Аннотация: Любительское исследование. Не истина в последней инстанции. К особо обидчивым: просьба не вопринимать на свой счет.
Анатомия дивнючих,
Или К вопросу об эльфах в СИ
За каждым явлением литературы - явление жизни.
"Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит, так и пишет,
Не желая угодить"...
Окуджава не совсем прав. Начинающий, непризнанный, не изданный "в бумаге", не получавший ни разу гонорара - социального признания ценности того, что он делает, - очень хочет угодить. Хотя бы своим друзьям. Чтобы сказали: "Круто!". Потому что сам он в качестве собственного текста не уверен. Откуда взяться уверенности, если текст тот никто толком не читал? Вроде бы самому нравится. Нравится даже больше, чем девять десятых из того, что лежит на книжных лотках, пестреет яркими обложками, оплачено (вот везет же некоторым!) по ставкам столичных издательств. Но червячок сомнения гложет: "Если их - издали, а меня - нет, то, значит, объективно я в чем-то хуже". В этот момент доброе слово друга (пусть - "сишного", по переписке), любимой девушки, любого, кто рядом - просто необходимо. Вывод: начинающий пишет так, чтобы, по его мнению, могло понравиться. Хотя бы кому-то. Хотя бы таким же, как он...
Значит, за книжными эльфами - явление. Люди, которым эти эльфы нужны. Которые без них жить не могут.
И таких, если присмотреться, не так уж и мало. Среди ролевиков таких называют "дивнючими". Или - "заигравшимися".
Немножко поясню. У Толкиена эльфы называются "дивным народом". "Дивность" - та самая "эльфийская магия", которой у профессора вроде и нет (файерболами там только Митрандир швыряется), но которой пронизана вся Третья Эпоха. Нечто, о чем трудно говорить, потому что слов таких нет в человеческом языке, чтобы выразить то сладкое томление, которое охватывает каждого, кто увидит (хотя бы мельком) танцующего на поляне эльфа, всю неземную, нездешнюю красоту Дивного, всю прелесть его... Толкиен - один из немногих, кто сумел рассказать о Дивных. Нет "в лоб", но полунамеками, через отношение "земных" персонажей.
Гимли, который не просит у Владычицы ничего, кроме пряди ее волос... И это - природный гном, из которого романтик - как и из меня китайский летчик. Прожженный прагматик. Скупердяй, готовый до хрипоты торговаться за каждую копейку. Суровый воин, крошащий чужие головы, как дровосек валит лес. (Кровь, боль, крики... Говорят, в момент смерти организма сфинктеры расслабляются, и поле боя пахнет обычно не "бранной славой" а тем самым, что из сфинктеров вываливается. А Гимли еще прихохатывает, срубленные головы считает, соцсоревнование с приятелем устраивает.) Гном, который готов драться с каждым, кто скажет, что Галадриэль - не самая прекрасная женщина на свете. Видимо, Владычица того стоит.
Ладно, Профессор есть Профессор, он велик - и этим все сказано. У него - Дивные. Но...
А вот дальше начинается "но". Дивные притягивают, как магнит. Каждый, у кого в душе таится огонек романтики, кто стремится к красоте, кто хочет видеть что-то, кроме серой обыденности - жертва Дивных. Как хочется подольше оставаться в состоянии того сладкого томления, когда они рядом!
Если такому романтику доведется попасть в ролевую тусовку, то он рискует стать "дивнючим". Что это значит? Состояние человека на ролевой игре психологи называют "измененным". Пусть плащ из занавески, а лук - из обрезка пластика, пусть вокруг - не меллорны Лориэна, а сибирские сосны. Пусть. Но тебя называют эльфом, к тебе обращаются, как к эльфу, и ты начинаешь постепенно верить, что ты и есть эльф. Дивный. Высокий. Что наконец-то твоя душа, такая, прекрасная, проступила наружу, и все ее видят, с ней, а не с тобой, вечно не понимаемым и не принимаемым дворовыми компаниями Васей Пупкиным, разговаривают. В момент игры многие действительно чувствуют себя своими персонажами.
Но игра кончается. Электричка, "КиШи" под гитару, водка "на посошок"... Большинство возвращается в нормальное состояние, окунаются в нормальную жизнь с ее заботами и радостями. Остается лишь память и адреса новых друзей, которые всегда рады будут тебя видеть, чтобы вместе повспоминать игру. Но некоторые задерживаются в состоянии "дивности". В обычной жизни их ничего не греет, они просто разучаются видеть что-то хорошее где бы то ни было, кроме как в своем недостижимом Лориэне. Такие умудряются за сезон объехать десяток игр. Теперь вся жизнь их подчинена одному желанию: вернуться, вернуться, скорее вернуться в мир Лориэна прекрасного! Где все - благородны, и цели - велики, и девы эльфийские с любовью и светом в глазах...
Мало того, "дивнючим" перестает хватать игр, на которых, слава богу, большинство народ - вполне здравомыслящий. Вот этот, который должен с пафосом играть высокого гондорца, страдающего о судьбах мира, хлещет водку и липнет к девкам. И невдомек "заигравшемуся", что именно так и ведут себя нормальные солдаты во время войны. Да и гондорец этот, сисадмин по жизни, железячник и реконструктор, мастер - золотые руки, о том, что такое пафос, вообще представления не имеет. Ему прикольно, он отдыхает...
В результате "дивнючие" кучкуются своими компаниями, постепенно отходя от общей тусовки, и ноют, ноют, ноют о том, что жизнь - дерьмо, и нет в ней светлого и великого...
Откуда берутся "дивнючие"? Мне кажется, от зависти, как бы вывернутой наизнанку.
Жизнь современного романтика обычно не балует. Это еще лет пятнадцать назад, чтобы быть крутым, достаточно было быть сильным и умным. Теперь же для комфортного самоощущения "я - классный перец", нужно, чтобы у твоих предков в кошельке что-то звенело.
Смотрит современный романтик по сторонам и видит: Петька - силач, груда железных мышц, чемпион всего, что только можно, - шестерка охранная. Шурик - умница, эрудит, книгочтей, любые задачки, как белка орешки, щелкал, в какой-то компьютерной конторе младшим клерком, получает в месяц столько, сколько иные пропивают за час... А "крутой перец" - тот, у кого папа с мамой вовремя подсуетились, не проморгали возможность прибрать к рукам ничейное... И он, романтик, никогда выше головы не прыгнет, больше зарплаты не заработает...
Настоящий Дивный будет жить, как жил, любить, радоваться, раздаривать себя людям. Наплевав на то, что кто-то ест слаще, спит мягче. Но на то он и есть настоящий Дивный. О ком-то мы знаем. Мать Тереза, например. Или Януш Корчак. Кто-то просто прожил свою жизнь, рассыпая вокруг эльфийский свет. Но, чтобы быть Дивным, нужна сила. И мужество. И умение не жалеть себя. И много чего еще нужно...
А у "дивнючего" всего этого нет. И он завидует "крутым перцам". Он бы и сам так хотел. Да только вот хотелка не доросла...
И приходит романтик к выводу: человечество - груда дерьма. И только Дивные дают отдых измученной душе...
Что делать? Разве что книжку великую написать, чтобы гонорары - как у Донцовой с Никитиным? Вырваться из безнадеги, Петьку в шестерки взять, Шурика - комп свой домашний обслуживать - обихаживать... Показать тому мудиле с его папой-мамой, что и он, романтик, не лыком шит и не пальцем делан...
Предпосылки вроде есть. Большинство "дивнючих" - книжные дети, за сочинения в школе пятерки получали. Бумагу марать умеют. Так что даже начинает брезжить впереди у нашего романтика призрак надежды, что когда-нибудь и он, и он...
А дальше - муки творчества.
Романтик-то у нас все-таки современный. О маркетинговой политике краем уха слышал. И о существовании "элитной" или "некассовой" литературы. Которую все признают гениальной, но денег не платят.
Во-первых, если писать - то уж сразу роман. Фигли размениваться. Рассказики нынче не в моде.
Во-вторых, надо понять - какой роман.
А что он, "дивнючий", выбирает на книжном прилавке? То, что про Дивных... Чтобы снова хоть на время уйти от дерьмовой жизни, воспарить душой, пронестись над иным миром, где и солнце ярче, и трава зеленее, где звенят хрустальные водопады и гуляют прекрасные девы, которым ни кошелька не надо от героя, ни счета в банке, ни белого "Мерседеса". Потому как в том мире ни о банках, ни о "Мерседесах" представления не имеют. Такой вот простой и пасторальный мир. Как раз под стать нашему романтику.
Но "дивнючий" искренне считает, что он - уникальный, единственный и неповторимый, и по себе читательскую аудиторию ровнять негоже. Поэтому пытается наш герой выяснить, что тем, кто рядом, нравится.
Даже Петьку раз застал с томиком в руках. "Что читаешь"? "У! Крутая штука! Он ему по морде - раз! А тот ему - раз! И ты, прикинь, он прямой с правой удержал, в аут не ушел! Во мужик! Развернулся - и с ноги по почкам! А потом достал нож и зарезал. И того, другого, зарезал". Что есть "прямой с правой" наш романтик не знает, ибо занятий единоборствами всегда боялся, как черт ладана. Но понимает: чтобы роман Петьке понравился, надо, чтобы кто-то кому-то давал. В смысле - по морде. Как можно чаще. А потом дорезал.
Потом приходит романтик к Шурику, как к самому умному. А Шурик Пелевина с экрана читает и ухохатывается над каждой строчкой: "Прикинь, - говорит, - как в жизни! Тонко подметил, собака!" Будущий автор заключает: жизнь, конечно, дерьмо, но если над ней простебаться от души, то и такие умники, как Шурик, читать будут.
Но чего-то "дивнючему" не хватает. А когда такому существу чего-то не хватает, когда тоска какая-то непонятная - то куда он идет? Правильно, к девушке. К Люсе. Или к Маше. Как в детстве к мамочке. Она и приголубит, и конфетку даст, и домашнее задание поможет сделать. Лишь бы ни плакал, лапочка... Но к маме как-то уже стыдно, да и не до того мамочке, она на двух работах колотится, чтобы нашего героя поприличнее одеть да за вуз заплатить... Только о деньгах и думает, совсем в них погрязла, поговорить не о чем...
В-общем, идет наш романтик не к мамочке, к девушке. И, надо сказать, что, хоть и любят современные романтики пострадать от неразделенной любви, вниманием противоположного пола они, как правило, пользуются. Именно за романтичность свою, за стеснительность, за то, что не пытаются в первый час знакомства стянуть с дамы джинсы. И не стебутся, как Шурик, рядом с которым большинство девушек чувствует себя непроходимыми дурами...
И вот заводит наш герой со своей пассией разговор о литературе. Девушке тема льстит: типа, умной ее считает!. К тому же девушки - существа доверчивые, к откровенности склонные. Люся-Маша в конце концов "колется" и достает свой любимый дамский роман:
- Ты только почитай! Тут так красиво написано! Тут такая любовь! А как он за ней ухаживает! А какие наряды у героини!
"Марсельские кружева оказались ненадежной преградой для властных рук маркиза, корсаж спал, и на свет появились две округлые, великолепной формы, нежные груди, полные жаркой страсти. Набухшие от возбуждения сосцы, как крупные рубины, рдели на фоне белой кожи. Он преклонил колена и коснулся их губами. Она застонала..." - Прочитал наш романтик. Дальше имеет смысл опустить занавес, потому как в тот момент будущий автор почему-то перестает думать о творчестве. Если ему повезет (а дуракам, как правило, везет), он проверяет наличие у Люси-Маши "крупных рубинов" и прочего ювелирно-галантерейного набора, упоминающегося в романе. Так сказать, практические занятия... Но спустя некоторое время романтик приходит в себя и делает вывод, что, кроме хрустальных водопадов и прелестных дев, гуляющих по лугу, необходимо более детальное описание экстерьера тех самых дев. В одежде и без. Тем более, что со времен Толкиена мораль несколько изменилась, и теперь без "крупных рубинов" никакая эльфина на будет признана прекрасной.
Так, по крупицам, собирается современным романтиком информация о том, каким же должен быть его роман. Эльфы - обязательно. И любовь чтобы - неземная. И чтобы регулярно кто-нибудь кому-нибудь - в морду. И чтобы сосцы и все остальное. И чтобы прикольно было...
Вопрос о том, зачем все-таки человек пишет, уходит в область бессознательного. Что хочет романтик сказать миру? Что наша жизнь - дерьмо, и только где-то там, в иных мирах, возможно счастье? О чем пишет? О своем одиночестве и непонятости? О неумении видеть красоту в нашем мире? О собственном неумении радоваться?
Что самое удивительное, в большей части случаев друзья (как ни странно, у никем не понятого "дивнючего" всегда есть друзья), прочитав роман, говорят "круто!". Потому что сами они никогда бы не смогли такое написать, а человеку свойственно восхищаться тем, что он не умеет делать.
Даже на СИ появляются читатели-почитатели. Но это уже - парадоксы статистики. При многотысячной аудитории всегда найдется парочка тех, кому понравится. А если еще и сюжет придумается занимательный, и манера изложения более или менее грамотная, то винегрета из дивных эльфов, "прямых с права", хрустальных водопадов, женских сосцов и приколов над деканом достаточно, чтобы быть изданным.
Потому что все мы, читающая публика, немножко "дивнючие". Иначе - какого черта мы тратим время на сидение в Интернете, а не занимаемся чем-нибудь полезным для дома?