На СИ порой обсуждения текстов интереснее самих текстов.
У Макса Далина - новый рассказ "Краем глаза"
Фабула: перед Новым годом женщина, возвращаясь домой с купленными для мужа и сына подарками, встречает своего одноклассника, с которым они не виделись лет пятнадцать. Одноклассник оказывается полицейским оперативником, который не просто так выгуливает собачку, а ловит маньяка. Они идут в кафе, и полицейский рассказывает женщине, что маньяк - никакой не маньяк, а некая потусторонняя тварь, вселяющаяся в людей, и что увидеть ее настоящую сущность можно, взглянув "краем глаза". Женщина, естественно, не верит, решив, что ее бывший одноклассник рехнулся, и идет домой. Около своего дома она видит какого-то страшного мужика, пугается и просит оказавшегося рядом безобидного с виду старичка проводить ее до квартиры. Около подъезда женщина случайно краем глаза смотрит на старичка и видит монстра. Пугается, бегом бежит в подъезд - и обнаруживает себя лежащей на лестнице в подвал, причем подвал открыт, а ее одноклассник вместе со "страшным" мужиком, толокшимся у дома, и кучей полицейских, крутят руки старичку, который оказывается маньяком.
Рассказ написан от лица женщины. По форме - довольно банальная новогодняя "страшилка" со счастливым концом, какие писал каждый автор. Однако - за что люблю ленты коммов у Далина - читатели пытаются относиться к тексту всерьез, шевелят извилинами, притягивают за уши всякую мораль и этику... Далин так много декларировал необходимость наличия в любом тексте "вторых" и "третьих" смыслов, что читатели ищут их в любой "погремухе". Поэтому читать коммы - большее удовольствие, чем читать сам рассказ.
В принципе, "Краем глаза" - один из многих сегодня текстов о "прикосновении к Иному", которое может быть и прекрасным и добрым, как в "Старом Вильнюсе" у Макса Фрая, и жутким и опасным, как у Стивена Кинга. Последнее сегодня - много реже, потому что герметичность нынешней жизни, тупик, в котором оказалась цивилизация, требуют выхода - куда угодно. Хоть в ад, хоть в хаос, только бы подальше отсюда. "Мне бы в небо - здесь я был, а там я не был" (с)...
И вот в коммах к рассказу я натыкаюсь на пост одной женщины:
"Я сейчас мрачно смотрю на вещи, так что извиняйте, если что. Собственно, при прочтении-то было всё нормально; а уж после подумалось - подставлял он ее или случайно всё совпало? А если подставлял, то... да, конечно, у него своя мораль и всеобщее благо, спору нет; но я-то себя могу представить только и единственно в роли этой самой "приманки"...
То есть, я понимаю позицию и мораль "ловца". (Скажем, более-менее, как мне кажется, понимаю). Но понимает ли он позицию "наживки" и задумывается ли вообще об этом?"
Тут вот что интересно.
Вектор оценки "иного" по шкале хорошо\плохо в течение 20-го века резко сменился. Раньше "иное" было однозначно "плохо".
В фольклоре любых народов встреча с чертями, эльфами, лешими и прочей "нелюдью-нечистью" грозила серьезными проблемами - если не смертью. Да еще и на посмертие влияла, был риск лишиться души, что для христианина - хуже самой мучительной смерти. "Иное" можно было только победить, как это делал "смелый солдат", победить отсутствием страха и умением быстро соображать.
В очень редких случаях небожественное "иное" могло вознаградить смельчака и трудягу, "чистую душу", но такие волшебные сказки вроде "Морозки" - лишь малая часть всего фольклора.
Вознаграждать праведных - привилегия ангелов, так что рождественские истории зачастую заканчивались тем, что бедная несчастная сиротка умирала, и ее душа попадала в рай, так как была праведная и страдала. Другой вариант - ангелы приводили к несчастной сиротке человека, которому не терпелось совершать добрые дела, забота о "чистой душе" становилась уже его делом - и наградой. По-другому ангелы вознаграждать не умеют.
Но это - ангелы. Общение с любым другим "иным", не относящимся к божественному ведомству, было разрушительно, даже есть создавало временную видимость благополучия.
Богатство и власть оборачивались потерей души.
Долгая и прекрасная жизнь в полых холмах в обществе прекрасных эльфиек, промелькнувшая, как одна ночь, оборачивалась потерей близких - на земле успевала пройти сотня лет...
Такое отношение к "иному" сохранялось долгое время и закрепилось в литературе. "Иное" - дьявольское наваждение, соблазн, общение с ним - грех.
В готическом романе "иное" тоже было ужасным, его влияние на реальность - разрушающим.
Самыми яркими образцами "ужасного иного" являются романы Кинга. Вот где можно со смаком побояться!
Но вот внезапно вектор оценки сменился.
Эльфы стали носителями света, сместив с этого поста ангелов. Остальная нелюдь тоже начала восприниматься как нечто вполне вменяемое и даже разумное.
Почему?
Процесс шел постепенно.
С одной стороны, сокращалась сфера того, что раньше считалось грехом.
Общее падение религиозности, свобода нравов, практицизм и реализм 19 века, вера в науку, - все это сделало вполне приемлемым то, что еще недавно казалось жутью запредельной. "Божественное" или "дьявольское" - непознаваемое. Человеческий разум бессилен перед божественным провидением. А то, что можно познать - всего лишь "непознанное", а не "непознаваемое".
"Иное" начало восприниматься как "неведомое", "еще не познанное", то есть требующее срочного изучения. Бог и дьявол оказались в стороне от этой гонки за знаниями. Эльфы и любая другая нелюдь - хоть инопланетная, хоть мифическая начали восприниматься как "почти люди". Они теперь не вызывали иных эмоций, кроме радости возможности получения новых знаний.
"Иные" - но чуть-чуть, если не обращать внимания на форму ушей, цвет волос и кожи и умение ходить по снегу, не оставляя следов... И страх перед "иным" начал восприниматься как проявление ксенофобии.
А сам человек стал по-настоящему царем природы. Никакая описанная магия не сравнится с химической атакой или ковровой бомбардировкой.
Теперь начали бояться не чертей и эльфов, а людей.
Тем более, что, несмотря на тысячи книг про "иных" наука их так и не обнаружила. Как и не встретило человечество инопланетян...
И "иные" стали безобидной сказкой, о которой можно бесконечно болтать, но которая никак не влияет на реальность. "Иные" - мечта, фантазия, которая не может реализоваться - потому что не может. В итоге "иные" превратились в штамп, в игрушку для начинающих авторов. Девушка, сочиняющая роман про прекрасных эльфов, отправляясь в турпоход, вряд ли надеется встретить их так - в самых романтичных и диких местах. Скорее надеется на встречу с прекрасным спортинструктором...
Появились литературные шаблоны взаимоотношений с "иными". Их не так уж много.
- Попаданчество - ежу понятно, "наш человек в иномирье".
- Иные среди нас - тоже уже стандарт. Иные, как правило, скрывают свою инакость от людей. Люди - сильнее, люди - толпа, у людей - иприт и плутоний, при любой угрозе из "вне" люди очень быстро находят адекватное оружие. Иным остается только заниматься своими мелкими дрязгами, изредка втягивая в них отдельных людей. Но всерьез на себя обращать внимание боятся - а то эти люди как накинутся да как примутся изучать...
Так что мистического страха перед "иными" нет. Все, что существует, может быть изучено, а все, что изучено, не страшно. У того же Кинга "иное" - скорее безличностное, некое явление - то ли природы, то ли еще чего...
Во многих романах, как, скажем, в "Парке юрского периода", опасность - порождение человеческих ошибок или человеческой же злой воли. Главным злодеем становится безумный ученый-изобретатель, из лаборатории которого лезет всякая гадость...
То есть опять же человек - только слегка свихнувшийся.
Как это ни смешно, начали бояться сами себя.
Кроме "безумного изобретателя", пишущие и читающие начали бояться еще и тех, кто не столь продвинут, как они.
В России сегодня самый большой страх - "толпа". И - "люди толпы", к которым "илита" всегда относила полицейских и сотрудников прочих "органов".
Почему?
А вот тут всплывает известный всем психологам треугольник "жертва-палач-спаситель".
Спаситель - это тот, кто способен противостоять "палачу" - то есть опасности.
Тот, кто изучил опасность, понял ее. Но понять - это еще и принять, измениться самому. Поэтому в классическом "треугольнике" "спаситель" зачастую сам превращается в "жертву" - бывшая "жертва" и ее "палач" объединяются и набрасываются на "третьего лишнего". Или, наоборот, в "палача", наказывающего бывшего "палача" совершенно неадекватно тому урону, который тот нанес "жертве".
"Массовые" роли также неустойчивы в восприятии их "актеров".
Так как опасности в реальной жизни немного, в голове среднестатистического образованного обывателя мысли о ней оттеснены на периферию сознания. "Изнанка жизни" обычно не особо ему досаждает. Естественно, это происходит потому, что между опасностью и обывателем есть "буфер" - "спаситель".
Спаситель профессиональный, получающий зарплату из собранных с обывателей налогов и обязанный обезопасить тех обывателей от любых проблем. Любое проявление опасности (реальной или мистической) - "недоработка" "спасителя".
А теперь к нашим баранам... К "иным" то есть.
Есть много книг о "спасителях", о "бойцах с неведомым". "Охотники на привидений" и "вампироборцы", ведьмаки и спецагенты - все это давно тоже стало расхожими штампами. "Спасителями", бойцами, защитниками от реальных и мистических опасностей, стражами покоя обывателей быть интересно. Эта работа дает ощущение смысла жизни.
Но, как часто в том психологическом треугольнике, гнев "жертвы" обращается на "спасителя", так и в общественном мнении - стоять на страже мирной жизни, защищая ее от опасностей, становится... все менее почетно. Человек, регулярно общающийся с "изнанкой жизни", сам в глазах обывателя становится частью этой "изнанки". Настоящей-то опасности обыватель не видел! Он ощущает только некие неудобства, проистекающие из-за того, что сражение с опасностью происходит слишком близко от него, любимого!
В итоге читательницы Далина ассоциируют себя с героиней рассказа и... недовольны поведением спасителя. Дескать, вот гад, бывшую одноклассницу подверг такому риску, сделал "наживкой" для то ли маньяка, то ли твари "иномирной", ай-ай-ай, как нехорошо! "Но понимает ли он позицию "наживки" и задумывается ли вообще об этом?"
Какой плохой дядя!
Для тех, кто сталкивался с опасностью вплотную, "страдания" героини смешны. Операция разработана качественно. А то, что героиня успела получить по башке - так это издержки производства...
К тому же есть в рассказе еще один момент.
Далин любит сюсюкать. Общается в сети в стилистике "поднявшихся" мещан 19 века - так и видишь отставленный мизинчик руки, держащей чашечку с чаем. Все эти "любезный друг" и прочие "благородные обращения"...
С другой стороны, недавно у него была серия рассказов про жутковатых "феечек", похищающих детей, которым не хватает любви, и потом наказывающих бывших своих родственников. Причем то, что творят феечки, порой гораздо хуже тех обид, которые пережили похищенные дети - классический перевертыш, в котором "спаситель" превращается в "палача".
Так что "сюсюкающее" начало рассказа с учетом этой информации можно воспринимать двояко.
Первая гипотеза:
Далин не умеет выразить во внутреннем монологе женщины любовь к сыну и мужу иначе, чем этими дурацкими "зайчиками" и "Левушками". Вот такая у него героиня - приторно сладкая и в рюшечках. Большого ума тоже не наблюдается. Идеал женщины-жены и матери для автора? Кто бы знал. Меня от таких дамочек тошнит.
Второй вариант.
У героини рассказа "Краем глаза" может быть прошлое. Первое, что можно придумать с учетом "феечковых" рассказов - брошенный ребенок. Родила без мужа, оставила в детдоме, потом вышла за этого своего "Левушку", родила от него. Все бывает, молодость героини пришлась на веселые 90-е.
А ребеночек был похищен феями и стал монстром, который, конечно, во всех своих бедах винит горе-мамашу...
В принципе, если принять мир "с феечками" как некую логичную систему, то полиция вполне могла проанализировать случаи странных убийств и связать их с пропавшими детьми. Отсюда понятно, почему монстр охотится именно на героиню рассказа - причем понятно и полицейским.
Если я разгадала задумку, то мне жалко Далина.
Это надо же умудриться собрать среди поклонниц исключительно обывательниц, не способных встать на точку зрения "спасителя", который еще к тому же ограничен рамками закона, который, кстати, предохраняет его, в отличие от "феечек", от опасности превратиться в палача.
Ведь моральные страдания нелюбимого ребенка - это, конечно, плохо. Но убийство из мести - это то, что нужно предотвратить, каким бы гадом объект убийства ни был.
Потому что только существование наработанных веками законов и их исполнителей дают возможность обращать внимание на моральные страдания.
Так что не стоит, господа, ругаться на бойцов украинского "Беркута". Они-то не срут в подъездах вокруг Майдана, в отличие от...
В общем, Далин сделал погремушку, а жаждущие "высшего знания" поклонники находят в ней такие смыслы, что закачаешься...