Аннотация: Вера в лучшее у каждого своя. Обстоятельства у каждого свои тоже. И всё-таки чем-то они похожи. (Фанфик по фэндому The Elder Scrolls V: Skyrim)
========== Расстояние вытянутой руки ==========
Отношение Слышащей к Цицерону... особое. Отношение Цицерона к Слышащей особое тоже, но совсем не в том смысле, в каком хотелось бы Слышащей.
Слышащая понимает, что останется для Цицерона лишь Слышащей. Слышащая думает, что ей этого достаточно.
Бабетта думает иначе. Бабетта считает, что общих фраз и случайных прикосновений Слышащей мало. Бабетта кидает на Слышащую лукавые взгляды, но молчит, потому что предложения сварить любовное зелье Слышащая не оценит.
Назир молчит тоже, но взгляд его тяжелый, а по нахмуренным бровям видно - беспокоится. Беспокоится за драгоценную Слышащую, как бы не поранилась, не обожглась, не укололась об безумного шута. Назир думает, что когда-нибудь Слышащая сорвется. Назир понимает, что допустить этого нельзя.
Слышащая не думает ни о чем, кроме Цицерона. Слышащая не видит никого, кроме Цицерона.
Отношение Слышащей к Цицерону очень трепетное, выросшее, вылезшее, образовавшееся из редких разговоров, жестов, улыбок и действий, бережно взращенное в стенах фолкритского Убежища, проявившееся, впитанное в себя вместе с буквами, знаками, историей из пыльных дневников и достигшее апогея в маленькой и сырой пыточной места, которое теперь они называют домом.
Сердце Слышащей спокойно каждый раз, когда они разговаривают, соприкасаются или встречаются взглядом. Губы Слышащей не трогает улыбка и лицо её спокойно тоже, вот только нежность в глазах выдаёт, выдаёт с потрохами всё то, что не только видеть никто не должен - это быть не должно вообще. Однако подлая, неискоренимая нежность прорывается наружу, заполняет взор Слышащей собою. Предательская, невыносимая нежность. Нежность, заметная всем, кроме него.
Мать Ночи молчит, и Слышащей часто кажется, что мумия вздыхает, что приподнимается тяжело иссохшая грудь, и голова её покачивается из стороны в сторону, говоря, предупреждая, наказывая: "Нельзя, нельзя, нельзя!".
Слышащая терпит запреты. Терпит она и укоризненные реплики Назира ("Ну разве ж можно так из-за шута убиваться?"), и любовные романы, которые каждую неделю кладет ей на стол Бабетта. Недоумение остальных членов Братства Слышащая терпит тоже, но терпит по-доброму, слегка улыбаясь и практически не обращая внимания на непонимающие взгляды.
Но всё-таки есть тайна, которую знает только Слышащая. Тайна, которую Слышащая охраняет бережно, так же бережно, как и чувства свои, прекрасные, искренние чувства.
Любовные романы, которые дает ей Бабетта, Слышащая прочла все.
Она бы и рада поверить, попробовать, рассказать, открыться, нырнуть в этот омут с головой, но... Но вот только Слышащая - не маленькая девочка, Слышащая знает, что большая, чистая и взаимная любовь бывает только в сказках. Поэтому Слышащая держит себя в руках и не подходит к Цицерону ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
Расстояние вытянутой руки - всё, что она может себе позволить. На расстоянии вытянутой руки - стена. Стена, возведенная Слышащей, чтобы оградить Цицерона от самой Слышащей.
Каждое прикосновение - брешь. Каждое прикосновение разрушает стену, разбирает её по кирпичику. Слышащая хочет уничтожить стену, развалить, превратить в пыль, ни следа не оставить от ненавистного барьера. Вместо этого Слышащая отстраивает её, эту отвратительную стену, заново.
Но иногда - совсем редко - Слышащая позволяет себе мечтать.
Мечтать о том, что чудеса случаются, пропасти исчезают, а чувства испытывают оба.
Иногда - совсем редко - Слышащая позволяет себе верить в лучшее.
========== Маленькое соловьиное сердце ==========
Соловей злится на Бриньольфа, Гильдию и Тониллу. Соловей не может понять, что её раздражает больше - занятость Бриньольфа ("Прости, детка..."), гильдейские сплетни ("Любовный квадрат из верхушки, скупщика и просто хорошего парня, о-ля-ля!") или отказ Тониллы подтвердить или опровергнуть слухи делом ("Почему бы ей не остепениться и не хозяйничать во "Фляге" вместе с Векелом?").
Соловей пытается закатить Бриньольфу скандал каждую неделю. Каждую неделю Соловей терпит поражение.
Бриньольф убегает, но бежит не от неё. У Бриньольфа слишком много дел, чтобы тратить их на бесполезную болтовню.
Соловей боится признаться себе в том, что Бриньольф не воспринимает её как женщину. Соловей не перестает сравнивать себя с Тониллой.
Соловей не может найти себе места и истекает ревностью, словно раненый саблезуб кровью. Соловей мечется в клетке собственных переживаний, не замечая, не желая замечать тихие обвинения в лени и инфантилизме и не желая выходить из собственноручно созданной пыточной.
Соловей отчаянно хочет обратить на себя внимание Бриньольфа. Соловей не может сделать этого, потому что страхи, терзающие маленькое соловьиное сердце, слишком сильны, а стены пыточной сжимаются, не дают покоя, отдыха от мыслей кровососущих, выпивающих жизненную силу мыслей, орудиями пыток являющимися.
Маленькое соловьиное сердце трепещет, схваченное железной рукой любви в перчатке ревности с браслетом раздражения, терзаемое страхами, опутанное сетью сомнений, тонущее в омутах домыслов и предположений. Маленькое соловьиное сердце схвачено крепко, так крепко, что, того и гляди, сожмет его рука сильно-сильно, да и раздавит, и брызнут кроваво-красные ошметки во все стороны, похоронят под собой и чувства, и эмоции, и волю к жизни Соловья. Маленькое соловьиное сердце знает, предчувствует - долго оно не протянет. Маленькое соловьиное сердце жалобно стонет, скулит и плачет. Маленько соловьиное отчаянно хочет жить, но жизнь ему не светит, потому что хозяйка его отдает всю себя пустому, отбрасывает драгоценные камни радостей, отрывает от себя по кусочку, принося в жертву демонам, голодным алчным демонам, сотканным из самых темных уголков светлой когда-то соловьиной души.
Соловей пытается понять, что она делает не так. Соловей не понимает.
Соловей знает: Бриньольфу она нужна лишь в качестве партнера. Соловей пытается утопить чувства в вине, но они почему-то не тонут. Соловей пытается сжечь чувства огнем раздора, но они не горят, потому что ссорится не с кем.
Соловей решает, что Бриньольф - трус. Соловей позволяет себе этот самообман, потому что жить так проще. Потому что проблему в себе искать не надо больше.
Гильдия Соловьем недовольна. Гильдия полагается на труса Бриньольфа, потому что он единственный тащит Гильдию на своем горбу.
Соловей знает, что Гильдия считает её слишком юной. Соловей возмущается тем, что ей больше не доверяют.
Соловей обижается на весь мир и запирается в поместье. Соловей запоем читает книги.
Соловей очень любит сказки со счастливый концом.
Соловей очень хочет верить в лучшее.
========== Её персональный палач ==========
Архимаг ненавидит Коллегию так же, как Анкано. Коллегия отвечает Архимагу взаимностью так же, как Анкано.
Архимагу кажется, что Коллегия такая же холодная и неприступная, как Анкано. Раньше это сравнение вызывало грусть. Теперь архимагу смешно.
Архимаг смеется над собой, над Коллегией и над судьбой. Над Анкано архимаг не смеется.
Архимаг называет свою память стервой и отчаянно желает задушить её голыми руками, проткнуть миллионами иголок, разорвать, растерзать на части, выкинуть, выбросить, сжечь или же заморозить. Архимаг до сих пор не может забыть Анкано.
Архимаг не занимается делами Коллегии. Архимаг не выходит из своих покоев. Архимаг не может выкинуть из головы снежные волосы и золотые глаза.
Проклятая стерва не щадит никого. Архимага она пытает с особой жестокостью.
Обитатели Коллегии о связи покойного ныне альтмера и Архимага догадываются. Догадываются, но вслух свои догадки не озвучивают. Кидают неодобрительные взгляды, качают головами, вздыхают, но молчат. Молчат, потому что спасла она их и весь мир заодно. Наступила на горло собственным чувствам, вывернула наизнанку грудную клетку, проткнула сердце ледяными осколками альтмерского сумасшествия, но спасла.
Архимаг готова превратить в пепел того, кто скажет мерзкое слово "спасла" ей в лицо. Архимагу хочется кричать на весь мир о том, что плевать она хотела и на мир, и на Коллегию, и что с радостью она бы встала на сторону Анкано, только бы быть с ним рядом. Вот только сам златоглазый был против.
Архимагу до сих пор с трудом верится в то, что Анкано сошел с ума. Она бы, наверное, решила, что байки это всё, если бы не видела в тот момент его глаза. Холодные прежде, ледяные, словно белые пески Винтерхолда, глаза, яркие в тот момент, горящие в тот момент глаза, безумные глаза, глаза нездоровые, опасные, расплавленного золота глаза.
Жестокая стерва с головой окунает Архимага в тот дикий страх, разрывающий изнутри страх, словно в омут, не дает всплыть, не дает дышать. Не за себя тот страх был - за Анкано. Неужели правда сошел с ума? Неужели образумить, излечить не получится?
Злобная стерва услужливо подсовывает: не получится. Уже не получилось.
Маги Коллегии не хотят навлечь на себя гнев архимага. Маги Коллегии молчат.
Ей от молчания легче не становится. Ей хочется отравиться или же просто забыться. Уничтожить воспоминания, потерять личность, что угодно отдать, только бы забыть все - свои, его - неважно - фразы, взгляды, поступки, мысли и действия.
Архимаг не может. Архимага сковывают цепи, что сильнее цепей из самой прочной стали. Архимаг всё еще находится в плену этих ненавистных, но таких прекрасных эльфийских глаз.
Стерва мгновенно подсовывает ей самое ненавистное и самое дорогое одновременно. Лицо Анкано перед архимагом - как живое. Вот только живого в нем ничего нет.
Она ведь просила, она умоляла остановиться, прекратить, успокоиться, забыть об этой безумной идее, но разве он когда-нибудь прислушивался к ней? Разве когда-нибудь он думал о ней не как об инструменте?
Архимаг знает ответ. И он её не радует.
Сейчас архимага вообще ничего не радует, потому что архимаг боится выйти из своей скорлупы, состоящей из ненависти, боли и печали.
Существовать в этой скорлупе удобно. Жить в ней - невозможно.
А она и не живет - существует. Потому что так проще. Потому что по-другому она, кажется, разучилась.
Архимаг надеется, что выйдет из нее со временем.
Архимаг надеется, что желтоглазый призрак прошлого отпустит.
Архимаг надеется, что эта стерва, её персональный палач, смилуется над ней.
Архимаг пытается верить в лучшее.