Лезинский Михаил Леонидович : другие произведения.

Три минуты войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это серия документальных рассказов о друге моём Борисе Шейнине -фотолетописце Великой Отечественной войны , о его и моих современниках.

  
  
   ШЕЙНИНИАНА
   ИЛИ ТРИ МИНУТЫ ВОЙНЫ
  
   ОТ СЕВАСТОПОЛЯ ДО БЕРЛИНА
  
   В последние свои годы Боря Шейнин тяжко болел.. Он перебрался с большой неохотой из квартиры-подвала в центре города на окраину, но в хорошую 2-х комнатную , - жаловался мне:
   - Мишель, хоть ты не забывай меня!...
   И я приходил аккуратно каждую неделю. И записывал за ним всё , что он расскажет. И разговоры мы с ним вели обо всём на свете, одним словом - "за жисть!".. . А рассказчик он был , когда-то отменный...
   В последние годы он тяжко болел, он таял на моих глазах - мысль не цеплялась за мысль, и лишь я научился его слушать и понимать.. Да и дочь Тамара, которая его кормила-поила . ..
   Конечно , и на эту его квартиру , приходили его фронтовые друзья, когда он мог ещё объясняться: Григорий Поженян приходил , и Василий Субботин , и Владислав Микоша... Но люд не пишущий, но знакомый Боре , - по его работе фотографом на заводе "Маяк", а потом - в Институте биологии Южных морей , не приходил - далеко добираться.
   А потом он и сам не хотел, чтобы приходили , не хотел, чтобы его видели таким беспомощным. Он стеснялся самого себя. А , когда он только начинал болеть , но чувствовал себя более менее прилично , ему было мало, что я приходил каждую неделю , - в то время я переписывал 3-е издание его книги "В объективе - война", которая признана лучшей, чем два предыдущих издания ( это не я так думаю, так думает журнал "Фото" в котором напечатана рецензия на книгу Шейнина - М.Л.) он посылал мне ещё и письма. Теперь , когда с приездом в Израиль , я шибко поумнел , понял - это бесценные письма и из них тоже родилось, - сейчас! - множество невыдуманных историй.
  
   Борис Григорьевич Шейнин скончался 10 мая 1990 года и похоронен в Севастополе на Военном мемориальном кладбище.
  
   []
  
   На похоронах меня не было по уважительной причине , - лежал в киевской клинике Николая Амосова и сам находился между жизнью и смертью. Но мне рассказали , что хоронил его ВЕСЬ Севастополь. Он был его фотолетописцем.
   Но здесь, на этих страницах, я пишу О ЖИВОМ БОРИСЕ ШЕЙНИНЕ.
  
   ТРИ МИНУТЫ ВОЙНЫ
  
   В суровый 1942 год, когда у стен Севастополя насмерть стояли матросы и солдаты, защищая свой город, смелостью и храбростью мало кого можно было удивить. И в то время во многих советских и зарубежных газетах появился фотоснимок: "Гибель немецкого стервятника".
   Сюжет фотоснимка прост: почти над самой землей, взрываясь и распадаясь на кусочки, падает вражеский самолет. Какой он марки - "юнкере" или "мессер-шмитт",- в ожесточении взрыва определить невозможно.
  
   []
   Крупный журнал Америки " Лайф " напечатал снимок на обложке и сопроводил его текстом:
   "Леди и джентльмены! Только человек со стальными нервами мог сделать такой снимок. Вы видите, как разваливается на куски фашистский бомбардировщик, вот так развалится и фашистская Германия".
   Автор этого уникального кадра - Борис Шейнин.
   Я много лет знаю и люблю этого человека: немножко взбалмошного, по-южному импульсивного, доброго и надежного товарища.
   Он родился в Севастополе , прожил здесь почти всю свою жизнь, и сейчас на улицах нашего города можно видеть этого шестидесятилетнего, но, тем не менее, моложавого человека. Севастополь вошел в его судьбу, но и он останется в истории Севастополя. Особенно - своими военными кадрами. В снимках Бориса Григорьевича Шейнина запечатлены все двести пятьдесят дней обороны города и его освобождение. А это тысячи уникальных кадров , тысячи остановленных мгновений. В письме к Борису Шейнину Константин Симонов писал:
   "Мне по душе Ваши снимки, снятые... в гуще боев. Таких снимков у Вас немало - и их я высоко ценю, хотя в них нет претензий на эпохальность... Жму руку. К. Симонов. З.У.75 г.".
   А писатель Петр Сажин как бы добавил свои строки к письму Константина Симонова:
   "Самыми интересными и, я не ошибусь, если скажу,- уникальными были на выставке фотографии об осажденном Севастополе. Каждый снимок из этой серии точен и правдив. Я бы еще добавил, что снимки эти были сделаны с риском для жизни и без малейшей попытки "организовать" либо насильственно остановить "мгновенье"... В начале нынешнего лета ( 9 мая 1968 г.- -М. Л. ) в Севастополе, на фотовыставке фронтового фотокорреспондента Бориса Шейнина, я видел, как закаленные, прошедшие нелегкую морскую службу и с безумной отвагой сражавшиеся в обороне Одессы, Севастополя и Кавказа моряки, разглядывая снимки времен обороны Севастополя, подносили к глазам платки..."
   Я наблюдал за Сажиным, у него в руках тоже был платок. И в своей книге "Севастопольская хроника", которую он тогда писал, будут примечательные строки и о неистовом фоторепортере с "дерзким объективом" Борисе Шейнине.
   Я прочитал множество книг об обороне и освобождении Севастополя , и почти во всех упоминается имя Бориса Шейнина , печатаются его снимки.
   Маршал Жуков в своей книге "Воспоминания и размышления" поместил севастопольское фото Б. Шейнина "Моряки в обороне" и с благодарностью прислал ему свою книгу.
   Бывший командующий флотом , народный комиссар , Герой Советского Союза Н. Г. Кузнецов на своей книге "Накануне" написал:
   "Дорогой Борис Григорьевич! На добрую память! В этой книге есть и Ваш труд , за который я искренне благодарен..."
   Свою книгу "Рассказы о флоте" с дарственной надписью прислал Адмирал флота И. С. Исаков...
   Я написал о книгах тех людей, которых сейчас нет в живых... Но на книжной полке бывшего фронтового репортера - сотни книг с автографами.
  Борис Шейнин провоевал с первого до последнего дня. Но мне с улыбкой сказал однажды:
   - Я воевал всего три минуты!
   И, видя, что я не среагировал на его слова , принимая их за очередной розыгрыш , на что он был великий мастер , добавил:
   - Это моя дочь подсчитала - она у меня математик. И она права: я снял девять тысяч кадров, и если в среднем каждый кадр снят со скоростью в одну пятидесятую секунды , то , примерно , и получается три минуты войны.
   Что уложилось в эти "три минуты"? Одесские баррикады 1941 года и сражающийся Севастополь , горькие минуты отступления и счастье освобождения родного города , дороги на Берлин и Знамя Победы над рейхстагом...
   На груди у Бориса Шейнина много наград. По ним можно изучать весь боевой путь от Севастополя до Берлина. А совсем недавно у него появился еще "Почетный знак ветерана 2-й Гвардейской армии".
   - За что, Борис Григорьевич, вроде бы ты никакого отношения не имеешь к гвардии?
   - Я тоже так думал - ответил он ,- а вот гвардейцы рассудили иначе... А дело было так...
   И предо мною открылась еще одна страничка военной биографии Бориса Шейнина...
   Нам приходилось видеть множество снимков городов , объятых пламенем и дымом. Обычно на таком фоне кроме руин и разглядеть ничего не удается. Вот и на шейнинском снимке , кроме развалин , выбивающихся из-под дыма, вроде бы ничего не видно , и если б не подпись "Севастополь в огне" , то трудно было бы вообще определить, к какому освобождаемому городу это относится.
  
   []
  
   Сделан этот снимок на подступах к Севастополю 7 мая 1944 года , то есть за два дня до освобождения города . Снимок в тот же день и час был отправлен самолетом в Москву, и на другой же день газета со снимком "Севастополь в огне" была в руках у советских бойцов , стоявших под стенами горящего города...
   Прочитал газету "Красный флот" и командующий артиллерией 2-й Гвардейской армии генерал-майор Иван Семенович Стрельбицкий.
   Генерал даже вздрогнул , увидев в газете снимок Шейнина: сквозь дым, застилавший город , опытный глаз различил едва заметные просветления:
   - Да это же огневые точки противника! - воскликнул генерал - Шейнина разыскать и доставить ко мне! Немедленно!
   Фоторепортера нашли на Радиогорке на Северной стороне , он через приставку фотографировал город. Когда Шейнина привели к Стрельбицкому, тот спросил , показывая на снимок в "Красном флоте":
   - Много подобных?
   - Много ,- ответил Шейнин.
   - Отлично! - воскликнул генерал - Немедленно составьте из снимков панораму города!..
   Ориентируясь по шейнинской фотопанораме , артиллерия открыла огонь...
   А через сутки в Севастополь вошли наши войска и своими глазами увидели, каким точным было попадание наших снарядов.
   Тогда же, в день освобождения города от фашистов , Стрельбицкий сказал:
   - Трудно подсчитать, сколько бойцов обязаны вам своей жизнью , но знайте и помните , ваше имя навеки будет связано с нашей гвардией. И вы - гвардеец!..
   В мирное время получил "Почетный знак" гвардейца Борис Шейнин , и в сопроводительном письме было сказано:
   " Дорогой наш гвардеец Борис Григорьевич.'
   Артиллеристы Гвардии помнят Вас по совместной деятельности в боях за Севастополь. Мы ценим Вашу товарищескую, профессиональную помощь нашим гвардейцам в создании фотопанорам в целях управления артиллерийским огнем... За Ваш фронтовой труд, за подвиг в освобождении Севастополя и Крыма , за Ваше хорошее чувство поддержки боевых друзей благодарим...
   Генерал-лейтенант артиллерии в отставке, бывший заместитель командующего 2-й Гвардейской армии и член Военного совета И. Стрельбицкий ".
  
   ...На стене в квартире у Бориса Шейнина висит ( висел!) старенький , потертый фотоаппарат. Под ним табличка, на которой выгравирована надпись: "Этим фотоаппаратом "Лейка" ? 282179 лейтенант Борис Григорьевич Шейнин - фоторепортер газеты "Красный флот" - сделал около девяти тысяч кадров в период обороны Одессы, Севастополя и штурма Берлина. Негативы хранятся в Центральном музее Революции СССР в Москве".
   Что и говорить, уникальная "Лейка", на которую давно посматривают сотрудники музея Черноморского флота. А в свое время ее увидел американский фотокорреспондент Ричард Гопкинс...
   Было это на Ялтинской конференции в Крыму. Ричард Гопкинс -процветающий журналист, для которого не существует невыполнимых желаний. Это и понятно: его отец Гарри Гопкинс - друг и советник президента США Франклина Рузвельта. Сейчас его не менее всемогущий сын, как говорится, положил глаз на "Лейку" Бориса Шейнина. Ричард Гопкинс подошел к Борису и бесцеремонно стал его разглядывать, словно стараясь определить, на сколько долларов тот выглядит.
   - О-о-о! Прошу прощения, коллега. Один вопрос: не этой ли машиной ,- он указал на шейнинский фотоаппарат,- был сбит фашистский сволочь? - он намекал на известный в Америке снимок "Гибель фашистского стервятника".- Я хорошо говорю по-русски?
   - Этим , коллега, этим: русские пули вылетали вот из этого отверстия...
   Американец расхохотался:
   - О'кей ! Я согласен меняться с вами фотоаппаратами ,- и он протянул Шейнину "спид-график" - самый современный аппарат.- Повезу в Штаты сувенир. Америка любит сувениры.
   - Я не меняюсь,- отстранил фотоаппарат Шейнин ,- этот сувенир и мне дорог.
   - Как! - воскликнул ошеломленный американец. - Вы отказываетесь?! Моя фотокамера стоит двух автомобилей!..
  
   Так и улетел Ричард Гопкинс в Штаты со своим "двухавтомобильным" "спид-графиком".
   Мы стоим с Борисом Григорьевичем на Графской пристани - это его самое любимое место в Севастополе - и молчим. Я и не пытаюсь угадать, о чем он сейчас думает. Но мне , знакомому с его жизнью, кажется: именно сейчас он вспомнил прожитое...
   Вот он, молодой краснофлотец, печатает свой первый снимок в "Красном черноморце", вот его конкурсное фото публикует "Правда", после чего Шейнина приглашают работать в военно-морскую газету "Красный флот"; вот он бороздит волны Балтики вместе со специальным корреспондентом "Правды" писателем Всеволодом Вишневским... И вот оно снова, родное Черноморье...
   Трудная битва за Одессу и Севастополь - и в объективе военного фотокорреспондента появляются герои битвы: зенитчик миноносца "Шаумян" Петр Скворцов и начальник разведки бригады морской пехоты Дмитрий Красников, командир крейсера "Красный Кавказ" Алексей Гущин и медицинская сестра с Малахова кургана Фрося Радичкина, снайпер Василий Рубахо и командир подлодки, Герой Советского Союза Михаил Грешилов... Молодые, красивые, мужественные. Многие из них так и останутся молодыми в веках!
  
   РАССКАЗ О ЧЕРНОГОЛОВОМ.
  
   Это рассказ о Райкине . Об Аркадии Райкине . О молодом Аркадии Райкине , которого сегодня нет в живых. Но он часто "смотрит" на нас с телеэкранов: величественно седой, с райкинской усмешечкой , отмеченный многими правительственными наградами , лауреат самой высокой премии Союза Советских Социалистических Республик... Бывшего Союза!
   А на снимке, сделанном военным фотокорреспондентом Борисом Шейниным ,Аркадий Райкин жгуче черноволос , без наград и вообще , мало кому известный артист. Разве только руководителям Ленинградской филармонии он известен , которая и выписала ему командировку на войну - на Черноморский театр военных действий.
   Это рассказ и об Авдееве. Михаиле Авдееве. Герое Советского Союза. В Севастополе ему и присвоили это звание.
  
   []
  
   Это тот самый Авдеев, который сбил в черноморском небе семнадцать фашистских стервятников, а авиационный полк, которым он командовал, совершил свыше полуторатысяч вылет и был назван гвардейским и получил наименование Севастопольского.
   Это был тот самый Михаил Авдеев, который на бреющем полёте обстрелял немецкий корабль в Ялтинской бухте на котором находился сам командующий 11-й немецкой армией , - армией , которая осаждала Севастополь много-много дней и месяцев генерал фон Эрих Манштейн. Манштейн только чудом остался жив.
   Вот как описывает Манштейн в своей мемуарной книге "Утерянные победы":
   "... Я с целью ознакомления с местностью совершил поедку вдоль Южного берега Крыма до Балаклавы на итальянском торпедном катере. Мне необходимо было установить , в какой степени прибрежная дорога , по которой обеспечивалось снабжение корпуса, могла простреливаться корректированным огнём...
   На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защёлкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил шум их моторов. За несколько секунд из 16 человек, находившихся на борту, 7 были убиты и ранены. Катер загорелся, это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам...
   Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранены три матроса. Погиб так же начальник Ялтинского порта капитан 1 ранга Бредов. У моих ног лежал мой самый верный товарищ боевой, водитель Фриц Нагель..."
   Манштейн малость приврал в своих мемуарах, самолётов было не два, а один...И снарядов никаких не было - стреляли только из пулемёта И это подтвердил встреченный мною в Сочи , когда я там отдыхал, бывший вестовой генерала-полковника Манштейна Вернер Крамм ( позднее Манштейну присвоили звание генерал-фельмашала - М.Л.)
   Я специально более или менее подробно пишу об Авдееве, потому что "райкинский" снимок непосредственно связан с черноморским асом , который тоже недавно ушёл из жизни. И, можно сказать, не соверши Михаил Авдеев свой очередной подвиг, не было бы и снимка.
   А дело было так: Анастасия Позивова, - заведующая отделом иллюстрации газеты "Красный флот", - прислала из Москвы в Политуправление Черноморского флота телеграмму: "борису шейнину тчк летчик авдеев сбил очередной самолет тчк требуется его снимок тчк обязательно смеющий авдеев тчк под снимком надпись тчк только люди с такой щедрой улыбкой способны побеждать тчк"
   Телеграмма - боевой приказ для фотокорреспондента "Красного флота" и Борис Шейнин выехал срочно в Геленджик - там, в горах находился аэродром и авиационный полк Авдеева находился там.
   Борис Шейнин с Михаилом Авдеевым был знаком давно, с первых дней обороны Севастополя, знал что прославленный с первых боёв лётчик любил улыбаться и числился в "ба-а-ль-ши-х хохмачах!", - но тут просто улыбки мало! Начальство требовало , чтобы улыбка была ещё и "щедрой". Во весь рот.Поди добейся такой , когда не только советские сбивают немецких, но и немецкие сбивают советских!
  
   Вся в славе и гробах дорога в небо...
  
   Напишет позже севастопольский поэт Николай Криванчиков, знавший небо не понаслышке.
   Но Бориса друзья-репортёры не зря называли "наш везунчик" и на этот раз удача сопутствовала ему.
   Во-первых , погода была нелётная и все лётчики были в сборе, а во-вторых...О такой удаче, - сверхудаче! - и не мечтал фоторепортёр! Вот он - Михаил Авдеев стоит и ... хохочет, показывая все тридцать два молодецких зуба - щедрее улыбки и и придумать невозможно. Шейнин вскинул свою заслуженную "лейку"... Щелчок, не слышимый во взрыве хохота, и авдеевская щедрая улыбка запечатлелись на века.
   Довольный собою фоторепортёр улыбнулся - вот она причина хохота! - и увидел молодого, жгучечерноволосокого незнакомого артиста, читающего монолог о болтуне-лекторе. Читающего так , что стонал от смеха народ военный , народ молодой. Прислушался наш Боря и ... расхохотался. И хоть не было у него задания фотографировать артистов , да ещё неизвестных, - "Снимай только что тебе велено, плёнки же не хватает!" - всё же не удержался. Снял. Для себя лично.
  
  
   []
  
   И стоит улыбающийся Аркадий Райкин на энском аэродроме, а вокруг - заснеженные горы, тусклое небо, и солнце, пробивающее хмарь и лётчики прославленного Севастопольского гвардейского полка - смеющаяся летающая гвардия, большинства из которых сегодня нет в живых...
   Через много лет после Великой Победы, Боря Шейнин оправдывался передо мною:
   - Почему сделал с Райкиным только один снимочек?.. А кто знал , что этот черноголовый станет великим артистом? Знал бы, не одну плёнку на него израсходовал...
  
   А, может быть , и мы, поэты и прозаики, должны учесть опыт Бориса Шейнина и относиться друг к другу, как великие к великим!?.
  
   Свыше ста концертов дал Аркадий Райкин для черноморских лётчиков и моряков, выступал в госпиталях, - "его появление в больничных палатах лечило не хуже лекарств, а, может быть, даже лучше!"
   Закавыченную часть фразы говорю не я , а вице-адмирал в отставке, адьютант командующего Черноморским флотом Василий Виргинский в одной из наших бесед. .
   А, что касается самого командующего Черноморским флотом адмирала Филиппа Отябрьского, то он сразу же понял огромнейший талант артиста и своим приказом наградил Орденом Отечественной войны 2-й степени...
   Это была первая награда в большом послужном списке гениального лицедея.
  
   ФОТОФОКУСЫ БОРЕЧКИ ШЕЙНИНА
  
   Конечно, он давно не Боречка-Борька , а Борис Григорьевич Шейнин, и его уже много лет нет на этом свете. Но я пишу о том времени, когда друзья называли его ласково Боренькой или Борькой , и был он фоторепортером центральной газеты "Красный флот" в Севастополе...
   А теперь внимательно присмотритесь к этой фотографии Героя Советского Союза Николая Токарева. Ничего не замечаете?.. Нет?!.. Тогда уши "на товсь!" и слушайте, расскажу вам историю этой фотографии...
   Борису Шейнину было дано очередное задание: сфотографировать прославленного аса Черноморского флота Николая Токарева при всех его регалиях и наградах. Газеты того времени тяготели к таким снимкам.
   Приказ обычный , если б не одно "но". Еще ни одному фоторепортеру не удалось сфотографировать Николая Токарева при полном параде , то есть , при кителе с орденами и Золотой Звездочкой Героя! Не любил Токарев позировать! И это было его святым правилом. "После войны - пожалуйста! А сейчас, когда гибнут мои товарищи, ни-ни!"
   И Борису Шейнину он тоже заявил, несмотря на их многомесячное знакомство:
   - Шел бы ты отсюда, мичман , - тогда еще Шейнин был мичманом! - куда пожелаешь. А хочешь снимать, снимай как есть!
   - Та-а-ва-рищ па-а-ал-ковник!..
   - Давай, давай, Боренька, чухай отсюда...
   И вышел Борис от полковника авиации Николая Токарева ни с чем. Не совсем ни с чем , четверть пленочки на него потратил. Но это было совсем не то...
   Не знаю , чем бы кончилось это дело, если б не еврейское счастье , не в ироническом, а в настоящем значении этого слова. Навстречу ему Васька Дробот, кореш Шейнина и токаревский стрелок-радист. Василий заметил огорченное лицо своего друга и поинтересовался , кто это обидел Борьку Шейнина. А когда Шейнин поведал о своем "несчастье", Дробот воскликнул:
   - Та, Борька, шлимазл, и еще кто - я не знаю! Ты тут появляешься раз в сто лет , а тебе подавай на блюдечке Токарева при орденах. Да было бы тебе известно, друг ситный, что и я, а вижу я его каждый день, но видел ни разу Николая при наградах! Но тебе повезло, цудрейтер ты этакий , что встретил меня. И я тебе помогу.
   Не за здорово живешь, конечно, а за...
   - Понял, понял, Васенька, - закивал головой Шейнин, - будет с меня бутылка с закусью.
   - Обманешь, небось?.
   - Шоб на мне новая спидныця лопнула! Шоб меня приподняло и шлепнуло! Шоб мне на тот светпропуск забыли выписать! Шоб мне...
   Дробот остановил рукою поток слов.
   - Мы, Василий, довольны. Слухай сюда! Жинку токаревскую знаешь?
   - Ну?
   - Шо "ну"! Загну, - дуга будет! Знаешь?
   - Ну?
   - Баранки гну! Как много нагну, тебе дам одну! Отвечай по существу!
   - Знаю.
   Жена Николая Токарева Елена была моложе мужа на много лет. И по ней вздыхал не один заслуженный летчик да плюс журналисты всех севастопольских газет. Она появилась в Севастополе перед самой войной, окончив в Москве факультет
  журналистики , но на газетном поприще не проработала ни дня. Повстречала на Примбуле - Приморском бульваре - своего воздушного принца ( он тогда еще не был Героем ) и выскочила замуж.
   - Знаешь? Еще бы ты не знал!.. Вот и дуй к ней. О тебе она наслышана. Она , и только она сможет тебе помочь. Токарев он герой только в небе , а перед своей бабой... куда только геройство уходит!..
   И пошел наш Борька к музе Токарева. Но план Шейнина: помочь ему встретиться с Николаем Токаревым да так, чтобы тот был при параде, она отвергла на корню:
   - Ничего из этого не получится! Даже моих чар не хватит, чтобы заставить его надеть ордена.
   - Что же делать мне, товарищ генерал ! Ну, пообещай ему ноченьку в алмазах!
   Елена хмыкнула, на секундочку задумалась , а потом воскликнула:
   - Но выход, если ты настоящий журналист , есть всегда!
   И Леночка, вытащив из шкафа китель мужа, - какое ослепительное море наград! - и жестом настоящей леди , надела его на себя.
   - Снимай жену Героя Советского Союза!
   У Бориса "лейка" всегда наготове , - сделал несколько кадров.
   - На тебе, красавица ты моя, очень даже сидит этот китель. Лучше даже чем на Николае Александровиче...
   - И это о тебе ходят легенды в Севастополе, - не дослушала его Леночка, - что ты...
   - Обо мне ?.. Вы меня с кем то путаете , товарищ генерал!.
   - Пижон ты, Борька! Это говорю тебе я, как журналист журналисту. Фото моего мужа у тебя есть?
   - Сколько угодно!
   И тут до Бориса дошел ее "коварный" замысел...
   В Москву Шейнин прилетел на " попутном " боевом самолете и сразу - в редакцию. К своему старшему другу Коле Труфанову.
   Коля Труфанов - талантливый ретушер. Из слабых снимков делал настоящие произведения искусства.
   " Волшебник газетной ретуши " - неофициальное звание Николая Труфанова - посмотрел на китель с орденами на грудастой талии Леночки Токаревой , разложил перед собою добрый десяток фотографий самого Токарева и... резанул ножницами по шеям. По шее Токарева и его любимой жены. А потом, - дело техники мастера своего дела! - китель состыковал с головою Токарева, и на месте среза подрисовал белый подворотничок.
   Через несколько дней севастопольские читатели "Красного флота", да и читатели неоккупированной зоны всего Союза, увидели в газете прославленного летчика в парадной форме и при орденах.
  
   []
  
   Как завидовали Шейнину многочисленные корреспонденты всех званий и сословий , фотографировавшие Николая Токарева неоднократно , но ни разу в таком виде!..
  
   Герой Советского Союза Николай Александрович Токарев геройски погиб. И в центре Евпатории , благодаря евпаторийцам и тулякам, - Токарев был родом из Тулы - поставлен ему памятник. Фотография Бориса Шейнина была единственной, которой пользовался скульптор, лепя грудь Героя.
  
  
   СТРАННОСТИ СУДЬБЫ ИЛИ НА БЕРЛИНСКИХ УЛИЦАХ
  
   Начало штурма Берлина советскими войсками застало фронтового фотокорреспондента Бориса Шейнина в Москве. И он тут же бросился к редактору своей газеты "Красный флот". Редактора не было в городе, а был его заместитель полковник Семен Зенушкин.
   - Умоляю!.. - начал Шейнин.
   - Не возражаю, - улыбнулся Зенушкин.
   - А вы , что знаете, об чём я вас умоляю?
   - Все вы одинаковые! В Германию, небось, рвёшься?
   - В неё самую!
   - Скажи, чтоб тебе выписали командировку и прямиком дуй на вокзал !
   - С меня бутылка плюс закуска ! - закричал на радостях Борис и прямиком бросился на Курский вокзал, откуда отправлялись поезда на Берлин.
   - Поедете вдвоем! - прокричал ему вдогонку Зенушкин. - С Ильей Бару...
   Курский вокзал, набитый военными, гудел как {ну и дремучий же штамп я сейчас выдам!) улей, потревоженный людьми. И путь всех этих людей , - в отличие от пчел - лежал в одну сторону: на Берлин.
   А билетов не было! То есть они, конечно, были, но - на конец мая: Берлин к тому времени , - так думали военные люди , - обязательно возьмут.
   От билетных касс Боря Шейнин и Илья Бару бросились к коменданту, на ходу вытаскивая редакционные удостоверения и предписания. Но и у комендатуры - очередь. И все чего-то хотят и требуют от измученного военного коменданта.
   Военных корров можно понять: Берлин вот-вот должен пасть, а они из Москвы никак не уедут, прохлаждаются в эти апрельские жаркие дни.
   - Комендант не поможет - дохлый номер! - угрюмо пробурчал Илья Бару.
   - Дохлый! - не стал с ним спорить Шейнин.
   - Думай, думай, Борька! Ты, говорят, везучий человек, вот и довези до Берлина. Хоть на себе!
   И тут Боря Шейнин, не фигурально выражаясь, хлопнул себя по лбу.
   - Танцуй, Илька, и молись Богу, чтобы это дело выгорело.
   - Я готов, Боречка, но ты хоть объясни, в чем дело?
   - Объясню. Дело было на Ялтинской конференции.
   - Это когда ты по знакомству снимал Рузвельта с Черчиллем?
   - Не-е, раньше, когда Рузвельт на своей громадине, четырехмоторном самолете приземлился в Саках - знаешь, такой малюпусенький аэродромчик неподалеку от Симферополя... Так вот из-под самого днища на землю спустилась кабина-лифт, и из этого лифта выкатилась коляска, а в ней - президент США Франклин Делано Рузвельт.
   Улыбнулся Рузвельт встречающим, а у встречающих погоны один шире другого, и пригласил всех сниматься. Вместе с собою... Я тогда и нащелкал целую пленку... А когда я сделал этот с десяток кадров, ко мне подошел какой-то человек в комбинезоне и говорит: " Сделай и мне, дружочек, снимок на память. Тот, который с Молотовым и Рузвельтом ".
   - Да, я забыл сказать, там еще Вячеслав Михайлович Молотов был - тоже приехал встречать президента...
  
   []
  
   "Хорошо", отвечаю, к концу сегодняшнего дня сделаю... И сделал! Когда вручал эту знаменательную фотографию тому человеку, он спросил: "Сколько я вам за нее должен?" Вежливо так поинтересовался. А мне обидно стало! Отвечаю: не наживаюсь я на своих фотографиях, и отзынь от меня на четыре лаптя!
   - Так и сказал?! - засмеялся Илья.
   - Да нет. Шо я тебе - по попу деревянный!? Шо я, не понимаю, что с Рузвельтом и Молотовым простой лейтенантик сниматься не будет?! - Ну и что твой неизвестный, фамилию которого ты постеснялся спросить? Ведь постеснялся, Борька?
   - Постеснялся. Однако номерочек своего телефона он мне оставил. Я брать не хотел. А он говорит:
   " Не дрейфь, бери! Будешь в Москве, звони по этому телефону, и я тебя чем смогу отблагодарю! "
   И Боря Шейнин достал бумажку, на которой, кроме телефона, ничего не было.
   - Звони, Борис! Посмотрим, какой ты везучий, - сказал Илья.
   Шейнин набрал номер , и на том конце тотчас ответили:
   - Слушаю! Кто это?
   Борис стал объяснять, при каких обстоятельствах к нему попал этот номер телефона. Напомнил, что хозяин этого номера обещал помочь ему, если понадобится, а он поверил... и сейчас вот нужна помощь.
   - Да, это я. Но чем же я могу быть вам полезен?
   Борис объяснил, что они два журналиста из "Красного флота" и , что , если, конечно , возможно, пусть он позвонит коменданту Курского вокзала, чтобы им немедленно выдали билеты на поезд. В Берлине они с Бару должны быть - кровь из носу! - в первые минуты его падения.
   Человек на том конце трубки выдержал паузу и сказал:
   - Записывайте, товарищ Шейнин. Завтра в девять ноль-ноль на Внуковском аэродроме вас будет ожидать самолет... Какой самолет?.. Ли-2 с бортовым номером... Записываете?..
   И точно, утром их ждал самолет, а его командир гвардии капитан Алексей Бережной, проверив документы корреспондентов, - я бы заметил, обалдевших корреспондентов! - вскинул руку к лётному шлему:
   - Проходите, товарищи!
   Тут только они поверили, что это не розыгрыш!
   - Скажите, товарищ капитан, а кто тот чудак, который выделил нам этот летак?
   Капитан посмотрел внимательно на. Борю Шейнина - притворяется или выпендривается?! - и четко доложил:
   - Самолет в ваше распоряжение выделил маршал авиации Сергей Александрович Худяков. Прикажете взлетать?!.
  
   И когда они очутились в пустом самолете, летевшем на запад, оба, не сговариваясь, подняли несколько пальцев вверх, что означало: воткнем пёрышко в гудочек московским журналистам! Пусть теперь попробуют нас обогнать!..
   Ли-2 приземлился на ближайшем немецком аэродроме. А от него еще пилить и пилить - больше ста километров до Берлина. Но счастье есть счастье, и Илья Бару поверил окончательно, что Боря Шейнин, неунывающий репортер с дерзким объективом, - так его называл Константин Симонов, действительно родился в рубашке: вот-вот должна быпа рвануть к Берлину легковая автомашина, а в ней...
   Есть все-таки Бог на этом не из лучших миров, и пюбит он неверующего в Него Борьку Шейнина, - в легковой трофейной машине сидит его друг - все у него друзья! - фоторепортер " Правды " Яков Рюмкин.
   Увидел Яша бегущих к нему людей и притормозил:
   - Ты, Борька?! Ты, Ипюшка?!
   Вместо приветствия Борис, запыхавшись от бега, спросил:
   - Извозчик! До Берлина за бутылку довезешь?!
   - Сам две поставлю...
  
   Я многое опускаю из разговора друзей, остановлюсь на главном - вся троица оказалась в горящем Берлине. В самый ответственный момент истории.
  
   И через несколько дней в центральной газете "Красный флот" появился очерк Ильи Бару со снимками Бориса Шейнина. Очерк назывался " На улицах Берлина ". Вот что писал Илья Бару:
   "...Мы едем по берлинским улицам к центральным районам города, по направлению к Шпрее. Внезапный налёт восьмёрки "фокке-вульфов" заставляет нас выскочить из машины и залечь у стены дома. Рвутся, разламывая дома и вырывая из мостовой асфальт и землю, немецкие бомбы, часто-часто стучат зенитки. Странное ощущение вызывают эти звуки. Давно ли на этих местах стояли немецкие зенитки, стрелявшие по английским "ланкастерам" и американским "либерейтерам".
   А сейчас здесь, в самом сердце Берлина, расположились наши советские зенитные пушки, и стреляют они по немецким самолетам, сбрасывающим бомбы на свои же немецкие дома..."
  
   []
  
   А на снимках Бориса Шейнина были: танк, а на нем - танкист старший лейтенант Александр Пузырев, подъехавший к перекрестку улиц, Франкфурт-штрассе и Кронпринцен-штрассе; группа пленных гитлеровских офицеров, а на третьем снимке - подразделение младшего лейтенанта Дерябина, выбивающее фашистов из дома, ставшего ДОТом...
   И было еще много-много берлинских победных снимков, часть из которых - микроскопическая часть! - есть в интернете
  
  
   ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД РЕЙХСТАГОМ
  
  
   Знамя Победы над рейхстагом - последняя заключительная точка, поставленная Борисом Шейниным в многодневной военной эпопее. Снимок сделан 1 мая 1945 года, когда Берлин ещё не был взят.
   Снимок публиковался много раз. А к двадцатилетию Победы, он был напечатан вместе с письмом Бориса Шейнина в "Литературной России" .
   Комментарии и сам снимок были опубликованы Василием Субботиным после первого издания своей книги "КАК КОНЧАЮТСЯ ВОЙНЫ", после согласования с самим Борисом - Василий Субботин знал не понаслышке, обидчивую шейнинскую душу.
   В своём письме он обращается к Борису на "вы", хотя в той, военной жизни и при встречах они "тыкали" друг друга.
   Впервые полностью публикую письмо Василия Субботина - подлинник хранится у меня:
  
   Июль, 1996 г. Ялта
   Дорогой Борис Григорьевич!
   Куда это Вы заслали вашу бандероль - на какой-то проезд Степанова! Удивительно, что она ещё нашла меня. Тем более - в Ялте!
   Спасибо вам! Спасибо за всё, за доброе слово, за горячую оценку книжки моей и просто за Ваше хорошее, честное письмо. И за этот дорогой для меня снимок! Не знаю, как насчёт 1-го мая, но снимок - поразительный! Без дураков, без грубой театральщины, которой нас пичкают некоторые ваши товарищи, и которая должна была бы надоесть давно.
   Вы правы, может быть стоит издать книгу в иллюстрированном варианте. Этот вопрос вставал и теперь в первом издании, у меня есть некоторые другие любительские снимки, даже интересные, но возникло соображение, уместно ли давать к книжке, претендующей по жанру на литературное произведение, повесть, снимки, документальные фотографии, даже если и очень хорошие. Сам я думаю, что всё-таки - можно.
   Кстати, Борис Григорьевич, Вы правы были ( Борис Григорьевич!.. Вы!.. А я то думал, после рейхстага, где они были на ты и без отчеств, так всё и останется! Ан нет, ребята приобрели имена широкоизвестные, долго не виделись после войны и... "пожалуйста" вам - переродились! - М. Л. ) Книжку уже переиздали. Теперь она вышла в издании "Роман-газеты" тиражом в 2 -х с половиною млн. экземпляров. Но я продолжаю работать над своей книгой, сейчас, вот уже здесь, в Ялте, и в прошлом году, написал новые главы. Кроме того, осенью я совершил очень интересную поездку по Германии, Был в Берлине, - снова был на этих местах. Многое в книге дополнится. Я уже говорил предварительно с издательством "Советская Россия" об иллюстрированном варианте. Снимок этот Ваш для меня большая находка. В нём есть та будничность, та простота, та естественность и натуральность, которая уже сама по себе есть разоблачение всякой фальши, всякой длинноногой ходульности и пустопорожнего пафоса. Против чего я и выступал самим тоном своей книжки. Не знаю, достаточно ли я скромен в выражениях?
   Разрешите ли Вы мне использовать этот снимок раньше, до книги, где-нибудь, если представиться такой случай? В какой-нибудь газете, например, в "Правде". Только в прошлом году нужен был снимок к моему очерку, мы искали что-нибудь подобное этому снимку.
   А как мне получить другие снимки? Дадут ли их в музее Революции? И, конечно, я не буду ждать до 25-летия, мне они нужны сейчас - настоящий, истинный Берлин!
   Если мне когда-нибудь потребуется привести что-нибудь из письма, думаю, что ты ( "Ты!" - наконец-то прорвалось! - М. Л.) мне разрешишь это? Я сделаю это тактично. При всех случаях, в любую минуту, я это готов согласовать.
   Конечно, же это наш матрац, тот самый! вот такой длинный он и был...Это - он. Ребят этих, снятых тогда в Берлине, возле руин, надо узнать. Скорее всего, это наши. Нужен снимок.
   Будем с нетерпением ждать "В объективе - война". Я уже о ней где-то читал, в московской газете, о таком предполагающемся издании.
   Огромное спасибо за подарок, за дорогие снимки, многие из которых памятны и не могут быть нами никогда забыты, как сама война. Рассматриваю эту книгу пристально, вглядываюсь. Есть во что. Тоненькая книжка, а сколько героизма и сколько обжигающей память правды! Дерзостный объектив.
  Благодарю, крепко обнимаю!
  Василий Субботин
  Адрес мой - Москва, В-296, Ломоносовский проспект, д. 14, кв. 407.
  Отсюда, из Ялты, из дома творчества, я уеду через неделю.
  В.С. "
  
   Это ответ на письмо Бориса Шейнина, а само письмо опубликовано в одном из последующих переизданий книги "Как кончаются войны":
  
   - У Брандербургских ворот ко мне подошёл фоторепортёр журнала "Огонёк" и говорит: "Давай, Борька, полезем на крышу, смотри, смотри, там уже лазят какие-то солдаты..."
  Подходя к зданию, я увидел на лестнице убитого и ещё тогда подумал, какое горе - умереть в пяти метрах от победы...
   Так вот, добрались мы ещё по горящим балкам на крышу рейхстага при помощи какого-то чёрного, грязного, обстрелянного солдата, и тут я увидел, что один из наших на оставшихся обломках фигур рыцарей на рейхстаге держит на небольшом древке тёмно-красное полотнище... В этом полотнище я узнал ... полосатый матрац...
  
   "Ребят этих, снятых тогда в Берлине, возле руин, - строка из письма Субботина, - надо узнать..."
  
   Наивный Василий Субботин, - как их узнаешь, если вся история перековеркана, а история войны - особенно. Что нам сегодня известно о Знамени Победы!? Лишь то, что Мелитон Кантария и Михаил Егоров водрузили Знамя Победы на рейхстаге...Но в военном архиве сохранились документы - текст доклада командира 150-й стрелковой дивизии генера Шатилова командиру 79-го стрелкового корпуса о взятии рейхстага и водружении Красного Знамени. В этом докладе нет непосредственных исполнителей водружения. Но в итоговом документе отмечены шесть человек, отличвшихся при штурме рейхстага:капитан Неустроев, - я с ним встречался в Севастополе, где в последнее время он жил и совсем недавно скончался! - лейтенант Печерский, старшие сержанты Съянов и Талак, младший сержант Глотов и рядовой Кабулов, - ни Егорова, ни Кантарии среди этих людей нет.
   А как же - свидетельства очевидцев!? Того же капитана Неустроева!?.
   Скажем коротко: капитан Неустроев, когда вспоминал о водружении Знамени Победы над Рейхстагом, ни о Кантарии, ни о Егорове не вспоминал. А, когда я досаждал ему с этими именами, морщился с досады. Лично я посчитал это странностями старческого возраста и не дал об этой встрече ничего в газету, которая меня и откомандировала к нему - без имён Кантарии и Егорова материалов о Знамени над Рейхстагом тогда не существовало!..
  
   Знамя Победы было водружено капитаном В.Н. Маковым, старшими сержантами Г.К. Загитовым, А.Ф. Лисименко, А.П. Бобровым и сержантом М.П. Мининым, - все они и были представлены Командующим к присвоению звания Героев Советского Союза.
   И это факт, доказанный сегодня. О нём и сообщает Неустроев в письме к одному из участников штурма рейхстага:
  
   " Мною была сделана ошибка , что я допустил на крышу с Берестом Егорова и Кантария ( для позирования - М.Л.) Они в атаку не ходили, рейхстаг не брали, а вся слава батальона досталась им"...
  
   И ещё более резко высказался Неустроев в письме к заместителю по политчасти А. Бересту:
  
  "... М. Егоров и М. Кантария под твоим руководством закрепили Красное Знамя на крыше, когда закончились бои за рейхстаг. Ведь это истина!.. Я надеюсь, что правда о рейхстаге должна взять верх".
  
   К чести Мелитона Кантария и Михаила Егорова, их "показания" оказались более объктивными. В брошюре "Знамя Победы", вышедшей в Воиниздате микроскопическим тиражом, они написали, что знамя ?5 они доставили в рейхстаг значительно позже других знаменосцев. И, как жирная точка в этой непростой, запутанной временем и людьми истории, вывод:
  
   " В результате исследования, проведённого Институтом военной военной истории министерства обороны Российской Федерации, на основе архивных документов установлено, что первой на здание рейхстага Красное Знамя водрузила группа капитана В.Н. Макова.
   Исходя из этого, Институт военной истории... поддерживает ходатайство комитета ленинградской организации ветеранов-однополчан о присвоении звания Героя Российской Федерации капитану Макову В.Н., старшим сержантам Загитову Г. К.,Боброву А.П., Лисименко А. Ф., сержанту Минину М.П."...
  
   А что касается Бориса Шейнина, то он сфотографировал не тот флаг, не то Знамя Победы, которое хранится сейчас в музее славных военных дел в Москве, а просто ПЕРВОЕ ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД РЕЙХСТАГОМ. ЗНАМЯ ПОБЕДЫ НАД ОГОЛТЕЛЫМ ФАШИЗМОМ. ПЕРВОЕ!
  
   []
  
  
   Через несколько часов над рейхстагом развевались сотни алых полотнищ, сотни больших и малых флагов.
  
   СТАТУЯ ФАРФОРОВАЯ В ВИДЕ ГОЛОЙ БАБЫ...
  
   Перечитываю сейчас книгу Василия Субботина "Как кончаются войны" и...улыбаюсь. Хотя эта книга не для чтива, не для приятного времяпровождения. Но, читая ее, на ум приходят личные воспоминания.
   А вот такие строки:
  
  " ... Эти часы - из рейхстага. В тот наипамятнейший день мне дал их Коля Беляев. Он и его друзья нашли эти часы в сейфе, в одной из комнат рейхстага...",
  
   заставили меня вспомнить о другом подарке Василию Субботину, о котором не рассказано на страницах книги, - о портфеле из рейхстага. О портфеле, который подарил ему Боречка Шейнин.
   А дело было так...
  
   - Вася! - Борис Шейнин, который Боречка, внимательно посмотрел на распухшую противогазную сумку фронтового корреспондента, - Вася-Василек, если б я не знал тебя, то подумал, что там противогаз, но, зная тебя, думаю, что в твоей сумке спрятался жаренный поросенок. Поделись с коллегой, приятель!
   - Он же не кашерный, Боречка!..Разве ты станешь его есть! - Однако, скупердяй ты, Вася!
   Василий Субботин, - пусть его Шейнин называет Васей-Васильком, а мне по уставу не положено! - улыбнулся:
   - Стихи у меня там хранятся. Рюкзак полностью бумагами забил, теперь вот сумку противогазную приспособил, хотя сам противогаз я давно выбросил.
   Мог и не говорить, у редкого бойца, - а люди пера и объектива тоже бойцы, да еще какие! - можно было обнаружить противогаз. У каждого, покопавшись в противогазной сумке - маленький склад всякой всячины!
   - И хорошие стихи? - поинтересовался Боря.
   - Гениальные! - скромно ответил Вася.
   - Прочти! - попросил, как приказал, Боря.
   Поэта, - если он настоящий поэт, - дважды просить не надо:
  
   Наш путь от самой юности таков -
   Высокого он полон напряженья.
   Мы не листаем старых дневников
   И забываем наши дни рожденья...
  
   В самих себя заглядывать подчас
   И потому нам, может быть, не надо,
  
   Что в бурном веке отражает нас
   Всего вернее тот, кто с нами рядом
  
   - Вот теперь верю, Василий, ты действительно, гениальный поэт!Меня, небось, имел в виду, когда писал эти стихи?..Не меня!..Все равно, сделаю тебе царский подарок. Отберу портфель у Адика-гадика Гитлера и подарю тебе!
   - Трепач ты, Борька...
   Ничего примечательного в этом разговоре нет, если б не одно обстоятельство: велся он на ступенях рейхстага, который еще не был взят.
   Рейхстаг напоминал слоенный пирог. Не поймешь, на каком этаже немцы, на каком наши!
   Перекинулись словечками-шутками мастера прессы, согрели свои души немудренными шутками и... в пекло! Рейхстаг горел, рейхстаг отстреливался, рейхстаг требовал новых жертв...
   В имперскую канцелярию Адольфа Гитлера Борис Шейнин ворвался одним из первых, - Адольф бы в гробу перевернулся, узнай, что одним из первых был ... еврей!
   Нет, нет, бой на этом " пятачке" не велся, - это был просто отвоеванный промежуточный этаж. Шейнину нужно было пробраться на крышу рейхстага, на которую с полотнищами уже карабкалось множество бойцов!
   Но, несмотря на спешку, поразившие его аппартаменты, захотелось посмотреть.
   Что больше всего поразило Бориса Шейнина в имперской канцелярии Гитлера, - то, что это канцелярия самого фюрера, он узнал позже! - так это ордена-кресты густо рассыпанные по всему паркету. Да так густо, что самого пола не видно, а посему и передвигаться тяжело.
   Отшвыривая ногами пуды наград, Борис увидел портфель. Портфель, как говорится, не имел товарного вида: серожелтая грязь крупныими комьями застыла на нем, но в тех местах, где оставались просветы, поблескивал настоящий "крокодил".
   Вот тут-то Борис и вспомнил, что обещал портфель Васе Субботину, - "Будет знать, как обзываться трепачом" . Шейнин схватил портфель и чуть было не выронил его, - тяжел был!
   "Наверное, - подумал Борис, - и он орденами набит под самую завязку!?" Но нет, в портфеле орденов не было, в портфеле, завернутые в промасленную бумагу, лежало два кирпича. Огромных,огнеупорных кирпича.
   Борис вытряхнул содержимое из портфеля, нашел какой-то плакат, на котором русскими буквами было написано "Рус, сдавайся и ты будешь кушать белый-пребелый булка с маком!", завернул в плакат грязный портфель, - "потом отмою, кожа что надо!"...
   Опускаю в этом невыдуманном рассказе, целый период. Не описываю, как Борис добрался до купола рейхстага, как сфотографировал одно из красных полотнищ на продырявленной снарядами и бомбами крыше, - читайте об этом в одном из моих очерков! - как с трудом отыскал портфель, заначенный в одной из тысяч кабинетов рейхстага, как отмывал его из прорванной трубы имперского водовода, как дарил портфель из натуральной крокодиловой кожи Васильку, - Василию Субботину! - но вот как Борис Шейнин через сутки, после окончательного взятия рейхстага, вновь попал в имперскую канцелярию, расскажу более или менее подробно...
   Когда Шейнину сказали, что он побывал в святая святых гитлеровского центра, побывал там, где мог находится только фюрер Адольф Гитлер со своими приближенными, он вначале не поверил. А, поверив, вновь захотел побывать там, чтобы своей бессменной "Лейкой" зафиксировать свое присутствие в этом уникальном, во истину, историческом месте.
   Но ... У самого входа Бориса Шейнина встретило несколько "но"!
   Во-первых, Бориса не хотели пускать в канцелярию Гитлера потому, что внутри шла опись имущества, - описывалось все, что не успели утащить генералы с большими звездами на погонах !
   Во-вторых, имперскую канцелярию Адольфа тут же причислили к секретным объектам и вход в нее стал по особым пропускам.
   В-третьих...
   - В данный момент тут нет никакого Гитлера, - грозно сказал часовой у входа, - а раз его нет, то и смотреть не на что!
   Железобетонная логика!
   Но задерживать лейтенанта солдат не стал. Особенно после того, как увидел на груди Шейнина фотоаппарат и тот "щелкнул" часового из этого аппарата. И не просто "щелкнул", а поклялся страшной клятвой, - "Чтоб мне живым отсюда не выбраться!" - что пришлет фотки на родину, после демобилизации стража имперской канцелярии.
   - Дуй до горы, лейтенант! Скажешь, имел разовый пропуск!..
   В имперской канцелярии, - часовой был прав на все сто процентов, никакого Гитлера не было - вместо одного фюрера, на этом сверхсекретном объекте находились два майора интендантской службы и вели опись трофейного имущества. И занимались этим богоугодным делом, по-видимому, давно.
   -Часы напольные! - подходя к "объекту", провозглашал громко один из майоров.
   - Часы напольные! - повторял за ним другой майор, и записывал трофейным имперским карандашом в толстый, тоже трофейный, гроссбух.
   - Статуя фарфоровая в виде голой бабы!
   - ... голой бабы! - записывал майор.
   - Два слитка золота, замурованные в кирпичи!
   - ... в кирпичи!
   - В какие кирпичи?! - невольно вскрикнул Борис Шейнин.
   Оба майора, как по команде, повернули свои головы в сторону представителя центральной прессы. Увидев лейтенантские погоны, один из майоров снисходительно пояснил:
   - Паньмаешь, лейтенант, эти жлобы хотели нас объегорить! Взять на гоп-стоп! Паньмаешь, два слитка золота были замаскированы под кирпичи... Хотите сфотографировать? - майор заметил, Борис конвульсивно дернулся. - Нет!? Дело твое, лейтенант! Зачем тогда явился?..
   Боря Шейнин, славный и достойный из достойнейших представителей неунывающих репортеров, - это подтвердят сильно постаревшие друзья-репортеры, живущие ныне и в Израиле! - Борька, - Боречка Шейнин, никогда не лезший в карман за словом, никогда не искавший слова и в затылке, расстерялся. Ни слова не вырвалось из его рта. Ни мэ, ни бэ, ни кукареку! Враз выпрямились мозговые извилины! Заклинил поршень в башке!..
   Он и сейчас, вспоминая ту давнюю историю, волнуется:
   - Мишель! Ты же знаешь меня! Ты же знаешь мои запросы ! .. Не надо мне в личное пользование два кирпича, но на обломочек от одного я мог бы безбедно прожить жизнь!..
  
   Интересно, хранится ли этот "золотой" портфель из канцелярии Адольфа Гитлера у хорошего поэта и прозаика Василия Субботина до сих пор?...
  
   НИ Х ...Я ! ДОЙДЁМ !
  
   Ох, этот ненормативный Боря Шейнин - известнейший всем фронтовым фоторепортёрам бывшего Советского Союза .. .
   А дело было под Москвой. Шёл самый первый год кровавой войны ХХ столетия...
  На подступах к столице, как и во все времена - верстовые столбы.
   Но это был особый столб. На нём вовсе стороны и на все направления прибиты дощечки с указанием километража: "До Москвы - 15 км" ; "До Тулы - 40 км"...
  Были на том " агит-столбе" указатели и покруче: до Киева - столько то км; до Минска, до Кенигсберга, до Вены... Самая дальняя - до Берлина...И до каждого населённого пункта - километраж!
   Борис не помнил , сколько километров было до Берлина, помнил только, что много, много тысяч...кэмэ!
   Не долго думая, импульсивный Борька тут же взобрался на агит-столб и на указателе "До Берлина ..." вывел мелом , чтобы всем проходящим войскам было видно: " НИ Х ...Я ! ДОЙДЁМ!" Без точек, естественно.
   А войска всё шли, шли и, разглядывая надпись , прочитывали эти борькины строчки и улыбались...
   Улыбнулся и маршал Георгий Жуков, когда увидел эту надпись и сразу же погасил улыбку. Приказал своему ординарцу:
   - Немедленно разыскать автора надписи!..
   Но несмотря на приказ, автора так и не нашли. Те кто видел, как Борька Шейнин влезал на столб , помалкивали, чтобы не выдать своего собрата по оружию - крутой жуковский нрав был известен всем , а другие действительно не видели!
   А через много , много лет , когда Борис Шейнин , сделав девять тысяч военных кадров , в том числе и в Берлине , вновь очутился в родном своём городе Севастополе тоже прошло много лет.
   .. А ещё потом , в город для знакомства с Черноморским флотом с официальным визитом посетил выдающийся полководец Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. И среди официальных фотокорреспондентов прибывших почти из всех Республик, был и коренной севастополец Борис Шейнин.
   Когда Борис Шейнин израсходовал на Министра Обороны несколько плёнок, он обратился к нему:
   - Товарищ Маршал! Разрешите обратиться!
   - Разрешаю!
   - Товарищ Маршал, вы меня, кажется разыскивали?
   - Я!?! - удивился Министр Обороны.
   - Помните под Москвой на столбе, гда было написано " До Берлина..."
   - Так это ты написал богохульные слова, - Маршал приблизился к самому уху бывшего фронтового фоторепортёра и произнёс полным текстом то, что написал когда-то Борька Шейнин по дороге Москва-Берлин.
   - Я, - не стал отрицать Борис.
   - Да, я тебя товарищ ...
   - Старший лейтенант запаса Борис Шейнин!
   - ... товарищ Борис Шейнин искал, чтобы представить к званию Героя Советского Союза! Ты впервые вызвал улыбку у солдат. Вот для чего я искал тебя, солдат!
   - Ещё не поздно, товарищ военный Министр ! - вырвалось у Борьки.
  Маршал улыбнулся, - эту улыбку запечатлели сотни фотокамер:
   - Запиши в свой кондуит, - повернулся Жуков к адьютанту, - Шейнина Бориса Григорьевича, наградить...
   И к Шейнину:
   - Героя я тебе не обещаю, но на боевой орден можешь расчитывать...
   Так сказал Сам Жуков и... не выполнил своего обещания - Никита Хрущёв, после посещения Севастополя и кораблей Краснознамённого Черноморского флота, мстя Маршалу, набиравшему силу, снял Георгия Жукова с должности Министра Обороны и отправил в почётную ссылку - командовать округом.
   В результате этих политических манёвров пострадали многие - Красная Армия и Флот, многие Командущие округами и... Борька Шейнин!
   Это был не первый случай с Борисом... В своё время его хотели лишить ордена, которым наградил его Командующий Черноморским флотом в годы обороны Севастополя Адмирал Филипп Октябрьский... Впрочем, это уже другой рассказ - "Шейниниана" ещё не окончена ...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"