Шаг... еще шаг... едва слышимый через резину противогаза и капюшон ОЗК всплеск воды под ногами... шаг, еще шаг...
Бетонный свод подземелья был, казалось с излишком, высок, и темной высотой своей да-вил и расплющивал. И там, наверху, конденсировалась влага, с периодичностью метронома каплями срывающаяся вниз и глухим ударом разбивающаяся о тонкую пленку воды под ногами или влажную стенку.
Противогазная маска резко сужала обзор, и он крутил головой во все стороны, стараясь увидеть, заметить, схватить, хотя бы краем глаза, как можно больше. Но увидеть можно было только мокро-серый неровный бетон, и сливающиеся с ним бледные, изможденные лица сидящих у стен на относительно сухих местах подземелья людей, постепенно превращающихся в живых мертвецов.
У многих обтянувшая скулы кожа была покрыта коричневыми пигментными пятнами, еще более усугубляющими серовато-грязный, землистый цвет нездоровой кожи. У всех были редкие, жидкие волосы, беззубые рты. Глаза без ресниц и бровей слезились, из носов и ушей вытекал неприятный желтоватый гной, руки дрожали.
В этом подземелье уже который день жили мертвецы. Они получали еду и питье, они молча и равнодушно поглощали консервированную пищу и пили воду, послушно (по зову организма) ходили в отхожие места, возвращались и тупо, бездумно сидели вдоль стен, стараясь забраться чуть повыше, где по бетону не текла отвратительно вонючая скользкая субстанция.
Иногда некоторые из них забивались совсем уж в темные уголки подземелья, где их рвало сначала той дурной пищей, что попадала в их желудки, потом желчью и слизью. Валяясь на бетонном полу, они медленно и молчаливо извивались от страшной боли в костях и позвоночнике. У них уже не было сил для того, что бы не только кричать, но даже громко стонать от этой боли.
Когда приступ заканчивался, некоторые еще пытались выбраться к слабым огонькам лам-почек под высоким потолком подземелья, а другие ложились и молча угасали в муках там, откуда уже не могли сдвинуться.
С каждым днем они худели все больше и больше, постепенно превращаясь в живые скелеты. Каждый день был только добавочным днем в бесконечной череде боли и мук. Но ни у кого из них уже не было физических сил, что бы своими руками прекратить эти мучения.
Они уже давно не видели неба и солнца, казалось, забыли вкус чистой воды и свежего хле-ба. Им ничего уже не надо было в этой жизни, даже смерти.
А он шел по этому бесконечному, как ад, склепу, подсвечивая себе фонариком, прикрепленным к цевью автомата, и старательно крутя головой, что бы максимально увеличить обзор в противогазовой маске.
Сквозь резину он слышал тяжелое дыхание, похожее на стон и стон, похожий на последнее дыхание, и пронзительное попискивание удивительно бодрых и шустрых крыс, и тяжелую капель с потолка. Позади мелькали лучики таких же фонарей на автоматах его товарищей, но он шел первым, и первым видел это грандиозное живое кладбище.
Иногда ум заходил за разум, и всплывало в мозгу древнее пророчество: "В те дни люди бу-дут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них" , и ему хотелось нажать на спусковой крючок и не отпускать его до тех пор, пока не облегчатся страдания хотя нескольких десятков этих несчастных.
Но будто от резкого запаха нашатыря осознание действительности возвращалось к нему, и он понимал, что боезапаса всего его взвода не хватит, что бы превратить это живое кладбище в настоящее...
И кошмар продолжался: шаг за шагом, капля за каплей, стон за стоном... Он должен был пройти подземелье до конца... Не закрывая глаз...
Шаг... еще шаг... едва слышимый через резину противогаза и капюшон ОЗК всплеск воды под ногами... шаг, еще шаг...