Рыжая пыль, соединяясь с небесной влагой, превращается в подобие краски, которая расписывает большие плоские квадраты мостовой замысловатыми символами. Где-то посреди площади, обрамленный серыми собратьями, лежит светло-желтый камень: Оракул Удела, или Камень-Путешественник. Его нельзя запомнить при помощи счета. В дождь цвет этого камня меняется и он становится таким же блекло-серым, как и все остальные. По нему проходят редкие пешеходы, проезжают повозки, пробегает торопящаяся домой детвора. И только с окончанием дождя его цвет меняется, и картина, нарисованная башмаками, колесами или босыми пятками обитателей Удела, застывает и становится Знаком грядущего - до следующего дождя.
Первый - ребенок,
Второй - из девчонок,
Третий - смышленок,
Четвертый - чертенок!
Такую песенку напевала моя бабушка.
Об этом все знают, потому что от этого зависит жизнь каждого из рожденных.
Первая цифра - самая простая. Под ней рождается тот, кто похож на родителей и будет их опорой: воином и кормильцем. Воин - это тот, кто умеет держать и меч, и посох, и мотыгу. Кормилец - потому что он освоит ремесло отца, заведет семью, продолжит род и с двадцати пяти зим будет кормить и свою семью, и младших, пока они не вырастут, и родителей - до их перехода в Удел Предков.
Вторая - цифра богини Кад. Кад покровительствует продлению рода и искусствам, поэтому под ее цифрой рождаются девочки или мальчики без волос на теле.
Девчонки не расстаются с матерями до двенадцати лет. Они осваивают все премудрости ведения хозяйства и обустройства быта: выращивания на небольших придомных наделах плодов, ягод и корнеплодов и приготовления из них запасов; учатся прясть, вязать и шить, стирать и убирать - так, чтобы все это ложилось в рисунок недели и оставляло время для чтения книг и воспитания детей. В двенадцать зим они, как и Первые, начинают ходить в школу, и к шестнадцати получают право выбора кормильца.
Безволосые рождаются редко. На них лежит печать Трех Даров: Дара Цвета, Дара Звука и Дара Жеста. Они способны слагать песни и писать картины, и двигаться, как осенние листья в солнечных лучах, однако ни одна женщина не способна от них понести: их семя бесплодно, единственное их потомство - дары искусства нашему народу. Они странствуют из Удела в Удел, и их имена учат в школах дети.
Третья цифра - принадлежит Покровителю Дум Мозою. Мозой следит, чтобы наш народ производил на свет не только воинов и рожениц, но и учителей, хотя, конечно, сейчас редкие семьи у нас могут позволить себе Третьего малыша. Учителя с рождения имеют ответы на все вопросы, и могут говорить обо всем без конца. Они проводят с семьей шестнадцать лет, а потом уходят - учить, лечить и думать, и живут в общинах при школах. Если Первенец ушел в Удел Предков безвременно, то Третий из его семьи занимает его место и становится Кормильцем.
Цифра Четыре - это цифра Обратной Стороны, и под нею рождаются те, кто может шагнуть за Черту, границу, за которой жизнь меняет знаки.
Каждый переход Черты подобен дождю, после которого старые правила мира смыты и нарисованы новые. Наш народ - подобен желтому камню. Мы не властны над цветом изменений и рисунками знаков, и можем только молиться, чтобы новый рисунок не раскрошил камень.
Четверым не дают имен. Их так и называют - Черти.
Их мало, и всех их забирают в Храм, чтобы научить забывать. Они возвращаются, и проходят , как и Первые, путь Воина, или остаются при Храме: к пути Третьих они не приспособлены, потому что у них ухудшается память. Черту никто не должен перейти. Больше никто.
Три поколения назад Храм принял решение остановить поток изменений.
Меня зовут Асси, я - Третий в семье.
Еще есть Пен и Лекса, но они меня не любят. Они всегда подшучивают надо мной, и их глаза не теплеют, когда я подхожу к ним играть.
Я - неправильный Третий: больше спрашиваю, чем отвечаю.
- Асси! Домой!
Я лечу со всех ног, прибегаю к порогу почти одновременно с грохотом копыт в конце улицы.
Двери за мной закрываются, засов падает в петли. Через пядь железного дерева слышны звуки: топот ног разгоряченных Центавридов, громкие визги, вой и хохот Ниф.
В запертом доме мы проводим все три дня, пока на улицах царит Темное Племя. Наш Удел - самый крайний: он ближе всего к Пещерам, поэтому мы чаще других подвергаемся их набегам. Темное племя невидимо, но его приход - смертельная опасность: Центавриды забирают разум, а Нифы высасывают души, и те, кто не скрылся за прочными стенами, и попал во Тьму, сами убивают себя.
Потом наступает День Белой Луны, и ее свет загоняет Невидимых обратно в пещеры.
По улицам проходят могильщики, они грузят останки погибших в телеги и увозят: Удел хоронит тела несчастных за свой счет. Имена погибших не называют вслух до следующего гона - иначе Удел Предков не досчитается своих новобранцев, а Темное Племя пополнится.
Никто не знает, когда начнется следующий гон, но перерыв будет не меньше семи лунных кругов.
Раньше учителя владели способом точно предсказывать приход Невидимых, и жертв было меньше, но вот уже три поколения, как этот способ утерян. Поэтому быстрые ноги и дружба с соседями - вот все, что может спасти.
В прошлый гон моя мать поседела. Отец не пришел, и мы считали, что его больше нет. Мать ждала до последнего, и захлопнула дверь, когда Тьма уже почти коснулась ее лица.
Отца спас сосед - тот самый, с которым мы судились из-за колодца. Отец подвернул ногу и не мог бежать. Сосед распахнул дверь и втащил отца в свой дом в последний момент перед падением Тьмы.
Теперь у наших семей общий колодец, и мы всегда меняемся первым испеченным хлебом.
Когда мне исполнилось девять зим, мать понесла Четвертым. Вся семья бодрилась, но нам было не по себе: в нашем роду Четвертых не было очень давно.
Он родился сразу после гона, в День Белой Луны, и глаза у него были светло-зеленые.
- Асси, Асси, смотри, я вот где!
Я вытаскиваю малыша из-под телеги и ставлю на ноги.
Он смотрит на меня: рот до ушей, весь перемазан рыжей дорожной пылью. Я отряхиваю его рубашонку и штаны, он уворачивается и хохочет, как от щекотки.
Малыш еще не знает, что завтра, в его день пятой зимы, за ним придут - и вернут только через семь зим, тихого и спокойного. И он никого из нас не будет помнить: Венок Забвения учит забывать даже руки матери и вкус ее молока. Четвертым-пятизимкам его возлагают на лоб - и после заново учат ходить, и пить, и есть, и говорить.
Матери не видно со вчерашнего утра: отец отправил ее к брату в другой Удел, Пен и Лекса ее сопровождают.
Мы остались втроем - я, отец и Чертенок. Завтра нас будет только двое.
Мы пьем молоко и едим хлеб. Хлеб кажется соленым от слез, что лила мать, когда пекла его. Не все наши соседи по Уделу понимают ее слезы, некоторые открыто осуждают: закон есть закон, к тому же Четвертые становятся Воинами Храма - а это значит: семья может рассчитывать на помощь Храма в неурожайный год.
У этих соседей никогда не было своих Четвертых.
...Утро, в дверь стучат. Четыре раза. Пришли за Чертенком.
Они входят, большие, сутулые и медлительные - Воины Храма, Забывшие Четвертые. С ними матиб - в рясе и с посохом.
Матиб входит последним. Его лицо, морщинистое, как двухнедельный хлеб, полно печали. Он понимает, каково нам - и от этого еще тяжелее.
Чертенок делает шаг ему навстречу: малыша заинтересовал посох, а страха он не ведает.
И я тоже делаю шаг. Я принял решение.
... Я не знаю, почему он поверил мне, этот матиб. Но он выслушал все, что я сбивчиво рассказал - про брата-близнеца, умершего при рождении. Про решение бабушки скрыть, что нас было двое. Тело брата не нашли - ведь про него никто не знал. Мне же родители все рассказали, когда я начал каждую неделю видеть сны про Камень-Оракул.
Мой рассказ звучал как бред больного пещерной лихорадкой.
Но матиб поверил.
И я ушел с ними.
Чертенок, береги себя.
Прости, отец, и передай маме, что я ее очень люблю.
...Никто не знал, что делать с таким взрослым Четвертым, поэтому меня решили подвергнуть двойному Венку Забвения.
Двойной Венок - такого еще не было за всю историю его применения. Предполагали, что это верная смерть, поэтому родители не понесли наказания за то, что скрыли Четвертого. Соседи приносили свежевыпеченный хлеб и молоко, и уходили, не зная, что сказать.
Через неделю после возложения венка меня привезли в родительский дом на телеге и отдали матери.
Она выхаживала меня много лунных кругов - прошло два или три гона.
За это время Лекса нашла кормильца и уехала в другой Удел. Она приезжала каждый лунный круг, привозила мне гостинцы и складывала их рядом на стол, но сперва приподнимала их и показывала. Я не мог улыбнуться или кивнуть - но я мог пошевелить веками, и она радовалась.
Пен возмужал и стал настоящим мастером, и все чаще Пен работал, а отец помогал матери - я видел, как он замешивает тесто, а мать толчет в ступке коренья и травы.
Я лежал на сундуке в углу, и медленно, день за днем мои мысли начинали складываться воедино, а тело - вспоминать, как оно умеет чувствовать и двигаться.
Я должен был умереть, а я выжил.
И вспомнил.
Меня спасло то, что я не был Четвертым. Я был Третьим - а Мозой бережет все узелки памяти своих подопечных.
Чертенок, получивший имя - Дейм, часами сидел у моей постели. Когда я начал вставать, он подавал мне посох, и подставлял свое плечо - я был так худ, что даже шестизимок мог меня поднять.
Дейм быстро повзрослел.
...Учитель задумчиво отпивает из чаши бульон. Четвертые внимают: они слышали эту историю добрую сотню раз, и от других, и от самого Учителя: старик становится все сентиментальней, годы берут свое.
...Ну, дальше вы все знаете - ведь в Книге Лет и Зим подробно описано, как он вырос, и в очередной день Белой Луны все-таки перешел Черту и повернул мир.
Темное Племя теперь не приходит.
Венок Забвения забыт.
Четвертые растут в своих семьях и получают от учителей силу Знаний, чтобы смешать ее с силой Изменений. Может быть, кто-то из них откроет, как управлять переходом Черты, а может быть и нет.
Мы не боимся, что мир снова повернется: он всегда поворачивается новым боком.