Мне приснилось, как ты, уходя по небесной тропинке, обернулась и в страхе, что я непременно проснусь, с ледяной высоты мне сказала: "Мы - две половинки, афедрон бытия, его радость и грусть. Мы - его инь и ян, его смерть и рождение. Но в том нет обязательств, достаточно быть. И пускай нынче я ухожу в дали Ненахождения, в сём не вижу предательств. Постарайся меня не забыть".
    Я внимал этой речи, мучительно думая: "Боже! Этот метаязык, что на грани простой пошлоты, он подвластен лишь ей, чьей кончиной итожит мне судьба старый бзик..."
    Кто же, если не ты? Кто еще может так назначать слову новые роли, превращать звук в любовь, прекращать безыскусность стихов? И я плакал, дурак, будто розгами жизнь распороли от мягчайших тылов до... передних зубов: настоящая боль не имеет телесной прописки, и, в конечном итоге, становится тесно любви. Ты сказала: "Друг мой, ну, давай по-английски..."
    На небесной дороге следы растворились твои.