Куда приведут нас, детей Бригид,
дороги - сам Белл не знает.
Но там, где стаканчик вина налит,
охотнее бард сыграет.
Что я некрасив, не гляди на то -
мой дар не лицо, а голос,
и ныне тебе я спою о том,
что в памяти нашей стёрлось.

В зелёном плаще я пошел в Холмы,
подальше от душной трактирной тьмы...

                  ***

На склоне - ты видел! - плясали Ши:
врата приоткрыты в Замок.
Скорее, смертный! Спеши, спеши,
ведь мёд запрещенный сладок!
На склоне Холма Белетайн гремел,
луна целовала травы,
костёр от земли до небес горел,
как косы девиц кудрявых.

Пусть пламя тебя это не страшит,
но бойся раскрытым быть Динни Ши!

Смотри им в глаза и сходи с ума,
поддайся своим соблазнам:
жалеть будешь ты, не испив вина,
что в чашах сверкает красным.
Жалеть будешь ты, от тоски скулить,
сбежав, хвост поджав от страха.
А ночью во снах будут приходить
Ши в алых своих рубахах.

Так что же ты, смертный? Иди смелей,
и тоже напитка себе налей!

Как выпьешь его, обжигая рот,
стань с сиддой на пару в танец.
И всякий, завидев тебя, поймёт,
что среди них самозванец!
Гостей, хоть незваных, нельзя карать,
так пусть же сам Белл рассудит -
и будешь ты брошен во глубь костра,
как сиддов бросали люди.

Эх, смертный, ты правда был наглецом.
Но жизнь не отнимут. Возьмут лицо.

                  ***

Молодки шарахаются, крестясь,
и в крике сбегают дети.
Старухи меня норовят проклясть,
да что мне проклятья эти?
Когда приголубит огнём костёр -
вопьётся, как поцелуем -
плевать на немилость людских сестёр -
да в рожу плевать иную.

Лицо сожжено и грязна одёжь,
и вряд ли ты, смертный, меня поймёшь.