задержалась. А то на ведь работу спокойно не дойдешь. Того и гляди, кирпичом пришибут.
   -- Уже не пришибут. Я теперь мимо той стройки ходить не буду. Если подумать, то не так уж много и срезаю, когда мимо нее хожу. Можно выйти на Профсоюзную, а там людно. Маньяки таких мест не любят.
   -- Кто его знает. По телевизору столько всего показывают, что и не знаешь, где безопаснее.
   На чем наш треп с Зойкой естественным образом завершился, потому что за стеклянной дверью салона показался наш Фантомас -- менеджер "большеньких", который среди прочих дел курировал и наш салон. Мы все тут же стали насквозь деловыми и приступили к исполнению должностных обязанностей.
   День шел как обычно. Двух клиентов удалось, кажется, заинтересовать предложениями "большеньких". Уже неплохо. Были и еще посетители, но кто-то забегал только поглазеть, а кто-то лишь изображал заинтересованность. Таких сразу видно. Но вот стрелки подползли к заветным пяти часам, я навела порядок на столе, взяла сумочку, пакет с Зойкиным подарком, кивнула коллегам и направилась домой.
   Алексей обещал приехать к семи, у меня вполне хватало времени отдохнуть и приготовиться.
   Забежала к Елизавете Юрьевне, вернула ей ключи от шестнадцатой квартиры, сказала, что меня пригласили в ресторан, и чтобы она присматривала за моим жильем. Стальная дверь, конечно, хорошо, но в таких обстоятельствах лишний глаз не повредит. Снежная Королева заверила меня, что будет неусыпно бдеть, тем более что и Семен Семенович, как оказалось, уже попросил ее о том же.
   Подобрав строгий вечерний костюм, я еще раз продумала, о чем буду говорить с Алексеем. В голову вдруг влетела дикая мысль -- заплатить за себя в ресторане. Идея, способная увлечь школьницу или феминистку. Я тут же прогнала ее, и сосредоточилась на вопросах более важных.
   Ситуация, в которой я оказалась, могла потребовать быстрых и точных действий. Мне может потребоваться любая помощь, которую я смогу получить. Поэтому, кроме общения с Алексеем как с приятным мужчиной, следовало определить, может ли он помочь мне, и чем именно. Его визитка как-то неопределенно говорила о его работе -- "Заместитель начальника информационно-аналитической службы". Если это то, о чем я подумала, то возможности по добыванию информации у такого человека должны иметься немалые. И, естественно, по ее анализу. Страховые фирмы без этого не могут существовать. Хорошо бы, если я не ошиблась. Как раз информации мне сейчас и не хватает. Итак, решено -- присмотрюсь, а там видно будет. Положусь на интуицию, она меня редко подводит.
   Так, раздумывая и занимаясь разными бытовыми мелочами, я провела время до без четверти семь, затем оделась во все приготовленное, проверила сумочку и стала ждать Алексея. Он позвонил в дверь ровно в семь часов.
  
   Ресторан, куда Алексей привез меня, был когда-то, наверное, небольшим кафе. Полуподвал, неприметная вывеска, никакой рекламы с целью привлечь клиентов. Внутри все отделано неброско, но с большим вкусом. Мягкий свет бра и негромкая музыка, о чем-то отстраненно поет восточного вида девушка. По-моему, из репертуара Тины Тернер. Метрдотель провел нас за столик в углу напротив сцены. Певица заметила Алексея и слегка помахала ему рукой.
   -- Я люблю бывать здесь, -- сказал, устроившись, Алексей. -- Очень спокойное место. Случайных людей здесь не бывает. Что-то вроде клуба. Видите певицу? Чудесный голос, правда?
   -- Вы с ней знакомы?
   -- Нет, я просто постоянный клиент. Таких она знает и приветствует. Своего рода маленький бонус от ресторана. Кстати, мне говорили, что она приехала по контракту из Малайзии. Местом она довольна, там ей столько не заработать.
   -- Вы и это знаете?
   -- Ася, мир страховых компаний -- это мир очень больших, даже огромных денег. Многие хотели бы к ним подобраться. Страховая компания должна уметь защищаться от таких поползновений. Поэтому наша компания предъявляет своим сотрудникам очень строгие требования. Одно из них таково: мы должны официально разрешить компании быть в курсе весьма личных аспектов нашей жизни. Она вправе знать, где мы бываем, с кем общаемся, и так далее. Уже несколько раз это спасало нас от очень крупных неприятностей.
   -- Вы что, перед тем, как пригласить меня сюда, справки обо мне наводили?
   -- И весьма тщательно. Об этом ресторане мы навели справки еще раньше.
   Наступило неловкое молчание, которое было прервано бесшумно возникшим рядом со столом официантом. Он подал мне и Алексею меню. Видя мое замешательство и отнеся его на счет незнакомства с блюдами, официант начал:
   -- Позвольте посоветовать...
   Но Алексей не дал ему договорить:
   -- Ася, если не возражаете, заказ сделаю я. Здесь прекрасная кухня, но некоторые вещи у них совершенно бесподобны. А вино закажете вы.
   Я кивнула и облегченно закрыла папку с меню. Алексей начал диктовать заказ, а я задумалась. Мои планы разговора рушились на ходу. Не нужно было искать подходов, играть словами. Кажется, Алексей собирался быть со мной предельно откровенен. И уже сейчас кое-что начало проясняться. Когда официант закончил записывать заказ и удалился, я решила брать инициативу разговора в свои руки.
   -- Алексей, а зачем вы все это говорите мне? Ведь могли бы и промолчать.
   -- По двум причинам. Во-первых, я не хочу, чтобы между нами с самого начала существовали какая-то недоговоренность. Во-вторых, я бы хотел поговорить о нас. О вас и обо мне. Если я начну задавать точно поставленные вопросы, то вы неизбежно заметите, что я слишком много знаю. Это может показаться вам подозрительным. А сами вы меня практически не знаете, и можете не решиться рассказать мне обо всем.
   -- О чем?
   -- О том, что вокруг вас происходит.
   -- А что вокруг меня происходит?
   -- Иными словами, вы хотите, чтобы рассказ начал я? Ну что же, давайте, я перечислю то, что нам известно.
   -- Нам?
   -- Сбором информации о вас занимался не я лично, а компания по моей просьбе.
   -- Она так о каждой вашей девушке информацию собирает?
   Этот вопрос заставил его немного стушеваться.
   -- Чего уж там, Алексей, признавайтесь.
   Он преодолел смущение, улыбнулся и сказал:
   -- Простите меня, Ася, но в компании я сказал, что вы -- моя невеста.
   Вид у меня при этих словах сделался настолько обалдевшим, что Алексей заволновался и начал вертеть в руках ложку. Я не знала, возмущаться мне или смеяться. Вот ведь каков нахал! Я улыбнулась. Напряженно ожидавший моей реакции Алексей расслабился и оставил ложку в покое. Стараясь убрать с лица улыбку, я сказала:
   -- Как говорится, без меня меня женили. В смысле, замуж выдали. Ладно, побуду пока невестой. Тогда давайте по-родственному, откровенно. Что же, по-вашему, вокруг меня происходит?
   Алексей помолчал и начал свой рассказ:
   -- Собирать сведения о вас мы начали приблизительно две недели назад. После моего первого прихода в салон. Я заметил вас на улице, когда вы шли от метро на работу. Знаете, Ася, бывает так, что посмотришь на человека -- и уже знаешь, что этот человек близок тебе -- по духу, складу ума, отношению к жизни. Общение с вами только подтвердило это ощущение.
   -- А почему вы все время просили рассказать про одну и ту же машину? Про тот "Ауди А6"?
   -- Видите ли, Ася, когда человека несколько раз просят повторить один и тот же рассказ, то это может многое рассказать о его характере. Своего рода тест. Должен сказать, что вы прошли его блестяще.
   -- Алексей, если вы не против, давайте перейдем на "ты".
   -- Конечно. Так вот, Ася, при сборе сведений о тебе наша компания не нашла ничего, что говорило бы не в твою пользу.
   -- То есть, невеста оказалась кондиционной?
   -- Высший сорт. Начальство даже поздравило. Но потом нам позвонили несколько человек из тех, у кого мы запрашивали информацию, и сказали, что тобой заинтересовалась компания (тут он назвал фирму Михайлы Петровича). Причем их запрос шел с самого верха. Интерес таких акул к скромной сотруднице автосалона -- дело необычное, нам нужно было разобраться.
   Я молча кивнула. Ободренный Алексей продолжал:
   -- Вот что мы выяснили: ты совсем недавно переехала в квартиру, которая находится на том же этаже, дверь в дверь, что и квартира Людмилы Николаевны Слябиной, тещи Михаила Петровича Провина, директора той самой интересовавшейся вами фирмы. Людмилу Николаевну убили в день и час твоего переезда. Ты здесь ни при чем, милиция не подозревает ни тебя, ни твою подругу Настю. А фирма Провина зачем-то собирает информацию о тебе и обо всех твоих родственниках и друзьях. Обычно им этого не требуется. Возможно, они хотят с твоей помощью как-то разобраться во всем этом. Но для того, чтобы разобраться, у них хватает своих специалистов -- зачем им ты? Если ты не охотник и не добыча, то в этом раскладе тебе может отводиться роль приманки. Для того и сведения собирали, чтобы как-то надавить на тебя. Наверное, не хотели полагаться только на деньги. Их предлагали?
   Я кивнула и подтвердила:
   -- Ага. Я взяла. С деньгами или без, но с той квартиры они меня ни за что не выпустили бы. Грозили уволить отца, напакостить Насте, и даже не выходящей из дома маме навредить.
   -- На Провина это похоже.
   -- Да уж. Они думают, что кому-то что-то нужно в той квартире, куда я въехала. Людмила Николаевна следила при помощи телекамеры за подъездом и очень мешала. Если бы еще и я там поселилась, то шансов проникнуть незаметно практически не было бы. Михаил Петрович заставил меня жить там, он хочет, чтобы убийца ничего не подозревал и как-то проявил себя.
   -- Приблизительно так я и думал. Знаешь, Ася, расскажи мне все. Восстанови полностью эти дни, до самых незначительных деталей, и мы подумаем, что делать дальше. Начни с того, как ты вообще там оказалась.
   Тут нам принесли заказанные блюда, и я, как Шехерезада, начала дозволенные речи, не забывая наслаждаться вкусом изысканных яств. К десерту Алексей знал уже практически все, что было известно мне самой.
   -- Да, история, -- сказал он, держа в руках бокал с вином.
   -- Необычная история, -- согласилась я.
   -- И есть в этой истории неувязки. Например, этот рыжий с кирпичом совершенно не вписывается в сюжет с убийством Людмилы Николаевны.
   -- Согласна. Я тоже об этом думала. Будь у него пистолет, пристрелил бы меня без шума из той новостройки, и ищи ветра в поле.
   -- Расскажи мне подробнее о Зойке. Все, что знаешь. Привычки, и так далее.
   -- Алексей, а ты на ком из нас жениться собираешься? При чем здесь Зойка?
   -- Не знаю. Но хочу узнать. Пока соображений нет. Расскажи, может быть, что и придет в голову.
   -- Ну ладно.
   И я поведала ему все, что знала о Зойке. Его особенно заинтересовал момент, когда она перехватила у меня до зарплаты две сотни.
   -- А раньше такого не было?
   -- Никогда.
   -- Она не делала дорогостоящих покупок? Может быть, стала немного шиковать?
   -- Ничего особенного. Все как всегда. Случись в ее жизни что-нибудь необычное, обязательно проболталась бы.
   -- Не факт. Но хватит о Зойке. Расскажи теперь об Елизавете Юрьевне...
   И так два часа. Я вспоминала все новые подробности и детали, не переставая удивляться себе. Откуда у меня такая память? Может быть, просто Алексею понравиться хочу? Как бы то ни было, разговор получился долгим и обстоятельным.
   Домой я попала только к половине одиннадцатого вечера. День удлинился, и в мае в это время не совсем еще темно. Алексей высадил меня у подъезда, я помахала ему рукой, он помахал в ответ и уехал. Во дворе было тихо, только пара собачников выгуливала в отдалении своих питомцев, да старухи кучковались у третьего подъезда вокруг одной из своих товарок и оживленно что-то обсуждали. Во всяком случае, не мой приезд. Я уже повернулась к двери подъезда и совсем было собралась нажать на кнопки кодового замка, как вдруг в кустах, росших метрах в четырех от подъезда, что-то закопошилось и оттуда послушался негромкий голос. Я чуть не подпрыгнула, когда этот голос произнес:
   -- Ася, подождите. У меня для вас важные новости. Не оглядывайтесь, за вами ведь следят и фотографируют.
   -- Кто вы? Кто вас послал?
   -- Я человек Семена Семеновича. Мне запретили звонить вам, и мы не можем встретиться открыто. Нам нужно поговорить. Вам грозит очень серьезная опасность. Речь идет о вашей жизни. Идите мимо кустов, как будто хотите пройти в магазин за углом. Обойдите заросли сирени, там есть тропинка, я подожду вас там. Идите не торопясь, и не привлекая внимания. Это очень важно и не займет много времени.
   Судя по звукам, кто-то вышел из кустов и скрылся за домом. Куда было предложено идти и мне. Я прекрасно знала эти кусты, вольно разросшиеся за последнее десятилетие. Там можно было спрятать слона. Или взвод убийц. Идти или не идти? После ресторана думалось не очень быстро. Последний фужер "Божоле" был явно лишним. Если бы это был тот убийца с пистолетом, и если бы он хотел убить меня, что мешало ему сделать это здесь и сейчас? Ничего. Значит, скорее всего, ему действительно нужно поговорить. Следовательно, с ним нужно поговорить. Кроме того, в магазин действительно нужно было сходить -- в доме почти не осталось хлеба, да и на завтрак нужно было что-то приобрести. И я направилась за угол, к указанным зарослям сирени, на всякий случай достав и держа в руках мобильник с сигнализацией. Мало ли что.
   Свернув за угол и пройдя мимо магазина, я приблизилась к разросшимся в густую рощу зарослям сирени. Заходить под темные кроны мне что-то не хотелось, и я остановилась там, где тропинка переставала быть видной с дороги.
   -- Эй, вы здесь? О чем вы хотели поговорить? Давайте, нас никто не видит.
   Из темноты послышалось:
   -- Вас видно с дороги. Сделайте еще два шага. Осторожно, тут впереди бревно. Проходите и садитесь.
   -- Ну уж нет. Я здесь постою. А вы говорите оттуда.
   -- Ася, Семен Семенович вас обманывает. Это он организовал убийство старухи. Он копает под Михаила Петровича. Чтобы обезопасить себя, он хочет убить и вас. У меня есть доказательства. Есть даже фотографии. Они со мной, вот, в пакете. Но отдать их вам я не могу. Только посмотреть.
   -- Какие фотографии?
   -- Да прекратите вы трусить! Речь, в конце концов, идет о вашей жизни! Вообще, зачем я здесь? Как хотите. Если вы не желаете принять мою помощь, то живите, как знаете. Я думаю, не заживетесь. Убирайтесь. Я уйду после вас. Вы не должны меня видеть.
   Последние слова показались мне убедительными, и я сделала шаг вперед по тропинке, но тут в темноте вдруг послышался какой-то шум, звук удара, потом то ли детский, то ли девичий визг, чей-то хрип, вспышка и громкий щелчок, потом еще и еще раз.
   Меня как ветром сдуло. Забыв про мобильник с его потайными кнопками, я бегом бросилась домой. Наверное, преследуемая собакой кошка не взлетает так быстро на дерево, как я вознеслась на свой четвертый этаж. Пришла в себя у самых дверей квартиры, быстро отперла их, заскочила внутрь и закрылась на все замки.
   Бросив сумку на тумбочку, прошла на кухню и села на табурет. Отдышалась. Выпила холодной воды из-под крана, потом плеснула водой в лицо. Прошла в спальню, механически переоделась и попробовала расслабиться. Вот так жизнь. Прямо в стиле Джеймса Бонда. Из ресторана в гущу перестрелки. Причем непонятно, кто друг, кто враг, и есть ли вокруг меня вообще друзья (Настю и Алексея я мысленно вывела при этом за скобки). Так, давайте думать. Хмель почти улетучился, и я поставила на плиту чайник. Под горячий кофе думается лучше.
   Значит, так. Пока ситуация не прояснится, звонить Семену Семеновичу нельзя. Нужно разобраться самой. Восстановим ход событий. Со мной хочет поговорить какой-то "икс". Для разговора зазывает в укромное местечко. Если бы "икс" был убийцей, то мог бы пристрелить прямо у подъезда. И только тут до меня дошло -- не мог. Не мог он убивать меня на глазах у всех. Ведь ему нужна вовсе не я, а эта квартира. Квартира номер тринадцать. А ключи к ней -- вот они, в сумочке. Значит, во-первых, убить меня ему нужно было без свидетелей. Чтобы забрать ключи и влезть в квартиру ночью, когда будет спать бдительная Елизавета Юрьевна. С его точки зрения, ситуация складывается просто идеальная: труп не находят до утра, а за ночь квартиру можно не просто осмотреть, а капитально перетрясти. А во-вторых, поставив новую дверь, я тем самым подписала себе смертный приговор. Если со старой дверью неведомый злодей еще мог справиться, он даже успел здесь покопаться, то "Барс" мог оказаться ему не по зубам. Ему понадобились ключи, и чтобы завладеть ими, он не придумал ничего иного, как убить меня. Боже, да знала бы кому они нужны -- сама отдала бы, идите, ищите, только в покое оставьте.
   Закипела вода в чайнике. Я быстренько сделала себе кофе и стала размышлять дальше. Мысль приняла другое направление.
   Меня поджидали в кустах. Значит, он знал, что меня пригласили в ресторан? Не удивительно, если он действительно человек Семена Семеновича. А это очень вероятно, ведь он знал о тайной фотосъемке. То есть, он явно причастен к делам шефа службы безопасности. Не будь я знакома с Алексеем раньше, то заподозрила бы его. Но если ко всему этому причастен он, то причастна и предложившая мне это жилье Настя, а это полная ерунда. Шизофрения какая-то. Остановимся на том, что "икс" -- человек, причастный к службе Семена Семеновича. Так, уже какая-то ясность. Идем дальше. Пока в точности неясно, чего на самом деле хотел этот "икс" -- убить меня или спасти. Если он хотел убить меня, значит, кто-то меня спас. Если же "икс" хотел спасти меня, то ему не дали. На него кто-то напал. Кто-то, кто спрятался в кустах незаметно для "икса". То есть, знал его планы? Или это случайность. Черт, от вопросов уже голова кружится. Все прояснилось бы, знай я, у кого из них был пистолет. У того, кто звал меня в заросли сирени, или у того, кто напал там на него? Кстати, кроме дерущихся, там еще кто-то был -- я слышала чей-то крик. Визг девушки или ребенка.
   Я сделала себе еще чашечку кофе. Мысли снова вернулись к той возне в кустах.
   По-моему, те щелчки и вспышки, которые я слышала и видела, очень напоминают стрельбу из пистолета с глушителем. По крайней мере, примерно так их показывают в кинофильмах. Пистолет обычно хранят отдельно от глушителя, и сводят воедино эту "сладкую парочку" только перед употреблением. Если верить тем же фильмам. То есть, кто бы ни стрелял, он явно подготовился к тому, чтобы кого-то убить. Сегодня здесь готовилось убийство. И убить собирались либо "икса", либо, и скорее всего, меня.
   Тут меня затрясло. Боже, какая же я дура! Так глупо позволить уговорить себя! Поперлась ночью в уединенное место, а там меня собирались просто прихлопнуть -- как назойливую муху. Если я не усвою этот урок, то и на самом деле прихлопнут. Ладно, как говорится, сожалеть никогда не поздно, но всегда бесполезно.
   Что же теперь делать? Звонить в милицию? Бессмысленно. В лучшем случае я получу еще одну визитку капитана Евдокимова Г.Н. В худшем -- попаду в разработку к местным Ватсонам из угрозыска. А те, говорят, живут по простому принципу: был рядом -- виноват. Звонить Семену Семеновичу, до полной ясности с этим случаем, я тоже не рискну. Звонить Алексею? А вдруг подслушивают? Интересно, у него есть электронная почта? Где его визитка?
   Я стала рыться в сумочке, нашла визитку и с радостью обнаружила на ней целых два адреса электронной почты. Развернула ноутбук и быстро отстучала письмо с благодарностью за прекрасный вечер и просьбу позвонить утром. Совершенно невинное письмо. Пусть перехватывают, если хотят.
   В этот момент зазвонил телефон. Я вздрогнула. Кто бы это мог быть? А вдруг опять тот, из кустов? Все, больше я никому не позволю втянуть себя в какую-то авантюру. Например, прогуляться при луне. И я решительно подняла трубку.
   -- Алло?
   -- Здравствуйте, это Виктор.
   Голос его звучал как-то печально.
   -- Здравствуйте. Что-то вы сегодня грустный.
   -- Есть причины. Начальство лютует. У нас крупный прокол.
   Я чуть не спросила, не связан ли он с сегодняшней дракой в кустах, но вовремя прикусила язык.
   -- Это как-то связано со мной?
   -- Да.
   -- А что такое? Вы не забыли, Михаил Петрович велел ничего от меня не скрывать.
   -- Да я и не скрываю. Дело в том, что мы не исследовали сразу после убийства компьютер Людмилы Николаевны. Хватало дел поважнее. Сегодня у вас он не запустился, и с ним потом целый день возились эксперты. Выяснилась, что с него удалили всю информацию. Причем не просто стерли, а удалили так, что восстанавливать нечего. Поработала специальная программа.
   -- А что это значит?
   -- Разве вы не понимаете? Это значит, что в квартиру Людмилы Николаевны проник посторонний и спокойно уничтожил информацию, пока мы следили за домом снаружи. Начальство просто в бешенстве. Кроме того, уничтожение информации на компьютере чудовищно все запутало. Не знаем, что и думать.
   -- Это все?
   -- Пока да. Если будут новости, сообщим.
   Я положила трубку. Так. Я, наверное, была все-таки права. Рука умершей не зря вцепилась в компьютерную мышку. Хорошо бы это все обдумать, но я была уже не в состоянии. Усталость, стресс и "Божоле" дали знать о себе, и я поплелась в спальню. Сегодня поздно, а завтра я займусь Интернетом вплотную.
  

Глава восьмая, поучительная, в которой я получаю
от жизни уроки арифметики и логики, а также начинаю
изучать ремесло "медвежатников"

  
   Утро среды началось с пронзительной телефонной трели. Кто-то настойчиво желал побеседовать со мной. Спасибо тебе, добрый человек, кто бы ты ни был, а то после вчерашнего я бы точно опоздала на работу. По крайней мере писк моего электронного будильника я проспала.
   Добрым человеком оказался Семен Семенович.
   -- Доброе утро, Ася. Извините за ранний звонок, но требуется кое-что уточнить. Насчет вчерашнего вечера.
   -- Ели что-то вкусное. Название странное, я не запомнила. Можно уточнить в меню ресторана. Пили "Божоле".
   -- Не нужно шутить. Вчера вечером вы возвратились из ресторана. Вас привез Алексей Пороховщиков. Наши компании соблюдают дружественный нейтралитет, он мой коллега. Вы с ним давно знакомы?
   -- Я его невеста.
   -- Вот даже как? Мы почему-то этого не знали. Вот так новость. Ну да ладно. Сейчас речь не об этом. Когда он высадил вас из машины и уехал, что произошло дальше?
   -- Я вспомнила, что дома нет хлеба и мне нечем позавтракать. Пошла в магазин за угол.
   -- И через три минуты с небольшим возвратились бегом и без хлеба. Вот я смотрю на ваше фото. Вы бежите, и, по-моему, в руке у вас нечто, напоминающее наш мобильник. Света было очень мало, толком не разберешь. За углом что-то случилось. Это что-то вас очень напугало. Что это было?
   -- Я пошла в магазин. Там рядом заросли сирени. Вдруг я услышала там какую-то возню, чей-то крик, вспышки, хлопки. Мне стало страшно, и я убежала.
   -- Были вспышки и хлопки? Вы уверены?
   -- Да.
   В принципе, я не произнесла ни слова неправды. Я просто не все сказала. Если он додумал за меня мои слова и понял что-то не так, то я не виновата. Семен Семенович неожиданно похвалил меня:
   -- То, что вы не забыли при этом достать мобильник, похвально. Не ожидал. Можете еще что-нибудь добавить?
   -- Нет, я все сказала. А вы не знаете, что там случилось?
   -- Знаете, Ася, до вашего рассказа я думал, что вы увидели какую-то драку, испугались и убежали. Дело в том, что сегодня утром живущая неподалеку старушка, сборщица бутылок, обнаружила в той сирени лежащий в крови труп мужчины. Возраст около сорока лет, по виду бомж. Старушка вызвала милицию.
   -- От чего он умер?
   -- Убит ножом. Несколько ударов в грудь и живот.
   -- А пистолета там не было?
   -- Вы о тех вспышках и щелчках? Нет, пистолета не было. Они редко бывают у бомжей. Тем более с глушителем. Ведь громких выстрелов не было?
   -- Нет, только какие-то щелчки. Но если это все-таки был пистолет с глушителем, а бомжа убили ножом, то, значит, пистолет должен был находиться как раз у бомжа. То, что его не нашли, ни о чем еще не говорит, верно? Например, его мог забрать убийца.
   -- А вы умеете мыслить. Да, это нужно проверить. Я попрошу милицию сделать парафиновую пробу.
   -- А что это?
   -- Способ определить, стрелял ли человек из пистолета. Если все окажется так, как вы предполагаете, то его смерть может оказаться связана с нашим делом.
   -- Не забудьте сказать мне о результатах. А то Михаилу Петровичу нажалуюсь. Или попрошу Алексея выяснить это. Тогда уж мне придется все ему рассказать.
   -- А до сих пор вы ничего ему про нас не рассказывали?
   -- А он сам почти обо всем догадался. Когда ему сообщили, что вы мной интересуетесь, и что я живу напротив квартиры убитой Людмилы Николаевны.
   -- Почему тогда он не вышел на нас? Почему не попробовал как-то защитить вас, помешать нам давить на вас?
   -- Я запретила. ("Прости мне, Господи, эту неправду!") Мне самой стало интересно. Вы заметили, что я даже не особо возражала против участия в этой вашей операции?
   -- Да. Хотя возражать вам было бы трудно. Разумеется, если не прибегать к помощи вашего жениха. Тем не менее, еще раз приношу извинения. Если бы мы знали, что вы его невеста, то, конечно, вели бы себя по-другому. Но просить вашего содействия нам пришлось бы в любом случае.
   На этом наш разговор завершился. Теперь я чувствовала себя намного увереннее. Я была на девяносто пять процентов уверена, что тот "икс" врал насчет Семена Семеновича, но на остальные пять процентов все равно следовало подстраховаться.
  
   Позднее пробуждение и разговор с Семеном Семеновичем сожрали остаток того времени, которое я обычно отвожу на утренние процедуры. От аэробики я, скрепя сердце, отказалась. Быстренько умывшись и одевшись, я перехватила на бегу остатки былой роскоши, то есть приобретенных еще в понедельник в "Седьмом континенте" кушаний, взяла сумочку и отправилась на работу. Первый раз пешком после того случая, когда рыжий сумасшедший чуть не пришиб меня кирпичом.
   Стоило мне вспомнить это, и идти мимо новостроек мне что-то расхотелось. Пуганая ворона куста боится. Умом-то я понимала, что сейчас там, скорее всего, безопасно. Рыжий злодей вряд ли станет подкарауливать меня у того же окна с кирпичом. Во-первых, неизвестно, выписался ли он из больницы. Те таджики взялись за него тогда основательно. Во-вторых, даже если выписался, попасться снова им на глаза было бы с его стороны чудовищной глупостью. Причем глупостью с неизбежными печальными последствиями в виде все той же больничной койки. В-третьих, мне неизвестны его мотивы. Если они имеются. Может, это на самом деле просто беглец с "Канатчиковой дачи", у которого весеннее обострение вызвало неудержимое стремление кидаться в прохожих кирпичами. Выследил одну такую, которая мимо кирпичей ходит, и покусился. Алексей прав, в дело с бесшумным пистолетом он как-то не вписывается.
   Успокаивая себя таким образом, я вышла на Профсоюзную и направилась в сторону метро Калужская. Окончательно выгнать из головы мысли о рыжем не удавалось, и я немного нервничала. Жаль, что сегодня Колян не провожал меня. Наверное, что-то понял. Или решил сделать перерыв. Не хотелось бы подавать ему несбыточных надежд, но с ним было спокойнее. Вот, кстати, и та остановка, рядом с которой ко мне пристал таксист.
   К остановке как раз подошел автобус, из него хлынули люди, прокладывая себе дорогу среди тех, кто пытался побыстрее втиснуться в транспортное средство. Наверное, автобуса не было довольно долго, потому что народа на остановке собралось немало. Я стала обходить стороной это бурление народных масс, и тут в толпе возникло какое-то движение, послышались возмущенные женские возгласы. Сквозь людской напор со стороны остановки мне навстречу прорывался мой старый знакомец -- рыжий.
   Хищная радость на его лице подсказывала, что торопится он ко мне вовсе не для того, чтобы извиниться. То-то мысли о нем все утро не шли у меня из головы. Я собралась уже припустить во всю прыть обратно, когда события вдруг приняли другой оборот. Почти уже выбравшись из толпы, рыжий выхватил что-то из кармана. Блеснула сталь, и я с ужасом увидела в его руке опасную бритву. Излюбленное оружие лондонской шпаны позапрошлого уже девятнадцатого века. Английские джентльмены прибегали в подобной ситуации к помощи револьвера. А я даже свой муляж "тэтэшника" дома оставила. Алексей вчера сказал мне, что поможет он мне вряд ли, а вот носить его с собой -- уже преступление. Теперь вот под рукой не оказалось ни Алексея, ни Коляна, ни револьвера, ни муляжа, ни даже захудалого постового милиционера.
   Все это отразилось, наверное, на моем лице. Вид беззащитной жертвы еще более распалил рыжего. Он с силой оттолкнул оказавшегося на его пути парня и ринулся ко мне. Парень устоял на ногах, и вдруг хлестко ударил рыжего по почками. Другой, чем-то похожий на первого, повис на руке с бритвой. Кулак третьего воткнулся в оскаленный рот моего преследователя.
   Первый парень заорал:
   -- Мочи его, соратники! Он, масон проклятый, мне новую куртку порезал!
   Недосмотрел мой рыжий враг. Тот парень, которого он оттолкнул, только что выбрался с пятью своими приятелями из автобуса. Все эти парни в кожанках как раз надевали на рукава повязки на резинках. Повязки были красными, как у дружинников времен моего детства, только на повязке был еще белый кружок, а в нем -- какой-то паучок. Эти с повязками на рукавах были, судя по всему, какими-то местными наци. Им подобные частенько приезжают сюда подефелировать перед местными общежитиями с иностранными студентами. Настроенные на драку, они не растерялись и стали молотить обидчика.
   Поначалу Рыжий пытался отбиваться, и все рвался ко мне, но удары продолжали сыпаться на него. Ему выкрутили правую руку, и бритва упала под ноги дерущимся. Тут до рыжего дошло, что дело плохо. Он стал прикрывать лицо свободной рукой и начал попятиться к остановке, громко ойкая, когда ему прилетала особенно увесистая плюха.
   Я не стала дожидаться развязки. Воспользовавшись моментом, я проскочила мимо толпы. Часть скопившегося на остановке народа все еще пыталась вместиться в уже набитый автобус, а другая, более реалистически настроенная, комментировала драку. Я бегом припустила к салону, благо, до него осталось совсем недалеко.
   Сзади раздались вопли "Держи его! Уйдет, тварь!" Оглянувшись, я увидела, что рыжий вырвался-таки из толпы и огромными скачками несется вверх по Профсоюзной. За ним неслась стая распалившихся молодчиков в кожанках. Да, минус на минус дает плюс, как учит нас средняя школа. Иногда такое бывает и в жизни.
   Когда я появилась в салоне, Зойка ахнула:
   -- Аська, ты что? Всю дорогу бежала? Что с тобой?
   Я ответила, с трудом переводя дыхание.
   -- Привет, Зойка. Опять тот рыжий. Подкараулил на автобусной остановке. Здесь, рядом. Чудом убежала.
   -- Звони в милицию!. Или давай скажем охране.
   -- Не нужно. Бесполезно. Он убежал. Ему морду набили.
   -- Кто? Ты?!!
   -- Нет. Местные нацики. Он одному из них бритвой куртку порезал.
   -- Вот сволочь. Ты уверена, что не стоит звонить в милицию?
   -- Уверена. Не звони. Сами разберемся.
   -- Как это сами? Ты и я, что ли?
   -- Нет. Попрошу Алексея.
   Зойка вдруг прищурилась, и вид у нее стал крайне подозрительный.
   -- Ты что, рассказала ему про рыжего?
   -- Ну да.
   -- И что он кирпичом в тебя кидал на стройке?
   -- Конечно.
   -- И что ты теперь не хочешь больше ходить мимо этой стройки?
   -- Зойка, ты на что намекаешь?
   -- Все на то же. Он, конечно, знаком с дядей, но какой-то он скользкий. Стоило тебе вечером поговорить с ним, и вот те нате, рыжий на остановке.
   -- Это ничего не доказывает. Может быть, рыжий куда-то ехать собирался. Ждал себе автобуса, а тут я. Может, он с бритвой со своей даже ночью не расстается. Наверное, он псих, и от чертиков ей отбивается.
   -- Ты что, оправдать его хочешь, что ли?
   -- Нет. Просто не вижу связи с Алексеем.
   -- И все-таки, ты поменьше ему рассказывай о себе. Да и обо мне тоже. Береженого и бог бережет.
   -- Ладно. Пойду, переоденусь. Сейчас уже клиенты пойдут.
  
   Первая половина дня прошла как обычно. Я пришла в себя, и утренний случай с рыжим стал казаться мне даже забавным. Чем все могло кончиться для меня, я старалась не думать.
   После обеда я решила напомнить о своем существовании Семену Семеновичу. Вчерашняя возня в сирени, эти вспышки и крик почему-то волновали меня значительно больше, чем опасность, которой удалось избежать сегодня. Отошла к машинам и набрала номер.
   Мобильник Семена Семеновича не отвечал. После нескольких попыток связаться с ним по мобильнику, я набрала номер телефона в офисе. Там подняли трубку сразу.
   -- Да?
   -- Здравствуйте, Виктор. Нет ли там поблизости Семена Семеновича?
   -- Нет. Вообще-то он в офисе, но внизу. Там, где вы были. Когда подойдет, неизвестно.
   -- Тогда давайте поговорим с вами. Вы еще не забыли о распоряжении Михаила Петровича?
   -- С вами забудешь, как же.
   -- Прекрасно. Выполняйте. Меня интересует все, что известно об убитом бомже.
   -- А ничего пока толком не известно. Шесть ножевых ранений, как минимум два смертельные. Личность убитого установить не смогли. Документов и бумажника нет. Одет бомжом, но не бомж. Нижнее белье новое, чистое. Обувь новая, дорогая. На вид она грязная, но, судя по всему, испачкана была специально. Попрыскал на ботинки лаком для волос, а сверху присыпал пылью. Два интересных момента. Первое: в правом кармане -- следы чего-то вроде оружейного масла, там мог быть пистолет. Второе: только что получили результаты парафиновой пробы. Результат положительный для правой руки, то есть перед смертью убитый стрелял. Им сейчас плотно занялись.
   -- Кстати, об экспертизе. Помните, снимали с меня кошачью шерсть? Что удалось узнать?
   -- Шерсть Барсика.
   Многословный ранее Виктор ответил коротко и довольно резко. Мой вопрос почему-то испортил ему настроение. Наверное, когда я уехала, Семен Семенович ему устроил за тот спектакль головомойку. Или высмеял. Или этот вопрос почему-то на самом деле болезненнее для них, чем уничтоженные данные на компьютере или стрелявший из пистолета перед смертью псевдо-"бомж". Человек этот им не известен. Кто он? Тот, звавший меня в заросли "мистер Икс", или тот, кто на него напал? Не понимаю. Ясно лишь, что при пистолете был он.
   -- Кстати, Ася, на фото этого "бомжа" вы можете полюбоваться. Я вам отправил фото по Интернету. Вообще-то, его фото уже есть у вас -- на диске, который дал вам Семен Семенович.
   -- Спасибо, Виктор. До свидания.
   -- Бывайте здоровы, живите богато. Когда появится Семен Семенович, я передам, что вы звонили.
   И он повесил трубку.
   Я возвратилась к столу, достала из сумочки визитку Алексея, и набрала номер. Он ответил сразу:
   -- Слушаю.
   -- Это Ася.
   -- Здравствуй, Ася. Ну, как самочувствие?
   -- Ты почему не позвонил, жених?
   -- Вечером собирался.
   -- А почту на компьютере ты сегодня смотрел?
   -- Нет. Закрутился с утра. Сейчас. А, вот твое письмо. Что случилось?
   -- Не по телефону. Встретишь меня после работы?
   -- А когда ты заканчиваешь?
   -- В пять. Если нужно, могу задержаться.
   -- Не нужно. Я подъеду, самое позднее, в четверть шестого. Тогда и поговорим.
   -- Хорошо. Жду.
   Такие вот разговоры заговорщиков.
   До четверти шестого оставалось еще полдня, и это была половина рабочего дня. Я возвратилась к работе.
  
   Алексей приехал вовремя. Он зашел за мной в салон, кивнул Зойке, я подхватила сумку и мы ушли. Пока мы шли к его машине, Алексей сказал:
   -- Ася, поговорим позднее. У меня в машине шеф. Он тоже любит тот ресторанчик, и собрался поужинать с нами. Извини, не мог предупредить.
   Шеф Алексея оказался человеком компанейским. На вид ему было немного за пятьдесят, приятный в общении, веселый. Представился он Николаем Артемьевичем. Пока мы ехали в ресторан, рассказал пару веселых незаезженных анекдотов, и вообще был очень мил. О проблемах моих он меня не расспрашивал, но все равно, я чувствовала себя как жук под лупой. Не ужинать он собрался, а на меня посмотреть. Пускай смотрит. У него работа такая. Все-таки невеста заместителя. Вдруг, охмурю Алексея, да и собью с пути истинного миражами роскошной жизни где-нибудь в Акапулько.
   В целом ужин прошел прекрасно. Шеф, по-моему, остался доволен впечатлением от меня, довольно быстро откланялся и оставил нас одних. Мы тоже уже завершали наш гастрономический экскурс в мексиканскую кухню, поэтому решили поговорить не здесь, а на свежем воздухе. Благо, день выдался просто чудесный.
   Говорить мы поехали в находившийся по соседству Нескучный сад. Чтобы саду не было скучно, он решил изрядно подзарасти. Если сойти с дорожки, то легко затеряться в настоящих джунглях. Я поймала себя на том, что подозрительно поглядываю на бомжей и держусь подальше от кустов сирени. Глупость какая.
   Попетляв по дорожкам, мы нашли уединенную и незанятую скамейку, где и расположились. Событий с момента нашего вчерашнего расставания набежало немало, и мой рассказ занял немало времени. Тем более, что я помнила склонность Алексея выпытывать мельчайшие детали и постаралась говорить как можно подробнее.
   Внимательно выслушав меня и немного подумав, Алексей начал раскладывать мою информацию по полочкам. Нужно сказать, получалось у него убедительно. Он сказал:
   -- Начнем с разговора с этим "иксом". Он профессионал. Сыграл на твоей настороженности и на желании верить людям. Ему почти удалось заманить тебя, несмотря на твою осторожность, в такое место, где тебя можно было убить без свидетелей и спрятать тело так, чтобы его точно не нашли до утра. Не удивлюсь, если у того бомжа был поблизости тайничок -- с оружием, одеждой, бритвой... Со всем, что требуется, чтобы придать себе вид добропорядочного бюргера. Убил, взял ключи, спрятал тело, переоделся, привел себя в порядок -- и вперед. Есть у меня одна мыслишка насчет того, как злодею удается проникнуть незамеченным в ваш дом. Но об этом пока не буду, нужно проверить. И он действительно имел контакты в окружении Семена Семеновича. Кстати, не говори ему об этом. Придержим до времени этот козырь. Может быть, с ним еще придется торговаться. Теперь насчет той схватки в темноте. Вот "икс" зашел в кусты сирени и поет оттуда как сирена свои зазывные песни. И вдруг на него нападают. С ножом. Значит, пистолет был у него. Что, кстати, и подтвердила экспертиза. Пойти с ножом на пистолет, даже если есть возможность напасть неожиданно -- для этого нужна смелость. Или глупость. И должна быть весомая причина. Этот, с ножом, слышит ваш разговор. Он не нападает сразу, как только твой "икс" появился там. Нет, человек с ножом притих, ждал, смотрел и слушал. "Икс" не заметил его в темноте. А когда к кустам двинулась ты, он напал. Может быть дело в тебе? Или он опасался за еще чью-то жизнь -- ты говоришь, там был чей-то крик, то ли женщины, то ли ребенка?
   Я выдохнула:
   -- Господи, да это же, наверное, Колян. Точно, там были Колян и Вовка. Ну да. Колян постоянно с собой нож носит. А заорал Вовка. И по утрам он обычно во дворе тусуется, все проводить меня хочет, а сегодня с утра я его не видела. Наверное, прячется. Боится, что его видели и ищут.
   -- Колян -- тот парень, который вломил таксисту? Помогал нести вещи, когда ты приехала?
   -- Да. Ему восемнадцать, накачанный такой. На вид ничего особенного, шпана, но среди таких бывают люди как бы гнилые изнутри, а он -- нет. Ты понимаешь, о чем я?
   -- Прекрасно понимаю. Что же, скажем честно, если наши предположения верны, то ты обязана ему жизнью. Да и я, получается, перед ним тоже в долгу. А я добро помню, и в долгу оставаться не люблю. Если ему нужно будет помочь, скажи. А пока его следует найти и все узнать. Если увидишь его или мальчика того, -- кажется, ты назвала его Вовкой? -- то обязательно поговори сама и уговори побеседовать со мной. Кстати, если бы он сразу вызвал милицию, не трогая пистолета, то и бояться не было бы причин. Чистой воды самооборона. Ребенка защищал. Сейчас это доказать будет сложнее. Кстати, отметь, гильз на месте схватки не нашли. Иначе твои слова о стрельбе не были бы такой новостью для Семена Семеновича. Вряд ли кто-то собирал гильзы в темноте. Да и зачем это нужно Коляну? Утром, при осмотре происшествия, хотя бы одну из трех, да нашли бы. Значит, это был или револьвер, или на том пистолете было, кроме глушителя, еще одно приспособление, собирающее отстрелянные гильзы. Что-то вроде такого мешочка. С ним особо не прицелишься, зато не нужно потом гильзы собирать. Эту примочку используют только профи. Коляну чудовищно повезло. Если бы "икс" заметил его с Вовкой, то я не дал бы за их жизни, как сейчас говорят, и выеденного гроша. Так что Колян не только тебя спас.
   -- А что ты думаешь насчет рыжего?
   -- Я думаю, это все-таки Зойка.
   -- Далась она тебе. Какой ей смысл меня убивать?
   -- Большой. Мотив есть -- раньше ведь на твоем месте работала она.
   -- У нее и сейчас работа несложная. Целыми днями, бывает, сидит, ногти красит.
   -- Да, но на виду сейчас ты. Подумай, как это выглядит для Зойки: целый день треплешься с клиентами, в основном достаточно молодыми и достаточно денежными мужчинами, причем за хорошую зарплату. А она, возможно, привыкла уже считать это место своим. А когда вокруг тебя начались, скажем, странности, она и попробовала внести в них свою лепту. В своих личных интересах.
   -- Допустим, мотив у нее есть. А почему ты думаешь, что именно она наняла -- или там попросила -- рыжего?
   -- Мы сегодня ужинали с моим шефом. Приятный мужик, правда? Так вот, Николай Артемьевич не только мой шеф, но и учитель. Он любит повторять: "Настоящее совпадение единично, совпало дважды -- это подозрительно, совпало трижды -- ищи чей-то умысел". В ситуации с Зойкой совпадений явно больше двух.
   -- Что ты называешь совпадениями?
   Мне не хотелось сдаваться без боя. Ненавижу думать о людях плохо.
   -- Давай посмотрим. Убийство соседки в день твоего приезда. Это четверг. В пятницу ты идешь на работу и сообщаешь Зойке о переезде и об убийстве. Теперь она знает, где ты живешь и как ходишь на работу. Уже в понедельник утром рыжий пытается убить тебя, бросив кирпич из новостройки. До того никаких рыжих на твоих горизонтах не наблюдалось. Будем считать это первым, ничего не значащим совпадением. Но вот тебе второе. Во вторник она делает тебе дорогой подарок -- тот подарочный набор для желающих научиться обращаться с пистолетом. Я знаю эти наборы. Позволь, расскажу одну баечку. Недавно, с месяц назад, одна компания ввезла небольшую партию таких наборов, но они у нее не пошли, очень уж дорого. Компания продала всю партию оптом небольшой подставной фирме. Та тут же канула в небытие. Оказалось, что ее зарегистрировали по утерянному паспорту. А наборы эти недавно стали появляться на черном рынке. Их впаривают тем лохам, которые хотят купить боевое оружие. Цену при этом закручивают непомерную, рассказывая про точность механики, более мощный патрон, который чуть ли не танк пробивает, и так далее. В футляр для веса докладывают еще мешочек с дробью. Копия сделана прекрасно, в руки не дают. Продавец сам затвор передергивает, курком щелкает. Сделка преступная, потому проходит в подворотне, озираясь... Когда клиент обнаруживает обман, продавца уже и след простыл. В милицию с такой покупкой не пойдешь, в общество защиты потребителей не сунешься, кассовый чек не предъявишь... Теперь вернемся к Зойке. Ее рассказ о подарке меня не убедил. Рассмотрим факты. Если у нее оказалась этот муляж, значит его только что кто-то купил у барыг из той канувшей в небытие фирмочки. Повторяю, на рынке они появились не пару месяцев назад, а от силы недели две-три. Купил муляж кто-то, не связанный с миром оружия и не знающий этой нашумевшей истории. Какой-то дилетант, которому срочно понадобилось оружие. Я полагаю, что это или сама Зойка, или ее рыжий. Ты говорила, что когда Зойка рассказывала об этом "подарке", ее от злости просто крутило? Еще бы, столько денег потерять. Наверное, все свои сбережения в эту покупку вгрохала. В этот билет в светлое будущее. Не зря потом у тебя в долг брала. А злилась она, скорее всего, на "подарившего" ей этот муляж рыжего. Тот, по твоим описаниям, изрядный недотепа.
   -- А знаешь, Алексей, я подумала, что может быть, ты и прав. Очень уж она тогда злая была. Это на нее не похоже. В другой ситуации посмеялась бы над этим своим ухажером, и все. А тут так раскипятилась...
   -- К счастью для нас, пистолет оказался муляжем, а то рыжий на стройке ждал бы тебя не с кирпичом, а с "тэтэшником". Мог и не промахнуться. А списали бы все на злодея, убившего твою соседку. Тот тоже использовал бесшумный пистолет -- а пулю и гильзу тогда не нашли. Итак, появление у Зойки дорогостоящего муляжа и одновременная нехватка денег -- это второе совпадение. Отягощенное враньем про давность подарка.
   -- А третье совпадение?
   -- В понедельник ты сказала Зойке, что мимо стройки ходить не будешь. Вчера, во вторник, тебя привез на работу Виктор. А сегодня, в среду, рыжий ждал тебя на твоей новой дороге, на остановке. Может быть, он тебя там и во вторник ждал.
   -- А Зойка еще меня спрашивала, не собираюсь ли я уйти с работы. Теперь понятно. Что же делать? Может быть, поговорить с Зойкой? Сказать, что я все знаю?
   -- Ни в коем случае. Просто скажи ей завтра, что теперь тебя с работу и на работу буду возить я. Ты не возражаешь?
   -- Насчет сказать или насчет возить?
   -- Насчет всего.
   -- Конечно, не возражаю. Это будет здорово. Может быть, Зойка поймет, что до меня не добраться, и успокоится.
   Алексей недоверчиво покачал головой и сказал:
   -- Пока не найдем рыжего, с Зойкой говорить бессмысленно. От всего отопрется. Она -- родственница вашего менеджера, он -- наш клиент, а сориться с клиентом из-за подозрений я не могу. Нужны факты. Ты говорила, что рыжий вертелся у тебя во дворе и у тебя есть фото? Пришли его мне, пожалуйста, по почте.
   Затем разговор перешел на более отвлеченные темы, начало становиться прохладно, и Алексей отвез меня домой. На этот раз он проводил меня до квартиры и только у двери стал прощаться. Я хотела было пригласить его на чашечку чая, но рядом открылась дверь, и на пороге соседней квартиры появилась Елизавета Юрьевна.
   -- Здравствуйте, Асенька. Этот молодой человек с вами?
   По-моему, она получила очередные инструкции от Семена Семеновича и собиралась ужесточить пропускной режим. С предъявлением удостоверений и сличением фотографии с обликом лица. Не квартира, а какой-то режимный объект.
   -- Здравствуйте, Елизавета Юрьевна. Знакомьтесь, это Алексей.
   Алексей церемонно поклонился, Елизавета Юрьевна заулыбалась и сказала:
   -- Что же, Алексей, будем знакомы. Я соседка Аси. Мы с ней дружим. Чай с пирожками пьем. Если бы вы предупредили, то я бы и сегодня напекла. Посидели бы.
   -- Нет, спасибо, -- сказал Алексей, -- к сожалению, я тороплюсь.
   Он попрощался со мной, еще раз поклонился Елизавете Юрьевне и ушел.
   -- Приятный молодой человек, -- сказала Елизавета Юрьевне, когда я справилась с замками своего "Барса" и собиралась уже войти.
   -- Да, очень, -- ответила я, задержавшись в дверях.
   -- Где он работает, если не секрет?
   -- В страховой фирме.
   Пускаться в подробности мне не хотелось.
   -- А в какой?
   Я назвала фирму Алексея.
   -- Он и вы, Ася, составите прекрасную пару. Поздравляю.
   Я смущенно пробормотала что-то в ответ и поскорее зашла к себе. Заперев дверь и переодевшись, я включила компьютер и отправила Алексею по электронной почте фото рыжего. То, где он беседует со старухами во дворе. В полученной почте оказалось письмо от Виктора. Несколько вежливых фраз и фотографии бомжа. Вот он еще живой. Это из архива. Она снимали его во дворе, когда он еще только готовил свои планы. И они не знали, кто он. Однако, если "бомж" неизвестен службе Семена Семеновича, то ему-то некоторые секреты этой службы были ведомы. Значит, в этой службе у "бомжа" имелся сообщник. Возможно, "бомж" только исполнитель чужой воли. Поэтому будем считать, что его смерть ничего для меня не меняет. Охота на меня продолжается. И тут я вспомнила, где видела лицо этого "бомжа".
   Точно, он приходил в наш салон в понедельник. Тогда он выглядел как неприметный такой мужичок, обычный, вполне цивильный клиент. Он еще показался тогда знакомым, но все эти разговоры с Зойкой насчет маньяков помешали мне вспомнить, где я могла его видеть. Кстати, где? Я еще раз посмотрела на фото живого еще бомжа. Нет, не могу припомнить. А вот уже милицейские фотографии. "Бомж" убит, лежит навзничь. Лежит там, где по его замыслу должна была лежать я. В такой же луже крови. Господи, за что? Что им здесь такое нужно?
   Этот поворот мысли придал мне сил. Что бы ни было им нужно, будем исходить из того, что эта вещь здесь. Она хорошо спрятана, но она здесь. Нужно найти ее -- и избавиться. Так, чтобы все, кому она нужна, узнали -- здесь ее нет. Тогда отстанут. Это что-то маленькое. Это не деньги -- мои баксы вора не заинтересовали, а если бы он искал много большую сумму, то и места она занимала бы много, этакий чемоданчик. Драгоценные камни? Компромат на сильных мира сего? У медсестры советской эпохи? Смешно. А вот два трупа, не считая Барсика, это уже не смешно. Про разные мелочи, вроде обыска, можно вообще не вспоминать. Не будем гадать. Приступим к поискам.
   Тщательный обыск всей квартиры займет не один час. С чего начать? Где больше всего возможностей спрятать что-то маленькое? Пожалуй, в гостиной. Вот с нее и начнем.
   Когда-то давно я читала, что милиция осматривает помещения по кругу, от дверей вдоль стен по часовой стрелке, ничего не пропуская, а затем то, что в середине. Мне представилось, как я, вроде белочки в колесе, ношусь по кругу, заглядывая во все потаенные уголки известной мне с детства квартиры. Стало смешно. Я призвала себя к порядку и приступила к поискам. Искала тщательно, разве что мебель не разбирала. И поиски мои были вознаграждены двумя находками.
   Во-первых, я нашла среди ненужных бумаг любопытную квитанцию. Ее не увезли Настя с матерью, тем самым предназначив на выброс. Квитанция была из бюро переводов. Судя по ней, Настина бабушка заказала два с половиной месяца назад перевод какого-то текста объемом в полстранички. Это странно. Во-первых, это случилось за несколько дней до ее смерти. Разговор с Алексеем сделал меня очень подозрительной к совпадениям. А во-вторых -- Настя была уже в России. И наверняка бывала у бабушки. Что ей стоило, попросить внучку перевести? Тем более, что английский Настя знает дай боже -- шпрехает на нем как на родном. Ну и, наконец, третье. Квитанция -- вот она, а где сам перевод? В бумагах бабушки его нет. Может, Настя заинтересовалась и забрала? Сейчас проверим. Я достала мобильник, откопала Настину канадскую визитку и с минуту вслушивалась в длинные гудки, прежде чем услышала заспанный голос подруги.
   -- Хэллоу?
   -- Привет, Настена. Эта Ася. Ну, как ты?
   -- Ой, Аська, привет. Извини что так говорю, еще не проснулась. Ты чего в такую рань звонишь?
   -- Это у тебя там рань. А здесь наоборот. А звоню вот чего: когда вы бабушкины бумаги смотрели, вам не попадался перевод?
   -- Денежный? От кого?
   -- Нет, перевод с английского. Вот, передо мной квитанция. Полстранички. Уплачен аванс в размере ста двадцати рублей.
   -- Нет, ничего похожего не было. Мы из квартиры забрали только письма деда, фотографии, и бабушкины документы. Ну, еще несколько вещиц, которые памятны маме с детства. Остальное все осталось там.
   -- А тебя она не просила ничего перевести?
   -- Нет. Как-то странно все это.
   -- Здесь вообще много странностей. Приедешь, расскажу. Ну, пока!
   -- Пока! Пойду досыпать.
   Так. Полный туман. Сделаем отметочку в памяти -- сходить с квитанцией в бюро переводов, может быть, вспомнят.
   Я возобновила поиски, и тут меня ждало еще одно открытие. Сделала я его почти случайно, когда выгружала содержимое моего любимого ольхового шкафа. Переставляя на стол все эти старые тарелки, щербатые чашки и имитацию хрусталя из прессованного стекла, я заметила некую странность. На левой стенке нижнего отделения шкафа были видны царапины, на вид довольно свежие. Я присмотрелась, и все сомнения исчезли: здесь кто-то недавно ковырялся, причем прилагал довольно заметные усилия. Ишь, какие царапины глубокие. А почему царапали именно здесь? Я всмотрелась в стенку попристальнее, и только сейчас заметила что-то вроде шва. Что-то типа маленькой, идеально подогнанной дверцы, которую пыталась открыть та сволочь, которая влезла в квартиру, обыскала ее и, вдобавок, покорябала мой шкаф. Судя по царапинам, дверцу злодею вскрыть не удалось. Но ведь как-то ее можно открыть? Должна же быть какая-то пружинка, или там кнопочка?
   И начался цирк. Я нажимала на все, что выступает, тянула и пыталась повернуть все, за что можно было уцепиться. Все усилия пропали без толку. Шкаф стоял нерушимо, вовсе не собираясь открывать новой хозяйке свои тайны. Но я тоже была настроена решительно. Найти способ открыть тайник без применения силы стало для меня навязчивой идеей.
   Пошла на кухню, заварила кофе и расслабилась.
   Так, давайте остановимся и подумаем без спешки. Благо, еще не поздно и времени достаточно. Тайник открывается каким-то движением. Нажатием, перемещением, поворотом какой-то детали этого милого шкафа. Или нескольких деталей. Что вообще здесь может хоть как-то двигаться? Только крепления для полок. На стенки с тайником их три ряда. Такие милые деревянные кружочки. Причем не все, а одно заднее крепление для верхней полки. Оно чуть-чуть ходит, если попробовать с силой повернуть его. Остальные приклеены намертво, а это слегка поворачивается. При этом ничего не происходит. Дверца тайника не открывается, пригоршня брильянтов не катится по полу, и я не бросаюсь с поросячьим визгом их собирать.
   Я допила кофе и возвратилась к шкафу.
   Предположим, что при повороте этого крепления все-таки что-то происходит. Что-то невидимое. Внутри шкафа. Я повернула этот кружочек и попробовала подцепить дверцы кухонным ножом. Так, на шкафе появилась еще одна царапина. Ничего, я хозяйка, что хочу, то и делаю.
   Теперь попробуем повернуть кружок в обратном направлении, против часовой стрелки. Тугой какой. Опять ничего не происходит. Я попробовала остальные кружки, и вдруг тот, который был сразу под повернутым, тоже поддался. Он согласился чуть-чуть повернуться против часовой стрелки. А ведь до того казался вделанным намертво! Третий в этом столбце повернулся уже без усилий и сразу на пол-оборота, что-то щелкнуло, и дверца тайника откинулась, образовав небольшую полочку. Внутри виднелось медное колечко. Не украшение, а что-то вроде колечка для ключей.
   Я попробовала взять его, но оно оказалось прикреплено к уходящему куда-то вниз шнуру. Значит, это не тайник, а всего лишь ключ к нему. Тайник откроется, если я потяну за колечко. Я потянула -- кольцо не шелохнулось. Ясно. Нужно сделать что-то еще. Я поочередно вернула в исходное положение повернутые мной ручки, снова поворачивала их в разном порядке и при каждой операции дергала за кольцо. Безрезультатно.
   Я снова вернула все, как было: закрыла дверцу и заперла ее, поочередно поворачивая кружки от нижнего к верхнему. Потом повторила все операции по открыванию дверцы, и снова потянула за кольцо. Не идет. Тогда я стала пробовать другие крепления, и с удовольствием обнаружила, что остальные три крепления нижнего ряда тоже обрели подвижность. Три движения рукой, я тяну за кольцо, и пол нижнего отделения подскочил на пружинах. Приоткрылось нижнее, потайное отделение шкафа. В нем ничего не было. Совершенно ничего.
   Я села на стул и тупо уставилась на пустое, в буквальном смысле слова, место. Стоило стараться. Хотя, конечно, стоило. Теперь у меня не только шкаф, но и великолепно оборудованный тайник. Могу положить в него мои баксы. А могу бумажку, с изображением кукиша. На случай, если злодею все-таки удастся до него добраться. А пока он до тайника не добрался. Мои деньги целы, и меня вчера пытались убить. Значит, либо мои враги ошибаются, считая, что здесь что-то есть, либо это перепрятано. Где?
   И тут меня озарило: цемент! В кладовой полмешка цемента! Там можно так запрятать ту же пригоршню брильянтов, что вовек не найдешь. Так, идем на Клондайк. Но сначала возвратим все в исходное состояние. Я загрузила посуду назад в шкаф и вернула на верхнюю полку книги (преимущественно из дешевой серии "Народная библиотека"). Переодевшись поплоше, я расстелила на полу прихожей газеты. Затем с трудом приволокла из кладовой полмешка цемента. На вид -- полмешка цемента. А что там внутри на самом деле -- сейчас посмотрим.
   Сходив на кухню и разыскав в шкафчике ситечко, я стала осторожно просеивать серую массу. Не пробовали? Вот и не пробуйте. По крайней мере, в квартире. Скоро вся прихожая покрылась сероватой пыльной пеленой, а я начала чихать и кашлять. Бросив ситечко, дававшее слишком много пыли в обмен на редкие комки цемента, я стала доставать цемент из мешка чашкой и прощупывать его руками. Дело пошло быстрее. Результат -- ноль. Я ощу­пала пустой мешок из-под цемента. Ничего. Вскрывать и осматривать упакованные заводским способом рулоны с обоями и клей для обоев я не стала. Хватит с меня и мешка с цементом. Вернув мешку его содержимое, я из последних сил отволокла мешок на место, и тут в дверь позвонили. Кто бы это мог быть?
   Посмотрев в глазок, я увидела Елизавету Юрьевну. Она держала в руках тарелку с пирожками, от которых еще шел пар.
   Открыв дверь, я сказала:
   -- Извините, Елизавета Юрьевна, у меня тут беспорядок.
   Присмотревшись и принюхавшись, Елизавета Юрьевна с интересом посмотрела на меня и спросила:
   -- Ремонтом решили заняться? Ведь это, по-моему, цемент?
   -- Да. Вытащила из кладовки, а мешок просыпался.
   -- Давайте, я помогу вам убраться.
   -- Да что вы, не нужно я сама.
   -- Тогда вот вам пирожки, для подкрепления сил. Я сейчас напеку еще, и, если не возражаете, попозже приду к вам. Почаевничаем, поговорим, посплетничаем.
   -- Ну что же, ладно. Приходите через полчаса. И спасибо за пирожки.
   Приняв тарелку, я закрыла дверь и стала быстро наводить в прихожей порядок. Затем разделась, бросила вещи в стирку, приняла душ, оделась в чистое, и как раз успела поставить чайник, когда пришла Елизавета Юрьевна с еще одной тарелкой пирожков и начатой бутылочкой "Кагора".
   -- У вас праздник? -- спросила я.
   -- Нет, просто хорошее настроение.
   Мы устроились на кухне, я достала фужеры для вина и кружки для чая, и мы очень мило посидели. Елизавету Юрьевну заинтересовал Алексей, она ненавязчиво расспрашивала меня о нем, потом поговорили о моих родителях. Оказалось, что у них вкусы во многом схожи с пристрастиями Елизаветы Юрьевны. Например, они любят оперетту, и она тоже. Мои родители любят Кальмана -- "Марицу", "Баядеру", "Сильву". Оказалось, что это и ее любимые спектакли. Она даже попыталась напеть что-то тихонько из "Сильвы". Спросила про Алексея -- кто он, что он, серьезно ли у нас. Я показала его визитку и сказала, что, кажется, все очень серьезно. Потом она вспоминала погибшего в Афганистане сына. Настроение у нее испортилось, она поблагодарила меня за чай, попрощалась и ушла к себе.
   Было уже поздно, я помыла чашки, убрала в холодильник остатки пирожков и отправилась спать. Завтра с утра за мной заедет Алексей, и мне хотелось быть в форме.

Глава девятая, заменно-подменная, в которой

рыжий невольно заменяет меня, а я подменяю пистолет

  
   Сегодня, в четверг, я не проспала. Поднялась свеженькая и бодренькая, правда, с легким насморком -- забыла вчера вечером закрыть форточку в спальне, и меня слегка просквозило. Ничего, сейчас сделаем аэробику, позавтракаем, и нос перестанет на меня обижаться. Позавтракала я парой пирожков, оставшихся после вчерашних посиделок с Елизаветой Юрьевной. Один попался с черничным вареньем, поэтому зубы пришлось чистить с особым тщанием.
   Мысли постоянно возвращались к событиям вчерашнего дня, и помаленьку во мне крепло ощущение, что в моем положении я не могу оставлять вокруг себя нерешенные загадки. Нужно найти время и постараться разобраться с найденной квитанцией из бюро переводов. У меня есть знакомая переводчица, она рассказывала, что они в своем бюро годами хранят на компьютере копии выполненных работ -- на случай претензий от заказчика. Решено, если ничего особого не случится, то займусь этим завтра, в пятницу.
   Когда настало время идти на работу, за мной, как и договаривались, заехал Алексей. Он поднялся на этаж и позвонил в дверь. Когда я рассматривала его в глазок, он таинственно держал руку за спиной, а когда я открыла дверь, оказалось, что он привез букет тюльпанов. Пристроив цветы в вазу, я прихватила сумочку и мы спустились к машине. Я осмотрела двор -- Коляна нигде не было. Не было ни Коляновых дружков, ни Вовки. Ладно, отложим разговор с ними на потом.
   Всю дорогу до моей работы Алексей был в хорошем расположении духа и улыбался. Мой потенциальный жених нравился мне все больше. Всегда точен, аккуратен, опрятен. Да и психологически мы, по-моему, очень хорошо с ним совпадаем. По дороге мы поговорили. Когда я рассказывала о своей победе над тайником в шкафу, он веселился, но когда речь зашла о моих проблемах, Алексей сделался серьезным. Удивительно, но и серьезное выражение было ему к лицу. Он попросил меня быть настороже. Рыжего, конечно, сегодня же начнут искать, но поиск по одному присланному мной фото может оказаться делом небыстрым. Есть некоторые предположения, но их отработка также требует времени. А пока лучше не рисковать. Дом-работа и обратно на автомобиле. На обратном пути заезжаем в магазин и закупаем все, что требуется. Если что забуду, позвонить Алексею, он утром заедет за мной и заодно привезет заказанное. Режим осажденной крепости. До преодоления ситуации. Я рассказала о визите Елизаветы Юрьевны. Мой рассказ был выслушан внимательно, но без комментариев.
   Высадив меня у офиса и убедившись, что я вошла внутрь, Алексей уехал. Зойка была уже на рабочем месте. На работу она приходит рано, в этом ей не откажешь. Правда, причина такой высокой сознательности весьма прозаична -- она до дрожи в коленках боится своего дядю, нашего Бульдога. Хотя при мне он ее не отчитывал. Он вообще не ругается. Испортить человеку настроение он может несколькими словами, произнесенными вполне обычным голосом. Как только он умеет находить у каждого его болевую точку?
   -- Привет, Асена! Видела, видела как тебя возят! Ну, клево! Не только мэна при деньгах отхватила, но еще и личного водителя! Со своей тачкой! Мечта!
   -- Привет! Да, теперь из-за этого рыжего даже не погуляешь. Алексей запретил из дома выходить.
   -- Заботится, значит. Классный мужик. Если он тебе разонравится, скажи мне первой, ладно?
   -- Нечего на чужих женихов рот разевать. Своего отлови и радуйся.
   -- Ты же не ловила! Он тебя сам нашел.
   -- Вот и я о том же.
   Пока Зойка осмысливала мой ответ и искала подходящую фразу для продолжения пикировки, я отправилась в комнату для переодевания. Там я быстренько привела себя в рабочий вид и вернулась в зал.
   С Зойкой говорил о чем-то вполголоса ее дядя. Заметив меня, Бульдог кивнул. В ответ я улыбнулась и помахала ему рукой. Бульдог снова заговорил с Зойкой, а я отошла к машинам. Начиналась рабочая рутина. Все шло как всегда, но когда наступило время обеда, выяснилось, что служба доставки обед нам не привезла. Такого раньше не случалось. Один раз опоздали из-за пробок минут на 15, но позвонили и предупредили. Бульдог позвонил в доставку и выяснил, что кто-то еще утром звонил туда от нас и отменил на сегодня доставку. Звонил мужчина, знавший все детали доставки, говорил он уверенно, поэтому перепроверять никто ничего не стал. Диспетчер службы доставки очень переживала, но в ближайшие два часа ничем помочь не могла. А желудок меж тем стало заметно подводить. У режима, знаете ли, есть и оборотная сторона. Нужно было что-то делать -- или решаться на разгрузочный день, или просто сходить в находящийся неподалеку минимаркет и купить супчиков и все тех же салатиков, и Бульдог принял соломоново решение -- командировать за провизией двух наименее ценных членов экипажа, то есть меня с Зойкой. Не продавца же посылать, и не охранника -- да тот и сам не пойдет, их проверяют часто. Вот так не по своей воле мне пришлось уже в первый день нарушить предложенный Алексеем режим осажденной крепости. Бульдог выделил деньги, мы взяли у продавца сувенирные пакеты с логотипом "большеньких" и отбыли.
  
   Минимарект размещался в маленьком двухэтажном особнячке старой постройки, который пока не снесли и сдавали под всевозможные торговые точки. Точки размещались в комнатках, выходивших в общий коридор, соединявший торцы здания. Торговали там самым разным -- от модной одежды до корейских салатиков. Вот они-то нам и требовались. Большую часть пути до минимаректа -- до него было всего метров триста -- мы проделали без приключений, но когда до цели нашего путешествия оставалось буквально пятьдесят метров, Зойка подвернула левую ногу. Сама виновата. Всю дорогу она без перерыва болтала и крутила головой, будто ожидая нападение целой орды ниндзя, вот и не заметила край тротуара. И, судя по всему, ногу она подвернула капитально -- стонала и жаловалась, что едва может двигаться. Не похоже было, что она притворяется.
   Нужно было что-то делать, и мы с Зойкой устроили краткий военный совет. После короткой дискуссии было решено, что Зойка в минимаркет не пойдет ("На второй этаж к салатикам тебе придется меня на руках нести!"), а подождет меня прямо здесь, а потом мы не торопясь двинемся назад или, если Зойке не полегчает, поймаем машину.
   Зойка увидела в нашей ситуации и плюсы. Она сказала:
   -- Слушай, я тебя прикрывать буду.
   -- Как это прикрывать?
   -- А если рыжий или еще кто подозрительный появится, я заору, чтобы предупредить.
   Определенный смысл в ее предложении был. Мы стояли напротив торца минимаркета, с той стороны, где в крайней комнатушке второго этажа как раз и торговали салатиками. Окно коридора на втором этаже было по случаю теплой погоды распахнуто настежь, и если Зойка завопит, то я, скорее всего, услышу -- если на соседней с салатиками точке, торгующей видеофильмами, не будет что-то слишком уж громко включено. Но там вроде бы тихо. А Зойке отсюда хорошо виден вход, и появление злодея она не проморгает. Немного мешают растущие под окнами кусты акации, но если сместиться чуть влево, буквально на пару шагов, то все будет прекрасно.
   На том и порешили. Выслушав напутствие Зойки и ее призывы к бдительности, я направилась за салатиками. В минимаркете народу было немного -- место считалось не из самых дешевых. Что-нибудь серьезное я тоже не стала бы здесь покупать. По крайней мере, ничего серьезнее салатиков или видиофильма. Поднявшись по мраморной лестнице на второй этаж, я подошла к открытому окну и выглянула наружу. Зойка стояла на месте и бдительно оглядывалась по сторонам. Заметив меня в окне, заулыбалась, помахала рукой, но тут же сморщилась от боли -- наверное, наступила на подвернутую ногу. Все было в порядке, и я проследовала в комнатушку с салатиками.
   Купив все, что было запланировано, и сложив покупки в два пакета, я направилась уже было к выходу из комнаты, когда до меня донесся истошный вопль. Вопила Зойка. С улицы неслось:
   -- Ася!!! Там Рыжий!!! Ася!!! Беги!!!
   Я со своими пакетами бросилась к окну в коридоре. На улице скакала на одной ноге Зойка и тыкала рукой куда-то в сторону входа. И тут за моей спиной раздался топот -- кто-то неся по коридору в мою сторону. Я оглянулась -- и встретилась взглядом с рыжим.
   С момента нашей последней встречи он несколько изменился -- щеки впали, из-за чего еще сильнее стали выступать скулы, губы распухли, под глазом темнел свежий фингал -- вчера ему явно досталось, но это ничуть не повлияло на его непонятную решимость расправиться со мной. Вот и сейчас он несся ко мне, вытянув вперед обе руки. Сомнений не оставалось -- он собирался вытолкнуть меня из окна.
   Коридор узенький, деваться мне было некуда, руки заняты пакетами, и я сделала единственное, что мне оставалась -- когда он вложил все силы в последний рывок и толчок, я просто резко присела на корточки. Ежедневные занятия аэробикой не прошли даром -- затормозить рыжий просто не успевал, он споткнулся об меня, и инерция просто выбросила его в окно, где он был принят в нежные объятия силой притяжения и испытал недолгий восторг свободного падения. С приземлением в густо росшие под окном колючие кусты акации.
   Самого приземления я не видела -- поднималась на ноги и брала пакеты, но когда я выглянула следом, то моему взору открылась потрясающая картина: сильно хромающий на левую ногу рыжий, изо всех сил улепетывал в сторону ближайшего проходного двора, а его преследовала тоже хромающая и тоже на левую ногу Зойка, вопившая "Стой, сволочь!!! Стой, гад!!!". У окна стали собираться покупатели, все спрашивали друг друга, что случилось, кто-то предлагал позвонить в милицию. Делать здесь было больше нечего, и я с пакетиками направилась на улицу -- ловить Зойку, а потом машину. В милицию я обращаться не стала, встреча с капитаном Евдокимовым Г.Н. сделала меня мудрой -- у меня опять не было ни свидетелей, ни доказательств, а то, что Зойка видела выпадающего в окно Рыжего само по себе ничего не значило. И поймай его милиция, тот мог бы сказать, что это я выбросила его из окна, предъявив свои царапины и ушибы. И мне как минимум придется долго оправдываться. Вот если бы он меня убил или хотя бы покалечил -- тогда может быть...
  
   После работы меня встретил на машине Алексей. Он хотел поговорить, и предложил поужинать в ресторане, но в ресторан мне не хотелось, пропал аппетит -- наверное от нервов, и мы снова поехали в наше место для бесед -- в Нескучный сад. Быстро нашли свободную скамейку, расположились, и я рассказала об очередном выпаде рыжего. Рассказ мой был выслушан в полном молчании, а затем последовал приговор:
   -- Да, это Зойка, сомнений нет.
   Я не возражала -- ее поведение мне самой стало уже казаться подозрительным, но и в этом случае доказать что-либо я была не в силах. Когда мы с ней возвратились с салатиками в офис, она сама рассказала все Бульдогу, громко жалея, что мы не вызвали милицию, хотя она, Зойка, мне это предлагала. Потом последовал разговор в кабинете Бульдога, где пришлось рассказать все, что я помнила о встречах с рыжим, а потом повторить рассказ еще раз какому-то мрачному типу из отдела охраны "большеньких". От него же я получила выговор за то, что долго молчала, и напоминание о том, что если я работаю в фирме, то просто обязана держать нанимателя в курсе подобных происшествий.
   Мы еще поговорили с Алексеем о Зойке, ее возможных мотивах и планах. Алексей несколько раз настойчиво просил меня никак не показывать ей, что я что-то заподозрила. Возможно, это поможет выиграть время, пока он занимается ловлей ее рыжего помощника. Затем Алексей снова предложил отправиться в ресторан, я опять отказалась, и он отвез меня домой. По дороге мы заехали в магазин, и я запаслась продуктами, чтобы по возможности реже высовывать нос из дома. Алексей проводил меня до дверей квартиры, но не зашел, сославшись на дела.
  
   Поздней весной дни долгие, но и они кончаются. На улице начало уже темнеть и я села за поздний ужин, когда в дверь позвонили. Я посмотрела в глазок, и с удивлением увидела на лестничной площадке мальчишку с кроткой стрижкой -- это был Вовка. Он был один, стоял и терпеливо ждал, пока я открою. Вот уж кого я меньше всего ожидала увидеть у своего порога!
   Я открыла дверь.
   -- Здравствуй, Вова!
   -- Здравствуйте. Вот, Колян записку прислал.
   С этими словами Вовка протянул было мне записку, явно намереваясь как можно скорее смыться, но мне нужно было поговорить с ним о случае в зарослях сирени, и лучшего момента для этого могло и не представиться. Я попросила мальчика зайти в квартиру, и когда он начал отнекиваться, сказала, что хочу написать Коляну ответ.
   Мы прошли на кухню. Вовка был как на иголках. Ему было и интересно посмотреть, как я живу, и неудобно. Для того чтобы дать ему возможность освоиться с ситуацией и внутренне расслабиться, я предложила чай с конфетами. Вовка стал было отказываться, но я его все-таки уговорила выпить чашечку чая, и поставила чайник. Пока вода грелась, развернула Колянову записку. В ней было написано неустоявшимся полудетским почерком на клочке из школьной тетради в клеточку: "Ася меня ищут менты если найдут заметут никому ничего не говори твой Колян". Запятых в тексте не наблюдалось, но и так все было ясно. Лучшего повода разговорить Вовку нельзя было и придумать.
   -- Что это он пишет -- "никому ничего не говори"? О чем не говорить? И почему его ищет милиция? Опять набедокурил?
   Услышав такое, Вовка побледнел. Его возмущение было таким сильным, что он даже чуть не подавился конфетой, которую жевал в ожидании чая.
   -- Это нечестно! Ты же знаешь, он тебе жизнь спас!
   -- Когда это он мне жизнь спас?
   -- А помнишь, тебя позавчера вечером какой-то мужик хотел в кусты заманить, и ты уже зайти хотела, а у него пистолет был, с глушителем, и тогда Колян его ножом...
   -- А-а-а, -- протянула я, -- ты о том странном случае... Да какой там пистолет, просто пугач с пистонами наверное. А тот мужик меня, скорее всего не убивать, а просто попугать хотел. Чтобы отсюда уехала.
   -- Ты что, не веришь, да? Думаешь, Колян просто так его порезал, да? Ну тогда подожди, я тебе докажу!
   С этими словами Вовка, не дожидаясь чая, метнулся в прихожую и начал возиться с запорами моего "Барса". Я вышла следом и молча помогла ему открыть дверь. Возможность ознакомиться с какими-то таинственными доказательствами очень меня заинтересовала.
   Вовка вернулся буквально через пять минут с каким-то увесистым пластиковым пакетом и торжествующе протянул его мне. Я открыла пакет, и у меня внутри похолодело. Там лежал пистолет. Системы "ТТ", очень похожий на тот, что подарила мне Зойка, но не сияющий и ухоженный муляж, а настоящее боевое оружие -- весомое, немного потертое, от которого буквально пахнуло ощущением опасности. На ствол был навинчен глушитель, а сбоку приспособлено какое-то самодельное на вид устройство, вроде брезентового мешочка на проволочном каркасе. Я сняла его, и на меня пахнуло кислым запахом горелого пороха. В мешочке оказались две гильзы. Я вынула обойму -- там не хватало двух патронов. Передернула затвор -- еще один патрон, весело поблескивая, покатился по полу. Я подняла его и поставила стоймя на стол. Боже, патрон был дослан в ствол, а курок взведен... Достаточно было какому-нибудь малолетнему "шутнику" направить пистолет на другого ребенка и нажать на спуск...
   -- Ну, что, теперь поверила? -- торжествующе спросил Вовка.
   -- Поверила, -- упавшим голосом подтвердила я, прикидывая, что мне с этим делать. То, что я просто не могу оставить боевое оружие в руках мальчика, разумелось само собой, но и изъять его нужно было без скандала, не поссорившись с Вовкой и не навредив тем Коляну.
   Положив пакет на стол, я усадила Вовку напротив, помолчала немного, а потом обратилась к нему серьезно, как к взрослому.
   -- Да, Вова, я тебе верю. Тот человек действительно собирался меня убить, а Николай меня спас. Но знаешь, этот человек был не один. У него есть помощники, и мне по-прежнему грозит опасность. Чтобы предотвратить ее, мне нужно знать все, что там произошло. Вова, расскажи мне, пожалуйста, что ты там видел. Обещаю, что не расскажу никому ничего, что могло бы повредить Николаю.
   Долго упрашивать Вовку не пришлось, его, по-моему, и самого распирало от желания поделиться со мной увиденным, и он поведал мне следующее.
   Когда я с Алексеем уезжала в ресторан, Колян видел наш отъезд, и как-то понял, что это и есть мой "парень". Вид Алексея, мой, как он сказал, "прикид" и сияющая физиономия (этот момент меня удивил -- я что, и правда так сияла?) вызвали у Коляна приступ самой настоящей ревности -- чувства, с которым, как я поняла, Коляну до того сталкиваться не приходилось. "Он весь бешеный был", -- так описал его настроение Вовка. Тут Коляну некстати подвернулся его приятель, Эдик, который, по словам Вовки, показал Коляну какую-то мою фотографию (интересно, где это Эдик смог ее сделать или раздобыть?) и сказал какую-то гадость. Колян вцепился в Эдика, дело даже дошло до драки, Колян победил и отобрал фотографию, но Эдик, уходя, пообещал разобраться с ним позднее. После этого Колян ушел домой, и Вовка увидел его во дворе часа через два с половиной или даже три. Колян был в состоянии легкого подпития -- по словам Вовки, не шатался, но от него пахло водкой. Они с Вовкой немного посидели в беседке, где Колян ругал женщин вообще и меня в частности (тут Вовка замялся и выдавил, что меня он ругал "не сильно"). Потом во двор вышел Эдик с приятелями, и у Коляна хватило благоразумия уйти со двора -- он направился в заросли сирени, на "пятачок", куда давно уже притащили пару бревен облюбовавшие этот уголок бомжи. Вовка увязался за ним. На "пятачке" никого не оказалось, и Колян с сопровождавшим его Вовкой стал строить какие-то наивные планы, призванные показать, что Колян любит меня "по-настоящему". Строительству воздушных замков помешали чьи-то шаги, и Колян с Вовкой замолкли. Неподалеку остановился мужик -- он в заросли вошел со света, а под сиренью было совсем уже темно, потому он Коляна с Вовкой не заметил, они же прекрасно видели его силуэт на фоне более светлого прохода в зарослях. Сначала он показался им обычным бомжем и Колян, как сказал Вовка, весь напрягся -- "наверное, хотел шугануть его, чтобы не маячил". Но "бомж" вдруг очень быстро и ловко извлек откуда-то пистолет и начал что-то навинчивать на ствол, потом надел на пистолет сбоку "сумку". Колян с Вовкой замерли. Наверное, они постарались бы остаться незамеченными, если бы Колян не услышал весь мой разговор с "бомжем". Когда он услышал мой голос, его, по словам Вовки, "всего затрясло". И стоило видневшемуся на фоне проема силуэту поднять руку с пистолетом, направив его в мою сторону, как Колян прыгнул с ножом на "бомжа" (когда именно он достал нож, Вовка не видел) и стал колоть его. "Тут я и заорал" -- сказал Вовка. "Бомж" пытался бороться, даже выстрелил два раза, но потом обмяк и рухнул. Колян подобрал с земли выпавший в ходе схватки пистолет "бомжа" и выскочил наружу, но меня уже не было. На улице почти совсем стемнело. Поблизости никого не было, вроде бы никто ничего не видел и не слышал. Тогда Колян вернулся под сирень, пошарил там, нашел вот этот пустой пакет (Вовка показал пальцем на лежавший на столе пакет), сунул в него пистолет и они с Вовкой чуть ли не бегом бросились во двор.
   Остановились только у Колянова подъезда. Коляна, по словам Вовки, била крупная дрожь. Он сунул Вовке пакет и велел подождать, сказав "я только батяню предупрежу". "Это он так отчима своего называет" -- уточнил Вовка, и я кивнула.
   Вовка с пакетом отошел подальше и затем, по словам Вовки, минут через десять, из подъезда вышел сначала отчим, он огляделся по сторонам, а потом махнул рукой, и к нему присоединился Колян. Вовка направился было к ним, но Колян за спиной отчима махнул ему рукой, чтобы не приближался, и показал кулак. Они направились в сторону гаражей, а Вовка, неожиданно став на время владельцем пистолета, стал думать, куда его спрятать.
   -- И где же ты его спрятал? -- спросила я.
   -- В школьном ранце. Мать туда никогда не лазит. А то нашла бы.
   -- И он у тебя лежал там у тебя вчера и сегодня?
   Вовка отчего-то потупился и кивнул. За этим что-то крылось, и, кажется, я догадывалась, что именно. Ситуация складывалась непростая, но не безвыходная. Теперь все зависело от того, смогу ли я убедить Вовку принять мой план.
   Я начала издалека:
   -- Спасибо, Вова, теперь мне все понятно. Давай обсудим с тобой, что нам делать. Смотри, что получается. Николай спас меня, ты был прав, я это понимаю. И я благодарна за спасение и ему, и тебе -- ты ведь тоже там был, верно? Я ведь твой крик слышала? Знаешь, когда я услышала твой крик, только тогда я поняла, что дело серьезное. Закричав, ты помог мне спастись.
   При этих словах Вовка даже зарделся от удовольствия. Наверное, он считал свой крик проявлением слабости, и такая моя трактовка его поведения очень польстила его самолюбию.
   Я продолжала:
   -- Но Николай, напав на того "бомжа", не только меня, но и тебя ведь спасал. Тот "бомж", убив меня, не оставил бы ведь на виду мое тело, потащил бы в сирень, а там -- вы с Коляном, и вы видели как он меня убил. А у него -- пистолет. Как ты думаешь, что бы он сделал, обнаружив вас?
   Вовка потупился, помолчал и сказал:
   -- Убил бы.
   -- Точно. Так что не только я, но и ты перед Коляном в долгу. И мы с тобой должны сделать все, чтобы помочь ему выпутаться. Если бы он не трогал пистолет и сразу позвал милицию (при этих словах Вовка даже подпрыгнул -- так удивительна показалась ему мысль о вызывающем милицию Коляне), то, наверное, он смог бы оправдаться. Наверное, и сейчас еще может, но для этого ему нужно явиться с повинной в милицию.
   -- Не пойдет он, -- сказал Вовка.
   -- А ты откуда знаешь?
   -- А я сейчас у него в гараже был. Батяня его там прячет. Он хочет в армию уйти, там не достанут. А когда через два года вернется, все уже забудется.
   -- Ну что же, это его выбор. Тогда нам нужно хранить тайну, чтобы о Коляне и о том, что это он убил "бомжа", никто не узнал. Правильно?
   Вовка кивнул. Пока что все, что я говорила, вполне совпадало и с его собственными мыслями -- кроме, пожалуй, того, что и он сам Коляну жизнью обязан. Но и эту идею он, по некоторому размышлению, принял.
   -- А раз правильно, то скажи мне, пожалуйста, -- только честно, от этого зависит судьба Колян, -- скажи вот что: ты кому кроме меня этот пистолет показывал?
   Вовка отшатнулся, как от удара, и испуганно уставился на меня, а потом отчаянно замотал головой. Сомнений не было, кто-то из его приятелей этот пистолет видел и, скорее всего, даже держал в руках.
   Я настаивала:
   -- Вова, я тебя не ругаю, ты ведь не знал, что этого делать нельзя, но сейчас нужно сказать правду, иначе нам Коляна не спасти -- а он ведь нам жизнь спас.
   Неожиданно Вовка разрыдался -- и заговорил. Оправдались самые худшие мои ожидания -- он утром показал пистолет в школе, мальчишкам из его класса. Иногда он школу прогуливает, но вчера как раз пошел.
   Я, как могла, успокоила его и расспросила. Потом сказала:
   -- Ты своих знакомых лучше знаешь. Есть среди них маменькины сынки, которые обязательно все расскажут родителям?
   Вовка опять зарыдал, сквозь слезы доносилось:
   -- Е-е-есть... Вале-е-е-рка... И Ди-и-и-мка... И Дени-и-и-ис...
   -- Ты им давал пистолет в руки? Они его трогали?
   -- Не-е-е-т...
   -- Точно нет?
   -- То-о-очно...
   -- Они тебя спрашивали, где взял?
   -- Спрашивали... Я говорил, что наше-е-ел...
   И опять рыдания взахлеб. Пришлось снова успокаивать и поить Вовку чаем с конфетами, и лишь затем я перешла к делу.
   -- Вова, знаешь, что во всем это самое удивительное?
   Вовка замотал головой.
   -- Самое удивительное то, что тебя еще не забрали в детскую комнату милиции. Потому что если кто-то из родителей тех ребят, которых ты назвал, поверит рассказу своего ребенка, то немедленно позвонит в милицию -- и милиционеры тут же приедут, чтобы забрать этот пистолет и допросить тебя: где взял, куда стрелял. Тебя будут долго допрашивать, а потом, даже если ты им ничего не скажешь, начнут ловить Николая -- все знают, что вы дружите, и подумают, что это его пистолет. А кто знает, в кого еще из этого пистолета стреляли? Отвечать же за все, что с его помощью могли натворить, придется Николаю. Его нужно спасать. Поэтому мы сделаем вот что. Подожди здесь минутку.
   Я быстро прошла в спальню, достала Зойкин подарок, прихватила муляжи патронов и глушителя, а потом со всем этим добром возвратилась на кухню.
   -- Смотри, Вова -- похожи?
   Я положила рядом настоящий пистолет и муляж. При виде второго пистолета у Вовки округлились глаза. Он протянул было руку к сияющей модели, но тут же отдернул ее и непонимающе посмотрел на меня.
   Я повторила вопрос:
   -- Похожи?
   Вовка энергично закивал в ответ.
   -- Возьми второй пистолет в руки.
   Мальчик выполнил просьбу, и на его лице появилось выражение удивления, а потом он что-то понял и уставился на меня.
   -- Значит, так, Вова. Настоящий пистолет я уберу и спрячу так, что никто не найдет. А ты выйдешь отсюда с этой моделью, она точная копия твоего пистолета, разве что выглядит чуть поновее. Если за тебя возьмется милиция, говори всем, что вот эту копию ты нашел в пакете рядом с мусорным баком и что как раз ее ты и показывал в школе. Давай навинтим на нее вот этот глушитель... Готово. Все, пистолета никакого нет -- и не было. И Николай никак не причастен к позавчерашнему убийству "бомжа", и уж тем более к тем, которые, возможно, при помощи этого пистолета совершили. Дай модель, я ее почищу.
   Быстро разобрав на глазах изумленного Вовки модель ТТ, я надела резиновые перчатки, взяла нашатырный спирт и протерла все поверхности, к которым могла прикасаться, а затем собрала модель, не забыв поставить на место "глушитель". Попросила Вовку потрогать пистолет и глушитель -- его-то отпечатки пальцев в любом случае на всех этих предметах должны присутствовать.
   -- А "сумку", скажешь, выкинул, она только мешалась.
   Затем я взяла старый пакет из бабушкиных запасов и положила туда модель пистолета.
   -- А настоящий вы отдадите Коляну, да? -- спросил Вовка.
   -- Мы с Николаем обсудим этот вопрос, -- уклончиво ответила я, но Вовка принял это за обещание, и удовлетворенно кивнул.
   Я выглянула в окно и спросила Вовку:
   -- Вова, ты ведь в третьем подъезде живешь?
   -- Да, а что?
   -- Посмотри. Наверное, это за пистолетом.
   У третьего подъезда стояли милицейские "Жигули".
   Вовка сглотнул.
   -- Так, Вова, теперь все зависит от тебя. Сейчас выйди из дома и, не спеша, заверни за угол. Спрячь пакет где-нибудь недалеко, но так, чтобы его случайно никто не подобрал. Потом иди домой. Если это к тебе и милиция будет расспрашивать, немного поплачь, а потом отведи их к пакету -- пусть заберут. Ты ничего плохого не совершил, это не настоящее оружие, тебя немного поругают, и все. Этим мы очень поможем Николаю. Ты все понял?
   Вовка кивнул головой, молча взял пакет с муляжем и направился к двери. Про то, что я обещала написать ответ, он забыл, а я не стала напоминать -- ему предстояло общение с милицией, и моя записка могла вызвать подозрения.
   -- Вова, -- окликнула я его.
   Он обернулся.
   -- Ты хороший друг и вырастишь настоящим мужчиной. Поверь, я знаю, что говорю.
   -- Как Колян?
   -- Да. Или даже еще лучше.
   Неожиданно Вовка улыбнулся. Ему сейчас очень требовалась поддержка, и он ее получил. Затворив за ним дверь, я подошла к окну и раскрыла его. Наклонившись, увидела, как Вовка прошмыгнул за угол, а через пару минут, не торопясь, вышел оттуда уже без пакета, и направился к своему подъезду. В это время из дверей его подъезда вышли двое милиционеров в форме, а с ними худощавая женщина -- это оказалась Вовкина мать. Увидев Вовку, она заголосила на весь двор:
   -- Вот он, голубчик, идет! Ты чего это вытворяешь, а? Ну-ка, иди сюда!
   Дальше я смотреть не стала. Не было времени. Нужно было удалить отпечатки с оставленного Вовкой оружия. Разобрав пистолет и протерев нашатырным спиртом все детали, я вновь собрала его, завернула его в пластиковый пакет и убрала в шкаф. Теперь нужно было решить, что с ним делать дальше -- точнее, как от него избавиться. С этим мог помочь Алексей, позвонила ему, но того дома его не оказалось. Позвонила на мобильный -- "абонент временно недоступен..." Ладно, разговор с Алексеем подождет до утра. Сегодняшний день основательно вымотал меня, глаза слипались, и я легла спать пораньше. Последней мыслью перед погружением в сон было: "Со всеми этими волнениями я совсем забыла про Интернет..."

Глава десятая, нежданная, в которой мне наносят
нежданные визиты, а я в ответ наношу еще более нежданный

  
   Пятница, как и любой другой день, началась для меня с пробуждения. Пробудилась же я под аккомпанемент знакомого уже мне шипения и стонов из-за окна. Я даже не пошла к окну смотреть -- и так было ясно, что наша дворничиха вышла сражаться за чистоту окружающей дом среды, страдая от последствий вчерашнего неравного сражения с зеленым змием. И что победил, как всегда, последний.
   Проснулась я немного раньше, чем собиралась, поэтому со вкусом позанималась аэробикой, затем последовали водные процедуры, завтрак и прочие повседневные дела. Но вот и заветный миг -- как всегда вовремя раздался звонок в дверь, и на пороге моего временного жилища появился Алексей. И опять с цветами. Я уже была готова к выходу, и потому пристроила цветы на кухне, не возвращаясь в комнату. Если это будет продолжаться, то нужно будет завести вазу в прихожей.
   Пока я возилась с цветами, Алексей ждал меня на площадке. Он по-прежнему отказывался от предложения зайти. Наконец, я вышла, тщательно заперла за собой дверь, отметила этот факт в памяти (чтобы потом не мучаться сомнениями -- не забыла ли, засмотревшись на Алексея?) и мы спустились к машине.
   Почти всю дорогу говорил Алексей. Он был сегодня какой-то напряженный, что вообще-то на него непохоже. Говорил о Зойке и о том, куда он хочет пригласить меня в выходные. Если ничего чрезвычайного не случится, то в субботу он хотел поужинать со мной в "Китайском летчике Джао Да", это на Старой площади, неподалеку от памятника Кириллу и Мефодию. Алексей сказал, что там будут выступать какие-то совершенно восхитительные, но пока малоизвестные исполнители блюзов. Я спросила, что случилось и почему он волнуется. Алексей попросил не обращать на это внимания -- навалилась неожиданная срочная работа, что в страховом бизнесе бывает сплошь и рядом. Пока мы говорили, машина подъехала к офису, и рассказывать про вчерашнюю беседу с Вовкой и про спрятанный в квартире пистолет я не стала. Алексею еще предстоит, судя по всему, непростой рабочий день, и нагружать его еще и этой информацией, в которой на самом деле не было ничего такого уж срочного или нового, я не стала. С этим можно подождать до вечера.
  
   На работе до обеда все было спокойно. Умеренное количество посетителей, разумные вопросы, все по теме и в формате. Бульдог специально звонил в службу доставки и убедился, что чьих-то дурных шуток с этой стороны нам ждать не приходится. Да, вид у него вчера был такой, что попадись ему тот шутник -- скорее всего, одними словами дело бы не ограничилось.
   Зойка все еще сильно хромала, нога ее была замотана эластичным бинтом, и потому обедать мы с ней решили нетрадиционно -- не пошли в подсобку, а остались в зале со своей порцией салатиков и закусок. Ее тарелки я обещала помыть, что привело Зойку в самое хорошее расположение духа. С нами в зале устроился и любопытствующий продавец из отдела запчастей -- ему было интересно послушать, что там вчера вообще-то случилось. В порядке исключения Бульдог разрешил на полчаса закрыть салон, чтобы нас никто не отвлекал, а мы не создавали у клиентов превратного представления о здешних порядках. Мы радостно заперли стеклянную дверь, повесили на дверь табличку "Закрыто" и поедали салатики прямо в зале под Зойкин треп. Считая со вчерашним, я слушала ее рассказ о преследовании рыжего уже в третий раз, и раз от разу он прирастал героическими деталями. В последней, дополненной и исправленной версии она уже почти поймала рыжего, но на мгновение отвлеклась посмотреть, где там я, и не грозит ли мне какой-нибудь сообщник этого злодея, и лишь потому рыжий успел улизнуть. А то попадись он ей под руку -- на части бы разорвала. На мелкие. Но ничего, ежели еще раз появится, то уж точно не уйдет.
   Наши мирные посиделки прервал стук в стеклянную дверь салона. Зойка мельком глянула туда -- и я увидела как глаза ее стали огромными, чуть не в пол-лица, рот приоткрылся, а на вполне симпатичной до того мордашки появилось выражение такой ненависти и злобы, глянув на которые окаменела бы и сама Медуза-Горгона. Я не помянутый мифологический персонаж, да и смотрела Зойка на дверь, а не на меня, и то я секунды на три утратила подвижность, а потом все же нашла силы повернуться в сторону двери. За ней стоял предмет нашего разговора -- тот самый рыжий.
   Был он в какой-то легкомысленной рубашечке и мятых брюках. Вид у него был еще более болезненный, чем обычно. Он смотрел в нашу сторону, и когда я повернулась к двери, помахал рукой и поманил пальцем, а потом неторопливо и явно прихрамывая направился от дверей салона к ожидавшим его красным "жигулям". Какое-то время в зале стояло остолбенелое молчание, а потом Зойка заорала на весь салон:
   -- Коля!!!
   Так звали дежурившего в тот день охранника. Надо отдать ему должное, появился тот из подсобки немедленно, вытирая на бегу рот и бдительно озирая окрестности.
   -- Коля, там рыжий! -- орала Зойка и показывала пальцем на дверь.
   -- Ну и что? -- непонятливо спросил охранник.
   Рыжий меж тем уже почти дошел до машины. "Жигули" стояли к нам боком, и номер было не разобрать.
   -- Да ты что?!! -- вопила Зойка. -- Это же тот, вчерашний, он еще чуть Аську не убил! Не видишь что ли, уже сюда за ней явился!
   Тут охранника проняло. Он, конечно, уже слышал об этом случае, да и перед сменой его явно дополнительно проинструктировали, и он бросился к дверям, крикнув нам:
   -- Оставайтесь здесь!
   Когда он подбежал к двери, Рыжий уже был у машины и открывал дверцу сбоку от водителя. Когда же охранник справился с дверным замком, машина уже сворачивала за угол.
   Шороху визит рыжего навел немало. Чуть ли не вломиться в охраняемый магазин, помахать мне ручкой, поманить пальчиком, а потом спокойно уехать -- такой наглости никто не ожидал и готов к ней не был. Никто не погнался за рыжим на машине, никто не позвонил в милицию, в собственную службу охраны и то позвонили минут через пять. Те, узнав о происшедшем, опять-таки велели всем оставаться на местах, дверь до их приезда никому не открывать, а охраннику -- бдеть в оба. После приезда двух машин с нашими "безопасниками" суматоха продолжалась. Всех опросили, кто что видел, что что запомнил, и сначала охраннику сделали втык за отсутствие в зале, но мы все его стали защищать, а тут еще выяснилась интересная подробность: охранник не сплоховал -- он успел заметить часть номера машины, на которой укатил рыжий. Итак, мой преследователь навестил нас на шестой модели "жигулей" красного цвета с номером, часть которого имела вид "к343". Вообще-то говоря, охраннику не следовало говорить об этом в нашем присутствии, но в суматохе на это никто не обратил внимания, а я навострила ушки. Если за рулем сидел его напарник, то это вполне могло стать так нужной нам с Алексеем зацепкой, путеводной нитью Ариадны, способной привести нас к рыжему Минотавру. Если, конечно, машина и номера были не краденые.
  
   Помаленьку успокоившись во второй половине дня, я была уже вполне в норме к его завершению, но Алексей сразу заметил, что у меня что-то случилось. Мой рассказ о визите рыжего встревожил Алексея, потому что был совершенно непонятен. Он расспрашивал меня, не могла ли Зойка как-то дать знать рыжему, что вы сидите в зале, что Бульдог разрешил закрыть магазин. Ответ на все был один -- нет. То, что магазин был закрыт, было видно по табличке, но чтобы увидеть табличку, рыжий должен был сесть в машину и приехать к магазину. Зойка из-за своей ограниченной подвижность никуда из зала не отлучалась и ни с кем по телефону не говорила -- я бы заметила. По-моему, рыжему просто очень сильно повезло -- ничем иным, кроме как удачей, его беспрепятственный отъезд от салона не назовешь. Алексей похмыкал, помотал головой, но в конце концов вынужден был согласиться, что такая вероятность есть и что на подстроенное событие все это никак не похоже. Сообщником на красных "жигулях" он пообещал заняться немедленно.
   Мы заехали в магазин, где я докупила кое-что из продуктов и мелочей для устройства быта, и Алексей отвез меня домой. Зайти он опять отказался -- это приглашение, как и этот отказ, стали уже почти традиционными.
  
   Впрочем, без визита я сегодня не осталась. Около шести часов вечера в дверь позвонили, и я с удивлением разглядела в глазок Вячеслава Викторовича Горюнова, лейтенанта милиции, нашего местного участкового. Вид у него был уже не унылый, а очень даже целеустремленный, говоривший всем и каждому, кому не отказало зрение, что бравый лейтенант находится при исполнении.
   Когда я открыла дверь, Вячеслав Викторович вежливо поздоровался и попросил разрешения войти. Несмотря на его целеустремленный вид, он был сама любезность. Оказалось, что явился он по служебному делу -- напомнить мне, что я до сих пор не зарегистрировалась как лицо, временно проживающее в этой квартире. Я клятвенно заверила его, что зарегистрируюсь по месту временного проживания обязательно и без промедления, со всем нашим удовольствием. Встретив столь сознательный прием, Вячеслав Викторович несколько размяк и даже согласился выпить со мной чашечку чая.
   На мой вопрос о новостях он отвечал уклончиво. Сказал лишь, что какие-то бомжи подрались у магазина, и вроде бы один другого зарезал. Говорить о баб-Люсе вообще не захотел, замолчал и замкнулся, зато, помолчав, сам заговорил о дворничихе -- той самой, что разбудила меня сегодня утром. Оказалось, что вообще-то завут ее Галина Петровна, но все, и стар и млад, кличут попросту тетя Галя.
   -- На нее местные бабушки стали очень обижаться. Скамейки стоят напротив окон неубранные -- то кто-то вечером на них распивает и закусывает, да объедки с бутылками и банками так и бросит, хотя урна в двух шагах, то молодняк какой устроится по новой нынешней моде -- сидят на спинках скамеек, а ноги ставят туда, куда нормальные люди садятся. Раньше тетя Галя всю эту грязь со скамеек худо-бедно убирала и порядок в меру сил поддерживала, а молодняк со спинки скамейки гоняла, но в последнее время сильно пьют -- и она, и сын. Вот уже месяца полтора-два пьют.
   -- У нее есть сын?
   -- Да, Валентином зовут, тридцатилетний балбес. Живут в этом же подъезде, на первом этаже. Во второй квартире, их окна выходят на противоположную сторону. Сын раньше угоном машин промышлял, получил два года условно, а тут на собственной куда-то мчался-- или от кого-то удирал, говорят, гнались за ним, какие-то свои разборки. Ну и не вписался в поворот. Разбил машину, а себе заработал сильный ушиб позвоночника. Его тогда едва из машины вытащили, только недавно на ноги встал, и вот сейчас запил. И сам пьет, и компания у него собирается.
   -- А что за компания?
   -- Да шелупонь местная. И мать пьет вместе с ними. Они и раньше, бывало, пили, а сейчас не просыхают. Заходил вчера к ним, спрашиваю Валентина, на что пьешь? Отшучивается: наследство получил. В Америке. А начнешь нажимать, только лыбится да говорит: "Не боись, все путем, все законно, честный приработок". Какой там приработок, он из дома не выходит. Должно быть, кто-то из дружков-угонщиков помогает. А вы ничего не замечали во дворе или в доме странного?
   Получив отрицательный ответ, участковый засобирался и ушел.
   Закрыв за ним дверь, подумала и набрала номер Семена Семеновича -- рассказ о дворничихе, ее сыне и свалившемся на них некотором достатке мог иметь отношение к расследованию убийства баб-Люси. Однако удивить его мне не удалось. Выслушав мой рассказ, он поблагодарил меня, а потом сказал, что это именно он попросил уважаемого Вячеслава Викторовича поделиться со мной этими сведениями -- как выразился Семен Семенович, "в рамках соблюдения нашего соглашения". Я ответила, что и я звоню ему в тех же рамках, после чего мы вежливо попрощались.
   Почему Семен Семенович не сам мне позвонил, а попросил зайти участкового? У него случайных поступков не бывает. Подумав, я, кажется, поняла логику его действий. Вчера мы с ним не говорили, вот он и решил проверить, честно ли я играю, не стала ли сливать всю информацию только Алексею. Ну что же, убедился, что договоренность я соблюдаю. Хитер он, как библейский змей. Алексею я все расскажу завтра, если запланированное нами посещение "Китайского летчика" не сорвется.
   Сегодня же у меня накопилось довольно много иных дел. Здраво рассудив, что рыжий дважды за день еще ни разу на моем горизонте не появлялся, и что сейчас он, скорее всего, обдумывает в мой адрес новые каверзы, я решила опять нарушить "режим осажденной крепости" и прогуляться в бюро переводов. Разыскать его по имеющейся квитанции было несложно -- там имелся и адрес, и два телефона. По первому номеру никто не отвечал, зато на втором трубку сняли сразу, и через минуту я знала, где искомое бюро находится и как к нему лучше пройти.
  
   Еще через полчаса я входила в двухэтажный особнячок, до боли напоминавший планировкой минимаркет рядом с салоном, но занятый под офисы. Охрана без вопросов пропустила меня внутрь. На ведущем вверх лестничном пролете стоял еще один пост охраны, но мне туда было не нужно -- бюро находилось в ближнем к дверям офисе.
   В бюро меня радушно встретил молодой человек в черной шелковой рубахе, он весь светился приязнью и готовностью услужить, но несколько поскучнел, узнав, что я не клиент и ничего переводить у них не собираюсь. Судя по отсутствию в офисе как клиентов, так и сотрудников, в делах бюро наблюдался некоторый застой. Я предъявила любезному молодому человеку квитанцию и услышала в ответ, что в принципе все переведенные за этот период документы в памяти компьютера есть, но найти среди них требуемый не так просто, тем более, что не известен ни переводчик, ни тема документа, ни какие-то его особенности.
   На это я возразила, что известны дата сдачи документа, дата его выдачи и объем. И что я согласна просмотреть все распечатки документов такого объема, которые переводились в этот период с английского языка. Естественно, содействие будет мной оплачено. Поскольку никого поблизости не наблюдалось, я ненавязчиво положила на стол одну из пачки врученных мне Михаилом Петровичем бумаг с портретом американского президента. Аргумент был принят благосклонно, и через считанные минуты на стол передо мной легла тощая, на шесть страничек, пачка распечаток. Чьи-то водительские права, доверенность на неизвестное мне имя, упражнение, судя по всему, из школьного учебника, инструкция к авторучке (чего только люди не переводят!), кулинарный рецепт и текст, сопровождавший, вероятно, какую-то иллюстрацию из альбома. Любая из этих бумаг могла быть заказом Настиной бабушки, поэтому я непринужденно свернула эти странички и положила к себе в сумочку. Молодому человеку это не понравилось, но возражать он не стал -- не каждый день к нему обращаются со столь пустячными и настолько хорошо оплаченными просьбами. Попрощавшись с ним, я направилась домой.
   Дома переписала данные с водительских прав и доверенности -- передам Алексею и Семену Семеновичу, без объяснений, с просьбой проверить, не мелькал ли кто из этих господ у них на горизонте. Но внутренняя я была убеждена, что заказ бабушки -- это страничка номер шесть, подпись к иллюстрации. Ее текст гласил:
  
   "Перстень с головой мантихоры". Далее шли размеры и вес, и потом описание: "Работа неизвестного мастера XVI века, предположительно Бенвенуто Челлини. Считается перстнем из пары, сделанной для флорентийского аристократа Косимо I де Медичи и его супруги. Приобретен музеем Смитсоновского института в 1921 г."
  
   Самой иллюстрации, конечно, не было, но этого и не требовалось -- я совсем недавно ее рассматривала. Я знала, что это за альбом, и знала, где его взяла Настина бабушка. Этот альбом и сейчас стоит рядом, за стенкой, в библиотеке милейшей Елизаветы Юрьевны, Снежной Королевы, которая была дружна с Настиной бабушкой. Единственное, чего я не знала, имеет ли все это какое-то отношение ко мне и моим проблемам. Объяснение всему могло быть самым невинным. Елизавета Юрьевна обожает Челлини, она сама мне сказала, и вполне могла попросить Настину бабушку об услуге -- перевести подпись к понравившейся иллюстрации (которую она и мне показывала) у приехавшей внучки. Бабушка не захотела тревожить внучку, но и отказать подруге в такой мелочи не могла, вот и обратилась в бюро переводов, благо цены там невысокие. Чем не объяснение? Если подумать, можно и еще пару-тройку придумать. Например -- этот перстень и есть то дорогое кольцо, которое было в семье Насти, и которое куда-то спрятал ее дед перед уходом на войну. Но тогда получается, что бабушка, ничего не говорившая о нем даже дочери и любимой внучке, взяла да и выложила все соседке. Только откуда такое сокровище в этой небогатой и без знатных корней семье? С другой стороны, это предположение объясняло бы если не все, то многое. Его и все прочие стоило обдумать подробнее, но это потом, а сейчас нужно было заглянуть в Интернет.
  
   В истории с баб-Люсиным компьютером у меня была одна маленькая зацепочка. Когда в день приезда милиция пригласила меня для дачи показаний в квартиру баб-Люси, то я находилась как раз в комнате с убитой, когда ожил ее компьютер. Помню, я даже вздрогнула, когда он вдруг запищал и вывел какое-то сообщение. Там была печальная рожица какой-то тварюшки с острыми ушками, вроде эльфа, запомнившееся мне имя -- записанной по-английски имя "Людик" (оно могло быть именем для входа на сайт) и что-то насчет исчерпания лимита у какой-то компании, в название которой входит слово "дэйта" -- "данные". Важно ли это? Вполне возможно. Рука убитой в момент смерти не оторвалась от мышки, он не пыталась инстинктивно загородиться рукой, жестикулировать, что-то делать -- нет, она продолжала сжимать мышку. Значит, не исключено, что какие-то операции, которые выполняла при помощи мышки покойная Людмила Николаевна, даже перед лицом неминуемой смерти казались ей очень важными. И я должна была установить, что это было.
   Подключив свой "ноутбук" к любезно предоставленной мне Михаилом Петровичем линии скоростного доступа в Интернет, я приступила к поиску. Единственной зацепкой, которой я реально располагала, была та, возникшая на экране печальная рожица эльфа. Она была сделана с немалым мастерством, потому хорошо мне запомнилась, и я надеялась, что рожица эта была в какой-то мере моим коллегой -- то есть служила "лицом фирмы". И что найдя страничку этой фирмы, я увижу эту рожицу, а дальше -- дело техники. Если не получится посмотреть все самой, попрошу заняться этим Алексея или Семена Семеновича. Наверняка в их фирмах есть какие-нибудь хакеры или компьютерные гении, которыми кишат западные боевики.
   Я всегда знала, что в Интернете много всего, но в тот вечер он стал представляться мне какой-то огромной камерой хранения. Сайтов, занимающихся платным и бесплатным хранением чужой информации, оказалось великое множество. От пестрого мелькания на экране рябило глаза, я чувствовала себя совсем отупевшей, и лишь воля к победе позволила мне после двух часов сидения перед компьютером с двумя перерывами на кофе найти искомую страницу. Фирма называлась "Дэйтасэв" -- что переводится как "Хранение данных". С экрана мне приветливо улыбался мой старый знакомый -- тот самый эльф.
   Первое, что я сделала, это записала и на компьютер, и на бумажку интернетовский адрес этой фирмы -- а то ищи потом по новой. Фирма предлагала либо оформить подписку на хранение данных (просили 29 долларов за гигабайт в год -- по-моему, недорого), либо ввести имя пользователя и пароль, чтобы попасть на уже абонированную страничку. Имя пользователя я, скорее всего, знала. Вероятнее всего, это было то самое Liudik, Людик, которое высветилось тогда на экране. Попробуем ввести. Ответ последовал немедленно. Меня просили ввести пароль, а если я его забыла, то получить подсказку. Разумеется, я попросило подсказку, и немедленно обрела ее. В подсказке было три слова. Это были русские слова в английской транскрипции: barbaris garcon alisa. Барбарис, гарсон и Алиса. Эти слова должны были напомнить Людмиле Николаевне о чем-то, что она использовала как пароль для входа. Ну что ей стоило выбрать пароли попроще -- например, свой день рождения, имя дочери, еще что-нибудь такое? Судя по подсказкам, от ее пароля простотой и не пахло. Что общего у кустарника (его ягод? одноименных конфет?) с французским словом, обозначающим мальчика на посылках или официанта и некой Алисой -- каковое имя никак не может быть именем мальчика, потому что женское. Кстати, о какой именно Алисе идет речь? Может быть, у Людмилы Николаевны была знакомая с таким, не очень уж и редким по нынешним временам, именем -- и та подскажет что-то, связанное с конфетами и мальчиком? Или кустарником и официантом? Или кустарником и мальчиком? И при этом, возможно, с ней самой? И какова в этом ее роль, захочет ли она рассказать? А может быть, вообще нет никакой знакомой Алисы, и речь идет об Алисе в Стране Чудес или о героине детских повестей Кира Булычева?
   От всего этого шла кругом голова. Тем не менее, версии нужно было как-то отработать, поэтому я, во-первых, отправила по электронной почте письмо Семену Семеновичу с просьбой сообщить, была ли среди знакомых Людмилы Николаевны какая-нибудь Алиса, а также не известно ли ему чего о следующих лицах (и вписала данные с переведенных водительских прав и доверенности), а во-вторых, подробно описала все во втором письме и направила его Алексею. Его я тоже попросила навести справки о водителе и хозяине доверенности, обращавшихся в бюро переводов.
  
   Было уже пол-одиннадцатого, когда я совсем было собралась приступить к подготовке ко сну, когда в дверь опять позвонили. Искренне надеясь, что это не рыжий решил лишить меня спокойного сна, я прильнула к глазку. К моему немалому удивлению, за дверью оказался Вовка. Я открыла дверь и поняла, что произошло что-то чрезвычайное. Вид у Вовки был какой-то взъерошенный, он тяжело дышал и смотрел на меня широко открытыми, отчаянными глазами.
   -- Здравствуй, Вова. Что-то случилось?
   -- Да...Там... Колян...
   Наверное, Вовка всю дорогу бежал, и теперь едва мог говорить.
   -- Вова, ты немного отдышись, и мы поговорим. Проходи на кухню.
   -- Ася... Нужно быстрее... Там Коляна убили.
   -- Убили Николая? Кто, где? Вова, проходи, вот стул, садись и все рассказывай.
   Из сбивчивого Вовкиного рассказа путем многих переспросов и уточнений мне удалось воссоздать в целом следующую картину. Вовке вчера нагорело не сильно, причем больше досталось от матери, чем от милиции, те интересовали только подробности -- где, когда, что и как. Составили протокол, мать подписала, они и уехали. А вот мать хотела наказать Вовку безвыходным сидением дома, но не вынесла многочасового нытья, еще раз наругала, пригрозила ужасными карами, "если еще раз во что-нибудь впутаешься или с Коляном тебя увижу" и отпустила в пол-девятого погулять до десяти.
   Вовка, естественно, тут же отправился к гаражам. Во-первых, ему нужно было рассказать Коляну о вчерашней беседе со мной и о приезде милиции, а во-вторых, ему было интересно посмотреть, как там Колян обитает. Вовка сказал, что гараж большой, кирпичный, старой постройки, на нем был нанесен белой краской номер 8, попасть в него можно через ворота гаража или калитку в них. Вовке уже приходилось бывать в гараже и, по его словам, там имеется лежанка из старых автобусных сидений, где и спал Колян, в гараже есть свет, там стоит старый письменный стол с помойки. Все было знакомо, на все равно интересно. Вовка добрался к гаражу ближе к десяти (неподалеку на стройке работало в бытовке радио, передавали сигналы точного времени, и мальчик клялся, что минут через пять-десять после прихода слышал, как по радио сказали "соответствует двадцати двум часам").
   Колян открыл на стук, очень обрадовался Вовке, выслушал рассказ, сказал, что я все говорила верно, и что Вовка все сделал правильно (я поняла, что в тот миг очень заметно выросла в Вовкиных глазах), что пистолет он потом у меня заберет, а сейчас ему очень хочется курить.
   -- Колян говорил: "Батяня сюда похавать в кастрюльке носит, а курева не дает, говорит, что или себя выдам, или гараж спалю. Короче, уперся рогом и курить не дает".
   Колян дал Вовке денег и велел сбегать за сигаретами. Предупредил, чтобы возвращался осторожно и не попадался на глаза "батяне". Вернулся Вовка не быстро, всего минут двадцать назад. Задержался, потому что знакомого продавца в киоске не было, а его сменщик продавать малолетке сигареты отказался. Упросить кого-то купить сигареты тоже долго не удавалось, а когда, наконец, Вовка с сигаретами вернулся, то оказалось, что гараж заперт на замок снаружи, и ворота, и калитка, а внутри никто не откликается. Вроде было очевидно, что Колян с батяней куда-то уехали, но что-то подтолкнуло Вовке заглянуть в маленькое окошко в боковой стене, под самой крышей гаража. Окошко выходило в узкий проход между гаражами, заваленный всяким мусором. Он притащил со стройки доску, прислонил ее к стенке под оконцем, забрался к нему по доске и заглянул внутрь. Свет в гараже не горел, и Вовке понадобилось какое-то время, чтобы взгляд привык к плотному сумраку, нарушавшемуся только неярким светом из такого же оконца в противоположней стенке гаража.
   Он разобрал, что машины в гараже нет, что на столе стоит кастрюлька, "из нее еще пар идет", а на полу кто-то лежит, и он не сразу понял, что лежит как раз Колян. Вовка постучал в окно, "думал, Колян придуривается", но Колян не шевелился, и только тут Вовка заметил, что у Коляновой головы натекла почти не видная на темном полу лужица. Вовка не помнил, как сорвался с доски, как почти без сознания несся сюда, он пришел в себя только у моих дверей.
   Из Вовкиного рассказа следовало, что Колян убит, и что убийца, скорее всего, отчим, "батяня" -- именно он носил туда Коляну кастрюльки с едой. Нужно было звонить в милицию, но тогда милиции пришлось бы рассказать все. Впутывать в это дело Семена Семеновича или Алексея я категорически не хотела, вот уж кто-кто, а Колян к гибели баб-Люси и поганым тайнам этой квартиры совершенно непричастен. Если в ком другом я бы еще могла сомневаться, то Колян был для меня вне подозрений. Я не остановилась бы перед звонком в милицию, но прежде чем звонить туда, следовало убедиться, что все именно так и обстоит, как рассказал Вовка, что это не Колянов дурацкий розыгрыш. А то еще получится, что я сама Коляна милиции и отдала, а тот всего-то и хотел, что над мальцом посмеяться. Значит, прежде тем, как принимать окончательное решение и звонить, нужно было сходить к гаражам и во всем убедиться самой. А если все так и есть, как рассказал Вовка? И если права я в своих подозрениях в адрес "батяни", то попасться ему там, рядом с только что убитым Коляном, было бы равносильно самоубийству. Перед тем, как действовать, все следовало по возможности спокойно продумать и взвесить, а пока что нужно было срочно успокоить Вовку и отправить его домой.
   -- Вова, слушай меня внимательно. Я тебе верю. Я сейчас сама туда пойду. А ты пойдешь домой.
   Вовка не шелохнулся. Было видно, что в нем идет борьба противоречивых желаний. Конечно, ему было страшно, очень страшно, и он не знал, на что решиться -- потребовать, чтобы я взяла его с собой, или согласиться, и оказаться рядом с мамой, в безопасности.
   Я приобняла его за плечи.
   -- Вова, тебя отпускали до десяти? Так вот, сейчас уже без четверти одиннадцать. Мама уже, наверное, ищет тебя во дворе, тебе итак попадет за опоздание. Не нужно нервировать маму. Иди домой, а я схожу, во всем разберусь, а потом все тебе расскажу. Договорились?
   Вовка кивнул. Я расспросила его, как найти нужный гараж, затем он поднялся со стула, и я проводила его до дверей. Очень вовремя -- когда я вернулась на кухню, за окном раздался на весь двор голос Вовкиной матери:
   -- Ребята, вы Вовку моего не видели?
   Вовкин рассказ смел мою сонливость, как сметает метелка паутину со стены. Я начала готовиться к вылазке в сторону гаражей. Экспедиция обещала быть непростой, потому я постаралась предусмотреть все. Во-первых, одежда. Так, вот этот спортивный костюм темно-синего цвета вполне подойдет. Наденем его. Если поверх надеть что-то приметное и светлое -- для неизвестных мне фотографов -- то костюм при тусклом уже освещении на улице заметен не будет. Жарковато, не по погоде, но придется потерпеть. Так. Во-вторых, обувь. Эти кроссовки вполне подойдут -- тоже темные, и в них можно практически бесшумно ходить. В-третьих, экипировка. Фонарик-авторучка. Маломощный, но другого у меня сейчас нет. Черный пластиковый пакет -- в него я уберу светлую верхнюю одежду, когда выйду из поля зрения фотографов. Матерчатые хозяйственные перчатки. Пластиковая шапочка для душа -- в каком-то детективе преступник одевал ее, чтобы не оставить на месте преступления волосы, и мне запомнилось. Вроде ничего не забыла. Подумав, сунула в черный пакет еще один -- с пистолетом. Я не собиралась устраивать перестрелку с "батяней", но и безоружной столкнуться с ним, только что совершившим, как я полагала, убийство, мне совсем не светило, а бытовые предметы в моих руках его вряд ли испугали бы. Прихватила мобильник, но на всякий случай отключила его -- чтобы Семен Семенович не вздумал мне не вовремя позвонить и поинтересоваться, куда это я направилась. Мелькнула было шальная мысль прихватить с собой грим, чтобы нанести себе на лицо боевую раскраску, как это любят показывать в боевиках, но это было уже слишком. То есть, разрисоваться-то было можно, а вот возвратиться домой как ни в чем не бывало -- уже точно не получилось бы.
   Выйдя из подъезда не торопясь и с независимым видом, я свернула за угол и пошла в сторону гаражей. Идти было недалеко, и, достаточно приблизившись к гаражам и соседствующей с ними стройке, я нырнула в приметном месте в кусты. Здесь я сбросила светлую курточку, сняла бежевую юбку и осталась в темно-синем спортивном костюме. Одежду положила в темный пакет и пристроила его в кустах. Если не знать, то рядом будешь стоять -- и не заметишь, поэтому внимательно осмотрелась по сторонам, стараясь запомнить ориентиры. Рассовала по карманам перчатки и ручку-фонарик. В пакет с пистолетом сунула мобильник и шапочку для душа. Вроде бы все.
  
   Гараж я нашла без труда -- по нарисованной на воротах большой цифре "8". Осмотрев его снаружи, я убедилась, что Вовка все описал точно. Посветив в проход между гаражом и соседним, шестым, увидела прислоненную к стенке в узком захламленном проходе доску -- на нее забирался Вовка, чтобы заглянуть внутрь. Вокруг было тихо, радио на стройке было едва слышно -- наверное, убавили громкость.
   Я постучала в дверь и позвала: "Николай!" Тишина. На дверях -- висячий замок. На дверце в гаражных воротах еще один, плюс второй, врезной. Тогда я обошла гараж и последовала примеру Вовка, -- подобралась по доске к небольшому окошку, огляделась, и, убедившись, что со стороны меня заметить очень сложно, посветила внутрь. Там тоже все было так, как описал Вовка. Колян лежал рядом со столом, навзничь, лицо смотрит немного в сторону, во лбу темное пятно, а из-под затылка натекла лужа крови. Да, это не шутка и не розыгрыш, это убийство. И кастрюлька на месте, стоит на столе, на мятой газете, над ней до сих пор поднимается едва различимый парок. Сбоку лежит крышка. Скорее всего, Коляна убили, когда он отвлекся -- ел из кастрюльки. Убил тот, кто принес кастрюльку -- иначе бы и "батяня" лежал сейчас рядом с Коляном. Надо идти звонить в милицию.
   Я спустилась с доски, подобрала с земли пакет с не понадобившимся пока пистолетом и прочими перчатками и собралась было выбираться из этой щели между гаражами, когда неподалеку замелькал свет автомобильных фар и послышался негромкий рокот двигателя -- сюда кто-то ехал. И кажется, я догадывалась, кто. Вот это влипла, подумалось мне. Выходить было уже поздно. Я нашарила в пакете пистолет, сняла его с предохранителя и дослала патрон в патронник. Зрелище убитого Коляна придало мне решимости дорого продать свою жизнь.
   Вскоре рядом скрипнули тормоза, погас свет фар, остался только слабый свет подфарников, затем приехавший выключил двигатель, и какое-то время, показавшееся мне вечностью, сидел в машине. Затем хлопнула дверца, кто-то вышел из машины и остановился в тишине. Я замерла, стараясь расслабиться и не дышать. Постояв с полминуты, приехавший направился к гаражу и начал возиться с замками. "Батяня" вернулся на место преступления. Мне оставалось лишь ждать. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Приехавший открыл ворота гаража, не зажигая в нем света, завел задним ходом автомобиль, вышел, закрыл ворота и навесил на них замок. А потом, судя по звукам, снял висячий замок с калитки в воротах, отпер врезной замок, калитка скрипнула, и он вошел внутрь. Мелькнула авантюрная мысль запереть его там снаружи и вызвать милицию, но тогда мое присутствие здесь могло быть истолковано так, что я оказалась на месте убийства раньше "батяни", а пистолет он наверняка увез -- куда ему еще было ехать сразу после убийства? А мой пистолет в пакете, вот он. Нет, в авантюры мы по мере сил постараемся не ввязываться.
   Я изо всех сил старалась не шуметь и внимательно вслушивалась. Раздались шаги -- прямо за стенкой. Это он подошел к Коляну. Наверное, где-то там был выключатель, потому что в окошке над моей головой вспыхнул свет. В гараже стало тихо, затем шаг, снова шаг, как будто ходивший искал что-то. Затем ходивший остановился, опять вернулся приблизительно туда, где лежал Колян, что-то рвал, мял какую-то бумагу. Хочет поджечь гараж? Вряд ли, очень уж он, по рассказам Коляна расчетлив и прижимист. Звякнуло -- кажется, кастрюльку закрыли крышкой.
   Свет в гараже погас, звук шагов переместился к выходу, раздался скрип открывающейся дверцы и мимо моего убежища прошел едва различимый в темноте "батяня". Он деловито продолжал комкать в руке что-то светлое и шуршащее, кажется, газету. Мне было видно, как он отошел метров на двадцать и запустил свернутый ком в сторону стройки, и, повернувшись, возвратился к гаражу. Я отметила, что белый комок, начал разворачиваться в воздухе и, не долетев, упал по эту сторону ограды.
   "Батяня" же снова вошел в гараж, постоял, потом вышел, и шаги его стали удаляться. Я ожидала, что он вернется, ведь дверца в воротах гаража осталась незапертой, но "батяня" не возвращался. Так я прождала, наверное, минут пятнадцать, прежде чем решилась выбраться из щели между гаражами. Смерть моя была совсем рядом, и я ощущала ее дыхание, но сейчас она удалилась, и я вновь могла вполне контролировать себя. И вместе с самоконтролем пришло любопытство. Страх смерти оттеснил страх оказаться рядом с убитым, и мне показалось важным и нужным понять, что же "батяня" делал в гараже рядом с телом Коляна. Тем более, что дверцу гаража он не запер. Присмотревшись, я с удивлением заметила, что она не только не заперта, но даже приоткрыта -- эдакое приглашение встречным и поперечным, заходите, люди добрые, берите, что хотите. Значит, сообразила я, труп Коляна должен был найти кто-то посторонний, из любопытства или с корыстным намерением сунувшийся в гараж. И этот же посторонний по незнанию должен был оставить здесь кучу следов, отпечатков пальцев, может быть, даже что-то украсть отсюда. И если этого постороннего потом с похищенным найдут, то доказать, что он не убивал, будет непросто.
   Ну что же, раз хозяин приглашает, зайдем. И я скользнула сквозь приоткрытую дверцу во тьму гаража. Оказавшись внутри, я потянула рукав куртки моего спортивного костюма, чтобы он сполз на кисть руки, и так потянула за ручку дверцу. Оставлять на ней отпечатки пальцев мне вовсе не хотелось. Затем и я надела перчатки и шапочку для душа, на ощупь заперла дверцу на засов изнутри, и лишь после этого зажгла свою ручку-фонарик.
   Света маленькая, но сильная криптоновая лампочка давала достаточно, и я быстро заметила, что в гараже произошли кое-какие изменения. Во-первых, в нем теперь стояла машина (я осторожно потрогала решетку перед радиатором -- от нее еще тянуло горячим воздухом). Во-вторых, исчезла кастрюлька, ее крышка и та газета, на которой кастрюлька стояла. В-третьих, Колян лежал в той же позе, но теперь в его руке был зажат его складной нож, которого раньше, чем хотите могу поклясться, в руке у Коляна не было. В-четвертых, рядом с телом валялись какие-то обрывки. Я присела рядом, навела фонарик -- и ойкнула. Это был обрывок фотографии, с которой на меня смотрело мое же улыбающееся лицо. Меня сфотографировали, когда я мыла окно. Наверное, у кого-то из Коляновых приятелей в мобильнике была встроенная цифровая камера, потому что никакого фотоаппарата я у той компании не припоминаю. Отчим забрал мое фото у убитого (наверное, то самое, из-за которого Колян сцепился с Эдиком), разорвал его и бросил почти на труп пасынка. Этакий тонкий намек следствию -- убийство из ревности. А на кого он хочет навести подозрения? Ответ напрашивался сам собой -- на Алексея. Колян ревновал к нему, это дружки Коляна наверняка подтвердят. А пока милиция будет отрабатывать еще и эту версию, след настоящего убийцы совсем затеряется.
   Так, посмотрим мысленно на сцену, поставленную нашим "режиссером". Колян сам открыл кому-то дверь в впустил пришедшего. Произошел разговор, в результате которого (или потом, это сути не меняет) была порвана моя фотография. Колян достал свой нож и бросился на пришельца, но тот опередил и выстрелил Коляну прямо в лоб. А пуля где? Я пошарила лучом фонарика по стенам и сразу поняла, что на обнаружение пули рассчитывать не стоит. Задняя стенка гаража прямо поверх кирпичей была обшита досками, и одна из досок, примерно на уровне головы, отсутствовала, ее явно недавно выломали. Скорее всего, пуля, пройдя через голову Коляна, попала в эту доску, но за ней была кирпичная стенка, и пуля осталась в доске. Да, вон свежая отметина на кирпиче. Доску "батяня" выломал вместе с застрявшей в ней пулей и увез, чтобы избавиться -- наверняка вместе с пистолетом и гильзой.
   Ну что же, "батяня", в такие игры можно играть и вдвоем. Меня охватила какая-то незнакомая мне раньше веселая злость. Давайте, подумаем, как посрамить злодея и помочь родной, но страдающей от нехватки квалифицированных кадров милиции выйти на правильный след. Во-первых, моему фото здесь делать совершенно нечего. Я подняла обрывки и убрала их в карман спортивных брюк, который застегнула на молнию -- чтобы в случае чего не выпали. Во-вторых, нужно убрать нож -- я осторожно извлекла его из руки Николая, сложила и убрала ему в карман брюк. Нож тихонько звякнул обо что-то, и я, поборов внезапную дрожь, посмотрела, что еще есть в этом кармане. Оказалось, что нож звякнул о связку ключей, на которой были и ключи от машины. То есть, Колян мог перед смертью сам куда-то ездить? Нет, не мог. Ездил отчим, и давайте, товарищи, не будем путать милицию. Я отцепила от связки ключи от машины и убрала их к себе, в тот же карман, где лежали обрывки фотографии, а остальные вернула в Колянов карман. Вроде все.
   Я собралась уже было уходить, но тут луч фонарика зацепил что-то блеснувшее под самой стеной, за машиной. Протянула руку и достала ложку -- она была в чем-то жирном. Я осторожно понюхала -- на меня пахнуло пряным запахом. Суп. Так, здесь была кастрюлька с чем-то горячим. А сейчас здесь ее уже нет -- батяня прихватил с собой. Чтобы говорить потом: "А мне откуда знать было, что он в гараже прячется?" Но ведь знал? Знал. И супчик ему носил? Носил. Не нужно врать милиции, ей нужно помогать, а потому ложку со следами свежего супа я положила рядом с Коляновой рукой. Скорее всего, именно ложку Колян держал в руках в момент смерти, так пусть же она вернется туда, где ей место. Нет ли на полу еще чего примечательного? Я тщательно все осмотрела, но больше ничего интересного не нашла. Теперь посмотрим, почему "батяня" избавился от газеты -- не зря же он в такой момент решил мятыми газетами швыряться.
   Я погасила фонарик, дала глазам привыкнуть к темноте и стала осторожно открывать дверцу, держа наготове пакет с взведенным пистолетом. Оказалось, что если дверцу немного приподнимать, то она почти и не скрипит. За дверцей меня никто не поджидал, поблизости вообще никого не было, поэтому я спокойно отошла от гаража, а потом пошла туда, где, я видела, упал газетный ком. Найти его мне удалось без труда, даже фонарик включать не пришлось. Я подняла газету и, не забывая оглядываться и прислушиваться, возвратилась в гараж. Закрыла за собой дверцу, включила фонарик и посмотрела на газету. Газета как газета, сегодняшняя, "Московский комсомолец", пятничный выпуск, вкладка с программой отсутствует. Так. Зададимся вопросом -- а где вкладка? А скорее всего там же, где и телевизор, то есть дома. Программа -- вещь нужная, вот "батяня" ее сразу из газеты и выложил. А что это за жирные пятна? А скорее всего "батяня" в газетку кастрюльку с супом заворачивал, чтобы суп не остыл, чтобы Колян горяченького поел. Суп при переноске плеснул и газету немного запачкал. Я сама кастрюльку на газете видела, и скорее всего, именно на этой. Иначе зачем ее выбрасывать? А газета-то не простая, на ней, на газете, вверху, на первой странице, карандашиком номер "15" проставлен, и что-то подсказывает мне, что это номер Коляновой и "батяниной" квартиры. Значит, газету не покупают, а экономно выписывают. Тут много всякой криминальной хроники, а Колян говорил, что "батяня" любит детективы. Нехорошо так имуществом разбрасываться. Колян еще газету не прочел, а ее уже выбросили. Нужно газету рядом с Коляном положить. Пусть милиция сопоставит пятна на газете и на ложке, а потом послушает "батянины" объяснения, что ничего ему про Коляна не ведомо, а потом спросит, как вкладыш из этой газеты, рядом с убитым Коляном найденной, в "батяниной" квартире номер 15 оказался. А то, что вкладыш именно из этой газеты, эксперты установят -- номер-то хоть и карандашиком, а с хорошим нажимом выведен. А если "бятяня" супчик не специально для Коляна в маленькой кастрюльке варил, а из своей большой кастрюли ему супчик отливал, то и совсем хорошо. Эксперты без работы не останутся. Нехорошо людей подставлять, но я-то невиновного как раз и не подставляю, я милиции помогаю истину установить, что есть долг каждого сознательного гражданина, хоть кого спросите.
   И тут у меня мысль мелькнула -- а вдруг "батяня" при общении со следствием выпадением памяти страдать начнет и заявит родной милиции -- да, ходил, да, кормил, но убивать Коляна, почти что родную кровинушку, в жисть не стал бы. Машина остынет, людей в открытую дверцу гаража набежит поживиться немеряно, все следы затопчут, ничего не докажешь, да "батяня" при том сам пострадавшим будет, и еще донимать прокуратуру и милицию станет требованием изловить убийц и воров. В худшем случае помурыжат "батяню", помурыжат, да и отпустят, прямых доказательств нет, а деньги на адвоката хорошего у него найдутся. Те самые, "на квартиру", ради которых он Коляна жизни лишил. Так что хоть и помогла я милиции, но мало этого, еще помогать нужно. Долг гражданский исполнять. И тут вспомнила я про пистолет с глушителем -- чем не помощь? Пули-то нет, так что для изобличения злодея любой пистолет сгодится. Потому достала из своего пакета "ТТ" с глушителем, мешочек для гильз сняла и сунула назад в сумку, погасила фонарик и приоткрыла дверцу гаража. Прислушалась, все тихо вроде, нет никого поблизости. Я подняла руку с пистолетом, навела на далекую безлюдную стройку и нажала на спуск. Пистолет дернулся в руке и раздался негромкий хлопок. Веселый звон покатившейся по бетонированному полу гаража гильзы показался оглушительным. Опять прислушалась -- вроде бы все тихо. Гильза закатилась под машину, но доставать ее я не стала -- милиция отыщет. Должны же и у нее быть радостные находки. Я взяла газету с масляными пятнами, завернула в нее пистолет и стала искать, куда все это спрятать. Ответ пришел сам собой: машина. Я достала ключи от машины и внимательно осмотрела лобовое стекло -- красный огонек сигнализации не горел. Да, я и звукового сигнала включения сигнализации не слышала. Да, верно, зачем Коляну включать сигнализацию, если он тут же, при машине, и находится? Я отперла багажник и сунула сверток туда, затем закрыла багажник, и нажала на кнопку брелока сигнализации. Вот так. У Коляна ключей нет, сигнализацию он включить не мог, на машине ездить не мог. И пистолет, из которого только что стреляли, в свежую газету с пятнами и цифрой 15 спрятать в машине тоже не мог. Теперь милиция вцепится в "батяню" как пиранья. Но у меня остался еще один долг. Я подошла к Коляну, встала перед ним на колени и осторожно поцеловала его в щеку. Он спас меня и Вовку от смерти, он защитил меня от наглеца-таксиста, он дрался за меня. Он любил меня. Этот поцелуй -- все, чем я могла отплатить ему за его безнадежную любовь.
   И стоя на коленях рядом с Коляном, я поняла, откуда взялся в гараже этот странноватый запах -- пол рядом с телом был посыпан табаком. "Батяня" позаботился, чтобы в его дверь не постучал милицейский кинолог со своим четвероногим другом. Что же, мне такое внимание тоже не нужно. Я поднялась на ноги. Теперь, пока машина не остыла, следовало известить о преступлении милицию.
   Выйдя уже почти уверенно из гаража, я отыскала в кустах сумку с вещами, привела себя в цивильный вид, а пока одевалась, вспомнила, что недалеко от поворота к гаражам, рядом с отделением Сбербанка, стоит телефон-автомат, а в милицию можно звонить и без карточки. Не со своего же мобильника туда названивать! Но сначала нужно избавиться от лишних предметов. Через два дома я нашла помойку, рядом с которой никого не было, и избавилась от мешочка с гильзами, ключей от машины и пакета. Выбросила все в разные баки, так, чтобы связать эти находки между собой было невозможно. Еще через два дома выбросила на помойку свое разорванное фото. Очень хотелось его сохранить, но понимала -- нельзя. Затем вернулась к автомату, набрала 02 и, когда мне ответили, заскрипела фальцетом, стараясь дышать потяжелее и не отвечая на вопросы:
   -- Милая, я тута надысь у гаражей бутылочки собирала, это на ..., рядом со стройкой, так в гараж заглянула, он там открытый стоял, нумер восьмой, да он там один открытый стоит, а там как раз мужик другого из пистолета стрелил, а тот, бедолага, совсем еще молоденький, он еще просил, не стреляй, говорил, батяня, а тот все равно стрелил, я канешно спряталась, а старый забрал кастрюльку и убежал, а там дверь в гараж ихний еще открытая стоит, я щас еще раз посмотрела, а етот покойный там лежит, вы бы его убрали куда или похоронили, что ли, а то оченно я его боюсь.
   Выпалив все это, я повесила трубку. В милиции, конечно, не поверят в старуху-сборщицу стеклянной тары, я не актриса, но если верить газетам, то все звонки на 02 записываются, а сообщения об убийствах все-таки, надеюсь, проверяются. Теплый двигатель машины, не успевшее еще остыть тело, пистолет, из которого недавно стреляли, притом завернутый в газету из Колянова почтового ящика (а отчим наверняка будет утверждать отчим, что Коляна уж сколько дней в глаза не видел), да еще со следами домашнего супчика -- такого айсберга хватит на любой мнящий себя непотопляемым "Титаник".
   Пора было позаботиться и о себе. Стараясь не привлекать к себе внимания излишней суетливостью, но и не задерживаясь, я отошла подальше, там перешла улицу, и прошла немного назад, чтобы видеть издалека телефонную будку. Ждала я недолго -- через две минуты к автомату подлетела патрульная машина, из нее выскочил милиционер и быстро направился к стоящим неподалеку на автобусной остановке парням. После короткого разговора, те стали пожимать плечами и беспомощно разводить руками -- явно не могли или не захотели помочь милиции в охоте за какой-то непонятной старухой. Что, собственно, и требовалось.
   Через пару минут патрульная машина, отсвечивая мигалкой, направилась к гаражу, а еще через полчаса туда зарулила вторая, а сразу за ней микроавтобус. Все, дело сделано, свой долг Коляну я, как смогла, уплатила.
   Но судьба приготовила мне еще одно испытание -- наверное, чтобы я не зазнавалась и не очень гордилась умом и сообразительностью. На подходе к дому я нос к носу столкнулась с отчимом. Тот бросился ко мне, как к родной. На лице волнение, в глазах мировая скорбь.
   -- Здравствуйте, Ася! Вы Коленьку в последнее время не видели? Беспокоюсь я за него, куда-то исчез, никому ничего не говорит. Может вы чего знаете?
   Бес тянул за язык сказать что-нибудь вроде: "Знаю -- все знаю, и про гараж, и про то, как ты его застрелил, и про кастрюльку с супчиком". Наверное, у меня в лице что-то изменилось, потому что отчим как-то сразу напрягся, взгляд его из скорбного стал колючим, и я вдруг всем существом своим поняла, что передо мной убийца -- и испачкай он в гараже руки в Коляновой крови, та еще не успела бы полностью высохнуть. Мне стало жутко, и я ответила излишне, может быть, резко, чтобы сбить его с толка, и чтобы он чего-то не заподозрил:
   -- Отстаньте вы от меня со своим Коленькой! То он проходу не дает, то милиция из-за него дергает, теперь еще вы пристали! Не видела я его и ничего о нем не знаю. Всё!
   Отчиму явно полегчало, он снова стал озабочен судьбой пасынка, снова заговорил, прося не обижаться, войти в положение, ежели что -- первым делом не в милицию сообщить, а ему, а уж он все силы приложит, ничего не пожалеет... Талантливо играл, мерзавец. Мне было страшно и отвратительно стоять радом с ним, выслушивать его ложь, смотреть на его маску скорби, и чтобы отделаться, я сказала:
   -- Да не волнуйтесь вы так, может быть, он завтра придет. Или позвонит.
   При этих словах отчим попробовал улыбнулся, но получилось это у него как-то нехорошо, а затем сказал:
   -- Да уж, пора бы. Не век же ему прятаться. Все равно ведь милиция найдет. Пусть уж лучше сам придет с повинной, да все и расскажет, если напортачил. Я ведь его люблю так, как родного не любил бы. Если он натворил чего, все сделаю, чтобы он в тюрьму не сел, самых дорогих адвокатов найму, квартиру заложу. Лишь бы жив был. А вы слышали, ему тут эти, с рынка, угрожали. Как бы чего не вышло... Только бы жив остался...
   С этими словами он горестно вздохнул и направился к своему дому.
   Меня даже замутило от отвращения. Говорит, все сделает, чтобы Колян в тюрьму не попал. Легко поверить, ведь из тюрьмы возвращаются, а как раз этого-то отчиму и не хочется. Вот он и сделал это самое "все"... Чтобы уж точно не вернулся. При этом в провидцы метит. В Нострадамусы. Будет потом всем гордо вещать: "Я знал... Я чувствовал..."
   И насчет торговцев он сказал мне не зря. Раз на меня милиция выходила, может еще раз опрашивать будут, тут я им эту его версию и передам -- и будет она уже в бумагах не как его, а как моя записана. Как версия девушки Коляна, с которой он делился своими тайнами. Да, непрост любитель детективов... А ведь по рассказу Коляна, тот и в драку-то на рынке полез, защищая отчима, который стал зачем-то задирать торговцев. Те, конечно, тоже не сахар, но просто так за нож не хватаются. И в свете последних событий со стороны отчима тут просматривается незамысловатый расчет -- начать конфликт, а дальше легко предвидится ход событий: Колян заводной, нож у него всегда с собой, кавказцы тоже отступать не любят -- и все может обернуться очень даже благоприятно для отчима, но никак не для Коляна. В том случае обошлось без поножовщины, первоначальный план рухнул, и отчим как манну с небес воспринял случай с баб-Люсей. Колян передал ему мой рассказ о том, что я видела в комнате убитой, и отчим решил сымитировать тот же стиль убийства. Внешне все выглядит похоже, поди докажи, что пистолет во втором случае не тот же самый. А тут еще моя разорванная фотография. А тут еще торговцы с рынка... И будет следствие биться головой о стенку, выискивая несуществующую связь между тещей богатея, кавказцами, Алексеем и шпанистым парнем с улицы... Что же, на этом он и попался -- отчим мог доказать, что не причастен к стволу в его машине, что стрелял в Коляна из другого пистолета, предъявив спрятанное им оружие и доску с пулей, но не мог при этом утверждать, что никак не причастен к убийству Коляна.
   После разговора с отчимом и пережитого страха и без того негромкий голос моей совести полностью сошел на нет. Я вернулась домой, включила мобильник и спокойно легла спать. Сегодняшний день меня основательно вымотал.
   Ночью мне приснилось, что я блуждаю во мраке, но вдруг вижу где-то вдалеке свет. Я иду туда, и вижу стоящий в освещенном дверном проеме силуэт женщины. Она молода и красива, но я почему-то знаю, что это Людмила Николаевна. Она улыбается мне и машет рукой, зовет, повторяя жест рыжего. Я хочу подойти к ней и узнать про пароль, но стоило мне приблизиться, как передо мной захлопнулась огромная металлическая дверь, на которой горели огнем огромные буквы, складывавшиеся в слово "Пароль". Тут я проснулась, немного полежала, а потом опять заснула, на этот раз без сновидений и до самого утра.
  

Глава одиннадцатая, подходящая, в которой Алексей
ищет подход к сыну тети Гали, а я -- к коду баб-Люси

  
   Проснулась я солнечным утром от телефонного звонка. Вскочила с кровати, глянула на часы, было уже пол-десятого, и первый мыслью было: "Проспала! Пропала! Бульдог живьем съест!", и лишь потом сообразила: сегодня же выходной, суббота, на работу идти не нужно. Это бурный вчерашний вечер сбил меня с привычного ритма. Телефон зазвонил снова. Я взяла трубку и сонным еще, хрипловатым голосом сказала:
   -- Алло.
   -- Доброе утро, Ася. Это Алексей. Надеюсь, не разбудил?
   -- Разбудил, разбудил, и хорошо, что разбудил. А то я что-то разоспалась.
   -- Ася, ничего, если я минут через двадцать-тридцать подъеду?
   -- Конечно, подъезжай. Только минут через сорок -- мне еще проснуться нужно. Не хочу, чтобы ты на меня заспанную смотрел. Что-то случилось?
   -- Есть кое-какие новости и нужно будет кое-что сделать. Сначала вопрос -- ты встречались когда-нибудь с тетей Галей, о которой с тобой вчера говорил участковый? Так, чтобы она тебя могла запомнить и узнать?
   -- По-моему, нет.
   Я покопалась в воспоминаниях, и уже более уверенно сказала:
   -- Точно, нет.
   -- Отлично. Ты можешь придать себе вид подруги мелкого бизнесмена? Попробуй найти какую-нибудь убедительную деталь в одежде, украшениях, говорящую о достатке с одной стороны, и о не очень хорошем вкусе, с другой.
   -- Это мы запросто. А кто будет самим мелким бизнесменом? И на кого будем производить впечатление -- на тетю Галю?
   -- Может быть, на нее, а может, на ее сына. Бизнесменом буду, конечно же, я. Неужели ты думаешь, что я могу доверить кому-то свою невесту? Подробнее поговорим, когда приеду.
   На этом мы завершили обмен любезностями, и я приступила к утренним процедурам, а потом позавтракала. К приезду Алексея я была уже полностью в форме.
   На этот раз он был одет в легкую кожаную куртку, из-под которой виднелась цветастая шелковая рубаха, и в джинсы. В руках держал могучих размеров борсетку. Эдакое светило мелкого бизнеса во всей силе и славе своей.
   На этот раз он согласился зайти (прогресс!) и даже пройти на кухню (я от удивления чуть заикаться не стала -- впрочем, не разговаривать же ему было в коридоре или прихожей).
   Алексей взял инициативу в свои руки.
   -- Ася, нам, кажется, удалось решить одну из загадок этого дома.
   -- Какую?
   -- Возможно, мы нашли тот путь, которым сюда можно попасть, минуя слежку, поставленную Семеном Семеновичем. По этому ходу в дом мог попасть тот, кто стер содержимое баб-Люсиного компьютера, копался в твоей квартире, по нему же могла уйти та таинственная женщина, чье фото ты видела у Семена Семеновича.
   И, упреждая вертевшийся уже у меня на языке вопрос, добавил:
   -- Они вошли не по воздуху, не возникли из-под земли, не влезли в окно и не вылезли из канализации.
   -- Тогда как?
   -- Через дверь.
   -- А как же тогда те, кто следит и фотографирует?
   -- А эту дверь они не видят. Это не один из парадных подъездов, те действительно под плотным контролем. Однако у домов этой серии для каждого подъезда предусмотрен и аварийный выход. Он заперт на две двери, а в тамбуре между ними тетя Галя устроила подсобку. Хранит там ведра, лопаты...
   -- Тогда почему Семен Семенович и там тоже какого-нибудь наблюдателя не посадил?
   -- Потому что он, кажется, несколько недооценил ту тщательность, с которой было подготовлено убийство Людмилы Николаевны. Его люди в свое время осмотрели снаружи выход и сочли, что им уже очень долго никто не пользуется. И только получив подсказку участкового -- насчет длительного запоя тети Гали неизвестно на какие средства, -- Семен Семенович занялся аварийным выходом вплотную, и его люди сразу сделали прелюбопытнейшее открытие. Впрочем, сейчас сама все увидишь.
   -- Мы представимся тете Гале как мелкий бизнесмен и его подруга?
   -- Да. Это позволит не только расспросить обитателей второй квартиры, но в случае необходимости и получить какую-то информацию за деньги, никого при этом по возможности не напугав и не насторожив. Разговаривать буду я, ты просто стой поблизости, и старайся замечать мелочи. Потом сравним наши впечатления.
   -- Ну что же, пошли. Только подожди чуть-чуть, я закончу экипировку.
   Через пару минут я вновь появилась на кухне и приняла картинную позу:
   -- Ну, как, похожа я на подружку содержателя ларьков?
   На мне был джинсовый костюм с надетой поверх золотой цепочкой, на пальцы я надела самые заметные из колечек, которые у меня были. Немного яркой косметики на щеках и под глазами завершило маскировку. Критически оглядев меня, Алексей остался доволен, хотя и не смог сдержать улыбки.
   -- Вполне.
   Мы спустились на первый этаж. По дороге Алексей молчал. Мы обошли дом и оказались с другой его стороны. Вся полоса между тротуаром и домом, а там было метров двадцать, изрядно подзаросла, за деревьями не было видно всего первого этажа. Мы прошли по какой-то тропинке, и подошли, наконец, к аварийному выходу. Алексей подвел меня к самой двери и тихо спросил:
   -- Ничего странного не замечаешь?
   Я присмотрелась. К двери вели две ступени, перед самой дверью была небольшая площадка, на которой лежал заваленный мусором обрывок старого линолеума. На нем, вплотную у двери, валялся оббитый кирпич, тут же лежали осколки разбитой бутылки, окурки, смятый пластиковый стаканчик, еще какой-то мусор.
   Глянув на Алексея, я молча пожала плечами. Тот довольно улыбнулся, и шепотом сказал:
   -- Не удивительно. Точно также ничего особенного не заметили и те, кто осматривал ее после убийства. Попробуй потянуть на себя линолеум.
   Я взялась за край и слегка потянула, но тот остался неподвижен. Я попробовала потянуть сильнее, но также без результата. Алексей сказал:
   -- Обрати внимание, край линолеума зашел в щель под дверью. Теперь попробуй приподнять кирпич.
   Кирпич намертво прилип к линолеуму, и сдвинуть его мне не удалось.
   -- Он приклеен. И весь этот натюрморт -- сплошная бутафория. Край линолеума наверняка привинчен к двери изнутри. Если осторожно открывать дверь, то вместе с ней сдвинется вбок и линолеум, и в образовавшуюся щель вполне можно пройти. А потом закрыть снаружи дверь, и все возвратится на место. Неплохой замысел.
   -- А если выходящего кто-то увидит?
   -- Потому мы и здесь. В двери глазка нет, а перед тем, как открыть дверь, выходящий или его сообщник должен выглянуть наружу, и сделать это можно либо из окошка над дверью, но, как видишь, оно основательно заделано, любо из окна второй квартиры -- и тут, я полагаю, без тети Гали или ее сына не обходится. Без ее ведома вряд ли кто сможет использовать эту подсобку, да и сигнал на выход должен давать кто-то из жильцов второй квартиры.
   -- Как?
   -- Проще всего запустить выходящего в тамбур, затем выглянуть в окно, и, если опасности нет, то стукнуть в стенку между квартирой и тамбуром.
   -- А разговаривать здесь не опасно?
   -- Мы говорим очень тихо, а они вчера долго и довольно шумно сидели, и сейчас, скорее всего, просто отсыпаются. Ничего, сейчас разбудим.
   И Алексей, подойдя к окну, требовательно застучал в стекло своим массивным перстнем. Немного подождав, забарабанил по стеклу снова, и его настойчивость была вознаграждена. Вознаграждение появилось в окне в облике мужчины в майке -- нестарого еще, но небритого, и с мешками под глазами. Окно с изрядным звоном распахнулось, по-моему, оно не было закрыто на щеколду. Мужчина был в самом паршивом настроении и не собирался это скрывать.
   -- Ну хрен ли ты долбишься с утра пораньше! Людям спать не даешь. Чего надо?
   -- Ты что ли тети Гали сын будешь?
   -- Даже если так, твое какое дело? Ты че, из ментовки, что ли?
   -- Ты за базаром-то следи. Я же не ксивой перед тобой машу, а как к человеку обращаюсь. Дело есть.
   -- Какое еще дело с утра пораньше? Тебя кто послал?
   -- Меня не посылают, я сам посылаю. А дело несложное, но доходное. Труда почти никакого, а если договоримся, тебе и тете Гале денежка капать будет. Склад мне нужен. И сторож при складе. Можем договориться. Бумажек оформлять мне не надо, я не налоговая.
   -- А я при чем?
   -- А ты будешь деньги почти ни за что получать.
   -- А поточнее?
   -- Видел, сколько в округе киосков появилось? До фига. Потому что строек много, народу здесь становится все больше, и всем надо жрать, выпивать и закусывать. Кто к себе с самого начала приучит, тот и с наваром. А чтобы приучить, нужно держать цены и ассортимент. Если все с главного склада завозить, то в киоске не будет то одного, то другого, то третьего. Кто-то сунулся, не нашел, пошел к другому, да так и будет потом туда ходить. Мне это надо? Потому поблизости нужен склад с небольшим запасом по ассортименту, и свой человек -- быстренько принести то, закинуть на точку это. Человек -- не проблема, живет тут поблизости мой кадр, а где хранить? Я тут поговорил с местными бабками, они говорят, что ключи от всех тамбуров у тети Гали. Я бы все три арендовал, а начать лучше всего вот с этого, он ближе всего к киоску будет.
   -- А где здесь я?
   -- Если с тетей Галей договоримся, то ты сторожить будешь. Просто в окно поглядывай, и если кто у двери колупаться будет, звякни моим в охрану. Те приедут и разберутся. Так как, договоримся? Сама тетя Галя где сейчас?
   Мужчина дернул головой.
   -- Спит мать. Часа через два проснется. Перебрала вчера. А договориться можно. Не один ты такой умный, насчет склада. Мать тут уже договорилась с одним, он ей за три месяца заплатил.
   Алексей чертыхнулся и сказал:
   -- Блин, пролетел.
   -- Пока еще не пролетел. Тот мужик заплатил два с половиной месяца назад. Тому договору недели две еще жить осталось.
   -- Так это совсем другое дело. Еще не известно, появится ли он снова, а я уже здесь. Если появится, ничего не поделаешь, сниму два других тамбура, но этот мне больше всего подходит. Какая там площадь и что сейчас там что хранится? Не химия какая-нибудь? А то может там все провоняло?
   -- Не, они там пока ничего не держат, собирались товар завозить, но что-то у них с налоговой застопорилось, все открыться, говорят, не могут, не регистрируют их. А мне по фигу, что тамбур пустой стоит, главное, что они за все время вперед заплатили. Срок ихний через две недели кончается, а насчет продлить он пока не говорил. Что-то вообще сюда в последнее время не заглядывает. От него и парень приходил, и баба какая-то, это знаю, потому что у них от этой двери ключ есть, а вот главный не показывается.
   -- А эта дверь открывается, или они ходят только через парадную? Мне товар светить не хочется.
   -- Да открывается здесь все. На эту фигню у порога не смотри, она здесь только для вида. Тот мужик организовал, чтобы местные пацаны не интересовались, если надо, то это все в пять минут убрать можно. Значит, если он еще две недели не появится, будем говорить предметно. Только сейчас дурней нет, все за все бабло берут, если хочешь, командир, чтобы для тебя склад придержали, побашлять бы надо. А то может сюда еще кто подсуетится -- сам же говорил.
   -- За этим не станет.
   Алексей достал пухлый бумажник и извлек из него пару зеленых бумажек.
   -- Вот, держи, двух тысяч хватит.
   -- Чего это ты такой щедрый?
   -- Я от этого не разорюсь, а ты может быть врубишься, что со мной дело иметь стоит. Если окончательно договоримся, еще премию выпишу. Меня зовут Алексей. Вот моя визитка. Как станет известно, что склад освобождается, звякни мне, я подъеду, договариваться будем.
   Готовность Алексея платить не скупясь произвела на мужчину в майке самое благоприятное впечатление. Он ненадолго исчез из окна, но через минуту вновь появился в нем, на этот раз уже в более-менее чистой рубахе.
   Алексей сказал, будто его только сейчас осенила идея:
   -- Мне сказали, тебя Валентин зовут.
   -- Точно.
   -- Слушай, Валентин, а телефончик мужика этого не подбросишь? Я позвоню, может ему склад-то уже и не нужен, тогда мы с ним перетрем вопрос, столкуемся, столкуемся, и тебе денежка раньше капать начнет?
   Мужчина с сожалением покачал головой:
   -- Не, телефона он не оставил. Сам сюда иногда звонил, а мы ему -- нет.
   -- Как хоть зовут-то его?
   -- Валерием назвался. А так -- кто его знает, я паспорта не проверяю.
   -- Ну, в общем, если этот Валерий позвонит, скажи, что я просил позвонить.
   На том и порешили.
  
   Когда мы возвратились в квартиру и я вернула себе привычный облик, Алексей спросил:
   -- Каковы впечатления от нашего нового знакомого?
   -- Мелкий хищник. Старается урвать от всего, чего может, не подвергая себя особому риску. Представитель одного из распространенных видов любителей халявы.
   -- В основном верно. Но он не так прост, как хочет показаться. Какой-то выход на "Валерия" у него наверняка есть. Вряд ли тот оставил свой домашний телефон, тут я нашему сторожу верю, но какие-то сигналы они наверняка обговорили. На случай возникновения непредвиденных обстоятельств.
   -- Как цветок на окне из "Семнадцати мгновений весны"?
   -- Что-то в этом роде. Изменить внешний вид окна -- самый простой вариант. Занавеску там повесить, цветок поставить. "Валерий" -- не Плейшнер, не посмотрев, заходить не будет. И подозреваю, что, увидев оговоренный сигнал, "Валерий" или кто-то из его приятелей вовсе не станет заходить для разговора, узнать, чего еще тете Гале нужно. Они просто будут считать этот путь опасным. И хорошо, если у них нет какого-то запасного.
   -- Тогда зачем мы туда ходили?
   -- Узнать все, что сможем, и несколько сузить для наших противников возможность маневра. Они не знают, кто и зачем приходил к тете Гале, но на всякий случай будут избегать пользоваться этим ходом. Могут начать нервничать, искать другие варианты и сделают какую-то ошибку.
   -- А может быть, стоило как-то установить слежку за этим ходом?
   -- В принципе можно, но место такое, что наблюдать издалека не получится, дверь скрыта за деревьями. Использовать же технические средства там непросто. Любая возня с их установкой вблизи дверей может быть замечена, и те, кого мы ищем, затаятся. Не исключено, что у Валентина есть-таки номер телефона -- куда звонить в случае подозрительной возни у дверей.
   -- Так может быть и нужно было напугать Валентина -- пусть звонит. Семену Семеновичу будет, наверное, нетрудно установить, куда он звонил, вот и все.
   -- А на другом конце провода наверняка окажется какая-нибудь подрабатывающая работой на телефоне домохозяйка, которой раз в день "Валерий" звонит со случайного телефона-автомата. Наш визит его насторожит, но окончательно не спугнет. А его план, судя по всему, находится в завершающей стадии. Не зря же он не является продлить "аренду" тамбура.
   Зазвонил мобильник.
   -- Алло?
   -- Здравствуйте, Ася.
   Звонил Семен Семенович. Он попросил передать трубку Алексею, что я и сделала. Алексей кратко рассказал о результатах нашего визита. Как я поняла из слов Алексея, наши действия были полностью одобрены. Что же, будем ждать результат. Надеюсь, мы не разворошили нашим маленьким маскарадом осиное гнездо.
  
   День я провела с Алексеем. Мы ходили по центру города, болтали обо всем на свете, кроме наших проблем, пока не настал час дня, и мы не заняли заказанные Алексеем места в "Китайском летчике Чжао Да". Здесь я рассказала о Настином кольце и о своем визите в бюро переводов. Алексей не стал занудствовать по поводу нарушения "режима осажденной крепости". Он сказал, что данных на людей, упоминаемых в раздобытых мной бумагах, нет. А по поводу моего предположения, что Настино кольцо и есть на самом деле перстень работы Бенвенуто Челлини, парный изображенному в альбоме Елизаветы Юрьевны, он сказал, вертя в руках фужер с вином:
   -- Вот такого сюрприза мне бы не хотелось. Это колечко вполне может стоить миллион долларов. И в России, да и не только, оно должно иметь очень сильного и влиятельного владельца, способного защитить и себя, и свою собственность. Слабому же хозяину такое кольцо принесет только горе.
  
   После ресторана мы с Алексеем заехали в магазин, пополнили запасы съестного, и он отвез меня домой, мягко, но настоятельно попросив быть осторожнее. Я покорно пообещала, прикинув, чтобы он сказал, услышав от меня подробный отчет о вчерашнем вечере. Но об этом моем приключении я решила ему не рассказывать. У девушки должны быть свои маленькие тайны.
   Вторую половину дня я посвятила разгадыванию загадки "барбариса, гарсона и Алисы", то есть пыталась пробиться через систему защиты данных компании "Дэйтасэв". Какие только варианты пароля я не пробовала: "конфета" (гарсон -- мальчик, любит леденцы, которые любит и неизвестная мне Алиса), "столик" (сценка: мальчик-гарсон накрывает стол для Людмилы Николаевны и Алисы под кустом барбариса), "подарок" (сценка: мальчик-гарсон вручает Алисе коробочку с леденцами)... Через два часа, истощив свое воображение, я поняла, что просто так в это крепость не попасть.
   Для того, чтобы восстановить ассоциативные цепочки Людмилы Николаевны, мне нужно было больше узнать о ней самой. Каким она была человеком, что ей нравилось, что -- наоборот. Нужно было поговорить с кем-то, кто знал ее при жизни. Таковых мне было известно четверо. Во-первых, наш участковый. Но его контакты с Людмилой Николаевной были краткосрочными и специфическими, и вряд ли он мог многое рассказать мне о пристрастиях убитой. Во-вторых, Михаил Петрович, его супруга и дети. Отпадает. Я не могу обратиться к ним с этим вопросом. Бередить еще не зажившую рану -- это не мое. Кроме того, семье Михаила Петровича я не представлена, а до него самого еще добраться нужно -- что не так просто. Я уже поняла, что человек он чрезвычайно занятый и очень ценящий свое время. Объяснить убедительно, почему он должен бросить все дела и говорить со мной о покойной теще, было бы очень затруднительно. В-третьих, Настя. Но ее знакомство с баб-Люсей было довольно шапочным. Остается четвертый вариант, который я с самого начала считала основным: Елизавета Юрьевна. Кто мог лучше знать убитую, чем человек, постоянно с ней общавшийся, выполнявший ее просьбы и прихоти, наблюдавший за ней изо дня в день? Решено, нужно обращаться к Елизавете Юрьевне. Тем более, что мы с ней уже несколько дней не встречались.
   Я вышла в коридор и позвонила в соседнюю дверь. Почти сразу же щелкнул замок и дверь открылась, как будто Елизавета Юрьевна заранее знала о моем приходе. Она появилась в дверях, приветливо улыбнулась и, поздоровавшись, предложила зайти. Каковым предложением я и не преминула воспользоваться.
   -- Я так рада, Ася, что вы, наконец, решили навестить бедную старушку, -- говорила Елизавета Юрьевна, проводя меня в гостиную. -- Надеюсь, вы не по делу? Дела, их ведь все не переделаешь. Надо ведь когда-то и минутку для отдыха находить.
   -- Спасибо, Елизавета Юрьевна. Нет, я не по делу. Захотелось с кем-то поговорить, а из-за известных вам событий я стараюсь поменьше выходить на улицу.
   -- Что же, вполне разумно. Пусть все успокоится. А если захотите поговорить или посоветоваться, я всегда готова помочь. Причем не по просьбе Семена Семеновича, как вы могли подумать, -- она погрозила мне пальчиком, -- а сама по себе. Присаживайтесь, и давайте поговорим.
   -- Спасибо, Елизавета Юрьевна. У меня из головы не выходит это ужасное убийство. Вы не могли бы рассказать мне, что представляла собой Людмила Николаевна как человек?
   -- Ну почему же. Я, как вы понимаете, весьма близко знала ее. Но это разговор не быстрый, и если позволите, я поставлю чай.
   Она оставила меня сидеть в гостиной, и вскоре с кухни донеслось звяканье и журчание воды. Я воспользовалась моментом, чтобы оглядеться. В комнате с моего прошлого визита ничего не изменилось, разве что на полках заметно поубавилось альбомов. Судя по всему, Елизавета Юрьевна решила избавиться от части дорогостоящих книг -- это и понятно, если учесть то состояние полной неопределенности, в котором она находилась. Эта квартира, и то не ее собственная, она куплена Михаилом Петровичем для прислуги ныне покойной тещи. И мне не известно, есть ли у нее ее собственная квартира. Мало ли какие у людей бывают обстоятельства. Очень скоро Снежная Королева может оказаться без средств к существованию, один на один со своим уже немолодым возрастом. Я ощутила слабый укол совести, хотя к проблемам Елизаветы Юрьевны не была причастна никаким боком.
   Вскоре в гостиную вернулась Елизавета Юрьевна и пригласила пройти на кухню. Там мы и расположились, за столом, на котором стояли уже чашечки с чаем, вазочка с двумя сортами печенья и розетки с вишневым вареньем.
   По рассказу Елизаветы Юрьевны, характер у Людмилы Николаевны был спокойный, но она страдала повышенной тревожностью. Мир, от которого она была в значительной степени отрезана из-за болезни ног, воспринимался ей через зеркало телепередач и газет, что, наверное, не прибавляло ей внутреннего покоя. При этом в общении она была человеком веселым и общительным, любительницей шарад, кроссвордов и стихов, из книг предпочитала романы Стивена Кинга и Ричарда Баха, любила стихи Киплинга и поэзию Серебряного века.
   При этом она почему-то всегда была уверена, что умрет не своей смертью. Отсюда и ее осторожность, и стремление обезопасить себя, не дать застать врасплох. Что, в конечном счете, не помогло.
   Мы мило поговорили около двух часов, потом я откланялась и отбыла к себе.
   Остаток дня я посвятила уборке квартиры. Думать ни о чем не хотелось, я просто двигалась как заведенная, стирала пыль, мыла полы. Полученным сведениям нужно было устояться в сознании, сцепиться с тем, что было известно мне раньше, выстроиться в систему -- и этот процесс вовсе не требовал пока моего сознательного участия. Потом -- да, придут догадки, возникнут вопросы, но это будет потом. А сейчас следовало отключиться от проблем и просто делать текущие дела. Час для отгадок еще не наступил.

Глава двенадцатая, вычислительная, в которой
Алексей вычисляет логово рыжего, а я -- пароль баб-Люси

  
   С Алексеем мы договорились встретиться поближе к обеду, но он позвонил около десяти и сказал, что планы несколько изменились, и что он хотел бы подъехать ко мне пораньше, часов в одиннадцать. Я, разумеется, не возражала и спросила лишь, как мне одеться. Алексей заверил, что маскарад закончился, а остальное на мое усмотрение. С учетом того, что мы заедем в одно любопытное место, а оттуда поедем, как и договаривались, в ресторан.
   Поговорив с Алексеем, я позвонила маме, предупредить, что сегодня я занята и не приеду. Попутно выяснилось, что у папы все прояснилось -- его вызов из командировки стал следствием недоразумения, на которое наложились еще какие-то случайные обстоятельства, и что во вторник он убывает назад, в эту свою командировку -- там без него возникли какие-то проблемы и неясности, в которых следует быстро разобраться.
   Попутно мама поблагодарила меня за подарок, и когда я стала расспрашивать ее, что за подарок, она лишь засмеялась и сказала:
   -- Да ладно тебе. Это твоих рук дело, больше некому. Даже не отпирайся.
   Затем пожелала мне успехов и положила трубку, оставив меня в полном недоумении.
   Наверное, Алексей решил как-то задобрить будущую тещу. Или Михаил Петрович компенсирует отцу неприятные переживания. Ладно, потом разберемся, что за подарок и откуда он возник. А сейчас нужно было подготовиться к очередной вылазке с Алексеем за пределы осажденной крепости. Интересно, куда это он меня хочет повезти?
  
   Как оказалось, везти меня он собирался в милицию. Точнее, в ГАИ. Еще точнее, не в само ГАИ, а на стоянку рядом с ГАИ. Здесь Алексей попросил меня пересесть на заднее сиденье. Мы оставались в машине и ждали прихода, как выразился Алексей, "дружественно настроенного" сотрудника автоинспекции. Алексей воспользовался возникшей паузой, чтобы рассказать мне о ходе поисков рыжего.
   -- Владельца машины нашли сразу, но оказалось, что он продал ее -- с выдачей генеральной доверенности на имя некоего Вахи Гехиева. Того удалось разыскать также довольно быстро, он официально зарегистрировался в Москве и проживает по месту регистрации. За ним понаблюдали, собрали кое-какую информацию. Рыжего никто из его соседей не видел, сам он на хорошем счету -- всегда поможет, причем сам, без просьб, по описаниям, человек неплохой. Подрабатывает "бомбилой", то есть частным извозом. Ничего подозрительного.
   К машине подошел милиционер с погонами капитана и планшеткой в руках, открыл дверцу рядом с Алексеем, сел и молча пожал ему руку. Затем повернулся ко мне, улыбнулся и поздоровался.
   -- Все в порядке? -- спросил Алексей.
   -- Да, позвонил, он ждет, -- ответил капитан.
   Всю дорогу молчали, хотя ехать пришлось довольно далеко, в Марьину рощу. Там отыскали дом, достаточно ветхую на вид пятиэтажку, вышли из машины и прошли во второй подъезд, в двадцать вторую квартиру на первом этаже.
   Нас встретил отец семейства и само семейство в лице беременной жены и жавшихся к ней троих детей, лет семи, пяти и трех. Очень симпатичные, они с любопытством и испугом смотрели на нас, но повинуясь какой-то короткой фразе, которую бросил муж, все тут же исчезли в комнате. Нас же мужчина провел на кухню.
   Гехиев волновался, но старался держать себя в руках:
   -- Я что-то нарушил, да? Кого-то обидел, да? Вообще, что случилось?
   Говорил он с очень заметным акцентом. Капитан внушительно помолчал, затем заговорил. Я заметила, что вежливый разговор давался ему с трудом -- наверное, с непривычки:
   -- Господин Гехиев, насчет ваших нарушений к нам данные не поступали. Я по другому вопросу. На вашей машине уехал опасный преступник. И ваше содействие следствию позволит нам определить, кто вы -- человек, случайно оказавшийся рядом, или сообщник. В первом случае вы нам не нужны, живите, как жили, а во втором -- будем разбираться.
   -- Какой преступник? Какой сообщник? На моей машине каждый день двадцать -- тридцать человек уезжает-приезжает, как могу за всех отвечать?
   -- За всех и не нужно, только за себя. Вот за себя и скажите: вы готовы помочь милиции и вот этому товарищу в штатском? -- и капитан показал рукой на Алексея. Тот был совершенно невозмутим, а меня почему-то начал разбирать смех. "Товарищ в штатском". Без чего-то вроде маскарада все же не обошлось.
   -- Конечно, готов, зачем спрашивать? Мы с милицией всегда друг друга понимаем. Власти помочь никогда не отказываемся. Пусть спрашивает, все расскажу.
   Капитан повернулся к Алексею:
   -- Можно приступать, Алексей Владимирович.
   Алексей пристально посмотрел на Ваху, у которого от волнения уже начал проступать пот, и улыбнулся, причем даже улыбнуться ухитрился как-то официально. Теплой эту улыбку счел бы только эскимос. Там, говорят, теплым считается все, что не покрыто снегом.
   -- В прошлую пятницу, то есть позавчера, ваша машина подъехала к автосалону на...
   -- Вай, я так и думал, что это он! Чем хочешь помогу, чтобы его поймали!
   -- Значит, он и вас как-то обидел? Расскажите, пожалуйста, как все было.
   -- Он сел в Чертаново...
   -- Машину заказывал? -- перебил Ваху Алексей.
   -- Нет, на улице голосовал. На углу Чертановской и Балаклавского проспекта, недалеко от метро. С ним еще была коробка перевязанная, и большой сверток. Сказал что нужно на Ленинский проспект, а по дороге нужно заехать в автосалон и еще по одному адресу. Договорились на сто пятьдесят рублей, там недалеко, погрузили вещи в багажник, поехали. Он показал салон, к двери подошел, я заметил, он сильно хромает, полминуты там постоял, кому-то рукой помахал, потом спокойно вернулся, мы дальше поехали, по второму адресу. Он сказал, что зайдет на минуту...
   -- Где он выходил?
   -- На Волгина, номер дома не помню, но могу показать. Только вам этот дом не нужен. Сбежал он от меня там. Вошел в дом и не вернулся. Я потом следом вошел, а там есть сквозной проход на двор. Пытался найти его, поймать, но не получилось. Какой мерзавец! Он что-то украл, да?
   -- Хуже. Покушение на убийство. Что было в коробке и свертке?
   -- В свертке была телогрейка старая, грязная, с помойки, наверное. В коробке был мусор. Тоже с какой-то помойки.
   -- Где эта телогрейка? И что за мусор, где он?
   -- Как где? На помойку унес, выбросил, кому такая грязная и рваная нужна? А мусор простой, газеты, старые книжки, железяки ненужные, старые пластинки битые.
   -- Вы все выбросили?
   -- А зачем мне это? Конечно выбросил.
   -- Давно?
   -- Как посмотрел, так и выбросил. Позавчера это было. Зачем весь этот хлам держать буду?
   -- А какие были книги, газеты?
   -- Старые. Обычные. Если хочешь, посмотреть можно, я их в гараже оставил, сам смотри, ничего хорошего там нет.
   -- Значит, из того мусора у вас что-то осталось? Можно посмотреть?
   -- Канешна можина. -- Воспоминание расстроило Ваху и его акцент заметно усилился. -- Я висю бумагу аставил, сичас стали макулатуру прынимать, накоплю, отвезу, мне всякие деньги нужны.
   Мы вышли из дома и направились к стоявшим в глубине двора гаражам-"ракушкам". Со скрежетом поднялся навес, и за столь памятной мне красной "шестеркой" я заметила аккуратно перевязанные пачки с газетами и книгами без обложек. Обложки были увязаны отдельно. Ваха взял верхнюю пачку газет и верхнюю же пачку книжек и сказал:
   -- Вот эти были. Вы их с собой заберете?
   -- Нет, -- улыбнулся Алексей. -- Мы не грабители. Прямо здесь посмотрим.
   Улов оказался ничем не примечательным. В пачке газет оказались в основном "Экстра-М", "Центр-плюс" и другие рекламные газеты, и ничего, позволяющего выйти на след рыжего злодея. А вот исследование небольшой стопки книг принесло радостное открытие. Томик военных мемуаров оказался заложен пустым конвертом, адресованным кому-то, проживающему в доме номер шесть по Ялтинской улице.
   -- Это где? -- спросил Алексей капитана.
   -- Все там же, в Чертаново, -- не задумываясь ответил служитель порядка на дорогах.
   Алексей вежливо попрощался с Вахой, который, кажется, не мог поверить, что так легко отделался, и мы направились к нашей машине.
   Когда уселись, Алексей сказал:
   -- Ну, все, рыжий у нас в руках. Мусор он наверняка брал с ближайшей помойки, ведь потом все это нужно было красивенько перевязать, чтобы "куклу" для "бомбилы" сделать, так что все это ему надо было с помойки домой донести. Не на улице же он все делал. При этом он хромает и ограничен в передвижениях, машины у него нет. И получается, что живет он где-то совсем недалеко от угла Чертановской и Балаклавского. А там этого красавца вся округа в лицо знает, я уверен. И если повезет, то еще сегодня я буду знать, кто он и что он.
   Мы возвратили на рабочее место "дружественно настроенного" капитана, с ним ненадолго вышел и Алексей -- как он сказал "позвонить". Я чуть было не предложила ему свой мобильник, но вовремя одумалась. Алексей вернулся минут через пять, весьма довольный, и сказал, что в Чертаново уже поехали.
   А мы поехали в ресторан, где под приятные импровизации на рояле прекрасно провели время до трех. Алексей уже попросил счет, когда ожил его мобильник. Выслушав звонившего, он поблагодарил, достал свой электронный органайзер и что-то записал в него. Потом посмотрел на меня и, улыбнувшись, попросил позвонить Бульдогу и предупредить, что завтра я немного задержусь.
   -- Его нашли? -- спросила я.
   -- Да, и очень быстро.
   -- Завтра его арестуют?
   -- Нет. Я не хочу вмешивать в это милицию, а арестовывать может только она. Кроме того, нам нужен не сам рыжий, а тот -- или, скорее уж, та, -- кто стоит за его спиной. Поэтому мы приготовим нашему рыжему другу сюрприз и возьмем тепленьким, поговорим с ним, и попробуем убедить встать на нашу сторону.
   -- Ему будет не очень больно? -- лицемерно осведомилась я.
   -- Зависит от него, -- не принял шутку Алексей.
  
   Оказавшись дома, я решила вновь погрузиться в мутные волны Интернета. Компьютерный взлом -- не моя профессия, но мне очень хотелось подобрать пароль и первой узнать, что занимало внимание Людмилы Николаевны в последние минуты ее жизни. Я намеревалась творчески применить полученные вчера от Елизаветы Юрьевны сведения. Баб-Люся любила шарады, кроссворды и стихи. Так, это пока отпадает. Здесь вроде бы нет ни шарад, ни кроссвордов. Насчет стихов -- Киплинг и Серебряный век. Так, посмотрим, где встречаются все три слова -- есть ли они у Киплинга или у поэтов Серебряного века. Почти мгновенно получила ответ: в одном месте эти три слова не встречаются нигде и никогда. Это еще один аргумент в пользу личных ассоциаций.
   Тогда попробуем посмотреть, где встречаются два самых редких из трех слов. Компьютер выдал два возможных результата: диск "Шансон" Михаила Щербакова и стихи Игоря Лукшта. Проработала и то, и другое -- все без результата. Чего и было ожидать -- упоминания Алисы в них ведь нет. А если ввести любое из этих слов с "Алисой", то обрушивается просто вал информации, от таджикской кухни и рецептов для похудания, в состав которых входит барбарис, до упоминания какого-то артиста Гарсона на одном сайте с Алисой Фрейндлих. Эту гору не разгрести, да и не нужно. Потому что нужно найти то, что объединяет эти три слова в одно. И тут у меня в голове щелкнуло -- объединяет три слова в одно -- да это же шарада! А покойная Людмила Николаевна была большой любительницей шарад и кроссвордов. Так, Интернет здесь нам не помощник, задействуем серое вещество.
   Барбарис. Гарсон. Алиса. Разгатывателю шарад помогают запятые, они указывают на те буквы в начале или конце слова, которые следует убрать. Здесь запятых нет, но эти слова чем-то созвучны, в них явно повторяются те же буквы. Может быть, они -- что-то вроде "запятых наоборот", то есть входят в состав нужного мне слова? Я попробовала расписать буквенный состав слов-подсказок на бумажке, выписывая выше черточки те буквы, которые встречаются и в других словах, а ниже те, которые встречаются один раз и могут потому с большой вероятностью оказаться случайными. Вот что у меня получилось:
  
   В "барбарис":
   В "гарсон":
   В "Алиса":
   2Б
   2А
   2Р
   И
   С
   ---
   А
   Р
   ---
   С
   ---
   2А
   ---
   И
   С
  
   Г
   О
   Н
   Л
  
   Итого, по частоте: 4 А, 3 Р, 3 С, 2 Б, 2 И, остальные не повторяются.
   Я смотрела на таблицу и повторяла про себя:
   -- а,р,с,б,и... арс би... би-арс... барс-и...
   И тут меня озарило: Барсик! Ну, точно, любимый кот, чья кличка созвучна "барбарису" и "гарсону"! И с Алисой, скорее всего, понятно: это лиса Алиса из "Буратино", спутница кота Базилио. Имя которого, опять же, начинается с "Ба".
   Я бросилась к компьютеру и ввела "Barsik". Мордочка эльфа на экране радостно заулыбалась и сообщила на английском, что в мое хранилище информации за период после завершения последнего сеанса было предпринято триста шестнадцать попыток несанкционированного проникновения (неужели это все я?). После чего на экране появилась табличка со списком хранящихся документов. Документы эти представляли собой серии фотографий. Я открыла несколько штук, и убедилась, что это запись кадров с телекамер. Здесь был и скамеечный трибунал в момент какой-то свары, если судить по оживленной жестикуляции его членов, и Колян, о чем-то спорящий с кем-то из приятелей, и его отчим, и другие чем-то примечательные для покойной баб-Люси сценки дворовой жизни. Но больше всего меня, разумеется, интересовал последний по времени файл. Он был здоровущий, и без выделенной линии мне бы его скачивать до утра, а так он оказался на моем компьютере через каких-то несколько минут.
   Это кадры отличались от предыдущих. Сигнал шел от камеры, установленной в баб-Люсином кабинете, том самом, где ее убили. Странно, я не помню там никакой камеры -- разве что замаскированная? На первых кадрах сидела сама баб-Люся, она, кажется, к чему-то прислушивалась. Затем в кабинет шагнул мужчина. Я ахнула. Несмотря на не очень высокое качество изображения, я узнала "бомжа" -- впрочем, здесь он совершенно на бомжа не походил. Высокий, спортивного вида, еще достаточно молодой человек, опрятно одет, на руках перчатки, в правой руке, она согнута в локте, пистолет, в левой -- что-то непонятное. Он сдвигается вдоль стены, так, чтобы баб-Люся оказалась между ним и окном, что-то говорит, баб-Люся начинает приподниматься, не выпуская из руки "мышку" компьютера, и тут пришелец стреляет. Идет к шкафу, достает левой рукой статуэтку (тот самый "Летящий орел"), и тут взгляд его падает на экран. Он перебрасывает пистолет в левую руку, но в ней уже статуэтка и еще что-то, и это что-то выпадает. "Бомж" нагибается, поднимает упавшее, поглядывая на экран, определяет, где камера, приближается, закрывая лицо правой рукой, выходит из поля зрения камеры, затем сигнал пропадает.
   Так, значит, не имея времени разобраться с компьютером сразу, он просто унес камеру. Потому и не поняли сразу, что сцена убийства записывалась. Затем-то он и вернулся, ему нужно было "почистить" память компьютера. Убийца думал, что запись хранится на баб-Люсиной машине, а она шла по скоростной линии в Интернет, на защищенный сайт. Что же, баб-Люся хоть как-то постаралась отомстить за себя.
   И тут до меня дошло: если убийца баб-Люси, этот бомж", пытался потом убить меня, то Михаил Петрович прав на все сто -- убийство его тещи действительно связано с попытками проникнуть и обыскать ту квартиру, где я сейчас нахожусь. И Барсика убили не для того, чтобы запутать следствие, а чтобы выгнать из квартиры меня! Так, расставим все по порядку. Баб-Люся со своими страхами мешала проникнуть попасть, и потому ее убили. Убили именно в тот день, когда в квартиру въехала я. Если бы я въехала сюда, а баб-Люся продолжала оставаться жива и здорова, то обеспечить тайное проникновение сюда оказалось бы во много раз сложнее -- пришлось бы учитывать очень много факторов и обстоятельств, связанных уже не только с ней, но и со мной. Поэтому нас "развели по времени" -- сначала, использовав мой приезд, убили ее, а потом попробовали запугать, а когда не вышло, то убить, уже меня. На запугивание я не поддалась, не уехала и поставила в память о Барсике с трудом поддающегося взлому "Барса". Непосредственно перед установкой "Барса" в квартиру все-таки проникли и на скорую руку обыскали, но явно безуспешно: приходившие не взяли денег, чтобы не вспугнуть меня, и пытались убить уже после установки двери, чтобы забрать ключи и порыться уже поосновательнее. Потом наступило затишье, но что-то мне не верится, что продлится оно долго. Я поежилась. Как в сказке: чем дальше, тем страшнее.
   Но времени предаваться унынию у меня просто не было. Нужно как можно быстрее уходить отсюда. Завтра же. Утром договорюсь с Алексеем, а вечером уеду домой, к маме, и поставлю Михаила Петровича перед фактом. Пусть найдет себе другую подсадную утку. Но до того нужно переправить полученные данные Семену Семеновичу и Алексею. Составила письмо, в котором описала, как вступила во владение этими кадрами, попросила по возможности очистить и восстановить в деталях два изображения: лицо "бомжа" в цивильном варианте (меня не оставляло впечатление, что где-то я его уже видела) и то, что он уронил на пол. Отправила письмо по электронной почте в два адреса и стала ждать реакции.
   Реакция последовала очень быстро. Первым через полчаса позвонил Семен Семенович и сказал, чтобы я никуда не выходила без Алексея. Что ситуация анализируется и вскоре он позвонит мне, чтобы сообщить о сделанных выводах и принятых в отношении меня решениях. В любом случае новые данные говорят в пользу того, что в центре событий находится эта квартира, это теперь основная версия расследования, и, возможно, мне придется на время съехать с квартиры (кто бы возражал!), а ей вплотную займутся специалисты. Мое пребывание в ней становится слишком опасным. Затем Семен Семенович спросил, не припомнила ли я чего-нибудь нового о той стрельбе в кустах сирени. Я сказала, что нет, и быстренько закруглила разговор.
   Потом позвонил Алексей. Он одобрил мое решение покинуть квартиру и сказал, чтобы я не волновалась, завтра вечером он перевезет меня домой. Потом почти в тех же выражениях, что и Семен Семенович велел никуда, совсем никуда не выходить, и никому, совсем никому, кроме него самого, не открывать. И напомнил, что наша договоренность насчет утра остается в силе. Проблему Зойки тоже нужно решать.
   При этих словах я вспомнила рыжего, и он показался мне каким-то совсем безопасным. Может быть, потому, что где-то неподалеку в сознании маячила тень "бомжа", который, как я знала, действовал не один. А как он действовал, я только что видела своими глазами.
   Я позвонила маме и предупредила, что завтра ненадолго приеду, на что она сказала, чтобы я не забыла ключи, потому что их с отцом дома не будет, они вернутся поздно. И что если я хочу кого-нибудь с собой привести, то времени у меня до одиннадцати.
   Все, последняя ночь в этой квартире. Завтра ноги моей здесь не будет, поклялась я себе. Совсем забыв, что давать такие клятвы легкомысленно, если не сказать -- глупо.
  

Глава тринадцатая, сюрпризная, в которой рыжего ожидает
сюрприз на дому, Зойку -- на работе, а меня -- у мамы

  
   Утром Алексей заехал за мной, и мы направились в Чертаново, к рыжему. Ехали вдвоем, Алексей сказал, что сами справимся. По дороге мой жених ввел меня в курс дела:
   -- Зовут его Стольников Геннадий Олегович. Семьдесят шестого года рождения. Бывший студент архитектурного института. Бросил учебу из-за наркотиков. Из-за них же не взяли в армию. Неплохо рисует, перебивается случайными приработками, нигде особо не задерживаясь -- все из-за той же своей страсти. Те, кто его знает, считают, что на убийство он вряд ли способен, слишком слабоволен. Тут они ошибаются, наркоман за наркотик вполне может и убить. Теперь как нам вступить с ним в общение. Если позвоню в дверь я, то он может и не открыть. И спрятаться там негде -- ни выступающего мусоропровода, ничего. Так что будем действовать внахалку. Насколько я понимаю ситуацию, он сейчас в ломке и едва ноги таскает. Меня он не знает, поэтому я буду изображать случайного прохожего, а в дверь позвонишь ты. Как только он откроет, я вмешаюсь. Не боишься?
   -- Но ты ведь будешь рядом? -- спросила я.
   -- В двух шагах.
   -- Тогда чего же мне бояться?
  
   Звонить пришлось довольно долго. Наконец, за простой деревянной дверью послышалось шлепанье босых ног, и дверь без вопросов распахнулась. Вид у отворившего был таков, что покажи его подрастающему поколению -- не только наркотиков в жизнь не попробуют, но и пить, и курить бросят. Лицо, отечное и какого-то нездорового желтоватого оттенка, посеченное подживающими царапинами, на которых в паре мест держались еще полоски отлипающего пластыря, заросло рыжей щетиной, а макушку венчала всклоченная рыжая же шевелюра. Открывший едва стол на ногах, наверное, толком еще не проснулся. С трудом сведя глаза в кучку, он всмотрелся в меня, и вдруг расплылся в радостной улыбке. Рыжий смотрел на меня, как верующий на чудо, как ребенок, которого за какие-то прегрешения лишили сладкого, смотрит на увешанную конфетами новогоднюю елку. На неторопливо поднимавшегося по лестнице Алексея -- тот придал лицу индифферентное выражение, старательно изображая случайного прохожего, рыжий совершенно не обратил внимания. Наверное, сейчас он не заметил бы Алексея, даже если бы тот стоял рядом со мной.
   Рыжий сглотнул, и сипло произнес, обращаясь ко мне:
   -- С-стой здесь, только никуда не уходи.
   Повернулся, и той же шаркающей походкой, не закрыв дверь, направился вглубь квартиры. Вставший рядом со мной Алексей прислушался к какому-то звяканью, доносившемуся из-за открытой двери, шепнул мне "Подожди", и тенью скользнул в квартиру рыжего. Через несколько мгновений оттуда послышался короткий шум борьбы, и появившийся в конце коридора Алексей поманил меня рукой. Я зашла и прикрыла за собой дверь.
   Сказать, что квартира рыжего была грязной, значит сделать ей комплимент. Она больше напоминала какой-то запущенный склад, везде громоздились куски картона, банки с краской, какие-то доски и обрезки фанеры, стену в прихожей несколько раз обдавали краской из распылителя -- в общем-то, краской здесь было уляпано в той или ной степени почти все. Спертый воздух с каким-то въевшимся резким запахом едва позволял дышать. Мебели в прихожей почти не было, одна лишь тумбочка с батареей банок из-под краски, как не было ни одежды, ни обуви. Я быстро прошла за Алексеем, и оказалась на кухне.
   Прихожая подготовила меня к открывшемуся пейзажу, и потому я почти не содрогнулась при виде гор немытой посуды, какой-то плесени, видневшейся из-под видавшего виды холодильника, и запаха гниющей картошки.
   Рыжий лежал на полу кухни, его руки были сведены за спину и схвачены наручниками.
   Посмотрев на меня, рыжий мотнул головой в сторону Алексея.
   -- Этот кто? Он не нужен.
   Алексей быстро спросил:
   -- А она нужна?
   -- Ага, она нужна.
   -- Зойка только ее заказала?
   -- Ага... Что? Ты че, я не знаю никакую Зойку! Развяжи, давай.
   -- Вот уж нет.
   По-моему, только сейчас рыжий окончательно пришел в себя. А пришедши, затянул было песню о незаконном лишении свободы, обещая нам за это предписанные законом кары. Впрочем, на Алексея он поглядывал с опаской, и стоило последнему нахмуриться и сделать угрожающее движение, как рыжий тут же замолк и попросил воды. Воду дали.
   Напоив его, Алексей обратился ко мне:
   -- Знаешь, чем Геннадий занимался, когда я сюда вошел? Он поочередно хватался то за вот этот топорик для рубки мяса, то за нож, то за скалку, все время приговаривая "Нет, это не годится, вот это лучше". Прямо как художник кисточку выбирает. Что, не так было?
   Геннадий отвернулся с видом оскорбленного достоинства, не удостоив Алексея ответом.
   -- Ася, он тут насчет милиции говорил. Кажется, собирался обратиться туда с жалобой. Давай поможем ему. Смотри Геннадий, вот я достаю телефон, скажи "да", и я тут же наберу 02 и поднесу трубку. Без шуток. Еще через 20 минут здесь будет и угрозыск, и спецназ, и незаконно лишившие тебя злодеи -- то есть мы с Асей -- без сопротивления сдадимся в чистые руки органов правопорядка. А потом пригласим таджиков со стройки. Найдем и пригласим того фашиста с порезанной курткой, он ведь ее наверняка не выбросил, а зашил погрубее, чтобы хвастаться полученной от тебя, "масона", раной, а найти его, если захотеть, не сложно. Пригласим продавщиц из минимаркета, а они, может быть, припомнят кого-то из постоянных клиентов, кто был тогда в магазине. А ты знаешь, что служба доставки, во избежание недоразумений с клиентами, записывает все входящие разговоры? А то некоторые клиенты закажут гору скоропортящихся недешевых продуктов для какого-то семейного праздника или там корпоративной вечеринки, а в последний момент все разладится, они и норовят не заплатить. А так -- есть запись разговора, есть аппаратура, определяющая принадлежность голоса с той же почти точностью, что и отпечатки пальцев, а голос там твой есть -- это ведь ты отменял доставку обеда Асе на работу? Всего этого хватит, чтобы ты забыл о свободе лет по меньшей мере на семь-восемь. Причем это будет лишение свободы на уже полностью законном основании. Ну, как, набирать мне 02?
   Геннадий отрицательно помотал головой. Такой поворот разговора ему явно не понравился.
   -- Значит, не набирать. Хорошо, пока не буду. Но это временное решение. Хочешь, чтобы оно стало постоянным? Если да, то расскажи нам всё. Где познакомились с Зоей, что у вас общего, и кому пришла в голову идея нападения на Асю. Кое-что я и сам знаю, и если соврешь, утаишь или забудешь что-то важное, я тебя уличать не стану и брызгать слюной, топать ножками не буду -- просто вызову ментов. И там у тебя будет достаточно времени чтобы все вспомнить.
   -- А что мне будет, если расскажу?
   -- В том-то и дело, что ничего. Конечно, денег не будет, но и ментов с зоной тоже не будет.
   Тут Алексей, спохватившись, глянул на меня. Я полностью доверяла его пониманию ситуации и утвердительно кивнула. Алексей вновь обратился к рыжему:
   -- Ну как, согласен?
   Геннадий обречено вздохнул.
   -- Тогда рассказывай.
   И последовал рассказ.
  
   Из повествования нашего рыжего знакомца следовало, что с Зойкой они встретились года четыре назад, на студенческой тусовке, куда Геннадий забегал иногда по старой памяти. Сблизила их травка, потом Зойка резко все бросила, и его, и травку (благотворное влияние Бульдога, подумала я про себя), а вот он перешел на более сильное зелье, и пути их как-то разошлись. Зойка пару раз выручала рыжего, когда у него был, по его словам, "совсем уж полный голяк, хоть вешайся", но бдительно следила, чтобы разовая помощь не стала системой, очень резко пресекая любую назойливость, попытки притворства и апелляции к жалости и недолгому совместному прошлому.
   Неожиданно Зойка явилась к нему домой недели две назад, точно он не помнит, и сказала, что есть возможность хорошо подработать. Нужно одной зазнавшейся стерве (это про нее, -- мотнул в мою сторону головой Геннадий), к которой всякие клеятся (а это наверное, про тебя, -- сказал он Алексею), рожу испортить, не сильно, но качественно. Надолго или даже навсегда.
   Геннадий говорил быстро, ему хотелось со всем этим быстрее покончить, да и лежать на скованных наручниками руках было не очень-то удобно.
   -- Я тогда спросил Зойку, а если я твою стерву при этом пришибу? Просто так спросил, но идея ей понравилась, видать допекло ее, и она сказала, что так будет даже лучше, потому что неясно будет, кому это выгодно. Если рожу раскарябаю -- то ясно, а если пришибу -- то нет, не ясно. Тут ей в голову еще одна идея пришла -- она сказала, что ты (Геннадий глянул на меня) в новую квартиру переехала, а там у тебя кто-то соседку из пистолета застрелил (я вспомнила, с какой жадностью Зойка впитывала мой рассказ об убийстве, уточняя самые казалось бы незначительные детали), и если тебя тоже из пистолета замочить, то это всех так запутает, что нас тогда точно никто не найдет. Зойка займет ее место в салоне, а я буду получать от нее по триста баксов в месяц в течение года. Я спросил, почему именно года, и Зойка сказала, что с такими деньгами я за год либо вылечусь и начну зарабатывать сам, я талантливый, либо сдохну от порошка. В любом случае, года мне будет достаточно. Ну, короче, мы заключили с ней договор.
   -- У нотариуса не заверяли? -- с серьезным выражением лица спросил Алексей.
   -- Нет, -- так же серьезно ответил Геннадий, и продолжал:
   -- На следующий день она сказала, что собрала все деньги, у нее получилось тысяча двести баксов, это все ее сбережения, и сказала, что нужно купить пистолет. Я поехал по рынкам, начал спрашивать продавцов, но они от меня шарахались, как от чумы, а какой-то мужик услышал и сказал, что у него есть товар. Договорились встретиться в яблочном саду, на метро Беляево. Я все рассказал Зойке, она тоже со мной поехала, деньги были у нее, она мне не доверяла, тому мужику еще меньше и хотела все контролироватью Стояла в сторонке, будто мы не знакомы, и издалека смотрела. Мужик предложил мне отойти подальше от тропинки, чтобы не видно было, но я не захотел -- знаем мы таких, заманит еще в кусты, даст по башке, чтобы деньги отобрать, ничего не найдет и в дикой злобе зарежет. Мало ли что. Я еще жить хочу. Ну, он не настаивал, остановились на тропинке. Мужик тот залез в сумку, достал коробку, красивая такая, лаковая, открыл, а там в гнездах пистолет, глушитель и две обоймы. Все, говорит, импортное, высшее качество, ручная сборка, смотри, как сияет, все для богатых клиентов, от такого даже бронежилет не спасет. Стоит это чудо полторы тысячи баксов. Хотел было сторговать за тысячу, но мужик попался упертый, так что сошлись на тысяче двухстах. Это все, что у Зойки было. Я хотел взять и проверить, но он в руки не дал и сказал, что не видел еще моих денег -- чтобы я, значит, сначала заплатил, а уж потом проверял. И все на часы посматривал при этом, будто торопился куда-то. Ну, я сказал, что проверять буду обязательно, что если здесь стрельнуть через глушитель, то никто не услышит. А он говорит, сволочь такая, "Проверишь, проверишь, давай плати, и проверяй хоть обе обоймы по кустам". Ну, я махнул Зойке, она подошла, тоже посмотрела, заплатила, и мы собрались как раз проверять пистолет, как тот мужик сунул нам коробку в руки и сказал: "Сюда идут менты, вон, сзади. Держи, теперь эта пушка ваша. Сейчас на пушке пальчиков нет, хотите оставить свои -- пожалуйста, а мне это ни к чему, я теряюсь". И быстро пошел навстречу ментам, оставив нас с коробкой на руках.
   К нам и правда приближалась группа ментов. Там и парни там были, и девчонки, все в форме. Я тогда не обратил внимания, что какие-то они все молоденькие и с сумками. Не стоять же нам было с открытой оружейной коробкой, мы ее закрыли и сунули в пакет, отошли в сторону, а мужика тем временем и след простыл. Это мы потом узнали, что тут рядом школа милиции, и что по этой тропинке курсанты после занятий идут на метро -- угол срезают. То-то он все на часы посматривал. Короче, только дома взяли пушку в руки, и тогда все поняли. В коробке был для тяжести мешочек с дробью. Короче, развел он нас на бабки как лохов. Зойка меня тогда чуть не задушила, то рыдала, то на меня набрасывалась с кулаками. А чего набрасываться, она рядом стояла, своими глазами смотрела!.. Потом Зойка проревелась и сказала, что пушку заберет, продаст кому-то по дешевке (за двести баксов, уточнила я мысленно, что же, по сравнению с ее убытком это и правда по дешевке), но будет считаться, что она свою часть договора выполнила, и чтобы я как угодно выполнял свою. Иначе не видать мне денег, и сдохну я как собака, а она будет на это смотреть и радоваться, и плюнет мне на могилу.
   -- А дальше она все знает, -- опять мотнул он головой в мою сторону. -- Где она будет ходить на работу, мне говорила Зойка.
   -- А чего ты позавчера в салон приперся?
   -- Так Зойка после минимаркета запаниковала, ей все кажется, что за ней следят, запретила звонить ей и вообще сказала, чтобы я на какое-то время лег на дно. Я все равно звонил, а она трубку не берет, у нее определитель. Боится. А меня скрутило так, что ни вздохнуть, ни ...
   Тут Геннадий как-то боязливо глянул на меня. Вообще, речь у него была довольно культурной и гладкой -- несмотря на прискорбные текущие обстоятельства парня, полученное воспитание еще не полностью покинуло его. И вообще, этот моей несостоявшийся убийца был какой-то смешной, и я почему-то не могла на него всерьез разозлиться. А вот Зойка мне смешной не казалась. Ничуть.
   Геннадий продолжал:
   -- Ну, я у нее за дверью салона стеклянной помаячил, рукой помахал, чтобы позвонила или зашла ко мне. И чтоб поняла, что ей все равно просто так в кустах не отсидеться.
   -- А зачем водиле вместо денег мусор подсунул?
   -- Были бы у меня бабки, разве я сунулся бы к Зойке в салон? -- резонно ответил вопросом на вопрос рыжий. -- Мне и без нее было бы хорошо.
   -- Ладно, логик, хватит болтать. Поднимайся, я сниму наручники, и поедем.
   -- К ментам?
   -- К Зойке. В тот самый салон.
   -- Ты что, офонарел? Ты знаешь, кто у нее дядька? Он и с меня, и с нее, да и с вас тоже шкуры поснимает и голыми в Африку гулять отправит. Причем багажом, малой скоростью. Он же какой-то шишка в мафии!
   -- Это тебе Зойка так сказала? Не переживай, она тебя всего лишь припугнуть хотела, чтобы ты к ней не приставал. Не надумал потом ее шантажировать. Мир тесен, и получилось так, что я с ее дядей знаком. Человек он крутой, но не мафия, и если мы с Асей попросим, то отпустит тебя с миром. А за это ты ему все, что сейчас нам рассказал, подтвердишь. Идет?
   -- Тогда второй вопрос. -- Увидев, что мы не против решить дело миром, Геннадий смелел на глазах. -- Вы мне немного денег не займете? Сейчас, а то потом забудете. Мне ведь еще от салона сюда добираться. На машине. Я ведь до метро не дойду, свалюсь. У меня ломка.
   -- Ну ты, парень, и наглец. Ладно, вставай.
   -- Так как насчет бабок? А то не встану. Я все рассказал, вы говорили, что мне ничего не будет, если расскажу.
   -- Ты прав. И мое слабое место нащупал правильно -- если я по своей воле слово дал, то всегда его держу, даже перед подонком. Вставай, будет тебе стольник.
   -- Рублей? Этого даже на машину не хватит.
   -- Баксов. То есть почти три тысячи рублей.
   -- Это другое дело. Это я согласен.
   -- Повернись, наручники сниму.
   Геннадий перевернулся на живот, подставил руки, и Алексей снял с него никелированные наручники. Геннадий поднялся, и я заметила, что Алексей настороже, он готов пресечь любую попытку взбрыкнуть со стороны нашего пленника. Но Геннадий не брыкался. Его откровенно радовала возможность со всем этим покончить, да еще и немного заработать на этом. Наркотическая ломка не зря по мучительности приравнивается к пытке.
   Действуя под плотным присмотром Алексея, он быстро умылся, побрился, оделся и причесался, и мы спустились к машине. В машине Алексей снова надел на него наручники, пристегнув к ручке дверцы. Дорого к салону от Чертанова заняла двадцать минут (почти половина из которых пришлась на стоянки у светофоров), и я появилась на рабочем месте, как и обещала Бульдогу, лишь с небольшим опозданием.
   Когда я вошла в салон, Зойка чинно сидела за своим столиком и в самом безмятежном состоянии духа прихорашивалась, глядя в маленькое зеркальце. Она на мгновение отвлеклась, глянув поверх зеркальца на вошедших -- и ее не стало. Нельзя сказать, что она испугалась, вздрогнула, побледнела -- нет, ее охватил смертельный страх такой силы, что она была мгновенно уничтожена как личность. На ее месте сидела белая как снег статуя, у ног которой начала растекаться лужица. Признаться, такого я не ожидала. Говорить с ней у меня не было ни малейшего настроения, я просто улыбнулась и кивнула ей, поздоровалась с охранником, после чего прошла с рыжим и Алексеем к Бульдогу, но заходить не стала. Алексей лучше меня объяснит все милейшему Владимиру Георгиевичу.
   Я же вернулась в зал, где застала некоторые изменения. Зойка исчезла полностью, не только духом, но и телом, от нее осталась только лужица на полу. Обалдевший охранник недоуменно переводил взгляд с лужицы на меня, а потом почем-то шепотом спросил:
   -- Чего это с ней?
   -- Наверное, съела чего-нибудь, -- ответила я словами знаменитого сатирика. И добавила про себя: "И подавилась".
  
   Рабочий день прошел без происшествий. И это первый на моей памяти день, когда на работе не было Бульдога. Через полчаса после появления в его кабинете рыжего в сопровождении Алексея, все трое вышли из магазина, причем Бульдог был чернее грозовой тучи, и до конца рабочего дня на работу он так и не вернулся.
   Днем позвонил Алексей и сказал, что сегодня отвезти меня домой не сможет. По его словам, уличная опасность в целом миновала и потому введенный из-за рыжего режим осажденной крепости отменяется. Он попросил меня собрать вещи и подготовиться к отъезду, сказав, что заедет около восьми, точнее сообщит потом, а пока на него навалились какие-то срочные дела.
   Что же, дела есть дела, и славно уже то, что теперь я могу ходить по улицам, не оглядываясь. Я пошла домой пешком и поймала себя на том, что уже успела привыкнуть, что домой меня отвозит Алексей.
   Когда я возилась с замками своего "Барса", из соседней двери выглянула Елизавета Юрьевна. Она приветливо улыбнулась, поздоровалась и спросила:
   -- Семен Семенович предупредил меня, что завтра вы съедете с квартиры. Поверьте, Ася, мне очень жаль расставаться с вами. Как будто мы с вами сто лет уже знакомы. Могу я чем-нибудь помочь вам?
   Я немного удивилась упоминанию о завтрашнем дне, но, памятуя просьбу Семена Семеновича никогда и ни с кем не обсуждать наши с ним разговоры, ответила:
   -- Нет, спасибо, я сама.
   -- Будете уезжать, зайдите попрощаться.
   Поблагодарив соседку, я вошла в квартиру и принялась за сборы. Дело оказалось не таким уж быстрым -- но ничего, если не увезу все сразу, то можно будет заехать потом.
   Когда дошла очередь до ноутбука, я посмотрела в последний раз почту, и тут меня поджидал сюрприз: письма от Семена Семеновича и от Алексея.
   Семен Семенович выполнил просьбу и прислал очищенные фотографии "бомжа" и того предмета, который он на фотографиях роняет и поднимает. Сам "бомж" на меня особого впечатления не произвел и в отредактированном виде -- ничего определенного, кроме устойчивого впечатления, что где-то я это лицо уже видела. И, по-моему, тогда оно улыбалось. Я порылась в памяти, ничего там на эту тему не нашла, и перешла ко второму фото. Всмотрелась -- и поняла, что ничего не понимаю. В руках убийцы был беличий хвостик. Точь-в-точь прекрасно знакомый мне брелок со связки ключей от квартиры баб-Люси, которую оставляла мне Елизавета Юрьевна. Как же это?..
   И тут до меня дошло. Я почти физически услышала тот щелчок, с которым у меня в голове сложилась мозаика. Ключи могли оказаться у убийцы только в одном случае -- если Елизавета Юрьевна была с ним в сговоре. Дала ключи, а сама пошла высыпать мусор, готовая, наверное, при необходимости как-то задержать нас, не дать повернуть на последний пролет, давая убийце время спастись. Но этого не понадобилось -- он успел. И убить успел, и сбежать. Или он все время, пока нас допрашивали, прятался в квартире моей любезной соседки, готовый прикинуться гостем, дальним родственником или другом ее погибшего сына? И тут снова сработали ассоциации -- квартира Елизаветы Юрьевны совместилась в моем сознании с лицом убийцы, и словами "друг сына" -- я поняла, где видела этого человека. Мне вспомнилось то фото из "дембельского" альбома не вернувшегося из Афганистана сына Елизаветы Юрьевны, на котором он с другом, смеясь, "садит" маленькое деревце, держа вместо лопат автоматы. Лицо этого друга и лицо "бомжа" -- это одно лицо. Постаревшее, какое-то закаменевшее, но, несомненно, то же самое. Все стало ясно, и оставалось только одно -- как можно быстрее сбежать отсюда. Причем не привлекая внимания Елизаветы Юрьевны. Говорить с ней нельзя -- я все-таки не актриса, а при ее проницательности она в два счета поймет, что я о чем-то догадалась, и тогда мне не жить. Нужно дождаться приезда Алексея. Кстати, тут от него письмо пришло, посмотрим, что он пишет. Я заглянула в письмо от Алексея -- и оторопела.
  
   "Ася, Вы в опасности. Семен Семенович ведет двойную игру, ему помогает Елизавета Юрьевна. Я отвлеку их, а Вас сегодня отвезет домой, к маме, мой друг. Его зовут Кирилл. Он будет ждать Вас в девятнадцать часов в синих "жигулях" на углу за домом, так, чтобы не было видно слежке.
   Мне не звоните, и Вас, и меня прослушивают.
   Когда будете выходить, вещей с собой не берите, заберем позднее. Компьютер и мобильник тоже оставьте в квартире. С собой прихватите только пустой пакет, пусть наблюдатели думают, что выехать Вы собрались позднее, а сейчас просто пошли в магазин.
   Любящий Вас, Алексей"
  
   Значит, Алексей тоже что-то понял. Что же, будем готовиться к отъезду и одновременно думать. Я начала переодеваться, попутно прикидывая, что бы такое мне надеть с карманами, в которые можно распихать побольше необходимых мелочей. Остановилась на светлой куртке -- она свободная, по погоде, и в то же время достаточно вместительная. Много не поместится, но самое необходимое -- унесу. Остальные вещи подождут. Их и потом можно забрать. Тут идет охота не за женскими тряпками, и дело мы имеем не с простым вором-домушником. Это убийцы, им нужен доступ в квартиру -- и чтобы никто о них не догадывался. Что мне стоило оставить ключи от "Барса" Елизавете Юрьевне? Сделала бы слепок, заказала копию, и ищи, пока меня дома нету. А сейчас уже нельзя, догадается.
   Если Алексей прав, и против меня действительно действуют совместно Елизавета Юрьевна и Семен Семенович, то положение мое -- хуже некуда. Спасти меня может только вмешательство Алексея -- и если я буду подальше отсюда. И ничем не покажу, что заподозрила их. Вот только зачем Семену Семеновичу было влезать в такое дело, как убийство баб-Люси? При его немалых возможностях, он мог быстро и эффективно обеспечить обыск квартиры при помощи металлоискателя -- это совсем несложно, даже я это понимаю. Может быть, Алексей что-то новое узнал? Но в письме он об этом не пишет... С другой стороны, сейчас Семен Семенович сам побуждает меня съехать с квартиры, что вполне вписывается в версию его причастности к убийству. Но ведь и Алексей того же хочет, получается, что и он под подозрением? Кстати, насчет письма -- что это он ко мне на "вы" стал обращаться? Мы же вроде бы давным-давно на "ты" перешли... Да от него ли это письмо?
   Я бросилась к ноутбуку, посмотрела на адрес отправителя -- нет, вроде все в порядке, адрес его. Писал Алексей -- и он определенно говорил о предательстве Семена Семеновича... С другой стороны, как уверенно говорил об этом предательстве "бомж" из кустов, навинчивая глушитель на ствол пистолета, из которого собирался пристрелить меня... Тогда я чуть не попалась. Только Колян -- как оказалось, ценой своей жизни, -- спас меня. Сейчас спасать некому. Спасться нужно самой. Кому можно верить? Так можно и до паранойи докатиться. Надо брать себя в руки. Я хорошенько поразмыслила, и приняла соломоново решение. Уехать в семь часов вечера с Алексеевым другом Кириллом я, конечно, уеду, находиться здесь я больше не могу, пусть вскрывают дверь и роются -- если Семен Семенович на стороне Елизаветы Юрьевны, то труда для него это не составит. А если он все же на моей стороне, то отказываться от его помощи чревато. Поэтому мобильник, несмотря на просьбу Алексея, я решила взять с собой. В случае чего, сошлюсь на девичью память и волнение. В кармане куртки он практически незаметен, может быть, с ним и объясняться не придется. Решено.
  
   Едва дождавшись, когда стрелки часов переместятся на без трех минут семь, я с курточкой через руку и с пустым пластиковым пакетом в другой вышла из подъезда и не торопясь направилась вокруг дома. Ничего подозрительного я не заметила, все было как всегда, и я тоже старалась вести себя естественно. Свернув за угол, я почти сразу увидела синие "жигули" с тонированными стеклами. Стоило мне приблизиться, как правая передняя дверца открылась и я увидела молодого с приятной внешностью парня, который сделал приглашающий жест рукой. Береженого и Бог бережет, и потому я спросила, наклонившись к двери:
   -- Извините, Вас зовут?...
   -- Кирилл, Кирилл меня зовут, -- улыбнулся парень. -- Меня за Вами Алексей послал. Садитесь, поедем.
   Я устроилась рядом с водителем, захлопнула дверцу, и он мягко тронул с места. Минуты три мы ехали молча, потом я заговорила:
   -- А Алексей когда приедет?
   -- А вот мы приедем, скоро и он появится.
   -- То есть, он к маме придет?
   -- Ну да.
   Странно. Он знает мое отношение к маме, как я оберегаю ее от волнений, он не хотел познакомиться с ней, откладывая знакомство до тех пор, пока все не утрясется -- и вдруг такое изменение позиции. А до того -- странное письмо на "вы", направленное, однако, с его адреса... На меня вновь нахлынули сомнения. Я посмотрела на водителя в профиль, и поняла, что лицо его мне знакомо. Мы определенно где-то встречались. Терять мне было уже нечего, я сидела в его машине, поэтому я не стала мудрить и задала вопрос в лоб:
   -- Кирилл, а мы раньше не встречались?
   Тот покосился на меня, увидев что я пристально смотрю на него, улыбнулся и односложно сказал:
   -- Нет.
   Он врал. Я видела это совершенно точно. Он явно пытался что-то скрыть от меня. Этот симпатичный парень нравился мне все меньше. И симпатичность его как-то увядала. Я огляделась -- мы действительно ехали в сторону маминого дома. Тот есть, тут он не соврал. И то хорошо. Но где же я его видела? Если это связано с квартирой, то это важно. Нужно вспомнить. Мои дела с квартирой начались с Настиного звонка. Потом мы пошли оформлять договор аренды к ее приятелю Веньке Новинскому, помощнику нотариуса. А когда вышли... Точно, это на него показала Настя и сказала, что он следит за ней. То же широкое открытое лицо, те же мягкие, пушистые светло-русые волосы.
   -- Я вспомнила. Когда мы с Настей ходили к нотариусу, вы следили за мной.
   Кирилл хохотнул, весело глянул на меня и признался:
   -- Ну что же, Ася, вы меня разоблачили. Да, в тот день я следил за вами.
   -- Это вас Алексей попросил?
   -- Точно.
   Он опять врал. И Настя тогда мне сказала, что парень следит именно за ней, она мне его и показала тогда у табачного киоска. Я бы на него и внимания не обратила, если бы не Настя. То есть, следил он за ней, а теперь говорит, что за мной. Якобы, по просьбе Алексея. У Алексея достаточно возможностей, чтобы не обращаться с такими просьбами к друзьям.
   Меня охватил страх. Мы ехали к маме, дом уже был довольно близко, но мне захотелось выскочить на ходу из машины, бежать от маминого дома, немедленно прекратить все это. Стоп, сказала я себе, не паникуй, паника убивает. Или помогает убийцам. Кажется, я вляпалась, но как раз на этот случай у меня в куртке находится мобильник, врученный Семеном Семеновичем. Если за всем этим стоит он, то мой сигнал может поломать ему игру, о нем могут узнать его подчиненные, не посвященные в замыслы своего шефа, могут возникнуть вопросы -- не даром же меня просили в письме (я уже не верила, что оно на самом деле от Алексея) не брать мобильник. Если же Семен Семенович здесь не причем, то дать ему сигнал самое время.
   Я сунула руку в карман, лежащей на коленях куртки, нашла мобильник и, дождавшись, пока Кирилл сосредоточит внимание на дороге, выруливая на перекрестке, быстро достала его, открыла и сильно нажала на две незаметных кнопки. Кирилл ничего не заметил, но уже через пару секунд он вновь глянул на меня и заметил в руке мобильник.
   -- Вы что, звонить собрались? Немедленно уберите.
   -- Я Алексею позвоню.
   -- Он сказал, чтобы вы не звонили, это может очень помешать ему. Он сам скоро сам сюда подъедет. Мобильник ведь могут прослушивать кто угодно.
   "Только не этот", -- вертелось у меня на языке, но я благоразумно промолчала. Машина уже заворачивала в наш дворик. Она остановилась у нашего подъезда. Довез, и не куда-нибудь, а к маме. Может быть, я зря паникую? Он не прячется, вон и скамеечный трибунал ушки навострил, вперились взглядом, стараясь ничего не упустить.
   Я вышла из машины, и направилась к подъезду, когда за спиной хлопнула дверца машины, вякнула включившаяся сигнализация, и послышались догоняющие меня шаги. За мной шел, насмешливо на меня поглядывая, Кирилл.
   Поймав мой недоуменный взгляд, он слегка развел руками и сказал:
   -- Алексей велел, чтобы довел до дверей квартиры. А то ведь и в подъезде напасть могут. Тут в вашем районе какой-то маньяк, говорят, шастает.
   И еще раз развел руками, как бы говоря, что человек он подневольный, и просьбу друга выполнит от и до, чтобы не быть потом виноватым. Спорить я не стала, пусть проводит. Если попробует напасть, я закричу. Однако Кирилл и не думал нападать, и через пару минут мы уже стояли перед дверью маминой квартиры.
   Я позвонила в дверь и, обернувшись, сказала Кириллу:
   -- Спасибо, вы все выполнили как нужно, я приехала.
   Массивная дверь открылась, я повернулась -- и потеряла дар речи. На пороге стояла Елизавета Юрьевна. Я бросилась в сторону, но сильная мужская рука обхватила меня сзади, а другая прижала к лицу какую-то резко пахнущую тряпку, и я провалилась в беспамятство.

Глава четырнадцатая, обманчивая, в которой я обманываю
ожидания Елизаветы Юрьевны, а судьба -- надежды Кирилла

  
   Судя по доносившемуся до меня разговору, без сознания я пробыла недолго. Этого "недолго" вполне хватило, чтобы прийти в себя на кровати в маминой комнате, со связанными скотчем руками и ногами и с заклеенным пластырем ртом. Хорошо хоть глаза не залепили и уши не заткнули. Разговор же шел о содержимом карманов моей куртки. Говорила Елизавета Юрьевна, она распекала Кирилла:
   -- Кирилл, это непостижимо. Я ведь просила вас, перед тем, как пустить Асю в машину, обязательно узнайте, оставила ли она в доме мобильник и компьютер. Если нет, верните ее домой, пусть оставит. И вот, пожалуйста, она привезла мобильник. Она соврала вам, или вы забыли ее спросить?
   -- Ну, забыл. Подумаешь, мобильник. Сейчас у всех мобильники.
   -- Речь идет не обо всех, а именно об этом. Он отличается от всех других, ведь именно его отслеживает система "Ковчег". Надеюсь, хоть об этом вы не забыли? Может быть, вам напомнить, что микроавтобус с "Ковчегом" пристроился к дому на следующий день после вашей идиотской выходки с котом? И эта слежка, и новая дверь, с испуга поставленная Асей, отняли у нас уйму времени -- а почему? Потому что кое-кто привык полагаться на авось и на какие-то свои абстрактные идеи. И сейчас, когда все висит на волоске, когда на карту поставлены наши жизни, вы позволяете себе что-то забывать...
   Голос Елизаветы Юрьевны просто сочился отвращением к проштрафившемуся Кириллу. Тот молчал. Помолчала и Снежная Королева, а потом спросила, уже поспокойнее:
   -- Она успела кому-то позвонить?
   -- Нет, я пресек, -- торопливо сказал Кирилл.
   -- Уверены?
   -- Точно говорю. Можете посмотреть.
   -- Ладно, верю. Значит, наши шансы пока остаются неплохими. Теперь слушайте и запоминайте. Скоро начнет темнеть. Сумерки нам на руку. Прокатитесь по злачным местам, я знаю, вы это дело любите, и найдите девчонку с приблизительно ее комплекцией, но обязательно с такой же прической и цветом волос. Чтобы та ничего не заподозрила, обаяйте ей, расскажите о частном детективе, который мешает высокой любви, и заплатите авансом, ста долларов в любом случае хватит. Пусть наденет эту курточку и зайдет в подъезд, не особо демонстрируя мордашку фотокамерам. Код подъезда помните? Прекрасно. Сами зайдите с черного хода, выпустите через него девчонку, затем поднимитесь с курткой и мобильником наверх. Вот ключи от той проклятой двери. Откроете, зайдете, включите везде свет, мобильник оставите в квартире, и сразу же выходите, замкните дверь и спуститесь на первый этаж. Там подождете пять-десять минут в тамбуре черного хода. Нужно убедиться, не пропустили ли мы чего, не прибегут ли проверяльщики. Они или прибегут сразу, брать горяченькими, или не прибегут совсем. Если прибегут, значит все пропало, тихо уходите. Если нет, опять же тихо уходите и возвращайтесь сюда, а я поеду домой, мне долго отсутствовать нельзя. Все наши дела мы должны закончить не позднее одиннадцати, потом начнет припекать. Значит, вернуться сюда вам следует не позднее полдевятого или девяти. Счет идет на минуты, потому чем раньше, тем лучше. Вам все ясно?
   -- А то, -- буркнул Кирилл, к которому вернулась уверенность. Заметив, что я пришла в себя, он подмигнул мне, взял мою курточку, сунул себе в карман мой мобильник и вышел. Лязгнула наружная дверь.
   Елизавета Юрьевна повернулась ко мне.
   -- Здравствуй, Асенька. Тебе удобно? Впрочем, даже если не очень, то придется потерпеть. Надеюсь, все закончится быстро.
   Я замычала заклеенным ртом.
   Снежная Королева сказала:
   -- Ася, сейчас я освобожу твой рот, но пластырь не уберу. Не пытайся кричать -- во-первых, ты сама мне рассказывала, что звукоизоляция в маминой квартире хорошая, а во-вторых, сейчас еще день, довольно шумно, и короткий вскрик никто не услышит, а кричать долго я тебе не дам. Но вот судьба твоя после такой попытки резко изменится к худшему. Как, согласна?
   Я кивнула. Елизавета Юрьевна отклеила пластырь с одной стороны и освободила мне губы, но пластырь остался свисать с другой стороны рта, и вернуть его на место было можно в одно мгновение.
   Увидев, что биться в истерике и орать я не собираюсь, Елизавета Юрьевна удовлетворенно кивнула и произнесла:
   -- Я рада, что не ошиблась в тебе. Ты умеешь работать головой и держать себя в руках. Знаю, какие вопросы тебя сейчас терзают, поэтому сразу отвечу на главный -- убивать тебя я пока не собираюсь. Без этого можно обойтись -- если ты сама не заставишь нас принять крайние меры. Ты мне веришь?
   -- Если я до сих пор жива, то, наверное, вы не обманываете. А где папа и мама?
   Моя тюремщица улыбнулась и глянула на часы.
   -- Наверное, заканчивают смотреть первый акт "Сильвы". Они ведь любят оперетту? Вот я и взяла смелость послать им билеты, оформив все через службу доставки и попросив сказать, что имя отправителя они назвать не могут, но это молодая симпатичная девушка. Служба доставки естественно повеселилась, принимая от меня такой заказ, а твои родители естественно же сочли, что этот приятный сюрприз приготовила им ты.
   "Так вот за что меня благодарила мама!" -- мелькнуло у меня в голове.
   -- А зачем все это? -- спросила я.
   -- Непростой вопрос. -- Елизавета Юрьевна помедлила. -- Вообще-то, я полагаю, что ты о многом и сама догадалась -- пусть даже в форме предположений. Как ты считаешь, для чего я совершила одно убийство, организовала второе и почти согласилась на третье?
   Я прикинула -- третье -- это, разумеется, я. Второе -- баб-Люся. А первое? И тут я поняла. С ужасом уставившись на Елизавету Юрьевну, я спросила:
   -- Значит, Настину бабушку тоже вы убили?
   -- Да. Я ее отравила. Я случайно раскрыла ее тайну, и она поняла это.
   -- Какую тайну?
   -- Не спрашивай. Иначе при всем желании я не смогу оставить тебя в живых. Настина бабушка владела при жизни некой исторической ценностью. Которая, добавлю, никак не могла оказаться у нее законно. Такие вещи в руки простых людей вроде нее попадают либо в результате преступления, либо в годы великих социальных потрясений. В нашем случае второе вероятнее. Кто-то из ее семьи при загадочных обстоятельствах получил после революции эту вещь, и у них хватило ума о ней не распространяться. Потому в веселые тридцатые годы и живы остались. Я же узнала об этом совершенно случайно. Настина бабушка захаживала ко мне, у нее явно был дефицит общения, да и человеком она была приятным. Как-то раз она смотрела один из моих альбомов, и нашла там одну фотографию.
   "Тот перстень с головой мантихоры", -- сообразила я.
   -- Она была так потрясена, что не сразу заметила, что я за ней наблюдаю. И тут она допустила ошибку. Ей бы по простому, по-бабьи поохать: "Вот ведь чего напридумывают!", или еще что-то в этом роде сказать, но она смотрела на меня, как кролик на удава, на вопросы не отвечала, однако попросила у меня на время этот альбом, и тут же ушла к себе. И я поняла, что сокровище у нее. Иных причин для такого поведения просто не существует. Несколько дней она избегала меня, а потом пришла вернуть альбом, и я пригласила ее отведать пирожков. Это был ее последний ужин. Но и я не смогла воспользоваться плодами своего поступка. Проникнуть в чужую запертую квартиру для меня, бедной старушки, не так-то просто. Тем более, если входная дверь находится точно напротив постоянно включенной телекамеры. Нужна была помощь. Тогда я разыскала Валерия, именно он привез мне из Афганистана "дембельский" альбом моего погибшего сына. Оказалось, что у Валерия и его младшего напарника Кирилла, ты с ним только что познакомилась, нет предрассудков относительно ценности человеческой жизни. Раньше, конечно, были, но действительность избавила их от этого недостатка -- одного в Афганистане, второго -- в Чечне. Я рассказала им все, и мы выработали план. Я поставила "жучка" Людмиле Николаевне, а Валерий попробовал проникнуть в пустующую квартиру -- недели за две до твоего вселения. И надо же было -- как раз в ту ночь Людмила Николаевна легла было спать, но, страдая от бессонницы, опять пошла в кабинет, побродить по Интернету, и увидела на мониторе Валерия в маске у дверей напротив. Она стала названивать в милицию, а я немедленно предупредила по рации Валерия, а утром, еще до приезда спецов нашего знакомого Семена Семеновича, сняла "жучок", и те только руками развели.
   Она довольно улыбнулась.
   -- Но второй раз этот номер мог не пройти. Я знаю милейшего Семена Семеновича. Он не терпит поблизости от себя загадок, и вполне мог подготовить неприятный сюрприз. Поэтому с постоянным наблюдением за нужной мне квартирой следовало покончить. А когда я узнала о твоем предстоящем приезде, стало ясно, что время для решительных действий наступило. Квартира под наблюдением -- плохо, обитаемая квартира -- тоже ничего хорошего, но обитаемая квартира под наблюдением -- это чрезвычайно затрудняло выполнение наших планов. Сама я предпочитала более медленный вариант -- подружиться с тобой, получить доступ к ключам и право доступа в квартиру, но на меня начали давить Валерий и Кирилл. Им нужно было все, и быстро, они угрожали, что если я не помогу им, то справятся без меня. И я, скрепя сердце, согласилась. Когда Настя спустилась встречать тебя, Виктор взял мои ключи, вошел в квартиру, сделал свое дело, прихватил для отвода глаз птицу, и только тут заметил, что все записывается, что на компьютер идет изображение происходящего. Все, что пришло ему в голову, это забрать телекамеру и надеяться, что следствие не догадается тут же просмотреть содержимое компьютера. Тогда нам повезло. Когда к вечеру все разъехались, он возвратился в квартиру, запустил машину и стер ее содержимое. Ты ходила на работу, тебя подолгу не было дома, и при отсутствии наблюдения Виктор с Кириллом дважды проникали к тебе, но так ничего и не нашли. Нужен был металлоискатель, но кто-то из моих помощников, я так и не вытянула из них, кто именно, совершил ту чудовищную глупость с котом. Я запустила Барсика к себе, в это время у меня были Валерий с Кириллом. Я отлучилась ненадолго на кухню, а когда вернулась в гостиную, зверь был уже мертв. Они надеялись запугать тебя, хотели, чтобы ты сбежала и дала им возможность быстренько со всем этим делом покончить, но ты не сбежала, а вместо этого рядом с домом оказался ничем не примечательный микроавтобус. Слава богу, я его вовремя заметила и узнала -- на нем приезжали люди Семена Семеновича искать мой "жучок", они же между делом просветили меня насчет возможностей этой невзрачной на вид машины. В ней находится "Ковчег", одна из лучших в мире систем электронной слежки и подслушивания. А тут еще ты дверь новую установила. Вот и пришлось за тебя браться всерьез.
   -- А это письмо от Алексея -- это вы отправили?
   -- Да. Кирилл хорошо разбирается в этих делах, для него подделать электронный адрес отправителя -- не проблема, а адрес Алексея я увидела на его визитке.
   -- И что же вы намерены делать дальше?
   -- Войти в квартиру, включить металлоискатель, найти наконец то, что ищем, и уйти.
   -- И вас не заметит этот самый "Ковчег"?
   -- Если не принять мер, то заметит. А если принять, то заметит эти меры, что почти то же самое. С ним нужно считаться. Я не знаю, прослушивает ли он твою квартиру, но исходила из худшего, потому тебя пришлось выманить сюда, однако в том, что он фиксирует все электронные излучения в районе наших квартир, сомнений нет. Стоить там включить металлоискатель, как его излучение опознают, и еще через пару минут в твоей квартире будет не протолкнуться от дюжих оперативников Семена Семеновича. Ты, я знаю, отказалась от охраны, но твой отказ -- ему не указ. Наверняка у него и кроме "Ковчега" и фотослужбы кто-то поблизости имеется. Для того, чтобы сбить операторов "Ковчега" с толка, пришлось принять некоторые дополнительные меры. Кирилл говорит, что должно сработать. В разных концах дома будут почти одновременно включаться -- ненадолго, чтобы не насторожить, -- несколько довольно мощных источников помех. Включаться они будут секунд на десять-пятнадцать, через неправильные интервалы, все продумано и просчитано. Помехи не позволят обнаружить слабый сигнал нашего металлоискателя, который будет включаться одновременно с помехами.
   -- Но ведь вас все равно будут искать?
   -- Будут. Пусть ищут. Для моего ухода все готово. Я даже любимые альбомы успела переправить. Сегодня вечером Елизавета Юрьевна в любом случае перестанет существовать.
   -- А вдруг вам не удастся продать эту ценность, за которой вы охотитесь?
   -- Покупатель уже есть. Наш, российский. И купит, и будет молчать, чтобы в свою очередь не лишиться.
   -- А для вас начнется обеспеченная жизнь?
   -- Не нужно над этим иронизировать, девочка. У тебя, если станешь вести себя благоразумно, впереди еще долгие годы жизни, замужество, материнство, внуки, обеспеченная старость. А у меня, ссылаясь на то, что "время сейчас такое", украли все. Украли работу, которая была смыслом жизни. Убили в безумной, никому не нужной войне сына и, фактически, мужа. И тем самым убили моих неродившихся внуков. Украли даже минимальный достаток, который должен был скрасить мою старость. Мои обидчики, как хотят, крутят законом, так почему же его должна соблюдать я, обиженная ими? Мне отмщение, и аз воздам. Они своей тупой алчностью сделали меня такой, и я, другая я, новая я, намерена вернуть себе хотя бы часть украденного ими. Мужа, сына, внуков не вернешь, но вот обеспеченную старость я себе вернуть постараюсь.
   -- Но ведь Настина бабушка ничего у вас не украла?
   -- Нет. Она лишь хранила то, что кто-то когда-то украл у других. И реальных, законных прав на эту собственность у нее не было, и быть не могло. Я не стала бы убивать ее из-за денег, но она встала на пути между мной и этой собственностью, которую я считаю ничейной. И я ударила ее, как пнула бы лежащую на сене собаку. Помнишь, я когда-то рассказала тебе легенду о крике мантихоры? Услышавший его готов броситься на близкого, забыв о том, что их связывает. Если все слышат этот крик, если все думают лишь о себе, то почему я должна затыкать уши, тем самым обрекая себя на нищую старость?
   Я почувствовала, как внутри нарастает протест, и, поддавшись чувству, сказала:
   -- Знаете, Елизавета Юрьевна, я искала легенду о крике мантихоры, и не нашла ее даже в самых полных научных изданиях мифов. По-моему, эту легенду вы просто выдумали, чтобы оправдать себя. А на самом деле вы просто слабый человек, который не устоял перед соблазном и докатился до убийства.
   Снежная Королева непонимающе посмотрела на меня, потом на ее лице появилось выражение злой решимости. Она быстро протянула руку к пластырю и одним резким движением заклеила мне рот.
   После этого, не сказав ни слова, отошла к столику и села в кресло. В полном молчании прошло минут сорок-сорок пять, начало смеркаться, когда в дверном замке заскрежетал ключ. Услышав звук, Елизавета Юрьевна достала из кармана платья что-то маленькое, кажется, таблетку, и поднесла ко рту.
   -- Это я, -- послышался из коридора голос Кирилла.
   Таблетка вернулась в карман, и когда Кирилл зашел в комнату, Елизавета Юрьевна спросила, как ни в чем не бывало:
   -- Ну, каковы наши успехи?
   -- Все чисто. Можно ехать.
   -- Хорошо. Доделайте все здесь.
   -- По какому варианту?
   -- По первому.
   Кирилл посмотрел на меня, потом опять на Елизавету Юрьевну, и спросил:
   -- Может быть, все-таки по второму? А то получится, что опять полагаемся на авось?
   -- Кирилл, делайте, как сказано. И без самодеятельности.
   -- Ладно, ладно. По первому, так по первому. Вот ключи от ее квартиры.
   Елизавета Юрьевна взяла ключи, положила их в свою сумочку, посмотрела на меня и сказала:
   -- Прощай, Асенька. Прости, если сможешь.
   С этими словами она вышла из комнаты. Кирилл вышел вслед за Елизаветой Юрьевной, закрыл за ней дверь, и подошел к окну. Через минуту обернулся ко мне и сказал:
   -- Ну вот, вроде ушла. Подождем еще на всякий случай пару минут, а то вдруг вернется.
   Я непонимающе смотрела на него.
   Он сел рядом со мной на кровать и погладил по щеке. Я отдернула голову.
   -- Ну, ну, не брыкайся. Смотри-ка, пластырь-то кривовато сидит. Значит, говорила с ней. И крепко обидела, я же видел, как она колебалась, когда решала, по первому тебя варианту или по второму. Наказать хотела, но решила простить, сказала, что по первому. Это значит, нужно скормить тебе через... -- тут он посмотрел на часы -- через полчаса вон ту облатку, что на столике лежит. Это тебя вырубит часа на три. А когда придешь в себя, помешать будешь уже не в силах. Она у нас по части всяких составов великий дока. Наука!
   Кирилл поднял указательный палец к потолку. Сказал он все это вроде бы с уважением, но было что-то в его интонациях и манере говорить издевательское, враждебное, не желающее принять навязанную ему волю. Этот волк не мог смириться с уздой.
   Кирилл продолжал:
   -- Я же лично предпочитаю второй вариант. Без всяких препаратов. Очень просто: ты попалась в руки какому-то сексуальному маньяку с садистскими склонностями, и тот сделал с тобой все что мог и хотел. Ты мне давно приглянулась, еще тогда, когда я за твоей подружкой следил. Нужно было узнать, не разбогатеют ли они внезапно, не станут ли по комиссионным да аукционам ходить и вопросы задавать. И когда я увидел тебя, то сказал себе: "Эта цыпочка будет моей". Так оно и вышло. И еще потому мне второй вариант ближе, что ты, тварь, доставила мне уйму хлопот.
   С этими словами он дал мне пощечину и встал с кровати.
   -- Так что тебе пришло время платить -- той единственной валютой, которая у тебя еще осталась. И сейчас ты расплатишься со мной за все. И за Валерия тоже.
   В голову совершенно некстати пришла мысль о том, что мама в конечном счете оказалась права -- из-за моего переезда меня действительно намереваются и изнасиловать, и убить, и ограбить. Тут мое внимание привлекла возникшая на потолке у окна маленькая, но довольно яркая точка какого-то необычного, зеленовато-голубого цвета. Господи, пусть это будет то, о чем я думаю! Пусть это будет "Ковчег"! Я поспешно отвела от нее взгляд и стала смотреть на Кирилла.
   Тот неторопливо раздевался, продолжая накручивать себя:
   -- И никакого первого варианта. Перебьется старая. Маньяк после себя живых не оставляет. Что, смотришь? Смотри, смотри, последний мужчина в твоей жизни. Постарайся получить наслаждение, пока не перейдем ко второй части. Или заделайся после первой части мазохисткой, тогда и второй будешь наслаждаться. Надеюсь, СПИДа или чего-то в этом роде у тебя нет? Ничего, я рискну.
   Тут события стали развиваться с огромной скоростью. Я ощутила слабое движение воздуха, это бесшумно открылась наружная дверь, но это же движение воздуха ощутил и почти полностью раздевшийся уже Кирилл. Он на мгновение застыл, потом сообразил что-то и метнулся к одежде, но было уже поздно. В дверь ворвался кто-то очень большой, в черной балахонистой одежде. В руке пришельца что-то негромко хлопнуло, и Кирилл стал оседать на пол, а пришелец продолжал держать его на мушке, пока в комнату следом не вошли еще трое -- такой же верзила в черном балахоне, Семен Семенович и Алексей.
   Второй верзила и Алексей бросились освобождать меня, а Семен Семенович присел рядом с Кириллом, приподнял ему веко, пощупал пульс, осмотрел почти не кровоточащую ранку на груди и сказал:
   -- Что, живьем не получалось?
   Стрелявший виновато молчал.
   -- Ладно, он пешка. Да и игры в заложников нам не нужны. Останешься здесь, наведешь порядок.
   Меня освободили от пут, и я сдернула мешавший говорить пластырь.
   Семен Семенович как будто только что увидел меня.
   -- Здравствуйте, Ася. Вы молодец, вовремя включили мобильник. Еще немного, и мы опоздали бы.
   От пережитого я едва могла говорить, меня держал за руку и шептал на ухо что-то успокаивающее Алексей.
   Семен Семенович спросил:
   -- Хотите присутствовать на заключительной стадии расследования?
   Наверное, силы не совсем покинули меня, потому что я не раздумывая кивнула.
   -- Тогда поторопимся. Уважаемая Елизавета Юрьевна уже почти подошла к метро.
   -- А он? -- я показала пальцем на тело Кирилла. -- Скоро вернутся папа и мама...
   -- С ним все будет в порядке. Вон тот неуклюжий здоровяк, -- Семен Семенович кивнул головой в сторону стрелявшего, -- оденет несостоявшегося маньяка, сведет его вниз, вроде как немного перебравшего в гостях, с его-то силушкой это не проблема, и усадит в машину, обгоревшие останки которой вскоре найдут где-то за городом. Надеюсь, вам его не жалко? Тогда больше не думайте о нем. Квартиру мои люди закроют.
  
   Спустившись по лестнице, мы вышли из дома и устроились в микроавтобусе с тонированными стеклами, в котором уже находился Михаил Петрович. Тот сдержанно поздоровался со мной, и спросил Семена Семеновича:
   -- Ну, как?
   -- Холодный, -- коротко ответил начальник службы безопасности. Михаил Петрович подумал, затем кивнул и сказал:
   -- Может, оно и к лучшему. Его могли у нас забрать.
   У меня возникло ощущение, что во всей этой истории есть еще какой-то недоступный мне уровень понимания событий, что есть кто-то очень могучий, пассивно поддерживающий другую сторону -- настолько могучий, что с ним приходится считаться даже Михаилу Петровичу.
   Семен Семенович взял рацию и скомандовал:
   -- "Ковчег" на базу. Первый и второй -- на исходные. Мы скоро будем.
   Затем, обращаясь к здоровяку-водителю:
   -- Поехали.
   И мы отправились в путь -- к тому дому, который я сегодня столь неосмотрительно покинула. Меня никто ни о чем не спрашивал, может быть, старались не расстраивать, а может быть, сами все слышали. Почти всю дорогу говорил Семен Семенович -- мне показалось, не только вводя меня в курс событий, но и как бы отчитываясь перед молчавшим всю дорогу шефом.
   Оказалось, что Елизавета Юрьевна правильно определила тот момент, когда события изменились в худшую для нее сторону -- она попала под подозрение после гибели Барсика. Та шерсть, которую в заметном количестве собрал с меня в офисе Виктор, стеснительный помощник Семена Семеновича, была шерстью Барсика, и единственным местом, с которого она могла в таком количестве попасть на мое платье, была софа в гостиной Елизаветы Юрьевны. Ее чистоплотность и аккуратность были вне всяких сомнений, после смерти баб-Люси Барсик жил у меня, и так сильно наследить шерстью на софе Снежной Королевы мог только в одном случае -- если его там душили, а он бился и сопротивлялся. Разумеется, это была лишь гипотеза, но в ее пользу имелось материальное свидетельство -- снятая с меня шерсть Барсика.
   И тогда Елизавету Юрьевну стали осторожно, стараясь не спугнуть, подталкивать к решительным действиям. Что и завершилось сегодня полным успехом. Увидев, как исказилось при этом мое лицо, Семен Семенович стал успокаивать меня и заверять, что они ни в коем случае не допустили бы печального развития событий. Я посмотрела на Алексея, и поняла, что еще немного, и в микроавтобусе начнется драка. Теперь уже мне пришлось взять моего жениха за руку и постараться как-то его успокоить.
   Вскоре мы остановились у автобусной остановки рядом с домом, и тут неожиданно заговорил Михаил Петрович.
   Он сказал:
   -- Ася, я попрошу вас выйти и подождать снаружи, рядом с машиной. Нам нужно обсудить некоторые конфиденциальные моменты. Алексей Владимирович, останьтесь, пожалуйста, то, о чем мы будем говорить, касается и вас.
   Мне оставалось только подчиниться.
   Отойдя на несколько шагов от микроавтобуса, я приблизилась к безлюдной сейчас автобусной остановке и приготовилась ждать, как вдруг рядом раздался скрип тормозов и хлопнула дверца. Обернувшись, я наткнулась на буквально горящий злобной радостью взгляд хорошо мне знакомых, голубых навыкате глаз. Выскочивший из своего рыдвана таксист, тот самый, что когда-то, тысячу лет назад, привез меня сюда от мамы, быстро приблизился и вдруг схватил меня за руку.
   -- Что, сучка, кинули тебя твои обожатели? На автобусе ездить стала? А кто передо мной выеживался, кто мне машину попортил? А ну пошла, садись живо, курва, разберемся с тобой по понятиям.
   Пожалуй, худшего момента для выяснения со мной отношений он и специально придумать не мог. Дверца микроавтобуса с лязгом скользнула в сторону, и через секунду на таксиста обрушился град весьма увесистых ударов. Тот, по-моему, даже не понял, откуда все это вдруг на его голову свалилось. Еще через несколько мгновений таксист с заломленными за спину руками лежал на капоте своей машины, нанося на него свежие штрихи разбитой физиономией, а над ним нависали Алексей, а также нехилого сложения водитель нашего микроавтобуса и второй верзила из "спецназа" Семена Семеновича.
   -- А это что еще за деятель? -- спросил меня подошедший Семен Семенович.
   Я коротко объяснила. Семен Семенович присвистнул:
   -- Да, Ася, сегодня вы буквально притягиваете к себе всякую мразь. Ладно, сейчас разберемся.
   Он подошел к таксисту и спросил удерживающего его "спецназовца":
   -- Обыскали?
   Тот молча обхлопал одежду неудачливого ловеласа, да так, что тот взвыл, и передал Семену Семеновичу паспорт, бумажник, какие-то мелочи и ключи.
   Семену Семенович ознакомился с документами, потом обернулся к таксисту и спросил:
   -- Я правильно понимаю, что никаких претензий у вас ни к кому из здесь присутствующих нет?
   Таксист угрюмо молчал.
   -- Молчание -- знак согласия, или мы намерены кому-то что-то предъявлять позднее? Так вот, запомни, твое имя и адрес мы теперь знаем, и если, не дай бог, вот эта девушка на тебя пожалуется или с ней что-то нехорошее случится, то что бы ни случилось, и кто бы в том ни был виноват, в числе первых все равно ответишь лично ты. Все понял?
   Таксист кивнул. Семен Семенович бросил документы и мелочевку на капот.
   -- Тогда убирайся. И молись, чтобы с ней никогда не случилось ничего плохого. Если в твой башке осталось хоть немного соображаловки, ты поймешь, что мое обещание -- не пустые слова. Отпустите его.
   Таксиста освободили, и он молча начал распихивать пожитки по карманам, бросая на меня трусливые и в то же время злобные взгляды. Это не укрылось от Алексея, который наклонился к таксисту и что-то ему сказал. Выражение лица у Алексея было в тот момент крайне недоброжелательным, и сказанное, наверное, тоже не было воспеванием любови к ближнему, но таксиста сказанное проняло -- он перестал коситься в мою сторону, быстро влез за руль и резко газанув с места, очистил поле боя.
   Из макроавтобуса вышел Михаил Петрович и мы все, кроме водителя, направились к дому, а микроавтобус скрылся за углом. Все молчали. Молча поднялись на четвертый этаж, молча стояли, ожидая, пока человек Семена Семеновича отпирает нам дверь квартиры Елизаветы Юрьевны. Наконец, дверь отворилась, и мы прошли внутрь. На улице было еще довольно светло, и потому свет зажигать не стали. Мы с Алексеем и Михаилом Петровичем прошли в гостиную, Семен Семенович и "спецназовец" удалились на кухню, не забыв запереть входную дверь. Свет не зажигали и не разговаривали. Приближалась развязка.
  

Глава пятнадцатая, заключительная,
в которой Ларисе Юрьевне не хочется в заключенные,
 Семен Семенович приходит к правильному заключению,
а мое сближение с Алексеем вступает в заключительную стадию

  
   Хуже нет -- ждать и догонять. От нечего делать, я взяла с полки альбом Боттичелли и стала рассматривать в тускнеющем свете дня роскошные иллюстрации. Впрочем, изящным искусством мне пришлось наслаждаться недолго. Через несколько минут в гостиной показался Семен Семенович, он сообщил:
   -- Только что передали -- вышла из метро. Что-то странное -- едва на ногах стоит. Присела на скамейку и минуты две отдыхала, приняла какую-то таблетку. Потом куда-то позвонила из автомата. Сейчас идет сюда, но движется медленно, с трудом. Очень бледна. Кажется, она жаловалась недавно на проблемы с сердцем. Как бы ее не скрутило.
   -- Дойдет. Такие живучи. Действуем, как договорились.
   Я понимала, что все напряжены, и любые вопросы сейчас неуместны, потому не стала спрашивать Алексея, что значит "как договорились". Не зря же меня просили выйти из микроавтобуса. Потом его расспрошу.
   Потекли медленные минуты. Наконец, Семен Семенович заглянул в гостиную и сказал:
   -- Входит в подъезд. Едва движется.
   Мы замерли. Вскоре в двери заскрежетал ключ, и она распахнулась. Я стояла так, что увидела в остеклении серванта отражение упавшего на пол в коридоре прямоугольника света -- время близилось к десяти, и на лестничной площадке включили свет. Послышались медленные неуверенные шаги, и в комнату вошла Елизавета Юрьевна. Входная дверь за ее спиной захлопнулась, в коридоре, и почти сразу же -- в гостиной загорелся свет.
   С момента нашего недавнего расставания облик Снежной Королевы претерпел разительные перемены. Ее лицо заливала смертельная бледность, она явно едва стояла на ногах, и на нас внимания почти не обращала. Молча прошла мимо стоявшего у двери Алексея, включившего свет в комнате, и почти упала на софу. Сумочка выпала из ее рук на пол. Все молчали. Происходило что-то непонятное.
   Взгляд Елизаветы Юрьевны остановился на моем лице, в нем мелькнуло узнавание и, как мне показалось, радость. Она произнесла надтреснутым голосом, обращаясь ко мне и откровенно игнорируя остальных:
   -- Они успели, девочка? Ну что же, я рада. Жаль, что все так получилось, да видно от судьбы не уйдешь. Я ведь сердечница, вот меня и прихватило. Может, оно и к лучшему.
   Она подумала и добавила:
   -- В любом случае, в тюрьму не хочу.
   Дальнейшее запомнилось мне как замедленный фильм. Елизавета Юрьевна достала из кармана что-то маленькое, и сунула это в рот. Движения ее были не очень быстрыми, и Алексей или даже Михаил Петрович, не говоря уже о появившемся в дверном проеме Семене Семеновиче, могли, как мне кажется, остановить ее, но ни один из них даже не двинулся с места. Бросилась только я, но не успела. Елизавета Юрьевна обмякла и завалилась на софу. Семен Семенович приблизился к телу, приподнял веко, приложил палец к шее и повернулся к Михаилу Петровичу:
   -- Мертва. Или почти мертва.
   Потом приложил палец к уху, в которое был вставлен наушник, прислушался и сказал:
   -- У подъезда остановилась скорая. Наверное, она от метро в "скорую" звонила. Вам всем лучше перейти в Асину квартиру, а здесь останусь я. С бригадой скорой помощи я поговорю.
   -- Она забрала мои ключи, -- сказала я.
   -- Да, конечно, -- сказал Семен Семенович. Он поднял с пола сумочку Елизаветы Юрьевны, достал из нее ключи и отдал их мне.
  
   В квартире все было, как я оставила, но везде был включен свет -- Кирилл постарался. Мы расположились в гостиной на диване и стульях и стали ждать отбытия врачей. Ждать пришлось недолго. Через пять минут в дверь позвонили, и в квартире появился Семен Семенович.
   -- Забрали. Еще жива, но шансов, говорят, практически нет. Повезли в седьмую больницу, это на Каширке.
   -- Хорошо, -- подал голос Михаил Петрович. -- Не спускайте с нее глаз.
   -- Я уже связался с Виктором, в седьмую поехали.
   -- Ну что же, -- сказал Михаил Петрович, -- дело в основном сделано. Все виновные в гибели Людмилы Николаевны выявлены, и либо мертвы, либо почти мертвы. Позвольте, Ася, поблагодарить вас за помощь. О вашем вознаграждении поговорим особо. Извините за проявленную нами настойчивость, но без вашего содействия вряд ли мы смогли бы справиться со всем этим так быстро и эффективно. До свидания.
   -- До свидания, -- ответила я. День выдался богатым событиями, а любые эмоции сжигают внутренние силу не хуже тяжелой физической работы, потому сил на возмущенные монологи у меня не оставалось.
   Михаил Петрович поднялся, кивнул Алексею и в сопровождении Семена Семеновича и второго "спецназовца" вышел из квартиры. Я заперла за ними дверь и вернулась в гостиную, где на том же месте продолжал сидеть Алексей. Вид у него был задумчивый.
   -- Ты чего? -- спросила я. -- Что-то не так?
   -- Не так, -- ответил он. -- Они до сих пор не знают, за чем охотилась Елизавета Юрьевна. Ее неожиданный приступ застал их врасплох и заставил на время забыть об этой загадке, но ненадолго. Уже через десять минут им очень захочется узнать, из-за чего этот сыр-бор разгорелся. Они наверняка обыскивают сейчас квартиру Елизаветы Юрьевны.
   -- И ничего не найдут. Все важное и интересное она оттуда уже вывезла. Она сама мне сказала. Они там только металлоискатель найдут.
   -- То есть, они не найдут никаких намеков на то, что разыскивалось, но найдут металлоискатель. И минут через десять к нам в дверь позвонят -- с этим самым металлоискателем в руках.
   -- А я не открою.
   -- И в глазах Михаила Петровича тут же встанешь на сторону убийц его тещи. Враждовать с ним не стоит.
   -- Тогда открою.
   -- А вот этого делать не стоит. Не будем ни мешать им, ни помогать. Меня во всем этом деле ловко оттеснили в сторону, сделав чем-то вроде наблюдателя. И я хочу попробовать доказать, в первую очередь себе, что я способен на нечто большее, чем просто наблюдать.
   -- Милый, мне этого доказывать не требуется. Я видела тебя в деле, ты выше всяких похвал. Что ты предлагаешь?
   -- Обойтись без металлоискателя -- и опередить.
   -- Ты знаешь, где искать?
   -- Догадываюсь. Вспомни, где ты не смотрела?
   -- Везде смотрела. Все перебрала. Нигде ничего.
   -- Значит, скорее всего ты держала искомое в руках, но не заметила.
   -- Не может быть!
   -- Может. Я долго думал над твоим рассказом и, кажется, нашел один вариант. Давай познакомимся поближе с рулонами обоев.
   Я пожала плечами, и мы прошли в кладовую. Включив свет, я показала рукой на обои.
   -- Смотри. Как видишь, они в заводской упаковке.
   -- Маленькая деталь: это обои отечественного производства. Их упаковка защищает от влаги, но не обтягивает плотно, как импортная. Есть возможность достать рулон и потом возвратить его на место -- с начинкой.
   -- Будем разворачивать?
   -- Нет. Просто внимательно осматривай упаковку и взвешивай на руке. Вряд ли Настиной бабушке удалось очень уж точно подобрать вес.
   Через минуту я действительно обнаружила один рулон, который был чуть тяжелее других, но полиэтиленовая упаковка показалась мне нетронутой.
   Алексей взял рулон из моих рук, присмотрелся, взял другой, сравнил, и сказал:
   -- Все точно. Этот -- вскрывали. И заварили -- утюгом, через полиэфирную пленку.
   -- Откуда ты все это знаешь?
   -- Работа такая. В страховой компании в каких только экспертизах не приходилось участвовать -- вот и нахватался верхов. Ну что, вскрываем?
   -- Вскрываем.
   Мы прошли в гостиную, положили рулон на стол и надорвали край упаковки. Рулон вышел с трудом, но, при необходимости, его можно было вставить обратно.
   Мы осторожно развернули рулон, и через три оборота оказалось, что в центральной его части вырезано большое углубление. Оно было заложено ватой.
   -- Тяни, -- скомандовал Алексей, и я потянула вату на себя. Под слоем ваты блеснуло желтым, я сняла еще слой ваты -- и передо мной лежал он, перстень с головой мантихоры. В его отверстие была вставлена свернутая в трубку газета -- наверное, чтобы увесистый перстень не болтался. Я извлекла драгоценность, освободила ее от газеты и стала рассматривать. Отлитая с потрясающим мастерством голова, в которой слились воедино черты человека и льва, отличалась от изображения в альбоме только более крупными чертами лица и пышной гривой, как самцу льва и положено. Те же небольшие красные камешки в глазах, тот же высунутый язык из красного камня и эмали. Примерять кольцо на палец я не стала -- чувствовала, что это будет неправильно.
   -- Можно посмотреть? -- спросил Алексей, и я протянула перстень ему.
   -- Великолепная вещица, -- сказал он немного погодя. -- Посмотри, видишь вот этот выступ?
   Он показал пальцем.
   -- Если надеть этот перстень на указательный палец правой руки, то он окажется рядом с большим пальцем. Это не случайно. Нажмем.
   И он нажал на завиток гривы, на который я не обратила внимания. Язык мантихоры немного приподнялся, под ним оказалось небольшое углубление, сейчас пустовавшее.
   -- Отделение для яда. Во времена Челлинни такие приспособления были в большом ходу. Да, забавно.
   Он подкинул перстень на ладони и протянул мне. Я приняла драгоценную безделушку, из-за которой было отнято столько жизней.
   Алексей спросил:
   -- Как ты намерена с ним поступить? Ты ведь купила все, что находится в стенах этой квартиры. Значит, по закону, перстень -- твой.
   -- Нет. Из-за него убили Настину бабушку. Это ее перстень. А значит, я отдам его Насте и Настиной маме. Пусть распоряжаются, как хотят.
   Неожиданно Алексей шагнул ко мне, обнял и поцеловал. Я недоуменно уставилась на него.
   -- Молодец, Асенька. Сейчас ты сдала еще одни, самый важный для меня экзамен. Помнишь, Елизавета Юрьевна рассказывала тебе когда-то про крик мантихоры?
   -- Она и сегодня эту байку повторила, -- вставила я.
   -- Так вот, сейчас я вижу, что ты не пустила этот крик к себе в душу. А значит, осталась человеком. Но для того, чтобы отдать перстень Насте, его нужно еще уберечь. А за ним скоро придут, в этом я не сомневаюсь. Нужно действовать быстро. Где твоя спальня?
   Ничего не понимая, я показала. Алексей прошел туда, я последовала за ним. Открыв окно, мой жених высунулся, осмотрелся по сторонам и довольно произнес:
   -- Прекрасно, это подойдет. Ася, в хозяйстве есть толстая проволока или спицы и крепкая нитка, леска, тонкая бечевка?
   -- Сейчас.
   Я метнулась на кухню, добыла из ящика буфета оставшиеся от Настиной бабушки спицы и клубок шерстяных ниток, и бегом принесла все это Алексею.
   -- Я сейчас все подготовлю, а ты пока раздевайся, совсем раздевайся, и ложись в постель.
   Он вышел и зашуршал бумагой и пленкой -- по-моему, запихивал куда-то останки вскрытого нами рулона. Затем вернулся в спальню, и, застав меня одетой, поторопил:
   -- Ася, нам нужно раздеться и лечь в постель. Ведь мы жених и невеста.
   С этими словами он достал из кармана пакетик с презервативом и извлек латексный мешочек наружу. Надорванный пакетик бросил на виду, у кровати.
   -- Милый, ты что это задумал? Сейчас, по-моему, не время, -- попробовала возразить я, но он поторопил:
   -- Это не то, что ты думаешь. Быстрее, Асенька, времени почти не осталось. Давай, я отвернусь.
   И он повернулся к комоду, став ко мне спиной, а я, пожав плечами, начала раздеваться. Решительность моего жениха начала немного пугать меня, хотя оказаться с ним в постели я бы не возражала. Но сегодня? Вот так, сразу? С другой стороны, меня раздирало любопытство. Все было так необычно...
   Оказавшись под одеялом, я разрешила:
   -- Можешь повернуться.
   В руках у Алексея оказалась конструкция из изогнутой в виде латинской буквы S спицы, к нижнему изгибу была привязана длинная, метра на два, нитка, а к ней -- презерватив с чем-то увесистым. Алексей подошел к открытому окну, высунулся, зацепил крюк за что-то снаружи (за крепление антенны-"тарелки", догадалась я) и закрыл окно. Затем сказал:
   -- Если хочешь, можешь отвернуться, -- и начал раздеваться. Я предпочла не отворачиваться.
   Мы успели вовремя. В дверь позвонили, и Алексей, ничего не говоря, нырнул ко мне под одеяло. Еще один звонок, а потом в двери щелкнул замок (вот как, они и ключ себе от моей двери раздобыли? -- удивилась я) и голос Семена Семеновича позвал:
   -- Ася, Алексей, где вы?
   Затем послышались шаги, и в спальне появился сам Семен Семенович.
   Глянув на нас, он деликатно отвернулся и сказал:
   -- Извините, я ненадолго. Мне бы не хотелось прерывать сеанс психотерапии, но осталась еще одна загадка, которую нужно срочно решить. У дражайшей Елизаветы Юрьевны мы не нашли ничего, способного помочь нам понять, за чем именно она охотилась. Кажется, все дорогие ей личные вещи, письма, бумаги из квартиры были вывезены ей заранее. Но нашелся новенький импортный металлоискатель -- настроенный на золото. В принципе, здесь просто не может быть столько золота, чтобы это стало представлять для нас интерес, но я не люблю нерешенных загадок. Поэтому я взял на себя смелость нанести этот визит. Вашего участия не требуется, мы просто ненадолго включим металлоискатель.
   -- А вы не много на себя берете? -- спросил Алексей.
   -- Семен Семенович, вы представляете себе, какая это наглость? -- поддержала его я.
   -- Алексей, мы никак не затрагиваем ваши интересы. Речь идет о завершении нашей операции, в которую вас допустили при условии, что вы не будете вмешиваться. И вы обещали. Операция завершится через две минуты, если мы задержимся дольше, можете предъявлять претензии. А вам, Ася, напомню, что не далее как сегодня мы спасли вам жизнь. (От такого нахальства я просто онемела -- сперва втянули во все это, а теперь еще и благодарность хотят!) И мы вовсе не претендуем на вашу собственность -- но нам нужно знать все обстоятельства дела. Начинай, -- скомандовал он кому-то в коридор, и посмотрел на часы.
   Послышался тихий писк, вроде комариного или того, что издает иногда работающий телевизор. Шаги, снова шаги, и через несколько секунд кто-то сказал из-за спины Семена Семеновича:
   -- Пусто.
   -- Ты уверен?
   -- Абсолютно. Есть мелочь, оценочно двадцать-тридцать граммов, в двух метрах от меня, в этой спальне.
   "Это прибор цепочку и колечки на комоде учуял", -- сообразила я.
   -- Проверь по вертикали, -- сказал Семен Семенович, демонстративно глянув на часы.
   -- Есть засечка, -- ответ послышался почти сразу. -- До ста граммов, под спальней, удаление -- три-три с половиной.
   -- Так, -- сказал Семен Семенович. Его взгляд шарил по спальне. Он молча подошел к комоду, взял с него три оставшихся спицы и клубок ниток, с улыбкой посмотрел на Алексея, а потом на окно, и сказал:
   -- Неплохо, коллега. Очень неплохо. Не будь прибора, может быть, и сошло бы. Ну, ладно. Все, что мне нужно, я узнал, и вовсе не хочу портить отношения с вами излишним любопытством. Михаил Петрович как в воду глядел. Он сказал, что если речь идет о каких-то желтых побрякушках, то оставить все вам -- как подарок на свадьбу и на память обо всем, что случилось. Наш мобильник я заберу, ваш аппарат, Ася, вам привезут завтра. Остаток вашего, Ася, гонорара -- на столе. Всего наилучшего.
   И, посмотрев на меня, добавил:
   -- Прощай, моя танцовщица.
   С этими словами Семен Семенович вышел. Щелкнул запирающийся замок. Алексей повернулся ко мне:
   -- Танцовщица? О чем это он?
   -- Потом, потом расскажу, -- сказала я и закрыла ему рот долгим поцелуем. А потом нам было очень хорошо.
  
   На следующий день я переехала к Алексею.
   Через день он сказал, что история с Елизаветой Юрьевной не закончилась -- в больницу ее не довезли. Она пришла в себя через десять минут после отъезда. Врачам она энергично заявила, что страдает редкой формой эпилепсии, что скорую вызвала со страху не знавшая о болезни соседка, что все прошло и что везти ее в больницу не нужно. Она уговорила бригаду отпустить ее у ближайшей станции метро, и "скорая", естественно, не поехала к седьмой больнице, где ее уже ждали. А сердечный приступ или что-то похожее Елизавета Юрьевна наверняка вызвала у себя заранее, проглотив на всякий случай что-то у станции метро, и добавив у себя дома. Это ее и спасло, позволив прикинуться умирающей и сбежать по пути в больницу. Семен Семенович получил нахлобучку и принялся со страшной силой искать ее. Обращался и ко мне, узнать, о чем мы говорили, и не наведет ли это на след, но я помочь ему толком так и не смогла.
   О чем совещались Михаил Петрович, Семен Семенович и Алексей в машине, я так и не узнала, Алексей молчал, как рыба.
   На столе после уходе Семена Семеновича я нашла еще десять тысяч долларов. Что же, довольно щедро по нашим временам, когда норовят забыть оказанные уже услуги.
   Перстень я отдала Настиной маме и рассказала почти все, что со мной случилось. Продать его помог через свои связи Алексей -- связанные с этим расходы оказались немалыми, потому что нужно было хранить все в тайне, и в результате Настина мама совершенно легально получила наследство в полмиллиона долларов от дальнего родственника из Парагвая. Как я ни упиралась, меня буквально заставили принять десятую часть этой суммы -- как подарок на свадьбу.
   Работу в автосалоне я оставила, и восстановилась на филфаке университета. Чтобы не будить Алексея, занятия аэробикой перенесла на вечер, а по утрам стала бегать.
   Если бы я только знала, к чему это приведет! Но это уже другая история...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"