Ли Че : другие произведения.

Нонсенс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    фрагмент "Эклектиаза"

  
  
  БРАТЬЯ В СТРАНЕ ЧУДАКОВ
  
  
  
   (нонсенсы)
  
  
   Читатель! Кончай, не начиная,
   Нелепейшие нонсенсы читать,
   Их, написавши, читал, читал, читал я -
   Ни-и-чего! не смог понять.
   Автор
  
  
   Крыса убегает в нору.
  
  Братья, Вад и Дим, сидели на берегу реки и играли в шашки и шахматы, расставленные вперемешку на стосорокачетырехклеточном поле. И хоть все игральные фигуры свободно размещались на таком большом поле, братьям приходилось прилагать неимоверные усилия, чтоб соблюдать правила двух игр одновременно.
  - Ну вот, - обрадовано проговорил брату Вад, - я съедаю твою ладью своей шашкой.
  - Ну и что, - нахмурился Дим, - зато я поставлю тебе своей дамкой шах, а потом и мат.
  - Ну, нет, мата не будет, я съедаю конем твою дамку! - запальчиво воскликнул Вад.
  - А я его за это простою шашкою съем! - воскликнул и Дим.
  - Во что это вы тут такое непонятное играете? - прервала игру братьев незаметно подошедшая к ним девочка в шапочке, похожей на большую ягоду-малину с торчащей из нее веточкой, напоминавшей зеленую запятую.
  - В шахматошашки, - ответил Вад.
  - В шашкошахматы, - поправил его Дим.
  - Судя по тому, что вы еще не додумали, что это за игра, вы выдумали ее сами. И все вообще выдумываете. Так что, не выдумывая, скажите, как вас зовут?
  - Я - Вад. Я - Дим, - поднявшись на ноги и поклонившись, вежливо представились братья.
  - Ну ладно, если вы ничего не выдумали, - сказала девочка, - то придется поверить, что зовут вас не наоборот - МИД и ДАВ.
  - Ну нет, - покачал Дим головою, - я не имею к этому министерству совершенно никакого отношения.
  - И я вовсе не dove* (англ. - голубь), - покачал ею и Вад. - Во мне ничего голубиного нет.
  - Ты так хорошо знаешь английский? - спросила его девочка.
  - Нет, только отдельные его слова, и пока еще с трудом составляю из них предложения со строгим словопорядком.
  - Мне тоже больше подходит наш словобеспорядок: с какого хочешь слова любое предложение можно начать и закончить его каким захочешь словом, - согласилась с ним девочка.
  - А тебя как зовут? - спросил ее Вад.
  - Мое имя у меня на лбу, - сдвинув на него шапочку, ответила девочка.
  - Ты - Алина, - разгадал имя Дим.
  - Вообще-то папа назвал меня Акулина, но мама, не разделяет симпатии папы к орлам и выкинула из него кукушечье 'ку', мама терпеть не может кукушек, - представилась и девочка. - Ой, посмотрите, горностай! - воскликнула она, первой заметив бегущего по берегу реки белого зверька, кончик хвоста которого был черен.
  - Это не горностай, а земляная крыса, по прозвищу Челиса, мы знаем ее, - поправили в один голос братья Алину.
  - Ну нет, это самый настоящий горностай. Я хорошо разбираюсь в этом чернохвостом зверьке: для придания себе царственного вида мама одно время носила горностаевую мантию, но, кроме телохранителей папы, в ней маму не видел никто. В этой мантии те всегда окружали ее плотным кольцом.
  - Это самая что ни на есть черно-бурая крыса, - снова возразил Вад Алине.- Правда, она нечаянно прыгнула в раствор гидроперита, не окунув в него только кончик хвоста, и теперь стесняется, что это всем бросается в глаза.
  - Многие женщины, чтоб всем в них бросаться, часто используют гидроперит, но чтоб кто-нибудь из них стеснялся того... - не досказав, пожала плечами Алина. - Побежим за ней, успокоим ее.
  Все втроем дети побежали за убегавшей от них по берегу реки Челисой, которая тащила в зубах серую мышь с очень длинным, волочившимся по земле, хвостом. Неожиданно Челиса юркнула под корягу и исчезла в норе. Когда дети к ней подбежали, оттуда послышался писк.
  - Неужели она ест мышь? - ужаснулась Алина.
  - Нет, та просто помогает Челисе работать на мониторе, теперь она будет сидеть в этой норе, пока не напишет что-нибудь толковое.
  - Я всегда считала, что крысы неспособны написать и бестолковое, - удивилась Алина. - А кто-нибудь, что она пишет, читает?
  - Пока что никто. Но, если она напишет о нас интересно, кто ж, интересно, не захочет написанное ею прочитать.
  - Ну вот что, пойдемте-ка ко мне в гости, пока она пишет. У меня сегодня по случаю дня рождения презентация, но представления не имею, что папа надумал на ней представлять, - критически глянула Алина на кончик собственного носа, но, как им ни крутила, больше ни на что на собственной физиономии взглянуть не смогла.
  - Мы бы охотно пошли, но, знаешь, на дни рождения не ходят без подарка, - сказал Вад.
  - Видите ли, - проговорила Алина, - после одного дня рождения меня насилу сумели в подарках отыскать. С тех весь подарочный хлам папа отправляет на свалку и только от себя самого мне оставляет подарки.
  - Вот это да! - переглянулись братья. - А мы так очень даже подарками, хоть от кого, дорожим.
  - А где ты живешь? - спросил Дим.
  - Во-он в том доме, - указала Алина на противоположный берег реки, где в просвете высокой дубравы виднелся фасад здания с множеством колонн.
  - Но это же не дом, а дворец, он, наверное, охраняется государством, - возразил Дим.
  - Никаким государством он не охраняется, - возразила Алина, - его стерегут два папиных пса на том вон мосту.
  Только тут Вад и Дим увидали невдалеке переброшенный через реку мост, по которому прохаживались два огромных пса, весьма свирепого вида.
  - Привет, Цер. Привет, Бер, - потрепала Алина обоих оскалившихся на братьев псов. - Если б вы ступили на мост без меня, они бы вас сожрали, - пояснила она. - Хотя пес тут только Цер, Бер - просто папин охранник, но он так вошел в свою роль: перестал говорить - только рычит, не снимает с себя меховой шкуры, обгладывает мясо с костей и зубы вставил совсем как у Цера, - приподняв губу Бера, обнажила ему Алина здоровенные клыки. - Папа очень ценит их обоих за мертвую хватку, они всегда не прочь сцепиться: чтоб выказать - у кого та мертвей.
  Внезапно Цер и Бер вцепились друг в друга своими клыками и зарычали так свирепо, что Вад и Дим невольно попятились, готовые пуститься наутек.
  - Ну, как вам не стыдно, - пристыдила братьев Алина. - У них же мертвая хватка - сами они уже не расцепятся ни за что. А мы - мы идем на мою презентацию. Идем! - скомандовала она.
  
   Братья идут в гости к Алине.
  
  - Ого, какая громадная гора! - воскликнул Вад, когда, миновав мост, они втроем приблизились к вздымавшейся над кронами дубов горе.
  - Это вовсе не гора, а архитектурный гибрид. На медовый месяц мама имела счастье ... или несчастье? - немного поразмыслила Алина между антонимами, - повезти папу сразу в Грецию, в Египет, в Италию, так что в одном сооружении папа захотел иметь Парфенон, Египетскую пирамиду и Пизанскую башню. Но, правда, Парфенон он, захотел уменьшить в несколько раз, - указала она на портал, выступавший из основания пирамиды, выложенной из стеклянных кубов. Тот, действительно, напоминал небольшой Парфенон. Всем взрослым, чтобы войти в пирамиду через маленькое между его колоннами пространство, необходимо было принижаться и протискиваться. - Зато пирамиду папа велел построить много выше Хеопсовой до самых неба, солнца, луны.
  - А разве папа не знает, что расстояние от земли до них на порядки разнится? - улыбнулся Дим столь странному велению папы.
  - Конечно же, оно разнится, но не для папы: все школьные годы он пребывал в такой не переходящей ни во что рассеянности, что как ни сосредотачивался после, так ничего из всей школьной программы припомнить и не смог. Чувство меры длины, ширины, а тем паче высоты, у него отсутствуют напрочь, так что осмыслить параметры своей пирамиды ему не дано, - пояснила Алина, подняв глаза вверх, где непонятно как высоко приближалась к небу гора-пирамида. - Но Пизанскую башню папа приказал соорудить точно таких же размеров, какие та на самом деле имеет, только несколько раз распорядился, чтоб угол наклона увеличили в несколько раз, от этого башня ушла под землю, и, куда ушла, уразуметь теперь невозможно: ведь никто не знает, сколько получится, если несколько умножить на несколько.
  - Непросто, должно быть, было такое придумать, не то что соорудить, - заметил, оглядывая удивительное сооружение, Вад.
  - Очень даже непросто, - серьезно подтвердила Алина. - Первый архитектор, которому папа заказал соорудить это чудо, сломал об него себе голову, и папа отправил его на дачу какого-то Каначика. Второй, продолжавший постройку, ломая в отчаянии руки, покалечил себе обе руки - такой безвкусицы ему не заказывали еще никогда. Когда с его рук сняли гипс, он их просто умыл. Ну а третьего архитектора, довершившего все же строительство, папа собирался ослепить, но тот ему доказал, что второе такое чудо вряд ли появится. На него ни у кого не достанет ресурсов, их поглотил архитектурный гибрид, но даже если вдруг кто и ресурсы достанет, то такой архиглупости никому не удастся достать, - пояснила Алина. - Но папа на всякий случай все же закинул подальше в реку топор, которым архитектор пытался после сотворенное чудо порушить. С тех пор папа опасается времени: вдруг тому наскучит его пирамиду стеречь.
  Неожиданно внимание беседовавших детей привлек боком пролезавший между колонн Парфенона и под архитравом того принижавшийся господин в черном фраке и с бабочкой. Выбравшись из здания, господин распрямился, принял очень важный вид и подошел с ним к Алине.
  - Барышня, вас все ждут, вам пора одеваться на свою презентацию, - поклонился он Алине с глубоким почтеньем. - Молодые люди, полагаю, нас уже покидают, - уже без него отвесил он Ваду и Диму легкий поклон.
  - Нет, - твердо возразила Алина. - Они приглашены мною на мою презентацию, так что, господин Мажордомов, вы займете их на все то время, что меня будут на нее переодевать.
  - Но они, хотя бы, из приличной семьи? - сменив важный вид на строгий, осведомился господин Мажордомов.
  - Из очень даже приличной. Вад изучает английский, а Дима не интересует высокопоставленная организация, аббревиатура которой в его имени, в то время как все, по утверждению папы, готовы поступится всеми приличиями, чтобы примазаться к любой организации, партии или союзу, чтоб утверждать свое превосходство пред не вошедшими в них. И к тому же, - еще строже, чем господин Мажордомов, проговорила Алина, - осведомляться о приличиях чьей-либо семьи в присутствии членов этой семьи неприлично. Так что пусть пока их займет кто-то поприличнее вас. Эй, Стален, прыгай сюда! - поводив взглядом по пирамидным уступам, прокричала она. - Папа объявлял буквально эсэнговый поиск, чтоб отыскать мне в приятели этот эталон приличий.
  Тут Вад и Дим увидали, что с каменных уступов пирамиды прямо к ним спрыгивает мальчик.
  - Вот видите - он приличен до неприличия, - проговорила Алина, когда мальчик, спрыгнув с последнего уступа, очутился рядом. - Для поддержания его в приличном состоянии родители кормят его детской литературой тоталитарных времен, им больше кормить его ничем. Мама и папа его - инженеры каких-то НИИ, приказавших долго, но не понятно - как, жить.
  - Это так, - кивнул с серьезной миной мальчик. - И зовут меня Стален, в честь двух древних тираннозавров.
  - А это Вад и Дим, - указала на братьев Алина. - Ну все, я ухожу переодеваться. Стален покажет вам это восьмое чудо, перед которым семь первых теперь отдыхают. - Приблизившись к Парфенону, Алина тут же потерялась за его колоннами, и Мажордомов последовал за ней. Вад и Дим остались стоять со странно выглядевшим Сталеном. На нем были черные заштопанные когда-то, наверное, на коленях, и переместившиеся теперь на бедра, короткие брюки; также мала была мальчику и белая рубашка, манжеты рукавов которой едва прикрывали ему локти. Оба нагрудных кармана рубашки были отпороты и служили ей заплатами на локтях. На шее мальчика был линялый пионерский галстук, судя по алым разводам, бывший некогда алым целиком, а на груди Сталена красовался поцарапанный пионерский значок. Несмотря на столь архаичное облачение мальчика, все оно было тщательно отстирано и отутюжено. Но больше всего усугубляли странность Сталена его чрезмерно серьезные глаза, серьезность которых усиливали толстые линзы круглых очков с оправой, обмотанною витками чинившей ее проволоки.
  - Я вас уже видел сегодня, когда маршировал около пруда со своим пионерским отрядом. Вы были так увлечены какой-то игрой, что не заметили ни меня, ни весь мой отряд. Поздравляю и выигравшего, и проигравшего, и добившегося ничьей.
  Борись всегда! Борись везде!
  Ни лености, ни устали не зная,
  Ты, проигравши, даже победишь,
  Сомнения все борьбою отвергая, - процитировал Стален странноватый стишок и протянул между братьями руку, рассчитывая, верно, что один из них ее пожмет.
  - Сентиментальная чушь. Поздравляют только выигравшего, - только покосились братья на протянутую руку.
  - Ладно. Пошли смотреть восьмое чудо, - подняв протянутую руку, отдал ею Стален пионерский салют.
  
   Подъем на самый верх.
  
  Пройдя через вход-Парфенон в пирамиду, мальчики очутились перед стеклянным лифтом с распахнутыми створками, в углу лифта дремал на стуле негр-лифтер. Как только Стален энергично потряс лифтера за плечо, тот проснулся и, одарив вошедших к нему мальчиков белозубой, но очень сонной улыбкой, нажал кнопку лифта, отчего тот двинулся куда-то в сторону, но никак не наверх.
  - Сначала лифт всегда идет к центру сооружения, и только потом начинается подъем, - пояснил Стален братьям, удивившимся странному ходу лифта. Прокатив какое-то время по темному туннелю, лифт, действительно, пошел вверх. Тут братья увидели, что поднимаются по отвесной прозрачной шахте, с которой открывается вид на не имеющее зримых границ внутрипирамидальное пространство, на котором разбросаны торговые павильоны, рестораны, гостиницы, игорные дома, бассейны, фонтаны, зеленеющие кущи, пешеходные и транспортные эстакады и подведенные к ним лестницы и эскалаторы. Над всем этим возвышалась статуя бегущего божка в окрыленном античном шлеме и таких же сандалиях.
  - Что это??? - в один голос изумились Вад и Дим: такого они не видели никогда.
  - Все это империя господина Адатского, - ответил Стален.
  - Как, это все принадлежит ему одному?? - изумился Дим.
  - Что здесь принадлежит ему конкретно, всегда за завесою мрака, из-за нее-то господин Адатский и осуществляет над всем здесь контроль и страшно не любит, когда на тот посягают.
  - И кому же нужен этот страшный контроль? - спросил Вад.
  - Никому, кроме ему непосредственно подчиненного клана, который обязан приумножать принадлежащий господину Адатскому капитал, правда ничего путного с ним господин Адатский пока что не сделал, ведь львиная часть его уходит на испускание туч возмущенья и гнева - едва кто-то заденет помянутый клан. Эти тучи над пирамидой сгущаются.
  - Но зачем это все: и пирамида, и тучи? - спросил Дим.
  - Трудно сказать, - ответил Стален. - У господина Адатского всего-то и есть что одна только дочка Алина.
  - Но есть ли той резон озадачивать себя контролем над такою громадой? - спросил Вад.
  - Слышал, что господин Адатский тоже размышляет над этим вопросом, - серьезно стал отвечать братьям Стален. - Конечно, хоть чем озадачивать дочь ему не резон, ему бы хотелось, чтобы всем только она задавала задачи; а для того ей необходимо добыть то, чего у самого господина Адатского нет, а именно, разумение. За ним-то он и отправляет дочь, что ни день, в разные школы, следя за тем, чтоб каждая последующая школа оказывалась элитней предшествующей. Нередко Алине приходится отправляться учиться за границу. Алина вообще не любит учиться, а за границей - особенно. Ей больше нравится, где заблагорассудится болтаться и о чем заблагорассудится болтать. А за границей чужих оболтусов не жалуют, там и со своими - не знают, что делать.
  - И чему же ее там, в элитных школах, учат? - спросил Вад.
  - Этого я не могу вам сказать, - ответил Стален, - ведь сам я хожу в обычную школу, где часть нужных предметов отсутствует из-за отсутствия учителей. Смотрите-ка, снова заснул, - указал он на задремавшего негра-лифтера. - Он родом из Африки, где после укуса мухи никто не может выспаться, правда, многие в пирамиде завидуют его завидному сну. Он всегда спит, когда поднимается вверх.
  - Но он может спать, и когда опускается вниз, - заметил Вад.
  - Ну нет, здесь все лифты спускаются исключительно свободным падением, так что на это еще никто не решился, кроме разве что комаров, тем все равно, такие они невесомые; даже мухи и бабочки в падающем лифте так прилипают к потолку, что от обломков того не могут отлипнуть.
  - Ну вот мы и приехали, - выходя из остановившегося наконец лифта, кивнул братьям выйти Стален.
  Напротив лифта на стене светились три большие латинские буквы W, и под ними имелась напоминающая паучью сеть схема эвакуации с этажа при чрезвычайных ситуациях. Во все стороны от лифта отходили с множеством дверей коридоры, кривившиеся так, что усмотреть их концов было нельзя.
  - Конечно, если у вас есть желание бродить по сети, я не стану возражать, но помните, что это всемирная паутина, опутавшая все и вся. Если в нее углубиться, то можно никогда отсюда не выбраться, - строго предупредил братьев Стален. - Советую посмотреть, что твориться в нескольких комнатах, во всех остальных - то же самое.
  Стален открыл дверь ближайшей к лифту комнаты и вошел в нее вместе с братьями. Здесь несколько молодых людей, постукивавших пальцами по клавиатурам компьютеров, следили за происходящим на их мониторах и изредка поглядывали на выползавшие из принтеров бумажные ленты. Никто из молодых людей не обратил на вошедших мальчиков никакого внимания. В комнате повсюду: на столах, на полках шкафов и даже на полу - валялись бумаги, журналы, посуда, бутылки из-под фруктовой воды, упаковки из-под чипсов и детские игрушки.
  - Кто это?- спросил Вад Сталена. - Что это? - спросил его Дим.
  - Вообще-то весь этаж занимают программисты господина Адатского, но в этой комнате сидят только хакеры. Они - новые правители мира и, если пожелают, то сделают с ним, что захотят. Могут его и просто разрушить. Чтоб отвлечь их от разрушительных желаний, им разрешается делать все, что взбредет им в голову.
  - И что это все? - заинтересовался Вад.
  - Ну, вот этот, например, - указал Стален на бледного, худого хакера, - уже какой год взламывает все банковские коды подряд и переводит деньги банков во все подряд другие банки. От этого многие банкиры сходят с ума, совершенно не представляя, сколько из них извлекут и сколько в них вложат. А вот этот, - указал Стален на другого, еще бледнее и худее первого, хакера, рисующего на экране монитора розу, - этот вообще уже какой год сидит в одном только чате, изнывая от чувств к златокудрой одинокой страннице, она тоже не равен час окочурится от таких же чувств к нему.
  - Ну, раз все у них так конгениально, отчего бы этому странному молодому человеку просто не встретится с этой странницей, до того как та окочурится? - удивился Дим.
  - Неужели не ясно? - Взглянул на него очень серьезно Стален. - Он опасается, что эта странница - плешивый с клюкою старик. - А этот, - указал он на затмевавшего худобой и бледностью первых двух хакеров еще одного хакера, - этот Алинин любимчик, она всегда, когда здесь бывает, сует ему в рот малину.
  - А где та малина? - проявил Вад к той интерес.
  - В холодильнике, - указал Стален на выше прочих возвышавшийся принтер, испускавший во все стороны скатывающиеся рулоны печатающихся бумаг. Подойдя к нему, Дим подлез под ворох бумаг и, действительно, вскоре нащупал под ними дверцу холодильника. Достав из его недр малину, Дим высыпал ее прямо в рот изможденному хакеру. Множество смайлов JJJ забегало по экрану его монитора, которые, кто куда разбежавшись, написали на нем: "Спасибо за малину, милая Алина".
  - А просто повернуться и поблагодарить его покормившего он не мог? - улыбнулся Вад смайлам.
  - Ну нет, ему некогда, он уже какой год без передыху бьется над алгоритмом Алиной задачи: что получится? если некое число умножить и разделить на другое число, одномоментно; при этом, в то же самый момент, к некому прибавить и вычесть это другое, да еще, уложившись в этот же момент, некое надо возвести в степень другого и извлечь из него корень того. Если б только знать, как в этом моменте следуют все эти действия, и я бы эту задачу решил, но Алина приказала все-все действия произвести абсолютно моментально, - серьезно промолвил Стален и похлопал глазами, каждым хлопком умудряясь их делать все серьезнее.
  - Но это же почти то же самое, что сдвинуть предмет одномоментно вправо, влево, вперед, назад, да еще вверх и вниз, он же просто останется стоять на месте, если, конечно, все силы действия будут равны, - заметил Дим.
  - Смотря какими будут те силы, а то предмет и просто, никуда не сдвигаясь, развалится, - возразил ему Вад.
  'Ах, Алина, ты постановила, что мне следует прекратить усердствовать над твоею задачей, решив, что решение сводится к дзенскому 'му' (эквиваленту нашего 'пхи'),- стерев все смайлы, вывел хакер на экране монитора, приподнял над клавиатурой длинные, тонкие кисти, совсем как играющей на фортепьяно пианист, и продолжил начатый текст, - но я не прерву решения, которое всегда отыскивается там, где затухающий разум сталкивается со вспыхивающей интуицией, - тут хакер поднял уже не только кисти, но и воспламенившийся взор, точно в самом деле вдохновенно играл на рояле, и дописал: - Предчувствую грядущее Решение'.
  - Однажды вот таким же упорством он доказал Великую теорему Ферма, - заметил Стален.
  - Теорему Ферма!! - в один голос воскликнули братья.
  - И как же он ее доказал? - спросил Дим.
  - Не знаю, он только сообщил, что не через треугольную геометрию, а вполне алгебраически, но каково его решение - навряд ли кому удастся узнать. Эти хакеры - абсолютные вещи в себе.
  - И что же о своем доказательстве теоремы он не сообщил никому? - спросил Дим.
  - Сообщил лишь, что приобщил его к единому информационному полю, теперь его доказательство там обитает, но как его оттуда извлечь, не знает никто.
  - Вот это да! - восхищенно поглядели братья на потрясенного своими раздумьями хакера.
  - Здесь все. Пошли дальше. - Стален вывел братьев из комнаты и приоткрыл дверь в другую, в которой раздавался громкий барабанный бой и сидели за компьютерами молодые люди, наблюдавшие за видоизменявшимися в такт бою пятнистыми разводами на экранах мониторов. - Здесь сидят увлеченные музыкой, - пояснил братьям Стален.
  - Но это же не музыка, а грохот, - заметил ему Дим.
  - Классической музыки они никогда не слыхали, и оттого считают, что музыка звучит именно так, - серьезно ответил Стален.
  - У музыки непременно должна быть мелодия, - заметил ему Вад, - А от этой музыки можно только оглохнуть.
  - Из-за того, что постоянно слушают грохочущую музыку, у них ухудшается слух и, чтоб продолжать ее слышать, они включают ее все громче и громче! - прокричал Стален, опасаясь, что его из-за нараставшего грохота братья не услышат. - Кроме пионерских песен, я лично не слушаю ничего. - Плотно прикрыл дверь комнаты Стален, что было кстати, потому что всем им стало казаться, что от грохота вот-вот оглохнут.
  - Здесь сидят увлеченные компьютерными играми. - Открыл Стален дверь в соседнюю комнату, где у компьютеров сидело еще больше молодых людей, управлявших гонявшимися друг за другом на экранах мониторов танками, машинами, космическими кораблями, чудовищами и людьми. Все эти погони сопровождались непрерывными выстрелами, взрывами, разрушениями и даже гибелью чудовищ и людей. - У этих играющих больше, слуха, страдают глаза. И так как прекратить играть большинство из них не в силах, то, скорей всего перед тем как они оглохнуть, они ослепнут.
  - А нельзя ли отвлечь их как-нибудь от столь пагубного увлечения? - поинтересовался Дим.
  - Видите ли, - поправил Стален сползшие на нос очки, чтоб не поступиться серьезностью, которую те придавали глазам, - дело в том, что перед тем как ослепнуть и оглохнуть, многие из них, от беспрерывных игр, теряют разум, а без него все его доводы и при хорошем зрении и слухе не рассмотреть, не расслышать. - Ну, вот и все, теперь спускайтесь по лестнице и дальше смотрите все сами, - закрыл Стален дверь игровой комнаты и глянул на наручные часы, - я же побегу назад, иначе опоздаю на пионерский сбор. И вам бы, кстати, следовало сходить на него. Сборы мы проводим ежедневно, на них мы обсуждаем, как сделать что-нибудь чрезвычайно полезное.
  - И что-нибудь уже сделали? - поинтересовался Вад.
  - Нет, пока еще на это не хватает времени - чрезвычайно много его отнимают у нас построения, маршировки, обсуждения и особенно - ведение документации. Она крайне важна. Не доверяя ни компьютерам, ни даже пишущим машинкам, всю документацию мы ведем только настоящими перьями.
  - Гусиными? - поинтересовался Дим.
  - Стальными, - глянул на того Стален с такой пронзительной серьезностью, точно без нее материал, из которого изготавливались перья, не мог уточнить. - Ну все, потороплюсь на сбор, иначе опоздаю. Чтоб никуда не опоздать, я всегда куда-нибудь тороплюсь. - Торопко отдав салют, он сменил в глазах серьезность на ужас и бросился в нем по лестнице вниз.
  
   У конфессионария.
  
  Спустившись по ней на один пролет братья увидали небольшого человечка, вылетающего из распахнутых узорного литья чугунных дверей, над которыми имелась вывеска "Конфессионарий". Плюхнувшись на пол, человечек тут же вскочил и принялся носиться по лестничной клетке, пытаясь налету поймать перевязанные веревками стопки потрепанных книг, которые вслед ему стал вышвыривать из дверей человек в униформе с выведенным на спине словом 'охрана' и со множеством наручников, болтавшихся на широком ремне.
  - Я возмущен! Я буду жаловаться! Это безобразие! - провосклицал человечек, когда прекратилось швыряние книг, и плюхнулся уже по собственной воле на груду книжных стопок, из которых не поймал ни одну. Вынув из кармана сигареты и зажигалку, человечек закурил задрожавшими от возмущения руками, быть может, от него же принялась подрагивать и его голова, обрамленная пониже занимавшей все темя лысины клочьями спутанных волос, напоминавших перекати-поле.
  Приблизившись к человечку, братья разглядели у дрожавшего прикрепленную к нагрудному карману табличку 'Зав. Конфессионарием Зоилич'.
  - Безобразие, - проговорил он уже тише, пригасив возмущенье и дрожь, - безобразие, - повторил он совсем тихо, - и это мне награда за то, что, объехав весь свет, я свез сюда представителей всех-всех конфессий, вплоть до самых немыслимых. Я притащил сюда даже диких шаманов. И что же в благодарность за проделанный труд получил? Что я получил?... Меня выгоняют... Этот нувориш-невежа полагал, что походя постигнет... да даже на то, чтоб постичь одно только вероучение, нужна целая жизнь... - не заканчивая фразы, бормотал бессвязно Зоилич. - Он и не ведает, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому...
  - Смотря какое ушко... Смотря какой богатый... - шепотом заметили друг другу братья.
  - Безумец, он пожелал просмотреть иные миры... он и не ведает, что коллективный просмотр их не возможен... - продолжал совсем бессвязно Зоилич, бормотавший, казалось, свои бессвязности какому-то внутри него оппоненту, - безмолвное знание возжелавшему оплатить его нуворишу. Ха!-ха!-ха! - завосклицал он с сарказмом.
  - Быть может, мы вам можем чем-нибудь помочь? - учтиво поклонившись, спросил Вад Зоилича.
  Не обратив на спросившего никакого внимания, Зоилич закурил от докуренной сигареты другую и продолжил свое бормотание.
  - Быть может, можно как-нибудь ему помочь, ведь он совсем не в себе? - спросил Дим у Охранника, с безучастной миной застывшего возле дверей.
  - Скорее, напротив, совсем в себе, - разорвал Охранник мину широкой ухмылкой. - Давно бы следовало выставить его во главе всей его компании. - Но поначалу Босс велел выгнать только оравших без умолку и барабанивших без передыху колдунов, прокоптивших потолки ритуальными кострами, потом пришлось гнать и всех опоясанных мечами, когда тем не хватало доказательств своего превосходства, они тут распоясывались так, что всех моих наручников на поясе, случалось, не хватало. Потом и смиренные переругались между собой.
  - И из-за чего ж они ругались? - спросил Вад.
  - Из-за чего? - покривил Охранник мину ухмылкой. - Из-за сущей ерунды. Денно и нощно эти смиренные праведники отыскивали по крупицам доказательства преимущества собственной веры, а заодно и превосходства своего народа перед прочими народами и верами и с апломбом швыряли эти доказательства друг другу прямо в лицо.
  - Наверное, это ужасно не просто отыскивать такие доказательства, ведь у каждого народа есть что-то такое стоящее-престоящее, что следует без всякого апломба другому народу просто перенять, - изрек Дим, слушавший Охранника с большим интересом.
  - До этого никто из них еще не дошел, хотя заходил сюда как-то один, утверждавший, что все до единой религии есть попытки заглянуть дальше нашего недалекого разума и что все национальные и религиозные козни - полнейшее полоумие от отсутствия и половины того. И не пройдет и миллениума, как исповедовать станут такое, о чем сейчас и помыслить нельзя, и все будут настолько среднеарифметической национальносте-расы, что такие козни строить будет нельзя, придется придумывать новые. Босс именно этого одного больше всего хотел заполучить в свою конфессиональную шарашку, но тот от той шарахнулся и пошел искать великого Карлоса. А Карлос этих от вер шарахнутых ошарашил будь-будь - взял объявил, что отошел в мир иной. Адепты Карлоса его теперь по всем мирам ищут и спорят, кто из них завязывал учителю в этом мире сандалии. Правда от этих споров растет лишь популярность Карлоса Сантаны, и многие вообще полагают, что речь о ком-то не значимей папы Карло идет. Да шут с ними со всеми, мне теперь проще - у меня всего один подопечный, которому все нипочем, - заключил Охранник и кивнул на сидевшего позади него за резной чугунною дверью тощего, смуглого человека, на котором, кроме напоминавшей половую тряпку набедренной повязки, не было ничего.
  - Кто...? - зашептал Вад изумленно, - ... это? - дошептал так же Дим, после того как оба они разглядели смуглого человека, сидевшего в позе лотоса и самозабвенно вбивавшего молотком гвозди в собственную пятку.
  - У него такая воля, что он может делать с собою все, что взбредет ему в голову. Босс не выгнал его, потому что он обещал обучить его левитации.
  - И что же, он умеет взлетать!? - воскликнул Дим.
  - Да... вроде... бы... нет, - напрягся сообразить ответ Охранник.
  - А разве можно научить тому, что не умеешь сам??- вопросил Вад.
  - Да-кто-его-знает, - не стал соображать Охранник. - Он личный ориенталист Босса, - заставил он непонимающе переглянуться братьев.
  - Он ориентирует Босса, куда ему следует пойти, а куда - нет. В предсказаниях того, что с кем случится, не ошибся ни разу.
  - И ведь предсказывает - Ах! - только ужасное! - внезапно воскликнул замолкший было Зоилич. - Конкурентам Босса он предсказал, что их всех порешат, и их, вправду, всех порешили, и именно в той очередности, которую он предсказал.
  - А как же можно живых людей порешать?? Они же ведь не задачки?? - удивились услышанному братья.
  - Чей черед пришел быть порешенным, мог бы предсказать даже я - кто больше денег хапнул, того первым и порешат. Тут все шито самыми что ни на есть белыми нитками, - раздраженно ответил Зоилич, снова начавший выходить из себя. - Все только делают вид, что не знают, кому нужна череда этих убийств.
  - Так их убивают!? - в один голос потрясенно воскликнули Дим и Вад. - Зачем же им хапать столько денег, если их всех до единого вот-вот убьют???
  - Да разве бедным нуворишам есть время подумать о том. - Зоилич снова прикурил от докуренной сигареты другую.
  - Вы так много курите, с вами ничего не случится? - решил у него на всякий случай справиться Вад. - Разве вы не читаете, что пишет теперь на всех своих табачных рекламах Минздрав?
  - Минздрав... Минздрав... - пробормотал Зоилич. - Да! Да! - горячо согласился он вдруг, возможно даже, с Минздравом. - Да разве б я столько курил, если б не стрессы!? Да разве мне можно столько курить!? Мое сердце! У меня же стенокардия от нескончаемых стрессов. У меня вот-вот будет инфаркт! Мне так больно! Я умираю! - прижав к груди руки, повалился Зоилич на свои кипы книг и, заведя глаза под лоб, их томно прикрыл. Правда, дымившаяся сигарета, которой он по инерции продолжал затягиваться, так и осталась торчать у него изо рта.
  - Ах, господин Охранник, нельзя ли вас попросить вызвать к нему доктора? - указал на Зоилича Дим.
  - Да попросить-то можно, - глянул Охранник на выглядывавший из его нагрудного кармана мобильник. - Только толку-то, если у него нет с собой полиса. Врачи совершенно не знают, как лечить пациентов без полиса.
  - Что!? - быстро садясь и еще быстрее вставая, вскричал только что собиравшийся умирать от инфаркта Зоилич. - Полицию! - Ну нет! я уйду сам. Несите книги за мной, - приказал он братьям решительно и еще решительней загасил о стопку книг сигарету, - все их несите за мною, - устремился Зоилич по лестнице вниз.
  Все книжные стопки братья никак ухватить не могли, так что схватили по стопке побольше в каждую руку и поспешили за ним.
  
   Искус...твари(е)й.
  
  Спустившись всего на этаж, Зоилич проворно юркнул в неприкрытые стеклянные двери, на которых красовалось выведенное на уровне дверной ручки разноцветными буквами 'Искус...тварий'. Причем букву, следовавшую за 'искус'-ом", заслоняла с-образная дверная ручка, а в следующих далее "тварий" "и" было переправлено на "е". За дверями сидел развалившийся в кресле Охранник, которого можно было бы спутать с Охранником, стоявшим этажом выше, будь у развалившегося так же много наручников. Но у этого Охранника имелась всего одна пара наручников, пригодная разве что для новорожденного, причем один их браслет был вдет в мочку уха Охранника, второй же, связанный с первым цепочкой, болтался почти до плеча. Завидев Зоилича и братьев, Охранник напрягся и сел прямей в кресле, но, возможно, поняв, что перед ним не тот кого смутит его фейс-контроль, развалился опять и молча пронаблюдал, как с поспешавшими за ним братьями Зоилич прошел внутрь лишенного, казалось, стен и потолка помещения. Несмотря на свои огромные размеры, оно отнюдь не пустовало: здесь повсюду сновал богемного вида народ, двигались во всех направлениях штативы с кинокамерами, перемещались декорации, шевелился съемочный реквизит и даже в воздухе над всем тем летали на пружинящих канатах машущие белоснежными вместо рук крыльями обаятельные мальчики. При этом они еще и едва слышно пели, не снимая с лиц обворожительных улыбок, больше пошедших бы девочкам.
  - Любите нас, любите нас безумно,
  Мы так очаровательно юны,
  Что вправе спеть лишь мы
  Для вас любую муть бездумно, - прислушавшись, все же сумели расслышать один куплет братья.
  Не вполне удачно проскочив под одним из летающих мальчиков, Зоилич метнул в того негодующий взгляд и, притронувшись к перекати-полю на своей голове, проверил - в порядке ли оно. Пройдя мимо череды съемочных групп, Зоилич притормозил и стал топтаться возле сидевших на пнях-табуретах ссутулившихся над гитарами мужчин, одетых в поношенные свитера и рубашки. За звучаньем гитарных струн расслышать мужчин было невозможно, но, судя по открывавшимся ртам и самозабвенности лиц, они пели тоже.
  - Как они странно поют, - заметил Вад Диму.
  - Авторская песня, - объяснил братьям Зоилич, оглядываясь по сторонам и явно кого-то отыскивая.
  - Что значит 'авторская'? - спросил Вад.
  - Для таковой характерно наличие высокого пафоса будней и полного отсутствия мелодии и смысла, а также полное забвение по смерти автора, - точно с написанного в рассеянности ответил Зоилич.
  - А зачем такую песню писать?- спросил Вад.
  - Зачем? - саркастически, уже без рассеянности, переспросил Зоилич. - Всем этим упивающимся бессребренничеством бездарям и в голову не придет, что одного энтузиазма для создания песен мало и надобно учиться музыке, поэзии и вокалу, - проговорил он с брезгливой язвительностью и, похоже, все тому же воображаемому им оппоненту. Неожиданно Зоилич, как будто в самом деле отыскав нечто искомое, устремился к тому. Немного не дойдя до сидевшего на вращающемся табурете немолодого человека, таращившегося на прохаживавшегося перед ним молодого человека, Зоилич застыл.
  - Я хожу в своем халате,
   Нос задравши, словно в платье,
   Но ведь в платье - не в халате,
   А в халате - я не в платье! - все выше задирая нос, продекламировал прохаживавшийся в распахнутом пестром халате, надетом на блеклое платье.
  - Стоп, стоп, стоп, - прервал сидевший в кресле декламировавшего. - Эди, сколько раз тебе говорить: перестань бубнить текст. То, во что ты одет, должен почувствовать не только ты, не только я, но и ты, и я, и всем-всем, - раскинув руки, воззвал он к отовсюду, сдавалось, на Эди взиравшим. - И этот переход от халата к платью и от него обратно к халату, это же очень тонкий и важный момент... исключительно важный, - с чувственным даже волненьем проговорил сидевший, имевший некоторое портретное и даже манерное сходство с Зоиличем, правда, обрамлявшие бархатный берет пушистые волосы сидевшего были стянуты ленточкой.
  - Но, знаешь, поди передохни, я тоже... - не досказав, небрежным жестом отослал от себя Эди сидевший и томно прикрыл рукою глаза.
  В устремленном на него взгляде Зоилича, боролись, казалось, презрение и ненависть, но тех переборола милейшая улыбка, едва сидевший отнял руку от глаз и оборотился к Зоиличу. С распростертыми руками тот двинулся к сидевшему.
  - Зашел случайно, гляжу, Аранжирский, - ты! - радостно затряс Зоилич руку сделавшему усилие привстать, но лишь подавшемуся слегка вперед Аранжирскому. - Ну как ты?
  - Как сам? - разрешив потрясти себе руку, уныло спросил Аранжирский Зоилича и, повернувшись на вращавшемся табурете на сто восемьдесят градусов, очутился за стоявшим до того позади него столом. - Ты знаешь, Зоил, у меня сейчас небольшой перерыв и...
  - Да-да, - не дав тому докончить, поспешил подсесть к нему за стол на табурет напротив Зоилич.
  - Скажите, пожалуйста, а нельзя ли нам положить ваши книги - и мы уйдем? - осмелился наконец спросить его Вад.
  - Куда!? На пол? Это раритетные книги, - метнул в него Зоилич рассерженный взгляд.
  - Но ведь они только с него, - заметил Дим, которому, как и брату, надоело держать в руках тяжелые книжные стопки. Метнув и в Дима такой же точно взгляд, Зоилич отвернулся от братьев.
  Взяв из-под стола большой потрепанный портфель, Аранжирский извлек из него штук тридцать маленьких с таблетками скляночек, пластиковый мерный стакан и бутылку воды. Внимательно прочитав имевшийся на ее этикетке длинный перечень экологических заверений, Аранжирский налил себе из бутылки в стакан до верхней на нем метки.
  - Ты все так же, Ара, пьешь свои витамины? - слабо улыбнулся Зоилич.
  - А, Б-прим, Б-2, Б-3... - забормотал Аранжирский, проглатывая из каждой скляночки по таблетке, - Ц... Д... Е...Ф... К... У...
  Наблюдавшим за приемом таблеток братьям невольно пришло в голову, что он бормочет, не пропуская ни буквы, латинский алфавит. Покончив с таблетками, каждую из которых запил глоточком воды, Аранжирский отыскал в своем портфеле еще столько же скляночек, содержавших разноцветные жидкости, и сложенную в несколько раз большую бумагу и стал разворачивать ее на столе. Когда он доразвернул ее, братья увидели, что это таблица Менделеева, однако совсем обычной она не была: во многих клетках таблицы при символах химических элементов имелись рисунки. Например, на клетке цинка был нарисован Эйнштейн, в клетке меди - перечеркнутый Чубайс, в клетке хрома - сапоги, в клетке кремния - крапива, росшая на песке; в некоторых клетках стояли вопросы, особенно много их стояло в низу таблицы, где располагались редкоземельные элементы. На часть клеток из тех, что были без вопросов и перечеркнуты не были, Аранжирский расставил содержавшие жидкости скляночки и содержимое тех стал пипеткой, по три капли из каждой скляночки, скапывать в опустевший стакан. Прикрыв так каплями дно стакана, Аранжирский потряс его перед носом, точно проверяя - удался ли напитку букет, и глоточками принялся отпивать из стакана.
  - Ты думаешь, он бы запросто выпил и те редкие элементы, срок жизни которых доли секунд? - прошептал Ваду Дим.
  - Может статься, и выпил, - отшептал тот тому.
  - Послушай, я ведь тебе и не предложил, - допив свой атомарный напиток, взглянул Аранжирский на Зоилича, с умилением наблюдавшего за трапезой приятеля.
  - Ты разве не помнишь, я закоренелый мочепоклонник, - с мягкой укоризной в голосе напомнил Зоилич, - полнейшее восполнение организма витаминами, гормонами, микроэлементами. Не нужно городить весь этот огород, - указал он на расставленные на столе флакончики.
  - И что же эта... жидкость, - немного перед 'жидкостью' помялся Аранжирский, - в ней есть и микроэлементы, и витамины?
  - Вне сомнения - есть.
  - Это весьма любопытно, - проговорил Аранжирский с, и впрямь, мелькнувшим в глазах любопытством. - И что же уже примеры в истории найдены, что кто-то?..
  - Не буду лгать, мочепоклонников в истории пока не нашли. Но, уверен, найдут непременно, - поднял Зоилич, преисполнявшийся верою взор, и неожиданно его потупил. - И знаешь, хочу тебя попросить об услуге... - замялся Зоилич.
  - Ах, нет, ты же знаешь, сейчас нет ни единой вакансии, - мгновенно ухватил суть услуги Аранжирский. - Ты как, на презентацию сегодня пойдешь? - помолчав немного, решил он развеять нахлынувшую внезапно на Зоилича задумчивую грусть.
  - Не знаю, - не пожелал ее развеять тот. - Все создаваемое ныне бездарно и скучно. Все ожидают гениев и удивляются, что те в искусство нейдут. Да кто ж тех пустит в него? - ткнув себя в грудь на слове 'тех', вопросил Зоилич с видом страдающего правдолюбца. -А бездари мастерят ремейки ремейков, сериалы без начал и концов и празднуют, когда удается свою бездарность на всеобщее обозренье представить.
  Разве ничего, действительно, достойного представления нет? - прибрав все скляночки и таблицу элементов в портфель, мягко осведомился Аранжирский.
  - Все создаваемое внутри пирамиды бессмысленно и не интересно никому, хотя и весьма представляемо, а все что делается вне ее представить, находясь в ней, нельзя, - заключил Зоилич, взор которого стал мрачнеть.
  - Сейчас что-нибудь сочиняешь? - попробовал Аранжирский развеять теперь уже мрачность своего визави.
  - Хочешь осведомиться о моем новом опусе? - немного поступился мрачностью Зоилич.
  - Ну да, хотя бы справиться о его названии, - кивнул Аранжирский. - Ведь, согласись, оно крайне важно. Если раньше содержание опуса могло исчерпать себя одним музыкальным тактом, одним на полотне мазком, одним литературным абзацем, одним кинокадром и даже кинотитрами, то теперь опус вполне себя представляет одним концептуальным названием.
  - Да я в курсе, что выдумывание их занимает у автора столько вдохновенья, времени и сил, что на сами опусы тех уже не остается, - вздохнул печально Зоилич. - Так что сам опус сейчас как бы опущен и сами тексты ему ни к чему. И оттого мой новый опус виртуален и состоит из одних только названий, но не глав - то уже было, - а опять же из перечня названий виртуальных опусов.
  - О! постигаю: опус опусов. И как же ты его назовешь? - поинтересовался Аранжирский.
  - Вообрази, вознамериваюсь оставить его без названия, - отринув мрачность, зажег Зоилич в глазах легкий восторг.
  Ваду и Диму, переминавшимся с ноги на ногу все время этой беседы, разговор за столом становился все непонятнее.
  - Скажите, господин Зоилич, - не выдержал первым Дим, - мы не могли бы все же положить раритетные книги на стол и уйти?
  - Какие книги? - удивился Зоилич, совершенно забывший о братьях, стоявших позади него. - Ах, эти, - рассеянно взглянул он на братьев, в глазах которых уже стыло отчаяние - оба уже из последних сил держали очень нужные Зоиличу стопки книг. - Да бросьте их хоть сюда, - махнув небрежно рукой, указал он на пол, - и ступайте, вы мне больше не нужны.
  
   В галерее.
  
  Положив книги на пол, братья облегченно вздохнули и поспешили назад, но обстановка вокруг уже поменялась, и перед ними возникла череда комнат с серыми стенами, в каждой комнате висело по одной картине. Вне сомнений, это была выставка современных картин. Идя по выставочной анфиладе, братья принялись разглядывать попадавшиеся на пути картины: но все они, должно статься, были написаны для тончайших знатоков подобного искусства, прочим же, должно быть, подсказывать содержание картин должны были таблички. В первой комнате при картине с полем усеянном позолоченными яйцами имелась табличка 'Сироты'. Во второй комнате под забеленной квадратной картиной с едва приметным в центре ее зачерненным квадратиком имелась табличка 'Ностальгия по Малевичу'. В третей комнате рядом с табличкой 'Падение' висела пустая картинная рама, к нижней планке которой были привязаны стоптанные шлепанцы. Трехкомнатная анфилада вывела братьев в большой зал, где были представлены художественные инсталляции. Здесь на потолке висели друг за другом в птичьей клетке Кот, косившийся на свой высунутый из нее виляющий хвост, большая с зонт Игла со вдетой в нее веревкой, на собственном шнуре Телефон с двумя только наборными кнопками - 'КГБ', 'ФСБ' и Часы с единственной, указывающей текущее тысячелетие, стрелкой. Если б не таблички с названиями под всем, что в этой зале имелось, могло б показаться, что здесь свален мусор, который поленились дотащить до помойки. Тут был даже унитаз, в котором плавали доллары, возможно, настоящие, а со спускового рычага бачка свисала на кольце граната, не исключено, боевая. При этом китче имелась табличка 'Безвременье'. В следующей зале ни картин, ни инсталляций не было, здесь царил полумрак, в котором то на одной, то на другой стене зажигались по очереди большие разноцветные буквы, собрав их мысленно по порядку братья получили 'П Р О Ч И Т А Л Е Р У Н Д У'. Не успели братья сообщить друг другу, что каждый из них прочитал, как зажегся свет и они увидали сидевших посредине зала в больших надувных креслах двух дам, удивительно плечистых и рослых. Их глаза, губы и брови были подкрашены так широко и ярко, что размеры тех казались нереальными. Наряд дам состоял из одних только перьев.
  - Ах, эта нескончаемая работа над имиджем, я ей утомлено, - проговорила кокетливо одна из дам, поглядывавшая в зеркальце и удлинявшая щеточкой свои ресницы все больше и больше. - Что может быть ужасней, чем паршивая тушь для ресниц?
  - Нет, ужасные накладные ногти гораздо паршивей, - еще кокетливей возразила ей другая дама, полировавшая пилочкой длинные перламутровые ногти. - Я тоже устало от работы над имиджем, ей, сдается, не будет конца. - Ах, мальчики, мы себя здесь творим, - заметив хлопавших глазами братьев, пояснила кокетливая дама.
  - Ступайте, мальчики, ступайте. Наш хеппенинг не для детей, - прибавила ее собеседница.
  - Они что, говорят о себе в среднем роде? - спросил Дим Вада, когда оба они от дам отошли.
  - Похоже, - ответил тот.
  - Еще бы, они уже забыли, кто они есть, ведь только и делают, что меняют свой пол, - расслышав братьев, заметила грудным, хриплым голосом тучная рыжая дама, проносившая через зал большой разноцветный ворох перепутанных лент, перьев и бус.
  - И отчего они так часто меняют полы? - поинтересовался Дим.
  - Да потому что крыши поехали, - ответила тучная дама. - И кстати, раз уж попались мне кстати, помогите мне, настоящей леди, - с надменной миной проговорила она, разделив свою ношу на две и отдав один полуворох Ваду, другой - Диму. После этого она поправила пересекавшую ее большую грудь фиолетовую ленту, на которой огненно-рыжим, в тон ее волосам, было написано 'ЛЕДИ-ОГОНЬ', и устремилась из зала.
  Братьям пришлось поспешить за Огненной леди, стараясь не запутаться ногами в свисавших из ворохов концах лент. Миновав череду декораций, Огненная леди подвела братьев к кабине и через ее дверной проем завешенный полосками блестящей фольги ввела их в маленькую каморку, вмещавшую только трюмо и табурет. Все трюмо было завалено косметикой и пепельницами с горками окурков.
  - А теперь, молодые люди, - усевшись на табурет, проговорила она, - вы поможете мне сменить имидж и поймете, сколь это не просто. - Неожиданно Огонь-леди сняла с себя рыжий парик, обнажив обритую налысо голову, и принялась подкрашивать яркой помадой губы, уже накрашенные, казалось, донельзя. Раскрасив губы от уха до уха, Леди осталась как будто довольна покраской, выбрала себе из пепельницы окурок подлинней, вставила его в мундштук и раскурила. - Расшнуруйте меня, - указала она братьям на спину, где, действительно, имелась шнуровка корсета. - Спасибо, мальчик, - проговорила она хрипящим голосом, после того как Вад не без робости ее расшнуровал, и сняла с себя корсет, вместе с которым снялись и ее большие женские груди.
  - Но она же вовсе не леди, - ошеломлено прошептал Ваду Дим, - не леди, - эхом прошептал Диму Вад.
  - Что!? - неожиданно вскрикнула Леди, обладавшая, видно, слухом отменным. - Я не леди!!? - зашлась она в истерическом крике. - Я вам сейчас покажу!!! Я - Леди-Огонь!! - выскакивая из дверного проема, прокричала она и, подбежав к скучавшему в богемной кутерьме охраннику, выхватила из рук его оружие, напоминавшее трубу самовара.
  - Эй, эй не дури. Это огнемет, ты и стрельнуть-то из него не сумеешь, - запротестовал охранник, порываясь у нее свое оружие отнять.
  - Это я-то!? Да у меня полжизни прошло в десантных войсках! - поведя плечом, свалила она охранника на пол, после чего тот затих, возможно, надолго. - Где эти скверные мальчишки? - выдала она из огнемета огненный шар, от которого вмиг вспыхнули выроненные братьями ворохи блестящей мишуры.
  
   Наукарий.
  
  - Бежим быстрее, Вад! Бежим быстрее, Дим! - скомандовали друг другу братья и кинулись наутек.
  Слыша за собой ужасные проклятья, Вад и Дим неслись, не разбирая дороги и боясь обернуться назад, так как не сомневались, что все позади них загорается ярким огнем. Наконец братьям посчастливилось добежать до знакомых стеклянных дверей и, проскочив через них на лестничную клетку, оба помчались по лестнице вниз. Не притормаживая, они пронеслись по площадке, на которой топтались охранники в униформах украшенных эмблемами 'SECURITY'. Те охраняли череду стальных дверей, над которыми было выведено "TV". В неприкрытые двери братья успели заметить сидевших перед камерами в добротных костюмах людей, хором умолявших кого-то не переключаться на другие каналы и обещавших, что реклама пройдет быстро. На лестничной площадке этажом ниже оказалась массивная дубовая дверь, при которой имелась вывеска с выведенным на ней золочеными буквами "Наукарий". Вход в него никем не охранялся. Даже вдвоем братьям не без труда удалось приоткрыть эту массивную дверь, за которой уходили прямо и налево два коридора. Левый коридор оказался искривленным и спускавшимся полого вниз, он быстро уперся в тупик, доверху заваленный книгами, имевшими вид абсолютно интактный. Вернувшись назад, братья побежали по другому коридору. Тот был прямым и поднимался круто наверх, из-за чего конца его разглядеть было нельзя. Братья ужасно запыхались, прежде чем коридор, перестав подниматься, принялся сворачивать то в одну, то в другую сторону, заставляя то же делать и братьев.
  - Ну все, Огнеметная леди нас здесь не найдет. Не найдет ни за что, - остановившись наконец, заверили друг друга Вад и Дим. Отдышавшись, братья решили оглядеться и понять, куда же их занесло. Все коридоры, сворачивавшие то в одну, то в другую сторону, имели множество дверей, по большей части незапертых, открывая их одну за другой, Вад и Дим с интересом разглядывали всевозможные аппараты, приборы, штативы, склянки, колбы, пробирки. Сомнений не оставалось - это были научные лаборатории, в которых на всем, на чем могла осесть пыль, она и оседала и на всем, на чем могла повиснуть паутина, она и висела. Довольно скоро заблудившись в этом пустынном коридорном лабиринте, Вад и Дим пожалели, что не имели при себе мешочка с крупой. Идя по царившему вокруг научному безмолвию, братья долго ничего, кроме звуков собственных шагов, не слышали. И только в конце одного коридора, который не свернул никуда, а уперся в притворенную дверь, Ваду и Диму послышались странные звуки: краткие шлепки перемежались с долгим шуршанием. Открыв дверь, братья вошли в просторное помещение, в котором мыла шваброй полы в обычном казенном халате Уборщица. Ни пыли, ни паутины на замысловатом агрегате, занимавшем весь центр лаборатории, и на столах и полках вдоль стен, не было.
  - Простите, пожалуйста, что мы вас отвлекаем от работы, - вежливо обратился к Уборщице Вад, - но не могли бы вы нам подсказать, как нам отсюда поскорее выбраться?
  - Отсюда? - переспросила Уборщица. - Да я уж и забыла - как. Мне выбираться отсюда незачем, тут все на мне. И эти несчастные тоже, - указала она в дальний угол лаборатории.
  Пройдя туда, братья увидели три просторные стеклянные кабины; в первой сидели двенадцать тощих поросят и один толстый поросенок, во второй кабине покачивались в одном гамаке три худосочные в белых фраках господина, практически неразличимые между собой; в кровати, которая находился в третьей кабине недвижно лежала девочка, поразительно похожая на Алину, только очень худая и бледная.
  - Она? - Не она? - переглянулись братья между собою, пытаясь разрешить, могла ли их недавняя знакомая так скоро так сильно измениться. Тонкие руки девочки свисали с краев кровати, как плети; а недвижные, полные тоски, глаза девочки смотрели, казалось, в никуда.
  - Алин это не ты? - спросил Вад несмело.
  - Анила ты? - чуть смелей спросил Дим, разглядев надетую почему-то на ноги девочки знакомую шапочку-малинину с веточкою-запятой.
  Взглянув на братьев, девочка, точно никого не увидав, снова отыскала глазами свое никуда.
  - Анилочка, покушала бы ты, - подошла к девочке и Уборщица с тарелкой манной каши, посыпанной малиновыми ягодами. - Ведь исхудала-то как.
  Не среагировав на слова Уборщицы, девочка закрыла глаза и, быть может, заснула.
  - И ведь вот эти тоже есть ничего не хотят, - кивнула Уборщица на господ, покачивавшихся в гамаке, с которого свисали три пары их тощих рук. - А эти-то даже и не хрюкают, - глянула она на поросят, двенадцать из которых имели черное вокруг правого глаза пятно, и только у нетощего тринадцатого поросенка такое же пятно имелось на левом глазу, точно он был единственным, кому засветил в глаз не левша. - Одно слово - синтезированные, - жалостливо всхлипнула Уборщица. - Главный-то наш, что их велел синтезировать, уж и сам им не рад. Дочка, говорит, мне вторая нужна, коли что с первой случиться, а этих с себя самого целых три штуки велел Ученому сделать, - указала Уборщица на худосочных господ, - одного этот Главный на луну, другого на марс, третьего на солнце все собирался на ракетах послать. Уж долетят-не долетят, никому не известно. Да ему самому все равно. Он-то здесь живехонек- здоровехонек и вроде как прилетел - весь бы почет достался ему. Только таких дохлых у него в космонавты не взяли, уж как он их туда не представлял. И так без космоса того гляди преставятся. Уж Главный как просил Ученого: сделай ты их получше. А тот ему: и так уж каждый атом образчика анализирую и один в один в пространство копии вставляю, но да ведь все-то в ней, как в зеркале, в обратную сторону - оттого-то все и не так. Уж он было надумал этих обратных в обратную сторону синтезировать, да вот незадача: пошел перед тем прогуляться, да фальшивые доллары, что охранники ему подсунули взял. Ученому-то невдомек, что деньги фальшивые, у него только анализ и синтез один в голове. Видно, куда-то его с теми долларами и сгребли. И ведь, кроме Ученого, как анализатор его синтезирует, не знает никто. Любой ведь шедевр смастерить на нем запросто мог. Главный-то после как охрану честил, да всю ее и разогнал. А над этими, иной раз зайдет, и тоже со мною всплакнет, - снова всхлипнула Уборщица, - уж лучше б, говорит, я себя и дочку клонировал.
  Изумленные Вад и Дим долго хранили молчание, разглядывая всех находившихся в стеклянных кабинах.
  - А чем бы можно было помочь этим несчастным? - наконец, придумал вопрос Дим.
  - Да уж теперь что сделано - то сделано, - утерла решительно слезы Уборщица и снова принялась тереть шваброй пол.
  Но, зато Вад и Дим, которым ужасно жалко стало девочку и просто жалко стало фрачных господ, залились в два ручья.
  - Ну вот, - недовольно проворчала Уборщица, когда оба ручья стекая в тарелку с кашей, выплеснули из нее малину на пол. - Кто теперь будет есть такую пересоленную кашу, да еще и убирай за вами. Идите-ка вы лучше, откуда пришли.
  - Но в том-то и дело, что мы уже и не помним - откуда пришли, - хлюпнув носом, отер глаза Вад.
  - Если б вы нам это могли подсказать, - сделал то же и Дим.
  - А ну-ка, давайте отсюда! - вдруг грозно приказала Уборщица и распахнула перед братьями дверцы, имевшегося в лаборатории шкафа, за которой, вместо его содержимого, оказался еще один коридор.
  - Как "отсюда" можно дать? - спросил Вад Дима, очутившись в уходившем направо и налево коридоре.
  - Понятия не имею, - ответил очутившийся в нем вслед за братом Дим.
  - Только смотрите в "Думарий" не попадите - охрана там злющая, - бросила Уборщица вдогонку братьям, побежавшим направо.
  Этот коридор был без дверей, но на одной стене его братья вдруг увидели окно, тянувшееся в ширину в их рост, но не поднимавшимся выше их колен. Только улегшись на пол возле чудного окна, братья сумели в него заглянуть. За окном отрывался просторный зал, в котором сидячие места полукруглыми ярусами возвышались над трибуной, позади которой стоял длинный со множеством микрофонов стол. За столом и на местах в амфитеатре восседали солидные мужчины в солидных костюмах. Судя по тому, что кто-то из мужчин время от времени что-то говорил, выходя на трибуну или подходя к микрофонам, имевшимся и в амфитеатре, здесь шло заседание. Все неговорившие, казалось, пребывали в сонной думе, впрочем, кое-кто и откровенно, не выходя из думы, спал. Всеобщей сонливости думы, сдавалось, мешал один в приспущенном галстуке мужчина, то и дело прорывавшийся к микрофону, который у него кто-то из присутствующих то отбирал, то отключал. Слышать через стекло окна этого мужчину с гневной мимикой и отчаянной жестикуляцией братья не могли, но обоим показалось, что тот кого-то обличает, вызывая даже на лицах спящих улыбки.
  
   Братьев спускают вниз.
  
  - Вот они! Хватайте их! - услышали братья над собою грозный возглас и, подняв головы, увидели мужчину в штатском, указывавшего на них дюжине человек в униформе. Сомнений не было - перед ними была та самая злющая, из предупреждения Уборщицы, охрана. Но не успели братья как следует испугаться, как самый дюжий из дюжины схватил Вада и Дима и сунул одного под одну подмышку, другого - под другую и зажал их там так, что оба не могли даже пикнуть. Так с братьями, болтавшими руками и ногами у него из подмышек, дюжий Униформист пронесся по коридору и выскочил на лестницу.
  - Скажите, - удалось выдавить Ваду, которому бицепсы Униформиста сильно сдавливали грудь, - не могли бы вы поставить нас на ноги, а мы уж, так и быть, с вами пойдем?
  - Не знаю, - проговорил Униформист, - мне велено доставить вас вниз.
  - И непременно с намятыми боками? - выдавил из себя и Дим, сдавленный бицепсами Униформиста не меньше брата.
  - Про бока мне ничего не сказали. - Поставил дюжий Униформист братьев на ноги и почесал свой затылок. - Ладно, - достав пару наручников, с благодушным видом приковал он правую руку Вада к своей правой, а свою левую - к левой руке Дима. После этого, энергично размахивая руками, Униформист поспешил по лестнице вниз, отчего поспешавшим за ним, не всегда достававшим носками ступеней, временами приходилось болтаться на наручниках, как на тарзанках. А, когда тому приходило в голову чесать себе нос кулаками обеих рук по очереди, братья буквально взлетали на браслетах наручников к широкой физиономии Униформиста.
  - Эй, вы, смии вонючие! - притормозив, прикрикнул Униформист на охрану, топтавшую лестничную площадку у неприкрытых пластиковых дверей, над которыми бегущей строкой выводилось "печатные СМИ" - "печатные СМИ" - "печатные СМИ" и за которыми вращались барабаны обмотанные лентами газет. - Сколько раз вам говорить, чтоб притворяли двери. Босс не выносит духа жареных уток.
  - А отчего Босс так их не терпит? - осмелился спросить Вад, учуяв в самом деле запах чего-то паленого.
  - Босс вообще не терпит всю эту смииную братию, он с ней всегда судится и всегда выигрывает у нее большущие бабки, которых у смиев, само собой, нет, так что тем приходится ему отрабатывать - писать о нем.
  - Писать о Боссе только хорошее? - попытался Дим уразуметь пояснения Униформиста.
  - Если писать о человеке только хорошее, в это никто не поверит. Братия пишет о Боссе легенды, которые его же стратеги ей подсказывают. Ну, вот мы и пришли, - остановился Униформист, когда они, спустившись с лестницы, очутились наконец в самом низу, где простиралось огромное пространство внутри пирамиды.
  Тут братья увидели Алину, сидевшую в белоснежном, из воздушных кружев, платье прямо на выложенном плитами полу и мелом писавшую на нем вокруг себя по кругу "всюдуракивсюдуракивсюдураки...." Завершив круг, она стерла все "ю" и заполнила все пропуски "е".
  - Вы их нашли? - закончив поток осознания своего окружения, скосила Алина взгляд на большущие башмаки дюжего Униформиста.
  - Вот, - похвастался тот, подняв вверх обе руки, отчего Вад и Дим взлетели над его головою.
  - Я просила их только найти-привести, но не сковывать. Отпустите их немедля! - подняв взгляд, разгневанно проговорила Алина.
  - Сейчас, сейчас, - охотно пообещал охранник и принялся расстегивать наручники ключиками, не желавшими слушаться его толстых неуклюжих пальцев, - сейчас... сейчас... сейчас... - продолжал бормотать он.
  - Сейчас давным-давно кончилось, - раздраженно проговорила Алина и, вскочив с пола, сама провернула ключики в замках наручников.
  - Брысь! - с кошачьим междометьем швырнула она Униформисту его наручники, после того как избавила от них Вада и Дима.
  Не успели братья обрадоваться своему освобождению, как Униформист, ускоряясь, попятился и, подвзлетев, приземлился возле стоявших по периметру основания пирамиды охранников, походивших на зелено-желтые арбузы, из-за своих округлых униформ, под которыми имелись бронежилеты.
  - Ах, Алина, мы только что видели Анилу, которую синтезировали с тебя, и троих мужчин, которых синтезировали с какого-то Главного, - вспомнил про страдающих в 'Наукарии' Вад.
  - Главный - это мой папа, - очень важно пояснила Алина, - и про всех синтезированных я от него же и знаю.
  - Но не знаешь ли ты, как бы им можно было помочь, ведь они так страдают? - спросил Дим.
  - В Наукарии теперь страдают все, кто там только остался, и все сострадают их страданиям, но на науку денег ни у кого нет, даже у Папы, ведь ему надо содержать вон тот арбузарий, - указала Алина на периферию пирамиды, где, широко расставив ноги, стыли плотные ряды охранников.
  - Но зачем твоему Папе так много охраны? И разве ему не известно, что чем больше идет на содержание охраны, тем меньше того, что надо охранять, - задали братья по вопросу Алине.
  - Дело в том, что охраняют они только, когда охраняют у всех на виду, стоит же им разбрестись, они сбиваются в группы, от которых тоже надо всех охранять. Хотя Папа говорит, что охранять они не умеют совсем, что должно случиться - то непременно случится, они только кличут на случившееся представителей СМИ. Ну да хватит про них, - махнула на охрану Алина, которой эта тема была не интересна совсем. - Пойдемте на мою презентацию. Нас там уже ждут, - указала она братьям на центр пирамиды, где за высокой колоннадой открывалось освещенное ярко пространство. И точно приглашая его посетить, на балочном перекрытии колоннады то и дело вспыхивала меняющая цвета неоновая вывеска "Презентарий".
  
   Презентарий.
  
  - А что такое "Презентарий"? - спросил Вад.
  - Ну, это такое место, где непрерывно с помпою представляется что-то такое, о чем после никто ничего не вспомнит, за исключением разве что помпы.
  Какое-то время мальчики шли за Алиной в светящемся пространстве вдоль череды столов, уставленных блюдами с дивящими взор закусками; возле них крутились, переговариваясь между собою, люди, одетые с претензией, кто на нарядность, кто на оригинальность, кто на фривольность. Но и оригинальные, и нарядные, и фривольные, заведомо, отслеживали дороговизну надетого на них и имевшихся при них аксессуаров. Время от времени путь детям преграждали в блестящих топиках и шортах дамы с такими пухлыми губами, что если бы те не кривились время от времени улыбками, то казались бы наклеенными колбасками из пунцового пластилина. Улыбчивые дамы протягивали всем подряд свои с горячительными напитками подносы.
  - Ну нет, неужели вы не видите, что нам еще рано так горячиться, - твердо отвергала Алина их угощенья.
  - Быть может, нам стоит что-нибудь из этих угощений все же попробовать? - спросил ее Вад, которому красовавшиеся на столах закуски показались весьма аппетитными.
  - Ну нет, перед всем тем, что подадут на мою презентацию, это - просто скудная монастырская трапеза, - скосила Алина презрительный взгляд на столы, с дорогими на блюдах яствами, каждое из которых напоминало произведение декоративного искусства.
  Пройдя череду столов, дети вышли к большому цирковому амфитеатру, окружавшему арену, заполненную публикой. Огромный экран отображал все происходящее на арене. Одни здесь плясали вприсядку, другие танцевали рок-н-ролл, третьи размахивали всевозможных цветов флагами, транспарантами и даже хоругвями. Иногда довольно отчетливо можно было расслышать их мелодекламации "Ля-ля, лево руля" и "Ля-ля, право руля". Все участники представлений, что бы они ни пели, ни танцевали смотрели в одну только сторону.
  - Что здесь происходит? - поинтересовался Дим у Алины.
  - Папа сказал, что здесь постоянно празднуют какую-то синекуру.
  - А почему они так странно танцуют? - поинтересовался у нее и Вад.
  - Ничего странного, просто все они имеют строжайшую ориентацию, те, кто смотрят по сторонам, сообразно обстоятельствам, предпочитают просто работать.
  - А эти, что никогда не работают? - спросил Дим.
  - Им некогда, они все время протестуют, папа говорит, что некоторым их протест оплачивают даже из-за океана, другим - какие-то неимущие старики, а третьим - сплошные дураки.
  - И кому же их протест за океаном так нужен? - спросил Вад.
  - Не знаю, по чему-то именно оттуда очень следят, чтоб у нас только дураки и плодились.
  Нередко, повернутые в разные стороны леволята и праволята, танцуя, сталкивались друг с другом и отлетали в разные стороны, но, если нечаянно оборачивались друг к другу, не успев разлететься, в тот же миг исчезали бесследно.
  - Обыкновенная аннигиляция двух антиподов, - пояснила Алина захлопавшим глазами братьям, пытавшимся разгадать, куда исчезли столкнувшиеся.
  - Но ведь антилюдей не бывает, - горячо возразил на то Дим.
  - Ах, многие друг другу такие 'анти', что электрон с позитроном так, как они, не изничтожают друг друга, - снова невозмутимо разъяснила она.
  Из дававшей представление толпы многие то и дело взбирались на трибуну и что-то оттуда вещали с довольно недовольными лицами.
  - А эти, что они делают? - спросил негромко Вад Алину.
  - Это желающие стать президентами. Чтобы исполнить это желание, им нужна сногсшибательная популярность, вот они и заделались кто танцорами, кто певунами, кто декламаторами.
  - Неужели все здесь так сильно хотят стать президентами? - негромко спросил Алину Дим.
  - Еще как хотят. Особенно вот этот, - указала Алина на мягко улыбающегося кудрявого человека, - для того он даже не прочь бы был всех сделать рабами одной отказавшейся от цивилизации республики.
  - И зачем же то ему было нужно?? - поразились в один голос братья.
  - Он считает, что так страной управлять было б сподручней, да не только ему, а всем, кто пожелает того. Да этот что, вон тот, - указала Алина на очень плотного с утиным носом господина, на лице которого добродушная улыбка то и дело перемежалась с непримиримой суровостью, - этот вообще ностальгирует по прежнему порядку, где ни за что сажали в лагеря. Он уверяет, что сидевших в них безвинно было несколько всего человек, но отчего из тех нескольких погибли миллионы людей, никак в толк не возьмет.
  - Жуть, - прошептали братья, отступая от плотного господина, принявшегося прилаживать себе в петлицу алую гвоздику.
  - И этот рыжий тоже в президенты метил? - тихонько спросил Дим, указав глазами на рыжего господина с прехитрой улыбкой, которую, сдавалось, было не перехитрить.
  - Метить-то метил, да только вряд ли бы взяли, после того как он всем презентовал какую-то бумажку, на которую можно было купить на выбор либо килограмм конфет, либо батон колбасы. С тех пор он пребывает в уверенности, что честнее поделить все богатства страны между всеми гражданами не смог бы никто. Но, вообще, ему все с гуся вода, потому что знает, что его не перехитрить.
  - А вон того прочили в президенты недавно, - указала Алина на пожилого человека с обвислыми щеками и усталым сонными лицом, - да он все что-то усыпал и усыпал, кой-кому то даже нравилось, никому не мешал, а как очнулся - захотел в президенты, так побоялись его туда брать - что как некстати уснет навсегда.
  - И эти тоже в президенты метили? - указал Вад глазами на респектабельного со швабровидными усами господина, как будто изнывающего от собственной важности, и на полноватого, лысоватого господина с веселенькими глазками.
  - Этот вообще-то больше просился в цари, он лучше всех разумеет, как ждет народ царя-поводыря. Но, вообще-то, он кинорежиссер, и без всякого президентства так велик, что может салютовать о создании нового фильма из пушек Кремля, - указала Алина на респектабельного господина. - А этот, - переуказала она на веселенького, - ему бы столичном хозяйстве сперва разобраться, хотя у него хозяйственная голова, ему все головы завидуют, на обустройство городского хозяйства ни у кого из них таких денег нет.
   - А неужели путный-то в президенты никто не хотел? - спросил Вад.
  - Всего-то один и нашелся, но только он сюда ни ногой. Все его действия истолковывают здесь только как ужасно вредные и ужасающе зловредные. Хотя есть и отчаявшиеся вредность в них усмотреть и начавшие подозревать этого одного в благородстве. Благородные тут не в чести. Они, как папа вычитал у какого-то немца, у всех на пути. Ну да что про то толковать, пойдемте, куда идем, - там нас уже ждут.
  Пройдя между двух половин амфитеатра, дети приблизились к дверному проему, представлявшему собой рамку металлоискателя.
  - Кто ищет, тот находит, - философски заметила Алина проходя через рамку и показала униформистам, стерегшим ее, как играют на дудочке, прилаженной к носу.
  Миновав рамку, дети очутились в просторном холле, стены, пол и даже потолок которого были сплошным светившимся аквариумом, в котором среди недвижных кораллов и извивавшихся водорослей плавали представители океанской фауны.
  - Ух ты, коралловые рыбки! - воскликнули Вад и Дим. - А это парусник, а это морская бабочка, а это морской конек, - узнавали проплывавших рыбок братья, - а это... - задумались они над стаей красненьких рыбок.
  - Это тетра - обнаружена в океане совсем недавно, - неожиданно подсказал единственный во всем холле человек, сидевший в единственном во всем холе кресле. Причиной того, что дети заметили его, лишь когда он к ним обратился, была его абсолютная серость: серыми были на нем костюм, рубашка, галстук, ботинки и, вероятно, из-за того, что спинка большого кресла затеняла сидящего в нем целиком, стекла его очков казались тоже серыми. - Цветом и формой весьма напоминает рубростигму, - продолжил серый человек мягким пояснительным голосом, но эти на боках чешуйки с перламутровым блеском придают тетре собственную привлекательность.
  - Это вы разводите всех этих рыб? - спросил Вад сидящего в тени.
  - Да, хотя то не одна только прихоть - в такой среде не заводятся жучки, - ответил сидящий в тени.
  Отчего тот опасается каких-то жучков, Дим спросить не успел, раздался дребезжащий пронзительный звон дверного металлоискателя, точно через него пролетали с гвоздями мешки, однако, вместо тех, дети увидели восемь один за другим вбегавших мужчин, вмиг распугавших под своими ногами всех рыб. Вбежавшие были в черных формах, на которых имелась одна лишь, но довольно странная эмблема - ощетинившееся клювасто-когтястое крылатое существо.
  - Стой! Замри! Раз-два! - скомандовал вбежавший первым, единственный из всех не имевший на глазах черных очков. Оставив замерших в ровной шеренге посредине холла мужчин, командовавший группой приблизился к человеку в тени и приоткрыл рот что-то сказать, однако, взглянув на детей, потом - на проплывавших за стеклами рыб, закрыл его.
  - Вас смущают дети, рассматривающие рыбок, или рыбки, рассматривающие кого-то из нас? - мягко, но отчетливо осведомился сидящий в тени у Командира.
  - Нет-нет, - несколько смешавшись, потупил он взор. - Подразделение 'Оркут'!... - неожиданно бодро вскинув его, громко начал он было.
  - Этого не надо, - негромко перебил его сидящий в тени. - Просто представьте их поименно.
  - Кира! Изя! Лева! Леня! Ефим! Рома! - несколько тише прокричал Командир, отчего шеренга, точно по ней пропустили электрический ток, защелкала каблуками, рванув вверх подбородки а локти назад. - Алекс, - опустив восклицательный знак, заставил Командир рвануться и последнего в шеренге мужчину. Тот был на голову ниже стоявших перед ним и напоминал строчную букву приставшую зачем-то к прописным.
  - Откуда этот гестаповский этикет? - в вопросе сидящего в тени послышалось недоумение.
  - Видите ли, - помялся Командир,- сейчас ребята смотрят сериал про нашего резидента, проникшего в немецкий тыл, так что, пока идет сериал... но, если прикажите, имеется сериал про Петра.
  - Ну, нет, они не должны обращаться к начальству на 'ты', - отверг сидящий в тени сериал.
  - Да, но... - снова помялся Командир, - они же не говорят.
  - Я не хочу, чтоб они даже думали о начальстве без 'Вы', - голос сидящего в тени остался тих, но сделался чрезвычайно отчетлив.
  - Хорошо, я обдумаю сериал.
  - Да, пожалуйста. И лучше не отечественный, не про нашу слюнявую честность - слюнтяи мне не нужны. И еще хочу спросить вас - что это у них за эмблема?
  - Видите ли, мне подсказал ее один орнитолог... ребята очень просили птичку пострашней, - уже в который раз помялся Командир. - Я назвал ее 'оркут'.
  - Скажите, я не очень вас разочарую, если подскажу вам, что это - археоптерикс? Строго говоря, это даже не птица, а некая от рептилий к птицам переходная форма, едва ли взлетевшая и, скорее всего, всего лишь тупиковая ветвь эволюции, - проговорил сидящий в тени. - А впрочем, - слабо махнул он рукой, - покажите поближе хоть одного.
  - Алекс, ко мне, - позвал Командир завершавшего шеренгу. - Закрой глаза - открой рот, - приказал он Алексу, когда тот приблизился. - Вот, - указал он на показавшийся изо рта Алекса металлический цилиндр. - Абсолютно бесшумный.
  - А?.. мушка?.. курок? - в голосе сидящего в тени зазвучал интерес.
  - Излишни. Глаза отыскивают цель, всего пара секунд и... промах исключен.
  - А?.. - пожелал сидящий в тени уточнить что-то еще.
  - Весь мозг - практически одна обойма, хотя кое-что пришлось все же оставить, кой-какие условные рефлексы, то се, - разгадал Командир это что-то.
  - Да, да, понимаю, - понимающе кивнул сидящий в тени. - Ведь, если не ошибаюсь, их предшественникам удалили мозги целиком.
  - Поверьте, эту группу мы усиленно ищем, но она так разбрелась, что никого пока не нашли. И, вы не поверите, но с тех пор я по возможности не отпускаю из дома жену и детей, - в лице и голосе Командира возникла тревога.
  - Надеюсь, вы не замуруете в доме семью, если узнаете больше? - мягко осведомился сидящий в тени.
  - Алекс, на место, - отослав Алекса, насторожился Командир.
  - Речь идет не о разбредшейся группе, а о... дивизии.
  - Да, шеф.. не знал... не знал того, шеф, - взволнованно, прерывисто проговорил Командир, точно ему вдруг нечем стало дышать.
  - Да, это малоприятная вещь, - согласился сидящий в тени как-то очень спокойно. - И, полагаю, вас не очень затруднит моя просьба: не называть меня 'шеф'?
  - Прикажите по имени-отчеству?.. - не справившись вполне с одышкой, осведомился Командир.
  - А вы его знаете?
  - Н-н-нет, - покачал он головою.
  - И последнее, - проговорил сидящий в тени, - вы до конца обдумали цену?
  - Поверьте, задание настолько серьезно, что... это не жадность моя или... - недобормотав, примолк Командир.
  - Ну хорошо, оставьте меня наедине с моею жадностью. Когда в вас возникнет потребность... - махнув небрежно рукою, прикрыл ею глаза сидящий в тени.
  Щелкнув каблуками и дернувшись корпусом, Командир рванул было вверх подбородок но, опомнившись, его опустил, и побежал туда откуда прибежал, увлекая за собой группу мужчин в черных очках.
   Едва последний убегавший проскочил через оживший вновь металлоискатель, как сидящий в тени бесследно вместе с креслом исчез.
  Идя вдоль стен аквариума и разглядывая обитателей океана, дети заметили на одной стене дверной люк. Хоть крышка люка и была наполовину открыта, но вода из него не текла. Сколько ни бились они все втроем, приоткрыть эту крышку пошире, та не сдвинулась ни на йоту. Когда Ваду, Диму и Алине удалось все же пролезть через полукруглый просвет люка, то они очутились в просторном квадратном холле с таким наклоненным до пола потолком, что холлу приходилось довольствоваться тремя только стенами. По диагонали его проходил ряд разновысотных колонн, из которых последняя, пятая, была самой массивной и низкой. Здесь повсюду были расставленные причудливые конструкции, своими округлыми извилистыми формами напоминавшие фрагменты человеческих тел. Какие из этих конструкций были скульптурами, а какие служили мебелью следовало только догадываться. На одной конструкции, напоминавшей гигантскую откинутую назад ладонь, закинув на одну заднюю лапу другую такую же лапу (на обеих лапах были изящные туфли), сидела рыжая пушистая Лиса и курила тоненькую цветную сигаретку. Эти изящные на шпильках туфли плюс та грация, с которой Лиса подносила к пасти сигаретку, которую держала между накрашенных ярко когтей, свидетельствовали, что это именно лиса, а не лис.
  - Это Мама, - представила Алина Лису уставившимся на нее братьям. - Привет, мама, знакомься, - Вад, Дим, - раскинув ладони, указала она на стоявших от нее по обе стороны братьев, - мы идем на мою презентацию.
  - Лучше бы, Алина, тебе туда не ходить и не водить туда приятеля Вадима, - выписав в воздухе струею сигаретного дыма "Остановись!", проговорила Лиса,
  - Во-первых, мама, ты зря не носишь очки. Вад, Дим - это целых два приятеля, - поправила Маму Алина. - Во-вторых, я и сама знаю, что лучше туда не ходить, но, в-третьих, меня попросил о том папа. Так что, в-четвертых, уж извини меня, - упорядочив ответы, чмокнула Алина Лису-Маму в мордочку.
  - Мама пребывает в лисьем обличье и ночью, и днем, потому что ее постоянно мучает холод, - решила пояснить братьям Алина. - От него она одно время спасалась в горячих точках планеты, но после того, как в нескольких из них возле мамы взорвалось несколько бомб, которыми враждующие стороны пытались что-то друг другу доказать, в эти точки она ни ногой. Одному из рентгенологов, отыскивавшим несколько лет в ней хоть один осколок от бомб, удалось-таки заверить Маму, что обнаружить хоть молекулу от них сумеют только нано технологии. Теперь Маму, в отличие от увлеченного гигантизмом во всем папы, занимают только они. Она верит, что помощью нано-частиц будет становится моложе и моложе и даже начнет уменьшаться в размерах, - продолжала пояснения Алина, когда все втроем они отошли от Лисы.
  - И она не боится, что станет Дюймовочкой? Или что ее снова отдадут в детский сад? - один за другим вопросили братья в тревоге за Маму.
  - Ничуть, и Папу то не смущает ничуть. Его больше волнует, что Мама шубу не хочет снимать, а в ее ворсе его выставленные напоказ брильянты совсем не желают играть. Так что Папе пришлось привести сюда Эту, - кивнула Алина на дефилировавшую по холлу долговязую женщину с длинными ногами на высоченных, напоминавших спицы каблуках. На шее, на запястьях и даже на щиколотках Этой брильянты играли так ослепительно, что братья и Алина прикрыли глаза, когда Эта продефилировала мимо них, щиколотки той оказались почти на уровне их глаз. При этом детям пришлось еще от той и спешно отпрянуть - с обращенным вверх лицом, Эта попадавшихся ей на пути никак не могла разглядеть.
  - Теперь Эта демонстрирует папины брильянты, он ею доволен, она эффектна и, наверное, красива, хотя лица ее никто никогда не видал, у нее природная постановка головы с задранным вверх подбородком, - ведя братьев по зале, разъясняла Алина.
  - Наивные - шепчутся, - указала она на двух очень важного вида персон, расположившихся на напоминавшем гигантское черное ухо, огибавшем колонну диване с сиденьями внутрь. На спинке этого массивного дивана было выведено крупными белыми буквами 'VIP'. Время от времени персоны тишайше проговаривали что-то друг другу в самые уши, после чего прикрывали глаза и на какое-то время погружались в важное молчание.
  - Что ж в них наивного? - не понял Вад.
  - Показать? - интригующе посмотрела на братьев Алина. - Покажу, - подвела она братьев к мраморной в зале стене, в которую был вделан стеклянный глазок. Едва Алина приложилась к нему своим глазом, как мраморная плита стены отъехала в сторону, открыв перед детьми небольшую комнату, в которой все стены были покрыты телеэкранами, из которых включены были три: на одном из них то появлялся из-под кресла чей-то извивавшийся хвост, то исчезал поддаваемый нарядною туфлей, на другом экране было видно лицо женщины украшенное бриллиантовой диадемой. И на третьем экране изнывали от важности в вип-креслах персоны.
  - Вот эти випы, - указала Алина именно на них.
  - А что значит випы?
  - Ну, это те, перед которыми все живое умри, настолько оно перед ними неважно, - пояснила Алина. - И кстати, что они говорят, узнать не составляет никакого труда, надела она на братьев наушники, болтавшиеся на проводках, торчавших из панели экрана.
  - Советую тебе - отдохни от этой грязной возни, - проговорил один из випов отнюдь не тихим голосом, пробивавшимся через шорохи радиопомех, - уезжай отсюда, поживи на природе. У тебя, слышал, прекрасный дом в далеком дивном краю.
  - Ах, все мы обзаводимся такими домами, но что-то не слышал, чтоб кто-то из нас там заживался когда. И потом я слишком устал, чтоб отдыхать, слишком устал, - вымолвил другой из випов.
  - Да, в чем-то ты прав, все мы рабы пирамиды, нам не покинуть ее, воздействие ее на нас чрезвычайно сильно, многогранно и совсем еще не изучено. Жить под нею, в тени ее негатива, вряд ли, возможно, все там живущее обречено. Правда, и над самою пирамидой есть жуткие места, места схождения граней опасны, и очень ... даже и ориентация оной, по сути, не так уж и важна... Хотя, признаться, внутри пирамиды пространство довольно комфортно, но... - то и дело прерывали слова випа шорохи его раздумья. - Что можно поделать с инстинктом зовущим наверх? Взбираться туда по скользким граням опасно, по ребрам же - просто безумие, но ведь кто-то... - покосился один из випов на косившийся над ним поток, - и мы здесь даже не знаем, что там - пик могущества? плато власти? или... лишенная даже и формы с------, - вещаемое випом обратилось на время в шум помех.
  - Где-то согласен с тобою, - проговорил другой вип, - но, полагаю, что не всякий, вскарабкавшийся на самую даже вершину, сумеет тайну пирамиды открыть, иных вскарабкавшихся туда уже в преклонной дряхлости водили только под руки и уж конечно за нос. Тайна ее, быть может, вовсе не там.
  Промолвив все это, випы прикрыли глаза и погрузились в важное молчание.
  - Подглядывать вообще-то нехорошо,- отвернувшись от экрана, снял наушники Вад.
  - Подслушивать тоже не лучше, - сделал то же самое Дим.
  - Ну, конечно же, нехорошо, то есть было бы так, если б не было так скучно, - вздохнула Алина. - Ну все, идемте, куда идем, - решительно повела она братьев из комнаты.
  
   Начало и конец презентации.
  
  Пройдя по квадратному холлу вдоль прямоугольной стены дети подошли к треугольной стене, посредине которой возле высоких, отделанных золотым декором дверей стояли два лакея в старинных камзолах. Завидев Алину, лакеи разученным жестом синхронно распахнули дверные створки, и вместе с Алиной братья вошли в просторную овальную залу с блестящим паркетом и длинным роскошно сервированным столом, за которым сидели в изысканных вечерних туалетах дамы и исключительно во фраках господа. Вдоль всей монолитной стены залы розовели напольные розовые вазы с роскошными розами. Усевшись на стоявшее в торце стола высокое позолоченное кресло, Алина королевским жестом указала братьям два пустовавших стула возле себя и надела на себя спустившуюся к ней откуда-то сверху золотую корону, из которой загибался ко рту золотой изящный микрофончик и спускался к уху такой же наушник.
  - Привет, папа, - поздоровалась Алина в микрофончик и помахала поднятой рукой, после чего сидевший в дальнем торце стола господин в белоснежном фраке сделал то же. - Можно начинать меня презентовать, а я буду болтать со своими новыми приятелями, сидящим от меня справа, от тебя слева Вадом и от меня слева, от тебя справа Димом. - Заявив это, Алина отвернула от уха наушник. - Папу всегда удручает, что все, что он мне говорит, в одно мое ухо влетает и тут же вылетает из другого.
  Внезапно зазвучала торжественная музыка, и раздался такой же голос:
  - Внимание, начинается презентация Алины!!!
  Все сидевшие за длинным столом дружно захлопали, потом все, как один, с поднятыми высоко бокалами встали и с улыбками восторженного умиленья оборотились к Алине. Внезапно в дверях залы появился Зоилич, короткими семенящими шажками он приблизился к единственному пустовавшему у стола стулу, мгновенно присоединился к всеобщему умильному восторгу, вскочил в нем на стул и принялся декламировать:
  - Если на праздник Алина зовет,
  Тут как тут пирамидальный народ!
  На кресле высоком в злаченом венце
  Привечает Алина нас во дворце.
  
  - Ах! - вздохнув, перебила Алина. - Пирамидальный народ!
  Счастлив тот, кто с вами не ест и не пьет.
  Все, что вы говорите, неправда и лесть,
  Так что лучше бы всем вам, примолкнув, присесть!
  
  После этого всеобщий восторг достиг своей кульминации, и все за столом задекламировали разом:
  - Выпьем бокалы свои поскорей!
  Все выпьем до капли, чтоб стать веселей!
  Съедим и все то, что сготовили нам повара.
  Тринадцатижды тринадцать Алине ура!
  После этого все гости завопили: "Ура!"
  - Тринадцатижды тринадцать, это сколько же всего будет? - задумалась Алина, когда декламация стихла и покатилось дружное ура. - Без калькулятора я свои ура не подсчитаю.
  - Я тоже без калькулятора как без рук, - сознался Вад. - Но, думаю, того вполне хватит, чтоб мы оглохли.
  - Да, очень вас прошу, - обратилась к братьям Алина, - не обращайте ни на кого из гостей никакого внимания и не слушайте, что они вопят. Это уже не первая моя презентация, правда сама я на ней присутствую впервые: на все предшествующие папа, вместо меня, представлял гостям наряженную в кружевное платьице обезьянку, утверждая, что та и есть я - его дочь. Обезьянка только и делала, что корчила всем им рожи, одну страшнее другой, иных, случалось, щипала и даже кусала, но все они улыбались ей так же умильно, вопили все то же самое и утверждали, что восторгаются ею ничуть не меньше, чем Кэрролл Льюис своею прелестной Алисой.
  - А кто они? - спросил Вад Алину, указывая глазами на сидевших за удалявшимся до другого торца столом людей, улыбки которых по мере удаления становились все неразличимей.
  - Нужные люди, - ответила она.
  - И что же им нужно? - спросил Дим.
  - Кажется, папиных денег. Они думают, что у него их хоть отбавляй. Но те у него изрядно отбавили лопнувшие коммерческие банки, после чего он предпочитает те из нелопающегося стекла. В них-то он и закапывает деньги, делая всевозможные памятки, где закопал. Хотя про многие из них запамятовал, так что, есть ли у него реальные деньги, не знает и сам.
  Наконец, крики 'Ура!' смолкли, все стоявшие в зале уселись и по столу прокатился восторженный шепот, явно относившиеся к въехавшей в зал самоходной тележке, на которой красовался огромный торт. Над его плоской песчсочно-бисквитной поверхностью возвышались Египетская пирамида из шоколадных кубов и шоколадный сфинкс, неподалеку от которого стояло тринадцать шоколадных пушек, при каждой из которых имелся расчет шоколадных солдат. После того как все пушки произвели выстрелы шоколадными ядрами по физиономии сфинкса и отбили тому нос, стволы пушек поднялись вверх и жерла их, подобно свечам, загорелись. Однако все они моментально затухли, как только Алина, не вставая с места, сделала ничего не означавший вздох. Вслед за тем появившиеся официанты принялись отрезать от торта куски и разносить их на блюдах гостям. Вскоре и перед Алиной, Вадом, и Димом появились большие аппетитные куски торта.
  - Вообще-то не советую вам это даже и нюхать, - отсоветовала братьям Алина приниматься за торт, - маловероятно, что торт не отравлен.
  От такого предупреждения у братьев сами собой сжались губы, и оба они с ужасом уставились на лежавшие пред ними куски.
  - Впрочем, целиком он вряд ли отравлен, - отломив от большого куска кусок побольше, сунула его себе в рот Алина. - Ну вот, - дожевав его, недовольно проговорила она после того, как в воцарившей вдруг мертвой тишине из торта стали, точно прорастающие грибы, вылезать бутылки шампанского "Мадам Клико". - Бежим отсюда скорей! - вскочив с места, скомандовала Алина братьям, решившим было, что сказанное ею про торт всего лишь шутка, и решившим его все же попробовать. - Эта "Мадам" сейчас сюда такое накличет. - Алина помчалась по зале, держа курс на папу, братья вскочили и бросились за ней.
   Пока они неслись вдоль длинного стола бутылки "Клико" накренились и самоходная с тортом тележка пришла в движение и начался грохот пальбы. Все сидевшие за столом дружно бросились на пол, и к оглушительному грохоту присоединились крики, визги, звон бьющейся посуды и громыхание падающих стульев. Когда дети добежали до папы, тот уже без признаков жизни лежал на полу. Папин простроченный пулями через всю грудь, но так и оставшийся белоснежным, фрак слегка еще дымился.
  - В папу попасть невозможно. Сколько раз ему простреливали навылет его фраки, но внутри них он подобен змее, таким его сделал кормящий его одними биодобавками диетолог, и к тому же маловероятно, что это папа, а не робот-муляж, - невозмутимо пояснила Алина, указав на распростертого на полу муляжного не-Папу.
  - Ах, Алина, - откуда ни возьмись появилась рядом с детьми Мама-Лиса, - я же просила тебя сюда не ходить. Все эти твоего папы шутки, - бросила она брезгливый взгляд на продолжавших визжать от страха гостей.
  - Визжащая женщина - это нечто, но визжащий мужчина - это то, что должно подлежать уничтожению, - наводя на ближайшего визжащего мужчину крохотный пистолетик, с отрешенной мрачностью проговорила она.
  - Мама, ты же не папа! - одернула Алина Лису.
  - Пожалуй, - со вздохом сожаления сунула Мама-Лиса в рот сигаретку и подожгла ее взметнувшимся из пистолетика пламенем в собственный рост. Направив изо рта струю дыма на метавшихся в страхе гостей, она заволокла их облаком дыма, в котором все звуки стали постепенно стихать. Когда они окончательно стихли, она швырнула в облако сигаретку, выписавшую в нем пеплом "Вон!". - И мне, пожалуй, туда же, - вступила она в облако, которое вмиг обволокло ее в ее рыжей шубе. - Лакеев, прошу вас, уведите детей, - уже из облачности попросила она немолодого, но высокого и осанистого мужчину, шагнувшего из облачной невидимости в видимость. На Лакееве была расшитая серебром старинная ливрея и седой с косичкой парик.
  - Папа у себя и ждет вас, - отвесил Лакеев Алине глубокий поклон и повел детей за собой к высокому без дверей дверному проему, занавешенному роскошной старинной портьерой. Проведя детей за нее, Лакеев дернул за толстый шелковый с кистями шнур, отчего сверху с грохотом громового раската свалился стальной щит, закрывший дверной проем наглухо.
  
   У Папы.
  
  - Ну вот, мы наконец-то у Папы, - проговорила Алина, когда все они оказались в большом вестибюле с широкой мраморной лестницей и уходившими в стороны такими же коридорами. Декоративное убранство всего, что видели вокруг себя братья, свидетельствовало явно, что Папа ее в Эрмитаже бывал и тот ему приглянулся.
   - Из-за этих вечных скучных разборок с пальбой у меня в голове иногда такой хаос. Где-то я то ли слышала, то ли читала, что мы появляемся на свет вовсе не затем, чтоб разбираться постоянно друг с другом, а в том, - как этот свет устроен, - посетовала братьям Алина.
  - Не желаете взглянуть на подарки Папы? - указав на мозаичные двери, к которым поднималась лестница, отвесил Лакеев Алине глубочайший поклон.
  - Желаем! - воскликнула Алина. Первой взбежав по лестнице вверх, она широко распахнула створки мозаичных дверей и провела всех в просторную треугольную залу, все три стены которой от пола до потолка являлись написанными маслом картинами. Посредине зала на паркетном полу гарцевали три скакуна, неописуемой стати. Возможно, из неимением съестного поблизости, те временами принюхивались к миниатюрным ульям, свисавшим с потолка на невидимой леске.
  - Чудо электроники - механические пчелки, - открыв крышу улья, выпустил Лакеев из него зароившихся с жужжанием пчел.
  - И что, несут даже мед? - поинтересовалась Алина.
  - Нет, - покачал головою Лакеев, - эти пчелки только жалят, так сказано в инструкции к ним.
  - И что в ней? - потянула Алина руку к лежавшей на дне улья инструкции.
  - Нет, нет, нет, не делайте по ней ничего, - взмолился Лакеев и замахал руками с такой частотой, что казалось вот-вот, обратившись в пчелку, взлетит, - пчелки не пожалели составителя этой инструкции, так что лучше обратимся к другому подарку. Вот, - указал он на трех скакунов, - чистокровные скакуны, и скачут так, что никому не углядеть, который которого обскакал.
  - И что же то не проверить? - направилась к ним Алина.
  - Нет, нет, нет, - снова взмолился Лакеев, умудрившись замахать руками с еще большею частотой. - Лучше обратимся к другому подарку. Это триптих академика Шизунова, самого, что ни на есть, у нас выставляемого. Это 'Мезозой', - указал он на стену-картину, от которой несло тяжелым, влажным духом болот и на которой шевелилась буйная диковинна флора и двигалась страшенного видная фауна.
  - Ну и страшилища, - приблизившись к картине, возле которой был явно слышен хруст пожираемых динозаврами папоротников, поежились братья. Один из динозавров, повздорив с другим из-за лакомой ветки, куснул того, за что тот, взревев, огрел куснувшего хвостом, задев ненароком огромное яйцо.
  - За ними только теперь и прибирай, - проворчал Лакеев, указав на вытекшую из расколотого яйца на паркет студенистую жидкость, в которую плюхнулся и склизкий, почти метровый эмбрион. - А это 'Кайнозой', - перевел он вниманье детей на другую картину-стену, плотно зарисованную портретами людей в костюмах различных эпох и при всевозможных из них атрибутах. Все нарисованные напряженно смотрели с картины в глаза любого, в них посмотревшего, точно дали зарок не мигать, однако время от времени волна миганий прокатывалась по картине, и иные мигавшие, сдавалось, даже подмигивали смотревшим на них. На верхнезаднем плане, где люд были подревней и помельче, просматривались фрагменты египетской, вавилонской, и античной архитектур, на передненижнем плане, где люди был современней и крупней, высились уже небоскребы, тянулись линии высоковольтных передач и поднимались заводские трубы. Верхушка одной такой трубы, не уместившейся на картине, торчала из нее и дымила так, что не представлялось возможным определить, куда лучше встать, чтоб не быть снесенным то приближавшимся, то удалявшимся самолетом, рев которого то нарастал, то убывал.
  - Ну и ревет, - поежились братья и у этой картины.
  - А это 'Футурзой', - указал Лакеев на третью стену, на которой были только уносившиеся вдаль нежно-розовые облака, то и дело зарождавшиеся на потолке залы.
  - И что там? - когда братья очутились у облачной стены, вопросила Алина, уже вскочившая на перебиравшего от нетерпенья копытами скакуна.
  - Ничего не видно. Не видно ничего, - помотали головами братья.
  - Ну, что ж, - решительно пришпорив скакуна, поскакала она за вплывавшим в картину облаком. Вмиг два других скакуна устремились туда же. Не доскакав до картины все ничего, все скакуны, столкнувшись, разом взвились на дыбы, и с того, на котором сидела Алина, она вмиг слетела на пол. После этого скакуны принялись мирно пастись в облаках.
  - Нет, нет, нет, - испуганно заверещал Лакеев и замахал руками так часто, что, не коснувшись ни разу пола ногами, подлетел к распростертой на нем Алине.
  - Ну вот, не получилось, - садясь и потирая ушибленный бок, проговорила она в жуткой досаде, от которой слезы проступили у нее на глазах.
  - Не огорчайся, что будущее тебя не впустило, - подал ей руку Вад, - оно не любит пускать в себя никого.
  - Не огорчайся, - подал ей руку и Дим. - Будущее это тайна, которую оно как зеницу ока хранит.
  - Знаю я эту тайну, - насупилась, отерев проступившие слезы, Алина, - какая-нибудь совершенно явная явь.
  От этих Алининых слов оба брата рассмеялись так весело, что и Алина улыбнулась невольно и, позабыв про досаду, приняла обе руки.
  - Ладно, подумаю над этой тайной, когда об этом подумаю, - заключила она, когда братья помогли ей встать на ноги. - А сейчас идем все же к Папе.
  Вместе с Лакеевым дети вышли из залы подарков, спустились по лестнице и пошли по длинному извивавшемуся змеей без окон и дверей коридору. В самом конце его оказались высокие, массивные двери, имевшие вид отлитых из чистого золота. Не без усилий открыв дверные створки, Лакеев отвесил Алине поклон, едва не коснувшись пола париком, рискуя его обронить. Как только дети миновали отливавшие золотом двери, Лакеев сомкнул за ними обе створки.
  Огромная, пригодная для игры в футбол, прямоугольная зала, в которую вступили дети, вся была устлана одним белоснежным ворсистым ковром, на котором были расставлены без всякой системы белые большие кровати. Посредине залы стоял в белых шелковых шароварах голый по пояс, босой, человек, державший на вытянутой в черной перчатке руке большого белого орла. Размах его крыльев был больше роста державшего орла человека, удивлявшего не столько своей худобой, сколько тем, что тело его напоминало длинный цилиндр, который, у как чувяка или змеи, извивался.
  - Кто это? Что это? - не преминули поинтересоваться у Алины братья.
  - Папина спальня и папа со своим любимцем - орлом. Как всем нуворишам ему нужна была какая-нибудь придурь. Он довольно долго ее выбирал: собирал коллекции старинных автомобилей, особняков во всех частях света, экзотических женщин. Один период он коллекционировал хищных птиц и зверей. Все эти рыси, тигры, стервятники сидели здесь прикованные цепями к ножкам кроватей; сначала они кричали, рычали и хлопали крыльями, изнывая от желания полакомиться папой, потом стали выть от тоски. Папа, случалось, и сам им подвывал, пока однажды в приступе звериной тоски не распорядился зверье разогнать. В конце концов, коллекции ужасно его утомили, он даже расстался с самой любимой из них - с коллекцией собственных пороков, которую начал собирать еще задолго до своего нуворишества. Теперь у него только орел, папа его обожает. Не меньше его орел ненавидит всех представителей СМИ, зорким оком тот отыскивает их повсюду и, пикируя на них с высоты, расклевывает вдребезги окуляры их фотоаппаратов и кинокамер. Это приводит папу в восторг.
  Тут Папа подкинул орла вверх. Тот, шумно захлопав крыльями, взлетел к потолку и, пропарив семь нисходящих спиральных витков, уселся на спинку дальней кровати, обратившись в застывшее чучело.
  - Добрый вечер, Алина, - поздоровался Папа тихим голосом, который тут же усилила то ли акустика залы, то ли установленные в ней микрофоны.
  - Добрый вечер, папа, - поздоровалась и Алина и направилась к нему.- Я только что была на собственной презентации, - скинула она с себя корону на подвернувшуюся на пути кровать.
  - Прости, я на нее не успел, - печально-тихо извинился Папа.
  - Тебе не кажется, папа, что твои шутники сегодня переусердствовали?
  - Возможно, - согласился он все так же минорно, - хотя я не в курсе - какими были их шутки. - Как тебе мои подарки?
  - Спасибо, папа, они превосходны, но... - придумывая ответ, замялась Алина.
  - ... но, кони не поскакали, а пчелы меда на принесли, - сам додумав его, приблизился Папа к ближайшей кровати сомнамбулическим шагом и буквально упал на нее. - Ах, Алина, кто б знал, как я хочу спать. Как только засну, в первом же сне первым делом залягу спать, - сонно глянул он на подошедших к его кровати детей.
  - Ах, не волнуйся, папа, - заботливо укрывая Папу одеялом, проговорила Алина, - я сама устелю тебе там постель.
  - А если он так устал, что, заснув в другом сне, снова первым делом захочет лечь спать? - тихо спросил Вад Алину, когда Папа закрыл в изнеможении глаза.
  - Не исключено, - согласилась с такой возможностью Алина, взбивая на соседней кровати подушку и вздымая вверх одеяло. - Вот, кажется, уже и заснул, - указала она на засопевшего во сне Папу. - Помогите мне его перенести на эту кровать, а то пытаясь выспаться хоть в одном из снов, он бродит всю ночь, перекладываясь с одной на кровати на другую. Братья ухватили Папу за руки, Алина приподняла его ноги, и втроем они перетащили его на устеленную ею кровать.
  - Папе никак не удается выспаться, потому что его мучает один и тот же кошмарный сон, который его будит, извлекая из любой степени сна. Ну вот, кажется, он ему уже и снится. Видите - все до единого волосы дыбом, - указала Алина на, и вправду, поднявшиеся вверх реденькие на голове заснувшего волоски. - Закрывайте быстрее глаза! - закричала братьям Алина. - От установленных в папином теле электродов автоматически включается голографический с тактильными эффектами фильм, перед которым все фильмы ужасов просто детские мультики.
  Ни Ваду, ни Диму, заинтригованным пояснениями Алины, и в голову не пришло даже прищурить глаза, однако то, что увидали братья, заставило их тут же прижаться друг к другу и от страха буквально затрепетать. Вместо залы-спальни, в которой они только что находились, возникла без единой травинки, безбрежная пустыня над которой возвышалась каменная пирамида, упиравшаяся в распластанную по небу чернющую тучу. Сильнейшие, шумнейшие порывы ветра, которые стал испускать повернутый к пирамиде лицом каменный Сфинкс, принялись сотрясать ее глыбы. Нарастая все больше, порывы стали беспорядочно скидывать глыбы друг с друга. Разбиваясь на фрагменты те скатывались с неимоверным грохотом по пирамидным уступам. Наконец, Вад и Дим, увидели, как обломки глыб полетели над их головами и непременно разбили б их вдребезги, не свались братья на землю, не устояв на ногах при первых же порывах урагана.
  - Эй, вы, ползите быстрее ко мне! - чтоб расслышали братья прокричала Алина, высунувшись из-под кровати, на которой в сонном кошмаре содрогался всем телом Папа.
  - Сейчас! Сейчас! - прокричали ей братья.
  Не без труда братьям удалось доползти до кровати и наконец заползти под нее. Там, к их удивлению, ветер, шум и грохот стали стихать.
  - Да не страшитесь вы так, это всего лишь снятый по сценарию папы фильм кошмаров, который показывают спрятанные повсюду проекторы. И это еще не самые кошмарные того фильма кадры, - сообщила под кроватью испуганным братьям Алина.
  - А не мог твой папа придумать фильм повеселей? - переводя дух от только что увиденного, осведомился у нее Вад.
  - Сколько раз снимали фильмы, такие даже развеселые, что у всех смотревших после просмотра болели от хохота животы, но ни один из этих фильмов не развеял навязчивого папиного сна. Только этот, снятый один в один с тем, что снится и снится ему, может папин кошмар перебить. И всего-то из снящегося сна папе надо убрать те кадры, где его давит своею глыбой-лапой Сфинкс. Из-за этого Сфинкса папа просыпается в холодном поту и не спит до самого рассвета. Двух таких снов в одну ночь, по его уверению, он не вынесет. Слышите, стало тихо, - заставила Алина прислушаться братьев к установившейся вдруг мертвой тишине, - значит, сейчас над папой закружат стервятники. Посмотрите, если хотите.
  - Ну, уж нет, - помотали головами братья, - видеть сон твоего папы мы больше не хотим.
  - Да, конечно, папин сон - это папино личное наказание, - согласилась с их нежеланием Алина.
  - А он знает - за что? - спросил Вад.
  - Не знаю. Этим знаньем папа не желает делиться даже с собой.
   - А неужели сны наказывают за то, что творишь наяву? Ведь во сне мы живем еще одной жизнью, о которой, просыпаясь, помним очень мало, - сказал Дим.
  - Да жалко, что мало, а то бы можно было жизнью сна совсем как жизнью яви жить, - сказал Вад.
  - Ну да, - согласился с ним Дим, - ведь жизни наяву всем не хватает ужасно. И вот бы связать жизнь наяву и во сне.
  - Хорошо бы, - вздохнула Алина. - Ведь до сих пор не ясно, которая из жизней важнее, - папа мой в этом запутался совсем. И даже, в том, что нам всем не снится сейчас одно и то же, никакой уверенности нет - сверить свои сны абсолютно нельзя. Даже определить невозможно, кто из тех, кто встречается нам на пути, находится в собственном сне.
  - Алина, - услышали дети над собой голос Папы, - отправь своих приятелей по эвакуационному желобу и ступай, может, мне удастся немного вздремнуть.
  - Стервятники уже улетели? - спросила Алина.
  - Улетели, - ответил тихо Папа и испустил страдальческий стон. - Ты меня любишь, Алина? - вопросил он и всхлипнул.
  - Конечно, папа, дети состоятельных родителей не в состоянии тех не любить.
  - А ты уверена... что примешь все... что я сотворил? - спросил папа, похоже, уже душимый слезами.
  - Ах, папа, тебе ли не знать, как я иногда сомневаюсь в своей уверенности. Но в чем я, как и ты, уверена абсолютно - так это в том, что Ваду и Диму ни к чему здесь оставаться. - С этими словами Алина расстегнула в ворсистом ковре под кроватью идущую по кругу молнию и отогнула образовавшийся ковровый круг, обнаживший в полу полого спускавшегося куда-то желоб. - Спустившись по желобу, вы попадете в резиденцию мамы, в ее сферу Вечности. В отличие от папы, которым завладел страх смерти, маму занимает бессмертие, ей нравится Вечностью. В маминой сфере, как только что-то создастся, тут же начинает крушиться и нагнетается ледяной космический мрак. Терпеть не могу этот мрак, в котором даже летящие птицы гибнут за миг, деленный на вечность.
  - А откуда берут этот мрак? - спросил Вад.
  - Его из космоса в цистернах доставляют в сжиженном виде.
  - Но там же только вакуум, который сжижать невозможно! - воскликнул Вад.
  - Для мамы, которая в школе была рассеянней папы, таких невозможностей просто-напросто нет, - спокойно возразила Алина. - И советую вам не задерживаться там и побыстрее найти Хранителя Вечности, только он знает, как выбраться оттуда.
  - Алина, а нельзя ли нам выбраться отсюда тем же путем, что вошли? - спросил Дим.
  - Не думаю, - подумав, покачала головою Алина. - Дверь папиной спальни Лакеев закрывает на кодовый замок крепко-накрепко и точно так же до папиного пробужденья забывает код. - Ну же, - подтолкнула она обоих братьев к желобу.
  Взявшись за руки, те заскользили по пологому желобу.
  - И знайте, что, если вам удастся все же выбраться из пирамиды, того моста, по которому мы перешли реку, уже нет, берега ее заминированы, не заминированы лишь старые деревянные мостки. Счастливого вам отсюда пути! - прокричала Алина вдогонку заскользившим по желобу братьям.
  - Тебе счастливо разобраться - в чем ты уверена, в чем - нет! - тоже прокричали те на прощание.
  
   У Мамы в Вечности.
  
   Вад и Дим соскальзывали куда-то в абсолютнейшей темноте. Судя по тому, что скорость скольжения то нарастала, то убывала, уклон желоба менялся, к тому же он еще и закруглялся, пока не превратился в очевидную спираль. На одном из витков ее братья увидали замаячивший впереди яркий просвет и не успели даже подумать, что бы то могло быть, как влетели внутрь освещенной сферы, радиус которой заведомо превышал диагональ папиной спальни. Продолжая уже кубарем катиться по земляной поверхности к дну сферы, братья не уставали дивиться тому, что та походила на вывернутый наизнанку уменьшенный земной шар, ведь даже на ее куполе было то, чему бы следовало находиться на земле. Все внутри сферы смотрелось совершенно не подчиненным законам гравитации или абсолютно их презиравшим: на всей поверхности сферы росли лесные массивы, возвышались пригорки, протекали реки, стояли дома. Встречались здесь и постройки античности, и современны высотные здания, и деревянные избы, и даже чумы с вигвамами, все построенное разнилось еще и степенями разрушения; причем архитектурные замыслы иных руин невозможно было уже разгадать. Самой массивной в сфере была гранитная гора. Расположенная в сфере на высоте трети от ее дна, она своей остроносой вершиной клонилась к центру сферы. В самой верхней точки сферы светило солнце, то и дело менявшее интенсивность своего свечения. Когда солнце меркло, в водоем, что имелся на дне сферы, начинала капать вода. Именно на его поросшем камышами берегу братьям удалось остановиться и встать на ноги. Пройдя немного вдоль берега, братья увидели изможденного, одетого в рваный балахон человека, лежавшего на примятых камышах и оглядывавшего поверхность сферы с некоторой, представлялось, методичностью. Время от времени он приподнимался на локтях, силясь что-то вдали рассмотреть, при этом можно было заметить на его спине напоминавший акваланг аппарат.
  - Ысырк! Ысырк! Ышк! Ышк! - приподнявшись, устрашающе закричал вдруг человек в балахоне, устремив взор на гладь водоема, из которого выплыла странная звериная стая. Все звери в ней имели вид крылоухих, ластоногих мышей, вылепленных из разноразмерных гранитных камней, приобретших каким-то образом пластичность и легкость. Издавая зычное 'Ы!-Ы!-Ы!', стая побежала по глади водоема, временами над ней подвзлетая.
  - Кто это? - указал Вад на странную стаю.
  - Это мерзкие ысырки, которым нипочем любой катаклизм. Сколько раз после очередного катаклизма я заливал сферу огненной плазмой, но эти когда-то тихие и мирные железобетонопитающие, скрещивавшиеся с кем и чем попало и даже с минералами, научились сжирать и ее, - проговорил Человек в балахоне, провожая ненавидящим взглядом проворно удалявшуюся то на лапах, то на машущих крыльях-ушах стаю.
  - А скажите, не вы ли и есть тот самый Хранитель Вечности, что знает, как нам выбраться отсюда подобру-поздорову? - спросил его Дим.
  - Знать-то знаю, но у вас почти нет шансов успеть это сделать, - ответил Человек в балахоне. - Едва вон те работяги истощат природные ресурсы, - указал он глазами на ту область поверхности сферы, где действительно, трудились существа, казавшиеся отсюда муравьями, - как я нажатием вот этой кнопки, - раздвинув на груди балахон, показал он укрепленную на груди кнопку, размером с кулак, - запущу очередной катаклизм, после чего здесь не останется камня на камне и все объемлет космический мрак.
  - А как же вы сами переживаете здесь катаклизмы? - полюбопытствовал Вад.
  - Пока есть воздух, реактивное движение вознесет меня в самый центр сферы, где только и можно переждать очередной катаклизм, - потрогал он лямки, удерживавшие на его спине аппарат.
  - А мы??? - ошеломленно спросили Вад и Дим.
  - Попробуйте добраться по тем вон ступеням до входа в уводящий отсюда туннель, запрятанный в недрах этой горы, - указал Человек в балахоне на причудливые уступы горы, требовавшие фантазии, чтоб признать их ступенями лестницы.
  - Вы хотите сказать, что нажмете кнопку раньше, чем мы успеем выбраться отсюда? - спросил Дим.
  - Конечно, - спокойно проговорил Человек в балахоне. - Мне, как и Вечности, всё все равно.
  - Но ведь оставить здесь кого-то в разрушающем все катаклизме - безнравственно, - заметил ему Вад.
  - Нравственность - игрушка для смертных, общаясь с Вечностью, я забыл, как в нее играть. Ведь какая в вечности нравственность: тут все происходящее сменяет друг друга бесконечное количество раз, так что случится все, что только может случиться; и что случится чаще, что реже, ни Вечность, ни я не станем считать, - проговорил Человек в балахоне, непрерывно разглядывавший происходящее на поверхности сферы. За все время разговора с братьями он ни разу на них не взглянул.
  - Но неужели, кроме происходящего в Вечности, вас не тревожит ничто? - спросил Вад.
  - Ничто, - подтвердил Человек в балахоне. - Богатая дама, пожелавшая развлечься созерцанием смоделированной в сфере Вечности, пригласила меня стать дизайнером Вечности и четко очертила сферу моих интересов. Все по мере жизни очерчивают сферу своих интересов, из которой уже ни на шаг.
  - Но зачем же ее очерчивать, если все и внутри и снаружи так интересно, правда Вад? - спросил Дим.
  - Все-превсе, - кивком подтвердил Вад слова брата.
  - Интерес к интересному - прерогатива молодых, - вяло махнул рукой Человек в балахоне. - Кажется, заканчивают, - констатировал он как будто только себе, после того как оглядел стенки сферы, где количество трудившихся существ стало больше, а массивы деревьев исчезли совсем и во многих местах заклубился серо-черный то ли дым, то ли смог.
  Неожиданно сверху свалилась каменная глыба и рухнула в водоем, за ней еще ближе, на берег, свалилась глыба поменьше. Удивительно, но обе глыбы отлетели от воды и земли точно воздушные шары.
  - Ага, уже сами начинают громить, что понастроили, - с удовлетворением проговорил Человек в балахоне.
  - Чем массивнее глыба, тем она безопаснее, - успокоил напугавшихся братьев странный человек и, отскочив от места на котором только что находился, уклонился от пролетевшего со свистом пули небольшого обломка. - Много страшнее пушинки, кружащие в воздухе: они, осев на тело, могут буквально пригвоздить к земле. Правда, тех еще страшнее снежинки: одна из них прошила меня точно пуля насквозь, - сдвинув с плеча балахон, показал он братьям имевшийся там круглый шрам.
  Но даже и показывая братьям свой шрам, Человек в балахоне, не удосужился на них взглянуть, так как продолжал оглядывать сферу.
  - Так нам торопиться же надо! - вскричал брату Вад.
  - Еще как! - согласился с ним Дим.
  И оба брата бросились к подножию горы, уступы которой лишь условно можно было принять за пригодные для подъема ступени. Высота первой ступени доходила братьям до уровня груди, и, лишь попрыгав, им удалось на нее взобраться. На следующую ступень, оказавшуюся еще выше первой, они забрались, лишь когда Вад встал Диму на плечи, после чего тот помог брату подняться за ним. Дальше ступени стали косыми, с поверхностями, отполированными не хуже зеркал, так что вскарабкаться по ним братьям удалось только после многократных попыток, потом ступени стали овальными и мелкими, на иные из них братьям удавалось поставить либо пятку, либо носок, после чего ступени стали такими, что за них можно было цепляться только одним пальцем руки или ноги, для их преодоления братьям пришлось разуться. Наконец поднимавшаяся по горе череда ступеней обратилась в совершенно обычную и даже с перилами лестницу, однако приделанную к большому выступу отвесно, так что выше братьям пришлось подниматься по балясинам перилам. Миновав эту лестницу, Дим ухватился за подвернувшийся, спускавшийся сверху канат. Едва и Вад успел за него ухватиться, как стая налетевших ысырков сожрала с перилами лестницу и с нею еще приличный кусок горы. Когда по этому канату братья, истратив последние силы, взобрались на вершину горы, то очутились на ее округлом плато, из его центра выступал к центру сферы конус по бокам от которого торчали в стороны два крыловидных выступа.
  - Он взлетает! - вскричал Вад, первым заметивший взлетавшего, благодаря вовсю работавшим соплам напоминавшего акваланг аппарата, Человека в балахоне.
  - Кво вадис!? - Очутившись на вершине горы, гневно прокричал он увеличивавшейся в численности и рыскавшей уже повсюду стае ысырков.
  - Уж ни к этим ли тварям, которые вас вряд ли поймут, вы обращаетесь? - поинтересовался Дим у Человека в балахоне.
  - Исключительно к ним, - согласился тот, не спуская с ысырков гневного взгляда. - Они отлично понимают латынь и домутировались до того, что запросто могут ответить. Но они не ответят, я для них незначимей самой, что ни на есть, элементарной частицы.
  - А как вы догадались, что они понимают латынь? - полюбопытствовал Вад.
  - Они глотают написанные латынью книги, а другие не замечают совсем.
  - Но ведь сглотнуть книгу, вовсе не значит хоть что-то в ней раскусить, - заметил Дим.
  - Судя по тому, что проглоченные книги живущих современников ысырки аннотируют презрительной гримасой, им удается их целиком раскусить, - проговорил Человек в балахоне, не изменяя своей манере - не смотреть на своих собеседников. - Как-то, чтоб хоть чем ысырков пронять, я навалил им гору высоконравственных книг, но их ысырки только изгадили. А один из ысырков запулил в меня опусом одного философа-немца, после чего меня осенило, что нагнетание большого количества нравственности чревато переходом того в совсем противоположное качество. Как-то еще одному, размером с клопа, ысырку я скормил стопку умнейших книг о законах гравитации, не увеличившись от них ни на йоту, тот с минуту вибрировал хохотом, устыдившим бы Гомеровских богов, после чего из-за воцарившегося в сфере гравитационного хаоса, все работы по созданию преходящих ценностей стали просто немыслимы и целый год царил такой хаос, что с ним еле справился досрочный катаклизм. И все то время мне пришлось находиться в атмосфере нет! не хаоса - абсолюта того.
  - А зачем вечно трудиться над созданием преходящих ценностей, их вот-вот истребит очередной катаклизм? - спросил Вад, видно забывший про ужасы катаклизм.
  - И в самом деле, может начать создавать только вечные ценности? - забыл о катаклизме и Дим.
  - Абсурд! - от возмущения чуть было на братьев не взглянул Человек в балахоне. - Ничто-никто не смеет нарушить правило: количество создаваемого равно количеству разрушаемого.
  - И что же, ни одного исключения из этого правила? - осведомился Дим.
  - Исключения касаются лишь тех пирамид, что возводила сама идея Вечности. Даже у Вечности есть свои правила. Ысырки, и только одни ысырки, исключили себя из всех правил. Их не пронять, как людей, даже самым напыщенным пафосом! - уже почти было глянув на вопросившего Дима, снова обратил гневный взор Человек в балахоне к ысыркам. - О старые добрые времена, когда претендовавшие на разум веками могли внушать всем любую изреченную с пафосом бессмыслицу, для изречения которой нужно было рассчитать только место и время! Кроме себя эти ысырки не замечают ничто. Их ысыркоцентризм ужасающ, но я не позволю им покуситься на Вечность.
  - Но разве Вечность можно куснуть, она всего только понятие? - заметил осторожно Вад.
  - Эта Вечность столько всего поглотила, что все категории ей нипочем. Но я не хочу, чтоб ысырки проглотили и ее! Они возжелали сожрать ее, чтоб стать нетленнее Вечности! - гневно вскричал человек в балахоне.
  - Вы знаете, вчера мы с братом съели напополам целый арбуз, но ни брат, ни я пол арбузом не стали, - решил Дим успокоить Человека в балахоне.
  - Все вы безумцы, хватающиеся за привычные причинно-следственные связи, - впервые наградил тот братьев взглядом неостывавшего гнева. - Дело вовсе не в том, что весь их мозг сплошной минерал, а в том, что всему, что в них, тому, что в нас, нет никаких параллелей. Они не тратят себя на восприятие и описание мира, они с ним творят, что хотят. Им ничто запустить время вспять, искривить любое пространство, - глянул он, как стекавшая сверху вода вдруг начала течь по спирали, а лучи солнца распространяться точно штрихи. Им пустяк исчезнуть, став нерожденными и появиться вновь в любой точке сферы, приняв какой угодно размер, - перевел он взор на ожившую стаю, особи в которой то исчезали, то возникали, не повторяя своих прежних размеров. - Творят, что хотят: то времени лишают пространство, то все наоборот.
  - Такое разве возможно? - дружно захлопали глазами оба брата.
  - Застигнутый раз остановкою времени, я в позе шагнувшего оцепенел. Не ведаю сколько времени, я стоял на одной лишь ноге, не в силах сделать ни шагу, хотя надо мною парил гигантский ысырк, и ни о чем не мог даже подумать - не было времени. Правда, без пространства одно только время, не лучше того. Вокруг ни света, ни мрака, ни ощущенья протяженности тела хотя бы в микрон, и только внутри тебя отбивает промежутки времени маятник, а от объявляемого то и дело чего точного времени можно лишиться рассудка. Эти твари творят, что хотят, и даже эта гора, - топнул он по горе, что было силы, ногою, - отнюдь не гора, а замышляющий очередную пакость исполинский ысырк! Ысырки непредсказуемы до ужаса!! Но все равно, Вечность я им не отдам!!! - распалился Человек в балахоне гневом так сильно, что из сопел аппарата пошел книзу огненный жар. - Не отдам!! - скинув с себя балахон и обнажив укрепленную на груди большую кнопку с выведенной ней старинной вязью 'Х.В.', Человек уже без балахона, в одной набедренной повязке устремился наверх.
  - Хранитель Вечности скоро нажмет свою кнопку, нам надо отыскать выход, как можно, быстрей, - напомнил брату Дим.
  Все плато ысырк-горы, на которую вскарабкались братья, было в глубоких колдобинах, однако ни в одной из них не было ничего, напоминавшего хода в тоннель. Неожиданно плато горы загудело и стало трястись, точно желая скинуть с себя обоих братьев. В это же время над головами братьев стали кружить фрагменты обломков начавших разрушаться зданий. Чтоб не быть скинутым с такой высоты, они побежали вниз по ее пологому склону, являвшемуся по их расчетам спиной огромного ысырка. Однако когда поверхность горы под братьями начала извиваться, они догадались, что очутились на хвосте огромного ысырка. Здесь над ними подобно хлопьям снега закружили падавшие сверху денежные купюры и монеты, разглядеть которые братьям мешал сгущавшийся мрак. Чтоб не свалиться неизвестно куда и не потерять друг друга в мраке денежной пурги, братья схватившись крепко за руки, сели и тут же заскользили, возможно, уже сползая с огромного хвоста. Слетев с него наконец, братья влетели в сужавшуюся книзу воронкообразную пещеру, явно уводившей их из сферы.
  
  
   Братья выбираются из пирамиды.
  
  Вскоре воронка, внутрь которой братья продолжали скольжение, обратилась в трубу, где пурга стихла. Здесь Ваду и Диму пришлось съезжать друг за другом, и, чтобы не разъехаться, Вад сползал, держа за руки спускавшегося первым Дима.
  - Если эта труба не кончится, - проворчал он брату, - нашим шортам - труба.
  - Подумаешь шорты, самим бы не стереться в порошок, - отворчал тот брату. - А вдруг это спуск до самого центра земли?
  - Если мы центра достигнем, то проскочим его по инерции, и до тех пор, пока та не кончится, будем, как маятники, болтаться туда сюда возле этого центра.
  Скорость их скольжения то снижалась, то возрастала.
  - Жаль, что если на пути нам попадется банка варенья, мы можем не успеть ее ухватить, - прокричал брату Дим.
  - Здесь ничем съестным не пахнет, - прокричал ему Вад. - Не пахнет и ничем несъестным. - Но этой последней фразы брат его не услышал, скорость скольжения братьев увеличилась настолько, звуки голоса скользившего сзади Вада не успевали долететь до ушей Дима.
  Неожиданно братья ощутили, что уже не скользят а летят, еще неожиданней их ослепил солнечный свет. Когда оба открыли прикрытые ярким солнцем глаза, то увидели себя сидящими на стоге сена посреди поляны. Вскочив на ноги, они углядели невдалеке блестевшую на солнце гладь реки.
  Не теряя ни минуты, братья съехали со стога, добежали до выступавших над водою деревянных мостков и с разбегу прыгнули в воду.
  Проплыв треть реки кролем, братья поплыли по-собачьи, чтоб не столкнуться с приближавшейся к ним ветхой баржой со странным названьем "Нездешние". Та плыла медленно, и братьям ничего не стоило, ухватившись за свисавшие с нее канаты, взобраться по ним и очутиться на палубе. На ней, к удивлению братьев, вместо груза, оказалось много неказисто одетых пассажиров. Единственный пожилой пассажир-мужчина, на котором был приличный пиджак, его неожиданно снял, вывернул наизнанку и ею так на себя и надел. После этого он приблизился к братьям и, жалостливо и просительно смотря им в глаза, принялся потрясывать сложенной в лодочку ладонью, потом он затряс всей рукой, а потом затрясся и всем телом.
  - Артист? - негромко предположил Вад брату.
  - Да тут, быть может, все артисты, - указал Дим глазами на группу цыган, подергивавшую плечами в такт зазвучавшему бубну.
  - Погадать вам? - сменила мужчину, переставшего трястись так же внезапно, как и начал, смуглая в длинной юбке Цыганка с позвякивающими на груди золотыми монистами.
  - Смотря что, - улыбнулся на такое предложение Вад.
  - Только хорошее, если позолотишь хорошо ручку, - протянула и она к братьям руку.
  - Но у нас нет золотой краски. Однажды мы с братом позолотили обе даже руки, когда красили абажур золотистою краской, руки стали так красивы, что если бы мама не подсказала, что кожа на руках перестанет дышать и станет плохою, не смыли бы краску ни за что, - припомнил Дим.
  - Краска мне не нужна, скажите лучше - есть у вас хоть сколько-то денег? - не заинтересовалась сказанным Димом Цыганка.
  - После того, как мы съели с братом утром по мороженому, у нас не осталось даже копейки, - сознался Вад.
  - Ну, тогда зачем мне вам гадать? - потеряла к братьям интерес и Цыганка.
  - Да, это, несомненно, артисты, - негромко заключил Ваду Дим, когда еще один выступивший на середину баржи мужчина приставил к себе костыли, стал, изображая напавшую на него шаткость, исполнять эксцентрический номер.
  Но тут внимание братьев привлек заскуливший на палубе пес, привязанный веревкой за шею к фальшборту так туго, что не мог повернуть никуда свою морду. Сидевший возле пса Угрюмый мужчина что-то писал карандашом на грязном обрывке картона.
  "Люди памагити бальной сабаки", - подойдя к дописавшему на картоне, прочитали братья.
  - Скажите, у вашего пса что-то болит? - осведомился Дим.
  - Пока что нет, но сейчас заболит, - уверено проговорил Угрюмый, принимаясь обводить написанное пожирнее.
  - А разве можно болезнь предсказать? - осведомился и Вад.
  - До пса у меня были кошки с покалеченными лапами, но все они оказались плутовками - сбежали от меня, не дожидаясь субсидий на свое лечение. После того я перешел на псов с калечеными лапами - им подают охотней.
  - И отчего же всем вашим животным с лапами так не везло? - поинтересовался Дим у Угрюмого мужчины.
  - Отчего, отчего, - пробурчал тот в ответ и вынул из кармана шило. Погладив заскулившего жалобно пса, он с силой стукнул по палубе острием шила, и угодил бы псу по лапе - не отдерни тот ее во время.
  - Но ведь вы могли покалечить пса! - воскликнул Вад.
  - А на кой пес он мне здоровый? - заметил на это восклицанье Угрюмый, после чего схватил лапу пса и потянул ее на себя. Но тот куснул вдруг палец Угрюмого, заставив того выронить шило. Потрясая поднятым вверх, укушенным пальцем, Угрюмый разразился страстною бранью, в которых страстнее прочих выделялось:
  - Убью! Убью! Прибью ломом псину! - пообещав псу, метнулся он к носу баржи.
  Вад бросился развязывать веревку, не отпускавшую заскулившего жалобно пса.
  - Ну же, Вад, быстрее, - взмолился Дим брату, следя, как Угрюмый, превратившись в Разгневанного, поднимает с палубы увесистый лом.
  Но завязанная туго веревка не поддавалась никак.
  - Попробуй развязать ее этим, - подал Дим брату оброненное Разгневанным мужчиной шило.
  - Попробуй его задержать, - попросил брата Вад.
  Когда Разгневанный с ломом в руках кинулся назад к псу. Дим бросился навстречу бегущему и, немного не добежав, рухнул ему под ноги. Споткнувшись о Дима, Разгневанный растянулся на палубе и выронил из рук лом.
  Ваду наконец удалось развязать удерживавший пса узел веревки. Но Диму никак не удавалось выбраться из-под придавивших его ног Разгневанного. Едва подбежавший к нему Вад помог Диму выкарабкаться и подняться на ноги, как начал подниматься и Разгневанный, пришедший в себя после падения.
  - Бежим! - скомандовали братья друг другу и псу и бросились наутек. Пес первым добежал до края кормы баржи и без раздумий прыгнул в воду. Только у самого края кормы братья обернулись назад и, завидев в трех шагах от себя с увесистым ломом Разгневанного, откинули разом раздумья и прыгнули в воду. Очутившись в ней, братья поплыли так быстро, как только могли, потому что полетевшие с баржи проклятья мужчины становились все грозней и грозней, хотя все тише и тише и наконец совсем смолкли. Первым доплыл до берега пес, едва он успел отряхнуться, как вылезли на берег и запыхавшиеся сильно братья. Лишь здесь они осмелились бросить взгляд на уплывавшую баржу, на которой, сотрясая ломом над головою, распалялся уплывавшими с ним проклятьями Разгневанный. Пес тоже глянул на того, кратко визгнул и бросился наутек.
  - Ей, песик, песик, куда ты? Нас-то не бойся! - успели прокричать ему братья вдогонку.
  
   В деревне.
  
  Побродив по берегу и обсохнув на солнце, братья огляделись и увидели невдалеке старые деревянные избы. Приблизившись к ним, Вад и Дим разглядели, что иные из них имели покосившиеся крыши или забитые досками окна и двери, иные из иных были окружены высоким бурьяном.
  - Чего? - поприветствовал братьев вопросом высунувшийся из высокого бурьяна ушастый мальчуган. Из-за размеров ушей тень его на стене избы заставляла заподозрить отбрасывавшего ее в трех сросшихся головах.
  - Ничего, - вежливо отозвались на вопрошающее приветствие братья и двинулись по немощеной улице вдоль череды старых изб, заметив вскоре, что Ушастик присоединился к ним.
  - Скажи, отчего у этой старушки такое постное лицо? - спросил Вад Ушастика про попавшуюся им на завалинке одной избы старушку, недвижно и уныло созерцавшую доставшуюся взору точку на своем башмаке.
  - Постится, скотины ведь не держит, - ответил Ушастик.
  - А отчего, скажи, эта старушка такая скукоженная? - спросил Ушастика Дим возле следующей избы, где, ежась все больше, вжимала в землю подбородком свою палочку другая старушка.
  - От скуки, делать совсем ничего не желает, - ответил Ушастик.
  Возле следующей избы дети увидели еще одну старушку. Та в компании копошившихся возле нее кур и пасшейся рядом козы колола дрова. Не поддававшиеся сразу толстые чурбаки она била длинным колуном так упорно, что те, в конце концов, раскалывались на поленья.
  - Нам следует помочь этой старушке, - без вопросов шагнули к ней Вад и Дим
  - А вот и нет, - остановил их жестом Ушастик. - Эта трудолюбивая старушка так не ждет ничьей помощи, что запросто окажет ее кому угодно сама.
  Живет себе старушка,
  И колет всем дрова,
  В отличие от прочих,
  Она вполне жива, - задорно продекламировал Ушастик.
  
  За домиком старушки, коловшей дрова, улица спустилась в канаву, по дну которой тек ручей. Через него был переброшен бревенчатый мостик, под которым прямо на земле лежал человек в потрепанной одежде. Тревожный взгляд его блуждал по всему, что было над ним.
  - Как вы думаете, не следует ли нам оказать этому человеку помощь, ведь не ровен час он простынет на земле или свалится в ручей? - спросил Вад Ушастика.
  - Вот этого делать не следует, - помотал головою Ушастик. - Это дядька Алков, после того как выпьет, он всегда ложится возле ручья, чтоб напиться.
  - Но-но, - перестав блуждать взглядом и остановив его на Ушастике, сипло возразил дядька Алков, - сам я не напьюсь ни за что, но если выпью хоть каплю, во мне пробуждается совсем другой человек, а уж то-то непременно напьется.
  - И отчего же с ним, то есть с вами обоими, такое приключилось? - не преминул спросить Дим.
  - Отчего, отчего, - проворчал дядька Алков, - надо думать от испуга, - глазами полными того принялся он следить за закружившей над ним божьей коровкой.
  - Он иногда боится кого-то, кого, кроме него, не видит никто, от него-то и понаделал этих пугал, - указал Ушастик на окружавшие ближайшую избу сорняки-борщевики, вымахавшие выше человеческого роста. На метельчатые верхушки сорняков были нахлобучены изодранные ушанки, а на ответвлявшихся ниже ветвях-плечах были надеты дырявые рубахи и пиджаки, из рукавов которых торчали в стороны кисти-метелки. - Когда темнеет он путает всех своих пугал и просит тех пугать друг друга, а самого его оставить в покое. Да ну его, пойдемте-ка отсюда, - махнул, наконец, Ушастик на дядьку Алкова, не сводившего испуганных глаз с севшей на кончик его носа божьей коровки, точно та, отбросив свое прилагательное, могла копытом расплющить ему нос.
  Миновав канаву, мальчики пошли по улице дальше. Неожиданно они увидели движущуюся им навстречу толпу людей, весьма необычных.
  Впереди нее шел в черной сутане розовощекий мужчина, на голове которого, подобно нимбу, пушились тоненькие, светленькие волосики. Впереди себя он вел на собачьих поводках двух белых ягнят.
  - Ух ты, какие славные! - не смогли удержаться, чтоб не погладить их Вад и Дим.
  - Это агнцы божьи, - с сильным акцентом объяснил им мужчина в сутане. - Я их пастыр. Ми все дети божии, бог любит нас, а ми - его.
  - Но вообще-то у нас совсем другие родители, - возразил ему Вад.
  - И нам трудно любить того, кого мы не знаем совсем, - возразил ему и Дим.
  - О! Это ни есть страшно, - чему-то вдруг весьма обрадовался Пастырь и сделал добренькое лицо. - Это оттого, что вас никто не познакомил с нашим единственным и всемогущим богом. - С этими словами он развернул гармошкой сложенную книгу, напоминавшую комиксы, главным действующим лицом в которых был в белой рубашке, с нимбом над головой старикашка, возле которого кружили босоногие малыши с крылышками. - Ви будете ходить вот в тот дом, - указал он мальчикам на избу, над крыльцом которой висела табличка "Клерикалий"и возвышался католическим крест, - и я буду давать вам есть суп, чтоб ви узнали про добрий бог.
  - Ах, господин Пастырь, - вздохнул ему Вад, - мне очень жаль, но я и брат, - указал он на Дима, - не очень-то любим супы.
  - Правда, однажды мы пили даже бульон, и с таким еще аппетитом, что мама сразу заподозрила неладное и спросила, что мы такого натворили ужасного, - нахмурился своим воспоминаниям Вад.
  - Пришлось сознаваться, что мы разбили ее любимую вазу, - нахмурился им же и Дим.
  - Я тоже не люблю этот суп, - вмешался в разговор Ушастик, - мне больше по вкусу мороженое.
  - Я буду давать есть много супа, - выслушав мальчиков, пообещал все же на прощание Пастырь и пошел дальше, держа на поводках своих агнцев, точно собак.
  Вслед за Пастырем в необычной толпе шествовали в длинных рубахах люди, некоторые из которых имели монголоидные лица. Заводя глаза к небу и воздевая к нему руки, они то и дело восклицали: "Ау-ум!! Ау-ум!! Ау-ум!!", точно аукали затерявшемуся в небе уму. Однако, так ли это, восклицавших столь самозабвенно братья спросить не решились.
  Следом за теми шли с родинками на лбах женщины и с бритыми головами мужчины, одетые в разноцветные сари. Пройдя мимо мальчиков, они не проронили ни звука, а только обдали их взглядами радостного умиления; впрочем, продолжая шествие, они продолжали бросать точно такие же взгляды на все, что было вокруг: на убогие избы покосившиеся заборы и заросшие бурьяном огороды. Эти разноцветные люди, казалось, ничего не могли поделать со своею умильной, не переходящей ни во что радостью. Шествие толпы замыкала шеренга старух, в платках и длинных платьях.
  - Кто это? - спросил Вад Ушастика, указывая глазами на этих шествовавших с суровыми лицами старух.
  - Я тоже спрашивал о них маму, она сказала, что шут их знает. Возможно, что и они из шутов, работать они не работают, а только таскаются по деревням, разыскивая заблудшие души, - ответил Ушастик.
  - И что же находят? - спросил Дим.
  - Не знаю, но мама говорила, что, кроме дураков, они в попутчики никого не найдут.
  Тут все старухи, отстав от толпы, свернули к почти почерневшей избе и одна за другой вошли в нее.
  - Хотите посмотреть? - с таинственным видом спросил братьев Ушастик и, приложив палец к губам, стал красться к избе. Заинтригованные братья последовали его примеру. Прижавшись к избе, Ушастик отыскал глазами щель между бревнами, и то же сделали братья. Через щель дети увидели, как старухи чинно расселись за длинный стол и одна из старух затянула протяжно:
  - Веселитесь небеса и все, кто на них обитает!
  Трепещите, живущие не земле,
  Ибо дьявол в ярости вас искушает.
  
  Близок, близок пророчества час!
  Спасется лишь тот, кто небесам угождает.
  Не спите, бодрствуйте. Вышел Спаситель - не опоздает!
  
  - Веруем! Вышел! Идет! Придет!
   Не опоздает! Не опоздает! - подхватили дружно все старухи.
  - Они все дни напролет поют обращения к людям от имени бога, - пояснил братьям Ушастик. - Того они боготворят и обожают всех-всех божьих тварей, кроме, правда, людей. Они ни за что не прибьют ни комара, ни блохи, но таким, как я, им лучше не попадаться. Как-то я попробовал стянуть в саду у одной из этих старух всего пару яблок. Кто б знал, как мне хотелось стать комаром и даже блохой, когда она меня схватила за оба уха разом. Из-за этой старухи меня теперь кличут Ушастиком. Так что, если не хотите, чтоб и с вами приключилось такое, уберемся отсюда подобру-поздорову, пока старухи нас не заметили.
  Мальчики отошли подальше от опасной избы и, миновав деревенскую улицу, вышли к широкому некошеному лугу.
  - У вас хорошо, - невольно вырвалось у Вада, ощутившего дух луговых трав и цветов.
  - У вас красиво, - также вырвалось и у Дима, увидавшего сиянье заката над каймою леса за лугом вдали.
  - Так-то оно, конечно же, так, - согласился с братьями Ушастик, - но, кроме этого, - указал он на открывавшийся пред ними простор, - у нас ничего ни красивого, ни хорошего нету. - И вообще, мне пора домой.
  - Так ведь и нам туда надо! - вскричали разом оба брата, которым пришло на ум, наконец, что и их давно ждет дома мама.
  - Скажи, Ушастик, как бы нам быстрее добраться до города? - спросил Вад.
  - Не знаю, в город мимо нашей деревни, случается, проходят автобусы, но денег на билет у меня нету.
  - Но тогда, быть может, можно от вас позвонить - предупредить нашу маму? - спросил Дим.
  - В нашей деревне сроду не было телефонов, так что это едва ли.
  - Так что же нам делать!? - вскрикнули братья.
  - Не знаю, - покачал головою Ушастик. - Но мне пора ворочаться. Когда я выбежал за порог, мама мне крикнула вслед, чтоб, пока убегаю, уже прибегал бы назад, - кивнул на прощание головой Ушастик, отчего сами собой замахали, прощаясь, и оба его уха. Едва братья раскрыли рот попрощаться с Ушастиком, как пятки его засверкали одна дальше другой, и он скрылся из вида.
  - Кто же нам подскажет дорогу домой? - спросил Дима Вад, заметив, что солнце коснулось каемки леса и стало темнеть.
  - Не тот ли кто так далеко нас от дома увел? - спросил Дим Вада, заметив, что стало прохладно.
  - Будем искать дорогу домой! Будем искать дорогу домой! - заверили братья друг друга.
  Братья побежали по лугу и на самой его середине заметили вдруг бегущую крысу. Это была все та же Челиса, отбеленный мех которой от ползанья по земляным норам уже изрядно побурел. Не сговариваясь, Вад и Дим помчались за ней: лучше нее короткую дорогу к норе навряд ли кто знал. А от нее братья в два счета добрались бы до дома.
  Челиса бежала, перебирая лапками так скоро, что братьям приходилось, чтоб не терять ее из виду, нестись, сломя голову. Из-за того, что крыса не признавала ни дорог, ни тропинок, братьям то и дело приходилось продираться через заросли деревьев, спускаться в овраги, выбираться из них, а то и перепрыгивать через попадавшиеся на пути ручьи. Неожиданно крыса юркнула под корягу - и только ее братья и видели, но зато невдалеке они увидели знакомый берег реки. Пробежав вдоль него, они наткнулись на свою в черно-белую клетку игральную доску. Челиса привела их на то самое место, откуда утром их увела. Собрав все шашки и шахматы, братья обнаружили под игральной доской листок с выведенным на принтере текстом.
  "Мало мне попадет за все о вас написанное, но чтоб мне еще попало за то, что вы не весть где пропадали весь день, - этого я не хочу. Так что - живо домой!' - прочитали Вад и Дим на листке и дочитали подпись: 'Челиса'.
  Спорить с пишущей крысой братья не стали и наперегонки помчались домой.
  
  мм
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"