Лиманов А. Ю. : другие произведения.

Краевы или Берег

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот крупное "черт-те что" в виде пьесы. Дни Турбиных в вишневом саду...

  
  
  
  
  
   КРАЕВЫ
  
   Посв. ЛиБ
  
  
  
  
  
  
   Действующие лица:
  
   Юрий Александрович Краев - (45-50 лет), химик, профессор, завлаб
  
   Маша - его жена, филолог, переводчик
  
   Нина - их дочь, художник
  
   Андрей - их сын
  
   Степан Петрович - их сосед и старинный друг (около 60 лет), психолог, философ
  
   Никаноров Сергей Сергеевич - еще один сосед, отставной военный, подполковник, давний знакомец Петровича
  
   Лена - их соседка, Машина однокурсница
  
   Никола - ее сын
  
   Марина - университетская подруга Лены и Маши
  
   Юля - девушка Андрея
  
   Илья Семенович - отец Юли (ровесник Краева), бизнесмен
  
   Семен Аркадьевич - отец Ильи, дед Юли (80-83 года)
  
   Иван Захарович - председатель сельсовета (ровесник Никанорова и Петровича)
  
   Действие происходит в деревне, в Псковской области.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Утро. Дача. Деревня. Маша на веранде пьет кофе. Петрович чинит лопату. Входит Нина.
  
   НИНА. Зачем в моей морковке твои маргаритки? Мам! Почему опять мне вредишь?
  
   МАША. Это же ноготки, Ниночка. Будет очень красиво. Они яркие, оранжевые, как твоя морковь.
  
   НИНА. Я уже всем говорила - это гималайская морковь. Она темно-красная.
  
   ПЕТРОВИЧ. Цвет страсти. Морковь раздора.
  
   МАША. Тогда можно тюльпаны высадить. Папа обещал рассаду привезти.
  
   ПЕТРОВИЧ. И хересу тоже обещал.
  
   НИНА. Ну мама же! Это моя грядка. Она мне для натюрморта нужна, тысячу раз объясняла. (Уходит)
  
   МАША. Скорей бы Никола приезжал. Сил моих нет. (Раздраженно). Я тоже всем говорила: терпеть не могу грядки. И огорода на моем холме не будет.
  
   ПЕТРОВИЧ. Морковь, Машенька, это символ восхода, а красная...
  
   АНДРЕЙ (входит). С Николой, мам, тетя Мерехлюндия приедет. И ты будешь совсем не счастлива. Телевизор, между прочим, опять ни черта не показывает. Интернет тоже завис.
  
   МАША. Вот и прекрасно.
  
   ПЕТРОВИЧ. ...а красная морковь - символ заката. Кровавого заката Евразии. (Андрею) Начнет показывать "Лебединое озеро" - зови меня.
  
   МАША. Кстати, если ты снова Марине случайно скажешь, что она Мерехлюндия - она всерьез обидится.
  
   АНДРЕЙ. А что я-то? Это все папа придумал. (Передразнивает, басом) "Пляши, Андрюха, тетка Мерехлюндия спешит, тебе Сникерс везет, а нам свою новую печаль в уши". (Берет на веранде со стола какие-то закуски, ест).
  
   ПЕТРОВИЧ. Вот! Все, Андрюшенька, знают, что женщины любят ушами. Но не понимают, что если никто женщину в уши не... это..., то уже она всех в уши... того самого.
  
   МАША. Петрович. Заткнись. С утра твои пошлости невыносимы.
  
   Андрей смеется.
  
   ПЕТРОВИЧ. Машенька, ангел мой, к тебе не относится. Ты не женщина, а высшее существо, данное нам в утешениях.
  
   МАША. Ни за что. Даже не мечтай. Сперва лопату доделай. Вот будем обедать - пожалуйста.
  
   ПЕТРОВИЧ. До обеда я не дотяну.
  
   Входит Иван Захарович.
  
   ИВАН ЗАХАРОВИЧ. День добрый! Здравствуйте, Маша! (Маша кивает). Степан Петрович, здорово!
  
   ПЕТРОВИЧ. И тебе не хворать.
  
   И.ЗАХ (Андрею). Привет, боец. Все от армии бегаешь?
  
   АНДРЕЙ. Привет, Захарыч! Не переживай, скоро перестану - не от кого будет. (Уходит в дом).
  
   МАША. Кофе хотите, Иван Захарыч?
  
   И.ЗАХ. Ох-х... (мотает головой). Я на минутку, в райцентр еду - вызвали. Что-то там чрезвычайное случилось. А связь барахлит.
  
   ПЕТРОВИЧ. Так может, рюмочку?
  
   Иван Захарович машет рукой на Петровича, тот пожимает плечами, уходит.
  
   И.ЗАХ. Вот, кстати, и с Юрием Алексанычем никак связаться не могу. Он вам, Маша, не говорил - когда собирается?
  
   МАША. Это у вас что-то с телефоном. Юра вчера из Питера звонил. Сегодня к вечеру ждем.
  
   И.ЗАХ. Мне бы по финансовой части понять - ждать ли? Если позвонит - напомните, Машенька, хорошо?
  
   МАША. Обязательно.
  
   И.ЗАХ. Ну, всех благ. Побегу.
  
   Входит Петрович с двумя рюмками и соленым огурцом.
  
   ПЕТРОВИЧ. Чрезвычайные известия надо встречать бодро и радостно. Давай-ка, Иван Захарыч, укрепим душу.
  
   И.ЗАХ. Да ну тебя, Степан, не каркай. Будем.
  
   Пьют, закусывают.
  
   Н-да... В Пскове вроде буза какая-то началась. Да и вообще, не пойми что. Ладно, побегу. Юрь Санычу - привет!
  
   Уходит.
  
   Маша спускается с веранды, берет лопату, которую делал Петрович. Рассматривает. Вдруг со всех сил несколько раз бьет ею плашмя о землю.
  
   МАША. Черт! Черт!
  
   Лопата не ломается. Петрович аккуратно забирает ее, обнимает Машу.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ну что ты, Машенька, что ты. Я ее крепко делал.
  
   МАША. Проклятые долги, вечные долги! Пятый год за дом рассчитаться не можем.
  
   ПЕТРОВИЧ. Да ладно, Юрка говорил, сейчас только за баню осталось.
  
   МАША. Хоть за баню, хоть за сарай, все равно. Надоело. Всю жизнь так: вроде нормально, а глянешь - нет, неправда. Как в воздухе висишь. Все ненадежно, зыбко...
  
   ПЕТРОВИЧ. Вот земля. Ваша. Чего надежнее?
  
   МАША (отмахивается). А, в этой стране все ненадежно. Тебе, впрочем, без разницы. Ты в водке по колено крепко стоишь.
  
   ПЕТРОВИЧ. Господь хранит своих дураков на своих путях. Авось. Пойдем, чаю хорошего заварим.
  
   Они уходят. Входит Никола.
  
   НИКОЛА (ходит вокруг дома, кричит). Ни-ин! Нинон! Нинель! Нинетта! Нинуська! Нинурта! Нинка!
  
   Нина вбегает с мотыгой в руках, визжит "Ника!", бросает мотыгу, прыгает как обезьянка на Николу. Они целуются, он кружит ее, спотыкается об мотыгу, они падают. Нина хохочет.
  
   НИКОЛА. Малыш, я страшно соскучился!
  
   НИНА. Я тоже. Ты теперь весь грязный. Я же из огорода (целует его).
  
   НИКОЛА. Плевать. Главное, я до тебя добрался. Ты не представляешь, как я рад.
  
   НИНА. Я тоже. А вообще - не рада. Какая-то херь в пространстве висит. Меня с утра прямо выбесило. На маму напала, тебя вот уронила (хохочет, целует Николу).
  
   НИКОЛА. Это я нас уронил. (Обнимает ее). А вообще ты телепат, Нин. Все правильно. Не просто херь, а прямо катаклизм какой-то. И даже не висит, а уже падает.
  
   Смеются, обнимаются, целуются.
  
   НИНА. Что, опять конец света начали? Снова метеорит? Не шутишь?
  
   НИКОЛА. Типа того.
  
   НИНА. Типа не шутишь или типа метеорит?
  
   Серьезно смотрит на Николу, потом не выдерживает, снова начинает смеяться. Пауза.
  
   НИКОЛА. Никакого метеорита, Нинка. Просто знаешь, кажется, наша страна всерьез разваливается. И я хочу ...
  
   Пауза.
  
   НИНА. И ты туда же. Ты что, за этим приехал?
  
   НИКОЛА. Нет, Нин, я...
  
   НИНА (перебивает). Я уже слышала вчера про Дальний Восток. И что-то там в Сибири еще. Такая неожиданность. Папа уже лет десять про это твердит. Вот только ты мне еще мозг не выносил с этим распадом, вместо "здрасте". Спасибо.
  
   НИКОЛА. Нин, ну прости, я не хотел. (Целует ее). Просто сейчас в поезде узнал - это серьезно. Совсем другое. Уже не Сибирь, уже здесь.
  
   НИНА. Все. That's enough. Сто раз слышала. Эта страна гибнет уже тысячу лет. И ты за тыщу кэмэ ехал, чтоб мне это сказать. Ладно. Не хочу об этом. (Пауза). Пойдем, я тебе свой натюрморт покажу.
  
   НИКОЛА. Нинк, погоди ты с натюрмортом. Он же никуда не денется? Я, вообще-то, поговорить хотел.
  
   НИНА. Ну поговори тогда сам. (Встает). Короче, мне надо срочно выдрать цепкие мамины ноготки из моей моркови. Не то все погибнет, а я не успею нарисовать. Бу! (Уходит).
  
   НИКОЛА. Вот чума упертая. (Бросается за ней). Погоди, Нинка! (Сталкивается с Андреем).
  
   АНДРЕЙ (входит, несет ведро с варом, брезентовую куртку). Здорово, как-бы-зять!
  
   НИКОЛА. Здорово, как-бы-шурин!
  
   Обнимаются. Хлопают друг друга по плечам.
  
   АНДРЕЙ. Как добрались, как столица? Где Мерехлюндия, по дороге потерял?
  
   НИКОЛА. Да нормально все, теть-Марина пока маман терзает. Не боись, скоро к вам заявится.
  
   АНДРЕЙ. А мы изготовились. Петрович с утра заправился, мать с Нинкой уже быстро цапнулись, а я с Никанорычем на озеро уйду - лодку смолить.
  
   НИКОЛА. А Юлька твоя где? А дядь-Юра? Еще в Питере?
  
   АНДРЕЙ. Мудрый отец приедет, когда все утихнет. Вот как раз - Юльку в Изборске подхватит и вечером должен быть. Дай, кстати, мобилу, мой сеть не видит.
  
   НИКОЛА. Андрюха, тут такая тема... Не в мобиле дело. И Нинке потом попробуй это сам объяснить, она меня слушать не хочет.
  
   АНДРЕЙ (усмехается). Попробовать можно.
  
   НИКОЛА. Короче, война - не война, революция - не революция, но вроде начинается месилово.
  
   АНДРЕЙ. А поподробнее?
  
   НИКОЛА. Да бред. Западная Сибирь, газовики с нефтяниками, суверенитет объявили.
  
   АНДРЕЙ. Иди ты!..
  
   НИКОЛА. То ли Сургутская республика, то ли Ханты-Мансийская...
  
   АНДРЕЙ. И друг нефтей Сургут... Как это случилось? Когда?
  
   НИКОЛА. Вечером. Мы уже в поезд сели, теть-Марина пивом залилась, даже не въехала. А потом еще сообщение: президент чрезвычайное положение ввел.
  
   АНДРЕЙ. Весело...
  
   НИКОЛА. Еще веселее: его все послали.
  
   АНДРЕЙ (криво усмехается). Папка, блин, пророк хренов... То есть, власти нет?
  
   НИКОЛА. А я знаю? Телефон ночью умер, сигнал пропал. Потом мужики в Луках сказали - по всей стране вышки сотовые валят. Так что не у тебя одного. В Москве тоже, говорят, ночью что-то взорвали. (Пауза). Я уехать хочу. У меня ж паспорт еврейский есть, ну ты помнишь... Матери по первому разу я уже втолковал, она слегка поняла. Короче, уговори Нинку, объясни ей. Надо рвать отсюда, быстро, очень быстро.
  
   АНДРЕЙ. И как это ты себе представляешь? Замуж ее быстренько взять?
  
   Входят Маша и Петрович.
  
   АНДРЕЙ (быстро). Так, маме пока ни слова.
  
   ПЕТРОВИЧ. О, Николай! Давай закурим!
  
   НИКОЛА. Здрасьте, дядь-Степан, я ж не курю.
  
   ПЕТРОВИЧ. Куренье умножает нам радости быстротекущей жизни...
  
   МАША. Привет, Николка! (Обнимает его). Как доехали?
  
   НИКОЛА. Спасибо, теть-Маш, все в норме.
  
   МАША. Ты дурынду нашу уже видел? Она сегодня огородница...
  
   АНДРЕЙ. Мам, не вредничай. Нинка классный натюрморт придумала: черная земля, из нее мощные красные морковки торчат, а над ними чахлая ботва. Как наша жизнь.
  
   ПЕТРОВИЧ. Говорите от своего лица, Портос, когда говорите подобные нелепости.
  
   МАША. Все. Будем пить чай. И завтракать.
  
   НИКОЛА (весело). Не поздновато для завтрака?
  
   ПЕТРОВИЧ. А мы еще и обедать будем.
  
   Все смеются. Начинается "предобеденная суета". Входит Никаноров.
  
   НИКАНОРОВ. Всем салют! Что шумим? Юрка приехал?
  
   МАША. Привет, Сережа. Вечером приедет.
  
   НИКАНОРОВ. Вас понял.
  
   МАША. Позавтракаешь с нами?
  
   НИКАНОРОВ. Чаю попью. (Петровичу). Даже не начинай.
  
   ПЕТРОВИЧ. Вот еще. Самим мало.
  
   АНДРЕЙ. Никанорыч, на озеро идем?
  
   НИКАНОРОВ. Не знаю. Не до лодки мне сейчас. Ну-ка, подь сюда (отводит Андрея в сторону). Вы еще, я вижу, не в курсе?
  
   АНДРЕЙ. Смотря чего.
  
   НИКАНОРОВ. Того самого. Заваруха, Андрей, начинается. Уже началась. Решать вам надо что-то.
  
   АНДРЕЙ. Никанорыч, про Сургут я уже слышал. И про чрезвычайное положение. Только не надо паниковать. (Никаноров криво усмехается). Надо спокойно как-то все обсудить. Вот отец приедет - и вместе решим.
  
   НИКАНОРОВ. Не в этот раз. Тут каждому за себя решать придется.
  
   МАША (Андрею). Андрюш, Нину позови. И давайте за стол.
  
   НИКАНОРОВ. Ладно, пошли к чаю.
  
   Все рассаживаются, кладут себе салаты, бутерброды, омлет и т.п. Обычный гомон: "давай чашку", "кому еще заварки?" и т.д.
   Выходят Андрей и Нина. Она чмокает Никанорова в макушку ("Привет, Никанорыч"), садится рядом с Машей.
  
   НИНА. Мам, я была неправа. И буду еще неправа.
  
   МАША. Кто б сомневался.
  
   НИНА. Коготки твои я пересадила. Они к дубу теперь перебрались.
  
   ПЕТРОВИЧ. Мало ему, видать, рябины.
  
   МАША. Ничего. Этот - выдержит.
  
   Все смеются.
  
   НИКОЛА. Петрович, ты налей себе и убирай скорей бутылку. Сейчас мои придут и начнется.
  
   НИНА. Они уже в пути. Я видела, как они с вашего холма спускаются.
  
   АНДРЕЙ. Еще не падают?
  
   ПЕТРОВИЧ. Наши люди падают только мертвыми.
  
   МАША. И то ненадолго. Мне кто-нибудь объяснит - что происходит? Телефоны не работают, телевизор тоже, в Пскове - Захарыч сказал - какая-то буза. Что творится, кто может внятно сказать?
  
   АНДРЕЙ. Мам, тут забавная история случилась...
  
   НИКОЛА. Понимаешь, теть-Маш, такое дело...
  
   НИКАНОРОВ. Докладываю. Если вкратце. Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский округа...
  
   НИНА. Где это?
  
   АНДРЕЙ. Север Западной Сибири, балда, потом покажу.
  
   НИКАНОРОВ. ...объявили о своей автономии. Сургутская республика, так это называется. С ними несколько олигархов. В ответ президент ввел в стране чрезвычайное положение. Большинство губернаторов его не поддержало.
  
   НИНА. Очуметь.
  
   НИКАНОРОВ. Армия молчит, МВД в готовности. В Европейской части России усилилась террористическая активность. Так это формулируют. Сотовые вышки повзрывали, ретрансляторы.
  
   МАША. Никанорыч, а ты-то откуда знаешь?
  
   ПЕТРОВИЧ (смеется). А подполковник наш - жох, у него в подвале дивизионная радиостанция стоит.
  
   НИКАНОРОВ. Главное. Президента поддержали ООН и Евросоюз. И предложили взять под совместную охрану все магистральные нефте и газопроводы. Выводы делайте сами. (Обводит всех взглядом. Пауза. Его явно не поняли, он раздражается.) Войска они будут вводить, нам в помощь. Вот так вот.
  
   Пауза.
  
   ПЕТРОВИЧ. Эх, как ни болела - померла.
  
   МАША. И что теперь, война?
  
   НИКАНОРОВ. По факту - нет. А так... всяко может быть. Я, вообще-то, в Ростов собираюсь.
  
   Пауза.
  
   НИНА. Дядь-Серег, а ты ведь рад. Признай. На Дон, на Дон, в пампасы! Сабли наголо! Рад?
  
   НИКАНОРОВ. Шутки кончились, Нин. Это все серьезно.
  
   МАША. Чувство юмора, Никанорыч, надо проявлять всегда. Особенно в чрезвычайных положениях.
  
   Входят Лена и Марина. Обе слегка навеселе.
  
   МАРИНА. Машка! Ниночка! Андрюшка! Здравствуйте, мои дорогие!
  
   МАША. Привет, голубчик. Наконец ты к нам добралась.
  
   ЛЕНА. Вот. Я ее привела.
  
   АНДРЕЙ. Ура! Лен, может, чаю?
  
   ЛЕНА. Да какой уж теперь чай.
  
   ПЕТРОВИЧ. Маринка! А где мне привет?
  
   МАРИНА (умиленно). Петрович, друг! Я так несчастна! Это ваше чрезвычайное положение совершенно выбило меня из колеи.
  
   НИКОЛА. Марина, откуда ты знаешь? Ты же спала.
  
   ЛЕНА. Это я ей все рассказала.
  
   МАРИНА. А будто я не догадывалась. Все к этому шло.
  
   МАША. Ну слава богу, хоть кто-то был настороже.
  
   НИКАНОРОВ. Вы меня изумляете своим легкомыслием. Андрюха, ты мне нужен. Пойдем.
  
   Уходят.
  
   МАША (напевает). На прощанье сказали герои - ожидайте хороших вестей...
  
   НИНА. Все сговорились. Почему так всегда? Только я соберусь работать, начинается какая-то херь.
  
   ЛЕНА. Да уж, хорошенькая херь тебе на этот раз попалась.
  
   ПЕТРОВИЧ. Если бы Вселенная не ставила поэтам и художникам палки в колеса...
  
   НИКОЛА. Они бы уже укатили куда-нибудь очень далеко.
  
   ЛЕНА. Ниночка, а ты почаще собирайся, авось они не успеют.
  
   НИКОЛА. Они - это кто?
  
   ЛЕНА. А все эти вселенные.
  
   МАША. Чаще мы не можем. У нас вдохновение.
  
   НИНА. Мам! Это не твое вдохновение!
  
   МАРИНА. Ну вот, мир гибнет, а вы его опять никак не поделите.
  
   ПЕТРОВИЧ. Отставить раскардаш! Предлагаю выпить. И замолчать.
  
   МАША. Выпей, наконец. И замолчи.
  
   Петрович пьет. Марина и Лена глядят на него жадными глазами. В тишине слышен шум подъехавшей машины.
  
   НИКОЛА. Захарыч, наверное?
  
   ПЕТРОВИЧ. Не, Захарыч в райцентре.
  
   Входит Илья с несколькими коробками конфет, тортом.
  
   ИЛЬЯ (говорит очень быстро, почти не слушая). Приветствую вас! Маша, я тут к чаю по дороге прикупил, а Юли еще нет, конечно... Петрович, мое почтение!
  
   МАША. Они с Юрой...
  
   ИЛЬЯ. Я знаю, знаю, вечером должны быть, я с ним говорил ночью, пока еще связь держалась. Держи, Нин, вот тут осторожнее, коробка помялась.
  
   Нина забирает у Ильи коробки, что-то ставит на стол, что-то относит в дом.
  
   МАРИНА. Илья, а вы все понимаете, что происходит? А то вот у нас есть сомнение, что...
  
   ИЛЬЯ. К сожалению, я тоже не могу избавиться от сомнений. Хотя все очень хорошо понимаю. (Отводит Машу в сторону). Маша, нам надо будет серьезно поговорить. Надвигается катастрофа, я вчера еле уговорил отца взять билет. Мне сейчас придется отъехать - здесь недалеко, мой товарищ, Виталя, на соседнем озере дом, километров сорок, да ты знаешь, Андрей там бывал. Виталя папу с поезда ночью забрал, (коротко всхохатывает) моего, его-то давно в Лондоне, не важно. Вечером, приедут Юра с Юлей, я как раз вернусь, мы должны, должны поговорить. (Обращаясь ко всем). Ну, вы тут не скучайте, не шалите, не напивайтесь сильно, я ненадолго, к ужину буду, готовьте шашлык, надеюсь привезти хорошего вина. Все, чао.
  
   Уходит.
  
   ПЕТРОВИЧ. Да-а... Деловитость - наш стиль. Только пыль клубами завилась. Пойду-ка я в свою руину, вздремну часок в благословенной тиши. Никол, проводи-ка меня. И конфет, что ли, вон тех, возьми горсточку.
  
   Знаками показывает Николе - что надо взять со стола. Никола берет конфеты, прячет под мышку бутылку. Уходит вслед за Петровичем.
  
   ЛЕНА. Машка, что тебе ваш будущий сват рассказал? Он что-то знает?
  
   МАША. Ровным счетом ничего не сказал. Но наверное что-то знает. Сказал, что отец его приедет.
  
   МАРИНА. А жена у него есть?
  
   ЛЕНА. Господи, это у тебя на уровне рефлекса, что ли?
  
   МАРИНА. А хоть бы так. Завидно?
  
   МАША. Она в Финляндии живет, какой-то бизнес, что-то с типографиями связано, я не интересовалась. У Андрюшки лучше спроси - он пару заказов для нее рисовал.
  
   МАРИНА. Ах, конечно, ты же выше этого.
  
   ЛЕНА. И что они все такие серьезные? Никанорыч ваш, Илья... Никола утром на меня накричал: мама, ты дура, ничего не понимаешь!...
  
   МАША. Видимо, они считают, что национальная катастрофа - не повод для веселья.
  
   ЛЕНА. А раньше-то у нас благоденствие было.
  
   МАРИНА (мечтательно). Вот если бы Петрович был такой же богатый как Илья... и помоложе...
  
   МАША. ...то сделался бы страшным занудой. И уж тогда бы его не заткнуть было.
  
   Входит Нина.
  
   НИНА. Вы будете смеяться, но ящик заработал. Псковское телевидение. Оперу Глинки "Иван Сусанин" показывают.
  
   Слышна ария Сусанина "Ты взойдешь моя заря".
  
   Конец I картины.
  
  
  
   II картина.
  
  
   Нина и Андрей на холме за домом Краевых - господствующая высота над всем пейзажем. Нина рисует, Андрей разбирает и чистит АКМ.
  
   АНДРЕЙ. Желтенького добавь.
  
   НИНА (тычет кистью в окрестность). Где ты тут видишь желтенький?
  
   АНДРЕЙ. В том-то и дело, что его никто не видит. А он есть. Закон живописи.
  
   НИНА. Что б ты знал в законах живописи, дизайнер.
  
   АНДРЕЙ. Эх, Нинка, какой я дизайнер... Так. Да и что это за профессия. Одно название.
  
   НИНА. А я тебе говорила: Адиня, надо рисовать. Вдвоем за лето холстов тридцать накрасим - вот и выставка.
  
   АНДРЕЙ. Какая разница - дизайн, живопись. Не очень-то мне все это интересно, если по-правде.
  
   НИНА. А что интересно? Ты когда-нибудь выбери наконец.
  
   АНДРЕЙ. Ну-ну. Опять отца цитируешь? Запомни: я - Энди Край, талантливый и обаятельный.
  
   НИНА. Какой ты Энди. Адиня ты. Вот зачем тебе автомат?
  
   АНДРЕЙ. Так. Никанорыч дал. Знаешь, сколько у него всего в погребах? Ого-го!
  
   НИНА. Никанорыч - ладно. Одно слово, полковник. А тебе-то зачем?
  
   АНДРЕЙ. Пригодится. (Пауза). Я, наверное, в Псков съезжу...
  
   НИНА. Для чего?
  
   АНДРЕЙ. А как получится.
  
   НИНА. Адиня! Ты сдурел? Мы ж видели, что там творится. Чего тебе там делать?
  
   АНДРЕЙ. А ничего. То же, что и всем. (Пауза). Что ж они думают, нас вот так продавать можно?
  
   НИНА. Ты псих, ты прямо сейчас собрался?
  
   АНДРЕЙ. Да. Знаешь, отец ведь прав. Очень хочется что-нибудь сделать. Я как подумаю ...
  
   НИНА. Псих сумасшедший, я сейчас маме расскажу! Никуда ты не поедешь!
  
   АНДРЕЙ. Вот только попробуй!
  
   НИНА (кричит). А-а-а! не смей!
  
   Входит Никола, слегка навеселе.
  
   НИКОЛА. Вот они, любящие брат с сестрой! Когда музы кричат - пушки дрожат в ужасе.
  
   АНДРЕЙ (уворачивается от кисточки, хватает Нину за шкирку, шепчет ей в ухо). Не вздумай хоть что-нибудь вякнуть! (Громко). Да мы любящие, любящие. Вот если б не дурь наша... (Отскакивает от кисточки).
  
   НИКОЛА. Это точно. А ты смешно смотришься с автоматом. У Никанорыча спер?
  
   АНДРЕЙ. Зачем спер, он сам дал...
  
   НИНА. Ну вы! Я, между прочим, старше вас обоих. И умней.
  
   АНДРЕЙ. Аж на целый год.
  
   НИКОЛА. А меня только на месяц. В рамках погрешности. Ты ж моя обожаемая погрешность.
  
   НИНА. А ты мой страшный грех!
  
   В длинном выпаде достает кистью до Николиного носа - на носу яркое красное пятно. Нина смеется.
  
   АНДРЕЙ. Кажется, я лишний в этих любовных игрищах.
  
   НИНА. Нет, не уходи.
  
   НИКОЛА. Да, Андрюх, подожди. Ты должен, как брат. И вот... Нин, мне надо задать тебе неожиданный вопрос.
  
   НИНА. Лучше не надо.
  
   АНДРЕЙ. Неужели ты решился?
  
   НИКОЛА. Погоди, не сбивай. Нин, ты только не отвечай сразу. Как тебе идея в Израиловку съездить? Осенью. На пару месяцев. Походить по местам неолитической революции, натуфийские пещеры порисовать...
  
   НИНА. Да что там рисовать-то, они сами уже все нарисовали.
  
   НИКОЛА. А можно посмотреть места, где первую козу приручили...
  
   НИНА. Но-но, только без намеков.
  
   АНДРЕЙ. А что? Съездили бы, в самом деле. Осенью уже не так жарко, свет мягкий, красивый...
  
   НИНА. Нет, вы все-таки упорно принимаете меня за идиотку. Какая коза, к чертовой матери, какие, блин, пещеры?! Никол, ты эмигрировать собрался? Сейчас?
  
   НИКОЛА. Ну, если ты так ставишь вопрос...
  
   НИНА. Ага, понятно. Ты где-то там слегка еврей, у тебя даже гражданство есть. А теперь посмотри на меня - где я и где евреи, а?!
  
   Андрей хохочет.
  
   НИКОЛА. Ну... пока далеко, но... послушай, тут вот какое дело....
  
   НИНА. Короче. Ты меня наконец замуж, что ли, зовешь?
  
   НИКОЛА. Вроде как да.
  
   АНДРЕЙ (дурачится). Ну скажи, скажи наконец эти слова, я уже почти год жду.
  
   НИКОЛА. Андрюх, отвали! Нин, я...
  
   НИНА. Никол, не надо. Я тебя, конечно, тоже люблю. Но знаешь, Ника, если бы ты раньше решился, хоть пару дней назад... Может тогда бы вообще всего этого катаклизма не было.
  
   НИКОЛА. Да не мог я раньше приехать!
  
   НИНА. Ну вот. А теперь... Как-то я замуж не готова. И уезжать мне сейчас не хочется. Может, осенью... иначе все будет, не знаю. Давай потом поговорим, хорошо?
  
   НИКОЛА. Я так и знал.
  
   АНДРЕЙ. И я так и знал. И даже Нинка так и знала. И все окрестные боги - земные и небесные - тоже так и знали. А что толку?
  
   Пауза.
  
   НИКОЛА. Черт возьми, как же некстати все это началось! (Достает из кармана фляжку.) Будете? Это Петрович дал, рябина, брусника, клюква и... спирт, разумеется. Тебе - автомат дали, а мне - флягу. (Смеется, пьет, протягивает флягу Нине, та мотает головой, отдает флягу Андрею). Знаешь, Нин, я ведь думал, что постепенно смогу... Мы поехали бы осенью в Израиль, в Ливан, там безумно красиво, если знать - как смотреть... (Пьет). Потом на Крит, Корфу, потом на Сицилию... Я откладывал деньги... Мы путешествовали бы всю зиму по ойкумене. Это недорого, я узнавал. Нам ведь немного надо... (Пьет). Ты вышла бы за меня следующей весной. В феврале или в марте. После Пасхи. (Смеется). Эти сургуты все испортили, все, всю мою жизнь. (Хохочет). А ведь я их в глаза не видел - ни одного сургута. А они - раз! и все. (Пьет). Ты ведь теперь не поедешь со мной? Не выйдешь за меня, да? (Смеется). Раз - и все рухнуло.
  
   НИНА (обнимает его). Никол, что ты, что ты, не грусти. Ведь рухнуло то, чего еще даже не было.
  
   НИКОЛА. И это самое ужасное!... (Пьет).
  
   АНДРЕЙ. Да уж. Мечта погибла в мясорубке жизни.
  
   НИКОЛА. А ведь ты мне больше не шурин... Хочешь в рыло?
  
   АНДРЕЙ. Ну-ка, ну-ка! Ты ж мне тоже теперь не зять.
  
   НИНА. Хватит. Ша! Оба.
  
   Входит Марина.
  
   МАРИНА. Никола, где ты успел напиться?
  
   НИКОЛА. Марин, я ведь тебя не спрашивал - где ты успеваешь? Сделай как я, промолчи.
  
   МАРИНА. Ладно-ладно. Пойдем. Я тебя спать положу. Андрюш, поможешь?
  
   НИКОЛА. Зачем теперь спать? Я хотел жениться на ней. А будет война. И она не выйдет за меня. Вот, показываю: Нина, пойдешь за меня замуж? Перед гражданской войной?
  
   НИНА. Замуж - потому что война? Или потому что замуж?
  
   НИКОЛА. Потому что я тебя люблю!
  
   НИНА. Я тоже. Но это не причина.
  
   МАРИНА. Пошли, Никол, тебе надо поспать. Андрюш, бери его.
  
   Андрей и Марина уводят Николу.
  
   НИКОЛА (уходя). Это не причина... А в чем причина? В чем она?
  
   НИНА (сама себе, задумчиво). А вот если я напьюсь... То-то вы незарадуетесь. (Оглядывается, видит АКМ, оставленный Андреем). О, братик-солдатик, потерял автоматик. В Псков он собрался, дурак!
  
   Берет АКМ, кидает его в кусты. Слышен глухой вскрик. Выходит Петрович.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ох, твою мать, богато живете - "калашами" кидаетесь. Нинка, ты чего бузишь? (Кладет автомат на лавку).
  
   НИНА (смеется). Извини, Петрович, я ж не знала.
  
   ПЕТРОВИЧ. Н-да, знала бы - пришибла. Подсвечник в ее руках страшнее пистолета.
  
   НИНА. Ой, ладно. У меня горе, Петрович. Меня замуж звали в свадебное путешествие, по Средиземному морю.
  
   ПЕТРОВИЧ. А ты гордо отказалась.
  
   НИНА. Не гордо, а злобно. Я, наверное, не очень приятный человек, да?
  
   ПЕТРОВИЧ. Да из тебя вообще человек плохонький. Ты ж художник.
  
   НИНА. Вот-вот, и отец то же говорит. (Вздыхает). Папка-папка, где ездишь, блин. Все время что-то происходит, а его нет.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ниче, скоро прибудет. Уже сороки стрекочут за Доном.
  
   НИНА. Петрович, какие сороки? Адиня вот в Псков собрался...
  
   ПЕТРОВИЧ. А, забудь. (Рассматривает автомат, прикладывается к нему. Меланхолично). Андрюха? Ерунда. Нечего ему в Пскове делать. Но не нравится мне все это, голубчик, совсем не нравится.
  
   НИНА. И что?
  
   ПЕТРОВИЧ. Боюсь, так просто все не кончится. Долго и муторно будет. И не хорошо.
  
   НИНА. Вот и славно. (Пауза.) Если б ты только мог представить себе, Петрович, как я это все ненавижу. Весь этот подлый, трусливый мир... всех этих людей! Вы говорите - я не понимаю, я не знаю что будет... (Лихорадочным шепотом). А я - знаю. Я видела - вот здесь (она бьет себя в грудь). Я этого хочу!
  
   Пауза.
  
   Этот мир - подделка, он пошел по неправильному пути, он потерял все настоящее - любовь, ненависть, веру, чудо! И пусть он закончится! Мне не жалко его, совсем! Пусть закончится!
  
   В ярости топает ногой. Через мгновение слышится отдаленный гул мощного взрыва. Нина и Петрович замирают.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ого, да ты не шутишь.
  
   НИНА (хихикает). Мы, шаманы, никогда просто так не шутим. А что это было, Петрович?
  
   ПЕТРОВИЧ. Вот именно, что-то было... И больше нет. Надо к Никанорову сходить, пусть послушает радио - чего там грохнуло.
  
   Слышен рокот еще одного взрыва.
  
   ПЕТРОВИЧ. Нинка, угомонись!
  
   НИНА. Это уже не я.
  
   Смеются. Входят Маша и Лена.
  
   МАША. Откуда это у вас автомат?
  
   НИНА. Андрюха от Никанорыча притащил. У него еще много осталось.
  
   ЛЕНА. А зачем ему автоматы?... Петрович, ты Николку напоил?
  
   ПЕТРОВИЧ. Неправда. Я лишь предоставил ему возможность снять стресс. У него с девушкой сложности.
  
   НИНА. Это со мной (делает книксен).
  
   ПЕТРОВИЧ. Она может с ним в Израиль не поехать.
  
   НИНА. Она уже не поехала (еще раз делает книксен).
  
   ПЕТРОВИЧ. И замуж тоже может не пойти...
  
   НИНА (разводит руками). Упс.
  
   МАША. А что это там бахает?
  
   ПЕТРОВИЧ. Не знаем мы. Вот, к Никанорычу собрались, выяснять. Пошли с нами?
  
   МАША. Если он что-то знает, то сам придет. Не выдержит.
  
   ЛЕНА. Нин, он сделал тебе предложение?
  
   НИНА. Давай пока оставим эту тему, а?
  
   ЛЕНА. Но ты мне даже ничего не объяснишь?
  
   МАША. Я, кстати, тоже хотела бы послушать.
  
   НИНА. Можно не сейчас?
  
   Пауза. Маша и Лена выжидательно смотрят на Нину. Петрович демонстративно отворачивается.
  
   Хорошо. Как говорит Никанорыч, докладываю вкратце. Никола предложил мне выйти за него замуж. И уехать в Израиль. Ввиду надвигающейся катастрофы. Я отказалась. Он огорчился. Все. Нет, не все. Это не обсуждается. Теперь все.
  
   МАША. Почему-то все, что ты делаешь - не обсуждается.
  
   ЛЕНА. Нин, но ведь... разве вы не любите друг друга?
  
   НИНА (кричит). Ма-ам! Ле-ен! Хватит!
  
   Вновь слышится гул далекого взрыва.
  
   (Хмыкает). Я же просила - только не сейчас.
  
   ПЕТРОВИЧ. Чем этот миг хуже того, что будет? Лишь тем, что уже настал?
  
   НИНА. Петрович, хоть ты не начинай.
  
   Входит Никаноров.
  
   НИКАНОРОВ. Поздравляю вас. Одной проблемой меньше. Белоруссия отрезана от российской нефти: взорвана перекачивающая станция в Великих Луках.
  
   НИНА. Значит, это в Луках было...
  
   ЛЕНА. А почему "одной проблемой меньше"?
  
   ПЕТРОВИЧ. Потому что больше.
  
   НИКАНОРОВ. Через Луки шел нефтепровод в Белоруссию. Теперь у бульбашей тоже есть повод для ввода своих частей.
  
   ПЕТРОВИЧ. А, все равно. Белорусы, евросоюзы. Надоело. Чаю хочу наконец. Маш, как насчет файв-о-клока?
  
   МАША. Вперед. Флаг в руки и самовар на шею. Хотите чай - добудьте его сами. Давайте, что застыли?
  
   ПЕТРОВИЧ. Ты нас гонишь?
  
   МАША. Ага. Как ты догадался?
  
   Все, кроме Нины и Маши, уходят посмеиваясь.
  
   НИНА. Ты что - поговорить?...
  
   МАША. Как-то мне неуютно. В Москве беспорядки - мы с Ленкой по радио слушали. В Пскове то же, и в Питере, белорусы еще. А мы здесь сидим, как будто ничего не происходит.
  
   НИНА. Пусть папа решает.
  
   МАША. Господи, что он может решить. Всю жизнь плывет по течению.
  
   НИНА. Мам, ты ведь не об этом хотела...
  
   МАША. Ага. (Пауза). В общем, мне было бы спокойнее, если б ты уехала. Ну хоть в Израиль.
  
   НИНА. А мне нет. Там, между прочим, тоже взрывают.
  
   МАША. Они уже привыкли.
  
   НИНА. И мы привыкнем.
  
   МАША. Здесь - совсем другое дело. Это пока тихо, а скоро начнется драка и все озвереют. К такому не привыкнешь.
  
   НИНА. Возможно. Только я все равно не поеду. Вот ты поедешь?
  
   МАША. При чем здесь я?
  
   Входит Юра. На плечах - большой рюкзак.
  
   ЮРА. Так и знал, что вас тут найду. Здорово, дорогие мои!
  
   НИНА. Папка! (Бросается ему на шею).
  
   ЮРА. Привет, сокровище мое! (Целует ее, обнимает, подходит к Маше). Ангел мой, радость моя, здравствуй наконец!
  
   Обнимаются.
  
   МАША. Ну вот. Приехал. А тут взрывают...
  
   ЮРА. Маш, все знаю, все. Потом обсудим. Чуть погодя, ладно? Мне к Никанорычу быстро надо, кой-чего закинуть...
  
   НИНА. А он у нас. И все там.
  
   ЮРА (быстро). Это замечательно. Я и без него разберусь. А что это тут АКМ валяется? Никанорыч закрома вскрыл? Казак лихой. Так, очень хорошо, что вы здесь. Там в машине - Юля. Она... несколько... э-э... в обалдении. Вы ее возьмите, как-то успокойте, что ли. Я не знаю. Может - водки ей и спать, а?
  
   МАША. А что случилось?
  
   ЮРА. Да так, по дороге, понимаешь, пришлось... Ерунда, короче. Все нормально. Потом расскажу. Вы с ней поговорите, успокойте, что ли. Все, я к Никанорычу, через пять минут вернусь. (Уходит, прихватив АКМ).
  
   НИНА. Мам, я Юлю приведу. Может, Андрюшку позвать?
  
   МАША. Лучше потом. (Нина уходит.) Водки и спать. Всем - водки и спать. И не просыпаться. Пока не кончится.
  
   Возвращается Нина. С ней Юля, всхлипывает.
  
   НИНА. Все, тихо, все хорошо, мы дома, все дома. Ничего не случилось. Ты цела, все целы.
  
   МАША. Юленька, ну что ты, успокойся.
  
   ЮЛЯ. Теть-Маша, он их убил. Твой муж. Дядь-Юра. Он убил их. Взял и просто так убил.
  
   МАША. Тихо-тихо. Уже все кончилось.
  
   НИНА (усмехается). Кого убил-то, господи?
  
   МАША. Нина!...
  
   ЮЛЯ (запинаясь). Они нас остановили, милиция. Или ГАИ. На машине. Мы с дороги свернули. А дядь-Юра говорит, что-то непохоже. Борсетку взял и к ним. И говорит: сиди тихо, не выходи. А потом... потом... Он вернулся и говорит: извини, Юль, борсетка ваша погибла. Мы же ему с Андрюшей ее подарили. А дядь-Юра опять к ним пошел, они там лежат, а он с них автоматы снял, и фуражки, и документы, и говорит, сиди тихо, и говорит сиди тихо...(Плачет).
  
   МАША. Юля. Слушай меня. Встали и пошли. Слышишь?
  
   ЮЛЯ. Да.
  
   НИНА. Куда ты ее хочешь?
  
   МАША. К Петровичу. Спирту зальем, пусть пару часов поспит. Это обычный шок. Это нормально.
  
   НИНА. Ага. У нас, кажется, у всех - обычный шок. (Кричит). Это нормально, это нормально!!
  
   МАША. Заткнись. И помоги. Пошли, Юленька.
  
   Затемнение. Конец II картины.
  
  
  
   III картина
  
   Юра сидит на земле, прислонившись спиной к лавке. Его трясет. Пытается налить себе в кружку, водка проливается.
  
   ЮРА. Тихо, тихо, ч-черт...
  
   Входит Маша.
  
   ЮРА. Машк, н-налей мне.
  
   МАША (садится рядом на лавку, наливает). Что, заколотило?
  
   ЮРА. Угу. (Пьет). Еще.
  
   Маша наливает, он пьет.
  
   МАША. Господи, бедный ты мой (гладит его по голове). Бедный-несчастный, храбрый трус.
  
   ЮРА. Угу. (Уже спокойнее, пьет прямо из бутылки). Знаешь, я как-то так испугался - жуть. И злоба душит, и ужас холодный. И мыслей нет никаких. (Пьет). А они бы нас грохнули, точно. Повезло. Им машина понравилась. Не стали сразу стрелять.
  
   МАША (обнимает его). Ну все, все уже, успокойся. Ты молодец, все правильно.
  
   ЮРА. Угу. Точно, повезло. Я почему-то сразу понял - они какие-то такие были... Понимаешь... я ведь ничего не понял еще, не успел. А как-то... не то что-то было. (Делает еще глоток). А потом уже проверил когда - все правильно. Это не менты. Они ментов убили. Там рядом совсем, чуть дальше по дороге. У них и документы не их, чужие. И штаны, и сапоги, и... (Его передергивает). Все. Все, хватит. Это ведь не истерика, да? (Усмехается). Извини. Сейчас. Все, я молчу. Сейчас, сейчас меня отпустит. Извини.
  
   МАША (смеется). Какой же ты болван. Зачем ты извиняешься, разве я не понимаю - что с тобой?
  
   Обнимает его. Сидят молча.
  
   ЮРА. Ох. О-хо-хох. Веселые дела.
  
   Вбегает Андрей.
  
   АНДРЕЙ. Пап! Привет! Ты как? Все хорошо?
  
   ЮРА. Здорово! (Встает, чуть пошатнувшись, крепко обнимает Андрея). Посиди с нами. Сил нет. Садись.
  
   АНДРЕЙ (усмехается). Да я понимаю. Хотя... не очень. Нинка что-то быстро прошипела, а ничего толком не ясно. Юлька дрыхнет. Ты, правда, ментов убил? Нинка сказала, ты мой АКМ Никанорычу забросил...
  
   ЮРА. Ага...
  
   МАША. Крошка-сын к отцу пришел...
  
   АНДРЕЙ. Пап, а Юля что? Все нормально?
  
   ЮРА. Она и не видела почти ничего. Испугалась просто сильно, от неожиданности.
  
   АНДРЕЙ. А почему эти менты на вас? Или ты сам?...
  
   ЮРА. Они не менты были. Какие-то мужики непонятные. На дороге, я Новоржев кругом объезжал, на всякий случай. А вышло, что... Н-да. А ментов они сами убили. Гаишников. А я... (с силой трет кулаки).
  
   АНДРЕЙ. Они стрелять начали? А машина цела? Я глянул - дырок вроде нет. Или ты первый?
  
   ЮРА. Первый. С перепугу наверное. Быстро все так. Ох. В общем, ладно. Хочется пожрать. И выпить. Вот сядем - все расскажу подробно. И про этих, и про все остальное. (Протягивает Андрею ключи от машины). На, загони ее в гараж. Там все выгрузить и разобрать надо. Николу возьми. Сделаете?
  
   АНДРЕЙ. Он спит. Спирту напился. Его Нинка отшила. А ты сразу их, насмерть?
  
   ЮРА (мотает головой). Адинь, давай позже, ладно? А чего это Нинка вдруг?
  
   МАША. А он ей предложил замуж и в Израиль. Подальше от неожиданных встреч на дорогах.
  
   ЮРА. В Израиль - это зря. Мягче надо было. Вот на Грецию, на Италию какую-нибудь - она бы повелась. А так...
  
   АНДРЕЙ. Да он как раз так и пытался (смеется). Мол, в Израиль только на минутку, а потом сразу в Грецию, в Италию, кватроченто, чинквеченто!... Облом. Пап, а вас кто-нибудь там видел?
  
   ЮРА. Нет, пустая дорога.
  
   МАША. Все, иди, бери Нинку и давайте, разгрузите машину. (Юре). Ты рассаду привез?
  
   ЮРА. Конечно. На заднем сиденье, два ящика.
  
   АНДРЕЙ. Ладно, понял. Смешно получается - Никола с Юлькой спят, укушавшись. У них, значит, шок. А у нас рассада. Ну-ну.
  
   Уходит.
  
   ЮРА (кричит вслед). Мангал поставьте! И угли готовьте. У меня там мясо замаринованное в ведре.
  
   МАША. Мясо - это хорошо. У нас, кстати, пока еще вся морозилка забита. И от Никанорыча кусок кабанятины.
  
   ЮРА. Маш, чтобы сразу иллюзий не было... В Москву возвращаться нельзя. Вечером Илья вроде должен приехать...
  
   МАША. Он уже приезжал. Сейчас у друга своего, где-то недалеко. Скоро вернется с отцом.
  
   ЮРА. Так вот, про Москву можешь у него спросить. Но то, что я знаю... короче, там будут погромы. Националисты, потом нацменов на улицы выведут. А потом все жестко, с кровью задавят. Москву они не отдадут. В общем, туда пока нельзя. А в Питер тем более.
  
   МАША. Слава богу, что мама у братца в Канаде.
  
   ЮРА. А он ее не выпрет? Как поймет, что это надолго и всерьез...
  
   МАША. Дядя, конечно, сука. Но не настолько. Плохо, что ей никак не сообщить. Она же там с ума сходит.
  
   ЮРА. Завтра съездим в Бежаницы, позвоним с переговорного. Обычная связь пока еще есть.
  
   МАША. Скоро не будет?
  
   ЮРА. Черт его знает. Может.
  
   МАША. Почему в Питер нельзя?
  
   ЮРА. Бойня будет. Слишком много рабочих, это ж не Москва люмпенская. Плюс морячки. Они еще немного людьми себя считают. Для них ооновские патрули на улицах - оккупация, что бы там президент не вкручивал. Да и в лаборатории у нас, знаешь, тоже, настроения злобные.
  
   МАША. А здесь - лучше будет?
  
   ЮРА. Пока - да. Потом не знаю. Может, и потом лучше. От белорусов зависит. И от псковской дивизии. Ее должны были на Кавказ отправить, но не успели. (Смеется). Вот же вечная российская расхлябанность!
  
   МАША. Все равно. Как-то неуютно мне, муторно здесь. Страшно. Как в детстве - под одеялом с фонариком спряталась, а вокруг тьма и ужас. (Пауза). Нельзя же так всю жизнь просидеть, Юр, может быть можно что-нибудь сделать?...
  
   ЮРА. Ты хочешь уехать?
  
   МАША. Уехать, приехать... Ты дурак? Я хочу счастья. Без долгов, без убийств, без псковской дивизии... Простого, обычного, спокойного, как все нормальные люди хотят. Вот и я тоже хочу. Нельзя?
  
   ЮРА. Наверное, можно. Только я не знаю - как.
  
   Входит Захарыч.
  
   ЗАХАРЫЧ. Юрь Саныч, приветствую! Ребята сказали - ты здесь отдыхаешь. Как добрался? Что там в Питере творится?
  
   ЮРА. Здравствуй, Иван Захарыч, здравствуй. (Встает, жмет Захарычу руку). Питер далеко, да и чего тебе Питер. Так, любопытство. Ты мне лучше скажи - что тут у нас, в Луках, в Локне творится? Вот эт важно. А Питер - ладно.
  
   ЗАХАРЫЧ. У нас... у нас... не поймешь сразу. Не одобряют у нас все это дело.
  
   МАША (смеется). Захарыч, что ты кокетничаешь! Ну с нами-то зачем?
  
   ЗАХАРЫЧ. Чего это я кокетничаю. Я говорю: не одобряют. (Пауза). Не поддержали мы, значит, президента. Порядок нужен, да. А вот европейцы здесь ни к чему. Пусть в своих странах. Вот. Отряды в Луках думают собирать. Бульбаши, слышал, помочь могут. А у них строго. Так пока у нас получается, Юрь Саныч. А что будет - не знаю. Не поймешь.
  
   ЮРА. Это хорошо, что не поддержали. И что отряды - тоже хорошо.
  
   ЗАХАРЫЧ. Кто знает. Может и хорошо. А может нет.
  
   ЮРА (посмеиваясь). Ты, Захарыч, наверное о деньгах сейчас думаешь? И зря. Зачем тебе теперь деньги? Да нет, нет. (Усмехается). Я должен - я знаю. Хочешь - дам деньги. Но есть лучше. Я тебе случайно такой бартер привез - спасибо скажешь.
  
   ЗАХАРЫЧ. Какой еще бартер? Зачем мне? Если разве технику какую...
  
   ЮРА. Именно, что технику! Самую нужную. Пойдем, Иван Захарыч, пойдем, дорогой мой, поговорим. Маш, мы тут пять минуток... (делает неопределенный жест руками) договоримся и придем.
  
   МАША. Давайте, договаривайтесь, только не слишком, а то к шашлыку уже никакие будете.
  
   ЮРА. Да мы не в этом смысле.
  
   МАША. И я не в этом. Идите-идите.
  
   Юра и Захарыч уходят.
  
   МАША. Если такими темпами пойдет, то скоро война не за нефть, а за водку начнется. А она пострашнее будет, в ней даже побежденных не бывает.
  
   Входит Нина. Она тащит две здоровенные доски.
  
   НИНА. Мам, я не хочу на веранде. И перед домом. Они все загадят. Ведь куча народу, и напьются еще. Давай тут.
  
   МАША. Прямо здесь на холме сядем?
  
   НИНА. Ага. Пейзаж. Обрыв. Озеро. Кто упал - толкаем вниз. Искупался - ползи назад, за стол. А?
  
   МАША (смеется). Песталоцци. Макаренко. А стол из досок хочешь?
  
   НИНА. Не-а. Братик все придумал. Под моим руководством. Я же ум. А он дизайнер. Пеньков из сарая натащим папиных. Ватников накидаем. Пару больших лавок сделаем. Несколько столов. Пусть кто как хочет, так и сядет. Или ляжет по-древнегречески. А то не люблю я эти застолья - как сели, так и уперлись в рюмки. Ходить надо, двигаться.
  
   МАША. Особенно лежа, по-древнегречески.
  
   НИНА. Ну мам, не помнишь, что ли, там же у них еще эти были, пирипатики. Или перепетики. Ходилки-говорилки, в общем. Уоки-токи.
  
   МАША. Перипатетики.
  
   НИНА. Точно! У них главный был этот, которого папа не любит...
  
   МАША. Аристотель. Господи, а когда ты не сможешь у нас спросить? Ты ж ни черта не знаешь, бестолочь.
  
   НИНА. Мам, я только слова не помню. А так все знаю. И еще Интернет есть, можно посмотреть.
  
   МАША. Интернета, между прочим, уже нет.
  
   НИНА. Не важно. Самое главное я знаю. Вот, например, этого Аристотеля папа не любит за дебильную логику, потому что не надо было исключать третье, тогда бы цивилизация была другая. Я права?
  
   МАША (смеется). В сущности, почти да.
  
   Входят Андрей и Никаноров, вкатывают пни, вносят доски.
  
   НИНА. Я всегда по сути права. А всякие детали - это не суть.
  
   АНДРЕЙ. Да уж, ты у нас суть видишь, а я детали таскаю.
  
   МАША. А кто с мясом? Неужели Петрович?
  
   НИКАНОРОВ. Именно.
  
   МАША. Ох, погибнет мясо.
  
   НИНА. А потом Петрович.
  
   АНДРЕЙ. Не, мам, ты зря. Он бодрый и вдумчивый.
  
   МАША. Боюсь, это опасное сочетание. Ладно. Пойду помогу ему с бодростью справиться. (Уходит).
  
   НИКАНОРОВ (вслед). Маш, ты там своих куриц давай, припахивай. А то уселись с Петровичем, лясы точат.
  
   НИНА (тоже кричит вслед). И Николу подымайте! Хватит спать в печали.
  
   Командует Андреем и Никаноровым. Они таскают, прибивают, устанавливают.
  
   НИНА. Андрюха, этот пень сюда. Давай правее. Никанорыч, дальше стол вытягивай, пусть на троих. Стой, куда? (И т.д.)
  
   АНДРЕЙ. Тебе прорабом надо быть.
  
   НИКАНОРОВ. Женщины - по природе прорабы. Им главное воли не давать.
  
   НИНА. Вот еще. Больно надо. Сама возьму.
  
   Входят Юра и Захарыч.
  
   ЮРА. Никанорыч, здравствуй, дорогой! Что вы тут ваяете?
  
   НИКАНОРОВ. Привет, Юр! Вот, пейзаж к ужину готовим. Что ж ты, прибыл и не докладываешь? (Обменивается коротким приветствием и рукопожатием с Захарычем).
  
   АНДРЕЙ. Захарыч, ты с нами?
  
   И.ЗАХ. Это вы со мной, хулиганье. Давай, помогу немного.
  
   ЮРА (с Никаноровым). Слушай, подполковник, я там у тебя слегка похозяйничал.
  
   НИКАНОРОВ. То есть?
  
   ЮРА. Полцинка пять-сорок-пятых отсыпал. Захарычу. У меня вдруг два автомата нарисовалось (нервно посмеивается), неожиданно. Вот я Захарычу их отдал, за баню. И еще он лесу мне двадцать кубов подвезет строевого. А патронов нет. Ну вот.
  
   НИКАНОРОВ. С патронами понял. А теперь про автоматы, подробнее. Нинка что-то причирикала - я толком и не понял.
  
   ЮРА. Новоржев объезжали. Там два мужика, местные, наверное. Грохнули гаишников и в их форме стоят. Это я потом понял. Тормознули. Даже не спрашивай - как, но вот почуял, что лажа. И с перепугу их пристрелил. У меня "Макаров" в борсетке лежал. Заранее сунул, на всякий случай. Взвел и пошел. Н-да. Ну и, значит, взял их автоматы. Укороченные такие. Вроде акэмээса.
  
   НИКАНОРОВ. Аксу. У гаишников - аксушки, ствол куцый. Акэмээсы - старье, теперь только у спецуры, кому нравится. Сейчас другие. Не важно. Аксушки - дерьмо.
  
   ЮРА. Ну вот, значит, за баню в самый раз.
  
   НИКАНОРОВ. Ты, профессор, меня поражаешь. Теперь не о бане думать надо, а куда отступать. Ты чудом цел остался. А чудеса, между прочим, не всякий раз.
  
   Входит Петрович.
  
   ПЕТРОВИЧ. Единственное чудо на этом свете заключается в том, что чудеса в нем не происходят ежеминутно. Меня отрешили от шашлыка. И чуда не будет. Будет обычное мясо. Юрка, здорово, химик-убийца!
  
   ЮРА. Петрович, дай я тебя обниму! Я соскучился.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ну ты, брат, молодца! Так, сейчас сядем, и ты мне все подробно расскажешь о своих подвигах.
  
   ЮРА. Погоди, Петрович, я уж замаялся одно и то же повторять. Вот все соберутся, и я спою.
  
   К ним подходит Нина.
  
   НИНА. Пап, ты процесс нарушаешь. Мама придет - а у нас еще два стола не готовы.
  
   ЮРА. Процесс превыше всего. Пошли доделывать. (Идет помогать Андрею. Они о чем-то говорят.)
  
   ПЕТРОВИЧ (с Никаноровым). Никаноров, сапог ты мой задумчивый, что за мысль ты взлелеял в душе своей? Я ж вижу, от тебя решимость прет на три метра. Неужто Нинка угадала, и ты всерьез опять на Дон собрался?
  
   НИКАНОРОВ. Не начинай старый разговор. Я тебя много раз звал. Ты мне много раз объяснил, почему я дурак. Мы остались при своих мнениях. И я от своего намерения не отказывался. Просто откладывал. (Пауза). Да, сейчас собираюсь в Ростовскую область. Завтра или послезавтра. Тебя не зову. Но если хочешь - могу, на всякий случай, снова попробовать. Что еще неясно?
  
   ПЕТРОВИЧ. Грубый ты, брат, неженственный. Я тебя от вашего ростовского казацкого царства военных пенсионеров не из каприза отговаривал, а по здравому размышлению. Прихлопнут вашу вольницу, только голову высунете. А ты ж мне последний друг детства. Как я один останусь?
  
   НИКАНОРОВ. Степа, ведь теперь и здесь прихлопнуть могут. Гораздо быстрей и вероятнее. А там... Шансы есть. Короче, пустой разговор. Я еду.
  
   ПЕТРОВИЧ (неожиданно горячо). Серег, поверь мне, я знаю. Не будет там у вас хорошо. Не надо тебе ехать. (Пауза). Дурак, ты что, не веришь мне?! Ты кому не веришь?! Мне? Я хоть раз ошибся? Я знаю!
  
   Пауза. Все оглядываются на Петровича. Он тяжело вздыхает, успокаивается.
  
   Не надо ехать, Серег. Послушай меня.
  
   НИКАНОРОВ. Эх, Петрович, даже если ты прав... Зачем я здесь нужен? Вот тебе, разве. Так я тебя третий год уговариваю со мной уехать. А там хоть сдохну за дело.
  
   К ним походит Андрей.
  
   АНДРЕЙ. Дядьки, что вы тут делите? Как всегда, будущее?
  
   НИКАНОРОВ. Свое будущее, Андрюха, делим. Собственное. С вашим нам уже не разобраться, а вот свое пока можем.
  
   АНДРЕЙ. Вы только не заводитесь, ради бога. А то у вас вечно склока выходит.
  
   ПЕТРОВИЧ. Мы, голубь, уже полвека собачимся, со школьной скамьи. И ничего.
  
   НИКАНОРОВ. Ага. Толку никакого. (Смеется). В смысле, результата.
  
   Входит Маша с большой миской шашлыка, за ней Марина, Лена и Никола, тоже с едой.
  
   МАША. Так, граждане и гражданятки! Марш все немедленно за жратвой и посудой. Если через две минуты мы не будем сидеть за столом, мясо остынет и я наконец рассержусь.
  
   Начинается суета, крики "Пошли", "Стаканы не забудь" и т.п. На пиршественную поляну последними входят Петрович и Андрей, у них ящики с бутылками. Голоса: "Петрович, давай-ка к нам", "Андрюха, Андрюха, дай вина" и т.п. Кое-как все разошлись и расселись.
  
   ПЕТРОВИЧ. Так, нам надо выпить!
  
   НИНА. Выпить не главное - вы уже с утра некоторые пьете. Вам нужен тост. Мам, скажи им!
  
   МАША. Почему я? Пусть сами говорят.
  
   НИКАНОРОВ. Потому что нам так сразу не разобраться. Я старше по званию, Захарыч - местная власть, Юрка - хозяин, а Петрович...
  
   НИКОЛА. ...он и в Африке Петрович. Теть-Маш, не томи, скажи тост.
  
   МАША. Ладно. Когда все это только началось, вот весь этот бардак вокруг нас, а ты, Андрюшка, еще был только в проекте, моя мама...
  
   ЮРА. О, сильный человек!
  
   МАША. Моя мама сказала мне: Маша, страна на грани катастрофы, а ты опять беременна!
  
   Дружный хохот.
  
   МАША. Вот, двадцать лет прошло, Андрюшка вырос, мы живем, все чудесно, сколько всего хорошего еще сделали. А страна по-прежнему на грани катастрофы. Или за гранью - неважно. А если б я была дура и ее послушала? (Гул негодования, смех). И я хочу, чтобы вы всегда это помнили - не просто знали, вы и так знаете, а крепко помнили. Потому что постоянно забывается. Так вот. Дети - есть и будут. Близкие, любимые - есть и будут. Все, что мы делаем - есть и будет. А катастрофа тоже обязательно будет. Мир будет рушиться и все будут умирать. Потому что мир из этого тоже состоит. И если мы не будем мы, то он рухнет и сдохнет окончательно. Поэтому - за нас!
  
   ВСЕ: Ура! За детей! Машка, ты молодец! За нас! Умница, правильно! (И т.п.)
  
   АНДРЕЙ (обнимает ее). Ты молодец, мам, спасибо. Я не в смысле... (усмехается) меня, а вообще.
  
   МАША. Ладно. (целует его).
  
   АНДРЕЙ. Пойду я Юльку разбужу. А то проснется одна, после всех этих приключений.
  
   МАША. Правильно-правильно, иди.
  
   Андрей уходит.
  
   НИКАНОРОВ (Маше). Ты куда бойца отправила?
  
   МАША. На побудку, товарищ полковник! Девушку будить будем.
  
   НИКАНОРОВ. Ага, знаем-знаем, будить, целовать, драконов побеждать. А потом опять - страна на грани катастрофы, а кто-то снова беременный! (Смеется сам).
  
   МАША. Никаноров, ты тоже пошляк, не хуже Петровича.
  
   НИКАНОРОВ. Это он не хуже. Я лучше!
  
   МАРИНА (себе под нос). Ну да, конечно, пусть все кругом горит огнем, а мы тут рожать будем...
  
   НИНА (слышит ее, подхватывает зло и весело). Да! Пусть все кругом горит огнем - а мы с тобой споем!
  
   Вскакивает, начинает приплясывать, скандирует:
  
   НИНА. Ути! Буссе! Боссе! Биссе! Биссе и отдохнем!
  
   Начинает скакать с этими криками вокруг Марины, к ней присоединяется Никола, Юра, наконец Петрович. Они хохочут, весело орут карлсоновскую кричалку "Пусть все кругом горит огнем" и пляшут. Все остальные тоже смеются.
  
   МАРИНА (отступает от них все дальше вглубь сцены, начинает всхлипывать, потом вдруг визжит, орет и рыдает). Хватит! Хватит! Перестаньте! Уроды! Сумасшедшие!
  
   Все останавливаются.
  
   ЮРА. Да ладно, что ты...
  
   МАРИНА. Не ладно! Не ладно!
  
   ПЕТРОВИЧ. Мариночка...
  
   МАРИНА. Нет, не Мариночка! Думаешь, не знаю, что вы меня Мерехлюндией зовете?
  
   МАША. Послушай меня, это все глупости...
  
   НИКОЛА. Марин, что за ерунда...
  
   МАРИНА. Нет! Да! А я не Мерехлюндия, не Мерехлюндия! Это вы, вы ненормальные! И вся страна безумная. Только такие как вы, беспорточные, могут здесь жить и радоваться. Даже воры -- наворуют и убегают в теплые страны.
  
   ЮРА. В тюрьмы их еще сажают...
  
   МАРИНА. Да! Или в тюрьмы. А вы-то, идиоты, даже не в тюрьме! Так и пропадете здесь! Так и сдохнете!...
  
   И.ЗАХ. А ты, значит, останешься...
  
   МАРИНА (отступая еще вглубь сцены). Не останусь! Не останусь! Нет!...
  
   Оступается и, коротко вскрикнув, скатывается вниз с холма (за сцену).
  
   ПЕТРОВИЧ (на краю холма, смотрит вниз). Так-с. Мерехлюндия в озеро упала. (Расстегивает куртку).
  
   ЮРА. И с тех пор озеро прозвали "Утопи мои печали"...
  
   МАША. Николка, скорей! Давай вниз! (Всем.) Вы, правда, идиоты!
  
   Нина подходит к Маше, утыкается в нее головой, шепчет что-то вроде "Я же не хотела". Та гладит дочь по голове, успокаивает.
  
   ПЕТРОВИЧ (сбрасывает куртку, останавливает Николу). Торопиться не надо. На твой век хватит девушек в озере (собирается лезть вниз).
  
   Его хватает за руку Захарыч.
  
   И.ЗАХ. Петрович, а почему это ты? Я тоже могу ее спасти.
  
   НИКАНОРОВ (останавливает Захарыча, Петрович спускается). Стыдно, Иван. У тебя жена дома.
  
   И.ЗАХ. Жена... ну и что, что жена? Что уж, нельзя человека один раз спасти?
  
   МАША. Хватит вам. Петрович ее сейчас утешит. Она к нему нежно относится.
  
   НИКОЛА (смотрит вниз с обрыва). Все, выловил.
  
   ЛЕНА. Все-таки это гнусно. Такое творится... Она устала. И ей плохо. А вы ржете...
  
   НИНА (подходит к краю, смотрит вниз). О, пошли! Петрович ее несет. (Улыбается). Здоровый какой старикашка!
  
   ЛЕНА (продолжает). Да, вам развлечение. А вы, Иван Захарыч, вам...
  
   ЮРА. Хорош! Отбой тревоги. Надо перекусить это дело.
  
   И.ЗАХ (Лене). Ну вот что мне? (Пожимает плечами). Творится, не творится... Я ж ведь как раз из тех дураков, как она выразилась, что вот на земле живут и никуда с нее не денутся. Только туда (показывает), в нее, голубушку. Мое право - и веселюсь пока.
  
   НИКАНОРОВ. Все там будем, Иван. Все равно с какого боку. Смешно делиться. (Приобнимает его за плечи). Давай-ка, выпьем.
  
   ЮРА. Вы как хотите, а я выпью за мою жену.
  
   И.ЗАХ. За Марию - я всегда!... (Бьет себя ладонью в грудь). Маша!... (Разводит руками, пьет).
  
   ЮРА (продолжает). Машка, я тебя уже тридцать лет люблю, а... может и сорок, или пятьдесят, или сто - это неважно. Вот что я без тебя? Один-одинешенький, обыкновенный химический профессор. Ничего, можно сказать. А так - вот! (Оглядывается вокруг - на детей, друзей, соседей, улыбается). Вот! Я тебя люблю! Ура!
  
   ВСЕ. Ура! Мам, за тебя! Машка! (И т.п.)
  
   Пьют, едят.
  
   ЛЕНА. Эх, Маш, повезло тебе с Краевым. Упорный он оказался. Ведь сколько раз вы разбежаться могли!...
  
   МАША. Сколько могли - столько и не разбежались. Любить друг друга надо.
  
   НИНА. Да, Лен, тут никакого везенья. Люди, они вообще друг с другом рядом жить не могут - так только посмотришь и убить хочется. А вот если любишь - то сразу, конечно, не убьешь.
  
   МАША. Ага, еще разок посмотришь. Приглядишься - чтоб наверняка.
  
   Маша и Нина смеются.
  
   ЛЕНА. Ладно, давай, Машк, за вас.
  
   МАША. А, за всех за нас. Салют.
  
   Никола, Захарыч, Никаноров и Юра - собираются вокруг другого стола.
  
   НИКОЛА. Никанорыч, ты думаешь - когда это все кончится?
  
   НИКАНОРОВ. А когда началось, сказать можешь? (Пауза). Не-а. Вот и я.
  
   И.ЗАХ.(пьян). Энергетический кризис, Колька. Все войны от нефти. И от хлеба. Гитлер - зачем сюда пришел? На Кавказ за нефтью рвался и на Украину за хлебом. А остальное просто лишнее было, можно жечь. Это для простых немцев потом придумали, что фашизм, что высшая раса. Вот нам говорят - демократия. А сами тоже, только нефти хотят и хлеба.
  
   НИКОЛА. Ладно, Захарыч, еще ведь газ есть, железо, золото, алмазы, никель...
  
   И.ЗАХ. Один черт. Тут бензин - главное дело. Он ведь кончается. На всех не хватает. Вот все у тебя в алмазах, а никуда не едет. Юрь Саныч, вот скажи как специалист, разве нельзя иначе? Чтоб все ездило, а кризиса не было? Можно?
  
   ЮРА. Захарыч. Да кому это надо, чтобы хорошо было. Если б корпорации захотели - за пару лет можно на смешанные топливные элементы перейти. Бензин, спирт и метан, в любых пропорцииях. Не сложно, две схемы катализаторов - и вперед. Все продумано. И в моей лаборатории, кстати, тоже кой-чего... А еще пятилетка - сделали б нормальные аккумуляторы для электромобилей.
  
   НИКАНОРОВ. Это известное дело, только дорого, Юр.
  
   ЮРА. Дорого, сложно - ложь. Дорого, потому что не нужно. Потому что неуправляемо. Эти дебилы боятся выпустить из рук контроль. И не видят, что этот контроль ведет всех нас в тартарары. Даже не в энергетике дело. Копейки. Господи, Захарыч, если б ты только мог себе представить, как криво, глупо, неправильно, самоубийственно развивается человечество!! Люди - идиоты, такие идиоты... Как подумаешь, жуть берет.
  
   И.ЗАХ. Может, ты и прав, Юра. Но других-то нет.
  
   ЮРА. Да понимаю. Я ж не безумец. Просто ворчу. Могу я поворчать?
  
   Смеются. Входит Илья (с перевязанной рукой), с ним его отец Семен Аркадьевич.
  
   ИЛЬЯ. Здравствуйте всем. Приятного аппетита. Знакомьтесь, мой отец... э, Семен Аркадьевич. Мы немного, э... напоролись по дороге. Я сяду. Маш, у вас есть что-нибудь такое, типа солкосерила? Что-то голова кружится...
  
   Возникает суета, все вскакивают, начинают бегать вокруг Ильи.
  
   СЕМЕН АРКАДЬЕВИЧ. Пустяки, не волнуйтесь, просто шпана. Хотели фраера подрезать, а фраер с папой. Все убежали. Я забинтовал, не тревожьтесь. Добрый вам вечер.
  
   Затемнение. Занавес. Конец 1 действия.
  
  
   2 действие
  
   1 картина
  
  
   Ночь. Дом Краевых. Веранда. Полутьма, настольная лампа, чай, кофе, ром, коньяк, сигары... Юра и Илья. Два джентльмена уложили спать всех детей и стариков и наслаждаются беседой. Пьют, разумеется. Постепенно становятся слышны их голоса.
  
   ЮРА. ...Именно потоп?
  
   ИЛЬЯ. Так, знаешь, представлял себе: вот до нашего третьего этажа поднимается вода, и мы делаем плот.
  
   ЮРА. А соседи? С вами?
  
   ИЛЬЯ. Как-то про них не думал... я ведь мечтал тогда не о потопе, конечно. Главное - это необитаемый остров. Настоящий необитаемый остров, который мы найдем с отцом.
  
   ЮРА. В теплом месте желательно. С кокосами и бананами. Да?
  
   ИЛЬЯ (смеется). Кажется, да. Смешно, в детстве мир... (пауза) он безопасный. Нет, конечно, все бывает: шторм, буря, разбойники. Но это не страшно. Страшно, когда... когда неизвестный ужас.
  
   ЮРА. Н-да. И вот он тебе, потоп.
  
   ИЛЬЯ. Да, именно. Именно так. Гражданская война - это ведь потоп? Когда у сельского продмага на тебя с ножом лезут...
  
   ЮРА. Это гораздо хуже. А необитаемого острова нет. Все острова давно обитаемы. Земля, Илюха, маленькая стала, безвыходная. Уже двести лет маленькая земля. Никуда не денешься.
  
   ИЛЬЯ. Нет. Денешься. (Пауза). Юр, вот смотри: у меня в Финляндии есть дом. Не дом - усадьба. Три дома там есть. Я на всякий случай... Готовился.
  
   ЮРА. И случай настал...
  
   ИЛЬЯ. Да. Поехали. (Пауза). Во-первых, Андрюха мне как сын. Когда-нибудь они ведь поженятся, да?
  
   ЮРА. Илюш...
  
   ИЛЬЯ. Нет, послушай. Ты не думай. Это не благотворительность. Вот, во-вторых, хочу сказать. Твои работы, по катализаторам топливным... Это, знаешь, сейчас что? Это не то, что было. Не-ет.
  
   ЮРА. Илюх, постой...
  
   ИЛЬЯ. Ты пойми. Это очень серьезные деньги. На этом миллионы можно сделать. Влет. Вот теперь-то, как раз: Сибирь трубу закрыла, поставок нет, рынок рухнул, в Европе все кричат: топливо где? А ведь только начало, война же будет. А это...
  
   ЮРА. И война будет, и катализаторы будут, и топливо тоже как-нибудь отыщется. Только при чем здесь я и Финляндия?
  
   ИЛЬЯ. А где ты свою работу до ума доведешь? Здесь? В Питере? Сам знаешь: в Питере уже баррикады готовы строить. Что с твоей лабораторией станет?
  
   ЮРА. Ну, не так сразу, но... дело к тому.
  
   ИЛЬЯ. Вот. Только не подумай, будто я хочу к твоим работам как-то... присоседиться... У меня бизнес небольшой, но крепкий, надежный. Хороший подрядчик - это, знаешь, всегда...
  
   ЮРА. Илюх, стоп. Я не думаю. Давай без кокетства. Благотворительность или желание на мне заработать - это все поэзия. Война, не война, или революция - каждый считает своими счетами. Это Андрюшу или Николу можно пока аргументами убедить. Мы с тобой уже не в том возрасте. И каждый вот здесь (показывает), в сердце, не умом знает - что он прав. Ты мне сказал, предложил - спасибо. Правда, спасибо. Я понял. Должен думать.
  
   Пауза.
  
   ИЛЬЯ. Ладно. Мне пока только не ясно - в чем ты прав. Но могу догадаться. В общем, будешь думать - имей в виду. Послезавтра мы едем. Я с отцом и с Юлей. И Виталя, мой друг. Ты помнишь, у него замок на озере.
  
   ЮРА. Угу.
  
   В глубине веранды появляется Андрей с рюкзаком и автоматом. Стоит, слушает.
  
   ИЛЬЯ. Выезжаем рано утром. К обеду будем в Эстонии. У меня есть ходы через границу. Надежные. Дальше - паром в Хельсинки. Все документы, деньги - беру на себя. Первое время с деньгами помогу. Сведу с людьми по твоей теме. Вот. Все. Теперь думай.
  
   Пауза. Краев глубоко затягивается, разливает коньяк по рюмкам.
  
   ЮРА (поднимает рюмку). Спасибо, Илюх. Будем.
  
   Чокаются.
  
   ИЛЬЯ. Не на чем, Юр, пока что. (Пьют). Имей только в виду. Что бы ты там не надумал. Андрюху я по любому хочу взять.
  
   ЮРА. Это уже сам решит.
  
   ИЛЬЯ. А что ему? Работа для него в издательстве есть, он им уже рисовал. Юлька, опять же ... (Пауза). Юр, знаешь, я все время про этих ментов на дороге вспоминаю... Если б не ты... Короче, еще раз хотел: спасибо тебе.
  
   ЮРА. Ладно. Тут как сказать. Если б я не пошел в объезд, может, ничего бы не было.
  
   ИЛЬЯ. Никто не знает. Может, еще хуже было. (Пауза). Ты что? Виноватым себя чувствуешь? Ха! Юр! Да это, как ты говоришь, чистое кокетство и поэзия! Не ты виноват, что всякая шваль сразу наружу повелезала, народ у нас такой (косится на свою перевязанную руку). Забудь. Ты это сделал. И это правильно. Все.
  
   ЮРА. Да я и сам думаю... Но как же без рефлексий?
  
   Андрей тихо спускается, прячет рюкзак и автомат под верандой.
  
   ИЛЬЯ (наливает). Все б так рефлексировали. Другая страна бы была. Людьми б себя чувствовали. Салют!
  
   Пьют. Входят Петрович с Машей.
  
   ПЕТРОВИЧ. Не спится, няня? Про что пьем?
  
   МАША. Про будущее, Петрович. Коньяк да под кофе - исключительно в грядущее нацелен. Вот кабы ром с сигарами - другое дело.
  
   Юра целует Маше руку.
  
   ЮРА. Все-то ты права, ангел мой. Как раз о будущем. Илюша предложил с ним в Финляндию уехать. Сперва у него поживем, а со временем мои каталитические изыскания добудут нам кусочек хлебушка мит дем маслице.
  
   ИЛЬЯ. И очень немаленький, заметь.
  
   ЮРА. Да. На первом этапе Илья поможет, а там, в связи с большой русской междуусобицей, катализаторы сделаются весьма актуальны.
  
   ИЛЬЯ. Кроме шуток, Маш. Я даже знаю, с кем Юрку свести для грамотного старт-апа.
  
   ПЕТРОВИЧ. Экий у нас вист, однако, забавный получается. Меня Никаноров как раз в Ростов тащит. Вольное казацкое княжество учреждать. Глядишь, через пятилетку в Париже встретимся. Таксистами нам не стать, по причине неизбежного топливного кризиса, а вот в извозчики еще можем прорваться. (Передразнивая попугая Флинта). Фиа-акрры! Фиа-акррры!
  
   МАША (Юре). И что ты решил?
  
   ИЛЬЯ. А что тут думать? Ехать надо, послезавтра. Точнее - уже завтра. Что потом с границей произойдет - трудно представить.
  
   МАША. Юр, что ты решил?
  
   ЮРА. Я - против. (Пауза). Андрей пусть сам думает. Не знаю. Я не хочу.
  
   ПЕТРОВИЧ. Правильно! Детей и женщин - к финикам. А мужики на Дон!
  
   МАША. Петрович, лучше молчи. Юр, ты уверен?
  
   ЮРА. Уверен, не уверен... не важно. Скажешь - поедем.
  
   МАША (смеется). Сволочь ты. Зачем же ты на меня выбор сваливаешь? Не-ет! Нет уж. Хватит. Ты сам. (Пауза). Как скажешь - так и будет. Да - да, нет - нет. Все. Я спать пошла. Спокойной ночи.
  
   Уходит, хлопает дверью. Через пару мгновений возвращается.
  
   МАША. Постели себе где-нибудь. Где хочешь.
  
   Уходит еще раз. И еще раз хлопает дверью. Андрей тихо выбирается из-под веранды, исчезает в темноте.
  
   ПЕТРОВИЧ. Н-да. Женщины значение огромно. Я с тем согласен безусловно. Но мысль о времени - важнее женщин. Да. Споемте песенку о времени...
  
   ИЛЬЯ. Зря ты, Юр.
  
   ЮРА. Наверное.
  
   В глубине веранды появляется Нина. Ее никто не видит.
  
   ЮРА. Понимаешь, Илюх, у меня ведь нет рационального объяснения. Мне просто не хочется уходить. (Пауза). Ведь по сути - я Вечный жид.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ну-ка, с этого момента поподробнее!
  
   ИЛЬЯ. Жид, положим, здесь скорее я. Ты что-то заврался.
  
   ЮРА. Нет. Я серьезно. Вот весь мой род краевский - вечный жид и есть. Вообще, русский человек - вот истинно вечный жид. Нас турнули и мы пошли. До самой Чукотки. А потом обратно. У нас никогда не было дома. Никогда. Своего дома... вот армянские мои предки - триста лет назад жили себе в Карабахе. Пришли турки. И они тихо ушли. В Грузию. А мои польские предки... жили под Краковым, в Крайово, родовое имение... черт знает лет назад. Пришел Суворов и всех разогнал. И они тихо отправились в ссылку. На Азов. Всегда как-то молча уходили. Вот была потом революция - дед в Москву сбежал, от войны подальше. А братья его - в Харбин. Да, дед Костя, Ледяной поход, красавец-казак. А все равно. Ушел отсюда. Выжил и ушел. Струсил, по правде говоря. И отец ушел. Из разведки ушел, из театра, из Литературки, из Оружейного переулка - я там родился - тоже ушел. Мы все время отдавали свой дом и уходили. Всегда. А я не хочу. Нет. Не из принципа. Просто. Мне хорошо здесь. Это моя земля. Этот холм, озеро. Мой дом. Я все это сделал, построил. Почему я должен уйти? Какой-то правительственный мудак изменил ход событий, и я должен хватать барахлишко и покорно бежать неизвестно куда?
  
   ИЛЬЯ. Эк завернул. Тогда про свой род я просто молчу.
  
   ЮРА. Илюх. Не знаю про твой род, извини. Но вот если это моя земля, и я не уйду, а лягу здесь за нее - первый раз, из всех моих... не сбегу, а лягу - может, мои внуки не станут тогда, как я причитать, будто они вечный жид.
  
   ПЕТРОВИЧ. Крепко тебя с коньяка разбирает.
  
   ИЛЬЯ. Не, Петрович, это не шутки. Это самосознание проснулось.
  
   ЮРА. Да ну вас.
  
   Входит Нина.
  
   НИНА. Пап, ты не бойся. Я тоже с тобой не уйду никуда отсюда. (Обнимает Юру).
  
   ПЕТРОВИЧ. Все, Илюха, плачь Финляндия. И Дамокл упал. Может больше не дергаться.
  
   ИЛЬЯ. Нин Юрьна, что за черт тебя принес в нашу мужскую беседу?
  
   НИНА. А что, Ильюша, у вас ни в Израиле, ни в Финляндии нет своей земли? Так, чтобы за нее умереть?
  
   ЮРА. Нин, все, хватит.
  
   НИНА. Почему? Мне просто интересно.
  
   ИЛЬЯ. Есть земля, есть. И дома есть. Но не чтобы умирать. Бизнес. Знаешь такое слово?
  
   НИНА. Слышала. Но не поняла. Объяснишь?
  
   ПЕТРОВИЧ. Нинка! Веди себя застенчиво.
  
   НИНА. Короче, ты выживешь. Тебе не за что умирать, дядя. (Пауза). Пап, а ты что, вот за эти холмы и озера воевать до смерти собрался? Ну-у! Бу! Поехали в Финляндию.
  
   ЮРА. Поехали. Только без меня. Я ж не против.
  
   Возвращается Маша.
  
   МАША. Что вы орете?! Поспать наконец можно в своем доме?
  
   ЮРА. Машк, да мы не очень-то и орем...
  
   МАША. Очень! Валите в баню, там орите. Или к Петровичу, куда угодно, хоть в Финляндию!
  
   НИНА (смеется). Отступай, пап.
  
   ПЕТРОВИЧ. Да, Юрка, и никакой гражданской войны с Европой не надо. Уходим без боя. Страшнее кошки зверя нет.
  
   МАША. Петрович, ты персонально хочешь?
  
   Петрович поднимает руки, посмеиваясь, пятится к двери. Подхватывает посуду, бутылки, Юра помогает ему. Они задом выходят в дверь, приговаривая: "Убирайся без боя, уматывай, и вампира с собою прихватывай".
  
   МАША. Нин, марш к себе. Илюш, тебе в гостевой давно постелено, ложись пожалуйста. Завтра договорите.
  
   Гасит свет. Все уходят. Виден розоватый свет восхода. Слышатся голоса Юры и Петровича.
  
   ЮРА. А что, Петрович, пошли на озеро, сети поставим?
  
   ПЕТРОВИЧ. Не, Юрка, лень. Мерехлюндию я уж выловил, а лещ еще дрыхнет, только к полудню поднимется.
  
   ЮРА. Тогда давай к подполковнику... радиосводку слушать.
  
   Уходят. Поют:
   Эх ты, моя, любимая!
   Буль-буль-буль бутылочка казенного вина!
   Бескозырки тонные, сапоги фасонные,
   То юнкера на съемки идут...
   Затемнение, соловьи, рассвет.
  
  
   2 картина.
  
   Еще не рассвело. На авансцене Андрей и Никаноров.
  
   АНДРЕЙ. Никанорыч, хватит меня лечить. Не хочешь дать патронов - ладно.
  
   НИКАНОРОВ. При чем здесь патроны, Андрюх. Я ведь тебе не папа, не мама, запрещать не могу и не хочу. Послушай, а потом решай.
  
   АНДРЕЙ. Слушаю.
  
   НИКАНОРОВ. Псков - это горячка. Все равно не удержать. Гиблое дело. Ничего там не выйдет. Если ты крепко решил...
  
   АНДРЕЙ. Я же сказал.
  
   НИКАНОРОВ. Так вот. Тогда поехали со мной. Послезавтра они едут. Объясним им все спокойно, без глупостей. А потом, через денек, не торопясь, поедем в Ростов. А там - все серьезно. И люди есть, и оружие. Вот так. Время есть, думай.
  
   АНДРЕЙ. Ладно. Подумаю.
  
   Жмет руку Никанорову, они расходятся. Затемнение.
  
   3 картина.
  
   Утро. С бодрым веселым гомоном входят Нина, Андрей, Никола и Юля. Голоса их слышны еще из-за сцены. Все, кроме Нины, с полотенцами и т.п., они только что купались в озере. Нина - нет.
  
   НИКОЛА. Ты слишком мерзлявая!
  
   НИНА. Потому что теплокровная. Мне тепло нужно. А вы земноводные, как лягушки.
  
   ЮЛЯ. Как раз наоборот: это лягушкам внешнее тепло не нужно...
  
   НИНА. Не наоборот. Мне нужно тепло - значит, я теплокровная. Вам не нужно - значит, хладнокровные.
  
   АНДРЕЙ. Вот и ехала б с Николой в Израиловку. Там жара. Хоть согреешься (смеется, кидает на перила мокрое полотенце).
  
   НИНА. Я и на печке согреюсь. Повесь нормально, что, ручки не шевелятся?
  
   НИКОЛА. На тебя дров не напасешься.
  
   НИНА. У тебя там и дров-то не будет, пальмы да финики.
  
   ЮЛЯ. Слушайте, а давайте все вместе в Финляндию.
  
   НИНА. А твой дед поедет? Классный старик.
  
   ЮЛЯ. Конечно.
  
   НИКОЛА. Скучно. Там же от тоски можно спятить. Ты их кино видела?
  
   АНДРЕЙ. С твоими евреями зато - сплошное веселье. Самовар поставим или обойдемся?
  
   Начинает расставлять на улице чашки, сахар и т.п. Потом прибирает на веранде. Юля ему помогает. На веранду выходит Семен Аркадьевич.
  
   НИНА. Не лень - поставь. (Садится у крыльца, откидывается, закрывает глаза. Андрей ставит чайник). Не хочу - ни в Израиль, ни в Финляндию.
  
   ЮЛЯ. Дед, чай будешь? Иди к нам.
  
   СЕМЕН АРКАДЬЕВИЧ. А, здесь посижу. Мне лимона кусочек отрежьте.
  
   АНДРЕЙ (делает ему чай). Семен Аркадьич, а как вы вчера эту шпану разогнали?
  
   СЕМЕН АРК. Испугались они (усмехается). Я, Андрюш, в юности убивал много. Когда партизанил.
  
   ЮЛЯ (неуверенно улыбается). Дед, они-то откуда знали?
  
   СЕМЕН АРК. Догадались.
  
   НИКОЛА (Нине). А куда хочешь? В Париж?
  
   НИНА. Здесь хочу, с папой.
  
   НИКОЛА (Смеется). Ага, Юра оккупантов отстреливает, а ты над ними морковку высаживаешь.
  
   НИНА. Да ну. Хочу без оккупантов. Неинтересно. И вообще, ерунда все это. Папа так, спьяну сказал...
  
   АНДРЕЙ (выносит с веранды мешок с бутылками). Да, они с Ильей тут крепко ночью дернули...
  
   НИНА. Мать надавит - поедем как миленькие.
  
   СЕМЕН АРК. А что, кто-то против хижины в стране озер?
  
   ЮЛЯ. Дядь-Юра не хочет отсюда уезжать.
  
   АНДРЕЙ. Да хочет он. Только еще не осознал (смеется). Мать поможет.
  
   НИКОЛА. И вообще - какая разница, куда. Главное - не здесь. Тут уже ничего хорошего не будет.
  
   НИНА. А ты и не узнаешь.
  
   НИКОЛА. Я вообще думаю, весь этот патриотизм - от лени. Вот как у Нинки. Неохота ей попу оторвать, она и не едет никуда. А потом говорит, ах, как же, мол, оставить родину.
  
   НИНА. Ну ты, полу-поц, че врешь? Я никогда такой пошлятины не говорила! При чем здесь родина? Мне здесь просто в кайф, я просто не хочу!
  
   Семен Аркадьевич смеется.
  
   ЮЛЯ. Тебе не нравится, что тебя обстоятельства вынуждают. Это простой инфантильный протест. И вообще, что спорить. Нам за сегодня собраться надо. Ведь завтра с утра едем.
  
   СЕМЕН АРК. Люди, малыш, иногда до старости инфантильны.
  
   Входит Никаноров.
  
   НИКАНОРОВ. С добрым утром всей компании (отдельно кивает головой С.Арк.), приветствую. Могу к чаю последние новости доложить.
  
   СЕМЕН АРКАДЬЕВИЧ. Может, не стоит? Наверняка нерадостные.
  
   НИНА. Все равно расскажет.
  
   АНДРЕЙ. А что случилось, Никанорыч? Ростов турки осадили?
  
   НИКАНОРОВ. Все шуточки... Хуже. Губернаторы на попятный пошли. Псковский, новгородский, еще там парочка. Признали правоту президента. Так вот.
  
   НИКОЛА. Да и черт бы с ними, нам-то что?
  
   НИКАНОРОВ. То-то и оно. Теперь оккупация точно будет, вернее, международная помощь в наведении конституционного порядка. ООН уже за помощью к НАТО обратилось. Хана, короче, приплыли. Вы еще вещи не пакуете?
  
   АНДРЕЙ. В самом деле, иди, Ник, тормоши своих. Они же еще даже не поняли, что ехать завтра.
  
   НИКОЛА. Куда? Мы не с вами, нам в Москву, ты что? Там все - вещи, деньги, и самолет только из Москвы. Мы пока не решили - когда, как... А про Марину я вообще не знаю...
  
   НИКАНОРОВ. Лучше побыстрей узнать. Потому что поезда в Москву уже не ходят, на дорогах опасно. Да и улететь будет трудненько - говорят, только второе Шереметьево работает.
  
   НИКОЛА. Никанорыч, ты серьезно?
  
   НИКАНОРОВ (кричит). Какие шутки, мальчик?! Это гражданская война называется, не понял? Марш бегом к матери и давай ее сюда. Они еще не решили, едрить!...
  
   Никола быстро уходит. Появляется Маша. Наливает себе кофе в глубине веранды.
  
   СЕМЕН АРК. Сергей Сергеич, неужели железка встала?
  
   НИКАНОРОВ. На западных направлениях - практически, да. Несколько подрывов было, поезда останавливают, грабят, машинисты просто боятся.
  
   НИНА. Чума! И это все за два дня?!
  
   СЕМЕН АРК. Нет, Ниночка, это за двадцать лет. Если людей двадцать лет грабили, унижали, довели до нищеты и подлости, они могут превратиться в зверей в один миг.
  
   МАША. С добрым утром! Не расстраивайтесь, со временем обратно превратятся. А где Юрка?
  
   НИКАНОРОВ. Они с Петровичем спят еще. У меня.
  
   МАША. Излюбленная краевская манера - напиться и переложить все проблемы на кого-нибудь другого.
  
   НИНА и АНДРЕЙ (почти хором). И мы даже знаем - на кого.
  
   МАША (усмехаясь). Цыц! Семен Аркадьевич, что на завтрак будете? Набор стандартный - горячие бутерброды, яичница, творог домашний, простокваша, в общем, русско-английские вариации.
  
   СЕМЕН АРК. Спасибо, Маш, вы не беспокойтесь, я с утра привык к чаю. А вот попозже - не отказался бы от простокваши.
  
   МАША (Никанорову). Сереж, ты знаешь - я тебе доверяю. В Москву действительно не добраться? Девки не доберутся?
  
   НИКАНОРОВ. Вряд ли. Если б мы с Юркой - это да. А так...
  
   МАША. А ты, значит, прямиком в Ростов?
  
   НИКАНОРОВ. Не, Маш, не получится. Москва мне криво. Я через Смоленск, Брянск... вот до Курска их добросить могу. А там уж... Только если они соберутся, им же еще из Москвы как-то выбираться придется. А я очень сомневаюсь. Даже гадать не стану. (Пауза). Ты что запечалилась?
  
   МАША. Да у меня ведь тоже в Москве много всего, от чего отказываться жаль. Ну да ладно. Пойду я собираться потихоньку. Нин, Андрей! Давайте-ка, гляньте, что с собой брать будете.
  
   НИНА. Мам, я еще не решила, поеду ли...
  
   МАША. А я тебя и не спрашиваю! Я решила. Вперед!
  
   Уходит. За ней Андрей, за ним Юля.
  
   ЮЛЯ. Андрюшка, я с тобой!
  
   НИНА. Никанорыч, вот как так?
  
   НИКАНОРОВ. Она мать.
  
   НИНА. Мне, между прочим, 25 лет. Скоро.
  
   СЕМЕН АРК. Художники - всю жизнь дети. Талантливые особенно.
  
   НИНА (смеется). Ну тогда ладно. (Уходит).
  
   СЕМЕН АРК. А что у вас в Ростове? Если не секрет.
  
   НИКАНОРОВ. Друзья. Офицеры, однополчане. Земля. Арсенал. Мы к этой катастрофе лет 15 готовились.
  
   СЕМЕН АРК. Воевать будете?
  
   НИКАНОРОВ. Воевать уже не стали. Хотели несколько раз, но не стали. Защищаться будем.
  
   СЕМЕН АРК. Н-да. Это правильно. Защищаться можно долго. Я ведь как раз в этих краях партизанил. Вот отсюда к северо-западу почти до Ильмень-озера партизанский наш край был. Больше года немцы ничего не могли сделать. Потом, правда, побили нас сильно. Но не до конца. Мы до 44-го держались.
  
   НИКАНОРОВ. Как же. У меня отец в Первой ударной армии воевал. В 44-ом Псков освобождали, вместе с вашими, скорее всего.
  
   СЕМЕН АРК. Нет, я как раз в той операции не участвовал. Мы весной с Ленфронтом соединились -- и я к ним ушел. В разведку. Очень им понравилось, как пацан тихо по немецким траншеям ходит. С одним ножом. Капитан Даркин, полу-поц, как Ниночка выразилась, хальб-юде по-немецки. Здоровый лось, все говорил: Сема, откуда ты умеешь? Я ж чихну -- и тебя особняк не найдет. А вот какой шустрый!... (Смеются).
  
   Входит Илья.
  
   ИЛЬЯ. Пап, привет, Сергеич, здорово! Пап, ты как? Давай творожку с простоквашей принесу, а?
  
   СЕМЕН АРК (Никанорову). Обратите ваше просвещенное внимание: у них разные побудительные мотивы, но и Маша, и мой сын хотят внушить мне, что я несамостоятельный ветеран. Invalide, по-французски. Я ведь скоро как Ниночка закричу - мне уже скоро 25, то есть 82 года!
  
   НИКАНОРОВ. А мне придется вас цитировать: ветераны, как художники - до старости дети. (Смеются.)
  
   ИЛЬЯ. Это что, комплот?
  
   НИКАНОРОВ. Отчего бы двум благородным партизанам не составить комплот?
  
   ИЛЬЯ. Сергеич, ты его только не поощряй. А то как начнет лихую молодость вспоминать, нипочем не остановится, пока с лесными братьями-латышами не разделается.
  
   НИКАНОРОВ. С коллегами, можно сказать?
  
   СЕМЕН АРК. Ну да. Можно и так. А можно сказать -- с фашистами, с врагами. Вот, верите, Сергей Сергеич, немцев крепко ненавидел. За родителей, за деревню нашу - здесь, под Великими Луками сожгли. А этих братьев -- еще крепче. Уж такие подлые твари...
  
   Входят Петрович и Юра.
  
   ИЛЬЯ. О, праздник который всегда со мной! Здорово, пьяницы!
  
   ЮРА. Всегда! С добрым утром! Как насчет коньячку?
  
   СЕМЕН АРКАДЬЕВИЧ. Боюсь, Юра, вас никто не поддержит. Завтра отъезд.
  
   Пауза.
  
   ЮРА. Все-все уезжают?
  
   НИКАНОРОВ. Как я понял, только Петрович остается. Ну и Захарыч, понятно дело.
  
   ЮРА. Ага. Значит, мы с Ильей, Семен Аркадьич (кланяется), и всем семейством большим -- в Финляндию. Ты (Никанорову) -- в Ростов, Лена с Николой -- в обетованную, а... А как же Мерехлюндия, Петрович?
  
   ПЕТРОВИЧ. У нее второй бывший муж во Франции. Разберутся.
  
   ЮРА. Прекрасно. Ахренительно.
  
   СЕМЕН АРК. А вы, Юра, сомневаетесь, что это правильно?
  
   ИЛЬЯ. Пап, он, может, сомневается, но с фактами не поспоришь.
  
   ЮРА. А что с ними спорить? Я просто не поеду, вот и все.
  
   Пауза. Все переглядываются.
  
   НИКАНОРОВ. Юра, окстись. Смысл в чем? Машка тебя съест. Куда ж ты останешься? Может, кофе выпьешь? Или чаю крепкого тебе?
  
   ЮРА. Давай. Все равно. (Пауза). Вы что, товарищ? Я никогда не бываю так трезв, как после бутылочки шамбертена. Я. Не. Поеду. Илюх! Ты ведь возьмешь Андрея?
  
   ИЛЬЯ. Ну конечно.
  
   ЮРА. И Машку бери. Она гениальный переводчик. Финский выучит влет. А всю документацию по катализаторам я вам постепенно скину. Ты ведь поможешь все оформить?
  
   ИЛЬЯ. Юр, ты что? Ты все ж таки думаешь, я из-за катализаторов твоих?
  
   ЮРА. Да ничего я не думаю. Плевать мне на катализаторы. Они все равно будут. Со мной, без меня. (Пауза). Не могу я уйти отсюда, понимаешь?
  
   ПЕТРОВИЧ. Давно знал, что ты дурак, а теперь только понял.
  
   ИЛЬЯ. Ладно. Оставайся, вечный жид. Сдохни тут за свое озеро в свое пьяное удовольствие. Ку-ку! Пока! Пойду с Виталей свяжусь: время поджимает.
  
   Уходит.
  
   СЕМЕН АРК. Юра, вы правда хотите остаться здесь? Или вы так пьете?
  
   ЮРА. А куда ж мне деваться? Я ведь больше нигде не приживусь. (Пауза). Без шуток. Я вообще сильно все это ненавижу, безотносительно. Весь этот мир. Вот вашего сына, в частности, тоже, не очень люблю.
  
   СЕМЕН АРК. Это сейчас не важно. Важно, что вы остаетесь.
  
   ПЕТРОВИЧ. Юрка, ты знаешь, что дурак?
  
   ЮРА. Машка говорила.
  
   ПЕТРОВИЧ (Никанорову). Боюсь, Серег, я тоже не очень умен. Я с этим... (кивает на Юру).
  
   НИКАНОРОВ. И что мне с вами делать?
  
   ЮРА. Ты нам подвалы свои оставишь? Которые в "буханку" твою не вместятся?
  
   НИКАНОРОВ. Хрен вам. Может, я еще вернусь?
  
   ПЕТРОВИЧ. Иди к черту.
  
   СЕМЕН АРК. Сергей Сергеич, меня бы очень устроил даже самый покоцанный Драгунов.
  
   ЮРА. Дедушка, ваши стрелковые таланты... Семен Аркадьич, вернитесь в Сорренто! Вам в Финляндии снайперская винтовка не нужна будет. Это я здесь остаюсь, я.
  
   СЕМЕН АРК. Юрочка, вы, наверное, профессор. И даже пристрелили вчера каких-то двух шлимазлов. И пьете, видимо, много. Но когда я что-то решаю -- это я решаю. (Никанорову) Подполковник, СВД есть?
  
   НИКАНОРОВ. В наличии.
  
   СЕМЕН АРК. Очень хорошо.
  
   Входит Маша.
  
   МАША. Юр, может хватит сегодня? Завтра ж ехать.
  
   ЮРА. Я не хочу ехать. Кажется, уже говорил вчера.
  
   МАША. Да, тебе б только сейчас надраться, а там хоть трава не расти.
  
   ЮРА. Маш, я не поеду. Здесь останусь. Ты поняла?
  
   МАША. Тюльпаны мои, между прочим, так не вынесены в сарае и лежат.
  
   ПЕТРОВИЧ. Машенька, они тут все с ума посходили. Я их посажу завтра же. Вот прямо на холме.
  
   МАША (Юре). Ты опять все решил никого не спрося!
  
   ЮРА. Извини.
  
   МАША. Краев! Все твои телодвижения заранее обречены без меня. (Пауза). Все понятно? Или разъяснить для идиотов?
  
   СЕМЕН АРК. Юрочка, ваша восхитительная супруга хочет сказать, что она останется вместе с нами.
  
   ПЕТРОВИЧ. Слава Богу, хоть один нормальный человек среди этих идиотов. (Семену Аркадьевичу). Я нашего Юрочку давно не могу числить среди вменяемых, а уж вы меня и вовсе потрясли.
  
   Юра обнимает Машу, целует ей руки и т.п.
  
   ЮРА. Кстати, Петрович, я договорился в универе с философами. Монографию они не возьмут, ты, извини, очень уж абстрактный субъект. Но если мы с тобой сформулируем некоторые тезисы...
  
   МАША. О да, вы сформулируете.
  
   ЮРА. ...и проведем на кафедре парочку диспутов, то вместе с отчетом о дискуссии можно будет опубликовать первую треть.
  
   ПЕТРОВИЧ. И славно. Остальное они все равно не опубликуют никогда.
  
   МАША. Вы, конечно, самое удачное время нашли для философских диспутов.
  
   ЮРА. Логических.
  
   ПЕТРОВИЧ. Ерунда. Гегелю не смог даже Наполеон помешать. "Наука логики" написана аккурат в восемьсот двенадцатом году.
  
   МАША. По счастью, ты не Гегель. Он был упрямый немец.
  
   ПЕТРОВИЧ. Я хуже. Я покладистый русский.
  
   НИКАНОРОВ. Здесь вы все равно обречены - слишком близко к границе. Псковскую дивизию скоро в казармах расстреляют, а вас вообще, сомнут -- не заметят.
  
   ПЕТРОВИЧ. Не беда. Отступим. На Кенозеро уйдем. А там достанут - на Нижмозеро переберемся. Велика Россия, отступить есть куда.
  
   СЕМЕН АРКАДЬЕВИЧ. Авось и на Псковщине подержимся. В войну здесь три партизанские республики было. А немцы - не нынешним чета, крепко нас обложили.
  
   МАША (Юре). Илья тебе за папу голову оторвет. Зачем ты это сделал?
  
   СЕМЕН АРК. Илюха мне всю жизнь что-то доказывал. А последние двадцать лет все сам за меня решает. Но сдохнуть я хотел бы по своему.
  
   Никаноров и Юра смеются.
  
   НИКАНОРОВ. Вот, Машенька. Наконец нашли мы тебе старшего.
  
   Маша вдруг начинает плакать, рыдает. Ее все утешают: ну что ты, Машка, успокойся, не плачь и т.п.
  
   МАША. Господи, как же я хотела любить папу. А мой папа умер. И теперь, что - любить чужого? А ведь мой тоже... все мог. Господи... (плачет).
  
   Юра ее обнимает, они сидят рядом.
  
   ПЕТРОВИЧ. Да, жаль. Жаль. А я бы вот хотел несколько лет пожить на тихом финском хуторе. У них ведь даже комаров нет, да?
  
   СЕМЕН АРК. Илюха говорил, повывели.
  
   ПЕТРОВИЧ. Да. И комаров вывели, и никаких скандалов в благородном семействе. Очень хотелось бы вот так, счастливо и тихо пожить. Почему же мы никогда так не живем?
  
   СЕМЕН АРК. Мы, слава Богу, все-таки живем.
  
   Затемнение. Конец 2 картины.
  
  
   3 картина
  
   Холм за краевским домом. Входит Андрей, он несет на руках Юлю. Они дурачатся, целуются, он кружит ее и т.п.
  
   ЮЛЯ. Андрюшка, хватит! Перестань, ну хватит (смеется). Ты же хотел что-то сказать. Давай, рассказывай. Поставь меня, Андрюш!
  
   АНДРЕЙ. Юлька. Знаешь, как я рад?! Ух! Ты меня любишь?
  
   ЮЛЯ. Нет. (Целует его). Конечно, люблю. Очень. (Целует). Очень-очень. А ты?
  
   АНДРЕЙ. И я очень. (Целуются). Юлька. Давай мы тоже останемся здесь, а?
  
   ЮЛЯ. Где здесь - останемся?
  
   Андрей показывает рукой вокруг.
  
   АНДРЕЙ. Ну, здесь.
  
   ЮЛЯ. Ты что, мы ж тогда вообще можем не уехать. Папа говорит...
  
   Отстраняется от него, внимательно смотрит. Потом снова обнимает.
  
   ЮЛЯ. ... Андрюшка, ты такой хороший... Твой отец, он замечательный, правда. Я ведь тоже своего папу очень люблю. Только... дядь Юра сразу догадается.
  
   АНДРЕЙ. О чем догадается?
  
   ЮЛЯ. Обо всем. Он поймет, что ты из-за него. Зачем ему твои жертвы, Андрюш?
  
   АНДРЕЙ. Какие мои жертвы, Юль?...
  
   ЮЛЯ. Да. Ты из-за него жертвуешь собой. Разве нет? А ведь родители, любые родители хотят, чтобы их детям было хорошо! Подожди (целует его), не перебивай. Конечно, он будет рад, если ты, если мы останемся с ним. Только он потом сразу пожалеет об этом. (Плачет.) Он же не хочет, чтобы мы во всем этом... ужасе жили! Спроси свою маму! Она надеется, что хоть у нас все будет хорошо. А мы возьмем и вот так, как идиоты, откажемся. Мы же им хуже сделаем, ну понимаешь?!
  
   Андрей растерянно трет кулаки, точно как Юра.
  
   ЮЛЯ. А я знаю, что у нас все получится. Ты сильный! Сможешь пробиться. И папа нам поможет, и мамин Генрих. Ты ведь сам говорил, что он крутой менни. Ему очень понравилось как ты ему заказ сделал. (Улыбается.) А он говорил маме, что ты у меня талантливый. Знаешь, какие у него возможности! Сейчас многие компании готовят ребрендинг - потому что кризис, надо быстрей менять стилистику, имидж, будет много заказов. Ты просто не понял еще, как там... все супер, по-другому. Там у нас такой дом в Миехойла, тоже на озере...
  
   Андрей останавливает ее.
  
   АНДРЕЙ. Юль. (пауза). Наверное, ты права. Но... как тебе сказать. (Пауза). Если б папа не решил, я бы сам... Здесь все мое. А там - все чужое.
  
   ЮЛЯ. Мое, твое. Это ерунда! У тебя пока ничего нету. Зато там у нас будет как раз свое.
  
   Андрей рубит рукой, точно как Юра.
  
   АНДРЕЙ. Ты не поняла меня. Я сам решил остаться, папа не при чем.
  
   ЮЛЯ (не слышит). Ты быстро привыкнешь. Там очень доброжелательные все, а до Хельсинки - полтора часа, дорога идеальная, не замечаешь. Да все я поняла. Это ты не хочешь понять. У тебя там сразу даже машина будет, папа сказал. Ты привыкнешь! Там куча русских, полно вменяемых людей. Андрюш, это все-таки не Америка. Я тебе говорю: те же сосны, те же озера, в смысле, природа.
  
   АНДРЕЙ. Да. Только комаров нету. Сдохли, от хорошей жизни. (Жестко.) Папа прав. Наше - вот это. И мы не должны это отдавать.
  
   Пауза.
  
   ЮЛЯ. А я? Меня, значит, можно отдать?
  
   АНДРЕЙ. Я ничего не хочу отдавать. Зачем ты это говоришь. (Пауза.)
  
   ЮЛЯ. А что мне говорить? Не дави на меня! Андрюша, пожалуйста. Я не останусь здесь ни за что. Это страна обречена. А я хочу жить нормально. Обычно и с удовольствием, в конце концов, обеспеченно, представь себе. Все нормальные люди хотят именно этого. И я тоже. Я не буду любоваться здесь, как ты превратишься в лузера. И начнешь пить со своим отцом, потому что неудачники все алкоголики.
  
   АНДРЕЙ. Мой отец - неудачник? И я тоже стану неудачником. Смешно.
  
   ЮЛЯ. Он не успешный. Он не хочет. А ты можешь, можешь все сделать правильно. (Пауза). Тебе надо просто сделать выбор - как ты построишь свою жизнь. Ради чего.
  
   Пауза. Появляется Нина с лопатой и длинной жердью.
  
   ЮЛЯ. Ладно, я пошла собираться... Я тебя прошу... я тебя очень люблю, правда. (Целует его, уходит).
  
   АНДРЕЙ (задумчиво). Сделать выбор... Лузер, сделай выбор. Хм... Странное чувство.
  
   НИНА. Что, братик, я говорила - она не останется, ни за какие коврижки. И тебе, выходит, сургуты жизнь испортили?
  
   АНДРЕЙ. При чем здесь сургуты, бедные сургуты в холодной нефтегазовой тундре! При чем? Я просто подумал, что если бы все шло нормально, как всегда, и мы бы жили, поженились, и все было бы хорошо... Десять, двадцать лет... я так и не увидел бы, что она другая, не плохая, а просто не такая как мы... и жил бы себе. А может, видел бы, но не замечал. И сам постепенно становился другой. Странное чувство. Жутковатое. (Смеется).
  
   НИНА (копает яму). А я тебе всегда говорила: Адиня, ты подвержен влияниям. Вот я - не подвержена. Я сама повлияю кому хошь.
  
   Втыкает в яму жердь, утрамбовывает вокруг землю.
  
   Помоги, что стоишь?
  
   Андрей помогает ей.
  
   АНДРЕЙ. Что это ты придумала?
  
   НИНА. Флаг. Я его потом сделаю.
  
   АНДРЕЙ. А как прицепишь-то? (Усмехается, показывает). Туда теперь не дотянешься.
  
   НИНА. Ерунда. Ты меня подержишь.
  
   АНДРЕЙ. Все равно не достанешь. Тут метра четыре.
  
   НИНА. Папу позовем. Можно помост сколотить. (Раздраженно). Можно обратно выкопать. И еще раз вкопать. Не морочь мне голову. Главное, это уже есть.
  
   Входит Никаноров.
  
   НИКАНОРОВ. Ты зачем наш холм демаскируешь?
  
   НИНА. Сереж, а как его ваще-то замаскировать можно? Такого холма на сто километров вокруг нет. Это господская высота, как ты любишь говорить.
  
   НИКАНОРОВ. Господствующая. Все равно, не надо.
  
   НИНА. А я хочу. И ты все равно в свой Ростов уезжаешь.
  
   НИКАНОРОВ. Не факт.
  
   АНДРЕЙ (радостно). Никанорыч, ты с нами остаешься?
  
   Пауза. Никаноров усаживается рядом с флагштоком.
  
   НИКАНОРОВ. Думаю. Очень уж тут все собрались, Андрюха, неприспособленные для жизни. Папенька ваш - человек решительный и ученый. Но практического ума в нем мало. Степан... молчу. Хоть он мне и друг детства, а дурак.
  
   Нина смеется.
  
   НИКАНОРОВ. Ничего смешного. Вымрете вы без меня. Вот Аркадьич, конечно, да, может ... Только старенький он, к сожалению. Мы с ним сегодня по окрестностям прошли, кое-где точки огневые наметили. Задыхается он. Возраст уже.
  
   АНДРЕЙ. А ему-то что? Все равно в Финляндию поедет.
  
   НИНА. Некоторые до 100 лет могут. Вот папа рассказывал, какой-то партизан до девяноста шпионов тренировал. И ничего.
  
   НИКАНОРОВ. Полковник Илья Старинов. Знаменитый диверсант-разведчик. Теперь таких вообще не делают. Великие были люди. Великой страны.
  
   НИНА. А ты что? Невеликий человек? Мелкий такой подполковник?
  
   АНДРЕЙ. Никанорыч, не обижайся. Она у нас дура-художница.
  
   НИКАНОРОВ. Она, как ни странно, права.
  
   НИНА. Я, может, дура, зато честная. Кто еще вам правду скажет?
  
   НИКАНОРОВ. Твоя мать еще может. У нее с этим просто.
  
   Входит Юра. Все смотрят на него внимательно, словно ожидая чего-то.
  
   ЮРА. Что, сборище детей и подполковников, осуждаете меня?
  
   НИНА. Пап, тебя бессмысленно осуждать. Все равно не поймешь.
  
   ЮРА. Эт ты зря, я много чего понять способен.
  
   НИКАНОРОВ. Юрь Саныч, ты с Машкой еще раз поговорил? Она правда не против?
  
   ЮРА. Не боись, Сергеич. Если б Машка была против... Нет, не против. (Детям). Там Мерехлюндия, Ленка с Николой уже к Илье грузятся. Они решили в Москву не ехать, а через Эстонию выбираться - все-таки Евросоюз. Может, попрощаетесь?
  
   АНДРЕЙ. Погоди, они ведь с утра едут? И как они все поместятся?
  
   ЮРА. На утро Илья с Виталей своим договорился в Бежаницах встретиться, так что уезжают сейчас, а заночуют в Локне, у Захарычевой родни какой-то. А поместятся... у Витали джип еще больше Илюхиного, а до Локни им Игорек из пожарки поможет, он туда детей забирать едет.
  
   Слышны гудки автомобиля.
  
   НИНА (Андрею). Пойдем? Пошли! Ты что, надо же с Юлькой, с Николой попрощаться! Пошли.
  
   АНДРЕЙ. Ну пошли.
  
   ЮРА. Аркадьича по дороге посмотрите - Илья его обыскался.
  
   НИНА. Ладно.
  
   Уходят. От Краевского дома опять раздаются гудки автомобиля.
  
   ЮРА. А я здесь тихо посижу, пока они объяснятся будут.
  
   НИКАНОРОВ (усмехаясь). Аркадьич пошел по лесу походить. (С завистью). Ходит как леший - только был рядом и нету. Слышно - скрипит что-то около, а где - не видать. Но устает, конечно.
  
   ЮРА. Слушай, нехорошо получается - Илюха ж не знает, что отец остаться решил. А он ему ничего не сказал. Надо пойти поискать. Он вокруг озера, наверное, пошел? (Вновь гудит автомобиль).
  
   НИКАНОРОВ. Не найдешь, пока сам не выйдет. А он не выйдет. (Усмехается). Дед не дурак - зачем ему с Ильей объясняться? Он ушел, объясняться тебе.
  
   ЮРА. Твою мать!...
  
   НИКАНОРОВ (посмеиваясь). Вот-вот. И я про то. Давай, думай - что скажешь.
  
   ЮРА (уныло). Как есть - так и скажу.
  
   НИКАНОРОВ. Не поверит. Останется, будет искать. Виталя не дождется, уедет, девок не заберет, суета, истерика, а времени нету, скоро все дороги у границы патрулями перекроют. И все это, Юрка, на твою умную голову, потому что ты это затеял. Привыкай, профессор, не получится у тебя больше тихо посидеть.
  
   ЮРА. Черт! Черт!
  
   На холм, слегка запыхавшись поднимается Петрович.
  
   ПЕТРОВИЧ. Юрка, партизан-то наш в леса ушел. Ничего Илюшке не сказал, только записку в машине оставил - остаюсь, мол, родина и Краев зовут. Сейчас тебе скандал будет - ой-ей. Серега, дай свою душегреечку, глоточек сделаю, цирк смотреть будем.
  
   Входит Илья, за ним постепенно подтягиваются дети и Лена с Мариной. Илья в бешенстве, в левой руке записка, подходит к Краеву.
  
   ИЛЬЯ (трясет запиской). Где отец?!
  
   ЮРА. В лесу гуляет, видимо.
  
   Илья бьет его правой в челюсть, Юра летит на землю, катится кубарем. Начинает медленно подниматься, держится рукой за скулу, сплевывает.
  
   ЮЛЯ. Папа! (Бросается к Илье). Ты что?!
  
   АНДРЕЙ (удерживает ее). Не надо, не лезь.
  
   Илья подходит к Юре, хватает его за грудки, поднимает, сильно трясет.
  
   МАРИНА. Петрович, разними их!
  
   ИЛЬЯ. Где мой отец, сволочь?! (Замахивается).
  
   Юра коротко бьет его рукой в живот и коленом в пах. Илья скрючивается, пытается вздохнуть.
  
   ЮРА (потирая скулу). Уймись. Хватит. На хер этот маразм.
  
   ПЕТРОВИЧ. Теперь надо на пятках попрыгать.
  
   ИЛЬЯ (хрипит). Сволочь, сука!...
  
   ЮРА. Перестань! Въехал мне и все, хватит. Успокойся.
  
   НИКАНОРОВ. Так! Достаточно! Пар выпустили. Теперь поговорим. Илюха. Семен Аркадьич специально поэтому ушел. Не хотел скандала. Видеть всего этого не хотел. Ты можешь сейчас без агрессии говорить?
  
   ИЛЬЯ (медленно разгибается, Юля ему помогает). Говори. Только не пой мне про патриотизм и про родину.
  
   НИКАНОРОВ. Не буду про родину. Просто про человека. Он сказал, что боится тебя огорчать, что тебя любит, и что все равно не может уехать, что если б не Юра, он бы со мной в Ростов. Его слова. И вообще мы его хрен отыщем, пока не выйдет - он в лесу как дома.
  
   ИЛЬЯ. Он двадцать лет в лесу не был. Что за бред. Он еле ходит.
  
   НИКАНОРОВ. Очень даже ходит.
  
   ИЛЬЯ. Вы идиоты! Вы не понимаете! У него хроническая астма, диабет, ревматизм, он задыхается через два шага, он здесь даже до зимы не доживет! (Краеву). Ты! Ты зачем все это!...
  
   ПЕТРОВИЧ. Это не аргумент. У души нет астмы. Доживет он до зимы здесь или в Финляндии, нам сейчас не решить. Аркадьич спрятался и никто не виноват. Он выбрал, а мы можем спорить тупо. Кто прав. (Пауза). А Юрка - только повод. Ты как барин, Илюш, начал сразу стрелочника бить.
  
   ЮЛЯ. Пап, если дед уперся...
  
   ИЛЬЯ. Глупости. Он просто спятил на старости, а вы ему потакаете.
  
   НИКАНОРОВ (гневно). Да, он спятил. От счастья. Он плакал, когда мы с ним по лесу ходили, сосны гладил, землю. Почему я с ним ходил, а не родной сын? Почему ты его двадцать лет сюда не возил, не пускал?
  
   ЮЛЯ. Это неправда! Мы с дедом каждое лето на море, в Италию, в Грецию, ему там прекрасно!
  
   ИЛЬЯ. Потому что это все советские бредни! Человек должен жить, а ему без конца твердят, что он ветеран, что по местам боевой славы, прошлое, прошлое! А сегодня что? Сколько можно о своем партизанском детстве плакать. Мазохизм!
  
   ЮРА. Ну ты его, короче, уберег от старческого советского мазохизма. А он, видишь, не забыл. Детство вообще забывать нельзя...
  
   МАРИНА (перебивает его). Илья. Вот вы сильный, цельный человек. Ваш отец, наверное, тоже. Вас ведь не переубедить, если вы что-то решите, да? А его? И ведь мы его в лесу не найдем...
  
   ИЛЬЯ (усмехается). Вы сговорились, что ли?
  
   НИКАНОРОВ. Ни синь пороху. Нам не о чем - разные все люди.
  
   Пауза. Илья обводит взглядом Юру, Никанорова, Петровича. Вздыхает.
  
   ИЛЬЯ. Ладно. Юра... если что с отцом будет, я... в общем, без обид. Ты... папа мне... (машет рукой). Я придумаю оказию, лекарства ему пришлю. Не знаю как. Обязательно пришлю. Я приеду. Сам. Ладно. Давайте. Не шалите тут.
  
   Они пожимают руки, хлопают по плечам, в общем - коллективное прощание. Впрочем, сдержанное. Марина, Лена что-то приговаривают - "счастливо вам", "напишите", "мы постараемся связаться с вами" и т.п. Андрей с Юлей долго обнимаются, что-то говорят друг другу. Илья, Юля, Марина, Лена и Никола уходят. Все молчат. Медленно разбредаются по холму. Слышен шум машины, он затихает. Нина вдруг падает навзничь, раскинув руки.
  
   НИНА (страшно, дико орет). Йи-йааааааа!!! Йи-йаааааааааааааа!!!
  
   Пауза. Все словно сбрасывают напряжение, начинают посмеиваться, переговариваться.
  
   ПЕТРОВИЧ. Девка наша - шаман.
  
   ЮРА. Надо все же найти как-то Аркадьича...
  
   НИКАНОРОВ. Да... не найдешь. Сам придет.
  
   ПЕТРОВИЧ. А Машка, тоже, как Аркадьич, устранилась.
  
   НИНА. Мама Илью пожалела. Она знала, что он прав. А папа - сильнее. И не стала смотреть.
  
   Все смеются.
  
   ПЕТРОВИЧ. Где ж мы тебе, такой умной, мужика теперь сыщем, посреди войны и катастрофы.
  
   НИНА. Ерунда. В войну самые мужики. Найду.
  
   Пауза. Все как-то расслаблено посмеиваются, что-то говорят друг с другом неразборчиво. Входит Захарыч. Он крепко навеселе, вдобавок весьма весел.
  
   И.ЗАХ. Здорово, гоп-компания! Юрь Саныч, разговор. Я тут с людьми поговорил - в общем, хотим тебе школу старую в Пузево отдать. Там только полы перестелить и крышу, а стены крепкие, печи очень хорошие, их дед Архипенков клал, еще до войны ...
  
   АНДРЕЙ. Во, Захарыч набрался.
  
   ПЕТРОВИЧ. Народ гуляет, мятеж, свобода.
  
   ЮРА. Захарыч, школа мне незачем. Ты мне двадцать кубов хорошей сосны обещал - будь добр.
  
   И.ЗАХ. Юра, какие счеты! Забудь ты про эти двадцать кубов, я ж тебе все! Только скажи. А школа нужна. Ты там свою лабораторию каталическую сделаешь. Она в лесочке, под холмом - даже со спутника не видно, хоть большая. А с лесом - ой, даже не думай.
  
   ЮРА (усмехается). Лаборатория, Захарыч, это записи все, результаты, компьютеры, оборудование, химикаты, энергоснабжение нешуточное. Люди еще, между прочим. А помещение - нужно, конечно, но... Пузевская школа - это смешно.
  
   И.ЗАХ. Так привезем же! Два "Зила" с кунгами, "Урал", буханка почтовая, мало тебе? Еще машин найдем. Мужики готовы, человек двадцать будет, ну, десять. И не волнуйся, не пустые поедем, есть кой-чего на вооружении. (Обнимает Юру, шепчет на ухо громогласным шепотом). Племяш мой, Леха, утром из-под Дедовичей вернулся, там часть ракетная, у сестры кум служит, наладили, в общем, взаимодействие (пихает Юру в бок, смеется). Они нам подкинули по мелочи, а сейчас две машины готовят, надо забирать ехать. Ты полковнику нашему скажи (кивает на Никанорова), пусть руководит. А, Юрь Саныч? (Хохочет). А людей твоих - возьмем, кто захочет, разместим хорошо. Для себя же!
  
   ЮРА. Ты меня изумляешь, Захарыч. Лаборатория, ракетная часть, что у тебя еще в планах? Псковская отдельная республика?
  
   Входит Маша.
  
   МАША. Что, республиканцы, спровадили голос разума? Чай пить будете?
  
   ПЕТРОВИЧ. Нам, Машенька, твоего голоса за глаза.
  
   НИКАНОРОВ. Я организую, Маш. Андрюха, за мной. (Уходят).
  
   И.ЗАХ. Зачем республика псковская? Локненский район наш. Для начала. (Посмеивается). Посмотрим там. Взаимодействие наладим. У нас еще рейды намечены, там-сям. Так как, берешь школу?
  
   ЮРА. Это не так просто - раз и склалось. Продумать много всего надо.
  
   И.ЗАХ. Продумывай, Юрь Саныч! Все продумывай! Обеспечим! Генераторы, аккумуляторы... Ты у нас человек ученый - кому ж еще продумывать. Оставайся, Юр. Ты нам... А завтра будем картошку сажать, я вам мешка три привезу - осилите?
  
   ЮРА. Не многовато?
  
   И.ЗАХ. Нормально, на 40 соток как раз. Мешков под двести осенью получится.
  
   НИНА. Куда нам столько?
  
   И.ЗАХ. Ты что, брат? (Оглядывается, видит, что это Нина). Нинка, ты что! А на обмен в городе? А самогон гнать, а Юрь Санычу лаборантов своих кормить?
  
   МАША. Господи, ну почему! Почему опять на меня эта картошка, морковка, самогон! К чертовой матери! Краев! Никакой картошки на моем холме не будет! Ненавижу эти ваши грядки! Или я к дьяволу отсюда в Финляндию уезжаю.
  
   И.ЗАХ. Машенька! Не надо в Финляндию. Мы вам уже пузевское поле распахали, там за озером. В пейзаж ничего даже не видно!
  
   Юра и Петрович хохочут. Маша хмыкает. Часть кустарника на краю холма вдруг превращается в Семена Аркадьича. То есть, он выходит оттуда, но так, что непонятно - давно он там стоял или только что пришел.
  
   СЕМЕН АРКАДЬИЧ. Тушеная картошка с зайчатиной - удивительное кушанье, должен сказать. Очень от астмы помогает. (Петровичу). Я тут двух зайцев видел. (Усмехается). Но не догнал.
  
   Нина вдруг бросается к Семену Аркадьичу, обнимает его, плачет. Он гладит ее по голове.
  
   ПЕТРОВИЧ (Юре). Пойду, Сереге с Андрюшкой помогу. А то ведь не сумеют правильно чай заварить.
  
   МАША (грозно). Петрович!...
  
   ПЕТРОВИЧ. Несомненно!
  
   Уходит, напевая: "О, где же вы, дни любви, cладкие сны, юные грезы весны?"...
  
   Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"