Аннотация: Крайний север. Здесь так легко сдаться и потерять надежду. Но только не для нее! Опасное путешествие группы экстремалов в тайгу оборачивается смертельным противостоянием человека и природы.
Дорогой холодного солнца
1
Тусклый серый свет ноябрьского утра просачивался сквозь стекла в комнату. Он уже давно не спал, но лежал, не открывая глаз, в приятном расслабленном состоянии. Внезапно, откуда-то сверху послышался близкий и одновременно непривычный голос.
Симпатичное полное лицо Милы склонилось над ним.
- Тарас, вставай. Тебе уже ребята успели позвонить, а ты все спишь. У них там какие-то проблемы.
- Максимов все не отзывается?
- Да, вроде как.
Он опять откинулся на подушку и с нежностью посмотрел на девушку. Как ему не хотелось куда-то уходить от нее! Ей было на вид лет двадцать семь также как и ему, но на самом деле она была младше.
Мила улыбнулась, у нее были короткие волнистые волосы, ярко окрашенные в разноцветные пряди золотистого, светло-рыжего и светло-пепельного цветов. Ее светло-коричневые глаза излучали тепло. Впрочем, за нежность и за симпатичную внешность он ее и любил.
Сам Тарас Гладунько был высоким худощавым уже не совсем, но все еще молодым человеком. Он работал и занимался в аспирантуре, но все же главным в его жизни было участие в их команде.
- Поедешь со мной? - спросил он Милу, стоя у порога и надевая ботинки.
- Нет, мне нужно заехать в редакцию, отдать им кое-какие материалы. Не очень хорошая статья получилась, но у меня было так мало информации.
- Ничего, ты все равно лучшая! - он поцеловал ее в щеку и скрылся за дверью.
Примерно через полчаса он был уже дома у Вадима Егорова на окраине Москвы. Вадим жил в однокомнатной маленькой квартире скудно обставленной мебелью, но заполненной различными диковинными вещицами, привезенными с разных концов света. Женя и Вадим ждали Гладунько с самого утра, поэтому, как только он зашел, набросились, почему он так задержался.
- Тебе бы лучше помолчать, - сказал Тарас Жене и смерил его недовольным взглядом, это был его двоюродный младший брат - молодой парень с симпатичным смешным лицом, с копной светлых волос и веснушками, которые не спадали даже зимой.
Вадим был полным и высоким, с толстыми очками на маленьком курносом носу, коротко остриженными черными волосами и большим смеющимся ртом. Вообще-то это не была целиком их команда, потому что один из участников с травмой ноги сидел второй месяц дома, а двое других примкнули к экспедиции на Тибет и должны были вернуться не раньше, чем в марте следующего года. А пока оставались только оба Гладунько, Максимов и Егоров.
- Что делать-то будем? Максимов уже вторые сутки не выходит на связь. Твои предложения, - Вадим пристально посмотрел на Гладунько.
Тарас заметил, что Женя явно нервничает, как будто они с Вадимом уже давно обо всем договорились и теперь хотят узнать, что он может предложить. Младший Гладунько качался на стуле и постукивал себя по подбородку сложенными лодочкой руками.
- Мне вся эта затея с самого начала не понравилась...
- Как, однако, ты с Милой спелся! Ты с нами или с ней? Уже на человека не похож! Тот год, что ты с ней, ты даже никуда не ездил! - начал было Женя, но под взглядом брата тут же смолк.
- Не время выяснять! Нужно срочно что-то придумать. Я переживаю за Максимова, последнее время он ходил чем-то озабоченный и угрюмый, - Егоров вопросительно посмотрел на Тараса, - Что будем делать?
Гладунько пожал плечами и отрицательно покачал головой - в такие ситуации он еще не попадал, хотя пережить вместе им пришлось не мало. Им - это их команде, состоявшей из семи человек, собравшихся вместе еще около четырех лет назад. Первоначально, единственное, что их объединяло - это любовь к экстремальному альпинизму. Но затем, поддавшись новой волне повального увлечения опасными видами спорта, они решили создать свою команду, на почве чего-то более серьезного, чем просто альпинизм. То общее, что было у них - это любовь к разного рода экстремальной активности и за недолгое время, прошедшее с момента их объединения, они успели побывать на Северном Полюсе с экспедицией, где занимались подводным дайвингом наравне с профессиональными водолазами, были на Кубе в сезон бурь, где устроили экстремальный мастер-класс по серфингу, облазили многочисленные каньоны в Колорадо и проделали много других подобных поступков, за что про них написал уже не один спортивный журнал Москвы, которые, кстати, и спонсировали все эти путешествия.
Но ситуация с Максимовым по настоящему озадачила их, потому, что на такую опасную затею они еще не решались.
- Парни, не морочьте мне голову, я же по глазам вижу, что вы уже что-то придумали, - язвительно сказал Гладунько.
Егоров с Женей переглянулись.
- Ну, в общем, да, - протянул Вадим, - В ближайшие три дня мы должны выехать за ним.
- Так я и предполагал! Зачем мы пошли у него на поводу и согласились на его бредовую выдумку!? Все это рискованно.
Рискованной была идея Артема Максимова провести три зимних месяца в заброшенной избе лесника в полярной тайге одному, правда он должен был созваниваться с командой по спутниковому телефону, к тому же припасов у него было с избытком на полгода вперед. Так или иначе, эта затея явно провалилась потому, что Максимов уже второй день не отвечал на звонки, и у ребят не было совершенно никакой информации о нем.
- Мы собираемся поехать за ним, но с нами должен выехать еще кое-кто, - примирительно объяснил Женя.
Вся эта ситуация разозлила еще больше и без того обозленного Гладунько. Он был против с самого начала. Только, как не пытался он втолковывать и ребятам и самому Максимову, что идея глупая и ничего в ней геройского нет, они его не послушали и теперь вот, получили конечный результат.
- 'Еще кое-кто' - это кто? - нервно перебил он.
- Бывшая девушка Максимова. Ну, та самая, помнишь, которую года полтора назад он искал, нашел где-то на Кубе, потом они опять расстались. А затем она непонятно почему вдруг приехала к нему в Сочи, где он занимался дайвингом. Потом, вроде бы, опять убежала от него, в результате чего он и решился просидеть три месяца в тайге, - выложил Егоров.
Гладунько присвистнул:
- Вот как! Почему она с нами ни разу не встречалась? Максимов рассказывал, она тоже чем-то таким занимается, альпинизмом что ли, не помню.
- А, ты ведь не знаком с ней, да? Мы со Стрельцовым видели ее несколько раз, тогда еще, когда были с Максимовым на Кубе. Она парашютным спортом занимается. Они вроде уже как четыре года с Максимовым знакомы, ее он знал до того, как вступил в нашу команду, они встретились в институте, на пятом курсе. Только отношения у них какие-то странные, то встретятся, то расстанутся.
- Откуда ты все знаешь? - поинтересовался Тарас.
- Стрельцов - самый близкий друг Максимова, - ответил Егоров, - Он мне буквально недавно все это рассказал, до своего отъезда на Тибет.
- И она хочет поехать с нами?! Да, поистине, странные отношения! Могла бы уже забыть про него. Как она узнала, что Максимов вообще 'там'?
Вадим и Женя переглянулись и пожали плечами, они не знали. Девушка позвонила Егорову рано утром и сразу же поставила его перед фактом, что должна поехать с ними. Все это было сказано настолько безапелляционно, что Вадим даже не стал это обсуждать. А откуда она могла узнать, что Максимов решился на такой шаг и с ним что-то случилось, вообще для них осталось загадкой. Все знали наверняка, что она с Артемом не встречалась больше полугода и ниоткуда не могла получить никаких сведений о нем или об их команде.
После некоторого молчания, Гладунько печально выдохнул и сказал:
- Ну, ладно, когда выезжаем?
Вадим знал, что даже притом, что Гладунько недолюбливал Максимова, на него можно будет положиться в этой ситуации. Он радостно похлопал его по плечу и кивнул. Тарас понял, что чем раньше, тем лучше.
Гладунько сидел в полутемной комнате один, думал и ждал. С минуты на минуту должна была вернуться Мила из редакции. Он сунул шампанское в морозильник и решил что-нибудь приготовить на скорую руку. Но после недолгих попыток, из которых у него так ничего и не вышло, он все-таки позвонил в пиццерию и заказал пиццу домой. Мила задерживалась. На улице было привычно холодно и темно, и пойти встречать ее он не захотел.
Сегодня утром все пришло как раз к тому, о чем он думал еще неделю назад. Да, конечно, Максимов человек смелый и решительный, но этим трехмесячным испытанием проверяется не смелость, а скорее выносливость. Для того, чтобы показывать свою смелость и мастерство на серфинге при штормовых волнах нужны совсем другие качества, чем если просто хочешь просидеть в хижине один всю долгую сибирскую зиму. Как предполагал Гладунько - таких качеств Артему как раз и не доставало.
С Максимовым он всегда не очень хорошо ладил. Он ему казался то чрезмерно эгоистичным, то до удивления мягким и неопытным человеком. Тарас не оправдывал это его молодостью, тому было всего двадцать пять, и сам старался держаться от него в стороне. При всей своей смелости и способности на различные опасные и экстремальные выдумки, Артем был замкнутым человеком. Проведя с ним бок о бок более четырех лет, ребята ничего не знали о его девушке (или девушках) и вообще о его личной жизни.
И все-таки история про девушку Максимова Тараса заинтересовала. Почему Максимов не мог успокоиться и найти себе нормальную девушку? - эта мысль возникла, наверное, не только в уме одного Гладунько.
- Я вернулась, - крикнула Мила с порога и прошла в комнату, широко улыбаясь.
Тарас вышел ей на встречу.
- Ну, как там дела с Максимовым? - она все еще улыбалась и ее полное слегка загорелое лицо с маленьким вытянутым носом и большими круглыми глазами светилось счастьем, которое она каким-то странным образом излучала.
- Завтра утром вылетаем из Домодедово.
Тонкие светлые брови приподнялись от удивления и ее глаза стали еще круглее. Она обняла его за пояс и прижалась к нему.
- Там будет не опасно, хотя бы? Может быть, не поедешь?
Гладунько улыбнулся про себя: 'Да, нормальные люди все-таки еще есть в этом мире! А-то порой возникает такое чувство, что только ты один и остался нормальным'.
Утро следующего дня выдалось необыкновенно морозным и пасмурным. С неба мелкими хлопьями падал снег, таявший на лету. Резкими порывами налетал холодный ноябрьский ветер, вынуждающий всех отворачиваться, чтобы он не задувал в лицо.
Оба Гладунько и Егоров стояли, повернувшись друг к другу лицом, возле трапа самолета, запрятав руки поглубже в карманы и согнувшись под тяжестью огромных рюкзаков,.
- Тарас, почему такой грустный? Жалеешь, что покинул Милу на целых две недели? - язвительно спросил Женя.
- Не твое дело. А что там нас ждет, ты знаешь? Холод, сырость и постоянная борьба за то, чтобы не отмерзла какая-нибудь часть тела, - он осмотрелся по сторонам, - Что-то она задерживается. Как ее зовут хотя бы?
- Нора - такое имя не забудешь, - протянул Егоров.
- Да уж, чудное имя, - согласился Тарас и снова осмотрелся.
Его внимание привлек высокий худощавый женский силуэт, маячивший у трапа. Он обратил внимание остальных. Вадим пожал плечами, с тех пор как он видел ее на Кубе прошло больше полутора лет, да и укутана она была как эскимос - сам Максимов не отличил бы. Нерешительно переглядываясь, они подошли.
- Нора? - Гладунько попытался придать своему замерзшему лицу приветливый вид.
- Да, - внимательно их оглядев, женский силуэт медленно пошевелился в их направлении.
Первое, что им бросилось в глаза - это ее необычность и непохожесть на других. Она была очень яркая: высокого роста, с удивительно белой кожей. Ее слегка вытянутое лицо оставалось бледным, даже при таком морозе; пухлые улыбающиеся губы гармонично сочетались с чуть вздернутым тонким носом и надменным металлическим блеском сильно раскосых темно-зеленых глаз, блестевших под изогнутыми черными бровями. Из пуховой шапки выбилась длинная волнистая прядь медных волос, но она точным движением тут же убрала ее обратно и улыбнулась.
- Ну что ж, все в сборе. Можно садиться, - Егоров прервал неловкое молчание, наступившее в то время, пока ребята с удивлением рассматривали бывшую девушку Максимова.
- А с вами мы кажется не знакомы? - девушка перевела свой взгляд на Гладунько, отчего тот, сам того не ожидая, смутился и покраснел.
- Тарас Гладунько. А этот парень, который настойчиво пытается с вами поздороваться его двоюродный брат - Евгений Гладунько, - представил Вадим.
Объявили посадку, и через пару минут собравшаяся команда уже сидела в самолете. Гладунько сидел со своим братом, а позади расположились Егоров с Норой.
Около целого часа Гладунько не мог успокоиться. Им владВадимели самые странные, противоречащие друг другу чувства. С одной стороны интерес, смешанный с удивлением, с другой досада и раздражение. Ему не нравился Максимов за его постоянное стремление везде рисковать, а теперь и его высокомерная девушка, с которой им придется вместе тащиться весь этот долгий путь и переносить ее присутствие, которая к тому же потащила с собой своего пса - полугодовалого щенка хаски, который, сидя в специальном боксе, весь перелет выл в багажном отделении самолета.
Женя вскоре уснул, а Тарас, сам того не замечая, невольно стал прислушиваться к разговору, доносившемуся позади. Егоров громко и весело рассказывал о Кубе, затем до этого молчавшая Нора, произнесла:
- Да, мне там понравилось. Особенно захватывающе на море, когда начинается ураган. Вы видели? Небо наливается свинцом, стирается линия горизонта, тучи несутся порванными черными клочками, а над водой поднимается резкий холодный ветер. Незабываемое зрелище, - слушая, Гладунько поморщился от ее хрипловато-резкого юного голоса, да и вообще ее манера говорить ему сразу не понравилась, 'что она перед аудиторией выступает что ли?'. Девушка продолжала, но за шумом турбин Гладунько ее не расслышал.
Он хотел было тоже заснуть, но не смог и с удивлением заметил, как сам заинтересовался их разговором. Тарас оглянулся назад - девушка смотрела в окно, ее рельефно очерченный профиль резко выделялся на дневном свету, который бил из окна. Она взглянула на него. Во взгляде Гладунько мелькнула неприязнь, она ответила ему высокомерной усмешкой, затем, медленно выговаривая слова, сказала:
- А вы, господин Гладунько, как считаете Кубе лучше и дальше оставаться при режиме Фиделя Кастро или вступить в пору переходной экономики?
- А мне без разницы что Фидель, что экономика, что сама Куба, пусть там хоть племенной союз вождей будет! Поскорей обратно в Москву вернуться и заняться своими делами.
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Для пущей проформы и важности он даже достал фотографию Милы из бумажника и прикрепил на спинке сиденья перед собой, чувствуя, что она как-то его успокаивает, хотя сам чаще поглядывал в окно и в проход, ожидая стюардессу с подносами еды. Нора удивленно взглянула на фотокарточку, изумленно приподняв уголок рта и тонкую бровь.
- Вы не обращайте внимания. Он последнее время всегда такой. Дома засиделся что ли, уже больше года никуда не ездил, - попытался загладить Егоров, - А это его девушка, он по ней скучает, - он кивнул в сторону фотографии.
Нора покачала головой, но ничего не сказала, улыбнувшись тому, как Тарас заигрывал со стюардессой.
2
Самолет пролетал сквозь густые серые тучи, удаляясь на восток. Солнце не светило, и в глухом сумраке осеннего неба день казался ночью.
Сойдя в аэропорту в Норильске, они почувствовали резкую разницу между климатом осенней Москвы и осеннего севера России. Звенящий резкий воздух сковывал дыхание и любое сказанное слово пробивалось сквозь густое облако пара. Они постояли пару минут на улице, привыкая к погоде, а затем скорее сели в заказной автобус - им надо было отправляться чуть южней в сторону Туруханска. Там, не доезжая, нужно было сойти в небольшом поселке, где их ждал проводник Аким, тот самый охотник, в хижине которого Максимов собирался прожить три месяца.
Все изрядно утомились и до избы Акима шли в полном молчании, медленно передвигая замерзшими ногами. Нора с псом Джимом шла впереди, в одной руке она несла свою дорожную сумку, другой придерживала набитый тяжелый рюкзак. Гладунько озлобленно поглядывал ей в спину и постоянно недовольно бурчал себе под нос. 'Вот зачем она нам тут сдалась? И без нее тошно!'. Женя, утомленный от болей в спине, шел еле волоча по снегу свой рюкзак и опустив голову. Один Егоров похоже находил это путешествие приятным для себя, он постоянно оглядывался по сторонам, изучал местность и всматривался в попадающие на пути редкие дома.
Аким был пожилым мужичком лет шестидесяти, старым и бывалым охотником, знатоком тайги и пушного промысла. Он жил один, в маленьком двухкомнатном доме. Дети с внуками давно разъехались по большим городам, а сам он остался, потому, что с детства прирос к тайге и не представлял жизни без нее.
Он предложил им одну большую комнату на всех для ночлега и сказал, что завтра с утра необходимо будет выйти. От их поселка до того места, где располагалась хижина нужно было идти три дня пешком, с остановками на ночлег. Путешествие, как предупредил Аким, было еще опасней, чем остаться в хижине на всю зиму, потому что погодные условия в это время года были непредсказуемы.
Гладунько никак не мог уснуть и ворочался с бока на бок в своем спальном мешке. В помещении было темно и сыро. Откуда-то с угла доносилось слабое похрапывание Егорова, Женя, свернувшись, спал у самой двери. При свете окна Тарас заметил, что спальный мешок Норы был пуст. Он глянул на дверь и различил тонкую полоску света, который пробивался из соседней комнаты. Скрипя деревянными половицами, он встал и хотел было выйти, но задержался и лишь заглянул в щель.
Нора с Акимом сидели за столом и пили чай из огромного медного самовара. Джим, утомленно свернувшись клубком, спал под стулом, изредка подергивая то правым то левым ухом.
- Всю зиму одному в хижине вынести сложно? - спросила Нора.
- Да, нет. Коли есть пища, то выжить можно, - медленно на резком северном диалекте начал старик, - А чего же не вынести?! Можно выходить дичь стрелять. Но, пожалуй, лучше все же в избе сидеть. А- то порой бывает морозы ударят знаете какие?! Так-то лучше дома-то сидеть. А чего насчет скуки, так это от характера зависит. Коли сам по себе человек, так может и полгода прожить. А коли без общения не может, так конечно загнется, на первой же неделе. Скучно, без общения-то. А так и заболеть можно, знаете, когда люди сами с собой разговаривать начинают. Так вот, это от того и начинают, что с ума сходят. Ну, а ежели человек собранный, поразмышлять любит, так может и прожить.
- Максимов скорей такой и есть. Хотя не знаю, каким он мог стать за то время, что мы не виделись с ним. Какой он был, когда вы провожали его до хижины?
Аким помолчал некоторое время, раскуривая очередную папироску, затем, задумчиво поглядывая на падавший за окном снег, сказал:
- Задумчивый был, молчаливый. Как, сейчас помню, больше недели назад то было, пришли они, вот с тем парнишкой - Егоровым. Заходют в дом, здороваются. Тут Егоров и начинает представляться, им про меня один ученый с городу с Норильску рассказывал. Как там говорится? Порекомендовал ко мне обратиться. Вот они заходют, стряхивают снег, порошило в тот день сильно. Ну, поговорили, за кружкой. Остались у меня на ночлег. С утра Егоров уехал обратно, а мы с другим-то отправились в путь. Я то сам оставался там в избе на зимовки, но то я. А он, парнишка этот, молодой совсем, тайги не знает, наших зим не знает, на животных не охотится, - старик покачал головой, - Тяжело будет, я сразу предупредил. А он уперся, дескать не отступлюсь.
Нора слегка улыбнулась и кивнула.
- Ну вот, собрались мы с ним, пошли. Добирались трудно, замело хорошенько, я сам-то еле по карте тропку нашел. Он шел какой-то грустный, приунывший. Я ему и говорю: 'может, мол, одумаешься?' Но он решительный такой, нет и все. Даже накричал на меня. Но, я-то не в обиде. Мало ли, что с человеком происходит. Может печаль какая, а может горе или проблемы. Или просто решиться никак не может, все сомневается. А может, вообще, просто о жизни думает. Дошли мы, значит. Быстро дошли, за два с половиной дня. Остался я с ним в хижине на день, показал как там и что. Оставил старый свой дробовик. А то мало ли что, приключиться может?! Медведь может вылезти, это, конечно, самое страшное. Был тут у нас в округе случай один. Остался товарищ мой также вот на зимовку. Пошел дичь пострелять, недалеко, всего метров на сто в лес ушел, а дверь-то и не запер. То есть он ее, конечно, прикрыл, но на запор не запер. Приходит, дверь нараспашку, а в хижину его шатун забрел. Все перевернул там, перебил, поломал. Видно чего съестного искал. Медведь еще молодой был, резвый. Товарищ стал палить по нему из окна, а тот как сиганет обратно в лес. Ну, он, конечно, в поселок вернулся, медведь-то там ему все искромсал, ни куска съестного не оставил.
Джим повертелся, прислушиваясь, затем снова лег и посмотрел на дверь. Гладунько даже показалось, что он его заметил. Аким замолк, будто вспоминая, а Нора, не поворачивая головы, громко и отчетливо сказала:
- Товарищ Гладунько, заходите. Что вам там у двери стоять?
Тарас растерялся, хотел было кинуться к своему мешку, но помедлил и нерешительно вошел. Аким пододвинул ему небольшой, сколоченный из досок стул.
- Не спится? Да, на полу, пожалуй, тяжко уснуть. Зябко сейчас и холодно, - сказал старик.
Гладунько, выражая всем своим видом недовольство плохо выспавшегося человека, посмотрел на девушку и, отодвинув ее чашку, поставил свою к самовару. Нора даже не обратила внимания, она повернулась к Акиму и спросила:
- А что может еще случиться непредвиденного в такой ситуации?
- Всякое может быть. Коли не морозы (что у нас тут случается не редко), так медведь напасть может. Летом мы комаров боимся, насмерть загрызть могут. Даже животным от них никакой пощады. Снежная буря может пройти. Это, пожалуй, самое страшное. Но она редко бывает, на моем веку всего раза два. Почему ваш товарищ не отзывается - не могу знать. Хижина хорошая, прочная. Еды у него вдоволь было.
- Ладно, давайте спать. Доберемся и сами все поймем, - Гладунько с шумом отодвинул кружку и вышел.
Мороз крепчал. На утро свежевыпавший снег уже был покрыт тонкой оледенелой коркой. Деревья слегка покачивались от слабого ветра, небольшие комки снега с глухим шумом обваливались с ветвей пихт и елей. Небо было затянуто серой мглой и, если поднять голову, то кроме падающего снега нельзя было увидеть ничего.
Нора сидела у окна на сколоченной из досок лавке и смотрела во двор. Всю ночь она не смогла заснуть и, поднявшись рано под утро, чтобы быстрее собраться, теперь ожидала остальных. Она глубоко вздохнула и оперлась подбородком на руки, сложенные на подоконнике. С одной стороны, ей быстрее хотелось найти Артема, узнать, что с ним, увидеть его; но с другой неприятное щемящее чувство останавливало ее - она боялась этого. Она боялась теперь вновь увидеть его. Неопределенность ее пугала; ведь он сам был вправе теперь не хотеть ее видеть.
Она услышала грохот, доносящийся из соседней комнаты, и поняла, что все уже проснулись и собираются. Девушка нехотя поднялась и направилась туда, чтобы им помочь.
Нора одела своего пса в непромокаемую тужурку и кожаные собачьи ботинки, которые специально покупаются для собак работающих в упряжке, чтобы беречь лапы, и позволила ему побегать возле дома. Она стояла с Женей у крыльца и ждала остальных. Наконец, на ходу одевая меховые варежки, вышел Егоров. Гладунько заставил себя подождать. Пока он не проверил, что каждая вещь у него в рюкзаке лежит на своем месте и что за время переезда у него ничего не пропало, он не вышел. Ребята поздоровались с ним, он еле слышно ответил и встал рядом. Внезапно, при общем удивлении остальных, Нора достала из рюкзака трубку, набила ее табаком из небольшой коробочки и стала раскуривать. Егоров с Женей в немом оцепенении переглянулись, Гладунько еле слышно чертыхнулся и застыл с полуоткрытым ртом. Выпустив пару клубов дыма, Нора заметила их вопросительные взгляды и сказала:
- Это еще с Кубы. Я познакомилась там с одной интересной женщиной, она держала табачную лавку и сама не пропускала случая покурить. Пилар - пожилая мулатка, мать - негритянка, отец - пуэрториканец. Мы с ней разговорились, когда я однажды зашла к ней в магазинчик, чтобы узнать дорогу. Она рассказывала мне много любопытных историй, все что случалось с ней, с ее четырьмя мужьями, многочисленными знакомыми и родственниками. Перед моим отъездом она подарила мне эту трубку и кисет с табаком. Не знаю какую магическую силу она приписывала табаку, но сама постоянно курила и говорила, что не пережила бы все что ей пришлось пережить, если бы рядом не было трубки, - девушка засмеялась.
Она вытряхнула остатки пепла из трубки и убрала ее в ближайший карман.
Вышел Аким в меховой шапке-ушанке и махнул им. Они направились следом. Старик шел так быстро, что они чуть было не отстали от него. Несколько километров шли молча, каждый думал о своем. Гладунько шел последним, следом за Норой. Ему нравилось наблюдать, как на ее красновато-каштановые волосы падает снег.
Молчание помогало сохранить силы, а отрезок пути, предполагавшийся в этот день, был очень долгим. Гладунько постоянно смотрел Норе в затылок и думал о том, как сильно она его раздражает. В ней его раздражало все: и яркая вызывающая внешность, и резкий голос, и неприятная манера говорить, и постоянные высокомерные усмешки, и ее собака, и, наконец, ее Максимов, из-за которого они и были вынуждены оказаться там где оказались. Нора, вероятно, предполагала, что именно Гладунько думает о ней, потому что постоянно оборачивалась и скользила по нему пренебрежительно важным взглядом. Раздражение этих двух людей друг на друга передалось остальным, и все шли молча, изредка переглядываясь.
Путешествие началось и не обещало быть легким. Снег валил густой стеной, шаги в меховых унтах, были скованными и тяжелыми.
Через два часа пути они вышли на небольшой пролесок. Сначала он маячил маленькой черной точкой у них перед глазами, затем, по мере приближения, увеличивался до тех пор, пока они не зашли. Их окутал запах морозной звенящей хвои и прореженный сумрак елового леса. Аким сбросил мешок с плеч и стал раскладываться на привал. Остальные последовали его примеру, и скоро уже сидели вокруг небольшого костра.
Нора села на свой мешок и оглянулась. Деревья слегка покачивались на обжигающем ледяном ветру, который сбивал с их мохнатых лап снег и легкой поземкой устилал его на земле. Темно-зеленый сочный цвет елей притягивал взгляд, утомленный от нескончаемых белых просторов. А сквозь их стройные высокие стволы можно было разглядеть заснеженное поле, начинающееся сразу за лесом. Аким раскурил папиросу и, недовольно качая головой, произнес:
- Вы, ребята, не серчайте на меня, но уж коль я с вами, нужно мне кое-чего сказать.
У старика был такой гнетущий тон, что все замолкли и в напряжении ожидали, о чем он собирался говорить.
- Я, конечно, понимаю, что вам до избы надо добраться-то по возможности быстрее. Оно, конечно, так. А-то никто ж не знает, что с другом-то вашим. Но, тут, такое дело: я вот с самого утра иду и наблюдаю за снегом. Ночью привалило много. По краткому пути, который я поначалу-то и выбрал, идти нельзя. Завалило сильно, опасно это. Придется нам пойти в обход, но придем коли так не раньше чем через полных три дня, а коли коротким бы пошли, так послезавтра уж на месте были.
Новость была неприятная. Вадим озадачено переглянулся с Гладунько. У Тараса было сердитое, недовольное лицо, он изучающе посмотрел на Нору и заметил, что она сидит, не шевелясь, уставившись в одну точку и сосредоточенно думает. Один Женя, который относился ко всему крайне оптимистично, пожал плечами и спросил:
- Большой обход получится?
- Да. Коли в обход, так мы пойдем лесом. А если напрямую, так это через поле нужно идти. Там тропа не проложенная, все обледенелое, снегу много, в общем, опаснее путь, - старик вздохнул, ему самому его утрешнее открытие было не по душе.
Мысль растягивать и без того долгий путь была крайне неприятна Гладунько.
- Знаете что, а давайте разделимся. Одни подойдут в обход, а другие коротким путем. Женя - ты пойдешь со мной, - воскликнул он опрометчиво.
Пока все изумленно глядели на него, он улыбался. Конечно, он сделал это не из благородства, конечно, он терпеть не мог Максимова, конечно, прекрасные глаза Норы, отнюдь не казались ему такими прекрасными, чтобы так рисковать, он сделал это только ради себя. Ему как не кому другому хотелось все это путешествие побыстрее начать, чтобы побыстрее окончить. Аким с недоверием посмотрел на него:
- Оно, конечно, можно, но опасно.
- Боюсь, я не смогу пойти, - сказал Вадим нерешительно, - У меня после перелома еще нога болит. А путь должен быть трудным.
- Решайте. Коли решите разделиться, так я пойду с теми, кто в обход, их путь запутаннее, - Аким снова закурил, - А коли коротким, так это напрямки.
'Да я, хоть сам пойду! Один! Достал меня этот север, это Заполярье, эта тайга и вообще эта компания!' - подумал про себя Гладунько. Внезапно, под любопытным быстрым взглядом Норы, он опомнился - он неотрывно наблюдал за ней, сам того не замечая, с того момента как уселся на свой рюкзак. Тарас, смутившись, отвернулся и принялся рассматривать натоптанные следы на снегу. Он с самого начала понимал, что помимо раздражения она вызывает в нем еще некоторые чувства; он влюбился в нее, как только увидел, влюбился как мальчишка, как в первый раз. И ощущая всю глупость и нелепость этого чувства и этой ситуации, он раздражался еще сильней. Внезапно, он побледнел и изучающе посмотрел на остальных - никто не может догадаться о том, что он думает? Женя и Вадим слушали рассказ Акима о снежной буре, которая была в этих краях пятьдесят лет назад и о чудовищности которой ходят легенды по всей тайге. Нора играла с псом и с виду казалась беззаботной, если бы не ее взгляд. Тарас спокойно выдохнул и, придав своему лицу деловое выражение, вопрошающе посмотрел на остальных. Женя молчал, угрюмо переглядываясь с Егоровым.
- Я пойду с ним, по краткому пути. Климат Заполярья мне знаком, я участвовала в гонках на собачьих упряжках в Канаде и прожила там перед этим некоторое время, - наконец произнесла Нора.
Гладунько опустил голову, чтобы никто не увидел его глаз, стараясь придать своему голосу раздраженный тон, сказал:
- Девушка, может тебе лучше идти со всеми. А-то мало ли что случится, кто тебе тогда поможет?
Он встретил ее взгляд. Нора решительно покачала головой. Джим бешено вертелся волчком вокруг своей оси, затем, приостановился, задумался и, слизав попавший на хвост снег, сел рядом с Норой. Она хотела схватить его за холку, но он увернулся, игриво покусывая ее руку, и принялся бегать вокруг костра.
- Он у вас еще совсем молодой, - заметил Аким.
- Да, совсем маленький еще. Трудно ему будет, но я не могла оставить его дома.
Дело было решенное. Напрямик отправлялись только Гладунько и Нора с собакой, остальные шли за стариком в обход. Аким предупредил, что дорога будет очень тяжелой, но ни Нора ни Гладунько, не предали этому особого значения. Старик обстоятельно рассказал им весь путь и снабдил картой.
Вадим с Женей пытались было отговорить их, но Нора даже слушать не стала, а Гладунько хоть и делал вид, что прикидывает, как бы теперь повернуть все обратно, не смог придумать ничего достойного и пришлось, скрипя зубами, сказать, что раз уж он решил, то решения не поменяет.
Снег повалил сильнее, так что даже недавно оставленные следы тут же исчезали и сливались с остальным покровом. Аким уговорил Нору оставить пса с ними и клятвенно пообещал ей, что будет следить за ним. Девушка долго не соглашалась, но потом решила, что так будет действительно лучше.
Аким с псом и Егоров с Женей стояли молча и смотрели вслед Норе и Гладунько, которые медленно удалялись в просторе белого заснеженного поля. Затем сами повернули и побрели через лес.
3
Долгое время Нора с Гладунько шли и молчали, угрюмо глядя по сторонам. Нора шла первой и постоянно проваливалась в небольшие сугробы, что доводило Тараса до бешеного исступления. Он не помогал ей, а лишь с кривой усмешкой нетерпеливо ждал пока она сама встанет. Так они прошли полдня, полярный день клонился к вечеру, а небо было все таким же светлым.
Подул сильный северный ветер и им пришлось приостановиться и переждать.
- Наверное, придется ждать долго. Ветер становится все пронзительней, он не скоро прекратится, - закричал, стараясь перебить рев ветра, Тарас.
- С таким же успехом мы могли бы оставаться с ними. Что толку если мы сейчас еще из-за ветра тут застрянем?! Они раньше нас будут на месте. Мы когда согласились на этот шаг - знали на что шли? - она сердито посмотрела на него.
Гладунько закусил губу, отвернулся и пошел дальше. Нора прижала капюшон руками, чтобы ветер не обдувал голову и пошла следом. 'Вот навязалась... И без того все плохо. Еще и это свалилось на голову! Лучше бы мне ее вообще не видеть никогда!' - Гладунько почувствовал, как от постоянного скрипа у него заболели зубы и онемела челюсть. Метель усиливалась, снег уже не шел, но ветер поднимал с земли свежевыпавший и, подхватывая его, обрушивал на них, каждый раз с новой силой, как будто желая остановить и заставить повернуть обратно.
- Мы продвинулись не более чем на сто метров. Дальше так идти нельзя, - наконец, произнес Гладунько, внезапно, ощутив желание заговорить с ней.
- А вы подумайте, что если такая погода продолжится и завтра и послезавтра, что скорее всего, мы с вами останемся и будем ждать?
- Вы как хотите, а я раскладываюсь на привал.
Нора удивленно посмотрела на него и в раздражении громко выдохнула. Гладунько, делая вид, что не обращает на нее никакого внимания, скинул свой рюкзак на землю и стал расчищать небольшое пространство от снега.
- Мы должны пройти хотя бы столько, сколько позволит световой день! У нас еще очень много времени. Мы бы смогли пройти еще километров пять, как минимум! - громко сказала Нора.
Гладунько ничего не ответил, но молча продолжал раскладываться. Наконец, когда он поставил свою палатку и с большим трудом разжег костер, он поглядел на нее и, усмехнувшись, ответил:
- Это вы захотели идти вместе со мной, а не наоборот. Поэтому вам стоит прислушаться к моему мнению, - он вытащил котелок, зачерпнул снега и повесил над костром.
- Но, это, кажется, вы хотели добраться до хижины как можно быстрее. Если вы так любите пить чай и часто отдыхать - вам следовало бы идти с Акимом и остальными. Вы, конечно, показались смелым и храбрым перед окружающими, когда захотели идти напрямую, но на самом деле, вы искали спокойного одиночества, чтобы размеренно добраться до места дня через два после остальных, но зато не тяготясь ни чьим присутствием.
Гладунько поперхнулся и закашлялся. Нора стояла рядом и с усмешкой поглядывала на него.
- Какое вам дело?! - воскликнул он почти визгливо, затем покраснел и отвернулся, после того случая он старался не смотреть на нее в упор, лишь иногда украдкой поглядывал, чтобы она не заметила и ни о чем не догадалась.
- Правильно - никакого. Это вам должно быть дело, что ваши намерения не соответствуют поступкам. Но ведь человек проверяется не по намерениям, а по поступкам, - их взгляды встретились. Тарас отвернулся и опустил голову.
Он почувствовал правоту ее слов, но некоторое время продолжал им сопротивляться. Минут пять Гладунько просидел, упорно помешивая воду в котелке, потом с силой пнул снега в костер, так что потрескивающие искры посыпались к нему на ботинки, и стал складывать палатку. Он чувствовал, что не должен обращать внимание на ее слова, но понимал, что не может этого сделать. Было в ней что-то сильнее его во много раз и он осознавал это. Нора, видимо, удовлетворенная своими словами, снова накинула рюкзак за спину и пошла. Через некоторое время Гладунько догнал ее и после минутного молчания спросил:
- Как вы узнали, что Максимов отправился на зимовку?
- Почувствовала. Я прочитала в журнале, что один человек из вашей команды отправился в тайгу и сразу поняла, что это он.
- Почему именно он? Разве никто из наших больше не способен на это?! - огорченно воскликнул Тарас.
- Нет, это больше похоже на него. Я не думаю, что например, вы рискнули бы на этот шаг. Скорее, вам это просто не нужно.
Гладунько раздраженно покосился на нее. Но Нора продолжала невозмутимо разглядывать однообразный пейзаж и думать о чем-то своем. Казалось, она даже не заметила его взгляда. Снег перестал идти, небо расчистилось и посветлело, так что можно было видеть гораздо дальше, чем прежде. Впереди, черным запорошенным полотном виднелся густой лес. До него оставалось часа три ходу и они оба про себя решили, что хорошо бы остановиться там на ночь. Воздух морозно звенел, ветер постепенно стихал к вечеру.
Гладкий и ровно покрытый снегом пейзаж постепенно стал давить, как будто они находились не посреди пустынного поля, откуда до ближайшего населенного пункта нужно пройти десятки километров, а в замкнутой пустой комнате без выхода. Бездонное темнеющее небо над головой казалось опускающимся черным потолком, а трескучий ломающийся снег принимал отблески неестественных цветов, так что чувство реальности смешивалось с минутным сонным забытьем.
Гладунько шел молча, затаив злобу на предыдущие слова Норы и думал о том, насколько она - вредный человек. Девушка шагала быстро, временами оглядываясь по сторонам. Наконец, они зашли в лес и запах морозной хвои сразу же окутал их, наполняя легкие терпкой свежестью.
Высокие стройные пихты смыкались в вершинах, образуя слегка просвечивающийся полог, как в тронном зале сказочного дворца. Девушка запрокинула голову и долгое время стояла так, кружась на месте и глубоко вдыхая хвойный воздух. Затем, она скинула рюкзак на снег, села на него и стала раскуривать свою трубку. Гладунько с помощью горючей смеси разжег костер и, повесив над ним свой котелок со снегом, пододвинулся к огню вплотную.
- Не думала, что так сильно устану. Мне казалось - это путешествие должно быть легче, - тихо произнесла Нора, затягиваясь дымом.
Гладунько поморщился и плотно сжал губы. Ему вспомнилась Мила. Его спокойная, добрая, нежная Мила. С которой было так просто и легко. Сколько приятных минут они провели за этот год в ее маленькой теплой квартирке. Не было недоразумений, ссор, споров; казалось, они понимали друг друга с полуслова. Она писала статьи дома, иногда выходя в редакцию. Он занимался диссертацией, собирая материал по Интернету и журналам. Не было никаких неприятных моментов. Была спокойная безмятежная радость и счастье, совместного пребывания. Но как не оглядывался он назад, то понимал, что и особенных впечатлений тоже не было. Он утешал себя тем, что такое плавное и ровно приятное течение жизни не променял бы ни на что. А что ему не хватало? Мила всегда была рядом: ласковая, заботливая, одинаково участливая. С каждой минутой он ощущал, что жизнь сложилась так, как он хотел. Но все это время его преследовало неприятное щемящее ощущение неполноты жизни, как птица, у которой с рождения не было крыльев, мечтала о небе, даже не зная о самом чувстве полета. Гладунько не мог дать себе отчета в этом чувстве, но оно было ему неприятно. Как бы сильно не хотел он избавиться от него, оно всегда возникало, причем в самые счастливые и спокойные минуты его жизни. В эти периоды он старался пораньше уйти из дома, где-нибудь бывать, что-то делать, с кем-то общаться, приходить поздно под вечер. Мила научилась угадывать его настроение, поэтому в такие моменты старалась с ним не расставаться, была особенно нежна и внимательна, постоянно спрашивая о том, что ему не хватает. Он не мог не принимать ее заботы, поэтому отказывался от непонятных потуг активной деятельности, оставался с ней и старался заглушить молчаливое, ноющее ощущение оборванных крыльев.
Нора внимательно смотрела на него, как будто изучая. Гладунько показалось, что она о чем-то догадывается или, по крайней мере, угадывает то, в чем он не признался бы самому себе. Но откуда она может это знать? Образ мягкой улыбчивой Милы растворился в алом зареве костра, который плавными бликами отражался в красновато-рыжих волосах Норы. Невольное выражение восхищения застыло у него на лице; он смотрел на нее. В этот момент он даже и лица Милы не смог бы вспомнить.
- Вас что-то интересует? Вы хотите что-то сказать? - нервно отодвигаясь, спросил Гладунько, заметив, что она уловила его взгляд.
- Почему вы так решили? - в глазах Норы мелькнуло разрастающееся любопытство.
- Уж очень внимательно смотрите. Бескультурно, я бы даже сказал. Как будто я долг никак не верну.
- Просто, мне кажется, что я, наконец, стала понимать, отчего вы всегда нервничаете и раздражаетесь по пустякам. Что-то не устраивает вас в обстоятельствах окружающей действительности. Вы сами не знаете что это. Но чувствуете, что даже если узнаете, изменить не сможете.
- Меньше всего с кем бы я хотел обсуждать свой внутренний мир - так это с вами.
Гладунько поднялся с земли и, недовольно потоптавшись на месте пару секунд, бодрой походкой направился в сторону небольшого усыпанного снегом пригорка. Нора с тенью сомнения посмотрела ему вслед и закричала:
- Вам лучше не ходить туда. Там опасно!
- Вы будете указывать, что мне делать?! - грубо ответил Гладунько, не оборачиваясь.
- Вы идете прямо к берлоге. Сходите лучше в другую сторону погулять.
Гладунько обратил внимание, что она нервничает, так как девушка даже привстала, неотрывно наблюдая за ним. Он отвернулся и пошел дальше, специально задевая ветки, чтобы с деревьев валился снег.
'Она еще собирается обсуждать мое поведение! Психолог ... выискалась,' - Гладунько даже поперхнулся от негодования. Последнее время его преследовало постоянное ощущение недовольства, но он не думал, что оно усилится из-за поездки. Случилось иначе. Его раздражало все и с самого начала: Максимов со своими идиотскими выдумками; Вадим с Женей, пытавшиеся что-то обдумать за его спиной; Мила, предпочитавшая оставаться дома и не желавшая отказаться ради него от своих привычек; и, конечно, Нора, чей постоянно ироничный тон не давал ему покоя ни днем ни ночью, потому что ее хриплый голос звучал у него в ушах, даже когда он засыпал. Гладунько продолжал идти дальше, не откликаясь на ее слова и с треском разламывая сплетенные сухие ветки. Возле пригорка он остановился и огляделся.
Внезапно, сквозь тишину спускающегося вечера он услышал явственный громкий звук ломающихся сучьев и торопливое отчетливое дыхание. Взрослый бурый медведь медленно спустился с пригорка и встал невдалеке. Он повел черным носом и прислушался, прижимая маленькие уши к голове. Гладунько замер на месте и встретился с ним взглядом.
- Не бегите! Попытайтесь отойти назад, держась лицом к нему, - услышал он за собой торопливый приближающийся звук голоса Норы.
Но он не мог пошевелиться. Он стоял на месте и заворожено наблюдал за животным. Принюхиваясь, медведь медленно пошел к нему, неторопливо перебирая по снегу огромными лапами. На снегу остались его глубокие следы с длинными загнутыми когтями. Внезапно, Гладунько будто очнулся. Он увидел приближающегося медведя, который был уже на расстоянии пяти метров и резко рванул обратно. Медведь бросился за ним, неуклюже передвигая сильными лапами. Не замечая цепляющихся веток, Гладунько бежал к месту привала. Он бежал по-детски неуклюже, высоко поднимая ноги, и задыхался из-за сбившегося дыхания. Медведь уже почти догнал его, когда Гладунько зацепился ногой за корягу, торчащую из снега, и упал в костер. Искры, рассыпавшиеся вокруг, испугали медведя, и он отошел на несколько шагов, утирая лапой пострадавшую морду. Нора кинулась к Тарасу, который нестерпимо болезненно взвыл, и стала закидывать его снегом. Его местами подгоревшую одежду она потушила быстро, но Гладунько продолжал надрывно кричать, не в силах перевернуться на спину. Заметив их замешательство, медведь подошел, обнажив в безмолвном рыке передние острые клыки. Тогда Нора выхватила горящую ветку из костра и стала бешено размахивать ей перед мордой зверя. Продолжая огрызаться, медведь стал отступать назад. Но ветка скоро потухла, разметав тлеющие искры, и Нора, отбросив головешку, замерла не шевелясь. Нора и медведь стояли друг напротив друга и смотрели в глаза, пытаясь предугадать возможные действия противника. Долгое время они простояли так, неподвижно, потом, наконец, медведь опустил голову и попятился назад. Через некоторое время они услышали треск ломающихся веток - медведь спустился обратно в берлогу. Нора выпрямилась и в оцепенение вернулась к Гладунько, который продолжал лежать ничком в пепле потухшего костра и кричать. Она наклонилась к нему, но он оттолкнул ее, продолжая выкрикивать в воздух изощренные ругательства. Только тут она заметила окровавленный снег, смешанный с золой которым были облеплены его ботинки. Она перевернула за воротник его на спину и попыталась подложить рюкзак ему под голову, но Гладунько с обезумевшим искаженным от боли лицом отвернулся и снова попытался ее оттолкнуть.
- Я тебе помогу! Успокойся! - крикнула она ему в лицо и вылила из фляжки коньяк прямо ему в глотку.
Гладунько закашлялся, откинулся на снег и успокоился. Он с ужасом заметил, какое мраморно бледное взволнованное у нее было лицо.
- Посмотри что с ногой, - сквозь зубы процедил он.
При свете фонарика Нора увидела растекающееся красное пятно у него на левом колене. Стараясь дотрагиваться слабо, она ощупала его ногу. Гладунько зажал губы от боли и закатил голову, с силой упираясь руками в снег.
- У тебя большая кровавая ссадина и вывих. Ты меня напугал! А кричал-то так, как будто у тебя открытый перелом.
Но Тарасу ее голос уверенности не предал. Он отвернулся от нее и стал продолжать ругать все, что попадалось в поле зрения. Боясь, что он может потерять сознание, Нора стала трясти его за плечо.
- Ты можешь оставить меня в покое? Тебе и представить трудно, что я сейчас пережил! - воскликнул он, раздраженно.
- Я представляю твое состояние, но сейчас стоит вопрос о том, что с этим делать. И тебе уж придется смирится, так как я и дальше буду тревожить тебя, потому что без моей помощи ты отсюда не выберешься.
Внезапно, он ощутил такой прилив горечи, что слезы непроизвольно полились у него из глаз. Как он мог забыть? Они же ведь в сотнях километров от ближайшего жилья и тем больше от травмпункта! Нора вылила ему в рот остатки коньяка и снова разожгла потухший костер. Яркие рыжие блики заиграли на пожелтевшем осунувшемся лице Гладунько. Он лежал неподвижно, как мумия, зная, что любое движение отзовется болью в колене.
- Сейчас необходимо вправить вывих и обработать твою ссадину. У меня уже был опыт подобной ситуации. У тебя не сильный вывих, я думаю у меня получиться. Через полчаса у тебя кровь от холода свернется, если ты меня не послушаешь, - попыталась она его припугнуть.
Гладунько опять закрыл глаза, стараясь не вникать в смысл ее слов, но острая боль не давала ему потерять сознание и постоянно напоминала, что необходимо принимать решение. Нора наклонилась к нему и вопросительно посмотрела на него. Тарас почувствовал, как холодный пот предательски заструился по спине. Ему стыдно было показаться перед ней трусом, но он понимал, что ее помощь нужна ему. Крепко сжав зубы, он кивнул. Нора дала ему выпить еще бутылёк медицинского спирта, а остатками тщательно протерла себе руки и обработала его рану на колене.
Очнулся он от того, что Нора крепко трясла его за плечи. Он посмотрел на нее и заметил, что лицо ее спокойно и она даже улыбается. С ее помощью Гладунько привстал и увидел, что его ссадина обработана и перевязана бинтами, вывих вправлен и нога зафиксирована, чтобы лишние движения не причиняли ему боль. Он облегченно откинулся назад и стал переводить дыхание. Она подложила ему рюкзак под спину и помогла на него облокотиться, а сама отошла к костру и стала разводить чай в котелке.
Гладунько почувствовал, как хмель ударил в голову, а тепло вызванное алкоголем медленно разливается по венам, сковывая движения не только рук и ног, но и мыслей в мозгу. Неотрывным пьяным взглядом он продолжал следить за Норой. Девушка, укутавшись в свою теплую меховую куртку, грела руки о жестяную кружку с чаем и, постоянно ежившись, смотрела невидящим взглядом на огонь. Гладунько поймал себя на том, что опять довольно пристально наблюдает за ней.
- Как вам удалось прогнать медведя? - наконец, медленно выдавливая из себя слова, проговорил он.
- Сама не знаю. Я стала отгонять его подожженной веткой из костра, он, огрызаясь, попятился. Потом угли из ветки распались и она развалилась у меня в руках. Я просто стояла и смотрела ему в глаза, - Нора обернулась к нему, - Он развернулся и медленно побрел обратно. Я сама удивлена, они обычно очень агрессивные, когда их кто-то будит. Будем считать - это наш счастливый случай, который, я уверена, во второй раз уже не повторится.
Нора продолжала задумчиво смотреть на огонь. Только в этот момент до Гладунько, наконец, дошла мысль, что он мог бы вообще не остаться в живых, ведь Нора могла смалодушничать (проявить так называемую женскую слабость) и убежать, тогда медведь бросился бы на обездвиженного Гладунько. По сравнению с этим, вывих стопы был бы просто нелепицей. Он вспомнил, как задыхаясь, бежал к их привалу и чувствовал неотрывный взгляд медвежьих глаз и его пробила дрожь. После того как он упал в костер и ощутил ноющую боль разодранной кожи и ожоги искр, падающих на лицо, он забыл про медведя, представляя главной опасностью сломанную ногу (а он был уверен, что именно сломал ее).
- Вы умеете стрелять? - внезапно, спросил он.
- Да. У меня даже есть английское охотничье ружье - старый подарок.
- Так какого черта вы не взяли его с собой?! Нам грозила опасность! Вы не знали, что тайга может быть опасна зимой?- сорвался Гладунько. Ее ответ подействовал на него как разорвавшийся снаряд.
- А вы могли бы выстрелить в животное? - пристально посмотрела на него Нора, - Я - нет. Ружье висит у меня на стене как сувенир, но у меня нет ни одного охотничьего трофея, потому что я его не применяю. Разве что для стрельбы по пивным бутылкам.
- Если от этого зависит твоя жизнь, то ты обязан выстрелить! Нельзя подпускать к себе хищное животное ближе чем на десять шагов.
Нора молча подошла к нему и задрала до локтя рукав куртки на левой руке. Он увидел, что вся ее рука была в безобразных шрамах и еще свежих рубцах. Гладунько отпрянул от нее, как от прокаженной и удивленно посмотрел ей в лицо. Нора была невозмутима. Она улыбнулась и села на прежнее место.
- Это случилось три года назад. Мы с Максимовым были тогда в Канаде - приезжали на съезд антиглобалистов. Но нам это скоро наскучило и мы, прикупив два профессиональных фотоаппарата, отправились в горы поснимать природу-мать. Мы забрались довольно высоко, прошли в расщелине двух гор и углубились в леса, снимать небольшой родник. Там в то время как раз купались два маленьких медвежонка-гризли. Мы снимали их из-за кустов, зная, что неподалеку обязательно должна быть их мать. Но потом, чтобы сделать лучшие снимки я решила выйти к роднику, а Максимов остался сторожить, чтобы предупредить меня, если понадобится. Медвежата, заметив человека, ничуть не испугались. Они смотрели на меня изучающе некоторое время, затем медленно подошли. Я сделала отличные кадры. Внезапно, из-за кустов с противоположной стороны родника, выскочила их мать. Это была еще совсем молодая некрупная медведица. Она бегом достигла меня и повалила на землю. Я подставила руку, пытаясь защитить голову от ее зубов. Мою одежду она изорвала в клочья, хотя рука тоже осталась изорванной, кожа клочками свисала у меня по всей руке. Максимов быстро оказался рядом и стал руками оттаскивать ее за шею от меня. Медведь накинулся на него. Максимов, отбиваясь, покалечил животному лапу ножом, когда тот набросился на него. Я быстро схватила ракетницу и выстрелила в воздух. Испугавшись стрельбы, медведица с медвежатами убежала и скрылась в кустах. У Максимова оказалась изорвана шея и плечо. У него до сих пор, может быть, ты видел, несколько длинных глубоких шрамов на шее. Мы с Артемом давно придерживаемся того мнения, что охота - неприличная и ненужная забава. Каждый сможет исподтишка выстрелить в животное, но не каждый сможет сразиться с ним голыми руками. А ведь это куда рискованней и экстремальней. Ты наедине с животным. Пятьдесят на пятьдесят, либо ты выиграешь, либо умрешь. Вот это настоящая охота!
- Это не охота - это дикость! Человек - венец творения природы. Он вправе пользоваться плодами своего разума, - воскликнул Гладунько.
- Если человек венец, он должен быть справедливей и гуманней. Я не вижу справедливости в том, чтобы исподтишка убить зверя. Это жалкая подсмешка, а не венец природы! Люди, зачастую, гораздо трусливее, чем думают о себе.
Гладунько покраснел и опустил голову. Не то, чтобы он согласился с ее словами, он просто в очередной раз понял, что ему не хочется с ней спорить. Боль постепенно стала возвращаться, и он опустился на рюкзак и закрыл глаза.
- Давайте продумаем, что будем делать теперь. Половину пути мы прошли, но мы не знаем в каком состоянии Максимов. Может быть, мы со своей помощью и не успеем, - обратилась к нему Нора.
- Придется идти дальше. Вправленный вывих - не причина возвращаться обратно, тем более сейчас, когда остается меньше половины. Не хотелось бы мне концы здесь отбросить! Холодно, неприятно, - проговорил Тарас.
- Концы вы не отбросите. Я вам хорошо обработала рану и вправила кость обратно. Максимову, быть может, нужна была наша помощь трое суток назад, а мы все еще на полпути. Завтра, мне придется тащить вас до самой хижины. Но если хотите есть другой выход. Вы останетесь здесь в палатке, пока я не вернусь обратно, после того как побываю в хижине. Как вы хотите? - Нора с усмешкой смотрела на него.
- Что за вопрос?! Конечно, я не хочу оставаться здесь! Только, боюсь, не дотащите.
- Сделаем так: вам нельзя напрягать больную ногу и поэтому я насколько у меня хватит сил постараюсь дотащить вас, но периодически вы будете продвигаться сами или держась за меня или самостоятельно.
- Ладно, мне осталось только уповать на вашу физическую выносливость. Кому рассказать - Ералаш.
4
Полярная ночь была темной и непроглядной. Несколько часов, за которые на землю опустился серый мглистый сумрак, такое необычное ощущение создавалось из-за обилия снега - непривычный для жителей средней полосы, впервые побывавших в северных широтах. Норе с Тарасом так и не удалось уснуть. Они пролежали, молча уставившись в тлеющий костер и наблюдая удивительную картину северной ночи. Девушке постоянно казалось, что какие-то птицы летают у нее над головой. Она в испуге приподнималась и вглядывалась в ночной сумрак, но так ничего и не увидела. Гладунько лежал, стараясь не шевелиться, и прижимал к боку длинную корявую дубину, на случай если вернется медведь.
Тарас лежал с открытыми глазами и наблюдал, как небо начинает светлеть на востоке. Он хотел повернуться на другой бок, но, внезапно, почувствовал, что его шею сильно продуло и он не может двигать головой. Хриплым уставшим голосом он позвал Нору:
- Ты не спишь? Кажется, новая напасть. Мне шею так надуло, что даже говорю с трудом.
Девушка привстала, хмуро поглядывая на него, но ничего не ответила. Она подбавила бревен в затухающий костер и принялась рыться в своем рюкзачке. Через пару минут она подошла к нему с каким-то бутыльком.
- Это мазь индейцев Северной Америки. Меня ее приготовлению научил один канадец - парень, с которым мы участвовали в гонках. Секрет ее состава стал известен золотоискателям, во времена золотой лихорадки на Аляске и с тех пор она изготовляется кустарным способом знатоками Севера, - она открыла крышку и, они, переглянувшись, поморщились.
- Что-то она не внушает мне доверия, - процедил Тарас.
- Знаешь, сама я не пользовалась, но мне хвалили. Сам посуди, ведь эти люди испокон века живут в постоянном холоде, наверняка должны быть какие-нибудь знания о том, как защитить себя в таких условиях.
И в самом деле, Тарас почувствовал, что ему будто горячий камень приложили к шее, когда она стала растирать ему надувшее место. Но больше всего, он понимал, что это ощущение пришло не из-за мази; ее прикосновения будто обжигали его и он в очередной раз понимал, насколько вся эта ситуация и это чувство нелепо и даже вредно. Он глубоко вздохнул и отстранился от ее рук.
Как только слегка посветлело, они начали собираться в путь. Гладунько, с трудом надев свой рюкзак, оперся о ее плечо и они медленно стали пробираться дальше. Нора долгое время молчала, пока, наконец, не сказала, что ей было бы удобнее везти его на чем-нибудь, так как снег был покрыт ледяной коркой, которая была скользкая как каток. Он спорить не стал, улегся на брезентовый плащ-палатку и Нора, перекинув рюкзак наперед, придерживая концы плаща через плечи, потащила его за собой. Гладунько лежал на плаще, морщился и стонал при каждом толчке, потому что Норе сначала не удавалось нормально тащить его. Она пробовала перекидывать концы брезента через плечи, потом перевернулась и пыталась идти спиной вперед, и, наконец, взяв один конец обоими руками, постепенно стала пробираться боком.
- Такой ролик для ютуба пропадает! Эх, хоть бы здесь оказался какой-нибудь очевидец с камерой, - промычал Гладунько, глядя на ее усилия.
Солнце взошло уже давно и медленно приближалось к зениту, освещая мерцающий мелкими гранями льда снег. Они добрались до пустынного однообразного простора, обдуваемого ветром, и идти стало сложней. Гладунько посмотрел на Нору и заметил, что у нее выбившиеся из-под шапки волосы мокрые от пота, а губы сильно побледнели от того, что она постоянно прикусывала их от напряжения. Он понял, что почему-то завидует ей. Ей было не больше двадцати трех, а сколько интересного она успела пережить и узнать. И эти их странные отношения с Максимовым, про которые он с ребятами не раз говорили с нескрываемым удивлением. Что их связывало? Он знал точно, что не любовь. Ведь когда любишь, то ни за что не расстанешься, как он с Милой. А они постоянно переезжали с места на место, пытаясь то скрыться, то найти друг друга.
- Скажите, а что вас с Максимовым связывает? Какие у вас отношения? - спросил Гладунько, переворачиваясь, чтобы глядеть ей в лицо.
Нора удивленно посмотрела на него. Но никаких определенных эмоций он так и не смог прочитать в выражении ее лица.
- Нас многие отношения связывают, а многие и разъединяют. Например, отношения институтской взаимовыручки - мы вместе учились. Еще нас связывают командные отношения - мы занимаемся парашютным спортом.
- Только из-за пяти лет института и совместных прыжков с самолета вы не стали бы лететь сюда десять часов и брести теперь по холоду ему на выручку.
Нора промолчала и пошла дальше, стараясь не глядеть на него. 'Зацепил! Так и знал - попал в самую точку!' - обрадовался про себя Гладунько.
- Заставить вас это сделать могли только определенного рода отношения. Мне только непонятно - почему вы постоянно расстаетесь и по долгу не встречаетесь друг с другом, - продолжал он.
Нора упрямо молчала, даже не оборачиваясь в его сторону. Потом, уже через долгое время, когда он начал подумывать, что этот интересный разговор закончился так и не начавшись, она сказала:
- Я сама не знаю. И он не знает. Я, например, не могу определенно сказать будет ли он рад, увидев меня в своей хижине.
- И вы все равно идете?!
Больше Нора не сказала ничего и весь путь они провели в молчании, прерывая его лишь на то, чтобы обсудить проблемы связанные с обедом. Вечером началась сильная вьюга и они просидели четыре часа в палатке, пережидая пока погода восстановиться. За ужином, пока девушка разводила костер, Гладунько решил вернуться к прерванному разговору.
- Я могу рассказать про себя. Если вам, конечно, это интересно, - и не дожидаясь ее ответа, продолжил, - Живу я со своей девушкой Милой. Познакомились мы на дне рождения общего знакомого. И в наших отношениях меня все устраивает. Могу сказать - я даже счастлив.
- Вы ждете от меня каких-то объяснений, но я сама приехала сюда за ними, - перебила его Нора.
Ветки в костре громко потрескивали, разбрасывая искры и сгоревшие головешки. Нора протянула Гладунько кружку с чаем, а сама встала и медленно прошлась, заглядываясь на темнеющее небо.
- Какого рода объяснения вы хотите получить?
- Объяснения по родам не подразделяются. Бросьте это, Гладунько. Вы от меня ничего не добьетесь. Попусту дразните свое воображение. Лучше подумайте о своей девушке. Или вам неприятно о ней вспоминать?
Гладунько закусил губу: 'Да, собственно, вспоминать особо нечего...'. Перед глазами пронеслись обрывки из воспоминаний о прошедшем годе из его жизни. Мягкий вельветовый диван в гостиной; сломанная кофемолка, которую он не смог починить; нежные встречи после того, как он возвращается откуда-нибудь; страницы научных изысков для его диссертации; плоский телевизор с широкой диагональю за которым так приятно засыпать... За все время они с Милой ни разу не поссорились. Даже в те моменты, когда он нарочно ее в чем-то обвинял, она обезоруживающе улыбалась и прижималась к нему. Он понимал она слишком мягкий, бесконфликтный человек.
Гладунько посмотрел на Нору и заметил, какое самодовольное выражение отпечаталось на ее лице, почти как тогда, в самолете, или когда она курила свою трубку.
- Вы почему-то очень агрессивно настроены ко мне. Вы, наверное, в принципе человек такой - бескомпромиссный, легко идущий на ссору, - начал было он, но под ее взглядом быстро смолк и уставился на огонь.
- Вы не правы, хотя возможно то, что вы мне приписываете и правда. Но дело не в том, как я к вам отношусь. Я человек, по натуре очень прямолинейный, не переносящий эгоизма и снобизма. Не подумайте, что я к вам как-то превратно отношусь, но мне кажется, вам кое-какие из выше перечисленных качеств близки.
Гладунько почувствовал, как кровь приливает к голове. Он уставился на нее и хотел было ответить, но приближающийся волчий лай перебил его. Он переглянулся с ней и увидел, что Нора потянулась за горящей веткой в костер. Она встала во весь рост и увидела мчащуюся к ним волчью стаю. Через некоторое мгновение она различила, что впереди бежит собака, а за ней пять или шесть волков, пытающихся перехватить ее на ходу. Они хватали пса за ноги, за хвост, пытались свалить, забегая то с одной то с другой стороны.
- Джим, Джим сюда! - закричала Нора во все горло.
Она с размаху кинула горящую ветку в середину бегущей стаи. Волки, повизгивая, разбежались в стороны и за это время Джим подбежал к костру и, тяжело дыша, остановился позади Норы.
Хрипло порыкивая, волки медленно стали их окружать. В темноте у них блестели глаза от ярких отблесков костра. Джим, путаясь под ногами у хозяйки, тихонько полаивал и постоянно смотрел на нее. Гладунько придвинулся ближе к костру и посмотрел на девушку, в страхе выжидая, что она собирается делать.
Волки ходили вокруг костра, не приближаясь ближе, чем на два метра, и нервно озирались на собаку и на людей. Наконец, один самый большой со старыми ранами полученными в драках, медленно стал пробираться к ним, косясь на пылающий костер. Нора вовремя заметила его и замахнулась горящей веткой, рассыпавшей искры ему на шерсть. Волк отскочил назад и придавил другого, пытавшегося пройти за ним. Они сцепились, пытаясь друг друга опрокинуть, скуля, рыча и норовя порвать холку. Нора бросила им зажженную ветку и они с визгом разбежались, расталкивая остальных. Но, как Нора с Гладунько заметили, они скрылись в темноте и остались метрах в десяти от костра, выжидая подходящий момент для нападения. Девушка вытряхнула из рюкзака оставшиеся поленья и стала раскидывать их по кругу, затем облила горючей жидкостью и подожгла. Они с Гладунько и Джимом оказались внутри огненного круга.
Девушка села возле костра и, внимательно оглядываясь кругом, вытерла лоб рукавом. Джим прижался к ней и задрожал. Волки медленно ходили вокруг и сверкали зловещими зелеными глазами.
- Что мы будем делать? Ветки скоро потухнут? -Гладунько пододвинулся ближе к ним.