Это была старая традиция, неписаный закон из числа тех, что выпоняют истово, с прилежанием и тщанием, не сравнимыми с таковыми при исполнении законов писаных. Испокон века в метрополии по субботам рабочий день на заводах и фабриках, в конторах и торговых домах, в государственных учреждениях и департаментах длился до обеда. После чего и рабочий, и торговый, и служивый люд отправлялся домой или в давным-давно присмотренные питейные заведения, чтобы начать предстоящий воскресный отдых - кто в кругу семьи и родственников, кто среди друзей и собутыльников. Но частенько случалось, что мелкие хозяйчики, владельцы единственной лавки, нерадивые или болезненные работники, запустившие текущие дела, да и просто увлеченные своей работой люди засиживались по субботам затемно, как и в любой обыкновенный рабочий день. Потому во многих окнах доходного дома Штольца, отданного хозяевами под маленькие, на пару-тройку комнат, конторы, в это позднее субботнее время горел яркий свет, разгоняя сиреневые сумерки ранней осени. В одной из таких комнат - с высоким потолком, узким окном, выходящим на широкий, но тихий бульвар, среди шкафов, забитых книгами по юриспруденции и биографиями разного рода знаменитостей - задержался, приводя в порядок текущие дела, молодой, но довольно-таки успешный нотариус и поверенный в делах. Звали его, если верить написанному на латунной блестящей табличке, висящей на дверях второй, снимаемой им комнаты, Михаилом Арсениевичем Ланге. А про успешность его в делах сам за себя говорил уже тот факт, что для конторы своей снимал он две комнаты "у Штольца", что было не просто недешево, но и престижно. Доходный дом занимал пограничное место между старинными статусными кварталами центра Столицы и относительно новыми застройками для жителей попроще, расположенными за символическим кольцом бульваров.
Ежели судить по строгому порядку на письменном старинном столе - помещения в доме Штольца сдавались всегда вместе с мебелью - нотариус Ланге был большим аккуратистом. Заверяя копии документов, отмечая их в журнале-реестре, молодой человек раскладывал бумаге таким образом, чтобы пришедшая с утра в понедельник секретарша не теряла времени на поиски, а легко и быстро подшивала их в многочисленные папки-дела, громоздяшиеся в шкафах во второй комнате-приемной. Там же, в секретарской, обустроен был маленький столик для приготовления чая и кофе, а также громоздилась новейшая пишущая машинка с маленьким экранчиком над клавиатурой, позволяющим видеть и корректировать набранный текст документа. Еще на столе секретаря помалкивал сейчас маленький переносной радиоприемник, а в комнате самого нотариуса мигал, меняя изображение небольшой экран телевизора, настроенного на круглосуточные столичные новости.
И что-то в этом судорожном, заполошном мелькании неожиданно привлекло внимание Михаила Арсениевича. Подтянув закатанные почти до локтей рукава белоснежной сорочки, он поднялся с места, подошел к экрану и чуть увеличил звук. И тут же спокойную, наполенную неторопливой обстоятельностью бумажного труда комнату затопил ледяной водопад сенсационной новости.
"...и вот снова на связи наш особый репортер передает по телефону от кабаре "Бродячая собака". Пока полицейские лишь оцепили здание и не допускают к нему никого из обывателей. Однако достоверно можно сказать, что несколько человек, возможно, из анархистских организаций пытались ограбить находящихся в помещении многочисленных представителей столичной богемы. Похоже, что кто-то оказал сопротивление и вызвал подмогу. В ответ грабители захватили в заложники всех, находящихся в "Собаке". Сколько там анархистов, сколько человек захвачены, есть ли убитые и раненные, что будет предпринимать полиция - никаких ответов на заданные вопросы получить пока не удалось..."
- Н-да, вот тебе и тихий семейный ужин субботним вечером, - вслух прокомментировал новость нотариус и совершенно плебейским жестом почесал затылок.
И постороннему наблюдателю не понять было, кого же имеет ввиду господин Ланге: жадных до сенсаций и скандалов, нахальных газетчиков и телерепортеров или тяжко вздохнувших после объявленной тревоги полицейских, а может быть, и самого себя?
"Еще днем звонила Ника, - припомнил нотариус. - Говорила про новый контракт по гастролям в провинции и помянула, что непременно вечером будет в "Бродячей собаке". Туда же собирался кто-то очень известный в их кругах, тот, кто сможет неплохо помочь с рекламой в новом турне. Это что же получается? Ника сейчас в "Собаке". "Собаку" захватили, и мой клиент в заложниках? Ох, не дело для поверенного в делах бросать своего клиента в беде..."
Молодой человек прищурился и как-то хищно, зло усмехнулся. И начал действовать. Телевизор - выключить, рукава рубашки раскатать, достать из сейфа - старинного, украшенного бронзовыми тусклыми накладками на дверце - широкий поясной ремень с открытой кобурой, из которой выглядывала черная рукоятка массивного пистолета, и два запасных магазина с патронами. Ремень - на пояс, пиджак на плечи. Магазины к пистолету - в карманы пиджака. Некрасиво оттопыриваются? Пустяки, сверху еще будет плащ. Ну, и последнее.
Нотариус вышел в приемную, взял телефонную трубку со стола секретарши, набрал номер. В шести кварталах от дома Штольца, далеко за кольцом бульваров, в маленькой уютной квартирке зазвонил стоящий на полочке у входной двери телефон. Симпатичная девушка лет двадцати, с длинными светлыми волосами до пояса, одетая по-домашнему в цветастую и длинную бесформенную юбку, в потертый блеклый свитерок на пару размеров больше необходимого, шлепая босыми ногами по полу, подошла к аппарату и ответила на звонок.
- Алло? Да, все в порядке. Конечно, я понимаю, что значит - клиент. Я просто буду ждать и не волноваться. Постарайся не задерживаться...
Полгода назад.
То и дело заправляя падающую на глаза длинную прядь белых волос за аккуратное ушко, девушка остановилась возле массивной широкой лавки у дверей в третий учебный корпус столичного Университета. Водрузив на краеешек сидения спортивный небольшой рюкзачок, судя по выпирающим краям, наполненный книгами, блондинка чуть склонилась над ним и неторопливо принялась что-то разыскивать внутри.
Массивная старинная входная дверь дрогнула и начала медленно открываться. Усиленная отполированными бронзовыми пластинами и тяжелыми фигурными ручками, дверь, казалось, предназначалась для обороны здания от разбойничьих ватажек. Из прохладного полумрака помещения на легкий и теплый майский ветерок вышли двое мужчин. Высокий и могучий старик с абсолютно лысой головой, поблекшими, выцветшими светло-карими глазами, одетый в такой же древний, как он сам, сюртук, один из самых известных профессоров-юристов Университета, рыскал взглядом по окрестностям, казалось, кого-то разыскивая. И, наконец, нашел.
- Александра! - под стать комплекции пробасил он, обращаясь к девушке у лавки. - Позвольте привлечь ваше внимание! Подойдите к нам.
Второй мужчина был молод, среднего роста, с каким-то неопределенным цветом волос, который знаток окрестили бы "чуть темнее светло-русого", с серыми холодными глазами и ничем не примечательным, гладко выбритым лицом. Он мгновенно задержал взгляд на девушке, окликнутой профессором, и тут же, будто отвлекся, рассматривая окрестности учебного корпуса.
- Знакомьтесь!
Старик чуть понизил голос, теперь его слышал не весь небольшой дворик перед зданием, а лишь площадка у дверей.
- Александра Верская, одна из лучших студенток, очень прилежная и старательная девица. Михаил Арсениевич Ланге, начинающий нотариус, судебный юрист. Так вот, Александра, Михаил Арсеньич недавно начал практиковать в Столице и подыскивает себе помощницу, обязательно аккуратную, желательно педантичную и немного знакомую с делопризводством и юриспруденцией. Я взял на себя смелость рекомендовать вас. Занятия уже закончились, почти все зачеты и экзамены вы сдали досрочно, почему бы не попробовать себя в практике?
- Спасибо, Павел Геннадьевич, - немного смутилась студентка, приглядываясь исподтишка к молодому нотариусу.
- Оставляю вас для приватной беседы, молодые люди, - сказал профессор. - Кланяйтесь от меня Исааку Платонычу!
- При встрече - непременно, - кивнул, прощаясь, юноша.
"Исаак Платонович - это же старший из Гольдбергов, - подумала Александра. - Адвокатский дом "Гольдберг и партнеры", в котором партнерами могут быть только члены семьи Гольдбергов. Интересно, какое отношение к ним имеет этот молодой человек? Он года на два-три всего старше меня. Уже полноправный нотариус. И на иудея не похож ни капельки. Загадка?"
- Меня зовут Мишель, - улыбнулся Ланге. - Просто - Мишель. А тебя?
- А я - Саня.
- Ну, что же, профессор уже все объяснил, зачем ты мне нужна, - улыбнулся молодой нотариус и вдруг ошарашил девушку: - мне вот что любопытно, почему ты одеваешься не так, как остальные студенты? Да и другая молодежь, как мне кажется, не носит такое?
На Санечке был бесформенный серо-бурый легкий свитерок на пару размеров больше необходимого и длинная широкая юбка, скрывающая все прелести её фигурки.
- В твоей конторе придется носить чулки, короткие юбочки и декольте? - мгновенно нашлась с ответом девушка.
- В моей конторе можешь ходить, в чем тебе нравится, - засмеялся Мишель. - Вот только в одном нижнем белье, пожалуйста, не надо. Клиенты не поймут.
- В одном нижнем белье на рабочем месте я и сама не смогла бы усидеть, - продолжила отшучиваться Саня. - А так одевает меня мама. Она считает, что в таких бабушкиных свитерах и юбках у меня меньше шансов на непременный блуд и всякие студенческие безобразия.
- И ошибается? - поддержал игру нотариус.
- Во всяком случае, нахального внимания к себе от разных проходимцев я привлекаю меньше.
- Тогда позволь, я окажу тебе скромное внимание, - предложил Мишель. - Пойдем, выпьем где-нибудь кофе или чай, и я подробнее расскажу о твоих будущих обязанностях.
- А можно - какао? Страсть, как люблю какао.
За время первой встречи Александра, помимо уточняющих вопросов о тонкостях работы в конторе Ланге, поинтересовалась только тем, какое отношение Мишель имеет к дому Гольдбергов.
"Это длинная история, и когда-нибудь ты её непременно узнаешь", - ответил нотариус.
Такое пояснение удовлетворило девушку. Она выросла в достаточно скромной семье государственных служащих, в которой отец был непререкаемым авторитетом, и привыкла к тому, что некоторые обстоятельства жизни остаются без объяснений. К тому же не хвастающийся связями или родством с известными людьми. Мишель этим ей очень понравился.
За год до встречи с Александрой.
- Присаживайся, курсант!
В казарменной канцелярии Полигона младшего унтер-офицера Ланге, позабывшего уже о своем звании, ожидал Комендант. Мужчина высокий, седой, темноглазый. Строгий, но справедливый. Абсолютно не военный, но просто-таки всем своим существом требующий подчинения.
Мишель аккуртаненько пристроился на простой пластиковый стул у канцелярского обшарпанного стола, видимо, служившего здесь мебелью не первый десяток лет.
Комендант выудил из ящика плотный конверт бледно-желтого цвета и принялся доставать из него и подбрасывать солдату его содержимое.
- Военный билет. Ты с завтрашнего дня демобилизован со срочной службы специальным приказом военного министра. В военкомат тебе обращатся не надо. Все документы оттуда затребованы спецотделом Оперативного Департамента Генштаба. Там ты будешь состоять на учете. Это наш отдел.
"Паспорт. И ключи. Прописка уже проставлена, будешь жить там же, где жил до призыва. Замки вот только в квартире пришлось сменить. А ты думал, такая площадь в Столице будет простаивать? Пришлось жадинам из местного участка объяснить, что они сильно ошиблись. К тебе претензий и вопросов не будет. Они тоже люди и хотят жить.
Последнее. Ты хотел заниматься после службы юриспруденцией, последние три недели тебе "вкладывали" в мозги полный курс юридического факультета Университета, знания обо всех преподавателях, разные научные труды по теме, историю, данные всяких судебных процессов и прочее. В подробностях я не силен, но ты сейчас - готовый к самостоятельной работе нотариус, поверенный в делах и так далее. Вот визитка. К Исааку Голдбергу-старшему. Он тебе обеспечит контору - оплатит года на два вперед, всякие нужные лицензии и разрешения, даст для разгона клиентов. Видишь, на визитке красный знак бесконечности - восьмерка на боку? Он знает, что означает этот знак.
Живи и работай. Подбери себе помощника или помощницу, чтобы могли какое-то время справляться без тебя. Поддерживай себя в форме. Ну, хотя бы зарядку с утра делай. Спецспособности тренируй - это обязательно. Можешь в тир записаться. Короче, просто живи. Тебя выдернут, когда потребуется. Кто и как - ты сразу поймешь. Вот на время таких командировок тебе и нужен будет помощник в конторе.
Всё. Хотя, нет. С тобой хочет попрощаться инструктор Шин. Сам понимаешь, придти сюда, в казарму, он не может. Загляни в спортзал через пару часиков, он будет ждать.
И не забывай Полигон".
"Такое не забывается", - подумал Мишель, подымаясь со стула.
- Разрешите идти?
- Иди, Тень.
Осенний вечер.
Вокруг приземистого одноэтажного здания кабаре "Бродячая собака" расположилась редкая цепочка полицейских, растерянно отгонявшая от себя праздных и настырных зевак. Прибыв на место происшествия из ближайшего Управления, они ничего не знали и не понимали, кроме одного - случилось нечто чрезвычайное, раз уж в такое время выгнали на улицу всех без исключения, даже секретарей и любимчиков начальства.
Внутри оцепления возвышалась громада штабного черно-синего автобуса с затемненными стеклами, беспорядочно расположились еще полдюжины разнокалиберных полицейских автомобилей и хаотично метались фигуры в мундирах. Кое-где то и дело посверкивали сине-красные огни проблесковых маячков, кричали о чем-то переносные рации, и кто-то настойчиво и деловито требовал препроводить его к самому-самому из имеющихся.
Отгородившись от назойливых газетчиков и телевизионщиков кордоном нижних чинов, спрятавшись от ненужных посетителей из канцелярии градоначальника между парочкой полицейских автомобилей с выключенными огнями, на узком и коротком пространстве катался-метался разъяренным тигром колобок на тонких ножках в мундире полицейского полковника и вслух причитал, жалуясь на судьбу.
"...как только все пошло в гору... две недели до генеральского чина! всего две недели тишины без громких безобразиев и душегубств! Только четырнадцать дней! И еще - жена! Ну, молодуха, мать её. Обязательно было звонить во время совещания! Она же и сглазила! Все от нее... Дорогой, купи шубку, скоро зима... Дорогой, мне надо в магазин, дай служебную машину с мигалкой. Да чтоб эта мигалка тебе к башке бестолковой приросла! И тебе, и мамочке твой, теще заботливой! Как же ты, полицмейстер столичный, а еще не генерал! Да что б вас всех... и эти... анархисты!!! Ну, нет бы - подождать! Через две недели генерал Кунин вас бы тут всех положил вместе с этими бездельниками и развратниками из хромой "Бродячей собаки"! И никто бы из репортеришек пискнуть не смел! А что же теперь? Ждать, как это все разрешиться? Думать, когда же дойдет до канцлера, и тот подумает, что рано мне в генералы? Что не могу порядок в Столице поддержать! Что делать-то? Ведь это штурмовать придется! Это - кровь! А еще неизвестно, кого там, в "Собаке" убьют. Вдруг затесался кто из Персон? И все на меня повесят, сволочи! Не уследил, не обеспечил! И где уже этот раздолбанный осназ? Говорили, доложат, как выйдут на позицию и - молчат!"
- Господин полковник! - обратился к растерянному и смятенному полицмейстеру молодой мужчина неприметной наружности в коротком осеннем плащике и дорогом костюме под ним.
- Что? Кто? Почему здесь? Где оцепление? - взметнулся, было, полицейский, но Мишель остановил его неожиданной просьбой:
- Я поверенный в делах, и один из моих клиентов сейчас находится в этом кабаре... Не могли бы вы распорядиться, чтобы ваши люди не препятствовали моему проходу внутрь здания?
- Что? Поверенный? - опешил полицмейстер, но сдержать себя уже не мог: - Какие клиенты! В какое задние! Здесь сейчас стрельба будет, крыса ты канцелярская! Адъютант! Почему посторонние за оцеплением! Где ты, Изюмин!
Старающийся все это время держаться подальше от начальства капитан Изюмин вынырнул из-за громоздкого полицейского автомобиля.
- Кто это?
Впрочем, указывал полковник уже на пустое место. Мишель, поняв, что от полицмейстера ничего не добьешься, будто растворился в густых городских сумерках неотвратимо переходящих в ночь.
"Теперь придется начинать с низов", - подумал нотариус, неторопливо перемещаясь к стене дома у запасного выхода из "Бродячей собаки", где уже концентрировалась дюжина полицейских особого назначения в мощной бронеэкипировке, со штурмовыми винтовками, газовыми гранатами, приборами ночного видения. Сейчас, горой нависая над подчиненными, даже теми, кто был выше него на полголовы, там вовсю хозяйничал поручик Всеволод Парамонов.
- Ты, Вася, какого лешего приперся? Ах, по тревоге! Да ты же пьяный! Понимаю, что выходной, ты не на дежурстве, так и сидел бы дома! А как я тут перед начальством выкручиваться буду? Сразу же видно - у меня бойцы пьяные! Это для тебя - чуть выпивши, а начальству - запах есть, значит, пьяный! И неважно, что помочь хотел своим! Помогатель хренов. Ладно, спрячься подальше, на штурм тебя все равно не пущу, мне лишних трупов не надо, не лишних хватит! Север, Колесо - вы, два раздолбая, уже давно должны контролировать окна за углом! Почему? Когда? Марш-марш, бегом! Всем остальным! Проверить амуницию! Быстро!
Пока поручик разбирался с подчиненными, поодаль от здания кабаре из огромного штабного автобуса вылез маленький, невзрачный капитан в пехотной полевой форме и лениво подошел к полицмейстеру.
- Снайпера пошли на позиции, - небрежно козырнув, доложил он.
- Только пошли? И когда же они будут готовы? - вскипел негодованием полковник. - У вас же нормативы на развертывание есть! Почему не выполняются?
Капитан пожал плечами. Ему ничего не хотелось говорить разгневанному начальству, но волей-неволей пришлось объясняться:
- Нормативы - они для полигона, где все цели пристреляны, а на лёжках красные ленточки подвязаны. Для показухи эти нормативы. А здесь - город, не стрельбище. Пока удобные точки найдут, пока оглядятся, освоются. Ждать надо, чтобы результат нужный был. Я доложу.
Он развернулся и, плюя на субординацию, отправился обратно в автобус, откуда координатор держал связь со всеми снайперскими группами. Капитану можно было так себя вести. Он получал жалование в военном министерстве, а к столичной полиции вместе со своей особой снайперской группой был лишь временно прикомандирован. Находился в оперативном управлении и стелиться под фактически штатское начальство не намеревался.
... - Муха!
Чуток отошедший от стены, прислонившись к которой ждал распоряжений начальства полицейский осназ, поручик Парамонов мягко и стремительно ушел в сторону и, припав на колено, уже ловил стволом пистолета цель...
- Поручик Муха!
В паре саженей от него стоял невысокий, хлипкий на вид мужчина в плаще, из-под которого виднелись отлично пошитый костюм и белоснежная сорочка.
- Ты - там - не был! - медленно, раздельно выговорил полицейский поручик. - Тебя там не могло быть!
- Значит, я не слышал, как говорили, что Парамонову чин выше штабс-капитана не светит потому, как баб он любит больше, чем начальство... - едва заметно улыбаясь, Мишель подошел почти вплотную к поручику. - Вижу, не врали, ты еще и до штабса не дослужил.
- Ты кто? - ошалело мотая головой, поинтересовался Всеволод.
- Нотариус, поверенный в делах, там, в "Собаке" мой клиент, и это правда, - рассказал Ланге. - Мне надо туда. Попроси своих ребят, чтобы не увидели, как пройду и выйду, ладно?
- Начальство?
- А оно начальству надо? - засмеялся Мишель.
- Их человек двадцать по предварительным данным, - поделился служебной информацией поручик. - Все вооружены. И в заложниках не меньше сотни.
- Там и посчитаю, - кивнул нотариус, как бы благодаря за сведения.
- Оружие не нужно?
- У меня есть.
Мишель распахнул плащ, демонстрируя прикрытую полой пиджака кобуру с пистолетом.
Парамонов узнал оружие и уважительно кивнул. Рявкнул подчиненным:
- Все смотрим на меня! Больше ничего не видим!
Мишель подошел к небольшим перильцам у дверей черного хода, повесил на них плащик и попросил откровенно глазеющих на него из-под шлемов полицейских:
- Присмотрите за вещами, ладненько?
Массивная, обитая листовым железом, дверь чуть приоткрылась и - мягко захлопнулась за скользнувшей внутрь Тенью.
Два года назад.
- Младшего унтер-офицера Ланге в штаб! - завопил, срывая голос "молодой" посыльный, влетев стремглав в казарму.
Сидевшие на дальней койке старослужащие и унтера посмотрели на него, как на сумасшедшего. Оно и понятно, бегают и орут в армии только первогодки. Ну, старшие офицеры тоже орут, но солидно, от души, вымещая бессильную ярость на подчиненных. А этот - как комар на болоте пищит.
- Кто зовет-то? - поинтерсовался Мишель.
Он уже был и старослужащим, и унтером одновременно. Почти полтора года за спиной, лычки на погонах.
- Приказано - к начальнику штаба!
- Опять какие-то любознательные из корпуса понаехали, - покачал головой Ланге.
После жутковатого налета на охраняемый объект, когда погибли четверо солдат, унтер и положили семерых налетчиков, а двоих раненными увезли "куда следует", вот уже третий месяц не затихали проверки и допросы участников того инцидента.
А что ему было рассказывать? Сидел в секрете. Видел, как мимо прошли трое в камуфляже и соружием. Прошли рядом, но Мишель сильно испугался и захотел, чтобы его не заметили. О том, что он именно - захотел, парень никому рассказывать не стал. Сказал просто - не заметили, а почему - кто ж знает? Ночной лес по осени - это не проспект с фонарями в Столице. А что напарника по секрету зарезали, как ягненка - так судьба, видать, у него такая, вышли, значит, прямо на него, вот и не успел парень просигналить никому. Думается, он и сам-то не понял, что уже помер, уж больно ловко ему горло-то располосовали.
Потом сам пошел за ними, про тревогу не подумал как-то, растерялся, наверное, да и времени-то думать не было. Это рассказывать долго, а там, на месте... Помнится, увидел, как полдюжины налетчиков обстреливают часовых. Начал стрелять в них. В кого попал, в кого нет - не знает, пусть с этим эксперты разбираются. Почему его не заметили, когда стрелять начал? Так не стоял на месте, перемещался от дерева к дереву, гляньте, и следы там еще остались. Ну, не нашли, не значит, что не остались, ведь это не пляж песчаный в солнечный день, лес, да еще по осени. И не на тракторе я между кустов шнырял, старался незаметно, на цыпочках...
Казалось, поверили. Ведь все так и было. Вот только налетчики, что прошли мимо, и те, в кого Мишель стрелял потом - не видели его, это младший унтер-офицер знал наверняка. потому и не убили его сразу, и не стреляли в ответ. Почему не видели? Ну, это он уже потом, через месяцок проболтался, когда из корпуса вместе с офицерами какой-то смешной дядька приехал, штатский. То ли психолог, то ли психиатр, кто их отличит. Вот ему Ланге и рассказал, как-то незаметно для себя, что такое с ним еще в школе бывало. Урок не подготовит, испугается за грядущую двойку и просит учителя, чтоб тот его не видел. Всегда получалось. А тут, в секрете, в ночном лесу, испугался еще сильнее. Тут не двойка в дневник - жизнь на кону стояла. После заумных и обалденно длинных тестов этого смешного дядьки прошел уже месяц. И вот - опять в штаб.
При входе козырнул дежурному, по-парадному оттянул носочек, проходя мимо знамени. Вот и кабинет начальника штаба. Постучал, ворвался...
На месте майора Чоха сидел высокий седой мужчина, как потом выяснилось, Комендант Полигона. И размеренно выговаривал стоящему навытяжку перед ним хозяину кабинета:
- Вас, майор, предупреждали еще вчера. И мне все равно, кто кому и что не передал во вверенном вам штабе. Времени осталось - полчаса. Личные вещи, оружие, вещевой и продовольственный аттестаты унтер-офицера Ланге и все закрытые документы на него. Доставите сюда. А пока распорядитесь принести чаю с бутербродами. Ты, унтер, бутерброды будешь? Значит, будешь, садись, полчасика подождем.
Растерявшийся и ничего непонимающий Мишель осторожно присел на краешек стула.
- Ты поедешь со мной, - пояснил высокий. - Будешь проходить службу на Полигоне. Там и узнаешь, что это такое и зачем.
- Попрощаться с товарищами можно сходить? - поинтересовался Ланге, сообразив, что ни расстреливать, ни по иному мучить и пытать его не будут. Во всяком случае - прямо здесь и сейчас. А служба - она везде служба, что в отдельном батальоне специальной охраны, что на неведомом Полигоне.
В прощании с друзьями-товарищами Мишелю было отказано. Причем коротко и так категорично, что переспрашивать не захотелось.
Через месяц после знакомства с Александрой.
Помощница нотариуса пришлась очень к месту. Ну, будто бы там и работала изначально. Отобрала у Мишеля всю переписку, стала входящие-исходящие нумеровать, чтобы путаницы не возникало. По телефону отшивала тех, кто и сам не знал, чего хотел от юриста. Раньше Мишель на них свое время тратил. Ну, чай-кофе заваривала, угощала и хозяина, и гостей его. Себя, с позволения Ланге, какао постоянно баловала. И шоколадом.
Свои бесформенные балахоны Саня сменила сразу же на узкие однотонные юбки, пусть и не короткие, но очень четко и эффектно обтягивающие бедра и попку. И блузки носила белые, строгого фасона, но с парочкой расстегнутых верхних пуговиц. При её отрицательном отношении к нижнему белью, выглядело это впечатляюще. Оказалась Александра настоящей красоткой. С длинными ногами, высокой, хоть и небольшой грудью, тонкой талией. Украшением, конечно, были волосы. Светлые, с едва уловимым золотистым оттенком, длинные, до пояса. Но на работе она всегда собирала их в строгий хвост. И хоть иной раз озорно покручивала сочной попкой, грань отношений "начальник-подчиненный" не переходила. "Мишель" - это наедине, и только "Михаил Арсениевич" при посторонних, даже уборщице.
Постепенно Александра стала вникать в курс всех текущих дел, понимать разницу между лекциями-семинарами и практической работой. А потом к Мишелю зашел клиент, представился бывшим сослуживцем и, смеясь, показал фотографию инструктора Шина, мол, общий командир у нас был. Бывший унтер, ныне респектабельный нотариус уехал с ним на неделю. Александра, конечно, не поверила во внезапную командировку для разбора запутанной ситуации с правами собственности на месте. Но и связать отъезд Мишеля и атаку анархистов на городок Сливцы не смогла. Никак не вписывался скромный и вежливый молодой человек в понимание стрельбы, взрывов, крови и боли.
Вернулся Ланге из поездки все такой же, разве - чуть уставший. Да и естественно это: жить в чужих домах, обедать в непривычных местах, общаться с людьми незнакомыми, относящимися настороженно, если не сказать - враждебно. Это так себе его командировку Александра представляла. В самом деле, то психологическое тестирование, что не раз, не два проходил на Полигоне Мишель, однозначно говорило, что никаких постбоевых синдромов у мужчины не может быть. А физические напряжение усталость на то и физические, что снимаются простым отдыхом. И, не долго думая, нотариус решил отдохнуть в ближайшее воскресение. Пригласил с собой помощницу, никаких "задних" мыслей при этом не имея, просто захотелось вывести девчонку на природу, чтоб посидела под ивами, у речки, в тишине, подышала чистым воздухом, послушала, как жужжат стрекозы и чирикают лесные птахи. Александра недотрогу из себя строить не стала, согласилась сразу же, правда, родителям все-таки сказала, что едет с подругами и недалеко. Вместе они укатили за сотню верст от Столицы, на рыбалку. Машина у Ланге была, выделили от Полигона армейский вездеходик, внешне невзрачный, но крепкий, надежный, как гвоздь. Местные механики еще над ним поколдовали, и вышла - картинка, по скорости, маневренности на улицах не уступающая лучшим образцам, приобретаемым богатыми людьми за большие деньги.
Вот там, ночью, в двухместной палатке и сблизились они. Хотя Мишель звал с собой Александру, не подразумевая такого исхода, но случилось это как-то просто и естественно. Особых умений в спальных мешках не покажешь, да и они не стремились поразить друг друга какой-то искушенностью. Позволили в полной мере расслабиться и отдохнуть партнеру, вот и все.
После возвращения в Столицу Мишель был приятно поражен тем, что отношения с Александрой изменились только в лучшую сторону. Никаких намеков или откровенных разговоров о случившемся она себе не позволяла, по-прежнему была корректна, исполнительна и обязательна. А вот улыбаться стала чаще. И просто радоваться жизни, чашке какао, кусочку шоколада в присутствии своего работодателя.
Через недельку, прогуливаясь по городу после работы, они как-то незаметно оказались рядом с домом Мишеля. И - у него в квартире. А потом еще раз. И еще. Правда, ночевать Александра у него еще с месяц не оставалась, объясняя это жесткими требованиями родителей. Но выходные они уже всегда проводили вместе.
Осенний вечер.
...- Откуда стрельба? У нас тут не слышно ничего, - нарочито удивляясь, объяснялся по рации поручик Парамонов. - Так точно. Доложу, если будут изменения!
Он сбросил на локоть левой руки шлем, обтер вспотевший лоб и подумал, что на месте полицмейстера уже давно послал бы бойцов на штурм. А чего тут, собственно, ждать? Устанут бандиты или нет - кто знает. Они, вон, даже разговаривать ни с кем не хотят, никаких требований не выдвигают. Да и вообще, как рассказали парни из городского уголовного розыска, подходившие к нему по старой дружбе, на кабаре налет устроили "в доле" идейные анархисты и простые уголовники. А кто-то из персонала расхрабрился, да и вызвал полицию "тревожной кнопкой". Налетчики облажались, до приезда первых городовых слинять не успели. Вот теперь, небось, сидят и пытаются там между собой что-то решить. Они же понимают, что экспроприация и политическая статья - это совсем сроки другие, да и условия содержания на каторге не в пример жестче, чем при простом грабеже, пусть и вооруженном, и бандой.
Поручик, хоть и считал штурм здания неизбежным, изо всех сил молился всем знакомым богам, чтобы команда "Вперед" прозвучала как можно позднее. Очень уж не хотелось ему, чтобы бойцы спецвзвода в плохо знакомом помещении столкнулись с Серой Тенью. "Огонь по своим" и всякие глупые ошибки еще никто не отменял, а Тень шутить не будет. Потому что - не умеет.
Парамонов зябко передернул плечами, вспоминая городок Сливцы... и в этот момент приоткрылась дверь запасного выхода. Ровно на столько, чтобы выпустить на улицу двоих. Первой вышла маленькая, хрупкая девушка в черном коротком платье, закрытом спереди до самой шеи и оголяющем спину до ложбинки между ягодицами, на высоченных каблуках. Её лицо под взлохмаченной шапкой платиновых волос показалось поручику странно знакомым. Вторым же был четверть часа назад зашедший в кабаре поверенный в делах. И белоснежная рубашка на нем по прежнему сияла девственной чистотой. Но вот левая пола пиджака, похоже была чем-то облита и лоснилась влагой в неверном свете фонарей. "Хорошо, что на черной ткани плохо видно кровь", - подумал Мишель, заметив внимание к своей одежде.
- Спасибо, братцы! - отвлекая внимание полицейских, поблагодарил нотариус за сохранность своего плащика на перилах у входной двери.
Развернув и встряхнув его, Ланге деликатно набросил плащ на плечи своей спутницы.
- Нам следует покинуть это место, миледи Виннерс, - церемонно проговорил Мишель, предлагая своей клиентке руку.
- Их было девятнадцать, Муха. Одного я загнал в подвал, не было времени доставать его оттуда. И еще у входных дверей две гранатные растяжки, аккуратнее.
- Как тебя звали там? - ошеломленно поинтересовался, наконец, Парамонов.
- Граф.
Уверенно и быстро Мишель повел свою спутницу прочь от здания кабаре, но - не к шумному проспекту, наполненному пешеходами и автомобилями, а к узкому, темному проулку совсем в другой стороне.
- Почему ты назвал меня какой-то миледи? - подозрительно спросила Ника, едва отойдя от полицейских на полдюжины шагов. - Думаешь, меня не узнали?
- Наверняка, узнали, - согласился Мишель, ускоряя шаги. - Вот только теперь у полицейских в головах будет не то, что они встретили у запасного выхода тебя, а то - правда ли некий поверенный вывел из кабаре какую-то миледи Виннерс, и не обознались ли они, приняв её за известную всем Нику?
- Любишь ты наводить тень на плетень, - засмеялась Ника и тут же опять встревожилась: - А куда ты меня тащишь? Может быть, лучше поймать такси на проспекте?
- Правее будет проходной двор, через него мы выйдем на соседнюю улицу, а там, в двух шагах буквально, стоит моя машина, - пояснил нотариус, а про себя добавил: "И если найдется очень уж дотошный оперативник, то автомобиль мой стоит напротив гостиницы, в которой остановился золотопромышленник Хлебов, мой клиент. А то, что встречаемся мы с ним завтра в моей конторе, уже детали. Я вполне мог подъехать к нему и сегодня".
В кромешной темноте проходного двора Мишель остановился у грязного даже во мраке телефона-автомата, приподнял трубку и, услышав гудок, извинился перед Никой: "На минуточку". Брезгливо выудил из испачканного кровью кармана пиджака монетку.
- Санечка, я скоро буду с гостьей. Приготовь к ужину еще один прибор.
- А ты молодец, - сказала Ника, устремляясь вслед за нотариусом на свет фонарей соседней улицы. - Такую девчонку упускать нельзя.
Кабаре "Бродячая собака".
Два десятка полицейских - через одного осназовец и простой городовой - с трудом сдерживали мятущуюся в истерике толпу деятелей местной богемы и приглашенных гостей, среди которых поручик Парамонов успел краем глаза опознать парочку очень известных актрис серьезного кино и депутатов столичной Думы.
Поручик Парамонов в унылом спокойствии разглядывал, как между дюжиной трупов налетчиков деловито снуют эксперты, снимая отпечатки пальцев, разглядывая характер ранений и травм, раскладывая в прозрачные полиэтиленовые номерные пакеты оружие, неиспользованные патроны и стрелянные гильзы, во множестве валяющиеся на полу. Все это действо сопровождалось вспышками многочисленных полицейских фотокамер. Группа начальства сгрудилась в дальнем углу, стараясь не обращать внимания на призывные крики и жесты пострадавших.
Маленький армейский капитан, глава снайперской группы, подошел к Парамонову, похмыкал, потерся рядом, стараясь привлечь его внимание, но, не преуспев в этом, откровенно подергал полицейского за рукав.
- Если ты скажешь, что это работа твоих парней, я обижусь, - сказал тихонечко, будто закурить спросил.
- Не моих, - согласился Парамонов. - Мои вошли, когда всё закончилось. Вытащили из подвала единственного уцелевшего. Разминировали входную дверь. И немного зашугали почтеннейшую публику. Уж больно тем хотелось рвануть на улицу, пока их не застукали репортеры.
- Если у моих мальчиков получится подряд хоть три таких выстрела, я уйду в отставку с чистой совестью...
Капитан кивнул на пятерку трупов с аккуратной пулевой отметиной в переносице.
- Ты знаешь хоть одного человека, кто мог бы это сделать? - поинтересовался старший снайпер.
- Знаю, - кивнул Парамонов. - И даже не одного. Но здесь был один.
- Полторы дюжины, - уточнил поручик. - Двое у запасного выхода и четверо еще за кулисами. Единственный уцелевший прятался в подвале, обоссаный, поседевший, поминал демонов, молол еще какую-то ерунду. Это была Серая Тень!
- Бред! - возмутился заинтересовавшийся, было, капитан. - Серые Тени - страшилка для мелких уголовников и начинающих анархистов.
- Три месяца назад я был в Сливцах, - сказал Парамонов. - Там я увидел их впервые...
Полицейский поручик симпатизировал начальнику снайперской группы, прикомандированной от военных в городское Управление. Ему нравилась независимость капитана, его деловой подход и профессионализм. Такой не будет зря болтать и никогда не пошлет своих людей на убой, невзирая на чины и должности отдающих такой приказ.
Поэтому-то Парамонов и решил рассказать всё.
Позывной "Муха", Сливцы.
Когда две сотни боевиков и пятьдесят с лишком активистов захватили никому до селе неизвестный городок Сливцы, нас подняли по тревоге и перебросили туда за четыре часа. Сперва поставили в оцепление. Надо было как-то блокировать поселение. Там были и столичный осназ, и простые полицейские из ближайших городов и деревень, даже каких-то солдат пригнали, то ли строителей, то ли механиков. Они боевое оружие только на присяге и видели, но - стояли в дозоре, охраняли друг друга. Через полсуток всё вроде бы устаканилось, нас выдернули к штабу. Решали вопрос о штурме и зачистке городка.
Кто решал? Да там начальства в штабной автобус набилось побольше, чем на коллегии министерства бывает. Хорошо еще, сразу определились, что старшим будут наши, полицейские, а то ведь и армейские лезли, и контрразведка, даже из личного секретариата канцлера командовать пытались.
На совещании город уже поделили на сектора, определили ответственных, назначили радиочастоты, позывные. Какой-то записной юморист из штабных мне дал прозвище "Муха", мол, вечно мимо наград и званий пролетаю. Так-то оно так, но какая ж из меня "Муха" при моем-то росте?
Мой взвод тогда поставили головным при движении по центральной улице. Вылез я, значит, из этого автобуса и остановился. Гляжу на своих бойцов и гадаю - к кому из их вдов я завтра пойду со скорбной вестью? Идти первыми, принимать удар на себя... тут никакая бронетехника не поможет. Думал, если вернется дюжина из тридцати двух, то за счастье считать буду. А про себя я не думал. Зачем? За меня начальство думает, у них головы большие.
А пока я стоял, как памятник самому себе, к автобусу подрулили два вездеходика, а из них выбрались пятеро. Так себе по внешности - мальчишки молодые, тощие, бледные. Ну, старшой их посолиднее, лет сорока, но тоже - не богатырь. И зашли они в автобус так, будто и не было пары часовых при входе. Просто взяли - и поднялись по ступенькам.
А через пяток минут, команда по рации - "Отбой!" И новая вводная. Эти, значит, пацаны идут в город с четырех сторон, старшой их координирует, а мы - как мусорщики, позади, чтобы стеречь ускользнувших и подбирать трофеи. Смеяться в тот момент не хотелось, ситуация-то совсем не смешная. Да только...
Мы шли за "Искрой". Связь по рации. Он со своими переговаривается, шутит, а нам-то все слышно. И - мороз по коже.
"Ого, говорит, двадцатка, не меньше. Все при штурмовках. Оружие-то прям со складов. Блестит еще. Стоп! Уже пятеро осталось. Эй, Муха, держи, он в твою сторону пошел..." Видим, точно, бредет. Винтовку за собой тащит, видать, просто заклинило в мозгу, кулак с ремнем разжать не может. А второй ладонью горло зажимает, а сквозь пальцы кровь льется, как вода. Подошел и - упал мертвый. Кто-то из моих ему руку-то отжал, а у того вместо горла - разрез нараспашку, позвоночник видать.
Еще пяток таких полутрупов эта "Искра" нам оставила. Наверное, другим, идущим за остальными Тенями, не больше досталось. Двух часов не прошло - городок-то небольшой, в основном одноэтажный, там среди пристроек и сараюшек затеряться легко - добрались до точки пересечения, чуток в стороне от центра. Дом капитальный, старого кирпича, постройки как бы не двухсотлетней. Школа там была до налета, а потом анархисты свой штаб там организовали, вот туда их всех уцелевших и согнали. Мы в стороне пристроились, за невысоким заборчиком, видим, из окон их штаба стволы торчат, даже гранатомет один просекли. Решили - крови будет много, тем же терять уже нечего, Тени пленных не брали, работали по принципу "найти и уничтожить". Правда, и местные помогали активно, тут не отнять. Против боевиков, конечно, у них слабо было, а вот почти всех активистов они покалечили и нам передали с поломанными руками-ногами, а у кого и с головой разбитой.
Я в сторонке как раз пристроился, чтобы обзор получше был, вижу - собрались все пятеро Теней на углу соседнего дома, в шлемах с забралами, лиц не разглядеть, да и то - видел же я их, как в автобус штабной входили, а попроси опознать - не смогу. Чудеса, однако.
Тут к ним подошел один из старших из нашего начальства, то ли доклад принять, то ли просто посоветоваться, что дальше делать. Город ведь, считай, чистый, осталась эта школа. Его старшой Теней спрашивает: "Мы сами закончим или для вас работу оставим?" "Вы же всех закончите", - нервно так смеется генерал полицейский. "По-другому не умеем", - ответил старшой. Подождать их попросил генерал, предложил уцелевшим сдаться. Обещал, что никого до суда не тронут, судить будут честно и в Столице. Одно условие анархисты поставили. Что бы Теням их не отдавали.
Помню, тогда старшой их сказал: "Мы тогда поедем, у всех свои дела есть..." И - всё. Больше их никто и не видел.
А боевиков уцелело двадцать восемь человек. Едва ли каждый десятый. Да и уцелели потому, что вовремя смылись, спрятались в этой школе. И я бы не поверил, расскажи мне кто такое.
А вот теперь сам подумай, капитан. Там - пятеро на двести пятьдесят подготовленных к городским боям боевиков. А здесь один, но против шпаны и местных анархистов, что и из револьвера палить за подвиг считают.
И он меня признал. Окликнул по позывному. Я его - нет, никогда не видел. А ты и не слышал никогда таких историй, верно?
Осенний вечер. Дома у нотариуса.
Подъезд освещали слабосильные лампочки свечей на десять, оставляя во власти теней грязноватые углы лестничных клеток. Но никаких подозрительных запахов, характерных для таких окраинных старинных домов и подъездов, не наблюдалось. Ника напрасно вертела носиком, стараясь уловить хоть малейший миазм.
- Пришлось приучать к чистоте, - понял её поведение Мишель. - Месяц с ними боролся, двух старушек со ссыкливыми кошечками почти до инсульта довел.
- Жестокий ты человек, хоть и закону служишь, - засмеялась Ника.
- Я служу клиентам, - парировал нотариус. - А закон слишком растяжимая вещь, что бы ему служить.
Он потянулся к кнопке звонка, и внимательная Ника заметила, с каким удовольствием, едва ли не физическим наслаждением делает это Мишель. Еще бы, впервые после смерти матери еще четыре года назад у молодого человека появился тот, кто откроет ему двери квартиры изнутри.