Аннотация: Альтернативная система среднего образования начинается с маленького зернышка - сельской школы. Легко и весело о сложных и принципиальных вещах нашей жизни читайте в романе "ВТОРОГОДНИК"
Олег Литвишко
ВТОРОГОДНИК
социально-педагогический фантастический роман
Вместо аннотации
Если Вы живете, значит, это Кому-нибудь нужно! Им может быть Господь, инопланетянин, Высший Разум или Закон Природы - неважно; важно, что каждая Ваша задумка - оценена, каждое Ваше действие - взвешено. За очень редким исключением, мы, люди, придумываем, но не решаемся; задумываем, но не начинаем; начинаем, но не сразу; делаем, но не доделываем... И если этот Кто-то сочтет причины, по которым с нами так происходит, уважительными для Него, то Вас могут вернуть на линию старта, оставить на "Второй Год".
Не знаю, сколько таких людей; не знаю, по каким критериям происходит отбор; но один пример мне известен: Я - Второгодник!
Кому дают - с того и спрашивают! Кому доверяют - того не прощают! Ответ придется держать - спрос будет жестокий...
14 июля 2019 года, воскресенье - 14 июля 1965 года, среда.
Меня зовут Игорь Михайлович Мелешко. Сегодня, 14 июля 2019 года, мне исполнился шестьдесят один год. По этому случаю был организован семейный праздничный ужин, который традиционно перетек в посиделки, и до постели я добрался слегка уставшим и чуть-чуть пьяным. Денек получился длинным.
Терпеть не могу отмечать свои дни рождения! Мама приучила меня относиться к этому "празднику" как к событию, высосанному из пальца и символизирующему собой симбиоз самодовольства именинника и лицемерия гостей. Находиться в центре внимания множества людей, слушать пустые формальные здравицы, тайком оценивать подарки и прикидывать, кто как в действительности к тебе относится.... Короче - бр-р! За долгие годы мне удалось стать профессионалом высокого уровня по увиливанию от этого мероприятия. В ход шли липовые командировки и больничные, непредвиденные обстоятельства, которые совершенно невозможно отменить, и многое другое. Последние же, пенсионные, годы я спрятался на даче и единственными поздравлятелями остались мои родные: жена, дочки со своими половинками и внучки. Зная мои "задвиги", они стараются обходиться самым минимумом слов и действий: поцелуют, подарят, усадят за стол. В остальном этот день такой же, как сотни других. Меня это более чем устраивает, а они привыкли.
... Спать не хотелось. Я лежал с закрытыми глазами, и в голове разные картинки моей жизни проносились, не заморачиваясь какой-либо логикой и порядком. Вспомнилось безумное знакомство с женой, рождение девочек, увольнение из армии, жуткие годы перестройки. Учеба, работа, семья - картинки, как в ярком калейдоскопе, плавно менялись, навевая спокойствие и даже вселяя радость. В голове тихонько застучал метроном, задавая ритм этому вращающемуся действу.
Вскоре мысль сфокусировалась на глубоком, еще дошкольном, детстве. Вспомнился Октябрьск, первый класс... Я давно и преспокойно забыл и этот поселок, и эту школу... А тут почему-то вспомнилось, да так ярко... Там мы жили с мамой вдвоем, а она была молода, красива, весела и энергична. Ощущения такие острые, что даже почувствовал терпкий запах соснового леса, в котором пряталось наше, в общем-то, большое село. Вот вместе с ватагой мальчишек бегу в сторону березовой рощицы, которая торчит невдалеке ярким белым бельмом на коричнево-зеленой поверхности остального села... Все так ярко: и цвета, и запахи, и звуки!!! Метроном вдруг зазвучал громче и как-то, мне показалось, веселее.
Ценность рощицы состояла еще и в том, что там было легко и интересно лазать по деревьям. Другого такого места в селе не было. Визг, писк, возбужденные голоса, в том числе и мой!!! Я лезу по дереву, смотрю вверх и сквозь листву вижу бледно-голубое солнечное небо. Снизу долетает визгокрик Вовки (вот, вспомнил же, а, впрочем, может, придумал): "Игорь, не лезь дальше - упадешь!" И я, действительно, падаю. Медленно приближается земля. Рассматриваю траву, камешки, ручеек муравьев - все так отчетливо и значительно, что невозможно не залюбоваться! Метроном загрохотал так сильно, что по всему телу пробежал холодок страха. А потом - удар!... Я почувствовал, как мозг сильно стукнулся о затылок..., потом услышал, как с треском сломался нос... Внезапно все вокруг стало отвратительным и мерзким и так жалко стало себя, что захотелось лечь, поджать ноги и плакать от обиды... Ударила яркая белая вспышка, замолчал метроном. Всё накрыла темнота.
Очнулся, или проснулся, или сменил сновидения - непонятно. Меня качало. Щека в каком-то ритме отрывалась и падала на что-то мягкое. По-прежнему было темно, но снаружи доносились какие-то неясные звуки. То ли из-за ритма качки, то ли от обиды на собственную беспомощность и невезучесть, но моя внутренняя сущность взбунтовалась и извергла наружу все свое содержимое.
- Ах, ты ж, поди! Что ж ты, малец, делаешь! Живой, значит! - донеслось откуда-то сверху. Похоже меня поворачивали, но кто, куда и зачем - было не понять.
А потом голова взорвалась болью. Нет, не так! - БОЛЬЮ!!! Она сильно пульсировала и внутри, и снаружи. Снаружи боль сжимала, изнутри - выдавливала; плющились мозги, вылезали из орбит глаза, стучали барабанной дробью ушные перепонки, зубы, казалось, вырывались изо рта... Я застонал.
- Ах, ты ж, поди!... Куда ж ты? ... Что тебе сдалось, ... зачем так? - этот голос был повсюду и только добавлял мучений.
- Ну, к черту такой сон! - подумал я... или не я, и не подумал, а увидел... во сне. Сил хоть что-то анализировать не было никаких. Все было так реально и так... больно!!!
- Боже, помоги! - от полной безнадеги страстно взмолился я.
После этого очень быстро боль отступила на задний план, спряталась за какой-то перегородкой и бушевала уже там, не задевая. Чувствовалось, что она есть, но не беспокоили ее результаты. Не успев этому удивиться, я услышал ГОЛОС. Он рождался где-то в глубине, в районе солнечного сплетения, и, сотрясая все тело, по позвоночнику поднимался в голову:
- За Тобой Долг! Ты Обещал и Не Сделал! Я Ждал и Не Дождался! Причины У Тебя Были, но Больше Оправданий Я Не Приму! Я Наблюдаю за Тобой! Мне Интересно! Чуть-чуть Тебе Помогу! Память! Сила! Интуиция!
ГОЛОС еще разносился эхом внутри черепа, а Боль уже вернулась! Зараза! Вместе с этим проснулись внутренние силы - где-то в глубине меня родилась Злость и стала яростно продираться наружу, сцепившись с Болью и Беспомощностью. Что-то стало меняться в лучшую сторону - я почувствовал руки и ноги, которые сразу же пустил в дело, начав ими что-то колотить.
- Ах, ты ж, поди! Что ты творишь, пацан! - сказал кто-то сверху. Похоже, он чуть не выронил меня, а потом положил на землю. Это стало понятно потому, что какой-то камень впился в спину, а в руке оказался пучок травы. Между тем я продолжал молотить руками и ногами по земле, ворочаясь с боку на бок. Боль отступала, но далеко не уходила.
- Сыночек!!! - донеслось откуда-то издалека. Этот крик звучал часто и ритмично, совпадая с ритмом Боли. Он приближался. Мне никак не удавалось понять, что слова и звуки издавали какие-то люди - был как будто бы в коконе. Открыть глаза не удавалось, хотя, впрочем, я и не чувствовал, что они у меня есть - вокруг была Темнота и Боль.
- Сыночек!!! - крик раздался совсем рядом. - Петрович, что ты с ним сделал? Что с ним?
- Валентина, да живой же он! Не блажи! Он упал с дерева, а я его подобрал... Пацаны кликнули! Несу вот! Что делать-то?
- Неси ко мне домой. Знаешь, куда? Вовка, беги в медпункт за Надеждой, объясни ей, что к чему, пусть возьмет с собой, чего надо. Петрович, да держи же ты голову, трясешь ведь! Санька, беги вперед - поставь чайник на плиту. Только воды набери! - Указания сыпались, как пулеметная дробь.
Я попытался открыть рот, и, похоже, мне что-то удалось - смог вытолкнуть из себя слова:
- Таблетку от головы...
- Что, сыночек? - воткнулось мне в ухо.
- Таблетку от головы, - повторил я более уверенно. - Откройте глаза...
- Сейчас... сейчас, сыночек, чуть-чуть осталось. Домой только... это рядом. - Уже можно понять, что голос волновался, а потому говорил не очень связно. Боль отступала, правда, не торопясь, и, вообще, все было очень плохо: трясло, жутко болела голова, глаза не открывались, в нос кто-то напихал какой-то гадости, и он не дышал. Терпение заканчивалось, хотелось заорать, но в горле, будто кляп, торчал какой-то ком. Оставалось только мычать, что я и делал, вкладывая в это нехитрое дело всю безнадегу ситуации.
- Сейчас, сыночек, сейчас.
Более чем странная ситуация: какой-то Голос, мое общее состояние, звуки снаружи кокона... Все это не добавляло адекватности моим мыслям, но и на сон было не похоже. Росла Злость!
- Какой, к чертям, сыночек! У меня внучек полная горсть! Эй, кто-нибудь, помогите! - все это я художественно промычал, но никто не понял.
Наконец меня донесли и положили, поддерживая под голову, дали попить воды. Ком в горле сжался настолько, что удалось попросить таблетку от головы. Кто-то что-то положил в рот и снова дал попить. Эти действия сопровождались какими-то словами, разными голосами, шумом шагов, хлопаньем двери - но все пролетало мимо моего сознания, не зацепляясь.
- Глаза протрите! - произнес я так, что смог себя услышать.
- Странный голос, скорее даже голосок! - пронеслась мимо какая-никакая мыслишка.
Боль затихла почти полностью. Толкалось что-то в виски, но терпеть было можно. Смоченной тряпкой кто-то протер глаза, и вскоре один, левый, открылся.
- Вот же, епрст - на краю кровати с тряпкой в руке сидела моя мама, невозможно молодая и родная. Внутри все сжалось и затихло. Значит, все-таки я сплю, а так хотелось чуда. Все замерло: звуки и ощущения. Судя по шевелящимся губам, мама что-то говорила. Но во мне стояла звенящая тишина.
Не знаю, сколько времени это длилось, но, когда мама дотронулась мокрой тряпкой до моей щеки, все взорвалось! В мозг тысячами игл ворвались звуки, смыслы, память - жизнь.
- МАМА??! - полушепотом спросил я, беря ее за руку. - Это ты?
- Ну, а кто же, сыночек? - это был ее голос, и это было одно из двух имен, которым она меня называла, - Игорек и сыночек. Я зажмурился и затих, переживая невозможное, что было совсем непросто. Из всего окружающего хоть какую-то материальность имела только мама. До нее можно было дотронутся, и еще: она была теплая.
Все остальное не лезло ни в какие рамки и не поддавалось никакому осмыслению.
- Боже, помоги! - взмолился я, "а в ответ тишина". Такой неопределенности мое сознание не выдержало и отключилось.
Когда я очнулся, за окном было темно. За столом сидела мама и что-то читала. Тело и голова вели себя вполне миролюбиво и не болели. Единственное, что было не так, - это сильная слабость, впрочем, приятная. Не хотелось вставать, говорить и думать. Лежал, как огурец на грядке, смотрел на маму и млел от того, что вижу ее. Как же давно я видел ее такой? Собственно, всю мою прошлую жизнь. Судя по маме, лет пятьдесят назад. Как же я люблю ее!
Похоже, она почувствовала взгляд, обернулась и посмотрела на меня, еще не вынырнув из книжных событий.
- Сыночек, ты проснулся? Слава Богу! Я уж надежду стала терять... Ты спишь больше суток!
- Мамочка... - я улыбнулся и снова уснул.
Когда проснулся следующий раз, то было светло. Мама, стараясь не шуметь, одевалась, а мое тело было полно сил, во всяком случае - так казалось.
- Сыночек, проснулся? Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? Что-нибудь болит? - мама всегда ставила еду выше всяких там болячек. Кормить меня она могла без остановки весь день, и если я говорил, что есть не хочу, то воспринимала такую неправильность, как сигнал к атаке. Приходилось позорно убегать с поля боя. Но сейчас есть хотелось, причем зверски, что и сказал маме. У нее открылось второе дыхание, и частота движений возросла в разы, поднимая ветерок и закручивая его по стенам. Через мгновение торнадо квартирного масштаба вылетело на кухню.
Когда я увидел на столе до боли знакомую чугунную сковородку с жареной картошкой и большой отбивной, то понял, что одно чудо в моей жизни все-таки случилось, и меня перенесло по волнам времени к моей молодой маме. Разглядывая картошку, вдыхая ее аромат, постепенно и с большим удовольствием свыкался с мыслью, что эта женщина, которая пахнет, как мама, говорит, как мама, и готовит, как мама, не может быть духом, сном или чем-то иным. Это просто настоящая МАМА!!! А я ее семилетний сын, которому внутри шестьдесят один год. Приснится такое не могло. Ну, никак! Дела!!!
Попытку вскочить с кровати мое тело не одобрило, и голова, резко закружившись, едва не сбросила меня на пол. Снизив обороты, добрел до рукомойника и умылся, попутно ощупав сливу носа и оплывший глаз, который по-прежнему ничего не видел. Из зеркала на меня смотрел Я, малой, со страшным, избитым лицом. Общая картина бытия обрастала деталями, подтверждая ту мысль, что я попал в собственное детство. Хотелось завизжать от радости, но торопиться сделать это было боязно из-за возможного подвоха и последующего разочарования. Много раз мечтал об этом и, похоже, накликал.
Сделав утренние дела и приблизившись к столу, мое существо, все чувства, ощущения и прочие рецепторы услышали, увидели, унюхали это божественное блюдо, которое последний раз попадало мне на зуб еще в школьные годы. Это чудо называлось - мамина картошка "по-царски". Божественно, непередаваемо, бесподобно! Мне казалось, что я чувствую запах каждой картошинки в отдельности, каждой лаврушинки и перчинки - таким острым было мое восприятие. Удивленно оглянулся - и вдруг сотни разных запахов и звуков пронзили меня своей ясностью и в то же время неуместностью. Ничего похожего испытывать мне не доводилось.
Эту мистику трудно описать и понять. Похоже, детские рецепторы и органы чувств работают не так, как у взрослых, а на полную катушку и несут несравненно больше всяческой информации. С годами мы эти способности постепенно, пропорционально взрослению, теряем до тех пор, пока все вокруг не сделается пресным и перестанет приносить хоть какую-то радость.
- Сыночек, поешь и ложись, тебе еще рано вставать. Отлежись, а мне надо на работу сбегать. Я ненадолго, просто так не буду там высиживать.
Мама работала в библиотеке, а по совместительству ещё была и директором клуба. Все вместе это называлось культпросвет отделом, а мама - его руководителем. Начальник, однако! Она любила эту работу, и сельчане любили ее на этой работе. Они почтительно обращались к ней Валентина Ивановна, или просто - Ивановна, хотя ей было всего тридцать шесть лет.
Насладившись едой, я некоторое время бродил по комнате, а потом и по квартире. Меня завораживала открывшаяся мне какофония звуков, запахов и картинок, настолько все это нереально. Нереально в том смысле, что так не бывает, со мной никогда не было, но тем не менее вся эта катавасия наполняет окружающее ясным физическим смыслом. Парадоксальность ситуации заставила меня лечь на кровать и задуматься над простыми, на первый взгляд, вопросами: Все это сон или реальность? Я сплю? сошел с ума? или действительно перенесся в собственное тело семилетнего возраста?
То, что меня окружало, кричало о том, что все реально: мама, живая и теплая, когда ее обнимаешь; слышно, как бьется сердце; картошка, та самая, из детства; щипки и шлепки по разным частям тела вызывают знакомые ощущения. Ни одной неожиданности, кроме того, что обостренно ярко и сочно. На другой чаше весов пудовыми гирями лежали жизненный опыт и старческий цинизм - так не бывает! Потому что никогда! Назови, у кого так было, - и я поверю в эту сказку!
Я продолжал лежать, а окружающая действительность давала о себе знать разными новыми звуками: хлопнула входная дверь, где-то под кем-то стукнула табуретка на неровном полу, зашуршал тюль у открытой форточки, и оттуда вдруг потянуло запахом хвойного леса. У противной стороны аргументы оставались прежними: так не может быть! Однако эта твердолобость подмывала первоначальную несокрушимость ее позиции. Жизнь вокруг, органы чувств, ощущения, а главное - страстное желание того, чтобы все это оказалось правдой, - начали медленно, но уверенно, перевешивать.
Этому способствовало еще и то, что последние годы своей жизни, особенно пенсионные, я любил читать книжки про попаданцев. И, таким образом, оказался подготовленным перцем, то есть моя психика удивительно спокойно восприняла все эти кульбиты сознания. Доставляло волнение лишь то, что все может оказаться ненастоящим и развалиться, как сновидение. Я боялся проснуться.
Окончательно поверить в реальность происходящего пришлось после того, как случайно дотронувшись рукой до своего носа, мгновенно породил ту самую Боль, которую уже начал забывать. Во сне так не бывает. По мере распространения этой мысли по телу, меня наполняла радость и щенячий восторг. Значит, все-таки ПОПАЛ!
По закону жанра мне следовало бы представиться и начать строить планы по спасению Отечества и изменению мировой Истории, но, увы, мое тело просто лежало, млело и эгоистично плевать на все хотело.
Представиться, конечно, представлюсь, как иначе. Более того, попробую представить себе, чем может заняться шестидесятилетний мужчина в семилетнем теле. Попробуйте вообразить - это несложно - что вам на старости лет предложили годик посидеть за партой и поизучать букварь и природоведение. Представили? Вот и я о том же...
Итак, кто же и что же я такое?!
Детские годы, до восьмого класса включительно, можно опустить, потому что они ничем не отличались от школьных лет миллионов советских мальчишек: много школы, много спорта и много шалостей во дворе; первая любовь и многочисленные драки.
Имеет значение только то, что в эти годы родилась и окрепла моя страсть к чтению. Она осталась со мной на всю жизнь. Чтец я запойный. Это когда вы не можете оторваться от книжки всю ночь, даже сидя на горшке в туалете, потому что больше негде сидеть, потому что все спят. Благодаря школе, которая привила мне отвращение к классической литературе, моя страсть имеет единственное ограничение: Толстой, Достоевский, Тургенев..., бр-р, терпеть ненавижу, - а так, читал я всю свою жизнь, каждый день, при первой возможности.
После восьмого класса поступил в Суворовское училище и на долгие 14 лет начался мой "роман" с Вооруженными силами. Трудное и противоречивое время: с легкостью учился на отлично, стал подготовленным специалистом, но офицером был никудышным. Армию не любил, причем во всех ее проявлениях. Хорошо знал технику и любил ее водить, но ненавидел запах солярки и с трудом надевал промасленный комбинезон; стрелял неплохо, но физически ненавидел запах горелого пороха... Бесконечные полигоны, бег зигзагом по кочковатым полям, прогулки с рюкзаком и оружием на дровах с неуместным названием - лыжи... Да мало ли, что еще я не любил - все не любил!
Кроме физической нелюбви, с этой дамой, армией, у нас была еще и психологическая несовместимость. Ее природа тоже скрывалась во мне: я не умел подчиняться. Думаю, не надо объяснять, как тяжело живется такому человеку в условиях всеобщей тяги к беспрекословному подчинению. Бесконечное искрение наших отношений имело вполне понятные последствия. Я много, очень много времени проводил на гауптических вахтах, и меня регулярно футболили из части в часть. За двенадцать лет службы я провел на гауптвахтах в общей сложности примерно год. Собственно, гражданская жизнь приняла меня прямо с родной гауптвахты на Садовой в Ленинграде. Ко всему прочему, за семь лет службы офицером я сменил семь воинских частей. География обширна: от Германии до Камчатки. Мировой рекорд, наверное.
Однако, несмотря на взаимное отторжение и на то, что в последние годы советского времени армия находилась, мягко говоря, в плачевном состоянии и мои претензии к ней зачастую были обоснованными, - ни тогда, ни сейчас никому не скажу о ней ни одного плохого слова. Более того, и сейчас, и тогда, и в маменькино-дезертирских девяностых, и в будущих десятилетиях - считаю, что все парни должны проходить через армию, несмотря на армейскую тупь, неуставные издевательства, опасность и горячие точки... Должны - и всё тут! Мы и так стремительно теряем мужское начало в нашем обществе - няни, воспитатели в садике, учителя в школе - женщины, да и в семьях по части воспитания детей они чаще всего доминируют. Информация к размышлению, однако...
Без ненависти отношусь к армии еще и потому, что отчетливо понимаю, что сформировался и стал таким, какой я есть, во многом благодаря ей. Что толку поливать армейские порядки грязью, если в противном случае я был бы кем-то другим. Мыслил и делал все иначе. Не факт, что получилось бы лучше, чем есть. С моим шебутным характером совсем не исключено было оказаться за решеткой, как некоторые мои одноклассники.
В армейские годы родилась вторая моя пожизненная страсть - практическая педагогика и, отчасти, социальная психология. Более того, мне посчастливилось два с половиной года поработать над внедрением педагогических принципов А.С. Макаренко во вверенных мне подразделениях. Это были самые счастливые годы в моей жизни. Такого воодушевления и какой-то одухотворенности я больше никогда не испытывал.
Мне не дали довести все до логического конца. Нетрудно догадаться, что самоуправление, как основа педагогического процесса, совсем не вписывается в армейскую действительность, где царствует принцип: "Я говорю - вы делаете, а иначе - привлеку за неисполнение". Мне не удалось никого увлечь своими идеями, несмотря на очевидные успехи, в том числе и в боевой подготовке. Более того, нашлось немало защитников армейского уклада, которые докладывали и клеймили. Бог им судья! Из всех этих мытарств я вынес две полезные вещи: опыт применения педагогических техник и абсолютную убежденность, проверенную на практике, что идеи А.С. Макаренко работают и их могут освоить и внедрить даже такие средненькие педагоги, как я.
Учитывая совокупность всего сказанного, понятно, что моя жизнь уверенно катилась к увольнению. В советское время офицер мог оказаться на гражданке всего четырьмя легальными способами: через "дурку", за регулярное пьянство с публичными дебошами, за религиозное сектантство и по политике. Я не мог прикинуться дурачком в виду полного отсутствия связей в военной психиатрии, пьяные дебоши не мог принять и по причине отсутствия любви к алкоголю, и по причине довольно миролюбивого характера. Для сектантства у меня было недостаточно актерского мастерства и сволочизма, так что мне остался только путь политического диссидентства, чем я и занялся с 1985 года, после того, как особисты под расписку довели до меня требование прекратить свои педагогические эксперименты - иначе меня посадят в тюрьму за разрушение устоев...
Вот такой получился Бахыт-компот. С одной стороны, не любил армию, и она всячески меня отторгала, а с другой, я там сформировался и испытал творческий экстаз, которого у меня никогда больше не было. Я ей благодарен, даже несмотря на то, что меня выкинули с "волчьим билетом". Что это такое? Это значит, что мне не дали никаких подъемных; лишили прав на получение квартиры, которая была положена всем увольняющимся офицерам; и выдали такие бумаги, что я не мог устроиться на работу почти год, - меня в итоге приняли лишь ночным сторожем на свалке битых грузовиков, причем первые полгода без оформления трудовой книжки. Закрылись и двери университета, который мне хотелось бы закончить, чтобы иметь возможность работать в школе.
Где-то в военкомате до сих пор лежит моя характеристика как врага перестройки, антикоммуниста и личности, дискредитировавшей высокое звание советского офицера. Наверное, более ушлые ребята после развала Союза использовали бы этот документ для продвижения по карьерной лестнице, но у меня такая катавасия вызывает лишь грусть при полном отсутствии желания поднимать этот флаг. Закончился мой "военный" роман, началась гражданская жизнь, к которой я сумел хоть как-то приспособиться лишь через долгие десять лет и уже в другой стране.
Нельзя сказать, что эти годы прошли бесполезно. Конечно, нет. Я посетил на грузовичке, на котором работал, десятки позднесоветских предприятий, получив очень интересный и поучительный материал для размышлений и анализа. С отличием закончил ЛИАП и поработал инженером по ремонту компьютеров для станков ЧПУ, помотал перфоленты с программами, научился программировать в машинных кодах и Ассемблере, не говоря о языках высокого уровня. Вместе со всей страной помыкался в очередях, помотался "ночниками" в Латвию за продуктами. Собирал и продавал Синклеры и АОНы, отправлял лес на экспорт, пару раз получил по башке от бандюков, взлетал и падал до полной нищеты в своем благосостоянии. И, наконец, второй раз в жизни сломал свою психику, превратившись из правоверного, искреннего коммуниста в циничного и опытного бизнесмена.
Параллельно с набиванием шишек об асфальт практической жизни продолжал учиться. Во-первых, как любого умника, который сам себе задает много вопросов, меня не миновала чаша чтения от корки до корки всех толстых журналов. В последние советские годы много чего всплыло из темных недр нашей литературы, публицистики и науки. Такого объема талантливой "чернухи" ни до, ни после мне не приходилось выливать себе на голову. Сломался я на "Архипелаге", моя коробочка переполнилась, и с тех пор "умную, высокохудожественную" литературу я не читаю. Пробовал несколько раз на зуб модных и популярных, но, открывая книжку, каждый раз натыкался на причитания эстетствующих богомолов и бросал, не осилив и треть. К тому же, чаще всего это опять была чернуха, на которую у меня сформировалась устойчивая аллергия. Конструктива ноль.
Тем не менее, моя мировоззренческая подкорка претерпевала самые разнообразные изменения. Пристрастия активно смещались от коммунизма к прозападнической демократии - через восточный мистицизм и религиозные изыскания - к социальному монархизму. Широкий был диапазон. Кроме чтения, активно искал единомышленников. Посещал Сайгон, всяческих сектантов, типа кришнаитов, "зависал на флэтах" с рокерами, творческим подпольем и философами, активно работал в клубах "Перестройка" и "Синтез", которыми руководили Чубайс и Львов, где кучковалась вся ленинградская группа политиков и экономистов. Много чего было, и все оставляло в моей голове свои пазлики, из которых получилось то, что ... получилось.
В двух словах это - следующее. Самое продвинутое социальное учение - коммунистическое, но оно остановилось в своем развитии вместе с началом Великой Отечественной войны; а Советский Союз, несмотря на устоявшееся мнение, так и не приступил к строительству социализма, зациклившись на сломе старого общества и концентрации власти в руках партийной номенклатуры. Всяческие демократии - это и вовсе манипулятивные теории и практики, имеющие своей целью создать механизм спускания социального пара, не доводя общество до неуправляемых революций. Есть еще всякие суррогаты, типа китайского социализма, чилийского тоталитаризма, иранского религиозного фундаментализма, но эти темы не имеют отношения к планам моей новой жизни, а потому их можно спокойно опустить.
Жить мне предстоит в тоталитарном государстве с партийной диктатурой, которое или по заблуждению, или по незнанию, или из каких-то групповых (читай партийных) корыстных интересов именуется социальным, т.е. социалистическим. Закончился хрущевский идиотизм и начался брежневский "коллективизм" или застой, когда любое решение забалтывается и топится в болоте массовки. Оттепель доживает последние дни и, вопреки мнениям шестидесятников, не рождает ни одной конструктивной мысли, только сплошное злопыхательство и диссидентство. Все это располагается где-то очень высоко, а внизу живут и работают потрясающие люди, с огромным количеством идеалистов и максималистов, ставящих интересы страны далеко не на последнее место. Дружба и любовь еще пока мотив для тех или иных поступков, еще верится в высокое и чистое.
Что ж продолжим перечислять мои skills. Осталось разжевать коммерческие достижения, которые могут пригодиться здесь и сейчас. В девяносто седьмом году я встретил Виктора, который уже стал к тому времени успешным и обеспеченным коммерсантом. Он смог перепрыгнуть из социализма в капитализм и прилично там устроиться, то есть сделать как раз то, что у меня категорически не получалось. Это великое счастье, если вам удается встретить успешного человека в выбранной вами области и наглотаться его успеха по самые гланды, возможно, потому что, по обыкновению, они (успешные люди) не жадные и даже щедрые. В бизнесе таким счастьем для меня стал Виктор. Я ему обязан многим и благодарен за все. Он едва ли не единственный, кого я так и не смог назвать на "ты", хотя мы одногодки. Так сильно мое к нему уважение.
Он создал мне условия и дал возможность заниматься start up-ами. Это означает, что я "генерил", или подсматривал, или подслушивал бизнес-идеи и запускал их. Много всякого довелось поделать, а пазлики-то накапливались. Микроэкономика стала для меня домом родным. Оглядываясь назад, могу так сформулировать свою профессию - управленец, для которого важно собрать и настроить команду, а что она будет делать - вторично.
География моих бизнес-перемещений распространялась от Бельгии до Китая. Учился бизнесу в Америке, Бельгии, делал его в Европе, России и Китае. Области или темы проектов были самые разные: от сети химчисток в Питере до сети кондитерских в Китае. Далеко не всегда мне сопутствовал коммерческий успех; в Китае, например, проект вылетел в трубу с большими потерями - не захотели китайцы есть европейскую кондитерку, а адаптировать рецепты под их вкусы мне не удалось. Там вообще было много проблем, целая горсть, и все - труднопреодолимые. А вот интернет-магазин, который торговал китайскими товарами на китайском же рынке, мы вполне успешно раскрутили.
Вот, собственно, и вся моя жизнь. Передал дела своим двум дочкам, построил загородный дом со столярной мастерской и вышел на пенсию. Из полезного освоил технологию производства термодоски и клееного профилированного бруса. Наверное, все. Разве что годик подрессировал на площадке свою овчарку. А что, тоже опыт!
Подведем итог. Я совсем неплохой инженер по эксплуатации и ремонту колёсных и гусеничных машин и разработке, запуску и управлению транспортным хозяйством. По этим вопросам мои очень неплохие знания подкреплены пятилетним армейским опытом.
Далее. Аналогичная ситуация с электроникой: аналоговой, цифровой, и с программированием.
Далее. Офицерский опыт дает мне возможность "рулить" подразделениями, до батальона включительно. Понятно, что это не мое, но я обучен и пробовал.
Далее. Педагогика. Знаний прорва, практически все, что есть стоящего в этой области, я знаю, читал и многое пробовал. Есть более чем двухлетняя практика формирования и воспитания коллектива. Кроме того, мне посчастливилось пожить в селе Сахновка и поработать в авторской школе А. А. Захаренко. Немного, всего неделю, но Александр Антонович подошел ко мне добросовестно и отформатировал мои педагогические мысли очень качественно. Его я считаю своим "педагогическим счастьем". Многие педагогические знания я использовал в своих бизнес-коллективах. Таким образом, теория подкреплена практикой и здесь.
Далее. Большой, мягко говоря, бизнес-опыт. От задумки и составления глубоких бизнес-планов до практической реализации проектов, настройка бухгалтерского и управленческого учета, финансовый анализ и пр. Россыпь всяческих технологий: от изготовления авторских художественных тортов до выделки, чистки и краски кожаных изделий. Это то, что я умею делать руками и знаю в теории. Кое-что из этого можно будет попробовать запустить и здесь.
Я сполз на пол. Положив под голову подушку и повздыхав для приличия, начал перебирать слова, которые сказал мне Голос. Уворачиваться долго все равно не получится. Голос, или его владелец, дал мне вторую жизнь и надо быть абсолютно неблагодарной скотиной, чтобы проигнорировать его слова. Не говоря уже о невероятных возможностях и силе Существа, способного совершить такое. Но это все ёрничание и затягивание времени, чтобы не задавать себе невероятные вопросы и не искать на них приземленные ответы.
Во-первых, понятно, что Кто-то или Что-то, способное переносить сознание во времени, наверняка, имеет право взыскивать за невыполнение обязательств, или за долги. Это мне еще предстоит узнать. Спрос будет суровый. В прошлой жизни вера в Бога обошла меня стороной, но тем не менее я верил, что существует некая высшая организующая сила. Назовем ее привычным понятием - Сущность.
Зачем мы рождаемся и живем? Зачем существует человечество? Зачем во Вселенной возникают разумные формы жизни? Есть ли в этом какой-нибудь смысл, или это побочный эффект космических процессов? На эти вопросы ни у кого нет ответов. Мы слишком мелки и не образованы для этого. Остается только вера, вера - без доказательств. Вера в то, что раз нас кто-то или что-то наделило разумом, то ему это нужно. А, следовательно, у вразумления человечков есть цель и должен быть результат. Это позиция верующего человека.
Есть атеистическое отношение к жизни. Его можно выразить так: родился - "поколбасил" в свое удовольствие, желательно без внешних препятствий, и умер без следа. Это никак не вяжется с моим представлением о разумном. Такая жизнь - полная Бессмыслица. Абсолютная глупость - распылять в прах такое редкое явление, как разумное существо. Миллиарды лет создавать, чтобы попользовать лет сто и выкинуть? Так или нет - не знаю, но звучит бессмысленно. Природа видится мне слишком сложно организованной штукой, чтобы допускать такое расточительство.
А посему мы возвращаемся к разумной силе, которая задает смыслы и направления, использует результаты. Для меня это Сущность. Она определяет законы, по которым мы живем, и задает смысл и цель нашего бытия. Она дает нам уроки, вручает кому соху, кому калькулятор и держит экзамен на соответствие тебя, твоей жизни, тому самому смыслу, который Она на тебя возложила. Сдал экзамен - поднимись на ступеньку выше, не сдал - либо на переплавку, либо на второй год.
Меня Господь оставил на второй год! Не знаю, какие у него бывают награды, но то, что он дал мне второй шанс, воспринимается подарком. Наверное, не безнадежен, и в моей предыдущей жизни было что-то, что имеет смысл, и что нужно сделать, реализовать, пробить, построить, доделать. Пока непонятно, что бы это могло быть, но мы разумные люди и знаем, что второй шанс дают для чего-то, а если и второго раза недостаточно, чтобы это понять, то значит, ты полностью безнадежен и тебя стоит сдать в утиль. Лишним аргументом к тому, что в поисках смысла жизни надобно повнимательнее присмотреться к своей прошлой жизни, является тот приятный факт, что Господь оставил мне мой разум. Я воспринимаю себя тем же 60-летним старичком, с тем же мыслительным аппаратом и той же памятью, которые были у меня в прошлой жизни.
Вот такой Кто-то, для простоты я буду называть его Господом или Сущностью, снизошел до меня и обозначил свое пожелание. Отмахнуться от этого не получится, потому что мне самому требуется ясность в том, что делать, в противном случае я не смогу сделать вообще ничего.
Итак, что мы имеем?
Во-первых, мне включили счетчик, за некий Долг. Не помню, чтобы я когда-нибудь общался с Сущностями и что-то им обещал, но разве с ними поспоришь, говорят есть Долг, значит, он есть. Отсюда следует только одно: по окончании жизни, в случае неудачи, меня обнулят навсегда. Возможно, прикрутят фитилек и раньше, чтобы не коптил, если станет понятно, то Долг с меня не получить. Узнать бы достоверно, в чем этот Долг заключается.
Во-вторых, Сущности интересно было за мной наблюдать. Значит, во мне что-то выходило за границы среднестатистического, или я делал что-то этакое. Ну, тут все просто. Если что-то и было во мне нестандартное, так это дела, связанные с педагогикой. Все остальное у меня или во мне как раз средненькое: средненький офицер, средненький электронщик, средненький коммерсант.
Педагогика педагогикой, но о чем речь? Создать авторскую школу? Все это, пусть в небольших количествах, но уже было. Там поработали очень талантливые люди, титаны. Мои педагогические взгляды, по сути, компиляция их идей. Своего собственного у меня не так уж и много. Разве что...
В свое время я пытался проработать идею создания Сети Авторских школ. Это мое собственное, во всяком случае, ни у кого читать не доводилось. Причем ее, Сеть, хотелось сделать способной к самостоятельному тиражированию, подобно системе земских школ, возникшей стихийно в конце девятнадцатого - начале двадцатого века.
Схема рисовалась примерно такая: создаем Авторскую школу, на ее основе формируем Инкубатор Авторских школ: обучаем директоров, даем им опыт и материалы для тиражирования, помогаем материально. По моим прикидкам, каждая такая школа должна отпочковывать от себя две-три новых, Авторских же, школы. Как-то так, получается подобие Бизнес-инкубаторов.
Думаю, что мой Должок где-то рядом с этой идеей лежит. Ничего невероятного в ней нет. Нужны только соратники, деньги, вернее, много денег, и чтобы Власть, как минимум, не мешала. А мне всего семь лет! Только-то и всего....
Мои мысли начали путаться....
Следующие несколько дней были наполнены очень важными и потрясающе интересными делами, изучением возможностей нового тела. Они, возможности, похоже изменились. Единственным, что отравляло жизнь, была головная боль, которая, как назойливая цыганка, появлялась каждый раз, когда чувствовала мой излишний азарт.
Первая находка обнаружилась утром, в момент просыпания. Ею стала запредельная острота всех органов чувств. Четкость и яркость картинки, обилие и сила запахов, острота слуха невероятны. Ничего подобного, даже близко, мне не приходилось испытывать. Одно из двух: либо Сущность так развлекается, либо у всех нормальных детей такая же сила чувств, просто мы, взрослые, уже забыли, как это бывает. В повседневных буднях нет необходимости в таких возможностях, вот они и отмирают за ненадобностью и дают о себе знать только в минуты опасности. Может же такое быть? Может! А вот, если бы человек жил, как Маугли, и ему были бы настоятельно нужны развитые органы чувств? Думаю, он видел бы, как зоркий сокол, обонял, как приличная овчарка, и бегал, как лань. Один очень известный семейный педагог защитил кандидатскую на тему о затухании с возрастом творческих и физических способностей у детей. Почему нет? Достаточно присмотреться, с какой легкостью двух-трехлетние дети учат два-три языка одновременно...
Я поставил открытую книгу на подоконник и, пятясь, читал ее, пока не уперся спиной в дверь. Метров пять-шесть до книжки, и это, похоже, не предел. Трудно описать эйфорию, которая охватывает, когда открываешь в себе такие возможности. А ведь еще пару дней назад я был стариканом в очках, без обоняния вовсе, да и слух оставлял желать лучшего. Энергия фонтанирует. Всматриваясь в окно, считаю иголки на соснах, по запаху легко определяю, что готовит соседка на кухне, или разбираю, о чем говорят бабульки под окном. Никак не могу успокоиться и мне не надоедает.
Вторым открытием стало состояние моего тела. Имеются ввиду мышцы, связки и всякое такое, а соответственно, сила и скорость. Совершенно неожиданно для себя раздавил стакан с водой. Платой стала дикая головная боль и мое полное обалдение. С этого началась новая волна исследований. С удивительной легкостью отжался три раза на одной руке. Усердствовать не стал. Вы пробовали попасть кулаком по летящей мухе? А я - легко. Успокоился, когда мух не осталось. Подкову не подкову, но металлический рубль согнул.
Не знаю, что во мне бушевало: адреналин, эйфория, кровь Древних или еще какая-то хрень, - но, когда на обед пришла мама, настроение ощутимо ухудшилось от того, что надо прерваться. Пока посвящать ее в новое положение дел я не готов. Безусловно, долго откладывать эти разговоры не удастся, но, главное, не сейчас...
Очень скоро стало понятно, что надо детально разбираться и с возможностями моего мозга. Пока ясно только, что они значительно возросли. Стартом для работы в этом направлении стало то, что, увидев на столе "Анну Каренину", я смог ее цитировать наизусть. Так же легко цитировались "Мертвые души" и "Как закалялась сталь", которые стояли у мамы на полке и которые я читал раньше. "Железный поток" А. Серафимовича процитировать не удалось, "то есть абсолютно". Эту книгу мне раньше держать в руках не доводилось.
Устройство автомата, БМП или танка вспомнились в чертежах до последнего винтика и даже с допусками и марками сталей. В училище учили хорошо, но даже тогда подобная глубина была вне досягаемости. Устройство космической ракеты "вспомнить" не удалось, а вот гранату для РПГ - пожалуйста.
Ошеломляюще удивительной стала возможность восстановить котировки на торгах акциями на мировых биржах с 1965 года по 2019. Информация вытекала из головы без всякого напряжения. В прошлой жизни мне доводилось заниматься торгами и даже анализом архивной информации, но не до такой же степени! В 2000-х найти такую древнюю и одновременно такую подробную информацию было невозможно. У меня сложилось впечатление, что мой мозг работал как радиоприемник. Задаешь ему тему, например, хочу почитать справочник Брадиса, и, пожалуйста, получите, - такое впечатление, что вы держите его в руках.
Сильно улучшилось запоминание. Я сначала прочитал десять страниц того самого Серафимовича, а через час легко повторил слово в слово. То же самое легко получилось сделать и через день. Попробовал прочитать и повторить пятьдесят страниц - пятнадцать страниц - слово в слово, а остальное - близко к тексту. Удивительно! И большое спасибо, Боженька!
Нет никакого сомнения, что уж тут без Сущности не обошлось. Она обновила, освежила и углубила мои знания из прошлой жизни, с одной стороны, и облегчила доступ к нужной информации, с другой. Настроила и упорядочила мой нынешний мозг. Одна память чего стоит! Ох, боюсь, когда предоставляют такие бонусы, спрос будет серьезный.
Ко всему прочему выяснилось, что я очень быстро читаю. В прошлой жизни на это было потрачено много времени, но к таким показателям мне подобраться не светило даже близко. Меня сильно развеселило то, что мои младенческие пальчики больше напоминали грабли, и совсем не были приспособлены к такой тонкой работе, как удержание ручки и написание букв. Пришлось начать тренировки в письме. Со стороны, наверное, это выглядело забавно, я даже язык высунул, как истинный первоклашка. Шутки шутками, но после первого дня таких тренировок руки болели так же сильно, как голова после падения с дерева.
Обнаружился очень приятный бонус, для меня приятный! Похоже, прорезался музыкальный слух. Боюсь сглазить. Отсутствие такового было моей тайной Болью всю прошлую жизнь, мой комплекс неполноценности. Боже, как мне хотелось выйти на сцену и спеть под гитару какую-нибудь красивую песню! Как же мне этого хотелось! Я даже собрал две музыкальные группы и выпустил их на сцену: в училище и в войсках, - а теперь поклялся себе, что если подтвердится наличие слуха, то обязательно научусь играть на гитаре и пианино, поработаю над вокалом и выйду на сцену, хотя бы один разок. Думаю, тогда отпустит.
20 июля 1965 года, вторник.
Я вышел из квартиры и поскакал вниз по лестнице. Меня переполняли восторг и предвкушение новых впечатлений. Засиделся дома, а энергия кипит и требует выхода.
Мышечная радость! В моей прошлой жизни про нее не писал только самый ленивый борец за здоровый образ жизни. По их мнению, ее наличие является верным признаком того, что вы стоите на правильном пути и проживете долго. Может быть, все так, но сейчас меня переполняют разные радости: слухательная, нюхательная, щупательная, зрительная и вкусовая, - возможно есть и еще, но пока маскируются. Все мои чувства обострены до предела: я слышу каждую из сотен птиц в отдельности и при желании могу сказать, где какая из них сидит, вижу метров с двадцати-тридцати бегущих муравьев, могу на ощупь определить породу дерева или цвет предмета, правда только три основных. Мне все равно, являются ли эти возможности даром Сущности, вернувшей меня в детство, или это обычные возможности ребячьего тела, которые, взрослея, мы незаметно для себя теряем.
Как бы там ни было, коктейль новых и посвежевших ощущений, бурлящих во мне, еще тот, "коктейль Молотова" отдыхает! Наверное, подобные чувства испытывают наркоманы, впрочем, не знаю, не пробовал. Мне постоянно хочется носиться, прыгать, смеяться. С этим надо что-то делать, потому что очень трудно сосредоточиться на чем-нибудь серьезном. Где-то и как-то надо расходовать эту энергию, желательно с пользой. Потрясающе!
На улице меня встретили мягкое ласковое солнышко, многоголосый птичий гомон и густой лесной воздух, наполненный запахом сосновой хвои. Я даже остановился, чтобы всосать в себя это богатство.
Рядом со входом, на скамейке, сидел Вовка и уныло ковырял палкой землю. Ему не повезло в жизни, потому что кто-то наградил его принципиальной неспособностью спать при дневном свете. Он, как барсук, отсыпается зимой, зато летом, особенно во время белых ночей, максимум, до которого он мог долежать в постели, - шесть часов. Все бы ничего, но до одиннадцати ему приходится скучать в одиночестве, потому что вся детвора дрыхнет по домам.
- О!!! Игореха! Ты чего в такую рань вылез на улицу? - взвизгнул Вовка, увидев мою сияющую рожу. - И чего ты лыбишься с утра пораньше? Обычно такое настроение у тебя бывает только после обеда.
- Не спится, а на улице такая клевая погода, - ответил я, запрыгивая на скамейку прыжком с двух ног.
- Осторожно, кабан, сейчас завалимся! - отреагировал Вовка.
- Если завалимся, значит, упадем, - я выпустил из себя умную мысль и расхохотался. - Кстати, ты все знаешь, директриса уже в школе?
- Да, прошла не так давно. А тебе зачем?
- Айда в школу, мне надо заявление отдать. Хочу сдать экзамены за девять классов и начать учебу сразу с десятого!
- Ты чего съел? Вообще крыша поехала? Какие экзамены, какой девятый класс? Ты себя в зеркале видел?
- Не съел, а ударился головой. У тебя на глазах.
- Во-во! Похоже, слишком сильно ударился, - перебил меня Вовка
- Ну, как бы там ни было, а заявление отнесу. Идешь со мной? - спросил я.
- Ну, пошли. Все лучше, чем одному сидеть. Ты странный какой-то сегодня. - Он пристроился рядом.
Наша поселковая школа была типовой. Одноэтажное деревянное здание, выкрашенное в салатный цвет. Коричневая дверь с пружиной в правом верхнем углу и белые окна с лохмотьями облупившейся краски дополняли унылую картину.
Перед школой находилось футбольное поле, окруженное беговой дорожкой, которой пользовались довольно редко, поэтому сквозь гравийную крошку довольно плотно проросла травка. Справа от школы расположился спортгородок, представляющий из себя ряды перекладин и брусьев разной высоты. Все это псевдоармейское великолепие сварено из металлических труб и участвует только в одном соревновании - кто из них быстрее и гуще зарастет травой.
С левой стороны к школе прилипла пристройка, где среди разного хозинвентаря проживали две колоритные личности: Петрович и дядя Искандер. Первый - учитель физкультуры, а второй - завхоз.
Петрович, будучи мастером спорта международного класса по классической борьбе и КМС по боксу, непонятно как залетел в такую глушь. Эти виды спорта наложили четкий отпечаток на его внешность. Природа поработала над ним топором и, чтобы не слишком усложнять процесс, не заморачивалась изменениями ширины в бедрах, талии, груди и плечах - оставила все в виде ровного бревна. Короткая шея представляла собой равнобедренный треугольник, который начинался от ушей вверху, и заканчивался на середине плеч внизу. Это великолепие силы и неповоротливости было награждено веселым, неунывающим нравом и имело только одну слабость - к слабому полу, а слабый пол имел слабость к Петровичу. Меня развеселила такая игра слов, настроение еще поднялось, хотя казалось, куда уж выше.
Дядя Искандер внешне был полной противоположностью Петровичу - высокий, худой и абсолютно неразговорчивый. Создавалось впечатление, что он мог молчать неделями, а уставал после двух-трех произнесенных слов. Но главной его особенностью было не это. Он был мастером боя на мечах и, вообще, на любом холодной железе. В свободное от работы время он либо танцевал с мечами на опушке, либо сидел у мамы в библиотеке. В мое время его назвали бы реконструктором, а сейчас он энтузиаст со странным хобби.
Наша школа состоит из одного коридора, в середине которого располагается рекреация со столом для тенниса, а по торцам очень маленькие спортивный и актовый залы. В коридор выходят двери от кабинетов. Их ровно десять, по числу классов, плюс кабинеты физики, химии, учительской и директорской. Вот, собственно, и все. Туалеты - на улице. Этакая сельская типикус советикус - старенькая, маленькая, облезлая, с печным отоплением. На фоне своих сестер, городских красавиц, она выглядит дурнушкой, а точнее - никак не выглядит.
Тем не менее, все великое, что смогла явить миру советская педагогика, родилось именно в таких школах. Антон Семенович Макаренко начинал в селе Ковалёвка около Полтавы, Василий Александрович Сухомлинский работал в поселке Павлыш, Александр Антонович Захаренко тридцать пять лет творил в селе Сахновка, Виктор Федорович Шаталов создавал свою образовательную систему в Донецкой области; 1 Трудовая колония (про нее снят первый советский звуковой фильм "Путевка в жизнь"; ее посетили шесть нобелевских лауреатов, включая Нильса Бора), 2 и 3 Трудовые колонии, опытная педагогическая станция Станислава Шацкого, - все было создано на селе. В городских школах, кроме выдающихся учителей предметников, и вспомнить-то некого.
Я не спеша шел по коридору в сторону кабинета директора, и вдруг меня клюнула мысль, что все великие мало того, что работали на селе, так еще и строго на Украине. Чем уж воздух Украины так благотворен для педагогики, не знаю, но, скорее всего, в украинской глубинке директора школ находились в большей свободе, чем в других местах.
"Прояснение в уму" наступило, когда я уже стоял перед кабинетом директора, взявшись за ручку. Посмотрим, что за директор сидит по ту сторону и можно ли с ней сварить кашу. Постучав, открыл дверь.
- Можно? - надо сыграть мальчонку, что, поверьте, очень непросто.
За столом сидела довольно миловидная женщина, глубоко ушедшая в свои бумаги. Она откликнулась на мой вопрос не сразу, медленно поднимая голову и продолжая думать о своем.
- Да. Что ты хотел, мальчик? - спросила она протяжно.
- Я должен начать учиться в вашей школе в этом году. В связи с этим написал заявление.
- Написал? Ты умеешь писать? Это хорошо, - как-то очень дежурно и растянуто спросила директриса. Звали ее Нонна Николаевна Карасева. Она пришла к нам всего месяц назад, а до этого была учителем русского языка и литературы в ленинградской школе. Пока еще все для нее было внове: и школа, и вид за окном, и стоящий перед ней будущий ученик в растянутых на коленках трениках.
- Простите, пожалуйста, можете ли вы уделить мне полчаса вашего драгоценного времени? Я, наверняка, с утра первый посетитель - вы не могли еще устать. - Мне такая заторможенность директрисы переставала нравится все больше и больше.
Она слегка ошалела, наливаясь непонятно чем, то ли злостью, то ли удивлением.
- Мальчик, так нельзя разговаривать с директором школы..., - проговорила Нонна Николаевна, но потом взяла себя в руки и продолжила более спокойно. - Так зачем ты пришел?
- Меня зовут Игорь Мелешко. Я принес заявление, - протянул ей сложенный пополам тетрадный лист.
- Так, интересно, - проговорила она, разворачивая мое заявление и приступая к чтению. Быстро пробежав его глазами, она забавно встряхнула головой и начала читать снова. - Это шутка?
Она посмотрела на меня, и мне показалось, что в глубине ее глаз притаилась надежда, что и я, и мое заявление сейчас растворимся в воздухе.
- Да нет, какие уж тут шутки?
- Но так никто не делает...
- Что не делает? Нонна Николаевна, вы хотите сказать, что советскую школу нельзя окончить экстерном? Институт можно, а школу нельзя? Но ведь это нигде не запрещено. Тем более, я прошу всего лишь сдать экзамены за девять классов и принять меня сразу в десятый. В этом случае буду получать аттестат на общих основаниях. Ну, а насчет моего возраста... исправлюсь со временем.
- Я о таком никогда не слышала.
- Давайте попробуем. Напишите запрос в РОНО, что есть ребенок, который готов сдать все экзамены по девятый класс включительно. Пусть присылают комиссию, или что там они захотят... Может быть, доверят принять экзамены вам.
- Шансы близки к нулю, - Нонна Николаевна продолжала пребывать в состоянии уверенного обалдения, смотрела на меня растревоженнымиглазами и на все мои пассажи отвечала: нет, невозможно, так никто не делает...
После третьего захода по одному и тому же кругу захотелось слегка надавить:
- Нонна Николаевна, милая, ну пожалейте меня, пожалуйста. Поставьте себя на мое место. Я могу, не вставая с этого стула, сдать экзамены по всем предметам средней школы, могу процитировать "Анну Каренину" или "Мертвые души", разложить бином Ньютона, решить дифференциальное или интегральное уравнение второго порядка, нарисовать детальную схему средневолнового радиоприемника, а вы вынуждаете меня каждый день по четыре часа сидеть за партой и изучать букварь. Ну, ... представили? Каково?
- Ну как ты не поймешь, это невозможно!!!
- Хорошо, а если бы мне было 16 лет и я до этого нигде не учился, болел, например, и пришел к вам с просьбой принять меня в 10 класс по возрасту. Что бы вы тогда мне сказали? Тоже отправили в первый класс?
- Ну, у тебя же была бы объективная причина.
- А сейчас ее у меня нет? Знания ни в счет, да?
- Как же ты будешь учиться вместе с семнадцатилетними ребятами? Ты же будешь в полном одиночестве!
- А вас ничего не смущает в нашем разговоре? Вы не находите странным, как с вами разговаривает семилетний ребенок?
- Ох, заморочил ты мне голову... Конечно, удивляет! И что? То есть как это..., тьфу ты!
- Нонна Николаевна, послушайте меня внимательно! Сейчас давайте прервем наш разговор! Вам надо успокоиться и обдумать то, чему вы стали свидетелем. Приду завтра, и мы продолжим. А на прощание хочу вам сказать следующее. Неделю назад я упал с дерева с высоты 6 метров головой вниз. В девяносто девяти процентах случаев такое падение заканчивается летальным исходом. Я был без сознания какое-то время и очнулся с удивительными метаморфозами в своем теле, голове, знаниях, опыте и прочее. Не знаю, какие вопросы у вас возникают о причинах случившегося, но подумайте вот о чем: возможно, к вам пришел не простой человек и не по собственной воле. Может быть, например, я тот, кто может выполнить завещание А.С. Макаренко, которое он сформулировал на последней странице своей "Педагогической поэмы". Откройте, прочтите. Вон у вас на полке стоит его семитомник. Третий том, если не ошибаюсь, аккурат перед примечаниями. А вы не хотите даже палец о палец ударить, хотя понимаете, что формально правда на моей стороне. А может быть, я ваша судьба! Всего доброго, до завтра.
Не дожидаясь реакции Нонны Николаевны, я вышел в коридор, а оттуда на улицу.
Там меня встретил мягкий ветерок, теплое, не разошедшееся по-дневному солнышко и Вовка, балансирующий на гимнастическом бревне ....
- Вовка, идешь со мной?
- Подожди, - раздалось издалека.
- Вовка, у меня на сегодня два дела: надо поговорить с дядей Искандером, а потом прочесать пилораму, ты со мной?
- Что значит прочесать? Кого и зачем? - начал подтупливать мой юный друг.
- Да, не знаю пока, там разберемся, - мне было невмоготу признаться, что даже не знаю, где эта пилорама находится. Однако мне позарез нужно разобраться с будущей хозяйственной деятельностью школы, которую я решил поставить на педагогические уши. Хотя бы попробовать.
Антон Семенович, извините, но я решил Вас возродить!
Дядя Искандер, как всегда в это время, исполнял на опушке свои танцы с саблями. Кто этого не видел - тому не понять, а всех остальных, в том числе и меня, его пластика гипнотизировала. Зрители (окрестные пацаны) присутствовали, но не так, чтобы в большом количестве - обычное ведь дело.
Мы с Вовкой сели на травку вместе со всеми и так же, как все, молчали, потому что дядя Искандер не любил, когда его отвлекали, а сердить его - дураков нет.
Боже, как красиво он двигался, завораживающе взмахивал своими мечами, резко и бесшумно. Наверное, что-то похожее вытворяли в своих круговращательных танцах дервиши, но только дядя Искандер делал это с мечами. Магия, она и есть магия. Магия - это то, что творил дядя Искандер; магия - то, что я оказался в своем детском теле; магия- то, что вытанцовывали дервиши. Магия - это всегда то, что непонятно.
Минут через сорок дядя Искандер, закончив основательную разминку, остановился и, совершив омовение и растеревшись полотенцем, посмотрел на меня.
- Слушаю, - сказал он только мне.
- Дядя Искандер, научите меня ножевому бою, - попросил я, сглотнув комок в горле.
- Нет, - закончил разговор дядя Искандер и, повернувшись, собрался уходить.
- Вам нужны ученики, иначе все бессмысленно, - мой писк отчаяния был последним действием в такой ситуации.
- Кто ты? - спросил дядя Искандер, резко обернувшись.
- Ваш ученик, который к вам послан, - вырвался из меня еще один писк. Мне не помогали ни мой жизненный опыт, ни мой ум. Чувствовал себя так, как оно и было на самом деле - как ученик под строгим взглядом Учителя. Именно так, с большой буквы.
- Завтра в шесть утра. Здесь, - проговорил, или выплюнул, или выдавил из себя дядя Искандер. Не знаю, как это назвать.
- Игореха, ну, ты чего? Все уже ушли. Так и будешь сидеть? Странный ты какой-то сегодня... - достучался до моего мозга голос Вовки. Наваждение какое-то!
- Ладно, Вовка, пошли на пилораму. Что хотел, я здесь сделал.
- А чего ты хотел?
- Попасть в ученики к Искандеру.
- А зачем тебе это? Он странный какой-то. Его все боятся.
- Не знаю. Захотелось, наверное. Слушай, Вовка, мне надо в леспромхоз. Можешь подсказать, кто там есть кто?
- Что ты хочешь-то? Не пойму тебя! И вообще, ты купаться пойдешь? Там пацаны ждут!
- Скажи мне, как зовут директора леспромхоза и есть ли у него дети школьного возраста.
- Иван Сергеевич, а сын у него - Вован Оглобля учится в девятом, он там со своей компашкой всех держит в кулаке. Ребятки еще те, с ними никто не дружит и стараются обходить стороной.
- Ну, а главный бухгалтер?
- Елена Петровна, двое детей: Наташка - в пятом, Нинка - в шестом.
- А кто главный на пилораме?
- Мой батя, Виктор Сергеевич, сын Вовка из второго класса, а ты его достал! Я вот пойду купаться, а ты как хочешь! А еще мы вечером - на рыбалку! Ну?
- Не, Вовка, мне некогда.
- Ну, тогда и пошел, знаешь куда, бегай тут с тобой, - сказал Вовка и помчался куда-то, наверное, к речке.
Леспромхоз встретил меня в полной красе социалистической хозяйственности: ворота покосились, все, что может, заросло сорняком, на площадке перед правлением лежали две кучи чего-то, замаскированные пышной травяной шевелюрой до полной неузнаваемости, даже входная дверь производила впечатление древней старушки с обильными лишаями на щеках. На стендиках, которые сиротливо стояли вдоль дороги от ворот до двери правления, можно было хоть что-то прочитать только при очень близком знакомстве. Надписи состояли из двух-трех очень жизнеутверждающих слов. Пахло соляркой и запустением.
Я вошел в правление. Пустынность и тишина были такие же, как во дворе. У меня проснулось что-то вроде азарта - удастся ли кого-нибудь найти в разгар рабочего дня? Стал толкаться во все двери. Результат был нулевым до кабинета главбуха, куда я ввалился по инерции, чем несказанно удивил Елену Петровну.
- Ты кто? - выдохнула она.
- Школьная общественность в лице Игоря, сына Валентины Ивановны, библиотекаря.
- И каким боком ко мне в кабинет эта самая общественность залетела? - Елена Петровна стремительно каменела лицом, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
- Да я по инерции. Пытался открыть все двери подряд, а у вас вдруг оказалось открыто. Грозный бухгалтер оказался улыбчивой женщиной с множеством морщинок в уголках умных глаз. - Можно воды попить?
- Ну, как отказать школьной общественности? Пей, конечно! - надо так понимать, что Елена Петровна не знала, чем бы ей заняться, потому была не прочь поболтать, хотя бы даже и с ребенком. - А ты в каком классе учишься?
- Да пока еще ни в каком? Планирую поступить в десятый, а там видно будет.
- Что? В десятый? - Елена Петровна зашлась смехом. Надо признать, что смеялась она красиво и заразительно, так что я тоже рассмеялся.
- А вы знаете, кто такой Лука Пачоли? - спросил я невинным голосом.
- А должна?
- Да нет. Это я так... в связи с сомнениями по поводу десятого класса. - Пришлось опустить глазки в пол.
- А ты какой-то странный мальчик, - по-прежнему улыбаясь, сказала Елена Петровна.
- Во! И я о том же! Семилетний мальчик, а способен сдать выпускные экзамены в школе. - Моя ответная улыбка выражала собой верх приветливости.
- Да, дела! Ты так уверен в своих силах?
- Вам разложить бином Ньютона? Или перечислить план счетов бухучета? - ехидным голоском спросил я, переходя на нормальную речь. Елена Петровна, школьная общественность в моем лице пожаловала по делу. У меня только что состоялся разговор с Ноной Николаевной. Как вы относитесь к идее организовать курсы бухучета для наших школьников, 6-8 класс, я думаю. - Я не стал уточнять, о чем на самом деле был разговор с директрисой. Какая разница, на самом деле.
- Во как! С чего вдруг такое предложение?
- Думаю, назрела пора нагрузить наших и ваших, в том числе деток, элементами взрослой жизни. А иначе как они станут взрослыми, если не будут делать взрослую работу?
- А ты умные вещи говоришь. И как это будет выглядеть? Как ты это себе представляешь?
- Вы ведете теоретическую часть, а в качестве практики мы обложим учетом всю леспромхозную жизнь. Ни один сучек без документа не сдвинется с места. Подключим к нашим делишкам экономиста и добавим к учету еще и планирование. Здорово получится! Работа стоит (от слова стоять), но уче-ет, во! - пафосно изрек я, поднимая вверх большой палец.
- А что, мне нравится. Скажи, а мои дети тоже будут учится?
- Все дети! Одни будут учить бухучет, другие пилить доски, третьи осваивать трелевочник или работать в ремзоне. Потом будем меняться. Малыши будут наводить порядок. Короче, всем найдется работа.
- А зачем это вам?
- Кому?
- Руководству школы, ученикам, тебе...
- Во-первых, это неплохой способ обучить ребят хоть чему-нибудь полезному. Об уроке труда - смешно говорить. Во-вторых, это способ заработать на всякие школьные нужды. Надо бы пристроить к школе актовый зал, оборудовать кабинеты, создать музыкальный ансамбль и так далее....
- Планов - громадье! - перебила меня Елена Петровна. - Но все это упрется как минимум в законы и деньги. Не-воз-мож-но!!
- Елена Петровна, а вы знаете, что школе по нашим законам разрешено образовывать артели с условием, что их работа связана с обучением и воспитанием школьников? И после этого скажите, что обучение бухучету не способствует обучению детей?
- А откуда сведения?
- А оттуда же, откуда и Пачоли, фиг знает. Просто знаю. Так на меня повлияло падение с дерева. Бывает. Кстати, возвращаясь к нашему разговору, как быстро до вас доберутся вышестоящие инстанции, если вы перестанете продавать свой лес, а выдавать зарплату не прекратите?
- Не знаю, думаю, что никогда. Им, по-моему, до нас нет никакого дела. За последние три месяца, кстати, мы не продали ни одного куба и не отгрузили на экспорт ни одного вагона. Люди, в большинстве своем, пребывают в оплачиваемом отпуске.
- Что и требовалось доказать! Им всем до нашей школы тоже нет никакого дела, я думаю. Так что можем заниматься своими детьми так, как считаем нужным. Давайте учить детей бухучету, распиловке, вождению и ремонту машин и всему, чему сможем! - произнося этот спич, я принял важную позу, задрал подбородок и поднял руку, как Ильич.
Елена Петровна расхохоталась и долго не могла остановиться.
- Хорошо... хорошо, - выдавила он сквозь слезы и кашель. - Когда начнем?
- А вот торопиться не надо, - сказал я назидательно, голосом пока еще никому не известного товарища Саахова, усиленно сдерживая улыбку. - Это должны захотеть сами дети, над этим еще надо поработать. Сейчас мы только обозначаем намерения высоких договаривающихся сторон. Ждите вестей!
- Ох уж, Игорек, - уйди. Умру я с тобой! - продолжая постанывать, прохрипела Елена Петровна.
- Ухожу, ухожу. Живите долго на благо советской лесной промышленности, - продолжал я веселиться. Мне очень понравилась Елена Петровна, с ней было приятно разговаривать.
Получив официальное разрешение обследовать хозяйство леспромхоза, я направил свои стопы к пилорамам, которые виднелись далеко впереди. Легкая пробежка туда заняла, наверное, минут десять. Такая же пустота, как и в правлении. На скамейке в тенечке сидел какой-то мужчина средних лет и с трагическим лицом рисовал прутиком какие-то замысловатые фигуры, геометрии неизвестные.
- Здравствуйте, - сказал я.
- Здорово, если не шутишь, - пробасил мужчина, не отрываясь от рисования.
- Вам надо открыть кружок рисования, у вас здорово получается, - начать беседу попробовал с подкола.
- А подзатыльник...? - не отвлекаясь от своего занятия, мужчина сквозь губу порушил мою задумку. Не получилось, - подумал я. - Зайдем с другой стороны.
- Я к вам по делу.
Мужчина поднял голову, упер в меня взгляд не то удивленный, не то сердитый и трагикомически произнес: