Руви Лиана : другие произведения.

Бездонный Темный Сон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я хочу быть тонкой хрупкой почти стеклянной Жить на при-дыхании с тобой Быть веткой сакуры в твоих руках Чтобы только ты знала мои коды и пароли Кисти рук будут в твоих брослетах Ноги будут ступать по твоей земле Я просто хучу быть чей-то но лучше твоей Так надежней для моей души Но я не принадлежу даже себе чтобы решать Я помню твое румяное лицо Я помню как тряслись твои руки Ты не смотрела в мои глаза - ты почему-то боялась Это был самый прекрасный зимний день. Именно тогда ты подарила мне жизнь.
  ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО.
  
  Дав мне свой электронный ящик, ты сама не поняла, что сделала.
  
  Я филолог и этим объясняется многое. Не по образованию - по сути своей. Не просто люблю книги, тексты, слова - живу этим. В вербальном поле (причем письменного слова) существует то мое Я. Которое мне не дано реализовать в жизни. В обычной жизни я несу повинность, делаю то, что хотят от меня другие. ДРУГОЙ, ТЫ как некая форма ухода от себя самой, Живу РАДИ. В слове, в пространстве текста я могу быть собой. Слово - это свобода, это дыхание. Смс - это при-дыхание.
  
  Ты пришла как несбывшееся. Как то, что не может случится ни при каких обстоятельствах. Тебя просто не было в том, о чем я могла мечтать. О тебе мечтать НЕ МЕЛА. Очень легко пришла. Оглядываясь назад, я вижу, что дверь была просто открыта и ты, ее не видя перешагнула через порог и вошла. Задумчивость. Это ключ. К тебе и моей очарованности тобой. Твое лицо...Медленный вдумчивый ответ на вопрос - как бы глуп или провакационнен, или даже груб он не был. От того вырастает огромное уважение. Твой задумчивый взгляд в сторону может привязать больше, чем сказочное тело. Тело из восточных сказок. Про Суламифь, виноградную лозу и многомудрого, не познавшего любви царя. За пару недель до моего крика тебе по смс я написала - Что такое люблю? Огромными буквами на страницу. Я думаю о тебе и понимаю, на кончиках пальцев ощущаю, но еще не могу сказать, что такое люблю.
  
  У царицы были крылья, крылья были у царицы. Крылья любви. Она летела. Она летала. Не зная ни неба, ни земли. Видела волны и глубину и падала туда, и вырастали крылья. В ней не было страха. Потому что страха вообще нет.
  
  Интересно, какого письма ты ждешь и чего ты вообще ждешь от меня?
  
  У тебя острый ум. Цепкая на детали память. Страсть покорять, большая, чем быть покоренной... Ты таишь в себе взрывы, девочка. Тебе всего 19 лет... это очень много на самом деле. Когда мне было 19, я встретила человека, которого полюбила всей душой. Она была такая, как мечталось, с ней я уехала в Москву, которая мне была не нужна, но была нужна ей, с ней я впервые отказалась от себя и стала жить ради ДРУГОГО. Что было до этого? О! Целая жизнь... И с ней была тоже целая отдельная жизнь. Постоянная ломка себя. Я стала пластилиновая, После нее наступила другая жизнь. Совершенная другая. И всегда было много разных женщин, которых я любили и которые любили меня. Но иногда мне кажется, что я осталась такой же, как в 15 лет, когда впервые полюбила. (и иногда мне кажется, люблю до сих пор, просто ищу в каждой ту, самую первую).
  
  Чего бы ты хотела сейчас?
  
  Целовать твою шею, спину, упругую грудь, спускаясь, все ниже и ниже...
  
  Признайся, ты любишь тело больше чем душу?
  
  Нет...
  
  Без продолжения и комментариев. Я знаю, что это правда. Задавая вопрос, я часто знаю ответ. Зачем спрашиваю? Этот ответ часто еще не знаешь ты сама. Формулирую его, ты строишь наше будущие. А еще я просто люблю. Когда ты задумываешься. Даже на расстоянии я вижу твое лицо, взгляд вглубь и прыжок в слово, в мой мир, в мое пространство....я чувствую это сильнее и острее, чем поцелуй, чем все прекрасное, что ьросает наши тела навстречу друг другу. Такое ощущение, что тела наши знают друг друга давно, они просто встречаются вновь и вновь узнают то, что уже знали. А вот души....то ли не было времени в прошлой жизни узнать друг друга хорошо, то ли еще что (говорят, это кармическое: возможно в прошлой жизни мы недооценили друг друга) - души удивительно знакомы, но будто встретились впервые. Каждый твой ответ, шаг, мысль - для меня ПРИПОМИНАНИЕ. Но кажется, это очевидно лишь мне..........
  
  
  
  P.S: Это письмо было адресовано мне в 2004 г.
  
  Я не знаю где этот горячо любимый мною человек. Как сложилась ее жизнь и с кем она теперь. Слухам я верить не хочу, я просто боюсь.......
  
  Возможно, ты его увидишь и вспомнишь обо мне.....
  
  Я любила тебя, люблю, и буду всегда любить.
  
  3 октября 1994
  Сегодня мне исполнилось 19 лет. Это был первый день рождения, который я отмечала не дома. После смерти отца, моя беззаботная мать поспешила выйти замуж за влиятельного албанского дельца, родить ему сына, а меня отправить в Швецию к тетке Инне - сестре отца. Стоит ли говорить, что жизнь с теткой была не лучше жизни с вечно отсутствующей матерью? Впрочем, теперь я не держу зла ни на одну из них, ведь сегодня, в день моего рождения, мне посчастливилось встретиться с НЕЙ. Сегодня, в вестибюле отеля "Готика", где моя тетка управляет персоналом, я лицом к лицу столкнулась с Лени. Лени Свенгрен, вокалисткой молодой, но очень перспективной шведской группы "Case of Space". Она была одна - без сестры Конни, брата Ханса, друга семьи Ульриха, кого бы то ни было. Одна. И она улыбалась, хотя, кроме меня, ее никто и не заметил.
  - Добрый день - улыбнулась я ей в ответ, хотя на Готеборг уже давно спустился вечер. Улыбнулась и оцепенела. Нет, не оттого, что встретилась со знаменитостью, а оттого, что нордическая красота этой женщины, словно удар молнии, поразила меня. Я не могла сдвинуться с места. Отель был полон людей - я загородила проход. Лени улыбалась. Казалось, ей было наплевать, что мы мешаем людям пройти, что они, быть может, все спешат на деловые встречи или просто-напросто хотят отдохнуть после насыщенного впечатлениями дня... Ей было наплевать, что пожилой швейцар просил ее пройти в холл и не загораживать проход, и уже не ждал от нее чаевых. Ей было наплевать на все. Для этой дерзкой блондинки время как будто остановилось. Она смотрела на меня и улыбалась.
  - Анн! Анн! Куда ты, черт возьми, запропастилась? - истошный вопль тетки Инны мгновенно вывел меня из ступора, и я была вынуждена снова идти работать за двоих, дабы моя тетя успела обзвонить всех своих подруг и посмотреть любимый сериал "Голливудские жены" в служебном номере. Злясь на нее за то, что она прервала мой прекрасный миг, и на себя за свою покорность, я направилась в конец вестибюля, где моя тетя уже была готова выплеснуть на меня очередную порцию гнева и недовольства.
  - До скорой встречи!
  Я обернулась. Но Лени уже покинула здание.
  Проведя последующие три часа в компании недовольных постояльцев и вульгарных горничных, я не кляла себя за то, что не успела вышмыгнуть из отеля, дабы хоть немного перекусить в ближайшем кафетерии. Меня согревала мысль о том, что скоро я, возможно, снова увижу Лени. И снова утону в ее нереально зеленых глазах.
  Нет, я не была лесбиянкой. Никогда. Дома - в Варшаве - у меня были друзья, большинство из которых были парнями. Я даже встречалась с некоторыми из них, влюблялась, писала стихи, прогуливала уроки в гимназии, тайком от родителей бегала ночью с ними на дискотеки. Короче говоря, вела обыкновенную жизнь обыкновенной девушки. И никогда не грезила о знаменитостях. Но никто из симпатичных мне парней за всю жизнь не вызывал у меня и доли такого невыразимого чувства душевного смятения, как Лени за мгновенье, когда в моей голове прозвучал ее прекрасный грудной голос:
  - До скорой встречи!
  О Лени, Лени! Когда же мы встретимся снова? Не знаю, что я скажу тебе при встрече, поприветствуешь ли ты меня, или же просто будешь смотреть на меня и улыбаться? А может... Ты придешь в отель не одна... Нет, нет, не дай Бог! Хотя, смею ли я говорить о Боге, совершая смертный грех - влюбляясь в женщину? О нет... И почему она обратила внимание именно на меня? Ведь в Готеборге, да и во всем мире полно парней и девушек, мечтающих хотя бы на миг встретиться с ней глазами... А что, если она со мной просто попрощалась? И уже обо мне не помнит, погрузившись в дела... Она же, как-никак, звезда!
  Ладно, подумаю об этом завтра. Если сегодня мне все же удастся заснуть.
  4 октября 1994
  Едва открыв глаза, я сразу вспомнила о Лени. И блаженно улыбнулась. Но, как только я посмотрела на часы, улыбка сменилась постным выражением лица: уже полвосьмого, а значит, скоро сюда забежит моя тетя, и обрушит на меня гневную тираду, почему я - эдакая лентяйка - до сих пор не начала помогать ей, старой больной женщине, вынужденной работать как вол, дабы прокормить себя, да еще и меня, хоть я ей не дочь. И, хотя, Инне Камински всего сорок лет, на здоровье ей жаловаться грех, ее содержит бывший муж, а работает она, чтобы не сойти с ума от скуки, я все же не рискнула искушать судьбу, и ровно в восемь была на ресепшене.
  По всей видимости, тетка Инна еще спала, или же пила кофе, и я радовалась, что никто не донимает меня рассказами о том, какой ее бывший муж жмот, как тяжело нынче живется умной польской женщине, и как поразительно ее (откровенно говоря, весьма сомнительное) сходство с голливудской актрисой Фаррой Фоссет. Я даже не злилась на постояльцев, которые постоянно что-то от меня хотели, как будто не зная, что для тех или иных услуг существует горничная, белл-бой, дежурная по этажу или портье. Всем почему-то хотелось поделиться своими проблемами именно со мной. А вот я своей проблемой ни с кем делиться не хочу. Я, кажется, люблю Лени, и это никто не должен знать, кроме нее самой и моего дневника.
  Между тем, наступил полдень, а Инна все не выходила. Я уже начала волноваться - это было так несвойственно для нее - находиться одной столько времени... Я уж было хотела послать за ней белл-боя, но вдруг... Как гром среди ясного неба! Из лифта вышла Лени. Снова одна. И снова великолепна. Стоит ли говорить, что я об отсутствии тети я уже не думала?
  Я замерла. Грациозно, словно кошка, шла эта женщина по направлению ко мне. И улыбалась. Казалось, она уже давно знала, что я здесь буду.
  - Здравствуй, Анн. - Спокойно произнесла она, снова сводя меня с ума своей улыбкой.
  - Здравствуй... - с трудом выдавила из себя я. - Откуда ты знаешь мое имя?
  - Ты племянница хозяйки, фру Камински, ведь так? Вы похожи...
  Впервые я искренне радовалась сходству с тетей, причем, не задумываясь, так ли это на самом деле или же просто комплимент в мой адрес, за которым может стоять просьба заказать такси до ближайшего концертного зала или что-нибудь в этом роде. Но Лени, как оказалось, совсем не страдала звездной болезнью, и имела, судя по всему, совсем другие мотивы.
  - Не хочешь со мной пообедать? Я знаю неплохое кафе.
  - Пообедать? Но сейчас время ленча...
  - Но в Польше же в это время обедают, ведь так?
  - Вообще-то немного позже...
  Наплевав на отель и тетю, я пошла обедать с Лени в кафетерий напротив. Признаюсь, была искренне удивлена ее познаниями в иностранных языках, включая польский... Она рассказала мне о том, как училась на преподавательницу, пела в церковном хоре с сестрой Конни, пока брат Ханс и друг семьи Ульрих не предложили создать поп-группу, о своем парне по имени Снорри, который был против ее выступлений, и которого, она впоследствии бросила, о матери Брунгильде, об отце Юргене, который был тяжело болен, но всячески поддерживал детей во всех их начинаниях,...о желании быть моделью, о недовольстве длиной своих ног... Она, казалось, готова была рассказать о себе и о своей жизни все...
  К нам подошел официант по имени Рич, по всей видимости, ее знакомый, и попросил ее подойти к телефону. Звонил Ульрих. Они говорили примерно пять минут, после чего Лени вернулась за столик и улыбнулась Ричу:
  - Запиши все на мой счет.
  Я не возражала. Не потому, что понимала, что у знаменитости есть возможность заплатить за нас обеих, а потому, что, когда она говорила, я не могла ничего возразить. Я просто слушала ее прекрасный низковатый голос.
  - Я сказала Ули, что я с Зэлом - снова обратилась она к официанту, - Выдашь меня - убью.
  Рич подмигнул ей:
  - Свенгрен, ты же знаешь, я завтра еду в Рим. И мне совсем не до этого.
  Лени расплатилась с ним, и он ушел, напевая себе под нос нечто на итальянском языке.
  - Мы собираемся работать над новым альбомом... Ули, Ханс и Конни уже написали несколько песен... - сказала она, отпив пару глотков холодного пива. - Хотят, чтобы и я присоединялась...
  - А ты разве не хочешь? - поинтересовалась я.
  - Я пробовала писать песни, но шедевров у меня не получалось. - засмеялась она. - Все не было вдохновения...
  - А может, ты просто не любила?
  Честно говоря, я сама от себя не ожидала, что это скажу, но как-то вырвалось...
  - Может... Но теперь я, к счастью, знаю, о чем будет моя первая песня.
  Я от удивления поперхнулась кофе. Лени слегка постучала меня по спине и начала тихонько петь:
  "Я говорю о тебе,
  ты дразнила меня
  я говорю о том,
  какая ты невыносимая..
  останься со мной,
  никто мне больше не нужен,
  останься со мной, люби меня, и лги мне..."
  Это было так проникновенно... Она смотрела мне прямо в глаза, гладила мою руку, показывая, что я являюсь ее вдохновением, что нужна ей не меньше, чем она мне, хоть все это и было похоже на бред...
  "Останься со мной,
  никто мне больше не нужен,
  твой голос так сладок,
  но прикосновения невыносимы..."
  Затем Лени слегка пододвинулась ко мне, желая слиться со мной в поцелуе, но я отстранилась.
  - Ну, хватит, Лени. Здесь полно народа.
  - А мне плевать на всех. Ты нужна мне, Анн. Я всю ночь не могла уснуть, думала о тебе, о той нашей случайной встрече... - Она снова попыталась поцеловать меня, но я встала со стула.
  - Нет, Лени. Тем более, я уже опаздываю. Спасибо за все, желаю удачи с новым альбомом. - И я направилась к выходу.
  Но белокурая бестия перегородила мне дорогу.
  - Я никуда тебя не отпущу.
  - Что? Я очень тебе благодарна, но всему есть предел. Мне, правда, пора.
  - Я договорилась с твоей тетей. Заплатила ей, чтобы она уехала по магазинам. На целый день. Сказала, что ты без нее справишься, а ей же надо выглядеть как эта... ну как ее... Фарра Фоссет!
  Ах вот где пропадала моя тетя!
  - Что тебе нужно, Лени?
  - Я люблю тебя, Анн. С первого взгляда. Со мной никогда такого не было. Не оставляй меня.
  - Я тебе не верю.
  Не знаю, как мне это удалось, но я оттолкнула любимую женщину, и вышла из кафетерия. Лени последовала за мной. Вместе мы зашли в отель.
  - Не знаю, что у вас, шведок, на уме, но я не лесбиянка! И не девочка по вызову! - выпалила я так, что идущие впереди люди обернулись, а весьма флегматичный швейцар прошептал: "О, черт подери!"
  Лени, видимо, побоялась испортить репутацию, и отошла в сторону. А я стремглав понеслась к лифту...
  Закрывшись в своей комнате, я упала на кровать, и долго рыдала, уткнувшись лицом в подушку.
  5 октября 1994
  Мазохистка. Тоже мне, Мама римская! Как я могла уйти от такой женщины? Я ненавижу себя. Я ненавижу свою тетку, которая купилась на какую-то тысячу крон, оставив меня с этой обольстительницей? Как болит голова... Черт, уже восемь часов! Инна убьет меня, непременно убьет...
  Не убила. Дорогой Дневник, ты себе не представляешь, что было дальше... Я спустилась вниз, мысленно готовясь к изрядной взбучке за вчера и сегодня, и увидела премилую картину: тетка Инна взахлеб рассказывала Лени о том, как ей повезло с племянницей. Обе смеялись. А мне стало дурно.
  - А вот и моя Анни! - приторно защебетала Инна, едва увидев меня. - Смотри, кто к тебе пришел!
  Клянусь, за все девятнадцать лет моей жизни Инна никогда не была со мной так ласкова!
  Лени снова улыбнулась.
  - Фру Камински, мне было очень приятно с вами побеседовать, но можно мне на пару слов вашу племянницу?
  - Конечно, хоть на весь день...
  Меня чуть не стошнило. Когда же тетка отошла, я схватила Лени за руку и потащила к лифту.
  - О Боже, Анн, не знала, что ты такая страстная! - воскликнула Лени. - Я и не думала...
  - Да уж, не думала...
  Едва двери лифта сомкнулись, я нажала на stop.
  - Итак, фрекен Суперстар, признавайся сейчас же - что ты задумала? - схватила я ее за грудки. - И почему вы с моей тетей решаете, что мне делать, как будто я вещь???
  Лени побледнела, и замотала головой:
  - О нет, нет, все не так...
  - А как? - прижала я ее к стене. - Как? Ты думаешь, если ты известна, то можешь помыкать мной, простой смертной?
  - Я люблю тебя, Анн. - Только лишь сказала Лени, и заплакала.
  - Я тебя тоже... чертова шведка! - я заплакала вслед за ней, не заметив, как ее руки медленно обвились вокруг моей шеи... Мгновенье спустя, она уже целовала меня в губы так страстно, как ни один парень не смог бы... ни одна девушка... никто.
  Я ответила ей не менее жарким поцелуем.
  - Анни...
  - Что, любимая?
  - Там люди... Им нужен лифт.
  Рассмеявшись, я нажала на go.
  Выйдя из лифта, Лени направилась на встречу с Ларсом Фредрикссоном - продюсером "Case of Space" -, обговорить ее планы относительно сольных песен, а я вернулась к своим прямым обязанностям - на ресепшен.
  Я ждала ее до самой ночи. Но она так и не появилась. Наверное, много работы... Хоть бы с моей милой ничего не случилось! Я ведь так люблю ее. Да и она меня, наверное, тоже любит.
  С этими мыслями я и отправилась спать.
  6 октября 1994
  В шесть утра меня разбудил негромкий стук в дверь.
  - Кто? - равнодушно спросила я, приоткрыв один глаз.
  - Лени.
  Услышав вожделенное имя, я подорвалась с кровати. Лени стояла на пороге с букетом ярко-красных роз - немного уставшая, но безумно красивая...
  - Я ждала тебя почти до утра... - прошептала я, глядя на это прекрасное зеленоглазое создание.
  - Мы записали "Шёпот во тьме". Ну, помнишь...? Ту песню, что я тебе напела в кафетерии... Всем очень понравилось... - говорила она чуть дрожащим от волнения голосом. - Это тебе...
  Я вдохнула пьянящий аромат цветов.
  - Лени, они...
  Но Лени не дала мне договорить, прильнув ко мне, и начав целовать мои глаза, шею и губы.
  - Такие, как ты... - прошептала я, обнимая ее стройное тело. - Чертова ты шведка...
  - Ты хочешь послушать мою песню? Она посвящена тебе...
  Еле сдерживая порыв своей страсти, я кивнула головой. Лени вытащила из сумочки кассету, вставила в отельный магнитофон и нажала на play.
  Полилась до головокружения приятная музыка. Свенгрен, словно прочитав мои мысли, шепнула:
  - Музыку тоже написала я.
  И, наконец, зазвучал ее голос... Клянусь, я никогда ТАК не восхищалась пением. С первых аккордов это была не песня, а гимн любви, симфония нежности... Я и раньше любила слушать песни "Case of Space", но такого я не ощущала прежде никогда. Лени не просто солировала, она рассказывала о нас, о нашем внезапно вспыхнувшем чувстве... Признаюсь честно, если бы мне пришлось выбирать между счастливой семейной жизнью с посредственным мужчиной и неразделенной любовью к ТАКОЙ женщине с одной лишь возможностью слушать ее прелестные песни, я бы без колебаний выбрала второе...
  "Ты была очаровательна,
  когда пришла ко мне,
  и пригласила на танец
  я ответила "да",
  почувствовав себя королевой
  Шведские летние ночи такие жаркие...
  и, слушая шёпот деревьев,
  мы лежим на траве
  Так прост и так божественен
  Шёпот во тьме,
  Но ты не обняла меня в ответ.."
  На припеве я, не удержавшись, схватила ее за запястья и, повалив на кровать, принялась целовать ее прекрасное лицо, шею, волосы, руки... Сейчас эта звезда плакала от радости и отвечала на мои поцелуи...
  - Знаешь... - исступленно шептала она, принимая мои ласки - я никогда не хотела быть певицей... я просто хотела петь... любить, и быть любимой...
  "Останься со мной,
  никто мне больше не нужен,
  Останься со мной,
  Люби меня, и лги мне
  твой голос так сладок,
  но прикосновения невыносимы..."
  - Ты будешь, любовь моя... Клянусь жизнью, ты будешь! - отвечала я ей, не помня себя от безграничного экстаза, который мне дарила эта совершенная во всех отношениях женщина.
  7 октября 1994
  На следующий день я, вдрызг разругавшись со своей теткой, переехала в "люкс" к Лени Свенгрен. Она пообещала с этого времени брать на себя все мои расходы. Сначала это меня немного смутило, но потом я поняла, что назад пути нет, да и если бы он был, я все равно бы предпочла остаться с любимой женщиной. У которой, как выяснилось позже, было огромное количество фобий.
  - Я боюсь толпы, большого скопления народа... - призналась она мне, когда мы лежали в джакузи. - Боюсь открытого пространства...
  - И поэтому живешь в отеле? - спросила я, улыбаясь, не понимая всей серьезности проблемы.
  - Нет, Анни, я не могу жить дома... - дрожащим голосом, чуть не плача, продолжала она. - К нам постоянно приходят люди, многие из них родом из моего детства - друзья и деловые партнеры отца и Ханса... Которые считали меня дурнушкой, а Конни красавицей... А теперь они удивляются, как же я так расцвела и... научилась петь, смеются, фотографируют... А родные думают, что, раз я уже взрослая, заступаться за меня не нужно... А Фанаты... Они тоже предпочитают Конни, я знаю! Она более раскованная, а я...
  - Лени, дорогая... Зато она не так чувственна, как ты!
  - А здесь в отеле... Меня мало кто знает... И здесь ты... Мне хорошо с тобой. И больше мне никто не нужен! - она разрыдалась, прижимаясь ко мне. Тушь растеклась маленькими черными струйками по белоснежному лицу. Я попробовала умыть ей лицо, но она не унималась:
  - Анни, мой отец болен... А я не могу находиться в одном помещении с тяжело больным... Хотя они с мамой столько для меня сделали...
  - Лени, я прошу тебя, успокойся, а то с тобой будет истерика...
  - Я не люблю людей, мне нужна только ты, я останусь с тобой....
  - А зачем их любить? - поразмыслив, сказала я. - Они же нас не любят. А узнают, что мы лесбиянки - так вообще ненавидеть станут!
  Лени улыбнулась сквозь слезы.
  - Я написала новую песню...
  И она запела.
  "Сама того не ведая,
  Ты превратила этот камень в сердце
  Я вижу
  как ты борешься с огнём,
  в котором я горю..."
  Немного отойдя от впечатления, я спросила, как называется песня.
  - "Странности".
  Поцеловав меня, она продолжила:
  "Да хранит тебя Бог,
  за то, что ты всегда рядом,
  когда мне плохо
  Ты меня услышишь,
  мой мир всегда открыт для тебя..."
  - А можно послушать запись? - поинтересовалась я, когда она закончила.
  - Вот поедем в понедельник в студию - там все и услышишь. - подмигнула Лени.
  - Нет, любовь моя, я не могу... Там же все твои знакомые... Что они скажут?
  - А мне плевать на них! Многие великие женщины имели гомосексуальные - Марина Цветаева, Марлен Дитрих, Билли Холлидей, Сафо...
  - ...и Магдален Софи Катрина Свенгрен! - завершила я, припав к губам моей очаровательной и такой необычной Лени.
  "Иногда я теряю,
  не знаю, куда идти дальше,
  но я надеюсь,
  что ты последуешь за мной"
  10 октября 1994
  И почему я не замечала раньше всей этой красоты ночного Готеборга??? Почему прежде я никогда не гуляла ночью по его старинным узким улочкам? Почему не вдыхала его ночной воздух - более свободный и свежий, чем дневной? Почему не улыбалась запоздалым продавцам, спешащим отдохнуть после длинного трудового дня? Почему не радовалась за влюбленных, бродивших по темным улицам в обнимку? Почему огни Готеборга никогда не ослепляли меня так, как сейчас?
  Потому что никогда раньше, на фоне этого ноктюрна, со мной не было такой ослепительной дивы!
  Вчера мы с Лени целый вечер катались на велосипедах по городу. Она смеялась... Ее длинные светлые волосы развевались по ветру... На ней был черный вязаный свитер, сделанный моими руками и блестящие обтягивающие брюки... Лени всегда одевалась скромно, но женственно и элегантно. Ее фигура просто идеальна. Никто не может сравниться с моей блондинкой в очаровании и обаянии! С моей Лени. Она моя. И только моя. Я никому ее не отдам. Пусть и не надеются!
  А позавчера Лени все-таки познакомила меня со своими коллегами по группе: братом Хансом, сестрой Конни и другом Ули. Последний, кстати, бывший скинхед и человек весьма мрачноватый, принял меня радушнее всего, и даже, шутя, взял с нас обещание забить для него местечко на гей-параде. Поначалу Хансу, несмотря на прозвище "Клоун", наоборот, было совсем не до шуток. Еще издали, завидев нас с Лени, идущих под руку, обреченно вздохнул:
  - Так вот почему ты от нас скрывалась!
  Конни заплакала. Мне отчаянно захотелось убежать, но Лени, не в первый раз прочитав мои мысли, сжала мою руку, и шепнула на ухо:
  - Привыкнут. В конце концов, я уже взрослая девочка.
  И вот, после пятиминутного молчания, Конни, вытерев слезы носовым платком, спросила:
  - Ты действительно любишь мою Магдален?
  Я посмотрела ей в глаза. Как ни странно, ни ненависти, ни презрения я там не нашла. В глазах этой темноволосой девушки был страх. Страх за сестру, которую она обожала.
  Но я ее обожаю больше.
  - Вы слышали ее песни? - обратилась я ко всем троим.
  - Конечно! - закивали головой сначала Конни с Ули, а потом и Ханс.
  - Думаю, что этим все сказано.
  Ханс широко улыбнулся. Такого эффекта я, сказать по правде, не ожидала. Лени подмигнула мне, что означало: поздравляю, пани Камински, вы приняты в семейный круг Свенгренов!
  - А сколько вам лет, Анни? - поинтересовалась Конни. - На вид вы ещё совсем дитя...
  - Брось, Коко! - похлопал ее по плечу Ханс. - Это не имеет значения. Главное, что нашей Лени с ней хорошо.
  - Безумно хорошо. - добавила Лени, приобняв меня.
  - Приезжай к нам в студии вместе с Лени! - доброжелательно произнес Ульрих.
  - Да, да, и отпразднуем ее День рождения все вместе! - подхватила Конни.
  - Ну, если наша сестренка так похорошела благодаря тебе, то я перед тобой в долгу! - снова улыбнулся Ханс.
  А после мы все впятером отправились в ресторан национальной шведской кухни, чтобы как следует отпраздновать наше знакомство.
  И естественно, дорогой Дневник, по возвращению в отель мне было совершенно не до тебя. Я напилась успокоительного, и легла в постель, где моя сладкая Лени видела уже десятый сон.
  1 ноября 1994
  Сегодня День рождения моей Лени. На столе уже стоит ее любимый шоколадный торт с двадцатью четырьмя золотистыми свечками и бутылкой "Вдовы Клико"! Моя принцесса еще спит. Все эти две недели "Case of Space" мотались по студиям звукозаписи, находящимся в разных городах. Я не была с ними - хотела как следует подготовить сюрприз для именинницы. Я подарю ей кольцо из белого золота. Все эти дни я почти ничего не ела и не ходила по магазинам, откладывая деньги. Я так хочу, чтобы Лени оно понравилось!
  Но это еще не весь сюрприз! После обеда моя любовь поедет праздновать к родителям, где, кстати, будет присутствовать Йохан - новый бой-френд Конни... Лени говорила, что раньше она встречалась с Ули, но они не сошлись характерами. Еще бы - Конни порядочная, трудолюбивая и религиозная девушка, а Ульрих - эдакий разгильдяй в темных очках по кличке "Кришна"! Так вот, я, естественно, на семейный ужин не поеду, потому что Брунгильда Свенгрен, между прочим, милейшая женщина, настоятельно попросила меня не являться перед очи Юргена - дескать, отец Лени и так серьезно болен, а тут еще и любимая старшая дочь оказывается лесбиянкой. В принципе, я ее понимаю. Когда болел мой отец, я пыталась всячески скрыть от него тот факт, что мать ему изменяет с тем самым богатеньким усатым албанцем, которого он когда-то, будучи добрейшей души человеком, взял на работу. Что же касается моей матери, то ее совсем не волновало, что станет с отцом, когда он обо всем догадается. Но, к счастью, он умер раньше, чем моя бабушка застукала свою невестку в постели с этим тупейшим денежным мешком по имени Боги.
  Кажется, моя певица просыпается... Надо спешить, дорогой Дневник, спешить поздравить мою скандинавскую богиню!
  Едва моя Лени, немного выпившая и уставшая, переступила порог номера, где везде горели красные свечи, пахло розовым маслом, и на широкой двуспальной кровати лепестками роз было выложено имя "Магдален" в сердечке, у нее от радости перехватило дыхание:
  - О... Боже!
  А я стояла и наблюдала, как эта прелестная фея ходила по номеру в своем белом шелковом платье, подчеркивающем ее тонкую талию, округлые бедра и безупречные плечи...
  - Анни! - восклицала она. - Как ты догадалась, что я... Именно так себе и представляла этот вечер?
  Я ничего не отвечала, а лишь смотрела в ее нереально зеленые глаза и улыбалась ей так же дерзко, как и она мне в день нашей первой встречи.
  А где-то вдалеке звучала "Losing My Religion" - любимая песня моей любимой.
  5 ноября 1994
  Запись бэк-вокала и аранжировки песен занимают все больше и больше времени. Лени все время отсутствует. Я медленно схожу с ума. Я совсем не выхожу из отеля, ни с кем не разговариваю, не смотрю телевизор. Я слушаю ее записи и плачу. Плачу горько, навзрыд. Плачу до тошноты, то боли в висках, до головокружения. Я зависима. Полностью зависима от Лени. И она от меня. Только почему-то ей там без меня не очень-то и плохо. Вчера она звонила, смеялась, говорила, что благодаря мне ее все чаще и чаще посещает вдохновение, и новый альбом "Мост" непременно получится еще успешнее дебютного. Но мне, почему-то, глубоко наплевать на то, что ждет этот дурацкий альбом. Мне нужна Лени. Здесь. Сейчас. Всегда. Иначе я умру от горя.
  6 ноября 1994
  Ближе к полуночи, так и не дождавшись от нее звонка, я спустилась вниз. Мне было душно, и я решила подышать воздухом. Я, конечно, обещала Лени не гулять так поздно, но ведь и она обещала мне звонить каждый вечер...
  Мне было все равно, что со мной станет. Я не спала уже неделю. Меня бросало то в жар, то в холод. Я не видела смысла жить дальше. Лени - мой наркотик, без которого все внутри горит как в адском пламени. У меня уже не было сил плакать. Дойдя до ближайшего сквера, я упала на траву. В глазах у меня потемнело. Я зажмурилась, пытаясь вспомнить какую-нибудь молитву:
  - Радуйся, Мария, благодати полная... - начала было я, в надежде, что Пресвятая Дева не оставит даже такую безнадежную грешницу как я.
  - Ты полька?! - услышала я мужской голос над головой. - Тебе, что, плохо?
  Я открыла глаза.
  Надо мной стоял высокий парень в белой куртке и светлых брюках.
  - А ты, наверное, ангел... - слабо усмехнулась я, и снова закрыла глаза. - И за что мне такая честь?
  Парень рассмеялся.
  - Если бы я был ангелом, меня бы давно уже изгнали из рая. Вставай, я провожу тебя домой.
  - Зачем? - равнодушно спросила я. - Мне и здесь неплохо...
  - Не выдумывай - отрезал парень, взвалив меня себе на спину. - Тут собак выгуливают....
  - Эй, Ванда! - свистнул он.
  - Вообще-то я Анн...
  - А я Карл. Будем знакомы. Но вообще-то я звал собаку.
  Я открыла один глаз, и увидела огромную немецкую овчарку, идущую рядом с моим спасителем.
  - Где ты живешь, Анн?
  - Нигде. В отеле. Но я туда не хочу.
  - Понятно. Придется, Ванда, тебе сегодня немного потесниться, потому что эта юная леди будет ночевать у нас.
  Я открыла второй глаз. - А что, разве, вы настолько джентльмен, что не воспользуетесь беспомощностью юной леди?
  - Ничуть. - Серьезным тоном произнес Карл, открывая входную дверь. - Потому что я гей. Надеюсь, ты не расстроилась? - улыбнулся он, впуская Ванду, и занося меня в свой дом.
  - О нет. Я сама лесбиянка.
  Ванда, одарив нас презрительным взглядом, свернулась калачиком под столом.
  Карл, положив меня на диван, сел рядом.
  - Ну, рассказывай, что стряслось.
  Я вздохнула.
  - Ты не поверишь...
  - Я постараюсь. - Он укрыл меня пледом и подложил под голову подушку.
  - Я девушка Лени Свенгрен. Только никому не говори об этом, ясно?
  Карл расхохотался:
  - Черт, я давно предполагал, что старшая Свенгрен лесби, но мне никто не верил! С ума сойти!
  Я привстала.
  - Лежи-лежи, прости... Я просто мог поспорить с этими козлами на тысячу крон! Они были уверены, что пани Свенгрен спит с этим... ну как его... Ульрихом Линдквистом!
  - К твоему сведению, с ним действительно спала Свенгрен, только не Лени, а ее сестра Конни.
  - О Боже! Во дают шведы, а? - хлопнул Карл себя по ноге. - Вот это я понимаю!
  Я зевнула.
  - О, Анн, прости, что я тут несу всякую чушь... Ты ж, наверняка, хочешь спать.... Нет, сначала расскажи, что стряслось! - засуетился Карл. - Хотя нет, ты пока подумай, а я принесу тебе травяного чаю.
  Он побежал на кухню, а я улеглась поудобнее, и... провалилась в сон.
  8 ноября 1994
  Утром меня разбудил заливистый лай Ванды, раздававшийся с улицы. Карл ее выгуливал, и очевидно, кидал ей мяч.
  Я проспала целые сутки.
  Я потянулась, и села по-турецки. На столике рядом с диваном стоял горячий завтрак: тосты, кофе в кофейнике, апельсиновый джем и порезанный аккуратными ломтиками сыр.
  Стоит ли говорить, что я, не евши примерно неделю, моментально все смела со стола?
  Едва я закончила трапезу, вернулся Карл. Приказав Ванде сидеть возле двери, пока он не протрет ей лапы, он подошел ко мне.
  - Как себя чувствует любовница Лени Свенгрен?
  - На удивление прекрасно... - улыбнулась я. - И все благодаря тебе.
  - Благодаря моей поздней работе. И Ванде, которую я выгуливаю после нее. Если бы не эти два фактора, я бы не прогуливался ночью в парке, даже ради уникальной возможности встретить землячку, и подтвердить свою гипотезу относительно сексуальной ориентации своей любимой певицы...
  - Карл, может, хватит? - не выдержала я.
  - Прости, просто все это так странно...
  - Я знаю. Мы с Магдален столкнулись случайно в отеле "Готика", где моя тетя...
  Удивленно выпучив глаза, Карл присел рядом со мной.
  - Ты - Анн Камински? Племянница этой кур... Инны Камински, отсудившей у мужа бешеные деньги и отель???
  - Совершенно верно. А теперь подбери с пола челюсть.
  Ванде пришлось ждать мытья лап два с лишним часа, пока я не закончила рассказывать ее хозяину историю нашей с Лени любви.
  Как и все гомосексуалисты, Карл оказался крайне эмоциональным парнем: он то смеялся, то плакал, то хватался за голову, то сочувственно ею кивал, а в конце повествования он принялся меня ругать:
  - Анн, то, что твоя тетя - первая стерва города, не давало тебе права покидать Лени. Что, если она звонит сейчас, а тебя нет? Что, если она уже вернулась? Твое отсутствие убьет ее!
  - Не думаю. - Вздохнула я. - ей сейчас совсем не до меня.
  - Ну что ж ей, совсем не работать, что ли? На чьи деньги вы живете, Анни? - не унимался Карл. - Ты и так всецело владеешь ею, что ты еще хочешь? - встал он с дивана и пошел в ванную за тряпкой для собаки.
  - Я хочу быть с ней...
  - Так будь с ней, черт тебя подери! Почему ты до сих пор тут? - заорал Карл из ванной так, что в гостиной задрожали стекла, а меня будто током ударило.
  Но я не растерялась.
  - В ЧеМ ТВОЯ ПРОБЛЕМА, КАРЛ? - заорала я еще громче. Ванда поджала хвост и попятилась к двери.
  Карл подошел ко мне, сел рядом, обнял меня и заплакал.
  - Ну прости меня, прости, Анни. Я идиот, параноик, шизоид... Я не должен был на тебя кричать, прости...
  - В чем твоя проблема, Карл? - спросила я уже гораздо тише и мягче.
  - Адам... - рыдал он, уткнувшись носом мне в колени. - Его звали Адам... Он был всем для меня.... А я не ценил этого, я опоздал.... А он мне верил...Он звал меня, ждал до последнего, но я так и не явился...
  - Звали?! Верил?! Ждал?! Прошедшее время.... О Боже... - ужаснулась я. - Почему он умер?
  - У него был рак. Мои родители запрещали мне с ним встречаться. Они заставили меня уехать в эту чертову Швецию, даже нашли мне там работу! Они знали, что он болен, но скрывали от меня!
  - О Карл...
  - Лицемеры! Они хотели, чтобы я был истинным католиком, а сами даже не дали мне с ним попрощаться! Но я любил его! Любил, понимаешь? И он обожал меня. У него, кроме меня никого не было, а эти подонки.... Знаю, - поднял он глаза, - ты, наверное, считаешь, что грешно так называть своих родителей...
  - Что ты, Карл? Я лесбиянка. Мне ли говорить о грехе? К тому же, я сама ненавижу свою мать.
  Карл усмехнулся.
  - А отца?
  - Мой отец умер год назад. Так что с раком я знакома не понаслышке.
  - Прости.... Но тогда ты, тем более, должна понимать каково это - терять любимого человека...
  - Да уж... - вздохнула я. - Я не хотела терять и Лени, и поэтому ушла сама.
  - Послушай, Анни. - вцепился в меня Карл так, что я вскрикнула. - Я упустил свой шанс. Но тебе я этого не позволю. Ты сейчас же сядешь в такси и поедешь назад, к Лени. Никто тебя не бросал, и не собирался. Поэтому и ты ее не бросишь, ясно?
  Тут моему воображению на миг представилась картина смерти Лени. Меня охватил такой невыразимый ужас, что я пулей выскочила из дома Карла, и понеслась ловить попутную машину. Меня уже совсем не волновало то, что я стою на тротуаре босая, растрепанная, в длинной футболке Карла на голое тело, и ловлю весьма неодобрительные взгляды окружающих.
  - Переоделась бы ты сначала... - крикнул мне с порога Карл. - А то ни один нормальный водитель не захочет тебя подвозить.
  Но мой животный страх был сильнее стыда. Я побежала. Семь кварталов до "Готики" показались мне семью метрами.
  - Беги, Анни, беги. - Крикнул мне вслед Карл. - Я как-нибудь вас навещу!
  Едва я забежала в холл гостиницы, мне навстречу выбежала Лени. Вид у нее был не лучше моего. Но ни подтеки туши на лице, ни синяки под глазами - результат бессонных ночей, ни дурацкая ночная рубашка со звездочками ее не портили, а, наоборот, придавали ей какую-то необъяснимую сексуальность.
  - Где ты была? И почему не отвечала на звонки? Я всю полицию Готеборга на уши поставила! - рыдала она, обнимая меня. - Я первым же рейсом прилетела сюда из столицы, даже не переодеваясь! Что с тобой, Анни? Почему ты в таком виде?
  - Ничего, Лени, ничего.... Все в порядке... Я больше никогда никуда не уйду. Я боялась, что ты меня бросишь... Я не могла без тебя! Прости меня, любимая. - отвечала ей я. Меня саму душили слезы, но я почему-то никак не давала им волю. Я смотрела на Магдален, и была счастлива уже оттого, что ОНА вернулась.
  15 ноября 1994
  - Я больше никогда не оставлю тебя одну! И пусть горит альбом синим пламенем! - восклицала Лени на протяжении трех или четырех дней, пока не написала новую песню.
  В этот день меня зашел навестить Карл, я познакомила его с Лени, и мы втроем отправились в бассейн. Пока мы с ним наперегонки плавали кролем, пытаясь притопить друг друга, она сидела в шезлонге со стаканом апельсинового сока и что-то писала.
  - Лени, иди к нам! - звал ее Карл. - Давно хотел увидеть, как плавает солистка группы "Case of Space".
  - Никак. - Не поднимая глаз, она продолжала писать. - Я не умею плавать.
  - Вот тебе и раз! - собрался, было, захохотать мой друг, но я в очередной раз отправила его под воду.
  Отплевываясь, он отплыл к бортику.
  - Я тебя убью, Камински. Честное слово, убью. - Пошутил Карл, выбивая воду из ушей.
  Тут моя Лени подняла глаза.
  - Только посмей ее тронуть, и тебя ждет медленная и мучительная смерть. - Ледяным тоном изрекла она, переворачивая страницу своего блокнота.
  Карл побледнел.
  - И всегда она такая? - шепотом спросил он.
  - Только когда пишет песни. - Соврала я, чтобы приободрить его, хотя на самом деле такой я видела Магдален впервые.
  - Приревновала... - вздохнул Карл, и ушел в раздевалку.
  Я посмотрела на Лени. Ее прекрасное лицо излучало не гнев, а доброту и любовь.
  - Я закончила песню.
  Мы обе расхохотались. В действительности, процесс написания ее песен требовал полного отсутствия третьих лиц. Даже если этим лицом был мужчина-гомосексуалист, спасший мне жизнь тем ужасным вечером.
  Когда мы вернулись в отель, Лени исполнила мне свою песню. Она назвала ее "Всего лишь образ", и напоминала нам обеим о недавней тяжелой разлуке.
  "Я еду в ночь,
  Я еду в дождь,
  ревёт мотор,
  я на пути к тебе, моя боль..."
  - Анни, я так боялась, что с тобой что-то случилось... Я не думала уже ни о чем, я летела назад, к тебе... Никогда больше так не делай, ясно? - говорила она, обнимая и медленно снимая с меня блузку.
  "Снова, и снова
  Я напрягаюсь сильнее и сильнее..."
  - О Лени, жизнь без тебя не имеет смысла... Не покидай меня больше... - шептала я, теряя рассудок в ее объятиях.
  "Ты - всего лишь образ,
  Ты - нереальна,
  Ты - картина неизвестного художника..."
  - И прошу, прекрати встречаться с этим... Карлом...
  - Обязательно... Лени... Любимая...
  "Быстрее, быстрее, быстрее - вперёд,
  как будто ты там меня всё ещё ждёшь..."
  30 ноября 1994
  Лени улетела в Стокгольм, едва ее брат Ханс позвал ее на съемки очередного видео. Я, понятное дело, тоже нарушила свое обещание, продолжая общаться с Карлом.
  - Если бы не я, ты бы сгнила в этом номере заживо... - говорил он, выгуливая меня каждый вечер, как Ванду.
  Самое страшное, что я была с ним согласна. Лени звонила не так часто, как мне хотелось бы. А я обливалась слезами, каждый раз думая, что эта талантливая и успешная женщина нашла мне замену.
  - Карл, ещё немного, и мои нервы сдадут... Тогда я уж точно плюну на эту бесстыжую северную девку, и уеду домой в Польшу!
  - Да не убивайся ты так, Камински! - хлопал меня по плечу Карл. - Ты нужна ей как воздух... Без тебя она и строчки не написала бы!
  - Неправда! - мой гнев на Лени резко сменился готовностью защищать её честь до последнего вздоха, - Она пыталась писать и до знакомства со мной! Она талантлива! Она...
  - Она, она, она. - передразнивал меня Карл. - Подумай о себе, Анни. Ты же так от тоски помрешь. Найти бы тебе работу...
  - Работу? Да, Карл, возьми меня к себе на фирму! - загорелась я, понимая, что мне нужна хотя бы материальная независимость.
  - Видишь ли, Камински, я работаю жиголо...
  - КЕМ?!
  Карл расхохотался, и подхватил меня на руки:
  - Шучу, конечно же! Я обычный сантехник!
  Я криво усмехнулась.
  - Ну и шутки у тебя, Витовски!
  - А ты поверила? Думала, я и вправду стою на панели, и развлекаю богатеньких дяденек на новеньких "Вольво"? - все не унимался Карл. - Да у меня, если хочешь знать, последний раз был секс еще с Адамом - больше пяти лет назад...
  Я остолбенела.
  - Я не могу отдаться человеку без любви. Не получается. Я, хоть и гомик, но не животное. Адам был единственным мужчиной, к которому я был привязан. С ним умерли все мои желания. И чувства. Кроме дружбы с тобой, Анни.
  Я обняла его, и поцеловала в нос.
  Тем же вечером, я получила письмо от матери. Обвиняя во всех смертных грехах, она требовала меня приехать к ним в Албанию, чтобы понянчить моего сводного брата, которого я видела всего один раз в жизни. Не дочитав письмо до конца, я порвала его надвое, и выкинула с балкона. Ну уж нет, мамуля. Не поеду я в твою Тирану. Там тебе и без меня есть, кого тиранить.
  Ровно в двенадцать позвонила Магдален. Выслушав ее восторги по поводу нового видео, я набрала номер Карла.
  - Я завтра же иду работать к тебе в бригаду. - сказала я, и, не дожидаясь ответа, повесила трубку.
  3 декабря 1994
  Итак, дорогой Дневник, у меня уже есть работа. Я диспетчер. Принимаю звонки от мирных жителей, пострадавших от стихийных бедствий в собственных квартирах. Разумеется, под словом "бедствия" подразумеваются засоры в трубах, утечка газа и прорыв канализации. Приняв сигнал об опасности, я вызываю какого-нибудь крепкого и плечистого сантехника, вроде Карла Витовски, который сразу же мчится в условленное место, и спасает мир от очередной экологической катастрофы. А может, сразу от двух, или даже трех вышеперечисленных. Но, к сожалению, зарплата у нашей бригады оставляет желать лучшего... Нет, лично я не жалуюсь, ведь у меня есть Лени, но вот за Карла порой обидно. А моих он денег не берет. Из принципа. Говорит, что самое противное - это одалживать деньги. А уж принимать их в подарок - это совсем не по-мужски. Что ж, он абсолютно прав: это низость. Как странно: Карл - гей, но человек куда более порядочный, чем большинство гетеросексуалов.
  Помню, был у меня один парень, еще в Варшаве... Сыночек русских эмигрантов. Нравился очень маме. С виду такой обходительный, вежливый. Всегда приходил к нам поужинать. А вот папа его не любил. Говорил, что голодранец нам в семье не нужен. Но Юрий любил пускать в глаза пыль, цитировать Пушкина, обещать золотые горы и светлое будущее... Такие пижоны как раз в мамином вкусе. Короче, вовремя я его бросила. Через год его семья обанкротилась, отец спился, и Юре пришлось подметать улицы и читать Александра Сергеевича местным бомжихам. Разумеется, когда моя мать увидела его за подобной работой, она с ним даже не поздоровалась.
  Да, все мои парни оставляли желать лучшего. Никто из них меня по-настоящему не любил, и в этом была виновата я. Потому что и я никого из них по-настоящему не любила. Я могла в два счета придумать себе любовь, но парни всегда чувствовали неискренность, и, как правило, давали мне возможность уйти первой. Но не все, и не всегда. И тогда я впадала в депрессию: пропускала занятия в гимназии и мессы в костеле, предпочитая им просмотр похабных фильмов и прослушивание похабной музыки. А когда друзья пытались хоть немного меня отвлечь, приглашая с собой на вечеринки, я придумывала разные отговорки, лишь бы не выглядеть в их глазах еще большей неудачницей, чем я на самом деле являлась. Я пила, курила, писала грязные памфлеты, могла оклеветать кого угодно в глазах кого угодно, ненавидела себя, своих родителей, друзей, парней, пока, однажды чуть не сдохла от приступа стенокардии. Меня спасла мать - она, хоть и была натурой легкомысленной и влюбчивой, имела сильную веру. Она верила, что Бог меня спасет, и он меня спас. После этого я стала другим человеком: с отличием окончила гимназию, выучила несколько иностранных языков, научилась помогать людям... И, наверное, если бы не умер отец, и мать не отправила меня к тетке, окончила бы институт, стала бы образцовым филологом, вышла бы замуж за дантиста, родила ему троих детей, и смотрела бы мексиканские сериалы вместе со своими подругами-домохозяйками. Кто знает - возможно, это было бы даже лучше.
  Сейчас я диспетчер с мизерной зарплатой, живу на иждивении у любовницы, чей образ жизни чуть не сделал из меня неврастеника, у меня всего один друг, который, ко всему, еще и гей, но я, представь себе, счастлива. Настолько счастлива, что, если бы Бог предложил мне променять мою жизнь на вечное блаженство в раю, я бы ни за что не пошла на это. Не из протеста, а оттого, что всегда ставила любовь и дружбу выше любых других земных и небесных благ.
  Кстати, сегодня Карл подарил мне серебряный кулончик в виде скорпиона. Он не силен в астрологии, и почему-то перепутал знаки зодиака. Но я не обижаюсь: моя Лени как раз Скорпион, и ей эта милая вещица явно придется по вкусу. А Карл пообещал мне на Рождество подарить весы. Не то, чтобы я сильно располнела... Просто родилась я под знаком Весов - 3 октября 1975 года.
  7 декабря 1994
  Сегодня Карл меня снова выручил. И не просто выручил, а совершил невозможное: благодаря ему родители Магдален прямо-таки благословили свою дочь на брак со мной! Хотя еще с утра Брунгильда, не поленившись приехать в "Готику", ледяным тоном заявила мне следующее:
  - Надеюсь, Анни, на сегодняшнем карнавале в честь дня рождения Ульриха, я вас не увижу.
  - Еще как увидишь. - возразила Лени. - Ули пригласил нас обеих.
  - Там будет твой отец. И ему вряд ли придется по душе тот факт, что его маленькая Лени...
  - Мама, черт возьми! - воскликнула Лени, ударив кулаком по столу. - Хватит давить мне на жалость! Не важно с кем я сплю - отцу уже не станет легче, и это факт!
  Брунгильда поджала губы.
  - Конни никогда не поступила бы так.
  - Faber est suae quisque fortunae, мама.
  - Значит, ты уже заговорила по-польски...
  - Вообще-то это латынь, фру Свенгрен. - поправила ее я. - Лени сказала...
  - Мне плевать, что сказала Лени. Мне только жаль Юргена. - она повернулась к дочери. - Он посвятил тебе всю свою жизнь, а ты связала ее с...
  - Мама, по-моему, тебе лучше уйти.
  И Брунгильда ушла, громко хлопнув дверью.
  Минуты две мы с Магдален молчали, глядя друг другу в глаза. Наконец, я изрекла:
  - Возможно, твоя мать права... Ты должна пойти туда одна - ради своего отца.
  Лени нахмурилась.
  - Ты меня больше не любишь? - сказала она, чуть не плача.
  - Конечно, люблю, но...
  - Решай сама, Анни. Ты знаешь место и время. А я пойду прогуляюсь.
  И она ушла также, как и ее мать.
  А я упала на кровать и разрыдалась. Ну почему жизнь всегда заставляет нас выбирать между разумом и чувствами в самый неподходящий момент? Почему чье-то счастье всегда оборачивается чьим-то несчастьем? Почему Бог разделил людей на мужчин и женщин???
  Зазвонил телефон.
  - Добрый день.
  - Карл! - обрадовалась я. - Как хорошо, что ты позвонил!
  - Как ты, милая?
  - Хреново. - вздохнула я, и снова разревелась.
  - Что-о-о? Кто посмел обидеть мою Анни? Всех порву, не помилую!
  Слезы лились так, что я не могла говорить.
  - Хорошо. Сейчас приеду.
  Я немного успокоилась. Карл всегда знал, как мне помочь, поэтому я ему доверяла. Даже больше, чем Лени, потому что Лени предпочитала уйти от проблемы, чем разобрать ее, и устранить.
  Карл приехал очень быстро - очевидно, взял такси на последние деньги.
  - Ну, Камински, в чем проблема?
  Я ему все рассказала. Он напрягся, почесал затылок, походил по номеру, сел на кровать...
  - Неужели, ты не сможешь мне помочь?
  Карл взял меня за руку.
  - Я - нет, но я знаю того, кто тебе поможет... - он таинственно улыбнулся.
  - И кто же?
  - Зорро! - спрыгнув с кровати, он изобразил несколько па какого-то латиноамериканского танца. - Что моя бамбина делает сегодня вечером?
  Я рассмеялась.
  - Ты знаешь испанский?
  Карл подошел ко мне, и, будто взмахнув невидимой шпагой, прошептал:
  - Я - нет, но Зорро... он знает все!
  - Ну и где нам искать этого Зорро? Неужто нам придется ехать за ним в Испанию?
  - Ну почему в Испанию? - улыбнулся Карл, поднося ко мне зеркальце. - Вот он!
  Взглянув на свое заплаканное отражение, я горько усмехнулась:
  - Я не Зорро, а скорее кляча Дон Кихота.
  Карл, еле подавив смех, поднял меня на руки.
  - Если хочешь, я буду твоим Росинантом! - и он галопом понесся к лифту, захлопнув дверь.
  Я начала вырываться.
  - Куда ты меня несешь?
  - Делать из тебя Зорро! Это ж бал-маскарад, как-никак!
  - Ты сумасшедший! - смеялась я, ловя неодобрительные взгляды окружающих. - Ты же надорвешься!
  - Не надорвусь! - смеялся Карл. - Ты же легкая!
  Я действительно была тонкокостной и мелкой унисекс с фигурой подростка. Мой пол выдавали порой лишь длинные волосы и яркий макияж.
  Дома Карл достал откуда-то костюм Зорро: черное боди, маску, бутафорскую шпагу, сапоги и плащ.
  - Откуда у тебя все это? - удивилась я.
  - Я играл Зорро еще в школьном драмкружке... Адам сшил мне этот костюм, и я храню его как память. И теперь он, похоже, снова актуален!
  Я обняла Карла.
  - Спасибо, друг. Но неужели ты думаешь, что никто меня не узнает?
  - Никто, кроме Лени, бамбина. Вот, только, соберу твои волосы в хвост!
  На карнавал я прибыла с опозданием - когда все гости уже порядочно выпили, и не были озабочены желанием заглянуть друг другу под маски.
  Как только уже веселый Ульрих в костюме Наполеона, приняв от меня подарок, сказал мне: "Спасибо, сэр", я поняла: наш с Карлом план сработал.
  Пройдя на танцплощадку, где уже отплясывали Конни-Мадонна, Ханс-Джеймс Бонд, а также незнакомые мне клеопатры, цезари, карлсоны, ведьмы и ангелы, я заметила Лени. Она сидела за столом рядом с родителями и смотрела в одну точку. Ей было плохо, но она сдерживалась, чтобы не дать отцу повода для беспокойства.
  Я подошла к ним.
  - Добрый вечер, херр и фру Свенгрен. - сказала я низким голосом.
  Брунгильда и Юрген улыбнулись. А Лени даже не взглянула в мою сторону.
  - Здравствуй, Магдален.
  Она подняла глаза и, моментально узнав меня даже под маской Зорро, еле сдержалась, чтоб не вскрикнуть от радости.
  - Разрешите пригласить вашу дочь на танец. - обратилась я к ее родителям, целуя руку Брунгильды.
  Юрген одобрительно кивнул, а ее мать, еще полдня назад ненавидевшая меня, удовлетворенно промурлыкала: "Какой чудесный молодой человек! Они такая прекрасная пара!"
  Мы с Лени вышли на середину зала. Она шепнула мне на ухо: "Не зря я сегодня надела костюм Кармен".
  Действительно, она была одета как героиня Мериме, но я так волновалась, что поначалу этого не заметила.
  Играла классическая музыка, и мы пытались танцевать вальс, хотя на самом деле, не умели танцевать и польку, зато то и дело ловили восхищенные взгляды родителей Лени.
  - Похоже, твоя мать сменила гнев на милость... - улыбалась я.
  Лени смеялась:
  - Анн, где ты нашла этот костюм?
  - Карл дал...
  - Зря я его ненавидела... Теперь, похоже, я ему обязана. - произнесла Лени, и поцеловала меня.
  - Нам лучше поскорее убраться отсюда... - прошептала я.
  - Как не странно, я подумала о том же. Я знаю неподалеку хороший греческий ресторан... Отметим нашу победу там, а потом вернемся домой. - ответила моя Кармен, и мы, ни с кем не прощаясь, выскользнули из банкетного зала.
  20 декабря 1994
  Вчера к нам снова заявилась фру Свенгрен. Только на этот раз с более дружеским визитом.
  - Не думайте, что я такая дура, юные леди. Я прекрасно поняла, что за молодой человек танцевал с моей дочерью на вечеринке у Ули.
  - И что? - спокойно спросила Лени.
  - И я сдаюсь. - Улыбнулась Брунгильда, разводя руками. - Похоже, вы и вправду любите друг друга, если пошли на такое...
  - Фру Свенгрен, а как же... - хотела я, было, спросить об отце Лени, но она меня перебила:
  - Юрген давно все понял. К тому же, Анни, твой рост... Шведские мужчины, как правило, гораздо выше, чем метр шестьдесят шесть. Ты даже ниже, чем Лени.
  - Всего на два сантиметра! - хмыкнула Лени, и мы все втроем рассмеялись.
  Напоследок Брунгильда обняла нас обеих, и пригласила на Рождество, чтобы официально представить возлюбленную своей дочери родственникам.
  - Вот видишь, Магдален, на что способны два любящих сердца. - Сказала я ей тем же вечером во время просмотра ее любимого фильма "Король-рыбак".
  Лени снова одарила меня своим "фирменным" взглядом.
  - Анни, я решила больше не петь в группе.
  - Почему? - удивилась я, зная об ее искреннем желании петь.
  - Я не хочу, чтобы сцена нас разлучила.
  - О Лени, этого не будет, Карл научил меня ждать и терпеть...
  - Не спорь со мной, Анни. Я люблю тебя, и хочу быть с тобой.
  - Но Лени... Чем же ты будешь? У тебя же нет образования...
  - До истечения контракта я буду числиться в составе "Case of Space", но принимать участия в концертах я не буду. Я буду писать им песни, и если нужно будет, сниматься в видеоклипах.
  - Правда?
  - Да, ведь у меня теперь есть своя муза.
  - Но, Лени, твои фанаты...
  - Для них есть Конни... Она с детства любит, когда ей восхищаются. К тому же, она давно хотела петь соло, а не на бэк-вокале. Ну а мне - продолжала она, обняв меня за плечи, - достаточно одной, самой верной и преданной поклонницы.
  И она погасила свет.
  Постскриптум
  Лени Свенгрен действительно покинула группу "Case of Space", но несколькими годами позже - в 1999-м, когда скончался ее отец Юрген. Его смерть настолько травмировала психику Лени, что она приняла решение уехать в Иерусалим, и начать там новую жизнь.
  Карл Витовски все же помирился с родителями, и, вернувшись вместе с верной подругой Анн домой в Варшаву, сочетался с ней законным и счастливым браком.
  Да, мой Читатель, жизнь непредсказуема. Потому, что основа её - Любовь. Любовь в своей жизни может встретить каждый, однако не всем дано распознать её, и предпочесть столь прекрасное чувство губительной страсти, порождаемой одиночеством.
  
  В этом городе почти всегда пахнет болотом, что не удивительно, учитывая его географическое месторасположение. Здесь всегда сыро...на стенах столетних домов приживается и вольготно существует плесень, а стоящие во дворах помойки в жаркое время источают невыносимую вонь....Это исторический центр Петербурга. Перестроенные коммунальные квартиры с припаркованными джипами у подъездов, резко контрастируют со старыми коммуналками и одиноко сидящими у подъездов голодными собаками и стариками, считающими каждую копейку и сетующими на повышение цен.
  Это город контрастов, город душевных порывов и юношеских суицидов.
  Вот и мы попали в этот город, не замечая, как он нас обнимает своими мягкими лапами сотканными из вязкого тумана, пыли, слез, миллионных надежд на щедрость его души...
  Здесь все-время хочется поставить многоточие, наверное, потому что здесь - многомыслие...
  Иду по знакомым улицам, по знакомому маршруту в сторону Невского, кофейня...зачем я тогда туда зашла, сама не понимаю. Захотела просто согреться в отсутствии тебя, но почему зашла именно в ЭТУ кофейню...Я села за столик, который находится на возвышении в углу зала. Передо мной открывается весь зал с его редкими посетителями, широкие окна, суетящиеся мальчики-официанты в бордовых передниках, один из которых тут же подлетел ко мне держа в руке меню, а на лице дежурную улыбку. Я не удивилась его быстрому появлению, сейчас не час-пик. Заказав горячий шоколад, я закурила, поудобнее устроившись на уютном диване и стала разглядывать происходящее вокруг меня, не забывая иногда заглянуть и внутрь себя, дабы не упустить сути чего-то происходящего с моими мозгами, в очередной обманываясь, что все под контролем.
  За окном моросит чертов дождь, нормальное питерское явление, я бы сказала, местный колорит.
  "Наблюдайте за наблюдателями"- не припомню чья эта фраза. Я - вечный наблюдатель, но на каждого такого найдется свой незримый "надзиратель".
  Сделав очередную затяжку, я почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась. Сзади никого, только стена. Потом я увидела девушку, на вид лет двадцать восемь-тридцать. Она стояла у барной стойки держа в руке меню и пристально меня разглядывала. Девушка невысокого роста, среднего телосложения, каштановые волосы отдающие рыжиной, светлые глаза, тонкие пальцы...Она кого-то знакомого мне напомнила, но я так и не вспомнила, кого же именно. Она сделала заказ. У девушки оказался неприятный голос с завышенными нотками. Я наблюдала, как она на высоких каблуках продефилировала к столику у окна сев ко мне лицом. Продолжая зачем-то смотреть на меня, она пила кофе маленькими глотками...Так странно, она сидит не рядом со мной, а я вижу как на ее шее пульсирует жилка, и вижу эту хрупкую шею, и почему-то весь ее вид вызывает у меня неприятие. Стряхнув непонятное оцепенение, я встала и направилась в сторону дамской комнаты, прихватив с собой сумку. Проходя мимо служебного помещения, услышала какую-то возню и приглушенный шепот: "Тише, тише...сейчас, так..."
  Хм, ничего из еды в этой кофейне я больше не закажу.
  В зеркале осмотрела свое отражение. Черные парик с прической каре мне к лицу, без кудрей не так узнаваема. Результат очередного эксперимента над собой. Очередной маски.
  Войдя обратно в зал, взглянула в сторону изучавшей меня девушки. От увиденного стало трудно дышать. Девушка сидела уже не одна. За одним столиком с ней сидела Ты.
  Я видела тебя со спины, ты что-то ей рассказывала, вы обе весело смеялись. Потом ты наклонилась к ней и слегка поцеловала в губы...
  Я села за свой столик. Твой запах долетел сквозь аромат кофе-чая-шоколада-булочек-пироженных прямо в мой нос, а оттуда, уже по распределению, в мое сознание. И моему сознанию он не понравился, к твоему запаху примешивался запах ЕЕ парфюма, что-то легкое и сладкое, как ее улыбка и смех...
  Закурила. Тебя ведь не должно быть в городе, ты же где-то в заснеженной Сибири занимаешься освещением белых медведей, т.е. объектов культуры и спорта. И занимаешься этим освещением уже ровно неделю...
  Мои размышления прервал твой резкий смех и звук моего мобильного телефона. На экране высветилось до боли знакомое имя...
  Я встала, надела пальто и медленно пошла к выходу. Ноги будто ватные. Мне нужно пройти мимо ВАС, а сделать это незаметно очень сложно, тем более, что посетителей в кофейне почти не осталось. Шаг, другой...еще немного и я увижу твои глаза. Что я в них увижу?..
  Тут, как всегда проявив чудо природной грациозности, я споткнулась о свободный стул рядом с вашим столиком. Ты на меня посмотрела. Немая сцена. Ни привет, ни пока. Я подняла стул, медленно, смакуя твой взгляд, придвинула к столику...Когда человек испытывает стресс, в его крови появляется здоровая доза адреналина, которую живые существа способны почувствовать. И, наверное, я его почувствовала. Запах горьковатый как у грейпфрута. Я последний раз взглянула на тебя, потом на твою спутницу. Ничего, симпатичная девочка, хоть и не в моем вкусе.
  Потом я пошла к выходу, ощущая тяжесть в груди, невыносимо, душно как...
  На улице прекратился дождь и Солнце, столь редкий гость, решило нас порадовать своим присутствием. Вопреки всем правилам, я оглянулась. Вы снова весело болтали.
  Потом я посмотрела, что ты пьешь - Кампари с соком...так вот откуда этот запах...адреналин тут ни при чем.
  Я посмотрела на небо и села в черную припаркованную рядом с кофейней машину.
  * * *
  На утро я проснулась с головной болью. Давящая, ноющая боль в висках. Я лежу, не открывая глаза, так как любое движение причиняет неимоверную боль...Как -будто кто-то проник с мою голову, в самый центр и оттуда раздает указания, как сделать мое существование более невыносимым. Тук-тук-тук-...кузнец в моей голове отбивает свою, неведомую окружающим мелодию.
  Потом я прислушалась...и почувствовала твой запах...совсем близко. Резко открыв глаза, я увидела тебя, мирно сопящую рядом, взъерошенную, такую родную и любимую...Я обняла тебя, прижавшись. Ты что-то сонно проворчала про то, что тебе жарко, а я тебя так нагло оккупировала...Но это уже было не важно. Главное, все это сон, не было ни-че-го. Ни кофейни, ни девушки с каштановыми волосами, ни машины черной...Все это сон.
  Кот, давай больше не будем смотреть этот фильм? Мне не нравится это кино. Это кино из прошлой жизни. Почему взрослые всё усложняют? Придумывают какие-то условности, потом сами же им следуют. И своих детей заставляют поступать точно так же, когда те вырастают. Взрослые знают, как принято жить. Дети - нет. Они просто живут.
  Тогда, в детстве, всё было просто. Санаторий, палата на пятнадцать девочек, палата на пятнадцать мальчиков. Не нравится тебе, допустим, что твоя кровать стоит рядом с Юлькиной - пожалуйста, поменяйся местами с Катей, которая с этой Юлей дружит. Возьми свою подушку и положи её на другую кровать. Вытряхни все свои нехитрые пожитки из тумбочки и аккуратно разложи их в ящике другой. Будешь спать у стенки и тихонько перестукиваться с Димой из соседней палаты, перешёптываться с Леной, которая лежит на кровати напротив тебя. Всё просто.
  
  
  
  На работе так не получится. Если ты умеешь что-то делать, работай только в том отделе, где это нужно. Если тебе не нравится, работай всё равно. Если тебе уж очень не нравится...ну что ж...ищи себе другую работу. Мы тебя не держим. И никто не держит.
  Но как быть, если сама себя держишь?
  
  
  
  Вхожу, и ярким пятном ударяет в глаза плакат. На нём помидор в разрезе оказывается апельсином, яблоко - помидором. На другой стене - кошка внимательно наблюдает за компьютерной мышью, кажется, что вот-вот схватит её и умчится прочь!
  Отдел договоров и контрактов.
  
  
  
  - У нас сегодня чай "с одеколоном" - улыбается Оля, - хотите?
  - Жасминовый? - догадываюсь я. Оля кивает. А я жду, пока она ещё что-нибудь скажет. Жду, когда вновь зазвучит этот неповторимый голос... неужели такие голоса и в самом деле бывают? Невозможно объяснить... как объяснить плеск воды, игру огня, сияние солнца?
  - Катя, давай свою чашку.
  Катька. Улыбкой встречает каждого, кто приходит. Улыбается и сейчас, в телефонную трубку.
  - Алло, здравствуйте! Начальника нет, он только что вышел...не знаю, куда...ой, знаете, я обычно не выглядываю за дверь, после того, как он выходит...(затянувшаяся пауза)... Хорошо, я передам ему... До свидания!
  Положив трубку, смеётся.
  - Звонила какая-то Корчагина. Я её, наверное, чем-то рассмешила. Она так хохотала в трубку!
  - О, вообще-то она женщина серьёзная! - уважительно восклицает Галина.
  
  
  
  И все смотрят на Катьку. А она, как ни в чём не бывало, вновь садится за стол, чтобы сэкономить для бюджета ещё пару десятков тысяч. Рублей, разумеется.
  Когда начальник отдела куда-нибудь выходит, Катька, неутомимая неугомонная Катька, любимый ребёнок всего отдела, затевает разговор. О чём угодно. О фильме, о своих ощущениях, о погоде, обо всём... Иногда начальник всё-таки застаёт хвост такого разговора. И, если в настроении, улыбнётся и сам расскажет что-нибудь из воспоминаний своей бурной молодости. Расскажет незатейливо и хорошо, словно только и ждал именно этого момента... А потом вновь зазвонит телефон...
  
  
  
  - Алло! - серьёзно отвечает молчаливой трубке начальник отдела. И ещё раз, нетерпеливо - Алё!
  Катька незаметно подмигивает мне и улыбается. Второе "Алло" выходит у начальника добродушно-заинтересованно, совсем по-карлсоновски...
  
  
  
  - Катька, я тебя убью, если ошибёшься! - кричит Татьяна, когда та вновь поднимает глаза от калькулятора, чтобы рассказать очередную милую историю.
  - Чем? - смеётся Катька.
  - Найду чем, - вздыхает Татьяна, - ты только попробуй у меня...
  - А я не ошибусь! - уверенно отвечает Катька. И, конечно же, ошибается. Потому что листок с расчётами вновь падает к ней на стол. Но Катька не сдаётся:
  - А я не в тот момент ошиблась, когда рассказывала, а позже!
  - Знаем мы! - ворчит Татьяна. Катька снова склоняется над сметой и сосредоточенно ищет ошибку.
  - В материалах посмотри... - тихо говорит Татьяна, и Катька улыбается ей благодарно.
  
  
  
  - Ух ты! Цветок с пятью лепестками! - Это Катька склоняется к вазе с сиренью.
  - Это махровая сирень, на махровой - не считово! - возражает Галина.
  - Нет, считово! - улыбается Катька. Это их любимая игра. Слова, смеющиеся буквы.
  - А помните "Иди, гуляй, таращься на небо"?
  Небо у них за окном - сине-синее. И снова мяукает оранжевая кошка, живущая в компьютере...
  
  
  Возвращаюсь к себе в кабинет. Хочется собрать все свои бумажки, взять любимую чашку с Бартом Симпсоном и перетащить стол на третий этаж. В кабинет, где из горшочков таращатся глупые любопытные кактусята, где компьютер мяукает кошкой, с которой разговаривают, где вкусно пахнет жасмином и сиренью, где звучит нежно-прозрачный Олин голос и сияет Катькина улыбка... Нет, нельзя.
  Я устраиваюсь в своём кресле поудобнее и думаю об апельсиновом помидоре. Глупо. С чего это я вдруг?
  Может быть, кто-то тоже думает о том же. Да нет, не об апельсиновом помидоре, а о том, как хорошо быть там, где тебе хорошо.... Вот только никто не скажет об этом вслух. Не принято. Нельзя.
  Мне тоже нельзя. Мне - тем более.
  Я - директор.
  
  Море было огромным, всеобъемлющим. Где-то вдали мелькнули два красных огонька - "Маяки", - машинально подумала Ленка.
  
  Холодный прибой обрушился на ее голые ноги и, рассыпаясь на брызги, смешался с двумя маленькими, солеными капельками, пробороздившими дорожку на лице.
  
  Ярко-черное южное небо было заполнено звуками и шорохами. Матово сияли матово-золотые звезды. Слышались перешептывания сверчков, и там, где небо сливалось с морем, виднелась небольшая угасающая прожилка заката, розово-красная и трепетная. Мохнатая, слегка отблескивающая голубой акварелью, луна высвечивалась дорожкой в черной мгле воды. Тишина была перемешана пением цикад и скрипом кузнечиков. Теплый воздух южной ночи обнимал Ленку за плечи, как ласковая волна. Виноградные листья и перистые тени акаций убаюкивали.
  
  Ленка закинула далеко-далеко в море монетку. Закинула не для того, чтобы вернуться, нет, для того, чтобы остаться. Остаться в этом Городе, где нет и не может быть ее прошлого страха. В этом воздухе, пьяня и перелетая с места на место, резвилась белая бабочка. Ленка вспомнила дрожащую в предсмертных судорогах крапивницу, припечатанную к смолистому тротуару растоптанным старым ботинком, и лицо ее сделалось плачуще-злым.
  
  
  ******
  
  Она ненавидела свою прошлую жизнь, ненавидела свой родной город.
  
  Он, казалось, был разрисован мрачным художником пессимистом, экономившим свои старые краски и жадным на радостные блики. Этот скряга разрисовал ее город бледной палитрой, в которой было все два основных цвета: ярко-черный и грязно-белый. Ярко-черными были голые деревья, трамвайные рельсы, подъезды и подвалы, мертвые, искалеченные лица строившихся панельных многоэтажек. Черной была сама жизнь, и не просто черной, а грязной и липкой, как мазут. Грязно-белыми были совести воспитателей, редкие снежинки, белье и все ее светлые чувства. Может быть, для кого-то этот город и был ярким, и даже радужно-прекрасным, но не для нее. Радужным и теплым этот город могла сделать только радость, а вместо нее у Ленки в сердце постоянно был склизкий, шероховатый комок страха.
  
  
  Ленка была нелюбимой с рождения. Никто не ждал ее появления на свет. Поэтому плакала она часто, но постоянно ждала какой-то будущей перемены, которая должна была вот-вот появиться. Родители жили в лачуге, где постоянно распивалось огромное количество спиртных напитков, после чего разбивались стекла или разламывалась оставшаяся в живых мебель.
  
  Ленка же в такие моменты прятала самую свою большую драгоценность - маленький и легкий сосновый кораблик...
  
  Этот кораблик выстругал ей знакомый старичок, который когда-то давно жил в прекрасном городе Херсоне, и плавал на небольшой яхте.
  
  Кораблик был чудесный - живой, маневренный, желто-коричневый с парусами-крылышками...С выточенным штурвалом и мачтами, капитанской рубкой и матросским кубриком...с маленьким металлическим якорьком на легком канатике, сплетенном из коричневых ниток. Это была единственная игрушка у Ленки, и потому она берегла ее как зеницу ока.
  
  Однажды она зашла домой и не увидела кораблика на своей деревянной полке...
  
  Она, все еще не веря своему несчастью, обыскала всю комнату, и пошла в комнату к родителям. Мать лежала ничком на железной койке, заломив руки и страшно открыв рот.
  
  - Мама...- робкий Ленкин голосок тревожно зазвенел - ты не видела мой кораблик?
  
  Мать грязно выругалась и велела ей убираться.
  
  
  Вечером пришел отец. Он окликнул мать и, найдя ее в комнате, округлил красные, напряженные глаза с набрякшими веками , лицо его сморщилось , и он начал кричать на мать:
  
  - С-сука !!! Сосала вчера х.. за спирт? С кем ты, сука, спала, шлюха, тварь...- он весь дрожал, пальцы его тряслись. Увидев, что мать не отвечает и притворяется спящей, он с размаху ударил ее в лицо, потом накинулся на нее и стал жестоко избивать ее, пинать ногами и дергать ее окровавленное тело с болтающейся головой за волосы, после чего ударял ее лицом об стены. Из комнаты неслись стоны, крики, маты и глухие удары.
  
  Ленка видела все это. Она стояла бледная, не смея крикнуть или пошевельнуться.
  
  В углу валялся корпус ее кораблика, наполненный пепельными окурками дешевых папирос, измазанный в яичном желтке и пахнущий водкой и кислой капустой.
  
  
  ********
  
  Когда хоронили мать, пошел снег. Зябко Ленке было в ветхом стареньком пальтишке, и она мечтала, чтобы наконец все закончилось.
  
  Ленкины глаза остекленели от горя, холода и всего сразу... но в этих глазах не было слез...
  
  Плакал только отец.
  
  Рыдал, сжимал до хруста костлявые пальцы, словно пробуя их на излом.
  
  Его лицо резиново морщилось. Остальные собутыльники молчали. Впрочем, некоторые из них перешептывались о том, где же они будут пить сегодня.
  
  Один из них, худосочный дядька в мятой полосатой матроске, подошел к отцу и спросил, не даст ли он на водку пять рублей...
  
  - Сволочи!- громко охнула Ленка и забилась в тихом плаче. Отвращение к этим мужикам передергивало ее худые плечи, подкашивало тонкие ноги, в материнских галошах и зашитых коричневых колготках... Но не было в этих задавленных слезах никакой надежды на будущую радость...
  
  Когда возвращались домой, Ленка увидела на мостовой крапивницу, прилипшую к лужице смолы, и прежде чем она успела подбежать к ней на помощь, отец грузно наступил на бабочку ботинком. Под ботинком тревожно хрустнуло....
  
  Долго потом снилась эта несчастная крапивница Ленке, и иногда ей казалось, что эта растоптанная бабочка - ее душа...
  
  
  Потом был суд, отца приговорили. Ленке приказали собирать вещи и отправляться в детский дом. А какие вещи ей было собирать? Единственные штаны, лопнувшие и расползавшиеся от частой стирки, полинялая трикотажная кофта и ветхое пальто.
  
  Ни белья, ни обуви.
  
  Проходя в последний раз по ставшими чужими комнатам, Ленка со слезами подняла беззащитные обломки ее кораблика... Она опустилась перед ним на колени, ласково погладила, начала что-то шептать ему, и вдруг почуяла запах водки и табака .
  
  Резкими, какими-то ломаными движениями она стала пинать его растоптанными галошами матери, пинать остервенело, так, как ребенок добивает раненую птицу, так, как пристреливают споткнувшуюся лошадь на ипподроме, как усыпляют бешеную собаку...
  
  
  В приюте было сиротливо. Ничто, даже ласки воспитателей и чистенькие кроватки не могли отогреть Ленкину душу от казеной неуютности. В ее заплеванной душе незаметно появилась НЕНАВИСТЬ. Ненависть ко всем.
  
  А потом случилось то, что перевернуло всю ее жизнь.
  
  
  ....К ним в детский дом пришел воспитатель. Крикливый, истеричный...
  
  Видно его долго пугали байками о "дефективных", поэтому он решил, что этих детей можно воспитывать только палкой.
  
  К тому времени над Ленкой измывалась половина группы. Постоянные издевки, пинки, подножки...все это началось с того, что Ленка читала в библиотеке книги про путешествия и ветхие морские словари. А любимыми для 12-ти летней Ленки были детские книжки. Может быть потому, что веяло от них каким-то теплом, ожиданием чуда...может быть, потому, что было в них все то, чего никогда не было у Ленки. Рыжий толстый парень, с густо облепленным веснушками носом, и каким-то стеклянным, гадким равнодушием в глазах, присыпанных снизу серым налетом от курения, медленно нараспев говорил Ленке:
  
  - А ну-ка, моя хорошая, расскажи, что ты там в книжечках читаешь?
  
  Ленка огрызалась, и тогда в глазах этого подонка набухали и загорались хищным светом зрачки-вишни...
  
  Он заносил над съежившейся Ленкой руку и растопыренной ладонью мазал по ее лицу, желая не сделать больно, а унизить.
  
  Дети смотрели на это и, дебильно улыбаясь, скалили свои мелкие острые зубки в знак одобрения. Это была потеха, и всем им это нравилось. Имя как нельзя точно подходило к характеру этого субъекта. Его звали Петруха, хотя в основном к нему обращались по кличке - Вороба.
  
  Так вот, однажды Вороба и пара его дружков затащили Ленку в подвал и с таинственным видом предложили "нюхнуть кой-чего".
  
  В пластиковом пакете был желтовато-белый клей.
  
  Ленка молча и поджав губы отшатнулась. Тогда на ее голову обрушился град кулачных ударов и она была вынуждена дышать, чтобы не быть в кровь избитой.
  
  После чего ее разморенную затолкнули в угол ...
  
  
  Очнулась она в комнате, на полу.
  
  Рядом стоял воспитатель и озверело смотрел на нее.
  
  - Что дрянь, надышалась клея??? Ты пример детям подаешь, да? Гнида! Чтобы из-за тебя и они стали такими? Нет, сволочь, я тебя отучу от этого!
  
  Ленка вяло мотнула лучинками-руками и почувствовала, что ее бухнули чьи-то жесткие сильные руки на кушетку в углу учительской.
  
  Воспитатель скрутил ее, сломал и неистово начал пороть упругими влажными розгами. Первое время Ленка яростно сопротивлялась, кричала звонко, с оборвавшимися нотками в голосе:
  
  -Гад! Не смей! Гад! Не надо, ты ответишь! Не смей! Гад! Гад! Га...
  
  ...Мельком она взглянула на себя в зеркало. Оттуда на нее смотрела запуганная девчонка, с черным ртом и с размазанной полосой вместо сильно дергавшихся ног.
  
  Ей казалось, что тогда она раздвоилась.
  
  Тело дрыгалось под упругими ударами, а душа стояла сбоку и мрачно с изумлением наблюдала за тем, что же с ней, с Ленкой сейчас сделают.
  
  Вдруг розга со свистом остановилась в воздухе. Послышался топот ног. И высокий женский вопль-
  
  - Что ты делаешь с ребенком???
  
  Яков Иваныч остановился, отошел и как-то обмяк. Ленка почувствовала как чьи-то руки подняли ее тело и унесли куда-то.
  
  И прижимаясь к этим рукам она потеряла сознание.
  
  
  А потом потекли светлые дни.
  
  Ленка мечтала о море, вместе они читали книги, изучали мореходные карты.
  
  Она подарила Ленке большого плюшевого дельфина и модельку корабля.
  
  В последний месяц Ленка почувствовала натянутость между ними, и ей, никогда не знавшей материнской ласки, стало так одиноко, словно отобрали у нее последнюю радость.
  
  Оказывается, Ей нужно было уезжать... Ленка узнала это только через день, после отъезда.
  
  Женщина, отнявшая ее у изверга-воспитателя, уехала, не выдержав борьбы с мрачным и грубым персоналом детского приюта. Уехала, оставив на Ленкиной кроватке письмо в белом, узком конверте.
  
  В письме Ленка прочла следующие строки:
  
  " Дорогая моя Леночка! Беззащитный мой Малыш!
  
  Живи, не думай о плохом, никогда не предавай друзей и не будь жестокой.
  
  А если уже сильно будет невмоготу, то помни - есть на свете теплый и большой морской Город, помнишь, о котором мы мечтали, сидя по ночам на крыше?
  
  Так вот именно в этом городе тебя будет ждать другая жизнь.
  
  Моря хватит на всех, и где-то там вдали есть и твоя частичка жаркого солнца и солнечных бликов на дощатой мостовой, твоя частичка голубого, как море счастья..."
  
  Через год, словно запоздалым эхом на это письмо, в паспортном столе выяснилось, что живет у Ленки на юге родная бабушка, Мария Семеновна.
  
  И что по российским законам Ленка может приехать к ней навсегда.
  
  Ленка не помнила грязную дорогу ее города, пыльных машин и разбитых стекол.
  
  Она радовалась только тому, что нахлынуло на нее нежданно-негаданно новое счастье.
  
  Она ласково прижалась к старенькой и родной бабушке, озорно погладила черного ленивого кота ....
  
  А дома у бабушки выяснилось, что живет она совсем рядом с морем...
  
  И, пребольно царапаясь о виноградные лозы, Ленка в легком ситцевом платьице выскочила за огород, и помчалась по гладкому нежному песку...
  
  
  ******
  
  Она не хотела никогда больше вспоминать о прежней своей жизни.
  
  Она забыла ее, потому что на этой земле, рядом с этим чудесным морем не может быть ничего плохого...
  
  И долго еще она купалась в южной ночи как в теплой морской воде, долго задыхалась морским воздухом, долго потом, уплетая на кухне ужин, рассказывала бабушке о том, что все у нее хорошо, расспрашивала старушку о море и о Городе...
  
  А наутро, выбежав окунуться в прибрежных ласковых волнах, она увидела там такую же неприкаянную душу - девчонку с шоколадным загаром, белоснежной улыбкой вишневых губ и озорным, добрым взглядом.
  
  Редким взглядом для Ленки в прошлой ее жизни.
  
  И она просто пошла ЕЙ навстречу, утопая по щиколотку в теплом желтом песке...
  
  И девчонка тоже вышла из воды и направилась к Ленке, улыбаясь так знакомо и радостно.
  
  Ленка поняла тогда, что за эту жизнь она будет бороться.
  
  За это солнце, за это море, за это бездонное ночное небо...
  
  За запах акаций и гроздья спелого винограда...за пение цикад и свечение малюток- светлячков.. За порхание белой бабочки, за доверчивую улыбку этой девчонки...
  
  
  Не знала и не догадывалась она тогда, что влюбится в шкодливую задорную соседку и что будут они стоять, прижавшись друг к дружке по колено в морской воде и долго целоваться, постепенно сливаясь в одно целое.
  
  Не знала, что будет счастлива и будет любить первый и единственный раз в жизни...любить девушку.
  
  Но небо соединило их под своим испещренным созвездиями куполом. И подарило им одну на двоих Луну, одно на двоих Солнце, одно Утро и один Закат...
  
  Подарило одно Море - море чистой, вечно юной и сумасшедшей любви...
  
  
  Она шла к Ней навстречу, а звуки эоловой арфы ласкали ее слух сквозь ночную липкую и осязаемую темноту...
  
  Ленка еще раз глубже вдохнула и прислушалась к стуку сердца... и тогда она поняла, что все возрождается.
  
  Все, чего у нее так давно не было, все становиться явью....
  
  И нежность, и любовь, и тепло...и, наверное, Жизнь.
  
  Да, возрождается Жизнь.
  
  Её руки - это гипноз, таблетка "паркопана" уводящая в страну грёз. Она говорит, а пальцы играют, переплетаются. И кажется, что их не пять на каждой руке, а восемь, десять. И не важно, слышишь ты или нет, что она говорит, руки расскажут то, что надо услышать тебе, именно тебе. Особенно сегодня, сейчас.
  "О чём, ты думаешь, Наташа?" - неожиданный вопрос, такой, что вздрагиваешь внутренне, чуть не выдавая себя.
  "Не знаю"
  "Это неправильный ответ"
  "Так...не сформировавшиеся мысли"
  "Кафе закрывается, давай уйдём отсюда пока нас не выгнали"
  
  Через пару улочек другая дверь в полумрак.
  "Я не люблю красные пирожные"
  "А чай с дымом?"
  "Да, Саша, да"...
  Как близко сейчас находится её щека. Так близко, что её волосы касаются меня.
  "О чём, ты думаешь, Наташа?"
  "Не знаю"
  
  В полумраке за низким круглым столиком уютней, чем десять минут назад за высоким квадратным. За окном почти новый год - радостно мигает нелепыми огнями электронных ёлок.
  Она тихонько говорит: "когда ты освободишься внутри себя - они отпустят тебя, и, не стоит думать что центр вселенной вокруг тебя".
  На меня накатывает неудержимое веселье, сравнимое разве, что с радостью детства, что никак не вяжется со сладким вкусом сигарного табака на губах. Пытаюсь воткнуть ложку в пирожное. Без её помощи не справиться. Говорю ерунду - ну вот, разошлась. Но замираю на полуслове. Боже, какая она красивая сейчас! Смотрит. Ласково? Нежно? Нет, показалось.
  "А о чём ты думаешь, Саш?"
  "О тебе...просто о тебе"
  
  Какая же она красивая сейчас. Не могу отвести глаз. О чём думаю я сейчас? Просто представляю, что мы одни. И так просто протянуть руку и поправить вот эту вот выбившуюся светлую прядь...её волос. А потом задержать руку у её щеки, наклониться к ней и поцеловать. Целовать, целовать - пока она не опомнится, не рассердится. Это значит навсегда её потерять. Или найти. Опасная игра. Я даже представляю, что скажет она - как было уже один раз: "посыл, породивший эти слова - не принимаю".
  
  За окном поезда, уносящего меня, темно и холодно. Уносящего далеко от дома - за окном торжественная зима. Ёлки приготовились к встрече нового года. Великие стоят. Я люблю сосны - они светлые и весёлые, радостные и живые, тёплые своими оранжевыми стволами.
  А ёлки плотно стоят вдоль холодной стали рельс. В белых пушистых нарядах. Свет от поезда выхватывает отдельные снежинки, превращая их в огоньки-искорки. И мерещится мне за каждой елью - глаза голодного хищного волка. Чужой лес, чужая зима - куда еду? Кто я?
  И бухает в висках правда: "не хочешь ехать - слезай с паровоза, хочешь - приезжай ко мне". А я испугалась хрустящего снега и волков - вот, что не позволило мне дернуть стоп кран.
  
  "Это было жестоко - ведь, да?"
  "Да, любимая, да"
  "Сашка", - мысленно кричу, - "ну поцелуй же меня, я сама не смогу. Я, похоже, вообще ничего не смогу без тебя"
  
  Хрустит снег под ногами в первый день нового года, маленького такого, в совсем коротких штанишках. Иду к ребёнку, подарком для самой себя. Картонная малиновая шапка, руки в карманах - деловой дед Мороз. Улыбаю случайных прохожих на тёмной ночной улице. Один день, как полгода. Но завтра будет уже два - равняется год. И так до конца.
  "Привет!"
  "Привет!"
  И, наконец, она поцеловала меня. Закружилась голова - какой это был поцелуй. Такой я не забуду никогда. К чёрту всё, скажет умри - умру, скажет живи - буду жить. Знаю, будет любить. Знаю, что я буду слёзы лить. Сажать сердце крепким кофе - и до сумасшествия её любить. Навсегда, пока она не бросит меня. И снова утро умыто моими слезами... для тебя. Чистое. Яркое. И рассвет его еще тонет в дымке, скрывая от меня свои краски, наверное, как и я, ожидая твоего пробуждения. Когда ты откроешь глаза, оно улыбнется тебе, коснувшись твоей душистой кожи своими ласковыми лучами, и легонько взьерошит твои волосы шаловливым ветерком, влетевшим в комнату. И оно будет настолько органично близким тебе, что ты даже не заметишь его солоноватый привкус и еще не высохшие на солнце капли. Впрочем, если и заметишь, ты решишь, что это просто роса.
  
  А я все пытаюсь понять, что же происходит. Я бьюсь о стену твоего молчания и твоего взгляда, защитно-пустого, убегающего, смотрящего мимо меня, сквозь меня, поверх меня, так, словно я дурное видение, в которое изо всех сил стараешься не всматриваться, поскорей отвести глаза и забыть, как тяжелый сон.
  
  Я чувствую себя бессильной перед этой стеной. Опять и опять я пытаюсь поймать твой взгляд, каждый раз с замиранием сердца надеясь, что вот... вот сейчас она посмотрит мне в глаза тем таким знакомым, таким уверенным и уверяющим, теплым и глубоким взглядом, как обычно говорящим, - "свои", "с тобой", тем взглядом, который только что был послан не мне, а кому-то другому, рядом. Но нет, - мимо, сквозь, поверх, вскользь. С прохладцей. Кирпичик на кирпичик, - оставь, оставь, оставь...
  
  И, в который раз, меня охватывает паника, потому что я узнаю в ней отчуждение. Я узнаю. С ужасом. Понимая, что оно настигает меня вновь и вновь, несмотря на мои попытки убежать и забыть, что это такое. И, наверное, сейчас бессмысленно биться об эту стену, воздвигаемую тобой. Я просто должна принять ее, как нечто, имеющее право на существование. Возможно, на данном этапе, часть тебя, без которой ты не можешь обойтись в общении со мной?
  
  Я просто не знаю, как быть. Мне кажется, что я пугаю тебя. Я подхожу слишком близко, и ты инстинктивно не можешь думать ни о чем другом, кроме как о том, как "вырваться на свободу", сохранить дистанцию. (Забавно... Смех сквозь слезы, - а ведь я так беззащитна перед тобой, - никто, наверное, не знает меня так хорошо, как ты.) Я напоминаю себе, что у тебя есть куча других вещей, о которых ты думаешь, и масса других проблем, которые тебя тревожат. Однако, я чувствую, как ты пытаешься увеличить дистанцию именно со мной и... Я начинаю чувствовать, что не должна быть собой. Не должна чувствовать то, что чувствую, поступать так, как хочу поступать. И ни с кем, кроме тебя, я не могу поговорить. Меня никто не поймет. Я не могу поговорить и с тобой, ведь я не хочу, чтоб ты сделала свою стену еще крепче и выше. Я не хочу, чтоб ты боялась меня, пусть даже бессознательно.
  
  Я НЕ ЗНАЮ ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ!!!!
  
  Кажется, что если притвориться, что все как обычно, все нормально, то все так и будет. А я не могу притворяться с тобой!
  
  Мне кажется, что мы можем справиться с ситуацией. Но только если будем вместе.
  
  Я устала чувствовать, просить, ждать, пытаться быть сильной...Я запуталась в том, что было, а чего не было, что возможно, а что невозможно, что в моих силах, а что нет. Мне страшно, что ты устала давать мне подтверждения, пытаться понять меня, боротся против моей боли и страхов, что ты не захочешь удерживать меня (или не сумеешь), что ты прочтешь это письмо и просто молча пожмешь плечами. Мне больно оттого, что я в попытках что-либо изменить оказываюсь бессильна, как и в том, что не могу справится с этой болью. Мне одиноко, потому, что мне кажется, что самый близкий мне человек отдаляется от меня, пытается избегать меня. Мне хочется крикнуть HELP!!!!!!, но я знаю, что кто бы ни пришел на помощь, он не сможет мне помочь, потому что мне нужна ты. ПОМОГИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА!!!!!!!!!!!!
  
  Мне хочется убежать. Мне хочется, чтоб ты меня удержала.
  
  Я устала. Я запуталась. Мне страшно. Мне больно. Мне одиноко.
  
  И снова утро. Снова слезы. Снова утро умыто моими слезами...для тебя , без тебя, о тебе...
  
  В пять лет я собиралась замуж. Речь не шла о каких-то далеких планах на будущее, все было предельно конкретно и обозримо, дата бракосочетания была почти известна и разговоры на эту тему велись примерно следующие:
  
  - У тебя есть красивые брючки? А то я тебе дам, у меня есть, такие красненькие...
  
  Родители при этом выгонялись за дверь, но, разумеется, все слышали. Иначе как бы я узнала, что я несла в свои пять лет? Сама в жизни бы не запомнила.
  
  
  В девять лет у меня случилась первая взаимная любовь. Мы смотрели "Ну, погоди!" и целовались - первой, конечно, целоваться полезла я. Помню, как дотянулась до гладкой, молочно-нежной щеки своего одноклассника, приложилась к ней губами с громким звуком и замерла в этой неудобной позе с искривленным позвоночником. Ничего не изменилось, только он испуганно спросил: "Ну, как?" - я отлепилась и соврала, что нормально. Его мама покупала нам сливочные помадки. Моя мама - билеты в кино на "Золушку". В темноте кинозала мы плавили липкий сахар между пальцев и сопереживали героям: я - принцу, он - Золушке. Или наоборот.
  
  
  В 13 лет я влюбилась разом в мальчика и в девочку, причем и туда, и туда безнадежно. Победила любовь к девочке - в том смысле, что она была еще безнадежней, чем любовь к мальчику. Из-за любви к мальчику я сменила школу, из-за любви к девочке - сексуальную ориентацию. Но она об этом так и не узнала.
  
  
  В 19 лет меня накрыло с головой. Надо ли говорить, что это была Она и что Она была прекрасна? У Нее было все, чего у меня не было и быть не могло, поэтому кроме обожания, меня разъедала кислота зависти. Простая мысль о том, что подобное утверждение может работать и в обратную сторону (а именно: у меня есть все, чего нет у Нее), не посетила вовремя мою отчаянную голову - я была влюблена в недосягаемость и страдала. Это длилось три года: первый год умирала я, на второй мы стали лучшими подругами, на третий заумирала Она, но мне уже стало скучно. Стоит отметить, что пока мы попеременно умирали, я успела бросить два вуза и сменить три работы.
  
  После чего менялось только жилье - естественно, в зависимости от сожителей. С девочками я делилась ванными, спальнями, холодильниками и постелями, с мальчиками - впечатлениями от девочек. За это они иногда брали меня с собой пить пиво, хлопали по плечу и неловко удивлялись, случайно наткнувшись под свитером на банальный и узнаваемый атрибут женственности. Закончился этот балаган печально: один раз мы все вместе пошли в сауну и там я едва не упала в мутный обморок, осознав, что мое крепенькое тельце не вызвало эрекции ни у одного из моих приятелей. Вердикт: отныне - только девочки.
  
  
  В 21 год появился педик Санечка. Санечка ценил во мне такт и всепрощение, я в нем - нежность к себе, лишенную посягательства. Кроме того, оба позволяли друг другу прикинуться приличной семейной парой, когда нам хотелось подурачиться или когда это было необходимо. Так, к примеру, была снята очередная моя квартира: хозяйка заявила в агентстве, что не желает сдавать жилье одинокой оторве, которая могла бы угрожать квартире пятнами вина, поломкой мебели и конфликтами с соседями, агентша немедленно сообщила мне, чтобы я позаботилась о муже, а я тут же телеграфировала Санечке, который безупречно провел свою роль. Старушка осталась полностью удовлетворена представленными ей респектабельными молодоженами, а тот факт, что в нас приходится девять сережек на четыре уха, или, к примеру, что длина волос мужа приблизительно в четыре раза больше длины волос жены, нимало ее не смутили.
  
  Иногда мы спали вместе, как дети, обнявшись, ровненько дышали друг другу в плечики и в ушки. Санечка меня любил.
  
  
  Я много думала. Девочки все, как одна, стремились меня выебать, вне зависимости от того, испытывали они ко мне влечение, или нет. Я тоже не ломала голову над тем, хочу ли я их, но всегда разрешала: сама идея, что меня хотят выебать, казалась мне достаточным поводом, чтобы это разрешить. К тому же, как можно отказать даме? Девочки, которые меня выебать не хотели, представлялись мне либо оскорбительными, либо неинтересными.
  
  
  Тем временем современный мир яростно пропагандировал здоровье и нормальность нетрадиционной сексуальной ориентации. Тату, Ночные Снайперы и Земфира. Трогательные Анечки в маечках и взаимное вдохновение. Реклама, гласящая, что "лучше джин-тоник в стакане, чем сонный мужик на диване". Натуральные девочки завели моду ходить за ручки и целоваться в накрашенные губки при расставании. Они же, но постарелые и погрубелые, пространно рассуждали в капризные воскресенья и шестьдесятдевятные среды о том, что они влюбляются в душу вне зависимости от пола тела.
  
  
  Какое-то время спустя с соседних орбит материализовалась Настя, с которой мы жили долго и счастливо: целых полтора месяца. До начала совместной жизни мы активно женихались почти год, и за это время наше "мы" стало известно всем, даже артистам, на концерты которых мы постоянно ходили. Наше "мы" стояло у сцены и кричало громче всех, обнималось жарче всех - так, что со сцены нам послали теплые, влажные взгляды, полные нежности и хитрого понимания. У нас была семья, а следовательно, был и быт: мы ж были не понарошку семья, а взаправду... Проблемы носили, например, следующий характер: сколько продуктов, расчитанных на неделю, можно унести с рынка на четрех девичьих руках? как ввинтить выскочившие пробки, если вы обе до смерти боитесь стремянки и визжите, как недорезанные татушки? что делать, если с утра ты обнаруживаешь, что у тебя начались месячные, а в доме нет ни одной прокладки, поскольку твоя благоверная успела их все оприходовать и не озаботилась покупкой новых? и, черт возьми, чья сегодня очередь мыть посуду?!!!
  
  
  Как-то она застала меня на диване с Санечкой, после чего дулась полчаса, поскольку мы не оставили ей вина. Я как-то застала ее на диване с Ирой, после чего мы расстались ("поскольку" non-applicable).
  
  Делайте, что хотите. Делайте, что хотите. Делайте, что хотите! Что я хочу. Что я хочу. Что я хочу?
  
  Замирая, лелею в себе крошечную пульку: я хочу выйти замуж и родить сына.
  
  Интроверт - это диагноз. Ты смотришь на мир и видишь в нем проблему себя. В этом у Инги готовность на "пятерочку". А также в том, чтобы часами напролет внимать мотивам Энигмы, Делериума, Сары Брайтман, Рис Фалбер. В темноте. Одной.
  Когда выходишь на лестничную клетку покурить и постричь ногти, в окне проплывают по трассе машины. Огни их фар желтым и красным пунктиром лижут воздух двухполосной дороги. И даже на ум ничего не приходит в ответ на: зачем их...? Ход их бессмыслен, - ведь в нем сейчас тебя не найти.
  Инга возвращалась в комнату и продолжала наигрываться в музыке. Ей чудились иные города, здоровые люди, высокие чувства. Ничего этого, казалось, не было ни у нее, ни у окружающих. Что заставляло других толкать подобные опусы?: "Книжки читай, зря прогуливаешь; когда чему-нибудь научат, драться будешь меньше. Аксиома. Сама испробовала". Хотя наставления вещались третьему лицу, и Инги не касались, она дерзала непониманием. Обманули-запутали. Ей представлялась другая борьба: от знания, - в итоге, с ним самим.
  В такие дни Инга тяжело болела. В ключе игр в доктора, сама себе ставила диагноз. Поэтому она лежала в темной комнате и слушала напевы чужой мантры.
  Депрессивное пиршество позволялось лишь в выходные, и она ему целиком отдавалась. Потом спать. Утром встать спозаранку. Зарядка, как повелось: кофе налакаться да за компом по клавиатуре пальцами станцеваться. Проходя на кухню, посмотреться осторожно в зеркало:
  - Хей, чел:. Привет. Дурно выглядишь... И красота не спешит спасать.
  До выхода она еще приведет себя в порядок. Иначе как: не населять же сны других кошмаром. Хотя кто они.
  
  По метро меж массы в плаванье (подчас и брасом), - в теснящейся толпе орудуешь локтями. Лиц не разберешь: все будто в стратегических масках, - накатывают танком. В вагоне пуще атмосфера панибратства. Если вам еще знакомо понятье личного пространства, на этот час вы можете смело его забыть. Не успеешь насладиться загадочной красотки печальным взором, как не применут объявиться нежданные ухажеры: то теплый пенис положат в ладошку; то попу, как бы невзначай, "облагородят" ерзанием; то поцелуют смачно пьяными губами - при выходе иль входе.
  
  Всему этому Инга уже не удивлялась: отступать все равно некуда, да и девственность далеко позади.
  Наконец, преодолев рубеж нравственности в переживании, оттого несколько рассеянная и помятая, Инга все-таки достигает рабочего места. В офис она приходит как в картинную галерею. В воздухе на телах развешаны портреты в стиле кисти Малевича (и иже с ним). Периодически передвигаются. Пока недосуг, не до антракта, все лица расставлены. Не всегда по возрасту в хронологическом порядке. Здравствуй, мир: сравнение в разнообразии, - здравствуй, многоликая задница. Душу имея поэтично-критическую, Инга хранила свои во взгляде традиции.
  
  Недавно нарисовалась в соседнем отделе занятная особа: с короткостриженной золоторунной шевелюрой; с волнующе-роскошной попой; с искристостью в глазах, подобной Шауле, - второй по яркости звезде, что в "жале" Скорпиона, - в системе ламбды чуть-опухших век.
  Особа шумная, паяце-несмиренная комедиантка: хлебом не корми, но дай пофлиртовать бы. За считанные дни всех приручила, что ходят теперь хвостиком за ней. Ее смешливый образ вытянутых черт, пленимых изводимостью улыбки, запал не в шутку в голове у Инги.
  
  Надо сказать, месяца два назад Инга рассталась со своей девушкой. Неделю с энтузиазмом размазывала сопли по подушке и по жилеткам особо жопощипательных (трогательных). Потом отпустило. Будучи душой и телом недотраханной, она тем паче завораживалась неординарной сексуальностью Матильды. Не имея на то прав, бесилась на нее: "Шлюха! ... Со всеми. ...Шлюха".
  - Мы обедать. Инга, ты с нами? - зовет Матильда.
  От неожиданности Инга чуть не поперхнулась собственным языком, и прозвучало неестесственно:
  - Пару секунд. Надо докончить.
  - Борец трудовой обороны? - поддела Матя. - Или это стоит того, чтобы кончить?
  - Семеро одного не ждут, - вставил Боря, один из менеджеров фирмы.
  - Так уж семеро, - отозвалась Инга.
  - А разве я не стою семерых? - нарочито удивилась Матильда.
  Инга спустилась за ними в столовую. Взяла себе пиццу, салат и кофе; еще колу - на потом. Боря открыто подбивал клинья к Матильде. Та ему, кажется, отвечала.
  - Сегодня шеф толкнул речь, - повествовал Боря. - Что мы должны поменьше думать и побольше двигать рабочий процесс. Но я же менеджер, - он самодовольно расставил открытыми ладошки над столом. - Я и должен думать. Есть исполнители. Вот они - для рабочего процесса.
  - Он, наверное, имел в виду, поменьше думать тем, что внизу, - хохотнула Матильда.
  - А ты так и думаешь, Матя? - поинтересовалась Инга.
  Матильда не сразу нашлась в паузе, и ее ответ успел пройтись лишь в глазах - набором огоньков. У нее был прямой и, в то же время, полный чувственной натуральности смысла, взгляд. Впрочем, с толикой провокационного наеба.
  - А у меня все хорошо работает: и вверху, и внизу, - озарился от внимания Боря. - Разве это плохо? Ты как считаешь, Матя?
  Матя закатила глазки. Инга потянулась за кофе, и случайно коснулась ее руки. Их взгляды сплелись. Инга улыбнулась, рассеивая неловкость, и, как бы извиняясь и успокаивая, провела по ее запястью. "Все нормально", - сказал ее жест. "Еще", - словно ответили матильдины глаза. Или Инге показалось.
  
  Инге вообще много чего казалось. В связи с этим она относилась со скепсисом к таким своим домыслам. Лет в тринадцать ей понравилась молодая учительница. После занятий, когда толпа сокашников рассосалась, она подошла к ней и поцеловала взасос. Учительница сначала растерялась, потом разозлилась и провела долгую беседу, хоть и нарочито вкрадчивую, но ужасно не понравившуюся девочке.
  
  Исподтишка Инга наблюдала за Матей: вот та с Борей удалились в его кабинет. Господи... Она живо представила, как он ее там ставит раком, стягивает с нее штаны и, исподнизу любуясь на кису, проводит по ней большим пальцем. А Матя постанывает... А Матя... Ах... Как она постанывает. Потом Боря, уже готовый, приставляет свой кольт округлой головкой... Вводит... Перед ним такая попа... Он огинает ее по бокам ладошками, подшлепывает... Fuck:. Шлюха.
  Так и затаивается Инга на протяжение рабочего дня, мучимая несностью обуявших образов "констатаций". "Натуралка. Шлюха", - бередят навязчивые мысли.
  На фоне картинной галереи Матя слишком живая. Даже более, чем сама Инга. Это не ущемляло. Вспоминая "сравнение в разнообразии", и к тебе применим закон задницы. К черту: просто до боли тянет с ней соприкасаться. Позыв пульсировал зарождением внизу живота, распускаясь диковинными незримыми лепестками по всему телу, и скорбел неудовлетворимостью. Инга поправила очечки и углубилась в бумаги, поджав губки: "Не надо лишнего, не надо".
  
  Ввечеру наша героиня спешила домой все тем же пресловутым маршрутом в метро. Она оглядывалась на барышень, с гордостью несущих груди. У нее ничего такого нести не представлялось. Ее выпешивание лишь отдаленно могло напомнить о скрытом наличии означенного женского клада. Инга была малокровкой. Наверное, поэтому никак не пресыщалась однополой любовью. Вот у Мати добрый третий размер. Сущая натуралка, - не иначе.
  
  Дома Инга расположилась на отдых, - замуровавшись в книжки. Предстояла сессия. Она числилась на заочном отделении. Скоро придется иметь проблемы, разрываясь между учебой и служебными обязанностями. Но что же делать: материальные нужды были знакомы не по наслышке, да и о будущем лучше побеспокоиться заранее. Отец умер при исполнении долга. Он был лейтенантом милиции. Инга запомнила его верховным председателем трапезного стола. После его смерти она предпочитала есть на скорую руку и преимущественно в одиночестве. Мать, как была домоседкой, так ею и осталась. Сейчас она открыла дверь и, высунувшись причудливым существом из лисьего воротника, спрашивала, надо ли что купить. Инга ответила, что ничего, кроме шоколада. Для работоспособности мозга и сподобления к оптимистичному настроению. От стресса через юмор - к решениям. Вы никогда не замечали, что, если махаете кулаками, то часто смысл беседы ускользает? А все дело в неприятии. Гнев ослепляет. В шутке проблема расшатывается в корне, и дает возможность к расширению видения. Вот и папа специфично юморил, - по предметам своей службы. А Матя? Матя эксентрична в сексуальной озабоченности. Или просто: Шлюха. А Инга? А Инга - интроверт. И в глубине души - шлюха. А снаружи? А снаружи: ну, здравствуй, Жопа. Под этим основополагающим тезисом то, каким местом жизнь, и что она делает из людей. Вот бы ее уломать на что-то более позитивное, душевное. Тогда следующий вопрос: есть ли у жизни пися и, если есть, то какая? Наверное, такая, как у Мати. Она бы ей отлизала... О, как сладко она бы ее целовала там... Инга стала мечтать о Мате. Она сняла очечки. Книжки в сторону; теперь развернулись ножки, и уже там, - а не в сухих страницах, - девушка заблуждала в поисках истин.
  В комнату вошла мама с шоколадками и сказала: "Ой", - закрывая дверь. "Ай", - в закрывающуюся дверь вскрикнула Инга и зачем-то вскочила с кровати. Щеки ее запылали румянцем.
  - Я же стебусь, мама! Мама, я тебя разыграла!...
  
  В институтском кабинете - общенародное явление хвостоприжатости. На носу экзамен. О своей нетрадиционной ориентации Инга с первого курса не скрывала. Да и от других узнавала о не меньшей нестандартности в излияниях.
  Девочки маются. Одна зависла на киосника. Он не в курсе, в каком роде ей хочется. Зависла мечом ДАМокловым. Грезит днями и ночами, как бы ему дырочку в пахе соорудить в джинсовой ткани: чтоб вожделенные яички у милого проветрились. Влюбилась другая в порно-актера, ищет страсть в глазах у сего пережёна. И дрочит отважно на его хуелажу. И ладно бы лихо, однажды в задоре свернуть ему голову, - она-то на это способная, - недосягаемы мины экранного порно. Третья обожает женственных мальчиков с длинными волосами и наряжает засранчиков на свой вкус, как ее возбуждает: в юбочки, трусики - их причендалы. Четвертая занималась черной магией, - черноволосая и кареглазая, - несколько сторонилась других, и особо-то близко не подпускала. Больно надо ли.
  Инга вращалась в институтской компании, как сучья кобелина на сучек собрании. Она верила, - впрочем, не без основания, - что все хотят на ее пальчики. Пока до дела не дерзалось, - есть свои проблемы связи с натуралками, - ей тем свободней так считалось. Да и говорил за себя лесби-фактор: духовной независимости в ключе обольщенья напыщенности.
  На лекции Инга занимала себя прочтением смс-ок из мобильного Машеньки - девушки-сатанистки, что парней своих обряжала и по улицам так гуляла, встречая в людях стену непонимания (а ей пени их мнения было не так уж и важно; вот только с родителями несогласие не радовало). В ряде них Инга наткнулась на информацию о том, что Машенька недавно с девушкой встречалась. Отдавая дань женскому любопытсву, что порой может привести к сентиментальному оргазму, она стала расспрашивать: что, почему да как. Сзади них сидел мальчик, и тоже внимательно слушал. На протяжение рассказа Инге взгрустнулось: она вспомнила Матю. Она страдала от ревности и своего бессилия. Машенька обматывала ее шею тоненьким широким шарфом, а Инга безучастно наблюдала за распинающейся преподавательницей. Машенька начала дергать за шарф и требовать к себе внимания.
  - Девочка моя, успокойся, - попросила Инга.
  - Ну, Инга, - Машенька засунула ей руку в промежность, поверх джинсов, крючковато выгнув пальцы (дабы не сломать ноготки), ущипнула ее там.
  Инга красноречиво вздернула бровки.
  - Ты что делаешь? - удивилась она.
  - Я к тебе пристаю.
  - А ты также своему мальчику яйца схватываешь?
  - Да. И его это возбуждает.
  - Бедный, - Инга на всякий случай сжала ножки от дальнейших грубых домогательств к ее нежному и чувствительному началу. Она сегодня поранилась, сбривая с него щетинку (ей нравился греческий стиль - без лишних волос), и тем паче оно было уязвимо. Итак-то ходила по этой причине неладно, а теперь вообще ... Млин.
  
  Мальчик в коридоре долго перед ней выпоясывался, после чего позвал в сартирный уголок, и там принялся за ее раздевание. Он был симпатичный и обаятельный, и Инге не особо-то хотелось сопротивляться или применить оборону в приемах восточного единоборства Самбо. Ну, для приличия разве. Нежданно-негаданно лесби-фактор оказался насаженным на кол. Как всегда, ей было странно под мужскими руками: слишком притязательные. Переспать с парнем - ничего не значит: она осталась лесбиянкой. Почему-то многие, если кто-то из противоположного пола им может по-человечески нравиться, бегут причисляться к бисексуалкам. Да еще окруженье накапает. Враки. В этом лишь неопределенность позиций. Лесбиянка лесбиянкой останется: хоть с фаллоимитатором, хоть при живом фаллосе. Лесбиянкам лесбияново: любить девушек, - неистребимая карма. Вот и думала Инга о Мате в мужицких объятьях... По-женски слабая-мягкая, пуще сладкая, - и растекалась медом в своих фантазиях о Мисс Бляди златовласой: ее глязах, лице, повадках; улыбке обвораживающей, - испить ее до пьянства: и лишь сего достаточно для счастья; просто быть рядом.
  Инга встала с его коленок, оделась и, несмотря на протесты и попытки задержания, оставила его на толчке одного - самому щекотать себе писюк.
  Инга прошла в кабинет, выцепила Машеньку, и в женском туалете засунула ей под трусиками пальчики. Ей казалось, через ее лоно она очищается. После всего, она вздохнула свободно. Теперь ей было хорошо и умиротворенно.
  
  Матя часто цепляла Ингу в подружки. Они обедали вместе. Матя проявляла к девушке радушие, и однажды Инга решилась предложить ей сходить вместе в клуб. После работы они выпили, и отправились в лесби-бар. Инга хотела проверить, насколько Матя может быть причастна к "теме". Предстало очевидным, что она впервые в таком месте. Вид мужеподобных девочек ее несколько напугал. Она не знала, как себя вести; по пьяни начала творить глупости, выдавливая из себя нечленораздельный бред. Инга взяла ее под ручку и увела из клуба. Матя не в состоянии была ориентироваться по метро и попросила проводить ее до дома. Так Инга познакомилась с ее мамой и отчимом. Они оказались в ее комнате. Инга села на кресло, а хозяйка стала показывать ей семейный фотоальбом, разместившись на коленках в ее ногах. Она отпускала комментарии по поводу снимков. На ее лице играл энтузиазм и задор. Инга смотрела на нее сверху вних и непроизвольно возбуждалась. Она вскочила с места.
  - Мне уже пора! Надо бежать, - сказала она.
  - Зачем? Не уходи, ложись со мной, - простодушно предложила Матя.
  Инга осознала, что, если согласится, неизбежно трахнет гостеприимную особу. Ей не хотелось пользоваться моментом. Матя могла потом рассказать, что ее изнасиловали в нетрезвом состоянии. Да и отношения бы испортились. Поэтому она, чуть не сломя голову, покинула матину обитель восвояси.
  
  В их отделе сменился начальник. Заместо его пришла женщина. Горячих кровей, со стройненькой фигуркой, на высоких каблучках: вся такая феерическая. В первый же день она попросила называть себя просто Лика. Ей не нравилось полное имя: Анжелика Владимировна. Она говорила, что на его произношение уходит слишком много драгоценного времени.
  Инга постучалась в дверь и приотворила ее. Босс сидела, подбоченив телефонную трубку плечиком и вольготно примостив каблучки на стол. Она еле заметно кивнула Инге, жестом попросив войти и подождать. Та исполнила. Инге представился случай понаблюдать ее из-под очечков. До этого Анжелика обычно спешно проплывала мимо, и ее голос с тонкими насмешливыми нотками, что вкрадывались в необычное построение предложений, - одновременно, изьявляющих команду, но представляющихся скорее пожеланием, или милой поддевкой, - раздавался уже в коридоре или в другом конце помещения.
  Наконец, начальница положила трубку и опустила ноги подобающе под стол.
  - Инга, - поприветствовала она.
  - Я принесла отчет.
  - Спасибо, Инга, - сказала Анжелика, перенимая бумаги и пробегаясь по ним глазами. - Можете идти.
  Она отложила бумаги. Инга собралась за дверь.
  - Инга, - окликнула босс.
  - Да?
  - Вы выглядите уставшей. Нет, - одернула она сама себя. - Скорее, так, будто думаете о другом.
  - Другом, Анжелика Владимировна? - переспросила Инга.
  Начальница поморщилась.
  - Лика, - поправила она. - Я понимаю, что не так давно здесь, но времени, по-моему, было достаточно, чтобы запомнить такую мелочь.
  - Простите, никак не привыкну. Не слишком ли фамильярно?
  - Инга. Я не читаю нотаций; моя ставка на взаимопонимание. Расцените, пожалуйста, правильно.
  - Хорошо... Лика.
  - Видите! Не так уж сложно. Только такое ощущение, что я заставляю вас делать что-то ужасное, - улыбнулась она, но словно печально.
  - Почему?
  - По голосу. Знаете, намного больше говорят интонации, а не слова... Сама не раз замечала. Инга, мне кажется, вы как-то зажаты...
  Она встала с кресла, обогнула стол и очутилась рядом с девушкой. Положив ей руки на плечи и легонько массируя, она проговорила, глядя в глаза:
  - Вам надо расслабиться...
  - Я постараюсь... Лика.
  Начальница выдержала небольшую паузу.
  - Второй раз у вас очень хорошо получилось, - оценила она.
  Инга молчала, не зная, что ответить. Анжелика прошлась кончиком языка по нижней губке и, помедлив, сняла руки с плеч девушки. Видимо, растерянное выражение ее лица не располагало к продолжению.
  - Простите, - босс возвратилась к своему рабочему месту. - Вы можете идти. Время... - пояснила она.
  Инга кивнула и удалилась, хотя какая-то ее часть визжала: останься.
  Через пару часов Инга шла по коридору. Вопреки постоянной доле рассеянности, она сразу заметила Матю и Анжелику, о чем-то мило беседовавших в сторонке. Начальница невинно, увлекшись выражением мысли, шнуровала пальчиком по лацкану матиного пиджака. Инга подернула плечиками и пожелала пройти мимо.
  - О, Инга! - заметила ее Лика и, извинившись за оставленный диалог перед Матей, зацокала каблучками по направлению к подчиненной. - Инга, у меня к вам великая просьба. Я заранее прошу прощения: пятница, у всех свои дела... Но в эту неделю столько всего навалилось. Не могли бы вы остаться после конца рабочего дня, немного помочь мне?
  Инга кинула взор в сторону Мати, но та уже уходила в сопровождении занудного Вити. Она согласилась. Да можно ли иначе: из-за разгара сессии произвольно урезалось ее время работы.
  
  Они остались одни в кабинете. Лика, переклонившись через Ингу, копошащуюся с в мумагах над столом, провела по ее попе.
  - Что тут? - она взяла первый попавшийся документ и, изображая интерес, втулилась в него взглядом.
  Инга молчала. Лика сняла с ее попы руку и встала поудобнее в самозабвенном созерцании текста. Девушка глянула из-за плеча на начальницу. Впрочем, на протяжение часа дальнейшие ее посягательства были в том же достаточно невинном виде, и дело не дошло даже до поцелуя. Лика предложила подвезти Ингу, но та отказалась, и отправилась домой привычным путем.
  
  В три часа ночи раздался телефонный звонок. Потирая кулачками веки, Инга глянула на часы. Кому же преспичело в такое время...?
  - Алло, - оборвала она неуемную трель электронного звонка.
  - Привет, - послышалось в трубке.
  Матя? Матя...
  - Матя? Что в такой час? Как дела?
  - Хорошо... Мне надо тебе сказать одну вещь.
  - Да? Какую?
  - Мне не нравится, что ты общаешься с Ликой.
  - Что? Почему?
  - Мне не нравится, что ты общаешься с Ликой, - повторила Матя. - Я не хочу, чтобы ты с ней общалась.
  - Но... Она моя начальница.
  Инга подумала, что Матя пьяна. И что это на нее нашло?
  - Ну, у меня все. Спокойной ночи, Инга, - сказала Матя.
  - Пока... - растерянно проговорила Инга.
  Гудки. Девушка повалилась в кровать и уже через минуту крепко уснула. Завтра ей на учебу. Без разрываний: хоть в субботу они не работали.
  
  Через пару дней Инга шла на работу и встретила Матю у парадного подьезда их фирмы. Та курила и улыбнулась девушке. Инга остановилась и тоже достала сигарету.
  - Составлю компанию.
  - Составь, - обрадовалась Матя.
  Инга закурила и спросила:
  - Как дела? Как провела выходные?
  - Не хватило.
  - А их когда-то хватало? - приподняла бровку Инга.
  - Неа, - согласилась Матя. - Пойдем кофе попьем?
  - Пойдем. Я тоже себя чувствую немного сонной.
  Они прошли в здание и расположились в кабинете Бори (он сегодня заболел и оставил ключи Мате). Поставили чайник, назаваривали кофе. Матя, как обычно, блестала остроумием и с задором смеялась над собой же. Инга включила компьютер и стала просить Матю пройти какой-то забавный тест на сексуальность. Забавного в нем ничего не оказалось, но Матя не подала виду. Инга и так, и сяк пыталась его сделать все же забавным, а Матя подыгрывала. Обсудив прелести сексуальной темы, запутываясь в неодназначных взглядах друг дружке, они, наконец, отникли от монитора и щепетильной темы и расположились у открытого окошка курить. Бросали бычки в банку из-под колы. Матя уже успела выдуть одну из своих запасов. Пустую они и использовали, а она начала новую. В один раз она перепутала банки и отхлебнула окурки; скорчив рожу, стала отплевываться.
  - Еще не видела, чтоб пили окурки, - сказала Инга, расплываясь в улыбке.
  - Я так обычно делаю, когда очень голодна, - отплевавшись, пояснила Матя.
  Инга вспрыснула. Из-за простодушного при этом выражения лица Мати она никак не могла успокоиться. Перед ней так и всплывала недавняя картина, как Матя подобострастно отхлебывает окурки да еще поясняет суть дела. Матя заразилась от нее смешинкой, периодически предпринимая попытки остановить истерию девушки. Но это лишь ухохатывало ее еще больше. Она не знала, что с ней такое, но остановиться была не в силах. Она уже загибалась в пополам и хваталась за Матю.
  - Инга, ты можешь не кланяться: я же не Екатерина Вторая...
  Инга отпрянула и залилась до слез. Вытирая кончиком пальца уголок глаза, она начала потихоньку брать себя в руки. Пик прошел.
  - Матя, ты клоун.
  - А где? - Матя встала с протянутой рукой.
  - Что "где"? - не поняла Инга.
  - За представление, - Матя поманила пальчиками.
  - Матя, ты такая душка. Я тебе натурой отплачу.
  - Помидорами, что ли?
  - А называется: сильная сексуальность - по тесту, - воздела руки Инга.
  Они ушли от темы и стали пить кофе. Матя вспрыгнула попой на стол. Она сидела, болтала ногами и примеривалась к Инге, рассказывавшей что-то. Она наклонилась чуть вперед, опираясь на вытянутых руках о столешницу. Потом она сменила позу, поднеся одной рукой к губам чашку, второй - придерживая ее за донышко. Инга приложила к ней пальцы, будто помогая в хитром ремесле второй руке. Матя вопросительно глянула на нее.
  - Помогаю, маркиза, - сказала Инга. - Если ты думаешь, что фарфоровая ручка вот-вот отвалится...
  - А это фарфор? Не слишком ли громко для такой чашки?
  - Ну, не знаю, из чего эти чашки делаются, но не бумага и не пластик - точно.
  Матя улыбнулась. Инга убрала руку и улыбнулась в ответ.
  - А ты мне кое-что обещала, - сказала Матя.
  - Что?
  - Плата.
  - Плата?... А. Матенька, мне надо тебе что-то сказать. Я лесбиянка. Для меня что-то может показаться всерьез. Не играй с огнем.
  - А что плохого, если всерьез?
  - Если для кого-то всерьез, а для другого - хиханьки-хахоньки.
  - Например, как для меня?
  - Да, как для тебя. Ты же натуралка, ты спишь с Борей... Не знаю, с кем там еще. Лесби - это с рождения; и этого часто не могут понять те, кто НЕ, - Инга внимательно следила за лицом Мати, ибо изливала душу.
  - Хочешь правду?
  - Давай правду.
  - Ты думаешь, что я со всеми... Что мне только это и надо? А мне не надо... Ты не подумала, что я могу ждать кого-то на этом пути?...
  - Принца?...
  - ...Знаешь, я была еще маленькой. Лет четырнадцать. Меня мама устроила на работу. В той же организации, что сама. У нас была такая начальница:. Я на нее поначалу внимания не обращала. Начальница и начальница - всеми командует. П-ф, только рожи покорчить от того. А тут вдруг:. Стою на рабочем месте; она проходит. У меня рот раскрылся. Я даже не поняла, что произошло. Только так вот очнулась: с открытым ртом, - я на нее загляделась. Во мне что-то странное проснулось к этой женщине... Помимо моей воли. Как вспышка. Я ее физически захотела. Точнее, не только физически, но и душой. Я захотела женщину. Даже необязательно ее. По этому чувству я определила, что неспроста во мне сидела... как это сказать?... подсознательная тяга к женскому полу. А тут - явилось открытым влечением. Я пробовала переучить себя. Много раз. Стать нормальной. Но я уже поняла: это никак не убрать...
  Инга слушала Матю, не сводя с нее глаз. Когда та закончила, она не сдержалась и буквально пригвоздила ее поцелуем, запустив руки за спину. Матя от неожиданности не сразу могла ответить. Она просто отдалась Инге на растерзание. Она обмякла в ее руках; и напряглась одновременно. Ее губы, лицо будто парализовало от чувственности. Это не ушло без внимания Инги. Она чуть отстранилась, заодно кладя уже снятые очечки на стол. Из уст Матильды вырвало клочья горячего воздуха. Лицо Инги находилось еще совсем рядом, и она ощутила их. В Матином взгляде обнаружилась необычная и трепетная беззащитность. Она не отпускала Ингу из рук, но держала их на ее талии робко, неуверенно. Будто еще чего-то опасалась:... И это что-то была она сама. Инга вновь приникла к ее губам поцелуем. На этот раз, после передышки, та уже смогла ответить. Инга сама не в состоянии была совладать с бешенным стучанием своего сердца, управлять теми безотчетными горячими волнами, что проходились по всему ее телу, лишая рассудка. Ее ноги почти подгибались. Но кто-то должен быть сильным.
  - Нам явно надо запереть кабинет, - в очередной раз оторвалась от нее девушка.
  Матя осталась сидеть на столе. Когда Инга вернулась к ней, она обвила ее ногами и руками.
  - Ты думаешь, мы ничего не пропустим? - спросила она тихо.
  - Скучный мир, - что он может нам сделать; что в нем можно упустить?, - кроме себя? А вот я хочу кое-что сделать, - улыбнулась она и глянула на Матю исподлобья, расстегивая при этом ей шириночку брюк.
  Она брала ее со всем безумием, которое накопилось у нее с момента возжелания и томительного воздержания. Ее рука стала рычагом; она имела Матю с неистовостью, орудуя пальчиками как мужик пенисом. Даже - вольнее. Она не узнавала себя в этой необузданности. Уже будто забытое "Шлюха" - претензией при осаде, - ознаменовало их секс; прорвалось из души в движения.
  Они перемещались по кабинету стихийно. Сначала были на офисном диване, затем Матя соскользнула на пол. Ваза с искуственными цветами опрокинулась с журнального столика. Матенька непомерно оливала Инге руку, не подозревая, что тем так сильно воспаляет ее. Девушка не сбавляла темпа. Матя откидывалась от наслаждения, буйно стонала, но долго не могла кончить:. Из-за требовательной и неутомимой страсти партнерши. Она получила оргазм, только когда Инга приникла к ее сокровенному цветку устами и нежно полизала.
  Когда Матя поднялась с пола, она не стояла на ногах. Ей пришлось облокотиться на стол. Инга стремительно оказалась рядом. Она обняла ее подрагивающее тело и стала зацеловывать ей шею, уста, щеки, скулы, глаза...
  - Я не могу... Что со мной...? Что ты со мной сделала, Инга?... - мямлила Матя сокрушенно; из глаз ее текли слезы.
  - Матенька, почему ты плачешь? Я сделала тебе больно? - обеспокоилась Инга.
  - Нет... Это от счастья...
  Инга поняла: она стала ее первой женщиной.
  
  Первое время Матя стеснялась касаться Инги в интимных местах. Для нее все это было еще в новинку. Страх присутствовал в ней. Они скрывали на работе свои отношения. По большенству, встречались в неурочные часы. Инга была более раскованная и страстная. Матю постоянно влекло находиться рядом, но при этом она не хотела лишнего. Однажды, когда они остались одни, Матя спросила, почему Инга ее как будто сторонится на работе.
  - Неужели ты не понимаешь? Я же готова тебя трахнуть прямо так. В любом месте. Наплевать на всех. Я всегда тебя хочу... Это с ума меня сводит: быть рядом, постоянно течь и не иметь возможности прикоснуться, целовать, иметь тебя... Это невыносимо.
  А еще Инга безумно ревновала. Она чуть не подралась с Борей. Тот все еще подкатывал яйца к Мате, хотя теперь она ясно давала понять, что больше с ним спать не будет. Конечно, Инга не выявляла действительной причины своей ненависти к нему. Стычки происходили под нелепыми предлогами. Подчас Инга становилась абсолютно невменяема.
  Вскоре Матя освоилась, и переняла в сексе инициативу... Да еще как! Ей всегда было мало. Она везде наровила засунуть руку в трусы Инге и выебать: в туалете, в кино на заднем ряду, и где только не. Насчет мест для секса, никто из них не располагал свободной территорией. У Инги была мама, у Мати - мама и отчим. Они ходили друг к другу в гости и изображали закадычных подруг. А ночью, в темноте и тишине, заглушая стоны и баррикадируя двери, ласкались отнюдь не по-товарищески. Впрочем, ингина мама была посвящена в ориентацию дочери, но все же не хотелось, чтобы она их слышала.
  Однажды они договорились, что проведут ночь у Инги, но Матя позвонила и сказала, что слишком устала. Они итак ежедневно пребывали как вареные курицы. Начальница Лика угадала их связь, и сменила для Инги милость на гнев. Но той было пофиг. Она просто чувствовала и поступала по диктату своего сердца. На следующий день после их разговора, в семь часов утра Инга стояла у двери Мати изрядно поддатая, с глазами на мокром месте. Хозяйка открыла ей и быстренько завела в свою комнату.
  - Я не могла без тебя спать, - хлюпая носом, говорила Инга. - Я всю ночь промучилась. Тебя не было рядом. Я с ума сходила. Матя...
  Матя уложила ее на кровать и покрыла собой, зацеловывая. Обессиленную от расстройства, она взяла ее несколько раз. Им надо было на работу, но они не пошли, а дружно "заболели". Матины родители, напротив, уже оставили квартиру.
  Девушки лежали на тахте, обнявшись.
  - Матя, с тобой я опять начала пить. Матя, у меня проблема. Я алкоголик. У меня расположенность... В прошлом году я даже не могла себя представить без баклашки пива или фляжки с чем покрепче. И это - с самого утра. Я приходила в институт и сосала под партой... Даже для соц-исследования на первом курсе взяла тему: "Пристрастия студентов к пиву ". Все угорали. Но у меня-то это - проблема. Я завязала несколько месяцев назад. А сейчас... Я не могу себя остановить...
  Матя утешала любовницу. Говорила, что все пьют: это нормально. Но Инга не успокаивалась. Матя просто еще не знала, в какой мере у нее выражалась тяга к спиртному. Они постепенно раскрывались друг перед другом. Обнаружилось, что Матя была помешана на музыке. Притом настолько, что они тратили иногда целые часы, чтобы найти какой-то редкий диск. Теперь Инга могла видеть ее душу.
  Периодически они сидели в матиной компании. В окружении друзей та вела себя очень развязно и даже - распущенно. Из нее буквально вулканировала энергия. Помимо ее воли, она безостановочно флиртовала. Это было у нее в крови. Под столом Инга клала руку ей на коленку, и тон голоса Мати менялся; она начинала путаться в словах, потому становилась молчаливой и украдкой поглядывала на любовницу - со страстным благоговением. Как преданная собачонка, она смотрела на свою хозяйку. Лицо ее еле заметно искажалось в приливе чувственности, и Инга удовлетворенно улыбалась: ее душа принадлежала лишь ей; лишь она одна могла ее видеть и знать, под какой бы маской самодостаточной стервы та не скрывалась. И это было ни с чем не сравнимо.
  
  - Почему ты не осталась тогда на ночь? - спросила как-то Матильда.
  - Когда?
  - После клуба. Я тебе еще фотки показывала.
  - Если б я осталась, точно не сдержалась. А ты бы потом раскричалась, что я изнасиловала тебя по нетрезвости. Сказала бы Боре, или кому там еще. Мне не надо было таких проблем...
  - Неправда. Я сама тебя соблазняла.
  - Соблазнительница, блин, - улыбнулась Инга. - Это очень трудно было понять тогда.
  - Знаешь, я еще раньше пробовала флиртовать с девушками в надежде, что они сделают первый шаг. Но они все, видимо, ждали его от меня. Вроде я такая уверенная, а я сама боялась.
  - Но со мной ты его сделала. Какой-никакой, но сделала.
  - Я сама боюсь того, что открываю в себе с тобой.
  - Почему?
  - Это очень остро. Стихийно остро. Я боюсь того, что не имею над этим контроля. Мы прогуливаем работу, ты срываешься на выпивку... Мне иногда очень страшно за нас...
  - Малышка... Девочка моя, ну что ж такое? Ты не наслаждаешься нашей естесственностью? Разве ты не получаешь удовольствие нашей любви? Разве это не главное?
  - Это есть! ...Но мне страшно, что я не знаю...
  - Чего?
  - Ничего не знаю... Все как в тумане. Розовом тумане. И я боюсь, что мир его разобьет.
  Инга помолчала, потом сказала:
  - Мир - скучная штука, милая. Заколдованная спираль рутины, представляющаяся "порядком". Посмотри на их законы: они давно расходятся с простой честностью, - чувство которой знакомо человеку с рождения. Но оттуда же нас уже к чему-то приучают. Мол, к порядку:. Ни хрена:. К спекуляции! Законники обучаются, как эксплуатировать законы в свою пользу. Вот и власть. А всем остальным дают от этого переваренное - отходы, - скучное существование. А то, что хватаешь товары на прилавках, в роли потребителя выступая, - сомнительное счастье. У жизни один дар - возможность быть собой. Какая б ни была - собой. И это - высшая НРАВственность. Все остальное - враки. Так что "сходят с ума" самые здравые.
  - Ну, не совсем. Есть и маньяки.
  - Про них я не знаю. Да, может, и не хочу. За себя - отвечаю.
  - Но ты сама нравственность по-другому понимаешь.
  - Закон и нравственность разнятся. Что законы духовных религий, что светские. Перво-наперво, люди для каждого "другие" и разные. Эротика двух часто видится третьему порнографией. Единственное, насчет чего законники общества не наложили вето, это - любовь. И то: заключив ее в порядок брака. Обездолив других на имение права любить непредвзято: человека, а не по половой разности.
  - Ты умная, Инга, - сказала Матя. - Как ты говоришь - я чувствую все также...
  - Это чувствуют все, если отсеять наигранность "знаний" в нравах, в матрице смешанных понятий.
  - И все же я боюсь за нас перед всеми, миром - за уязвимость нашего счастья.
  - Наверное, это правильно. И надо бояться... Но мы любим друг друга; мы должны справиться.
  Своим видом в очках она часто напоминала Мате школьную учительницу, особенно, при таких речах, образ обостряющих. Это ее всегда возбуждало, так что и сейчас, не помня давешнего горя и печали, она полезла к ней ебаться.
  Закинув ножки через плечики на спинку Матеньке, Инга думала о том, что не смогла выразить то, что в душе своей слышала. Законники - те же лохи, и также чего-то гнут реальность, ищут, а в итоге находят изврата - в полигамию пускаются. Бред, в общем-то. Мы все, как собаки: все понимаем, а сказать правильно, - не скажем. В нас будто бы записана книга, - как на зубочистке (способ написания прост: сама зубочистка берется как 1; слово - как сотые - каждая буква имеет свою цифру в алфавитном порядке - после нуля и запятой, потом перемножаются, полученное число вычисляется местонахождением на палочке, и ставится зарубка, галочка). Книга записана, но она не читаема. А Бог давно завис с дьяволом в виртуальной реальности и часами с ним обсуждает отстраненные понятия.
  
  Сессия у Инги оканчивалась. Когда прошел последний экзамен, они собирались пойти отметить сие событие небольшой компанией в баре. Инга на радостях затерроризировала Матеньку звонками. Она ее звала посидеть с ними, но та из-за работы отказалась. Инга заметно приникла. Конечно, ее окружали все те же суки: за время сессии, кто целовал подолгу в губы - зазывно и, якобы, невинно; кто косил лиловым глазом на протяженье пары; кто подбивался неопытно и слишком явно - "намеками". Быть сучьей кобелиной среди них уже не представляло никакого интереса, - ведь теперь у нее есть своя Женщина. И все-таки она попробовала справиться со своей запаренностью на тему, что не будет любимой рядом.
  Студентки покинули столовую и направились к метро. У Инги произошел с тезкой (с которой раньше они особо не общались) такой разговор:
  - Ты с нами? - обратилась к ней Инга.
  - Нет, я не пью, - ответила Инга-2, обматывая голову в черный широкий шарф и становясь похожей на джахидку (она недавно вернулась из Индии, куда ездила на месяц).
  - Не пьешь, не куришь, - подивилась Инга. - Как же тебе удалось со всем завязать? Год назад - с пирсингом, татуировками...
  - Она прям с ангельскими добродетелями, - заметила Машенька. - И как тебе удается дружить с Настей? Вы же сущие противоположности...
  Девушка, о которой упомянула Машенька, курила "травку" как сигары, - регулярно. Настя учила всех, что нужно придерживаться разнообразия в рационе: не употреблять один и тот же вид подряд в два дня. Когда ее "перло" от хуев, она также вещала, что лесбиянки только о них и мечтают. Инга тогда не подозревала, что она говорила исключительно о себе. Но однажды все прояснилось. Это случилось после того, как Насте привели убедительные доводы - с достоверностью наглядной и наощупь, - и позиция ее радикально сместилась. Кстати, это она так положительно долго целовала Ингу.
  - У нас были одни интересы, когда мы начали общаться, - тем временем повествовала Инга-2. - Я курила и пила, косячки замаривала...лесбиянкой была. Но появился один человек... Наставник...
  А Настя тоже такая шлюха: как ее Матенька, - думала Инга. Она тоже ждет кого-то.
  - Ой, а я вот тоже воскресную школу посещаю, - вставила Машенька. - Мне там интересно. Я сижу слушаю и пишу на парте "сатана". Чтобы какой-нибудь благоверующий пришел, испугался и не сел за эту парту!
  - И глупо делаешь! - возмутилась Инга-2, как будто это лично ее касалось. - Все эти сатанисты, лесбиянки и другие группы - они думают, что вырвались из навязываемых обществом доктрин, но на самом деле лишь построили маленькие мирки, где точно также все это навязывается... [вы все дуры, а я умная]
  Инга подумала, что Матенька ей точно не навязывается, и о том, какую чепуху несет ее тезка.
  - Вовсе не обязательно прибиваться к стаду, - заметила Инга. - Зачем же такая драматизация? Машенька просто делала, что ей нравится. Хорошо, раз она может найти себя, - хоть даже в этом. [сама дура, а мы умные] А что за учение?
  - О, не смогу в двух словах. Да вы и не поймете. Не то, чтоб вы непонятливые были, - это я не смогу. Не подберу выражений. Это моя вина. Когда-нибуть, может, смогу, но не сейчас. Или, чего желаю, на вашем пути появится подобный человек, кто объяснит.
  Инга подумала о тезке, что перья ей выщипали, а она все равно петушится, - не забыв, видно, тропу под звездой лесби-фактора.
  - Какая ты добрая. А что тебе лично дало это учение? - спросила Инга.
  - Я будто в постоянной нирване. Я прихожу куда-нибудь, и могу просто тихо присесть, наблюдать. Мне итак хорошо. Не трогайте меня: я счастлива, мне хорошо. Но во мне еще много несовершенства. Надо работать... Понимаешь, несмотря на нирвану, я не чувствую в себе истинной жизни. Я встречаюсь с интересными людьми, свободно общаюсь. Но для меня это как-то утратило то значение... [вам вде равно до меня далеко]
  Инга подумала о ее нирване и вспомнила кису своей Матеньки: о, как же хорошо ублажать и ублажаться в этой тантре. В писю вставлять свои пальчики, слышать стоны, дыхание. При этом внутри все так заходится, сжимается... Акт взаимности, соприкасаний...
  Инга носила колечко, подаренное ей Матенькой, на среднем пальчике, и ей так сейчас хотелось показать его Инге-2. А той, верно, хотелось, снять штаны и попросить поцеловать в задницу. Так что обе культурно-вежливо улыбались.
  - У меня тоже был такой человек... - в свою очередь, поделилась Инга. - В стерильности единой машины бытия ты - один из составляющих. Ты видишь все со стороны, и это чувство полета, свободы...
  - И что? Это тебя ужаснуло? - спросила Машенька, расковыряв что-то у себя на лбу и восхищенно вздохнув, приподнеся палец к губам: - М-м, какая вкусная кровь...
  - Не-а, - отвечала Инга. - Не ужаснуло. Необычно было. Тихое счастье такое. Только не хватало...
  - Эмоций?! - встряла Машенька, загораясь.
  - Взаимодействия... Энергия контакта. Хорошее зрение в абстракции, околопризменной реальности, ежели в самодостаточности, не предвещает ничего, кроме от жизни оставшихся воспоминаний. Самодостаточность - ложь, если созерцает, но не творит, не участвует. А участие не дается, когда ты - лишь сопереживатель своего времени в пространстве. [вот и сиди в своем далёко] Если хочешь выучить английский, говори и пиши на английском; без практики не хватит одной грамматики.
  Девушки вошли к метро, и на какой-то станции разошлись своими путями. Инга и Инга-2 каждая при своем так и остались.
  
  Перед концом рабочего дня за сколько-то позвонила Матя. Инга встретила ее на станции. В Мате царило напряжение, она поддевала Ингу, что та опять ебала Машеньку, что Инга шлюха такая - трахательница. Но Инга никого не ебала, и на речи старалась, как могла, отвечала правду. Матя не останавливалась в своих сомнениях о хранимой ей верности, она язвила и сама же на то раздражалась. Инга сначала стойко уверяла на все упреки в обратном, но терпению всему иногда наступает последняя капля, и она чуть Матеньку не послала. Начался у них разбор по понятиям. Инга вспомнила Борю, и спросила, что Матя сегодня делала. Матя ответила, что ему про них рассказала, а он так возбудился, что взял отлизал ей и засим оттрахал. Она поведала, как по ее писе, по губкам, - вечно истекающим, - бились его яйца. "Это неправда!" - встрикнула Инга. Матя сказала: "Конечно, неправда". Раззадоренная, Инга накинулась на дразнящую и хорошенько ее сама отъебала.
  
  Близился Новый год. Они решили отмечать его у Инги. К ней стекались родственники, но она считала, что это им не помешает. Вот они сели за стол и начали. Матя никого не знала, и ластилась к подруге, ни на секунду не отпуская. Инга перед родственниками несколько стеснялась, хотя о ее лесбийстве все были в курсе. Она занимала более сдержанную позицию. А Матеньке, словно и все равно; она словно ничего не замечала, и никого, кроме Инги, для нее не существовало. Выпили шампанского, закусили птицей, печеной картошкой, салатами. Пошли разговоры утилитарные и просто разные. По пьяни Матя еще больше расслабилась. Она открыто стала целовать при всех Ингу. Та тактично ответила, но поспешила отстраниться, проведясь Мате по грудинным мышцам - тем, что над сисями повыше. Матя присмирела, но через полчаса, еще достаточно крякнув, возобновила попытки. Инга испугалась, что милая сейчас готова уж при всех ее поставить раком. Заворачивая для глаз нежеланных спектакль, она утянула Матю к себе в комнату. За окном шел снег. Молодняк за окном не угоманивался: свистел, дурачился, по-своему шаманился.
  Матя с Ингой легли на кровать. Первая отвернулась к стенке, ее энтузиазм вдруг пропал. Инга обняла ее сзади и стала водить по животику, по бедрам... Ее касания - от минуты к минуте - все жарче. Она просунула пальчики Мате меж ног, и выдохнула: та, как всегда, сильно текла. Но любовница обернулась и оттолкнула ее руку. Инга непонимающе застыла. Матя поднялась, взяла одеяло и постелила его себе на полу спать. В тишине и темноте Инга наблюдала, как ее любовь решенья принимала. Она звала к себе, но та не соглашалась. Она ластилась к ней, но та не поддавлась. Она легла обратно на постель. Она уснула, т.к. устала. Что утром у нее не будет Мати, она еще не знала.
  
  На следующий день они встретились. Матя прикатила на тачке с какими-то мужиками. Она явно была в угаре, и на этой волне дерзко с Ингой обращалась. Вконец, она ее послала. Разрыв состоялся.
  
  Если в окруженьи двух-трех парней, ухлестывающих и к твоему вниманью податливых, ты уже себя шлюхой ощущаешь. Дорогой, популярной, - и хрен на самом деле дашь-то. И Инга тоже не собиралась. Она просто шутила и чувствовала тепло от своей сексуальности, более того - сущую горячность в вседозволенности, развязности. Любой твой каприз - будет исполнено, мэм. Они пресмыкаются; одного движения пальчика для их скакания за задних лапках достаточно. Они не рабы: просто им самим игра нравится, - доля мазохизма морального по кайфу. Отдай им тело, и слетят маски: фаллоцентризм при женских обьятьях распаляется.
  Инга стала часто засиживаться по барам допоздна в сомнительных компаниях, или просто в кругу давнишних друзей. О, сколько шарма в ночном кафе, где на всю стену разрослось окно, за которым мельтишит хлопьями снежное мастерство. Мистерия ансамбля кишащих мальцов алмазных. Так грустно; так мягко; так горько и сладко: мучительно-трепетно, холодно-жарко. И кого-то ждешь, кто за окном, быть может, появится. Шлюху златовласую - для шлюхи тебя. Наверное, у всех так начинается: с сексульной важности. Но потом одно знается: желанье целовать за душу. Когда ее уж нет рядом. И было подобное раньше, но лишь сейчас предстало глубоким, открылось в силе контраста с составляющими: шлюха, душа, нравственность. Люди не способны к обучению, но подвластны единственно дрессированию.
  Инга потеряла работу, и была в поисках новой. Несмотря на боль от последних слов и тяжкой в непониманье утраты, надо двигать дальше.
  
  Полгода спустя они столкнулись с Матей на лесби-пати. Матя остриглась короче, волосы выпрямляла, и броское их золото мелированьем укрощала.
  - Хорошо выглядишь, - сказала Инга.
  - Спасибо, - ответила Матя.
  Было шумно, и Инга утащила ее в туалет. Матя встала перед зеркалом и стала губки подкрашивать.
  - Зачем ты ушла? - задала Инга начало.
  - Я не могла больше так, - ответила Матя.
  - Как? - вопросила Инга, прижавшись к ней сзади.
  - Так, - сказала Матя, разворачиваясь, впиваясь губами, и с невменяемостью в глазах, руку Инги к себе в трусы пропуская.
  Они поехали на хату и дико трахнулись. На утро Матя стала опять характером корячиться: и то ей не так, и это - ей похер.
  - Тогда почему тебе все это понабилось? - пожелала узнать Инга.
  - Мне понадобилось? Это ты вчера ко мне пристала.
  - Если тебе это не надо, я не буду тебя держать. Не могу и не стану.
  - Ну, ладно, - повеселилась Матя. - Тогда я пошла.
  - Знаешь, с твоим характером мы не заладим. Уходя, уходи навсегда. Или оставайся.
  Но Матя уже одевалась.
  - Пока, - сказала она.
  - Ты уйти выбираешь? - Инга еще уточняла.
  - Ты сама сказала, что тебе мой характер не нравится.
  - Не перевирай понятия!
  - А ты права: мы точно не заладим. Чао.
  Она ушла. Слепая гордость, лесби-фактор; с оторопелостью за угол: быть может, там что-то лучшее окажется. Инга любила Матю, с ней навсегда расставаясь. Чужой нравственности - глубокое в себе признание. Интроверт - это диагноз. Инга была душою Мати ранена, а Матя не подозревала, что душу свою в чужом сердце оставляет.
  
  Она устроилась в кресле, откинув плечи и слегка сцепив пальцы в больших серебряных кольцах. Я сняла пиджак и помешала ложечкой зеленый чай. У меня больше не было сил сопротивляться сумасшедшей моде на зеленый чай. Куда бы я ни пришла, мне везде предлагали зеленый чай. Весь мир выводил шлаки. Время выводить шлаки, таков был девиз начала третьего тысячелетия. Я бы предпочла рюмку коньяка, но коньячная эпоха подыхала в прошлом веке вместе с Довлатовым и Буковски.
  Она выжидающе молчала и смотрела в окно. У нее были зеленоватые, прозрачные, как морская вода, глаза и насмешливые уголки губ. Она очень нравилась мне, это мешало сосредоточиться, а я ведь пришла брать интервью. Знаменитая иллюзия журналистики: общаясь с сильными мира сего, не дай Бог очароваться и забыть, что ты не имеешь к ним никакого отношения. Свое первое интервью я взяла у бывшего министра по дороге из Белого дома во Внешэкономбанк: он пошел решать важные государственные дела, а я - искать палатку с хотдогами. Так что, гражданочка, не надо пафоса. Дышите глубже, вы взволнованы.
  - Ну так о чем мы с вами будем говорить? - спросила она, улыбаясь и рассматривая меня.
  Собираясь на встречу с ней, я не долго думала, что одеть. У меня было мало вещей, но все они были хорошие. Все три. Три пары светло- голубых джинсов одной модели "на бедрах" и несколько рубашек. Почти как у Микки Рурка из "9 с половиной недель". У него одинаковыми костюмами был набит шкаф размером с мою квартиру, а я в любую погоду сияла ослепительно чистыми джинсами. Они сохли в ванной, дожидаясь своей очереди. Это избавляло меня от необходимости покупать колготки, блузки, туфли, шарфики и прочую женскую лабуду. Зато никто, я уверена - никто в районе Восточное Бирюлево так часто не стирал джинсы. Это была моя карма: я стирала, как енот-полоскун.
  В общем, я была в вечно голубых джинсах, и это вносило в картину положенное равновесие: журналистка берет интервью у кутюрье.
  Она была женщиной в превосходной степени, неповторимая от носочка сапога до немыслимых кружев на запястьях. Я ожидала увидеть нечто подобное, когда изучала ее историю в интернете: одна коллекция экзотичней другой, с отсылами к Паоло Коэльо и Царской охоте. Тревожно-сексуальные, провокационные, шикарные модели. По слухам, она одевала столичную деловую элиту, но казалось, что она шьет исключительно для показов.
  Я неделю ждала, когда она прилетит из Англии. Потом еще неделю, пока она назначит мне встречу. И сейчас нисколько об этом не жалела. Любованье всегда значило для меня больше, чем любовь. Только десять лет назад я бы сразу потеряла дар речи, а теперь - ну, теперь я была взрослой девочкой, тем более - писакой и журналюгой. Я знала цену словам. Слова весят мало, гораздо сложней молчать.
  - Вы очень красивая, Дина, - без особого труда призналась я, но сразу почувствовала, как запылали уши.
  Она засмеялась и прижала палец к подбородку.
  - Спасибо...Вот уж не ожидала услышать комплимент от...хм...
  - От журналистки? - подсказала я.
  - У меня, знаете, Аня, с журналистами как-то не складывались отношения...- махнула она рукой.
  Она немного затягивала гласные и заканчивала фразы подвешено, без точек, в манере Литвиновой.
  - Странно. Почему? - удивилась я.
  Она подумала секунду.
  - Понимаете...меня нельзя критиковать, понимаете?
  Я вертела в руках диктофон. Она серьезно смотрела на меня своими прозрачными глазами. О да. О, как я понимала.
  
  
  Всю жизнь мне везло на диктаторов в женском обличье, гордячек и железных леди. В этом было что-то феноменальное. Я узнавала их по мелочам, по привычке нервно бродить руками по столу, по манере разговаривать, смеяться, гримасничать. На четвертом курсе института я, к ужасу всей группы, пошла на спецкурс к Спицыной, несносной и вспыльчивой "самодуре", которая топала ногами, швырялась зачетками и драла студентов как сидоровых коз на обычных лабораторках. Она была несправедлива, придирчива и кошмарна, но я ее обожала. Потом была суперженщина и бизнесвумен И. Г. Ногами она не топала, но не лишала себя удовольствия появиться на работе в таком леденящем душу настроении, что все прятались по углам за вениками. Я пять лет была ее секретарем. Еще бы. У меня полноценная, жесткая, классическая дрессура: диктатор мама. Не буду унижать ее ролью второстепенного персонажа. Ее амплуа - не первая скрипка, а главный дирижер. Поэтому о маме как-нибудь отдельно.
  
  - Я не имею к желтой прессе никакого отношения, Дина, - немного театрально прижала я руки к груди ("потому что херовый ты журналист!" - ввернул внутренний голос). - Тем более, я согласую с Вами каждую строчку... ("которую редактор все равно заменит на свою").
  Она говорила почти два часа. Восклицала, целуя кончики пальцев, как местечковый портной: "Закажите у меня брюки, и ваши ягодицы взлетят на воздух!" Несусветно сексуально вертела кистью левой руки. Вскакивала, выхватывала меня из кресла, крутила мною, как будто мы танцевали танго, хлопала по вечно выпирающим лопаткам. Прикладывала к себе шелково переливающиеся тряпочки, забиралась с ногами на кресло и вообще сводила меня с ума. Я вышла в сырые октябрьские Сокольники совершенно влюбленная.
  В платном туалете напротив чертова колеса реальность грубо дала о себе знать. Я вжикнула железной молнией на джинсах, собачка осталась у меня в руке, а сама молния медленно, но целеустремленно расползлась. "О, нет! Фак! Фак!" - простонала я. Где вы, шелковые галстуки, глубокие декольте, прекрасные женщины? Как мне надоели эти голубые джинсы!
  
  На следующую встречу я привезла свои стихи. Надо сказать, что я не делаю из них культа. Смешно и опасно относиться к таким вещам серьезно. Они те самые волки, которые побегут в свой лес независимо от дармовой кормежки. Но октябрь стонал волынкой, и стихи выползали из меня на этот зов. И так и сяк складывая строчки, я вдруг обнаружила, что когда-то уже это писала. Тогда я просто переплела все свое наследство в одно целое, за полминуты придумала "сигнатюр" и отправилась в Сокольники.
  Она опоздала на полтора часа. Мне разрешили подождать ее в мастерской, где я, страдая от никотинового голодания, бессмысленно просматривала журналы о моде. Наконец она появилась, и не одна, а с какими-то совсем нереальными тетками в вуалях, сеточках, каблуках, лифах, фижмах, фестончиках, пелеринках и шляпках. Тут же из боковых комнат выбежали другие тетки, в амазонках, бабочках, корсетах и шиньонах. Пятнадцать минут все целовались, вскрикивали, ахали и изумлялись. Наконец она заметила меня.
  - Ах, вы давно ждете? - вскрикнула она, и, схватив меня за руки, поцеловала воздух сначала у левой моей щеки, потом около правой. От нее потрясающе пахло.
  - Нет, нет, - покраснела я, - совсем недавно.
  - Я совсем не могу рассчитывать время, - пожаловалась она, и хотела было броситься к очередной инопланетной гостье, но я ее удержала.
  - Я безумно спешу, вот, возвращаю фотки, и это - тоже Вам, - и я положила свою поделку в ее неосознанно раскрытую ладонь.
  Через две недели я смирилась: она, конечно, швырнула мою книжонку в пыльный угол, и думать обо мне забыла. Как вдруг по глазам ударила отвратительного малинового цвета бумажка, наклеенная на компьютер. "Срочно перезвонить Дине А." - требовал росчерк секретарши Зои.
  
  Я плохо запомнила тот телефонный разговор. Она с самого начала взяла глубокий, женский, колдовской, с уловками и срывами голоса тон, за которым моя ноющая душа ныряла в ледяной ад, обжигалась раем и снова камнем падала вниз. Никаких милых фраз вроде "вы талант", "ваши стихи мне понравились" я не услышала, ни разу. Нет, нет.
  - Я беру ваши стихи в постель, читаю их своему любовнику. Вы не против?
  - ...
  - Ну, как вы можете быть против, какое право вы имеете быть против? Вы их писали для меня.
  - ...
  - Он ревнует, вырывает вашу книгу, а я готова заняться с ней любовью, что вы об этом думаете?
  - ...
  - Кто вы? давайте познакомимся поближе. Вы хотите познакомиться поближе?
  - ...
  Она говорила, говорила, вниз, вверх, опять вниз, "вы думаете стихами?" "вы стихами любите?" "вы любите меня?", а потом кто-то вежливо позвал ее по имени-отчеству. Она, прикрыв рукой трубку, сердилась и сквернословила. Вернувшись, предложила встретиться "на днях".
  - У меня все, к сожалению, расписано, но я хочу вас видеть, - раздельно, нежно, доступно для влюбленных дураков сказала она.
  
  Через четыре дня она улетела на показ в Японию. Больше мы с ней никогда не виделись. Наверное, в ее памяти, цветной и яркой, как мастерская, я закатилась крошечной пуговкой под какой-нибудь комод. Я вставила ее фотку в окошко портмоне, и как восемнадцатилетний новобранец, подолгу спускалась взглядом по овалу ее лица к нестерпимому горлу. Сглатывала. Закрывала глаза.
  И улыбалась.
  
  Евгения Сергеевна считала в небе звёзды: вот раскинулся ковш Большой Медведицы, чуть дальше - Малой, за ними несутся Гончие Псы; Волопас наблюдает за Волосами Вероники и хочет подарить ей Северную Корону; но Змея и Змееносец не дадут ему это сделать; если только их не прогонит Геркулес...
  Внизу, у подъезда, послышалась какая-то возня и резкий голос:
  - Отвяжись! Не хочу я!
  Евгения Сергеевна щёлкнула зажигалкой. Шорохи прекратились. Кто-то юркнул в подъезд. Наверно соседка, Катя, с очередным кавалером. Ей скоро 20, она меняет своих ухажёров почти каждую неделю, но замуж выходить не хочет. Об этом Евгении Сергеевне жаловалась Катина мать - Нина - маленькая худенькая женщина, постоянно битая мужем - потомственным алкоголиком. Катя - красива: большие глаза, густые не выщипанные брови, тонкий нос, тёмные вьющиеся волосы до плеч, высокая, стройная, длинноногая - ей бы фотомоделью быть, а у неё и платья-то красивого нету. Нина плакалась: "Приезжал один, на иностранной машине, чего только не предлагал: и кольцо с брильянтами, и одевать как королеву. А она презрительно посмотрела своими чёрными глазищами и сказала: " Ни-за-что! " Вот девка! Другая бы с удовольствием согласилась... И в кого она такая..."
  Евгения Сергеевна вспомнила Катины глаза: чёрные-чёрные, чернее ночи, пройдёт мимо, улыбнется: "Здравствуйте", и сверкнёт из под непослушной чёлки так, что сердце вздрогнет. Колдовство какое-то.
  Докурив сигарету, Евгения Сергеевна закрыла балкон и пошла на кухню пить чай. В огромной трёхкомнатной квартире стояла тишина. Она ненавидела эту давящую, оглушающую, съедающую тишину. Когда-то здесь было шумно, и Евгения Сергеевна не могла найти спокойного места для работы: лекции в университете требовали постоянного обновления материала. Она налила в чашку чай, заварку и достала из холодильника маленькое пирожное. А какие вкусные пироги пекла её свекровь Валентина Ивановна! Андрей, муж Евгении Сергеевны, смеялся: "Женька - растолстеешь - под тобой кафедра провалится!" Их сын Вовка рос здоровым упитанным мальчиком. Свёкор, Владимир Павлович, бывший военный, работал инженером на заводе, а в свободное время любил вместе с Андреем , тоже инженером, покопаться в моторах. И Вовку уже начали приобщать к возне с "железками". Их бордовая "Волга" всегда была готова к поездкам любой сложности и дальности. Евгения Сергеевна часто выговаривала мужу: "Ты за руль почти не держишься!". Андрей отшучивался: "Сейчас дуну, плюну, прочитаю заклинание - и она будет ехать сама!". Машина действительно слушалась малейшего прикосновения. Но это не помешало многотонному самосвалу неожиданно выехать на дорогу прямо перед ними... В один миг Евгения Сергеевна лишилась сразу всей семьи. Сама она осталась жива наверно только чудом. Несколько месяцев в разных больницах не смогли полностью восстановить её здоровье. Часто болела голова, и ей пришлось частично отказаться от того количества лекций, которое она читала раньше. А она надеялась хотя бы в работе найти спасение от домашнего одиночества. Сегодня, ложась спать, Евгения Сергеевна утешала себя мыслью, что завтра она поедет к морю и на целую неделю избавится от этой тишины.
  
  Утром она зашла к Нине, чтобы отдать ключи от своей квартиры. Они договорились об этом ещё неделю назад, когда была куплена путевка. Взяв ключи, Нина всплеснула руками:
  - Ой, а Вы же в Коктебель едете?
  - Да.
  - И Ката тоже. Мой Витька на днях вернулся с шабашки, и, пока он был в хорошем настроении , мы купили Кате эту путёвку и кое-что из одежды.
  - А она уже была на море?
  - Нет. Первый раз. Вы уж присмотрите там за ней.
  
  Был конец сезона, и в автобусе оставались свободные места. Евгения Сергеевна села у окна и, надев тёмные очки, дремала. Катя и ещё две девушки хихикали и постоянно пересаживались с одной стороны на другую - смотря откуда светило солнце. К ночи они угомонились и дружно засопели.
  Расселили их быстро. Катя с девушками оказалась в трёхместном номере, а Евгении Сергеевне пары не нашлось, и она одна заняла двухместный номер.
  Через два дня Катя, смуглая от природы и уже успевшая за лето загореть, стала почти шоколадной. А Евгении Сергеевне приходилось из воды бежать под навес - её белая кожа почти не переносила солнца. Она накупила кремов для загара, но и они не помогали: после 15-20 минут пребывания на солнце кожа краснела, а через 30 - уже покрывалась волдырями.
  Говорят: запах моря располагает к курортным романам. Глядя на резвящихся в воде девчонок, Евгения Сергеевна вспоминала свои прежние поездки к морю на машине со всей семьёй. Вместо купания и вечерних прогулок ей приходилось помогать свекрови готовить еду, смотреть за сыном и почти постоянно что-то стирать. Какая уж тут романтика! К девчонкам подошли ребята, и они уже бОльшей кучей продолжили брызгаться, толкаться, визжать, уплывать, догонять. Евгения Сергеевна закрыла глаза. Любовь... А что такое любовь? И была ли у неё эта любовь? С Андреем они познакомились там же, в университете - учились на одном курсе, но на разных факультетах. Парень - не пьёт, не курит, весёлый - чего ещё можно желать? Сыграли скромную студенческую свадьбу. Окончив университет Андрей пошёл к отцу на завод, а Евгения Сергеевна - как лучшая студентка - поступила в аспирантуру, после которой ей предложили читать лекции студентам. Андрей шутил: "Моя жена - самая умная!" После рождения Вовки ему говорили: "Ну вот и всё. Теперь твоя Евгения - домохозяйка." Он отрезал: "Подождите! Моя Женька ещё профессором станет!" ... Почти стала. Кандидатскую защитила. Недавно вызывал ректор, посоветовал начинать писать докторскую. Любила ли она Андрея? Сложный вопрос... Её родители часто болели и умерли когда она заканчивала школу. Поэтому для неё в жизни был только один путь: пробиваться своим умом! И она пробилась! В семье Андрея её приняли как родную дочь. Да и жили они почти как брат и сестра, ну разве что спали в одной кровати... К выполнению супружеского долга Евгения Сергеевна относилась очень строго: если муж хочет - никаких отговорок! Самой же ей почему-то никогда ничего не хотелось... Андрей не удивлялся, он объяснял это её большой умственной занятостью. Так что замирания сердца, неловкости в ответах, страха не понравиться или дрожи в коленках в чьём либо присутствии Евгения Сергеевна не испытывала никогда. Вот только... Катя... Вернее: Катины глаза... Встреча с ними почему-то всегда напрягала... Но не отталкивала. Нет. Наоборот: вызывала желание заглянуть поглубже, чтобы наконец разгадать их загадку...
  
  После ужина Евгения Сергеевна вышла на набережную. Гремела музыка - подтягивался народ - начиналась дискотека. Выпив в павильончике красного вина, она расхрабрилась и решила посмотреть: как же сейчас танцуют?
  Весь зал сверкал и переливался разными огнями, но непосредственно над танцующими было довольно темно, и поэтому каждый двигался как мог и танцевал с кем хотел...
  Катя, в блестящей кофточке и короткой юбочке, вместе с подругами стояла у стены. Они перешёптывались и хихикали. Кто-то пригласил одну из подруг... другую... Катя осталась одна. Подошедший к ней парень получил отказ. Евгения Сергеевна повернулась и пошла в бар. Выпив ещё вина, в своем тёмно-сером брючном костюме она почувствовала себя совсем смелой... Развязной джентльменской походкой она подошла к Кате и, тряхнув головой, протянула руку:
  - Разрешите Вас пригласить?
  Катя секунду удивлённо смотрела на неё, потом озорно усмехнулась, присела в реверансе:
  - Разрешаю, - и подала руку...
  Евгению Сергеевну словно пронзило электрическим током... Но назад пути не было... Она с трудом заставила себя положить руки на Катину талию. А улыбающаяся Катя положила руки ей на плечи и стала постепенно всё ближе и ближе притягивать её к себе... Это можно было объяснить теснотой на танцполе. Вскоре и Евгении Сергеевне, чтобы уберечь локти, пришлось почти обнять Катю... Она почувствовала Катино дыханье на щеке, пальчики на шее, аромат Катиного тела... Почему-то вдруг ей захотелось зарыться в это тело лицом и продолжать вдыхать его всё глубже и глубже... Евгения Сергеевна поняла что дрожит, но тут, к её великому облегчению, музыка кончилась, и все двинулись к выходу... Музыканты объявили перекур...
  Только на улице она заметила, что всё ещё держит Катю за руку... Всегда озорная и смешливая Катя , опустив голову, молча шла рядом... Всё также молча они дошли до беседки против Дома Волошина... Остановились... Евгения Сергеевна дрожащими руками подняла Катину голову и стала водить кончиками пальцев по лбу, щекам, губам... Губы немного приоткрылись, и пальцы, прикоснувшись ко внутренней их части, стали мокрыми... Евгения Сергеевна вздрогнула всем телом и схватила ртом Катины губы... Она никогда не слышала о французском поцелуе... Но её язык буквально вломился в Катин рот... Тёплая волна из низа живота поднималась всё выше и выше, и вскоре всё тело горело... Евгения Сергеевна схватила Катю и крепко прижала её к себе... И в этот момент она почувствовала нежный Катин язычок под своим языком, Катины руки, гладящие ей спину, согнутую в колене Катину ногу на своём бедре... Рука сама опустилась и стала поглаживать колено... под коленом... выше... выше... Препятствий на этом пути не оказалось и, когда пальцы вошли в горячую мокрую мягкость, Катя застонала и ещё крепче прижалась к Евгении Сергеевне...
  Вдали снова загремела музыка... Катя глубоко вздохнула и медленно опустила ногу... Евгения Сергеевна тоже глубоко вздохнула и опустила руки... Пожар в теле не проходил... Нужно было ещё что-то... Что?... Она посмотрела на Катю... Катя стояла закрыв глаза и слегка покачивалась... Она снова обняла Катю, прикоснулась губами к уху - и решение пришло само собой...
  - Пошли ко мне, - прошептали губы...
  Не открывая глаз, Катя кивнула...
  
  В комнате было душно, и Евгения Сергеевна раскрыла окно. Обернувшись, она замерла... Катя разделась... Яркий лунный свет тихо ложился на её блестящие гладкие плечи, высокую грудь, тонкие руки, мягкий животик, стройные ноги... Она стояла словно выточенная из камня древнегреческая богиня... Богиня протянула руки, и Евгения Сергеевна подошла... Руки начали раздевать... Стесняясь, она стала немного сопротивляться... Мягкие губы дохнули прямо ей в ухо:
  - Тише...
  А из Катиных глаз на неё смотрели две луны... Этот волшебный взгляд опутывал, окутывал, заставлял подчиняться... Луна внезапно исчезла и наступила полная тьма... Евгения Сергеевна протянула руки и коснулась Катиных грудей.. Накрыла ладонями... Наклонила голову и прижала их к своему лицу... Катины пальчики тихо поглаживали ей плечи... Не отрывая лица от Катиного тела, она медленно опустилась на колени... Снова выглянула луна... Положив руки на Катины бёдра, она уткнулась носом и губами в мягкую шелковистость курчавых волос... Катя погладила её по голове и тихо сказала:
  - Подожди...
  Затем подошла к кровати и легла...
  - Иди сюда...
  Евгения Сергеевна поднялась, подошла к постели, села, положила руку на эти кучеряшки и стала перебирать их пальцами... Что-то неумолимо тянуло её к этому месту... Запах... Немного острый, но в тоже время сладковатый аромат... Он словно звал; "Иди ко мне..." Она наклонилась и взяла этот запах в рот... Стала размешивать его языком... Катя застонала, прижала её голову к себе и начала двигаться... Запах задёргался, запульсировал, словно старался вырваться, но губы и язык Евгении Сергеевны не позволили ему это сделать... Катино тело вздрогнуло... Напряглось изо всех сил... И... медленно расслабилось... Евгения Сергеевна подняла голову... Катины глаза были закрыты, губы улыбались и тихо подрагивали.. Словно что-то шептали... Евгения Сергеевна не могла оторвать глаз от этого восхитительного зрелища...
  Поджав под себя ноги, Катя села. Она взяла руками голову Евгении Сергеевны, и, притянув к себе, крепко поцеловала в губы... Потом вытянула позади себя подушку, положила Евгении Сергеевне под голову и заставила её лечь... Очутившись на подушке, Евгения Сергеевна вздохнула и расслабилась... Немного болел живот... Катя подняла с пола её ноги, уложила рядом с собой на кровать, приподнялась, раздвинула их и села между... Евгения Сергеевна хотела приподняться, но Катины руки крепко держали её плечи... Катя наклонилась, поцеловала лоб, и, медленно, всем телом, легла сверху... Евгения Сергеевна задрожала, хватаясь руками за простынь... Её живот заныл какой-то непонятной тягучей болью... Катины губы продолжали целовать её лицо... грудь... Евгения Сергеевна смутилась, вспомнив про свою дряблую отвисшую грудь, дрожащий как холодец живот... Она хотела сжать ноги, но Катины руки раздвинули их ещё шире... Казалось: внутри что-то большое, неведомое... Оно растёт... Распирает... Евгения Сергеевна задёргалась, пытаясь вытолкнуть из себя это "что-то"... Но оно вдруг лопнуло и растеклось в животе чем-то приятно тёплым... Евгения Сергеевна замерла, боясь спугнуть это ощущение... Когда "это" дошло до самых кончиков пальцев, она притянула Катю и, нежно обняв, прижала к себе...
  
  Разбудил Евгению Сергеевну прохладный утренний воздух. Было от чего-то очень приятно... Ах, да, вспомнила она, какой чудесный сон! Не открывая глаз, она хотела потянуться, но что-то мешало... Она открыла глаза... Прижавшись щекой к её груди, рядом спала.. Катя... Так значит это был не сон... Евгения Сергеевна вздрогнула... О, Боже... Катя открыла глаза и посмотрела на неё... Улыбнулась... По щекам Евгении Сергеевны потекли слёзы...
  - Вам плохо?
  - Нет...
  - Тогда почему слёзы?
  - Мне стыдно...
  - Чего?
  - Ты - молодая девушка, а я - старая... и я... не мужчина...
  Катя приподнялась на локте и погладила её по щеке:
  - Вам было хорошо?
  Евгения Сергеевна кивнула.
  - Мне тоже. Так забудьте все эти предрассудки! Если бы Вы мне не нравились, думаете я позволила бы Вам прикоснуться ко мне?
  Евгения Сергеевна перестала плакать и удивленно посмотрела на Катю.
  - Я уже давно Вас люблю... Но Вы всё время дома или на работе, на улицу не выходите... У меня не хватило смелости позвонить к Вам в дверь и признаться...
  Катя провела рукой по её телу и начала целовать... Евгения Сергеевна снова почувствовала внизу живота маленький растущий комочек...
  
  После обеда Катя принесла свои вещи, и они сдвинули кровати.
  - Катя, а что ты сказала девчонкам?
  - Ничего. Они даже обрадовались. Там в комнате кроме трёх кроватей ещё диванчик есть, так они всё сдвинули попарно, и теперь им без меня даже удобней будет.
  
  В автобусе, почти всю дорогу, Катя дремала, положив голову на плечо Евгении Сергеевны.
  
  Пока из багажного отделения выгружали чемоданы и сумки, Катя исчезла...
  Приехав домой, Евгения Сергеевна долго ходила из угла в угол... Если Катя так решила... Она достала сигареты... Все 5 дней, что Катя была с ней, курить почему-то не хотелось... И голова не болела... Она закурила... Вышла на балкон... Никого... Распаковав сумку, легла... Как вести себя при встрече с Катей?... Ниной?... Она встала и вышла из квартиры... Долго бродила по улице... Кати не было... Вернувшись домой, она приняла душ, легла и пыталась уснуть... Ничего не получалось... Она встала и снова принялась ходить по квартире...Звонок в дверь... Она посмотрела в глазок...Темно... Ничего не видно... Тихий стук... Шёпот... Она распахнула дверь... На пороге стояла.... Катя...
  Евгения Сергеевна схватила её и стала целовать, повторяя:
  - Катя... Катенька... Катёнок ты мой...
  Ушла Катя на рассвете...
  
  На работе Евгению Сергеевну встретили восхищёнными взглядами. Даже ректор, всегда такой серьёзный, улыбнулся и сказал:
  - А Вы похорошели! Ну да: море... Курортные романы...
  Евгения Сергеевна покраснела и опустила глаза. А ректор продолжал:
  - Я Вас, собственно, вот за чем вызвал. У нас есть договор с одним французским университетом об обмене студентами и преподавателями. Вы знаете французский. Не хотите почитать лекции французским студентам?
  
  Через несколько дней, возвращаясь домой, Евгения Сергеевна услышала за дверью одной из соседских квартир приглушённые голоса:
  - Слышь, Петровна! А Нинкина-то Катька к профессорше по ночам шастает.
  - Какой профессорше?
  - Ну той, из 17-ой, трехкомнатной, у которой все разбились на машине.
  - Да ты что!
  - Сама видела. Вот те крест! Не спалось мне. Вышла в коридор. Вдруг слышу: на площадке какой-то шорох. Я - к глазку. Вижу: Катька - огляделась и нырь в профессоршину дверь. Жду. Не выходит. До утра у ней была. Около 5 ушла...
  С этого дня Евгения Сергеевна стала замечать, что стоило ей только подойти к подъезду, соседки, вечно занятые разговорами, как по команде замолкали и глядели на неё во все глаза...
  Открывая дверь своей квартиры, она услышала за спиной голос Виктора:
  - Ай, соседка, нехорошо! Катька моя к тебе бегает, а магарыч не ставишь!
  Евгения Сергеевна почувствовала, что у неё горят уши:
  - Хорошо - хорошо... Я принесу...
  
  На следующий день Евгения Сергеевна, купив у одной из соседок ( подозрительно посмотревшей на ней ) бутыль домашней самогонки, позвонила в дверь Катиной квартиры. Открыла Нина.
  - Я... Вот...- Евгения Сергеевна показала бутыль, - Магарыч принесла...
  Услыхав заветное слово, из кухни выскочил Виктор:
  - О, соседка, молодец! Заходи скорей!
  Выпили за дружбу, потом за Катьку - девку-умницу и красавицу. Катя видя, что ей не наливают, подставила рюмку. Но Виктор цыкнул на неё:
  - Брысь! Вредно тебе ещё! И вообще: ты теперь вон у кого, - он кивнул на Евгению Сергеевну, - Должна разрешения спрашивать.
  Катя смутилась и, опустив голову, отставила рюмку. Евгения Сергеевна, никогда раньше не пившая такого пойла, чувствовала себя полководцем, ведущим войска на битву... Она встала:
  - Раз Катя должна у меня спрашивать разрешения, значит и жить она должна у меня! Вот! - она хлопнула ладонью по столу и села.
  Нина испуганно смотрела на неё. Виктор на секунду замер, потом восхищенно произнёс:
  - А я всё ждал: осмелишься ты или нет... Мо-ло-дец! Уважаю! Выпьем за твою храбрость! Катька, собирай манатки!
  Потом выпили за родителей, вырастивших такую дочку... Виктор посмотрел на Евгению Сергеевну мутными глазами:
  - Соседка, я понимаю: у вас с Катькой любовь.
  Нина тронула его за руку, но он отмахнулся:
  - Отстань! Я знаю, что говорю!
  И снова повернулся к Евгении Сергеевне:
  - Ты же умная, профессорша, и должна догадаться, что и тебе и нам соседи теперь прохода не дадут. И так уже пальцами тычут...
  Евгения Сергеевна победно посмотрела на него:
  - А мы уедем!
  - Куда же это интересно?
  - Во Францию!
  Нина и Виктор замерли, вытаращив на неё глаза. Первой очнулась Нина и, всплеснув руками, запричитала:
  - Да как же это... В такую даль... Мы же Катеньку видеть не будем...
  Виктор помолчал, пережёвывая информацию, потом мудро изрёк:
  - Помолчи мать! Она права! Так будет лучше и для нас и для них! А ты чё там, во Франции делать-то будешь?
  - Лекции французским студентам читать по обмену между университетами.
  - А Катька?
  - Она будет моим секретарём и помощницей. Я уже ректору сказала...
  
  Разложив Катины вещи и попив чаю, они легли.
  - Катенька, можно тебя спросить?
  - Да.
  - А почему тогда, на танцах, ты была без трусиков?
  Катя тихонько засмеялась:
  - Так все девчонки ходят на танцы без трусов. Ну чтоб потом быстрее было... С ребятами..- И уже серьёзней добавила. - Если б я одела трусы, девчонки презирали бы меня до конца жизни!
  Улыбнувшись, счастливая Евгения Сергеевна уткнулась лицом в Катину грудь и заснула.
  
  Я увидела тебя на улице когда ехала на обед. Высокая девушка с гордо поднятой головой медленно шла слегка покачиваясь на каблуках среди снующей туда - сюда толпы... Совсем не понимая что делаю, я повернула и поехала за тобой... Через пару кварталов ты свернула на тихую улочку... Я тоже... Ещё через пару кварталов показалось небольшое уличное кафе... Обычно я пролетаю по главной, а здесь так тихо... Ты зашла... Я остановилась...
  Ты сидела одна, положив ногу на ногу... Все остальные столики были заняты... Хорошо... Ты достала сигарету и зажигалку... Но я оказалась проворнее... Щелчок:
  - Разрешите?
  Ты глянула на меня, на горящую зажигалку... Медленно закурила... Я села напротив:
  - Не помешаю?
  - Нет...
  Мы молчали... Прилетевший порыв ветра плавно приподнял твои золотые волосы... Зелёные глаза смотрели куда-то... Официант принёс кофе.
  - А может с мороженным?
  Сигарета догорала...
  - Можно...
  Какие красивые руки... Тонкие пальцы... Мой любимый перламутровый лак... Вазочки опустели... В чашках осталась гуща... Маленькие серёжки в твоих ушах... Обычно я не люблю серьги... Но тебе они так идут... Трудно даже представить тебя без них...
  Я взяла чашку и резко перевернула её в блюдце:
  - Что меня сегодня ждёт?
  Ты слегка улыбнулась и заинтересованно посмотрела... Маленький рот и сочные алые губы... Чуть вздёрнутый носик... Ямочки на щеках... Я глубоко вздохнула:
  - Хм... Встреча или расставание... Не понятно... Чей-то силуэт... Буквы...
  Я подняла голову:
  - Девушка, а Вас как зовут? Может это Ваше имя написано?
  Ты продолжала улыбаться:
  - Кристина.
  - Я - Ирина. В наших именах много общих букв, значит мы могли бы подружиться...
  Ты засмеялась:
  - Как ловко! Если б Вы были мужчиной, я бы подумала что Вы меня клеите...
  Я взяла твою руку и поднесла к губам:
  - А может я действительно Вас клею...
  Ты густо покраснела, но руку не отняла... Я не сводила с тебя глаз... Твоя голова опущена... Мой взгляд упал на часы... O, my Got! Обед уже кончился... Нагоняй от шефа мне обеспечен... Я ещё раз тихо прикоснулась губами к твоим пальцам... Вынула визитку:
  - Разрешите пригласить Вас в клуб "***" завтра вечером. Не отвечайте сейчас. Подумайте. Вот мой телефон. Позвоните завтра в течении дня. Может по телефону будет легче отказаться...
  
  У шефа был удивлённый вид:
  - Вы ещё никогда не опаздывали на совещание.
  Я сидела погружённая в свои мысли и никак не могла вникнуть в суть разговора...
  Теперь уже все смотрели на меня с удивлением...
  - Извините... Голова разболелась...
  Шеф был недоволен:
  - Хорошо. Отдыхайте. Но завтра напишите мне всё, что Вы думаете по этому вопросу.
  Остаток рабочего дня я ходила из угла в угол кабинета... Позвонит или нет?
  Дома мне тоже не сиделось на месте... Ночь казалась бесконечной, а квартира слишком тесной и тихой...
  
  На работу я поехала по другой улице...
  Кабинет... Стол... Чистый лист бумаги... На нём телефон... Никаких мыслей... Кроме одной...
  Ты позвонила перед самым обедом:
  - Я приду...
  У меня загорелось лицо... Задрожали руки... Придёт...
  На обед я не поехала... Всё, что велел вчера шеф было написано за 15 минут...
  Лихорадочный блеск в глазах и пунцовые щёки...
  Шеф покачал головой:
  - Сегодня Вы наверно устали. Можете ехать домой.
  
  Я заходила в каждый цветочный магазин на пути к дому... Но нашла что искала... Прекраснейшая нежно-алая роза...
  
  И вот я иду на свидание... На свидание с тобой... Первое свидание... В моих руках роза... Для тебя... Ты будешь краснеть, опускать глаза, тихо отвечать на мои вопросы... Не бойся, Любимая... Я не сделаю тебе больно... Но мне очень хочется чтобы скорей настала эта минута... Я возьму твои губы... И они ответят мне... Поглажу твои пышные волосы... И они будут мягким шёлком в моих пальцах... Вдохну аромат твоего юного тела... И твой животик задрожит под моими губами...
  Роза... Чудесная роза... Она похожа на тебя... Ты похожа на неё... Нет, ты - красивей чем она! Ты - сама нежность! И может быть... Потом... Ты согреешь меня... И отдашь мне своё сердце... Ведь моё уже принадлежит тебе... И будешь моя, и только моя девочка...
  
  Я наблюдаю за ней и не могу понять - что же мне так нравится?
  Девушки зимой и осенью теперь выглядят намного лучше. Мне очень симпатичны эти маленькие шапочки в крупную вязку, эти огромные шарфы, навязанные сверху курток и пальто так, что концы их всегда аккуратно спрятаны. Я люблю девушек в смешных варежках с какими-нибудь мультяшными героями или огромными рисунками. Когда я вижу таких мне хочется улыбаться и целовать их в морозные щеки, честное слово. А эта... У нее какие-то шоколадные волосы...! Мне серьезно кажется, что они шоколадные на вкус. Такая вот маленькая шапочка крупной вязки серого цвета, такой же огромный серый шарф и черное почти классическое пальто, которое одинаково хорошо смотрелось бы и на парне. Ее глаза искрились радостью. Без преувеличения могу сказать, что в них было видно всю радость сегодняшнего дня. И смотря в них или на ее немного детскую улыбку, нельзя было отрицать что с нами что-то происходит почти волшебное.
  Она заливисто засмеялась и легонько стукнула себя по коленке.
  - Слушай, я и не знала, что ты так умеешь!!!
  - Как так...
  Мир будто повернулся на 180 градусов, вырвав меня из другой реальности.
  - Ну так! Смотреть так!
  Мне стало очень не по себе... Во-первых, потому что меня поймали. Во-вторых, я теперь выгляжу еще более по идиотски...
  - А в чем дело то? Т.е. ну блин, забей, еще не хватало, чтобы мы говорили об этом.
  - Ну ладно.Просто смешно!
  И она снова стукнула себя по коленке и расхохоталась.
  - "Пора сваливать. Это совсем никуда не годится. Она как ребенок, честное слово.. Это все совсем не для меня" - быстро пронеслось в голове.
  - Есть там еще выпить? Давай допьем и пойдем уже, видишь, мы тут одни уже остались, холодно...
  - Тебе холодно? Ну ка дай...
  Очень шустро она скинула варежки и засунула свои руки в мои перчатки. Ощущение было паршивое - это просто неудобно. Кроме всего, не тепло, да и вообще все больше и больше хотелось домой. Настроение портилось прямо как погода.
  - Ну и как я пить то буду? Это все-таки не просто вино..
  - Да, да, а вино с Белорусской, знаю... Пьешь как сок, башню сносит и вкусно...Бла-бла-бла... И сколько девушек на это купились?!
  Она сильно дернула руками, стараясь выбраться из моих перчаток.
  - Ну сколько?!! Мне просто интересно.
  Мы одновременно полезли в карманы за сигаретами. Мне не хотелось отвечать. Мне не хотелось слушать. Мне нравилось смотреть...Она совершенно не догадывалась о том, насколько прекрасна. Эта улыбка, эта детская неловкая улыбка... Ее торопливые угловатые движения... Длинные тонкие серые пальцы, которыми она так по-мальчишечьи держала сигарету, видимо нарочито стараясь показать мне свою уверенность в себе... Но скорее всего, не только мне. Думаю, только по этому этот вечер все длился и длился.
  Снова по моему телу потекла волна блаженства....
  Я глубоко выдыхаю дым и смотрю под ноги... Листья уже начинают подгнивать... Осень слишком быстро кончается, хотя началась всего месяц назад. Темно. В воздухе очень приятно пахнет влагой и сигаретами. Она курит и молчит. И я молчу, не хочу терять свое ощущение. Дала бы она мне еще хоть несколько минут ощущения...и одиночества...
  Город неспешно готовиться ко сну. Я сижу на бульваре. Никого уже нет. Мы здесь одни. На широкой лавке. И есть чудесное красное вино. И мои любимые...
  - Можно глоток?! Я скажу тебе что-то...
  Она сильнее натянула на себя шапку, сделала несколько крупных глотков прямо из горла и выпалила:
  - Я хочу быть с тобой. Я знаю, моей компании это не понравится... Ха, ну, наверное, твоим друзьям тоже. Про предков я вообще молчу... Но... вообщем я так хочу.
  - Нет. Неет. Мы же говорили об этом... Здесь все имеет значение понимаешь....И возраст. И особенно опыт..
  Ох, сердце мое! Сердце мое билось как сумасшедшее! Мне хотелось схватить ее и кружить, кружить, кружить, пока не смешались бы все звезды!!! Хотелось целовать ее холодные щеки, прокуренные пальцы, ее нелепую шапку и кричать, бесконечно кричать ей:"спасибо"! Все это бред, конечно же, бред. Но как мне хотелось говорить спасибо ее дурацким глупым мыслям, ее такой наивной голове! И ее смелости. Невероятной смелости.
  - Опыт?!
  - Да, конечно. Да тебя просто никто со мной не пустит. В первую очередь я. Спасибо конечно...но...
  - Спасибо??? Ты не понимаешь.... Это мое собственное желание и решение. Я быстро всему научусь...я хваткая...
  - Мы поднимаемся в феврале, я не знаю такого инструктора, который так быстро сможет обучить тебя, да и где? Это зима! Это горы!!!!... Ты же не представляешь что это такое вообще!!!!!
  - А мне хоть горы, хоть что.... Если ты хочешь ее, значит, я тоже...
  Она вдруг улыбнулась и крепко прижалась ко мне. Воздух окутал меня немного терпким запахом влажных листьев и шоколада...
  
  В ту весну Камиле исполнилось восемнадцать лет. Она окончила среднюю школу, и встал вопрос о получении ей дальнейшего образования. Её родители мечтали, что дочь поступит в какой-нибудь медицинский или педагогический ВУЗ, где получит диплом врача или учителя. Но сама Камила не могла определиться в своих интересах, и главной её целью было вырваться, наконец, из намозолившей глаза деревни в большой город.
  Родилась и выросла она на Урале в небольшой башкирской деревушке под названием Зилаир.
  Отец её управлял местным деревообрабатывающим комбинатом, мама работала завучем и преподавателем математики в школе.
  Камила была единственным ребёнком в семье, и потому родители просто души в ней не чаяли, с детства во всём потакали, баловали, никогда ни в чём не могли отказать.
  Вот и на этот раз, когда встал вопрос о выборе учебного заведения, и Камила выбрала ВУЗ в Уфе, родители не стали подвергать критике её решение. Конечно, маму расстраивал факт, что дочь будет жить так далеко от родного дома, она считала, что можно было бы выбрать университет и поближе, необязательно ехать в столицу, а отец успокаивал, говоря, что ведь там живёт его родная сестра и Камилка будет под присмотром.
  
  Вещи были собраны, и уже на следующий день Камила в сопровождении своей мамы должна была покинуть родную деревню. Эмоции её переполняли: она и радовалась, что наконец-то уедет отсюда и начнётся её новая взрослая жизнь. И в тоже время ей было очень грустно оттого, что придётся разлучиться с любимыми родителями, и с самой близкой подругой Наргиз, которая, не смотря ни на какие уговоры Камилы, выбрала институт в Кумертау, куда собралась поступать вместе со своим одноклассником, в которого была влюблена.
  Камилу же это очень обижало, она не могла понять, как вообще можно променять близкую подругу с юных лет, почти, что сестру на какого-то хмыря.
  Парни её вообще не интересовали, и её не волновал вопрос - почему так происходит, она считала себя юной для каких-либо отношений, а сексуальное влечение если и возникало, то только к своим сверстницам.
  И хотя она всегда, была окружена вниманием молодых людей, Камила была непреклонна.
  Камила знала, что она очень симпатичная девушка, можно даже сказать красивая: среднего роста, с тонкой точёной фигуркой, с длинными слегка волнистыми тёмно-коричневыми локонами, и миловидным личиком с татарскими скулами, прямым носом и нежно-голубыми глазами, которые достались ей от отца.
  
  
  * * *
  С большим трудом ей давались экзамены, но всё-таки она поступила в педагогический университет на факультет иностранных языков.
  И только после того, как Камила была зачислена в группу, её мама со спокойным сердцем вернулась обратно в Зилаир, оставив дочь на попечительстве у тётки Назифы.
  
  До начала занятий оставалась ещё целая неделя и Камила попросила свою двоюродную сестру Зарину показать ей город. Зарина была старше её на три года, весёлая, лёгкая на подъём. Её и просить не надо было ни о чем, она сама с большим удовольствием возила Камилу по всему городу, сначала показывая достопримечательности, памятники архитектуры, а потом всё больше модные магазинчики и клубы.
  Домой возвращались они уже за полночь, а потом ещё долго болтали и хихикали лёжа в кровати, и всё никак не могли наговориться, ведь они не виделись несколько лет.
  Камила рассказывала про свою жизнь в Зилаире, про учёбу, про подружек, про то, как давно хотела уехать оттуда, чтобы, наконец, почувствовать себя взрослой, обрести независимость от родителей, разобраться в себе.
  - А у тебя есть парень, ну с кем ты встречалась, когда жила там?; - спросила как-то Зарина.
  - Нет, я ни с кем не встречалась.
  - В смысле, у тебя, что никогда не было парня что ли?; - засмеялась Заринка; - Ну не ври.
  - Да, правда, не было, просто они меня не интересуют, понимаешь?
  - Как это не интересуют, тебе восемнадцать лет, и что же ты не разу не влюблялась?
  - Ну, может, и влюблялась, только в девушек; - смущаясь, ответила Камила.
  - Так ты что лесбиянка что ли?; - и Заринка посмотрела на Камилу с большим удивлением.
  - Не знаю, может быть; - Камила ещё больше застеснялась.
  
  Неделя пролетела незаметно, и пришло время учиться.
  Камила с большой неохотой ездила на занятия. Группа ребят - сокурсников подобралась, мягко говоря, не очень.
  Камиле вообще всегда трудно было находить общий язык с незнакомыми людьми. Она производила впечатление слишком высокомерной и гордой, потому некоторые её просто-напросто побаивались. Но она то знала, какая она на самом деле - мягкая и ранимая в душе. А этот её гонор - это скорее напускное, маска такая, сформированная, возможно потому, что в Зилаире к Камиле многие набивались в подружки не из-за того, что она интересовала их как личность, а скорее из-за фамилии, из-за положения в обществе её отца.
  
  А все сокурсники ей казались какими-то посредственными, половина ребят делилась на вечно зубрящих зануд, а вторая половина, наоборот, на всё время тусящих и прогуливающих занятия. Очень многие, как и Камила были приезжие, но жили в студенческом общежитии.
  Среди них была и Марина.
  Не сказать, что Камила с ней дружила, так общалась наравне, как и со всеми. Просто Марина как-то сделала заявление, что ищет соседку по квартире, ну для того чтобы вместе её снимать, потому, как в общежитии ей не нравилось.
  Так и Камиле не нравилось жить у тётки. Она чувствовала, что та не очень-то рада её присутствию. Конечно, она её не выгоняла, но Камила всё равно чувствовала себя лишней в их доме, она боялась сделать лишний шаг в сторону.
  Как-то застав Камилу на балконе с сигаретой, тётка Назифа отчитала её со словами: - Я от тебя такого не ожидала! Плохо тебя воспитали!; - а затем пригрозила всё рассказать отцу. Но Камила на это только рассмеялась: - Ну и рассказывайте.
  
  
  Так они и стали жить вместе.
  Марина нашла не очень дорогую двухкомнатную квартиру. В одной комнате поселилась она сама, а в другой Камила.
  Правда теперь приходилось больше времени уделять на дорогу, так как квартира находилась в отдалённом от центра районе, вблизи с частным сектором. В народе этот район назывался - "Дар-гора", и пользовался он не очень хорошей славой.
  Но ни Камила, ни Марина тогда ещё ничего об этом не знали.
  
  Учёба Камиле давалась нелегко. Она не понимала, зачем преподавателю иностранных языков нужно изучать такие предметы как бухучет и высшая математика, которые и в школе были ей не по силам. Даже мама учитель математики билась с ней над этой наукой, но все её попытки были тщетны.
  А вот иностранные языки напротив, как будто были заложены в Камилиной голове с рождения. Английский она знала почти в совершенстве, потому как ещё в Зилаире брала уроки у частного преподавателя. А вот с французским было немножко посложнее.
  
  В личной жизни Камилы почти ничего не происходило. Подруг у неё можно сказать не было, так просто близкие знакомые. И от этого она чувствовала себя очень одиноко.
  
  С Мариной подружиться тоже не получилось, так как они были совершенно разные люди, с разными интересами, с разным воспитанием. Марина любила шумные компании, дискотеки, дешёвые клубы. Каждый вечер у неё находился повод для выпивки и развлечений, и она всё чаще прогуливала занятия в университете.
  Первое время Камила хотела с ней сблизиться подружиться, потому составляла ей компанию, знакомилась с её друзьями, ходила с ними в клубы, но потом поняла, что всё это настолько не её. Ей не интересны были их разговоры, не смешны их шутки, сами они все были ей не интересны. Она хотела чего-то другого, и она знала чего.
  
  Дальше больше Камила стала замечать за Мариной странные вещи. Её настроение постоянно менялось, то она была слишком возбуждённая, будто взволнованная чем-то, то наоборот какая-то вялая и расслабленная, в эти моменты казалось, что ей лень даже разговаривать. Марина всё чаще не приходила домой на ночь.
  А у подъезда её всё время поджидали друзья, сидя на скамейке, словно в полудрёме. И каждый раз, когда Камила, возвращаясь, домой, проходила мимо них, они окликали её и спрашивали: - Ну, где там твоя подружка? Если она дома, пускай спускается к нам.
  - Она мне не подружка. И нечего вам тут сидеть. И не звоните больше в дверь, как сумасшедшие.
  Они частенько звонили в дверь и просили вынести воды. Камила первое время дерзила и огрызалась на них, но потом стала побаиваться, мало ли что у них на уме. Она знала, что Маринка связалась с наркоманами.
  
  Последние несколько месяцев Камиле одной приходилось оплачивать квартиру, так как у Марины постоянно не было денег, а если она и отдавала свою часть, то уже через несколько дней, просила в долг.
  Камила стала замечать, что у неё пропадают вещи, то она не могла найти своих часов, то не обнаруживала что-то из одежды.
  Она мечтала снять отдельную квартиру, чтобы не опасаться за свои вещи, да и за свою спокойную жизнь. Ей хотелось выехать из этого района, где сплошь и рядом одни наркоманы. Не зря его называют - "Дар-гора", ведь всего в метрах ста от их дома на горе располагался частный сектор с домиками с земельным наделом. И почти в каждом втором из этих домов продавали наркотики, а по слухам, на огородах (в теплицах) даже пытались выращивать опийный мак и коноплю.
  Но Камиле итак едва хватало тех денег, которые ежемесячно высылали родители, а больше просить она не могла.
  В основном все деньги уходили на оплату квартиры, на одежду ведь Камила привыкла одеваться по последней моде, на кафе в которых она обедала, да и вообще живя с родителями, она привыкла ни в чём себе не отказывать, а теперь же ей приходилось ограничивать себя во многом.
  - Какая же это независимость, к которой я так стремилась, если мне всё время приходиться клянчить деньги у отца?; - думала про себя Камила. И она решила устроиться куда-нибудь на работу.
  
  * * *
  Кое-как доучившись, последний семестр первого курса, она перевелась на вечернее отделение.
  Она всего пару недель на каникулах погостила у родителей. А потом со своей подругой Наргиз на несколько дней поехала в турбазу в Сибай к водопадам. Вдоволь насладившись дивной красой прекрасного края, Камила загорела, немного поправилась.
  И отдохнувшая и похорошевшая, снова вернулась в пыльный город. Нужно было найти работу. Конечно, родителям она ничего об этом говорить не стала, зачем лишний раз их волновать, да и потом она была уверена, что отец был бы против того, чтобы она работала.
  А ей не хотелось сидеть у кого-то на шее, она всё ещё мечтала о самостоятельности и независимости.
  Обзвонив несколько фирм по объявлениям, куда требовался переводчик, она записалась на собеседование.
  
  Собираясь на собеседование, Камила надела строгий брючный костюм серого цвета, миниатюрный серый галстук на белоснежную рубашку, собрала шикарные волосы в хвост, и немного подкрасила и без того чёрные густые ресницы.
  
  Войдя в холл здания, она предъявила на пропускной свой паспорт, и поднялась на указанный в объявлении этаж.
  В полумраке тёмного коридора толпились несколько человек, вдоль стены были расположены кожаные диваны, но места всем не хватило. Камила окинула взглядом всех людей, в основном это были студенты, которым также как и ей нужна была подработка. А потом, немного помедлив, она спросила о чём-то рядом стоящего молодого паренька.
  - Здесь вызывают по фамилии; - ответил он.
  И Камила стала ждать своей очереди, просверливая взглядом бюст какой-то блондинки, сидевшей на диванчике.
  Наконец она услышала свою фамилию, и ещё две фамилии парня и девушки.
  Они втроём вошли в кабинет, и им предложили присесть за низенький узкий стол, и заполнить анкеты.
  Камила уселась напротив девушки. Места на столе было настолько мало, что они, наклоняясь к анкетам, чуть было не столкнулись лбами. Камила посмотрела ей в лицо и извинилась.
  - Ничего страшного; - ответила девушка, приветливо улыбаясь; - Здесь так мало места.
  - Да, действительно!; - Камила тоже мило улыбнулась незнакомке.
  
  Все трое заполнили анкеты, и по очереди побеседовав с менеджером, вышли в коридор, ожидать результатов.
  Камила присела на освободившийся диван, и невольно стала рассматривать девушку, с которой только что была в кабинете.
  Она не могла налюбоваться её красотой: высокая, грациозная, в обтягивающих попу брюках с отутюженными стрелками. У неё были стильно подстриженные тёмно-каштановые волосы до плеч, выразительные серые глаза, нос с небольшой горбинкой и обаятельная белоснежная улыбка.
  - Тебя зовут Камила?; - неожиданно спросила она; - Я прочитала, когда ты заполняла анкету.
  - Да, Камила. А тебя как?; - улыбаясь, спросила она.
  - А меня - Лаура.
  - Очень приятно. - Тоже переводчик, ты где-то училась?
  - Да, учусь в педагогическом.
  - Не может быть, я тоже там учусь; - изумилась Камила; - А ты в какой группе?
  - Ин. Яз. Четвёртый курс; - ответила Лаура.
  - А, а я только на втором, ну всё равно надо же, и никогда не встречались.
  Наконец вышел менеджер и зачитал фамилии тех, кто успешно прошёл собеседование, среди них были и Камила и её новая знакомая Лаура.
  Они вместе вышли на улицу, и пошли к трамвайной остановке.
  - А ты уфимка?; - спросила Камила.
  - Да. А ты?
  - Нет, я здесь снимаю квартиру. А сама из Зилаира, ну это Баймакский район.
  - Знаю, знаю, у вас там красоты!
  - Да не сказать, что красоты, вот в Сибае - да, я, кстати, только неделю назад оттуда вернулась.
  Они болтали, будто сто лет были знакомы друг с другом.
  - Ну, что завтра увидимся!; - сказала Камила, выходя из трамвая.
  - Да, до завтра; - ответила Лаура.
  
  * * *
  Камила была просто счастлива, у неё появилась первая в её жизни работа. В фирме, в которую она устроилась, она занималась переводом художественных произведений малоизвестных зарубежных авторов.
  На работу она ходила с большим удовольствием. И не только потому, что она была занята там любимым делом, а даже скорее, потому что там она могла встречаться с Лаурой.
  Ведь Камила и Лаура очень быстро подружились и сблизились друг с другом. И уже спустя всего несколько недель с момента их знакомства, Лауру с уверенностью можно было назвать самой близкой подругой Камилы.
  Но Камила не могла ассоциировать её с просто подругой, она хотела большего, и с каждым днём всё сильнее в неё влюблялась. Но она боялась предпринимать какие-то решительные действия, боялась признаться в любви, боялась непонимания со стороны Лауры.
  Хотя она тоже замечала симпатию по отношению к себе, Лаура постоянно делала ей какие-нибудь сюрпризы, всегда помогала по работе, если возникали трудности.
  Каждый день они вместе обедали в кафе, вместе возвращались с работы, болтали по телефону.
  А когда наступали выходные, Камила просто места себе не находила, и с нетерпением ждала понедельника, чтобы снова её увидеть.
  
  
  * * *
  Наступил сентябрь, а вместе с ним и новый учебный год.
  Теперь после работы Камиле приходилось ездить в университет на занятия. Но учёба в голову не шла, в мыслях постоянно была Лаура. Приходя в аудиторию на лекции, Камила всегда находила местечко в последнем ряду, и вместо того, чтобы заниматься предметом, она представляла Лауру в своих сексуальных фантазиях.
  А, возвращаясь, домой и, идя от остановки до подъезда, она всегда твердила одно слово, считая шаги. И это слово было - Лаура. Шаг - Лаура. Шаг - Лаура. Так доходя до подъезда, она насчитывала сорок восемь шагов, и сорок восемь раз повторяла её имя.
  
  Как-то её мучила ужасная бессонница, она всё ночь не могла заснуть и всё думала о ней. И решила: - Всё завтра же признаюсь ей во всём, открою ей свои чувства, я не могу больше держать их в себе, я скажу ей, как сильно люблю и хочу её.
  
  На следующий день после работы Камила предложила Лауре сходить в кино, они иногда ходили уже вместе в кинотеатр, который находился поблизости.
  Но сидя в кинозале Камила так и не решилась начать разговор. Посмотрев на Лауру, ей безумно захотелось её поцеловать, здесь в полутёмном зале, но она боялась реакции и сдерживала себя. Она, тупо уставившись в экран, смотрела в одну точку, и если после сеанса её спросили бы, о чём собственно был фильм, она не смогла бы внятно ответить даже, что это была драма или комедия.
  Когда они вышли на улицу, уже смеркалось.
  - Ты не спешишь, пойдем, прогуляемся в парке? - Мне нужно с тобой поговорить; - сказала Камила.
  - Конечно, не спешу, о чём ты хочешь поговорить? Ты меня заинтриговала.
  Они присели на лавочку. И Камила взяв её ладонь в свою, сказала: - Я люблю тебя!
  Лаура посмотрела Камиле в глаза и чуть заметно улыбаясь, ответила: - Я тоже тебя люблю.
  - Нет, ты не поняла. Я люблю тебя ни как подругу, я люблю тебя как женщину. Я хочу тебя!; - говорила Камила очень быстро, чтобы не сбиться и не спасовать.
  - Я знаю.
  - Знаешь?
  - А, по-твоему, я не вижу, как ты всегда на меня смотришь, твой взгляд тебя выдаёт, я заметила это ещё в первые дни нашего знакомства. И всё боялась, когда наступит этот момент, когда ты признаешься. Боялась, но всё равно ждала. Наверное, я хотела услышать это от тебя; - говорила Лаура едва слышно, глядя в сторону.
  А Камила облокотившись на колено, упёрлась подбородком в ладошку, и смотрела вниз, выводя ботинком какой-то узор на пыльной тропинке.
  Немного погодя она резким движением пододвинулась к Лауре, и быстро не дав ей опомниться, обхватила её шею ладонью, и прильнула к губам,... внутри пробежали приятные колики и остановились где-то в области паха.
  Немного неуверенно Лаура всё же ответила на поцелуй.
  К автобусной остановке они шли молча, так и не сказав, больше друг другу ни слова.
  
  А через несколько дней у Камилы был день рожденья, и она пригласила Лауру к себе домой.
  Она заказала в итальянском ресторанчике несколько холодных закусок на вынос, купила бутылку белого вина.
  Аккуратно засервировав небольшой журнальный столик на колёсах, она около шести вечера вышла на улицу, чтобы встретить Лауру.
  Выйдя из автобуса, Лаура нежно обняла Камилу, прижав к себе, и поцеловав в щёку, протянула золотистый свёрток с бантом.
  - С днём рождения!
  - Спасибо, мне так интересно посмотреть, что там внутри, прямо не терпится вскрыть упаковку.
  - Ну, не надо, дома откроешь.
  Они взялись за руки, и пошли к дому Камилы.
  
  Войдя в комнату, Лаура изумилась: - О, да у тебя тут хоромы!
  - Да, брось ты, какие там хоромы.
  - А там, что комната соседки, где она?
  - К счастью её нет, и вряд ли она сегодня вернётся.
  Камила аккуратно разорвала упаковку с подарка, и достала шёлковую пижаму нежно-голубого цвета.
  - Это под цвет твоих прекрасных глаз. Надеюсь, тебе нравится?; - сказала Лаура.
  - Конечно, спасибо огромное. Теперь каждую ночь, ложась спать в этой пижаме, я буду думать о тебе, хотя я итак постоянно о тебе думаю; - улыбаясь, сказала Камила.
  
  Они сидели на кровати за столиком. Камила в очередной раз разлила в бокалы вино, и сказала тост: - Давай теперь выпьем за нас. И спасибо судьбе, что она подарила мне тебя!
  
  Камила отодвинула ногой столик, и, повернувшись к Лауре, поцеловала её.
  Сначала они целовались нежно, немного неуверенно, а потом Камила всё с большей страстью засасывала её язык и покусывала губы...
  Они срывали друг с друга одежду, не отрываясь от поцелуев. Лаура взяла ладонь Камилы и поднесла к своему истекающему от желания влагалищу: - Смотри, как я хочу тебя!; - прошептала она, тяжело дыша.
  Камила провела ладонью внутри, пачкаясь склизким нектаром, и нащупав разбухший от возбуждения клитор, стала стимулировать его, нежно лаская подушечками пальцев.
  Приподнявшись одной рукой на локоть, она поцеловала её грудь, и нежно зажав между зубами затвердевший сосок, похожий на спелую вишню, она то нежно ласкала его языком, то с силой засасывала в рот.
  Не отрывая руки от влагалища, Камила одновременно ласкала и сосок и клитор.... А потом, медленно спуская пальцы всё ниже, она вошла в неё.
  Лаура застонала ещё громче, а Камила не останавливаясь, входила в неё всё быстрее и сильнее, извиваясь на её бедре словно змея.
  Их стоны сливались в один мелодичный звук, словно песня. Наконец Лаура инстинктивно сокращая мышцы, сжала пальцы Камила внутри себя, словно в тиски, и вскрикнула.
  Камила остановилась.
  Она провела языком по её начисто выбритому лобку, по клитору, по ещё горячей вульве, пробуя на вкус свою любимую.
  Затем она легла Лауре на плечо, и нежно целуя, прошептала: - Я люблю тебя! - Это мой самый счастливый день рождения!
  - Я тоже тебя люблю; - ответила Лаура. И едва отдышавшись, теперь уже она ласкала языком и губами тело Камилы, исследуя каждую клеточку на пути к самому заветному месту.
  - Что ты делаешь?; - спросила, приподнимая голову Камила.
  - А ты, думала, что это всё? Я не собираюсь спать, у нас ещё вся ночь впереди; - ответила Лаура томным голосом.
  И раздвинув Камилины ноги, она с жадностью лизала и засасывала губами влажную вульву, щекоча кончиком носа измученный клитор....
  
  Утром проснувшись, Камила осторожно, боясь разбудить, чмокнула Лауру в губы и, прикрыв за собой дверь комнаты, пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак.
  Она нарезала несколько бутербродов и сварила свежий кофе, аромат которого распространился по всей квартире.
  На запах проснулась и Лаура. Она спешно оделась и сказала:
  - Ну, что же ты меня не разбудила раньше, я собиралась с утра в университет. Да и домой надо было позвонить.
  - В какой университет, сегодня же воскресенье; - улыбаясь, заметила Камила.
  Лаура показалась ей какой-то странной, как будто расстроенной чем-то.
  - Что с тобой, настроение плохое, да?; - спросила Камила, заботливо поправляя ей причёску.
  Лаура немного помолчав, ответила:
  - Знаешь, лучше нам с тобой больше не встречаться.
  - Что??? - Это шутка, да?
  - Нет, я не шучу. Просто все, что между нами произошло этой ночью, не должно было произойти. Это была ошибка.
  Камила не верила своим ушам:
  - Ошибка? Но ведь ты хотела этого не меньше меня.
  - Поверь мне нелегко всё это говорить. Но я не такая. Я не могу так. То, что мы делаем... это - грех.
  
  Глаза Камилы стали наполняться слезами от обиды:
  - Нет, не смей говорить, что это - грех. Я верю в бога. Он создал и сотворил меня такой - какая я есть. И я не стыжусь своих чувств и желаний, и не считаю их греховными, потому что они чисты, и идут из самого сердца.
  И я вижу твои желания, я чувствую, что ты меня тоже любишь, и это непустые слова. Ты пытаешься обмануть саму себя. Ты рассуждаешь как какой-то старый ханжа, которому всю его жизнь вдалбливают в голову паршивые стереотипы, о том, что есть - хорошо, и что есть - плохо. Я не верю, что ты так считаешь и думаешь.
  - Я, пожалуй, пойду; - сказала Лаура, по щекам её бежали слёзы.
  Она вышла в коридор, обулась, накинула плащ и ушла, захлопнув за собой дверь.
  А Камила так и осталась сидеть в комнате за накрытым столиком, на подносе стояли чашки с остывающим кофе и нетронутые бутерброды. Она просидела так около часа, прикуривая одну сигарету за другой, и всё плакала тихонько всхлипывая.
  Она не могла поверить, что Лаура способна так с ней поступить. В её голове не укладывалось, что всё это происходит с ней на самом деле, ведь ещё вчера она чувствовала себя самой счастливой.
  Она уже не представляла свою жизнь без Лауры, она любила её. Она не понимала, как это не встречаться больше, как она сможет не слышать её нежный уже родной голос, не видеть её очаровательной улыбки, как вообще она будет жить дальше без неё.
  
  На следующий день, придя на работу, Камила попыталась вызвать Лауру на разговор, но безуспешно.
  - Нам не о чем больше разговаривать, я всё сказала тебе вчера; - ответила Лаура.
  - Ах, не о чем, значит раньше, было о чём, а теперь не о чем, да? И что же теперь работая в одном кабинете, мы будем всё время молчать?; - пытаясь иронизировать, спросила Камила.
  - Об этом я уже позаботилась. Я понимаю, что нам тяжело будет видеть друг друга здесь каждый день, поэтому я написала заявление об уходе, как раз сейчас собираюсь отнести его на подпись боссу.
  - Что???; - Камила окинула взглядом рабочий стол Лауры, и, увидев от руки заполненный бланк заявления, схватила его;
  - Вот - это оно да?; - и она скомкала листок, с остервенением разрывая его на мелкие кусочки;
  - Не утруждайся, я сама уволюсь, раз уж на то пошло; - и она выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
  Дыхание перехватило, глаза снова наполнились слезами.
  Только сейчас Камила осознала насколько всё происходящее серьёзно, до этого момента в ней ещё теплилась надежда переубедить Лауру и вернуть её.
  
  Камила подала заявление об увольнении. И уже на следующий день получила расчет.
  
  
  * * *
  Вернувшись, домой Камила включила негромкую музыку и легла на кровать, зарываясь носом в подушку, она заплакала.
  На душе было не спокойно, а горло сдавливал колючий ком, пытаясь её задушить.
  Провалявшись пару часов, она поднялась и, умывшись, неуверенно постучала в комнату Марины.
  - Как хорошо, что ты дома. Слушай, у меня так хреново на душе, у тебя есть что-нибудь, чтобы успокоиться?
  Марина сидела за столом и без интереса пролистывала какой-то журнал. Повернувшись к Камиле, она спросила:- Что хочешь "ширнуться"?
  - Не знаю, если это поможет?
  - Поможет, только не надолго; - ответила монотонным голосом Марина, продолжая листать журнал.
  - Ну, так у тебя есть? Я заплачу если надо.
  - Не надо; - и она, порывшись в сумке, достала пузырёк с жидкостью; - На, вот. Здесь как раз полкубика тебе хватит; - сказала она, протягивая пузырёк.
  - А что - это?
  - "Первитин".
  - "Первитин"?; - переспросила Камила с недоумением.
  - Ну, "винт", если так тебе понятнее. "Насос" у тебя есть?
  - Что?
  - Шприц, говорю, есть у тебя?
  - Нету, откуда.
  Марина открыла выдвижной ящик в тумбочке и на ощупь достала шприц.
  - А его никто не использовал?; - с недоверием спросила Камила, показывая указательным пальцем на шприц.
  - "Гонишь" что ли? Не видишь, он - "нулёвый"; - Марина хмыкнула и, качнув головой в сторону, сказала; - Давай сюда руку.
  
  Камила сняла кофту и протянула руку Марине.
  - Как на приёме у доктора; - заметила она, истерично засмеявшись. Она не понимала, что делает, ей просто очень хотелось сбежать от жестокой реальности, хотелось забыться хоть на какое-то время.
  
  Марина перетянула жгутом вену, чуть повыше локтевого сгиба.
  - Покачай немного, вена плохо просматривается.
  Камила послушно стала сжимать и разжимать ладошку.
  Марина заправила шприц наркотиком и быстро воткнув иглу в вену, сказала: - О, хорошо "вмазала".
  Шприц стал наполняться кровью, она, перемешиваясь с раствором, приобретала какой-то багроватый оттенок. Марина ввела инъекцию и вытащила иглу из вены; - На, вот зажми. Ну, всё теперь жди "прихода".
  - Спасибо; - сказала Камила чуть слышно.
  - Не надо, за такое не благодарят.
  
  Камила вернулась в свою комнату, ноги были словно ватные. Она села в кресло, утопая в нём.
  Через мгновенье её окутывала теплая приятная волна, поднимающаяся изнутри и охватывающая всё тело и голову.
  Это и был - "приход".
  А потом наступила эйфория.
  Камила почувствовала прилив сил и энергии. Казалось, что она стала легкой как пушинка, что ещё немного и можно взлететь. Мысли в голове - ясные-ясные, прозрачные-прозрачные.
  Она осматривалась по сторонам: всё казалось каким-то новым, другим. Мир вокруг словно изменился: стал ярким и праздничным.
  Камила видела, как воздух двигается вокруг неё, она протянула руку, пытаясь его потрогать.
  Все вещи, предметы вокруг становились какими-то нестабильными,... текучими, словно состоящими из живых двигающихся частиц, атомов, которые тоже хотелось потрогать....
  Камила прислушалась - доносящаяся из колонок музыка тоже звучала как-то по-другому, по-новому, радовала слух. Раньше Камила несколько десятков раз прослушивала этот диск, но впервые она слышала такие тонкие приятные звуки. Музыка будто звучала не из колонок, а внутри неё, прямо в голове.
  
  Весь мир вокруг наполнился волшебством.
  И Камила ощущала себя в этом мире "королевой", казалось всё ей подвластно, абсолютно всё чего бы она не пожелала. В тот момент она была уверенна даже в том, что стоит ей только поманить Лауру пальцем, и та к ней обязательно вернётся.
  На душе её было светло и радостно. Камила была счастлива.
  
  Но уже через пару часов наркотик стал отпускать её.
  Наступил - "отходняк".
  Прекрасный волшебный мир словно выворачивался наизнанку. Вся яркость, красота постепенно угасала. Все вещи вокруг снова становились безжизненными и мрачными. Музыка уже не радовала слух, а скорее раздражала. Тело её стало тяжёлым и усталым, будто она весь день "разгружала вагоны с углём".
  Ни руки, ни ноги её больше не слушалась.
  Внезапно её затошнило, и она едва успела доплестись до туалета.
  
  Она толкнула плечом дверь Марининой комнаты, но Марины уже не было. Видимо она просто не услышала, как та ушла.
  Камила стала ходить по квартире из стороны в сторону. Она чувствовала себя в сотню раз хуже,... чем до приема "винта".
  Она не понимала, что с ней происходит, было, непреодолимое желание снова уколоться, чтобы вернуть те ощущения, вернуть яркий праздничный мир.
  Камила опустилась в кресло и подумала о Лауре, потом о наркотике, потом снова о Лауре. В голове её блуждали две мысли, два желания: - это желание увидеть Лауру, обнять её, поцеловать, и второе, безумное желание снова уколоться.
  
  Камила не могла долго усидеть на одном месте. Она встала и опять начала бродить по квартире в ожидании Марины.
  Сердце в груди билось с такой силой, что казалось, вот-вот выпрыгнет.
  Ей не хотелось ничего, ни есть, ни спать. Она была в таком состоянии, что готова была отдать всё, что угодно, лишь бы принять следующую дозу наркотика.
  А Марины всё не было. - Ну, где же её черти носят?; - думала про себя Камила.
  
  Она так и проблуждала всю ночь по тёмной комнате, как приведение, всё заламывая себе пальцы на руках.
  Она всё ждала когда, наконец, это отвратительное состояние пройдет и ей станет лучше.
  
  Но утром ей стало только хуже. Тело её ломило и болело, руки, ноги, голова были словно свинцовые, больно даже было ими просто пошевелить. А главное на душе тоска такая, что просто мочи никакой нет, хоть вешайся.
  Это был - "депресняк".
  Камиле хотелось плакать, но слёз не было. Силы её иссякли.
  Она прилегла на кровать, но спать всё ещё не хотелось.
  В голове словно поселился червячок, который свербел только одной мыслью: - "Уколись ещё, уколись ещё".
  
  Как только Марина вернулась, Камила подбежала к ней и, глядя умоляющим взглядом, сказала: - Мариночка, пожалуйста, уколи меня ещё раз. Так хреново мне ещё никогда не было.
  - У меня нет больше.
  - Ну, пожалуйста, мне так плохо.
  - Слушай, отвали. Или ты подсесть хочешь? Потерпи пару дней, уже завтра тебе будет лучше; - ответила она и вошла в свою комнату.
  Камила не отставала и пошла за ней.
  - Ну, я тебя очень прошу, пожалуйста.
  - Блин, не обламывай кайф, я только "шпиганулась", а тут ты пристаёшь. Я же сказала - у меня нет ничего.
  - Ну, ты же знаешь где достать, я тебя умоляю, я не могу больше терпеть.
  - Ладно, гони "воздух", я не собираюсь тебя всё время "подогревать"; - ответила она лениво.
  Камила сбегала за сумкой, и трясущимися руками, нащупала в ней кошелёк: - Сколько надо?
  
  
  Они подошли к большому кирпичному коттеджу.
  - Жди меня здесь; - сказала Марина и позвонила в звонок.
  Через мгновенье засов на калитке щёлкнул, и она скрылась за высоким забором.
  
  - На, вот; - и она незаметно сунула Камиле в руку пузырёк с раствором; - "Фуфырика" тебе хватит на два раза. В шприц заправляй - "полкубейки", до пяти "точек", поняла.
  - Я, что сама буду, но я не умею. А ты куда?
  - Ничего, научишься, если захочешь. "Насос" и "перетягу" можешь взять у меня в тумбочке. - Всё, пока.
  
  В предвкушении "кайфа", Камила вбежала в квартиру, сжимая в руке пузырёк.
  Заправив шприц половиной содержимого пузырька, она кое-как перетянула руку жгутом, и стала накачивать вену, быстро сжимая и разжимая ладошку.
  Руки тряслись.
  Пытаясь разглядеть маленькую, затянувшуюся ранку, после вчерашнего укола, она неуверенно вставила иглу рядом....
  В лицо брызнула тонкая струйка крови, игла попала в стенку вены. Камила перепугалась и машинально дёрнула шприц в сторону. Зажав ранку большим пальцем, она пыталась вытереть забрызганное лицо о плечо.
  От испуга её затрясло, глаза стали наполняться слезами.
  
  Она покурила и немного успокоившись, через несколько минут повторила попытку.
  На этот раз всё прошло удачно. После того, как она увидела, что шприц наполняется кровью, Камила медленно ввела инъекцию.
  Она закрыла глаза и выдохнула.
  Снова её окутывала тёплая блаженная волна....
  
  * * *
  Так продолжалось три недели или месяц, Камила сама сбилась со счёта. Она основательно подсела на "первитин". Каждый день она кололась, все, повышая дозу, в надежде достигнуть блаженства того самого первого раза, но таких ярких ощущений, она уже не испытывала никогда.
  Теперь ей нужно было систематически принимать "винт" только для того, чтобы просто чувствовать себя нормальным человеком.
  Всё это время Марина снабжала её наркотиком, покупая его у "варщиков", каждый раз не обделяя и себя лишней дозой, купленной на деньги Камилы.
  А деньги у неё тем временем заканчивались.
  Она потратила на наркотики всю зарплату, полученную при расчете, все деньги присланные родителями и предназначавшиеся на оплату квартиры.
  Теперь ей приходилось врать отцу по телефону, придумывая какие-то бредовые истории, только для того, чтобы он выслал ещё.
  Она продала за бесценок перекупщикам на "блошином" рынке почти все свои золотые украшения.
  И всё это делалось только для того, чтобы купить очередную дозу наркотика, без которого она уже просто не могла обходиться.
  Это пристрастие поглощало её целиком, занимало почти все её мысли, силы, энергию. Она уже не могла остановиться, заниматься чем-то другим, получать удовольствие иным способом.
  
  Иногда её посещали минуты прозрения.
  Она понимала, что жизнь её катиться по наклонной, что пора бы остановиться и взять всё под контроль.
  Но она боялась абстиненции - отказа от наркотика, боялась "ломок" и всех ощущений которые с этим связаны.
  В такие минуты, в минуты, когда её разум побеждал над зависимостью, она звонила Лауре. Звонила и молчала, слушая её дыхание.
  И Лаура догадывалась, что это Камила, но она не знала, что сказать, и тоже молчала, пока Камила первая не повесит трубку.
  А Камила была уверенна, что только Лаура способна вытащить её из этого ада.
  Чем дальше, тем всё более болезненно она переносила отмену наркотика. Теперь она получала удовольствие только лишь от коротенького "прихода", за которым почти сразу же следовал "отходняк" и очень болезненные "ломки".
  
  * * *
  В какой-то момент, она решила остановиться, взять всю оставшуюся волю в кулак и победить свою зависимость.
  Пытаясь повлиять на подсознание, Камила специально придумывала для себя какие-то мнимые цели, ради которых нужно бросить колоться, она как бы давала себе установку: - Если я перестану колоться, ко мне вернётся Лаура, и мы снова будем вместе; - внушала она себе; - или наоборот; - Если я не справлюсь с этой зависимостью, случится что-то страшное.
  
  Камила боролась с собой.
  Первые два дня "отмены" дались ей особенно тяжело.
  Впервые она испытывала на себе настолько ужасную депрессию. Она чувствовала себя, как умирающий раненый зверь, подстреленный охотником.
  Она ненавидела весь мир.
  Ненавидела Марину, за то, что та впервые вколола ей наркотик, в тот самый злополучный день.
  Ненавидела Лауру, за то, что она её бросила, и именно из-за неё Камила "подсела" на "винт".
  Ненавидела соседей, которые включают музыку очень громко.
  Ненавидела всех людей на земле, все они виноваты в том, что она вынуждена так страдать.
  Она была раздраженна и агрессивна настолько, что казалось, способна убить любого, кто попадётся под её горячую руку. Потому Камила и сидела дома, заперевшись в своей комнате и, не желая никого видеть.
  Всё её тело ломило до такой степени, что хотелось плакать от боли.
  Она металась по комнате, пиная все, что попадалось ей на пути, чаще она спотыкалась о собственные тапки, не выдержав, Камила схватила их и швырнула в открытую форточку.
  
  В моменты, когда непреодолимое желание уколоться было наиболее сильным, Камила забивалась в угол под письменным столом, и сидела, там обхватив согнутые в коленках ноги, покачиваясь в такт стукам бьющегося сердца.
  Она пыталась забыться, отключить сознание, старалась думать о чём-то светлом, представляла голубое солнечное небо, Сибайские водопады, вспоминала приятные моменты из детства.
  Камила не могла ни есть, ни спать.
  Она хотела уснуть, чтобы забыться, уйти в мир снов, но у неё не получалось, даже улежать на одном месте.
  
  На третий день воздержания, желание "уколоться" стало понемногу угасать.
  Но вместе с ним угасали и силы и энергия Камилы.
  Возбуждённость и агрессия сменялись глубокой апатией.
  
  Несколько дней она почти всё время лежала в постели в полусонном и отрешенном состоянии. Ей лень было встать даже, для того чтобы умыться и сходить в туалет.
  Апатия была абсолютно ко всему, у неё не осталось никаких мыслей, эмоций. Ничто в ней больше не вызывало интерес, ничего не хотелось.
  Не хотелось даже жить. Да она и не жила, как ей казалось. Камила будто была где-то далеко, в самой отдалённой точке своего сознания, и наблюдала за всем со стороны, словно смотрела телевизор, в котором видела саму себя.
  
  Через пару недель ей стало немного лучше.
  Депрессия стала проходить. Камиле снова захотелось жить, чем-то заниматься, она даже съездила в университет, и взяла кое-какие задания, чтобы подготовиться к сессии.
  Но вместо депрессии у Камилы стали появляться ничем не мотивированные перепады настроения.... То она чувствовала себя абсолютно нормально, то неожиданно настроение резко ухудшалось и желание уколоться усиливалось.
  Она осознавала, что в любой момент может "сорваться", но всеми силами удерживала себя от этого.
  Камиле хотелось занять себя чем-то,... чтобы не оставаться наедине с собой, а быть среди людей.
  И она решила найти работу, к тому же и с деньгами у неё была "напряженка".
  
  * * *
  Она устроилась в букинистический магазинчик, находящийся всего в пятнадцати минутах ходьбы от её дома.
  Пару дней, назад проходя мимо, она увидела объявление на входной двери - "Требуется консультант". И недолго думая, решила зайти.
  Никаких особых навыков от неё не требовалось, просто хотя бы мало-мальски разбираться в художественной литературе, да умело сортировать и расставлять книги по соответствующим отделам.
  Так как Камила была человеком начитанным, в своё время она очень любила читать и "перелопатила" ни один десяток томов классики, да и современников тоже читала длинными, скучными вечерами, ещё живя в Зилаире, она произвела неплохое впечатление на руководство и её приняли.
  Камила ещё не знала, что судьба снова собирается сыграть с ней злую шутку.
  
  Её напарницей была - Амира, брюнетка с чёрными жгучими волосами, небольшого роста, немного нагловатая, где-то даже хамоватая, она никогда не стеснялась крепкого словца.
  - На чём "сидишь"?; - в первый же день знакомства, спросила она Камилу.
  - С чего это ты взяла, что я на чём-то "сижу"?; - отводя взгляд, немного раздражённо, ответила вопросом на вопрос Камила.
  - Ладно тебе, не шифруйся, я сразу заметила, как только тебя увидела. У меня все друзья - "пилоты", да и сестра балуется, не знаю уж, что с ней делать.
  - Я сидела на "винте", но это уже в прошлом, я "слезла".
  - Не понимаю я вас нахрена вы ширяетесь этой "дрянью", я вон побалуюсь порой "снежком", когда конечно средства позволяют, ну или "подогреет" кто-нибудь, и никакого тебе привыкания, один сплошной "кайф".
  Камила промолчала, ей не нравился этот разговор, снова просыпалось животное желание "принять".
  
  Через несколько дней Камила узнала друзей Амиры не только понаслышке. Это были муж с женой - Рая и Тимур. По возрасту, они были почти ровесниками Камилы, но выглядели гораздо старше. Рая - в прошлом манекенщица, превратилась из девушки с приятной внешностью в постаревшую тётку с неухоженными гидроперитовыми волосами, худющую настолько, что она казалась прозрачной. Тимур выглядел немного получше, более-менее нормально одевался, но тоже был похож на усохший стручок.
  Они частенько заходили к Амире на работу, чтобы "впарить" какие-нибудь вещи, чаще это была одежда с вьетнамского рынка.
  Иногда они кололись прямо в магазине, Амира проводила их в подсобное помещение, вот они прямо там "ширнутся" и "балдеют" минут двадцать, а потом снова идут на "отработку" - добывание денег на дозу, или попросту на воровство.
  
  Заходила к Амире и её сестра. Познакомившись с которой, Камила быстро нашла общий язык, потому как Аня - так её звали, тоже была лесбиянкой. Аня постоянно оказывала Камиле всяческие знаки внимания, но она была абсолютно не в её вкусе - какая-то мужиковатая, всегда неопрятно одетая, грубая, хотя нет, по отношению к Камиле она напротив всегда была очень мягка.
  Конечно она не вызывала у Камилы отвращения, но и особой симпатии тоже не было. Что впрочем, не помешало Камиле в дальнейшем с ней встречаться, по большей мере конечно ради личной выгоды.
  
  * * *
  Как-то Камила задержалась и пришла на работу с опозданием.
  Вбежав в подсобное помещение, чтобы переодеться, она увидела Аню сидевшую на стуле и вкалывающую себе инъекцию. На столе лежали закопчённая столовая ложка, разорванная упаковка от шприца и развёрнутая вощеная бумажка с порошком.
  - Привет; - сказал Камила, немного опешив.
  Сняв пальто, она повесила его на вешалку и присела на свободный стул, расстёгивая молнию на сапогах.
  - Хочешь?; - многозначительно спросила Аня, кивая на вощёную бумажку с порошком, лежавшую на столе.
  - А, что это героин?
  - Да, "герыч", кстати, отличная "дурь" - "первачок".
  Камилу стало незаметно потрясывать, в руках появилась мелкая дрожь, вены загудели. Она на какое-то время задумалась, словно борясь сама с собой. Но соблазн был слишком велик, вот он порошок лежит прямо перед глазами.
  И Камила не сдержалась, сорвалась.
  - Давай; - на выдохе ответила она.
  - На вот сполосни "весло"; - сказала Аня, протягивая Камиле ложку; - Вот только "сучок" у меня всего один, но не бойся "гепаком" я не болею.
  - У меня свой есть; - ответила Камила, ковыряясь в сумке. Она всегда носила с собой шприц в потайном кармане, так на всякий случай.
  Аня "разбодяжила" водой порошок в ложке и пламенем от зажигалки разогрела.
  "Прогнав" получившийся коричневый раствор Камила сделал себе инъекцию.
  Ощущения немного отличались от "первитиновых",... как будто больше походили на ощущения того первого раза.
  Камила впервые за несколько недель, почувствовала себя счастливой. Душа её наполнилась теплом и радостью, просто оттого, что она живёт. Мир снова из серого и унылого превратился в новый прекрасный.
  Камила вышла в торговый зал и уже без умолку рассказывала что-то Амире.
  
  Но вскоре опять все эти прекрасные ощущения, сменялись апатией и чувством тяжести в каждой клеточке организма.
  
  * * *
  Всё повторялось с новой силой, отличался только наркотик, теперь Камила пристрастилась к героину.
  Аня показала ей несколько "точек", где его можно было приобрести, купив у мелких "барыг".
  Но у Камилы не всегда были на него деньги, ведь "гера" в отличие от "первитина" - недешевое удовольствие.
  Именно поэтому Камиле и приходилось встречаться с Аней, уж рядом с ней она точно никогда не осталась бы без дозы.
  
  Обычно Камила покупала "чек" весом в один грамм, и делила его содержимое на три дозы, стараясь растянуть их на два-три дня.
  Но иногда случались дни, когда ей и "чека" в день было недостаточно.
  Именно в один из таких дней у Камилы и случился первый "передоз", ну или скорее "побочки" от него.
  В тот день Камила зашла домой к Ане и, уколовшись,... около одиннадцати часов вечера поехала домой.
  Она отчётливо помнила как села в автобус своего маршрута, помнила, как вышла из него, и вот она уже шла от автобусной остановки к своему подъезду.
  Камила поднялась на свой четвертый этаж, и пока возилась с ключами, пытаясь открыть квартиру, увидела спускающуюся по лестнице соседку, живущую этажом выше. Это была пожилая женщина, с которой Камила всегда была очень приветлива.
  Вот и на этот раз, Камила поздоровалась с ней и поинтересовалась: - Куда это вы собрались, на ночь глядя?
  Но соседка посмотрела на неё каким-то подозрительным взглядом и, покрутив указательным пальцем у виска, пробубнила, что-то себе под нос.
  - Вот хамство;- подумала про себя Камила.
  Войдя в свою комнату, она случайно взглянула на часы - стрелки показывали девять тридцать утра.
  Как не старалась, Камила не могла вспомнить, где она была всю ночь и что делала. Она словно "потерялась", "зависла" во времени.
  На все эти несколько часов, она как бы потеряла ощущение самой себя.
  
  * * *
  Камила продолжала встречаться с Аней, хоть и не испытывала к ней никаких чувств. И делала она это только из-за героина, ведь у Ани он всегда был.
  И когда у Камилы заканчивались все деньги, и не на что было купить даже "кассету", она всегда знала, что есть человек, который ей поможет,... и этим человеком была - Аня.
  Занимаясь с ней сексом, Камила всегда представляла Лауру, только так она могла получать удовольствие.
  
  Камила опускалась всё ниже и ниже.
  Она совсем перестала ухаживать за своей внешностью, ей было всё равно, что надеть, всё равно как она выглядит.
  Она совершенно забросила учёбу. Да и на работе было не всё гладко, ей всё чаще делали какие-то замечания, и хотя Амира постоянно покрывала её, конечно по просьбе Ани, это уже не спасало.
  Как-то Камилу вызвали в главный офис, и менеджер сделала ей последнее предупреждение, что если случиться хоть один проступок с её стороны, она будет уволена.
  
  Камила постоянно врала абсолютно всем и по поводу и без, и если раньше её враньё было убедительным, то теперь она даже не утруждала себя тем, чтобы включать фантазию и ухищряться для того, чтобы ей поверили.
  Все окружающие её люди стали для неё средством, инструментом нахождения денег на покупку очередной дозы.
  
  Несколько раз Аня брала Камилу с собой на "отработку" на рынок, но всё что ей удалось украсть это одну пару женских колготок, схватив которые Камила бежала наутёк, и остановилась уже, когда давно покинула пределы рынка, и сама забыла, отчего бежит.
  
  Камила очень часто ходила с Аней по различным притонам, и каждый раз, за редким исключением, на её глазах происходили какие-нибудь неприятности, постоянно у кого-нибудь случались "передозы" или "тряски".
  Впервые Камила узнала, что собой представляет "тряска" на примере одной знакомой. После инъекции девушка резко покраснела, у неё поднялась температура, а по всему её телу побежали судороги, руки и ноги её дёргались в конвульсиях, а изо рта шла пена; страшное зрелище.
  Чаще это случалось из-за грязного порошка, ведь многие "барыги", чтобы "отслюнить" себе дозу подмешивали в героин "димедрол" или даже мел.
  Поэтому Камила всегда старалась покупать наркотик только в одном проверенном месте, но даже это не предостерегало её от беды.
  
  А через какое-то время Камила узнала, что Рая - та, которая бывшая модель, "присела на измену" или попросту свихнулась. У неё появились галлюцинации, тотальное ощущение "врагов" и "убийц", которые мерещились ей повсюду. Она пряталась даже от Тимура - собственного мужа, который по её мнению, представлял для неё смертельную опасность.
  
  У Камилы тоже случались подобные ощущения, чаще "навязки" происходили после "передоза". Её охватывал какой-то жуткий страх, тоже чудилась приближающаяся опасность, исходящая от всех окружающих. Даже в общественном транспорте казалось, что все смотрят на неё и сговариваются, для того чтобы причинить ей зло.
  В такие моменты Камила запиралась в своей комнате, зашторивала окно и сидела в страхе, прислушиваясь к каждому скрипу и шороху.
  
  * * *
  Анина мать настояла, чтобы та легла в клинику на лечение.
  Аня не могла ей противостоять и в очередной раз согласилась, один раз она уже лежала там две недели.
  
  Теперь Камила осталась совсем одна.
  Она договорилась с Амирой, что на выходных они вместе съездят навестить Аню.
  И воскресным утром, встретившись, они поехали на Пушкинскую в наркологический диспансер.
  Выйдя из автобуса, Амира засуетилась и нервно стала обыскивать карманы своего пальто; - Блин, неужели потеряла.
  Они вошли в остановку и Амира присев на лавочку, вывалила на неё всё содержимое своей сумочки.
  - Да что случилось?; - недоумевая, спросила Камила.
  А Амира ничего, не отвечая, продолжала рыться в сумке, запуская руку в каждое отделение, но ничего не обнаружив, она стала перебирать содержимое косметички, вываленное на лавку.
  Люди стоявшие в остановке с подозрением стали на неё поглядывать.
  - Слава богу, нашла!; - выдохнула она с облегчением.
  И Камила увидела в её руке вощеную бумажку - "кассету".
  Затем Амира взяла из рук Камилы пакет с гостинцами и, порывшись в нём, достала булку, аккуратно развернула упаковку и, чуть разломив её, всунула "кассету" вовнутрь.
  - Зачем? Она же лечится; - не одобряя действий Амиры, сказала Камила.
  - Лечится? Шутишь, от этого недуга только одно лекарство.
  Они с трудом нашли корпус, в котором лежала Аня, но пройти к ней им не разрешили, общаться можно было только с улицы.
  Медсестра передала Ане гостинцы и вызвала её на балкон.
  
  Аня стояла на балконе, на четвёртом этаже. И сквозь решетку, пыталась объяснить на руках, как ей там несладко, и посылала Камиле воздушные поцелуи.
  Когда пришло время, уходить, Амира крикнула ей: - Кушай булочки и поправляйся.
  Аня улыбнулась и с пониманием кивнула в ответ.
  
  
  * * *
  Наступила весна.
  Камила в который раз получила по почте извещение о том, что она обязана явиться в университет и сдать учебную литературу.
  Она собрала раскиданные по комнате пыльные учебники, и впервые за несколько месяцев поехала в университет.
  
  Камила вернула книги в библиотеку и уже спускалась по лестнице к выходу, как услышала, что её кто-то зовёт: - Камила, Камила, подожди.
  Она оглянулась и увидела Лауру.
  Камила резко прибавила шаг; - Только этого мне не хватало; - подумала она.
  Она не хотела, чтобы Лаура видела её такую: - исхудавшую, бледную, неухоженную, неряшливо одетую.
  Ей стало стыдно, противно от самой себя.
  Она едва не бежала до выхода и, наконец, оказалась на улице.
  
  Но Лаура её догнала.
  Она ухватилась за плечо Камилы и сказала: - Камила, ну, пожалуйста, не убегай. Мне нужно с тобой поговорить; - она с ног до головы рассматривала Камилу и не узнавала её.
  Не узнавала её вечно сверкающий, смеющийся взгляд, теперь он был потухшим и безжизненным.
  Не узнавала её шикарные блестящие волосы, теперь они были неопрятно собраны под резинкой в растрёпанный хвост.
  Не узнавала даже её походку, из статной и грациозной, она стала какой-то ссутуленной и размашистой.
  Лаура смотрела и не верила своим глазам.
  
  - Камилочка!; - Лаура попыталась прижать её к себе, крепко обнимая.
  Но Камила сразу же отстранилась.
  - Ну, что ты смотришь на меня как на клоуна в цирке? Всё мне пора идти; - и она пошла, обходя Лауру.
  - Подожди, пожалуйста, мне, правда, нужно с тобой поговорить. Давай зайдём вон в то кафе через дорогу.
  
  - Где же ты пропадала? Я столько раз звонила тебе, но твой номер почему-то всё время недоступен.
  - Я уже давно продала свой мобильник; - грубо ответила Камила.
  - А Марина, Марина передавала тебе записку от меня?
  - Какую ещё записку?
  - Вот гадина, она, что не говорила тебе, что я приходила?
  - Нет, а ты что приходила?; - немного смягчаясь, спросила Камила.
  - Да, приходила два раза, один раз ещё до нового года, когда я оставила записку для тебя, а второй - месяц назад, но вас обеих не было дома.
  Немного помолчав, Лаура продолжила:
  - Камилочка, дорогая, прошу тебя, прости меня, пожалуйста, за то, что я так поступила с тобой... с нами.
  Я была такая идиотка...Я так и не смогла тебя забыть.
  Я каждый день думаю, о тебе...
  Я всё ещё люблю тебя!; - Лаура сжимала Камилину ладошку, а по щекам её текли слёзы;
  - Ну, пожалуйста, не молчи, скажи, что-нибудь.
  
  Но Камила только истерично засмеялась, а глаза её тоже стали наполняться слезами.
  
  - Я такая дура... Я всё испортила.... Это из-за меня ты стала принимать наркотики, да?
  - С чего это ты взяла, что я принимаю?; - немного агрессивно ответила Камила.
  - Может за это время, у тебя кто-то появился, и я не нужна тебе больше, ты скажи я пойму?; - Лаура попыталась сменить тему.
  - Да нет у меня никого; - отводя взгляд, ответила Камила.
  - Ну, расскажи, расскажи, что с тобой происходило всё это время. Почему ты перестала посещать занятия? ...
  
  
  - Господи, как же сильно я тебя люблю!; - и Лаура протянула через столик руку, и провела ладонью по лицу Камилы, едва касаясь его.
  - Я тоже не смогла тебя забыть; - сказала Камила; - Но, как ты могла так поступить с нами, так всё испортить?
  - Я же сказала, я была дурой... Я боялась своих чувств к тебе. Но я никогда никого так не любила как тебя и не полюблю.
  Теперь всё будет по-другому.
  Если конечно ты простишь меня.
  - Я уже давно тебя простила; - ответила Камила, утирая слёзы.
  Но она не могла больше держать эмоции в себе и плакала как ребёнок.
  - Милая не плачь, прошу тебя; - успокаивала Лаура; - У нас всё будет, хорошо... Мы снимем квартиру в центре, будем жить вместе, на счёт денег не волнуйся, я всё беру на себя.
  Ты снова начнёшь учиться, я помогу тебе подготовиться к сессии, тебя ещё не отчислили, я узнавала в деканате.
  Ты перестанешь принимать эту "дрянь", ты справишься,
  вон у меня знакомая кололась почти полтора года и бросила, даже без помощи врачей, сейчас даже травку не курит.
  - Я не смогу, у меня не получится; - сказала Камила, плача уже взахлёб, так что все люди вокруг стали обращать на неё внимание.
  - Нет, ты сможешь, ты справишься,... Мы вместе справимся.
  Я всегда буду рядом с тобой. В наше время любая болезнь излечима, а у тебя это и не болезнь вовсе.
  
  Камила понемногу стала успокаиваться.
  Лаура проводила её до дома.
  И нежно целуя перед дверью, сказала: - Я не хочу тебя здесь оставлять. Завтра же начну искать для нас квартиру.
  Согласна?
  - Да; - кивнула головой Камила. Она не предложила Лауре зайти, потому, как не хотела, чтобы та видела, в каком бардаке она живёт, ведь Камила и сама не помнила, когда в последний раз делала уборку в своей комнате. Да и потом ей хотелось побыть одной, чтобы "переварить" в себе всё произошедшее, ей не верилось в то, что вот так легко всё можно вернуть.
  
  
  * * *
  Спустя два месяца, жарким майским деньком Камила и Лаура возвращались из магазина домой, и бурно обсуждали предстоящую в июне поездку в Сибай, где так любила бывать Камила.
  
  Всё это время Камила и Лаура жили вместе.
  Они вместе переживали Камилину абстиненцию.
  Вместе потому, что не только Камила мучилась из-за отмены "героина". А мучилась ещё и Лаура, оттого что ей приходилось видеть, как страдает её любимая, и больше, оттого что она ничем не могла ей помочь.
  Лаура принимала на себя всю агрессию, все обвинения со стороны Камилы, и она несмела, обижаться на неё.
  Она понимала, что всё это плата, плата за ту непростительную ошибку в прошлом.
  Почти всё время Лаура проводила дома с Камилой, она старалась не оставлять её ни на минуту. Она даже работу теперь выполняла дома, ездила в офис только для того, чтобы взять новый материал, да отвезти уже готовые переводы.
  Где-то в глубине души она всегда боялась, что Камила не выдержит, сорвётся.
  
  Но зато теперь, спустя два месяца, все, наконец, стало налаживаться.
  Камила снова стала радоваться жизни, радоваться без наркотиков. У неё снова появились цели, они вместе с Лаурой строили планы на будущее.
  Понемногу Лаура стала узнавать в ней ту Камилу, с которой когда-то познакомилась и которую полюбила.
  
  Вернувшись, домой с покупками, Камила с радостью примеряла на себя обновки, дефилируя то перед зеркалом, то перед Лаурой. А Лаура сидела, полулёжа на софе и любуясь на неё, сказала: - Ты прекрасна, дорогая. Вот теперь я узнаю свою Камилу, ты же ведь раньше и нескольких дней не могла прожить, чтобы не купить какой-нибудь новый наряд, помнишь.
  - Помню. Хотела тебе понравиться.
  Камила присела Лауре на колени, и они долго целовались.
  
  Неожиданно зазвонил телефон, и Лауру попросили срочно привезти на работу подготовленные переводы.
  
  - Дорогая, ну может, всё-таки поедешь со мной, это займёт не больше двух часов, мы туда и обратно, поехали?
  - Ну, не хочу, я так устала, я лучше пока приготовлю ужин к твоему приходу.
  - Ладно, оставайся; - согласилась Лаура неуверенно, ей не хотелось оставлять Камилу одну; - Давай только без глупостей, будь умницей.
  Лаура чмокнула Камилу в губы и вышла.
  - С нетерпением жду вкусненького ужина; - крикнула она уже из лифта, посылая воздушный поцелуй.
  
  Камила захлопнула дверь, и прямо-таки вбежала в спальню.
  Она опустилась на колени и, нагнувшись, отвернула угол паласа в труднодоступном месте под комодом, и пыталась нащупать что-то рукой,... она искала "заначку".
  Спешно приготовив, раствор... Камила заправила шприц.... Поднося дрожащей рукой иглу к вене, она готова была снова впрыснуть в кровь этот "эликсир жизни" или "смерти", кому как повезёт.
  Но на мгновенье она засомневалась.... Перед глазами стоял образ Лауры, а в ушах слышалось её предостережение - "Давай только без глупостей, будь умницей"....
  А ещё через мгновенье слышался уже другой голос, такой громкий и пронзительный и почему-то он говорил словами, сказанными когда-то Амирой - "Шутишь от этого недуга только одно лекарство"....
  
  Камила отбросила шприц в сторону и, затыкая уши ладошками с силой давя на виски, она опустилась на пол и зарыдала, громко всхлипывая во весь голос.
  
  - Ты не спишь?
  - Нет.
  - Уже почти четыре, скоро светает.
  - Да, знаю, просто я так счастлива, я так долго этого ждала, спать не хочется.
  - Чего ждала?
  - Ну, затащить тебя в постель.
  - Вот сучка, дай я тебя поцелую. О, нет, только не это!
  - Что это телефон?
  - Нет, это домофон звонит. О боже это мой муж. Быстрее бери подушку, иди в гостиную на софу, прости.
  Звонят, звонят...
  
  Блин, телефон! - Да, Але.
  - Лерка, привет спишь ещё что ли? Подъём! Ну, ты даёшь, уже обед на носу, на часы посмотри. Слушай, я чего звоню-то, тебе же работа нужна?
  - Ну, и? Сейчас подожди, дай в себя прийти, сон дурной приснился. Какая ещё работа?
  - Да тут знакомая одна открывает павильон в "Орфее", салон штор.
  - Подожди, в каком ещё "Орфее", какой салон? Я то здесь при чём?
  - Ой, ну "Орфей" торговый комплекс такой, в центре находится, а ты здесь при том, ты же у нас дизайнер как-никак.
  - Ну, и?
  - Ну вот, ей нужен дизайнер для сотрудничества. Короче, давай я тебе дам телефон, позвони, сама всё узнаешь. Давай записывай номер, девочку зовут - Аня.
  - А кто она такая-то?
  - Ну, это знакомая моего брата, они учились вместе, я с ней не знакома.
  - Понятно, короче ты ничего о ней не знаешь, да?
  - Сама позвони и всё узнаешь.
  - Ладно, спасибо тебе. Ты на работе сейчас?
  - Угу.
  - Какие планы на вечер?
  - Ну, не знаю, а у тебя есть предложение (кокетливо)?
  - Да, может, в кино сходим, новый фильм Тарантино не смотрела?
  - Что ты я уже и забыла, когда последний раз в кино-то была.
  - Вот и прекрасно. Давай я на работу за тобой заеду. Во сколько освободишься? О`кей, в семь буду у тебя.
  
  * * *
  - Привет, ты Аня? А, я Лера, я звонила, я...
  - Да, присядь, подожди, пожалуйста, минуточку.
  И она продолжила рассказывать что-то даме в сером плаще, которая, по всей видимости, работала в соседнем павильоне.
  Аня была девушкой на вид лет тридцати, невысокого роста, с короткой стрижкой, по которой и не определишь цвет её натуральных волос, потому как тонированы они в несколько цветов от ярко красного до едва рыжего и почти белого, с большими голубыми глазами и маленьким ртом. На ней были узкие джинсы и короткая джинсовая куртка.
  Мне она понравилась сразу, не красавица, но чертовски обаятельна. Смотрю на ногти на руках. Тьфу, не очень то и короткие, и покрыты красным лаком, и тут же успокаиваю себя, что ногти ещё не показатель. И вообще мне то, что до её ногтей, я здесь по делу.
  Тут женщина, с которой она беседовала, прощается и уходит.
  Аня с улыбкой на лице подходит ко мне и протягивает руку.
  - Будем знакомы.
  - Да мне тоже очень приятно.
  - Ну что же давай я опишу своё предложение, а ты уже решишь, интересует тебя это или нет.
  - Хорошо; - киваю я головой.
  - Ну, вот собственно павильон, который я арендовала, вчера вот привезли ткани, все итальянские очень дорогие. Здесь конечно ещё ничего не готово, как видишь, просто некуда их пока определить. Рассчитываю на твою помощь, если конечно ты согласишься со мной сотрудничать.
  - Понятно; - я опять тупо киваю головой.
  Павильон действительно был не готов к тому, чтобы в нём продавались такие шикарные ткани. До этого видимо там располагалось складское помещение, в углу возвышалась какая-то полка-стойка, скорее всего для хранения коробок и она явно нуждалась в демонтаже, так как действительно здесь не к месту. Шторы, а точнее ткани в рулонах лежали ещё не распакованными.
  - Послушай; - сказала Аня, здесь на втором этаже есть отличная кофейня, пойдём там всё и обсудим.
  - Хорошо; - ответила я.
  Она закрыла павильон на ключ, и мы спустились на второй этаж.
  - Что здесь и чая нет? - И зачем я согласилась идти в эту кофейню, я же ненавижу кофе, голова от него болит; - подумала я про себя.
  - Минеральная вода, у вас какая есть?
  - Ты что не любишь кофе? Жаль, его здесь отлично готовят.
  - Ну, ближе к делу; - начала я разговор; - Я так поняла, что тебе нужна моя помощь в оформлении павильона.
  - Да верно, ты правильно поняла, просто я в этом мало что понимаю. Честно признаться, эта идея, с салоном штор и не моя вовсе, это моя мама посоветовала мне, все равно бездельничаю. Они с отцом пока живут за границей. Но в следующем году рабочий контракт у папы заканчивается и, скорее всего им придётся вернуться. Вот тогда возможно я передам это дело уже в руки маме, потому как ткани - это её стихия, она в прошлом костюмер.
  - Ты не против; - Аня тянется за сигаретой.
  - Нет, конечно; - я взяла зажигалку и помогла ей прикурить.
  На секунду она поймала мой взгляд на себе и, как мне показалось, смутилась.
  Из всего сказанного ею, я поняла, что от меня требуется помочь ей с оформлением магазинчика, а уже в дальнейшем, когда появятся потенциальные клиенты, она будет рекомендовать меня, как дизайнера и я, в свою очередь, приложив все свои навыки, смогла бы получать неплохие заказы.
  Мы договорились встретиться в понедельник и уже собственно приступить к работе.
  Тут я взглянула на часы: - Блин, уже половина седьмого.
  - Анечка, извини, пожалуйста, но мне пора бежать. - Ирка меня убьёт; - подумала я.
  
  - Алё, Ир прости я тут в пробке на Ленинском, через пятнадцать минут буду.
  - Здравствуй ещё раз, дай я тебя чмокну, отлично выглядишь. Слушай Ир, давай заедем куда-нибудь, пропустим по стаканчику чего-нибудь горячительного, всё равно на восьми часовой сеанс уже не успеваем.
  -Ты же за рулём.
  - Ничего, мне просто необходимо выпить.
  - Ну ладно. Ты мне скажи, ты Ане то этой звонила.
  - Да, я встречалась с ней только что.
  - Да? Ну, давай рассказывай.
  - Поехали по дороге расскажу. Слушай, не знаю, где твой брат откопал эту Анечку, но даю сто процентов, что она по теме.
  - По "теме" в смысле?
  - Эх ты "темный" лес, хотя ты как раз и "не темный". Ну, я имею в виду лесбиянка тоже, понимаешь. Мне кажется, что это судьба.
  - Ой, Лерка, тебя послушать так все вокруг по теме или как там у вас это называется. Тоже мне судьба, а как же Марина твоя, кстати, вы помирились?
  - А мы и не ссорились, просто одно другому не мешает, точнее другой.
  - Ты лучше расскажи, что за работа.
  - Ну что рассказывать, я конечно не специалист по тканям, о чём ей, знать не следует, но хотя бы мало-мальски разбираюсь в последних тенденциях нашего времени так сказать. Всё-таки пять лет обучения в вузе не прошли даром, я надеюсь. Поэтому думаю смогу быть ей полезной. Сначала помогу с интерьером самого магазина, ну а потом если всё пойдет, как надо думаю, будет возможность заработать, т.е. её клиентура - это потенциально и моя, понимаешь. В общем, она работает на себя, а я на себя, и в купе мы неплохо дополняем друг друга. И потом она собирается сотрудничать с каким-то ателье, что упрощает задачу. Ну, как тебе моя перспектива?
  - Подожди, подожди, т.е. как я поняла, ты собираешься бесплатно, что ли ей помогать?
  - Ой, ладно тебе я же говорю, если всё пойдет по плану у меня тоже будет возможность неплохо зарабатывать. Да и потом будет чем себя занять хотя бы несколько дней, а то я уже начинаю чахнуть дома в четырёх стенах.
  - Ха, тоже мне благодетельница нашлась, послушай, раз уж она затеяла всю эту канитель, значит, она девушка при деньгах, верно, и почему это ты будешь бесплатно ей помогать,а?
  - Ой, Ирка угомонись, я тоже не бедствую, да и потом скоро мне должны перечислить деньги за прошлый проект, ну тот помнишь в журнале
  "квартира и дача".
  - Ага, наивная уже два месяца всё перечисляют, наверное, никак не могут сосчитать, запутались в нулях, ха-ха.
  - Да ну тебя. Сейчас допью и в кино. - Всё поехали.
  
  - Блин, Марина звонит, сейчас скину. Я выйду, перезвоню ей, ладно? Сейчас вернусь.
  - Да дорогая, привет ты уже дома? А я с Ирочкой в кино, ну не злись. Слушай я выпила немного, ты не против, она довезёт меня и останется у нас на ночь, правда она сама ещё об этом не знает. - Ну и отлично. Да и потом ты же знаешь у неё сейчас не лучшие времена, она опять осталась одна. Мне её жалко. Да кстати у меня и хорошие новости есть, возможно, появится работа, дома расскажу. Ну, всё целую, пока.
  
  - Ирочка, я сказала Марине, что ты ночуешь у нас. Ну, ты же не бросишь друга в беде, да и что тебе дома делать одной, завтра выходной, соглашайся. У меня уже плохая ориентация, а я ещё выпить хочу, там, в холле есть бар.
  - Что у тебя плохое, ориентация?
  - Вот дурында опять ты со своими шуточками. Ориентация в пространстве, понимаешь, а с сексуальной у меня всё в порядке, получше, чем у некоторых, между прочим. Ну, что в бар зайдём?
  - Лерка, ты, что столько пьёшь?
  - Да всё нормально, пойдём, а тебе закажем лимонад.
  Классный был фильм, да, особенно Ума Турман как всегда неподражаема, но всё-таки лучшая её роль в "Криминальном чтиве", я считаю, помнишь она там, в чёрном парике, просто прелесть.
  
  * * *
  - Доброе утро. Как спалось на новом месте? Чай, кофе, потанцуем?
  Хотя я в таком состоянии, что мне сейчас не до танцев, ужасно болит голова, видимо я вчера действительно переборщила с алкоголем. Я влезаю с головой в холодильник: - О нет, дорогая у нас, что закончился сок, пить хочется чего-нибудь холодненького.
  Кто будет омлет, Ир будешь?
  - Ага, с ветчиной; - крикнула из гостиной Ира.
  - С какой ветчиной, я же вегетарианка, забыла что ли? Могу добавить соевое мясо, хочешь?
  - Фу, только не это, лучше без всего.
  
  День прошел вяло. Ирка уехала домой после обеда, сославшись на дела. Марина поехала с мамой по магазинам. А, я остаток дня провела, обложившись журналами по дизайну и продумывая, как и что лучше сделать в Анином магазинчике. И с нетерпением ждала понедельника, чтобы приступить к работе.
  
  И он наконец-то наступил.
  - Лер, ты куда-то собираешься?
  - Здравствуй, я же говорила, что встречаюсь сегодня с Аней.
  - А ну да я просто не думала, что ты поднимешься в такую рань.
  - Просто мы договорились встретиться в девять часов, кстати, я уже опаздываю.
  - Что-то давно я не видела у тебя такого рвения работать, может, тебя не столько проект заинтересовал, а эта как там её зовут, Аня?
  - Дорогая не смеши меня, пожалуйста, разве меня может кто-то заинтересовать кроме тебя! - Всё я ушла. Пока.
  
  На улице лил дождь, под ногами слякоть, грязь. Пока я добежала до машины, вся промокла. Да, ну и лето выдалось в этом году, уже скоро август, а тепла так и не было. В такую погоду я люблю лежать в кровати под тёплым пушистым пледом и смотреть какой-нибудь интересный фильм или просматривать видеокассеты со старыми записями рок концертов, того времени, когда я и сама посещала все эти концерты, рок-фестивали. Да я и сейчас люблю с друзьями отдохнуть в каком-нибудь клубе под хорошую музыку с живым выступлением, но тогда было всё по-другому. Тогда была уверенность, что через каких-нибудь пару лет я и сама буду не менее популярной, чем они, даже была попытка создать собственную группу. Ну, а кто не мечтает в юношестве о славе, деньгах и признании? Главное, что всё это казалось таким реальным, почти осязаемым. И куда уходит это чувство с годами?
  А ещё люблю в такой дождь сидеть на кухне за столом пить горячий глинтвейн в прикуску со свежим сливочным сыром и смотреть, как стекают капли по стеклу, сидеть и грустить о несбывшихся мечтах или о не оправдавшихся надеждах.
  Да, и почему дождь всегда нагоняет такую тоску?
  Ну, вот и дворники сломались, блин.
  - Смотри куда едешь идиот....А ещё говорят, что баба за рулём, это катастрофа.
  
  Наконец-то доехала.
  Я поднялась по эскалатору и направилась в сторону павильона. И сразу увидела Аню, она стояла спиной к входу и, жестикулируя руками, что-то объясняла двум парням в синей униформе, видимо это были рабочие.
  - Добрый день; - сказала я.
  - О, Лера привет. А мы тебя уже заждались, не знаем, за, что и браться, вот ребята привезли кронштейны, посмотри.
  Она повернулась к рабочим: - Это Лера знакомьтесь!
  - Ну что же приступим; - я достала из сумки папку с чертежами.
  - Вот, я вчера кое-что набросала на бумаге, давайте посмотрим. Прежде всего, избавляемся от этих полок. А вот здесь поставим гипсокартоновую стенку-перегородку, тем самым у нас получится подсобное помещение. Думаю от стены нужно отступить метр двадцать сантиметров, ну или максимум полтора метра, так как помещение не большое, да и для подсобки ширина полтора метра вполне достаточно, по всей длине стены можно сделать нишу для хранения рулонов с тканями. Ну а на гипсокартон уже крепим кронштейны для витринных образцов. Так же на стене напротив тоже можно прикрепить кронштейны только меньшие в длину, половина стены займут ткани, а на второй половине можно будет разместить карнизы, жалюзи, аксессуары и прочую атрибутику.
  
  Пока я говорила и показывала свои чертежи, парни делали, какие-то заметки на бумаге, а Аня с широко раскрытыми глазами смотрела на меня и внимательно слушала, постукивая по столу карандашом.
  
  - Но это ещё не всё; - продолжала я. Самая главная фишка в том, что вот эти витражные стены (две стены, там располагавшиеся параллельно друг другу были из орг. стекла) можно имитировать под оконные рамы. Сверху на потолке поместить карниз и повесить уже готовые портьеры, тюль, всё как полагается. Одно так называемое "окно" - витрину оформить, например, в стиле - французский модерн, а на другое повесить шторы ну предположим в современном хай-теке. Нужно будет только выбрать ткань, сделать все замеры и уже отдать в ателье, чтобы сшили. Ну, вот собственно и всё, как вам?; - я посмотрела на Аню.
  - Здорово! Особенно отличная идея с имитацией витрин под настоящие окна!; ответила она.
  - Да я тоже думаю, что это не плохая идея. Это будет привлекать внимание, взгляды потенциальных покупателей, и даже если у них не было цели приобретать новые портьеры, и они просто проходят мимо, возможно у кого-то из них возникнет желание зайти и посмотреть, а потом и купить.
  - Ну, а вы ребят, что скажете?
  - Что ж задумка не плохая. Мы сейчас сделаем кое, какие замеры и поедем за стройматериалами и инструментами. Привезём и начнём сегодня подготовительную работу, а завтра уже будем устанавливать стенку и всё остальное, что успеем.
  - Отлично; - сказала Аня; - Во сколько вы подъедете?
  - Ну, часа через два, три.
  - А, ты домой, сейчас?; - спросила она у меня.
  - Да пожалуй. Обдумаю пока, что можно придумать с портьерами.
  - А может, пойдём куда-нибудь перекусим.
  - Давай, я как раз не успела сегодня позавтракать, желудок уже урчит. Может в пиццерию?
  - Пойдём, обожаю пиццу. Послушай Лер, я тебе так благодарна, чтобы я без тебя делала, даже не знаю.
  - Да ну прекрати рано ещё благодарить.
  
  Мы заказали пиццу с морепродуктами и салат " Цезарь" с креветками. Ели и разговаривали, просто так не о чём. Я так и не решилась тогда задать ей вопрос на счёт личной жизни. Но у меня оставалось всё меньше сомнений, я была почти уверена, что она лесбиянка. И она всё больше мне нравилась. Было в ней что-то такое, что притягивало страшной силой, какая-то порочность что ли, сексуальность, в каждом движении, в походке, в жестах и особенно во взгляде. Взгляд у неё был какой-то "блядский". Мне захотелось её поцеловать, но я этого не сделала, было ещё слишком рано. Мы попрощались, и я поехала домой.
  
  - Лер, что ты там чертишь всё?; - спросила Марина, подойдя сзади и обняв меня за талию.
  - Да вот, думаю в каком стиле лучше сделать шторы в Анин магазин, хочется, что-то не обычное, понимаешь. Завтра мы с ней выберем ткань, и она отнесёт её в ателье, для пошива.
  - А зачем? Она, что собирается продавать уже готовые шторы что ли?
  - Да нет, это будет витринный образец, чтобы привлекать внимание покупателей. - Вот мы с тобой, к примеру, когда идём по магазинам, чаще всего, мы же не думаем, что нам нужно купить, просто смотрим и если, что-то нравится, то покупаем, правильно?
  - Ага, от того и шкаф уже ломится, а надеть всё равно нечего.
  - Знаешь, что я подумала, ведь человек оценивает новые вещи так же, как и новых людей. Вот допустим, человека всё устраивает, пока он не увидит, что-то или кого-то новое, как ему кажется лучшее, и появляется желание заменить то, старое, которое уже приелось, грубо говоря, на это новенькое. И, к сожалению, он только потом осознает, что это новое, недавно приобретённое может оказаться хуже по качеству того, что уже есть. Ведь пока взгляд его ослеплён этой новинкой, оболочкой, он не может понять, что внутри. А возможно эта новая вещь окажется не прочной, ткань, к примеру, полиняет после первой же стирки, а новый человек окажется пустым внутри и не интересным. Знаешь это как гнилой фрукт, на вид он может быть спелым, сочным, а когда надкусишь, замечаешь, что он гнилой. Но пока этот человек это не купит, не приобретёт он и не узнает ничего.
  - Что за бред ты несёшь? На солнце что ли перегрелась, сегодня и солнца то не было, весь день льёт как из ведра. Пойдём лучше спать!
  
  Мы легли в постель и Марина начала приставать ко мне. После вялого секса, я ещё долго не могла заснуть, и почему-то вспомнила об Ане.
  
  На следующий день рабочие уже приступили к установке стенки. Я была очень удивлена тому, что в понедельник они успели сделать достаточно много. А мы с Аней выбрали ткани для пошива, сделали замеры, и она поехала в ателье, попросив меня остаться и проконтролировать работу парней. Я, конечно же, согласилась.
  Когда она вернулась, основная часть работ уже была завершена, оставалось совсем немногое, закрепить кронштейны-держатели, сделать полочки, кое-что подкрасить и тому подобное. Но так как все устали мы решили отложить оставшуюся работу на завтра.
  Я уже было собиралась попрощаться и поехать домой. Как Аня вдруг сказала: - Лер, а давай посидим где-нибудь выпьем?
  - Я бы с удовольствием, но я за рулём; ответила я, хотя предложение мне показалось заманчивым. Я улыбнулась.
  - Ну, тогда может, подбросишь меня домой, и зайдёшь хотя бы на чашку чая?; - не отступала она.
  - Хорошо, - ответила я. А сама конечно была очень удивлена, похоже, что она приступила к решительным действиям.
  Пока мы ехали в машине, моё желание к ней всё возрастало, я уже представляла, как поцелую её, как только мы войдём в квартиру.
  Оказалось, что она жила в том же районе, где и мы с Мариной, практически соседи.
  Мы поднялись на лифте на двенадцатый этаж, и к моему удивлению она позвонила в звонок. За дверью послышались какие-то шорохи, лязгнули ключи, и дверь открыла девушка. Это была высокая, крупного телосложения брюнетка, с короткой стрижкой и карими глазами, довольно привлекательной внешности.
  И как только я увидела её, мне всё стало понятно. Да, этого я никак не ожидала, вот это подстава; - подумала я.
  - Знакомьтесь это Лера, а это Ольга, моя девушка; - заулыбалась Аня.
  - О, Ольга это моё любимое имя; - сказала я, натягивая улыбку.
  - Проходи на кухню, не разувайся.
  - Да, нет уж, я разуюсь. Я сняла обувь и прошла за Аней на кухню.
  - Присаживайся. Сейчас поставлю чайник. Ты не голодная?
  - Нет, нет, спасибо.
  Я плюхнулась на стул и нервно закурила.
  - Ань, прослушай автоответчик, там тебе три новых сообщения; - пробубнила Ольга.
  И тут же зазвонил телефон. Аня извинилась и взяла трубку. Она заговорила на английском, и я мало, что смогла понять, только вот последнюю фразу запомнила отчётливо: " I Love you too. To kiss your".
  Ольга тоже прикурила сигарету, села за столом напротив и стала разглядывать меня, с ног до головы.
  - Много о тебе наслышана; - с долей иронии произнесла она.
  - Да, странно, а я вот, наоборот, о тебе ничего не знала; - ответила я.
  Тут Аня положила трубку.
  - Лерочка, ещё раз извини, пожалуйста, это мой муж звонил из Лондона; - сказала она.
  Я чуть было не открыла рот, так у неё ещё и муж есть, и похоже - англичанин. У Ольги явно было испорчено настроение, и уж не знаю, то ли оттого, что Анин муж звонил, то ли оттого, что я пришла. Хотя, скорее всего, Аня её предупредила, что придёт не одна.
  Она встала из-за стола и подошла к холодильнику: - Ну, что же, давайте выпьем за знакомство, есть коньяк, виски, мартини. Что желаете?; - прозвучало в мой адрес.
  - Нет, спасибо, мне лучше чай, я за рулём.
  - Ой, да ничего страшного, по пятьдесят грамм за знакомство можно!
  Да, уж после таких интересных событий, мне действительно не помешает выпить; - подумала я, и сказала: - Ну ладно, тогда мартини со льдом и с соком, если можно. За знакомство, так за знакомство.
  - Ну, вот правильное решение; - улыбнулась она мне.
  Оля разлила алкоголь в фужеры. А я сказала тост: - Ну, что же за наше знакомство и за Анино дело, её новый магазин.
  Мы выпили.
  Аня встала из-за стола и суетливо принялась готовить ужин.
  - Оль, поможешь мне?; - сказала она, доставая из холодильника овощи.
  Разговор как-то не шёл. Я чувствовала себя не очень уютно и, хотя после выпитого я немного расслабилась, но дрожь в руках всё не проходила. Я, наверное, впервые оказалась в такой неожиданной ситуации и не знала как себя вести. Оля была настроена по отношению ко мне несколько враждебно, как мне казалось. Она постоянно пыталась заигрывать с Аней, своими действиями как бы показывая мне, кто здесь хозяин, чтобы я и не подумала посягать на её собственность, т. е. на Аню.
  - Вы живёте вместе?; - спросила я.
  - Да, вместе. Правда Ольга периодически собирает все свои вещи и уезжает к маме; - ответила Аня и, засмеявшись, посмотрела на Ольгу.
  - Я так поняла у тебя ещё и муж есть?
  - Да, это ошибка юных лет. Я вышла замуж в восемнадцать, скорее из-за того чтобы не жить с родителями и быть от них не зависимой, а не из-за любви. Понимаешь? Он старше меня на пятнадцать лет, а в браке мы уже почти десять. Хотя браком это вряд ли можно назвать, скорее просто фикция, по крайней мере, для меня.
  - Да, но не для него; - сердито вмешалась Ольга.
  - А как же ты живёшь здесь, он там, почему не разводитесь?
  - Знаешь, на самом деле я уже больше года жду визы, чтобы вернуться в Лондон. Просто по собственной глупости создала такую проблему, выехала из Англии, когда делать этого было нельзя. А в Английском посольстве утеряли мои документы, и теперь я не могу получить визу на въезд. Да ещё и мой счёт в банке заблокировали. Короче полный " пипец". Теперь я сужусь с посольством, а точнее это Тони мой муж занимается решением этой проблемы, потому как я вот сижу здесь в России.
  - А твои родители тоже живут в Лондоне?
  - Да, мой папа работает по контракту в Английском представительстве Российского информационного агентства, но как я уже говорила, в будущем году они с мамой планируют вернуться в Россию.
  - Да весёлая история;- сказала я.
  - Да уж смешнее не придумаешь, одно радует, что здесь вот я встретила и познакомилась с Ольгой.
  Оля, не вставая со стула, ухватилась за ремень на Аниных джинсах, что она таки упала к ней на колени, и они стали целоваться.
  Я почувствовала себя немного неловко и, отвернувшись, стала рассматривать картину на стене, на которой был изображён какой-то натюрморт.
  
  Аня приготовила лёгкий салат и поджарила брынзу со специями.
  - Ну что же давайте перекусим. Оль, ну что сидишь, наливай ещё.
  - Нет, нет, я пас;- сказала я и отодвинула свой фужер в сторону; - Я уже, пожалуй, скоро поеду.
  - Да ладно тебе, так хорошо сидим, ещё и десяти нет. Ты же здесь недалеко живёшь, если хочешь, вызовем тебе попозже такси, а машину можешь завтра забрать. Верно же?;- сказала Аня и посмотрела на Ольгу.
  - Ну, действительно оставайся.
  - Ладно, хорошо, останусь ещё не надолго;- ответила я не решительно.
  - Расскажи о себе, а то всё я говорю.
  - Ты живёшь с девушкой?; - с интересом спросила Ольга.
  - Да, мы вместе уже почти пять лет.
  - О, это большой срок, ну и как не надоело; - с улыбкой продолжала расспрос она.
  - Как тебе сказать, скорее мы живём вместе уже больше по привычки, быт, конечно, притупляет чувства;- ответила я, а про себя подумала - "да, слышала бы меня сейчас моя Марина", и добавила: - Но, знаешь, с другой стороны я не представляю свою жизнь без неё, мы уже как одно целое, семья.
  - Да, но это должно быть так скучно. А насчёт быта ты абсолютно права, это действительно, наверное, самый большой враг любви. Мы вон с Аней живём меньше года, а уже ругаемся из-за того, кто будет мыть посуду, или кто сегодня идёт за продуктами;- сказала Оля и снова улыбнулась.
  - Скучно? Что ты имеешь в виду, намекаешь на моногамию?
  - Да, нет. Ладно, проехали.
  
  Опять зазвонил телефон. Аня подняла трубку: - Да мам привет, сейчас подожди минутку, я пойду к другому телефону, а то трубка разряжена. Она прошептала нам: - Это мама, постараюсь побыстрее отделаться. И ушла в другую комнату.
  Ольга подлила нам ещё мартини. А я уже не сопротивлялась. Благодаря спиртному, язык у всех развязался, и дистанция между нами сокращалась.
  - Ну а ты чем занимаешься?;- спросила я у Ольги.
  - Я работаю web мастером в офисе;- ответила она.
  Ещё я узнала, что ей двадцать три года, хотя на вид она выглядела старше, и учится она на последнем курсе в университете.
  - А с Аней у вас всё серьёзно?
  - Ну, как серьёзно, ты же слышала, что она ждет, когда ей выдадут визу.
  - То есть она в любой момент может уехать, да?
  - Точно. Ты знаешь, даже не хочу об этом думать;- ответила Оля и погрустнела.
  Вошла Аня. - Ну, что заскучали без меня? От мамы не отвяжешься, полный отчёт: " Что с павильоном? А что ещё надо сделать? А когда будешь уже открывать?" - она засмеялась; - Почему пустые бокалы?
  Аня взяла бутылку и разлила всем ещё.
  - Да нет, мы не скучали, Оля рассказывала мне как она дошла до жизни такой.
  - А она рассказала, что поёт в хоре?; - спросила Аня с иронией.
  - В хоре?; - переспросила я, чуть было не засмеявшись, потому как ну не могла я представить эту Олю поющей в хоре. И уж, в каком именно я спрашивать не стала.
  - Хватит издеваться. Да в хоре, хобби у меня такое, понимаешь?
  
  Тут Аня подняла свой бокал и подошла ко мне: - А давай выпьем на брудершафт; - сказала она мне. Мне показалось, что это шутка, и я посмотрела на Ольгу. - Ну, чего ты смотришь, я не против; - сказала она.
  Мы выпили, и я хотела, было чмокнуть её в губы, но она засунула мне в рот свой язык и подарила страстный поцелуй.
  
  Чуть позже я вышла в туалет, а на обратном пути достала из сумки свой мобильный и обнаружила три пропущенных вызова, оказывается, Марина звонила, а я не слышала. Я набрала ей: - Привет, не спишь ещё? Извини, что раньше не позвонила. Я в гостях у Ани и её девушки, просто заболтались.
  - Ты на часы смотрела, уже второй час.
  - Да я уже скоро выезжаю, это не далеко от нас.
  Марина, ничего больше не сказав, бросила трубку. А я вернулась на кухню.
  
  - Ну, я, пожалуй, поеду. Спасибо за вечер. Но теперь мне уж точно пора.
  - Ты сейчас разговаривала со своей девушкой?- спросила Оля.
  - Да, оказывается, она звонила, а я не слышала. Уже очень злиться на меня.
  - Ну, может, останешься, куда ты так поздно, что тебе дома делать? А с нами тебе будет не скучно, обещаю; - сказала она, обхватив меня за талию.
  - О, на что это ты намекаешь? Может на секс втроём?;- шутя, томным голосом спросила я. И не дожидаясь ответа, сказала: - Нет, я, правда, уже поеду. Не хочу проблем дома и скандала с моей Мариной.
  - А давай я ей позвоню и поговорю; - не унималась Оля.
  - Оль, отстань от человека, видишь Лере надо домой. - Послушай, Ирочка не обращай на неё внимания, похоже, она выпила лишнего. А я тебя понимаю, зачем доводить до ссоры. Но может всё-таки вызвать такси?
  - Да, нет, я в порядке, сама доеду.
  Мы вышли в прихожую. Я обулась, и хотела, уже было надеть куртку, но тут подошла Оля и, выхватив её у меня из рук, сказала: - Да брось ты эту куртку, давай говори номер, я поговорю с твоей Мариной и всё улажу.
  Я продиктовала номер своего домашнего телефона.
  - Ладно, звони, но я всё равно не останусь.
  Аня закатила глаза и помотала головой: - Оль, не надо никуда звонить, пойдём, лучше проводим Лерочку до машины.
  Но она уже набирала номер.
  - Включи громкую связь;- сказала я.
  
  - Алё, Марина?
  - Да.
  - У нас тут Лера в гостях. Вы не против если она останется ночевать, а то уже поздно, а мы засиделись?
  - Вот именно, что поздно, вообще то я уже сплю. Что за детский сад?
  - Ну, вы не против?
  - Нет, не против. Хочет пусть остаётся.
  И Марина положила трубку.
  - Какая она у тебя серьёзная.
  Я оделась и взяла сумку: - Ну, что Ань проводишь меня за дверь?
  - Всё-таки поедешь? Ну, как хочешь; - сказала Оля голосом обиженного ребёнка.
  
  Подъезжая к дому, я уже ожидала, что меня ждёт неприятный разговор, но оказалось, что Марина уже спала, точнее, сделала вид, что спала.
  
  На следующий день я проснулась уже ближе к обеду. Мы с Аней ещё вчера договорились о том, что мне нет необходимости ехать в торговый комплекс, она сказала, что сама проследит, чтобы рабочие доделали всё как надо. У Марины был выходной, и она занималась уборкой квартиры. Собственно она меня и разбудила, точнее не она, а гул пылесоса.
  - Доброе утро; - сказала я.
  Она промолчала в ответ. Да уж, видимо, мне объявлен бойкот.
  - Дорогая, ну что ты так и будешь молчать? Ну, извини, я не думала, что так задержусь вчера.
  - Задержишься? Знаешь, могла бы хоть позвонить пораньше, а не в два часа ночи. А то и трубку не берешь, а мне думай, что хочешь, не зная, ни где ты, ни с кем.
  - Я была в гостях у Ани, там ещё была её девушка.
  - Это я уже поняла. А с какой стати ты к ним попёрлась?
  - Ну, что ты, в самом деле, просто мы вчера закончили отделку в её магазине, и решили это дело отметить, посидели, выпили немного.
  - Да мне вообще-то не интересно чем вы там занимались, ясно? Просто можно было и предупредить.
  - Ясно, ты, когда злишься, всегда говоришь, что тебе нет до меня никакого дела.
  
  Часа в четыре мне позвонила Аня.
  - Привет, как самочувствие?
  - Спасибо, нормально всё. Только вот горло немного болит, простыла я что ли. А ты как? Ты сейчас в магазине?
  - Да, сейчас поеду в ателье за шторами. Ребята уже всё закончили. Через пару дней можно будет открываться.
  - Здорово, мне не терпится посмотреть, как там всё получилось.
  - Может, завтра подъедешь, поможешь мне повесить портьеры, если ты конечно не занята.
  - Да конечно я смогу. Во сколько ты там будешь?
  - Давай часиков в двенадцать.
  - Ладно, хорошо.
  - Слушай Лер, тут Ольга просила перед тобой извиниться за вчерашнее поведение, она думает, может, ты обиделась на неё.
  - Да ну нет, конечно, на что же обижаться, ну выпил человек лишнего, с кем не бывает; - я засмеялась.
  - А как твоя Марина, не ругалась?
  - Да вот ходит тут, всё ещё дуется на меня.
  - Может, как-нибудь пообедаем вместе, я с Олей, а ты с Мариной?
  - Да можно как-нибудь; - ответила я, а про себя подумала, что вряд ли стоит это делать.
  - Ну ладно до завтра. Пока.
  - Давай, пока. Увидимся.
  
  - Марин, у нас есть что-нибудь от простуды?
  - Не знаю, посмотри в аптечке. Что спрашиваешь?
  Я сняла с себя шорты и снова запрыгнула в ещё не заправленную постель. Марина, посмотрела на меня и, помотав головой, сама стала копаться в аптечке. Через пару минут она уже стояла у кровати и протягивала мне стакан с водой, в котором шипели две таблетки "UPSA".
  - Спасибо;- сказала я. Похоже, что она сменила гнев на милость. Марина осторожно потрогала мой лоб ладонью.
  - Да нет, температуры у меня нет, просто горло немного побаливает.
  Я выпила лекарство и, не вставая, дотянулась до тумбочки, чтобы поставить пустой стакан.
  - Ложись, отдохни. Давай может, фильм какой-нибудь посмотрим, кстати, я купила вчера два диска.
  Марина проигнорировала мои слова. Тогда я встала, схватила её на руки и опрокинула на кровать.
  - Что ты делаешь? Совсем с ума сошла.
  - Ну, может, хватит уже дуться. Ну, прости меня. Такого больше не повториться, я же всегда предупреждаю тебя, где я и с кем.
  Я взяла её руку и положила себе на плечо, как бы обняв себя, и легла ей под мышку с видом провинившегося ребёнка. Она засмеялась.
  - Ты притворяешься, что заболела?
  - Да, нет, ты, что у меня правда болит горло, и нос вот гундосит, не слышишь?
  Марина снова заулыбалась и, потрепав, мой ёжик на голове, сказала: - Ну, тогда будем тебя лечить. На ночь твоё любимое горячее молоко с маслом и с мёдом.
  - Нет, нет, только не это. Мне уже гораздо лучше.
  Марина крепко обняла меня и чмокнула в нос.
  
  Вечером, к моему большому удивлению позвонила Анина Ольга.
  - Здравствуй, это Оля.
  - Да, привет. Я узнала твой голос.
  - Лер, я хотела извиниться за вчерашнее, не знаю, что на меня нашло.
  - Да брось ты за что извиняться-то, ты была очень мила; - с долей иронии сказала я.
  - Да и ещё я хотела бы с тобой встретиться, если это возможно конечно.
  - Встретиться?; - я даже не много опешила.
  - Ну, да посидим где-нибудь вдвоём, поболтаем.
  - Я даже не знаю. Сегодня я точно не могу.
  - А завтра? Может завтра вечером, часиков в семь?
  - Ну, ладно давай, а где? А Аня знает о том, что ты мне звонишь?
  - Нет, и мне бы не хотелось, чтобы она узнала. Ну, ты меня понимаешь, да?
  - А где же ты взяла номер моего телефона?
  - Ну, ты же сама вчера мне его сказала, помнишь, когда звонили твоей Марине. А ты думала для чего я так рьяно хотела с ней поговорить? Только для того, чтобы узнать твой телефон, не буду же я у Ани его спрашивать.
  - Да уж, умно. А это номер твоего мобильного у меня сейчас определился, да? Знаешь, давай так договоримся, если вдруг у меня изменятся планы насчет завтрашнего дня, я тебе позвоню. Хорошо?
  - Ладно, но я очень надеюсь, что они у тебя не изменяться, я очень хочу тебя увидеть завтра; - сказала она очень томным голосом. - Да и, пожалуйста, давай ты приедешь на такси, а то опять будешь говорить, что за рулём не пьёшь. О`кей?
  - Хорошо; - я улыбнулась и положила трубку. Но ещё несколько минут сидела в лёгком шоке и думала: - как же мне поступить в этой ситуации? Я же понимала, для чего она хочет встретиться. И самое ужасное, что я тоже этого хотела. Но с другой стороны я осознавала, какая это подлость с моей стороны по отношению к Ане. И, тем не менее, я всё-таки приняла решение поехать на встречу.
  Послышался Маринин голос из ванной: - Кто это звонил?
  - Да так, это мне по работе;- ответила я.
  
  - Дорогая ты завтра работаешь?
  - Да, а что?
  - Да, нет ничего, просто я думала, что у тебя выходной. Нужно будет забрать твой костюм из прачечной. А я пообещала Ане подъехать к двенадцати в павильон, там нужно кое-что ещё доделать. Ну, ладно может на обратном пути заеду, если успею.
  - Конечно, успеешь, ты же не до вечера там будешь.
  - Да кстати вечером я собираюсь к маме заехать; - соврала я.
  
  * * *
  - Привет. Давно здесь?
  - Да, нет, я приехала минут двадцать назад;- ответила Аня.
  - О, как классно всё сделали. Другое дело, я вспоминаю, как здесь было, когда я впервые сюда пришла.
  - Да, уж всё благодаря тебе; - сказала, улыбаясь, Аня.
  - Да ну брось ты, это всё рабочие сделали, молодцы. - А ты продавца нашла уже?
  - Я давно уже договорилась с соседкой, ей как раз нужна работа такого плана. Завтра должны привезти кассовый аппарат. И ещё кое-что с документами улажу, и можно будет открываться.
  - А как ты проходила регистрацию, как ПБОЮЛ?
  - Ну, да, а как ещё?
  - Не знаю, я в этом вопросе мало что понимаю. Давай покажи лучше, как шторы сшили.
  
  Мы закончили всю работу за пару часов. И получилось всё даже лучше, чем я предполагала. Я была очень довольна. Всегда радостно, когда твои задумки воплощаются в реальность.
  
  - Ты домой сейчас? Подвезти тебя?; - спросила я у Ани.
  - Было бы не плохо.
  - Ладно, только заедем в химчистку, это по пути, нужно кое-что там забрать.
  Аня всю дорогу не умолкала, всё что-то рассказывала. А я была какая-то растерянная, вся в своих мыслях, мне было как-то не по себе оттого, что вечером я встречаюсь с её девушкой, а она об этом ничего не знает. И хорошо, что не знает.
  - Может, зайдёшь?
  - А? Да, нет мне домой нужно, столько дел накопилось за эту неделю.
  - Ну, как хочешь. Тогда я, пожалуй, завалюсь сейчас спать на весь день, а то уже хронический недосып. Оля сказала, что будет сегодня поздно, очень много работы.
  Я чуть не поперхнулась. Я то знала, что это за работа такая.
  
  В начале седьмого я вышла из дома, поймала машину и поехала в клуб, в котором мы с Олей договорились встретиться. Как назло встали в пробке, а уже приближалось семь часов. Я и так нервничаю, ещё и опоздаю.
  Я вошла в клуб и стала осматриваться по сторонам. Оли нигде не было.
  - Вы кого-то ищете?; - спросила у меня обаятельная девушка- хостес.
  - Да, меня должны ждать. Девушка такая с короткой стрижкой, брюнетка, она должна была забронировать столик на семь часов.
  - А, да понятно. Пойдемте, я вас провожу, она в chill out`e.
  Оля сидела, развалившись на красном кожаном диванчике, и курила кальян.
  - Я уж думала, что ты не приедешь, опаздываешь.
  - Да, извини, ну всего-то на двадцать минут. Ты же врёшь, что подумала о том, что я могу не приехать, да?
  - Ну, да вру, я была уверена, что ты приедешь. Мы же сразу поняли, чего хотим друг от друга, верно? - Присаживайся!; - и она похлопала по дивану, рядом с собой.
  Но, я села в кресло напротив.
  Тут вошёл официант.
  - Мне, пожалуйста, виски со льдом; - заказала я.
  - А, мне повторите; - сказала Оля. Она пила коньяк.
  - Будешь?; - она протянула мне кальян.
  И я затянула в себя дым с клубничным вкусом.
  - Ну, рассказывай, коль пришла; - с улыбкой сказала она мне.
  - Что, коль пришла? Я могу и уйти.
  - А, ты хочешь уйти?
  - Нет, пока ещё не хочу.
  Официант принёс напитки. И я залпом отпила, почти половину.
  Оля смотрела на меня каким-то нагловатым взглядом, как будто в мыслях уже раздевала меня.
  - Ну, что так и будешь там сидеть? Ты, что меня боишься?; - сказала она в полголоса.
  - А тебя, что стоит бояться?
  Я подошла к ней и присела на её ногу, так, что моя левая нога оказалась между её коленок. Медленно провела ладонью по её волосам, шее и, ухватившись за подбородок, пододвинула её губы к своим.
  Мы поцеловались. Было заметно, как она заводиться от каждого моего прикосновения. Целовалась Оля очень страстно, мне казалось, что она вот-вот проглотит мой язык. Я подумала, что для первого раза достаточно и хотела встать, но она зажала мою ногу между коленок и не отпускала. Затем она обвила своей рукой мою талию, и мы снова стали целоваться. Я нежно сдавила её грудь и через рубашку почувствовала твёрдый сосок. По всему моему тела пробежала волна возбуждения. - Я хочу тебя!; - не отрываясь от моих губ, прошептала она. - Я тоже тебя хочу!
  Вдруг открылась дверь, и снова вошёл официант.
  - Блин; - я отпрянула от Ольги, и двумя глотками осушила бокал с виски.
  - Повторите тоже самое; - сказала ему она.
  - Да, и посчитайте, сразу; - добавила я.
  Выражение лица его ничуть не изменилось, и оставалось таким же безразличным, похоже, он здесь и не такого насмотрелся.
  - Идиот, весь кайф сломал, и хоть бы извинился; - сказала Оля, когда он вышел.
  Я снова села в кресло.
  - Ты, надеюсь, не против, если мы поедем ко мне; - спросила она игриво.
  - Нет, не против, я всё ждала, когда ты это предложишь! А к тебе это куда? Ну, в смысле...
  - В квартиру моей мамы, она на три дня уехала на дачу, так что нам никто не помешает. А ты, что подумала, что я предложу поехать к Ане что ли?
  - Ну, нет, конечно. А я смотрю, у тебя всё спланировано заранее.
  - Да ничего я не планировала, ведь эмоции нельзя запланировать, верно?
  - Ну да эмоциям не прикажешь, и даже если бы нам некуда было поехать, я трахнула бы тебя прямо здесь, иначе я не засну этой ночью; - сказала я, глядя ей в глаза. Она ехидно улыбнулась.
  - А твоя мама знает, что ты спишь с девушками, а то мало ли что, вдруг она неожиданно надумает вернуться?
  - Да, она в курсе, раньше даже пыталась меня лечить от этого тяжелого недуга, по её мнению, а теперь уже смирилась.
  Мы засмеялись.
  - И как же она тебя лечила?
  - Ну, водила на приём к психологу, например.
  - Да, и что же психолог?
  - Психолог сказал, что у меня вполне нормальные желания и с моей психикой всё в порядке.
  - Забавно!; - сказала я. И мы снова засмеялись.
  - Ну, что хватит уже мучиться, поехали?; - спросила Оля.
  - Да, поехали.
  Мы встали. Она открыла передо мной дверь, но я, захлопнув её, повернулась и, прижав Ольгу к стене, снова поцеловала, сначала в шею потом в губы.
  - Всё прекрати, поехали уже, я не могу больше ждать; - сказала она с придыханием.
  
  Как только мы вошли в квартиру, сразу начали ласкать друг друга, даже не разуваясь. Мы целовались так, будто это был первый и последний поцелуй в жизни, по ходу снимая друг с друга одежду. Я расстегнула на ней джинсы и, просунув руку в пах, почувствовала, что её трусы уже влажные от возбуждения. Я вошла в неё пальцами, и она застонала....
  Пока мы добрались до постели, казалось, прошла целая вечность, а потом продолжили уже на кровати.
  
  Взяв такси, мы всю дорогу ехали молча, И я и Оля понимали, что произошедшее между нами ни к чему нас не обязывает и вряд ли ещё когда-нибудь повториться.
  Машина остановилась напротив Аниного дома. Я открыла глаза и поняла, что задремала.
  - Ну, пока; - сказала Оля.
  - Пока; - ответила я.
  Она чмокнула меня в щёку и вышла.
  
  Когда я вернулась домой, Марина ещё не спала.
  - Ты же говорила, что к маме поедешь?
  - Ну, так я от неё.
  - А почему с ночёвкой не осталась?; - спросила Марина.
  - Не захотела. Ладно, я так замёрзла, пойду в ванную погреюсь.
  
  Я простояла под душем около часа, будто смывая с себя вину какую-то. Хотя не знаю, в чём я была виновата и перед кем? Перед Мариной? Нет, я не считаю физическое влечение к другому человеку изменой как таковой, другое дело душевная близость.
  Перед Аней? Да, возможно, так как это была подлость с моей стороны. Ведь мы успели с ней подружиться, и вряд ли она могла ожидать от меня такого. Я и сама не знала, почему я так поступила, ведь изначально мне нравилась Аня, но чем больше я о ней узнавала, тем всё больше интерес к ней пропадал. Да и с её стороны я не видела особого влечения к себе. И в итоге я переспала с её девушкой. Я стояла под душем и засыпала, под шум воды глаза просто закрывались, лень было даже дотянуться до полотенца и пойти в кровать. Такое ощущение, что мне на плечи взвалили какой-то груз, какая-то вселенская усталость. Всё спать, спать.
  
  Через несколько дней мне позвонила Аня.
  - Привет куда пропала?; - спросила она.
  - Да никуда я не пропала. Просто объявился мой товарищ и предложил вместе поработать над одним проектом, чем собственно я сейчас и занимаюсь. А у тебя как дела? Павильон открыла?
  - Да, ещё в понедельник. Правда, продаж ещё пока почти никаких. Продали только несколько аксессуаров, да вот вчера ещё дама одна купила двенадцать метров тюля, того гофрированного, бледно-розового цвета, помнишь, он тебе ещё понравился.
  - Ну, и нормально, а ты как думала, три дня как открыла, а уже хочешь суперприбыль?
  - Ну, да ты права, наверное. Кстати ты, чем завтра занимаешься, может, заедешь в гости, у Ольги выходной?
  - Нет, давай лучше на днях созвонимся, встретимся где-нибудь вдвоём?
  - Ладно, давай. Ты только звони не пропадай.
  - Ладно, хорошо. Пока.
  
  
  
  
  
  
  
  Часть 2
  
  Спустя один год.
  
  - Марин, ну что трудно к телефону подойти?
  Я выбежала из ванной, обернувшись полотенцем. Марина сидела в наушниках за компьютером и фальшиво подпевала Кей ди Ланг.
  - Алё. Да, Ань привет. А я вчера ждала твоего звонка, ты же обычно по субботам звонишь. Ну, что билеты купила?
  - Да купила. В следующую пятницу в пять утра прилетаю.
  - Отлично. Жду не дождусь когда, наконец, тебя увижу. Так хочется тебя обнять, потискать; - говорила я, не скрывая восторг.
  - Я тоже очень хочу тебя увидеть. Что тебе привезти из Лондона, чего бы тебе хотелось?
  - Да брось ты, ничего мне не надо. Привози себя, да поскорее.
  
  В течение этого года, который Аня провела в Лондоне, она как по графику, с периодичностью в две, три недели, звонила мне по субботам. За этот год телефонных разговоров, мы с ней очень сблизились. И я действительно с большим нетерпением ждала встречи с ней.
  За всё это время в моей жизни мало, что изменилось. В отношениях с Мариной всё было без перемен. Правда последнее время всё чаще поводом для наших ссор служило отсутствие у меня постоянной работы, так как появлялась она у меня от случая к случаю. И я уже всерьёз подумывала о том, чтобы сменить род своих занятий, а точнее начать какой-нибудь собственный бизнес, только вот не могла определиться, что именно это будет. Но Марину больше заботила не финансовая сторона этого вопроса, потому как за один удачный проект, я могла заработать больше, чем за несколько месяцев сидя на окладе в офисе какой-нибудь дизайнерской компании. Где ещё ко всему прочему, чтобы заполучить клиента, нужно было бы перегрызать горло своим коллегам, а точнее их назвать конкурентами. Ну, так вот Марину больше беспокоило то, что у меня слишком много свободного времени, и она не всегда могла контролировать мой досуг.
  Конечно же, она догадывалась о моих сексуальных похождениях. Несколько раз я и сама прокалывалась на вранье, говорила, что ночую то у мамы, то у подруги, а сама забывала поставить их в известность. И всякий раз я уверяла её, что для меня это всего лишь ничего незначащий секс, что люблю я только её и что этого больше никогда не повториться. После чего она игнорировала меня примерно неделю, но потом прощала, и всё шло как всегда. Я и сама не знала, зачем мне все эти мимолётные связи, ведь меня всё устраивало в семейных отношениях с Мариной. Просто, наверное, из-за скуки я искала каких-то новых ощущений, и уж точно я не искала новой любви, она сама меня нашла позже, но тогда я об этом и не подозревала.
  
  У Ани же напротив жизнь била ключом. После того, как она получила визу и улетела в Англию, она всего пару раз разговаривала с Олей по телефону. И эти разговоры кроме взаимных обвинений в адрес друг друга ничего им не принесли. После чего Оля порвала все возможные контакты с ней. Она сменила номера телефонов, email и acq адреса. От общих знакомых Аня узнала, что у Ольги появилась новая любовь, да и в остальном у неё было всё замечательно. Естественно Аня делилась со мной переживаниями по этому поводу. По её словам, она очень тяжело переживала их разрыв с Олей, да и до сих пор не могла её забыть. Отношения с мужем у неё не ладились. Несколько раз она даже собиралась от него уйти, но так этого и не сделала, ссылаясь на то, что ей будет очень тяжело одной оплачивать своё проживание там, так как собственного жилья она не имела. Аня пыталась забыться, уходя с головой в работу, которая, кстати, ей очень нравилась. Работала она в представительстве Российского туристического агентства, менеджером, куда попала по протекции своего отца. В её рабочие обязанности входило - встречать российских туристов, расселять их в отели и иногда организовывать их досуг.
  С большим трудом, выпросив недельный отпуск, она решила прилететь в Москву. Остановиться она предполагала естественно в квартире родителей, которые, кстати, немногим ранее того, как Аня получила визу на въезд в Англию, вернулись в Россию. Ещё тогда Аня передала управление павильоном в руки своей маме, но дела там шли не очень гладко, и было принято решение его закрыть, потому, как прибыль едва окупала арендную плату за помещение.
  
  * * *
  На дворе стоял морозный декабрь, я бы сказала очень морозный, потому как я с большим трудом отогрела мотор моей старенькой "ауди".
  Я подъехала к Аниному дому в шесть вечера, как мы договорились, и позвонила ей на мобильный.
  - Да, Лерочка, я уже почти готова. Может, поднимешься?
  - Нет, я подожду в машине; - ответила я.
  Мне не хотелось встречаться с её родителями, ведь я даже не была с ними знакома. Я сидела и не сводила глаз с подъездной двери.
  Через несколько минут она открылась, и показалась Аня. Я тут же вышла из машины, по моему лицу растеклась приятная улыбка радости. Мы крепко обнялись. Аня поцеловала меня в щёку. Она предстала передо мной какой-то другой, похорошевшей что ли, немного поправилась, что сделало её только привлекательней, изменила причёску.
  Мы решили поехать в небольшой ресторанчик неподалёку.
  Первые несколько минут я немного смущалась её и держалась на словесной дистанции. Ведь одно дело общаться по телефону два, три раза в месяц, а другое вот так увидеть человека через год, за который всё-таки успеваешь отвыкнуть от него.
  
  Мы сидели за маленьким столиком друг напротив друга. Аня всё не умолкала, она рассказывала про работу, про отношения в коллективе, который, кстати, состоял в основном из российских граждан, ну что не удивительно, так как фирма-то была российская, и о том, как её это раздражало, ведь всем известно какова русская нация на чужбине. Она всё говорила и говорила. А я сидела и рассматривала её кокетливым взглядом, то, остановив его на её груди, специально, чтобы она заметила, то на губах, то на другой части тела. Делала я это как бы в шутку, сама не знаю зачем, просто такова моя манера общения с женским полом, это уже как сформировавшаяся привычка.
  - У тебя грудь как будто больше стала; - сказала я игриво, прервав Анин рассказ.
  - Не знаю, я ничего с ней не делала; - ответила она немного смущённо.
  - А кстати помнишь, я говорила, что сделала татуировку, хочешь, покажу?
  Она повернулась ко мне спиной и немного спустила джинсы. Тату начиналась на правом бедре и спускалась к ягодице, это была змея обвивающая сук, ну или ветку.
  - Здорово; - изумилась я и, протянув руку, дотронулась до неё. Это действительно было очень красиво, больше всего меня поразило яркость и насыщенность красок, из-за этого тату казалась как бы выпуклой.
  - А, что она означает?; - спросила я.
  - Да ничего, просто я же родилась в год змеи.
  - А ну да, точно!
  Потом разговор зашёл об Ольге. Я поинтересовалась, не будет ли Аня ей звонить, пока находиться в Москве. На, что она мне ответила: - Нет, не буду. К чему лишний раз теребить душу, ну встретимся мы, допустим и что дальше, а через пять дней мне снова улетать. Да и к тому же я не знаю её новый телефон.
  - Ну, ты можешь позвонить её маме; - сказала я.
  - Да зачем, Оля всё равно там не живёт, а её мама наверняка узнает мой голос и вряд ли захочет со мной разговаривать. Ты же помнишь, я говорила, что у меня испортились с ней отношения, после того, как она узнала про нашу связь с Олей.
  - А хочешь, давай я позвоню и спрошу номер её телефона?
  Аня на мгновение задумалась над моей идеей, она словно зависла во времени. Но потом решительно сказала: - Нет, не надо. И вообще мне прекрасно сидеть здесь с тобой, я не хочу больше говорить о ней.
  - Ну, ладно; - ответила я.
  Я и сама не ожидала от себя такой настойчивости, толи я, таким образом, проверяла Аню, толи мне хотелось узнать номер Олиного телефона, так на всякий случай, не знаю.
  За разговорами время шло не заметно. Домой не хотелось, а стрелки часов уже приближались к двенадцати. Ане уже несколько раз звонила мама, с претензией в том, что она хотя бы в день приезда могла бы поужинать дома с родителями. Она выглядела немного уставшей, здесь сказался и бессонный перелёт, и другой часовой пояс, разница всего три часа, но тем не менее.
  
  Расставаясь, мы снова обнялись. Аня взяла мою ладонь в свою и сказала:
  - Большое тебе спасибо за прекрасно проведённый вечер, мне было очень приятно тебя наконец-то увидеть!
  - Всегда, пожалуйста; - ответила я, заулыбавшись.
  - Чем завтра будешь заниматься?
  - Завтра у Марины выходной, мы собирались по магазинам. - А ты?
  - Я пообещала навестить тётю. А так не хочется, я всего здесь на пять дней, а мама зачем-то сообщила всем родственникам о том, что я прилетела.
  - Понятно. Ты самое главное выспись, как следует.
  - Ладно, хорошо. Созвонимся завтра.
  
  Я думала, что Аня предложит договориться о встречи на следующий день, но она этого не сделала, а я сама навязываться не стала, ведь ей нужно и увидеться с друзьями, и провести какое-то время с родителями.
  Я уже поднималась в лифте, и почувствовала вибрацию своего телефона, это было сообщение от Ани:
  - "Лерочка, ещё раз
  спасибо за вечер,
  спокойной ночи!
  Целую тебя. Аня" (и анимационная алая розочка внизу).
  
  На следующий день мы с Мариной бродили по магазинам, и я всё поторапливала её, чтобы поскорее вернуться домой. Я всё ждала звонка от Ани и предполагала, что вечером мы с ней увидимся. Но день близился к концу, а она так и не позвонила.
  
  Не звонила она и в воскресенье. Я всё ходила по квартире, практически не выпуская телефон из рук. - И, что это со мной; - подумала я. Ближе к вечеру не выдержав, я отправила ей sms:
  - "Анечка, привет.
  Куда пропала?
  Чем занимаешься?"
  
  Через несколько минут пришёл ответ:
  - "Привет. Я не
  пропала, просто
  ты же говорила,
  что у тебя какие-то
  дела с Мариной.
  Чем занимаешься?"
  
  - "Ничем, сижу дома.
  Может вечером
  встретимся?"
  
  - "Я очень хочу
  встретиться.
  Я очень по тебе
  соскучилась, даже
  как-то страшно"
  
  Читая её сообщение, я почувствовала, как ёкнуло сердце в груди, я перечитала несколько раз "Я очень по тебе соскучилась, даже как-то страшно". Что это значит, неужели это то о чём я подумала.
  
  Я решила немного пококетничать:
  - "Страшно? И
  чего же ты боишься?
  Во сколько
  встретимся и где?"
  
  - "Страшно от того
  что я постоянно
  думаю о тебе.
  Я сейчас у знакомых,
  я тебе позвоню"
  
  Я была просто в шоке, и в тоже время счастлива. Я с большим нетерпением ждала встречи с ней. Её звонок застал меня в ванной. Мы договорились встретиться в центре и пойти в один тематический клуб.
  В этот вечер я ужасно долго собиралась прежде, чем выйти из дома. Всё крутилась у зеркала, примеряя, что лучше надеть, всё поправляла причёску. Так не собираются на встречу с подругой, скорее так собираются на свидание.
  Мне хотелось выпить в этот вечер и расслабиться, потому что я очень нервничала и не знала как мне теперь вести себя с Аней, и вообще я не знала, не игра ли это с её стороны. Я взяла такси и доехала до станции метро, где она должна была меня ждать.
  
  Как, всегда опаздывая, я спустилась в подземку и стала искать глазами памятник этого как там его всенародный вождь, Ленин что ли. Но я не видела ни Ленина, ни Ани.
  - Блин, может это на другой линии; - подумала я. И ещё больше нервничая, перешла на другую ветку метро с этим же названием, но и там Ани не было. Я попробовала ей позвонить, но услышала только запись автоответчика, который вещал, что связь не доступна.
  - Чёрт. В висках застучали молоточки, а лицо от злости стало покрываться красными пятнами. Мимо меня проносились толпы народа, но не один человек у кого бы я не спросила, не видел здесь никакого памятника.
  - Не зря у меня фобия на метро, всё не могу здесь больше находиться. Я пошла к выходу, решив сделать последнюю попытку, позвонив Ане с улицы. Поднявшись по ступеням на выход, я наткнулась на эту хренову статую, у которой стояла Аня. - Блин, блин...;- я выругалась матом и, обняв её, сказала: - Привет, я не могла тебя найти.
  Да уж хорошее начало свидания, по-моему, это она должна злиться на меня, ведь это я опоздала на полчаса.
  - Ну, что ты так нервничаешь? Пойдём на улицу; - сказала Аня, глядя на меня удивлённо.
  
  Мы сели на уютный диванчик, за столиком в углу. И я заказала водку с мартини. - О, экстремальный выбор; - сказала Аня, улыбнувшись, - А мне, пожалуйста, джин с тоником.
  - Да может и экстремальный, но я хочу сегодня напиться. Извини, пожалуйста, за то, что я так тебя встретила, просто не могу находиться в метро более десяти минут, у меня начинается какая-то истерия от всех этих людей, да ещё и тебя не могла найти.
  - Ладно, я тебя прощаю, главное, что сейчас-то ты успокоилась. Да?
  Аня говорила немного иронично, похоже, что её позабавило моё поведение.
  - Ну, всё прекрати надо мной издеваться; - я улыбнулась и осушила бокал с ядрёным напитком. Аня съежила лицо, глядя на меня.
  - Ну, как жива?; - спросила она.
  -Конечно, да отличная вещь, рекомендую!; - и я, поймав взгляд официанта, показала ему пустой стакан; - Повторите, пожалуйста.
  - Ну, чем занималась эти два дня?; - спросила я у Ани.
  - Ой, на самом деле даже не вериться, что прошло уже почти три дня, как я прилетела. Вчера с утра ходила к стоматологу, потом ездила к тёте, она всё пыталась меня накормить, приговаривая: - "Какая же ты худая!".
  Я засмеялась: - По-моему, ты наоборот поправилась, если сравнивать, какая ты была год назад.
  - Ну, знаешь по сравнению с моей тётей, я действительно просто скелетон.
  Мы снова засмеялись.
  - А сегодня, вот была в гостях у друга. - Ну, а ты что делала, за покупками-то ездили вчера?
  - Да ездили, устали ужасно, а ничего стоящего так и не нашли, барахла какого-то накупили.
  - Понятно. А я всё ждала вчера, что ты мне позвонишь.
  - Да? А я ждала, что ты позвонишь; - ответила я томным голосом.
  
  Мы разговаривали и, похоже, что Аня не собиралась предпринимать никаких действий. Но, а я то уже не могла успокоиться, мне не давала покоя тема, нашей сегодняшней с ней переписки. И я уже смотрела на неё не так как раньше, с каждой минутой она всё больше мне нравилась.
  А потом толи под действием алкоголя, толи ещё чего, я сама неожиданно для себя, хотя нет, наверное, этого я как раз ожидала еще, когда только собиралась на встречу с ней сегодня, в общем, я наклонилась и поцеловала её в губы. Аня сначала ответила на мой поцелуй, но потом немного отпрянула от меня и посмотрела каким-то странным взглядом, таким глубоким, глубоким.
  - Лерочка, прости меня, пожалуйста, я не думала, что всё вот так получиться; - сказала она чуть слышно, и глаза её заблестели от слёз.
  Я отвернулась и почувствовала, как к горлу подкатывает ком, стало тяжело дышать, из глаз потекли слёзы, и как я не пыталась их остановить, я не могла взять себя в руки.
  - Господи, какая же я дура, зачем я это сделала, зачем?; - сказала я сквозь слёзы.
  - Чёрт, я не переживу этого во второй раз. - Господи, я же улетаю через два дня.
  Аня сидела и смотрела на мой профиль, поглаживая меня по руке.
  - Прекрати не смотри на меня так, не смотри когда я плачу.
  
  Я не могла понять, что со мной происходит, неужели я влюбилась, как такое вообще возможно, да Аня всегда была мне симпатична, но не более того, как мне казалось, а тут вдруг столько эмоций.
  И если бы она не дала мне повода, возможно, ничего этого бы не было, но похоже, что она испытывала тоже что-то подобное. Я видела, что ей тоже очень хреново, и она едва сдерживала слёзы.
  - Лерочка, прости меня, пожалуйста, если сможешь. Ты не представляешь, как мне тяжело, лучше бы я вообще не прилетала.
  - Ну, что поехали?; - сказала я, допивая коктейль, уже четвёртый или пятый по счёту.
  - Да, поехали.
  Мы расплатились, вышли на улицу и поймали машину.
  - Ты, наверное, не захочешь меня больше видеть, да?; - спросила Аня.
  - Не знаю, созвонимся ещё; - ответила я.
  Мы сидели на заднем сиденье машины. Аня всю дорогу, не заметно всхлипывая, утирала слёзы. Я взяла её ладонь в свою и крепко сжала.
  
  На следующее утро меня разбудил телефон, это было сообщение от Ани:
  -"Лерочка, доброе
  утро, я всю ночь
  не могла заснуть,
  всё думала о тебе"
  Я ничего не написала в ответ.
  Марина готовила завтрак на кухне.
  - Ты, что такая убитая; - спросила она меня.
  - Да, ничего, выпила вчера, наверное, слишком много.
  - Когда уже эта твоя Аня уедет. - Мне не нравится, что ты так поздно возвращаешься.
  - Через два дня; - ответила я с грузом на сердце.
  - Поскорее бы уже.
  - Как ты не понимаешь, мы не виделись с ней целый год, а она прилетела всего на пять дней. Мне, что ей отказывать и говорить, что я занята и не могу с ней встретиться, да ты этого хочешь?
  Марина ничего не ответила.
  
  Мы позавтракали. И через какое-то время опять зазвонил мой мобильник. Определился Анин номер, я посмотрела и отложила телефон в сторону. - Пусть звонит.
  - Ты, что не ответишь?; - спросила Марина.
  - Нет, ты же этого хочешь.
  Она ничего не сказала и как-то подозрительно на меня посмотрела.
  
  Мне было так тошно весь день, я не знала, куда себя деть. И всё останавливала себя, чтобы ей не позвонить. Умом я понимала, что какие-либо отношения между нами бессмысленны, что Аня через два дня улетит, и когда я ещё её увижу не известно. Я уговаривала себя, что не стоит идти на поводу у эмоций, не надо развивать чувства и выпускать их на волю, но сердце не слушалось разума.
  После обеда я снова получила smsky от Ани:
  -"Лерочка, если я
  тебя сегодня не
  увижу, то я
  наверное, умру.
  Пожалуйста
  позвони мне"
  Мои глаза наполнились слезами. Я не выдержала и позвонила ей.
  
  * * *
  На улице была сильная метель. Не успела я припарковаться, как тут же вышла Аня, на ходу застёгивая куртку, она села в машину.
  - Ты чего без капюшона в такую погоду?; - сказала я; - Смотри у тебя снежинки на ресницах.
  Я пододвинулась к ней и провела пальцем по её ресницам. Она повернулась ко мне, так что наши лица оказались очень близко, на расстоянии всего нескольких сантиметров. Какое-то мгновение мы сидели так и дышали друг на друга. А потом Аня прильнула к моим губам. Мы целовались с такой жадностью и страстью. Я закрыла глаза и будто во сне, на ощупь целовала её шею, глаза, потом снова в губы.
  - Господи, как же я тебя хочу; - едва слышно прошептала Аня.
  - Я тоже тебя хочу.
  Я гладила её по спине, спускаясь всё ниже к ягодицам, и когда я уже запустила свою руку ей в трусы, она отстранилась, осторожно убрав её, и сказала: - Дорогая, ну здесь же мы будем этим заниматься.
  - А у тебя есть какие-нибудь предложения?; - спросила я.
  - Дома, родители.
  - А у меня Марина.
  Мы истерично засмеялись.
  - Ну, что может, поехали, посидим где-нибудь, а потом что-нибудь придумаем.
  
  Мы поехали в клуб, но chill out, единственное место, где можно было уединиться, был занят, пришлось сесть за столик у бара.
  Мы сидели и молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
  -Что ты так смотришь на меня?
  - Я хочу запомнить тебя, такой как сейчас, у тебя такой нежный взгляд; - ответила Аня.
  -Прекрати, прошу тебя; - я почувствовала, как снова сдавило грудь и к горло подкатывает ком. Я сделала глубокий вдох, чтобы не зареветь и прикурила сигарету.
  - И как теперь с этим жить?
  - Я не знаю, спроси, что-нибудь попроще.
  
  Почему-то я была уверенна, что для меня это не мимолётное увлечение, каких у меня было множество за последние годы. Но я не могла понять, как же так получилось, как будто это чувство к Ане у меня было уже давно, но оно было спрятано глубоко внутри меня, а теперь вот так неожиданно, решило выйти наружу и заявить о себе. Мне было так больно и страшно от этого, я боялась, что же со мной будет через несколько дней, когда Аня уедет. Но я старалась гнать от себя негативные мысли и упивалась счастьем оттого, что сейчас она рядом, что у меня есть ещё несколько часов, минут, которые я могу провести с ней. Несмотря на то, что клуб был переполнен людьми, всё вокруг мельтешило, гремела музыка, я ничего этого не замечала, для меня существовала сейчас только она одна.
  Аня пододвинулась ко мне, и мы снова стали целоваться. Мы не могли остановиться не на минуту, как будто питались друг другом, как будто этот поцелуй нужен был нам как воздух, без которого мы обе погибнем.
  - Я не хочу тебя потерять, я боюсь этого, я не смогу без тебя; - сказала Аня.
  - Пожалуйста, не надо об этом. Я так счастлива, что ты сейчас у меня есть! - А поехали, снимем номер в какой-нибудь гостинице? Да я согласна это так пошло, но ведь у нас нет другой альтернативы. У тебя есть с собой какой-нибудь документ?
  
  Я припарковала машину и мы поднялись в холл гостиницы. Как я и предполагала в нашем гомофобном обществе существует какой-то там устав, в котором не предусмотрено сдавать двухместный люкс с одной кроватью двум женщинам, не состоящим в родственной связи. Пришлось снять номер с двумя кроватями, но меня это совсем не волновало, я готова была любить её хоть на голом полу, мне было всё равно.
  Войдя в номер, Аня села на край кровати, она вела себя как-то скованно и немного неуверенно. Тогда я решила взять инициативу в свои руки. Я сняла обувь и, усевшись сзади неё, обхватила ногами её талию, пытаясь пододвинуть к себе. Я нежно целовала её шею сзади, двигаясь по направлению к губам. Запустив руки ей под майку, я массировала её соски, сначала нежно, а потом всё сильнее и сильнее, чувствуя, как она возбуждается....
  Не отрываясь от поцелуев, мы разделись. Я, исследуя губами и языком всё её тело, спускалась всё ниже к тому самому заветному месту....
  И вот я уже оказалась на полу, стоя на коленях, я ласкала языком её разбухший от возбуждения клитор. На какое-то время мой язык и её влагалище будто бы слились в одно целое. Все мысли, эмоции, желания перестали существовать для меня, будто я была в плену только у одного желания, желания - ласкать и наслаждаться её телом.
  Время для нас будто остановилось на одном месте. Мы занимались любовью несколько часов, получая один оргазм за другим.
  Наконец когда все силы иссякли, я легла головой на подушку и почувствовала, что засыпаю. Аня пододвинулась и обняла меня, так что наши мокрые и обессиленные тела снова соприкоснулись. Она шептала мне на ухо нежные слова и целовала.
  Я посмотрела на часы, было уже четыре утра.
  - Надо ехать; - сказала Аня. - Да поехали;- сказала я.
  - Во сколько у тебя самолёт?
  - В восемнадцать ноль пять, но выезжать в аэропорт надо часа в три. А я ещё даже вещи не собирала. Я вообще не могу поверить, что улетаю сегодня.
  - Я надеюсь, мы сегодня ещё увидимся же?
  - Да, конечно я тебе позвоню.
  
  Домой я приехала уже под утро, раздевшись, бросила вещи на кресло, завела будильник на одиннадцать часов и легла спать.
  
  Когда я проснулась, Марины уже не было, видимо она уехала на работу. Я отключила будильник и пошла в ванную. Ужасно хотелось спать, глаза меня не слушались, ресницы были как будто свинцовыми и тянули веки вниз. Умывшись, я встала под прохладный душ, чтобы хоть как-то взбодриться, но это не помогло меня только стало ещё сильнее знобить. На душе было очень не спокойно и тяжело, я не могла смириться с мыслью, что Аня сегодня улетает. Я приготовила себе горячий шоколад, прикурила сигарету и ждала, когда она позвонит. Вернувшись в спальню, чтобы заправить постель, я почувствовала запах Аниного тела, её духов, опустив глаза, я поняла, что это пахнет от моих вещей, которые я сегодня здесь разбросала. Я села в кресло, поднесла рубашку к лицу и глубоким вдохом втянула этот запах, воспроизводя в памяти все события сегодняшней ночи. Я почувствовала на губах солёный вкус, это снова из глаз бежала слеза, огибая губы, она на мгновенье остановилась на кончике подбородка и, капнув, растворилась в пространстве.
  В половине первого я сама позвонила Ане:
  - Ну, что же ты не звонишь? Тебе же в три уже в аэропорт ехать.
  - Ты, знаешь, я хожу по квартире, как сонная муха, не знаю, за что и браться. Никак не могу взять себя в руки. Ты сможешь подъехать через полчаса, давай встретимся в том кафе не далеко от моего дома?
  Я в спешке натянула на себя джинсы и узкий шерстяной свитер под горло, накинула куртку и взглянула на себя в зеркало. - Да, ну и видок; - подумала я; - глаза, как стеклянные от усталости и слёз, покусанные и опухшие от поцелуев губы. Я поправила взъерошенные волосы, схватила ключи от машины и выбежала на улицу.
  
  Войдя в кафе, я сразу же увидела Аню.
  - Привет; - я чмокнула её в губы.
  - Привет Лерочка, извини но, у меня всего максимум тридцать минут, чтобы с тобой попрощаться, через два часа надо ехать в аэропорт.
  - А ты куда-то улетаешь?; - спросила я с сарказмом, натягивая ухмылку на лице.
  - Да, ты знаешь для меня самой это такая неожиданность!; - зло подъиграла она мне.
  Аня допивала вторую чашку кофе, а я заказала зелёный чай. Выглядела она расстроенной и уставшей.
  - Ты хоть спала сегодня?; - спросила я.
  - Да, всего часа два.
  Между нами снова воцарилось молчание. Я курила одну сигарету за другой, пальцы на руках дрожали.
  - Лерочка, может, я что-нибудь придумаю, ведь я работаю в Российской компании, главный же офис здесь в Москве, буду проситься в командировки сюда, а потом может появиться возможность перевестись и работать какое-то время здесь.
  - Ты этого не сделаешь, ты не бросишь свою жизнь там, ни ради меня, ни ради кого бы то ни было. - Оле ты, наверное, обещала тоже самое, да?
  - Ну, зачем ты так, конечно нет. Я обещаю тебе, что обязательно, что-нибудь придумаю. Мне давно уже пора изменить свою жизнь, и не ради кого бы то ни было, а ради себя самой.
  Я ничего не ответила ей. Боль сдавила мою грудь с такой силой, что я уже не могла говорить, я только сидела и утирала слёзы, размазывая их по щекам. Аня неуверенно положила руку мне на плечо и сказала: - Лерочка, ну, пожалуйста, не плачь, иначе я тоже сейчас разрыдаюсь. - Дорогая мне пора.
  - Зайдём в уборную мне нужно умыться; - сказала я.
  Естественно мы зашли туда не для того, чтобы мне умываться. Я схватила её за руку и затащила в одну из свободных кабинок. Несколько минут мы целовались и ласкали... друг друга сквозь слёзы.
  
  Выйдя из кафе, Аня взяла мою ладонь, поднесла к губам и поцеловала.
  - Ну, пока. Я завтра тебе обязательно позвоню.
  - Ага, прощай; - выдавила я из себя чуть слышно.
  Аня пошла к дому, а я села в машину, завела мотор и, не оглядываясь, поехала. От слёз в глазах всё сливалось, серое небо, ослепляющая заснеженная дорога, всё казалось таким расплывчатым. Я открыла окно и сделала глубокий вдох свежего воздуха, пытаясь взять себя в руки.
  
  Войдя в квартиру, я захлопнула дверь и, убедившись, что Марины нет дома, я заорала во весь голос что есть мочи: - ААА.......
  Потом я не раздеваясь, упала на кровать и укрылась толстым пледом с головой, пытаясь абстрагироваться от тяжелой действительности.
  
  Спустя несколько часов меня разбудил звук входной двери, это вернулась Марина. Я встала с кровати и вышла из комнаты ей на встречу.
  Она подошла ко мне и со всей силы с размаху ударила меня по лицу ладонью, послышался звонкий шлепок.
  - Это тебе за вчерашнюю ночь, шлюха.
  Потом она схватила с антресоли дорожную сумку и спешно, не складывая, стала швырять в неё свои вещи, без разбору туда летело всё: трусы, носки, тапки, пузырьки с парфюмом.
  О, нет, господи, только этого мне сейчас не хватало. И так хреново на душе, что жить не хочется, так ещё нужно успокаивать взбешенную Марину; - подумала я.
  - Что ты творишь?
  - А ты не видишь? Собираю вещи, я от тебя ухожу, я еду к маме.
  - Дорогая, успокойся. Что произошло, что я такого сделала, что ты меня оскорбляешь?; - монотонно спросила я.
  - Что ты сделала? Ты издеваешься надо мной, да? Ты опять не ночевала дома, и когда вернулась, от тебя воняла чужой бабой. Сколько раз ты мне обещала, что этого больше не повториться?
  Она продолжала кидать в сумку всё, что попадалось ей под руку. А я пыталась как-то всё уладить.
  - Что за бред ты несёшь, какой бабой? Я встречалась вчера с Аней. Мы сидели в клубе допоздна в компании её друзей, отмечали её отъезд, так сказать. Она сегодня улетела, ну ты же знаешь, я же тебе говорила.
  - Допоздна? Ты, наверное, хотела сказать до утра, да? Всё я не хочу больше ничего слышать, я устала от твоего вранья, я уже не знаю где правда, а где ложь. Мне необходимо отдохнуть от тебя и всё обдумать.
  Она схватила сумку и направилась к выходу. А я, ухватившись за рукав дублёнки, попыталась её остановить.
  - Марин, прошу тебя, не делай этого!; - сказала я, смахивая слёзы.
  Но она вырвалась и, хлопнув дверью, вошла в лифт.
  
  У меня началась истерика. Я спустилась по стене в прихожей на пол и во весь голос стала смеяться, а по лицу текли слёзы. Раскат хохота сменялся громким всхлипыванием, похожим на стон зверя. Просидев так на полу, несколько минут, я поднялась и, сделав несколько шагов, со всей силы ударила кулаком о панельную дверь в ванную комнату. От боли я ещё сильнее зарыдала. Войдя в кухню, я открыла холодильник и, достав уже начатую бутылку коньяка, сделала два больших глотка, прямо из горлышка. Дыхание перехватило, и я закашлялась, поставив бутылку на стол, я взяла лимон, и остервенело, откусила кусок, всасывая его кислый сок. Потом я включила самый депрессивный диск моей любимой певицы и продолжала напиваться.
  
  Утром позвонила Аня, она рыдала в трубку: - Лерочка, я без тебя не могу, так хреново мне ещё некогда не было! Я опять не спала всю ночь, а сегодня я не пошла на работу.
  - Да, ну тогда этот день ты могла бы провести со мной, раз уж ты всё равно не пошла на работу; - попыталась я пошутить сквозь слёзы.
  Мы молчали несколько минут, слушая, дыхание друг друга.
  - Что ты молчишь?
  - Мне тяжело говорить.
  - Да мне тоже. Я тебе перезвоню вечером; - прошептала она, всхлипывая, и положила трубку.
  Я с разбегу упала на софу в гостиной и, зарываясь в подушку, опять начала рыдать во весь голос. Слёз уже почти не было, по-моему, мой организм просто не успевал их вырабатывать, а за последние два дня я выплакала их годичную норму. Ко всему прочему у меня очень болела рука после вчерашнего, она опухла, а на пальцах появились синие кровоподтёки.
  
  Весь день я провела в горизонтальном положении, переходя от кровати до софы и обратно. Я лежала в полудрёме и всё думала об Ане, вспоминая её взгляд, её улыбку, её поцелуи. Я думала о ней и внутри меня пробегали приятные колики, как будто кто-то нежно щекочет душу. Я была в полной апатии ко всему окружающему, мне нравилось так лежать и представлять, что Аня здесь лежит рядом. Меня отвлекали только телефонные звонки, я неслась к телефону сломя голову, каждый раз в надежде, что это она.
  
  И она позвонила уже ближе к вечеру:
  - Привет.
  - Привет; - выдохнула я от счастья, как наркозависимый, принявший дозу, которого ещё не торкнуло, но вот-вот это произойдёт.
  - Ну, как ты?; - спросила Аня.
  По её голосу я поняла, что она выпивши.
  -Ты, что пила?
  - Да выпили сейчас с Тони немного, я же привезла из Москвы русскую водку.
  - А, ты, значит, отмечаешь с муженьком своё возвращение, да; - сама не знаю, зачем я иронизировала, пытаясь её задеть.
  - Да, что ты такое говоришь? Мы с ним только что чуть было, не подрались. Он же видит моё состояние, видит, что я весь день плачу. Он помнит, что такая я была год назад после разрыва с Олей и думает, что я снова с ней встречалась.
  - Да, очень уместно сейчас с твоей стороны говорить со мной об Оле.
  - Сейчас, подожди минуточку.
  И я услышала в трубке громкую брань на английском, похоже, что Аня снова ругалась с мужем.
  Я бросила трубку.
  Мне было очень жаль себя, но ещё больше я злилась на неё. Да, наверное, я была влюблена, да я мечтала о ней, но в то же время я очень злилась. В конце концов, это она была виновата в моих переживаниях и терзаниях. Ведь это она сначала подарила мне себя, а потом лишила этого счастья, уехав.
  
  Через час она перезвонила:
  - Здравствуй, это опять я. Послушай Лерочка, прости меня, пожалуйста! Я не хотела тебя обидеть, просто мне так плохо, что я сама не понимаю, что делаю и что говорю.
  - Ты меня тоже прости, я сорвалась, нервы же не железные.
  - Ты не представляешь, как мне тебя не хватает, как я хочу сейчас быть рядом с тобой.
  - Да куда уж мне, конечно не представляю. - Может, ты думаешь, что мне легче?; - зло заметила я; но потом смягчилась и сказала: - Анечка, я прошу тебя, пожалуйста, вернись. - Мне очень, очень плохо без тебя; - к глазам снова стали подкатывать слёзы, и я замолчала.
  - Милая моя, ну ты же понимаешь, что я не могу сейчас бросить работу, меня не отпустят, я же только что вернулась.
  - Ну, может, ты прилетишь на выходные, нет ну правда, тебе же лететь всего три часа. Садишься в пятницу в самолёт и через три часа ты уже здесь, а в воскресенье обратно; - я оживилась, мне так понравилась моя идея, она показалась мне такой реальной.
  - Ну, а где я остановлюсь? Если только в гостинице, не у родителей же, они будут в шоке, если узнают, что я опять прилетаю, зачем мне лишние расспросы.
  - Ну, а почему бы и не в гостинице, так даже лучше, сразу снимем номер на двоих, я смогу всё время проводить с тобой.
  - Ладно, хорошо, я узнаю завтра можно ли ещё достать билеты. Сейчас же ещё такое время, скоро рождество, новый год, билетов может, и не быть или будут по очень завышенным ценам. Но если не получиться, обещаю, что в следующем месяце я обязательно к тебе прилечу.
  - Нет, я не смогу ждать до следующего месяца, я не выдержу без тебя столько; - у меня задрожал голос: - Знаешь, меня, словно выпотрошили, внутри какая-то пустота, будто ты увезла с собой моё сердце.
  - Родная моя, пожалуйста, прости меня, я не хотела, чтобы ты страдала. Поверь мне тоже сейчас не лучше; - сказала она, стараясь не зареветь: - Я целую тебя крепко, крепко. Будь умницей, хорошо? Я завтра тебе позвоню.
  - Ладно, я тебя тоже целую. Пока.
  
  Целых три дня я не выходила на улицу вообще. Пока не закончился весь алкоголь, который был в доме, я выкурила все сигареты и коробок травы.
  Вечером я решила взять себя в руки. Кое-как привела себя в порядок и поехала к Марине на работу вымаливать прощения.
  Подъехав к зданию фирмы, где она работала, я набрала ей на мобильник:
  - Привет, через какое время ты освободишься? Я припарковалась справа от входа. Я буду тебя ждать, ты не против?
  
  Марина вышла минут через двадцать и молча села в машину.
  Мы разговаривали больше часа, и после долгих уговоров, она согласилась вернуться домой. По пути мы заехали в супермаркет, так как в холодильнике было пусто хоть шаром покати, накупили всякой всячины и поехали домой.
  
  * * *
  Отношения между нами понемногу налаживались. Я не хотела её потерять и старалась относиться к ней с большей заботой и лаской. Настолько насколько это возможно, когда в голове другой человек.
  Ведь Аня по-прежнему занимала все мои мысли. И я всё ждала когда, наконец, она приедет, и я снова смогу её увидеть, обнять, поцеловать...
  
  Так продолжалось несколько месяцев. Мы посылали друг другу километры sms, по несколько штук в день. За это время не было почти ни одного дня, чтобы Аня мне не позвонила, а порой она звонила и по два и по три раза на дню. Она была моей навязчивой идеей, моей манией. Я не могла не думать о ней ни минуты. Особенно тяжело я переживала первые три недели нашей с ней разлуки. Мне не хотелось ни есть - я похудела на несколько килограмм, ни спать - меня мучила ужасная бессонница. А если и удавалась заснуть, то я засыпала, думая о ней и просыпалась с мыслями о ней. А, иногда проснувшись среди ночи, мне казалось, что она лежит рядом, я даже несколько раз называла Марину её именем.
  Я не могла ни работать - завалила отличный проект, чем очень подвела своего друга Антона, который рекомендовал меня как дизайнера. Ни развлекаться - несколько раз Ирке всё же удавалось вытащить меня в клуб, но я только портила её отдых своей кислой миной.
  Я понимала, что наши дальнейшие отношения с Аней бессмысленны, что она никогда не переедет жить в Москву, да и я не смогу оставить Марину. Я понимала, что любовь на расстоянии - это глупость какая-то. И я пыталась её забыть, я старалась изо всех сил занять себя чем-нибудь, чтобы не думать о ней. Но как только я хоть не надолго отвлекалась от мыслей о ней, как тут же получала сообщение с нежными словами и признаниями, которые снова вызывали во мне бурю эмоций и воспоминаний.
  Мы будто чувствовали друг друга на расстоянии, так спустя месяц, среди бессонной ночи я могла получить сообщение от неё со словами:
  -"Дорогая, я так
  хочу тебя...
  Уже три часа
  ночи, а у меня всё
  думки о тебе"
  После чего я и вовсе не могла заснуть, так и прокрутившись с бока на бок до самого рассвета.
  
  * * *
  Приближалась ранняя весна, пожалуй, это моё самое любимое время года. Время, когда на улице капель, а с блестящих крыш свисают сосульки и плавятся на глазах, когда солнце припекает всё жарче, а серого снега становится меньше с каждым днём. Время, когда оживает природа, и я будто поддавшись весеннему настроению, стала понемногу оживать.
  Мне снова хотелось работать, мы с Антохой заканчивали очень крупно-бюджетный проект для одной зарубежной компании, и на днях должны были получить неплохой гонорар.
  С Аней у меня было всё по-прежнему. Наш телефонный роман продолжался, правда, последнее время мы всё чаще стали с ней ссориться, так как я требовала от неё решительных действий или хоть каких-то действий. Она всё обещала, что вот-вот приедет, а я всё ждала. Аня считала, что нет смысла прилетать на выходные, на два дня, и говорила, что как только появится возможность, она прилетит на неделю.
  Как-то при очередном споре между нами и разговоре на повышенных тонах, она сгоряча сказала: - "У меня своя жизнь, а у тебя своя". Когда я положила трубку, я подумала: - Ага, значит вот так вот да - "у меня своя, а у тебя своя". А как же обещания о том, что она что-нибудь придумает, чтобы быть со мной, что она изменит всю свою жизнь ради этого? А действительно, что это я так вмешиваюсь в её жизнь, пытаясь контролировать даже на расстоянии, она же не моя собственность и не клялась мне в вечной любви и верности. Да и я вроде тоже ничего такого ей не обещала.
  И я решила отвлечься от мыслей об Ане и немного развлечь себя с кем-нибудь другим. Я вспомнила о визитной карточке, которая валялась в моей сумке уже с неделю.
  Достав визитку, я прочитала: - компания "Строим вместе", контактный телефон и имя - Анастасия, а внизу от руки был написан номер мобильника. Мы познакомились в клубе неделю назад, на дне рождении у Ирки.
  Она была со своей девушкой, но делала мне всяческие знаки внимания, а потом незаметно сунула мне в руку свою визитку.
  Я позвонила и, представившись, ждала реакции. И она была такой: - А, Лерочка, я очень рада, что ты позвонила, а то я уже расстраивалась из-за того, что не спросила, как с тобой можно связаться. Я даже пыталась узнать у знакомых номер твоего телефона, но безрезультатно.
  Мы договорились о встрече, и Настя настояла, что сама за мной заедет.
  
  Мы обедали в одном ресторане и общались друг с другом. Я узнала, что ей тридцать два года, и живёт она со своей пассией уже несколько лет, что не мешает ей заводить знакомства на стороне, ну, как и мне собственно. Является она соучредителем одной строительной организации, и за всё время нашей беседы у неё просто не умолкал телефон. Она постоянно извинялась и со словами: - "это по работе", попеременно разговаривала то со мной, то по телефону, пока, наконец, просто его не отключила.
  Настя была девушкой самодостаточной и уверенной в себе. Одета она была в строгий деловой костюм от Prado, из-под которого выглядывал ворот белоснежной рубашки. Каждая мелочь в её имидже была отработана с большой педантичностью. Видно было, что она очень следит за своей внешностью и придерживается чёткого стиля в одежде, в жизни, во всём. Да и внешность её была идеальна: красивый греческий нос, большие серые глаза с пронзительным взглядом, широкие скулы и небольшой рот с припухлыми губками. Одним словом женщина - мечта.
  После недолгого разговора, Настя сразу перешла к решительным действиям. Она взяла мою руку в свою и, глядя мне прямо в глаза, спросила: - Ты же не будешь против, если мы поедем ко мне?
  Я блядски улыбнулась, как я это умею, и ответила: - Конечно, не буду!
  
  Настя в постели была просто ураган, такого пошлого и развратного секса у меня уже давненько ни с кем не было. Мы совокуплялись словно животные, и когда пришло время, уезжать, мне стыдно было высунуть нос из-под одеяла. Настя снова меня оседлала, сев своим влажным влагалищем на мой живот, и нежно поцеловав в губы, сказала: - Я надеюсь, мы ещё увидимся?
  - И я тоже на это надеюсь, было бы не плохо; - я приподняла голову и попыталась ухватить губами её сосок, но она игриво увиливала, отстраняясь в сторону.
  Прощаясь, она спросила номер моего телефона.
  Домой я вернулась в приподнятом настроении.
  
  А примерно через месяц Аня сообщила мне, что уже заказала билеты и через несколько дней прилетает.
  - Да ладно, я не верю; - сказала я улыбаясь.
  - Ты что не рада, уже не хочешь меня видеть?
  - Шутишь? Конечно же, хочу, я просто в небольшом шоке от радости. А на сколько дней?
  - Ну, вообще-то всего на три. Но у меня есть ещё одна хорошая новость, в начале июня в Москве состоится выставка - " туризм и гостиничный бизнес", и в связи с этим кто-то из нашей фирмы должен будет на этой выставке присутствовать, в общем, я надеюсь, что это буду я. Я уже говорила со своим босом по этому поводу. Но это ещё не точно, поэтому я и решила прилететь сейчас, пока есть возможность. Я безумно хочу тебя видеть!
  - Да я тоже. С сегодняшнего дня буду считать дни и часы до твоего приезда.
  
  Да с одной стороны я была счастлива, что Аня прилетает, разве не этого я так долго ждала, но с другой стороны больше она нужна была мне тогда, а сейчас, когда я хоть понемногу стала приходить в себя от всех переживаний, я боялась, что всё повториться и я снова буду страдать.
  И потом я продолжала встречаться с Настей. Изначально я не хотела с ней сближаться, но она хотела большего.
  Как-то у нас с ней состоялся серьёзный разговор.
  Настя сказала мне: - Я же не животное, чтобы просто трахаться, у меня, если ты не заметила, есть ещё и сердце и душа. И я привыкаю к тебе, ты мне уже не безразлична, понимаешь? И я не хочу по звонку раз в неделю трахаться с тобой и расходиться, я хочу нормальных человеческих отношений.
  А я объясняла ей, что не хочу других отношений, но после каждой нашей встречи, я и сама того не желая, всё больше сближалась с ней.
  Я настолько запуталась в себе, что уже совсем перестала понимать, кто мне на самом деле нужен, и что мне делать дальше. Я металась словно меж трёх огней - жила с одной, сексом занималась с другой, а в сердце была третья.
  
  В аэропорт я приехала в четыре сорок пять утра, на двадцать минут раньше положенного. Я поднялась в кафе и заказала эспрессо, хотя я его и не люблю, я надеялась, что кофе хоть немного поможет мне взбодриться. Ведь я совсем не выспалась, глаза так и закрывались. Я снова зевнула, прикрывая рот ладонью.
  Наконец объявили Анин рейс, и я прошла в сектор для встречающих.
  Люди шли и шли, а Ани всё не было. Наконец я увидела её, в руках она держала небольшой чемодан на колёсах. Я подбежала к ней и, обхватив за шею, поцеловала сначала в щёку, а потом в губы. Она немного отстранилась, наверное, её смущали все эти люди вокруг.
  - Я так счастлива тебя видеть. У тебя больше нет вещей, багаж получать не нужно? Давай я понесу; - и я ухватилась за ручку чемодана.
  - Да не надо, он же на колесах. Лер, да брось ты этот чемодан, что ты такая возбуждённая?; - Аня засмеялась и обняла меня, обхватив за талию. Я тоже засмеялась: - Ну а как же мне себя вести, ведь ты же прилетела!
  - Ну, что в гостиницу? Ты же надеюсь, не говорила родителям, что прилетаешь?
  - Нет, конечно. Я забронировала двухместный люкс в той же гостинице, где мы были в прошлый раз. Поехали?
  Мы сели в машину и очень долго целовались. Я не могла нарадоваться, мне не верилось, что это реальность. После всех мучений, которые я перенесла, мечтая её увидеть, неужели она сейчас сидит рядом со мной и я могу её обнимать и целовать. Но вместе с тем, я чувствовала себя как-то странно, Аня мне казалась немного чужой что ли, мне опять нужно было время, чтобы к ней привыкнуть.
  Мы зарегистрировались на трое суток, сразу оплатили номер, и поднялись наверх.
  Наговорившись, мы снова очень долго целовались..., а потом я предложила: - Ну, что может, примем душ, мы никогда вместе этого делали?
  Мы стояли под струёй воды, и я начала ласкать её, но Аня была какая-то вялая и пассивная.
  - В чём дело? Ты меня не хочешь?; - спросила я.
  - Да, что ты выдумываешь, просто я устала, наверное.
  Я разозлилась, схватила полотенце и вышла из душевой.
  Прикурив сигарету, я взяла телефон и набрала Ире.
  - Привет. Ирочка, прикрой меня сегодня, пожалуйста, если что, ладно. Я сказала Марине, что ночую у тебя.
  - Ладно, не в первой. А ты с Настей что ли?
  - Да, нет, я же тебе говорила, что Аня прилетела.
  
  Аня вышла из душа.
  - Ну, ладно потом поговорим. Пока. А спасибо, кстати; - сказала я Ире.
  Аня молчком взяла сигарету и тоже закурила.
  Мы не разговаривали несколько минут.
  - Ты так и будешь молчать?; - спросила я у неё.
  Она ничего не ответила.
  - Да какого хрена я вообще тут делаю, тогда я поеду домой.
  - Да, а я какого хрена тут делаю? Я прилетела к тебе, а ты начинаешь нашу встречу опять с каких-то тупорылых претензий.
  Я села на кровать, подогнув под себя ноги, и снова закурила. Пристальным взглядом, рассматривая Аню, я выпускала клубы дыма прямо на неё. Она, насупившись, стояла у окна, и смотрела на улицу. Потом я встала и подошла к ней сзади, крепко обхватив за талию, я прижала её к себе и сказала:
  - Ну, ладно извини, я не права. Ну, всё хватит дуться.
  Я хотела поцеловать её в шею, но она одёрнулась.
  - Мне так нравится, когда ты сердишься, это меня ещё больше возбуждает; - сказала я томным голосом.
  Аня, наконец, улыбнулась. Я перехватила её улыбку губами, и мы поцеловались. Не отрываясь от поцелуя, мы дошли до кровати и опустились на неё. Я видела, что Аня заводится, но привстала на локоть и сказала: - Давай лучше просто поспим, хорошо? Ты же устала с дороги, да и я сегодня совсем не выспалась.
  Я обняла её и, закинув свою ногу ей на бедро, пыталась заснуть. Но сон не шёл. Сквозь штору пробивался луч солнца и как специально светил прямо в глаза. Я чувствовала словно бой молоточков в области клитора, и вся истекала от возбуждения, я хотела её.
  Ане тоже не спалось. Я запустила руку ей в трусы, и по лобку спускалась всё ниже к влагалищу, оказывается, она тоже истекала склизким нектаром любви от желания. - И ты лежишь и молчишь?; - засмеявшись, сказала я. Я перевернула ее..., и мы занялись любовью.
  
  Весь день мы провели вместе в номере, выходили только чтобы пообедать, а вечером поехали в клуб.
  Мы сидели за столиком рядом друг с другом и разговаривали не о чём. Я была счастлива, мне было хорошо рядом с ней, и так хотелось, чтобы это никогда не закончилось.
  Потом Аня, будто невзначай сказала: - Кстати я не говорила тебе, что Оля снова объявилась, она звонила мне в Лондон.
  - Кто?; - я подумала, что мне послышалось.
  - Да, она сначала прислала мне письмо на email со словами типа: - "Я очень злилась на тебя, но теперь всё прошло. Давай останемся друзьями", а потом и позвонила.
  Я была просто в бешенстве, но старалась не подавать вида. - Да, ну и как она поживает?; - без особого интереса спросила я.
  - Говорит, что у неё всё хорошо. Она живёт со своей новой девушкой, они вместе снимают квартиру. - Мы договорились созвониться завтра, может, пересекусь с ней где-нибудь не надолго.
  
  И она вот так, как ни в чем, ни бывало, говорит мне, что собирается встретиться со своей бывшей любовницей, даже не спрашивая моего мнения на этот счёт?; - подумала я.
  Одним словом вечер был испорчен.
  Я догадывалась, что Оля объявилась неспроста, наверняка кто-то из их общих знакомых видел нас с Аней вместе ещё несколько месяцев назад и сообщил об этом ей. Но больше всего меня поражала позиция Ани в этой ситуации, похоже, она действительно горела желанием с ней увидеться. Но я старалась гнать от себя дурные мысли.
  В гостиницу мы вернулись уже за полночь.
  А утром Аня разбудила меня поцелуями. - Так прекрасно просыпаться с тобой в одной постели. - Я хочу тебя; - прошептала она мне на ухо.
  После секса, я приняла душ и стала собираться домой, мне надо было появиться там хоть ненадолго, так как у Марины был выходной.
  - Может, спустимся в кафешку, позавтракаем?; - предложила Аня.
  - Конечно, давай, я голодна как волк.
  
  Мы заказали по салату и горячие круасаны с апельсиновым джемом.
  - Ну, что какие планы на день?; - спросила я.
  - Я сейчас, наверное, съезжу к другу Гришке не надолго, он единственный знает, что я в Москве. А ты, во сколько освободишься?
  - Ну, давай я заеду за тобой часиков в пять, где он живёт?
  - Да не надо, это здесь недалеко на Остоженке. Давай лучше ты подъезжай сразу в гостиницу.
  - Ладно, как хочешь.
  
  Я села в машину и позвонила Ирке.
  - Ир, привет, это я. Ну что Марина тебе не звонила?
  - Нет, не звонила. Слушай Лерка, ты когда-нибудь доиграешься, не могу же я постоянно тебя покрывать.
  - Да ладно тебе, всё нормально будет. Целую. Пока.
  
  * * *
  Вернувшись в гостиницу, в пять часов, как мы договорились, я взяла ключи и поднялась в номер. Ани ещё не было. Через несколько минут она позвонила и сказала, что задерживается. Как только я положила телефон на тумбочку, он снова зазвонил, это была Настя.
  - Лерочка привет, мне срочно надо тебя увидеть, у меня для тебя сюрприз!
  - Дорогая извини, но я не могу сегодня.
  - Ну, хоть на полчасика, пожалуйста. Давай я подъеду к твоему дому, и ты выйдешь?
  - Насть, я же сказала, что не могу, я не дома; - ответила я раздражаясь.
  - Ты не дома? А где ты? Ты что не одна? Это поэтому ты не звонишь мне уже несколько дней, у тебя кто-то появился, да?; - продолжала она истеричить.
  - Что за бред, конечно, нет, могут у меня быть просто дела. Давай завтра созвонимся, хорошо?
  Она бросила трубку.
  Чем больше я сближалась с Настей, тем всё больше я её узнавала. Я была поражена, как всё-таки обманчиво может быть первое впечатление о человеке. На вид она казалась такой уравновешенной и спокойной, а на самом деле всё чаще проявляла себя, как нервная, истеричная особа. В постели она всегда была, как сорвавшийся с цепи зверь, готовый растерзать попавшую ему в лапы жертву. Это мне, безусловно, нравилось, конечно, в сексе ей просто не было равных. Но меня пугала её зависимость от человека, а точнее она хотела сделать меня зависимой от неё. Мне казалось, она готова была приковать меня к себе наручниками, чтобы я всегда была рядом, чтобы она знала каждый мой шаг. Безусловно, Настя - это человек-собственник. Но в то же время она была очень нежной и ранимой. И каждый раз, когда мне приходилось с ней в чём-то не соглашаться или отказывать ей в чём-то, я знала, как тяжело она это переживает.
  Вот и сейчас, я была уверена, что она сидит и накручивает себя мыслями о том, где я, и почему не захотела с ней встретиться.
  
  Аня приехала в половине шестого. Я сразу догадалась, что она встречалась с Ольгой.
  - Ну, как чувствует себя Оленька?; - спросила я с упрёком.
  - А с чего ты взяла, что я с ней виделась?
  - Ну, ты же с ней виделась.
  - Да мы посидели с ней всего минут тридцать, выпили по чашке кофе, а потом она подвезла меня до гостиницы.
  Я была безумно зла на Аню, я сама не ожидала от себя такой реакции, возможно, я просто боялась, что у неё ещё остались какие-то чувства к Оле.
  - Ну, и что между вами ничего не произошло?
  - А что между нами должно было произойти?
  Аня говорила с абсолютным спокойствием, а по мне напротив было очень заметно, как я нервничаю.
  - Ну, не знаю, может у вас вспыхнули старые чувства друг к другу?
  - Нет, мы просто разговаривали. Правда Оля попыталась поцеловать меня в машине.
  - А, даже так!
  Наверное, Аня рассказывала мне это специально, возможно чтобы вызвать ревность, не знаю, а иначе, зачем было рассказывать про поцелуй. Мне было очевидно, что Оля с ней играет, просто для того, чтобы потешить своё тщеславие, надеюсь, она не рассказала Ане про нашу с ней связь в прошлом.
  Мы продолжали ссориться.
  - А ты что ревнуешь?; - спросила Аня с ухмылкой.
  - Да, нет с какой стати, мне ревновать к твоему прошлому. Просто бесит, что пока ты там сидишь с Олей и вспоминаешь ваши нежные чувства друг к другу, я как дура жду тебя, а мне, между прочим, звонит человек, который очень хочет меня видеть.
  Не знаю, зачем я сказала про Настю, будто всё, что я говорила, я говорила специально, чтобы её задеть, чтобы показать своё безразличие к ней. А как иначе, ведь моё самолюбие было задето и требовало мести.
  - Какой ещё человек?
  - Настя - девушка, с которой я встречаюсь; - со злостью ответила я.
  - Ты ничего мне о ней не рассказывала.
  Аня тоже старалась сделать безразличный вид, но на этот раз у неё плохо получалось, и я заметила, как её это задело.
  Я молчала и посмотрела на нас со стороны: - Господи, что мы творим, мы специально пытаемся делать вид, что нам нет никакого дела друг до друга, хотя было очевидно, что это не так. Но я вела себя так, потому, что не была уверена в чувствах Ани, более того я уже не была уверена и в своих.
  - Знаешь, я так запуталась в себе, я не могу разобраться, кто мне нужен, кто нет, порой мне хочется очутиться на каком-нибудь необитаемом острове, где вообще бы не было людей, кроме меня. Меня так вымотали отношения с тобой, ты там, я здесь, я не вижу нашего будущего вместе, я не знаю, что мне делать; - я говорила, а из слёз бежали слёзы.
  Аня присела на корточки рядом со мной, взяла мою руку и сказала:
  - Зато я знаю, кто мне нужен, мне нужна ты!
  А может, она этого и не говорила, а просто я так хотела услышать это от неё, что мне показалось, что она так сказала.
  Мы помирились, но на душе остался какой-то горький осадок.
  А на следующий день Аня улетела.
  
  Мы приехали в аэропорт и прощались в машине. Я решила, что если я пойду с ней на регистрацию, мне будет ещё больнее. Я опять ревела оттого, что снова расстаюсь с близким человеком. Ане тоже не удалось скрыть слёз, но она пыталась меня успокоить: - Лерочка, ну не плачь, я же через месяц снова прилечу к тебе, ты же помнишь.
  - Это ещё не точно; - всхлипывала я.
  - Точно. Обещаю завтра же поеду, выкуплю билеты, а потом позвоню тебе, хорошо?
  Мы поцеловались, и она пошла не оглядываясь. Я подождала, когда она войдёт в здание аэропорта и, проводив её взглядом, уехала.
  
  И всё повторялось вновь, словно у меня было дежавю. Опять были слёзные разговоры по телефону, опять я переживала разлуку с ней. Ну, может менее трагично, чем в прошлый раз, потому что я надеялась, что через месяц снова её увижу, и надо было просто переждать это время. А может, потому что на этот раз рядом была Марина.
  
  А ещё была Настя, и с ней у меня зашло всё слишком далеко.
  Как-то мы лежали в постели, и она вдруг сказала мне:
  - Знаешь, мне кажется, я в тебя влюбилась. Да, я знаю - это звучит смешно, но я не узнаю себя в последнее время; - продолжала она сбивчиво; - Раньше у меня было много отношений, которым я не придавала никакого значения, ну ты понимаешь, это отношения из серии переспать один раз и разбежаться. А с тобой у меня всё по-другому, я постоянно думаю о тебе, когда я не вижу тебя несколько дней, я начинаю безумно скучать. Но мне кажется, что ты мне чего-то не договариваешь, может у тебя ещё кто-то есть, а? Я чувствую, что ты не вся моя и мне от этого очень плохо, понимаешь?
  Я молчала, не зная, что надо говорить в этой ситуации.
  - Ты молчишь, ничего не хочешь мне сказать?
  - Блин, ну я не знаю, что сказать. Знаешь, мне не каждый день признаются в любви. Я счастлива с тобой, ты мне очень дорога, и я уже не представляю свою жизнь без тебя.
  И это было правдой, я действительно к ней очень привязалась. И если бы мне с ней хоть не надолго пришлось расстаться, я думаю, что переживала бы не менее болезненно, чем разлуку с Аней. Я и сама с каждым днём всё больше влюблялась в неё, просто не отдавала себе в этом отчёт. Я понимала, что мне давно пора определиться, и сделать выбор. Но у меня не получалось выбросить Аню из головы, мне просто нужно было перестать с ней общаться.
  
  * * *
  Месяц пролетел незаметно, и уже на следующий день должна прилететь Аня. Она сказала, что встречать её не нужно, так как её отец настоял, что сам встретит, на этот раз она останавливалась у родителей.
  Я проснулась очень рано, посмотрела на часы, было только семь часов утра. - Значит, Аня уже прилетела и, наверное, уже дома; - подумала я.
  За завтраком я сказала Марине: - Дорогая, я сегодня, возможно, буду поздно, нас с Антоном пригласили на день рождения.
  - Да, а кто?
  - Да, ты не знаешь, это тот архитектор, с которым мы в прошлый раз вместе работали, помнишь, я говорила.
  
  Марина уехала на работу. А я весь день сидела, как на иголках и ждала звонка от Ани, она всё не звонила, и я уже начала злиться, но сама тоже не звонила.
  Она позвонила уже в восьмом часу вечера:
  - Дорогая, привет, я прилетела.
  По её голосу, я поняла, что она выпивши. В трубке слышался какой-то шум.
  - Привет; - сквозь зубы ответила я; - Я уж думала, ты не позвонишь, ты где?
  - Я у знакомых. Ну, что мы сегодня увидимся, или уже поздно? Я так устала, но мы могли бы встретиться на пару часиков.
  - Нет, пожалуй, уже действительно поздно. Давай завтра созвонимся.
  Я положила трубку и заревела от обиды. - Вот сволочь; - подумала я; - Я весь день жду, когда она позвонит, а она развлекается с кем-то. "Ко мне она приехала" - Ну ладно.
  
  Через какое-то время вернулась Марина.
  - Ты, что уже дома?
  - Я никуда не ездила.
  - Не ездила, а как же день рождения?
  - Голова разболелась, я передумала.
  Я подошла к ней и сказала: - Обними меня, пожалуйста.
  Марина обняла меня и поцеловала: - Ты чего такая странная?
  Я промолчала в ответ.
  
  На следующий день Аня позвонила в три часа дня.
  - Олечка, привет!
  - Что???; - я была просто в шоке.
  Аня молчала несколько секунд, слышался шум улицы.
  - Алё...
  - Как ты меня только, что назвала?
  - Дорогая, извини, пожалуйста, просто я сейчас встречалась с Олей.
  Я старалась держать себя в руках, но злости моей не было предела.
  - Ты сейчас с ней?
  - Нет, я с тётей в кафешке. Давай встретимся часиков в шесть, хорошо?
  Я чувствовала, что Аня врёт. Она назвала клуб, в котором будет меня ждать, и я сразу вспомнила это место по названию, как раз там я как-то встречалась с Олей. Всё это мне показалось очень подозрительным, на сердце было как-то неспокойно.
  
  Но я собралась, села в машину и поехала.
  Перед входом в клуб, я позвонила Ане: - Я приехала, ты где?
  - Слушай, Лерочка, тут такое дело, я не одна. Я встречалась с Олей, и она должна была уехать к шести, но у неё изменились планы, в общем...
  Я истерично засмеялась. Чёрт, я так и знала. Значит вот таков вот Олин план. У меня ещё была возможность, сесть в машину и уехать, но от злости появился какой-то сумасшедший азарт. Ну, что ж я принимаю эту игру, посмотрим, что из всего этого получится; - решила я, хотя прекрасно понимала, что уж точно ничего хорошего.
  
  Уверенным шагом я вошла в клуб, и сразу зашла в уборную. От ярости я готова была растерзать кого угодно. Глядя на себя в зеркало, я сказала: - Лерочка, спокойно, не нервничай. Ты хотела конца твоих отношений с Аней, вот он и настал, вот и прекрасно.
  Руки нервно тряслись, я подставила их под струю горячей воды. Потом сделала глубокий вдох и пошла.
  Я подошла к столику, за которым они сидели и, натянув ехидную улыбку, сказала: - Здравствуй Аня. - Здравствуй Олечка, прекрасно выглядишь, ты ничуть не изменилась с последней нашей встречи, хотя нет, ты похорошела; - меня чуть не покорежило от собственной наигранности.
  Я заказала коктейль с водкой, и как только его принесли, ещё даже не дотронувшись до стакана, я сказала официанту:
  - Сразу повторите, пожалуйста.
  - А ты разве не за рулём?; - спросила Аня несколько удивлённо.
  - Ну, и что!; - ответила я, и осушила бокал.
  Я старалась держаться естественно, но у меня это плохо получалось. Сама по себе ситуация была просто абсурдной, охренительная компания собралась: я, моя любовница и её бывшая, с которой я тоже когда-то переспала. Всё это со стороны выглядело, наверное, очень смешно, но мне явно было не до смеха.
  Я демонстративно старалась игнорировать Аню, и больше разговаривала с Ольгой, тем временем продолжая напиваться. А потом я и вовсе замолчала, наблюдая за их милой беседой со стороны, мне не хотелось участвовать в этом фарсе.
  Так продолжалось, наверное, часа два. И через какое-то время я спросила:
  - Никто не хочет в туалет?
  Они промолчали в ответ.
  Тогда я с силой сжала Анину руку и сказала: - Ты кажется, хотела.
  Мы вошли в уборную, и сама не знаю зачем, я стала грубо её домогаться.
  - Что ты делаешь, прекрати, Оль; - она пыталась вырваться.
  Я схватила её за подбородок и оттолкнула: - Какого хрена, забыла, как меня зовут, да?
  - Лер, ну, извини. Извини, ты, наверное, всё не так поняла, я ничего не подстраивала, Ольга действительно должна была уехать.
  Аня вышла. А я, облокотившись на раковину, посмотрела на себя в зеркало, взгляд у меня был какой-то неестественный, бешеный, в голове шумело.
  Я вернулась к столику и иронично сказала: - Ну, что же, спасибо вам за прекрасный вечер, но мне, пожалуй, пора!; - язык у меня заплетался.
  Я расплатилась за напитки и со словами: - Желаю приятно провести время; - направилась к выходу.
  Аня даже не попыталась меня остановить.
  
  Я села в машину и глаза мои наполнились слезами, внутри была какая-то пустота, будто вместо сердца во мне поселилась мокрая, холодная жаба, которая обволакивала изнутри всё моё тело. Я чувствовала себя так, как, наверное, любой человек, которого предают. Я вздрогнула, будто пытаясь пробудиться ото сна, мне так хотелось, чтобы это был сон. Я завела мотор, и поехала. Слёзы не переставали литься, а горло сдавил ком, будто пытаясь меня задушить. Зазвонил телефон, я одной рукой достала его из сумки и увидела определившийся номер Насти. Отбросив его на заднее сиденье, я включила музыку на всю; - Пусть звонит.
  - И какого чёрта всем от меня надо? - Как же меня все достали! - Как я устала от всех!
  Я въехала в тоннель под мостом, и меня ослепил яркий пронзительный свет. Через мгновенье я почувствовала сильный удар головой. В глазах потемнело, а во рту появился противный солёный привкус густой крови....
  Потом была только темнота. Меня словно затягивало сквозь воронку в непроглядную чёрную бездну.
  
  * * *
  Я открыла глаза в больничной палате и, встрепенувшись, попыталась перевернуться на бок. - Тихо, тихо, осторожно; - послышался голос Марины, будто издалека. И она стала поправлять какие-то проводки, присоединённые одним концом к моей руке, а другим к капельнице.
  - Что с машиной?; - спросила я чуть слышно, с трудом выдавливая из себя слова.
  - Всё в порядке, я уже обратилась в страховую компанию, повреждения не очень серьёзные.
  Я снова закрыла глаза. Марина продолжала, что-то говорить, но я её уже не слышала, меня опять поглощала тьма....
  
  Мне послышалось, что меня кто-то зовёт: - Лера, Лер проснись!
  Я открыла глаза и увидела перед собой взгляд Марининых изумрудных глаз. Локон её волос, выбившись из-под банданы, щекотал моё голое плечо. Она улыбалась: - Хватит спать, ты вся обгоришь на солнце, смотри уже красная как рак. Зря ты не пошла, купаться, море тёплое, тёплое!
  Я лежала в шезлонге, и хотела встать но, опустив одну ногу, тут же одёрнула её назад, песок был раскалён, словно угли в камине.
  - Иди хоть окунись один раз, и пойдём в номер, хватит уже на сегодня загара. Кстати я узнала насчёт экскурсии по Хургаде, завтра в десять утра сбор туристов у второго "B" корпуса, поедем?; - продолжала она, чуть пританцовывая.
  Я встала и, переминаясь с ноги, на ногу обжигая ступни, крепко обняла Марину, обхватив её талию. Я упёрлась подбородком о её плечо и сказала:
  - Я так люблю тебя!; - на глазах появились слёзы счастья; - Пожалуйста, не отдавай меня никому, ладно?
  Она засмеялась: - Да, что с тобой? Что сон дурной приснился?
  
  Но я уже и сама не знала где сон, а где реальность.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"