Аннотация: Что будет, если соединить в пределах одного короткого рассказа японскую мифологию, помпезную сталинскую архитектуру и актуальный во все времена квартирный вопрос? Ну, собственно, получится "Ёкай".
Мария Юрьевна ничего не рассказывала единственному горячо любимому внуку. Не и пожаловалась социальной работнице, приходившей каждые два дня. Первого она не хотела волновать попусту, а второй, скорее всего, было бы наплевать. Дарья отправила бы её к попу или к врачу. А она уже не верила ни тем, ни другим.
Вот уже год каждую неделю, в ночь с четверга на пятницу, происходило одно и то же. Сперва раздавался грохот в дальней комнате - кто-то безжалостно крушил вытертый паркет, совершенно невероятным образом вылезая из-под прикрывавшего бетон покрытия. Тонкие доски разлетались в стороны, стучали по стенам, с шумом откатывались в углы. Потом доносились шуршание и сопение. Огромное тело протискивалось сквозь образовавшуюся дыру, обдирая кожу и кряхтя от натуги. Резко распахивалась дверь в коридор. Мария Юрьевна пыталась её запирать, но чудовище одинаково легко сносило и хрупкую щеколду, и массивный навесной замок.
После этого на какое-то время наступала тишина - существо отдыхало, дыша шумно и хрипло. Но отдых никогда не длился долго. До слуха старушки долетали шлепки, с которыми оно ощупывало пространство вокруг себя, ища опору. Следом опять звучали шуршание и сопение. Тварь ползла по коридору, постанывая и хрипя. Половицы скрипели под тяжёлым телом. За несколько минут оно добирались до спальни. Мария Юрьевна никогда не оставляла дверь открытой, но чудовище это не останавливало.
Створки распахивались, стукнув по стенам металлическими ручками, и в коридоре появлялось лицо. Женское лицо колоссальных размеров. Нечто смотрело на замершую в кровати старушку выпученными воспалёнными глазами, открывало и закрывало рот, трясло спутанными длинными волосами. Его пальцы шарили по стенам коридора, кромсая ногтями бумажные обои. Бледная до синевы кожа существа сочилась потом и гноем. Иногда оно вываливало свой длинный язык, чёрный, как у утопленника, и сладострастно облизывало пол спальни. На вытоптанном паркете оставались клейкие нити слюны. Тварь глотала пыльных кроликов, радостно мыча.
Мария Юрьевна пыталась прогнать это, читая молитвы, рисуя кресты на полу и даже поджигая заговоренные травки, взятые у знакомой ведуньи. Ничего не помогало. Особые слова, специально для таких случаев придуманные, тварь перекрывала гортанными воплями, сладковатый дымок от сушёных сорняков вдыхала с видимым интересом. Оставленный на ночь свет гас, телевизор терял сигнал, с хлопком вылетали пробки. Рассыпанную у порога соль чудовище слизывало, закатывая глаза от удовольствия.
Каждую ночь Мария Юрьевна наблюдала, как язык твари, по-змеиному извиваясь, тянется к её кровати. Старушка плакала и куталась в одеяло, понимая, что никто не придёт к ней на выручку.
Единственным союзником пенсионерки оставалось солнце. Гниющая мерзость исчезала, едва её касались первые горячие лучи, проникающие через окно с предусмотрительно снятыми шторами. Пропадала и дыра в полу, тонкие дощечки, устилавшие пол, сами собой становились на место. Только лужи слюны и напоминали о пережитом совсем недавно кошмаре.
После этого Мария Юрьевна проваливалась в неглубокий тревожный сон, из которого её вырывал звонок в дверь. Это приходила соседка, чтобы спросить с жадным любопытством:
- Ну чего?.. Приходила эта-то твоя?..
И Мария Юрьевна устало кивала:
- Ох, лишенько, приходила...
- Откуда ж лезет-то она, - сочувственно тянула соседка. - Нешто насылает её кто?
- Да кому я нужна, насылать на меня что-то. За грехи это расплата, скоро с собой утащит...
И старушки шли пить чай, сокрушённо качая головами.
*
Степан, внук Марии Юрьевны, сладко потянулся в кровати и замер на несколько секунд, прислушиваясь к звукам коммунальной квартиры. Переругивались между собой соседи, на улице тяжело и устало гавкал пёс, гремела посуда и ревели гнилые водопроводные трубы, перекачивая испражнения жильцов человеческого муравейника. Даша, его любовница и социальная работница, обслуживавшая пожилую женщину, уже поднялась с кровати и убежала варить кофе на тесной кухоньке. Они были похожи с ней. Оба не имели собственного жилья, оба перебивались не слишком высокими и не слишком обременительными заработками и, что было важнее всего, оба мечтали поправить материальное положение. Степана, правда, баба Маша некоторое время назад звала жить с ней. Но разве это жизнь - в углу квартиры, занятой едва ли не разваливающейся на ходу немочью? Нет уж, в таких ситуация либо всё - либо ничего. Никаких "пожить", превращаясь в бесплатную сиделку! Так размышлял Стёпа, и Даша полностью его поддерживала.
Рывком поднявшись с кровати, парень брезгливо отпихнул ногой в сторону завёрнутые в полиэтилен останки чёрного цыплёнка, огарки свечей и какую-то ещё дребедень. Места катастрофически не хватало - ни на жизнь, ни на описанные в Дашином гримуаре магические действа. Алтарь, или как там его правильно, приходилось сооружать почти буквально из того самого, что гремело в трубах, и палок: накрывать старый телескопический телевизор плёнкой, чтобы кровь не попортила допотопную технику, а сверху - затейливо расшитой тряпицей. Подойдя к зеркалу, Степан посмотрел на собственное не выспавшееся отражение.
- Так и живём... - вздохнул Стёпа. - В одной комнате что бесов вызывать, что трахаться, что дни рождения отмечать...
Словно соглашаясь с ним, где-то за стенкой зашёлся плачем ребёнок. Видимо, не у одного Степана утро пятницы выдалось безрадостным. Парень повернулся к окну. Книги, так или иначе связанные с оккультизмом, аккуратной стопочкой высились на обшарпанном подоконнике. Верхняя, словно издеваясь и показывая язык, демонстрировала ему зажатую между страничек закладку. Стёпа мог и не открывать её: уже наизусть знал, что там написано. Выцветшая вязь непонятных иероглифов и перевод, который Даша старательно вывела карандашиком: "вызов гиг. демона".
И вот на это вот он возложил все надежды получить наследство. Обалдеть можно. Полностью доверился Дашке, как-то легко и незаметно появившейся в его жизни, и оказавшейся ведьмой-самоучкой, фанаткой всего потустороннего и искренне верившей в свои способности. Ради призрачной надежды натравить на удивительно живучую бабку забугорного демона он уже год еженедельно потрошил цыплят. В гримуаре вообще-то говорилось о петухе, но куда ж петуха в коммуналку-то...
Дверь комнаты распахнулась, вошла Даша с двумя чашками кофе в руках. Степану порой казалось, что она использует какие-то из оккультных ритуалов в собственных интересах. Иначе как бы ей удавалось выглядеть так свежо по утрам?
- Проверишь старуху сегодня? - поинтересовался парень, принимая из рук любовницы напиток. Кофе снова был со странным кисловатым привкусом. Совершенно не умела она готовить его, но он не жаловался. Это потом, когда у них всё получится... Уж он припомнит ей всё, каждую чашку кислого кофе, каждого бессмысленно загубленного вонючего цыплёнка!
- Завтра, - Даша присела на край кровати и своей фразой прервала мечты Степана о мести. - Моя смена у неё завтра будет.
- А если получилось на этот раз? Если она гикнула наконец?
- То ей торопиться уже некуда. Полежит денёк, ничего. А там уж я утешу осиротевшего внука, помогу оформить наследство... Представляешь, какое совпадение, найти свою любовь на краю бабкиной могилы, да и въехать вместе с невестой в освободившуюся трёшку в центре.
И девушка тихо рассмеялась. Стёпа лишь криво улыбнулся в ответ.
- Слушай, а чего ты на неё не натравишь какого-нибудь нашего барабашку, местного? Чего ты всё экзотикой маешься? Нафига тебе этот, как его... Шайтан китайский?
- Ёкай! - строго поправила Даша, странно скруглив звуки в необычном слове. - Затем, что нашего барабашку каждый дурак знает, как отпугнуть. А мы вызываем японского демона, против которого средства в России нет. Я вот, правда, начинаю думать, что он для сталинки великоват... Может, не пролазит в комнату просто?
Девушка замерла на несколько секунд, представляя себе старушку Марью Юрьевну, героически отстаивающую рубеж обороны на пороге своей затхлой спаленки. Но слишком уж бредовой была эта картина. Скорее всего, ёкай до бабки ещё и не добирался. Сил ему не хватает что ли? Вполне может быть: японская нечисть, при своей кажущейся жестокости и всесильности, невероятно капризна. Взгляд девушки упал на настенные часы. Хлопнув себя по бедру, Дарья залпом допила кофе, буквально за минуту оделась и собрала сумку. Стёпа посмотрел, как она вышла из комнаты и тоже опустошил свою чашку, сморщившись от привкуса. Делиться с ней наследством он, конечно, не собирался. Но куда деть ведьму-неудачницу, разобраться можно потом. Главное - пусть избавится от бабки, даст нужные показания о здоровье старухи и поможет оформить нужные бумажки. А там и без всяких барабашек, хоть российских, хоть японских, хоть американских... Средства найдутся.
Выглянув в окно, парень увидел, как Даша выскочила на улицу, быстро махнула ему рукой и села в машину - старенькую, но крепкую "Ладу". А вот чего он не увидел - это как девушка достала из сумочки рассыпающуюся неброскую брошюру под названием "Haitian voodoo practice", несколько столетий назад написанную англичанином, имя которого не сохранилось в истории. Прикусив нижнюю губу, она уставилась в нехитрые формулы. Цифры были ей знакомы, но она не уставала перепроверять их, опасаясь ошибки. Бесконечно накачивать Степана кофе с добавлением особой настойки на экзотических цветах было невозможно - иначе он отупеет и превратится в зомби раньше бабкиной смерти. И так уже деградация заметна стала. Нужно было точно рассчитать время, чтобы выдать пустоголового болвана, безропотно переписывающего наследство на не приходящуюся ему родственницей девушку, за убитого горем внука. А проклятая старуха всё жила и жила, путая все планы...
- Ладно... - Даша мысленно пролистала японский гримуар. - С лисой я, пожалуй, не справлюсь, енотовидную собаку не смогу достать. Нужно будет попробовать бакэ-нэко.