Аннотация: С опозданием, но начинаю. Ковалевская, "Полоз и Белокрылка".
Ковалевская Александра Викентьевна. Полоз и Белокрылка
Во первыих строках... С самого начала попался роман, над которым, чтобы написать что-то осмысленное и, надеюсь, полезное для автора, надо думать.
К счастью, "Триммера" - это место, где у большинства авторов нет ошибок, свойственных начинающим. С авторами можно говорить на равных.
Поэтому все, что относится к языку, стилистике, чаще всего - не указание на ошибки, а констатация каких-то особенностей.
Александра Ковалевская поставила перед собой более чем сложную задачу: сделать текст, с одной стороны, атмосферным, отражающим особенности языка и реалий окраин будущей Российской Империи, а, с другой стороны, понятным современному читателю. Однако, чем сложнее задача, тем труднее ее решать. Изобилие архаизмов и диалектизмов меня не особо напрягало. Хотя, может, кто-то мог и спотыкнуться на всяких "выростках" или "ведомостях" (в значении - вести, известия), "делиях", "пенезях" и прочих помеченных звездочками словах.
Раздражало излишество этих самых звездочек. Некоторые из них, на мой взгляд, вообще не к месту. Не знаю, насколько надо быть тугодумом, чтобы не догадаться, что "букетник", который ставят на стол, который имеет узкое горло и с которым сравнивают девичью фигуру, - это ваза для цветов. И уточнять, что миля - литовская, а не морская или американская, тоже вряд ли имело смысл. Кстати, данный автором перевод в привычную нам метрическую систему - 1800 метров - мало отличается от привычной сегодня международной морской мили - 1852 метра. Так что понять, что "в пяти милях" - это примерно в 9 километрах, достаточно просто.
"Гость" в значении "торговец, купец", "кликуша", "калита", "порсуна", "бердыш", "самострел" в значении "арбалет" и некоторые другие устаревшие слова хоть и не являются сегодня общеупотребительными, но вполне понимаемы более или менее образованным человеком. По крайней мере, об "Арии заморского гостя" из "Садко" слышал каждый, закончивший музыкальную школу, это - одна из хрестоматийных в русской музыке вещей. А тот, кому не интересна история, данный конкретный роман вообще читать не станет.
В общем, на мой взгляд, тут есть основное правило. Если автор сам понимает эти слова без того, чтобы полезть в Гугль, то и уточнять не надо. А вот такие вещи, как, например, "Татарский брод" или "Небесный всадник" - надо обязательно. Это - конкретные названия, которые не-жители тех мест, где разворачивается действие, могут и не знать.
Но, в общем и целом, архаизмы и диалектизмы именно в том количестве, чтобы создавать колорит, но не заставлять читателя вместо чтения разгадывать кроссворд.
Несколько хуже с "современной" частью. Стилизация идет в ущерб образности, нет-нет, да и собьется автор на канцелярское построение фразы: "Тут же послали на поклон к княжескому наместнику нескольких человек - просили объявить начало игрищ и назначить награду победителям. Сивый Голуб в отсутствие Семёна Полозовича решил не срамиться и распорядился варить крепкое пиво в честь состязаний, для чего пустил в расход ячмень из крепостных припасов, собранных на нужды военного дела".
Еще одна особенность текста - изобилие фраз с однородными сказуемыми: "Она отвыкла говорить, скрываясь от мщения, и потому просто молча выросла на пути московита и молниеносным взмахом дубины повалила стражника наземь". Такой частокол из глаголов - особенность летописей, в современном тексте воспринимается не очень-то хорошо.
Да, еще одно наблюдение - в последней трети автор вообще расписался. Ошибок и неточностей стиля больше в начале, чем в заключительной части. Есть куски просто смачные - например, там, где об игре в гулу.
Но есть куски, в которых изобилие эпитетов ощущается как излишнее, а чувственность - натужено-экзальтированной. Это связано и с темой, но о ней - чуть позже.
Следующая мысль - о структуре текста. Я как-то придумала слово "клиповый", потом оказалось, что им пользуюсь не только я, слишком логично название. Крохотные кусочки-эпизоды, часто не связанные между собой сюжетно, часто - разностилевые по языку, скачки повествования, скачки от одного героя к другому. По идее, они, эти кусочки, должны складываться в цельную мозаику. Но общая картина оказывается слишком детализированной, слишком многофигурной.
Вот тут, по-моему, скрывается одна из ошибок автора. Этот метод хорош для большого исторического полотна. А тут сюжет намного меньше, чем метод.
С сюжетом и вообще определением жанра - был главный мой затык.
С одной стороны, вроде бы исторические события. Причем материал не особо в России юзаный, не пользовавшийся популярностью. Великое княжество Литовское, Речь Посполитна в учебниках по истории описывалась если не как враг, то - как конкурент России. Точнее, того, из чего выросла Российская Империя - Залеской орды, Московии. Земли даже не чисто славянской, земли, изначально заселявшейся конгломератом славян, финно-угров и татар, государства, взявшего и лучшее, и худшее и от Руси, и от степи, земли, объединенной лишь верой, православием, но не памятью крови и древними сказками...
А восточные земли Литвы были чисто русской землей, хранящей языческую веру предков, общих и для тех, кто жил там, и для тех, кто бежал на восток. В Новгороде, в Московии митрополиты уже писали разгромные послании против "двоеверия", а Литва еще не крестилась... В общем, для тех, кто ищет исторические корни русского народа, земля очень интересная...
Именно там имеет смысл искать демократические традиции, подспудно живущие в народе.
Но автор сделал акцент на языческой чувственности. Точнее, на нашем, традиционно-христианском представлении о "греховном" языческом менталитете. В чем-то роман напоминает "Цветочный крест" Елены Колядиной - роман, ставший открытием, но его достаточно одного...
И вот тут один момент, который у меня вызвал резкое неприятие текста. ВСЕ герои (кроме мистических персонажей вроде Золотого Полоза или Женщины-Птицы) живут не столько человеческим разумом, сколько животными страстями. Разве что слепец видит чуть больше остальных. Живут, как говорят эзотерики, а уровне второй-третьей чакры... Кровь, страсть, власть, плодородие-размножение, животная предопределенность действий на глубинных инстинктах... Очень женское мировосприятие, поэтому для полноценного исторического романа, в котором могли бы отразиться и эпоха, и размышления об исторических судьбах народов, не хватает мужской, героической составляющей. Крови много, но это кровь мелких стычек и соседских набегов, не влияющих на судьбы истории. Мне не хватило как раз этого понимания роли Полозовичей, порубежной Речицы в историческом процессе.
Если проводить аналогии с фольклором, то роман ближе всего не к героической былине, а к лирической песне, к женскому плачу... Эпоха, для создания колорита которой потрачено столько сил, оказывается лишь антуражем для простенькой любовной истории.
Мы, сегодняшние, знаем о том, что эта древняя славянская культура обречена, что Литва век за веком будет терять земли и силу, зажатая между католическим Западом и православным Востоком, выберет католичество и окажется на окраине истории, на многие десятилетия потеряет независимость, став частью Российской Империи, и обретет ее в конце концов - но подлинной политической самостоятельности так и не получит... И приходит понимание того, почему все-таки вперед вырвалась Московия - именно из-за того, кроваво, жестоко насаждаемого православием первенства духа перед чувственностью...
Мы знаем, что потомки Полозовичей, если им повезет, станут, в конце концов, российским дворянами, будут драться с турками и немцами, а если очень повезет - доживут и до наших дней. В России, во Франции, в Южной Америке - все может быть...
Мы знаем, что потомки казаков из ватаг Семена и Якова могут оказаться в Сибири, в гарнизонах первых городков...
Но память о волотах почти потеряна, хотя намеки на нее можно найти в самых неожиданных местах вроде индийских Вед...
В общем, мое ощущение от романа - автору просто не хватило силы на те идеи, которые она пыталась вложить в текст. Нет, не творческих сил, не писательского умения, - внутренней силы, дающей право говорить от имени древних учителей. Если не залезать в мистику, в далеко неоднозначные темы эгрегорной власти, то мог бы получиться красивый исторически-бытописательский роман. Знаний и ощущения эпохи для этого у автора хватает.