Лисовин Алексий : другие произведения.

Княжьи люди

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.04*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первую часть моей эпопеи о нашествии монголо-татар закончил. Дал ей название и выложил одним файлом.

  "В январе 1228 года русские князья Юрий и Ярослав Всеволодовичи, их племянники Василько и Всеволод Константиновичи и Муромский князь Юрий Давидович вошли в мордовскую землю. Там они сожгли Пургасову волость, набрали полон и отправили его в свои вотчины. Мордва сбежала в лесные тверди. А кто не сбежал, те были избиты дружиной Юрия Всеволодовича. Видевшие это молодые воины остальных князей, тайком отделились от своих дружин и двинулись вглубь мордовского леса. Путь им был открыт".
  Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку.
  
  Глава первая.
  
  Твердь эрзян нашлась там, где и обещал провожатый. Прижавшись одной стороною к реке, она растянулась вдоль её берега. Сказать сколько там домов, не позволял высокий тын, но к облакам, по-зимнему низким, струились ручьями дымки очагов. Кочень, молодой дружинник, принялся считать их вслух. Ему не мешали. Ворота Эрзяне успели затворить, и русичам пока делать было не чего. Не успев ворваться в твердь, они вынужденно остановились в заснеженном поле, не дойдя до ворот не более двухсот саженей. Четверо из них проехали вперед чуть дальше остальных и несколько минут стояли, молча рассматривая укрепления. Затем один из них, расстегнув ремешок, стянул с головы шлем и, приторачивая его к поясу, сказал.
  - Чую сегодня не пригодится. - Одев вместо шлема бархатную, опушенную соболем шапку, он обернулся к соседу. - Мечеслав, ты эту твердь, что ли сулил взять изгоном. - И видя, как тот досадливо морщится, хохотнул:
  - Так что может, попробуешь? Нет?
  - Тебе бы Ероха все шутки шутить.- Мечеслав, воевода в этом набеге, отвечал, продолжая рассматривать стены крепости, которую надеялся захватить с наскока. Ероха после его слов сразу насупился.
  - Я предлагал тебе с вечера ехать. Но ты же, с Жирославом сговариваться начал. Время потерял. А то бы нагрянули прямо с рассветом, и не успели бы они затвориться!
  - Успели бы. - Пришел на выручку своему воеводе державшийся позади всех кряжистый дружинник лет тридцати пяти. Подобно Ерохе он уже сменил стальной шлем на меховую шапку и, спешившись, поправлял конскую сбрую. - Они заперли ворота, когда про нас прослышали. Вчера, или до этого.
  - А ты Жилята с чего так решил? - Обернулся к нему Мечеслав.
  - С того что по пути мы ни кого не встретили и никого не догнали. Стало быть, весь люд с округи еще раньше тут укрылся. Ну и чего им держать ворота открытыми?
  - Да - а! - Развел руками Ероха. - Что теперь будем делать?
  Тут подал голос, молчавший до этого совсем молодой парнишка, над головой которого, вместо копейного жала, безжизненно обвис красный с золотом клинышек стяга.
  - Дядька Мечеслав, надо сейчас на них ударить! - Блестя дорогой и добротной броней, он выехал вперед воеводы. - Воинов на стене мало, а нас не многим меньше сотни. Собьем их!
  - Не собьем. - Возразил Жилята. - Туда сбежалась прорва народу. Найдется, кому стены оборонять. Воинов из них, конечно же, не много, но ты глянь вон туда! И туда! И вон еще! - Жилята скинув рукавицу, указал пальцем на поднимающиеся над самой стеной дымы.
  - Смолу кипятят? - Догадался Ероха?
  - Да. Лить ее тебе за ворот у мужичья сноровки хватит! Нам больше сил надо, что бы взять эту твердь!
  Некоторое время все молчали, продолжая рассматривать стену и подмечая перемещения на ней защитников. Тех за последние минуты и в самом деле сильно прибавилось, так что даже Изяславу стало ясно - сил, что у них есть, для штурма не достаточно. Видимо осознав это. Ероха, вздохнув, поинтересовался, сколько воинов приведет с собой Жирослав. Узнав, что примерно столько же сколько смогли собрать они с Мечеславом, он очень удивился.
  - Ого! Силен боярин! - И помолчав, посетовал на то, что придется с ним делиться добычей.
  - Придется - кивнул Мечеслав. - За то мы с ним вместе возьмем эту твердь. Поставим половину дружинников с луками, так что б на стене не смели шевельнуться. Остальные тараном сломают ворота. Думаю, малой ценой обойтись.
  Тут Ероха усомнился в том, что половину добычи, которой придется поделиться с Жирославом, можно назвать малой ценой. На это Мечеслав укорив его, сказал, что настоящей ценой он считает жизни пошедших за ними дружинников.
  - Их надо беречь! Ну, да и тех вон - русой бородкой кивнул в сторону тверди - убить придется куда как меньше. Не забывай, нам за наше своевольство ответ держать перед князьями. Вот и хочу половиной полона Юрию Всеволодовичу поклониться. Это ему должно прийтись по сердцу!
  Ероха очень страшился княжьего гнева за самовольное оставление воинского стана вместе с вверенным отрядом. Поразмыслив над словами Мечеслава, он нашел в них резон и нехотя согласился.
  Скоро воевода, устал смотреть на крепость и отвел от нее взгляд, скользнув им по веткам ближайших деревьев. Ватага ворон, собравшаяся там при появлении дружины, от холода и скуки теряла терпение. Большие черные птицы прыгали с ветки на ветку, иногда сталкивались друг с другом и все время орали, но пока что не улетали, а с надеждой поглядывали на русичей. Недолго понаблюдав за ними, Мечеслав поворотив коня, встал к крепости спиной.
  - Если мы зря положим дружину, к князьям лучше вовсе не возвращаться. С меня Юрий Всеволодович голову снимет, да и тебя твой князь Ростовский Василько Константинович не помилует, даром, что ты у него в ближниках ходишь. - Воевода, хмыкнув, покосился на Ероху. - Подмогу ждать будем! - Решив так, он тронул коня с места, когда рядом с ним возник Жилята.
  - Можно с мордвою поговорить. - Сказал он, взявшись рукой за носок воеводского сапога. - Можно предложить им от нас откупиться.
  Ероха хохотнул.
  - И чем же ты их улещивать станешь?
  Не ответив ему, Жилята снизу вверх смотрел на Мечеслава. Тот уже снова был серьезен.
  - Что ты им скажешь?
  - Скажу, что сюда идут княжьи дружины. Завтра поутру придут. Град возьмут на щит. Всех кто там есть порубят, или полонят. А если дадут выкуп, то мы их град не тронем. Уйдем и направимся к следующей тверди.
  - А сами?! - Ероха вплотную подъехал к Жиляте и навис над ним словно башня. - Дождемся, пока они вынесут выкуп, и ...
  - Возьмем выкуп и уйдем. - Жилята впервые удостоил его вниманием, глянув так, что жеребец Ерохи, будто своей волей, отпрянул в сторону, увеличивая расстояние. После этого Жилята вновь повернулся к Мечеславу. Тот выдержал паузу, потом пожав плечами, усомнился в том, что с этой тверди можно взять хороший выкуп. Ростовец вторил ему, пренебрежительно махнув рукой в боевой рукавице в сторону града.
  - Да что вообще там может быть? Ну, кроме их самих конечно!
  Жилята отпустил сапог воеводы и прошелся по тропе, в сторону мерзнувшей в ожидании дружины. Окликнул.
  - Кочень! Рысью сюда!
  Подскакал совсем молодой, безусый дружинник. За несколько шагов он лихо соскочил с лошади и, придерживая ножны меча, подошел к вожакам.
  - Сколько там домов? - Спросил его Жилята.
  - Насчитал за сотню, но потом оставил.
  - А что так? Сбился что ли?
  - Чего это? - Искоса посмотрел Кочень на старшину ростовцев. - Считать надоело! Сто домов итак не мало! А это должно быть как раз половина. Но если надо, то я могу сызнова...
  - Ступай! - Отпустил его Жилята и обернулся к Мечеславу. - Две сотни домов там. - Он указал рукой на крепость. - Людишек, должно быть, не менее тыщи. Живут здесь давно и добра накопили. К ним прибавь народ с округи. Тоже, поди, не с пустыми руками. Ныне зима. Они зверя набили. Шкурки, должно быть, свозят сюда. - Он замолчал. Выждал некоторое время и подытожил. - Вот эти-то меха, у них и надо стребовать.
  - Сколько просить? - Переглянувшись с Ерохой, заинтересовался Мечеслав.
  Жилята, прежде чем ответить, долгим взглядом окинул крепость, поле, реку и леса вокруг города. Потом, положив ладонь на рукоять меча, сказал:
  - Стребуем с них два соболя с дыма. А если что другое, то на ту же цену.
  - Ого! Я в Ростов приеду богатым!
  Мечеслав был более сдержан.
  - Они отдадут нам столько добра? - С сомнением он покосился на стены, потом перевел взгляд на Жиляту. Тот, усмехнувшись, пожал плечами.
  - Об этом надо спросить у мордвы.
  Мечеслав снова повернувшись лицом к тверди, задумался. Жилята, стоя рядом, ему не мешал, искоса наблюдая за Ерохой. Тот, загорелся возможностью легкой поживы и долго ждать не собирался.
  - Жилята дело говорит! - Подступился он к воеводе. - Стоит попробовать! Что мы теряем?
  Мечеслав нехотя кивнул.
  - Будь так. Поедешь с ним?
  Ростовец с радостью согласился. Изяслав тоже хотел ехать, говорил, что с посольством должен быть стяг, но воевода только шикнул на него и Изяслав сердито насупился, Мечеслав не обращая более на племянника внимания, напутствовал послов.
  - Ероха, говорить будешь ты. Скажешь им все так, как говорил Жилята и потребуешь выкуп. Станут торговаться, стой на своем. Ты Жилята, если что, помоги ему советом. В спор не влезай. Пусть про Ероху думают, что он большой боярин. А для пущей важности, возьми с собой двух гридней из наших - из суздальских. Все ли понятно? Ну, так ступайте с богом!
  
  Скоро четверо русских дружинников направились в сторону мордовской тверди. Первым, важно подбоченившись, восседал на своем жеребце ближник ростовского князя. Рядом с ним, но отставая на полкорпуса, ехал Жилята. За ним следовали гридни. Ими были Кочень и его друг, и сверстник Мезеня. Назначение первого, Жилята объяснил так - Очень толковый! - Про Мезеню же, рыжеволосого, высоченного и плечистого парня, сказал вопросом - Видали каков?
  Кони шли шагом. Крепость близилась не спеша, с каждой саженью разрастаясь размахом и высотой своих стен. Сейчас там было пусто. Появившиеся при появлении русичей воины, спрятались за тыном ни чем, не выдавая своего присутствия. Первым на это обратил внимание ростовец.
  - Тихо-то как. - Сказал он Жиляте. Тот уже и сам заметил, что из крепости, до которой оставалось менее половины стрелища, не доносится ни единого звука. Ни людских голосов, ни рева скота. Собак и тех не было слышно. Город казалось замер, стараясь не привлекать внимания, как будто надеясь на то, что находники могут его не заметить и пройти мимо. Жители его притаились в ожидании. Даже на стенах, дружинники, сколько не всматривались, к своему удивлению ни кого не видели.
  - Только что ведь были! - Удивился Кочень.
  - Попрятались все! Нас испугались. - Глумливо подмигнул Ероха.
  - Похоже, не хотят тут с нами разговаривать. - Жилята был хмур и встревожен одновременно. - Может их позвать?
  - Зови уже!
   Жилята обернулся к ехавшим следом за ним гридням. Те от оказанной им чести, преисполнились важности и на крепость взирали с пренебрежением. На шее у Коченя висел окованный серебром рог тура. Жилята уже собирался приказать ему трубить, но тут тишина раскололась от удара металла по мерзлому дереву и тотчас взорвалась от грая взбесившегося воронья. Это оставшаяся за спиной дружина занялась обустройством своего стана, а несколько воинов принялись рубить старую разлапистую сосну для обещанного Мечеславом тарана. Сам воевода оставался на своем месте. Рядом с ним, со стягом стоял Изяслав. Оба неотрывно смотрели на крепость.
  "Стяговника неплохо было бы взять с собой". - Подумал Жилята и подал знак. Кочень принялся дуть в рог, и тот час стало ясно, что переговоров не будет. Эхо от сигнала еще не улеглось, а на стене уже появился мордвин и очень метко выстрелил в Ероху из лука. Тот у самого лица, отбил стрелу мечом. Вторую принял на переброшенный со спины щит. Между тем Мезеня закрыл его справа, а Кочень, бросив рог, извлек лук, не целясь, пустил стрелу и угодил ей этому эрзянину чуть-чуть выше глаза. Тот без вскрика упал со стены. И тут же на его месте появились новые лучники.
  - Уходим! - Заорал Жилята в ухо ростовцу, но тот уже и сам поворотил коня.
  - Уходим! - Еще раз крикнул для остальных, и услышал, как под кем-то завизжала раненая лошадь. Оглянулся. Мезеня, закинув щит за спину, мчался за ним следом. Кочень, пустив еще пару стрел, последовал его примеру. Убедившись, что юнцы не замешкались и не отстали, Жилята колол коня шпорами, понуждая мчаться во весь опор. Остановился он только за несколько шагов от Мечеслава. Оба гридня были на месте, но Кочень болезненно кривился и правой рукой шарил по спине. Мезеня хотел ему чем-то помочь, но не знал чем и от этого, почему-то казался виноватым.
  - Ну-ка! - Жилята поспешил к ним. На спине Коченя, у левой лопатки, на тусклой броне светлела отметина. Железные кольца в этом месте были смяты, а одно, или два разорваны, так что через них был виден поддоспешник.
  - Бог к тебе милостив. - Жилята нажал на то место пальцем. - Пошевели рукой. Больно? Зашибло тебя, но кости все целы. Стрела тебя в пол силы ударила. Кольчуга сберегла. Однако же с такого расстояния попасть напротив сердца?! Ловки стрелки эрзянские...
  - Ловки? Вот он ловок! - Подъехавший Мечеслав принялся хвалить Коченя за удаль и сноровку. На удивление Жиляты, он не казался хоть, сколько - ни будь раздосадован тем, что переговоры не состоялись. Обернувшись к собравшимся вокруг дружинникам, воевода сказал, что хотел разойтись с эрзянами миром, но те, как видно, решили иначе.
  - Поутру мы возьмем эту твердь. За то, что послов наших встретили стрелами, сегодня они уже кровью умылись. То добрый знак! Господь пособляет христовому воинству! Значит и завтра нас не оставит! Утром всех поганых, кто нам воспротивится, будем крестить железом и кровью. Все остальные - станут рабами. Всех их самих, их жен, детей и все добро, к вечеру я разделю между вами.
  Последние слова Мечеслава вызвали бурю радостных возгласов. Суздальские, Ростовские и Ярославльские дружинники, так громко выражали одобрение вождю, что Жилята не с первого раза сумел в общем шуме различить крик.
  - Конный! Из города конный! Вы гляньте!
  Кричал Кочень. Встав на стременах, он рукой указывал, куда-то через поле. Там, в облаке взбитой конем снежной пыли, по льду реки, стрелой мчался всадник.
  Крики восторга сразу затихли. В наступившей тишине кто - то произнес:
  - До него саженей триста. - И кто-то добавил.
  - Уже не догнать. - И высказался матом. Несколько человек его подержали. Ероха, возвысив голос, стал выговаривать Мечеславу, за то, что русичи прозевали гонца. Некоторые дружинники, особенно Ростовские и Ярославльские, к нему прислушивались. Кое-кто, поддакивая Ерохе, стал задавать вопросы. Но Мечеслав был невозмутим.
  - Гонца послали - что с того? Куда? Да в ближайшую твердь, подмогу просить. Пока доберется, пока соберутся, пока дойдут. Сюда не успеют. Откуда все знаю? Да от него. - Воевода кивнул на провожатого. - Он сам мордвин и места эти знает.
  - Ты ему веришь? - Сразу несколько человек выразили сомнения. Мечеслав кивнул.
  - Он из мокшан, крещен в нашу веру. Во Христе наречен Александром, а по простому кличут Мирята.
  Многие посмотрели на провожатого так, как будто видели его впервые. Мордвин, в правой руке держал топор, а в левой сухую корявую ветку, которую собирался рубить на дрова. Услышав Мечеслава, он бросил ее, сунул топор за цветасто расшитый пояс и подошел к воеводе. Стоя перед дружиной, Мирята в своем кожухе из беленой овчины, выделялся светлым пятном на фоне серо - стальной бронированной массы. На заданные вопросы, он отвечал не торопливо, видно с некоторым трудом складывал в речь слова не родного ему языка. О том, что дружинников волновало больше всего, сказал:
  - Гонец до соседей доедет к утру. Помочь они им - махнул рукой на крепость - не смогут.
  Слова воеводы, подкрепленные заверениями провожатого, успокоили дружинников и они, досмотрев, как гонец скрылся за изгибом речного берега, вернулись к оставленным, было делам. После перехода хотелось как можно скорее к огню, что бы на нем приготовить горячее. К сумеркам, большие костры осветили дальнюю от крепости сторону поля. Дружинники собрались вокруг них, ловя ароматы вкусного варева. Разговаривали мало, на крепость, не смотрел никто кроме сторожей. В наступившей тишине отчетливо стучали у леса топоры. Поваленный сосновый ствол требовалось еще укоротить, затесать и очистить от веток.
  
  
  Глава вторая.
  
  Ужинать сели далеко затемно. Рассевшись группками возле костров, черпали ложками из котлов, которые Мечеслав, и брать с собой поначалу отказывался. Говорил, что для них нужны вьючные лошади, а для тех корм, придется гнать с собой холопов и в общем, от этого одна только морока.
  - Мы и сухомяткой можем обойтись. А ежели у нас все сложится удачно, то и заночуем прямо в ихнем граде. А там-то будет все что надо! Обильный стол, мягкая постель, приветливые девки...
  Но Жилята сумел его уговорить, сказав, что как оно выйдет еще не известно. Вдруг, да и придется в лесу заночевать.
  - А ну как даже и не одну ночь? Шатры с собой не повезем, спать будем под открытым небом, а ночью под утро морозец крепчает. Людей надо будет хоть как-то согреть. Горячее варево самое то!
  Мечеслав доверился опыту Жиляты и теперь черпал ложкой, жидкую кашу из пшенки с копченым салом в обществе своего племянника Изяслава, Жиляты и ростовца Ерохи. Последний, садясь к столу, скинул кольчугу, сказав, что раз битвы сегодня не будет, значит, пора отдохнуть от железа.
  - Я и своим уже разрешил.
  Не много подумав, Мечеслав сделал точно так же и его дружинники, освободившись от брони, сидели в поддоспешниках. Кое-кто накинул припасенный кожух, а всем остальным у огня, тепло было и так. В кольчугах оставались только сторожа. Но их отсюда не было видно. Разбившись попарно, они стерегли в поле, находясь за пределом света костров.
  За ужином Ероха спросил, когда ждать Жирослава.
  Мечеслав отхлебнул горячую медовуху из фляги, поданной Коченем.
   - Сулил быть здесь с рассветом. - Передал флягу Ерохе. - Но пока встанут. Пока доберутся.
  - Стало быть, мы раньше полудня не начнем.- Ростовец отпив, отдал флягу Жиляте. Тот, сделав глоток, протянул ее Мечеславу и в очередной раз покосился на крепость. В темноте ее хорошо подсвечивали отсветы горевших на стене огней. То должно быть стражи грелись на морозе, заодно не давая остыть чанам со смолой. Они же время от времени бросали вниз факелы. Те падали в снег, ненадолго выхватывая из тьмы куски пространства перед твердью. Те, кто их кидал, на свет не выходили, наверное, опасаясь получить стрелу. Жилята поделился своими наблюдениями, и воевода с ним согласился.
  - Правильно боятся! Таких то молодцов как наши! - Кивнул в сторону Коченя который присутствовал за ужином в качестве гридня. Тот от похвалы очень загордился. В это время Ероха, закончив трапезу, поднялся.
  - Пойду, посмотрю как там сторожа. А то наши кметы и впрямь молодцы, в смысле один другого моложе.
  Когда он скрылся в темноте. Жилята обтер свою ложку чистой тряпицей и убрал в мешок. В котле оставалось еще много каши, ее он, видя, что все остальные поели, отдал гридню, велев идти отдыхать. Некоторое время молчали. Изяслав, поев и согревшись довольно скоро начал дремать. Жилята поинтересовался у воеводы, что они будут делать, если Жирослав завтра опоздает. Мечеслав, уже откинувшись на лапнике, пожал плечами.
  - Ждать.
  - И сколько ждать? А ну как мы дождемся, да только не его? Вдруг к этим - кивнул на очередной мелькнувший со стены огонек. - Вдруг к ним подмога подойдет?
  - Не подойдет. - Зевнул воевода и объяснил, что запершейся в крепости мордве, помощи ждать не откуда. Пургас - старший инязор, то есть великий князь, народа Эрзя, заранее собрал кого смог в свое войско. И теперь это войско стоит против объединенных дружин Владимиро-Суздальской Руси.
  - Битву Пургас начать опасается, мы намного сильнее его. Но и уйти, он оттуда не может. Князья разорят и пожгут его грады. Вот и стоит там. А что ему делать? Так что к этим, если кого-то и смогут прислать, нам все они будут на один зуб.
  Жилята с минуту молчал, словно усваивая услышанное, потом кивнул и поинтересовался:
  - Тебе это все провожатый поведал? А ты его сам как давно знаешь?
  Мечеславу не хотелось уже разговаривать, но и игнорировать вопросы ближника не мог. Усевшись снова на лапнике, он отхлебнул из фляги и рассказал, что обо всем этом он слышал от суздальского воеводы Путислава, приходившемуся Мечеславу родным старшим братом. А тот в свою очередь от великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. Тот же Путислав, зная о том, что они готовят набег, дал в провожатые Миряту, которого сам давно уже знает.
  - Ну, ты подумай - убирая флягу не предложив дружиннику, сказал Мечеслав - если б Путислав не был так уверен, пустил бы он тогда с нами вот его?
  Жилята вслед за жестом воеводы посмотрел на Изяслава. Тот, будто услышав, что говорят про него, открыл глаза, что-то буркнул и снова уснул.
  - Уж сына поберег бы, кабы сомневался! Да он бы и нам не дал войско оставить. - Договорив, Мечеслав выжидающе посмотрел на воина. Тот, некоторое время молчал, размышляя, потом поднялся, подобрал с лапника пояс с мечом и, сказав, что пойдет и проверит дозоры, отошел от костра. Мечеслав тотчас завалился на постель и укрылся плащом.
  
  
  На отдых дружинники расположились, так же как и шли в походе. Суздальцы сами по себе, ростовцы отдельно от них и рядом с ними, но тоже особняком ярославльцы. Уже почти все покончили с ужином и устраивались на ночлег. Несколько же воинов, наоборот облачались в броню, готовясь идти сменять сторожей. Тут Жилята задержал шаг, присматриваясь к шевельнувшимся лапам крайней сосны. Какое-то время чутко прислушивался, держа ладонь у рукояти меча. Но всё было тихо, только ветерок налетал порывами, раскачивая деревья и разбавляя царящий здесь запах костров и горячей пищи, густым ароматом табуна пасущегося неподалёку. Жилята с удовольствием вдохнул полной грудью этот особый дух походного стана и двинулся дальше. Он прошел почти весь лагерь, когда совсем случайно, у крайних деревьев увидел человека, склонившегося над едва заметным огоньком. Направился в ту сторону. Это был их провожатый. Он развел костер в ямке и сидел возле него, удобно устроившись на конском седле. Рядом, умбоном вниз, лежал его щит. На нем была расстелена вышитая скатерть. Взяв с нее кусочек копченой свинины, мордвин нанизал его на прутик и поднес к огню. Услышав скрип снега, он обернулся и, увидев ближника воеводы, почтительно поднялся ему на встречу.
  Жилята хотел спросить, почему он тут один, но и сам догадался что, скорее всего никому из дружинников не пришло в голову позвать провожатого к своему котлу. А сам напроситься тот не посмел. Поэтому, сказав вместо этого:
  - Хлеб да соль. - Жилята подошел к костру и, ответив на приглашение, уселся на кучу лапника. Мордвин вернулся на свое место и снова поднес к огню кусок мяса. Дождавшись пока оно разогреется, он вынул из мешка краюху хлеба, разломил ее пополам и один кусок вместе со свининой протянул гостю.
  - Разделим трапезу!
  Жилята был сыт, но сейчас учтиво поблагодарил и принял угощение. Некоторое время молчали. Мордвин брал с тряпицы мясо, подогревал его и ел с большим аппетитом. Русич жевал не торопясь. Он видел, что припасов у хозяина не много и не хотел, что бы тот из гостеприимства остался не сытым. Разговор начал именно мордвин. Видимо утолив первый голод он, нанизывая очередной кусок мяса на прутик, спросил:
  - Ты ведь Жилята? Мне Путислав говорил про тебя.
  - И что говорил? - Дружинник доел угощение и жестом отказался от добавки.
  - Сказал, что бы я тебя держался. Назвал тебя самым матерым бойцом.
  Жиляте польстило то, как о нем, отозвался суздальский воевода. Зная себе цену, он все же счел не лишним скромно уточнить, что это, несомненно, конечно так и есть, но только именно в этой дружине. И пояснил.
  - Дружинники наши - почти сплошь молодняк. Мало кому из них есть уже двадцать. В походы как этот, они не ходили. Что тут да как знают лишь понаслышке. Вот я и приставлен, их опекать, что б они по молодости дров не наломали.
  - Да. - После некоторого раздумья согласился мордвин. - Я заметил, воины ваши хоть и молодые, а делают все правильно. Сразу видать - их крепко учили. - Он помолчал, нанизывая на прутик последний кусок мяса. - А этот отрок, для чего он в походе?
  Жилята какое-то время был в недоумении, не сразу осознав, что "отроком назвали сына воеводы. Сообразив, он даже возмутился.
  - Какой же он отрок? Ему почти пятнадцать. Самое время становиться воином! Я тоже через пару лет, сына с собой начну брать в походы. Да я и сам рос точно так же! А как же иначе? Или у вас воинов как то иначе растят? Ответь! Ты я вижу тоже воин!
  Мирята сунул в рот мясо, долго жевал его и только потом, чувствуя на себе пытливый взгляд дружинника, нехотя ответил.
  - Сейчас я служу вашему князю. Нужен был человек, который знает эти места. Я знаю. Откуда? - Провожатый указал прутиком на углубление, в котором после костра, ярко рдели горячие угли. - Видишь ямку? Почему она здесь?
  Жилята хмыкнув, пожал плечами.
  - От выворотня должно быть осталась. В лесу такое - обычное дело.
  Мирята, тщательно собрал оставшиеся от дров щепки и прутики и положил их на угли.
  - Сосна здесь была! - Он что-то поискал вокруг глазами, но в темноте видимо не нашел и развел руки на всю ширину. - Ствол в три обхвата. Или больше. Местные ее срубили, а я потом пень от неё выкорчевывал. Яма была! Сейчас-то смотри, почти затянулась. А там вон - он ткнул пальцем в сторону поля - там то и вовсе уже не видать - распахали! А было их там! Лесок там был раньше. Деревья срубили, а корни от них. - Мирята в свете занявшегося огонька продемонстрировал широкие, с блюдце размером ладони. - Вот этими руками я рвал из земли. - Он замолчал. Подобрал свой прутик, откусил у него кончик и таким образом заострив, принялся ковыряться в зубах, глядя на впавшего в задумчивость Жиляту. Тот, прикинув, что то, догадался:
  - Ты жил, здесь что ли?
  Мордвин сплюнул в темноту, аккуратно свернул и убрал в мешок скатерть и лишь после этого начал рассказывать про то, как примерно четыре года назад, мордовское племя мокша поссорилось с мордовским же племенем эрзя. Такое между ними случалось постоянно и часто заканчивалось кровопролитием. Так же было и в этот раз. Малое войско мокшан, встретилось на поле брани с эрзянами, и было разбито. Некоторые воины попали в плен. Троих из них привезли в эту твердь. За зиму они оправились от ран и ждали, что свои вот-вот их обменяют. Но не дождались и весной их погнали работать.
  - Пни корчевали для нового поля. - Мирята поежился так, что казалось, стал уже в плечах. - Тяжко. Один из нас еще в месяц травень, пуп сорвал и с этого помер. А осенью захмурело, дожди затянули, я сильно захворал и слег. Товарищу в помощь холопа послали. Но тот с ним работать не захотел. Все же таки воин, хотя бы и пленный. В общем, ослушался хозяев, и его зарезали. Я остался один. Думал, преставлюсь. Хворь не отпускала. Видел шалашик на берегу? Вот в нем до морозов я и лежал. Готовился уже отправиться в тонаши. Куда это? Далеко! У нас так загробный мир называют. Лежал и по обычаю, вспоминал я пращуров. Мнил о том, как они меня встретят. Но, как видно, прежде срока. - Мирята замолчал, глянул на тускло светившие звезды и продолжил. - Господь мне послал слугу своего. Преподобный отец Дамиан явился, сюда и принес слово Божие. Вот он меня из плена и выкупил. Чем заплатил, того я не знаю. Преподобный отче, не открыл мне этого. Сказал, что я ему ни чего не должен и волен идти, куда сам пожелаю. Он же открыл мне свет истинной веры. Той же весной, после поста я был окрещен в храме пресвятой Богородицы. - С этими словами он осенил себя крестным знамением, достал из-под одежды деревянный крестик и поцеловал его. Жилята отметил про себя правильность действий раба божьего Александра, вслух же сказал, что преподобный отче, вне всяких сомнений, святой человек и тут же поинтересовался.
  - А почему ты домой не вернулся?
  Мирята спрятал крестик и пожал плечами.
  - Побывал я дома. А там все как чужие. Меня-то уже и забыли давно. К отцу жены сватов засылали. Думали она вдова. А я тут как тут, явился нежданно. Живой, здоровый, окрещенный и злой. Словом меня без радости встретили. Тогда я забрал семью и еще летом ушел в Низовской Новгород.
  - Большая семья?
  - Жена и два сына. Под рождество и их окрестили. Старшего в честь преподобного монаха Николая, младшего в честь преподобного Ан-ти-оха - по слогам выговорил Мирята и улыбнулся. - Выбрал же святого отче Дамиан! Так вот старший теперь, как я служит князю. Младший, который в честь преподобного Антиоха палестинского, он у меня очень смышленый. Грамоту, счет - постигает легко. Отвёз я его в монастырскую школу.
  - Так это он что, монахом растет?
  - Ну, кем он растет, поймем, когда вырастет. Может, станет попом, получит приход... - Лицо Миряты сделалось задумчиво - мечтательным.
  - Ну да. Так тоже хорошо. - Дружинник согласился, и уже поднимаясь, что бы уйти, вдруг спохватился.
  - Так ты здесь целый год прожил? Стало быть, знаешь кто тут инязор. Как его имя? Ты сам его видел?
  На это провожатый рассказал, что в то время тут правил старый Овтай.
  - Каков из себя? Как высохший пень. Ему, как говорили, уже седьмой десяток. Да. Может быть, и помер. Значит, инязором стал сын его, Иняс. Этого конечно видел. Ростом не уступит вашему Ерохе. В сече, в которой меня полонили, он вел дружину своего отца. Сам был на коне, в кольчуге и шлеме. Вся броня богатая и по виду русская. Наверное, ее он, где то взял добычей. Каков он как воин? Очень могучий. Наш инязор уж, на что был искусен! А как сошлись они перед войском, Иняс копьем его и проткнул. Потом мечом посёк много наших. А летом на Русь походом ходил. И снова привез добычу и пленных. Правда в тот раз и своих потерял...
  - Постой! - Насторожившись, перебил Жилята. - ты говоришь, он пленных привел. Кто это? Воины? Их держат здесь?
  - Нет. Они смерды. Тут были не долго. Старый Овтай подарил их Пургазу, когда тот сюда на свадьбу приехал. Он за Иняса дочь выдал замуж. Рабы и многое другое пошли как выкуп за невесту. Сколько лет Инясу? Тогда за двадцать было. Овтай и Пургаз о свадьбе детей наверное давно уже уговорились. Вот Иняс и ждал покуда Мозава войдет в нужный возраст. Хороша ли собой? Я ее сам не видел. Нас на работу в тот день не гоняли, и я целый день в шалаше просидел. Но говорили, что очень красивая. Хотя, про дочь князя иначе не скажут.
  
  Вернувшись к месту ночлега, Жилята сел у костра и по привычке стараясь не смотреть на огонь, вспоминал то, что сегодня узнал от провожатого. Имена инязора и его сына, были ему известны и раньше. Их упоминал воевода Путислав, когда наставлял его перед набегом. Единственной же новостью, было то, что Иняс женат на дочери самого могущественного из князей мордвы. Уже улегшись спать, Жилята продолжал размышлять о том, насколько это может быть важно. В какой-то момент ему даже пришло в голову разбудить Мечеслава, что бы подумать о том вместе с ним. Но тут сообразил, что утро вечера мудренее и почти сразу уснул.
  
  За ночь серые и вязкие комья облаков распухли так, что между ними нельзя было увидеть небо. Занявшийся рассвет, где-то вдалеке, на какой-то миг подкрасил их багряным всполохом зори и тотчас растаял, утонув в тусклом сумраке серого утра.
  
  Не желая одевать промерзшую за ночь броню, Жилята некоторое время держал ее в тепле костра, глядя на приготовления к штурму. Отесанный обрубок соснового ствола обмотали веревками, соорудив из них петли для рук. Сейчас человек двадцать дружинников, тащили его к краю поля. Мечеслав был уже в седле и руководил ими. Его племянник находился тут же. Ростовцы, тем временем, сооружали из ветвей большие щиты для лучников. Остальные воины грелись у костров и были на стороже, не упуская из виду эрзянскую крепость и подходы к ней. Впрочем, многие все чаще и чаще бросали взгляды на лесную дорогу, по которой они пришли сюда, и на которой вот-вот должна была появиться дружина боярина Жирослава. Жилята не удержавшись, тоже уже в который раз, посмотрел туда же. Боярина не было. Были снова собравшиеся на старом месте вороны и над ними сгустившиеся до черноты тучи, сулящие скорый и обильный снег.
  - Еще заметет тут! - Буркнул и тут же досадливо отвернулся, поняв, что его ворчание услышал принесший охапку дров Мирята. Давать волю чувствам ему не хотелось, но вынужденное безделье с ожиданием были ему не по нутру и раздражение помимо воли, то и дело прорывалось. Кроме того Жилята не выспался. Ночью он, едва уснув, был разбужен истошными воплями. Вскочив на ноги, увидел, что Мечеслав тоже проснулся, и стоит у костра, глядя на крепость. Сейчас на фоне ночи, ее было видно особенно отчетливо, из-за горевших там огней и падавших со стены факелов. Последних было так много, что пространство перед стеной, они осветили полностью. Иногда, в свете огней, можно было различить фигурки мечущихся на стене, и азартно перекрикивающихся людей. У надвратной башни, на ком-то багряно блеснула металлом броня. Потом вдруг несколько раз гулко ухнуло кожаное било, и крики усилились.
  - Да что там у них? - Спросил Мечеслав, облачаясь в кольчугу.
  - Да вроде как будто ловят кого-то. - Со своего места Жилята хорошо видел весь стан русичей, разбуженных поднятым шумом и, теперь стоявших у костров, разглядывая крепость. Многие из них уже были в броне, и каждый держал наготове оружие.
  - Тревога? Напали? - Изяслав, как видно тяжело вынырнул из сна, и все еще сидел на своей постели, шаря вокруг себя руками. Попавшийся шлем, он отпихнул в сторону, нащупав же пояс с ножнами, схватил его и, подскочив, встал рядом с Мечеславом. Тот, краем глаза следил за племянником.
  - Долго же ты! - Увидел в его руке обнаженный меч и ехидно скривился. - Гляди не порежься!
  Тут над твердью длинно прогнусавил боевой рог, и крики оттуда стали стихать. Вместо него усилился возбужденный гомон русских дружинников. Они, сбившись в плотную группу, с оружием в руках ждали, что будет дальше. Многие поглядывали в сторону воеводы. Тот еще, какое-то время смотрел на крепость, из которой больше не доносилось ни звука, и совсем перестали сыпаться факелы.
  - Что это они? - Высказал общее удивление поведением эрзян Изяслав. - Пошумели, поорали и утихомирились.
  - Должно быть, проверяли, как скоро ты проснешься. - Съязвил Мечеслав и повернулся к Жиляте. - Однако там что-то все же стряслось!
  Тот помолчал, затем зевнул и, стряхивая сонное оцепенение, несколько раз резко мотнул головой.
  - Пойду-ка я дозоры проверю.
  Изяслав тот час увязался за ним. Воевода на это не возражал.
  
  На краю поля они встретили старшину ростовских дружинников, который ночевал среди своих людей. Причину переполоха в осажденной крепости он не знал и идею сходить проверить сторожей счел разумной.
  - Я и сам хотел так сделать. Даже велел коня мне подать. Сейчас приведут, и с вами поеду.
  Жиляте это пришлось не по нраву. Сам-то он мог пешком сопроводить конного Ероху. Но вот Изяславу, сыну суздальского воеводы, бежать за хвостом дружинника, было несовместимо с родовой честью. Запретить же следовать с ними ближнику ростовского князя Жилята не мог. Поэтому он крикнул ближайшим воинам, что бы коней подали и им. Тратить время сна на это не хотелось, но что уж тут поделаешь? Впрочем, ехать проверять дозорных им не пришлось. Из темени ночи, на свет костра шумно дыша, вышли два воина. Ими оказались гридень Мечеслава Кочень и его друг Мезеня. Взопревшие, от бега по заснеженному полю, они были чем-то очень довольны. Жилята, как старший из присутствовавших суздальцев, подступил к ним с расспросами. Кочень, чувствуя некоторое превосходство над своим другом, все же его сам воевода отметил, с воодушевлением принялся рассказывать.
  - Да это все Мезеня - хлопок ладони по широкой спине - он им на стену факел забросил. А эти-то верно бог весть чего подумали и ну суетиться! Слыхали, какой они подняли ор? - Парни расхохотались, Изяслав вслед за ними расплылся в улыбке:
  - Еще как слыхали! Наши все тоже переполошились. Видишь, стоят ... - новый взрыв смеха. Жилята не разделяя их веселья, спросил у Мезени, зачем он так сделал.
  - А это мы с Коченем так сговорились. Они растревожатся. На стену выскочат. А мы их из лука.
  - Ну и как?
  Кочень перебив друга, взялся рассказывать, при этом руками изображая, что и как было.
  - Сидим в темноте. Ждем. И тут Мезене факел чуть ли не под ноги. Он его сразу хвать и обратно! Они и всполошились. Один из сторожей вылез посмотреть. Хотел я его стрелой угостить, да не смог. Шуйцу как дернет - Кочень болезненно скривившись, покачал левой рукой - я лук уронил, пока подбирал, поддали огня, стало светло, пришлось нам бежать и впотьмах сызнова хорониться. А там уж решили мы идти обратно. Я из-за шуйцы сейчас не стрелок.
  Жилята недоуменно переглянувшись с Ерохой, спросил у парней, как те посмели подойти так близко к крепости:
  - Я не велел дозорам приближаться к ней ближе, чем на сто саженей!
  Кочень не услышав в голосе старшего угрозы продолжал веселиться.
  - А мы и не были в дозоре! Я же говорю, мы собственным почином, тишком даже от наших, да я так всё измыслил, что...
  Размашистая оплеуха прервала похвальбу Коченя, сбив с него шапку и его самого обрушив на снег.
  - Скоморох х...! - Жилята добавил носком сапога в грудь, очумевши хватавшего ртом воздух дружинника.
  - Так его! - Глумливо ощерился Ероха. - Надо и другому тоже!
  Но Жилята уже давил в себе ярость, досадуя на то, что бил своего воина в присутствии ростовца и теперь тот станет рассказывать всякое про суздальцев. Брезгливо посмотрел на копошащегося, в поисках шапки, Коченя. Потом резко обернулся и, велев следовать за ним, двинулся в сторону воеводского костра.
  
  Мечеслав выслушал сбивчивый и натужный рассказ дружинников, теперь по большей части говорил Мезеня, и пояснения, которыми так и сыпал Ероха. Установив для себя меру вины каждого, он приговорил гнать Коченя из гридней, наказав Жиляте:
  - Пусть эти двое будут при тебе. Присмотри за ними. Если учинят еще что-нибудь такое, погоним из дружины в шею. Пока же их доля в добыче - последняя.
  
  Сейчас Кочень и Мезеня, мерзли в нескольких шагах от костра. Когда провожатый подбросил в него дров, они невольно потянулись к теплу, но гревшийся у огня Жилята, мрачно покосился на скрип снега под сапогами и парни остались на своем месте.
  - В оба смотрите!
  Дружинники, ежась от холода, принялись смотреть, как им было велено. Мезеня налево, а Кочень направо. Именно он, когда пришло время снова подбросить в огонь дрова, вдруг подобрался и вытянулся, чуть ли, не встав на носочки.
  - Посмотри на реку! - Сказал он, не понятно к кому обращаясь. - Мордва идет!
  Жилята, еще несколько мгновений оставался неподвижен, глядя все так же на выезд из леса. Потом не торопясь поднялся и увидел, как из-за берегового изгиба, на лед реки выходит войско. Впереди десятка три конных и за ними плотная толпа пеших, которые все появлялись и появлялись и было видно, что их много. Жилята подошел к дружинникам, которые теперь уже оба во все глаза разглядывали супостата.
  - И что же ты ждешь? - Спросил он у Коченя.
  Дружинник, опомнившись, схватился за висевший на шее рог. Хриплый вой тревожного сигнала рванулся от леса над полем до реки и дальше, застигнув врасплох людей, и кого-то из них будоража, а кого-то, заставив оцепенеть и срывая с места зашедшуюся радостным криком воронью стаю.
  
  
  Глава 3.
  
  
  Замешательство, возникшее при виде нежданно появившегося врага, было почти сразу рассеяно окриками, скликавших своих людей старшин. Правда, несколько юнцов из тех, что врага видели впервые, поначалу растерявшись, бестолково топтались на месте. Таких приводили в чувство их чуть-чуть более опытные товарищи.
  - Что встал?!
  - Шевелись!
  - Не робей паря!
  Кто шуткой, кто бранью, они красуясь собственной лихостью, ободряли себя и друг друга и скоро уже все дружинники бежали к поданному коневодами табуну.
  
  Когда Жилята доехал до воеводы, тот обернулся к нему указывая рукой на все же иссякший поток эрзян.
  - А не малая рать! Что скажешь Жилята? - И не в силах совладать с обуревавшими его чувствами, не дожидаясь ответа, воскликнул. - Вот и дело для нас появилось!
  - Думаешь на них ударить?
  - А что же еще?! В твердь пропустить? Нам ее тогда только измором брать! И никакой Жирослав не поможет. А так, вот тут, в поле...
  - Пришла-таки подмога! - Прискакавший Ероха, осадил жеребца, так что бы встать справа от Мечеслава, вклинившись между ним и сдвинувшимся чуть в сторону Жилятой. - Три десятка конных, да более трех сотен пеших! Откуда они? - В поисках ответа он повернулся к державшемуся чуть в стороне от других, провожатому.
  Тот некоторое время изучал рисунки на щитах и расцветку одежды. Всматривался в едва трепыхавшийся в такт неспешного шага значок над головами конных.
  - Это инязор Виряс. Владетель из соседней тверди. Но... - Мирята пожал плечами - У него столько воинов никогда не было. Где он их взял...
  - Пургас одолжил? - Догадался Жилята.
  - Нет. Его воинов тут нет...
  - Ну, значит, он сказал кому-то дать своих людей этому, как ты сказал? Вирясу? Ну вот, а ему велел сюда идти с подмогой.
  - Ты так говоришь, будто сам это видел! - Усмехнулся Ероха и Жилята, пересказал Мечеславу то, что узнал вчера от провожатого и то что, потом полночи обдумывал. Воевода выслушал его очень внимательно и новостями остался доволен.
  - Дочка Пургаса? Это хорошо! Юрию Всеволодовичу ей поклонимся. Она ему будет знатным подспорьем, если придется рядиться о мире. Пургас из-за нее сговорчивее будет!
  - Это из-за дочки то? - Скептически скривился Ероха. - Да мало ль у него тех дочек?
  - Ну, мало, не мало, а помощь прислал! - Мечеслав воздел указательный палец к небу. - Дорожит, стало быть!
  - Но все же, как они успели? - Жиляту этот вопрос беспокоил больше всего. Но Ероха от него только отмахнулся.
  - Теперь то, что уже гадать?! Сейчас их побьем, да у них, же и спросим! - Он от предвкушения даже хохотнул, а Мечеслав, продолжая следить за неторопливо приближающейся ратью эрзян, недобро усмехнулся.
  - Вот этого Виряса, хорошо бы расспросить! Но только как нам его взять живым?
  Все дружно посмотрели в сторону небольшой группы вражеских конников. Те пропустили вперед ощетинившуюся копьями пешую рать и теперь следовали за ее правым крылом.
  - Вот что Ероха! - После короткого молчания Мечеслав принялся раздавать указания. - Поставишь ростовцев слева от суздальцев.
  - Ну а как же иначе? Ты воевода, значит я с лева!
  - Да ты не ерепенься! Я ж это не от спеси! Я дело говорю, ты слушай, раз уж признал меня воеводой! Встанешь с дружиной там, где я сказал. А когда пойдем, прими еще левее так, что бы ударить по самому краю. Зачем это нужно ты понимаешь? Вот! Пеших собьешь, и мчи на Виряса! У него конных всего три десятка. Твоим молодцам это на один зуб! Ты для них будешь как ястреб для уток! Ну как? С этим управишься?
  - О чем говорить? - Самодовольно осклабился Ероха. - Там всего-то делов.
  - Вот только инязора смотри не упусти, да постарайся живым его взять. Очень охота мне с ним побеседовать.
  - Надо же, дался тебе тот Виряс! Вот я бы пообщался с Пургасовой дочкой. Вот уж ее бы я порасспросил. Уж как бы уговаривал! Она бы у меня не стала кочевряжиться! - Ероха расхохотался, да так радостно, так заразительно, что и Мечеслав засмеялся вслед за ним. Жилята сдержано улыбнулся, глядя как замешкавшиеся было юнцы, расхватывают лошадей, почти без суеты поправляют ослабленную на ночь конскую сбрую, садятся в седло и едут, что бы занять место среди своих товарищей.
  На них с тоской в глазах смотрел Изяслав. Этого дня он ждал с малых лет. Копил силу, учился владеть оружием, постигал множество нужных на войне умений, так, что бы сегодня сойтись в схватке с опасным противником и победить, снискав себе сразу и славу и почести. При появлении эрзян, не выказав, ни малейшего замешательства стал рваться в бой. Но Мечеслав жестко осадил его, сказав, что место стягового подле воеводы. Изяслав, было, заартачился, но быстро понял, что дядя так и продержит его всю битву за своей спиной и сник. Жилята ему сочувствовал, при этом допуская, что воевода возможно и прав.
  Тем временем, Мечеслав отсмеявшись, заявил, что дочку Пургаса он предназначил князю. А ростовцу, в случае поимки Виряса, посулил лучшую часть из будущей добычи.
  - Все что возьмём с его конных дружинников, оружие, броню, коней, да все! Отдам тебе и твоим людям. Добычу с остальных делим как обычно.
  Такой расклад Ерохе пришелся по душе. Он снова нашел взглядом Виряса. Прищурив глаз, смерил до него расстояние и поудобнее повесил булаву на богато украшенный воинский пояс. Довольно осклабившись, пообещал.
  - Добуду тебе инязора!
  - Ну, так ступай и Бог тебе в помощь!
  Ероха, махнув рукой, помчался к ростовцам и ярославльцам, стоявшим особнячком от суздальцев. Мечеслав проводив его взглядом, посмотрел на крепость и удивился.
  - Это сколько же там народу?
  Людей на стене собралось так много, что казалось, там нет свободного места. Сейчас, находясь от русичей почти, что в трех полетах стрелы эрзяне, не чувствуя опасности, стояли открыто. У многих из них в руках было оружие. Жилята обернулся к провинившимся юнцам. Хохотнув, подначил.
  - Что Кочень, возьмешься ты их посчитать?
  Дружинник, глянув в сторону тверди, пожал плечами.
  - Было бы время. - Помолчал, посмотрел еще раз. - Не меньше чем нас.
  Тут вдруг заговорил почти все это время молчавший Мезеня.
  - А что они своим не выйдут помогать?
  - Не выйдут. - С сожалением вздохнул Жилята. У них настоящих воинов мало. Этих, что есть бросить нам под копыта? Нет, не пойдут. А было бы славно!
  - Да! - Мечтательно протянул Мечеслав. - Мы б их в раз, кого посекли, кого полонили. И твердь эту взяли бы без Жирослава. Где его носит...- Мечеслав говоря так в очередной раз, посмотрел на лесную дорогу и замолчал на полуслове. Там, по двое вряд, блистая броней, из леса выезжали всадники.
  - А вот и Жирослав! Легок на помине! - Воскликнул было Жилята, и тот час осекся. Одето в броню было едва ли два десятка, ехавших впереди, воинов. За ними потоком текли конники в белых, серых, черных, бурых и каких-то пестрых, полушубках и кожухах, простых, или ярко украшенных вышивкой. На головах у них были шапки.
  - Это не наши! - Первым проявил сообразительность Мезеня. - А кто?
  На этот вопрос ответил провожатый. Указывая пальцем на покачивавшийся над головами передних воинов хвостатый значок, он произнес.
  - Это Пургаз. - И, переполняясь волнением, воскликнул. - Эрзя идут!
  И был услышан ближайшими дружинниками. Те тут же встревожено заозирались. Увидели нового врага и весть об этом, повторенная ими на все лады вихрем понеслась над войском, волнуя людей и внося суматоху. Сразу много воинов стало поворачивать в сторону этой новой опасности, остальные пока оставались на месте и готовый к атаке строй войска распался. Тотчас над ним послышались возгласы.
  - Мы в западне!
  - Все пропадем тут!
  Общий настрой войска, выразил вернувшийся с полдороги Ероха. Не стесняясь слышавших его воинов, и не выбирая выражений, он напустился на воеводу.
  - Что... дождались!? И где твой... Жирослав? Попали меж молотом и наковальней! И что теперь скажешь ты стратиг ...?
  - Что я скажу?! - Глухо, почти шепотом промолвил Мечеслав, Ероха заглянул в его посиневшие от гнева глаза, и поток брани сразу прервался. Он даже отодвинулся на шаг от воеводы, но тот уже подавил в себе ярость.
  - Что я скажу? - Разжал кулак. - Да то, что и раньше. Мы будем их бить. Сперва собьем этих! - Кивок в сторону реки. - Потом повернем и ударим на тех. Мы сильнее в конной сшибке. Загоним их в лес и уйдем по реке. Про дочку Пургаса пока что забудем. - Мечеслав, обуздав гнев, говорил почти ровно и Ероха, почуяв, что гроза миновала, осмелился возразить.
  - А может их не бить, а сразу по реке. Так мы уйдем и людей сохраним.
  - На них броней нет и их кони быстрее. Начнем уходить, они нас догонят и все одно с ними биться придется. Так лучше сейчас. Пока кони свежи ну и они не все вышли из леса. Мы же не знаем, сколько их там.
  Все замолчали, глядя на воинов Пургаса. Тех уже было не менее сотни, и Жилята еще раз вспомнил про Жирослава. Ероха отозвался глумливой насмешкой.
  - Если шел за нами, то попался этим. Тогда его сейчас вороны доедают. - И заметив, как вдруг вздрогнул, побледнев провожатый, рассмеялся. - Что раб божий Александр? Уже пожалел, что с нами связался? Готов ты за Христа живот свой положить?
  - Уймись ты уже! - Все же не сдержавшись, рявкнул воевода. - Ступай к своей дружине и исполни то, о чем мы сговорились!
  Отослав старшину ростовцев, воевода обратился к Жиляте с просьбой занять место на правом крыле.
  - У наших юнцов опыта мало. Ты проследишь, что бы они не зарвались. И пусть твой кмет вернет боевой рог Изяславу. Как его услышишь, дружину поворачивай. Да смотри не мешкай! Нам еще нужно успеть развернуться и разогнать коней для удара. Сделаешь так? С Богом!
  Торопясь занять место указанное воеводой, Жилята оглянулся на своих подопечных.
  - Что с твоей кобылой? - Спросил у Мезени, указывая на окровавленный круп его лошади. Тот оглянулся и некоторое время, молча, смотрел на падающие в снег крупные красные капли.
  - Язык проглотил?! - Прикрикнул Жилята.
  - Это когда ездили с мордвой поговорить. Они в нас стреляли. Вот Сороке шкуру срезнем рассекли.
  - Почему ты об этом мне не сказал?!
  -Я сам ее рану как мог, обиходил. Кровь унялась. - Лицо парня выражало полнейшее недоумение. - Вот - снова кровавит.
  - Ты! - Жилята не подобрав подходящих слов, сплюнул на снег.
  - Он может взять одну из вьючных. - Позволил себе вмешаться с советом провожатый. Жилята в сердцах от него отмахнулся.
  - Какую там из вьючных?! Такую остолопину еще и не каждый конь увезет! Ладно! С крестом и горячей молитвой авось уж да как-нибудь...
  
  - Ну-ка вы цыц! - Ворвавшись в толпу воинов, Жилята принялся восстанавливать порядок.
  - Раскудахтались как куры! Вы кто? Воины Суздаля? А то похожи на баб перепуганных! А ну замолчали! - Гвалт встревоженных возгласов стих. Дружинники один за другим оборачивались к нему и скоро Жилята был в кольце парней замерших в ожидании. Крутанув коня, он казалось, успел заглянуть в глаза каждого из них.
  - Чего оробели? Кого испугались?
  Ближайшие воины хмуро молчали, но из задних рядов понеслись выкрики.
  - Так ведь они нас как волков обложили!
  - Ни за что пропадём!
  - Всех передавят!
  - Кто? - Жилята заорав, привстал на стременах, пронзая взглядом, войско на всю глубину и сразу вокруг воцарилось молчание.
  - А ну живо в строй!
  Уже стоя в первом ряду, он поглядывал на последние приготовления к битве. Дружинники, заняв свое место в строю, перекидывали со спины щит, продевали в его ремни одну руку, другой брались за древко копья. Ближайшим соседом справа оказался Мезеня. Прикрывшись, как все миндалевидным щитом он в правой руке держал, уже извлеченную из тула сулицу. За Мезеней стоял Мирята. Не привычный, как и многие его соплеменники к конному копейному бою, он вооружился саблей, очень добротной и к удивлению Жиляты даже посеребренной по рукояти. Коченя видно не было, так как он стоял прямо за спиной, и обернуться к нему уже не пришлось. Мечеслав, убедившись в готовности войска, сказал, что-то племяннику и выехал из строя на несколько шагов.
  - Ну, началось. - Произнес, кто-то из воинов и пару раз резко вздохнув, горячо зашептал:
  - Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его. Как исчезает дым, да исчезнут, как тает воск от огня, так да погибнут грешники от лица Божия, а праведники да возвеселятся...
  Шепот творимых молитв шелестел над дружиной. Русичи торопливо крестясь, воздевали взгляды к небу, закрытому от них тяжелой серой тучей, а из нее на разделившее два войско пространство уже сыпались крупные снежные хлопья. Над полем хрипло завыла труба.
   Жилята помотав головой, стряхнул охватившее оцепенение.
  - Ну что, постоим за веру Христову? Не посрамим славы отцов!
  Дружина пошла навстречу врагу. Сначала шагом. Потом все быстрее и быстрее. Опять взвыла труба, и кони понеслись вскачь.
  
  Пешая рать эрзян ступила на берег, поднялась по его не высокому склону и встала. У многих воинов с собой были луки, и они взялись за них, как только позволило быстро уменьшавшееся расстояние. Большинство стрел летели мимо, застревали в щитах, отскакивали от шлемов, или скользили по броне. Но некоторые, все - же достигали цели, валили из седел всадников, рушили с размаху на землю лошадей. Тем, кому не повезло ехать за упавшими, приходилось, через них перескакивать, и иногда кто-нибудь не успевал...
  Эрзяне были совсем уже близко. Их стрелки один за другим, стали торопливо убирать луки, иногда просто бросая их на землю, спеша сменить на щит и копье. Только один из них, войдя в раж, все рвал тетиву, пуская стрелы одну за другой. Рухнув, исчез сосед Жиляты слева. Сам же Жилята, мчавшийся на лучника, встретился с хищным взглядом его прицельно сощуренных глаз. Отметив руку, взявшую стрелу, понукнул коня, понял, что доскакать уже не успеет и увидел как этот лучник, валится навзничь к ногам своих сородичей. Лук его упал на землю, а рука, так и не успевшая вытянуть стрелу, хваталась за древко, пробившей грудь сулицы. И тут же рать эрзян, разноголосо завопила и, всколыхнувшись, двинулась вперед навстречу коннице, быстро сокращая между ними расстояние.
  Совсем еще молодой парень, занял место лучника только, что сраженного сулицей Мезени. Перешагивая через упавшего, и не хотя на него наступить он, прыгнув на встречу Жиляте, споткнулся. С трудом устояв, выставил щит, против направленного в живот копья, и не успел даже удивиться, когда это копье оказалось прямо перед его глазами. Жилята обозначив удар в его живот, в последний момент слегка вздернув древко, послал острие выше края щита, целясь в ничем не прикрытое горло. Конь его сбил парня грудью, швырнув окровавленное тело на шедшего за ним худого мужичка в старом и прожженном местами кожухе. Он, метился ударить топором коня, замешкался от столкновения с трупом и был сражен ударом в ключицу. Точно так же заколов его соседа справа, Жилята повернулся к соседу слева. Тот проворно присел и копье, пройдя над его головой, было перехвачено следующим воином. Дюжий парень схватился за древко обеими руками и что было сил, потянул на себя. Жилята не стал с ним бороться. Выпустив древко, взялся за меч. Увернувшийся от удара воин разогнулся и сам ударил копьем. Жилята отклонил его древко локтем и принялся рубить мечом эрзянина, который сноровисто прикрывался щитом и даже еще один раз сам ударил, прежде чем был зарублен Мирятой. Следующий воин, оказавшийся перед Жилятой, просто метнул в него топор, а затем вдруг развернулся и так же как все остальные эрзяне бросился бежать. Жилята понукнув коня, погнался за бегущим. Тот, сделав несколько шагов, врезался в преграду из замешкавшихся на спуске воинов. Побуждая бежать их быстрее, он ударил одного из них по спине и, не добившись успеха, видимо понял, что ему не уйти. Выхватив длинный боевой нож он, заорав, обернулся к погоне. Жилята подскакав, с маху рубанул его между плечом и шеей и, опрокинув конем тело, вдруг увидел, что перед ним пусто.
  Пешее ополчение эрзян не устояло в схватке с бронированной конницей. Потеряв многих воинов в первых рядах оно, скатившись с берега, отступило на речной лед, сохранив порядок в середине и на левом крыле рати. Правое крыло, охваченное с фланга, не выдержав удара, сразу же рассыпалось и, отдавшись панике, стало разбегаться. Разбив его, дружины ростовцев и ярославльцев, расчистив себе путь, рванулись навстречу дружине Виряса. Мечеслав смотрел на них, остановив своего коня у самого спуска к реке. Воинов в стремительно сближавшихся отрядах было примерно поровну. Воевода не сомневался в победе своих, но не в силах сдержаться, азартно кричал им, подбадривая, будто те могли его слышать. И возликовал когда старшина ростовцев, сразил переднего врага и, сломав копье, выхватил булаву и принялся ей колотить инязора.
  - Бей его Ероха! Бей!
  Виряс сумел заслониться щитом, рубанул мечом, получил булавой по шлему и тут же поединщики пропали из виду скрытые сошедшимися в конной битве воинами. Только после этого, Мечеслав смог оторваться от зрелища схватки. Словно опомнившись, он стал оборачиваться, силясь разглядеть, что происходит за спиной. Даже пришлось привстать в стременах, но увидел. За легкой пеленой сыпавшего снега, от дальнего края поля в их сторону, начали движение конники Пургаса. И было их, на глаз, гораздо больше русичей.
  - Пора поворачивать! - Обернулся воевода к племяннику. Тот, будто не услышав, во все глаза смотрел на конную рубку.
  - Труби скорее! - Толкнул в плечо и Изяслав на это отозвался со странным удивлением.
  - Что это они замыслили, дядька Мечеслав?
  Воевода посмотрел в сторону схватки. Та уже закончилась победой Ерохи. Что стало с Вирясом, было не понять. Последние же его воины мчались во всю прыть, стремясь убежать под защиту пехоты. Ростовцы и ярославльцы, не уделяя более беглецам внимания, продолжили скакать по реке. Ехавший впереди всех Ероха часто оглядывался видимо для того, что бы криками поторопить своих воинов. Их у него осталось не больше половины, но он продолжал звать их за собой, уводя далеко за спину врага. Мечеслав изумленно смотрел на ростовца, пытаясь понять, на что же он надеется с дюжиной дружинников. Потом его вдруг осенило.
  - Ероха сука! Куда!? Назад! Падаль!
  Будто услышав, один из воинов остановился, крикнул, что-то старшине ростовцев и повернул обратно. Остальные, во главе с Ерохой продолжали гнать коней, уносясь подальше от боя.
  - Бросили нас твари! - Воскликнул, кто то и его сразу многие поддержали бранью. Мечеслав, выкрикнув проклятье, смачно плюнул в след сбежавшим. Обернулся к племяннику. Зарычал на него, так будто тот был виновен в бегстве ростовцев.
  - Труби уже телятя! Стоишь, глазами хлопаешь...
  Изяслав торопливо схватился за рог. Заныл сигнал общего сбора. В это время эрзянские пешцы, остановившиеся на льду реки, окончательно пришли в себя и вновь пошли на русичей. Те из них у кого еще оставались луки, сейчас про них вспомнили. Одна из стрел едва не попав в Мечеслава, сочно звякнула по чьей-то кольчуге за его спиной. Гнусавый вой рога сразу затих.
  Жилята услышав долгожданный сигнал, с облегчением выдохнул.
  - Ну, слава Богу! И чего столько ждали? - И обернувшись, заорал воинам.
  - А ну раздались! Скорее поворачивай!
  Дружинники прянули в стороны, высвобождая место для разворота коней. Теперь последний ряд становился первым. Жилята перешел в него. Лежавшее перед ним поле в нескольких местах бугрилось уже чуть-чуть припорошенными телами дружинников. Сколько? Считать их сейчас не хотелось, но в двух местах он заметил движение. Увидел его так же и Кочень.
  - Кто там? - Спросил он, борясь с дрожью голоса. - Кто то из наших от раны страдает, или он так об землю зашибся...
  - Или это конь его околевает! - Нарочито грубо перебил Жилята. Ему очень хотелось вместо потерянного копья, подобрать копье одного из павших дружинников. Но до ближайшего из них было довольно далеко, а Жилята боялся оставить юнцов без присмотра надолго. Поэтому он сердился на себя за нерешительность, на воинов за их неопытность, но больше всего на Коченя за излишнюю болтливость. Не в силах более сдерживаться, он рявкнул, что бы тот заткнулся и немного успокоившись, думая о копье, столь необходимом для предстоящей конной сшибки, добавил. - Подъедем, увидим!
  Дружина Пургаса обогнула твердь, встав между ней и войском Мечеслава. Развернувшись, между рекой и лесом, перегородила поле, и Жилята оценил ее силу более чем в две сотни конных. Мелькнула мысль - а сколько у нас? Снова посмотрев на лежавших в поле воинов, подумал о том, что когда пойдут в бой там, где они сейчас стоят, лежать останется не меньше. И еще раненые. Но их не много и на правом крыле, только одному из них приходилось помогать держаться в седле. Все остальные годны к битве. Вот только скорее бы она началась. Медлить нельзя. И тут он услышал голос воеводы. Тот, выехав вперед из строя, требовал подойти как можно скорее.
  - Да что там у него? - По голосу он понял, что Мечеслав очень сильно встревожен. Как только подъехал, увидел, чем именно. Древко обвисшего в безветрии стяга теперь держал один из юнцов. Парнишка был бледен и губы его подрагивали или от волнения, или от холода. Изяслав же сидел в седле, обеими руками вцепившись в поводья, и не смотря на это, скашивался на сторону. В правом боку, застряв в нижних ребрах, торчала стрела. Древко ее смотрело вниз и по нему, смочив оперение, в истоптанный снег текли капли крови.
  - Ах ты ё... - По длине древка торчавшего наружу, Жилята понял, что стрела вошло довольно глубоко. - Как он не сомлел-то?
  - А он и сомлел! Но быстро опамятовал. Наша порода! Ты вот что послушай!- Мечеслав на ухо, шепотом поведал о бегстве Ерохи. Жилята со своего места не мог этого видеть, а слухам воевода не дал распространиться. Узнав же об этом сейчас, он, будто и не удивившись, продолжал слушать. Мечеслав зыркнув глазами на ближайших воинов заговорил еще тише.
  - Нас осталось очень мало. Как уж теперь сложится с ними - кивок на конницу эрзян - Бог его знает! Но вот его, Изяслава, его надо спасти! Понял о чем я?
  Жилята пару мгновений молчал, глядя на начавших движение дружинников Пургаса. Потом посмотрел на сильно уменьшенную дружину суздальцев и, выпрямляясь, ответил.
  - Нет!
  Мечеслав пару раз резко вздохнул, видно борясь с какими-то чувствами. Потом заговорил чуть громче и тоном, пресекающим все попытки спорить.
  - Я твой воевода. Велю тебе, суздальскому воину Жиляте. Спаси боярича Изяслава. Сына Путислава - твоего боярина!
  Исполняя прямой приказ воеводы, Жилята вместе с Изяславом, заняли место в последнем ряду. С началом атаки, они должны отколоться от войска и свернув направо, по льду реки объехать твердь, скрыться в лесу на той стороне и там дождаться, чем кончится битва. Если дружине удастся прорваться, уходить она будет так же по льду и Жилята с ней сможет соединиться. Если же нет, то он сам, лесами выйдет к княжескому стану. Дорогу ему укажет провожатый. Изяслав, было видно, не хотел оставлять войско, но спорить с дядей сил не имел. Из-за ранения он быстро слабел, хотя верхом пока, сидел самостоятельно. Удержится ли он в седле на скаку? Жилята не знал, поэтому велел мордвину за раненым присматривать. Тот вовремя заминки у берега, вступил в перестрелку с эрзянскими лучниками. Нескольких из них достал, но тул его опустел, и мощный лук стал бесполезен. Теперь он спорил с Коченем, который предлагал укоротить торчавшее из раны древко стрелы.
  - Оно бояричу мешает!
  Неожиданно на помощь Миряте пришел Мезеня сказавший, что этого делать нельзя и Кочень отстал.
  Взять их с собой приказал воевода. Они, мол, если что должны помочь пробиться, ну а если что, то задержать погоню. Мезеня сломавший в бою копье, вооружился еще одной сулицей. Кочень свое копье сохранил. Сейчас его испачканное красным острие целило прямо в серое небо.
  Жилята хотел приказать ему стереть кровь с оружия, но не сделал этого. Сам он свое копье утратил, на что теперь очень сильно досадовал. Да еще его миндалевидный щит оказался расщеплен по самому низу. Жилята припоминал, что вроде бы именно туда прилетел брошенный эрзянином топор, а потом об этом, думать стало некогда. Опять завыл рог и дружина, пустив коней вскачь, понеслась на врага.
  Жилята недолго ехал за ней, потом немного отстав, повернул к реке. У самого льда он обернулся. Его люди, как и было велено, следовали за ним. Воины, ехавшие крайними в последних рядах дружины, это заметили. Оглядываясь, они провожали их взглядами полными удивления. Жиляте почудилось, что сейчас они, покинув строй, увяжутся за ним. Но этого не случилось. Дружина, набирая разбег, неслась на врага и ее боевой клич, застиг беглецов уже на льду.
  Мчались по реке, забирая вправо, с тем, что бы потом выехать на берег. Пологий и удобный для этого склон, был уже за твердью, и беглецам предстояло ее миновать. В крепости всё поняли, и на стене обращенной к реке, появились вооруженные люди. В это время, над полем, разнесся грохот и рев столкнувшихся в битве конных дружин. Жилята на ходу оглянулся на них. Мечеслав сумел направить дружину так, что бы ударить по левому, крылу войска Пургаса. Копейным конным ударом, он его почти опрокинул. Теперь там кипела бешеная сеча. Суздальцы рвались к реке, и врагов перед ними было не много. Тогда появилась надежда "прорвутся"! И в этот момент раздался крик Коченя.
  - Впереди конные!
  И в ответ ему яростный возглас Миряты:
  - Инязор Иняс! Вот это встреча!
  Жилята сразу понял, кому из появившихся на пути врагов, так злобно радуется их провожатый. Эрзянин на жеребце бурой масти под богатым седлом, стоял впереди всех. Одетый в кольчугу и шлем, явно дорогие и очень добротные. Вооруженный копьем, прикрывшийся щитом с красным узором по белому полю, он даже с расстояния смотрелся очень грозно. Четверо его людей были вооружены кто чем. Броней и шлемов ни на ком из них не было. Выехав на лед, они впятером перекрыли дорогу. Свернуть было некуда, да и Жилята об этом не думал. Обернулся на Изяслава. Тот был в сознании, в помощи пока как будто не нуждался и рядом с ним ехал Мирята. Убедившись в том, что боярич в порядке, Жилята глянул на гридней и, выхватив меч, заорал:
  - Бей!
  Рослый жеребец Иняса, полный молодой и нерастраченной силы, резво нес своего седока. Глядя на противника в щель между щитом и шлемом, Жилята понимал, что вооруженный копьем против его меча, тот первым нанесет удар. Сближаясь, он примерялся принять удар так, что бы пережить его и тут же ответить. Поэтому он принял чуть вправо, чтоб встретить копье левым плечом, пустив острие вскользь по щиту.
  "Потом осадить, вздыбить коня и рубануть сверху по шлему. Щитом заслониться он не успеет. Я так уже делал". Мысли неслись в такт ударам копыт. Эрзянин за мгновения очутился рядом и, глядя на врага сквозь щели полумаски, ударил копьем. Жилята, как и собирался, выставил щит так, что бы копье по нему соскользнуло и по положению вражеской руки, вдруг понял, что не угадал. Иняс не стал его бить в плечо, или в голову. В последний момент опустил копье вниз. Ногу Жиляты рвануло так сильно, что он услышал разрыв стременного ремня. Еще не успев почувствовать боли увидел, что летит куда-то вниз и влево в вихрь поднятого лошадьми снега. Удар об лед высек целую молнию. Она, зародившись ниже колена, пробив через все тело, ударила в мозг.
  
  Очнувшись, он не сразу понял что случилось. Голова мерзла на холодном и твердом. Открыв глаза, увидел, что собственным конем, он придавлен ко льду. Левая нога била болью в затылок и была мокрой от бедра до ступни. Чуть приподняв голову, взглянул на коня. Тот лежал на левом боку. Правый глаз был открыт, а оскаленный рот забит розовым снегом. Гнедой не дышал. Только теперь осознав, что случилось, Жилята заворочался, пытаясь осмотреться. Первым кого он увидел, был Кочень. Тот стоя в нескольких шагах от него, укрощал, чью-то лошадь. Далее на глаза попался Изяслав. Он сидел, обмякнув в седле склоняясь все ниже к гриве коня. Увидев это, Жилята стал выбираться из-под Гнедого. Скинув стремя с правой ноги, он попытался ползти на боку. Нога не шла, застряла. Тогда, переведя дух и собравшись с силой, Жилята рванулся из-под коня.
  
  Снова очнулся от того, что кто-то тер ему снегом лицо. Открыл глаза, увидел Мезеню и услышал Коченя.
  - Жилята опамятовал. Ну, слава Богу.
  - А куда бы делся? Крепкий. - Мезеня, выглядел очень довольным. Они стояли, склонившись над ним, а над ними качались ветви деревьев.
  - Что с Изяславом?
  - Мирята его к седлу привязал, так что бы тот сам мог сидеть. А то он сомлел. - Кочень быстро тараторил, потом вдруг сказал.
  - Все брат, поднимаем!
  Вдвоем с Мезеней они, подняли Жиляту, и тот только сейчас понял, что находится уже не на реке.
  - Где это мы?
  - В лесу, не видишь? - Пыхтел Мезеня, удерживая раненого уже в одиночку.
  - Это я вижу! Где это в лесу? Что с остальными? Что же молчишь ты, остолопина?
  Ответа не последовало. Вместо этого перед глазами появился Мирята, который вел в поводу жеребца бурой масти под богатым седлом заляпанным кровью.
  - Ну, теперь сажаем! - Выдохнул Мезеня и зашипел, явно на Коченя. - Эх ты криворукий, я же показывал...
  Ногу Жиляты дернуло так, что он надолго утратил сознание.
  
  
  Глава четвертая.
  
  - Ты почто маешься? Сядь, отдохни, раз нечего делать. А то и вздремни, а я постерегу. Все одно раненым нужен пригляд.
  - Уснешь тут! Не спокойно мне. Ушел, да так и нету, будто пропал.
  - Это ты зря. Охота - сам знаешь! Дело такое. Неспешное. Даже и тогда когда она на зверя. А тут человек.
  - Мезеня, как ты мыслишь, он его добудет?
  - А как же? Мирята воин изрядный. Как он того, видел? Саблей махнул, и голову с плеч! Поганому ни меч, ни щит не помогли. Вот ты бы так смог?
  - Да где же мне так-то? - Удивился Кочень. - Я саблю в руках отродясь не держал. Мало у нас их. Всё больше мечи, как мой, или твой. Да и те куда проще, чем его сабля!
  - Где он ее взял-то? - В задумчивости протянул Мезеня. - Стоит, поди как стадо коров! А с виду не скажешь, что Мирята богач.
  - Не богач! - Кивнул Кочень и усмехнулся. - А саблю свою он вряд ли купил.
  - Во-во! И я говорю. Добыл он ее! И этого гада тоже добудет! Тот что? Только из лука стрелять и умеет! А так - от тебя убегал и от меня убегал. Вот и от Миряты тоже убегает.
  - А ну как убежит?
  - Это от стрелы-то? Их сейчас у Миряты в достатке. Жалко, что ты про них сразу не вспомнил.
  - Да. Я бы сейчас на своем коне ехал.
  Жилята, очнувшись уже некоторое время назад, понял, что лежит на куче еловых веток. С трудом разлепив веки, увидел белесую муть, в которой прямо перед ним, угадывалась чья-то тень. Несколько раз закрыл и открыл глаза. Пелена спала. Тень, оказавшись стволом здоровенной сосны, тут же поплыла, куда-то в бок и вниз. Ощутив подступающую дурноту, поспешно смежил веки. В наступившей темноте, он еще, какое-то время чувствовал, что качается, будто на волнах вместе со своей еловой постелью. Кое-как, освоившись с этим состоянием, продолжил слушать разговор дружинников. Мезеня, молчаливый в присутствии старших, в обществе сверстника был более свободен и позволял себе пространные речи:
  - А Ероха то, вот ведь Иуда! Нас бросил, а сам наутек. И люди его с ним, такие же паскудные! Один только этот, как его? Артемий? Вот он молодец! С нами остался. Подъехал к воеводе, а тот ему же и в упрек, что же ты, мол, от своих откололся? Почто не сбежал с остальными ростовцами? А Артемий, ты слышал, как он Мечеславу ответил? Говорит, какие они мне к черту свои? Я из ярославльских!
  Парни посмеялись и Мезеня продолжил.
  - А Мечеславу такой ответ, вроде бы как даже понравился. Артемия этого поставил в строй подле себя, да наказал ему, что бы он в бою стягового берёг! Вот это воевода! - Мезеня сделал паузу и спросил о том, что как видно волновало его больше всего.
  - А может Мирята его уже встретил?
  Кочень тяжко вздохнув, ответил с злой досадой в голосе.
  - Эх, Мезеня, да ты же сам видел, как окружили поганые наших. Вон какая прорва их из тверди набежала. Со всех сторон обступили и ну избивать! - Кочень замолчал, потом уже несколько мягче продолжил. - А если кто и вырвался, то так по льду реки и спасся. Где ему было в лесу нас искать?
  Парни опять замолчали, и Жиляте их молчание показалось таким тягостным, что он уже собрался на них прикрикнуть, но тут Мезеня свернул на прежнюю тему.
  - А этот гад шел по нашему следу. А мы то, нет что бы, стеречься. А! Сами проворонили!
  - Да где уж нам было? Втроем, с двумя ранеными. Те оба в беспамятстве. Мы же о них все время пеклись, по сторонам и не смотрели. Да и кто знал, что эрзянин вернется? Какой ему смысл был гнать нас в одиночку? Вернись к своим, расскажи, что да как, а там уж с подмогой... начал рассуждать Кочень, но Мезеня его перебил:
  - Ну и чего же он эдак не сделал?
  - Он по-другому размышлял. Боялся, что пока он туда сюда ездит, снег наши следы совсем занесет. Тогда нас в лесу будет не отыскать! А он нас найти, видно, страсть как хотел! Даже в одиночку. Даже поставив на кон свою жизнь!
  - Экий он отчаянный! А какой настырный!
  - Я мыслю, что убили мы у него кого-то. Вот он и мстит.
  - Что же он так мстит. Стрелял не в тебя, не в меня, не в Миряту, а в раненых. Кому эта месть? Что они ему сделали?
  - Он стрелял в того, на ком броня богаче, верно, рассудив, что это кто-то знатный. Вот и попал в боярича. А тот уже и так был ранен...
  - Эй, вы! - Жилята попытался крикнуть на дружинников, но рот оказался заполнен густой слизью, к тому же, вперемешку с древесной корой. Крик получился шепотом и услышан не был.
  - Что там? Что... - с трудом выхаркнул слизь и голос стал громче. - Что с Изяславом?
  За спиной раздались возгласы Коченя и Мезени.
  - Опамятовал! Как ты?
  - Не шевелись! Не вставай!
  - Что с Изяславом? - Громко, насколько это у него получилось, повторил свой вопрос Жилята.
  Парни, подбежав к раненому, принялись осторожно его переворачивать, помогая лечь на спину. При этом нога отозвалась болью всего один раз и Жилята к своему удивлению, эту боль чувствовал, словно чужую. Наконец перед его глазами появились нижние ветки сосны и чуть с боку на фоне серой хмари сумеречного неба, возникло лицо Коченя, который сразу же затороторил.
  - Жив боярич. Поганые его еще раз подранили. Стрела в плечо попала. Но Мезеня ее уже вынул. Говорит, кость не задета и рана не опасная. Только он кровью очень истек. Сейчас лежит в беспамятстве.
  - Где он?
  - Так вот, с тобой рядом. Ты поверни-ка голову влево!
  Изяслав лежал на той же куче лапника, заботливо укрытый каким-то полотнищем. Лицо его было обращено к небу, глаза закрыты и еще никогда Жилята не видел юного боярича таким умиротворенным.
  - Он дышит? - Возглас вырвался сам собой, но еще раньше, чем Кочень успел ответить, Жилята скорее ощутил, чем увидел:
  - Дышит! Ну, слава тебе Господи! И давно он так?
  - Да сразу как Мезеня стрелу из него вынул, так он и забылся. А тогда еще был день.
  Жилята снова, посмотрев на Изяслава, обратил внимание на укрывавшее его полотнище.
  - Чье это корзно? Бархат! Шитье! В крови все!
  - Ну да. И дыра с Мезенин кулак. Он же это корзно сулицей пробил, когда того бугая убивал, того что тебе ногу поранил.
  Жилята отвернувшись от Изяслава, поискал глазами Мезеню. Тот с гордым видом стоял за спиной Коченя.
  - Ребятки, а поведайте мне о ваших свершениях! Начинай Мезеня! Расскажи, как это ты богатыря одолел!
  Мезеня вдохнул в себя, сколько смог воздуха.
  - Он когда тебя поверг, копье переломил. Сразу за меч. А тут я. Он не успел. Я его сулицей. - Проговорив это, дружинник замолчал.
  - Сулицу в него метнул?
  - Нет. - Мезеня мотнул головой.
  - Он его ей как копьем заколол. - Пришел на помощь смутившемуся другу Кочень. - Прямо через щит и вместе с броней насквозь. В грудь вошла и из спины вышла.
  - А ты силен!
  От похвалы Мезеня заулыбался, и видно было, очень хотел, сказать, что-то еще, но так и не смог подобрать нужных слов. Жилята повернулся к Коченю.
  - Ну, сказывай, что дальше было!
  Тот запел соловьем, повествуя о том, как сразив копьем одного врага, устремился на другого. Тот боя не принял - увернулся. Сумел из лука спешить Коченя и когда тот упал, хотел зарубить его топором.
  - Стрела попала коню между глазом и ухом и он повалился. Я стремена сбросил и спрыгнул с седла. Упал, но сразу же, поднялся. Поганый увидел, что я на ногах, забыл про топор, и вновь взялся за лук. Тут уж я не знаю, как бы оно вышло. Меня Мезеня выручил. Метнул в него сулицу. Не попал, но тот испугался и ну наутек.
  - Постой! Ты что же, теперь совсем без коня? И как ты теперь?
  - Бог миловал! Мирята добыл мне другого. Он, как ты и велел, был при Изяславе. Двое эрзян напали на него. Чаяли, должно быть, добраться до боярича. Мезеня попал в одного из них сулицей. Пробил его щит и ранил поганого. Тот завизжал и ну в твердь убегать. Второй только и смог доехать до Миряты. А тот ему голову отрубил саблей. И сразу коня хвать за узду! Теперь я на нем езжу. И для тебя он коня раздобыл. Тот бугай застрял в стременах, да так что не дал жеребцу убежать. Мирята его поймал и привел. Так что кони есть у всех.
  - Выходит, что троих вы ворогов убили, да двоих прогнали. - Жилята опять ощутил подкатывающую дурноту. Мир перед глазами куда-то поплыл. Снова смежил веки, и стало чуть-чуть легче, но мысль ворочалась в голове с тяжестью жернова.
  - Так кто же ранил Изяслава?
  - Тот, что коня подо мной застрелил. В него еще Мезеня сулицу метал, да мимо. Мы про него и думать забыли. Мирята в лесу тропу отыскал, и мы по ней ехали. А эрзянин, видать, крался за нами. Мы его увидели, когда он стал стрелять. Первой же стрелой попал в Изяслава, другой Миряте лицо оцарапал. Тот осерчал и пустился в погоню. Нам же сказал ждать его тут. Ну, мы и ждем. Давно уже ждем. Стрелу из Изяслава вытянуть успели и ты вот опамятовал. А его нет.
  Кочень замолчал. Жилята его не видел, но чувствовал на себе вопросительный взгляд. Вместо ответа, он окликнул Мезеню.
  - Рану мою ты перевязывал? Скажи что с ногой?
  Тот рассказал, что наконечник копья, пробил ногу чуть ниже колена и сквозь нее вошел в коня. От боли Гнедой сильно рванулся и древко в нем переломилось. Его обломок, словно гвоздь, так и пришил к коню Жиляту. Мезеня с древка ногу сдернул и рану как следует перевязал.
  - Кость-то цела? А почему же я не могу ногой пошевелить?
  - А ты ее хоть чувствуешь?
  От заданного вопроса Жилята даже приоткрыл глаза.
  - Да она болит все время! Вот же спросил!
  Мезеня стал объяснять, что железо копья прошло рядом с коленом. А там, у человека мышцы и сухожилия.
  - Могло и порвать, что-нибудь важное. Тогда будет худо.
  После его слов Жилята, какое-то время молчал, усваивая услышанное и прислушиваясь к собственным ощущениям. Боль была терпимой. Нога ощущалась и почему-то мерзла.
  - Мезеня, сапог мой куда подевали?
  - Так он в мешке. Не беспокойся. - После некоторой заминки вместо Мезени ответил Кочень. - Нога в него не влезла. Она же вся в повязках. Да еще Мезеня к ней примотал древко от сулицы. Это что б ты ногу в колене гнуть не мог. Говорит нельзя тебе.
  - Хм. А как же я в седло? - Дурнота отступала, и возвращались все ощущения тела. Боль в ноге становилась острее и кроме того, Жилята почувствовал, что теперь уже весь замерзает. Открыв глаза, он увидел склонившегося над его повязкой Мезеню. Тот, ее поправил и потом очищал снегом пальцы от крови. Вместо него вновь говорил Кочень.
  - Мы твое седло приспособили, так что бы ты мог сидеть в нем хоть... хоть спящий.
  - Мезеня, это ты измыслил? - Удивился Жилята. - А ты, как я погляжу искусник! Кто же тебя выучил лекарскому делу? Скажи! Небось, родитель твой?
  Мезеня, прежде чем ответить, отер о штаны влагу с ладони, поднялся и отошел к Изяславу.
  - Отца я не помню. Он на Липице остался. Я тогда мальцом еще был. - Он аккуратно приподнял корзно на бояриче и наблюдавший за ним Жилята, чуть не подпрыгнул на своей постели.
  - Ах, что бы вас ... так! Остолопы ... вы что ...сотворили?
  В правом боку Изяслава, сквозь слой побуревших и местами сочившихся красным повязок, до сих пор, так и торчала стрела.
  -Ты... почто ее не вынул?
  Мезеня потрогал повязку вокруг раны. Потом поднес к лицу Жиляты пальцы с оставшимися на них пятнами крови.
  - Видишь? Свежая. Сочится все время. А это ее в ране стрела запирает. Если ее вынуть, Изяслав до утра еще истечет кровью.
  - А если не вынуть? Сколько он сможет с железом в боку?
  - Завтра доедем до княжьего стана...
  - Тихо! - Возглас Коченя остался не услышанным. Жилята смог приподняться на лапнике и жег Мезеню пылающим взглядом.
  - Да что тебе в том стане...? Здесь стрелу вытаскивай! А то мы туда его не довезем!
  Молодой дружинник, против своего обыкновения не стушевавшись под грозным взглядом старшего, отвечал голосом полным уверенности.
  - В княжьем обозе есть мой дядька Лавр. Он и не таких раненых выхаживал. Нам нужно привезти к нему боярича живым. Если стрелу выну...
   - Да тихо вы! - Кочень вскочил на ноги. - Едет кто-то! - Взяв в руки копье и щит, он побежал по тропе до того места, где она сужалась из-за обступивших ее деревьев. Мезеня, вооружившись мечом, встал между ним и лежащими под сосной ранеными.
  Жилята и сам услышал скрип снега, такой, какой бывает от копыт неторопливо идущей лошади. Принялся шарить вокруг себя руками. Его оружия, рядом с ним не было. Тогда он решился попробовать встать. Перевалившись на правый бок и опершись на здоровую ногу, едва приподнял себя над постелью. В голове глухо ухнуло. Серый в вечернем сумраке снег, возникнув перед глазами, рванулся навстречу. Лежа лицом в холодном и мокром, Жилята снова пытался подняться и не находил в себе силы даже шевельнуться. Потом над головой раздался голос Коченя.
  - Мезеня, глянь-ка! Он не помер?
  - Нет. Он, должно быть, хотел встать. На ноги! Да где уж ему? Крови с него вытекло! Он языком-то ворочал с трудом. Надо его обратно, на лапник. Ну, взялись!
  Оказавшись на постели, Жилята пытался заговорить. Кочень обрадовавшись тому, что их старший в сознании, взялся, рассказывать ему про Миряту, но Мезеня его перебил.
  - Да погоди ты! Жилята, что чувствуешь? Говорить можешь? Нет? Тогда полежи. Только не спи. Как полегчает, посадим в седло.
  - В какое седло? - Вскинулся Кочень. - Да он и лежа-то еле живой!
  - Ничего! Он живучий! Бог даст - не помрет. Нам в княжеский стан надо ехать скорее. Боярич что-то плох совсем.
  - Да куда уже ехать? Вот-вот и стемнеет! Собьемся с тропы и так заплутаем...
  - Не бойся! Не заблудимся. Наш провожатый знает дорогу. Мирята, ведь знаешь?
  - Да. Я бывал здесь. - Ответил мордвин, и вдруг согласился с Коченем. - Но лучше ехать засветло. На тропе под снегом ветки, коряги, рытвины, ямы. Конь ногу собьет, захромает - что делать? Можно коней вести в поводу, а самим идти, пеше, тропу проверяя. И расчищать ее, коли придется, но далеко ли мы так-то уйдем?
  Мезеня задумался. Резон в словах Миряты был. Жилята ждал его ответа, всё больше боясь, что дружинник вот-вот согласится с мордвином. Тогда он, собрал все свои силы и, приоткрыв глаза, произнес.
  - Я могу ехать. Сажайте в седло! - Отдышавшись, сумел даже возвысить голос, перебивая все возражения. - До темноты, сколько сможем, проедем. Дальше пойдем, как сказал провожатый.
  Быстро собравшись, воины первым делом водрузили в седло Изяслава. Мирята ремнями привязал бесчувственного боярича к лошади. Потом с большой осторожностью принялись сажать верхом Жиляту. Тот снова из-за дурноты почти не открывал глаза. В голове гудело и под крепко смеженными веками носились вьюгой белые звезды. Кто-то из парней, все же сплоховал, случайно потревожив рану на ноге. Звезды сверкнули красными искрами и вдруг исчезли. От боли в голове сразу прояснилось. Благодаря этому Жилята, какое-то время оставался в сознании, позволив себе из него выпасть только когда отряд начал движение.
  
  К полуночи снега насыпало столько, что людям он был почти по колено. Мезеня и Кочень шли впереди всех и для лошадей, торили тропу. Это давалось им нелегко. Парни все больше выбивались из сил, и им приходилось все чаще сменяться. Мирята, бывший все время при раненых, в какой-то момент, стал подменять то одного, то другого. Это помогло не сильно и скоро все трое брели еле-еле. Наконец Кочень, в свой черед, шедший первым, споткнувшись, упал, да так потом и лежал, пока его не окликнул Мезеня. После этого он, заворочавшись в снегу с заметным трудом сел и принялся шарить под снегом руками.
  - Пособи! Тут коряга.
  Мирята через силу побрел к нему на помощь. Мезеня к ним присоединился. Втроем, кое-как расчистили путь и, сильно шатаясь, пошли к лошадям. Жилята, видевший все это, понял, что дальше им не пройти. Тогда, скрепя сердце, он объявил отдых.
  
  На небольшой полянке, разожгли костер. Из лапника устроили вокруг него постели. Еды при себе ни у кого не было. Вскипятив воду и напившись горячим, улеглись спать. Жилята решил, что стеречься в эту ночь им не от кого. Впрочем, к тому времени как он об этом думал, кроме него, все давно уже спали.
  
  Ближе к утру задул сильный ветер и разогнал серые тучи. В лесу он, растеряв свою силу, между стволов баламутил поземку, да иногда с веток деревьев стряхивал вниз снежные шапки. Люди его почти не ощущали, но на рассвете изрядно промерзли. Спасались костром, который поддерживал их провожатый для этого ночью, спавший в пол глаза. Утром он так и сидел у огня, подставив теплу широкую спину и глядя на сосны у края полянки. Тропа петляла прямо за ними, но от костра ее не было видно. Мирята бесцельно смотрел в тень деревьев, пустым и остановившимся взглядом. Когда его позвал проснувшийся Жилята, он сначала не отозвался. Потом, словно заставив себя шевелиться, потер ладонями лицо и тяжело, против воли поднялся. Жилята с его помощью усевшись у огня, первым делом велел будить спавших дружинников. Им он приказал натаскать еще дров и вскипятить воды в котелке. Пока Мезеня с Коченем этим занимались, он расспросил Миряту о вчерашней охоте.
  - Хороший был воин! - Мордвин говорил медленно, словно через силу. - Хлопот нам доставил. В меня стрелял дважды. Пришлось вот коня под ним убивать. Жаль. Редких статей был жеребец! А этот и после со мной воевал. Пеший супротив конного. Таился за деревьями и меня выцеливал. Я самый чуток его упредил. Срезнем и в сердце. - Мирята хлебнул воду из фляги и замолчал. Потом спохватился, вспомнив о важном. Отошел от костра, а вернувшись обратно, на постель из лапника выложил добычу.
  Жилята осмотрел ее с интересом. Лук дорогой и по виду булгарский. К нему украшенный серебром налуч из кожи, и точно такой же тул для стрел. Появившийся последним боевой топор, он долго вертел в руках, пробовал ногтем лезвие и рассматривал затейливый узор, выкованный по сторонам обуха.
  - И конь, говоришь, у него был хороший?
  - Был. - Мирята кивнул и стал складывать трофеи обратно в мешок.
  - А воин-то явно не из простых.
  Мордвин пожал плечами.
  - Этого не ведаю. С виду-то юнец чуть старше Изяслава.
  В это время Мезеня принес сухих веток. Сев у костра, стал подкладывать их в огонь и вдруг замер. Потом резко поднялся.
  - Не слышите что ли? Боярич опамятовал!
  Изяслав, придя в себя, звал на помощь, но голос был слаб и сидевшие у костра, за треском огня его не услышали. Когда над ним склонился Мезеня, он смотрел на него широко раскрытыми глазами, и тяжело дыша, молчал. Молодой дружинник понял и без слов.
  - Воды скорее дайте!
  Взяв фляжку, поил раненого. Тот пил, с трудом глотая, и часто проливал. Пришедший на помощь Мирята приподнял ему голову. Так пошло лучше. Боярич напившись, сразу закрыл глаза и забылся. Мирята аккуратно уложив его на лапник, отошел. Мезеня продолжал оставаться на месте. Глядел на мелкие бисеринки проступившей на лбу Изяслава испарины. Жилята потеряв терпение, не выдержал.
  - Да что же ты молчишь-то? Язык проглотил? Что с ним?
  Мезеня задрав рукав, коснулся запястьем лба раненого.
  - Худо ему!
  - Ты толком-то скажи мне!
  - Жар у него сильный!
  Жилята потемнел лицом. Глядя на сгоравший в их костре хворост, ни к кому не обращаясь, промолвил.
  - Собирайтесь.
  Кочень тихо ругнувшись, высыпал из котелка куски льда, нарубленные им на замерзшем ручье.
  
  Снег на лесной тропе искрился в лучах солнца, и не было нужды кому-то идти впереди лошадей, путь, для них пробивая ногами. Ехавший головным провожатый, каждое препятствие угадывал заранее и предупреждал о том остальных. Когда эта тропа привела к реке, он первым ступил на ее лед и, обернувшись к остальным, сказал.
  - Это Кудьма. Если по ней ехать налево, то скоро проедем устье Озерки, а к вечеру будем в княжеском стане.
  - Хорошо бы. - Жилята в очередной раз скривился от боли. Раненая нога все время терлась об бок ступавшего по снегу коня. От этого со временем, повязки разболтались, все больше и больше пропитываясь кровью. Нога ниже колена, обрела подвижность, иногда простреливая дергающей болью. Он сожалел, что утром не позволил заново перевязать себе рану. Не хотел терять время. Сейчас оставалось только терпеть.
  Изяслав, привязанный к лошади, ехал прямо по следу Миряты. Рядом с ним, все время был Кочень, готовый, если что прийти ему на помощь. За ними следовал Жилята. Мезеня сначала держался рядом с ним, потом переместился за спину и понемногу стал отставать. Рана его лошади от ходьбы открылась, теперь она слабела, все медленнее шла, и наступил момент, когда Мезеня спешился и окликнул Жиляту.
  - Сорока меня не может нести. Поведу ее так. А вы поезжайте! Вам нужно спешить.
  Жилята обернувшись, посмотрел на лошадь. Воин был прав - она шла еле-еле, и казалось, вот-вот упадет.
  - А как же ты сам?
  - С Божьей помощью! - Мезеня настроен был очень решительно. - Да тут не далеко уже. Ты же, как приедешь, зови к Изяславу Лавра Кудесника.
  - Это, которого Резальник кличут? Да я его знаю! Лекарь от Бога!
  - Он самый. Он поможет. А ты ему про меня расскажи, может, найдет с кем помощь прислать.
  Жиляте очень не хотелось бросать здесь дружинника, но терять время ради него - это могло стоить жизни Изяславу. Тот за всю дорогу один раз опамятовал, что-то пробормотал и снова сомлел. А Кочень не успевший дать ему воды, сказал, что жар как будто стал еще сильнее.
  - Ну, Бог тебе в помощь, воин Мезеня! Я сам как доберусь, пошлю тебе подмогу.
  - Спаси тебя Бог!
  - Я с ним останусь! - Кочень передал Миряте поводья коня Изяслава и встал рядом с Мезеней.
  - Да ты что, очумел?! - Возмутился Жилята. - Останется он! Даже не думай! Смотри вон за раненым!
  - За ним вы и вдвоем сами приглядите. - Кочень отвечая, смотрел в глаза Жиляты. Голос его был тверд и не преклонен. - Вы, случись чего, на конях ускачите, а Мезеня пеший! Он, что будет делать?
  - А ты ему на кой? - Голос Жиляты прозвучал с издёвкой. - Чем ты ему поможешь?
  - Увидим. - Кочень потупился, смутившись в первый раз на памяти Жиляты. - Друга бросать последнее дело.
  
  
  Снега на льду было не много. Должно быть, его смел к берегу ветер. Кони шагали гораздо быстрее. Парни за спиной очень быстро отстали. Потом они вовсе пропали из виду, оставшись за очередным изгибом реки. Жилята еще какое-то время оглядывался, потом перестал. Ехали, придерживаясь левого берега текущей с запада на восток реки Кудьмы. Так миновали устье Озерки.
  - Скоро приедем. - Мирята обернулся взглянуть на Жиляту и вдруг весь подобрался, всматриваясь в кустарник на правом берегу. За ним, сквозь его голые ветки, просматривались какие-то тени. Был заметен пар от дыхания и в тишине безлюдного места, слышался скрип снега под конскими копытами.
  - И кто это? - Поискав глазами по правому берегу, он быстро нашел широкий просвет в прибрежных кустах. Место удобного спуска к реке. Оно было близко.
  - Поехали к лесу! - Мордвин потянул за повод коня Изяслава. - Жилята, скорее!
  Тот не ответил. Глядел туда же, куда и Мирята и не мог ничего рассмотреть. От быстрой езды его растрясло. Силы убывали с каждой каплей крови. Разом накатили дурнота и слабость. Мир перед его глазами плыл, куда-то в сторону и там, лёд, деревья, берег и небо, все вместе сливались мутным пятном, пока в нём полностью не растворились.
  
  
  Глава пятая.
  
  Очнувшись, Жилята долго не мог понять, где он и что с ним. Только что его влекло течение неспешной реки и ее волны мерно покачивали тело вверх-вниз, вверх-вниз. Теперь же река куда-то исчезла, и Жилята ощутил, что лежит на чем-то твердом, гладком и неподвижном. От столь резкой перемены, он хотел было удивиться, но тут его резко тряхнули, и назойливый, мешавший оставаться в небытие шум, вдруг стал голосом воина Векши.
  - Да что его трясти-то? Не видишь, он в беспамятстве. Как в себя придет, так я тебя и покличу!
  - Ты Векша не мешайся! Уж я-то в этом деле смыслю! Жилята вот так два дня уж лежит? Ну и хватит ему! А то он вроде как в покое - не движется, не говорит, а силушка то утекает. Капелька за капелькой, вся и утечет, и он отойдет. И не сможем вернуть! Покличешь ты меня! На поминки покличешь? - Голос говорившего, был смутно знаком, но кто это Жилята, ни как не мог припомнить. Подсказал все тот же Векша.
  - Да что ты мелешь-то Лавруха? Смотри, еще беду накличешь! - Векша рассердился, но Лавра Кудесника он не пронял. Тот, как обычно был, невозмутим.
  - Да ты очами не сверкай! Ишь, как закипел! Вон лучше посмотри - дрожат у него веки. Ну, стало быть, возвращается. Милосердный Боже призри благоутробно на раба твоего ...
  Свет буйного пламени резанул по глазам так, что из них хлынули слезы. Кое-как проморгавшись, Жилята рассмотрел, что находится в каком-то темном помещении. Едва не ослепившее его пламя, на деле оказалось малым огоньком. Ярко мерцая в окружавшем сумраке, он теплился над старым бронзовым светильником, который воин Векша поднес к его лицу.
  - И, правда! Гляди, уж очи открыл! - Дружинник низко склонился над раненым. - Ну, здрав, будь Жилята! Силен же ты спать! Два дня, почитай, не могли добудиться! Надо же как...
  - Ты, кмет, прекращай суесловить! - Лекарь боком оттер воина в сторону. Склонившись над раненым, спросил.
  - Ты меня видишь? А говорить можешь?
  Жилята кивнул, и с трудом разлепив слипшиеся губы, попытался ответить. В пересохшем горле тут же запершило, и он зашелся долгим и надсадным кашлем.
  - А ты ставь на стол светильник и дай ему воды! - Потребовал лекарь и Векша, повинуясь ему, скрылся в темноте. Вскоре оттуда раздался его голос.
  - Нету воды. Ее нужно греть. У нас только взвар.
  - Да неси уже что есть! Да поживее!
  Горячий и сладкий медовый напиток пах полевыми цветами и летом. Жилята пил и не мог оторваться, пока поданный ковш не опустел. Только убедившись, что сбитня больше нет, он посмотрел на Лавра и Векшу.
  - Здоровья и вам, витязи славные! - Едва отдышавшись, хрипло промолвил. Стал подниматься, но Лавр не позволил.
  - Ты прыть то поумерь! Лежи пока, не вскакивай! Лучше скажи мне, в глазах не плывет? В голове не шумит? И то хорошо. Да ты не вставай! Или надо куда? Ну, раз дело такое - поможем подняться. Поддержи его Векша!
  Уже возвращаясь обратно в постель, Жилята опять почувствовал слабость. Прогулка на мороз и обратно, вымотала его так, что сил оставалось только лечь и заснуть. Опустившись на лежак, он собирался так и сделать, но лекарь Лавр ему не позволил.
  - Ты очи то не закрывай! Тебе сейчас в самый раз подкрепиться. Я принес тут кое-чего.
  Сняв с жаровни бронзовый котелок, он наполнил из него глиняную чашку и поставил ее на деревянную колоду заменявшую стол.
  - На-ка вот отведай варево из мяса! Жидко, да сытно. Тебе в самый раз.
  Горячую и вкусную похлебку из говядины, чуть-чуть портил привкус лекарских снадобий. Жилята пытался в них разобраться, но тщетно. Запахи различных трав, смешиваясь, сливались в густом и терпком аромате.
  - Что ты мне в хлёбово добавил? - Напрямую спросил он лекаря, едва покончив с содержимым чашки. Тот в ответ лишь неопределённо пожал плечами.
  - Настой из нужных трав. Тебе от их названий нет никакого проку. Ещё трижды чёл молитвы за здравие.
   - Знаю я твои молитвы! - Ухмыльнулся Жилята. - Ведовские наговоры, поди, свои бубнил?
  - Да господь с тобой! - Невозмутимо возразил Лавр Кудесник.- В воинстве Христовом, какие же наговоры? - Видимо для большей убедительности, он достал из-под рубахи нательный крестик и, поцеловав его, торжественно вознес молитву.
  - Верую во Единого Бога отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного...
  Растянувшись на своей постели Жилята вспоминал ночевку в лесу. Когда он лежал на куче лапника и чувствовал, как его спину пронизывает холод. Очень хотелось перевернуться, что бы отогреть ее в тепле костра. Боль в раненой ноге не позволяла это сделать. Звать же на помощь он не захотел. Кое-как уснул, переживая еще и о том, что назавтра его разобьет лихорадка. Сейчас же он, сколько к себе не прислушивался, не ощущал ни каких признаков хвори.
  "Должно Господь не попустил!" - Подумал Жилята, прислушиваясь к словам молитвы, читаемой Лавром.
  - ... и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Свято и Марии девы вочелочшася.
  В этом походе Мечеслав решил жить в одном шатре со своими дружинниками. Он предпочел их общество, обществу старшего брата, Суздальского воеводы, поставившего свой богатый и более удобный шатер, рядом с княжескими шатрами. Сейчас его лежак располагался в углу напротив постели Жиляты и пустовал. Мечеслав, вместе с дружиной, остался, где-то в мордовском лесу, приказав самому Жиляте спасаться. Тот спасся и спас еще четверых воинов. От них же он узнал о том, что их дружина пробиться через войско эрзян не смогла. Вопреки этому, Жилята надеялся на то, что с Мечеславом ничего плохого не случится.
  "Господь не попустит!" - Подумал он невольно в след, за Лавром шевеля губами:
  - И паки грядущего со славою судите и живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.
  "Русь почти все время ратится с погаными!" - Размышлял Жилята. Он сам неоднократно принимал участие в войнах с язычниками. Русские дружины чаще побеждали, но иногда бывало - терпели поражение и воины князей попадали в плен. Потом же их обменивали, или выкупали.
  "Только бы Мечеславу в битве уцелеть, а там как-нибудь найдется спасение" - Подумал он и услышал последние слова из прочтенного Лавром Символа Веры.
  - Чаю воскресение мертвых, и жизни будущего века. Аминь. - Закончив, лекарь посмотрел на дружинника и, улыбнувшись, спросил:
  - Ну что, теперь ты веришь мне?
  Жилята не глядя на него, и отвечая собственным мыслям, немного невпопад ответил ему:
  - Верую! - К его удивлению - раненая нога совсем не беспокоила. Хотя совсем недавно, во время короткой прогулки, она болела так, что он скрипел зубами. И это притом, что Лавр и Векша его почти, что несли на руках. - Спаси тебя Бог! - Посмотрел он на лекаря. Тот удовлетворенно хмыкнув, снова наполнил чашку похлебкой.
  - На-ка вот еще! Запасайся силушкой! Сам князь наш, Юрий Всеволодович сюда прийти намерился. Векша как раз к нему побежал, сказать, что ты уже можешь разговаривать.
  Рука Жиляты остановилась на полпути к чашке.
  - Князь желает со мной говорить?
  - Да. Он, как только тебя привезли, сюда сразу наведался. Спросить, хотел о чём-то. Но ты тогда лежал как мертвый. Я и сказал ему...
  - Погоди! - Перебил его Жилята. Есть ему уже не хотелось. Он понимал, о чем князь будет спрашивать.
  "Как на его вопросы ответить? Сколько можно открыть ему правды? Что он уже знает от моего боярина?" - Тут его осенило.
  - Где Путислав? Он с князем придет?
  - Нет. Он все время со своим сыном. Говорят от него совсем не отходит. - Лавр помолчал и, вздохнув, добавил. - Сказывают, что Изяслав совсем плох.
  - Беда! - Возникшая, было, надежда исчезла. - А что там с Изяславом? И ты чего не там?! Лекарь!
  - А что мне там делать?! - Лавр досадливо отмахнулся и взял с колоды бронзовый светильник. - С князем в походе монах - лекарь из Владимира. Вот князь Путиславу и присоветовал, чтобы тот лечил его сына. Я сунулся ему помочь, да тот монах гнал меня из шатра. Уж чем не угодил? - Он погасил светильник, накрыв огонек бронзовой крышкой. - А так-то я сразу туда прибежал. Как только меня отыскал ваш мордвин.
  Поступок Путислава Жиляте показался странным.
  "Доверил сына чернецу, отринув помощь Лавра Кудесника! С чего это?" - В другое время он обязательно порассуждал бы об этом, хотя бы с тем же Лавром. Сейчас было не до того.
  "Что мне великому князю рассказывать? А что он уже знает? И от кого?" - Тут его от размышлений о собственной судьбе, отвлекли мысли о своих воинах.
  - Лавруха, а что, сыновец-то твой? Мезеня с другом его Коченем, в стан когда вернулись?
  Лекарь отвернулся, убирая светильник в суму.
  - Нету Мезени. Запропал где-то. - Голос его дрогнул. - Наши-то когда вас встретили, узнали все про них от твоего мордвина. Авдей вызвался их дожидаться. Прождал дотемна и вернулся ни с чем. Говорит не пришли.
  - Вот ведь! - Жилята нахмурившись, посмотрел на лежанку Авдея. - А где он теперь?
  - Так князь Ярослав и другие князья, с дружинами ушли вашу твердь воевать. Авдея приставили к княжичу Всеволоду. Может по пути, и встретили Мезеню.
  Жилята даже в сумраке шатра, освещаемого только светом лучин и углей в жаровне, увидел, как у Лавра в глазах блеснули слезы.
  - Ты раньше срока не горюй! - Сказал ему, стараясь утешить. - Даже если наши их и не встретят, Мезеня и Кочень сюда доберутся. Парни удачливы - я сам это видел! - Он придумывал, что бы еще сказать такого же, но тут полог закрывавший вход, одернулся. В шатер, вместе с холодом зимнего вечера, твердо, по-хозяйски, вступил великий князь Владимирский. Первым делом, взглядом отыскав в красном углу икону, он, сняв с головы соболью шапку, трижды перекрестился. Лишь после этого обернулся к застывшим в ожидании Лавру и Жиляте.
  - Ну, здравы, будьте воины христианские! - Выслушав ответное приветствие, он, величаво ступая, вышел на середину шатра.
  - Жилята, как ныне твое самочувствие? Достанет ли сил со мной побеседовать? - Благосклонно кивнув на заверения дружинника о готовности ради князя, к чему угодно, он перевел взгляд на лекаря. Поинтересовавшись у него состоянием раненого, узнал, что Жилята из-за потери крови еще очень слаб.
  - Молитва и отвар сил ему придали, но это ненадолго. Как утомится, так и сомлеет. - С этими словами, лекарь отошел от своего подопечного.
  Еще раз кивнув, Юрий Всеволодович, попросил Лавра сделать в шатре немного светлее.
  - Чего сидеть впотьмах? Вон хоть полешко в жаровенку брось. - Когда тот исполнил его просьбу, князь поблагодарил его.
  - Вот эдак-то лучше. Спасибо тебе. Теперь же оставь нас с Жилятой одних. Хочу я с ним кое о чем перемолвиться. - Со значением взглянув на раненого, великий князь посоветовал лекарю уйти в соседний шатер.
  - Это чтобы зря не мерзнуть. Векшу я туда же отправил.
  Лавр, было, замешкавшись, суетливо засобирался, сказав, что ждать будет снаружи.
  - Все же таки Жилята слишком истощен. Ты меня княже, покличь, коли что!
  Убедившись что лекарь ушел, Юрий Всеволодович постоял немного на том же месте обводя взглядом внутреннее убранство воинского шатра. Потом подошел к ближайшему лежаку.
  - Чья это постель? - Спросил у Жиляты.
  - Воина Авдея.
  - Я, пожалуй, тут усядусь. - Князь, опустившись на лежак, с заметным облегчением вытянул вперед ноги в сапогах. - Оно, правда, негоже так, не спрося хозяина...
  - Княже, ты устраивайся, где тебе удобно! - Сумел оказать радушие Жилята. - Авдюха это примет за честь.
  - И то, правда! - Великий князь улыбнулся одними губами и поинтересовался. - А где здесь место Мечеслава? - Проследив кивок воина, вдруг спросил. - А сам-то он где?
  Жилята подготовился к этому вопросу. Он подробно поведал князю о попытке дружины прорваться и о том, что из этого вышло, а закончил так:
  -Так что, по всему, пробиться он не смог. Где он теперь - то я не ведаю.
  Юрий Всеволодович, слушавший очень внимательно, после этих слов, устремил прицельный взгляд на рассказчика. - А как так случилось, воин Жилята, что ты сейчас вот здесь, а твой воевода, ты не ведаешь где?
  Жилята был готов и к этому вопросу. Благо и врать, пока нужды не было. Он вдохнул в грудь воздуха, собираясь с силами, и стал повествовать о том, как Мечеслав, велел ему спасать своего племянника. Он намеренно начал с того, как увидел Изяслава истекающим кровью, но держащимся в седле. В этом месте, в темных глазах великого князя, казалось, будто даже затеплилось участие. Жиляту это очень воодушевило, он принялся с жаром рассказывать дальше. Неожиданно князь его оборвал. Выставив перед собой правую руку раскрытой ладонью к собеседнику, он сказал.
  - Погоди! Ты должно быть не правильно понял. Про раны Изяслава расскажешь в свой черед. Сейчас начни-ка лучше с самого начала. С того - в голосе князя послышался стук ударившего по щиту меча - как начинался этот ваш поход.
  Жилята ждал, что князь об этом спросит. Но отвечать не был готов, так как не знал, о чем можно рассказывать. Очень опасаясь навлечь княжий гнев на своего боярина, он рассчитывал на его помощь. На то, что тот подскажет, что нужно говорить. Но Путислав сюда не пришел.
  "Как теперь быть? Вот бы понять, что и от кого князь уже проведал?" - Ответа не было, и он предпринял робкую, безо всякой надежды попытку уйти от разговора.
  - Да ты, поди, все уже знаешь...
  - Это так - кивнул князь - многое знаю, от разных людей. Теперь я желаю послушать тебя.
  Жилята, снова вздохнув, принялся рассказывать с самого начала. Теперь он был менее словоохотлив. Повествовал скупо, многое не упоминая вовсе, и всем нутром чувствуя, что говорит, не то, что Юрий Всеволодович желает от него услышать. Он уже подробно, надеясь, что великому князю это будет интересно, расписывал укрепления эрзянской тверди, когда тот его опять перебил.
  - Постой! - Сделав тот же знак рукой, он вернул рассказчика к самому началу. - Вы когда к походу готовились, кто...- Юрий Всеволодович сделал паузу, во время которой Жилята вдруг почувствовал тяжесть в животе, и снова захотелось уйти от разговора.
  "Князь что-то почуял, теперь не отпустит". - Внезапно он вспомнил. Был у них конь, возил одно время телегу в обозе. Тот если его тяжело нагружали, умел притвориться лишившимся сил. Падал, и казалось, что он лежит без чувств. Говорили, пару раз ему поклажу облегчали. Правда, потом выучились лечить его кнутом.
  "Может быть, и мне так же притвориться?" - Мелькнувшая мысль показалась постыдной.
  - Кто искал охотников среди ростовских воинов? - пауза наконец-то закончилась.
  Жилята еле удержался от вздоха облегчения.
  "Ну, это князь и сам уже знает. Было кому ему рассказать".
  - К ростовцам ходил сам Мечеслав. Он и Ероха, давние приятели, ну и сговорились. А вот ярославских, прельстил уже Ероха. Он, как говорят, средь них в большом почете. Когда-то был в знакомцах у самого их князя. Да вроде и отец его...
  - Стой! - Великий князь опять прервал повествование, которое Жилята намерен был приправить обилием подробностей, в надежде отвлечь князя от сути разговора.
  - Выходит Мечеслав сам собирал дружину? - Уточнил Юрий Всеволодович и был вынужден еще раз перебить Жиляту, который было вновь, завел сказ про Ероху.
   - Да что ты про него заладил? Ростовским воина судья Василько Константинович. - В голосе князя послышались отзвуки нетерпения. - Теперь меня слушай! Скажу я тебе о делах Мечеслава. О том, как их вижу, с твоих Жилята слов. - Великий князь посмотрел на дружинника взглядом, который тот с трудом выдержал, борясь с желанием спрятаться под служившую ему одеялом овчину.
  - Мечеслав своевольно поднял дружину. - Изобличая, принялся перечислять Юрий Всеволодович. - Припасы на два дня, не спрося взял в обозе. Тайком от меня! - понизив голос выделил последнее слово. И тут же, что бы усилить впечатление, повторил. - Тайком от меня, увел войско из стана! - Сделав паузу, спросил. - Все так?
  Жилята, придавленный княжеским взглядом, нашел в себе силы только кивнуть.
  "Как-то не честно оно получилось. Вину одного, возложил на другого. Мечеслава подвел под княжеский гнев. Теперь он даже если жив, не оставь его господи, долго домой не сможет вернуться". - Мучаемый начавшей грызть его совестью, Жилята все же по-прежнему был уверен, что спасать в первую очередь нужно своего боярина. - "А там Путислав и сам порадеет перед князем за младшего брата".
  Тем временем Юрий Всеволодович поднялся на ноги. Какое-то время молча, думал о чем то. Потом, не глядя на Жиляту, как бы отстраненно, поинтересовался.
  - А твердь вы эту как нашли? - Услышав о том, как помог провожатый, князь покивал и все так же, как будто о чем-то не важном, спросил:
  - А этот мордвин, откуда он взялся?
  Жилята сначала сильно замялся, но вспомнив свой разговор с провожатым у костра в ночь перед битвой, нашелся.
  - Он служит преподобному отче Дамиану. Ну, то есть, как служит? Мирята ему жизнью обязан, вот и пособляет попу по мере сил.
  - Стой. - Князь приложил руку ко лбу, видимо, что-то припоминая. - Преподобный Дамиан - это тот самый иеромонах, что ездил учиться к грекам в Никею? Служит при монастыре Пресвятой Богородицы в Новгороде Низовской земли. Он сейчас в свите архиерея Митрофана. Давеча владыка о нем отзывался. Хвалил за усердие в служении Господу. Он?
  - Он самый княже. Его долг пособить христианскому воинству! Вот и прислал своего человека. А уж тот расстарался, благослови его Господи! Да кабы не он...- Жилята осекся. Великий князь смотрел с каким-то хищным интересом. Так, точно оценивал возможности Жиляты и измерял до него расстояние. Совершенно другим, лишенным какого бы то ни было радушия, тоном спросил:
  - А как же этот поп прознал о ваших нуждах? Или Мечеслав сам его просил? Но как он узнал, кого нужно просить? Или его кто-нибудь надоумил?- Тут князь недобро улыбнулся. - Или кто сам просил за него?
  Жилята безмолвствовал. Теперь он увидел, куда клонит князь.
  "Мечеслав с преподобным не знают друг друга. А княже видать проведал об этом. И как теперь быть?" - Снова вспомнился тот самый конь.
  "Сделать как он? Прикинуться сомлевшим? Подумают, что я от раны ослабел". - От этой мысли он отмахнулся. - "Позор это для воина! Холопы эдак делают". - Собравшись с духом, он впервые, за весь этот разговор и всю свою жизнь осмелился солгать великому князю.
  - Как там они меж собой столковались, я того не ведаю.
  - Не ведаешь?! - Воскликнул Юрий Всеволодович, выказывая этим безмерное изумление. - Ты, десница Путислава! Верный человек во всех его делах! Недаром же из всех его ближников, в этом набеге был ты один! Братья во всем тебе доверяют! И ты о них можешь чего-то не знать?!
  Жилята молчал заедаемый совестью. Терзаясь собственной неспособностью выгородить своего боярина, и казня себя за то, что так подвел его младшего брата, он более не осмеливался смотреть в глаза великому князю. Бесцельно глядя в дальний угол на сваленные там, видно за ненадобностью, и едва различимые во тьме, какие-то предметы походного скарба, он уже почти с безразличием ожидал прямого вопроса об участие во всем этом деле самого Путислава.
  "Князь-то, видать, все уже знает. А коли так, то на кой он меня взялся пытать? А, все одно, запираться нет проку".
  - Сколько Мечеслав увел с собой суздальцев? - Неожиданно спросил Юрий Всеволодович и Жилята без запинки назвал ему число, которое последнее время ни как не шло из его головы.
  - Пятьдесят шесть.
  - А вернулся ты один! - Указав на воина пальцем, обличающее провозгласил великий князь. - А прочие где? Не ведаешь ты! Полсотни христиан, и это только суздальцев. Кто их загубил? Кому ответ держать?! Молчишь?
  Жилята, вдруг разглядев в сваленных в углу вещах, седло снятое с Гнедого. Вспомнил бой. Вспомнил поединок. Вспомнил что, как и для чего делал последние дни. Сразу же, будто оттуда, из глубин памяти, стала подниматься злость на всё вокруг.
  - Так Мечеслав может статься, уже и ответил. За все их души разом, да перед самим Господом! - Стараясь сдерживаться, произнёс он, но князь, видимо уловив перемену в настроении собеседника, посмотрел на него с удивлением:
  - Так это перед Господом! А что перед людьми? Перед родней полста с лишним воинов? Перед наилучшими семьями Суздаля. Перед ними кто ответит? С кого они спросят? Мечеслава тут нет. А есть ты Жилята! Так что тебе ответ и держать! - Великий князь помолчал, отмечая отразившуюся на лице Жиляты муку, и сильно смягчив голос, добавил, почти ласково. - Или может быть твоему боярину?
  Жилята молчал, оторопело глядя на великого князя. К нему запоздало, но с тяжкой неотвратимостью пришло понимание.
  "Он хочет, что бы я сам, указал на Путислава перед вятшими людьми Суздаля. Он ведь прочил Жирослава нам на воеводство. Но бояре ему отказали, Жирослав де недавно живет в нашем городе. Чужак! Воеводой назвали опять Путислава. Князь же тогда не стал с ними спорить. Воеводу он признал, да видать скрепя сердце. А ныне-то вон как оно обернулось. Ежели не сделаю, так как он желает, князь выставит меня перед нашим боярством". - Жилята вдруг еще сильнее почувствовал усталость. - "Погубить своего боярина, что бы спасти себя?" - Так плохо ему, никогда еще не было. Откуда-то опять навалилась слабость. Точно такая же, как та в лесу, с которой он тогда боролся, с немалым трудом оставаясь в сознании. Теперь же, ощутив ее липкое касание, он тот час же ему поддался, потянувшись навстречу, и скоро почувствовал, как летит куда-то...
  
  
  Глава шестая.
  
  Но он не смог нырнуть в омут беспамятства. Мокрый от проступившей испарины, лежал в полузабытьи, в котором все слышал и все понимал, но сделать ничего не хотел и не мог.
  Рядом с ним досадуя, негодовал великий князь владимирский Юрий Всеволодович. Прибежавший Лавр едва коснулся пальцами лба Жиляты и заявил, что тот в обмороке. Потом он и князь с жаром это обсуждали, и Лавр вроде бы даже осмелился возражать. Наконец князь, будто спохватившись, спросил у лекаря, что это за гвалт, снаружи и, услышав, что это вернулся с дружиной его брат Ярослав, засобирался уходить. У выхода он задержался, строго настрого наказывая Лавру поставить увечного на ноги как можно скорее и сразу же послать за ним. Жилята к услышанному отнесся с равнодушием. Ожидание нового допроса его нисколько не тревожило. Увязнув между явью и забытьем, он глухо, словно через стену слышал голоса находившихся с ним рядом людей. При этом, перед глазами проплывали видения. Никак не связанные с происходящим сейчас, и, не имеющие никакого отношения к тому, что происходило, когда-либо прежде. Они были подобны тем, что в час полуночи являются усталому человеку вестниками скорого и глубокого сна. Желая такого сна, Жилята открыл перед ним разум, также как вверяет свое тело зыбкой волне, ложась на нее спиной, выбившийся из сил пловец. Безучастный ко всему окружающему, он проявил к нему интерес, лишь тогда, когда благодаря воинской привычке быть настороже, уловил перемену в мешавшем ему уснуть шуме. Откуда-то со стороны входа звучал голос, в этом шатре прежде не слыханный.
  - Эрзян я не встретил. Сбежали они. Твердь их пуста. Бить было некого.
  Жилята борясь с собственным нежеланием, усилием воли выплыл из грез. Осторожно, опасаясь быть пойманным, он приоткрыл один глаз. В шатре, кроме него, были еще двое.
  - Вот так! - Юрий Всеволодович хмыкнув, прошелся по центру шатра и остановился в двух шагах от жаровни. - А наши? Из тех, кто ушел с Мечеславом, из них ты никого не встретил?
  Лавра не было. Жилята догадался, что пока он грезил, великий князь выпроводил лекаря, что бы наедине поговорить со своим братом, к которому сейчас и обращался.
  - Как же не встретил? - Зло, усмехнувшись, подошел к нему Ярослав. Закованный в броню, блестящую чешуйками, из-под наброшенной на плечи шубы, он все же выглядел стройнее, начавшего грузнеть Юрия. - Встретил! Холопов, что в их обозе были коноводами. Они как сеча началась, так бросили все и в лес утекли. Их там не нашли, и они отсиделись. А после уж к нам вышли. Мне в ноги упали - смилуйся княже. А меня, такой гнев обуял! - Ярослав поднял к лицу крепко сжатый кулак. При этом он все время смотрел мимо брата, так, словно ему резали глаз искрящиеся переливы, сверкавшего в огне жаровни, дорогого шитья на кожухе Юрия. - За трусость я велел их, было, до смерти избить. И одного не сдержавшись, сам ссек мечом. И прочих бы также, да Всеволод вмешался, сын твой! Не губи, говорит христианские души! Милосердный! В тебя по всему! Но я так и быть - внял его просьбе. Троим, остальным жизни оставил. Они же рассказали, что и как там было. - Ярослав замолчал, глядя куда-то в темень. Когда пауза затянулась, Юрий терпеливо его приободрил.
  - Рассказывай дальше брат. Что ты узнал?
  - Говорят, что из наших никто не ушел. Мордва их побила.
  - Всех?! - Юрий впервые за разговор возвысил голос, проявив чувства.- Не молчи брат!
  - Нет. - Ярослав встретился с его горящим взглядом и быстро продолжил. - Человек десять они полонили.
  - Вот так! - Юрий Всеволодович сделав два шага, ушел с освещенного места. - И где они?
  - Мордва с собой их увела. На другой день утром. Быстро ушли, очень спешили. Наших побитых не всех ободрали. Да и своих собрали не всех. Там снег выпал обильно...
  - Сколько? - Из темени шатра прозвучал вопрос князя. - Сколько ты наших павших нашел? Мечеслав среди них?
  - Нет. Воины Всеволода его не нашли. Должно быть в плену он. Павших всего шестьдесят два человека. Умаялись, покуда их со всей округи собирали. Я велел ладить для них волокуши. Сюда их везет Василько Ростовский. Он место сечи последним покинул.
  После слов Ярослава в шатре установилось тревожное безмолвие. Потом Юрий словно спохватившись, спросил.
  - А в тверди ты кого оставил?
  - В тверди? - Удивился Ярослав, садясь на постель Векши и отыскивая взглядом во тьме своего брата. - А я ее огнем пожег.
  - Сжег? - Великий князь возник в круге света. - Для чего?
  - Как для чего? Что же ее поганым оставить?! Уж нет! Я оставил им пепелище! На долгую память о моем гневе! - Ярослав замолчал, глядя в глаза Юрию. Тот некоторое время мерялся с ним взглядами, потом развел руками:
  - Экий ты брат на разум не скор, да на руку спор! - И неожиданно прикрикнул. - Ты почто коновода жизни лишил? Что говоришь? Он вымесок заячий? Он мой холоп! Мой! - Великий князь взмахом руки пресек попытку брата спорить и продолжал, возвысив голос. - Стало быть, мне над ним суд и вершить. Не тебе! Ты же опять пошел против обычая! - Юрий Всеволодович всплеснув руками, опустился на лежак Авдея, и вновь оказавшись лицом к лицу с Ярославом, заговорил немного тише. - Ты, брат, пойми, что своим самоуправством, перед лицом младших князей и их вятших людей, ты моей чести наносишь урон. Что они все про меня скажут, видя то как ты, мой младший брат, все совершаешь своим разумением? Без слова моего, казнишь моих холопов. Собственным почином сжигаешь города! Воли моей даже не спрашивал! А ведь ты, как и все наши с тобой братья, мне поклонились, назвав господином. Крест в том целовали! А что же теперь?! - Каждое новое слово Великий князь произносил громче, чем предыдущее и речь завершил таким восклицанием, что Жилята против воли дернулся всем телом. В страхе от того, что сам себя мог выдать, он зажмурился, более не осмеливаясь смотреть за князьями. Лежал он так довольно долго, обратившись в слух, слушая тишину и уже даже начал надеяться на то, что князья наконец-то ушли. Затянувшееся молчание нарушил Ярослав. Он заговорил, и в голосе его через смиренное раскаяние, сквозило временами язвительной досадой.
  - Что же. Твоя, правда! Свершил не помыслив. Когда оказался среди павших воинов, себя не сдержал - чувствам поддался. Твердь велел сжечь из одной только мести. Но видит Бог - Ярослав встал с лежака и, обернувшись к иконе, трижды истово перекрестился. - Видит Бог, идти против тебя я мысли не имел. А ежели, какой урон тебе нанес - то это всего лишь по недомыслию. Должен был я спросить твою волю! Впредь обещаю так и делать! - Он приложил руку к груди, слегка склонив голову. - Но ты скажи мне! Эта твердь - на что она тебе нужна? Стояла за Волгой, кругом вражьи земли. Удержать ее - труд тяжкий. А и удержишь, какой с нее прок... Я не пойму... Ты мне растолкуй!
  - Тебе бы об этом раньше спросить! Прежде чем решил потешить себя местью. Теперь то, что уже?- Великий князь сурово посмотрел на Ярослава. Тот молчал, глядя в пол, и Юрий Всеволодович, видя его смирение, несколько смягчившись, опустил руку ему на плечо.
  - Я тебе отвечу. - Голос его звучал уже совсем без тени гнева, или укоризны.
  - Я говорил тебе про Овтая. Он один из сильнейших эрзянских вождей и Пургасу приходится сватом. Земли, что по рекам Кудьма и Озерка это его вотчина. - Юрий Всеволодович со значением посмотрел на брата. Тот сидел, упершись ладонями в колени, и слушал. - А твердь, которую ты сжег это его город. И вот его нужно было оставить себе. Посадить в нем сильный полк и ждать пока Пургас придет твердь отбивать. А там с ним разом и покончить.
  - А он бы пришел? - Усомнился Ярослав. - И сколько нам пришлось бы ждать?
  - Пришел бы, ни куда не делся! - Великий князь, откинулся на ложе, устремив взгляд вверх, где на ткани шатра причудливо переливаясь, мерцали отсветы рдевших в жаровне углей. - Овтай вместе с твердью теряет и вотчину. Пургас ему должен помочь? Должен. А как? Дать другие земли? Где взять то их? Стало быть, нужно эти отбить. - Юрий Всеволодович, перевел взгляд на сидевшего во все той же позе брата. - И долго ждать бы не пришлось. Ты помнишь, Пургас от булгар ждет подмогу? Они ему войско сулили прислать. Вот теперь если булгары придут, Пургас выйдет на бой и будет побит. А коли хан булгарский помощи не даст, Пургас так и продолжит прятаться от нас. Пока мы не уйдем к себе, назад за Волгу. А проку-то нам попусту, морозить войско в стане? Вот была бы у нас та твердь, то могли и задержаться. В домах-то, да за стенами зиму б переждали. А к тому времени все бы и решилось. Пургас бы пришел отбить земли Овтая. Битва была бы - Пургасу конец. А не пришел бы - тоже не плохо. Мы бы вотчину Овтая взяли под себя. А этот Овтай оставшись ни с чем, на друга бы точно очень обиделся. Да и другие инязоры, увидели бы, что их вожак им уже не защита. А когда так, на кой им его слушать? Глядишь откололись они бы от него. Все нам на пользу. А так...- Великий князь махнул рукой. - Теперь надёжа на булгар. Придут Пургаса выручать - мы их всех сразу одолеем. Тогда и всю Волгу себе заберем. От устья Оки и до реки Керженец.
  - Так Волга в этом месте и так уже твоя. - Ярослав в первый раз за всю речь брата пошевелился, движением плеча выразив недоумение. - Ты ради этого в устье Оки уже основал свой Низовской Новгород. Ныне-то всяк, кто по Волге идет, может, коли хочет, в нем остановиться. Там, говорят, в любое время круглый год идет бойкая торговля. Город от нее и сам богатеет и в твою мошну сыплет серебро. Чего тебе еще-то надо? У тебя всё и так на зависть другим!
   - Эк ты ж - Юрий Всеволодович с прищуром покосился на Ярослава. Затем, после продолжительного молчания, вздохнул. - Но это я тебе брат, растолкую. Ты сам сказал, что в Низовской может заглянуть, всякий кто захочет. А кто не захочет, идет себе мимо. И по Оке свои товары везет в Муром, Рязань и куда пожелает. Если же Волгу взять под себя, то каждый, кто по ней идет, должен будет зайти к нам. Либо в Новгород Низовской, либо в Городец Радилов. Там они смогут найти стол и отдых и товары продать, коль будет охота. А нет, так и пусть идут себе дальше. Только оставят за гостеприимство, нам малую мзду. Вот для этого мне нужны оба берега Волги. Ну и вотчина Овтая, лежит прямо за ней и тоже кус лакомый. Тут есть и пахотные земли и охотничьи ловитвы. Мне бы посадить на ней своих людишек - вот бы настало там благолепие. А уж прибыток...
  - Где же ты сыщешь столько людишек? Или пригонишь их из своих вотчин? Так ты для Низовского уже оттуда брал. Или ты что-то другое измыслил?
  - Верно. - Кивнул со значением Юрий. - Мыслю Эрзян под себя перенять.
  - Эрзян? - Удивился Ярослав. - Да ты в уме ли? Они нам враждебны! Мы с ними ратимся чуть не все время! С чего бы это им идти под твою руку?
  - Я-то в уме! - Голос Великого Князя громыхнул в шатре, заставив Жиляту снова зажмуриться. - А ты меня слушай! Внимательно слушай! Оно тебе это может на пользу. - Юрий помолчал, затем, видимо убедившись, что брат больше спорить не собирается, продолжил уже значительно тише. - Ты это правильно сказал, эрзяне нам сейчас враждебны. И крови промеж нами пролито немало. Но так уж повелось, что все эти земли спокон населяют народы мордвы. Когда сюда пришли наши пращуры, часть из тех народов с ними примирились, и по сей день живут промеж нас. Другие же по-разному. С одними мы дружим, с другими воюем. А с кем-то война сменяется миром. Эрзяне цепляются за свою землю. Нашелся у них вождь, что их объединил и смог заручиться поддержкой соседей. Теперь у Пургаса войско большое и с ним заодно могут выйти булгары, но наши с тобой дружины сильнее. Мы переломим силу эрзян, когда в бою одолеем Пургаса. Он даже если останется жив, власть над другими вождями утратит. Тогда я смогу уже к ним обратиться. Я предложу им признать мою власть. И тем, кто на это будет согласен, я раздам вотчины тех, кто откажется. И через них возьму все эти земли.
  После этих слов в шатре установилась тишина, и Жилята не сумев совладать с любопытством, снова приоткрыл глаза. Великий князь стоял посреди шатра и смотрел на Ярослава. Тот в молчании прохаживался по краю света и тени. Затем подошел к жаровне, поднял с пола поленце и положил его на угли.
  - Как это ты так ловко! Все измыслил и все обдумал. - Налюбовавшись на то, как языки огня лижут сухое дерево, посмотрел в лицо брата. - За всех ты все решил и даже искроил уже шкуру медвежью. А ведь он - Ярослав нагнулся за новым поленцем - медведь то, жив покуда! А когда даже его и добудем, то много ли проку тебе с его шкуры?
  - Вот как? - Юрий Всеволодович сохраняя мрачное спокойствие, смотрел, как его брат в жаровне поверх углей складывает шалашик из дров. - Ну, ты продолжай!
  - Вот это все, что ты замыслил, сколько на это надо трудов? А времени? Ты уже разменял пятый десяток. Пошли тебе Господи многие лета, но увидишь ли ты, как все это исполнится? - Ярослав отступил на шаг от жаровни, любуясь получившимся строением. - Между тем все дело сладить ты сможешь легче и быстрее, когда я буду в силах тебе оказать великую помощь. Но прежде, тоже самое, ты сделай для меня!
  - Это что же? - Юрий Всеволодович с неодобрительным интересом смотрел на брата.
  - Помоги Великий Новгород, взять под свою руку! Так что бы навсегда он стал моею вотчиной. А после, я тебе во всем буду подспорьем. Силою Владимира и Новгорода Великого мы выю согнем и мордве и булгарам. Возьмешь себе Волгу, и землю за нею и этого долго ждать не придется. -Ярослав говорил с неожиданной страстью и Жилята, в свете разгоравшегося пламени в жаровне, заметил на лице Юрия немалое удивление. Тот, некоторое время, молча, смотрел на брата, потом недоуменно пожал плечами.
  - Но разве Новгород не в твоей власти? Разве в нем не княжат сыновья твои Федор с Александром?
  - Княжат пока что! - В сердцах воскликнул Ярослав. - Я их там оставил вместо себя! А сам в Переяславль уехал, дружину сзывать по воле твоей же. А давеча от них гонец ко мне примчался. Федор пишет, новгородцы вздумали крамольничать. Тщатся, что бы я им тягости уменьшил. Совсем де оскудело в житницах у них - боятся, что и в брюхе скоро опустеет.
  - Слышал я про их беду. - Юрий невесело усмехнулся и во взгляде его, теперь был укор. - Сказывали люди, что там из-за дождей, все что ни есть, сгнило на корню и новгородцы остались без хлеба. Видать по всему - им худо придется. Так ты бы брат явил им милость! Уменьши тягости, как они просят. Не отымай у людишек последнее.
  - Милость явить? - Воскликнул Ярослав? - Кому? Новгородцам?! Так они эту милость за слабость почтут! И как с них потом взыскать недоимки? Нет! Отписал я сынам не идти на попятный! - Ярослав, сгоряча, махнул рукой так резко, что огонь во все стороны, сыпанул искрами. Сам, смутившись собственной порывистости и сберегая от пламени шубу, он отступил от жаровни на шаг и заговорил значительно тише. - Но чую, самому придется туда ехать. Людство новгородское, бояре баламутят. Слышны разговоры о Мишке Черниговском. Его выкликают в Новгород звать. Хотят, что бы княжил он вместо меня! Вот я и пресеку все эти разговоры. И с Новгородской вольницей покончу заодно.
  - Ты что это брат? - Великий князь был одновременно удивлен и очень раздосадован. - Михаил в новгородцах не чает души, с тех пор как сидел у них после Калки. Они позовут, и он за них вступится. А супротив Чернигова тебе не устоять!
  - Так я потому и прошу твоей помощи! - Ярослав утвердив левую руку на поясе, правую ладонью вверх, протянул Юрию. - Вместе мы Мишке дадим укорот! Что бы впредь не мешался в наши дела!
  Юрий внимательно посмотрел на него, потом опустил взгляд.
  - Не дело говоришь ты брат. - Голос его был наполнен печалью. - Забыл, что Михаил тебе и мне родня? Ты что же, средь родни затеваешь свару? Как мы с тобой когда-то с нашим старшим боатом? Господи Боже будь милостив в царствии своём к рабу своему Константину! - Великий князь поклонился иконам. Потом вновь, теперь уже сурово посмотрел на Ярослава. - Я в таком деле тебе не помощник! С Новгородом споры решай без меня. А лучше помоги мне Волгой овладеть и землёй за нею...
  - Волгой овладеть? - Вдруг вспылил до той поры терпеливо слушавший Ярослав. - Мордву покорить?! А ты ответь, какой мне с того прок? Ты это все себе заберешь! А после, в свой час передашь сыновьям. Так как это сделал наш с тобой отец. А я? Скажи, что я своим сынам оставлю? Только лишь мой Переяславль-Залесский? Один на семерых?! Не велико наследство! Нищенская доля ждет моих детей. Тебя их такая судьба не печалит? А ведь ты мне и всем нашим братьям во всем обещал стать вместо отца! Так почему за нас не радеешь? Чего ты печешься о Мишке Черниговском? Он кто тебе? Шурин! Да нечто же шурин брата роднее?! Нет? Так и радеть сперва нужно о братьях! - Ярослав замолчал, с укоризной глядя в глаза Юрию.
  - Вот так. - Великий князь кивнул, отводя взгляд. - Упреки твои, мне брат обидны. Но вижу, в них есть сколько-то правды. Что ж, впредь я буду больше заботиться о близких! И хотя в усобицы влезать я не хочу. - Он глянул на брата, который стоял за жаровней и теперь, его лицо было нельзя рассмотреть за языками огня. - Я не начну распрю меж христианами, но и тебя не оставлю заботой. Помогу чем смогу, как закончу на Волге.
  Ярослав, которого Жилята со своего места видел отчетливо, некоторое время выжидающе смотрел на Великого Князя, так словно надеялся услышать еще что-то. Не дождавшись, он вдруг криво, одной половиной рта ухмыльнулся.
  - Вот и ладно! - И в следующий миг, уже радушно улыбаясь, пошел ему навстречу. - А за того холопа ты меня прости! Я гнев не сдержал. Отдарюсь, как велишь! И свечу, белого воска самую толстую, за упокой его в церкви поставлю.
  - Но ты и сам за него помолись! - С одобрением в голосе призвал Юрий брата. - А после того, покайся духовнику. На душе твоей станет светлее и легче.
  - Сотворю, как велишь, и медлить не буду! - Ярослав подойдя, обнял великого князя. - А лучше пойдем и вместе помолимся! И за него и за всех наших павших!
  Юрий Всеволодович глядя в его полные искреннего благодушия глаза, растроганно промолвил.
  - Идем брат скорее!
  Уже у самого выхода Ярослав вдруг задержался, обернувшись на Жиляту.
  - Ты узнал от него то, что хотел? - Спросил он у Юрия.
  Тот невесело усмехнулся:
  - Что хотел, не узнал. Он хитер и увертлив. Все тщился выгородить своего боярина. Оно то и понятно. Жилята у Путислава знакомцем аж с детских. Он вырос в его тереме. Ел с его стола. Как же ему супротив благодетеля? Да то уж и не надо. Мне и так все ясно - Путислав виновен.
  - И какую кару, ты ему назначишь? - Кивнул в сторону раненого Ярослав.
  - Ему? - Вроде бы даже удивился Юрий. - Ему никакой! Его бы похвалить за верность господину. А вот его боярину... - Голос великого князя снова стал строже, но он, махнув рукой, угрозу не закончил.
  - Да ну их всех! После об этом! Идем с тобой брат скорее помолимся!
  Когда князья наконец-то ушли, Жилята первое время лежал неподвижно, пребывая в некотором ужасе от того, каких людей он подслушивал. В самом начале разговора князей, ему было даже совестно от этого, но, вспомнив тот выбор, к которому его подталкивал великий князь, он махнул рукой - "чего уж теперь то" и старался не пропустить, ни слова. "Когда я еще столько узнаю?" Сейчас же он сам себе клялся, в том, что никому и никогда не расскажет ничего из услышанного. Захотев пить, Жилята приподнялся, отыскивая взглядом, оставленную Векшей возле его лежака бадейку со сбитнем. Потянулся к ней, и тут же вспомнил про лекаря Лавра. Испугавшись, что тот сейчас войдет в шатер, увидит Жиляту бодрствующим и о чем-нибудь догадается он, так и не утолив жажду, лег и принялся ждать.
  
  Глава седьмая.
  
  Векша, одетый в нижнюю рубаху и мягкие порты, сидел на своем лежаке опершись на гору подушек и принимал гостей. Двое парней примостившись на деревянной колоде, прихлебывали из чашек и наперебой делились своими впечатлениями от сожжения эрзянской тверди.
  Жилята, разбуженный их галдежом, и спросонок сердитый, уже собирался осадить их окриком, но передумал. Он узнал в них воинов из Суздальской молоди. Из тех не многих, кого Мечеслав не смог забрать в свой злосчастный поход. Припоминая их имена, он вспомнил, так же, и семьи из которых они происходили. И то, что главы этих семейств, сказали своё слово за боярина Жирослава, когда лучшие люди Суздаля решали, кого им избрать воеводой. Поэтому теперь он, претворялся спящим, внимательно слушая речи юнцов. Те, польщенные расположением такого воина как Векша, не скупились на откровения.
  - А княжич то наш - тоже хорош! Пред дядькой своим едва не взмолился. "Не лишай живота несчастных холопов!"
  - А должен был Ярослава жестко осадить! Отца же его челядь! Ему их и казнить.
  - За что же казнить то? Они же не воины! - Сказавший это юнец пожал плечами. - Холопы! Что им было делать? Биться? Ха-ха! А Ярослав о себе лишка возомнил!
  - Эва как! - Векша, то заинтересованно переспрашивая, то одобрительно кивая, выражал гостям свою благосклонность. - Так что же это, княжичу пришлось его упрашивать? А Ярослав то сперва и не хотел его слушать?
   Красноречие собеседников, он поощрял подогретым медом. Жиляте же, наблюдавшему за сторонниками Жирослава, вдруг пришло на ум, что именно из-за выбора отцов, Мечеслав и не взял в поход этих юнцов.
  "Хотел, что бы они остались не удел? Что бы вся слава и добыча досталась тем, кто поддержали руку Путислава?" - Посетившая его мысль показалась неуместной в отношении Мечеслава и Жилята ее тот час же отринул.- "Нет, он о таком и думать не стал бы! Это, должно быть его старший брат! Он сам указал, что и как сотворить".
  Только тут он заметил, что разговор оборвался. Парни насторожено глядели в сторону входа. Там, в залитом светом солнечного дня проеме, стоял воин Авдей. Не торопясь опускать полог, он провел по воздуху длиннопалой ладонью, будто разгоняя, прежде никому не мешавший, чад от жаровни.
  - Насмердели! - Не удовольствовавшись результатом и оставив вход открытым, прошествовал вглубь шатра. Рядом с парнями задержался. Будучи очень рослым, он, из-за последствий давнего увечья все время сутулился. От этого, казалось что, его беловолосая голова, с вызовом бычится в сторону любого, кому он повстречался. Словно утес, нависнув над притихшими юнцами, он едва не касался их макушек своей длинной и ухоженной бородой. Бросил на парней взгляд синих глаз из-под сдвинутых бровей и обычно хмурое выражение его лица, сделалось неприязненным. Рокочуще обронил.
  - Чего тут расселись?
  - Что это ты? - Сохраняя радушие, поинтересовался Векша. - Вишь, парни с дороги. Устали, продрогли. Пущай обогреются!
  Авдей на него даже не глянул.
  - Коней обиходили? Сброю проверили? - Пройдя к своему лежаку, он стал разоблачаться. Тем временем юнцы в спешке удалились. Векша, после их ухода, сразу же утратил всю доброжелательность. Кутаясь в овчину, заменявшую ему одеяло, он недружелюбно смотрел в затылок Авдея. Тот, освободившись от брони, разместил ее и оружие между лежаком и тканью шатра. Верхнюю рубаху из грубой шерсти, аккуратно уложил в чистый холщовый мешок и пристроил его в изголовье. При этом он неодобрительно глянул на гору Векшиных подушек. Тот перехватил этот взгляд и более сдерживаться не стал.
  - Ты чего на меня рожу-то кривишь? Не по нутру я тебе, или что? Так ты скажи мне! А то вон юноту прогнал на мороз!
  Авдей, занятый своей одеждой, отвечал даже не соизволив посмотреть в его сторону.
  - А ты чего их привечаешь? - Голос его звучал все также тяжело, но уже без того свирепого рыка. - В этом шатре им рано мед пить! Тут воинам-то не всем наливают!
  Векша, усевшись на постели, какое-то время смотрел на него волком. Затем, видимо обуздав гнев, заговорил без прежней враждебности.
  - Это мои гости. Я их сам позвал. Чем захочу, тем и попотчую.
  Авдей на это пожал плечами, не затруднив себя ответом. Поверх нижней рубахи из тонкого льна, он уже одел чистую верхнюю. Сшитую из тонкого сукна и судя по виду очень дорогую. Красного цвета с ярким отливом, рубаха по шейному вырезу, была расшита очень искусной и причудливой вышивкой. Жиляте, когда он к ней присматривался, чудились свившиеся в попытке сожрать друг друга змеи. Авдей хвастался, что рубаху ему сшили в Новгороде из ткани, привезенной от заморских латинян.
  "Это куда он так наряжается?" - Подумал, глядя на сборы Авдея. - "Может быть, Векша поинтересуется?"
  Но Векша сохранял сердитое молчание.
  Авдей, тем временем, прицепил к украшенному серебряной чеканкой поясу, отделанные серебром ножны длинного боевого ножа с посеребренной рукоятью.
  "Да он и к Путиславу вот так не наряжался! Куда же это Авдюха наладился?" - На Векшу надежды не было, и Жилята понял, что пора ему "проснуться".
  - А что у нас так холодно? - Вопросил он, глядя на воинов. Те почти разом к нему обернулись.
  - Жилята очнулся! - Просветлел Векша. - Вот радость-то, какая! Надо пойти и Лавру сказать.
  - Здрав будь! - Авдей приветствовал более сдержано, при этом застегивая на себе кожух.
  - А что это у нас полог-то так задран? Авдюха, ты что ли? Живо закрой!
  Тот наконец-то закончив с одеждой, ответил, добавив в голос металла.
  - Закрою как выйду.
  - А куда это ты? - Как мог правдоподобно удивился Жилята. - Столько дней не виделись! Есть что рассказать. Присядь, поговорим!
  Авдей, надевая высокую шапку из куньего меха, молча направился к выходу. Жилята думал он так и уйдет, ничего не ответив. Такое за ним и прежде водилось. Но Авдей у порога вдруг обернулся. Скривив губу так, что левый ус поднялся над правым, он с несдерживаемым торжеством произнес:
  - А мне Всеволод Юрьевич, велел к нему явиться. Очень уж ему интересно что, да как в воинстве Суздальском. - Сказав это, он развернулся на пятке и вышел из шатра, рывком опустив полог.
  Жилята, какое-то время удивленно смотрел ему в след. Потом вопросительно глянул на Векшу. Тот, усмехнувшись, ткнул пальцем в сторону входа.
  - Вот ведь каков! К нашему боярину так и не смог примазаться. Теперь стелется перед сыном великого князя. А ещё с Жирославом шашни крутил.
  Жилята посмотрел на разошедшегося Векшу. Поморщившись, передразнил:
  - Стелется! Шашни! Смотри ему так в глаза не скажи! Авдюха, когда у него с кем-то ссора, всегда предлагает драться до смерти. После такого пойти на попятный - бесчестье. А драться с ним - покосился на ножны Авдеева меча - двое уже дрались, а были нечета тебе.
  - Я помню. - Снова кутаясь в свою овчину, скривился Векша. - Авдюха знатный поединщик. Весь, говорят, в деда - варяга.
  - Говорят! - Усмехнулся Жилята. - А ты и слушаешь! - Лег поудобнее и стал поучать. - Его давний пращур - свей с острова Готланд. Он был среди варягов Владимира Крестителя, но как говорят, не пошел с ним на Киев. Пустил корни в Новгороде. Оттуда уже дед Авдея, лет сорок назад перебрался к нам в Суздаль. Он сам, его сын, а теперь и Авдей, известны все как ратоборцы отменные. Так что, ты свару с ним не ищи! Не ищешь? А ныне ты с ним, что по-пустому не лаялся? - Жилята произнося эти слова был строг, но Векша в ответ широко улыбнувшись, махнул рукой.
  - Да это ты и сам все слышал! Давно ведь не спишь!
  Оба коротко и очень по-свойски рассмеялись. Затем Жилята, сделавшись серьезным, спросим.
  - А что ты говорил про шашни с Жирославом? Авдей к нему ездил? Давно? Еще в Суздале? А знаешь откуда?
  - Средь воев Жирослава, кое-кто не может держать язык за зубами. - Векша снова сидел, обложившись подушками, и говорил, по привычке помогая словам жестами рук. - Говорят Жирослав, сулил что-то Авдею, а тот об этом торговался. Потом Жирослав не стал воеводой, и дружбы меж ними не получилось. Оно видно так...
  Жилята не вникая в дальнейшие рассуждения Векши, обдумывал услышанное. Стремление Жирослава найти своего человека среди ближников соперника, ему было понятно. Поведение Авдея, который, не сумел стать десницей Путислава, и взялся пытать счастья на другой стороне, тоже его удивить не могло.
  "А дружбы меж ними не получилось. Но так ли это?"
  - Погоди! - Перебил он Векшу. - А сам Жирослав? Он сейчас где?
  Векша, осекшись на полуслове, с недоумением воззрился на Жиляту.
  - А я-то тебе про что говорю? - Он развел руками. - Нет Жирослава! Ушел вслед за вами. С тех пор от него ни слуху, ни духу. Где он - неведомо!
  "Так это сколько дней прошло? Не менее пяти? Так что - по всему, сгинул Жирослав. Должно быть, прежде нас угодил к Пургасу. Не быть ему теперь воеводой в Суздале. Не вышло, видать, у великого князя". - Такая мысль принесла облегчение. Жилята еще ее посмаковал, и решил, что пришла пора заняться делом.
  - Векша, сходи до лекаря Лавра. Скажи ему, что я зову. Если он захочет послать, кого-то к князю, вызовись сходить. Сам же беги в шатер Путислава. Делай что хочешь, но уговори его прийти сюда. За князем сходишь уже после. Все ли ты понял? Сделаешь так?
  Векша, резко посерьезнев, поднялся с постели и стал одеваться. Жилята глядя в потолок, размышлял над тем, что скажет боярину, старательно подыскивал нужные слова. Но подобрать их он не успел, потому что Векша, едва выйдя, почти тут же и вернулся. С ним вместе в шатер вошел лекарь Лавр. Обычно невозмутимый, сейчас он был и удивлен и раздосадован сразу. Жилята хотел было поинтересоваться об этом, но Векша, даже не дав им поздороваться, возмущенно заголосил от порога.
  - Ну, ты видал, что это деется?! Какие у нас завелися порядки! Да где это видано, добрые люди, что бы кметь из худых стал враз воеводой? - Он замолчал, переводя дух, но наткнувшись на строгий и вопросительный взгляд Жиляты, блажить перестал, а кивнул на лекаря:
  - Да Лавр тебе лучше расскажет. - И прошел к жаровне. Подобрал с пола палено и расколов его маленьким топориком, положил на угли. Потом стал возиться с котелком, разогревая остывшую кашу. Тем временем Жилята с все большим удивлением слушал рассказ Лавра о том, как к воинам Суздаля явился Авдей и именем князя, велел в броне и при оружии собраться у шатров. Те повиновались. Затем к ним подъехал Всеволод Юрьевич с братом Мстиславом и учинил полку суздальцев смотр. Авдей, на правах старшего объяснял, что тут и как и знакомил княжичей с воинами.
  - И меня им назвал. А Всеволод то Юрьевич со мной особо поздоровался. - В голосе Лавра слышалась гордость. Рассказывая он, не теряя времени, занялся раной Жиляты. Закатал штанину и стал на повязки лить теплую воду. Потом сказав - Держись! - Принялся их разматывать.
  - Что дальше то было? - Спросил Жилята стараясь отвлечься, от боли причиняемой лекарем.
  - А дальше я не знаю. - Лавр резким рывком закончил с повязками, и с подозрением глядя на его страдания, пояснил. - Авдей мне сказал к тебе отправляться. Да так сказал, словно он воевода, а я перед ним юнота какая. - Лавр ругнулся, тут же спохватившись и пробормотав.
  - Прости меня Господи! - Продолжил, осматривая рану. - Это он так княжичам пыль в глаза пускает. Вот, мол, каков я! Вот они где! - Лавр показал крепко сжатый кулак. - А мне не понятно - с чего он так вознесся?
  Жилята молчал, обдумывая то, что сейчас услышал от Лавра. Мысль о том, что Авдей мог стать воеводой, он даже всерьез не воспринял.
  "Где уж ему? Суздальское боярство его не признает. Каким бы он славным воином не был, а знатностью рода не может похвастать. Пращур норманн - вот вся родословная. Так что ж, он по-пустому вот эдак задается? Не стал бы так Авдюха. Опять же и вниманием княжича обласкан. Должно быть неспроста". - Решил, суть погодя попросить Векшу знать всё поподробнее и принялся расспрашивать о своем увечье. Лавр отвечал, накладывая свежую повязку.
  - Чистая рана. Я в ум не возьму, как уж Мезеня её обиходил? Сам, да в лесу, но грязь не занес! Так что она совсем не гноится. Шкура, да и мясо, скоро зарастут. Вот только. - Лавр несколько замялся. - Вот только ты можешь хромым остаться. - И видя то, как переменился Жилята в лице, объяснил.
  - Железко царапнуло жилу и кость. Кость ладно, а вот жила - это как срастется.
  После этих слов в шатре повисла тишина. Жилята с удивлением уставился на Лавра. Тот, молча, убирал лекарскую снасть в свою суму. Мешавший черпалкой в котелке Векша, неожиданно пошутил.
  - Нет, ну ты скажи - Жиляте жилу подсекли.
  И хохотнул. Вышло не весело. Жилята на Лавра смотрел недоверчиво.
  - А вот Мезеня говорил, что кость и жилы не задеты.
  Лавр горько усмехнулся.
  - Многое он знает!
  Жилята стал прислушиваться к ощущениям в ране. К его удивлению, боли, если он не двигался, то почти и не было. Но, правда он и ногу ощущал не всю...
  "Лавр лекарь от бога. Что если он прав?" - Неожиданно вспомнились те из его знакомых воинов, кому из-за увечья пришлось оставить службу. Более не способные взяться за оружие, они жили жизнью смирной и скучной.
  "Как смерды какие!" - Он представил сколь тоскливо их существование и тут же ощутил приступ дурноты. Несколько раз с усилием вздохнул-выдохнул и посмотрел на лекаря.
  - А это можно как то исправить?
  Лавр только качнул головой.
  - Тут все в руках Господа. Я буду молиться, а что-либо сделать...
  Снова установившуюся тишину, опять неожиданно нарушил Векша. Поставив парящий котел на колоду, он шагнул к входу в шатер.
  - Гляди, кто к нам пожаловал! Ну, ты проходи, да полог опусти! Не то шатер нам выстудишь! Тут и так не жарко.
  Жилята и Лавр посмотрели в ту сторону. У входа стоял Лютобор - двенадцатилетний сын Мечеслава. По возрасту меч ему не полагался и отрок был опоясан боевым ножом прямо поверх простого, но доброго кожуха. Сняв свою шапку из волчьего меха и учтиво поздоровавшись с каждым из воинов, отрок прошел к середине шатра. Тут в свете огня лучин и жаровни, Жилята увидел в его глазах слезы. В груди похолодело от плохого предчувствия. Как старший в шатре обратился к вошедшему.
  - Что привело тебя к нам отрок?
  - Боярин Путислав велел лекарю Лавру бежать скорей к нему! - Держался Лютобор с достоинством положенным бояричу. - Изяславик плох совсем. Всю ночь в жару метался, а ныне едва дышит. - На последних словах его голос дрогнул, а пальцы сцепились, комкая шапку. - Чернец намеревается его соборовать.
  Лавр еще миг оставался на месте. Потом подскочив, направился к выходу.
  - Идем скорей боярич! Нам еще надо ко мне забежать. Забрать кое-что!
  Лютобор, забыв попрощаться, рванул из шатра за вышедшим лекарем.
  Векша глянул на Жиляту и тоже поднялся.
  - Я пойду с ними! Вдруг чем пособлю!
  Жилята проводив его взглядом, остался один с тяжелыми думами.
  
  
  Глава восьмая.
  
  
  Ровное место между шатрами, было утоптано так, что снег под сапогами здесь не скрипел. Торопливые шаги стучали по нему как по мерзлой земле. Услышав их, из одного из шатров вышли два молодых воина. В кольчугах и шлемах и с мечами на поясе. Увидели бегущих, почтительно поприветствовали Лавра, и скрылись. Больше на пути никто не попался. Дружинников, вместе с Авдеем и княжичем, нигде видно не было. Стан суздальцев, обычно многолюдный и шумный, сейчас был пустынен и тих. У своего шатра Лавр задержался. Лютобор подумал, что им сюда и тоже остановился. Лекарь тревожно глянул по сторонам и на самого Лютобора. Не говоря ни слова, продолжил свой бег по утоптанной тропке вниз к речному берегу. Лютобор решил, что Лавр для чего-то бежит к табуну и удивился - пешими они добрались бы быстрее.
  "Куда же это он? Мы зря тратим время! Нам надо к Изяславу!" - От страшной досады во рту стало кисло. Он уже собирался окликнуть лекаря, но тот вдруг свернул, скользнув между двумя обозными телегами. Последовав за ним, Лютобор оказался среди палаток, шалашей и еще каких-то убогих и временных жилищ. Ничего подобного он раньше здесь не видел. Даже не предполагал, что в строгой красоте воинского стана, можно отыскать и такое место. Зато здесь были люди. Глядя на мужичков в засаленной, прокопченной и местами прожженной одежде, он сообразил, где находится.
  "Мы в обозе. Это челядь, что прислуживает воинам в походе". - Кое-кого он даже узнал, а когда не молодые мужики, кланяясь до земли, стали его приветствовать:
  - Здрав буде господине!
  Хотел было ответить, но услышав величание, тотчас спохватился, принял достойный боярича вид и более не удостаивал челядь вниманием. Тут перед ним снова появился Лавр и сунул Лютобору свою суму.
  - На вот! - Сам он бережно, обеими руками, прижимал к груди сверток из кожи. Более ничего не сказав, торопливо зашагал, но не обратно к проходу между телегами, а куда-то вглубь обоза. Лютобор, теперь уже совсем ничего не понимая, замешкался. Будто бы увидев это, Лавр обернулся.
  - Поспешай боярич! - И скрылся за ближайшей палаткой. Лютобор чтобы не отстать, припустил следом. Стоянку суздальского обоза, проскочили в мгновение ока. Лавр прекрасно знал дорогу. Попадавшиеся холопы, едва завидев их, торопились убраться с пути. Так выскочили на широкую улицу за которой начинался обоз владимирцев. Далее пути не было, так как десятка полтора воинов стояли плотной группой, мешая пройти. Их кони, ища тепло, жались друг к другу. Во вздыбившейся шерсти виднелись крупинки прилипшего грязного снега. Лютобор понял, что воины только что с дороги и дорога эта была не близкой. Пара услышанных слов о скором и долгожданном отдыхе в тепле, подкрепили его уверенность. Стояли они к ним спиной, чего-то ожидая и видеть их, не могли. Лютобор хотел было их окликнуть, но Лавр неожиданно обернувшись, сказал.
  - Погоди! - Жестом подозвал мёрзшего у телег холопа. Приказал ему взять у Лютобора лекарскую сумку и нести следом. Тот жалостливо затряс клочковатой седой бородой, запричитав о том, что ему велено караулить въезд на стоянку, но встретившись с взглядом Лавра, быстро-быстро закивав, с поклоном принял у боярича его ношу и покорно поплелся следом за лекарем. Тот окрикнул преградивших путь конников.
  - Эй, православные, дайте пройти! - Несколько воинов с недовольными лицами обернулись. Отметив у приближавшихся добротную одежду и наличие оружия, нехотя сдвинулись. По узкому проходу между ними и обозными телегами пришлось идти гуськом. Лютобор вышагивал с гордо поднятой головой, проклиная досадные помехи на пути к страдающему Изяславу. Все же проходя мимо конных, он по привычке обратил внимание на их броню и оружие. Заметил, что воинская справа этих воинов уступает той, что носили суздальцы Путислава.
  " Так кто же это?" - Подумал и тут же увидел их предводителя.
  Могучий воин, ростом не уступавший Авдею, блестя чешуйчатой броней, сидел на огромном жеребце. Глядя в другую сторону, Лютобора он не видел. Впрочем, тот узнал соперника своего дяди даже со спины. Боярин Жирослав увлеченно беседовал с каким-то монахом. Тот стоял и держал своего коня за уздечку. Его лицо с крупными и жесткими очертаниями, было обращено к земле под ногами. Голосом полным смирения, монах что-то растолковывал собеседнику. Заметив спешащих мимо суздальцев, он обратил на них внимание, и Лютобор совершенно неожиданно для себя, столкнулся с его тяжелым, оценивающим взглядом. Стало не по себе. С трудом заставив себя выдержать этот взгляд, Лютобор даже не заметил, как ускорил шаг, едва снова не перейдя на бег, и чуть не столкнулся с тем самым мордвином, что привез раненого Изяслава и дурные вести об отце. Тот учтиво уступив дорогу, направился прямо в сторону Жирослава. Лютобору это показалось интересным. Поднимаясь по косогору, он несколько раз оглядывался и увидел, как от группы воинов отделился один. Поравнявшись с Мирятой, он спешился, и они радостно и очень тепло друг друга приветствовали. Отметив их внешнее сходство, Лютобор догадался, что перед ним отец с сыном. Спохватившись, рванул было дальше и чуть не налетел теперь уже на Лавра. Тот стоял, прижимая к груди сверток и хмуря лохматые брови, смотрел туда же, куда только что смотрел он сам. Заметив удивление во взгляде Лютобора, Лавр то ли обращаясь к нему, то ли, отвечая собственным мыслям, кивнул поверх голов боярина и его воинов.
  - Жирослав не с пустыми руками вернулся. - Лютобор почувствовав, что речь о чем-то очень важном, обернулся, прослеживая его взгляд.
  Под самым берегом, иногда скрываясь за его неровностями, иногда едва проглядывая через заросли густого, но по-зимнему голого ивняка, растянулась вереница поставленных на полозья телег. Влекомые лошадьми, они скользили по льду в сторону стана. Передние уже втягивались в улицу с трудом преодолевая подъём по косогору. Лютобор видел, что возы тяжко нагружены и неказистые лошадки тянут их с трудом. Им помогали шедшие рядом люди. Дружно навалившись, они толкали возы в гору. Ехавший чуть в стороне воин, придержал коня, обращаясь к ним. Лютобор подумал, что он хочет помочь им советом, или просто приободрить. Воин взял в руку притороченное к седлу копьё и кончиком его древка ткнул одного из толкавших сани людей. Тот упал, но тут же вскочил. Широко расставив руки, пошел на обидчика и снова упал от удара копейным древком по голове. Остальные, глядя на происходящее, бросили работу и лошадь встала. Воин замахнулся на них копьем и рявкнул так, что даже Лютобор со своего места услышал, хотя и не разобрал слов. Сани быстрее прежнего поползли в гору. Воин, убирая копье, сказал что-то людям, толкавшим следующий воз. Двое из них подбежав, помогли упавшему подняться и улечься на сани поверх поклажи.
  - Поживы-то набрали! Рухлядь, скотина, люди... - Лавр смотрел на обоз и Лютобор не мог понять предназначены ли эти слова ему, или просто лекарь вслух размышляет.
  Саней было не менее сорока. Сколько с ними шло людей, Лютобор не мог даже предположить. Сопровождали это все десятка два воинов. Еще сколько-то, но явно не меньше, гнали коров. Десятки буренок, подгоняемые погонщиками, шли плотным стадом, и время от времени, оглашали округу жалобным ревом.
  - Где же они столько набрали? - Спросил Лавр, опять непонятно к кому обращаясь. - Это же, поди, все четыре веси... - Он еще сильнее прищурился, приглядываясь к пленным. - Неужто Жирослав всех переловил?
  Лютобор снова глянул на боярина. Тот так и стоял на месте, но теперь смотрел уже на него. По его широкому, заросшему рыжеватой шерстью лицу, ползла глумливая улыбка. При этом Жирослав что-то говорил монаху. Тот, отвечая, держал взгляд в землю. Вдруг, в какой-то момент он поднял его, устремив на Лютобора. Тот не желая его встретить, обернулся к Лавру. Лекарь неотрывно смотрел на очередные, начавшие свой подъем сани. Рядом с ними, людей было особенно густо. Двое, или трое помогали идти старику, опиравшемуся на палку.
  - Вот лихо-то! - Непонятно чем огорчился Лавр, и более не говоря ни слова, зашагал дальше.
  
  Аромат сгоревшего ладана наполнял тяжёлый воздух шатра фимиамом, в котором, истаивал уже почти не различимый запах крови. Массивное, оправленное серебром кадило, истекало ароматным дымком на столешне, рядом с сосудом наполненным елеем. Здесь же, в свете семи свечей установленных на серебряном блюде, желтыми страницами вверх, лежало евангелие.
  - ... Сам Владыко, освяти елей сей, якоже быти помазающимся от него в исцеление. И в применение всякия страсти, скверны плоти и духа...
  Отче Парамон, по воле великого князя, врачевавший раны Изяслава, не глядя в священную книгу, сильным, густым голосом, нараспев молил Господа об освящении елея. Ему вторили двое молодых монахов. Путислав истово крестился перед иконой Божьей Матери. Постель Изяслава, в дальнем от входа углу, почти терялась в темноте едва освещенная скудным светом лучины. Как он - разглядеть было не возможно и Лавр едва успел схватить за руку рванувшегося туда Лютобора.
  -Тихо! - Зашипел, взглядом указывая на происходящее.
  Лютобор страшно смутившись от того, что чуть было, не осквернил священное таинство, не зная как теперь поступить, мялся у входа. Из всех присутствовавших в шатре, их появление заметил только Парамон. Не прерывая молитву, он на миг обратил взор на вошедших и вновь возвёл очи горе.
  - ... да и в сем прославится Твое пресвятое имя, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков аминь.
  Выручил Лавр. Подтолкнув отрока, он бесшумно скользнул в шатер. Встав за спиной боярина, аккуратно положил свой сверток на пол и обратился к иконе. Лютобор, правильно поняв его, последовал за ним. Стоя одесную дяди, он смотрел на лик Божьей матери и, крестясь, почти беззвучно шевелил губами, вторя священнику.
  - ... всесильным заступлением Твоим помоги мне умолить сына Твоего, Бога моего, об исцелении раба Божия...
   Его слова часто попадали не в лад со словами остальных. Мысль всё время сбивалась. То на лежащего во тьме, безмолвного и неподвижного Изяслава. То на Лавра, молящегося за спиной. На сверток, которым Лавр, судя по всему, обязательно должен воспользоваться, что бы скорее излечить раны. Распаленное забегом тело, требовало действий. Мысль вновь возвращалась к раненому. Лютобор напрягал слух, силясь расслышать его дыхание. Но слышал священника, который соблюдая канон, семь раз творил одну, и ту же молитву. А прочтя её, приступал к следующей, а за ней к следующей... Лютобор, с трудом укрощая собственный порыв, стал успокаиваться. Слово, за словом повторяя за дядей, он понемногу, вслед за ним, наполнялся светом Богооткровенной Истины. Строки из евангелия, которые он как добрый христианин, к своим годам должен был бы знать наизусть, звучали для него так, будто он их услышал впервые. С каждым новым прочтением, Лютобор проникался сакральностью изреченного в них Слова и мысли о суетном, отступая, терялись.
  Совершив все положенные молитвы, Парамон направился к постели страждущего. Помазывая елеем лоб, щеки, губы, запястья и раны Изяслава, он вновь и вновь повторял молитву об исцелении. Монахи в это время пели псалом, остальные продолжали молиться пока не настал и их черед. После Путислава священник подошел к Лютобору. Взял в руки скрученный в жгут кусочек холста и обмакнул в сосуд с елеем.
  - Услыши нас Боже. Услыши нас Владыко. Услыши нас святый. - Прочел распевно, и после того как Лютобор повторил за ним эти слова, дважды коснулся его лба, оставляя на коже знак креста, начертанный благоухающим елеем. Тут же аккуратно промокнул масляный след чистой холстиной и вручил её Лютобору. Тот с поклоном принял. До самого окончания таинства он прижимал к груди этот кусочек ткани, вдыхая исходящий от него аромат и чувствуя, как вместе с ним его душа наполняется радостью, благостью и верой. Когда священник коснулся его макушки листами раскрытого евангелия, он уже точно знал, что с Изяславом, как и со всеми остальными, всё будет хорошо...
  Судя по всему, похожие мысли были в голове и у его дяди. По окончании таинства, Путислав несколько раз истово перекрестился иконе и оглянулся на тот угол шатра, где сгустившуюся тьму едва рассеивал крохотный светоч. В этот момент Лютобор посмотрел на него и увидел в глазах этого большого и могучего человека слёзы. Удивление было таким сильным, что отрок не смог его удержать...
  - Дядя, ты... - Кое-как совладав с чувствами, Лютобор не отпустил с языка ненужное слово, но Путислав уже услышав, повернулся к нему и вдруг, заметил лекаря. Посмотрел на него с каким-то удивлением, будто с трудом припоминая, для чего же тот здесь. Затем коротко с ним поздоровавшись, направился к сыну. Лавр смотрел ему вслед, и было видно - хочет что-то сказать, но не решается заговорить первым. При этом он настороженно косился на священника. Тот, тем временем отпустив помогавших ему монахов, сам из шатра уходить, не спешил. Стоял у стола, на котором только что лежало евангелие, и сливал остатки елея в крохотный глиняный кувшинчик. Лавр подобрав с пола свой свёрток, снова прижал его к груди.
  - Воевода! - Он вдруг решился. - Путислав Всеславич! - И после того как тот остановился, усилил дрогнувший вдруг голос. - Ты звал меня?
  Путислав нехотя обернулся.
  - Да, я звал тебя.
  - Тебе нужна моя помощь? - Лекарь подошел вплотную к боярину. Тот посмотрел на него с сомнением. Вдруг, вместо него, ответил Парамон.
  - И чем же ты, сын мой, можешь помочь? - Он стоял на том же месте, и голос его был полон смирения. - Мы уже сотворили всё нужное. Провели обряд, прочли молитвы, попросили Господа. Всё в руце Его! Так положимся на волю Его с молитвою и сыновним смирением! - Он замолчал, глядя на Лавра. Тот, смутившись такой отповедью, мялся не в силах ответить монаху и, не решаясь взглянуть на воеводу. Путислав, какое-то время смотрел на сомнения своего лекаря. Потом вдруг неодобрительно хмыкнув, выпрямившись и расправив плечи, шагнул к нему.
  - Говори уже Лавруха!
  Близость человека, под началом которого, когда-то приходилось идти в бой, воодушевила Лавра. Лицо его приняло обычное свое выражение, и он с легким прищуром посмотрел в глаза монаха.
  - Мы все во власти Его и уповаем только лишь на милость Его. Дозволь же спросить тебя отче! Не будет ли противно Его неизреченной воли, если я всего лишь, взгляну на раны страждущего?
  Взгляд монаха медленно наполнялся недоверием и неприязнью. Но возражать Парамон не стал.
  Подойдя к Изяславу, Лавр первым делом попросил больше света. Лютобор взял со стола блюдо с семью церковными свечами. С великим тщанием, так чтобы не задуть ненароком ни одного огонька, он перенёс эти свечи к постели раненого. Ставя блюдо на скамью у изголовья, он посмотрел на Изяслава и даже вздрогнул, удивившись тому, как сильно тот переменился. Лицо, в последние дни становившееся то багровым и горячим, то бледным и усыпанным бисеринками пота, сейчас обрело цвет старого воска, казалось высохшим и будто постаревшим. Удивившись и даже испугавшись этой мысли, Лютобор поспешно перевёл взгляд на лекаря. Тот к принесённым свечам, зажёг от лучины ещё и небольшой бронзовый светильник. Только после этого, склонившись, принялся осматривать раненого. Осматривал долго, ощупывая пальцами повязки на ранах и даже нюхая воздух над ними. Потом разогнувшись, поднялся. Обернувшись к Путиславу, заговорил с ним, вполголоса.
  - Монах-то лекарь добрый. Чистые раны. - И видя облегчение на лице боярина, торопливо и сокрушенно посетовал. - Но у него огонь в нутре. В том месте, где в бок железко ужалило. Злой то огонь. Хочет он по жилам с кровью растечься, чтоб во всём теле пожар распалить тогда... - Лавр замолчал, глядя как стремительно, каменеет лицо воеводы. Вздохнув, продолжил совсем уже шёпотом.
  - Есть у меня средство от этого! Отвар, коим я не раз уже прежде гасил тот огонь. Вот он. - Лекарь почти ласково погладил свой заветный свёрток. - Нужно испить его Изяславу. Но - лекарь кивнул на монаха - позволит ли такое отче Парамон? - И закончил совсем тихо сбивчивой скороговоркой.
  - Дать страдающему зелье после совершения на ним священного таинства.
  Путислав посмотрел на священнослужителя. Тот, вышел на середину шатра, в своём ярком торжественном одеянии похожий на какую-то невиданную птицу. Его сухое костистое лицо выражало неодобрение и подозрительность.
  Путислав вздохнул и вдруг хмыкнул.
  - Да в нашем деле, в воинском, одними-то молитвами...
  Лавр всё правильно поняв, вынул из свертка глиняную баклажку, заткнутую пробкой. Сковырнув воск, саму пробку вытянул за кусочек жгута. Аккуратно наполнил глиняную чашу.
  Лютобор, во все глаза смотрел на действия лекаря. Увидев жидкость в чаше, он подивился её мутному, зеленовато - бурому цвету. Про себя решил, что сам бы он никогда такое не выпил. Лекарь поднял чашу, чтобы влить её содержимое в Изяслава и едва не расплескал, вздрогнув от окрика.
  - Грех! Страшный грех на тебе воевода! Сына своего, душу христианскую, отдаёшь во власть силы нечистой! - Парамон обеими руками прижимал к груди распятие. При этом, обращаясь к Путиславу, взирал на Лавра так, словно в разгар пасхальной трапезы, прямо на столе увидел крысу. Тот в нерешительности замер, уставившись в чашу с отваром. Воевода пару мгновений смотрел на лекаря, потом резко посуровев, не оборачиваясь, ответил монаху.
  - Преподобный, это лекарь. Он хвори врачует, да раны исцеляет. - Говорил Путислав спокойно и размеренно, лишь в самом конце голос его дрогнул от сдерживаемого гнева. - Нету нигде здесь силы нечистой!
  Парамон сверкнул на него очами.
  - Ты глаз, или разума лишился? Колдун ворожит на твоего сына! Душу его бессмертную губит! А ты козням бесовским его потакаешь! В сговор вступаешь с силой нечистой!
  От такого напора священной ярости, Путислав замешкался. Парамон же, воздев над головой руки с распятием, рявкнул так, что у Лютобора заложило в ушах.
  - Покайся! Покайся воевода! Очисти душу от скверны! А ведуна поганого на костер! И немедля! Слышишь? Немедля!
  - Вот так! - В проеме входа, искрясь на солнце богато расшитым кожухом, стоял великий князь. Поведя взглядом и с некоторым трудом высмотрев во тьме шатра Путислава он, сдвинув брови, обратился к нему.
  - Ну, здрав будь, воевода! А я вот к тебе нежданно-негаданно. - С этими словами Юрий шагнул в шатер. - Рад ли ты гостю?
  Путислав приосанившись, сделал шаг ему навстречу и степенно преклонил русую голову.
  - Здрав буде княже! Дорогой гость всегда в радость хозяину. - Обернувшись в темноту шатра, зычно позвал.
  - Прокл, ты спишь там? Меду неси, да кубки злащенные!
  Лютобор только сейчас вспомнил про дядиного слугу. Тот всё это время был здесь же в шатре и не позванный к священному таинству, тихо сидел в своём углу. Услышав волю господина, Прокл явился перед ним, неся в руках мед и кубки. Во время недолгого ожидания, Путислав выказывая заметное нетерпение, посматривал в его сторону, при этом, не сказав Юрию Всеволодовичу ни слова. Лютобор удивился такому невниманию к князю, отметив как тот, хмуро косится на воеводу и даже кубок из рук Путислава, принял, чуть помедлив будто бы раздумывая. Отхлебнув, он скупо, словами обычными для такого случая, похвалил мед и гостеприимство боярина. От предложения пройти к столу, который Прокл тем временем уставлял, какими нашел яствами, князь отказался.
  - Да я и к тебе-то зашёл невзначай. Мимо проходил, да услышал, как в шатре твоём кого-то огнём жечь собираются. - Князь снова хмуро сдвинул брови. - Над кем это ты суд вершишь воевода?
  Путислав от этих слов сначала замешкался, настороженно глядя на Юрия. Потом, вдруг просветлев лицом, принялся рассказывать великому князю и про решение соборовать раненого сына и про сам обряд и про то, что после священного действа он обратился за помощью к лекарю, известного своим искусством. Речь его, вначале степенная и размеренная, постепенно наполнялась жаром, слова звучали со всё большей горячностью. Последние он произнёс почти, что с яростью, при этом рукой указывая на монаха.
  - А он лечца велит жечь огнём! За то, что тот хочет помочь тяжко страждущему. Грех говорит! Но есть ли в том грех? Разве не делали прежде такого?! - Путислав замолчал, и какое-то время стоял, прижав правую руку к сердцу и с ожиданием глядя на князя. Тот долго не отвечал, о чём-то размышляя. Пройдясь по шатру, он остановился возле столешни, на которой лежало евангелие. Проведя рукой по переплёту священной книги, Юрий Всеволодович обратил внимание на Лавра продолжавшего стоять над раненым. Кивнув на его земной поклон, он едва задержал взгляд на лице Изяслава и перевёл его на Лютобора. Тому сегодня впервые в жизни довелось так близко лицезреть великого князя. Юрий оказался меньше чем был в его представлении, и ростом и статью плеч уступая дяде, и рядом с ним не выглядел кем-то, очень значительным. Лютобору было странно видеть устремлённый к нему просительный взор Путислава. Теперь же, ощутив на себе тяжёлый взгляд князя, он сразу почувствовал себя перед ним очень и очень маленьким. И вдруг понял - от того, что скажет этот человек, зависит судьба обвинённого в ворожбе Лавра, а вместе с ним и судьба двоюродного брата. Великий князь сейчас одним своим словом решит, жить Изяславу, или нет. Потрясённый таким могуществом, Лютобор испугался, но при этом и уверовал, что великий князь может спасти Изяслава.
  "Да ведь ему нужно только сказать!" - Эта мысль металась в его мозгу и рвалась наружу. - "Только сказать". - Лютобор плотнее сжал губы, сдерживая готовые вырваться мольбы. Строгий взгляд смотревшего на него князя смягчился. Обернувшись к замершему в ожидании Путиславу он, убрав руку от евангелия ответил.
  - Мне тоже доводилось слышать, о том, что лечца допускали к страждущему уже после свершения над ним священного таинства. Греха в том не вижу. - Поведя рукой, указал на лекаря. - Это ведь Лавр? Я о нём слышал. - После этого, Юрий Всеволодович, видимо решив, что разговор окончен, ни с кем не прощаясь, направился к выходу. Лютобор от преисполнявшего его чувства благодарности, готов был рухнуть на колени.
  - Хитёр слуга Антихристов! Искусно заплёл козни поганые! - Молчавший до этого Парамон, с распятием в руках выступил вперёд, обращаясь к великому князю. - Ложью едучею кропит твоё сердце! Очи застлал дьявольским мороком! Ты уже также как твой воевода, не видишь что в нём - указующий перст был направлен на Лавра - под шкурой овечьей зверь лютый таится! И зверь этот, уже оскалил пасть готовый пожрать душу его! - Монах указал пальцем на Изяслава и сразу же перевел на его отца.
  - И его! - И сузив глаза, посмотрел на князя, так, будто мог увидеть в нём, что-то невидимое другим. - И твою, сын мой, тоже. Но ничего! - Парамон принялся осенять крестным знамением всех перечисленных. - Ничего! Я, раб смиренный Господа нашего, не допущу этого! Не дам чтобы скверна прошла в ваши души! Открою вам очи! Вы же узрите! - С этими словами монах прошел к ложу Изяслава и, схватив принесённый Лавром сосуд, торжественно предъявил его князю.
  - Вот чем он собрался раны исцелять! Зелье колдовское, что в неурочный час на капищах поганых, варят ведуны для своего владыки! Владыко их не кто-нибудь - враг рода человечьего велит им люду христианскому вредить, где только можно! И силою, для того, наделил их чёрной!
  Голос священника с каждым словом понижаясь становился всё глуше и закончил он таким зловещим шепотом, что Лютобор почувствовал как на его спине и плечах съёживается кожа. Парамон шагал по шатру, подняв над головой сверкающее в отсветах огня распятие. Остановившись в шаге от великого князя, он тихо, но так что услышали все, произнёс:
  - Вот оно! Здесь сатанинское зелье! - Парамон протянул баклажку, едва не коснувшись ею лица князя. Юрий Всеволодович, принял её. Неотрывно и настороженно глядя в расширившиеся зрачки монаха, он повертел в руках, слегка встряхнул и принюхался.
  - Травой вроде пахнет. - Взгляд князя сделался недоверчивым. - Полынь и ива, или еще что-то. Прелое будто бы. - Возвращая бутыль Парамону, он заявил.
  - Не вижу и не чую здесь что-либо злокозненное. - Князь глянул на застывшего Путислава. - Но мне лицу мирскому, невмочно судить в этих делах. Посему ... - И жёстко, одним лишь гневным взглядом осадив порывавшегося заговорить монаха, провозгласил.
   - Посему, велю немедля обратиться к тому, кто более нас с вами в этом понимает. - Князь немного помолчал, размышляя, и продолжил. - Владыка Митрофан в этот час занят. Готовится служить панихиду по павшим нашим воинам. - Князь многозначительно взглянул на воеводу и продолжил. - С ним почти вся церковная братия. Но тут недалеко, слава Богу, ждёт нас преподобный отче Дамиан. Он только что из похода вернулся. Сопровождал дружину боярина Жирослава. - Отметив, как изменился в лице Путислав, князь кивнул чему-то и перевёл взгляд на монаха.
  - Дамиан говорят, очень сведущ в науках. Всё же таки даже у греков учился. И в очень большой чести у владыки. Пусть он теперь же вас и рассудит. - Не обратив внимания на слова Парамона заговорившего о том, что с Дамианом они в равном сане, Юрий Всеволодович приказал воеводе послать человека за преподобным. Тот отправил Прокла. Остальные ждали не двигаясь с места. Только Парамон отступив, встал за столешню, опустив взгляд на святое евангелие. Все хранили молчание. Путислав посматривал на великого князя и Лютобор догадывался, что его дядя хочет, но не решается о чём-то заговорить. Юрий Всеволодович делал вид, что ничего не замечает.
  Наконец полог на входе снова откинулся, и сразу же в шатре стало многолюдно. Появившийся первым князь Ярослав, шумно поприветствовал хозяина шатра, выражая надежду на его гостеприимство.
  - Продрогли на морозе то! Самое время испить нам горячего сбитня!
  Следовавший за ним Прокл, поспешил исполнить его пожелание. Последним в шатёр вошел Дамиан. Поклонившись иконе и сотворив молитву, он благословил каждого присутствующего. После этого, всем своим видом выражая смирение и учтивость, встал перед великим князем. Тот, скосил глаза на хозяина шатра. Дамиан даже не повёл бровью. При этом наблюдавшему за ним Лютобору показалось, что очи иеромонаха блеснули лукавыми искрами. Юрий Всеволодович еще, какое-то время молчал, потом привычно хмыкнул.
  - Вот так. - И повторил для Дамиана свою уже изреченную ранее волю. Тот учтиво выслушав, уточняя, стал переспрашивать и тяжёлые, будто высеченные из камня черты его лица, пришли в движение:
  - Я, верно, понимаю, что вот этот добрый человек - плавный жест руки в сторону Путислава, позвал лекаря к своему чадо?
  Князь подтвердил, и Дамиан продолжил, обернувшись к Парамону.
  - А ты мой добрый брат во Христе, и прежде лечца гнал вон из шатра, а ныне и вовсе велишь его сжечь?! - К удивлению Лютобора, голос Дамиана звучал не громко, но обладал той же силой, что и голос дяди перед строем суздальцев. Еще он вдруг понял, что этому иеромонаху, уже известно обо всём, что успело произойти между двумя лекарями. И сегодня и ранее. Поражённый, он так над этим задумался, что не расслышал, не привычно тихий и невнятный, и прозвучавший с большой задержкой ответ Парамона. Дамиан посмотрел на брата во Христе, своим тяжёлым взглядом:
  - Оставим же брат мирян ненадолго.
  Парамон не ответив, стал нехотя натягивать поверх торжественного одеяния простой, без какой-либо вышивки кожух. Когда они вышли, все безмолвно провожали их взглядами. Только Ярослав посмотрев на брата, наполовину опустевшим кубком, указал в сторону входа.
  - Ты это видел?
  Юрий хранил задумчивое молчание. Ярослав не дождавшись ответа, хотел было сказать что-то еще, но в этот момент монахи вернулись.
  - Мы с братом, рассудив, в делах лекаря, колдовства, либо ворожбы не увидели. - Дамиан говорил, глядя на великого князя. Каждое его слово звучало так значительно, что Лютобору, почему-то вспомнились отесанные глыбы камня, которые он видел на строительстве нового храма в Суздале. На Лавра он посмотрел, ожидая увидеть радость, или хотя бы облегчение. Лекарь стоял прямой как древко копья и равнодушный к происходящему. Только в тёмных глазах его, обращённых к монаху, проглядывало недоверие, и даже настороженность.
  - Посему, он немедля сотворя молитву, может заняться лечением. - Сказал Дамиан, и в шатре установилась тишина. Все с ожиданием смотрели на Юрия Всеволодовича. Наконец тот, обведя собравшихся взглядом, сказал, что раз тут наконец-то всё разрешилось, им с братом самое время вернуться к делам.
  - Хотим посмотреть на полон Жирослава. - Великий князь задержал взгляд на Путиславе и со значением добавил. - Говорят, он в поход сходил очень удачно.
  Первыми шатер покинули монахи. Парамон, терявшийся где то в тени Дамиана, стал было что-то ему говорить. Тот не глядя на него, ответил так, что услышали все:
  - Отмолим!
  Князь Ярослав, задержавшись проводил Дамиана долгим, задумчивым взглядом и Лютобору этот взгляд, почему-то очень не понравился...
  
  
  Глава девятая.
  
  
  Путислав уже довольно продолжительное время спорил с Лавром. Он требовал, чтобы тот немедля влил в Изяслава лечебный отвар. Лекарь не спешил. Воевода, привыкший командовать, хотел попросту ему приказать и не решался. Лавр, лелея в руках глиняную чашку, раз за разом повторял одни и те же слова.
  - Дыхание его очень уж слабо. Плеснём не в то горло, ему и не откашляться. Утопим.
   Опасения лекаря передались воеводе. Поэтому, не смея поступить решительно, но и не в силах бездействовать, он продолжал, не то убеждать, не то уговаривать.
  Лютобор слушал их, и не мог понять, на чьей он стороне. Лавр, о котором ему и прежде доводилось слышать как об очень искусном лекаре, говорил разумно. Дядя, требуя не мешкать, по сути, предлагал изведать судьбу. Мысль подвергнуть Изяслава ещё и такому испытанию страшила. Но и ждать было уже невмоготу. Лавр с сомнением поглядывал то на чашу с отваром, то на раненого и возражал уже не так уверенно. Время уходило, и ему уже надо было на что-то решаться.
  - Да хоть бы он на миг-то опамятовал! - В сердцах произнес лекарь, стал читать молитву об исцелении и вдруг Изяслав открыл глаза.
  - Ожил! Слава те! - Прервав молитву, воскликнул Лавр.
  - Сынок! - Путислав как подкошенный рухнул на колени перед ложе.
  - Сынок! - Дрожащими пальцами коснулся лба сына. - Посмотри на меня! Посмотри!
  Взгляд Изяслава был направлен прямо перед собой. Слов отца он или не слышал, или не понимал.
  - Посмотри на меня! - Ласково просил Путислав и уже хотел сам повернуть голову сына лицом к себе. Лавр помешал ему.
  - Насмотритесь еще! Дай мне сотворить скорее то, что должно! - С этими словами, он плечом оттер воеводу, одной рукой разжал челюсти раненого, другой одним движением, опрокинул в его рот чашу.
  - Пей! - И заново начал ту же молитву.
  Изяслав, не закашлявшись, проглотил отвар. Какое-то время был недвижим, потом чуть-чуть повернул голову к отцу. В его взгляде появилось узнавание.
  - Сынок! - Хрипло простонал воевода.
  Изяслав, не ответив, вздохнул и закрыл глаза.
  Путислав еще пару мгновений ждал, потом схватил лекаря за руку.
  - Что с ним? Говори!
  Лавр продолжая молиться, указал пальцем на тихо, но мерно вздымающуюся в такт дыханию, грудь раненого.
  - Спит? - Первым догадался вскочивший со скамьи Векша и, увидев кивок Лавра, порывисто обернулся к красному углу. Истово, троекратно перекрестившись, он громогласно вознёс хвалу господу. Через миг к нему присоединились все остальные.
  Потом Лютобор долго не мог уснуть. Ночь должно быть давно шагнула за половину, а он всё ерзал на постели в поисках удобного для сна положения тела. Как бы ни лег, всё было не так, хотелось лечь как-то иначе и всё время тянуло посмотреть на Изяслава. Церковные свечи давно уже оплыли и угасли, но в свете сменивших их лучин, можно было увидеть дядю сидевшего рядом с сыном. Лавр говорил, что Изяслав теперь спать будет очень долго, и бдеть подле него излишне. Воевода, не слушая, велел поставить для себя у ложа сына скамью. Должно быть, из-за него, теперь не спал и лекарь. Маялся в тёмном углу, временами выходя на свет, чтобы взглянуть на раненого и тут же вернуться обратно.
  В другой части шатра Векша и Прокл разговаривали сидя на лавке. Лютобор слышал их голоса, но понять о чём речь не мог. Воин говорил тихо, а дядин слуга вообще шёпотом. Именно он, как только князья и монахи покинули шатер, сказал дяде, что один из его ближников мерзнет, снаружи ожидая чего-то. Дядя тут же велел Векшу позвать и напоить подогретым мёдом. Векша зашел, да так и остался. Сейчас Лютобору было очень интересно, о чем это они говорят. С полгода назад, еще в Суздале, ему удалось краем уха подслушать их разговор. Понял из него не много. Речь шла, о каких-то делах его дяди, которые Прокл улаживал с помощью Векши. Сейчас же он, сколько не напрягал слух, смог разобрать только слова Жирослав и засада. Попытался понять, как они связаны. В голову лезли разные мысли, но ни одной дельной среди них не было. Так незаметно он и заснул. Когда проснулся, в шатре было, как обычно темно и нельзя было понять ночь до сих пор, или уже утро. Первым делом, посмотрев в сторону Изяслава, увидел подле него, спящего на скамье Лавра. Дядя и Векша сидели в темноте на лавке и говорили о Жиляте. Дядю интересовал учинённый князем допрос. Векша об этом толком не знал. Зато поведал о странном поведении воина Авдея, который был ближником у Мечеслава. Лютобору всегда нравились речи старших о воинских делах. Он с удовольствием стал слушать. Но договорить дяде и Векше не дали. Полог над входом неожиданно одернулся и в шатер, в снопах дневного света, вошли два монаха. Первым был уже знакомый ему Парамон. Второго Лютобор прежде не видел, но по его одеянию сообразил, что перед ним, не кто иной, как епископ Владимирской церкви Митрофан. Его догадку подтвердил Путислав. Поднявшись с лавки, он отвесил священнику земной поклон.
  - Благослови нас владыко!
  Митрофан осенил его крестным знамением, и стал осматриваться, по-стариковски щуря глаза. Отыскав Изяслава, обратился к воеводе.
  - Пришел я к тебе, дабы с тобой вместе вознести молитвы о спасении твоего чада.
  Путислав со словами благодарности отвел его к ложу сына и предложил расположиться на скамье. Лавр, к тому времени, проснувшись и увидев явление столь важного священника в обществе Парамона, вскочив, укрылся в тени за спиной воеводы. Митрофан отказавшись от предложения, остался стоять, тяжело опираясь на епископский посох с золоченым навершием. Глядя на Изяслава, он прежде чем начать молитву, стал интересоваться тем как был проведен обряд соборования и всем тем, что за этим последовало. Путислав принялся подробно ему рассказывать. Священник внимательно слушал, не меняя позу и глядя только на раненого. Лютобор, видел его тяжело согбенную спину и удивлялся неподвижности этого старого человека. В какой-то момент ему даже показалось, что владыка уснул. Но тот вдруг заговорил оборачиваясь к Путиславу.
  - Господь ниспослал благодать на болящего, кою ты просил у него со смиренной молитвою. Господь тебе внял, сын твой опамятовал. То и был знак Его Богоявленной милости. А ты, маловерный, влил в него зелье. Это на что же? - Голос владыки прозвучал не громко, но так сурово, что Лютобор почувствовал тяжесть в животе. А епископ ждал ответ от безмолвствующего Путислава. Неожиданно Парамон, выйдя вперед, исчез в тени и почти тут же вернулся, вытащив на свет Лавра.
  - Вот он слуга Антихристов! Вот кто смутил христианские души! Ложью своей ослепил воеводу и зельем бесовским сгубил его сына. - Парамон почти что кричал, дергая за руку не смевшего ни сопротивляться, ни хотя бы оправдываться лекаря. А монах, резко понизив голос до шепота, стал говорить о том, что знает средство против колдовских чар.
  - Пламя костра! Оно обратит в прах его плоть и развеет его бесовские козни! Вели же владыко! Скорее вели! Еще можно спасти христианскую душу!
  Лютобору вдруг страстно захотелось оказаться в дядином тереме, что стоит в Суздале. Но это было невозможно. Поэтому вспомнив о собственном достоинстве, он не позволил себе закрыть глаза и продолжал слушать. Наконец Митрофан, жестом осадил Парамона, и стал высказывать свою волю.
  
  Жилята сидел на постели, ожидая пока уймется боль в потревоженной ноге. Ему очень хотелось ненадолго покинуть шатер, но он сильно сомневался, что сумеет это сделать самостоятельно. Был бы здесь Векша, он бы помог. Но Векша до сих пор не вернулся. Авдей тоже не появился. Впрочем, его Жилята и не стал бы просить. Любая помощь от этого потомка свеев, выглядела как унизительная милость. Стараясь думать именно об этом, а не о своей ране, Жилята собрался попробовать встать и очень боялся, упасть от боли.
  "Как я потом на ложе-то влезу?" - Вообще его страшили только первые пять шагов. До того места, где у стены лежало Векшино копье. Весь дальнейший путь из шатра и обратно, он намеревался пройти, опираясь на древко. Надо было только до него добраться. Мелькавшую мысль попробовать это проделать на четвереньках он яростно гнал.
  "А-то в этот миг зайдёт кто-нибудь. Тот же ... Авдюха!" - С этой мыслью он, опершись на правую ногу начал подниматься, осторожно выпрямляя левую. Коснувшись ей пола, какое-то время стоял, зажмурившись и кривясь от боли. Ожидал, пока хоть чуть-чуть утихнет резь ниже колена и уже сомневался в том, что сумеет добраться хотя бы до копья. Скорее всего, он попросту рухнет, как только обопрется на раненую ногу. Мысль попытаться проскакать пять шагов на здоровой правой ноге - повеселила, когда он представил себя со стороны. Впрочем поразмыслив, решил все же попробовать.
  "Не свалиться бы мне!" - Стараясь держаться ровнее, оттолкнулся. Скакнул всего чуть-чуть, но к цели стал ближе и очень обрадовался. Оттолкнулся еще раз. Потом еще. После этого понял, что таких вот прыжков понадобится не пять, а больше. "Ничего! Допрыгаю. Вон как - даже не покачнулся!" - Снова прыгнул, уже смелее и поэтому дальше. В этот раз вышло не так удачно. Правая нога, не обмотанная так и не найденной портянкой, гуляла в сапоге, норовя из него выскользнуть. От этого сапог на пол встал неровно. Жиляту повело в сторону, и он с трудом устоял на ноге.
  - Не так прытко! Поостерегись! - Несколько раз повторил сам себе и опять оттолкнулся. Получилось еще хуже. Сапог на ноге болтался, и Жиляту мотнуло так, что он едва не наступил на раненую ногу. Кое-как выровнявшись и переведя дух, стал прикидывать оставшееся расстояние. Удалось не сразу, из-за того, что блестевшее в темноте жало копья плыло куда-то в сторону, вместе со всеми другими предметами. Жилята вновь ощутил подкатывающую дурноту.
  "Это что это я? Допрыгался?" - Смежив веки, постоял так какое-то время. Потом как мог, осторожно оглянулся на свое ложе.
  " И половины не проскакал!" - Почему-то усмехнувшись этой мысли, задумался, что делать дальше. До постели было ближе. Но вернуться туда, не сделав задуманного? Жилята опять прикрыл глаза, ожидая пока дурнота отступит и собираясь продолжить свой путь.
   - Ну, Господь Милостивый, помоги мне! Э-эх! - Скакнул осторожно, недалеко и после этого сразу зажмурившись. Всё различимое впотьмах убранство шатра рвануло в сторону так, что Жилята с содроганием сердца подумал, что это он сам уже падает на пол. И очень удивился, когда понял, что по-прежнему стоит на одной ноге. Сколько осталось до копья, он не знал, так как теперь не решался открыть глаза пока шум в голове и опять накатившая дурнота не отступят. Так стоял долго, сожалея о том, что вообще поднялся.
   - Да вот он! Гляди! И уже на ногах! Голос Векши обрадовал и принес такое облегчение, что Жилята, еще сильнее почувствовал слабость. Он, покачнувшись, стал заваливаться на бок, но Векша, успел подхватить его под руку.
  - Куда это ты на одной-то ноге?
  Жилята только ощутив опору, позволил себе открыть глаза и увидел за спиной Векши, двух пришедших с ним монахов. Одного из них, уже совсем седого, узнал сразу.
  - Благослови меня владыко! - Со всем возможным вежеством, Жилята опираясь на локоть товарища, поклонился Митрофану. Второй монах был ему не знаком. На него Жилята обратил внимание только потому, что тот держал Лавра, вцепившись пальцами в рукав его кожуха.
  Сам лекарь, понуро сутулясь, смотрел в пол у себя под ногами. Жилята, при помощи Векши, следуя к выходу из шатра, попытался посмотреть в его глаза, но Лавр почему-то взгляд отводил. Жилята призадумался над тем, что же это может значить. Расспрашивать Векшу он не стал, после того, как тот предостерегающе, едва заметно, кивнул на вышедшего вслед за ними второго монаха. Жиляте от возмущения хотелось прикрикнуть на чернеца. Но сил не хватало даже на то, что бы удерживать в голове нужные мысли. А скоро стало вообще не до этого. Несмотря на всю его осторожность и старания товарища, он всё же касался земли, раненой ногой. От этого его боль вернулась, с каждым движением только усиливаясь. Последние несколько шагов Векша буквально нес его на себе. Добравшись до ложа, Жилята тут же вытянулся на нем, в состоянии думать только о том, как бы прямо сей час не сомлеть. Он будто через стену слышал слова о том, что его рана снова кровавит. Векша, говоря это, обращался к Митрофану, прося его допустить Лавра к страждущему. Ответ Жилята не разобрал и удивлялся тому, что Лавр к нему не подходит. Векша принялся разматывать повязки сам, как умел неловкими движениями и Жилята в какой-то миг дернулся от боли и в глазах его потемнело.
  Придя в себя, первым делом увидел склонившегося над ним перепуганного Векшу, а за его спиной поблескивавшую роскошным одеянием фигуру владыки.
  - Опамятовал, слава тебе Господи! - Обернувшись к Митрофану, сказал воин и отошел от ложа. Владыка Владимирской церкви, тяжело опираясь на посох, выступил вперед. Нависнув над Жилятой он, молча, взирал на него, потом вздохнув, поинтересовался его именем.
  Жиляту всё еще мутило, отчего перед глазами плыло. Мысли в его голове еле ворочались и он с немалым трудом сообразил, как нужно правильно отвечать епископу.
  - Крестили Анатолием. Памяти великомученика Анатолия Никомедийского. Того, что узрев страдания святого Георгия Победоносца, прозрел и уверовал во Христа. - Жилята сделал паузу, переводя дух, и думая стоит ли представляться своим мирским именем. Решил, что не стоит. Митрофан тем временем, ожидал с выражением благостного смирения на лице.
  - Не убоявшись казни, он открылся в своей вере поганым и был тут же изуверски умерщвлен ими. - Жилята закрыл глаза. Так его меньше мутило, и он, уже понимая, что разговор со священником будет не простым, пытался собраться с силами. Они тотчас же ему и понадобились. Митрофан спросил о том, как Жилята получил свою рану. Тот хотел рассказать ему об этом коротко, но владыка всё время переспрашивал, уточняя, то и это и Жилята в итоге, едва ворочая языком, со всеми подробностями поведал о битве у эрзянской тверди. Митрофан выслушав его, одобрительно кивнул.
  - Господь благословил тебя раб божий Анатолий. Я слышал о тебе как о добром христианине. Теперь же и сам вижу сколь ты крепок в вере.
  Жилята от таких слов, едва сдержал вздох облегчения, уверившись в том, что всё говорил правильно и разговор на этом закончен.
  - А скажи мне, раб божий Анатолий, кто обиходил рану, что доставляет тебе столько страданий?
  Жилята удивлённый таким вопросом, хотел было кивнуть на Лавра, маявшегося под опекой второго монаха, но вовремя призадумался.
  "Он для чего это спросил? Не знает что Лавруха лекарь? Быть того не может!". - Поразмыслив, Жилята сначала вспомнил понурое лицо Лавра, потом то, как вцепился в него молодой монах и неожиданно сообразил к чему весь этот разговор. Несколько раз вдохнув и выдохнув, он делая вид, что собирается с силами, снова подыскивал нужные слова.
  - В лесу врачевал меня воин Мезеня. Где тот Мезеня? В лесу и остался. Ещё с одним воином. Для чего? А чтобы мы могли уйти и в плен к поганым не попали. Второго зовут Кочень. Их имена во Христе мне неведомы. Да ты о том спроси у Лаврухи. Он дядя Мезени. Он же учил его врачевать. Да ты погоди панихиду заказывать! Чую эти двое еще и возвернутся. Воины они добрые. Это сам видел. А в стане мою рану Лавруха обиходил. Как? Хорошо обиходил! - Жилята замолчал ожидая дальнейших вопросов. Митрофан благосклонно улыбаясь спросил.
  - Скажи мне сын мой, а давал ли тебе лекарь какое-нибудь снадобье?
  - Давал отче. - Кивнул Жилята и добавил.- То снадобье мне боль унимает и в голове от него проясняется.
  Владыко снова одобрительно кивая, уточнил.
  - Давая тебе снадобье, не читывал ли Лавр при этом наговоры?
  Жилята ждал этот вопрос. Услышав его, он посмотрел в глаза Митрофану и в первый раз за весь разговор увидел в них живой и вместе с тем хищный интерес.
  - Нет, отче! Лавр не чел наговоры. Он творил молитвы над каждым своим действом, а наговоров не было!
  Лицо владыки почти сразу вновь обрело благостное выражение. Оборачиваясь к молодому монаху он переступил с ноги на ногу тяжко пристукнув посохом.
  - Этот человек врачевал многих знакомых тебе воинов. Ты давно его знаешь. Скажи сын мой, не доводилось ли тебе, когда-либо, от кого-либо слышать, что он в своем деле творит ворожбу? Чел ли наговоры? Накладывал заклятия? Другое какое бесовское действо? - С этими словами владыка Владимирской церкви требовательно и вместе с тем испытующе воззрился на Жиляту. Тот, глянув в его глаза, вдруг ощутил, что его сердце забилось быстрее.
  "Что мне ответить?" - Он не единожды слышал о том, что Лавр в трудных случаях, спасая раненого, средств не гнушается.
  "Я вроде бы и сам видал его за ворожбой! Но как же я скажу об этом Митрофану? Что будет с Лавром? Понятно что! Так что же делать? Врать владыке?" - Последняя мысль так взволновала, что Жилята испугался, что стук в его груди будет услышан всеми присутствующими. Глубоко вдыхая и выдыхая, кое-как сумел унять сердце. Думая как быть он, почему то снова вспомнил, как Мезеня сначала помогал ему и Изяславу, а потом безропотно остался в лесу, дабы не быть обузой для всех. После этого Жилята решил не выдавать Лавра и тут же ужаснулся от того, что собирается солгать высшему духовному лицу, выгораживая ведуна.
  "Пресвятая владычица моя Богородица, отмолю ли я это? Господь милосерден, но простит ли такое?" - А на ум ему одно за другим приходили имена воинов спасенных стараниями лекаря Лавра.
  - Нет, преподобный отче! - Со всей уверенностью, на какую сейчас был способен, произнёс он. - Никогда и ни от кого, я о Лавре такого не слышал. Лечец он от Бога! - Последнее слово усилил, как мог, почти его выкрикнув.
  Митрофан какое то время смотрел на него испытующе, потом начал смягчаться, но когда Жилята готов был вздохнуть с облегчением, вдруг спросил.
  - Готов в своих словах поклясться?
  - Готов! - Промолвил Жилята, беспокоясь о том, что теперь своё сердце он вообще не ощущает. - Бывало, что Лавр давал раненым снадобье. Но исцеляет он больше молитвами...
  - Исцеляет Господь! - Вдруг построжев перебил Митрофан. - Лекарь он и сам лишь средство, да и только... - После этого Владыка осенил Жиляту крестным знамением и направился к выходу. По пути он сказал что-то молодому монаху. Тот с выражением сильного разочарования на лице, отпустил рукав лекаря и поплелся следом за Митрофаном.
  Жилята в бессилии откинулся на ложе. Векша, проводил чернецов взглядом и убедившись, что они не вернутся, опустился на свою так и неприбранную постель и принялся рассказывать о том, что видел и слышал в шатре Путислава за последние два дня. Жилята слушал его, пытаясь вникать в суть повествования, но сил не хватало даже на это. Он понимал, что речь идёт о делах очень важных, старался внимать каждому слову и замечал, что фразы пролетают мимо его ушей. В какой-то момент он осознал, что уже совсем не понимает, о чем ему Векша рассказывает и больше его не слушал. Лежал, смежив веки, и думал о своём разговоре с владыкой, пока вдруг неожиданно не услышал удивленный голос Лавра.
  - Боярич, ты проходи, да полог-то запахивай!
  Векша замолчал, сбившись на полуслове.
  И Жилята услышал голос Лютобора, разом вырвавший его из сонного оцепенения.
  - Дядька Лавр, тебе Путислав велит идти к нему в шатер. Хочет, чтобы ты присмотрел за Изяславом. Боярина-то сам великий князь Владимирский, к себе позвал. Говорят, вернулись наши, что уходили с княжичем Всеволодом. Сказывают, полон привели. Вот великий князь Владимирский и хочет сам их встретить, и Путислава позвал к себе для того же.
  После этих слов, Жилята ощутил в душе, невесть откуда взявшееся тоскливое безразличие.
  
  
  Глава десятая.
  
  
  Ветер, налетая из-за Волги, кружил на речном льду облако снежной пыли. Подхватываемая его порывами, она всё никак не могла улечься, даже и тогда когда поднявший её суздальский полк скрылся из глаз за прибрежным откосом. Лютобор глядя вслед, думал о том, как когда-нибудь сам встанет в ряды этого полка. Он представлял себя на боевом коне, с копьём в руке, мчащимся на врагов и хотел, чтобы это случилось как можно скорее.
  Холодный вихрь пронёсся по улице отделявшей стан суздальцев от стана владимирцев. Подхваченный им стяг развернувшись, затрепетал, захлопал по воздуху. Его алое полотнище волновалось и Лютобору чудилось, что вышитый на нём лев, двигается как живой. Ветер, взметнув позёмку, ворвался в толпу людей и, обсыпав их снежной крупой, улегся. Стяг тотчас же безжизненно обвис на древке, своими длинными клиньями, покрыв позолоченный шлем Всеволода. Тот, мотнув головой, поёжился. Он и молодой стяговник, сидели верхом на конях. Все остальные были пеши. Князь Ярослав с тремя дружинниками и пятеро гридней его старшего брата, стояли плотной группой рядом с княжичем. Смотрели, как великий князь показывает воеводе Путиславу, добычу суздальцев, примерно три десятка пленных и говорит о том, как лучше с ними поступить.
  - Мужей среди них, конечно же, мало. Они же сейчас все в войске Пургасовом. - Юрий Всеволодович посмотрел на воеводу и благодушно улыбнулся. - Так надо бы их баб с детишками по деревням раздать. Там не пропадут. Доживут до урожая и прок от них, потом пойдёт...
  Лютобор слушая его, удивлялся тому, как легко он понимает мысль этого большого и важного человека. Мужиков среди пленных было всего двое. В старых, засаленных и сильно закопченных овчинах, они стояли перед князем так, словно хотели собой заслонить остальных. Было очевидно, что эти уже не молодые люди не смогут сами прокормить своих близких и те, без хозяйской заботы, зиму не переживут.
  Глядя на них, Лютобор соглашался с великим князем и думал о том, что мыслит как он. Гордясь таким сходством, он смотрел на него и сам того не замечая, пытался приосаниться подобно ему.
  Блистая роскошной вышивкой своего кожуха, Юрий Всеволодович прошелся мимо пленных, глядя на стариков, баб и детишек.
  - А то чего ждать? - Скрипнув снегом под сапогами, князь обернулся к воеводе. - Велю их сейчас послать в мой обоз! А завтра с остальными отправлю в свою вотчину. Что скажешь? - Испытующе взглянул на Путислава. - Что скажешь на то, что я весь полон и прочее, заберу себе?
  Лютобор ушам своим не поверил. Виданное ли это дело? Чтобы владимирский князь отнимал честную добычу у суздальских воинов. Ища этому объяснение, он обернулся к стоящему неподалёку княжичу. Всеволод, Ярослав и все их гридни, замерев в немом ожидании, смотрели на Путислава. Тот стоял к ним спиной, но Лютобору казалось, что он знает, какие чувства сейчас отражаются в глазах дяди. Ему даже чудилось, что он видит плещущееся в них негодование. Он, как и все ждал ответа и представлял, каким он будет. Чувствовал легкую оторопь и вместе с ней восторг, какой у него бывал перед дракой.
  Путислав еще несколько мгновений смотрел на пленных, жавшихся теснее друг к другу, стараясь хоть так спастись от холода, или от взглядов, присматривавших за ними нескольких суздальцев во главе с Авдеем. Потом расправив обтянутые кольчугой плечи, сказал зычно, так что услышали все.
  - Что же. В поход наших воинов вёл княжич Всеволод. Ты как отец, по праву старшего в роду, волен поступить с его добычей так, как сам того пожелаешь.
  Лютобор, ждавший от дяди возражений и споров, был удивлён столь учтивым ответом. Великий князь, судя по всему, тоже готовился услышать совсем другие слова.
  - Вот так. - Князь хмуро сдвинул брови и вдруг поинтересовался.
  - А ты что в это время делал? Где был? Почему сам не повел в поход суздальцев?
  Теперь Лютобор удивлялся уже словам Юрия.
  "Да ведь он же всё знает! Зачем тогда спрашивает?" - В полном недоумении, он оглянулся на Векшу. Ближник затаив дыхание, смотрел на воеводу. Так же, как и стерегшие полон воины. Только Авдей временами бросая короткие взгляды, высматривал что-то за спиной Лютобора. Отрок заметил это, и даже хотел оглянуться посмотреть, но тут его дядя дал ответ князю. Он напомнил о том, что его сын тяжело ранен и очень нуждается в отеческой заботе.
  - Что же про поход моего полка. - Голос его зазвучал зычно и твёрдо. - Так я о нём даже и не знал! Мне об этом он - Путислав обернулся, намереваясь указать на Векшу как на свидетеля, и тут Юрий Всеволодович вмешался, прервав его на полуслове.
  - Ты что же не знал, что твои воины делают?! А как это ты так воеводствуешь?!
   Лютобор удивлялся, глядя на князя. Тот, уступая его дяде ростом, умудрялся смотреть на него сверху вниз.
  - Про брата своего ты тоже, поди не ведал? Про эту его задумку с набегом! Он ведь наших воинов тайком сманил из стана! И погубил зазря их всех! Тоже не знал? - Юрий вскинул руку, осаживая открывшего было рот воеводу. - Видишь, как вышло? Что мне теперь сказать людям Суздаля? Кто виноват? - Задав этот вопрос, он перевел взгляд на Авдея и воинов. - Да сами же суздальцы и виноваты! Лучше бы кого другого назвали воеводой. Тот же Жирослав куда как удачлив! Слыхали, небось, как он в поход-то сходил? Одних мужиков-работников, взял полных семь десятков! А с ними их семьи, их скарб, их скотина... - Великий князь запнулся, будто раздумывая, стоит ли перечислять добычу подробно, потом махнул рукой.
   - Да много всего! Удачно сходил. А что мне по нраву более всего - Юрий, воздел к небу указательный палец. - Он это сотворил и людей своих сберег. Всех! - Обвёл взглядом Всеволода, Ярослава, стоявших за ними гридней и провозгласил:
  - Вот кого надо бы воеводой в Суздаль!
  После этих слов, Путислав долго молчал. Его лицо Лютобор по прежнему видеть не мог, но по-медвежьи склоненная голова и сгорбившиеся плечи, говорили, что его дядя едва сдерживает гнев.
  - Вятшие люди Суздаля, собственным почином сами избирают себе воеводу. Всегда! И прочее также решают они же. - Произнёс он хрипло, на одном выдохе. - И спрашивать за всё тоже будут сами! С кого?! - Снова возвысил голос и объявил. - Я затеял поход к тверди Овтая. Мечеслав сделал всё по моему слову! Мне и ответ держать перед людьми Суздаля за злую судьбу их сыновей. Мне! - Путислав приосанившись, выпрямился и почти крикнул. - Мне отвечать! А еще Жирославу! С высоты своего роста, он глянул на великого князя и горько усмехнулся.
  - А слышал ли ты княже, что мы с ним были в сговоре?
  Юрий пару мгновений молчал, потом кивнул:
  - Вот так. - И хмыкнув потребовал:
  - Что же боярин, сказывай, коли есть что!
  - Мечеслав должен был брать твердь не один! - Обернувшись к Всеволоду и Ярославу, громогласно сообщил воевода. - Боярин Жирослав обещался помочь. Об этом мы с ним загодя сговорились. Но он не пришел. Видать приглядел поживу попроще.- Воевода хмыкнув, кивнул на пленных и посмотрел на князя. Тихим, проникновенным голосом закончил. - В том, как всё обернулось, мы с Жирославом равно виновны. Вот за это с нас Суздаль и спросит.
  Он замолчал, а Лютобор впервые в жизни, не был уверен можно ли вполне, верить его словам. О том, что поход его отца задуман именно Путиславом, он знал. Но участие во всём этом боярина Жирослава, о котором он от старших, и слова доброго не слышал, его потрясло. Он смотрел на своего дядю и сомневался в том, что правильно его понял. Великий князь, судя по его лицу, сейчас переживал похожие сомнения.
  - Так вы это всё с ним на пару затеяли? - Задумчиво уточнил он.
  - Да! Я же про это и говорю! - С жаром воскликнул воевода. - Я знаю, ты беседовал с воином Жилятой. Разве он тебе не поведал об этом?!
  - Воин Жилята поведал о многом, да только вот всё не по делу. - Без тени улыбки усмехнулся Юрий и неожиданно похвалил. - Молодец! Умеешь ты подобрать себе ближников. Ни о чём таком он мне не рассказывал. А кто еще об этом знал?
  - Брат мой Мечеслав, храни его Господь!
  - Не оставь его Премилосердная Дева Богородица! - Юрий Всеволодович перекрестился. - Однако пока что у него не спросишь. Кто еще?
  Воевода под требовательным взглядом князя развёл руками:
  - А ты расспроси самого Жирослава! Не станет же он перед тобой запираться?! Так ты вели за ним послать! Всё сразу же и прояснится.
  Юрий Всеволодович с сомнением смотрел в его глаза, так словно искал в них искренность, находил её и не верил что это она. Путислав ждал ответа с покаянным смирением. Наконец Великий князь не торопясь обернулся к брату и сыну.
  - Отправьте, кого-либо, позвать сюда боярина!
  На душе Лютобора сделалось легко. Он не понимал поступков своего дяди, но то что князь ему поверил, это его обрадовало.
  "Может быть, на наших и нет большой вины?! Тогда князь на отца и гневаться не станет".
  - Пустое это княже! - Рокочуще раздалось у него над ухом. Лютобор от неожиданности излишне резко обернулся и прямо перед собой увидел Жирослава. Тот вышел вперёд и обращаясь к Юрию повторил.
  - Пустое это слать за мной. Я давно уже здесь. Мешать не хотел. Слушал пока что. - Боярин остановился в пяти шагах от великого князя. Выдержав долгую паузу, он дождался всеобщего внимания, и даже не взглянув на Путислава, объявил.
  - Я слышал все, что вы говорили. Но я не понял, о чём тебе рассказывал воевода Суздаля. Ни о каком сговоре с ним, мне неведомо.
  После этих слов, на какую-то минуту установилась такая тишина, что можно было расслышать скрип снега под лапками прыгавшего по дороге воробушка. Затем Путислав резко обернувшись, рявкнул так, что толпа полоняников в страхе всколыхнулась.
  - Ты что же меня во лжи уличаешь!? - Положив ладонь на рукоять меча, он шагнул к Жирославу, который оставаясь на месте, тоже взялся за оружие, и прицельно глядя исподлобья, произнес.
  - Да. Ты на меня возводишь напраслину...
  - Ну, пусть Бог рассудит! - Не дав договорить, Путислав выхватил меч и двинулся на противника. Тот отступил на пару шагов, при этом смещаясь влево. Лютобор оторопело смотрел на то, как его дядя сходится с соперником для поединка. Еще шаг и зазвенят сталью мечи и истоптанный снег обагрят кровью.
  "Вот и настал Жирославу конец!" - Подумал он, глядя на клинки, блестящие на солнце.
  - Образумьтесь бояре! - Великий князь, возникнув рядом с поединщиками, остановил их окриком. - Клинки долу, живо!
  Жирослав сразу и с готовностью ему повиновался. Путислав прекратил наступление, но и не торопился спрятать меч в ножны.
  - Охолонь воевода! - Сказал ему Юрий. - Ты чего это будто зверь лютый?
  Путислав обернулся к нему, с трудом оторвав взгляд от соперника.
  - Княже, да слыхано ль такое? Что бы о честном муже сказали, так же как он про меня сейчас лаял?! Да после этих слов...
  - Остынь уже! - Снова возвысив голос, приказал князь. - Ты тоже про него наговорил не мало.
  - Но я сказал правду! Сказал всё как есть! - Путислав горячась, хлопнул себя левой рукой по груди. - Не можешь поверить, так расспроси еще раз Жиляту. Он подтвердит!
  - Да будет уже! - Юрий даже скривился. - Нечто же я не понимаю? Жилята твой ближник и подтвердит все, что ты скажешь. Как ему верить? Да меч опусти! - Рявкнул. - Вот так! Других видоков нет? Вот видишь, слова твои, против слов Жирослава. Как вас рассудить?
  - Ну, так дозволь нам самим...
  - Нет! - Великий князь взмахнул перед ним рукой. - Я не хочу, чтобы мои воеводы промеж собой грызлись как псы! Слышишь меня?!
  Путислав не отвечая, смотрел на него. Потом скрежетнул зубами:
  - Твоя воля княже. - И спрятал меч в ножны.
  Тут неожиданно ему на помощь пришел до этого молчавший князь Ярослав. Шелестя чешуйками брони, он подошел к Юрию.
  - Просят, чтобы их сам господь рассудил? Ну, так и уважь! Им не обязательно самим друг с другом биться! Пусть выставят вместо себя поединщиков. - Он окинул взглядом соперников. - Найдете кого?
  Путислав от неожиданности замешкался с ответом. А Лютобор был уверен, что он откажется.
  "Дядя никому чести не уступит!" - Подумал он и тут вперед выступил Векша. В мертвой тишине, снег под его сапогами заскрипел подобно льдам, ломающимся на весенней реке. Князья, бояре и все остальные, услышав этот звук, разом на него обернулись. Почти все они, смотрели на Векшу с интересом. Лица Юрия и Путислава выражали неодобрение. Лютобор видел их взгляды, но более всех привлёк его внимание Авдей. С глумливой ухмылкой, обращенной к Векше, он отделился от остальных воинов и подошел ближе к спорящим, встав за спиной у Жирослава.
  Ярослав, от которого не укрылось ни одно движение и ни один взгляд, обрадовано воскликнул.
  - Ну вот! Есть поединщики! Что скажете бояре?
  - Нет! - Снова рявкнул великий князь и обернулся к Путиславу.
  - В Суздале промеж собой как захотите, так и решайте! А прежде того, пока вы в моём войске, - он с угрозой посмотрел на каждого из соперников, - даже и не думайте!
  Юрий Всеволодович замолчал, глядя на бояр. Те стояли, потупившись, и своих чувств никак не проявляли. Только Ярослав, был чем-то раздосадован, но тоже вслух ничего не высказывал.
  Наконец великий князь убедившись, что всеми понят правильно, удовлетворенно кивнул.
  - Вот так! Теперь же воеводы, ступайте к своим людям. - И немного просветлел. - Чую будет у нас дело большое. Вот вы и изготовьтесь!
  
  Поднимаясь по улице к шатрам, Лютобор мысленно переживал события, свидетелем которых только что стал. Поступки Юрия, Путислава и многих других, были совершенно ему не понятны. Он даже подумывал расспросить о них дядю. Правда тот и раньше, отвечал на вопросы не часто, а последнее время всё реже и реже.
  "Скорее бы уже батюшка вернулся!" - Затосковал Лютобор. Два дня назад он узнал, что отец жив.
  - Люди говорят, что средь павших Мечеслава нет. Значит в плену. - Сказал тогда Путислав и пообещал. - Выкуплю.
  Лютобор в тот раз почти успокоился.
  "Уж коли дядя так сказал, то так оно и будет". - Впрочем, в последнее время многое происходило против воли Путислава. Вот хотя бы сегодня - было столько странного и необъяснимого, что Лютобор все-таки решился.
  "Расспрошу дядю. Только дождусь, пока в шатре никого не будет. А то он снова разбранится, да куда-нибудь отправит".
  Он так крепко задумался, что чуть не налетел на Векшу. Тот, остановившись почти на самом верху подъёма, окликнул воеводу.
  - Путислав Всеславич, я тебе пока не нужен? Нет? Ну, так я пойду, прогуляюсь по стану. Кое с кем поговорю, кое-кого послушаю. К нашим вот зайду...
  Путислав одобрительно хмыкнув, хлопнул его по плечу.
  - Ступай. Меня, коли что, у Жиляты ищи! - Потом посмотрел на племянника, и взгляд его стал строгим.
  - Довольно шляться попусту! Иди в шатер, там может, хоть Лавру поможешь!
  Лютобор недоумевая, чем это он прогневал дядю, поспешил сделать так, как ему было велено.
  
  Жилята щуря спросонья глаза, смотрел на гостя. Путислав, поплотнее задёрнув полог на входе, прошел прямо к ложу Авдея. Расположившись на нём, стал мрачно оглядываться по сторонам, изучая видневшееся во мраке убранство шатра. Увидев неприбранную постель Векши, нахмурился и только после этого справился о здоровье Жиляты. Тот, пожав плечами, как мог бодро ответил, что благодаря стараниям Лавра, раны его уже заживают.
  - Мясо зарастет, резвей, чем прежде буду! Еще послужу! Еще повоюю!
  Путислав, на его заверения, кивал, потом нахмурившись еще больше, потребовал.
  - А поведай-ка мне, о чем это с тобой великий князь побеседовал!
  Жилята во всех подробностях пересказал свой разговор с Юрием. При этом он пытался понять, какое впечатление, производит на воеводу но, не смог, так и не дождавшись от Путислава проявления, каких-либо чувств.
  - О тебе не сказал ни единого слова. Хоть великий князь на этом настаивал. - Закончил он.
  Путислав только рукой махнул, кисло скривившись.
  - Ай, надо было тебе, говорить всё как есть. Князь сам обо всём догадку имеет. Он так мне и сказал. Я встретил его нынче...
  Воевода поведал о сегодняшних событиях. Его рассказ в другое время изумил бы Жиляту. Сейчас же, всё услышанное не производило никакого впечатления, пока он не услышал слова князя о себе самом.
  "Юрий не верит моему слову?! Да я в стольких битвах... Как он сказал? Ближник воеводы? Так что же с того?" - Еще больше чем сами слова князя, его заботило то, что их слышали многие.
  "А значит скоро через них, узнают и все остальные". - Откуда-то вдруг подступило уныние. - "Я честной муж. Но что скажут люди?" - Чувство несправедливости затопило его. Жилята даже перестал слушать воеводу, который, поднявшись с места, расхаживал туда-сюда, рассуждая о чем-то и угрожая кому-то. Отвлечься от собственных переживаний, он сумел только когда Путислав вдруг умолк, глядя в сторону входа, на только что вошедшего Векшу.
  - Ну, есть что сказать? - Воевода, прищурив один глаз, заложил руки за пояс.
  - Новость есть важная. - Векша подошел к своему лежаку, сгрёб подушки в кучу и уселся, опершись на них. Видно было, что ему хочется уже скинуть сапоги и улечься. Не делал он этого, чинясь воеводу, который, проявляя несвойственное ему терпение, ждал, по лицу своего ближника уже поняв, что новость действительно важная. Наконец Векша, взглянув поочередно на него и Жиляту, сказал.
  - Всеволод кроме тех сбегов голозадых, поймал еще двух Пургасовых воинов. У них смогли выпытать, где стан эрзян. Утром Юрий туда, двинет всё наше войско. Авдей и Жирослав готовят в поход суздальцев.
  - Кто? - Потемнел лицом воевода. - Авдюха и Жирка?! Ну, уж я им! - Более ничего не говоря, Путислав широким шагом покинул шатер. За ним, вскочив со своего лежака, последовал Векша.
  Жилята опять остался один на один с тяжелыми думами.
  
  
  Глава одиннадцатая.
  
  Изяслав всё так же лежал на своём ложе, безмолвный и неподвижный. Лишь слабое дыхание говорило о том, что он жив. Время от времени поглядывая на него, Лавр готовил какое-то зелье. Брал что-то из сумки, бросал в ступку и шептал какие-то, неразличимые на слух слова. Во всём этом виделся колдовской обряд. Запретный, таинственный и Лютобору не хотелось, что бы Лавр заметил, как он за ним подглядывает. Впрочем, лекарь, судя по выражению лица, был полностью поглощён своим занятием и не обращал на отрока внимание. Отвлёкся он только тогда, когда в шатер вместе с неразборчивым шумом с улицы, вошел Прокл. Встретившись с вопросительными взглядами, большим пальцем указал себе за спину и с тревогой в голосе сообщил.
  - Там наш боярин повстречал Жирослава. Бранить его взялся, ну и сцепились. Того и гляди дойдёт до мечей.
  - Как же они? - Не сдержав удивления, произнёс Лютобор. - Великий князь же им наказал...
  - О чём это ты? - Удивился Лавр.
  - Свара между ними. А князь не велел! - Лютобор накинул кожух и шапку, и бросился наружу. Уже за порогом, спохватился, кое-что вспомнив. Одернув полог, заорал:
  - Прокл, дай мне шелом и щит воеводы!
  
  Путислав нашел соперника в стане своих воинов и потребовал, чтобы тот немедля убирался вон. В ответ Жирослав, кичливо вздёрнув бородой, напомнил ему о своём боярском достоинстве:
  - Али не узрел кто пред тобою? Так ты к холопам своим обращайся! - И добавил глумливо. - Челядью воеводствуй, раз воинами не способен.
  На широкой площадке среди шатров, собралось немало суздальцев. Один за другим они оставляли свои дела и оборачивались посмотреть, как воевода разделается с недругом. Путислав не собирался обманывать их ожидания. Встав перед Жирославом, он во всеуслышание, усомнился в его родовитости:
  - Повадки твои уж больно мужицкие! Ты боярство свое, не с себя ли ведешь? А то может быть и вовсе безроден?
  Его слова разнеслись далеко. Несколько проходивших мимо людей Жирослава, услышав их, подошли поближе. Тот в их присутствии не мог ответить на оскорбление иначе, чем взявшись за оружие. Добившись этого, Путислав, не тратя слов более, тоже обнажил меч. Готовую начаться между ними сечу, остановило только появление Ярослава. Встав между врагами, он увещевал их одуматься и Лютобор издали услышал его зычный голос.
  - Так что же вы бояре, хотите решить спор кровавою сварой? Здесь и сейчас?! Ну, выбрали время! Завтра в поход! И кто поведёт ваших людей? - Ярослав блистая на закатном солнце, чешуйками брони, говоря это, попеременно поворачивался то к одному, то к другому. Жирослав, видно проникшись его словами, опустил меч, но наклон головы говорил о том, что его взгляд, через личину посеребренного шлема, устремлен на соперника. Путислав сплюнул в его сторону и посмотрел на переяславльского князя как на досадную помеху. С трудом дождался окончания его речи и заявил, что раз зашло так далеко, он не намерен отступать.
  Тогда Ярослав снова предложил им выставить вместо себя поединщиков.
  - Годно ли такое, вятшим людям Суздаля, собственноручно лить кровь друг у друга? Неужто не сыщется здесь удальцов, что бы за вашу честь постояли?
  Воины Жирослава дружно пошли вперед, но Авдей, заступив им путь, оказался впереди всех. Суздальцы, к огорчению Лютобора, такого единодушия не проявили. Лишь некоторые из них, сдвинулись к своему воеводе, а ближе других встал к нему Векша. Впрочем, Путислав ни на кого не глядя, поспешил отринуть и это предложение.
  - Оно хотя мне такое и не пристало, но так и быть, снизойду до него. - И презрительно хмыкнув, кивнул на Жирослава. Тот поднял меч, а Ярослав предпринял последнюю попытку остановить поединок.
  - Бой должен быть на равном оружии. Вы без щитов, а у Путислава нет шлема! - Говоря это, князь почему-то посмотрел в сторону обозов.
  - Есть! - От волнения выкрик Лютобора получился излишне громким и пронзительным. - Смущаясь и краснея от этого, отрок протиснулся через толпу к своему дяде.
  - Вот, я принёс тебе, возьми!
  По рядам суздальцев прокатился гул одобрения. Тем временем толпа вокруг всё прибывала. Ярослав явно теряя терпение, зачем-то поглядывал в сторону обозной стоянки. Наконец Жирославу принесли щит и оба соперника были готовы. Князь, более не в состоянии им помешать, отступил на несколько шагов назад, увеличивая свободное пространство для поединка. Путислав, восприняв это как разрешение начать, двинулся в наступление.
  Осторожно ступая широко расставленными ногами, он не отрывал взгляд от вражеского меча. Лютобор понял, что дядя по характерным отметинам на лезвиях, старается определить качество клинка и манеру боя своего врага. Тоже самое, как он догадывался, делал сейчас и Жирослав. Опытные бойцы, они правильно оценили друг друга и поэтому не спешили. Путислав хотел было встать спиной к солнцу, чтобы оно ослепило Жирослава. Тот, сдвинувшись чуть в сторону, дал понять, что этого не допустит. Воевода сообразил, что хитрить, смысла нет, и остановился. Враги замерли в полутора саженях друг от друга. Закрылись щитами, держали мечи чуть на отлёте и не двигались. Лютобору пришло в голову, что они просто не могут решиться начать. Он вспомнил, что и в драке всегда страшен первый удар. И вдруг поединщики, махом одолев оставшееся расстояние, сшиблись друг с другом. Мелькнули мечи, грохнули по щитам клинки, и враги разошлись, не причинив друг другу вреда. Между ними опять было не меньше сажени. Однако теперь они, шелестя кольчугами, не останавливаясь, мелкими шагами смещались то вправо, то влево. Сходились, подыскивая лучший момент для удара. В толпе послышались первые возгласы. Кто-то не сдержавшись, подбадривал Жирослава. Возможно, именно это и вдохнуло в него решимость. Обозначив ложный удар в голову, он заставил Путислава поднять свой каплевидный щит, и с размаху пнул его по ноге. Воевода в последний миг угадал и даже почти успел увернуться. Сапог Жирослава, едва скользнул по голени. Сам Жирослав, продолжил движение, уходя в сторону, и чуть-чуть опоздал. Путислав не успевая сменить положение меча, врезал навершием рукояти по его шлему чуть-чуть выше бармицы. Толпа разразилась множеством возгласов. Жирослав покачнувшись от удара, сумел-таки отскочить и развернуться лицом к противнику, который атакуя рубил с плеча. Раз за разом, еще и еще - мощно, быстро и не давая ответить. Боярин закрылся щитом, стараясь встречать меч его серединой. Но видно сказался удар по затылку, сделав Жирослава недостаточно проворным. Путислав три, или четыре раза, рубанул очень близко к краю щита. Послышался треск дерева, а потом из-под лопнувшей кожаной обшивки, показались концы проломленных досок. Еще один удар и полетели щепки. Жирослав отскочил, едва не упёршись в теснившихся за его спиной зрителей. Верх его щита был снесён почти начисто. Путислав остановившись, переводил дух. Лютобор удивился - "Почему не продолжает?". И тут на утоптанном снегу, он заметил темные точки. Редкие там, где стоял Путислав они, учащаясь, вели к его сопернику. Стало понятно, что Жирослав ранен. Меч воеводы, прорубив щит, коснулся руки как раз на запястье. Целы ли кости, было не ясно, но стало понятно, что рана серьёзная. Точки на снегу, расплываясь, сливались, становясь большими красными кляксами. Теперь Путислав мог не спешить. Правила поединков предусматривали смену разбитого щита. Нанесённые же ими друг другу оскорбления, требовали решения божьим судом. В этом случае, оказывать помощь раненому можно было только после того, как он или победит, или попросит пощады. Жирослав сдаваться не собирался. Опустив руки, он отдыхал, готовясь в скором времени продолжить поединок. И Путислав захотел с ним поговорить.
  - Что теперь скажешь Жира? За кем из нас, правда? Узрел ли её?! - Противник, не отвечая, смотрел на него, через личину и воевода продолжил, добавив в голос побольше глумления. - А то может ту правду сейчас всем и поведаешь? Расскажешь о том, как ты Мечеслава...
  Договорить он не успел. Жирослав, теряя силы вместе с кровью, ждать более не мог. Он бросился на противника намереваясь пронзить его грудь. Путислав отклонил его меч долом клинка, и ударил окованным краем щита, целясь в висок. Но Жирослав промахнувшись, споткнулся и удар снова пришелся по шлему. Дважды оглушенный и истекающий кровью боярин, пошатываясь, развернулся к врагу. Бой он продолжать не мог. Но и сдаваться не спешил. Выронив щит из ослабевшей руки, он стоял и мечом в дрожащей руке метился в Путислава.
  Смотревший на него, забыв обо всём Лютобор, только сейчас заметил, что не слышит, почти никаких звуков. Собравшиеся вокруг молчали. Его дядя неотрывно глядел на Жирослава.
  - Ну, будь, по-твоему. - Путислав шагнул к нему, занося меч, и тут на его пути возник Ярослав. Он простер руки в стороны противников, и потребовал от них прекращения схватки.
  - Образумьтесь бояре! Довольно лить кровь! Ни к чему решать спор этим древним обычаем!
  Путислав остановился. Неприязненно глядя на князя, он напомнил ему, что этот обычай называется божьим судом:
  - Он пращурами нашими нам заповедован. - Воевода ехидно сощурился. - Али запамятовал?
  Ярослав, будто бы не заметив издёвки, напомнил боярам, что они христиане.
  - Наш господь не приемлет такого! - Он указал на пролитую кровь и обратился уже ко всем здесь собравшимся - Или вы забыли евангельские заповеди?
  Его призыв возымел действие. Кое-кто из воинов, крестясь, со смирением, опускал взгляд. Некоторые из них стали покидать место поединка. Но поколебать бояр он не смог. Путислав кисло поморщившись, предложил евангелие со всеми заповедями оставить попам, чем вызвал вокруг вздохи изумления.
  - Не ведаю как у вас, в Переславле, но здесь, мы суздальцы сами решаем. - Заглядывая мимо князя, воевода посмотрел на соперника и хотел, еще что-то сказать, но осёкся, услышав:
  - И кто же эти ВЫ? - Зрители умолкнув, разом обернулись. Со стороны суздальского обоза к ним, в сопровождении владыки Митрофана, приближался сам Юрий Всеволодович. За ними следовала вся его свита. По коридору в раздавшейся толпе, он подошел к месту схватки. Обвёл взглядом всех собравшихся и остановился на Путиславе.
  - Вот так воевода ты меня слушаешь. Что я тебе говорил? Ты вновь своевольничал? - Великий князь возвысил голос и обернувшись к суздальцам провозгласил.
  - В моём войске Я всё решаю. И вот моя воля! Завтра вы снова пойдете под стягом Всеволода. Ваш воевода останется в стане. Что с ним и как, то пускай решит Суздаль. Я же и видеть его не желаю. - Он замолчал и перевел взгляд на Жирослава.
  - Ты тоже со своей дружиной останешься в стане.
  Боярин, совсем ослабев, снова покачнулся и вынужден был схватиться за руку Авдея.
  Видя это, великий князь хмуро посмотрел на Путислава.
  - А коли что, кому не по нраву, так я и не держу. Путь в Суздаль чист.
  
  Лютобор не мог унять волнение, пребывая под впечатлением от увиденного. Ему в своей жизни уже доводилось видеть судный бой. В позапрошлом году они всей семьёй ездили навестить родню дядиной жены. Дело пришлось на масленицу, отмечать которую завернули в одно из сел коломенского князя. Там два гридня о чём-то повздорили. Дошло до поединка. Кончилось тем, что один из них был разоружен и признал поражение. И хотя крови не пролилось, победитель радовался успеху долго и бурно, пока не уснул пьяным под лавкой. В отличие от него, Путислав не выказывал никаких чувств. Вернувшись в шатер, он уселся за стол, положив перед собой извлеченный из ножен меч. В свете свечей тщательно осмотрел клинок и протер его поданной Проклом тряпицей. Вновь осмотрел и остался доволен. Потом, обернувшись к Лютобору, вдруг улыбнулся.
  - А большой ты уже! Еще год - другой и мечом опояшем. - Перевел взгляд на Прокла и велел налить себе меду. Слуга тут же наполнил кубок, из которого вчера потчевал великого князя. Путислав отхлебнул и посмотрел на Векшу. Вид воина, сидевшего на скамье, глядя прямо перед собой, ему явно пришелся не по душе. Несколькими глотками опорожнив кубок, воевода, недовольно крякнув, поставил его на стол. Снова посмотрел на застывшего в ожидании Прокла.
  - Брага есть?
  Слуга с готовностью направился в дальний угол шатра.
  - Жбан вот стоит до сих пор непочатый.
  - Ну, так и неси! И снеди на закуску собери в мешок.
   Прокл быстро выполнил его поручение. Путислав удовлетворенно кивнув, окликнул своего ближника.
  - Ну, почто пригорюнился? Сидишь тут, рожу сквасил. Бери еду, да питьё и пошли.
  Векша, заинтересованно посмотрев на объёмистую посудину и вместительный мешок, поднялся.
  Лютобор, глядя им вслед, гадал о том, куда это дядя сейчас направляется.
  "Наверное, уже измыслил, как можно вернуть себе воеводство". - Порадовавшись своей догадке, он вдруг почувствовал, что страшно голоден. Окликнув удалившегося в свой угол Прокла, сказал ему об этом.
  - Так ведь боярич, я уже! - Отозвался слуга и, блестя окруженной редкими волосами лысиной, появился на свет. - Как же, конечно, весь день на бегу, да на морозе. Кушать охота. Сейчас я, сейчас. - Он, участливо улыбаясь, захлопотал, накрывая на стол.- Мы-то с Лавром уже повечёряли. А ты так, поди, еще и не обедал. Ну, то не мудрено! С князьями да боярами, да при таких делах!
  Лютобор уселся за стол. Многословие Прокла, всколыхнуло в нём воспоминания. Переполняемый чувствами, отрок стал понемногу поддерживать беседу. А вскоре он со всеми подробностями, и упиваясь вниманием, рассказывал обо всех сегодняшних событиях.
  
  
  Брага ставленая на землянике с мёдом, изрядно сластила, но шла хорошо. Жилята похвалил её, впрочем, решив с хмельным не усердствовать. Оставив на две трети наполненной чашу, он принялся жевать кусок отварной, холодной говядины. Накрыли на колоде заменявшей стол. Путислав сидел перед ней на скамье и Жилята чувствовал стеснение от того, что в присутствии воеводы бражничает лёжа. Векша, мог бы устроиться на деревянном чурбаке, но предпочел расположиться на своём ложе. Усевшись среди подушек, он прихлёбывал из чаши и жевал копчёного судака. Был он молчалив, даже когда Путислав рассказывал о том, как лишился воеводства. Когда удивлённый такой безучастностью Жилята, посмотрел на него он, молча, кивнул и пожал плечами.
  Путислав, заметивший эти перегляды, несколько нахмурился, хотя буквально только что лучился благодушием. А Жилята задумался обо всём услышанном. По обычаю, возрожденному с тех пор, как Суздаль перестал быть стольным, лучшие люди города, сами выбирали себе воеводу. Для этого, каждый раз, когда предстояло с кем-либо воевать, они собирались на вече. Последние лет пять, воеводой неизменно становился Путислав. И город был обязан его воинской удаче. Суздальский полк возвращался с победой и никогда не имел большого урона. Поразмыслив, воин решил, что так будет и впредь:
  "Князь сказал - это одно. Суздальцы сами решат как им лучше". - Успокаивая, таким образом, себя, он вспомнил о недавнем поражении и тяжелых потерях. Снова задумался.
  - А ведь Авдюха здесь ночует? - Поинтересовался Путислав, опустошив свою чашу. - Что-то его до сих пор не видать.
  Жилята кивнул и, стараясь не отвлекаться от своих мыслей, сообщил, что Авдей был в шатре и ушел незадолго до их появления.
  - Я спросил, куда это на ночь. А он всё молчком, собрал бронь и оружие, да и был таков.
  - Вот ведь досада. - Огорчился боярин, отламывая от пшеничной краюхи. - Очень хотелось с ним побеседовать! - Прожевав хлеб, он обильно запил его брагой и продолжил. - Как-то непонятно он вёл себя ныне. Так и увивался возле Жирослава. Или мне такое помстилось?
  Жилята молча кивнул на Векшу. Тот под взглядом боярина, пожал плечами:
  - Ходили слухи, что Авдюха пытался к Жирославу примазаться. Но они вроде бы не сговорились.
  - А почто я об этом ни сном, ни духом?- Боярин хмуро сдвинул брови.
  - А чего тебя было напрасно тревожить? - Векша замолчал, уставившись в никуда и продолжая пальцами рвать сушеную рыбу. Вспомнив о своей чаше, отхлебнул из нее.
  - Когда ты снова стал воеводой, Авдюха к Жирославу сразу охладел. А я о нём и думать забыл. Другие дела были. - Он глянул на Путислава и усмехнулся. - Кто же знал, что Авдюхе выпадет случай услужить княжичу? Видали, как он за него ухватился? Как был, без брони пустился в дорогу! И сегодня хотел пособить Жирославу.
  - На кой это ему? - Не удержав языка, вмешался Жилята. - Ты же сам говорил - он княжичу служит. На что ему теперь боярин?
  - Ну, с княжичем оно бог весть еще как сложится. И с Жирославом тоже не ясно. Вот Авдюха и старается угодить сразу обоим. Так-то он точно не прогадает.
  Путислав соглашаясь с Векшей, кивнул и усмехнулся.
  - И как ты только всё это проведал?
  - Да пока никак. Всё это мои домыслы. А как оно на деле...
  - А вот сам всё и узнаешь! - Неожиданно для всех решил боярин. - Завтра поедешь с нашим полком.
  - Это как? - Векша от удивления чуть не уронил кусок рыбы. - Там же Авдюха сейчас верховодит! Так что, мне под ним, что ли ходить?
  - Ничего. - Успокаивающе кивнул Путислав. - Зато сам все свои догадки проверишь. Посмотришь, как Авдюха прислуживает Всеволоду. А заодно послушаешь, что обо всем этом скажут наши воины. Сам-то я, как видишь, ехать не могу, вот ты и будешь моими глазами. - Взгляд воеводы опять потеплел.
  - Кому как не тебе мне это доверить?
  Векша нехотя согласился и недоев разорванного на мелкие куски судака, стал укладываться спать.
  
  Уже, наверное, за полночь, Жиляте захотелось последовать его примеру. Сказывались слабость от раны и хмельное, хотя он его почти не касался. Путислав же, видимо насытившись, перебрался из-за "стола", на ложе Авдея. Усевшись там, он не торопясь прихлебывал из чаши и расспрашивал собеседника о походе к тверди Овтая. Жилята рассказывал, стараясь не упускать подробности. Путислав иногда перебивал, задавая уточняющие вопросы. По большей части он интересовался, действиями своего брата. Выслушивая ответы, по своему обыкновению, мрачно кивал, а дослушав до окончания боя, поднялся с места. В молчании пройдясь по шатру, вернулся за "стол". Наполнив брагой свою чашу и чашу Жиляты, он сказал, что одобряет все решения Мечеслава.
  - Я бы и сам иначе не сделал. Его обложили, он пробивался, да вот не смог. - Сделал большой глоток и продолжил.
  - Ну что же - воинам павшим вечная память! Но я узнал, что погибли не все. Некоторых наших, эрзяне полонили. Этих мы выкупим, или обменяем, как только Пургас мира запросит. Всё меньше горя принесём в Суздаль. - Он замолчал, глядя в опустевшую чашу и раздумывая о чем-то. Потом поставил ее на колоду и неожиданно поблагодарил Жиляту.
  - Спасибо тебе за Изяслава! Век буду помнить то, что ты сделал. В город вернемся, отблагодарю. Деревня, что я дал тебе на кормление, будет теперь твоею навек. И еще кое-что, но то уже после! - Боярин налил себе еще браги. Жилята смотрел и не мог вспомнить, когда в последний раз видел его таким растроганным. Затем до него вдруг дошел смысл сказанного. Потрясённый, он даже закрыл глаза боясь поверить в то, что услышал. Жилята давно мечтал обзавестись собственной землёй и своими холопами. С взятой добычи, кое-что накопил, но этого было совсем недостаточно. И тут у него такая удача. Богатая деревня, вдруг в одночасье стала его, и он её передаст по наследству. Размышляя над этим, он вспомнил, благодаря чему это стало возможным. События последних дней, предстали перед ним в несколько ином свете и уже не казались такими печальными. Поймав себя на этой мысли, Жилята устыдился и только теперь, окончательно поверив, стал благодарить боярина за оказанную милость. Тот, приняв благодарность, опять наполнил чаши, а потом еще раз. Доев хлеб и мясо, они взялись за Векшеного судака и с ним непременно допили бы брагу. Но тут снаружи послышался шум. Даже изрядно хмельные, они насторожились. На въезде с кем-то ругались дозорные, не желая пускать кого-то в стан суздальцев. Потом их голоса умолкли, и раздался топот копыт, затихший у самого входа в шатер. Жилята безотчетно взялся за нож, краем глаза отметив, как то же самое сделал боярин. Встав из-за стола, Путислав направился к выходу, но дойти до него не успел. Полог распахнулся и Жилята почувствовал, как начал трезветь. На пороге стояли Мезеня и Кочень.
  
  
  Глава двенадцатая.
  
  
  - Здрав будь Путислав Всеславич! - Кочень отвесил поклон воеводе. После этого посмотрел на Жиляту. - И тебе доброго здравия!
  - Хлеб да соль! - Прогудел державшийся за спиной друга Мезеня и добавил, расплывшись в счастливой улыбке. - А мы вот пришли. Сподобил Господь!
  Жилята лишь после этого поверил своим глазам.
  - Слава тебе Господи! - Перекрестившись, воскликнул он, и далее не сдерживая чувств, заорал:
  - Где это вас носит?! Куда запропали? Мезеня ослопина! Дядька твой Лавр уже и очи выплакал, тебе дожидаючись! Я думал пора панихиду заказывать! Вы что, с пути сбились?
  - Да нечто же мы неуки? - Оскорбился Мезеня. - Мы давно бы уж здесь были кабы не эти... - он замялся и вперед вышел Кочень.
  -Ты Жилята нас не спеши укорять. Сперва так выслушай. Мы с Мезеней вроде как даже в плену побывали. - Серьёзно и добавив строгости в голос, заявил он. - Но вот у кого, и сами не ведаем.
  - Это как? - После короткого молчания удивился Жилята.
  - А ну погоди ты! - Вмешался Путислав. Наконец-то сообразив, кто перед ним, он стал по-хозяйски оказывать радушие. Пригласив парней располагаться, приказал дозорному позвать кого-либо из челяди. Тот конечно уже слышал княжескую волю на счёт Путислава, но распоряжение выполнил незамедлительно. Жилята с удовлетворением отметил это, глядя на холопа, уставлявшего колоду разнообразной снедью. Боярин оказывая молодым воинам великую честь, предложил разделить трапезу с ним.
  Мест за "столом" было только два. Одно из них занял сам Путислав, другое усевшийся рядом Мезеня. Коченю указали на пустовавшее ложе Авдея. Он, скинув сапоги и размотав портянки, покрякивая от удовольствия, влез на постель с ногами, не забыв прихватить закуску и выпивку. Видя падающие на подушку хлебные крошки, Жилята ухмыльнулся, вспомнив, как бережно Авдей относится к своим вещам.
  Именно Коченю, заметив, что тот насытился раньше своего товарища, воевода, ласково улыбнувшись, сказал:
  - Ну, а теперь поведай-ка мне о ваших приключениях. Что было да как, да с самого начала. - После чего слушал очень внимательно, не пропустив ни единого слова.
  
  Оставшись одни, парни продолжили свой путь к княжескому стану. Шли они всё медленней. Сорока еле-еле переставляла копытами, хотя Мезеня и облегчил её ношу как мог. Сначала перевесил за спину щит, потом навьючил на себя взятую в походе добычу. В конце концов, он снял с лошади седло и всю сбрую, оставив только уздечку. В этом месте рассказа, Кочень позволил себе шутку, сказав, что он будто бы ждал, когда же Мезеня взвалит на себя и саму Сороку. Жилята посмотрев на мерно жующее, простодушное лицо молодого воина, без труда представил на его плечах лошадь и рассмеялся, вместе с одобрительно хохотнувшим боярином. Лицо Мезени, вслед за остальными, расплылось в улыбке. И тут подал голос Векша, сказавший, что всё лишнее следовало бросить, и уходить как можно скорее, а раненую кобылу прирезать, чтобы не оставлять волкам на потеху. После его слов в шатре установилась тишина. Осоловевший от сытного и хмельного Мезеня, с некоторой задержкой понял услышанное. После этого он так неодобрительно посмотрел на Векшу, что тот даже крякнул от удивления. Не ожидавший такого от парня Жилята, даже растерялся, пытаясь угадать, что последует дальше. Но воевода вовремя вмешался. Махнув рукой на ближника, "спи мол", он ПОПРОСИЛ Коченя продолжать. Тот, довольный вниманием и всеобщим одобрением, пустился рассказывать.
  - Так и идем. А день уже к вечеру, стало темнеть. А тут еще снег опять сыпать начал! Скоро и реку будет не разглядеть. Думаю - как мы тогда доберёмся? - Кочень шумно отхлебнул из своей чаши и продолжил. - И тут глядь! Пятеро конных у нас на пути. И близко уже, саженях в двадцати. Стоят прямо на льду и ждут. Я то сначала насторожился, а потом присмотрелся - вроде как наши. Щиты, копья, шеломы, кольчуги. Ну и подумал, что это Жилята, как и сулил, прислал нам подмогу. - Рассказчик опять прервался, на этот раз для того, что бы, сходить к столу и отрезать пласт сала от облюбованного Мезеней куска. Не забыв плеснуть себе браги, вернулся на место. Путислав, удивляя ближников, несвойственным для себя терпением, всё это время ждал, пока Кочень продолжит.
  - Я только потом понял, что это чужаки.
  - Это когда? - С ехидцей в голосе уточнил Векша. - Утром, поди?
  - Почему утром? - Голос рассказчика утратил беззаботность. - Сразу же, как только они заговорили. Старший над ними мне так и сказал: куда, мол, путь держите витязи русские? В Ростов, во Владимир, или в Переславль-Залесский? Вот тут я и смекнул - свои бы точно знали и кто мы и откуда и что переяславских, среди нас вовсе не было... Но они нас к тому уже так обступили! Да и куда нам бежать, Мезеня то пеший!
  Видя, что путь к бегству закрыт, парни смекнули, что находятся во власти незнакомцев. Биться с ними? Тех больше, и по ним видно, что воины крепкие. К тому же злого умысла пока не выказывают. Вожак поинтересовался кто они такие, да куда путь держат. Кочень было задумался, как лучше ответить но, не выдержав его пронзительного взгляда, решил, что говорить надо всё как есть. Так и сделал. Вожак же выслушав ответ, провёл рукой вдоль чернеющего окоёма:
  - Ночь уже скоро, да и снег разошёлся. Об эту-то пору и сгинуть не долго. - И предложил своё гостеприимство. - Тут недалече стол и постель.
  Суздальцы, не смея отказаться и уповая на милосердие господа, приняли предложение. Когда совсем стемнело, добрались до какой-то веси на левом берегу Кудьмы. Здесь их пленителей ждали двое воинов, еще один русский, и самый что ни на есть настоящий эрзянин. Первый взялся отвести в стойло и обиходить коней. Мезеня сунулся было помочь, но ему дали понять, что это излишне. Пришлось вместе с остальными следовать за эрзянином. Тот привел к просторной и жарко протопленной избе. Хозяев видно не было. Так же как и части домашнего скарба, не обходимого в быту, но совсем не нужного, ни одному грабителю. Вспомнив о том, что по пути никто из местных не попался, парни сообразили, что здешние жители собрались и ушли. Судя по слою пыли внутри жилища, не менее чем две седмицы назад.
  - Я тогда еще подумал, а не в твердь ли Овтая подались хозяева. - Высказал свою догадку Кочень. Жилята и Путислав немедленно переглянулись. Боярин нахмурившись, опустил взгляд, и какое-то время молчал, пока не вспомнил про рассказчика.
  - Ну, ты продолжай!
  - А потом нам указали место для ночлега. Нарочито в дальнем от двери углу. А после позвали со всеми отужинать.
  
  За широченным, занявшим едва ли не треть горницы столом, рассаживались, на скамьях и лавках. Эрзянин притащил котел полный густой и горячей ухи. Воины принялись наполнять свои миски и чашки, явно заимствованные у хозяев. Скоро горница наполнилась звуками обильного и жадного насыщения. Все были заняты делом. Только Кочень сидел на самом краешке скамьи, бросая по сторонам голодные взгляды. Вожак это заметил.
  - А ты чего не ешь? - Поинтересовался, скривив в улыбке тонкие губы. - Не голоден, али пост у вас нынче какой-то?
  Почти все его люди на эти слова отозвались смехом, а Кочень вдруг сообразил, что за этим столом, никто кроме него и Мезени, приступая к трапезе, не произнес молитву и не осенил себя крестным знамением.
  
  - Так они что, поганые?! - Догадался Жилята.
  - Вот же свезло вам! - Векша, сна ни в одном глазу, уселся на своём ложе. - А вот скажи мне паря, - обратился он к Коченю, - имя вожака ты часом не запомнил?
  - Что же я без памяти!? Конечно бы, запомнил, кабы он назвался...
  - А может его люди? - Продолжал пытать Векша. - Они в разговорах его как поминали? Не слышал ли ты? - Ничего не добившись, он снова улегся.
  Остальные ждали, пока Кочень продолжит рассказ, но тот медлил, о чём-то размышляя, как будто сбитый с толку. Наконец Путислав, теряя терпение, ему подсказал.
  - Ну и что же ты ответил этому поганому? Почему отказался от его пищи?
  - Так у меня и ложки то не было... - с лёгкой досадой, словно нехотя отвлекаясь от некой важной мысли, ответил воин.
  - И всего то?! - Разочарованно протянул боярин. - А я-то уж подумал! - Он хмыкнул, а его ближники рассмеялись, примерно, так же как и те язычники, за столом с которыми несколько дней назад ужинали парни. Их вожак улыбаясь, добродушно подшучивал:
  - Как же ты в походе? Негоже эдак воину! - Он подмигнул и, постучав ложкой по краю глиняной миски, через весь стол, протянул её суздальцу. - На вот, похлебай моей! - И став совершенно серьёзным добавил. - Коли не побрезгуешь.
  Взгляды всех сидевших за столом тот час оказались устремлены на Коченя. А тот впал в замешательство, не зная как ответить, и вдруг сообразил, что отказываться от предложения ему ни как нельзя. Глядя в глаза вожака, он зачерпнул его ложкой из своей миски, потом ещё раз и голод с усталостью сделали своё дело. Горячая, густая и жирная уха, показалась лучшей едой в его жизни. Похвалив варево, он с жадностью поглощал его, пока вожак, вдруг не сказал, опять улыбаясь одними губами.
  - Что же, хороша уха, хороша и ложка. А только поведай-ка кмет, где же это ты свою потерял?
  Кочень, снова встретившись с его прожигающим взглядом, сразу перестал чувствовать вкус еды и принялся рассказывать. Про поход, про бой, про бегство. Про всё что случилось и с ним и с другими...
  
  - И что же ты ему вот так всё рассказал? - Жилята от удивления даже попытался приподняться на ложе.
  - Да. - Просто ответил Кочень. - А взялся бы врать - смерть нам с Мезеней. Потому как ложь, даже самую малую, ихний вожак враз бы узрел.
  - Ну, так и не врал бы!
  - А проку с того? - Мезеня неожиданно не только вмешался в разговор, но и осмелился возразить старшему. - Поганый наши тайны всё одно прозрел бы...
  - Это тебе кто сказал? - В голосе Путислава послышалось раздражение. Он безостановочно крутил в руках опустевшую чашку, затем вдруг грохнул её об колоду. - Да о чём говорить? Ты на них посмотри! Они же там до слабости в кишках перепугались, и выложили, всё как было, без утайки.
  - Ну, Аника - воины! - Жилята горько усмехнулся. - Слышь, Векша, ты многих допрашивал, но олухов таких, поди и не встречал!
  Векша, непривычно серьёзный, смотрел на Коченя.
  - Скажи мне, а каков из себя ихний вожак? - Неожиданно спросил он.
  Молодой воин, избегая смотреть на Путислава, с готовностью обернулся.
  - Он ростом высокий, не ниже Мезени, но в плечах узок и телом сух. Лицо худое, вытянутое. Борода короткая. Нос сильно костлявый. Глаза такие, серые, а волос его тёмен. И взгляд, колючий как уголья.
  - А он всё про глаза! - С мукой в голосе воскликнул Путислав.- Взглядом его жгли-пытали!
  И тут Кочень, вскрикнув, звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
  - Вспомнил я! Его один раз будто бы Смагой назвали!
  - Смага? - Векша насторожился и высказал догадку.- У него что, лицо опаленное?
  - Нет. - Кочень задумался вспоминая. - Рубец от железа под левым глазом! А ожогов, или пропалин я не приметил.
  - Еще бы! - Непонятно чему, обрадовался Векша и окинул взглядом Жиляту с Путиславом. Те, недоумевая, переглянулись и наконец, боярин не выдержал.
  - Ну, ты не томи! Вижу, что догадку какую-то имеешь. Говори уже!
  Векша с сомнением покосился на воинов.
  - А надо ли сейчас?
  Мезеня после этих слов обиженно засопел, зато Кочень всем видом выражал готовность не медленно удалиться.
  Путислав криво усмехнулся.
  - Всё-то у тебя обиняки с загадками. Ну, коли уж так, то давай опосля. Надо сперва ПОВЕСТЬ дослушать.
  Кочень вздохнув, ещё хлебнул бражки и продолжал. Говорил не торопясь, взвешивая каждое своё слово и временами тревожно поглядывая на Векшу.
  
  На другой день парни прямо с утра засобирались в дорогу. Вожак язычников, это заметил. Указав на близящуюся метель, предложил погостить еще какое-то время. Пришлось согласиться.
  Весь оказалась совсем небольшой. Парни исходили её вдоль и поперек. Ходить где угодно им не возбранялось, и они свободно вышли за околицу. Перед ними лежала узкая полоска заснеженного поля. За ней начинался густой старый лес. Было до него не больше ста саженей.
  - И пригляда нет за нами. - Оглянувшись, сказал Кочень. Посмотрел на по-зимнему жидкие тени деревьев и махнул рукой. - А впрочем, пеших по следу догонят. Кони нужны!
  Мезеня с ним согласился, сказав, что без Сороки и прочего своего имущества он не уйдёт. И предложил сходить проведать лошадей. Пошли, но на конюшню их не пустили. У парней при себе было оружие, но что с него толку? Коней стерегли сразу трое воинов.
  На обед и ужин собирались там же. Язычников теперь было всего шестеро. Седьмой, тот самый эрзянин, ещё с утра куда-то пропал.
  На второй день Мезеня затосковал. Прогуливаясь по двору, недоумевал, для чего их тут держат. Кочень, поделился своими соображениями.
  - Они тут сидят не просто так. Видать по всему, ожидают кого-то. И покуда не дождутся, нас никуда отсюда не выпустят.
  Мезеня поразмыслив, согласился и тут же спросил о том, что волновало сильнее всего.
  - А потом-то как, а? Потом нас отпустят?
  На это Кочень ответить не смог.
  
  В этот день никто не приехал, быть может, из-за вчерашней метели.
  Кормили кашей с копченой бараниной, всем понемногу. Хозяева явно берегли припасы, но своих гостей пока не обделяли. Доли в мисках у всех были равные. После ужина вожак, завёл пустопорожний разговор с Мезеней. Кочень к нему сначала прислушивался, но от скуки скоро уснул.
  На третий день Мезеня совсем затосковал. Лежал на лавке и притворялся спящим. Кочень решил выяснить, кого же ждут язычники. Для этого, он с утра пытался заводить разговоры то с одним из них, то с другим. Всё тщетно. Сегодня даже вожак не проявлял интереса к общению. С утра ходил смурной и некоторые его слова и жесты, выдавали тщательно скрываемое беспокойство. На обед снова сварили уху. В этот раз с копчёной рыбой. Мезеня удивлялся - почему так, могли же, и свежей добыть из-подо льда. На это ему никто не ответил.
  Всё переменилось во второй половине дня, когда вернулся тот самый эрзянин. Он приехал на двух утомлённых конях, по виду которых было понятно, что им пришлось долго идти по глубокому снегу. Вожак долго разговаривал с эрзянином в избе, перед тем выпроводив из неё суздальцев и созвав всех своих людей за исключением охранявших конюшню. Парни всё это время томились ожиданием, почему-то не находя в себе сил отойти от избы. Наконец дверь распахнулась. Парни с замиранием сердца вошли. Вожак из-за стола поднялся им на встречу и без обиняков, объявил, что они могут ехать куда пожелают. Кочень ушам своим не поверил.
  Собрались так быстро, как только смогли. А в конюшне их ожидал нечаянный подарок. Сорока отъелась и отдохнула, так что на ней можно было ехать. Вышедший их проводить вожак сказал, что всё благодаря их конюху.
  - Но ты её пока не труди! Дай кобыле окрепнуть, как следует!
  Счастливый Мезеня, несколько раз сказал всем спасибо, а затем вдруг полез в свой дорожный мешок.
  - Вот! Прими в благодарность! - Сказал он, обращаясь к вожаку и на свет появилось бархатное, расшитое золотом корзно, с левой стороны испачканное кровью. - Не откажи! Прими за хлеб и за соль! А то будет как-то не по-людски. Богаче подарка у меня нет...- Мезеня сбившись от смущения, замолчал.
  Вожак, внимательно осмотрел подарок.
  - А это, стало быть, шкура Иняса? - Пошутил и сам же рассмеялся. - Добро! Богатый подарок! Чем это мне таким отдариться, что бы и в правду по-людски вышло?! - Он озадачено глянул по сторонам и остановил свой взгляд на конюшне, после чего повернулся к конюху.
  - А приведи-ка Ёлку!
  Ёлкой звали крепкую каурую кобылу с короткой и колючей гривой. Мезеня увидав её, стал искать, что бы еще присовокупить к корзно, что бы уровнять подарки по ценности. И не нашел.
  Вожак рассмеялся:
  - Ладно, и так! В другой раз отдаришься.
  Уже выходя за околицу, Кочень остановился перед ним и сняв шапку поклонился.
  - Спаси тебя господь добрый человек. За гостеприимство и за милосердие. Скажи за кого мне бога молить? А то ведь я и имени твоего не знаю.
  Язычник в ответ только улыбнулся.
  - Разные у нас боги! Тебе твоего нужно просить, мой же мне и сам даёт необходимое.
  Парни, более не мешкая сели на коней и к ночи добрались до княжеского стана.
  
  - А Мезеня у поганого отныне в должниках! - Мрачно заметил Путислав, после чего посмотрел на Коченя. - Ты тоже! - Отметил появившееся на лице воина выражение тоски и махнул рукой. - Ну, вообще это ваша забота!
  Векша, окинул парней недоверчивым взглядом и криво усмехнулся. Впрочем, к удивлению Жиляты, вслух опять ни чего не сказал. К тому же боярин, словно уже забыл об молодых дружинниках, вернувшихся к закускам и выпивке. Некоторое время он сосредоточено ворошил пальцем черепки разбитой им чаши.
  - Ну, и кого же поганые ждали? Что не эрзянина, это понятно. Кого же тогда?
  Жилята вопрос слышал, но думал о другом - "Поганые какие-то уж больно сердобольные! Поили, кормили, могли ведь и просто ребяток зарезать, раз уж они так о скрытности пеклись. Хорошего от наших им ждать не приходится".
  Путислав повторил свой вопрос. Векша, к которому он обращался, пожал плечами:
  - Да мало ли кого? Поди, угадай! Вот кабы мы узнали побольше! - Он с явной неохотой оторвал спину от горы подушек и сел так, что бы видеть Мезеню. - Да хоть бы имя вожака...
  - Тебе-то что с того? - Явно раздосадовано скривился боярин, и вдруг замерев, подозрительно прищурился. - Или знакомца какого учуял?
  Векша не отвечая, значительно посмотрел на парней. Путислав проследил его взгляд и всё понял.
  - Ну-ка вы ребятки сходите, погуляйте! Да не далеко! Еще понадобитесь, чую...
  
  Лично, задёрнув за вышедшими полог, он уселся за "стол". Отодвинул локтём чашки да миски.
  - Ну, не томи, открывай свои тайны!
  Векша, поправил гору подушек. С удовольствием откинулся на неё спиной и глядя в потолок спросил:
  - А помните ли вы, был у владимирского князя, такой славный воин по имени Климентий? Вотчина его отца, рядом с твоей деревней Жилята.
  - Помню. Только он там почти не появлялся. После Липицы сопровождал Юрия Всеволодовича в изгнании, а когда тот вновь стал великим князем, вернулся во Владимир. А потом уехал в Новгород Низовской, да там и жил почти, что безвылазно. Пока из-за чего-то с монахом не поссорился. - Жилята покачал головой. - Непонятно! Что они такого могли не поделить, что бы та ссора убийством закончилась?
  - Поделить! - Язвительно передразнил Путислав. - Брехуны треплют, а ты повторяешь! А я с Климентием дружил! Он про то дело сам мне рассказывал. Пимен, чернец тот, состоял в свите самого святителя Симона. Он еще во Владимире Климентия гнобил и даже сулил предать его анафеме.
  - Ого! - Изумился Жилята. - Хотел прямо вот так отлучить от церкви? А князь-то за дружинника, почто не заступился?
  -Другой бы и заступился! - Глумливо хмыкнул боярин, и тут же бросив косой взгляд в сторону входа, продолжил. - А Юрий то наш Всеволодович, не зря защитник церкви! Он сам и удалил своего воина из стольного. А за службу верную землёй его пожаловал. Вот так! - Путислав горделиво посмотрел на притихших ближников и не удержавшись язвительно добавил.
  - Великий князь всегда норовит и волков накормить и овец не обидеть!
  Жилята промолчал, хоть и был с ним согласен. Зато Векша неожиданно для всех, заявил, что в том и заключается мудрость властителя. Путислава посмотрел на него свысока.
  - Экий ты разумник! - Произнёс с издёвкой и стал растолковывать. - Такое хорошо, да только не всегда! Вот как в тот раз? Князь-то решил, что распре конец, а Пимен, видать, думал иначе. И заявился в деревню к Климентию. Чего он хотел, теперь не узнать. Но только Климентий чернеца заживо сжёг прямо в избе. Потом ужаснулся, всё же душа христианская! Да поздно уже! Тут сколько не кайся, прощенья не будет. Вот он тогда в бега и подался. Где он... - боярин пожал плечами и вдруг спохватился.
  - Постой, ты для чего сейчас это припомнил?
  Векша, загадочно улыбаясь, поинтересовался.
  - А помнишь ли ты, каков он из себя?
  - Вот ты к чему! - Деланно шутливо протянул боярин. - Ну, каков? Длинный и худой как жердь! Его в любой толпе видно было сразу. За это и прозвали Вехой. Слышишь он Веха а не Смага!
  - Шрам на щеке! - Вмешался Жилята. - Климентия на Липице ранили в лицо. И прочие приметы точно совпадают. А прозвище что? Этот человек от БОГА отрёкся, а уж имя сменить, к тому же на такое ему подходящее. Не зря волхвы смагой, пожар называют.
  Путислав недоверчиво посмотрел на ближников. Поднялся из-за стола, в задумчивости прошелся по шатру и вернулся на место. Какое-то время молчал. И вдруг, неожиданно смахнул горстку глиняных черепков на пол.
  - А что если и так?!
  - Я думаю, он неспроста объявился. - Уверенно сказал Векша и поинтересовался:
  - Путислав Всеславич, не желаешь ли старого друга проведать?
  - Да ты в своём уме? - Удивился Жилята. - А ежели князь про это проведает? У него и так на боярина зуб! Хочешь ещё пуще прогневать?
  - А что его гнев? - Отозвался Путислав. - Чем он мне страшен? Воеводства лишил, да и будет с него. Ну, а раз так, прямо завтра с утра и поеду! Возьму тех парней (они знают дорогу) да еще кое-кого. Тут не далеко, за день обернёмся. Ты же, - повысил голос, заранее пресекая возможные споры, - как было говорено, пойдёшь с нашим полком!
  Векша поморщился.
  - Делай, как знаешь. - И отвернулся на бок, укрывшись одеялом.
  
  
  Глава тринадцатая.
  
  
  Русло стеснённое высокими берегами, не оставляло простора для ветра. Это на Волге ему раздолье, и он носится во всех направлениях, быстро сметая снег и укрывая берега могучими сугробами. Но Волга осталась позади. По льду Кудьмы, кони пошли шагом, тяжело рыхля копытами мягкое, но толстое белое одеяло. Отряд медленно двигался вверх по реке, держась левого берега поросшего ивняком, в который всматривались со всем возможным вниманием. Правый тоже старались не упускать из вида. Покрывавший его лес, находился не далее чем в полутора десятках саженей и тоже мог таить засаду. Туда всю дорогу смотрел ехавший последним, Кочень. Путислав время от времени оглядываясь, проверял его. Он, предвидя тяготы и тревоги предстоящего пути, заранее указал, кто и что должен делать. Только племяннику, не найдя что поручить, неопределённо махнув рукой, велел "глядеть в оба".
  И Лютобор старался, как мог, что бы оправдать оказанное доверие в своём первом настоящем боевом походе. Глядя вперёд, он видел прямо перед собой широкую спину Мезени. Этот молодой воин и его друг Кочень, вместе с Путиславом пришли в шатер и принесли на руках Жиляту.
  - Под твоим приглядом он скорее на ноги встанет. - Сказал по этому поводу Лавру боярин. Лекарь заверил, что всё так и будет и потом еще неоднократно повторил это же, а сам буквально светился от счастья, видя своего племянника Мезеню живым и здоровым. Узнав, что тому вновь предстоит, куда-то ехать, он встревожился, но виду старался не подавать.
  Лютобор глядя на скорые сборы, порывался спросить у дяди, куда он направляется. Тот как обычно был суров, казался не преступен и отрок так и не решился задать свой вопрос. Вместо этого, удивляясь собственной смелости, попросил Путислава взять его с собой. А тот, совершенно неожиданно, согласился.
  Впереди Мезени ехал крещёный мордвин, которого все называли по-русски Мирятой. Он присоединился к отряду уже на выходе из стана. Его провожал иеромонах Дамиан, который позавчера так помог с лечением Изяслава. Путислав встретил Дамиана с искренним радушием. Так же и Лютобор испытывавший к этому священнику уважение, и чувство благодарности. Между тем, сам Дамиан выглядел недовольным. Он некоторое время вполголоса, обсуждал что-то с боярином, потом видимо согласился с ним и на прощание благословил весь отряд. Воины, крестясь, отправлялись в дорогу. Мирята же поклонился священнику в пояс и лишь, после этого сел в седло и занял место впереди отряда.
  Сам Путислав ехал позади Лютобора. Тот, оборачиваясь, встречался с его испытующим взглядом и потому предпочитал смотреть в сторону левого берега. Там, как он уже знал, находилась цель путешествия и там же могла подстерегать опасность. О ней, дядя нарочно рассказал племяннику, но напугать его не сумел. Свирепые эрзяне отрока не страшили. Два молодых воина сразили их множество, о чем Кочень охотно и красочно рассказывал. Мирята, с его слов, тоже оказался воином отменным. А теперь с ними был сам Путислав, а уж он то, шутя, одолеет любого! Вот как вчера боярина Жирослава. Лютобор вновь переживал вчерашний поединок, вспоминая подробности. Восхищался ошеломляющим ударом рукоятью по затылку и недоумевал, о несвоевременной остановке боя.
  "И чего дядя мешкал? Мог обезоружить и повергнуть наземь! Принудил бы просить пощады, тогда бы и разговаривал. Сам же учил доводить до конца! Уж я бы..." - Он принялся примерять на себя действия Путислава и даже не заметил, когда в его мыслях появился могучий инязор Пургас. Лютобор одолевал его в схватке и вызволял отца из плена. Разгорячённый собственными мечтами, он страстно хотел встречи с эрзянами, пока не вспомнил, о том, что не снаряжен для боя. Из оружия с собой были боевой нож и лук, сделанный специально для отрока по его руке и силе. Он с ним иногда охотился на белок. В бою же такой лук был бы бесполезен. Эта мысль пришла внезапно, быстро остудив горячую голову.
  "У эрзян луки сильны, и имеются почитай, что у каждого! Сказывают, многих наших из них постреляли. Изяслава аж дважды! Даже кольчуга не уберегла!" - Лютобор с сомнением осмотрел собственный кожух. После этого встревожено заозирался на заросли ивняка, вглядываясь в ломкие и кажущиеся живыми, тени шевелящихся на ветру ветвей.
  
  Пологий склон берегового откоса, до сих пор хранил строчки отпечатков конских копыт. Мирята остановился, не доезжая до него. Ожидая остальных, обшаривал окрестности цепким взглядом. С этого места уже была видна невысокая изгородь и крыши домов. Какое-то время все с интересом рассматривали весь.
  - Не видать никого. - Удивился Мезеня,
  - Должно быть таятся. - Предположил Кочень.
  - Я дыма не чую. - Сказал Мирята и Лютобор только сейчас заметил, что в воздухе совсем не пахнет печной гарью, обычной для людского жилья.
  Путислав не проронив ни слова, направил коня вверх по склону. Мезеня поспешил его обогнать и первым въехал в распахнутые ворота.
  - Нет никого. - Сказал он, останавливая Ёлку у самого большого дома. - Вот тут мы и жили.
  Путислав спешился. На миг задержался у порога и вошел внутрь. Лютобор последовал за ним. Оказавшись в горнице, он коснулся двуперстием лба, по обычаю отыскивая взглядом икону. Несмотря на недостаток света из единственного оконца, сумел рассмотреть, что иконы нет, на обычном для неё месте. Только теперь вспомнил, где он находится. Остановившись посреди помещения, стал с любопытством рассматривать его внутреннее убранство с нехитрым домашним скарбом небогатой семьи. Он в первый раз оказался в жилище язычников. Странно, но очень многое ему показалось знакомым.
  - А поганые те, что здесь жили, они, что же из наших? Из русских?
  - Глупости ты говоришь. - Буркнул Путислав рассматривавший, что-то впотьмах угла. - Ты видел у наших такие узоры? - Махнул рукой в сторону печи расписанной яркими цветами.
  Лютобор глянул и пожал плечами.
  - Таких не видел.
  - Вот то-то! - Наставительно хмыкнул дядя. - И резьбы по дереву ты такой не видел. И вышивку на рушнике, поди не разглядел. - Он укоризненно посмотрел на племянника и неожиданно согласился. - Вообще их быт на наш очень похож. Живём с ними рядом очень давно, вот всё, что нужно и перенимают. Иных от наших смердов уже не отличить.
  Лютобор задумался над его словами. Тем временем Кочень, достал из печи горсть золы.
  - Остыла уже.
  Путислав молча, направился к выходу.
  Снаружи в нетерпении мялся Мезеня.
  - Мирята кличет! Идемте скорее! Он след отыскал!
  
  Протоптанная множеством копыт тропа, от околицы, с версту вела вдоль берега и спускалась на лёд. Здесь она змеилась ровно посредине русла и скрывалась из вида за речным поворотом.
  - Вольно ехали. - Заметил Мирята. - Не прятались, видать опаски не имели.
  - Вчера вечером ушли? - Уточнил у него Путислав и, получив утвердительный ответ, обернулся к Коченю.
  - Когда с вами прощались, что они делали? В путь собирались? Нет? Ну, стало быть, они вас обманули. - Он с сомнением посмотрел на обоих парней. Пожал плечами и недоумённо хмыкнул. - Не пойму, на кой было эдак мудрить, чего было проще... - боярин выразительно чиркнул указательным пальцем себе горлу и, усмехнувшись, приказал возвращаться.
  
  Объезжая по кругу весь, заметили еще одну строчку следов. Путислав пробежал её взглядом от ворот, до опушки леса. Заметив его интерес, Кочень сообщил, что это следы того самого эрзянина-гонца.
  - И куда он ездил? - Задал вопрос боярин.
  Вместо Коченя ответил Мирята.
  - В лесу тропа. В одну сторону можно доехать до тверди Овтая, в другую почти до княжьего стана.
  Путислав не много подумав, решил проехать этой тропой.
  - Там, намело поди, по пояс?- Засомневался Кочень. - Коней не заморим?
  Боярин не удостоил его ответом.
  
  Ветви дубов обступивших тропу, почти смыкались над головой. Вздрагивая от порывов ветра, они роняли вниз белые шапки, которые падая, рассыпались облаками искрящейся на солнце пыли. Конь шёл ходко и ровно. Лютобор, направлял его движение, одними коленями. Руки, красуясь, держал на поясе. Снега, вопреки опасениям, было не много. Ветер смёл его, навалив между деревьями сугробы. Высокими валами, они тянулись вдоль тропы, иногда наваливаясь на неё и делая еще уже. В такие моменты, воины были особенно осторожны. Приближаясь к старому могучему дубу, Лютобор внимательно присматривался к его широченному стволу и толстенным раскидистым ветвям.
  "Жаль нельзя видеть через предметы!" - Он даже не сразу заметил, как его конь остановился.
  - Поляна впереди. - Обернувшись, сказал Мезеня. - Мирята поехал её посмотреть.
  Остановились. Пока ожидали, Кочень скользнув взглядом по веткам, заметил отсутствие ворон.
  - Обычно и шагу без них не ступить, а тут не видать ни одной всю дорогу.
  - И что? - Мрачно усмехнулся Путислав. - Пернатая нечисть вся в другом месте. Князья ей богатый стол ныне накроют.
  
  Поляна оказалось довольно широкой и на неё выводили обещанные Мирятой тропы. Мордвин, ткнув пальцем в ту, что справа сказал:
  - Эта ведёт к тверди Овтая. - Потом так же указал налево. - Эта к стану князей.
  Тропы оказались куда шире той, что привела их сюда.
  - А здесь смотрю наезжено! - Хмыкнул боярин.
  Мирята пожал плечами.
  - Люди давно живут в этих местах. Задолго до того как узнали про Христа.
  - Эк же сказал! - Крякнул Путислав и кивнул на следы гонца эрзянина. Те, едва заметной строчкой, тянулись через всю поляну и терялись прямо в лесу.
  - А это куда?
  - А уже никуда. - Мирята казался чем-то озадачен. - Раньше-то твердь была в той стороне. Но вы разорили её, лет десять назад.
  - Не десять, а всего восемь! Я хорошо помню! Сам был при этом! Знатно горело!
  - Тихо! - Вдруг насторожился Кочень, но боярин, не обратив на него внимания, продолжал предаваться приятным воспоминаниям.
  - А взяли изгоном, почти и без крови, полону набрали...
  - Да тише ты! - Яростно зашипел Кочень и в возникшем недоумённом молчании, Лютобор ясно услышал звук человеческой речи. Два, или три голоса, приближались справа. О чём говорили, было не понять. Лютобор изо всех сил напрягая слух, сумел разобрать всего пару слов. Впрочем, его догадку, тут же подтвердил Мирята.
  - Эрзя идут! - Прошептал он и потянулся к луку.
  - Может, хозяева веси вернулись? - Так же тихонько предположил Мезеня, вытаскивая сулицу.
  - Нет, это вряд ли! Они сюда еще долго не сунутся. - Кочень слегка волнуясь, направил копьё в сторону голосов. - Интересно сколько их там?
  - Трое, или пятеро. - Тут же с готовностью ответил Мирята, накладывая стрелу на тетиву лука.
  - Куда они едут? - Едва слышно вмешался в разговор Лютобор.
  - А вот сейчас и спросим! - Путислав снял с пояса булаву. - Езжай обратно в лес! - Велел племяннику и, сверкнув глазами, приказал остальным: - Старайтесь брать живыми!
  Лютобор едва успел отъехать за деревья, как на тропе появились четверо конных. Увидев русичей, они на какой-то миг застыли в изумлении, но тут же придя в себя, схватились за оружие.
  "Сплошали!" - Слыша в голове стук собственного сердца, понял Лютобор. Суздальцы, уже мчались на них, под ободряющий рёв Путислава.
  
  
  Конь одного из эрзян, жалобно завизжав, взвился на дыбы, но получив еще одну стрелу, повалился на бок. Всадник ловко спрыгнул на землю и стремглав припустил к лесу. Мирята погнался за ним, сменив лук на саблю. В это время русичи сблизились с остальными врагами. Лютобор успел различить могучий замах Мезени и стремительно мелькнувшую булаву Путислава. Услышал треск дерева, звон железа, дикий крик боли и победный возглас. Волоча за собой хозяина, помчалась прочь лошадь. Взбрыкивая крупом, неслась она, не выбирая пути, пока не застряла в сугробе между деревьями.
  "Всё уже?" - Лютобор ожидал увидеть повергающие врагов могучие удары, молодецкую удаль, воинскую доблесть и теперь был не много разочарован. В этот миг Кочень, выронив копье, запрокинулся навзничь. Лошадь его прянула в сторону, притираясь боком к жеребцу Путислава. На её месте тут же возник эрзянин и, шпоря своего коня, помчался прямо на отрока.
  Лютобор кожей ощутил его хищный взгляд. Слух резанул крик полный ярости, но слов от волнения он не разобрал. Только увидев в руке всадника боевой топор, вдруг осознал, ЧТО тот намерен сделать и испугался. Тело, закаленное годами воинской науки, принялось действовать помимо воли. Правая рука схватилась за нож и только, ощутив ладонью его рукоять, отрок пришел в себя. Враг приближался, увеличивался в размерах, заслонял окружающие пространство и заполнял собой весь мир.
  "Сейчас снесёт! Нельзя стоять!" - Шпоры коснулись конских боков, посылая Буяна навстречу эрзянину. Через десяток ударов взбесившегося сердца, Лютобор прямо перед собой увидел страшно выпученные глаза, разъятый криком рот и отведенный в замахе локоть. Вбитым за годы учения навыком угадал движение руки с топором. Опережая его, рухнул лицом к жесткой гриве Буяна, одновременно выбрасывая вперед руку с ножом. Удар. Боль в запястье. Кисть руки дернуло в бок, выворачивая с хрустом и треском рвущихся тканей. Страшась упустить нож, Лютобор крепче вцепился в его рукоять и лишь спустя миг сообразил, что больше не чувствует её в своих пальцах. В руке было пусто. Ужаснувшись того, что лишился оружия, он оглянулся на врага, ожидая, что тот сейчас нападёт снова.
  Эрзянин, отъехав уже на десяток саженей, замедлял бег своего коня. При этом в седле он сидел не твёрдо, всё больше склоняясь на правую сторону. Снег позади него, густо пятнали красные капли.
  "Уязвил что ли?" - Удивился отрок. Эрзянин, проехав еще пару шагов, лицом вниз вывалился из седла.
  "Убил!" - Чувствуя сердце где-то у горла, возликовал Лютобор. И тут мимо него, звеня броней, промчался Путислав. Спрыгнув с коня на землю, он подскочил к упавшему и перевернул его, поддев носком сапога. Тот не сопротивляясь, лежал на спине, обеими руками держась за правый бок. Лицо его было сведено мукой, а сквозь скрюченные пальцы брызгала кровь. Путислав посмотрел на быстро напитывающийся ею снег. Удовлетворённо крякнул, и только после этого взглянул на Лютобора.
  - Племяш, а ты чего это стоял как истукан? Я же тебе орал - уходи! А ты смотрю за нож и в драку. Я, грешным делом, подумал - всё! Как я Мечеславу в глаза то посмотрел бы? - Горячая речь дяди сбилась. Он стоял, в растерянности глядя то на Лютобора, то на поверженного им врага и снова, как и тогда возле раненого сына, не был похож на самого себя. В это время за спиной послышался топот копыт, и Путислав сделав над собой усилие, справился с чувствами.
  - Ну ты орёл! - Сказал он Лютобору, но глядя не на него, а на подъехавшего Миряту. Мордвин, остановив коня, несколько мгновений всматривался в лицо раненого.
  - Лик мне его будто знаком. - Произнёс задумчиво.
  - Ну, так со свиданьицем! - Съехидничал Путислав. - Скажи лучше, поймал, того за кем гонялся?
  Мирята покачал головой.
  - Он в овраг сиганул. Я думал, сломает ноги и шею. А он за деревья и был таков. Зря на него стрелу потратил. А лезть за ним - много мороки, да и...
  Боярин, поморщившись, махнул рукой.
  - А и бес с ним! Одного взяли, да и то ладно!
  Лютобор проследил взгляд дяди и увидел Мезеню. Тот осматривал голову Коченя, посаженого между корнями могучего дуба. Рядом с ним, лицом вниз, лежал человек со связанными за спиной руками. Лютобор понял, что слова дяди "одного взяли", это про него. Снова посмотрев на своего врага, спросил:
  - А этот?
  Раненый по-прежнему держался за бок, и почти не кривился от боли.
  
  
  
  Путислав в сомнении посмотрел на эрзянина, пожал плечами и подозвал Мезеню.
  - Глянь, может, сможешь ему подсобить!
  Мезеня с готовностью подступил к раненому.
  - Матёрый вражина. - Сказал про него. - Видали как он Коченя? А ведь тот с копьём, что твой журавль с клювом! Хорошо хоть голову правильно подставил. Топор скользнул по шлему и в плечо ударил. Так что теперь у Коченя вмятина на шлеме, синяк на плече и сам он без памяти. Но, то ненадолго, скоро опамятует. - Он склонился над эрзянином и отвел его руки от раны. Лютобор увидел узкий, но длинный разрез на кожухе, из которого беспрестанно сочилась кровь. Пропитывая снег, она промыла в нём дорожку и теперь заполняла след, оставленный дядей. Засмотревшись на это, отрок не сразу услышал голос Мезени.
  - Чем ты его? - Повторил вопрос воин. - Ножом? И где этот нож?
  Лютобор только теперь вспомнил, про утерянное оружие. В поисках, его он, краснея от стыда, принялся рыскать вокруг себя взглядом. Нож лежал на снегу, зарывшись в него лезвием и поблёскивая на солнце бронзовым оголовьем. К огорчению Лютобора, отыскал его Мезеня. Поднял, осмотрел окровавленный до половины клинок, покосился на эрзянина.
  - Сильный мужик! - Сказал с уважением. - Парень ему печень разъял, а он железо сам из себя вынул. - Помолчал, словно подыскивая слова для продолжения. Потом вздохнул и обернулся к боярину. - Недолго осталось. Вон сколько крови...
  Путислав безо всякого выражения на лице кивнул.
  - Ну, ты ступай. Позаботься о Кочене. - Когда Мезеня отошел подальше, обернулся к племяннику.
  - А ты слезай с коня! - Помолчал, испытующе глядя в глаза. - Дело есть важное.
  Голос дяди звучал глухо и холодно. Лютобор спешиваясь, наступил в кровь. До озноба смутился этого и попятился на негнущихся ногах пока не оставил пару саженей испачканного красным снега, между собой и раненым. Тот так и лежал, тяжело дыша, глядя в небо, закрывая ладонями рану, и шептал, слабо шевеля губами. Лютобор прислушался. Слов не разобрал, но понял, что тот молится. И ужаснулся, ведь боги поганых ложны и потому бессильны. И вспомнил, что Христос может помочь всякому, кто его попросит.
  "Я обращусь к Нему! Но как?" - Лютобор суетливо перебирал в памяти обрывки известных ему молитв. При этом он смотрел, как край кровавой лужи затягивает наледью, и нужная молитва в голову не шла. Тогда Лютобор решил, что спросит о ней у монахов. - "Преподобный Дамиан обязательно подскажет"...
  
  Тут к нему подошёл Путислав. Глянув на эрзянина, хмыкнул.
  - Живой еще?
  Лютобор понял, что Дамиан раненому не поможет. И сразу же куда-то исчезли суматошно носившиеся в голове мысли, оставив после себя бездумную пустоту. Лютобор посмотрел на дядю. Тот удовлетворённо кивнув, протянул племяннику топорик эрзянина.
  - На вот, доверши что начал.
  Темное от времени и вытертое до блеска топорище, удобно улеглось в ладони. Пробуя ухватистость, Лютобор крутанул кистью руки. Оружие казалось слишком маловесным, а потому несерьезным и неопасным. Лютобор знал, что это ощущение обманчиво. Небольшое, в половину ладони лезвие было остро заточено. Обух, удлиненный и четырёхгранный, имел форму молота. Украшавший его узор причудливо сочетал славянские узоры и христианские символы. Отрок понял, что этот чекан, принадлежал кому-то из русских, пока не попал к нынешнему владельцу.
  "А он, против нас его обернул. Коченя вон, как сильно зашиб"- Лютобор снова посмотрел на лезвие топора и шагнул к эрзянину. Тот так и лежал неподвижный, безучастный и отрок остановился. Что делать он знал, но как это сделать? Глядя в немолодое лицо с застрявшими в усах и бороде комочками снега, он в нерешительности мялся, покачивая зажатым в руке чеканом. Дядя понял его сомнения. Подойдя к лежащему, он схватил его за ворот кожуха. Рванул на себя и усадил на снегу. Когда раненый, выгнувшись от боли, подался назад он, подпёр его спину ногой.
  - Ну-ка же, яви вежество боярам! - Путислав подзатыльником сбил с эрзянина шапку. Тот бессильно уронил голову на грудь, и лишь слабый стон выдавал в нём присутствие жизни. Лютобор на него, смотрел в оцепенении.
  - Ну, а ты чего ждёшь? - Рыкнул на племянника дядя. Отрок поспешно, сделал оставшийся шаг, целясь лезвием чекана в темя, заросшее всклокоченными с проседью волосами.
  
  Снег скрипел по выделанной коже, таял в руках и утекал бурыми каплями. Путислав, очищал сапог, поставив ногу на грудь убитого. Чистый снег он черпал ладонью, тер им сафьян, отбрасывал в сторону, жидкую, брызгающую красным кашу. Только удовлетворившись, проделанной работой, сказал поучающее.
  - Кровь она прилипчива. Лучше сразу смыть. Это запомни!
  Лютобор ему не ответил, переживая из-за того, что второй раз за день лишился оружия. Чекан он упустил, услышав сочный хруст прервавший стон раненого. Его следовало подобрать, но для этого придётся обернуться... Он уже знал, что эрзянин убит. Дядя сказал это, сетуя на брызнувшую из-под топора кровь. Теперь Лютобору хотелось глянуть на дело своих рук и он страшился, того что может увидеть.
  Путислав внимательно посмотрел на него, потом неодобрительно хмыкнул и поднял топорик с земли. Повертел в руках и протянул племяннику.
  - На вот, держи, твой первый прибыток. - Он нарочно встал за спиной. Лютобору, что бы взять из его рук трофей пришлось обернуться. Тугой ком, ухнул куда-то вниз живота и тут же рванулся к горлу. Мертвый враг напугал больше живого. Лютобор, кое-как удерживая взбесившееся нутро, смотрел на убитого, судорожно сглатывая, моргая слезящимися глазами, и не мог оторваться.
  - Чекан-то возьми! - Дядя, добавив в голос стали, отвлёк его от зрелища. Лютобор растерянно глядя на топорик, взял его в руки.
  - И это забери! - В другой руке Путислава был боевой нож Лютобора. Тот принял его, взявшись за лезвие и испачкав пальцы подмерзающей кровью. Ком в животе обеспокоенно дернулся. Лютобор схватив горстью снег, принялся мять его в руке, талой влагой отмывая пальцы. Возмутившееся было нутро, в этот раз унялось гораздо быстрее. Отрок почувствовал облегчение и заметил кровь на ноже и чекане.
  "Не порядок". - Мелькнула мысль. - "Надо отмыть". - И он, чувствуя на себе внимательный взгляд дяди, стал тереть снегом боевое железо.
  Путислав терпеливо ждал. Наконец племянник убрал в ножны нож, который очищал с особенным тщанием. Удовлетворённо кивнув, он велел ему сходить за конём эрзянина.
  - Тоже теперь твоя добыча. Бери заводным и едем уже! Есть у меня разговор кое с кем. - При этом боярин покосился, на пленного, лежавшего лицом в снег в ногах Коченя.
  Лютобор по пути, снова мельком взглянул на эрзянина. Нутро в этот раз сохраняло спокойствие, и отрок, задержав взгляд на убитом дольше, чем собирался, отправился за своим новым конём.
  
  Своего противника Путислав слегка ошеломил булавой и попросту скрутил, отобрав оружие. Пленный давно пришел в себя и стоял среди обступивших его русичей. Плечистый и довольно рослый, он казался очень крепким. Лютобор, вспомнив рассказы бывалых воинов, готов был увидеть страшные пытки. К его удивлению они не понадобились. Эрзянин, охотно отвечал на вопросы. Он довольно хорошо говорил по-русски, лишь изредка добавляя в чужую речь, слова своего языка. От него узнали, что эти четверо эрзян, ехали в свой главный воинский стан. Старшим над ними, был ближник инязора Виряса, воин которого убил храбрый отрок. Пленный кивнул на Лютобора. Тот возгордившись, чуть не пропустил главное. Виряс отправил своих людей к Пургазу с очень важной и радостной новостью. Русичи бежавший из-под тверди Овтая, два дня назад сдались его людям.
  - Да как же это? - Изумился Мезеня и, сжав кулаки, подступился к эрзянину. Путислав, отстранив его, потребовал подробностей. Пленный рассказал, что сбежавшие воины прятались в одной из весей Виряса. Местных они держали в страхе, грозя убить всех, если хоть кто-то решится бежать. Старосту веси и вправду убили. Он хотел женщин спасти от бесчестья, а главный среди русичей, разбил ему лавкой голову и вышвырнул на мороз. В тот вечер дружинники перепились, и один из эрзян сумел убежать. Еще через день, люди Виряса обложили весь. Русичи, поняв, что сбежать не удастся, сдались. Их вожак положил меч к ногам сына Виряса. Сам инязор оставался дома, под присмотром знахарей, лечивших его раны. Он велел передать Пургасу эту новость и сказать, что половину пленных он уступит ему даром. Остальных передаст за выкуп. Вожака оставит у себя, к нему у Виряса личные счеты. Инязор узнал в нём русского, который его ранил. Услышав это, Мезеня осклабился:
  - Попался Ероха! Сейчас ему небо с овчинку покажется! И поделом!
  Путислав соглашаясь с ним, кивнул и спросил о Кочене. Мезеня пожал плечами.
  - Да по всему уже должен очнуться. Но крепко он, видать, получил по черепу.
  - Так ты пособи ему! - Велел воевода. - А то что-то он долго. Нам ехать пора!
  Лютобор, приняв его слова как команду, вскочил в седло. Собираясь понукнуть Буяна, нетерпеливо глянул на дядю. Тот стоял перед пленным и смотрел на него тем же взглядом, с каким овчар смотрит на паршивую овцу, от которой больше нет смысла ожидать шерсти. Пленный под его взглядом затравлено съёжился. Дядя хмыкнув, поинтересовался тем как Виряс поступил с дружинниками, взятыми в плен у тверди, Овтая. Эрзянин, уже попрощавшийся с жизнью, от неожиданности не сразу совладал с языком. Наконец он, сбиваясь и путая слова, сообщил, что русских угнали в стан Пургаса.
  Путислав кивнул и отвернулся. Пленного он велел увезти с собой. Мезеня и Мирята скрутили его ремнями, и бросили поперек седла одной из лошадей. Перед этим, боярин спросил у него дорогу к стану Пургаса. Эрзянин кивнул на едва заметную тропу, со следами гонца. Путислав надолго мрачно задумался.
  
  Солнце клонилось к закату. Лес тонул в синем вечернем сумраке и Лютобор перестал вглядываться в тени деревьев. Теперь всё внимание было тропе. Путислав велел придержать коней, опасаясь скрытых под снегом подвохов. Ехали шагом. По мнению Лютобора уже очень долго и лес казался ему бесконечным. Хорошо еще Мирята, сверившись, с какими-то своими приметами, сообщил, что река уже близко и этим всех очень порадовал. Особенно Лютобора, который присматривал за Коченем. Тот еще там на поляне, открыл глаза и, глядя мимо склонившегося над ним Мезени, прошептал.
  - Птицы вернулись.
  На нижних ветках ближайшего дуба сидели вороны.
  Путислав посмотрел на них и сказал:
  - Как же? Тут им угощение...
  Кочень его не услышал, снова сомлев. Он и сейчас был без сознания и Лютобора это устраивало. Приходя в себя, воин стонал, его раскачивало в седле, мутило. Время от времени, он скрючивался, склоняясь к земле в попытках опорожнить свой давно пустой желудок.
  Путислав ехал за Лютобором и иногда даже помогал ему советом. Но по большей части разговаривал с Мезеней. Молодой дружинник удивлялся храбрости и ловкости отрока.
  - С одним ножом против зрелого мужа! Я думал беда! А он устоял...
  - Видать Мечеслав учил хорошо. - Не без удовольствия ответил Путислав. - Я ему расскажу, будет сыном гордиться.
  Лютобор слушая этот разговор, вспоминал воинскую науку. Отец брал прут и бил им сына, который должен был увернуться. Отрок частенько не успевал. Тогда его тело горело от ударов, а душа от обиды. Теперь он испытывал к отцу благодарность и думал, как лучше эту благодарность выразить. Решил, что обязательно подарит ему и коня и оружие добытые сегодня. Представлял, как будет стоять перед ним осыпаемый похвалой и, делать вид, что совсем не гордится. Страстно этого желая, он робко надеялся на то, что это случится прямо сегодня.
  "Великий князь славный воитель! Уже, небось, побил Пургаса. Вызволил отца из плена и возвращается с победой!"
  Скоро бесконечный лес расступился. Тропа вывела к береговому откосу. Внизу холодный и пустынный лёд Волги, багряно догорал в закате. Княжеских дружин нигде не было видно.
  
  
  Глава четырнадцатая.
  
  
  Жилята долго крутил в руках шлем, рассматривая его в свете свечей. Оценив оставшуюся на железе глубокую отметину, с уважением произнес.
  - Могучий удар. Сильный был муж. - Посмотрел на Лютобора. Отрок сидел за одним столом с воинами и очень этим гордился, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке.
  - Как ты сумел его одолеть? - Поинтересовался Жилята.
  Лютобор почему-то смутился и вместо него ответил Мезеня.
  - Он проткнул его ножом! - Дружинник весь вечер пил медовуху и стал необычайно словоохотлив. - А потом вовсе убил его насмерть! Пробил чеканом череп! И рука не дрогнула! А это ему и тринадцати нет...
  - А тебе, сколько было? - неожиданно спросил его Путислав. Взгляд его выражал неодобрение и Мезеня оробев, замешкал с ответом.
  - Шестнадцатый шел. Мы татей поймали. Тех, что купцов под Суздалем грабили. Авдей сказал их порешить. - Дружинник взялся за кувшин с медом. - Я одному в голову сулицу вогнал. Потом доставал, меня аж замутило. - Он наполнил чашу. - Но я сдержался, а Коченя вывернуло.
  - Что-то он слабый, как я погляжу. - Усмехнулся боярин, посмотрев на Коченя, который не то уснул, не то снова сомлел.
  - Чего это слабый? - Заступился за друга Мезеня. - Он в тот раз двоих уложил. Одного копьем. Другому из лука прострелил брюхо. Тать долго доходил. Лежал и выл, потом скулить начал. Мы, молодь, на него старались не смотреть. Авдей подошел и спросил кто его... - Мезеня хлебнул меда, и речь его вновь сделалась ровной, хотя и зазвучала глухо. - Сказал, кто поранил, тот пусть и докончит. Да горло резать не велел. Заставил ножом в сердце колоть. А Кочень трясся и не попадал. Но, всё же, как-то его запырял. Кровищи натекло! Кочень блевал прямо в неё, а Авдей насмехался...
  - Ну, будет, будет! Затеял песню! - Путислав досадливо прервал парня. - Допивай мёд и хватит тебе. Ступай почивать! Куда в свой шатер?! Здесь почивай! Эй, Прокл, постели ему!
  
  Лютобор хотел еще посидеть за столом, но заметил, недовольный взгляд дяди. Всё понял, и не стал ждать, когда его выдворят как Мезеню. Направляясь к своему ложу, подумал, что разговор старших, сможет подслушивать и оттуда. Те долго молчали. Лютобор ждал, ворочаясь в постели. Вернулись мысли об отце. Когда же он с ним встретится? Может быть завтра? Скорее бы уже наступил новый день! Лютобор принялся торопить сон, не замечая, как в него погружается.
  
  Только убедившись, что кроме них в шатре все спят, Жилята обернулся к боярину.
  - Не доверяешь? - Спросил он, кивнув в сторону сопящего на лежаке Мезени.
  Путислав пожал плечами.
  - Уж больно языкаст он нынче. Но, это от хмеля. Проспится - велю держать рот на замке.
  - Боишься, начнёт про поганых рассказывать?
  - Чего мне бояться? Что он расскажет? Что он о них знает? А мы? - Путислав пытливо посмотрел на воина. - Кто это такие? Чего они ждали? Понятно - гонца посылали к Пургасу. Сговаривались с ним? А почему потом ушли?
  - Может, не сговорились? - Предположил Жилята?
  - О чем не сговорились? Мы ничего не знаем! - С нажимом повторил боярин. - Но думаю, что Смага, не тот о ком мы думаем.
  - Чего это? - Удивился Жилята. - Приметы сходятся!
  - Это да! - Кивнул боярин. - Но ты ведь тоже Климентия знал! Припоминай, каков это хват! Уж коли что решил, сделает, что надо и своего добьётся! Такой наших ребяток, попросту прирезал бы! Как монаха Пимена. Если хотел в тайне остаться.
  - Если хотел.- Вслед за боярином повторил Жилята. Блуждая взглядом во тьме шатра, он случайно наткнулся на Лавра. Отсвет жаровни в глазах, сказал Жиляте, что лекарь не спит, а из темноты внимательно, смотрит на боярина. Лавр, видимо почувствовал взгляд, потому что посмотрел на Жиляту. Медленно поднялся с лавки, на которой ему было постелено. Нетвердо шагая и заспанно моргая на огонь свечей, направился к ложу Изяслава. Склонился над ним и какое-то время стоял над раненым, прислушиваясь к дыханию. Всё это время Путислав встревожено наблюдал за лекарем.
  - Ну, что с ним? - Наконец не вытерпел.
  - Спит. - Отозвался Лавр. - А когда проснется, ведает Господь. А я буду молиться. - С этими словами он поклонился иконе и вернулся к своей лавке. Укладываясь в постель, он снова взглянул на воина. Сна в его глазах не было.
  Жилята задумался над этим и не сразу обратил внимание на слова боярина. Тот объяснял для чего тут Мезеня.
  - Не хочу, что бы он о моём пленном рассказывал. Эрзянин поведал нам очень важное. Особенно важное, для кое-кого из князей. Вот я и не знаю, пока, что с этим делать. Но ничего! Поговорю с нашим князем, да и решу! Ему ли, пленного отдать, или быть может кому-то другому? - И видя удивление в глазах Жиляты, лукаво сощурился. - А что?! Юрий то наш князь, конечно же великий, а всё же таки, поди, не единственный. - Усмехнувшись непониманию своего ближника, боярин допил мёд и встал из-за стола.
  - Однако засиделись мы! Давай, помогу до постели добраться! А то ты увечный, а господь наш таким помогать заповедал...
  
  Завтракали там же. Путислав, как радушный хозяин, пригласил за стол всех и даже для каждого нашел приветливое слово. Такому добросердечию дяди, Лютобор удивился и очень обрадовался. Место ему указали, то же что и вчера. На дальнем краю стола, напротив Коченя. Молодой воин сегодня чувствовал себя лучше, хотя и был очень бледен и болезненно кривился при каждом движении. От пищи он отказывался, и Лавр так и не смог заставить его съесть хоть что-нибудь. Не помогли даже подначивания Путислава. Кочень их или не слышал, или не замечал. Остальным наоборот шутки очень нравились. Лютобор, соблюдая приличия, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Хоть его и стали сажать за один стол со взрослыми, но мечом пока еще не опоясали. А до этого он отрок и должен вести себя соответствующе скромно. Тут ему пришло в голову, что после вчерашнего, дядя, возможно, не станет ждать долго и опояшет его мечом раньше.
  "В месяце липене мне исполнится тринадцать. Может тогда? Отец будет гордиться!" - Решив что, скорее всего так и будет, он очень обрадовался. Встал из-за стола в прекрасном настроении и начал надевать верхнюю одежду.
  Путислав посмотрел на него и с деланным удивлением спросил.
  - Куда это ты наладился?
  Лютобор не заметив иронии, даже остолбенел в удивлении.
  - Как же куда? А войско встречать...
  Путислав улыбнувшись, махнул рукой.
  - Ну, это ты торопишься! Пока соберутся, навьючат добычу, сгуртуют полон, еще добираться... Нет, раньше вечера войска не будет.
  Лютобор почувствовал легкое разочарование, и какое-то время мялся в нерешительности. В возможную задержку верить не хотелось, но если дядя говорит...
  Протяжный вой медной трубы, под тканью шатра прозвучал очень тихо. Его могли и не заметить, но весь воинский стан откликнулся на этот звук, гулом разноголосого гомона.
  - Что это? - Спросил Лютобор. В раздававшемся снаружи шуме, различил несколько слов и не сумев сдержаться, воскликнул.
  - Войско вернулось!
  - Скоро они. - Удивился Жилята.
  Путислав с сомнением посмотрел в сторону входа и обернулся к племяннику.
  - Ну, что ты ждёшь? Собирайся! Да надень всё лучшее. Там будут князья, да их вятшие люди.
  - И отец!!!
  - И отец. - Строгий взгляд Путислава потеплел. Перед выходом из шатра, он долго крестился, творя молитву.
  
  Суздальцев, на их обычном месте, не было видно. Сразу за владимирцами ехали дружинники Переславль Залесского князя. Они были еще далеко, но Лютобор узнал их по стягу Ярослава Всеволодовича. Среди встречающих тоже заметили эту странность и стали её обсуждать. Собравшиеся здесь воины считали, что за дружиной владимирского князя должен был следовать суздальский полк. Отрок был с их мнением согласен, хотя большинство из них и были людьми Жирослава. Встречать князя воины пришли, нарядившись во всё лучшее, что у них было. Дорогие ткани, меха, выделанная кожа - роскошь одежд и оружия, более чем слова, говорили об удали и добычливости. Ими воины стремились покрасоваться перед князьями. Каждый надеялся, что его заметят и предложат место в дружине. Служба князю почетней чем служба боярину. К тому же и самого боярина с ними сейчас не было. Жирослав встречать князей не явился.
  "Должно быть, слаб еще, после поединка с дядей". - Вчера Лютобор узнал, что люди Жирослава искали лекаря. Просили помочь Лавра, но Жилята отказал. Просители были этим разгневаны, но свару затевать побоялись. Убрались ни с чем. Глядя теперь на их похвальбу, Лютобор испытывал чувство превосходства. Боярич был одет роскошней, чем они и гордился этим. А еще больше тем, что теперь его достаток объяснялся не только богатством боярского рода. Взятый в бою топор, отрок сунул за пояс. Рядом повесил боевой нож. Жаль вот дядя решил встречать князя пешим! Лютобор хотел ехать сюда о дву-конь. Что бы все узнали о его воинской удали. Отец бы гордился. А он подведет ему трофейного коня и сам придержит стремя. И все его бы славили...
  Тем временем войско приблизилось настолько, что стало возможно рассмотреть возглавлявших его людей. Первым, в позолоченной броне, на белом коне ехал сам Юрий Всеволодович. За ним его стяговник, за которым следовали владимирские бояре и лучшие воины. Мечеслава среди них не было. Лютобор не очень надеялся увидеть своего отца рядом с великим князем, но всё же, был несколько разочарован. Едва сдерживаясь, что бы от нетерпения не вытягиваться на носочках, он стал еще усерднее высматривать стяг Всеволода, под которым суздальцы ушли в этот поход. Отвлечься, смог только после того как его дядя, приветствовал Юрия.
  - Здрав буде княже! Лёгок ли был твой путь? Удачливы ли дела? Со славой ли возвращаешься? - Путислав с поклоном произнёс обязательные для такого случая слова. По обычаю Юрий Всеволодович, должен был ответить на все три вопроса. Вместо этого он лишь, скупо поблагодарил за заботу, глядя куда-то мимо. Гораздо многословнее оказался князь Ярослав. Покинув место под своим стягом, он подъехал в сопровождении двух дружинников. Осадив коня, остановился рядом с Юрием.
  - Гляди, как тебя твой боярин встречает! Видать по всему - о службе радеет! Или о воеводстве, что ты его лишил! - Сказав это, Ярослав хохотнул злым смехом, от которого Лютобор почувствовал себя неуютно. Но тут великий князь вмешался.
  - Не к месту веселишься брат! - Строго сказал он Ярославу. - Ступай к своим, а мы тут сами. - После этого обернулся к Путиславу.
  - А ты ведь брата встречать вышел? - Спросил, хмуро глядя на боярина. - Что же, давай подождём его вместе!
  
  Лютобор из-за спины своего дяди смотрел на великого князя. Тот, поручив коня своим дружинникам, стоял на льду, мрачно косясь на боярина. Мимо сплошным потоком, блестя бронёй и оружием, проходило войско. Дружина за дружиной, полк за полком, втягивались в ворота стана. Владимирцы, переяславльцы, ростовцы... Путислав смотрел на них и выглядел всё более и более озадаченным. Наконец он не выдержал и сказал, непонятно к кому обращаясь.
  - Уж больно они свежие! Битых нет, увечных тоже... Были ли они в сече?
  Князь не ответил. Воины проезжали в молчании. Ярославские, московские... Суздальский полк появился последним. Впереди ехал княжич Всеволод под своим стягом с некоронованным львом. Он, было, придержал коня, но Юрий нетерпеливо махнул рукой, мол, не задерживайся! Воин Авдей следуя за княжичем, проехал мимо, не глянув на боярина и его племянника. А Лютобор смотрел на проходящие мимо ряды суздальского полка и не находя нигде своего отца, испытывал всё большее беспокойство.
  Последними, из-за берегового изгиба, появились волокуши. Увидев их, Лютобор подумал, что в них должно быть везут добычу. Заметив, как торжественно мрачно приосанился великий князь, сердцем ощутил, что не угадал. После этого все передуманные за сегодня мысли в его голове смешались и помчались, обгоняя друг друга всё быстрее по мере приближения этих волокуш. Возле передних ехал Векша. Поравнявшись с ожидавшими его людьми, он спешился, растерянно глядя на Юрия, Путислава и Лютобора.
  - Да не тяни ты уже! - Выказал раздражение великий князь.
  Векша суетливо шагнул к волокушам и на миг, замерев, потянул край укрывавшей их холстины.
  
  Путислав тяжко сутулясь, сидел за столом, с давно опустевшей чашей в руках. Его взгляд бесцельно скользил по шатру, пока не остановился на племяннике. На угрюмом лице отразилась забота. Он хотел было что-то сказать, но вместо этого пристукнул по столу кулаком и отвернулся.
  Лютобор его даже не замечал. Из памяти навязчиво лез вчерашний мертвец на лесной поляне. Нелепо скрючившийся на снегу, тараща буркала на лужу крови, вытекшую из дыры в темени. Лютобор её пробил, его же чеканом. А потом подвесил тот чекан к поясу. Хотел показать отцу и услышать слова одобрения. Не довелось. Отец мрачно спокойный лежал в волокушах. Хотелось думать, что он спит, но лоб его был холоден как тот снег, которым Лютобор вчера оттирал кровь со своих пальцев. Мысли неслись галопом, и отрок не пытался ухватить ни одну из них. Ему хотелось закрыть глаза, а потом проснуться.
  Длинный разрез на горле, указывал на то, как именно умер отец.
  "Но почему? Зачем они сотворили такое? Против всех обычаев умертвили пленников!" - Лютобор ища ответ посмотрел на дядю. Тот уже долгое время почти без движения сидел на скамье, уставившись в стол перед собой.
  " Путислав и сам ничего не знает". - Отрок даже удивился тому, как впервые, хотя бы мысленно назвал дядю по имени, а не по степени родства.
  "Вечером Юрий соберёт князей и бояр. Эрзяне сохранили жизнь одному из воинов. Он то и поведает обществу о том, как всё было. Дядя пойдёт туда, а после всё расскажет мне. И маме". - Он вспомнил, как мать провожала отца. Поцеловав, осенила крестным знамением, как всегда на людях, величаво степенная. Слезам даст волю, много позднее. В позапрошлом году, когда Лютобор ещё оставался дома, он застал её вот так. Тогда утешил мать как мог. Неумело подбирая слова, говорил, что всё будет хорошо и отец вернётся как всегда с победой. А она улыбнулась, обняла его и больше не плакала.
  "Что же будет с ней, когда она узнает?!" - Лютобор представил как Путислав, в свойственной ему манере, сообщает матери о гибели отца.
  "Я должен ей это сказать!" - Неожиданно для себя решил он. - "А для того, сам всё услышу из первых уст". - Он поднялся со скамьи и встал перед дядей.
  - Ныне же, возьми меня собой к князю!
  Путислав воззрился на него в немом изумлении.
  - Возьми! Юрий Всеволодович тебе не откажет! - И добавил уже просительно. - Великий князь сироту не прогонит.
  Боярин смерил взглядом племянника от макушки до каблуков и, сохраняя тоже удивлённое выражение лица, кивнул соглашаясь.
  
  Лавр и Мезеня на руках внесли Жиляту в шатер. Бережно, стараясь не потревожить рану, помогли улечься на ложе. Потом Лекарь отпустил племянника, напутствовав, как ухаживать за Коченем. Когда парень уже направлялся к выходу, Жилята счел нужным еще раз напомнить ему наказ Путислава.
  - Ни слова о том, что услышал от пленного! Кто бы ни спросил! Понял ли? Ступай!
  Скоро и Лавр засобирался уходить.
  - Пойду я. Изяслав вот-вот может опамятовать. А к тебе может быть, прислугу приставить? Вдруг, что понадобится.
  Жилята об этом и сам уже думал, но просить не решался, стыдясь своей слабости.
  - Подмога сейчас лишней не будет. Бывает, так хочется выйти отсюда! А сам-то я как видишь на одной ноге... - Он виновато улыбнулся.
  Лавр понимающе кивнул.
  - Хорошо. Пришлю тебе в помощь холопа из обозных. Да скажу, что бы он клюку тебе вырезал.
  - На что же мне клюка? - Насторожился Жилята. Он вдруг отчетливо представил хромоного опирающегося на палку себя и взгляды других. Это видение ему не понравилось. Он поспешил его отогнать. - Не нужна мне клюка! Уж я без неё и сам, как-нибудь.
  Лекарь, шагнувший было, за порог, обернулся и сказал с сожалением.
  - А сам ты не сможешь.
  - Как долго? - Уточнил Жилята.
  Лавр пожал плечами.
  - Здесь речь не о времени.
  Жилята от этих слов почувствовал какую-то липкую усталость. Нахлынули мысли о себе самом немощном, не способном служить и не нужном. Последнее его волновало более всего.
  - А коли всё так, что со мной будет? - Он замешкал, ужаснувшись того, что собрался сделать. В смятении чуть было не обратился за заступничеством к божьей матери, но сообразил, что этим свой грех только умножит. Он сделал над собой страшное усилие, чувствуя озноб всем телом, от того что задумал отступить от учения Христа.
  - Люди тебя ведуном называют. Сказывают, видишь, что от других сокрыто. Может, ты и мою судьбу знаешь? Ты расскажи, я в долгу не останусь. - С усилием выговорив, спросил он у Лавра. Тот, после короткого раздумья, вернулся, тщательно задёрнув полог над входом.
  - Вот что бы тебе не спросить о том раньше? Хоть седмицу назад, я бы ответил. - Голос лекаря глухо звучал из мрака шатра. - Сказал бы, что станешь большим человеком при важном боярине. И то была бы правда, и ты был бы ей рад! Но только с тех пор произошло очень многое. За короткое время, ты не единожды поступил так, как никогда раньше. - Лавр, не спеша ступая, возник в круге света от малой лучины. На своего подопечного смотрел с интересом. - Меняешься! Боги смотрят и не знают, каков ты теперь. И не могут понять, как к тебе относиться. А этого они ох как не любят. Поэтому прежней твоей судьбы нет. А та, что есть... - Лавр с улыбкой пожал плечами и взгляд его стал таким, какой у него бывал, когда он смотрел на смертные муки раненых. Воину стало жутко. Ведун через него заглядывал в грядущее и что-то там видел. И даже померещилось, что блики тех видений, Жилята может сам узреть в стылых глазах Лавра, примерно также как плывущие по небу облака, можно разглядеть в окне болотной топи. Испугавшись, он смежил веки. Гадать о судьбе, более не хотелось.
  
  
  Глава пятнадцатая.
  
  
  
  Воина звали Артемием. Рассказчиком он оказался не таким хорошим как Кочень. Но находясь далеко от него, видел бой по-другому и смог сообщить много новых подробностей. Лютобор затаив дыхание слушал его о том, как Ероха сразил Виряса и перебил его людей.
  - Кое-кто убегал. Я гнался за ними. И всех бы догнал. Точно. Если бы не Ероха. - Сказав это, Артемий покосился на князя Василько Константиновича. Тот хмурился, слушая о том, как его ростовцы, во главе с его ближником, сбежали с поля боя, бросив остальных.
  - А ты почто остался? - Неожиданно перебил воина князь Ярослав Всеволодович. - Или тебя с собой не позвали?
  - Позвали. - Угрюмо ответил Артемий. - Я поехал за ним. Да возвернулся. - Он перевёл взгляд на своего князя и дрогнувшим голосом произнёс. - Наших, ярославских, среди сбежавших не было. Они к тому времени пали в бою. Все пятеро. Я решил, что нет чести в том, что бы бросить их в поле.
  Эти его слова утонули в шуме одобрения, стоявших у дальней стены воинов. Хмурое лицо ярославского князя просветлело. Не сдержав чувств, он похвалил своего дружинника и попросил продолжать.
  Артемий, приободрившись, поведал о том, как вернулся к суздальцам. Те, разогнав войско Виряса, уже развернулись для нового боя. Их воевода Мечеслав взъелся на Артемия, видимо злясь из-за ростовцев.
  - Эко же он! На других горяч! А сам-то отпустил своих!- Усмехнулся Ярослав и посмотрел на троих бояр из Переяславля - Залесского. Те тотчас поддержали своего князя гулом недовольства действиями Мечеслава. Им вторили ростовские бояре и примерно половина владимирских. Последнее очень не понравилось Юрию Всеволодовичу. Хмурым взглядом он скользил по лицам лучших людей своего княжества. Наконец не выдержав, хлопнул ладонью по столу.
  - Вот так! - Дождавшись пока все крикуны угомонятся, великий князь поднялся с лавки, нависнув над столом.
  - Вот так бояре и князья! - Повторил тише, убедившись, что его наконец то слушают все. - Вы здесь не затем, что бы судить Мечеслава! Я его князь. - Он мрачно покосился на младшего брата и продолжил. - Тоже и с воином Ерохой. Василько Константинович княжит в Ростове. Пусть сам и решит, как поступить с ближником. Но я. - Юрий помолчал, глядя на племянника. - Я не советую тебе слишком уж его наказывать. Ежели Господь его не оставит, он дюжине христиан сохранит жизни.
  Лютобор слышал о милосердии князя, но что бы помиловать трусов и предателей... Отрок оглянулся на своего дядю. Тот будто бы застыл в мрачной неподвижности, слушая рассказ о своём брате.
  Мечеслав, срывая гнев, спросил, почему Артемий не последовал за своими ростовцами. Воин ответил, что все кого он считал своими, остались на поле. Мечеслав похвалил Артемия, поставив его в пример остальным. Он сказал дружинникам, что наиболее рьяным из них, он раздаст лучшие доли в добыче. От своей пятой части во всем, что будет взято, Мечеслав отказался. Ему было достаточно почестей от князя, которыми тот осыплет его за победу. Его речь пришлась воинам по сердцу. Глядя на коней и оружие приближающегося врага, одни оценивали их общую стоимость в мехах, другие в серебре, а кое-кто и в золоте. Скорые подсчеты в любом случае сулили немалое богатство. Впрочем, кто-то из юнцов, всё же посетовал, на то, что рать врага не слишком многочисленна. Каждому из русичей придётся очень постараться, что бы воевода отметил именно его. И они постарались. Вихрем налетели на левое крыло Пургасовой конницы. Её предводителя, Мечеслав насадил на копьё как тушу на вертел. Затем выхватил меч и рубил им эрзян одного за другим. Дружинники не отставали. Скоро, стоявшие перед ними враги были по большей части повержены. Но остальные, бывшие в центре и на правом крыле, подоспели на помощь. Они сражались с бешеной яростью, платя несколькими своими за каждого из русичей. Дружина увязла в затянувшейся сече.
  К этой части рассказа, Артемий, явно не привыкший к столь длинным речам, устал. Голос его зазвучал хрипло и князь ярославский Всеволод Константинович, попросил дать напиться своему человеку. Артемию, от великокняжеского стола, поднесли кубок с медом. Утолив жажду, воин продолжил.
  - Сам Мечеслав бился в первом ряду и лично зарубил не менее десятка...
  По толпе бояр прошел вздох удивления, но недоверие выразил лишь Ярослав Всеволодович. Составив домиком черные брови, он изумлённо воскликнул.
  - А ты что же, считал за ним среди битвы?! Ну и нашёл же себе дело, в то время когда остальные дерутся!
  Бледное лицо рассказчика, после этих слов пошло алыми пятнами. Рука метнулась к поясу. Лютобор с содроганием сердца ожидал увидеть, как воин выхватит меч и только сейчас заметил, что меча нет. Артемий, единственный среди всех присутствовавших, был безоружен. Красный как рак стоял он посреди шатра, бессильно цепляясь за пояс рукой. Юрий Всеволодович, укоризненно посмотрел на младшего брата и велел поднести рассказчику ещё одну чашу. Артемий выпил и поведал о том, что в бою находился за спиной воеводы.
  - Он мне честь оказал. Приказал беречь своего стяговника. Вот я и берег. Какое-то время дела мне не было. Поганых мне попросту не доставалось. Но после и я рубился как все.
  По его словам, русичи убили врагов гораздо больше, чем их было самих. Конников Пургаса посекли почти всех. Многим казалось - победа близка. Но тут к их врагам пришло подкрепление. Огромная толпа пеших эрзян прибежала из тверди и обступила дружину со всех сторон. Суздальцы отбивались отчаянно, но совладать с многолюдством врагов не могли. Один за другим они погибали.
  - Я не сберег нашего стягового. Поганые стащили его из седла. После уже я увидел, то что от него осталось... А пособить мне ему, было никак. Сам бился с тремя и двоих зарубил. - Рассказчик замолчал, посмотрев на свои руки. Все, и князья, и бояре, и воины терпеливо ждали продолжения. В воцарившейся тишине, Артемий рассказал о том, как бой прекратился.
  Эрзяне расступились, оставив вокруг остатков дружины заваленное телами пространство. На него, в окружении четырех воинов, на белом жеребце, выехал уже не молодой человек в раззолоченной броне булгарской работы. Мечеслав взглянул на него и, не выпуская из руки меч, спросил, кого это еще принесло. Тогда пожилой назвался Пургасом. Он без обиняков предложил русичам сложить оружие, в противном случае суля скорую смерть.
  Мечеслав ответил не сразу. Прежде окинул взглядом всех своих воинов. Тех оставалось ровно двенадцать. Многие были ранены, все очень утомлены и с трудом держались в седле. Шестеро и вовсе были пеши, в сече потеряв коней. Цел и не вредим, был только он сам.
  Артемий оглянулся, в первый раз окинув взглядом собравшихся.
  - Поганых же вокруг, видимо-невидимо! Бросились бы разом - в миг бы растерзали. - Он чему-то мрачно усмехнулся и устремил взгляд на своего князя, будто рассказывал только ему.
  Пургас заявил, что крови уже пролилось не мало, и больше её лить, он сегодня не хочет. Мечеслав видно готов был сражаться. Но его воины. За то время пока он раздумывал, один из них, ослабев от ран, покачнулся и сел в кровавую кашу из снега и грязи. Остальные выглядели не на много лучше.
  - Тогда воевода посмотрел на Пургаса, и не глядя на нас, велел сложить оружие. - В этом месте голос Артемия дрогнул, и он хрипло закончил. - Так мы сдались.
  Мечеслав первым убрал меч в ножны и сошел из седла на землю. Главный инязор эрзян, явно оказывая почести родовитому пленнику, так же спешился и лично принял из рук воеводы пояс с оружием.
  Отрок слушал и не понимал поступков отца. Боец которому нет равных, сразил десяток врагов, не получил от них ни царапины и сдался тогда, когда мог еще драться. Вот Лютобор бы так не сделал. Он напал бы на Пургаса, свалил бы его, потом его дружинников, потом всех на своём пути и ускакал на верном Буяне, или пал в бою, но в полон, не попал бы. Он так задумался, что пропустил часть рассказа. Когда спохватился, Артемий уже говорил о том, как русичей разоруженных и лишённых броней, по приказу Пургаса отвели в твердь. Их оставалось двадцать пять человек. К двенадцати сдавшимся, добавились те воины, которых врагу удалось скрутить и взять живыми во время боя. Шестеро из них были тяжко ранены. Всех вместе поместили в просторном срубе. Здесь были лежаки из соломы у стен, остывший каменный очаг и узкие волоковые оконца под крышей.
  Мечеслав осмотревшись, сказал, что такие избы эрзяне ставят в своих твердях для окрестных сбегов, что бы тем легче было пережидать очередной набег. А Артемий подумал, что такой сруб предназначался для проживания одной большой семьи. Двум с половиной десятков людей в ней было тесно, да и лежаков на всех не хватало. Мечеслав велел уложить на них тяжко раненых, а всем остальным бросить жребий и отдыхать в свою очередь. Так и сделали.
  - И что, из-за жребия не было споров? - Выгнул дугой черную бровь Ярослав Всеволодович. - Ведь там молодняк! Парни горячие...
  Артемий не глянув на него, тяжело вздохнул и пояснил, что пленные были так утомлены, что очень скоро, даже те, кому не досталось постели, спали, приткнувшись к бревенчатым стенам. Бодрствовали только он и Мечеслав. Воевода постучал в дверь и крикнул, что бы им принесли дров и огня для очага. В помещении было довольно холодно и он боялся, что это плохо для раненых. Ему не ответили, хотя стражи стояли прямо за дверью. Артемий незадолго до этого слышал, как они обсуждали только что минувшую сечу, скорбели о павших и восхищались добычей. Столько хорошего оружия, коней и броней, никогда раньше они не захватывали.
  Вечером принесли большой котел горячей просяной болтушки и воду. Потом в избу вошёл старый эрзянин в сопровождении воинов. Ни слова не говоря, он направился прямиком к тяжело раненым. Пленные удивились и забеспокоились. Но тут старший над эрзянскими воинами сказал, что этот человек волхв и великий знахарь. Услышав это, многие дружинники принялись роптать. Они говорили о том, как опасно доверять кудеснику, от которого добрым людям следует ожидать любых дьявольских козней. Мечеслав их успокоил. Он сказал, что эрзяне держат их ради выкупа. Поэтому и пекутся о пленных. А раз так, то вредить и пакостить им выгоды нет. Большая часть суздальцев с ним согласилась. Но тут кто-то спросил, не будет ли его душа осквернена гнусной волшбой. Ведь обращаться к колдовству для христианина страшный грех. Многие снова засомневались. Старик эрзянин утомившись ожиданием, стал поглядывать на выход. Тогда Мечеслав встал перед своими людьми и пообещал, что он, как воевода, возьмёт этот грех на свою душу.
  Старый кудесник оказал помощь всем в ней нуждавшимся. Не смотря на это, шестеро раненых до утра не дожили. Их так и оставили у ворот тверди, которую эрзяне спешно покинули еще до полудня следующего дня. Они направились в стан Пургаса, что бы соединиться со всем его войском. Пленных увели с собой.
  - Вот так! - Назидательно произнёс Юрий Всеволодович и со значением посмотрел на младших родственников. - Легки на подъём! Как быстро собрались с детишками да бабами!
  Ярослав, невозмутимо пожал плечами. Остальные князья смущенно загудели что-то в своё оправдание. Артемий дождался, пока они умолкнут и сообщил, что женщин и детей в тверди он не видел.
  - Не было там никого кроме воинов.
  Князья и бояре загомонили, принявшись обсуждать эту новость. Всем стало интересно, куда, а главное когда Пургас дел прорву людей. Сын великого князя Всеволод, предположил, что это было сделано заблаговременно. Большинство бояр с ним согласилось. Но тогда получалось, что эрзяне заранее знали о том, что русичи найдут дорогу к тверди Овтая и предпримут на неё набег. Эта мысль, высказанная Всеволодом, повергла всех в недоумение.
  - Но как же они прознали об этом? - Воскликнул один из владимирских бояр. - Выходит, что им донесли?!
  Такое Лютобору и слышать было странно. "Что бы кто-то из христиан, предал своих поганым?! Мыслимо ли это?". Но судя по установившемуся в шатре тревожному молчанию, остальным эта мысль не казалась нелепой. Всё больше удивляясь, отрок повернулся к дяде. Тот стоял, прикрыв ладонью глаза.
  В это время у рассказчика принялись спрашивать, не знает ли он о возможном предательстве? Потом стали предлагать вспомнить, может он, находясь в плену, что-то слышал об этом. Артемий растерянно молчал. Ответов у него не было. Неожиданно его выручил князь Ярослав Всеволодович. Покрыв зычным голосом общую разноголосицу, он сказал, что обо всём этом, они смогут сами узнать у эрзян.
  - Возьмём Пургаса, да и спросим! А пока что о суздальских лучше дослушаем!
  Многие с ним согласились и потребовали продолжение рассказа. Великий князь не возражал, хотя казался чем-то, немного раздосадован.
   Уже поздним вечером пленных пригнали в стан Пургаса. Здесь было много воинов. Вооружением они уступали русичам, но числом, как показалось пленникам, многократно превосходили войска князей. И все они встречали Пургаса, радостными криками славя его победу. И вдруг ликование разом утихло. Мимо встречающих поползли волокуши с телами, и кто-то увидел в них брата, кто-то отца, а кто-то и сына. По толпе загулял стон боли и горя. От группы эрзянских вождей отделился совсем уже ветхий старик. Поддерживаемый под руки двумя юнцами, он подошел к толпе пленных. Какое-то время жег Мечеслава ненавидящим взглядом. Потом обернулся к Пургасу. Как оказалось, это был старый Овтай. Вчера у него погиб старший сын и где то сгинул младший. Сердце старика разрывалось от горя. Утешиться он мог только местью. Он просил отдать Мечеслава ему на расправу.
  Черная тоска залила душу Лютобора. Верить не хотелось, что отец погиб вот так.
  - Пургас не отдал ему воеводу. - Услышал он слова Артемия. - Он сказал, что вернёт нас владимирскому князю. За обмен, или выкуп.
  Русичей поместили в тесном загоне. Стены его были из жердей, крыша кое-как крыта еловыми ветвями. Пленники в нём перемёрзли бы насмерть, но их спасли костры разложенные стражей. Здесь её несли дружинники Пургаса. Они, сменяя друг друга, стояли днём и ночью. В этом была своя необходимость. Вокруг загона собралась немалая толпа. Эрзяне пришли поглазеть на врагов. Сначала стояли угрюмой молчаливой массой. Но вот сперва один человек, потом другой, а скоро уже и все остальные, стали требовать, прямо сейчас покарать русичей. Их гнев, за причинённые войной страдания и лишения, был столь силён, что только присутствие стражи не позволило людям перейти от слов к делу. Рассказывая об этом, Артемий не стал скрывать, что в тот момент ему было страшно. А когда увидел снисходительные ухмылки, скользнувшие по некоторых слушателей, сердито нахмурился.
  - Я вижу, не все здесь понимают, каково это оказаться в полной власти врага, когда от тебя ничего не зависит.
  "Не следовало отдавать этому врагу оружие". - Разозлился за эти слова на рассказчика Лютобор и был уверен, что все вокруг думают также, хотя вслух никто ничего не сказал.
  Кормили скудно. Утром и вечером давали жидкую кашу. Уже на второй день несколько человек заболели и еще один раненый умер. После этого пленнве стали роптать, виня в своих невзгодах Мечеслава. Каждое его слово, каждый жест и скоро само присутствие пробуждали в них всё большее недовольство. Вечером второго дня принесли ужин. Несколько воинов принялись ругать стражей за недостаток пищи и требовать добавку. Мечеслав попробовал их образумить. Ему грубо ответили. Тогда он попросту избил двоих самых крикливых. Остальные угомонились, но зло затаили. Ввосьмером они кучковались в углу. О чём-то шепчась, злобно косились на воеводу и заступившихся за него воинов. Таких оказалось всего четверо, вместе с рассказчиком. Мечеслав же был как обычно спокоен. Он сказал Артемию, что лучше бы тот сбежал вместе с ростовцами. Был бы уже у своих и не испытывал этих лишений.
  Чуть за полночь в стане эрзян поднялась суматоха. Слышались крики людей. Кто-то ругался, чего-то требовал. Шум, усиливаясь приближался. Встревоженная стража держала оружие наготове. Наконец в свете костров появилась толпа. Её возглавлял тот самый Овтай. Он приказал отдать ему пленников. Старший над стражей сказал, что подчиняется только Пургасу. Овтай пригрозил оружием. Русичи встревожено смотрели на происходящее сквозь щели между жердинами. Огромная толпа, легко могла смять стражу. Наконец появился Пургас. Он долго спорил со старым Овтаем. Из их перебранки Артемий понял следующее. Еще вечером, откуда-то прискакал гонец. Отправивший его человек, повстречал суздальцев сбежавших из боя. Он беседовал с ними и узнал, что именно один из них, убил Иняса, старшего сына Овтая. Младшего сына, убил мокшанин Мирята, показавший русичам путь к тверди. Из-за этого, род Овтая, сыновья которого погибли, не родив ему внуков, прервётся. И теперь он желал только мести и требовал, немедля перебить пленников. На его стороне выступили почти все остальные инязоры эрзян. Они спросили Пургаса, стоит ли им поддерживать вождя, который может отказать другу в такой просьбе как у Овтая. Пургас долго колебался, но в итоге согласился. Единственно он попросил отложить расправу до завтра. Инязоры согласились. А русичей охватило уныние. Узнав о своей грядущей судьбе, они будто бы лишились сил и не могли даже роптать, или жаловаться. Ночью никто из них не сомкнул глаз.
  Утром все эрзяне пришли смотреть на казнь. Та всё никак не начиналась. День был довольно холодный. Продрогшие зрители волновались. Кто-то крикнул, что Пургас тянет время и не сдержит своего слова. Пленники, которых выгнали из загона и держали под плотной охраной, молились. Главный инязор эрзян приехал на коне, который раньше принадлежал Мечеславу. Сидя в седле, он провозгласил, о своём решении предать пленных смерти. Всех, кроме одного. Он расскажет своим, что участь, постигшая остальных, ждёт каждого кто придёт в эти земли войной, к кому бы из эрзя не попал в плен. Тут на лицах некоторых инязоров отразилось сомнения, казалось, не все были согласны со словами вождя. Но толпа простых воинов дружно и громко поддержала Пургаса. А тот, дождавшись пока крики одобрения, стихнут, объявил, что позволит воеводе суздальцев, самому выбрать этого счастливца. И усмехнувшись, добавил, что самого себя, тот выбрать не может. Мечеслав, гордо поведя плечами, заявил, что и сам ни когда бы своих людей не бросил и без раздумий выбрал Артемия.
  - Он сказал что сожалеет, о том, что не может наградить меня более достойно. - Голос рассказчика звучал совсем глухо и питьё ему больше не помогало.
  Никто из пленных не плакал, не жаловался и не пытался оспорить выбор воеводы. Все будто вспомнили, что они воины. Мечеслав помолившись, простился с каждым из них, после чего шагнул к волхву, уже ожидавшему с ножом в руках.
  
  Дальше Лютобор не слушал. Его отец умер достойно. Матери отрок так расскажет, а здесь ему больше нечего делать. Он развернулся к выходу, но наткнулся на дядю. Путислав слушал усиливающийся в шатре шум и светился от злобного торжества. В отместку за убийство пленных, суздальцы и владимирцы, требовали немедля идти на эрзян и истребить их всех до единого. Ярость остальных была не столь сильна, но и они соглашались с тем, что Пургаса должно казнить лютой смертью другим в назидание. Все требовали начать поход как можно скорее и очень огорчились, узнав о том, что в ближайшее время это невозможно. Казнив Мечеслава и бывших с ним воинов, эрзяне тот час ушли. Русичам досталось только опустевшее становище, в котором они нашли Артемия и тела убитых. След врага уходил на восток. Ростовский князь с дружиной прошел по нему верст пять. Дальше след делился, разветвляясь в разных направлениях. Василько Константинович потерял его в путанице лесных дорог и тропинок. Пытался отыскать, но сгущались сумерки и началась метель. Ростовская дружина вернулась ни с чем.
  - А эрзянам этим, будто ворожит кто! - Воскликнул Ярослав Всеволодович.
  Великий князь укоризненно глянул на младшего брата и, обратившись к обществу, сказал, что Пургас побоялся сразиться с князьями. Он распустил войско, и то разбрелось по своим лесным твердям.
  - А как же булгары? - Удивился Ярослав. - Они же ему обещали подмогу! Ты сам говорил, что они соберутся и тут-то мы сразу всех и одолеем!
  - Булгары сюда не явятся. - Хмуро ответил Юрий Всеволодович. - На них мокшане всей силой исполчились. Ко мне от них гонец приезжал. Говорит, идут они по льду Суры прямо на Волгу. Ведёт их князь Пуреша. Булгарам сперва, с ним придётся сразиться, а уж потом с нами. Но я так мыслю - великий князь усмехнулся - не сдюжить булгарам против мокшан. А значит и ратиться с ними не станут. Вернутся восвояси не солоно хлебавши.
  После этих слов, какое-то время, все молчали, обдумывая услышанное. Для многих эта новость была неожиданной, и теперь каждый из них задумался о её важности для себя лично. Первым голос подал Ярослав.
  - Так это, если булгары уйдут, мокшанам же будет нечего делать! - Обрадовался он! - Вот и помогут нам искать в лесу тверди эрзян!
  Эта мысль всем очень понравилась. Люди в шатре стали выражать согласие с Ярославом. Великий князь, слушая их, сурово посмотрел на брата. Тот будто бы не замечал его взгляда. Говорил с боярами. Добрым словом и дружеской улыбкой поощряя их воинственный пыл. Тогда, Юрий Всеволодович, обратился к собравшимся. С выражением глубокой печали на лице, он сообщил, что поиск лесных укрытий эрзя, в любом случае займет очень много времени, которое войску придётся провести на морозе. А этого ему, великому князю, хотелось бы избежать. Ибо холод уже делает своё дело. Ночёвки в шатрах не прошли даром. В дружинах хватает заболевших воинов, и с каждым днём их число будет расти.
  - Сейчас лучше нам всем возвращаться домой. Отдохнуть, отогреться. - Скорбные морщинки на лице князя разглаживались. - Но следующей осенью, мы сюда вернёмся! С еще большим войском! И уже будем знать, где искать Пургаса! Заплатит он нам за кровь наших братьев! За каждую каплю, всею своею и всех своих близких!
  Дружный рёв одобрения стал ему ответом и наполнил сердце Лютобора едким, но таким сладким предвкушением будущей мести. Всей душою ликуя, он обернулся к дяде, желая с ним разделить это чувство. Путислав, мрачно угрюмый, исподлобья глядел на великого князя. Тот, скрестив руки на груди, возвышался над столом и недоверчиво косился на Ярослава. Его младший брат сидел, длинными пальцами лаская свою черную, густую, ухоженную бороду. Взгляд задумчиво скользил по лицам собравшихся, а губы кривились лукавой улыбкой. Путислав смотрел, какое-то время, потом хмыкнув, сплюнул на пол и зашагал вон из шатра.
  
  Лютобор спешил со всех ног, стараясь не отстать от дяди. Тот шагал по проходу между шатрами и отрок несколько раз порывался перейти на бег. Чекан, заткнутый за пояс, стеснял движение. Лютобор нарочно туда его пристроил. Он опасался что кто-нибудь, может усомниться, в его праве присутствовать на воинском совете. В таком случае, Лютобор собирался показать этот топор и поведать о том, как он ему достался. Это произвело бы впечатление на великого князя что, несомненно, пришлось бы по душе дяде. Но, к сожалению, на совете чекан не пригодился, а теперь стал помехой. Замедлив шаг, Лютобор вытянул топорик из-за пояса, почувствовал в руке приятную тяжесть оружия и чуть не уронил его. Он вдруг сообразил, что свой первый трофей, он добывал как раз в то время, когда эрзяне убивали его отца. Вспышка гнева разогнала печаль, так же как молния рассеивает кромешный мрак ночи. Злость на врага захлестнула рассудок, унося прочь постылое горе. Лютобор обрадовавшись этому чувству, поспешил отдаться ему всей душой. И тут же придумал, как отомстить. Пусть враги сбежали и до них не добраться. Один из них здесь и никуда не денется. Рука Лютобора, крепче и удобней перехватила топорище.
  "Нет, не так!" - Понеслись в голове быстрые мысли. - "Надо как они отца, по горлу ножом! Только вызнать у дяди, где он держит пленника! Спросить!" - Озарило. Лютобор бегом рванулся за Путиславом. Догнав, схватил его за рукав, чего никогда себе не позволял и с жаром выкрикнул о том, что знает, как можно найти твердь Виряса.
  - Князь и бояре еще не разошлись! Пойдем, расскажем им про нашего эрзянина!
  Путислав неожиданно резко обернулся.
  - Молчи! Молчи ты! - Выдохнул он. Лютобор снизу вверх глядя в его горящие гневом глаза, вновь почувствовал себя маленьким и слабым.
  - Что думаешь, что я про него забыл? Или разумею меньше твоего? Нет? - Дядя, грозно шепча, навис над племянником. - Видишь я о пленном никому ни слова? Вот и ты так же! Понял ли?
  Лютобор порядком оробел от такого напора, но его собственное озарение всё еще было ярким.
  - Мы можем найти твердь Виряса! - Собравшись с духом, принялся настаивать. - За отца отомстим и ростовцев вызволим вместе с Ерохой!
  Путислав смотрел на него с удивлением. Потом недоумевая, поинтересовался, когда это племянник стал печься о ростовцах.
  - Что тебе до них? Кто они тебе? Ероха же тот и вовсе предатель! Казнят и поделом собаке! - Голос его дрогнул от гнева. - А за отца нужно мстить не Вирясу... - Тут Путислав прервал себя на полу слове. Глядя на Лютобора с сомнением, снова молчал какое-то время. Потом досадливо скривился.
  - Сказал бы тебе, да не поймёшь ведь! Все же таки мал ты! А я уже думал тебя мечом опоясывать. - Путислав сплюнув, велел Лютобору отправляться спать. Сам, взметывая поземку быстрыми шагами, направился в сторону суздальского стана.
  
  Векша появился в шатре только вечером и Жилята ему очень обрадовался. Друг мог помочь ему отвлечься от тревожных мыслей, навеянных словами Лавра. Он с порога принялся расспрашивать о походе князей на Пургаса. Векша на вопросы отвечал неохотно. Догадавшись по его мрачному виду, что дело не только в усталости, Жилята поинтересовался причиной плохого настроения, но как раз в это время появился холоп, приставленный к нему лекарем. Векша дал понять, что при постороннем говорить не будет. Слуга, принёс с собой толстую и крепкую клюку, которую вырезал для Жиляты. С низким поклоном поднеся её раненому, он робко сказал, что её нужно опробовать. Жиляте не хотелось к этой вещи даже прикасаться. Он решил холопа прогнать, но тут вмешался Векша.
  - А что, дело-то нужное! - Сказал он и, показав на клюку, усмехнулся. - А как её испробовать? Вдоль спины штоль, али поперек?
  Слуга, сосем молодой парень, оробев больше прежнего, залепетал о том, что раненый должен пройтись с её помощью. Тогда он сам поймёт, по руке она ему или нет. Векша, хмурость которого уже совсем улетучилась, выслушав его, кивнул.
  - Ну, раз так, то давай, помогай мне. Поднимем увечного, сам-то он на это, как видишь, не способен!
  Жилята опираясь на них, встал и осторожно, стараясь не трудить больную ногу, принялся ходить по шатру. Сначала к выходу, затем назад к ложу, а потом снова к выходу. При этом холоп, всё настойчивее просил как можно сильней опираться на палку. В итоге Жилята не выдержав, прикрикнул на него и в раздражении всё-таки потревожил рану. Вскрикнув от боли, он выронил клюку и потерял опору, но не упал, поддержанный руками помощников. Вцепившись в их плечи, он осыпал бранью омертвевшего от страха слугу. В таком виде всех троих и застал, появившийся в шатре Путислав.
  
  Увидев их, он покачал головой.
  - Ну и ну! - После чего внимательно присмотрелся к холопу.
  - А он почто здесь?
  Выслушав ответ Жиляты, криво ухмыльнулся:
  - Вольно же Лаврухе над моей челядью верховодить! Ну да это ничто! - Глядя в спину ковыляющего к своему ложу Жиляте, сказал он. - Пускай пока твоей нянькой побудет. Скоро уже вернёмся домой, а там уж найдешь, кто тебе подсобит.
  - Домой? - Переспросил Жилята, устраиваясь на постели и стараясь отвлечься от боли. - А как я попаду домой?
  - Да, так же как и все! - Раздражённо воскликнул Путислав. - Войско возвращается!
  Он поведал своим ближникам о решении князя закончить поход.
  - Как же это можно? - Удивился Жилята. Ему казалось, что боярин всё еще шутит, не смотря на то, что тот с каждым словом утрачивал свою напускную веселость. Наконец, привычно мрачный лик Путислава заставил воспринять новость серьёзно, приведя воина в еще большее недоумение.
  - Вот так вот уйти, после всего? Не воздав супостату за злодеяние? - Сама мысль об этом его разозлила. - Князь не хочет отомстить за убийство своих? Да что же о нём люди-то скажут? Он думал об этом?
  - Ты за него не беспокойся! - Путислав усмехнулся вспышке чувств обычно невозмутимого ближника. -Здесь у него свои есть резоны! - Боярин пересказал слова великого князя, подытожив их собственными соображениями.
  - В нашем полку было двадцать захворавших. Поход к стану Пургаса число их преумножил вдвое - ночевка на холоде не прошла даром. Иль не ведал об этом? Ну, где там, ты же сиднем в шатре. - Путислав хмуро посмотрел на Жиляту, но тот давно освоившийся с нравом воеводы, пропустил несправедливый упрёк мимо ушей. Слушая о растущих тяготах похода, он неожиданно вспомнил подслушанные им слова Юрия Всеволодовича, когда тот гневался на брата Ярослава, за сожжение тверди.
  "Как хорошо бы в ней было войску" - пришла к нему мысль, созвучная дальнейшим словам Путислава.
  - Всех захворавших надо в тепло. А где его взять-то в зимнем лесу? Значит, пора поворачивать к дому. Войску дать отдых, что бы к зиме оно собралось снова...
  - А оно соберётся? - Неожиданно усомнился Векша. - Ныне князья пришли на зов Юрия. А как поведут себя в следующий раз? Особенно после ТАКОГО похода. А ну как откажут великому князю? Прежде-то это...
  - Пустое ты мелешь! - Рыкнул боярин. - Князь сумел разжечь ярость в сердцах своих братьёв и племянников! Сейчас они ему, поди, наперебой клянутся, эрзянам до гроба мстить люто и страшно. - А он, князь то наш - Путислав зло усмехнулся - под это дело, небось, оговаривает, кто и сколько воинов приведёт к нему. А кроме того, он сумел заручиться поддержкой мокшан. С ними он за два-три года, волость Пургаса возьмёт под себя.
  Жиляте на ум снова пришел подслушанный им разговор двух князей. Юрий Всеволодович говорил о своём намерении овладеть землями эрзя. Жиляте тогда, это показалось делом невероятным. Теперь же он удивлялся, тому, как легко и скоро этот замысел может быть исполнен. Восхитившись этим, посмотрел на боярина. Тот был еще мрачнее, чем прежде.
  - Ты будто этому не рад? - Удивился Жилята. - А если рад, то почто тогда сердишься?
  - Гляди, какой внимательный! - Хмыкнул Путислав и уселся на чурбак возле колоды.
  - На что сержусь - моя забота, а ты скажи-ка лучше мне воин, - он уперевшись локтями в "стол", навис над ним, пристально глядя Жиляте в глаза, - с кем ты говорил про поход Мечеслава?
  Этот вопрос так удивил, что Жилята растерялся.
  - С кем говорил? Да с тобой говорил... с Мечеславом и ... все!
  - А еще с кем?! Ну, вспоминай!
  - Да больше ни с кем! Даже вон с Векшей! Да ты чего?!
  - А с того! - Путислав в сердцах хлопнул ладонью по колоде. - В той тверди одни только воины были. Куда делись жители? Ушли? Это с чего бы? А с того, что прознали они о набеге! Стало быть, кто-то предупредил!
  Жилята в изумлении потерял дар речи. Лежал на своём ложе и только глазами хлопал на разъярённого боярина. Векша попытался ему помочь, предположив, что это Жирослав предал Мечеслава. Но Путислав наорал на него.
  - Ты опять сказал дурость! Мы с Жиркой сговорились за день до похода. Он просто не успел бы такое спроворить! - Вскочив на ноги, он тяжким утёсом навис над Жилятой. - Сделал это тот, кто заранее знал о нашей затее. Это три человека! Я, ты и Мечеслав. Ну, что ты молчишь?!
  Жилята заворожено смотрел на руку боярина с тремя угрожающе отогнутыми перстами. Никаких мыслей в голове не было. С огромным трудом, он только и смог выдавить.
  - Воевода, да что бы я... да вот же тебе...- Трясущимися пальцами, стал осенять себя крестным знамением.
  В глазах Путислава злость плескалась пополам с недоверием. Наконец он с явным усилием отвернулся и отошел, направляясь к выходу. Уже из тьмы за пределом света лучины, донесся его угрожающий рык.
  - Я всё равно сыщу, того кто это сделал, а ты пока что лежи, вспоминай!
  
  
  Глава шестнадцатая.
  
  
  После его ухода, Жилята страдая от несправедливости, задавал сам себе вопросы: "почему" и "за что". Не смог найти ответы и наконец, осознал собственное бессилие. На душе стало так гадко и тоскливо, как не было даже тогда, когда он примерял на себя горькую долю калеки. Стремясь избавиться от этого чувства, он решил сделать что-то прямо сейчас. Хотя бы встать на ноги... При первом же движении боль напомнила о себе. Не в силах самостоятельно даже подняться, зарычал от отчаяния и тут его взгляд упал на Векшу. Тот сидел, опершись на свои подушки, и смотрел на него очень и очень внимательно. Жилята решился просить его о помощи.
  - Ты вот всё знаешь и понимаешь, так может растолкуешь? Отчего боярин со мной так жесток и это после стольких-то лет службы!? Почто виноватит меня без причины? - Ему пришлось долго и терпеливо ждать, потому, что Векша надолго задумался, а отвечая, не спеша отпускал слова, тщательно выверяя и взвешивая каждое.
  - Его брат, пал жертвой чьего-то злокозненного умысла. Путислав уверен в том, что виновен кто-то из наших. Из суздальских. - Сказав это, Векша мрачно посмотрел на Жиляту. Тому сделалось дурно. Ощущая жар в затылке и тонкий, тоньше и противней комариного, звон в ушах, он кое-как протолкнул вставший в горле ком и с усилием произнес.
  - Да ты что!? Клянусь Господом нашим, это не я!
  - На тебя я не думаю. - Поморщился Векша. - Ты не тот человек. И все это знают. - Его слова дали Жиляте надежду и он с отчаянием за неё ухватился.
  - И он должен знать, да видно забыл. Горе застит его очи! Так ты же пойди к нему и напомни! Скажи то, что мне сказал только что!
  - Ты будто бы его не знаешь! Он для себе уже всё решил! И то сказать, кроме тебя-то, ему и пенять, вроде как не на кого. Теперь вся надежда, что он найдёт других виноватых, или ты ему сам кого-нибудь, подскажешь... - Векша замолчал, мягким движением охотящегося хищника, соскочил с постели, прошелся по шатру и остановился возле ложа Авдея. Зачем-то поправил на нем, сдвинутую Путиславом подушку, и посмотрел со значением.
  - Смекаешь о чём я?
  Жилята только плечами пожал, не понимая, что его друг от него хочет.
  - Да что я подскажу боярину? Мне самому бы кто подсказал! - И он даже вздрогнул от вдруг посетившей его мысли.
  - Вот мне бы с Артемием поговорить! Всё же таки он был в тверди Овтая. Может что слышал, может что-нибудь, знает!
  Векша перед тем как ответить, долго на него смотрел и взгляд его был полон разочарования.
  - Экий ты непропека! - Махнул рукой, и поплелся к своему ложу. Жилята почувствовал, что начинает сердиться. Он давно привык к обинякам и экивокам своего друга, но сейчас они его раздражали, придясь не ко времени.
  - Довольно лукавить! - Прикрикнул он. - Вертишь хвостом как белка весной!
  Векша, на шутку связанную со своим именем, не обиделся и отвечал, как ни в чем не бывало.
  - Я и сам хотел потолковать с Артемием. Да только где там! Великий князь держал его подле себя и никого близко не подпускает. А сам расспросил Артемия еще в стане Пургаса. Тогда и решил, что и как делать дальше. - Векша значительно покосился на Жиляту. - Сегодняшний совет, это представление для князей и только...
  - Постой! - Удивился Жилята. - А ты-то сам как об этом проведал? Это же тайна должно быть великая! Как исхитрился?
  - Ну, это было немудрено! - Векша скривился. - Со мной этой тайной Авдей поделился. Да наказал молчать строго настрого, что бы я свой язык держал за зубами. А не то ух, что со мной будет! - Он скорчил страшную рожу и ехидно хихикнул. - Понимал ведь, что я сразу всё как есть, выложу тебе, да боярину нашему. Ну да он, поди, мне для того и рассказывал. Кичится тем, что стал ближников у самого Всеволода, старшего сына великого князя.
  - А что же ты Путиславу не рассказал об этом? - Нахмурился Жилята.
  - Да видишь ли, - Векша поскрёб в бороде - я сначала не мог. Авдюха держал меня будто на привязи, не отпускал от себя ни на шаг. А потом, после совета князей, спешить особо уже было не куда - ложка же она, дорога к обеду! Да и сказать по правде. - Он, выпрямившись, сел на постели. - А что бы это изменило для меня, или тебя? - Опять очень серьёзно посмотрел на Жиляту. - А мне другое интересно! Чего это княжич был так откровенен? Как Авдюха выслужил себе такую милость... - он замолчал на полуслове. В шатер вбежал парнишка, приставленный к Жиляте для услужения. Одной рукой он прижимал к груди объёмистый горшок, в другой держал мешок из тканины. Он выбежал на середину шатра и, остановившись возле жаровни, до земли поклонился сначала Жиляте, потом Векше.
  - Вы мне велели, а я и принёс, поснедать, стало быть! - Он тараторил сбивчивой скороговоркой, ставя горшок на стол, и раскладывая вокруг него содержимое мешка. Векша увидев снедь, подскочил к "столу" и заглянул в горшок.
  - Каша-то жидкая - Он возмущённо посмотрел на холопа. - И простыть успела! Парнишка, стушевавшись под его взглядом, забормотал еще быстрее.
  - Я сейчас. Я всё исправлю! Не серчай господине! - Он метнулся к жаровне, подхватил полено, топором измельчил его на тоненькие плашки и стал укладывать их на рдеющие угли. Векша, стоя над ним, не унимался, строго вопрошая.
  - Где ты шлялся? Почто не спешил нас накормить?
  Жилята знал, что он не испытывая зла, тешит себя, отводя душу. Холоп же, по молодости лет не понимал этого и пугался всё больше. Заикаясь от страха, он лепетал о том, что потерял много времени пока ходил набрать бражку для господ.
  - Я выпросил её для вас. Копырь разрешил взять целый кувшин.
  Векша, услышав о хмельном, обрадовался.
  - А ты смотрю сметливый малый! Как звать тебя? Агап? А скажи мне Агап, где наша бражка? - Он проникновенно посмотрел в глаза паренька. Тот, трясясь от страха, принялся рассказывать.
  - Хмельное оно в той части обоза, где телеги с поклажей боярина нашего, пресветлого Путислава Всеславича. Пришел я туда. А как свернул в нужный ряд, так и встретил Его! Ручищи, плечищи, бородища, во!
  - Постой! - Перебил его Векша. - Кого это "его"?
  - Не ведаю! - Мотнул головой Агап. - Он не из суздальских и не из владимирских. Я наших всех знаю, а этого нет. Так вот я в проход, а он уже там. Стоит рядом с большим шалашом. Увидел меня и шасть мне на встречу. Ручищи, плечищи... - Он взмахами дрожащих рук, принялся показывать стати незнакомца. Векша смотрел на него с недоверием.
  - Ты Святогора - великана встретил, не иначе!
  - Как звать его не ведаю, но мужик здоровенный, и смотрит так нагло. - Паренек, переживая собственные воспоминания, даже позабыл о страхе перед воином. - Взгляд у него! Плохой очень взгляд. Я как увидел, испугался, пошел на попятную, да оступился и чуть не упал. Даже вот кашу чуток расплескал. - Он ткнул пальцем в грязное пятно, почти незаметное на его засаленном и закопченном кожухе и продолжил рассказывать. - Я-то спиной в телегу уперся, а он уже рядом. Думал, бить меня будет, а мне и закрыться от него нечем. В руках-то снедь ваша, а её же не бросишь.
  - И как же ты от него спасся? - Поинтересовался Жилята, невольно увлекшись, горячим повествованием слуги, от которого вначале хотел поскорее избавиться, что бы вернуться к прерванному разговору с Векшей.
  - Господь оборонил! - Агап, сидя на полу истово перекрестился. - Наших послал мне во избавление. Назар Оглобля и Годота, шли мимо, а я их услышал и подал голос. А этот спужался, нырь меж саней и был таков! Так я и спасся.
  - А дальше то что? Нашли вы его? - Векша снова был строг.
  - Не гневайся господин. Не нашли мы его. - Парнишка виновато потупился. - Темно уже было. Мы так рассудили, что он уже далече, и к нам воровать, более не сунется. Вот же, вспомнил! Годота успел его разглядеть. Говорит он холоп одного из князей! Толи ростовского, толи ярославского, а может быть и Перяславль-залесского. Они с Назаром про то рассуждали, а я снедь понес, а про брагу забыл.
  Агап сконфуженно замолчал.
  - Забыл? - Мрачно повторил за ним Векша и приказал. - А ну встань!
  Парень повиновался. Ростом он был даже чуть-чуть выше воина, но втянув голову в плечи от страха, казался намного меньше его.
  - Слушай меня! - Поучающе сказал Векша. - Заботиться о господах холоп должен в первую голову! Не щадя живота, забыв свои страхи и помня только о своём долге. Понял ли? Ну, хорошо, а это вот тебе на память!
  Звонкая оплеуха повергла паренька на пол. Векша, глядя как он, пытается отползти в сторону, требовательно спросил.
  - А что ты сейчас должен сказать?
  - Благодарю господин за науку.
  Векша удовлетворённо кивнув, вернулся на своё место. Холоп, разогрев кашу, разлил её по мискам, а сам поспешил укрыться в тени.
  Жилята, не голодавший благодаря заботе лекаря, ел не спеша, предоставляя возможность насытиться вернувшемуся из похода другу. Было не до разговоров. Лишь в самом конце, Векша шаря не сытым взглядом по опустошенному столу, заметил.
  - Ко времени Юрий Всеволодович решил поход сворачивать. И вправду, видать, всё не слава богу, раз уж холопы крадут снедь друг у друг.
  Тут он вспомнил о слуге. - Эй, как тебя, Агап? Ну-ка выйди сюда! Ты ел ли сегодня?
  Парнишка, выйдя в свет горевших на столе лучин, рассказал об очень вкусной горячей болтушке, которой его кормили в обед.
  - Верно, не очень наши дела. - Хмыкнул Векша и показал на горшок. - На-ка вот, там каши еще с пол черпака. Вылижешь до чиста, набьёшь своё брюхо.
  Агап, бормоча благодарности, схватил со стола горшок, намереваясь скорее укрыться в тени. Грозный рык со стороны входа заставил его замереть на месте.
  - А этот что тут делает? - На пороге, поблескивая сталью брони в свете лучин, гордо подбоченившись стоял воин Авдей. Окинув взглядом всех присутствовавших он, не поздоровавшись с Жилятой, прошел внутрь. Остановился возле стола и, ткнув пальцем в Агапа, насмешливо спросил у Векши.
  - Кого это ты сюда притащил? Теперь уж и холопов приглашаешь к трапезе? Вот уж ровня тебе! - Он раскатисто захохотал, а Жилята почувствовал, что начинает злиться. Решив себя не сдерживать, стал подбирать слова пообиднее, как вдруг заметил, что смеётся не только Авдей. Вторя ему, заливисто и угодливо хихикал Векша. Смотреть на это было противно, и Жиляте захотелось скорее уснуть, что бы всего этого не видеть и не слышать.
  
  Лютобор ковырял ложкой остывающую кашу, думая о не близком пути до дома. Сначала он поедет до Новгорода Низовской земли. Потом по льду Оки до того места где в неё впадает Клязьма. По ней можно добраться до стольного Владимира. А там и Суздаль совсем рядом. Лютобор еще раз мысленно прикинул расстояние, пересчитал на дни пути и решил, что самое позднее через три седмицы он будет дома. Далее мысль, замерев, остановилась подобно ручейку, русло которого завалило камнем. Дома его встретит мать. Лютобор сам сообщит ей горькую весть. Расскажет, как отец бился и как достойно принял лютую смерть. Для этого, он старательно готовил нужные слова, а сейчас опять не был уверен в том, что они подходящие. Впрочем, за три недели в пути, можно успеть всё обдумать, как следует. Снова успокоив себя таким образом, вспомнил о каше. Та лежала в миске остывшим и плотным не вкусным комком. Лютобор принялся выискивать в ней кусочки сала. Раскапывая ложкой слипшуюся крупу, Лютобор очень увлёкся и чуть не уронил миску со стола, вздрогнув от окрика.
  - Ты! Где ты сейчас был? - Путислав стоял посреди шатра. - Куда ты отправился после совета?!
  Отрок, растерялся от неожиданности.
  - Отвечай! Ну! - Потребовал дядя.
  - Сюда я пошел...
  - Не ври мне! - Бешено рявкнув, Путислав подскочил к столу и навис над племянником. Тот не смея смотреть в сияющие гневом глаза, опустил взгляд и увидел, что дядя стоит, вцепившись в боевой пояс, так как делал это всегда, когда страшился дать волю рукам. После этого Лютобор испугался по настоящему и утратил дар речи. Неожиданно, на помощь ему пришел Лавр.
  - Да он не врет.
  - Цыц Лавруха! - Рыкнул на него боярин. - С тобой у меня разговор еще будет! - И впившись взглядом в макушку племянника, рявкнул так, что у того заложило в ушах.
  - Я наказал тебе идти спать! А ты что? Отвечай!
  - Да сюда и пошел. Он давно тут сидит. - Поднялся со своего места Прокл. - Вон у него уж и каша остыла.
  Боярин, тяжело дыша, посмотрел на управителя, и тот, оробев, попятился обратно в тень своего угла. Однако Лютобор видя, какую-никакую поддержку, почувствовал себя уверенней.
  - Дядя, да чего ты хочешь?!
  Путислав не обращая на него внимания, двинулся на Прокла.
  - Что за человека ты приставил стеречь моего полоняника?
  Закуп, блеснув вспотевшей лысиной, недоумённо пожал плечами:
  - Так это Филат. Я тебе говорил. Он летом на Волге купцов охраняет. А на зиму ряд с тобой заключил. Служит тебе, человек он бывалый и очень надежный. Я о нём слышал только хорошее. Или же он тебя чем-то прогневал?
  -Прогневал! - Язвительно усмехнулся Путислав. - Зарезали сегодня твоего надёжного! - Он, тяжко вздохнув, отпустил пояс, несколько раз сжал кулаки, разминая пальцы. - И пленного эрзянина, тоже зарезали. - Крепко выругался и отошел в сторону.
  Лютобор смотрел на него с изумлением.
  - Ты полагаешь, что это я их?!
  Путислав тяжело опустился на лавку.
  - Я не знаю что думать. Вокруг чертовщина творится какая-то! С начала похода, всё кувырком. Брат убит. Сын...- боярин посмотрел на Лавра собираясь задать ему, какой то вопрос, но будто не решившись, заговорил совсем о другом.
  - Князь на меня осерчал и лишил воеводства. В Суздале люди как еще встретят? Как с меня за детей своих спросят? - Он подвинул к себе чашу, заглянул в неё и мрачно покосился на Прокла. Наблюдая за тем, как слуга выставляет на стол мед и закуски, продолжил говорить так, будто размышлял вслух.
  - С пленником этим опять не понятно. Только собрался с ним побеседовать, глядь, а он уже окоченел. - Путислав перевёл взгляд на Лютобора. - Тут я и вспомнил твоё "отомстить", да "отомстить". А что еще мне было думать? - Он удовлетворённо кивнул, видя на лице племянника понимание и вдруг криво усмехнувшись, заговорил по-другому.
  - Но с тобой я, как вижу, попал пальцем в небо! Сторожа закололи в сердце, а пленнику перерезали горло. Ни единому мальцу такое не по силам. Это сотворил матерый душегубец!
  Лютобор был обескуражен его словами. После вчерашнего никто не должен был сомневаться в твердости его руки и крепости духа. Поэтому, теперь, укоризненно взглянув на дядю, он осмелился с ним спорить.
  - Связанному горло вскрыть, много для этого нужно сноровки?
  - Да племяш, - вздохнул Путислав, - не вырос ты еще умом! - Долго и задумчиво молчал, потом снова тяжело вздохнул. - Вот сам поразмысли! Пленный хоть и в шалаше, а все же таки на холоде. Бросить его там связанным надолго - да милосердней было бы сразу прирезать! Что бы он мог двигаться и хоть как-то согреваться, с него сняли путы. Понял ли?! Ну, то-то! Но это я к чему? К тому, что полоняник мог дать отпор, не говоря уже об охраннике. Почему же они не сделали этого? Ну-ка, что скажешь?
  Не выдержав требовательного взгляда, Лютобор потупился. Ответа у него не было.
  - Вот! - Поучающе протянул Путислав. - Порывисто поднявшись со скамьи, прошелся туда-сюда. - Тот, кто убил Филата, был ему знаком. Подошел не таясь, эдак по-свойски, еще и говорил с ним должно быть, по-приятельски... - Он встал у стола, тяжело опершись на него руками. - Этот убивец, кто-то из наших. - Поднял взгляд на племянника. - И имеет касательство ко всем моим бедам. К тем козням, что кто-то заплёл вокруг меня. Должно быть, не хотел, что бы я нашел твердь Виряса. Услышал твои крики - "отомстить, да пусть он покажет дорогу". Ну и спровадил эрзянина в их лучший мир. - Путислав усмехнулся:
  - Как много бед от слов, сдуру оброненных, разными недоумками. - Обернулся к лекарю. - Твой-то племянничек, тоже хорош! Раззявил пасть там, где должён был молчать. По его вине эрзя наших казнили.
  После этих слов Лавр, сидевший возле Изяслава, в изумлении обернулся к боярину.
  - Что ты такое говоришь?!
  - Так Мезеня тебе, стало быть, не рассказывал? О том, как встретил, каких-то людей. Как с ними побеседовал. Как разболтал им всё, что мог. А от этих людей, старый Овтай узнал о гибели сынов, и стал у Пургаса требовать мести. Вот так оно было!
  Лавр молчал, онемев от потрясения. Обращенный к нему взгляд Путислава медленно наливался гневом.
  - А я-то еще удивлялся. Как это поганые, твоего племянника, живым то отпустили. Вот прямо только что смекнул. Смага, это вожак их, прежде был Климентием, воином суздальским. Помнишь такого? Не можешь не помнить! Ты близко с ним знался, пока он не убил Пимена монаха и не сбёг куда-то. А теперь объявился, и видать, по старой вашей дружбе, отпустил Мезеню и его приятеля. Путислав помолчал, жестко глядя на совершенно подавленного Лавра, потом неожиданно поинтересовался.
  Скажи, он уже прислал тебе весточку? Свидеться звал? Вы сговорились о встрече?
  - Нет. - Лавр мотнул головой и шепотом с усилием выдохнул. - Смага тать и убийца!
  - Ну, так и про тебя сказывают разное. - Хмыкнул Путислав, поднимаясь на ноги. - Мол, ты поганый волхв и кудесник!
   Он двинулся на лекаря, который теперь лишь безмолвно крутил головой, не соглашаясь со словами боярина.
  - А то может люди не врут про тебя? Сказывают, ты лечишь недуги и подспудно, волшбой, губишь души людские!
  Лютобор слушал, открыв рот от изумления. Вдруг осознав суть упрёков высказанных дядей, он ужаснулся. Того в чём Путислав обвинял лекаря, было достаточно что бы отправить его на костёр как колдуна. Но Лавр, старый, уважаемый всеми воин - колдун? Нет! Он сейчас достойно ответит и легко докажет свою невиновность. Ожидая этого, отрок смотрел как дядя вплотную подошел к сжавшемуся лекарю и, глядя на него в пор сверху вниз, изрёк убийственное.
  - Может ты и сына моего так же? Погубил, опоив дьявольским зельем!
  Лютобор почувствовав холод в груди, понял, что не будет никакого костра. Путислав убьёт Лавра прямо сейчас. Решив, что не хочет на это смотреть, он отвернулся и даже подпрыгнул, от ударившего по ушам зычного окрика.
  - Да ты в уме ли воевода?! Столько напраслины нагромоздил! - Лекарь поднялся перед боярином неожиданно высокий и крепкий. Гордо расправив плечи, он развёл руки в стороны и этим напомнил Лютобору могучий дуб, какой он видел на языческом капище близ города Коломна. Даже голос Лавра показался ему не человеческой речью, а гневным скрипом старого дерева раскачиваемого ветром. - Я дал зелье твоему сыну! Но ты вспомни, я это сделал с благословения преподобного отче! И всё своё лечение осенял крестом и молитвой! Какое здесь может быть колдовство?!
  - Да ты молился! Но был ли ты искренен?
  - Отец...
  - Мои молитвы от чистого сердца! Иного Господь не допустил бы! Покарал бы меня, отняв лекарский дар, и никого бы я не исцелил...
  - Отец...
  - Ну, значит, так оно и случилось! Вот от чего мой сын, вроде как жив, а в себя не приходит! Погубил ты его...
  - Да тише вы оба! - Прокл подбежал к спорщикам и встал между ними. Боярин пораженный такой наглостью слуги, замолчал на полуслове и в наступившей тишине отчетливо прозвучал слабый, но уверенный шепот.
  - Отец, подойди...
  - Изяслав проснулся, слава тебе Господи! - Лавр из могучего исполина, вновь обратился в самого себя, и будто забыв обо всём остальном, склонился над раненым.
  
  Путислав вдруг утратил свой устрашающий облик, обмяк и как то неуверенно шагнул к постели сына.
  Лютобору от счастья хотелось крикнуть что-нибудь радостное, подбежать к брату, тормошить его, разговаривать с ним. Он и сделал бы это, но присутствие Лавра и Прокла требовало вести себя, так как подобает бояричу. Стараясь унять прыгающее в груди сердце, он стоял за спиной дяди и из-под его локтя смотрел на то, как лекарь в свете маленького бронзового светильника осматривал Изяслава. Тот поначалу лишь щурился от света. И даже когда глаза к нему привыкли, какое-то время смотрел прямо перед собой. На вопрос отца о самочувствии слабо шевелил губами.
  - Да дай же ты ему испить! - В сердцах воскликнул Лавр. Приняв чашку у Прокла, сам поднёс её раненому. Позволил сделать два глотка и тот час отнял.
  - Потерпи. Сейчас тебе сразу много нельзя. - Сказал он и, выждав немного времени, дал еще пару глотков. Сделав их, Изяслав даже как будто стал глубже дышать. Взор его прояснился и он, склонив на бок голову, посмотрел на стоявших перед ним людей. Увидел отца и чуть-чуть, краешком рта, улыбнулся. Перевёл взгляд на чашу в руках Лавра и едва слышно прошептал.
  - Еще.
  Теперь лекарь позволил ему сделать столько глотков, сколько он захотел. Изяслав быстро утолив жажду, какое то время молча смотрел прямо перед собой, потом набрал в грудь воздуха и на одном выдохе, едва различимо вымолвил.
  - Здравы будьте батюшка, и ты славный воин Лавр. - Лютобора он, скорее всего не видел и поэтому с ним не поздоровался. Но тот не обиделся. Стоял за спиной дяди и радовался тому, что его брат возвращается к жизни. А Изяслав неожиданно попросил есть. Этой самой обычной просьбе, Путислав, Лавр и Прокл обрадовались больше чем Лютобор самому дорогому подарку в своей жизни. Когда отец привел его к конскому выгону и указал на примерно годовалого жеребёнка гнедой масти.
  - Вверяю его твоим заботам. Хочу, что бы ты вырастил из него боевого коня и верного друга.
  Лютобор во все глаза смотрел на подарок. Тот на тонких ногах скакал по выгону, сердитым глазом косился на докучающих слепней и, норовя стегануть их длинным хвостом, драчливо взбрыкивал задом. Нового хозяина он не замечал, а Лютобор решил, что наречёт своего аргамака Буяном. Конь с таким именем был у его прадеда. Сам прадед был могучим и очень славным воином. Он чуть-чуть не дожил до первого правнука, но заповедал назвать его в честь себя. Похоже, вместе с именем Изяслав унаследовал от него так же силу духа и крепость тела. Иначе не смог бы бороться с недугом. Проглотив несколько ложек мясного отвара, он немного полежал, потом зевнул и закрыл глаза. Путислав тут же встревожился.
  - Чего это он?
  - Спит. - Улыбнулся Лавр и обернулся к Проклу. - Горшок с едой пока не убирай. Чую, Изяслав ночью еще есть попросит. И хорошо, стало быть, пошел на поправку.
  Путислав смотрел на сына взглядом полным сомнения и надежды. Потом положил ладонь на плечо лекаря, и не глядя в глаза, кивнул:
  - Слава Богу! - И всё тем же неуверенным шагом направился в красный угол и встал на колени перед Божьей Матерью.
  - Благодарим тебя, Господи Боже наш, о всех благодеяниях твоих от первого возраста до настоящего, во мне недостойном рабе твоём...
  После первых же слов Лютобор присоединился к нему. Встал рядом, творил молитву и с каждым повторённым вслед за дядей словом, чувствовал исходящую от него, уверенность в том, что нечто страшное, все эти дни ждавшее на пороге их дома, наконец, отступило.
  Путислав после первой молитвы, начал вторую, потом третью и четвёртую, а Лютобор следовал за ним, пока вдруг не заметил, что молитвы начали повторяться и ему уже не терпится встать и посмотреть как там Изяслав. Он хотел так, и сделать, но увидел у себя за спиной Лавра и Прокла молящихся вместе с дядей. Встать и идти, значило побеспокоить, кого-то из них и отвлечь от священного действия. Не решаясь на это, отрок, смиряя своё нетерпение, принялся повторять за взрослыми.
  - И сподоби нас всегда благодарить и славить Тебя, вместе с безначальным твоим отцом и всесвятым и благим и единосущным Твоим Духом. Аминь.
  Произнеся это, Путислав поднялся. Трижды с поклоном осенил себя крестным знамением. Лютобор заметил, что остальные выжидающе замерев, смотрят на боярина и когда тот к ним обернулся, подумал, что никогда прежде не видел его таким благостно-умиротворённым. Дядя же, улыбнувшись посмотрел на Лавра:
  - Встань друг! - И когда тот поднялся на ноги, ободряюще похлопал его по плечу. - Мезеню, лекарскому делу, как следует, учи. Всему что сам знаешь! Чтобы со временем стал он не хуже тебя. Кроме того, учи уму-разуму! Несмышлён он и от этого многие беды!
  На лице Лавра появилось выражение благодарности. Он явно собирался рухнуть на колени. Путислав пресёк эту попытку, силой удержав его на ногах:
  - Зла я на него не держу. Такая вот у меня для тебя милость, за все, что ты сделал для моего сына. - Путислав помолчал, глядя на лекаря, который принялся отвешивать поклоны и продолжил. - Паче того, когда будет надобность, проси у Прокла холопов в подмогу. Он не откажет. - Боярин посмотрел на слугу и тот заверил, что пособит по возможности лекарю.
  - Одного то я ему уже дал! Тебя о том, правда, не известил, не хотел докучать столь малою малостью. Человек нужен для ухода за раненым Жилятой. Я думал, что тебе это будет по сердцу. - Прокл говорил, слегка склонив голову, при этом чутко наблюдая за Путиславом. Заметив в его глазах сомнение, он поспешно добавил. - Ежели делать так было не надо, то ты не гневись на меня Бога ради! Только вели и я всё исправлю!
  Путислав ответил не сразу, явно пребывая в тяжёлом раздумье. Лютобор же этим был удивлён - "чего размышлять над столь простым делом"? Дядя безмолвствовал, пока взгляд его, блуждавший по темени шатра, не остановился в том углу, в котором едва освещенный светом лучины, лежал Изяслав.
  - Ты правильно сделал! - Посмотрел боярин на своего слугу. - Тот холоп пускай помогает Жиляте, покуда он полностью не исцелится. - И опять улыбнулся лекарю. - Думаю этого ждать, долго не придётся.
  Лавр с озабоченностью в голосе, заметил, что полное излечение Жиляты если и случится, то еще не скоро.
  - Он вообще может остаться калекой. Ногу ему попортили. Я что могу, то сделаю, но боюсь быть ему на век хромым. Ходить сможет, но с палкой...
  - Эко же! - Махнув рукой, перебил его Путислав. - А ездить верхом он будет способен?
  Лекарь пожал плечами. Путислав нахмурился. Прошелся по шатру, снова размышляя.
  - Это какой же с него тогда воин? - Сказал вслух и обернулся к Лавру. - Но ты его лечи! Делай всё что надо! - Остановился у постели сына и долго смотрел на него. Потом обернулся к иконе, перекрестился и вдруг позвал Прокла.
  - Ступай сюда, да возьми перо, чернила и кожу.
  Слуга тот час уселся за стол, разложив на нем кусок пергамента и вооружившись гусиным пером.
  - Пиши! - Сказал ему Путислав и принялся диктовать. - Грамота честному мужу Жиляте от боярина Путислава Всеславича, о том, что деревня Липовка, что на реке Нерли близ города Суздаль, отныне и навсегда, его, Жиляты, наследственная вотчина.
  Прокл только что бодро писавший, вдруг сбился и недоуменно посмотрел на Путислава. Тот, заметив его взгляд, только усмехнулся:
   - Ну, чего замешкался? Пиши-продолжай! Не видишь, боярин верного человека жалует за службу! Да нынешний день не забудь указать! Справил что ль? Ну, так давай мне перо! - Перечитав написанное, боярин старательно вывел на пергаменте своё имя. Полюбовавшись на него, довольно кивнул:
  - Вот теперь честь по чести!
  Лютобор удивлённый столь неожиданным оборотом, с восхищением смотрел на своего дядю.
  
  
  Эпилог к первой части.
  
  Утренняя хмарь, через поднятый полог плеснула внутрь шатра, разгоняя его пропитанный гарью сумрак. Жилята замешкался, привыкая к яркому свету и силясь рассмотреть, что там за стенами уже опостылевшего шатра.
  Шагах в десяти стояли сани, крытые холстиной, из-под которой выглядывало лицо Коченя. Рядом с ними ждал Агапий. Больше никого не было видно.
  - Хорошо. - Выдохнул Жилята и отпихнул докучливо-заботливые руки Мезени.
  - Да будет тебе! Я теперь сам! - Опираясь на клюку, выбрался наружу. Тут же, налетевший вихрь морозного воздуха, рванул его, покачнув опасно, но Жилята смог устоять и самостоятельно проделать весь путь до саней. Забираясь них, сердито рыкнул на пытавшегося помочь Коченя.
  - Потеснись, а то разлегся!
  Воин покорно сдвинулся на самый край. Жилята удобно устраивался на санях, радуясь тому, что за сегодня ни разу не потревожил рану. Тем временем Мезеня заботливо забрасывал их овчинами и еще, какой-то рухлядью.
  - Поезжай! - Приказал он Агапию.
  Сани плавно по склону поползли к Волге. Жилята обернулся. Его шатёр из всех шатров суздальского стана, один до сих пор оставался не убранным. Жилята, обычно скорый на сборы, сегодня нарочно медлил, предоставляя время суздальским воинам уйти к коновязям. Не хотел, что бы они увидели, как он неловко ковыляет с клюкой, хотя и понимал, что и без них видоков будет достаточно для того, что бы о его немочи узнало всё войско. Стоявшие за шатром холопы, проводив Жиляту взглядом, принялись разбирать шатёр.
  На льду реки Агапий остановил сани в самой толчее десятков таких же обозных саней, по большей части гружённых воинским скарбом. Жилята опираясь на локоть, приподнялся осматриваясь. В нос ударил густой запах конского навоза, смешанный с дымом большого догорающего костра. Челядины жгли его, отогревая мёрзлую землю, что бы потом копать в ней могилу для тех своих товарищей, что не пережили тягот походного быта. Жилята слышал, что в этот раз таких не то двое, не то пятеро. Путислав велел похоронить их здесь. В Суздаль разрешил увезти лишь труп зарезанного сторожа, что было неслыханной честью, учитывая то, что места в санях нужны были для тел павших воинов. Погибших как обычно везли в хвосте обоза. Жилята обернулся посмотреть в ту сторону, но обзор был перекрыт Мезеней. Воин сидел на жеребце, поверженного им Иняса, и хмуро присматривался к лесу за Волгой. Последние два дня он был смирным и молчаливым. Должно быть, подействовала та наука, которую ему, не скупясь на брань и оплеухи, преподал его дядька. Сам Лавр ехал в голове обоза вместе с Изяславом. Два дня назад боярич опамятовал и за это время даже немного окреп, но Путислав всё равно очень о нём беспокоился. Лавр согласился сопровождать его сына, наказав своему племяннику в дороге приглядывать за Коченем, который всё еще был очень слаб и не мог ехать верхом. Жилята знал, что это поручение придумано Путиславом для того, что бы молодые воины были под присмотром. Вспомнив об этом, приподнялся, высматривая боярина.
  Путислав и Лютобор ехали вдоль берега как раз, к хвосту обоза. Жилята сообразил, куда и с какой целью они направляются и, решил не отвлекать боярина, ради того, что бы с ним поздороваться. Дюжина саней стояла на льду немного в стороне от других. Находившийся возле них монах, вышел на встречу Путиславу. Боярин и его племянник спешились. Монах говорил с ними, они внимали ему, а потом все вместе прошли к самым крайним саням. Там долго стояли, а Жилята смотрел на них, и вдруг вспомнил, как много лет назад, еще с Липицы, он привёз Путиславу весть о гибели его старшего брата, которого должен был оберегать в бою. Тогда Жиляту этим никто не упрекнул, а сейчас он смотрел на Путислава скорбевшего над младшим братом и внутри его, всё разрасталось чувство вины. Торопливо отвернувшись, он увидел Мезеню. Тот вытянувшись в седле, смотрел в сторону коновязи. Там, на лёд реки, выезжал суздальский полк.
  Могучие всадники на рослых конях, блестя железом кольчуг и шеломов, ехали по трое в ряд. Красиво и мощно. Жиляте страстно хотелось оказаться в одном строю с ними. Минуя хвост обоза, суздальцы оборачивались в сторону саней с павшими и замечали Путислава. Многие здоровались с ним, другие безразлично проезжали мимо. Возглавлявший их Авдей, остановил полк против того места где еще вчера широкая улица отделяла суздальский стан от стана владимирского. Здесь он спешился, передав поводья своего коня в руки Векши. Прошел несколько шагов вверх по склону и остановился. Жиляте стало интересно, что будет дальше. Долго ждать не пришлось. На самом верху спуска появился сам Юрий Всеволодович в сопровождении пышной свиты князей и бояр. Не доходя, десятка саженей до реки, великий князь остановился и обернулся к следовавшему за ним, старшему сыну. Крепко обняв, он напутственно перекрестил его. Всеволод, поклонившись отцу, направился к ожидавшему его Авдею. Тот подвёл ему статного белого жеребца в золочёной сбруе. Юный князь, к коню шел всё так же степенно, явно наслаждаясь приветствиями, которыми его встречали воины. В самом конце он всё же, не сдержался. Махнул в седло, по-молодецки, не касаясь ногой стремени, придерживаемого Авдеем. Над его головой в порыве ветра хлопнул развёрнутый стяг с золотым львом на зелёном поле. Всеволод счастливый и гордый обернулся на ряды воинов и, махнув рукой, первым тронул коня. Суздальцы издав ликующий рев, последовали за ним, а Жиляте стало обидно за Путислава. Обернувшись, он принялся искать его. Боярин был на том же месте. Он стоял рядом с пока не начавшим движение скорбным обозом и хмуро смотрел на великого князя. И хоть его взгляд был устремлён мимо Жиляты, воину почудилось, что он перехватил его и распознал что-то, что не сулило добра ни Юрию Всеволодовичу, ни его сыну, воинам уходящего за речной поворот суздальского полка и самому Жиляте. Задумавшись над этим, он ощутил безотчётный страх и стал гнать его себя вместе с тревожными мысли. Удивляясь сам себе, с головой укрылся тряпьём, да так и лежал под ним, зажмурив глаза. Плавное покачивание двинувшихся саней, подействовало умиротворяющее. Жилята чувствуя облегчение, подумал о том, как хорошо, наконец-то ехать домой. Только после этого он выбрался из-под овчины и полной грудью вдохнул свежего воздуха.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.04*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"